Православному христианину для беседы со старообрядцами или раскольниками

(от Богородска до Москвы и в Москве)

(к истории раскола)

В 1875 году, мне пришлось познакомиться с англичанином г. Тайтлер на Раменской мануфактуре у покойного ее директора Ф.М. Димитриева. Молодой англичанин воспитывался у своего дяди, известного в то время коммерсанта С.-П.Бурга, поэтому хорошо говорил по-русски. Он очень интересовался постановкой школы при фабрике гг. Малютиных в селе Раменском; нравился ему и тамошний великолепный и обширный храм, построенный П.С. Малютиным. С того года, я с ним нигде не встречался до 9-го августа прошлого лета. Свидание было совершенно неожиданное. Время, в течении слишком 20 лет, положило свою печать на наши физиономии, но мы друг друга скоро узнали, встретившись в вокзале гор. Богородска. После обычных приветствий и выражений неподдельной радости о нашем свидании, мы вошли в вагон 2 класса, по направлению к Москве. Я не буду описывать начального его рассказа о том, как общий (его и Ф.М. Д-ва) знакомый, некто Август Коллет, дал одному предместью Лондона название «Раменское», где он некоторые наши религиозно-нравственные брошюры переводит на английский язык и распространяет между ремесленниками и фабричными. Я опишу наш разговор с ним, касавшийся наших старообрядцев. – Разговор зашел с того, что я предложил г. Т-ру перевести с русского на английский некоторые брошюры по расколу. Он охотно принял мое предложение; но как мало, даже очень мало знакомый с русским расколом, пожелал слышать от меня краткую его историю.

Мы уселись возле окна на двух противоположных креслах. Окно было открыто, но в него так сильно дул ветер, разрезывавший движение поезда и задевавший меня, что я пожалел переменить место. В это время сделал мне любезность господин, сидевший близ меня на диване, почтенных лет, одетый в русский костюм, переменяться местами. Это, как потом оказалось, был старообрядец Μ.П. К-в, живший в Саратове.

Зарождению нашего русского раскола, начал я, именуемого «старообрядчеством», была заранее подготовлена почва на привязанности к внешним религиозным обычаям и обрядам.

– Иначе и быть не может, – сказал г. Т-р. Послы князя Владимира в Константинополе «узнали веру» по внешнему ритуалу; конечно, как язычники, они поражены были внешним благолепием; но ведь мы христиане…

– Конечно. Все же и на нас, так или иначе, влияет религиозно-церковная внешность.

– Да, очень даже. Так Раменский прекрасный хор певчих услаждал мое внутреннее чувство. Мне нравился баритон у диакона, – я, как бы и сейчас слышу громкие и отчетливые возгласы молодого пастора, – виноват, – священника, раздельное, неспешное чтение господина в светском костюме, но в церковном одеянии, я забыл, как он называется у вас?

– Псаломщик, – ответил я.

– Благодарю; все это заставляло меня быть в храме не с любопытством туриста, а с благоговением христианина. Я часто в С.-П-ге ходил в Исаакиевский собор, потому что там прекрасное чтение и пение.

– Ну, вот видите; стройность и раздельность в пении и чтении приятны. А в первой половине XVII века и даже ранее, было в употреблении так называемое «многогласие», т. е. тогда читали в одно и то же время, и пели несколько человек, и притом совершенно разное.

– Как же это?

– Очень просто; за смыслом не гнались, а только заботились все исполнить, т. е. вычитать и пропеть, что положено по уставу и выгадать время. С этой целью один читал псалмы, другой «стихиры», третий, – пел «канон», да и как пел? – Напр., вместо «Спас» растягивал Сопасо, вместо «к тебе» выпевали, – ко тобе, вместо «молимся», – молимо о-о-са-е-е…

– Что ж, отец? Ведь так положено по крюкам «хомового» пения, заметил мне почтенный господин.

– Да, вот такое чтение и многогласное пение, при нашем патр. Иосифе (1642–1652 г.) некоторым стало очень не нравиться; в числе их был царский духовник, – протопоп Стефан Вонифатьев, другой протопоп Казанского собора Иоанн Неронов, болярин Феодор Ртищев, к ним на сторону стал Никон, в то время бывший новгородским митрополитом.

– Ну, что же, отец! А большинство готово было «умереть», а к «приговору о единогласии рук не прикладывать». А ваш Никон, – стал и виновником «раскола».

– Позвольте, сказал я, мы до Никона дойдем.

– Да, – заметил г. Т-р, – это великое историческое лицо пройти молчанием нельзя; хотя я знаю, что он не пользуется симпатиями у ваших диссидентов, с которыми мне приходилось сталкиваться в Питере.

– А за что же к нему питать симпатию-то, когда он нарушил все древнее благочестие, ввел молаксово благословение, испортил все книги, по которым спасались святые и называл двуперстное сложение арианством?

– Позвольте, – заметил я возражателю; – я буду держаться истории, не вдаваясь в полемику.

– А, это вы не любите! Вот что!

– Милостивый государь, – сказал г. Т-р, – вы очень не деликатны.

– Я в полголоса: – видите, не в одном Питере желчно отзываются о патр. Никоне. И не удивительно. Если невежество готово было умереть за «многогласие», то оно считало за тяжкую ересь простую отмену или исключение из текста одной буквы, одно изменение речения. Вот, говорили, поставлена буква аз («рожденна, а не сотворена»), ну и не тронь ее, и стой она тут в веки веков…

Патр. Никон не первый начал исправлять пение и чтение. Еще царь Ив. Васильевич Грозный жаловался собору, что «попы по своим церквам поют безчинно в двое и в трое» (Стогл. вопр. 23). Не он первый задумал и книжное исправление, но до него дело не клеилось. За исправление книг много потерпел у нас ученый Афонский инок, препод. Максим Грек, а потом препод. Дионисий архимандрит. Были попытки исправлять книги при патриархе Иосифе, который для этого дела вызвал из Киева ученых мужей, хорошо знавших греческий язык, но невежество подняло протест.

– Да; с невежеством трудно бороться. Я полагаю, при патриархах Иосифе и Никоне было бы легко умным людям вести дело исправления книг, потому что в Москву, как известно и мне по истории, приходили греческие патриархи и довольно долго в ней бывали; конечно, они могли слышать и видеть московские церковные непорядки.

– Вот в том-то патр. Никон и виноват стал у невежд, что захотел сблизиться с греками не только по вере, почему русские всегда были единомысленны с греками, но и в церковных чинах, церемониях и обрядах. А большинству это сближение не понравилось по силе привычки к своему московскому строю. Да, кажется, в то время некоторые стали питать и сомнение о православии греков.

– А разве Москва, центр России, имела тогда свою особенность в церковно-религиозном отношении?

– Даже очень немало особенностей. В Киеве, напр., читали: «и в Духа Святого Господа животворящего» (8-й чл. сим. веры), а в Москве печатали: «и в Духа Св. Господа, истинного и животворящего», хотя такое чтение не одобрил Московский собор 1551 года.

– Да и нельзя было, думаю, одобрить. В древних греческих символах слово алитинос (истинный) употреблено только во 2-м члене. А какие же еще особенности?

– Напр., в Киеве печатали имя Спасителя Иисус, а в Москве думали, что буква и лишняя, поэтому читали Исус. В Киевской символической книге сказано, что для изображения крестного знамения надобно слагать три (первые) перста, а в Московских книгах, при патр. Иосифе, распространялось учение о сложении двух перстов; или еще, в Киеве читали: «Егоже царствию не будет конца, – а в Москве… «нет конца».

– Зачем же Московским книжникам понадобилось переделывать правильно употребляемые слова в Киевских книгах на неправильные? Киев, – колыбель русского православия. Из Киева, – первые миссионеры евангельской проповеди в России (священномуч. Кукша в XII в.) и первые ученые мужи; некоторых знаем и мы, – англичане: Памву Берында, составителя славяно-русского лексикона, Иоанникия Голятовского, красноречивого проповедника. Да и ваши первые митрополиты московские долго именовались киевскими.

– «Переделки» или поправки в книгах появлялись, конечно, вследствие недоразумения. Образчиком таких своевольных переделок Киевской книги на лад Московских может служить книга «номоканон», печат. в Киеве 1624 г., с которой переделывался в Москве чин проскомидии (Библ. Синод, тип. № 445. Чит. в Братск. Слов. 1876 г., стр. 144–185).

– Может быть, Киевский чин богослужения всегда был отличен от Московского?

– Отличия в этом отношении не должно быть; Киевская митрополия старше Московской, последняя должна согласоваться с первой. В Киевской церкви с древних времен употреблялось троеперстие, а в Московских книгах оно переделано на двуперстие (Для ознакомления с этим предметом иностранца, я пояснил курсивные слова рукой).

– Я замечал, что ваш простой народ очень привязан к внешним церемониям.

– Эта привязанность у нас очень давняя; и из-за нее бывали жаркие споры. Так наши предки спорили о том, как петь «аллилуйя», – по трижды или по дважды. – Был спор о том, как совершать крестные ходы, – по солнечному течению или против солнца.

– Позвольте. Я здесь не совсем понимаю вас: что значит «по солнечному течению?» Ведь солнце стоит неподвижно; движется земля.

– Так; но вы не забывайте, что наши предки не учились ни физике, ни астрономии. Дело было вот какое. В 1479 году, при освящении Московского Успенского собора, наш митрополит (Геронтий) крестный ход совершал вокруг храма против солнца (т. е. против того движения солнца, которое видят наши глаза). Митрополит, выйдя из западных дверей храма, пошел со святыней к южным, а не к северным вратам.

– Понимаю. Что же тут особенного? По моему мнению, так ли, иначе ли идти, все же совершится круговое движение.

– Да вы изволите думать, как хотите, а тогда сам великий князь (Иоанн III), подстрекаемый какими-то «прелестниками», так прогневался на митрополита, что последний удалился в Симонов монастырь; из-за этого два года не освящались храмы, доколе В. князь не предоставил митрополиту делать, как хочет, т. е. как было «в старину».

– А теперь в Москве есть сторонники хождения по солнечному течению?

– Очень много и кроме Москвы, все наши старообрядцы продолжают утверждать, будто хождение, – «по солонь» есть старый обряд.

– А вы, как совершаете круговые процессии?

– Так, как утверждал митр. Геронтий, – т. е. «против солнца», затем, чтобы сохранить единообразие с другими церковными круговыми шествиями, напр., при троекратном обхождении св. престола, когда совершается посвящение в какую-либо священную степень (во диакона или пресвитера); точно так же, во время богослужения, совершается вокруг престола каждение фимиамом.

– А как поют «аллилуйя» ваши диссиденты?

– Они двоят, т. е. поют так: аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе Боже!

– А вы, конечно, в честь св. Троицы говорите аллилуйя трижды?

– Совершенно верно; и из этого, они с нами заводят спор.

– Удивляюсь!

– Что же удивляться-то? – вмешался в разговор наш сосед. Вы Троицу четверите; у вас выходит латинская ересь; вот что!

– Я опять вам замечу, что в спор с вами я входить не намерен. Скажу одно, не прогневайтесь, вы говорите то, чего сами не понимаете. Советую вам приобрести и со вниманием прочитать хорошую и для вас полезную книгу покойного митрополита С.-Петербургского Григория: «истинно древняя и истинно правосл. Церковь». В этой книге вы найдете разрешение всех ваших недоумений.

– Удивительное упорство людей необразованных в своих предубеждениях, – сказал в полголоса г. Тайтлер; я продолжал:

– Достойно замечания, что споры об упомянутых предметах были задолго до патриарха Никона, однако раскола не было; но уже почва к нему подготовлялась. Может быть и при патр. Никоне не было бы раскола, если бы на этой почве не появилось личное столкновение.

– А я слыхал, что у вас раскол появился, благодаря крутым мерам…

– Это неверно. Крутые меры в книжных делах были много ранее патр. Никона. Напр., при патр. Филарете была прекрасно напечатана Церковная книга, по нашему названию «Устав». Но Филарет приказал ее, как напечатанную без его благословения, сжечь; видите, мера крутая, но протеста не было. Или еще: по «служебнику» патр. Иова из чина крещения было исключено замечание о действительности «поливательного» крещения, – и никто не возражал.

– Боюсь я вас утомить рассказом, а я очень бы был вами благодарен, если бы вы мне сказали, что именно возбудило против натр. Никона, которого я уважаю.

– Отдохнемте, сказал я; – вот и станция («Степаново»). Я выйду на минуту, чтобы освежиться чистым воздухом.

– Отлично. Не хотите ли сельтерской или какой-либо фруктовой воды?

– Благодарю. Я не имею привычки пить в дороге; но всегда выхожу на платформу в летнее время, где поезд останавливается на 3–5 или более минут.

Мы вошли потом в вагон; поезд тронулся; я продолжал свой рассказ:

– Вы знаете, что патриарху Никону предшествовал патр. Иосиф. Незадолго до его смерти в церковных делах стали принимать большое участие выдававшиеся в то время личности из духовенства; то были: упомянутый царский духовник Вонифатьев и протопоп Неронов, пользовавшиеся всеобщим уважением; они имели «сильное дерзновение» к царю и патриарху; они даже намечали кандидатов на епископские кафедры. – Под их покровительство стекались и другие духовные лица, слывшие тоже передовыми людьми и ревнителями благочестия, – это протопопы Аввакум Юрьевский, Даниил Костромской и Лонгин Муромский, таким образом, составился кружок «братии». До своего патриаршества и Никон, когда состоял архимандритом Новоспасского монастыря, был близок к названным лицам и считался их другом. Но потом, когда Никон, в сане Новгородского митрополита, был царем послан со свитой в Соловецкую обитель за мощами свят. Филиппа, митрополита Московского, патриарх Иосиф умер…

– Не того ли мужественного стоятеля за правду, которого ваш «грозный» царь велел Скуратову задушить где-то близ Твери?

– Да, его… тогда, в отсутствие из Москвы Никона, друзья его повели козни, чтобы не допустить Никона до патриаршества, – потому что видели, как сильно был расположен к нему царь Алексей Михайлович.

– Что же сделалось с «друзьями»? Разве кто из них надеялся быть патриархом?

– Нет; они были женаты и расчитывать на святительскую кафедру сами никто не могли; но у Аввакума был родственник иеромонах Анания; его-то они желали бы видеть патриархом. – По возвращении своем в Москву со святыми мощами, Никон узнал о кознях своих «друзей» и возведенный в патриаршество, он не только устранил их от участия в церковном управлении, но даже совсем от себя их удалил: «не стал друзей в крестовую пускать». – Последние не могли перенести такого уничижения и оскорбления; поэтому ждали только случая отомстить своему новому патриарху.

– Стало быть это, – были друзья не искренние. Нс было ли у них еще каких счетов с Никоном по части книжной?

– Очень может быть. Еще при жизни патр. Иосифа, именно в 1651 году в Москве, была издана церковная книга «служебник», который имел некоторые отличия, сравнительно, напр., с Иосифовским служебником 1647 года. Отличия эти сделаны именно по указанию тогда Новгородского митрополита Никона, который, конечно, понимал неисправность служебника, но не имел права сделать в нем какие-либо более существенные перемены.

– Стало быть, когда Никон стал властным лицом среди Московского духовенства, то он свободно мог приступить и к существенным переменам.

– Конечно, мог по власти своей; но он желал дело исправления книг вести осторожно и скажу вам, вовсе не круто, как некоторые думают.

Ну, полно тебе, отец, защищать своего Никона. Чего же круче? Он велел по церквам все книги обобрать, да сжечь, а новые свои раздать, а по тем книгам спасались наши святые, угодники Божии!

– Зачем вы батюшку перебиваете? Если вам не нравится наш разговор, то возьмите другое место…

– А вы кондуктор, – штоль? Я сел, где хочу и желаю вас слушать…

– Позвольте, спросил я: – какие же святые спасались по Иосифовским книгам?

– Как какие? Да мало ли их! Ну хоть, к примеру сказать, препод. Сергий Радонежский, Варлаам Хутынский, святители Московские: Петр, Алексий, Иона…

– Г. Т-р улыбнулся.

– Прошу вас иметь терпение и не прерывать нашего разговора. Патриарх Никон в моей защите не нуждается, а вам не надобно говорить, чего хорошо не знаете. Упомянутые вами святые жили задолго до патриарха Иосифа…

Патриарх Никон немедленно, по своем поставлении, обратил внимание на дела типографские или как тогда говорили, на «печатный двор». В 1652 году книжные справщики были назначены по его выбору и указу. Печатание книг в это время стало производиться в новом духе…

– А! Вот оно: в новом духе! Значит, стал сеять «новшества»! Да!…

– Пожалуйста, не прерывайте!

– В 1652–53 г. была напечатана псалтирь; в ней предварительные Иосифовские статьи о двуперстии и о поклонах были опушены; и это вызвало такое неудовольствие среди справщиков, что двое из них (Иосиф Наседка и старец Савватий) оставили свою должность. Для лучшего наблюдения за ходом книжного исправления и печатания, патр. Никон решился взять печатный двор в свое непосредственное заведование.

– А такая решимость патриарха не показалась ли, названным выше протопопам, самовластием или попросту, – захватом?

– Нет. Патр. Никон, в декабре 1653 г., получил царский указ, которым повелевалось описать «печатный двор» со всем его имуществом и по описи передать его в заведование патриарху, что и было исполнено в начале следующего года.

– Да; умно и осторожно действовал патриарх. Что же потом?

– В том же году, при наступлении Великого поста, патр. Никон разослал по Московским церквам распоряжение («память»), в котором предписывалось при чтении молитвы преп. Ефрема Сирина полагать четыре поклона земных (великих) и 12 малых, так называемых «поясных», и креститься первыми тремя перстами.

– Почему же четыре поклона? Вы сейчас слышали (от соседа) нелепость, что вы четверите св. Троицу…

– Четыре поклона предписано древними уставами полагать не зараз, а сначала три, потом 12 малых, затем один земной.

– Что же? Ужели таким неважным предписанием патриарх вызвал реакцию?

– О, еще какую реакцию! Если вполне верить протопопу Аввакуму, то он с упомянутым Нероновым, протопопом Костромским Даниилом и Павлом, епископом Коломенским, открыто стали в оппозицию патриарху. Эти «братья» подали протест, – «челобитную» самому царю.

– Конечно, умный царь Алексей Михайлович, едва ли мог дать какое-либо значение этой «челобитной», в которой, вероятно, вылилась вся желчь уязвленного самолюбия?

– Да, к счастью, царь не обратил внимания на челобитную и Никон остался в полной силе; он, узнав от царя о поданной ему челобитной, не потребовал далее к суду эту «братию», как бы следовало за оказанное ими сопротивление правильному распоряжению своего архипастыря и оставил их в покое.

– Конечно, таким великодушием патриарха были тронуты протопопы и сознались в своем восстании против него, можно сказать, из-за ничего?

– О, нет! Бывшие друзья, оставив пока без внимания «память о поклонах», наговорили ужасных дерзостей патриарху, вызвали его на строгое преследование, перессорились между собой так, что протопоп Аввакум, удаленный из Казанского собора, самовольно завел свою молельню в каком-то «сушиле» и увлек туда других от церкви.

– Я теперь вспоминаю. Я об этом читал в Питере в «истории Русской Церкви Макария» вашего митрополита. Его родной брат, покойный протоиерей Казанского собора, о. Булгаков, подарил мне ХІІ-ый том истории с портретом митрополита. Какой он был чудный повествователь! Но, виноват, извольте-ка говорить, что далее было.

– Я вернусь несколько назад. Никон, когда стал всероссийским патриархом, очень внимательно занялся рассмотрением и приведением в порядок патриаршей библиотеки. Здесь он нашел подлинную уложенную грамоту об учреждении в России патриаршества, подписанную патриархами: Иеремией Цареградским и Иовом Московским, нашел также подлинную грамоту об утверждении у нас патриаршества, присланную в 1593 году из Константинополя с подписью всех восточных патриархов и множеством греческих епископов.

– Я это знал, но забыл, что именно патр. Никон в этих грамотах нашел интересного для себя или для задуманного им дела, – книжного исправления?

– Он, во-первых, убедился в том, что Русский патриарх есть брат всех прочих правосл. патриархов Востока и потому, должен быть с ними согласен во всем, а у нас, между тем, доверие к грекам поколебалось, якобы потерявшим чистоту веры от насилия турок.

– Ну, – это нелепость! Чистота веры или хранение догматов, разве может подлежать какому-либо внешнему давлению?

– Конечно… Рассматривая вторую грамоту, патр. Никон нашел гречески написанный символ веры; в нем в 8 члене написано одно слово τό κύριον (Господа), а слова άληθείνόν (истинного) не было. Тоже самое, патриарх усмотрел и в символе, вышитом шелками и золотом по-гречески, на саккосе, который за 250 л. принесен был в Москву митрополитом Фотием.

– Стало быть, Никон знал по-гречески?

– Да, при его любознательности и при частных в то время сношениях с греками, ему не трудно было выучиться читать по-гречески и понимать греческую речь. Затем, он нашел в Иосифовских служебниках, бывших в употреблении: «ово же прибавлено, ово же отъято и превращено».

– Ну, отец, как ты хочешь, я не могу утерпеть, когда ты стал аки твой Никон, пороковать наши богодухновенные Иосифовские книги! Они святы и трогать их нечего. Это Никон-то сам все развратил; одно прибавил, другое убавил; напр., слово «истинного»…

– Пожалуйста, не прерывайте и не вмешивайтесь в нашу речь; вы хотели «слушать», ну и слушайте. Я все по порядку объясню и докажу.

– Ну, где тебе доказать свою ложь!

– Послушайте, сказал г. Т-р, – вы человек очень несносный. Вы начинаете «оскорбления»!…

– Ну, прости Христа ради!…

– Патр. Никон, видя, что он личными распоряжениями вызвал обвинения его самого в какой-то «не поклоннической» ереси, а, может быть, прослышав о том, что и царь желал удержать перстосложение «двуперстное», решился повести дело исправления книг так, чтобы ответственность за дело не падала на него одного лично.

– Это умно! Что же он сделал?

– В 1654 году в царских палатах был по этому делу первый собор, – под председательством самого царя Алексея Михайловича, в присутствии пяти митрополитов, четырех архиепископов, одного епископа (Павла Коломенского), одиннадцати архимандритов и игуменов, и многих лиц из белого духовенства.

– Вероятно, собор был открыт речью самого патр. Никона?

– Да. Он прежде всего сказал, что нужно хранить правила св. апостолов и св. вселенских соборов, потом была прочитана упомянутая грамота Вселен. патриархов, в которой говорилось, что должно «потребляй всякие новины» в Церкви, – что все должно сохранять без всякого повреждения, приложения и отъятия.

– Ну, вот (опять заговорил неугомонный сосед), у вас и оказались повреждения, и отъятия, и приложения, а сказано: кто прибавит или убавит, на том клятва, анафема!

– Пожалуйста, успокойтесь и не прерывайте речи своими вмешательствами…

– Ну, ладно, не стану.

– Затем патр. Никон указал нововведения в печатных до него книгах. Так в служебниках патриарших было положено, чтобы архиерейские молитвы, которыми разрешались людские грехи, священник пред совершением литургии сам себе читал и сам себя разрешал во грехах, чего ни в каких древних служебниках не было, ни в греческих, ни в наших древних. Так же ново вводно было положено говорить «отпуст» после часов, на всю церковь, с раскрытием царских врат.

– А мне помнится, что в четверток на Пасхе, в Питере, в Казанском соборе я видел подобное.

– Да; в Пасху положено после часов говорить отпуст, – но ведь в Пасху вся служба особенная и часы особенные; на Пасху другой «устав».

– Как же принял собор все заявления патриарха Никона?

Тогда патриарх Никон заключил свою речь вопросом: «новым ли, нашим (т. е. печатанным при патр. Иосифе) книгам последовать или греческим, и славянским старым, которые согласно один чин и устав показывают», тогда этот вопрос патриарха собором решен, как и следовало ожидать, единогласно. Так как указываемые Никоном новшества были очевидны для всех, поэтому все власти высказались так: «добро есть исправить противо (согласно) старых и греческих книг» (Деян. Моск. Соб., 1654 г., лист. 20).

– Да точно ли все? Спросил Саратовец. Скажи-ка ты, что написал Павел, епископ Коломенский.

– Как достоверно известно, по подлинному списку деяния собора 1554 года, скрепленному собственноручными подписями всех присутствовавших на нем, Павел Коломенский подписался так: «смиренный епископ Павел Коломенский и Каширский, а что говорил на святом соборе о поклонах и тот устав Харатейной во оправдание положил зде, а другой, – письменный».

– А вот я тебе скажу, что он не так рукоприкладствовал, а он написал: «аще кто от преданий церковных убавит или прибавит, анафема!»

– Я вам говорю на основании подлинных подписей на историческом акте, а вы с Денисовым и Павлом Белокриницким выдумывать можете какие угодно вам подписи.

– А! Выдумывать?…

– Ну, перестаньте же входить в задор, заметил г. Т-р. – Ваши старообрядцы выдумали такой разговор Павла с Никоном, в котором есть грубые анахронизмы, да кроме того много таких выражений, которые, как помню, заметил митрополит Макарий, мог сказать «только грамотей нынешнего времени» (Чит. Истор. Церкви Мак., XII, 177).

– Я продолжал. – Патр. Никон не приступал к исправлению книг дотоле, пока получил согласие и одобрение своего намерения от Восточного патриарха Паисия; сей нарочито собрал в Константинополе собор, на котором были рассмотрены все вопросы Никона и ему в 1655 году прислано на них соборное решение.

– А откуда патр. Никон достал книги, по которым можно было начать исправление?

– Так как состав «правильных» книг Московского печатного двора, по описи его 1649 г., был очень недостаточен, то в начале 1653 года, при первом, так сказать, возникновении у патр. Никона мысли об исправлении книг, была составлена опись древним книгам, находившимся в русских монастырях; таких книг оказалось очень много.

Но эти книги, понятно, были славянские; а Никон желал иметь и древние греческие; где же достали и много ли таких книг, которые были бы замечательны по своей древности и неповрежденности?

– По преимуществу, – из Афонских монастырей: Ватопеда, Хиландаря, Иверского и др., откуда известный Арсений Суханов привез до 498 рукописей, из них одному евангелию считали в то время 1050 лет, псалтири, – 650 л., служебнику, – 600 л.

– А разве возможно было в короткое время перечитать все книги и сличить с русскими, или славянскими?

– Читать всю какую-либо книгу едва ли и требовалось. Довольно было справиться в некоторых местах, относительно того, в чем по нашим книгам встречалось недоумение.

– А кроме Иверских были ли другие собрания?

– Да. Сербский патр. Гавриил, прибывший к нам в Москву, привез книгу, в которой были напечатаны все три литургии; патриарх Антиохийский Макарий привез с собой несколько богослужебных книг; затем, патриархи Иерусалимский и Александрийский прислали в Москву не менее 200 книг.

– Кому же поручил патр. Никон столь серьезное дело, – разобраться в таком множестве книг и отыскать в них то, что было нужно для сличения славянского перевода?

– При энергии самого патр. Никона, в лицах, знающих книжное дело, недостатка не было; он еще в сане митрополита, когда был в Соловецкой обители за мощами святителя Филиппа, тогда обратил внимание на грека Арсения, который, находясь в обители «для исправления православной греческой веры», заслужил о себе доброе мнение. А когда Никон сделался патриархом и задумал приступить к исправлению книг, тогда он и вспомнил об Арсении греке; с соизволения государя вызвали его в Москву, сделали библиотекарем патриаршей библиотеки и главным справщиком, и переводчиком греческих церковно-богослужебных книг, так как Арсений, кроме своего греческого, знал несколько и других языков, а в Соловецкой обители в три года, он научился славянской грамоте и русскому языку¹.

– Помнится мне, что у митр. Макария сказано и о других деятелях по исправлению книг, но теперь я имена их забыл.

В истории (т. XII) у митр. Макария действительно упомянуты Епифаний Славеницкий, Киевский ученый иеромонах, вызванный в Москву еще до патр. Никона в 1649 г., архимандрит Иверского Афонского монастыря Дионисий; а по записям раздачи жалованья справщикам известны еще старец Евфимий, хорошо знавший не только греческий язык, но и латинский, польский и еврейский, – старец Новоспасского монастыря Матфей, – и протоиерей Богородице-рождественской церкви Адриан.

– А на какую книгу, прежде всего, эти справщики обратили свое внимание и какую вновь исправленную книгу благословил издать патр. Никон?

– Первой новоисправленной и ранее других напечатанной книгой был «служебник»,

как самонужнейшая книга для совершения святейшего таинства евхаристии.

– Но патр. Никон, кажется, не спешил изданием этой книги?

– Я и не говорю, что Никон «спешил»; но говорю, что это была первая книга, выпущенная в свет. Пред ее изданием был собор (1655 года), на котором, в продолжении недели, все подготовленное, упомянутыми справщиками, прочитывалось и показывалось отцам собора, а они проверяли и потом, «во всем справя и согласно сотворя древним греческим и словенским», повелели напечатать.

– А зачем же патр. Никон откинул от проскомидии две просвиры? Допрежь было семь, а он сделал пять, – возразил Саратовец.

– Затем, что две просфоры оказались лишними. Сохранилось послание патр. Иосифа к иереям; в нем есть ясное указание только на пять просфор, а именно: (первая) для «Агнца», (вторая) Богородичная, (третья) в честь святых, (четвертая) о здравии и спасении живых, (пятая) о упокоении усопших. К чему же еще две, когда все члены церкви небесной и земной помянуты пред Господом?

– А как же по служебнику патр. Иосифа видится потребность семи просфор и по другим патриаршим служебникам, – тоже?

– Если вас интересуют подобные вопросы, то советую вам о просфорах прочитать в «выписках Озерского» (част. II; стат. 6). Наша речь историческая, а не полемическая. Не забывайте!

– Да у вас «за агнец» просфора то одинаковая с другими, – с крестом двухчастным; вы истинную Христову печать отменили: зачем так?

– Пожалуйста, не забывайте: мы с вами в полемику входить не желаем: зачем у нас на просфоре ангчей крест двучастный, об этом прочтите в книге «деяний соборов 1666–67 гг.» (издан. 1873 г., лист. 37 и 2-й).

– Когда порешен был вопрос об исправлении книг, тогда патр. Никон занялся исследованием вопроса о перстосложении, потому что многие из восточных святителей замечали (зазирали), что русские не так слагают персты для крестного знамения, как они, – греки. В день памяти св. Алексия (12 февр.), патриарх Антиохийский Макарий разъяснил по прологу о св. Мелетии, что надобно слагать первые три перста; он же (Макарий) о том же троеперстии говорил в неделю Православия; затем патр. Никон потребовал от вост. патриархов письменного ответа и он был дан в том же смысле; двуперстия никто не одобрял.

– Кажется, вопрос и ответ о троеперстном сложении был патр. Никоном напечатан в какой-то книге?

– Да; эта книга была напечатана вскоре по выходе служебника; она названа «скрижалью».

– Что, – это за книга и зачем напечатана?

– Патриарх Никон желал дать, по выходе в свет изложения литургии (служебника), «толкование» на нее и на прочие церковные священнодействия и обряды, чтобы православные могли лучше понимать таинственный смысл их.

– Что же, им самим или под его руководством составлена эта книга?

– У патр. Никона была греческая «Скрижаль», которую ему, по просьбе, еще в 1653 году, прислал Константинопольский патриарх Паисий; она составлена греческим ученым иеромонахом Иоанном, – Нафанаилом; ее то патриарх Никон приказал перевести Арсению на славянский язык.

А должно быть эта книга очень редка. Я никогда ее не видывал.

– «Скрижаль», как я сказал, была напечатана только один раз в 1656 году. По прошествии слишком двух сот лет, не мудрено, что она стала очень редкой; потому я не удивляюсь, что при вашей любознательности, вы ее не видывали. Я думаю, что вам не особенно нужно и видеть ее. Вы же сказали, что имеете XII том истории Русск. церкви, митрополита Макария…

– Да, имею; так что же?

– А то, что покойный наш владыка довольно ознакомил читателя с содержанием «Скрижали». Если я не ошибаюсь, вы найдете о ней на стран. 186–188.

– Благодарю; надобно найти.

– А когда найдете, то обратите внимание и на то обстоятельство, что книга была напечатана в октябре 1655 г., а выпущена в свет почти чрез год.

– Почему такое промедление?

– Потому что патр. Никон созвал третий собор, с участием в нем восточных патриархов и подвергнул приготовленную книгу их рассмотрению. Собор тщательно прочитывал Скрижаль и нашел ее достойной всякой похвалы; затем книга вышла в свет.

Разговор наш был прерван на станции (Обираловка) вошедшим газетчиком с обыкновенными своими любезными предложениями. Наш сосед, – Саратовец воспользовался этим перерывом и обратясь ко мне, заговорил:

– Не прогневайся, отец, если я тебе скажу, что в вашей «Скрижали» наши первые «ратники за веру» нашли великие ереси.

– Подумай, мой друг и рассуди беспристрастному: кто мог знать лучше и точнее православное учение? – ваши ли «ратники за веру», – (вернее сказать за букву и внешний обряд), – или образованные первосвятители греческие и наши ученые мужи, на стороне которых был сам благочестивейший царь Алексей Михайлович? – А ваши «ратники» кто? Самоучки, – попы и только!

– Оно казалось бы так, как вот ты говоришь, но в «Скрижали» однако нашлись ереси: в ней, напр., сказано: «лучше называть Бога тму, неже свет», а в Евангелии сказано, что Он есть свет и тмы в Нем, т. е. в Боге нет! Вот оно что! Разве это не ужасная ересь?

– Так ли подлинно? Ужели ты, любезный, думаешь, что на Соборе, который рассматривал «Скрижаль», никого не было знающего святое Евангелие? – Не лучше ли было бы вашим «ратникам» скромнее и смиреннее о себе думать, что они сами не поняли сказаннаго в Скрижали, как вижу и вы теперь, – старообрядцы, – не понимаете, искажая сказанное в ней. Поговорите вы с миссионером или сами прочтите в «Жезле правления» стр. 20–22.

– Ну, ладно; какие ваши миссионеры!…

– Что это за «Жезл»? – спросил г. Т-р.

– Это тоже довольно редкая книга, которую составил ученый иеромонах Симеон Полоцкий. Московский собор 1667 года ее внимательно рассматривал и повелел напечатать (Июн. 10 дн.); потому что в «Жезле» опровергались все основные положения раскола, которые изложены в «челобитных» Никиты (Суздальского попа) и Лазаря (попа Романо-Борисоглебского). Вот кто у старообрядцев, – «ратники за веру». К сожалению, последователи их доныне не внимают разъяснению и разумному опровержению их клеветы на св. церковь, и продолжают смущать умы простодушных!

– А что это за «челобитные», о которых вы сейчас упомянули?

– Под именем «челобитных» известны разные недоразумения первых расколоучителей, выраженные ими письменно в более или менее резких выражениях, которые дозволяли себе ревностные не по разуму защитники мнимой старины, касающейся какого-либо обряда или буквы.

– Вы назвали попов Никиту и Лазаря; откуда-же образовалась какая-то беспоповщина! Что, – это такое?

– Так как расколоучители распространяли свою проповедь и устно, и письменно не только лично против патриарха Никона, но и вообще против всех православных, – против всей св. церкви, то на соборе 1667 года эти мятежники мира церковного были осуждены и отлучены, как нераскаянные, от единства св. церкви. Осужденные на первых порах имели своих попов, но когда эти попы «старого» посвящения стали вымирать, а нового поставления (т. е. от архиереев, принявших исправленные книги) попов принимать не хотели, то сам собой возник вопрос: кто будет совершать таинства?

– Чем же могли быть новопоставленные священнослужители хуже старых? Ведь Богослужение совершалось в тех же храмах, по установившемуся издавна порядку и исправленная книга служебник, очевидно, не имела каких-либо существенных перемен, да, наконец, почему бы недовольным этой книгой или вообще каким-либо чином богослужения не сделать совещания или соборного обсуждения?

– Если бы на стороне недовольных исправлением книг остались хотя пять лиц, принадлежавших к высшей степени священной, то может быть они сумели бы рассудить о деле, как следует. Но беда была в том, что в среде недовольных оставался один епископ Коломенский, который вскоре был, за свое противление, низвергнут, по совету Константинопольского патриарха Паисия и сослан в заточение; где сошел с ума и никто не видел, как погиб несчастный.

Ужели же у ревнителей старины не оставалось ни одного умного человека?

– Были очень умные, но, к сожалению, фанатически настроенные «постоять за старую веру», т. е. за двуперстие, за семипросфорие, за сугубую аллилуйя и т. под., таковы были протопоп Аввакум, диакон Феодор и другие; но ведь они не могли же рукополагать кого-либо из своих сторонников в попы!

– А как тогда русские думали о греках, славянах, болгарах, черногорцах? Ужели всех считали за еретиков и не попытались от них получить поповское посвящение?

– Вожди раскола кричали, что погибла вера повсюду, – что близок конец мира, что настало царство антихриста. Строгие меры, потом царевны Софии, заставили многих укрываться в глухих местах, строить скиты, бежать даже за границу, – в Польшу, в Турцию.

– Что же: таким бегством они думали сохранить свое благочестие?

– Именно так. Многие доходили до такого исступления, что сами сжигались или морили себя голодом (запощевались), некоторые даже ложились живые в гробы и ожидали трубы архангела. Все таковые изуверы принадлежали к категории беспоповцев.

– Вот об этом, я в истории церкви митрополита Макария ничего не находил.

– Да, он кончил свой XII том церковным осуждением раскола, а дробления его на секты не успел коснуться; но в 1855 г., ранее «истории церкви», им же составлена и издана «история раскола».

– Не укажете ли вы мне почитать об этом у других авторов?

– Могу вам указать историю раскола и сект профессора Казанской Академии г-на Ивановского, – историю раскола профессора С. П.-Бургской Академии г. Смирнова, таковую же историю преподавателя Олонецкой семинарии священника К. Плотникова…

– Довольно, благодарю вас; какую же вы из них мне порекомендуете?

– Ответ на это полагаю предоставить вашему личному вкусу. Возьмите ту, которую скорее и легче найдете.

– Хорошо. Скажите же мне: устояли ли беспоповцы в своем миросозерцании?

– Без сомнения нет. Кто сбился с прямого пути, конечно, начнет блуждать по распутьям. Так и у беспоповцев. Один выходец из Соловецкого монастыря, – Игнатий, обходя Поморье (в Олонецкой губ.), поселился в Сыроозере; сюда потом пришел к нему дьячек погоста Шунга, Данила Викулин; когда Игнатий, собравший около себя, если верить писателю из старообрядцев, более двух тысяч разных бродяг, с ними сжегся, то Викулин набрал себе последователей; в числе их был даровитый человек Андрей Денисов, ему то особенно обязана своей организацией Поморская община. Не много спустя, другой дьячек Крестецкого-Яма (Новгородской г.) Феодосий Васильев положил начало новой беспоповщинской общины, – по своему имени Федосеевщины. Обе эти общины не имели общения и ненавидели одна другую.

– Итак, дьячки были основателями двух раскольнических общин! Теперь понимаю, почему они называются беспоповщинскими.

– Но таковых общин оказалось потом не две, а несколько. Вскоре, после упомянутых, образовались филипповцы, странники, нетовцы и все с разными подразделениями.

– Какими же?

– Да вот, напр., есть странники жиловые, – семейные и странники, – бегуны, есть нетовщина глухая и есть поющая…

– Это очень забавно! Но у тех диссидентов, которые имеют попов, а теперь, кажется, имеют и каких-то «австрийских» архиереев, – ужели так же есть дробления?

– Неизбежно. Прежде всего, были раскольники, которые тайно сманивали к себе попов из среды православных, – это беглопоповцы, но когда в 1822 году, правительство дозволило иметь беглых попов с тем, чтобы они вели метрические записи, то в посаде Лужках (Черниговск. губ.) старообрядцы таких явных, т. е. дозволенных попов не захотели принимать и образовали собой согласие Лужковкское. Ранее его было согласие диаконов, так как один диакон, – Александр восстал против обычая принимать в раскол беглых попов, с помазанием их миром, которое сварил какой-то иеромонах Феодосий; Александр учил, что надобно принимать беглых попов только с проклятием ереси без мазания и имел много последователей своего учения.

– Слушая вас, я задумываюсь: какое легкомыслие у ваших диссидентов! Одни слушают дьячков, другие, – диаконов, нисколько не вдумываясь, как нелепо их учение! Удивляюсь, почему для диссидентов святее тайно убежавший поп, чем законно, властно поставленный, открыто священнодействующий, священник! Вероятно, умнее те диссиденты, которые держатся австрийского архиерейства.

– Не знаю, умнее ли? – Амвросий, положивший начало согласию раскольнического, австрийского священства, был ни кто иной, как тайно убежавший архиерей из Константинополя к раскольникам в Австрию. Последователей этого согласия много, но не мало и таких, которые его не принимают, в особенности Лужковцы.

– А те диссиденты, которые держатся австрийского священства, твердо ли теперь сплотились и живут ли во взаимном мире?

– Какого мира вы хотите искать у людей, возненавидевших православного патриарха Никона и законное священноначалие? Какой может быть мир у тех, которые хулят все чины церковные и обряды, содержимые всеми православными греко-российской церкви?

– Что же и у Австрийцев-старообрядцев возникли разделения?

– Возникли, не прекращаются и едва ли прекратятся. Более умные приняли составленное у них самих так называемое Окружное послание, менее умные отвергают его, потому что в Окружном послании указана древность произношения и писания имени Иисус, (а не Исус), – употребление до патр. Никона троеперстия, – креста двусоставного…

– Довольно. Простите. Я, может быть, утомил вас своим любопытством. Кажется, это станция «Кусково». Тут много замечательного, хотелось бы остаться.

– Смотрите, дождь-то какой!

– Да, в такой дождь лучше доехать с вами до Москвы.

Исторические воспоминания о Кускове, о поэме Козлова «Наталья Борисовна Долгорукая», о древнем роде графов Шереметьевых, о их заслугах Русскому Государству занимали нас до станции «Москва».

При прощании с г. Тайтлером, мне не хотелось прощаться с Саратовским старообрядцем. Я думал себе: ужели случайно я встретился с ним, без особых целей Промысла Божия? И подлинно, когда я так задумался, вдруг саратовец говорит мне:

– А что, отец, ты здешний, – Московский?

– Да, говорю, именно здешний, – Рогожский.

– Как! Разве ты «по кладбищу»?

– Нет, я не ваш «рогожский» или кладбищенский часовенный, т. е. старообрядческий поп, а я священнослужитель Сергиевской, в Рогожской церкви.

– Не ты ли о. Иван Виноградов?

– Я, – самый…

– Не можно ли мне побеседовать с тобой где-нибудь часок? Если не теперь, то назначь время, я к тебе приду.

– Зачем откладывать: поедем сейчас ко мне, моя квартира близ церкви Сергиевской, по Николоямской улице. Прошу покорно.

Мы взяли извозчика и доехали, куда нужно. Поравнявшись с новым храмом св. Василия Исповедника, что в «Новой деревне», я приподнял шляпу и осенил себя крестным знамением. К немалому моему удивлению тоже самое сделал и мой спутник. Я не скрыл своего удивления и сказал: как приятно, что вы благоговеете к православному храму!

– А что? Ведь и на вашем храме я вижу крест трисоставной; пред ним я и крещусь. Если бы он был и на татарской мечети, то я и там перекрестился бы. Крест Господень свят на всяком месте.

– Это приятно слышать, сказал я. А лет 35 тому назад, мне пришлось ехать на линейке по Покровке; поравнявшись с храмом Богоявления в Елохове, я перекрестился, а сосед мой, – нет. Я позволил себе спросить его, почему он, как мне казалось, православный крестьянин (христианин), не перекрестился пред Господним храмом, в котором совершается святейшее таинство Евхаристии, на престоле которого всегда хранится пречистое Тело и Кровь Христа Спасителя (запасные Дары)? – Что бы, думали вы, он мне ответил на мое скромно выраженное замечание?

– Не знаю, что скажите.

– Он дурно обругал меня и тотчас соскочил с линейки на ходу лошадей…

– Всяких людей много. Нет, я чту крест; только не знаю, зачем у вас ставится на некоторых церквах двусоставной крест, а не трисоставной. Кажется на древних, до Никона, церквах этого не бывало. Я не хулю и двучастного креста, тем паче не назову его антихристовой печатью, или кумиром, как гаждают беспоповцы, а только рассуждаю, двучастному (кресту) свое место, напр., на облачениях священных, при осенении себя рукой или свещами, но водружальный крест должен быть трисоставной, т. е. с «подножием» и «титлою».

– Были ли на храмах древних кресты двучастные или не были, это пусть решают археологи; а мы с вами вспомним евангельские слова: «и нося (И. Х.) крест Свой, изыде на место, нарицаемое лобное»… (Ин.19–17). Здесь слова Евангелиста указывают на крест без титла и может быть без подножия; Евангелист ясно говорит о Господе, что Он нес крест Свой, т. е. тот, на котором был распят.

– Вот за это объяснение тебе спасибо.

Войдя в свою квартиру, я направился в свой кабинет, за мной вошел и небывалый гость мой. Помолимся, сказал ему я, по древнему обычаю православных, пред св. иконами; вот эта св. икона Знамения Божией Матери очень древняя, не менее 300 лет; ею меня недавно благословило одно высокопоставленное лицо. Старообрядец пристально поглядел на икону и сказал: нет, ей 300 лет не будет, а все-таки она очень хорошего древнего письма; – да, я молюсь, где бываю, пред всякими, т. е. пред иконами нового письма и древнего! Ведь христианин молится не самой иконе, т. е. не дереву или краскам, а молится Господу Богу, Пресвятой Троице, Божией Матери, ангелам и святым; надобно возноситься умом и сердцем к тому, кто изображен на св. иконе. Ведь я не молоканин, не штундист.

– Ну, друг мой, – помолимся же… Если ты мне сказал «спасибо» за напоминание евангельских слов о «кресте», то я теперь скажу тебе пять раз спасибо за твое правильное понятие о поклонении святым иконам. Теперь мы с тобой поговорим «по душам». Прошу садиться, а мне позволь раздеться.

– Да уж и мне позволь маленько облегчиться; я одевался ведь на далекий путь…

Моя прислуга взяла у нас верхние одежды и стала готовить чай, а мы уселись к письменному столу.

– Ну, дорогой гость, скажи, чем тебя попотчевать?

– Чем попотчевать-то?… Да вот чем (при этом, он показал рукой на мой большой шкаф с книгами). Что, у тебя тут есть и «старые» книги?

– Да, не много есть.

– Ну, вот и посмотрим, есть ли в них то, что ты дорогой то говорил в вагоне или побеседуем о других предметах.

– Вот что, любезный, ты будь со мною откровенен. Я знаю, ваша братия любит толковать о перстосложении.

– Да, да, это как есть: у нас больше ни о чем и не говорят, как вот об этом (показал двуперстное сложение на руке). Это важнейший, по нашему, догмат; тут Св. Троица, тут божество и человечество (указательным пальцем левой руки, он коснулся пальцев большого и двух малых, сложенных на правой и остальных двух на той же). А вы, вот с лет Никона, это отменили да и прокляли…

– Как! Догмат отменили,– догмат и прокляли! Что вы, – Христос с вами!

– Ну, чего же еще! Я верно говорю. Давай «Скрижаль»; сам увидишь, что у вас это (опять показал рукой двуперстное сложение) отменено и проклято. Вот почему у нас с вами и нет мира! Вы нарушили важнейший догмат!

– Скажите мне, кто нас научил важнейшим догматам?

– Как на это тебе ответить? Мы, – старообрядцы, – думаем, что догматам нас научили св. отцы, а их учение цело сохранилось только в наших старых книгах.

– А как ты то, друг мой, думаешь?

– Ну, значит и я так же, как все «наши».

– В таком случае, как ты, так и другие «ваши» ошибаетесь. Догматы важнейшие открыл нам И. Христос, Бог, – Слово. Он принес с неба на землю божественное учение, которое приняли св. Апостолы и передали в своих писаниях всем верующим.

– Так Господь, – Спаситель открыл нам догмат о Св. единосущной и нераздельной Троице, – о Боге Отце, о Самом Себе, как Единородном Сыне Его, о Св. Духе, – Утешителе, Наставнике на всякую истину. Он, – Спаситель явил нам Себя, «приняв образ раба, сделавшись подобным человекам» (Флп.2:7), не переставая быть Богом. Вот основные важнейшие догматы, – это высочайшие, непостижимые, боготворенные истины – о Боге триипостасном и о Сыне Божием в двух естествах.

– Ну, что же! Вот так и мы веруем…

– Так и следует веровать, таковую веру надлежит и исповедовать. Но знай же, мой друг, что на этот раз сказал Апостол: «сердцем веруется в правду, уста же исповедуется во спасение». А ты указываешь на перстосложение и называешь его важнейшим догматом. Пальцы наши, – видимы и осязаемы, а вера и догматы веры имеют предметом своим невидимое, – неосязаемое и непостижимое.

Кто же и когда при патриархе Никоне проклинал сейчас сказанное мной тебе учение веры?

– Да сам патр. Никон, не боясь греха, обзывал двуперстное сложение арианством и несторианством: вот как! Давай ка книгу свою «Никифора Астраханского ответы!»

– Зачем же тебе понадобилась эта книга?

– Как зачем? Ишь ты! Вот там указано, как Никон порочил (бранил) двуперстие.

– Изволь, я книгу тебе дам, но вперед скажу, что Никифор Астраханский приводит порицательные выражения не Никоновы, а ваших наставников, ваших предков.

– Ну, положим так; да ведь там указывают на книгу Скрижаль; стало быть бранные слова и есть Никоновы.

– Нет, не стало быть. Посмотрим спокойно в ту и другую книгу. Вот тебе «Ответы Никифора Астраханского», а вот тебе и «Скрижаль». Ищи же, что тебе нужно.

– Да я, признаться, не знаю, где тут об этом писано…

– Как не знаешь? Почему же ты обвиняешь патриарха Никона?

– Да так вот наши говорят; слыхал я, значит!

– Ах, друг мой! Вот беда то, что ты и подобные тебе очень доверчивы к тому, что слышите от «своих». Чтобы самим проверить?

– А когда нам проверять? Да у нас и книг то нет таких. Кто уж чем занимается, тот и знает; мы, значит и верим ему.

– Ты назвал книгу Никифора Астраханского ответами: так?

– Да; так.

– Кому же принадлежат вопросы? Старообрядцам или православным?

– Ну, конечно, старообрядцам; они, значит, испрашивали вашего архиерея Никифора, а он им отвечал.

– Итак, смотри же, вот тебе стр. 274: читай вопрос 9-й.

(Читает): «Первенствующие, Греко-российской святой Церкви, учители в вышеописанных св. книгах пишут и свидетельствуют о двуперстном сложении тако: что взято де от Христа, Апостол и св. отец. В нынешних же новопечатных книгах пишут о двуперстном сложении инако и порицают то двуперстное сложение таким образом:

1). Арианством, Скрижаль, лист 15.

2). Несторианством, тоя ж, лист 16.

3). Македонианством.

4). Злобожным разделением, тоя ж, л. 796.

5). Армянством, тоя ж, лист 11.

6). Ариевой пропастью, тоя ж, лист 796.

7). Армянским кукишем, Облич. лист 9.

8). Армянской ересью, Увет, л. 68 и 119.

9). Адовыми вратами.

10). Волшебным знамением.

11). Демоноседением, Розыск, лист 188.

12). Чертовым преданием, Обличение, лист 26.

– Итак, сие вышеописанное ругательство и поношение на двуперстное сложение, в новопечатных книгах писанное, справедливо или не справедливо? И аще справедливо, то почему справедливо?

– Вот весь вопрос. Ну и я теперь, значит, тебя, отец, спрошу: справедливо ли так гаждается двуперстное сложение?

Если ты, мой друг, прочитал весь вопрос, то надобно читать и весь ответ, сряду положенный.

– Видишь, вопрос то одна страница, а ответ, погляди-ка, эна! Два листа слишком. Нет, ты мне сам разъясни, хоть не все порицания: я от тебя хочу знать. Дело будет покороче; а то мне еще много делов то в Москве.

– Изволь. Вот книга «Скрижаль». Указание старообрядцев имеет в виду речь патр. Никона к собору, бывшему при нем в лето 7164 или по нашему календарю в 1656 году. Он представил собору основания, по которым надобно изображать крестное знамение сложенными вместе первыми тремя перстами…

– А как велят слагать персты св. Мелетий и св. Феодорит?

– Позволь, ты не перебивай меня новым вопросом. В сложении первых трех перстов есть указание на равенство и единосущие Св. Троицы. А по слову, приписываемому блаж. Феодориту и по учению преп. Максима грека надобно знаменоваться двумя перстами, а не тремя; причем указание на Св. Троицу заключается в перстах не первых, а в двух последних малых, сложенных с великим, «ими же, говорит патриарх, неравенство Св. Троицы показуется». Возражать против этого не следует; ибо для всякого очевидно, что большой палец и мизинец никак не равны. Принимая во внимание это видимое неравенство, патриарх о нем, т. е. о неравенстве и выразился «есть арианство». Понятно ли, что не сложение перстов есть арианство, а неравенство в их сложении, что тогда могло казаться неправым мудрованием о неравенстве лиц Св. Троицы, подобным арианству, ибо Арий не считал Сына Божия равным Богу Отцу.

– Ну ладно! А за что же в Скрижали называется двуперстное сложение «несторианством»? Ведь Несторий не велел Пресв. Деву наименовать Богородицей, а Христородицей, как вы это прилагаете к двум то перстам?

– Ты не сказал основного лжеучения Несториева. По его мудрованию И. Христос родился простым человеком; следовательно, и Несторий учил, что Сын Божий неравен Богу Отцу. Таким образом, когда книжники XVII века изучали богословие по «пальцам», то в двуперстном сложении не принимавшие его склонны были видеть не православное учение. Поэтому в «Скрижали» говорится, что при сложении трех неравных (великого с двумя малыми) перстов «яже к тому два великосредняя простерта имети и по сему два сына и два состава о едином Христе Боге исповедывати, яко Несторий»… (лист. 15); то же самое говорится и ниже. Когда Саратовец стал читать на указанном месте (лист. 16): «еже треми первыми великими персты десныя руки изображати (крестное знамение), во образ святыя и единосущныя и нераздельныя Троицы», я спросил:

– Согласны ли вы с этой мыслью, что первыми тремя перстами лучше выражается православное учение о Св. Троице!

– Нам велели креститься не троицей…

– Позвольте, позвольте. Читайте, – вот в Кирилловой книге (лист. 179): «явно есть, яко и Апостоли Христовы, и мученицы полагали знамение честного креста на лица своя рукою своей. В том бо глаголют святые отцы, великая тайна Святыя нераздельныя Троицы Отца и Сына и Св. Духа прославляется» (обор. л. 179). Итак, видите, что патр. Никон не отступил от учения святых отцов. При содержании в крестном знамении православного учения о Св. Троице, не удивительно, если в двуперстии усматривалось тогда учение неправославное, почему и сказано в Скрижали: «соединяя два малыя перста с великим пальцем, в нихже неравенство Св. Троицы извещается и два великосредняя простерта суща, в нихже заключати два Сына, и два состава по Несториевой ереси» (лист. 16). Видите, сказано, что по двуперстному сложению можно заключать о Несториевой ереси, но само двуперстное сложение «несторианством» не называется.

– Как хотите вы толкуйте, все же в нашем сложении перстов ни Ариевой, ни Несториевой ереси не заключается.

– Боже сохрани; никто теперь так и не думает о двуперстном сложении. И наша высшая церковная власть разрешила все недоумения относительно порицательных выражений и давно отменила их, так как порицания принадлежали тем или другим лицам, но не всей православной церкви.

– Ну, отец, прости Христа ради. Надобно побывать в городе по своим делам; к тебе я может быть опять толконусь.

– Милости просим, во всякое время!

Куда же вы спешите? Мы с вами рассмотрели только несправедливость двух обвинений ваших предков, будто бы в «новопечатных» книгах двуперстное сложение порицается арианством и несторианством. Разберем же прочие обвинения, какие указаны вами в вопросе 9-м.

– Нет, это будет больно долго. Да уж когда ваши власти сказали, что все порицания не принадлежат всей св. церкви², то я с этим согласен. Я бы хотел с тобой побеседовать о главном предмете, да пора в город то; а к тебе я побываю.

– Экой ты, друг мой; когда ты побываешь! Будущее не в нашей власти; посиди теперь, и потолкуем о таком предмете важном, что ты считаешь его главным. Скажи же, что именно у тебя на мыслях?

– Да вот что! Думаю, из-за чего случился такой раздор, – за что нас прокляли, как еретиков, – ведь вот за это? (При этом он показал «двуперстное сложение»).

– Вижу, брат, что у тебя и первый, и главный предмет все один и тот же, – пальцы и пальцы! Ты поставил сейчас два вопроса, но так, что последним заслоняешь первый. Угодно ли тебе говорить о причине «раздора»?

– Пожалуй, поговорим.

– Прежде позволь спросить тебя: как ты думаешь, из-за чего ваши предки отделились от православной церкви?

– Нет, отец, не так ты спрашиваешь. Наши предки сохранили св. церковь, – а вот ваши то предки учинили раздор и уклонились от благочестия; у вас сделалось отпадение от православной веры, а не у нас. Мы строго содержим веру, какую приняли от равноапостольного князя Владимира, а вы все исказили. Вот что!

– Ты, друг мой, наговорил несообразное ни с историей св. церкви, ни с канонами или

соборными правилами св. церкви; извини, брат, ты говорил просто, – не продумавши.

– Ну, как же по твоему то? Скажи!

– Не по «моему», а во-первых по истории церкви. Св. князь Владимир принял св. веру, т. е. ее учение, ее таинства, ее священноначалие от греческой церкви. Вера во святую, единосущную, равночестную, нераздельную Троицу, вера в догматы воплощения и искупления Господа И. Христа, вера во Св. Духа и в силу благодатных семи таинств, как была греками предана св. кн. Владимиру, так она у нас и хранится, – уповаем, что и будет храниться до скончания века, неизменно.

– Ну, что ж? И мы, – старообрядцы неизменно веруем и содержим свято и нерушимо учение св. «древне-православной» церкви: а вы!…

– Что мы? Договаривайте ясно и прямо!

– Вы с Никоновых времен завели «новшества», значит, вы исказили веру и все нарушили.

– Да ведь это, – общие фразы. Ты точно укажи, во-первых, «новшества», т. е. новое учение веры, во-вторых укажи, чем именно и как исказилась вера, и какое именно ты разумеешь нарушение?

– Ну, так подробно нам с тобой разбираться будет долго, мне еще много дела в городе…

– Прошу тебя, укажи что-нибудь самое существенное…

– Могу. Ваш патриарх Никон писал патриарху Константинопольскому жалобу на епископа Павла Коломенского и протопопа Иоанна Неронова, что они яко бы имеют свои книги, свое крестное знамение и свою литургию; Паисий поверил Никону и советовал проклясть епископа и протопопа, и предать их анафеме. Вот где начало разделения! В несправедливой клятве на неповинных!…

– Скажи мне, любезный, ты сам читал эту жалобу Никона?

– Ну где ж нам читать!

– Откуда же ты узнал о такой жалобе?

– Да вот узнал, да и только; что тебе! Ведь я верно говорю или нет?

– Послушай; надобно нам с тобой говорить искренно. Я повторяю тебе свой вопрос: откуда ты узнал о жалобе?…

– Эко любопытство! Ну, у меня есть книжка, давно составленная нашим теперешним архиереем Уральским Арсением. Вот из ней то я и вычитал эту жалобу: правда или нет?

– Не очень правда. Ваш архиерей ей никогда не отличался. И приведенная тобой «жалоба» передана им очень не точно.

– Ну, как же надо, скажи-ка.

– Прочтем, как сказано в книге.

Вот книга (Скрижаль); в ней послание самого патр. Никона к Паисию не сохранилось, а есть лишь ответная грамота Паисия к Никону.

Вот читай! (стр. 711).

– Читает: «о епископе Коломенском Павле и о протопопе Иоанне Неронове, яже глаголюта, яко не согласуета с вами, ниже книги их, ниже литургия их, ниже знамение их, и оболгаюта молитвы наша»… Ну, это значит, о другом.

– Хорошо, довольно! Из прочитанного видно, что епископ Павел и протопоп Неронов не соглашались с патр. Никоном в книгах относительно литургии и в знамении крестном. Так и было на самом деле; но ваш наставник исказил смысл, сказав будто бы у Павла епископа и Неронова были свои книги, свое крестное знамение и своя литургия… Если даже предположить, что действительно было так, как повествует ваш Арсений; что же из этого?

– Как что? – С таким патриархом не можно иметь общения, который пишет неправедную жалобу, это значит, он клеветник, вот кто! Надобно, по писанию, бежать от него, значит, не иметь его за православного патриарха; вот наши отцы и отделились, чтобы сохранить истинное благочестие.

– Да, отделились и тяжко согрешили, на погибель своих душ!

– Ну, ты, отец, не стращай! Не они согрешили, а ваш патриарх согрешил и его последователи.

– Что же, друг мой, мы только спорить с тобой будем; надо смотреть в церковные правила, кто поступал по ним, патриарх или ваши «отцы».

– Вот ты опять «смотреть в книги»: отцы наши верно смотрели; я смотрю вот на часы, пора, пора мне по своим делам в город; за чай тебе спасибо!

– «По своим делам!»… А дело спасения души, – ты не считаешь разве своим? Дело познания истины ужели ты ставишь ни во что?!

– Сохрани меня, Господи! Не спасешься, – погибнешь во веки!

Так погоди же минутку: взглянем в Кормчую.

– Ну ладно; минута или пять, – куда не шло!…

– Вот что постановили св. отцы, по старопечатной Кормчей, читай же (лист. 221).

«Аще который пресвитер или диакон, яко се мня, сведый своего епископа согрешша, прежде суда и уведения всех епископов собора отступить от общения его, и не поминает имени его в службе, да извержется, и всея священническия чести да будет лишен: последующий же ему, аще суть священницы, своея чести да отпадут: мниси же и мирстии человецы, да отлучатся, дóндеже обратятся».

(Прочитанное, – повторяет в полголоса и потом говорит):

– Ну что ж тут? Нам не кому было говорить; все епископы были на стороне патриарха, а Павел епископ был заарестован.

– Не правда: не все епископы по России были в Москве, да и кроме Русских много было православных епископов, напр., в Черногории, в Молдавии.

– Ну, ладно, а ты вот сам прочти-ка ниже правило 15. Тут увидим, что наши предки правильно поступили, отделившись от патр. Никона.

Смотрите, буду читать: «такожде, аще который епископ…

– Постой: ты вот читай с 4-й строки.

– Хорошо. «Аще же неции отступят от некоего епископа, не греховного ради извета, но за ересь его, от собора или от св. отец неведому сущу, таковии чести и приятия достойны суть, яко правоверные».

– Ну, вот видишь!… Если, значит, епископ Павел и протопоп Неронов, а с ними еще протопопы Аввакум, Даниил и др., отступили от Никона, то они остались «правоверными», потому что отступили от Никоновой ереси! Вот что!

– Да, друг мой, не ты один так думаешь, а сотни и тысячи ваших руководителей и руководимых. Это очень печально.

– А ты, отец, не о нас печалься, а о себе и о своих, что вы идете в след за Никоном-еретиком в погибель!

– Не горячись, любезный.

– Ну, прости Христа ради. Пора мне…

– Прошу и я тебя «Христа ради», погоди: рассмотрим точный смысл этого (15) правила.

– Да что ж? Видим, оно ясно, как день. Сказано «за ересь», ну и толковать нам нечего!

– За какую же ересь?

– А кто ж знает?! Видишь, она от св. отец «неведома», значит новая ересь, – а мы так и думаем, что Никон ввел «новшество»: чего тебе?

– Не горячись же! Сядь ко и рассуди. Если бы от епископа кто-либо стал отделяться за что-то «неведомое», т. е. непонятное, то таких «отделений» было бы ужасно много. Мало ли может епископ сказать или выразить таких дельных, здравых мыслей, которых многие могут сразу и не понять. Что ж, по-твоему, и надо отделяться от такого епископа? Скажи мне, как ты толкуешь, слово ересь?

– Неправое мудрование, вот и все. Патриарх Никон стал не право мудровать о поклонах, о крестном знамении и впал в ересь. Увидели это люди умные и отделились от него.

– Нет, эти люди «умные», на самом деле очень неумны. Они не поняли 15 правила или точнее, – не хотели понять. Да они и не ссылались на это правило; у них, по выражению протопопа Аввакума, сразу «сердце озябло и ноги задрожали». Это значит, они просто обозлились на патриарха. Злоба лишила их спокойствия правильно смотреть на его распоряжения; они забыли понятие о ереси, какое сделал св. отец церкви Василий Великий («Еретик есть, иже верою чужд». Кормч., л. 224).

Ересь, – слово греческое; оно означает такое учение, в котором повреждается Богооткровенная истина веры; таким образом, еретик оказывается преступником против веры.

– Патриарх Никон таким преступником никогда не был. И для меня очень странно, что ваш архиерей, – Арсений, знающий точный смысл 15-го правила, не приходит до сих пор в чувство раскаяния…

– А какой же настоящий, – точный смысл 15 правила?

– В Кормчей, мой друг, по правилу разумеется не какая-либо неизвестная «неведомая» ересь или «новшество», а ересь, бывшая и опровергнутая, обличенная «от собора или от святых отец»?

– Ну, это, – твое толкование: в правиле сказано «неведому сущу», значит новую ересь, какая бы она ни была.

– Я тебе, друг, вот что скажу. Вашим руководителям хорошо известно издание соборных и отеческих правил, т. е. Кормчей, полное с толкованиями Зонары, Вальсомона и Аристина, это издание вышло с греческим текстом и содержит точный его перевод. Оно почти все раскуплено и надобно отдать честь, большей частью, – старообрядцами.

– Ну что же? Значит у нас есть любители святоотеческого писания, у вас их мало. За это слово тебе, отец, спасибо; это нам приятно.

– А ты видал ли такое издание?

– Нет, не видал; на что мне? Я человек коммерческий; что понадобится, о том спрошу у своих знатоков.

– Не угодно ли я покажу тебе это издание и мы с тобой прочтем о «ереси», по 15 правилу.

– А! Ну, это хорошо! Давай…

– Будем вместе читать. «Что определено о пресвитерах и епископах, и митрополитах, то самое и наипаче приличествует патриархам. Посему, аще который пресвитер или епископ, или митрополит, дерзнет отступить от общения с своим патриархом, и не будет возносить имя его, по определенному и установленному чину, в Божественном тайнодействии, но, прежде соборного оглашения и совершенного осуждения его, учинит раскол: таковому священный собор определил быть совершенно чужду всякого священства, аще токмо обличен будет в сем беззаконии. Впрочем сие определено и утверждено о тех, кои, под предлогом некоторых обвинений (напр. яко бы в нововведении перстосложения, отменении поклонов и т. под.) отступают от своих предстоятелей, творят расколы и растрогают единство церкви, ибо отделяющиеся от общения с предстоятелем ради некие ереси, осужденные святыми соборами или отцами (напр. арианства, монофизитства и под.), когда, то есть, он проповедует ересь всенародно и учит оной открыто в церкви, таковые аще и оградят себя от общения с глаголемым епископом прежде соборного рассмотрения, не токмо не подлежат положенной правилами епитимии, но и достойны чести, подобающей православным».

– Погоди-ко, остановись! Видишь: от еретика, учителя всенародного велит правило уклоняться; а патриарх Никон открыто в церкви и стал учить «новшеству».

– Да это, – «новшество» была ли ересь, противная Божественной истине, – повреждалось ли им (новшеством) учение веры?

– Без сомнения повреждалось.

– Скажите же, в чем и как?

– Да ведь я же не наставник: как я тебе расскажу?

– Сделаю тебе, друг мой, уступку. По твоему мнению троеперстное сложение, – ересь?

– Не знаю.

– Троение «аллилуйя» с припевом «слава тебе, Боже» можно назвать ересью?

– Тоже, – не знаю.

– Полагать в великий пост 12 малых поклонов, вместо великих, будет ересью?

– Да что ж, ты будешь все так перечислять; ведь я и в город не успею. По-твоему, я вижу, наши отцы нерезонно отступили от Никона? По-твоему, выходит, Никон ереси никакой не затевал?

– Не по «моему», а по точному смыслу 15 правила. Патриарх Никон касался обрядов религиозных, а не догматов веры. Эти обряды религиозные и были «предлогом некоторых обвинений» против Никона. По этому «предлогу» ваши предки отступили от патриарха и от всех властей духовных и «сотворили раскол». Вот что выходит по точному смыслу 15 правила.

– Стало быть, мы раскольники?

– По сущей правде на твой вопрос надобно сказать: да!

– Ну, прощай отец: вижу, к тебе в другой раз мне идти не след. Дома потолкую с своими попами.

– Да вразумит вас Господь!