Азбука веры Православная библиотека архиепископ Иоасаф (Заболотский) Речь на пришествие ее императорского величества в Троицкую Сергиеву пустыню

Речь на пришествие ее императорского величества в Троицкую Сергиеву пустыню

Источник

(говоренная у врат оного монастыря архимандритом Иоасафом, 1778 года, июля 5 дня)

Всеавгустейшая монархиня!

При всевожделеннейшем Вашего Императорского Величества посещении под тенью матерьнего Вашего благопризрения почивающие обители сея, что я, недостойный оные строитель, могу, на приход Ваш, принести, что возглаголать? В священный восторг, приведенному сердцу, можно ли подробно изобразить свои чувствия? Я уста только могу отверсти; но равного радости слова изъявить иначе не могу, как оным празднующим воскликновением: благо же, благо же видят очи.

Спаситель наш когда приближался ко Иордану, тогда струи его играли в веселии, но ты Пресветлейшая Обладательница, направляя стопы Свои в селения сии возлюбленные Тебе, изливаешь в духе наши источники всех сладостей. Все мы теперь поем во гласе радования: благо же, благо же видят очи наши. Сам престарелый старец пришествием Твоим обновляется, яко юность орля. Мы теперь чувствуем новую силу. Сердца объемля благотворительницу свою не меньше играют, как царь и пророк играл пред сенным ковчегом, играем! Ибо живо понимаем Высочайшее Ваше к живущим здесь благоволение.

Где толико Пресветлейшее Ваше лицо является? Какой вертоград подобно имеет благодать? Но, по счастью сему мы ревнуя поревнуем. Малый сей горизонт, каждое лето освещается лучем явления Вашего; каждый год в новом великолепии, в новом восторге. Блаженна обитель! Блаженны и мы сретающие днесь Матерь свою. Сретаем монархиню, сретаем свое блаженство.

Но прерви, Милосердная Государыня, жар нетерпеливости нашей. Вниди поспешно в тесные сии, впрочем пространнейшие за щедротами Твоими, пределы. Простри Матерний Свой взор на поющих при входе Твоем радостная. Умножь торжество наше. Мы, шествия Твои, лобзали прежде и всегда возоблобызаем хвалясь жребием и прославляя пред целым небом щедроты Твои.

Кто больше, как мы, имеем священный долг не токмо благоговения, но долг чистейшей благодарности предстоять алтарю Господню, возвышать к небесам молитвенные гласы о дражайшем Вашем здравии и августейшего Вашего наследия, последствующего днесь стопам Вашим, во еже воздать Богу и его угоднику обеты свои, а тем радость нашу соделать несказанно торжественнее.

Слово во имя Отца, и Сына, и Святого Духа

Сколь знаменито воздаяние в преподобии скончавших подвиг жития сего, доказывает то блаженное прославление не душ точию их, но и самих телес. Праведных души в руце Божией, они суть в мире, в состоянии бессмертия исполненном. Слава их, блаженство, радость столь же вечны, сколько и сам Бог источник присносущной славы непременен. Возрадуется сердце ваше и радости вашей никто же возьмет от вас, гласит писание.

Но, о благословенного конца благих трудов и великих почестей подвигов душевных! Ликуют праведных души во светлостях небесных; но и телеса их вместо истления просвещаются нетлением, сама сия бренная плоть сияет множеством знамений, чудодействует благодатью исцелений, украшается зде священной песней и почитанием. Достойный предмет воинствующего собора!

Се, сколько веков, сколько времени прошло, как честные мощи угодника Сергия почивают нетленны, в вере притекающим источают милость, просвещают церковь чудесами и тем умножают праздник добродетели.

Но, ежели следы праведных жития всегда достопочтенны, память с похвалами; то и почитание с поклонением мощам их связано с подкреплением священнейших вещей. Мы, почитая прославленных святых, почитаем прославившего их силу и святость. Всякое здесь препретельное возношение разума осуждается за неистовство свое.

Были они люди, люди подобострастные нам, имели плоть, подлежали искушениям, но победа не тем ли благороднее, чем больше в ней трудности и неудобства? Добродетель не тем ли величественнее, чем подвиг ее тягостнее для слабой плоти? Святые не потому ли наипаче и заслужили себе от нас праведную честь, яко Бог искуси их и обрете их достойны себе?

Благодать вышнего в преподобных, души их в недрах Божьих, а нетленные мощи оных для того на земле священно почитать достоит, что явление их есть непреоборимый залог благоволения Божия к живущим. Всесильный, прославляя избранных своих телеса, прославляет добродетель, возвышает веру, победоносно творит благочестие.

Что торжественнее для благочестия, когда оно временно и вечно ублажается? Мы живой верой рассматривая пути Господни и благость его почивающую на благих, дерзновенно должны с Апостолом сказать: благочестие на все полезно имеюще обетование нынешнего и грядущего времени. Но, сие изречение и будет содержанием следующей беседы.

Польза человеческая обыкновенно сугубая. Есть род пользы настоящей, временной, телесной и есть род пользы душевной, будущей, вечной. Настоящих обетований средоточие состоит в благословенном довольстве и безмятежной тишине. Будущая польза заключает в себе радость несказанную, блаженство бессмертное, мир превосходящий всяк ум с воображением сердца. Коль прелестно обоих достояний наслаждение, но чем, впрочем, прелестнее, тем паче благочестие величествует в раздаянии оных. Всех истинных совершенств источник есть едина добродетель, ибо благочестие в Бога есть начало чувства.

Чем всякая выгода чувствительна, преимущество блистательно, благородство отлично, сама сия жизнь благоприятна бывает чем? Ежели не добродетелью.

Всякое состояние, должность, звание, тогда единственно и уважение заслуживают, когда при соответствии известным обязательствам за предмет свой поставляют любовь к Богу и ближнему.

На сих основаниях, утверждающаяся честь возвышает отечество и самого званиеносца, богатство сокровиществует и настоящее довольство, и сладость блаженной вечности: верному бо весь мир богатство. Слава, слава громкая, особливо по благочестивым расположениям, обыкновенно и усерднейшей венчается других песней и лествицей служит к небесным почестям. Велие есть снискание благочестия с довольством, говорит писание сие бо в путях правды ходит и посреди стези оправдание живет.

Но, что вся сия суть в виде злочестия язвой испорченном? Честь поношение человечества, богатство злейшая бедность души, слава затмение светлейшего божества. Вся сия суть заблуждение, по писанию, и неблагоразумна, немилостива и погибельна, суть сеть гражданам.

Сколь по сему непреложны, верны и праведны словеса Господня! Благочестие на все полезно. Сие есть несомненный наследник небесных селений, но оно само благоденствует и в настоящих обетованиях. Кто благочестив, тот и блажен; кто преподобен, тот и счастлив. Счастье истинное, а не по предрассуждениям нашим воображаемое единой споследствует добродетели. Лета жизни в деснице ее, в шуйце же ее богатство и слава!

Здесь опыт противополагает несчастья, какими обременяются добродетельные. Здесь, говоришь ты, что благочестивых путь тесен и прискорбен. Злоба, ненависть, а больше зависть, то их повсеместные попутчики. Бедство и пререкание, то их большой жребий по оному: праведнику належит множество зол.

Пусть так: сколько завеса судеб Божьих для нас непроницаема, столько истинна сия непреложна.

Но дерзну ли я вопреки сказать: само сие счастье, которое смертные почитают временным обетованием, которому мы посвящаем все свои упражнения, делает ли состояние наше совершенно безбедным? Всегда ли счастливец вкушает сладчайшую манну душевного мира?

Но се, тот же противополагаемый опыт извлекает признание общее, что на вершинах счастья наипаче и свирепствует буря зависти, зуб недоброхотства особливо и скрежещет на благоденствующих. Стрелы беспокойств чувствительнее и язвят во храме светлости сидящих.

Кто воспротиворечит, что гром особенно действует на горах? Но кто не признает, что и счастье чем выше, тем паче подлежит сильным ударам неспокойства?

А по сим началам истинны нельзя не приписать благочестию временных обетований и при самих оного злообстояния. Оно и тогда спокойно, когда напаствует. Ему обыкновенно радоваться в самих страданиях!

Благоденствия нашего ясность обыкновенно помрачают тучи житейских беспокойств, без которых, впрочем, всякому живущему обойтись не возможно. Сколько смерть неизбежна для человека, столько и жизнь его связана с многообразными горестями. Не искушение ли житие человеку на земле!

Искушение всеобщее, но кто же искушаемым весть помощи? От чаши растворенной желчью скорбей все живущие испивают, но чем оную усладить можно, когда сама красная мира сего больше в тяжесть, нежели в постоянную служат отраду?

Един убо податель жизни отверзает источник утех. Одно чувство его промысла умягчает суровость находящих зол. Нет иного пристанища в житейских волнениях, как понятие о милосердии и правосудии управляющего вселенной.

Впрочем, сие недремлющее, сие все надзирающее око, что светлее нам открывает, что чувствительнее в смотрении его уверяет? Ничто, кроме благочестия, оной невечерней лучи святопокланяемого божества.

Естество понимает праведное разделение жребиев, но не с таким восхищением. Язычники имели разум о всеобщем смотрении, но не столь просвещен и решителен. В скрижалях натуры сколько бытие Божие доказательно, столько и его неусыпный промысел ясно изображен, но при всем том уверение сие не так живо в человеке просто, сколько в сердце человека Христианина.

Что утешительнее оного благочестием вперяемого внушения: из самых презренных птиц не падает без волн Отца небесного. Сами волосы главы нашей не погибают без его попущения. Влас главы вашей не погибнет.

Правда, если бы случайное движение, если бы слепой рок потрясал вселенную,?тогда бы никакая добродетель не имела связи с нашими делами и мы бы, действительно лишаясь всех благих удовольствий, были един пепел развеваемый ветром.

Но когда премудрость Божия испытует все действия, надзирает поднебесную и яко царь земли всем управляет, все склоняет к пользе света, и уставленному во вселенной порядку, то при сих понятиях, хотя бы благорасположенный человек и всего лишился, будет ли он отчаиваться занимая место в чертеже недремлющего провидения? Никак! Сей ходит надеясь во всех путях своих; сей аще сидит безбоязнен есть, аще поспит, сладостно спит. Господь утверждает ногу его.

Лишился он всего, но не лишился Божией благости, сколько наказующей, столько и милующей. Благоутробие его налагает раны с тем, чтобы душа, яко злато очищено седмерицей, была просвещена отъятием душевных язв. Оно милует, дабы после бури больше сердце могло восчувствовать приятность ведра, после горести сладость счастья. Пути Божии, несть пути наши: Довольно того, что Бог премудр и разуму его несть числа, что Бог все устрояет к лучшему и при том верен он есть, иже не оставляет нас искушаться, паче неже можем. Сколь восхищенно таковое внушение! О, сие то составляет источник всесладчайших надежд.

Творец особенно о человеке промышляет и не должен ли он себя на него возвергать? Вера живая представляет нам Создателя благоутробным отцом и не должны ли мы во всем, всегда и везде твердо на Него надеяться? Буди уповая всем сердцем на Бога и мир приложится тебе, говорит приточник.

Надежда составляет главную приятность в жизни. Бог и вторые причины обращает в те орудия, чрез которые благопровидение его действует.

Дети, например, полагаются на своих родителей, друг надеется на искреннего своего, разделяя с ним обоюдный жребий. Селянин на оруженосца в обороне, воин на селянина в отвращении недостатка, вождь уповает на храбрость и верность воинства, воинство на прозорливость благоразумие предводителя, владетель покоится в любви и ревности поданных, сии блаженствуют в мудром правлении державы и где же состояние спокойно, где счастье приятно без надежды?

Так, человеческая надежда, которая нередко бывает суетна и обманчива, лжива и преступна, столько существует в спокойствии нашем, то сколько уже возвысить может временное благоденствие то упование, которое возлагается на всемогущество Божие, которое почивает в милосердии Божием?

Сладко поистине оного чувство действие всеприятное, при нем беды духа не ужасают, злой жребий не отягощает, всякое лишение не оскорбляет. Благонамеренный человек, утверждаясь на власти своего предмета, во всем себе ожидает скорой помощи от небес будучи всегда покорен, добросостоянен и несомнителен: яко Господь ему помощник, Бог его сила. Сей сколько всесильное, столько и благотворительное есть существо.

Таково утешение тем действительнее, чем больше сопряжено с непреложным уверением, что всякое состояние для благости Божией, есть средство руководствующееся к душевному благу. Зло и добро здесь соединены крепчайшим узлом. Они именем и действием отменны, но един имеют конец. Высота счастья должна возвышать мысль и сердце в горняя, а школа несчастья преуспевать в духовном любомудрии. Се, единство конца.

Вера наша бедствует, но тем искреннее хваля поет начальника и совершителя своего. Добродетель скорбит, но благочестие вознаграждает сердце райским спокойствием, доказывая тем, что оно едино во всем может избыточествовать и егда хулимо бывает, утешаться; оно едино обладает и временными обетованиями.

Ибо всех, наконец наших стараний и трудов, цель есть сердечная тишина и безмятежие. Нет драгоценнейшего стяжания, как душевный мир. Кто спокоен, тот и блажен.

Впрочем, чтобы поселить дух в сладостном сем Эдеме, то должно покорствовать вечным перстом предписанным уставам, чтобы внити в брачный сей чертог, должно иметь светлое одеяние непорочности, в противном случае, в случае говорю беззаконного жития, во внутренности человеческой откроется едино море, ветры возмещаемое.

Но, мы чувствуем, что сама добродетель наша имеет пятна. Самые превосходные действия, по большей части, началом своим заблуждают. Нет столь великой души, которая бы могла похвалиться совершенным преподобием, нет, не оправдится всяка плоть пред Богом.

Человеку сколько естественно грешить, столько должно падать со страхом и трепетом пред правосудием всесвятого. Порча сия обыкновенно боязлива!

Без избытка в деле Господнем, сердце всегда остается уязвленным. При нарушении закона, душа всегда трепещет оного определения: мне отмщение, аз воздам.

О, кто же, повторяю поживет и не согрешит? Мы грешим и беспокоимся, мы бессильны в точном исправлении закона и ужасаемся праведного отмщения. Мы сами в себе, конечно чувствовали бы разверстый ад, если бы благочестие не успокаивало совесть ходатаем и споручником нашим Христом.

Как бы пылкость разума ни ласкала пристрастия, как бы мир ни одобрял оных обычаями своими, но жалостно всегда состояние лишающих себя тихого сего пристанища. Они посреди всех забав усматривают невидимым перстом начертанное себе осуждение. Совесть нежна, чувство ее всегда жестоко. Нет иного пластыря на презельные ее раны, как раны Христовы, разженные ее стрелы погасить не иначе можно, как кровью, истекшей от ребер Иисусовых, как благочестием в бесценных его заслугах почивающим. Виждь убо торжество благочестия и в нынешних обетованиях.

Душевное беспокойство есть источник всех житейских оскорблений. Но оной иссушить ни весь мир с прелестями своими не может, кроме благих расположений. По сим, то единственно существуют и все временные преимущества.

Что за польза кому иметь безбедное довольство? Что за выгода обществу крепость и мужество народа, граду искусство жителей, наукам успех, воинству храбрость, ежели злочестие при том, подавляет все благие склонности, ежели распутность обладает нравами, закона руководство пренебрежено, вера оставлена. Увы, достовернейший напротив опыт свидетель, что без благонравия дома суть жилища всяких неустройств, клятва бо Господня в домах нечестивых, без сего просвещение больше притыкается, нежели сама ночь невежества; всякий град паче к падению, нежели к возвышению склонен; без благочестия все общества суть жертва всех крайностей, игралище пагубы, пример бедства. Источник бо, говорит писание жизни, в единой руце праведного, нечестивого же покрывает пагуба.

Верно, посему слово Божие и всякого приятия достойно: благочестие на все полезно обетование имеюще нынешнего и грядущего времени. Опровергнуть истинну сию столько же трудно, сколько не возможно у солнца отнять свет.

Благочестивые слушатели, предъявленная истинна налагает на нас сугубое обязательство. Собственная в начале польза заставляет всякого жительствовать благочестно и боголюбезно, учреждать дела свои сходственно с намерениями владычными отложив всякую неправду, всякую злобу, яко от сих суть исходища смерти. Сей есть единый способ, чтобы быть и здесь счастливыми и при том благонадежными в бессмертных обетованиях. Буди верен до смерти и дам ти венец живота, уверяет Вседержитель.

Наконец сама совесть вопиет нам еще о последнем долге. Мы должны сверх того падать пред святым вышнего лицом с возношением чистейшей благодарности, что под благочестивой при том благоденствуем Державой.

Может ли что больше и чувствительнее возбуждать к доброму жительству, как живой оного пример Высочайшей Особы?

Члены потому здравствуют, по сколько цела голова, а мы потому наслаждаемся Божьими благословениями, что сидящая на престоле власть благолепствует добродетелями.

Боголюбивой нашей монархини сердце, будучи сокровище добродетелей, утверждает и наше блаженство на непоколебимом сем основании. Сколь почтительный предмет превознесенной Особы!

И потому, благочестие Обладательницы Нашей, на все полезно. Полезно при том всем и для всего. Ее прозорливый дух из сего источника почерпает силу благоразумные учреждать узаконения, устроять порядок, ведущий к правосудию, открывать новые пути к благоденствию народа и тем, повсюду являть себя Царицей благотворной, премудрой и законодательной. И что же? Чрез такие Ее добродетели не блаженствуем ли мы на земле?

Блаженствуем подлинно, тем основательнее, что от Благочестивой утробы Ее Благочестивый видим и плод.

Мы истинно блаженны, ибо благочестие на престоле нашем сидит. Мы счастливы, понеже и преемники оного верные суть благочестия блюстители.

Дражайший наш наследник Павел, с достойной дарований своих супругой, не суть ли светлейшее зерцало добродетелей всеобщей нашей Матери Екатерины II?

Пролей убо благочестием блистающая Россия! Молитвы свои пред небесами возвысь усердные гласы о дражайшем долгоденствии Монархини своей и Августейшего Ее наследия.

Ты же Преподобный Отец Сергий! Предстоя днесь престолу славы, простри праведные свои руце о нас, да усердные сии наши желания во благих исполнит Господь. Аминь.

Проповедано в Троицкой пустыне, в день обретения Честных Мощей Преподобного Сергия, в присутствии ЕЕ Императорского Величества и Их Императорских Высочеств, оным же архимандритом Иоасафом 1778 года, июля 5 дня.


Источник: Речь на пришествие ея императорскаго величества в Троицкую Сергиеву пустыню / [Проповедовано в Троицкой пустыне, в день обретения честных мощей преподобнаго Сергия, в присудствии ея императорскаго величества и их императорских высочеств, оным же архимандритом Иоасафом 1778 года, июля 5 дня]. - [С.-Петербург : Тип. Акад. наук, 1779]. - 12 с.

Комментарии для сайта Cackle