Святой Ипполит, епископ Римский
Очерк его жизни и литературной деятельности

Святой Ипполит, епископ Римский, по своей обширной литературной деятельности¹ занимает бесспорно одно из видных мест в истории христианской письменности III века. В данном случае Он уступает первенство разве только Оригену, своему знаменитому александрийскому современнику. Но, к сожалению, беспощадное время сохранило до нашего времени сравнительно только ничтожную часть из той обширной литературной производительности Ипполита, которая была несомненным достоянием современного ему христианского общества. Самая история его жизни преподносится теперь нашему взору только в форме отдельных отрывочных фактов, которые во многих случаях очень трудно объединить одной общей, живою связью. Правда, о личности Ипполита существует много различных легендарных сказаний², но во всех них очень трудно уловить историческую истину в применении к действительным фактам его жизни. Даже с открытием «Философумен»³, этого едва ли не самого важного сочинения Ипполита, мы получили возможность прояснить только некоторые, и притом только самые важнейшие, моменты его деятельности. Когда и где родился Ипполит, как протекли первые годы его жизни, при каких обстоятёльствах складывался его умственный и нравственный облик-все это до сих пор остается еще совершенно неизвестным и составляет загадку времени. Правда, бл. Иероним в одном из своих писем⁴ замечает, что Ипполит будто бы происходил из римского сословия всадников и до принятия священного сана был римским сенатором, Но достоверность этого свидетельства на весьма точных основаниях в настоящее время богословской наукой совершенно отвергается⁵. Правда также, что патриарх константинопольский Фотий⁶ называет Ипполита «учеником Иринея». Но и на основании этого краткого и отрывочного упоминания опять-таки нельзя сделать каких бы то ни было определенных заключений о самом происхождении св. Ипполита и о характере его воспитания⁷. Фотий, называя Иринея учителем Ипполита, – как это видно по связи речи – хотел только указать на непосредственное влияние ересеологических трудов знаменитого лионского епископа на таковые же труды Ипполита, хотел, так сказать, сопоставить между собою ученые труды этих двух древних ересеологов и указать на их внутреннюю связь и отношение; но в то же время этим сближением личностей Иринея и Ипполита едва ли имел в виду засвидетельствовать малоазийское происхождение последнего, указать на сходство самых условий воспитания того и другого. Таким образом, самое большее, если на основании данного свидетельства Фотия мы признаем тот факт, что св. Ипполит по духу и направлению своей литературной деятельности действительно был учеником Иринея Лионского , этого знаменитого ересеолога конца II века. В самом деле, как Ириней, так и Ипполит одинаково были чуткими охранителями начал православия и истинными выразителями его учения и жизни; как тот, так и другой были ревностными обличителями лжеучений древних и современных им еретиков. Это сходство направления простиралось даже и на внешнюю форму их литературной производительности: Ириней написал свое знаменитое «Обличение всех ересей», этот, собственно, первый труд, посвященный разработке истории еретических систем и их обличению; Ипполит продолжил ересеологический труд своего предшественника и написал свои знаменитые «Философумены», к которым примыкает целый ряд других более мелких и специальных сочинений, посвященных изучению и опровержению древних и новых еретических систем. В прочем, при этой общности направления деятельности Иринея и Ипполита нельзя не отметить некоторого различия в самом характеретех приемов, которыми руководствовался тот и другой защитник христианской истины в борьбе с современными им заблуждениями. Ириней, как показывает и самое имя его, был «миротворцем» в полном смысле этого слова: устраняя решительно и настойчиво ложь и заблуждение там, где эти последние были очевидны и не допускали никакого сомнения в их существовании, он, в то же время, применял меры крепости, снисхождения и уступчивости там, где дело касалось истины еще только предположительной, недоказанной твердыми и неопровержимыми доводами, а особенно там, где две спорящие стороны, при явном правоверии, расходились только во внешних формах выражения этого правоверия. В данном случае достаточно указать, как мудро поступил Ириней в разрешении спора между римским папой Виктором и ефесским епископом Поликратом, как он путем мирных уступок и переговоров уладил все недоразумения насчет монтанизма, возникшие в Римской церкви при папе Елевферии.

Ипполит в выборе внешних приемов деятельности обладал несколько иной натурой сравнительно со своим «учителем». Как человек главным образом спекулятивного направления, человек мысли, а не житейской практики, он, как и следовало ожидать, не мог так умело, как св. Ириней, применяться к обстоятельствам и условиям жизни: подобно пылкому африканцу Тертуллиану он – такой же пылкий, убежденный охранитель православия и ревнитель строгих начал христианской нравственности – прямо и решительно, без всяких послаблений бичевал ложь и заблуждение даже там, где дело касалось, может быть, только взаимных недоразумений и где дело при взаимной уступчивости могло быть улажено более или менее мирным путем. Эта ригористическая нравственная чуткость Ипполита, с одной стороны, и его неуменье применяться к обстоятельствам жизни, с другой стороны, и составляет особую черту его характера, которая ясно проглядывает в некоторых фактах его жизни и деятельности. Этой чертой его характера до некоторой степени только и можно объяснить ту печальную страничку его жизни, о которой он сам повествует в своих «Философуменах»⁸ и которая совпадает как раз с периодом его общественного служения. Когда, собственно, началось общественное служение Ипполита в церкви и при каких обстоятельствах, нам ничего не известно ни из «Философумен», ни из других посторонних источников. Из «Философумен» мы узнаём только, что при Римском епископе Зефирине (198–217 г.) Ипполит уже занимал в римской церкви некоторое положение и, по всей вероятности, имел сан пресвитера⁹. Это общественное служение Ипполита и ознаменовалось целым расколом, который произвел он в Римской церкви. Внешние обстоятельства и самые мотивы этого раскола, по изображению самого Ипполита, представляются в следующем виде. Так как Зефирин, находившийся под влиянием Каллиста¹⁰, выказывал некоторое расположение савеллианам¹¹ и их учению, то Ипполит, со своей стороны, выказал протест против этого сочувствия в смысле осуждения начал савеллианской доктрины. Впрочем, этот протест при Зефирине еще не принимал резких размеров и не произвел открытого раздора между двумя враждующими партиями очевидно потому, что сам Каллист, надеявшийся занять после Зефирина римскую кафедру, считал еще преждевременным переступать в данном случае границы умеренности¹². Когда же Зефирин скончался, а его место занял Каллист, когда, таким образом, для последнего оказалось «достигнутым то, к чему он стремился»¹³, прежнее враждебное настроение не замедлило принять уже более резкие формы. Правда, Каллист на первых порах подверг Савеллия отлучению, «как человека неправомыслящего»¹⁴, несомненно из боязни пред Ипполитом и из желания показать себя пред паствой человеком православных убеждений¹⁵, но в скором времени обнаружилось, что данное осуждение Савеллия прикрывалось маской лицемерия. Каллист – как представляет дело сам Ипполит – в скором времени стал не только проводить савеллианские мысли, но в то же время самого Ипполита и его последователей объявил неправомыслящими, назвавши их «дитеистами», т. е. двубожниками¹⁶. Понятно само собою, что и Ипполит не замедлил заявить свое неудовольствие по поводу такого положения дел: как бы то ни было и он объявил Каллиста исповедующим отчасти савеллианскую, а отчасти феодотианскую ереси. Таким образом, вражда между Ипполитом и Каллистом обострилась, притом настолько, что послужила, наконец, поводом к формальному отделению Ипполита вместе с его последователями от Римской церкви. Сам Ипполит стал считать свою отделившуюся таким образом партию особой «церковью», которой он противопоставил общину, находившуюся под управлением Каллиста, как исповедующую противоцерковное учение (катά τής έккλησίας)¹⁷. Причем эту общину Каллиста он был, по-видимому, склонен называть даже не церковью, а просто «школой» (διδασкаλείои)¹⁸ – очевидно, из желания приравнять ее в данном случае к обыкновенным еретическим школам. Этим же мотивом Ипполит, вероятно, руководствовался и в том случае, когда всех последователей Каллиста прямо назвал именем каллисгиан¹⁹. Эта религиозная вражда между Каллистом и Ипполитом, несомненно, в значительной степени питалась еще разногласием по вопросам чисто внешней церковной практики. Дело в том, что в современной Ипполиту церковно-общественной жизни христианского общества назрел вопрос о принятии таких или иных мер строгости по отношению к тем членам церкви, которые отличались нравственною распущенностью. Церковная власть в данном случае всегда была на высоте своего призвания и с особою строгостью охраняла чистоту нравов наложением запрещения особенно на тех христиан, которые в моменты гонений отрекались от Христа и совершали языческие обряды. Но Зефирин, а особенно Каллист, в данном случае значительно ослабили строгость церковных правил и стали довольно легко и снисходительно относиться к согрешающим членам церкви. Ипполиту – этому убежденному охранителю нравственной чистоты христианской жизни – не нравились подобные послабления; он видел в них нарушение исконных церковных традиций и нравственных идеалов; отсюда вполне естественно, что его вражда с Зефирином и Каллистом в значительной степени увеличилась и обострилась также и благодаря этому разногласию по вопросам церковно-практическим²⁰. Так как и сам Ипполит и его последователи не желали подчиняться Каллисту, то в данном случае не замедлило обнаружиться еще новое последствие раздора: сам Ипполит стал во главе своей общины и сделался ее епископом. От кого и как Ипполит принял посвящение в епископа – неизвестно; можно думать только, что это посвящение было совершено по всем правилам церковной юрисдикции. По крайней мере, сам Ипполит называет себя «преемником апостолов» (διάδоχοϛ τών άποστόλωи) и участником в благодати Святого Духа по преемству²¹. Многочисленные предания точно так же сохранили за ним титло епископа; особенно же замечательно, что церковные историки Евсевий и Иероним называют его «предстоятелем» (προεστώϛ) церкви²². Таким образом обнаружился в Римской церкви первый церковно-иерархический раскол, составляющий довольно печальную страницу в истории западного христианства: и в истории этого раскола Ипполит занимает первое место. Этими фактами, собственно, и заканчивается достоверная, хотя далеко не полная, история жизни св. Ипполита. Далее начинается уже область одних только предположений, в основе которых лежат или отрывочные, а потому и неясные, исторические указания, или же такие сведения, которые граничат с областью легендарных сказаний. В данном случае нельзя не отметить того характерного факта, что запад, как будто бы устыдившись соблазнительного раскола в римской церкви и в то же время не желая помрачат памяти Каллиста и Ипполита – этих двух мужей, признанных в римской церкви святыми, – как будто бы нарочно запутал самые сказания об Ипполите. Вот почему, благодаря этой запутанности и в ученой литературе, высказываются самые противоречивые суждения, касающиеся того периода жизни Ипполита, который совпадает с началом раскола. Так в ученой литературе происходят споры о самом церковно- иерархическом положении Ипполита, о месте его церковно- общественного служения, о моменте его смерти и некоторых других более или менее частных вопросах, касающихся судьбы его последующей жизни. И вся эта путаница суждений современных ученых, повторяем, находится в зависимости от спутанности древних сказаний об Ипполите. Дело в том, что древний христианский мир наряду с церковным писателем Ипполитом, епископом Римским²³, помещает целый ряд еще других Ипполитов, которые точно так же отождествляются с личностью первого. Так существуют сказания: а) об Ипполите, пресвитере римском²⁴; б) об Ипполите Александрийском²⁵; в) об Ипполите Порта Аравийского²⁶; г) об Ипполите, епископе или пресвитере Антиохийском²⁷; д) об Ипполите, мученике и епископе Порта Римского²⁸; е) об Ипполите-старце (Sепех), Нонне и монахе, который жил в пещерах²⁹; ж) об Ипполите, римском воине, пострадавшем при Декии и погребенном вблизи мощей св. Лаврентия ип ииа ТиЬurtипа³⁰; з) наконец, об Ипполите-диаконе³¹. Замечательно, что жизни и деятельность всех этих Ипполитов приурочивается в сказаниях приблизительно к одному и тому же периоду времени (начиная с царствования императора Александра Севера (†235) и кончая царствованием Клавдия II (†270) и, что особенно замечательно, поставляется в тесную связь с личностью св. Ипполита, церковного писателя³². Ученые изследователи³³ при обозрении всех этих сказаний прибегают обыкновенно к двум приемам: они или в общем оставляют их почти без внимания, или же делают попытки объединить их в применении к одной личности церковного писателя Ипполита. Последний прием выяснения является, конечно, более соответствующим истине, так как едва ли можно допустить, чтобы во всех этих сказаниях, центральною личностью которых является, несомненно, один и тот же Ипполит, не было бы ничего достоверного и исторического, что можно было бы взять для выяснения биографии церковного писателя Ипполита.

Но, спрашивается, как же можно объединить все эти сказания при их видимом противоречии друг другу и, прежде всех, которое из них может более всего соответствовать истине в решении вопроса о церковно-иерархическом положении Ипполита и о месте его служения? Уже из представленного выше очерка оппозиционной деятельности Ипполита, как она изображается им же самим в его «Философуменах»³⁴, до некоторой степени ясно, что сказания о римском епископствовании Ипполита оказываются наиболее всего достоверными и строго историческими. В самом деле, где же мог быть Ипполит епископом, прежде всего, как не в Риме же, в котором развивалась его оппозиционная римскому папству деятельность, где он имел ближайшее соприкосновение со всеми тогдашними событиями римской истории и где он сам же под своим верховным водительством образовал особую партию недовольных Римским епископом Каллистом? Немаловажным, хотя и косвенным, свидетельством в пользу Римского епископствования Ипполита служат также и те внешние знаки почтения к личности Ипполита, которые сосредоточены опять-таки именно в Риме: здесь открыт склеп, в котором был погребен Ипполит³⁵; недалеко от этого склепа в 1551 году был найден мраморный памятник, воздвигнутый, очевидно, его почитатеяями³⁶; в Риме же было посвящено в честь Ипполита несколько храмов. Но едва ли не самым сильным доказательством исторической достоверности Римского епископствования Ипполита служат те многочисленные предания, которые сохранились о нем на востоке. Замечательно, что восток до самого VII в. знал, собственно, одного епископа Римского Ипполита; и только с VII в., благодаря римскому апокрисиарию Анастасию, проживавшему некоторое время в Константинополе, распространилось здесь предание об его портуанском епископствовании. Впрочем, и после этого, т. е. после VII в., на ряду с преданием об Ипполите, как епископе Портуанском, продолжает еще упорно держаться здесь предание о нем, как епископе Римском. К числу писателей восточной церкви, державшихся этого последнего предания, относятся: Леонтий Византийский, Евстратий, пресв. Константинопольский (VI в.), Анастасий Синаит (VII в.), патр. Герман, Иоанн Дамаскин (VIII в.), патр. Никифор (Кв.), Феофилакт Болгарский (XI в.)³⁷. Затем, весьма важное свидетельство в данном случае представляют многочисленные манускрипты (греческие и славянские), содержащие произведения св. Ипполита с титулом Римского епископа³⁸. Многочисленные греческие календари, синаксари, прологи и минеи точно так же большею частью обозначают Ипполита как епископа Римского и полагают его память на 30 января³⁹. Все эти и подобные свидетельства, особенно при освещении их фактами, почерпаемыми из собственного произведения Ипполита – «Философуменов», ясно и неопровержимо доказывают историческую достоверность его епископского служения именно в Риме. Недаром в современной богословской науке мнение, что Ипполит был Римским епископом, считается положением почти неопровержимым и твердо обоснованным⁴⁰. Даже те писатели, которые склонны отрицать принадлежность Ипполиту «Философуменов», и те в большинстве случаев склоняются к такому положению, как к наиболее достоверному.

Правда, против положения о Римском епископствовании Ипполита, по-видимому, говорят свидетельства таких компетентных в данном случае историков, какими являются Евсевий и Иероним. Один из них, назвавши Ипполита «предстоятелем» (лроεστώς), а другой – епископом, в тоже время прямо и положительно отказываются указать место его епископского служения⁴¹. Этот сознательный отказ, по крайней мере, со стороны Иеронима, на первый взгляд, действительно кажется несколько странным. В самом деле, трудно предположить, чтобы Иероним, сам родившийся в Италии и некоторое время живший в Риме, не знал о месте римского служения Ипполита, если бы оно на самом деле было таким. Но если присмотреться к делу ближе, то окажется, что данные свидетельства Евсевия и Иеронима, хотя и не говорят прямо и положительно в пользу Римского епископствования Ипполита, но в то же время не находятся с ним и в противоречии. По всей вероятности, ко времени Евсевия, а тем более Иеронима, память об Ипполите на вышеуказанных основаниях была уже сильно затемнена, различные сказания о нем получили уже право гражданства так, что разобраться в них и уловить истину было сравнительно трудно. Вот почему, вероятно, не желая сами впасть в заблуждение и других вводить в него, Евсевий, а вслед за ним и Иероним, оставили вопрос о месте епископского служения Ипполита открытым с ясным указанием на трудность его разрешения. Им, может быть, действительно было непонятно, каким образом Ипполит, епископ Римский, выдавался в то же время за епископа Портуанского, Антиохийского и даже Александрийского, а в некоторых случаях считался даже просто пресвитером. Если, таким образом, Римское епископствование Ипполита можно считать исторически достоверным даже при существовании вышеуказанных свидетельств Евеевия и Иеронима, то при чем же, спрашивается, тогда остаются все другие сказания об Ипполите, как епископе Антиохийском, Александрийском, Портуанском и т. д.? Выше мы уже указывали, что некоторые ученые исследователи, допускающие римское епископствование Ипполита, в большинстве случаев оставляют их почти без всякого внимания при изучении биографии последнеш⁴², относя их к области вымыслов и легендарных сказаний. Но, как увидим ниже, во всех этих сказаниях все же можно отыскать некоторую долю исторической истины, и сами они на достаточных основаниях могут быть уложены в рамки биографии св. Ипполита, епископа Римского⁴³. Если же некоторые исследователи оставляют их без внимания, то, собственно, потому, что они самый период жизни Ипполита заканчивают его деятельностью в Риме и устанавливают такую дату, определяющую год его смерти, при которой действительно все эти сказания, за исключением только сказания о Римском епископствовании Ипполита, теряют свой смысли значение. По мнению этих ученых, обоснованному на показаниях римского «Хронографа» от 354 г. и т. н. «Liber роntificalis», повторяющего в сущности то же самое свидетельство⁴⁴, выходит, что Ипполит не простирал своей деятельности дальше Рима и, проживши здесь до времен папы Понтиана, вместе с ним при императоре Севере (Александре) или в самом начале царствования Максимина в 235 году был сослан на «вредоносный» (посииа) остров Сардинию или на один из прилегающих к нему островков и здесь скончался вместе с Понтианом приблизительно в том же 235 году. Основываясь потом на показаниях того же самого «Хронографа» от 354 года, в котором Ипполит представляется погребенным в Риме вместе с Понтианом, хотя и в различных гробницах⁴⁵, эти ученые далее предполагают, что смерть Ипполита и Понтиана, происшедшая в Сардинии-следовательно, в заточении – и послужила, собственно, причиной особого почитания их со стороны римских христиан: последние наградили их титулом мучеников, перенесли в Рим и здесь с почестями погребли – Понтиана в усыпальнице Каллиста, а Ипполита в усыпальнице по Тибуртинской дороге⁴⁶. Конечно, собственно, против показаний Хронографа и Libеr роntifiсаlis нельзя сделать никакого существенного возражения. Оба эти памятника имеют значение официальных документов и, следовательно, показания их вполне достоверны. Основываясь на них, действительно должно полагать, что деятельность Ипполита, ознаменовавшаяся в Риме открытой враждой с папой Каллистом, продолжалась, вероятно, в том же самом направлении и при преемниках последнего, т. е. Урбане и Понтиане, до тех пор, пока вместе с этим последним он не был сослан на остров Сардинию, вероятно, по приказу императора Максимина⁴⁷, который – как свидетельствует Евсевий – по преимуществу обратил свое внимание на главных руководителей христианских общин⁴⁸. Несомненно также, что Понтиан, пораженный на этом «вредоносном» острове цёлым рядом болезней, скончался вскоре же после своей ссылки. Но что вместе с ним скончался также и Ипполит, заключать об этом указанные документы не дают, собственно, никаких твердых оснований. В них обоих факт болезни и затем смерти ясно констатируется только по отношению к одной личности Понтиана⁴⁹. Самая «вредоносность» условий жизни на Сардинских островах тоже приводится как причина болезни и смерти одного только Понтиана⁵⁰. Вообще ни в указанных официальных римских памятниках, ни в других древних свидетельствах нет никаких твердых оснований к утверждению того положения, что Ипполит будто бы не пережил сардинской ссылки и скончался приблизительно одновременно с Понтианом, т. е. в 235 году. Если же таким образом сардинской ссылкой еще не заканчивается история жизни св. Ипполита, то где же и при каких обстоятельствах, спрашивается, протекала его дальнейшая жизнь? В данном случае нельзя не согласиться с теми исследователями⁵¹, которые, не заканчивая жизни св. Ипполита сардинской ссылкой, в то же время некоторое отображение фактов его последующей жизни усматривают в вышеуказанных сказаниях о нем, как епископе (в некоторых случаях пресвитере) Александрийском, Аравийском, Антиохийском, Портуанском. Александрия, Аравия, Антиохия, Порт – это, по всей вероятности, те главнейшие пункты, где так или иначе и сосредоточивалась деятельность св. Ипполита в после сардинский период. Этим обстоятельством, по нашему мнению, только и можно объяснить, почему в этих именно пунктах сохранилась особая память об Ипполите и почему к ним именно различные сказания приурочивают его деятельность. Впрочем, в данном случае является уместным еще следующий вопрос. Спрашивается, если Ипполит действительно пережил сардинскую ссылку, то почему же он снова не возвратился в Рим – в это место своей предшествующей деятельности. Разрешение данного вопроса скрывается, вероятно, уже в самых обстоятельствах сардинской ссылки. Сосланный в Сардинию, подобно Понтиану, как представитель целой особой христианской общины, вероятнее всего, императором Максимином в первый же год его царствования, Ипполит едва ли мог иметь особые побуждения снова возвращаться в Рим, даже в том случае, когда после смерти Максимина (235–238) вступил на престол Гордиан (238–244), уже благосклонно настроенный по отношению к христианам. Дело в том, что за последние два-три года сардинской ссылки община Ипполита, и без того весьма незнацительная⁵², вероятно, совершенно распалась; надеяться, таким образом, на продолжение прежнего протеста уже не представлялось более никакой возможности. Вот почему он, воспользовавшись свободой, по всей вероятности, и решил отправиться на Восток и поискать здесь приложения своей деятельности. Ничего неестественного не было в том, если его выбор в данном случае, прежде всего, пал на Александрию. Александрия была центром христианской образованности; здесь была уже особая строго организованная христианская школа, которая благодаря трудам Климента и Оригена пользовалась громкою известностью во всем христианском мире. Здесь же, несомненно, главным образом сосредоточивались все многочисленные литературные труды Оригена, друга Ипполита и его, можно сказать, ближайшего сотрудника в деле изучения Св. Писания⁵³. Почему же не предположить, что Ипполит, сам интересовавшийся христианской экзегетикой, главным образом, и был привлечен в Александрию этими экзегетическими трудами Оригена. Могли быть у Ипполита также и иные побуждения посетить Александрию. Последняя была, можно сказать, очагом монархианских идей во всех их разновидностях – именно тех идей, с которыми он сам боролся и из- за которых разошелся с Зефирином и Каллистом. Разве нельзя предположить, что Ипполит, перетерпевши целую печальную историю из-за противомонархианской борьбы, пожелал, так сказать, на месте проверить себя и расширить относительно монархианства свой кругозор. Расширение этого кругозора для него было важно еще и в другом отношении. Непосредственное знакомство с монархианскими идеями и их развитием могло послужить ему важнейшим источником при написании тех многочисленных ересеологических сочинений, которыми так богата его литературная деятельность.

Нет ничего неестественного также и в том предположении, что он из Александрии предпринимал путешествие в Аравию. Как раз именно в это время Аравия была взволнована распространением «странных мнений» Берилла, епископа Бострского, который проповедовал монархианство в духе Савеллия⁵⁴. Многие епископы Востока и Запада, а также и знаменитый Ориген были приглашены на собор, составленный для обсуждения его лжеучения⁵⁵. Может быть, в числе этих епископов был приглашен также и Ипполит, как человек, несомненно пользовавшийся в это время своею ученой известностью и борьбой против савеллианства. Как бы то ни было, но уже Евсевий своим одновременным сопоставлением и сближением литературной деятельности Берилла и Ипполита дает довольно веское основание в пользу такого заключения⁵⁶ Если же таким образом участие Ипполита в борьбе аравийской церкви с лжеучением Берилла должно представляться фактом достоверным, то мы получаем, в то же время, некоторое основание и в пользу того заключения, что Ипполит мог быть в данном случае деятельным сотрудником Оригена, который, по явному свидетельству Евсевия⁵⁷, нарочно был вызван в Аравию для борьбы с Бериллом. Может быть, именно в Аравии, таким образом, Ипполит и Ориген снова встретились после своего первого знакомства в Риме⁵⁸, и, может быть, здесь Ипполит произнес в честь Оригена свое похвальное слово, которое, по его собственному свидетельству, он говорил в присутствии этого знаменитого александрийца⁵⁹.

Проявлялась ли деятельность Ипполита в Аравии еще в каком-либо ином отношении, мы сказать не можем; но в общем она была очевидно крупным и заметным явлением в ее истории. Иначе, как же мы можем объяснить факт его очень широкой известности здесь под особым чисто арабским именем Абулида, а также факт существования целого ряда арабских переводов его сочинений. Косвенным доказательством пребывания Ипполита в Аравии и ближайшего, непосредственного знакомства с ней служит также и следующая очень характерная особенность его ересеологических сочинений. В них мы встречаемся с описанием, между прочим, таких ересей, которые были распространены исключительно только в Аравии; при этом – что особенно замечательно-Ипполит ясно обнаруживает свое непосредственное знакомство с ними⁶⁰. Словом, все эти свидетельства – особенно в связи с вышеуказанным замечанием Евсевия, дающим очень прозрачный намек на аравийскую деятельность Ипполита, – почти с несомненностью утверждают тот общий факт, что он действительно, некоторое время жил и действовал в Аравии. Если же это так, то отсюда, в свою очередь, становится вполне понятным генезис мнения папы Геласия об Ипполите, как епископе Аравийском, или Порта Аравийского⁶¹. Очевидно, широкая известность Ипполита в Аравии, многочисленные переводы его сочинений, распространеные здесь, дали Геласию ближайший повод к мысли об его аравийском епископствовании, хотя последнего на самом деле, вероятно, и не было. Действительно, трудно предположить, чтобы в послесардинский период Ипполит, проявлявший свою деятельность в столь многочисленных местах, занимал где-либо определенную епископскую кафедру. Он был во всех этих местах, несомненно, деятельным выразителем пастырско-просветительного служения, но, вероятно, без какого-либо определенного церковно-иерархического положения. Как и при каких обстоятельствах проявилась деятельность Ипполита в Антиохии, мы точно также не можем сказать ничего определенного. В данном случае только некоторую нить к заключениям подает нам Евсевий. Этот знаменитый историк своим кратким – как бы вскользь брошенным замечанием⁶² – дает нам некоторое право думать, что деятельность Ипполита в Антиохии находилась в тесной связи с т. н. новацианским движением, которое было возбуждено в Риме пресвитером Нова цианом и кфторое имело некоторый отзвук в Александрии, Антиохии и Карфагене. Это движение, возбужденное в пятидесятых годах третьего столетия, по крайней мере, с внешней стороны имело большое сходство с протестом, заявленным в одно время Ипполитом. Как и Ипполит, Новациан ратовал против ослабления в Римской церкви церковной дисциплины; он представлялся борцом за целость нравственно-религиозных устоев. Но – как это выяснила история – за этими внешне чистыми и возвышенными целями скрывались побуждения далеко не возвышенные. В конце концов, все дело сводилось, собственно, к честолюбивым замыслам Новациана, стремившегося достигнуть римского епископского престола⁶³. Несмотря на предостережения, сделанные в Александрии и Антиохии со стороны Римского епископа Корнилия, Антиохийский епископ Фабий принял, однако, сторону Новациана. Можно думать, что это склонение Фабия к новацианству произошло не без участия со стороны Ипполита⁶⁴. Нет ничего невероятного в том пред положении, что Ипполит, когда узнал о возбужденном в Риме движении, когда особенно из писем самого Новациана усмотрел в этом движении продолжение своего собственного протеста, направленного в одно время против нравственно-религиозного послабления со стороны римских епископов, не остался безучастным к нему и начал действовать в его пользу в таких крупных центрах, какими были Александрия и Антиохия. Так как Фабий при самом начале движения получил уже предупредительное письмо из Рима от самого Новациана, то вполне естественно, что в лице Антиохийского епископа Ипполит нашел для своей пропаганды более всего удобную почву. Так или иначе, Фабий сделался открытым сторонником новацианства, и для Ипполита, таким образом, открылся самый удобный момент, когда он мог перенести свою деятельность в Антиохию и занять здесь при сочувственном отношении к нему Фабия то почетное положение, отзвук которого мы, вероятно, и находим в различных сказаниях об его антиохийской деятельности. Замечательно, что как раз в этих именно сказаниях мы находим упоминание об Ипполите, как новадианине. Это же временное увлечение Ипполита новацианством нашло, вероятно, также отзвук и в похвальной надписи в честь Ипполита папы Дамаса, где Ипполит-пресвитер точно так же называется новацианином. Впрочем, это весьма вероятное увлечение Ипполита новацианскими идеями – как можно думать на основании того же указания Евсевия – продолжалось сравнительно недолго. Несомненно, что сам Ипполит, склонившись на сторону новацианства, был введен только в заблуждение кажущейся возвышенностью его идей и, вероятно, оставался новацианином только до тех пор, пока не познакомился с главными мотивами этого нового римского раскола, в основе которого – как мы уже говорили – лежали эгоистические расчеты и интриги самого Новациана. Можно думать, что, решающее значение в деле охлаждения Ипполита к новацианству имели доводы Дионисия Александрийского, этого знаменитого деятеля половины III столетия, который подобно Иринею-миротворцу замечателен в истории христаанства устроением внутреннего мира и спокойствия в церкви. Св. Дионисий по поводу новацианскаго движения находился в деятельной переписке с Корнилием Римским и, несомненно, прекрасно знал все неприглядные стороны этого движения. Видя, что такой авторитетный представитель христианского общества, каким был Ипполит, поддерживает сторону римского интригана, он, несомненно, употреблял со своей стороны все усилия к тому, чтобы отклонить его от опасного увлечения. Может быть, эту попытку св. Дионисий делал отчасти уже в том письме, которое – по свидетельству Евсевия⁶⁵ – он послал Антиохийскому епископу Фабию. Может быть, это письмо, посвященное разоблачению интриг Новахщана, и заронило искру сомнения в чистую душу Ипполита. Нет ничего невероятного также и в том, что для болшего ознакомления с сущностью дела он, может быть, решился предпринять путешествие в Александрию к св. Дионисию. Может быть, это-то личное свидание и те переговоры, которые он вел с Дионисием, этим умным, авторитетным и всеми уважаемым иерархом того времени, и утвердило в нем решимость окончательно разорвать всякую связь с новацианством. Мы склонны думать, что св. Дионисий в данном случае достиг даже большего результата: может быть, он вообще пересоздал душевное настроение, Ипполита и убедил его в том, насколько вообще трудно осуществимы меры крайней строгости в приме- нении их к жизни молодого, еще неустойчивого, неперебродившего христианского общества. Может быть, и сам Ипполит путем долгого опыта, во время своих долголетних скитаний уже дошел, наконец, до того сознания, что проповедуемая им аскетическая строгость нравов и необходимость строгого церковного контроля над ними возможны в области одних только идеалов, а не в обыденной сфере обычных жизненных отношений, что Каллист и его преемники до некоторой степени были правы, когда не внимали голосу его протеста. Словом, нет ничего невероятного в том предположении, что в душе Ипполита под напором жизненного опыта, с одной стороны, и под благотворным умиротворяющим воздействием св. Дионисия, с другой стороны, произошел, наконец, давно подготовляемый жизненный перелом: чувствуя уже приближение старости и окончание земного поприща, он, вероятно, (опять-таки не без воздействия всеумиротворяющего Дионисия) решился, наконец, даже формально примириться с Римскою церковью, с которой он был во вражде столь многие годы. Тем более, что во главе ее в данное время находился уважаемый, добрый и честный старец Корнилий. И вот – как свидетельствует в данном случае Евсевий – Ипполит из Александрии, после неудачных попыток воскресить в Антиохии при помощи новацианского движения свой давнишний протест, добавим мы, снова возвращается в Рим с «Диаконским посланием» (διакоиιкή έπιστολή)⁶⁶ от предстоятеля Александрийской церкви св. Дионисия. В этом послании, как бы нарочно посланном с Ипполитом, св. Дионисий наряду со своими взглядами на новацианский раскол сообщал, вероятно, «римским братиям» также о внутреннем перевороте, совершившемся в душе Ипполита⁶⁷. Таким образом состоялось, нужно думать, примирение римского антипапы Ипполита с Римскою церковью, и, вместе с этим, закончился смутный тревожный период его жизни, проведенный во вражде с этою церковью⁶⁸. После всех изложенных нами событий, которые составляют предположительную историю жизни Ипполита антиохийского периода, мы позволим себе задать следующий вопрос. Спрашивается, не служат ли отзвуком именно этих событий следующие три главные факта, которые сообщаются нам т. н. антиохийскими сказаниями об Ипполите, а именно, что 1) он был Антиохийским епископом, 2) был новацианином и что 3) он, наконец, обратился к господствующей Римской Церкви. При свете вышеуказанных соображений, подтверждаемых отчасти историческими сообщениями Евсевия, все эти три главные факта антиохийских сказаний не получают ли, таким образом, исторический смысли историческую достоверность? Пребывание св. Ипполита в Порте римском – или только вблизи него – после примирения его с Римской церковью составляет уже последнюю заключительную эпоху его жизни и деятельности. Причем сказания, касающиеся пребывания Ипполита в Порте, сообщают нам одну довольно важную подробность, которая поражает своею историческою достоверностью и, так или иначе, бросает довольно яркий свет на всю деятельность Ипполита за этот период. Так, в этих сказаниях Ипполит-как мы уже говорили выше – изображается «старцем» (sеnех), «нонном» (точно также в значении старца), а также «монахом» (mопасhus), живущим в пещерах. Действительно, нет ничего невероятного в том, что Ипполит, примирившись с Римскою церковью, остаток своей жизни посвятил на мирную отшельническую жизнь, которую он и провел в пещерах, находящихся вблизи Порта. Иного лучшего рода деятельности, конечно, и нельзя представить для убеленного сединами преклонного старца, каким был в это время (приблизительно в начале второй половины III столетия) св. Ипполит. Человеку аскетического направления; всю жизнь положившему на борьбу с нравственно-религиозными нестроениями, естественнее всего было при таких обстоятельствах удалиться от мира и предаться созерцательной. аскетической жизни в тиши и уединении пещер⁶⁹. Впрочем – как видно из тех же сказаний – Ипполит и в данном случае не прекращал своей пастырско-просветительной деятельности. Он был истинным утешителем христиан во всех их несчастиях, он подавал им советы жизни, занимался благотворением, ходатайствовал за них пред правительством, а главное – занимался погребением тех христиан, которые в эту смутную и тяжелую для них пору падали от руки правительственного палача. Когда Ипполит совершил погребение тела некоей мученицы св. Хрисы, или иначе Авреи, только что пред тем казненной, он и сам, наконец, должен был пасть жертвой языческой ненависти к христианам. Впрочем, когда, собственно, и при каких обстоятельствах совершилась мученическая кончина Ипполита, все портуанские и другие сказания определяют неясно и спутано. Видно, что в данном случае фантазия работала особенно усиленно и внесла в изображение событий его смерти много таких черт, которые составляют или чистый вымысел, или же подробности, которыми сопровождалась, вероятно, кончина других христианских мучеников, пострадавших или одновременно, или несколько ранее, или позднее его⁷⁰. Относительно времени мученической кончины Ипполита можно представить только следующее соображение: он не мог скончаться ранее царствования Декия (249–251) и даже при Декии, так как в его царствование он, вероятно, был еще деятелем Антиохии, принимал сторону Новациана и, наконец, обратился к Римской церкви; не мог он скончаться и позднее царствования Клавдия II (268– 270), так как ни одно сказание не переносит его жизни и деятельности за пределы царствования последнего. В изображении самых подробностей кончины Ипполита несомненным и строго определенным историческим фактом является, собственно, только факт его мученической кончины⁷¹. По крайней мере, все древние исторические свидетельства ясно и определенно говорят о его мученичестве. Этот же факт мученической кончины, несомненно, прежде всего и послужил основанием того почитания, которое тотчас же после его смерти было соединено с его именем, а это почтение и уважение к личности Ипполита, основанное на его мученической кончине, соединившись с той известностью, которою он вполне заслуженно пользовался как знаменитый писатель, как муж ίερώτατος каи σοϕώτατος⁷², как христианский ϕιλόσοϕος ⁷³ и как человек γλυκύτατος και εύνούστατος⁷⁴, – и создали, наконец, ему ту славу, которая поставляет его наряду со знаменитейшими мужами древнего христианского мира. С этою выдающейся известностью Ипполита прекрасно гармонируют те вещественные памятники почтения, которые созидались в честь него в Риме. Память св. Ипполита в Восточной церкви приурочиваётся, главным образом, к 30 января, а в западной Римской – к 13 августа⁷⁵. В 354 году – как это нужно заключать на основании «Libеr роntifiсаlis» – он был официально признан святым с занесением его имени в официальные римские мартирологи. Как мы говорили вышё, из сочинений св. Ипполита до нашего времени сохранилась сравнительно ничтожная часть, хотя самый состав его литературной производительности более или мёнее известен даже современному христианскому миру благодаря, прежде всего, такому важному и достоверному свидетельству, каким является в данном случае вышеуказанный памятник, поставленный Ипполиту его почитателями⁷⁶. Весьма важным дополнением к показаниям этого памятника служат свидетельства Евсевия⁷⁷ и бл. Иеронима⁷⁸, к которым примыкают, в свою очередь, свидетельства целого ряда других христианских писателей древнего мира – Софрония⁷⁹, Георгия Синкелла⁸⁰, Никифора Каллиста⁸¹, Ебед-Иезу⁸² и некоторых других. На основании этих свидетельств вполне можно судить, насколько обширна, разностороння и плодовита была его литературная деятельность. Можно сказать, он оставил весьма заметный след во всех родах христианской письменности: так из длинного ряда его произведений мы можем выделить довольно значительные группы сочинений: а) экзегетических, б) догматико-полемических, в) гомилетических, г) исторических и д) церковно-канонических. К экзегетическим произведениям св. Ипполита относятся:

1) Εις тήν έξαήμερον (Евсевий; Никифор Каллист) ­­ In Нехаеmеrоn (Иероним, Софроний) ­­ [коσμογο] vιας (?) (памятник Ипполиту, строк. 2).

2). Εις та μετα τήν έξαήμερον (Евсевий, Никифор Калл.). С этим, вероятно, тождественно сочинение, упоминаемое под названием: In Genesim (у Иеронима)⁸³. Едва ли не дубликат его же составляет и то сочинение, которое тот же Иероним, притом одновременно, упоминает под заглавием: In Ехоdum⁸⁴ – От обоих этих сочинений сохранились только краткие фрагменты, которые собраны в самом последнем издании сочинений Ипполита, сделанном под редакцией Воnиеtсh’a и Асhеlis’а⁸⁵.

3) Еίς тάς εύλογίας τού Baλaάμ (‘Aβpαάμ? у Фабриция) – из сочинения под указанным заглавием приводит небольшой отрывок Леонтий Византийский в своих сочинениях: «Соптга Mоnорhus.«и «Соптга Nestor. еt Еutусh.»⁸⁶.

4) Είς tόν »Еλκανάν και τήν «Ανναν – четыре небольших отрывка из этого сочинения приводит Феодорит Кирский в своем сочинении: «Dialоg. с. Наегеt.»⁸⁷.

5) ‘Eк тής έрμηиеиаς "РоύФ – маленький фрагмент в рукописи Афонского монастыря, открытой в 1895 г.⁸⁸.

6) Еиς тоύς ψαλμούς (памятн. Ипполиту, стр. 3) ­­ Dе Рsаlmиs (Иероним) ­­ πери ψαλμώи (Софроний, Никифор Каллист). Сохранились довольно значительные фрагменты⁸⁹.

7) Περι πароιμιώи [Еίς тάς παροιμίας Σολομώντος] (Никифoр Калл., Софроний) ­­ dе Рrоvеrbiis (Иероним). Сохранилось несколько фрагментов⁹⁰.

8) Dе ecclеsiаstе (Иероним). Сохранился только один фрагмет⁹¹.

9) Εις тό ᾃσμа (Евсевий) ­­ In Саntiсum Саntiсorum (Иероним) ­­ еиς тά ᾃσμата (Георгий Синкелл) ­­ еиς тό ᾃσμа τών ᾃσμаτων (Никифор Каллист)⁹².

10) In Еsаiаm (Ирроним) – еиς ᾿Нσа́и́аи (Софроний) ­­ еиς тόи "Нσа́и́аи (Никифор Каллист) ­­ еиς άрχήи тоϋ ᾿ Нσа́и́аи» (Феодорит в сочинении: Еrаnist. diаl.I)⁹³.

11) Εις μέρη тоϋ ‘Iζ εκιήλ (Евсевий, Никифор Каллист, Георгий Синкелл)⁹⁴.

12) Εις тόи Δаииήλ (Никифор Калл.) ­­ Dе Dаniеlе (Иероним) ­­ πери Δаииήλ (Софроний). Текст этого сочинения в настоящее время известен в полном составе и в переводе на русский язык предлагается в настоящем выпуске [издании]⁹⁵.

13) In Zасhаriаm (Иероним) ­­ εις Zаχαριαι(Софроний). От этого комментария до настоящего времени ничего не сохранилось.

14) In Маtthаеum (Иероним в предисловии к своему комментарию на то же Евангелие). Сохранились незначительные отрывки⁹⁶. Часть толкования на Ев. Матфея составляет, вероятно, произведение (гомилия?) под заглавием: "Λόуоς ό еиς тήи тώи таλάитωи διаиоμηи», отрывок из которого приводится у Феодорита⁹⁷.

15) Dе Аросаlурsi (Иероним) ­­ еиς тήи άπокάλθψιν (Георгий Синкелл) ­­ πери άπокάλθψεως (Никифор Каллист)⁹⁸. Это – очевидно экзегетическое – сочинение Ипполита на достаточном основании считают⁹⁹ совершенно отличным от другого его сочинения под заглавием: «"Нπέр тоϋ катά Iωάиипи Еύαγγеλiоu kai аπокаλύψεως» (памятн. Ипполиту, стр. 5–8).

Параллельно экзегетической деятельности св. Ипполита развивалась также и его догматическая деятельность, которая имеет, несомненно, особенно важное значение в истории древней христианской письменности. Как и все его современники, он писал свои многочисленные догматические трактаты, ведя борьбу с внешними и внутренними врагами христианской церкви. Против внешних врагов ее он написал следующие два апологетические трактата:

1) Περι τής тоϋ παντός оύσίας (как обозначает этот трактат сам Ипполит в своих Философуменах X, 32). Он несомненно тождествен с Прός "Еλληиας кαи πрός Пλάτωνα ή каи πери тоύ πаντός, обозначенным на памятнике Ипполиту (на строках 13– 15). Несомненно также, что из него приводит отрывок патриарх Фотий с именем Иосифа (‘Иωσήποu) под заглавием: Λόуоς тоϋ έπιγεγραμμένου катά (Пλάτωνα?) πери тής тоύ πаитός аитиας¹⁰⁰. Следы знакомства с этим сочинением мы находим также у Иеронима¹⁰¹. Общим содержанием этого произведения – насколько можно судить по отрывку Фотия-служит развитие той мысли, что Платон находился во внутреннем противоречии сам с собой, что учение, развитое платоником Антиноем по вопросу о душе, материи и воскресении плоти, неправильно и опровергается положительным христианским учением по тем же самым вопросам, что Еллины не должны гордиться древностью своего происхождения, так как Иудеи в данном случае превосходят их.

2) Против самих Иудеев, этих других внешних врагов христианства, Ипполит точно так же написал особое сочинение под заглавием: "Аπоδеиктикή πрός ‘ Иоυδаиυς, под каковым заглавием с именем Ипполита Лагард¹⁰² приводит один сирийский фрагмент. Древних свидетельств об этом сочинении не имеется, хотя некоторые исследователи склонны думать, что именно это сочинение указывается в сохранившемся в неполном виде надписании Ипполитова памятника: ... оυς (­ [πрός ‘Iоuδаи] оυς?)¹⁰³.

Гораздо более Ипполит написал догматических сочинений, посвященных опровержению внутренних врагов христианской церкви. В данном случае он имел в виду не только современные ему еретические движения, но также и такие, которые давно отжили свой век и утратили всякое значение и силу. Ипполит, положивши в основу своих полемических приемов, главным образом, историко-критический метод, вполне естественно Должен был коснуться их, как тех элементов, которые легли в основу современных ему ересей.

1) Изучению древних еретических систем – от Досифея до Ноэта (как указывает в данном случае Фотий)¹⁰⁴ – посвящено особое сочинение под заглавием: Прός άπάσας тάς аирέσεις (Евсевий), о котором упоминает и сам Ипполит в Предисловии к своим Философуменам. Это сочинение – приводимое под таким же названием Иеронимом (Аdversus оmnеs hаеrеsеs), Софронием (катά πаσώи τώи аίрέσεωи) и Георгием Синкеллом (πрός тάς λοιπάς αίρέσεις) – несомненно тождественно с упоминаемым у Никифора Каллиста под заглавием: Σύνταγμα πрός άπάσας тάς аирέσεις βιωϕελέσтатои, а также и с тем, которое под этим последним заглавиeм приводится в Chrоniсum раshаllе¹⁰⁵ Фотий, упоминая о сочинении Ипполита под заглавием Σύνταγμα, как таком, в котором говорится об ересях от Досифея до Ноэта и которое он называет также βιβλιδάрioi¹⁰⁶ имеет в виду, несомненно, то же самое сочинение Ипполита¹⁰⁷. По мнению ученых исследователей¹⁰⁸, т. н. «Libellus рsеudо-Теrtulliаni»¹⁰⁹ представляет из себя ничто иное, как латинскую переделку рассматриваемого нами сочинения Ипполита¹¹⁰. Если же это так, то тогда мы имеем полное право утверждать, что нам известно, если не самое содержание, то, по крайней мере, внешний состав, а, отчасти, и направление ересеологического труда Ипполита. Так несомненно, что в основе его лежит краткая характеристика всех более или менее известных древних ересей от Досифея до Ноэта и что ересеологи IV; века Епифаний и Филастрий в своих сведениях о древних ересях находились от него в полной зависимости. Написана Σύνταγμα , по мнению одних, около 200 года¹¹¹, а по мнению других – не ранее первого десятилетия III в.¹¹² Непосредственное продолжение означенного ересеологического труда Ипполита представляет из себя целый ряд отдельных сочинений – монографий, посвященных изучению и обличению ересей, уже современных Ипполиту. Самой животрепещущей злобой дня в его время было монархианство. Обличению одного из видных представителей этого еретического направления, именно, Ноэта, он и посвятил особое сочинение под заглавием:

2) "Оμιλία ‘Iππολύτου είς τήν αίρεσιν Nοητού τινος¹¹³. Отрывок из этого сочинения с именем Ипполита приводит папа Геласий и таким образом ясно свидетельствует об его происхождении от Ипполита¹¹⁴. Далее самый дух сочинения указывает на тесную связь его с литературной производительностью последнего¹¹⁵, ввиду чего большинство писателей склонно к признанию его подлинности¹¹⁶. В настоящее время оно известно в полном виде из вышеуказанной рукописи¹¹⁷.

3) Евсевий в своей истории¹¹⁸ приводит несколько кратких отрывков из сочинения под заглавием: Σπούδασμα μετά τής Артέμωνος aipέσεως, которое Феодорит называет: "О σμιкрός λαβύρινθος¹¹⁹. Об этом же сочинении упоминает также и патриарх Фотий под названием: Лόγος; катά тής ᾿Артέμωνος аирέσεως ¹²⁰. Хотя Феодорит означенное сочинение приписывает Оригену, а Фотий – римскому пресвитеру Каю, но тем не менее новейшие исследователи¹²¹ пришли к тому убеждению, что и это сочинение принадлежит Ипполиту¹²². Последний, таким образом, писал сочинение также и против другого представителя современного ему монархианства, каким был еретик Артемон. Из этого сочинения известны только коротенькие отрывки, приведенные Евсевием¹²³. Современным Ипполиту еретическим движением была также рационалистическая секта алогов, которая проводила своеобразные отрицательные взгляды по вопросу о Божественном Откровении и пророчествах. Они совершенно отрицали Апокалипсис Иоанна и высказывали сомнение в подлинности его Евангелия; самое учение о Божественности Слова, проповедуемое этим Евангелием, они точно так же, вёроятно, отвергали¹²⁴. – Другую крайность сравнительно с алогами представлял современный Ипполиту монтанизм с его экстатическим мистицизмом и с его пристрастием к ложным пророчествам¹²⁵. Самое появление секты алогов было вызвано, вероятно, этими крайностями монтанистов¹²⁶. Против них же, вероятно, боролся и Кай, известный римский пресвитер¹²⁷, современник Ипполита, который во взглядах на Апокалипсис впадал в заблуждение, приближающее его к воззрениям алогов. Все эти отрицательные явления первой четверти III столетия и вызвали появление целого ряда полемических сочинений Ипполита. Так он написал обличительное сочинение против самого Кая, под заглавием:

4) Кеϕάλαια катά Гаΐоυ (так озаглавливается оно с именем Ипполита в каталоге Ебед-Иезу), где под именем «Гаΐоυ» Фабриций вполне основательно разумеет «Саjum», т. е. Кая¹²⁸, римского пресвитера, заблуждавшегося по вопросу об Апокалипсисе Иоанна. Вполне основательно это сочинение Ипполита отождествляют с обозначенным на памятнике: "Yπέρ тоύ катά ‘Iωάииηи еύаууеλиоυ каи άπокаλύψεως¹²⁹. По всей вероятности, опровергая Кая, оно имело в виду опровергнуть вообще заблуждения алогов по вопросу об Апокалиприсе и Евангелии Иоанна Богослова. Из этого сочинения сохранились до нашего времени только краткие отрывки в комментарии на Апокалипсис Дионисия Бар-алиба¹³⁰.

5) По тому же самому поводу появилось, вероятно, также и тф сочинение, которое обозначено на памятнике Ипполита, как Пери χарισμάτων άποστολική πарάδоσις¹³¹. Очень может быть, что переделку данного сочинения составляют так называемые: Διδασκαλία тώи άγωи άποστόλων περί χαρίσμάτων, которыми начинается Восьмая книга «Постановлений апостольских»¹³². Если это так, то тогда определяется и самое содержание сочинения Ипполита. В нем проводится истинное апостольское учение о значении благодатных даров в жизни и практике христианского общества в противоположность лжеучению монтанистов о даре пророческого вдохновения¹³³. По мнению Ахелиса, оно написано еще до 217 года, т. е. до отделения Ипполита от Римской церкви.

6) Ближайшую связь с предыдущим имеет сочинение, озаглавленное у Иеронима: Dе Sаul еt Руthоnissа (у Софрония – Περι Σаоύλ каи ΠύФωиоς), которое, вероятно, тождественно с [Еиς тήи έγ] γαστρίμυФои, обозначенным в надписании на памятнике Ипполита¹³⁴. Оно точно так же, нужно думать, было направлено против монтанистического увлечения ложными прорицаниями. В настоящее время известен только небольшой отрывок из этого сочинения, изданный в первый раз Симоном-де-Магистрис [Dе Маgistris]¹³⁵. В современном Ипполиту христианском обществе всеобщий интерес возбуждал также вопрос о последних судьбах мира и человека. Несомненно, что и в решении этого вопроса проглядывали тогда такие мысли, которые граничили или с заблуждениями монтанистов о тысячелетнем царстве и скорой кончине мира, или же с воззрениями языческой философии и еретиков гностиков о невозможности будущего воскресения плоти. Для устранения заблуждений, тесно связанных с решением указанных эсхатологических вопросов, Ипполит и написал целый ряд произведений, из которых:

2) Περι Χрιστοϋ каи άитихрίστου (так обозначается у Фотия¹³⁶; Dе аntichristо – у Иеронима; Περι τϋ άντιχρίστου – у Софрония; Περι τής πароυσиας тоύ άитихриσтоυ« – у Никифора Калл.) посвящено раcсмотрению вопроса о втором пришествии Сына человеческого и Его предтечи – антихриста. Это сочинениё, теперь известное по многочисленным манускриптам – греческим, славянским, армянским и сирийским – сохранилось до нашего времени в своем полном составе¹³⁷ По мнению Крюгера¹³⁸, оно написано приблизительно около 202 года. В подлинности его никто не сомневается.

8) В сочинении: Пери Феоϋ και σаркός άиаσтάσеως (обозначено на памятнике Ипполиту)¹³⁹, которое на достаточных основаниях отождествляется с Dе геsuггесtиопе (Иеронима)¹⁴⁰. О воскресении к царице Маммее (сирийских фрагментов)¹⁴¹, ‘Eπιστολή πρός βασιλίδα τινά (Феодорита)¹⁴² и даже Пери άиаστάσεως каи άϕФарσиας (Анастасия Синаита)¹⁴³, посвящено решению вопроса о будущем воскресении тела против заблуждений гностической секты николаитов. Из этого сочинения известны только отрывки на сирийском языке и некоторые выдержки, сохранившиеся у Феодорита¹⁴⁴.

9) Сочинение под заглавием: Прός Маркиωиа (Евсевия, Иеронима, Георгия Синкелла, Никифора Каллиста, Софрония), которое на достаточном основании отождествляется¹⁴⁵ с обозначенным на памятнике: Пери тауаФоυ каи πоФеи то какόи¹⁴⁶, вероятно, посвящено опровержению гностического учения о материи как зле. Это сочинение потеряно для нас все без остатка.

10) Можно также думать, что Ипполит, помимо всех выше указанных отдельных монографических сочинений, посвященных обозрению и опровержению современных ему ересей, написал еще особое сочинение, в котором он представил более или менеё связный очерк всех современных ему монархианских еретических учений (ноэтиан, артемонитов, феодотиан и др.). По мнению некоторых ученых исследователей¹⁴⁷ прямое указание на такое сочинение делают Феодорит и Фотий, когда говорят о так называемом: Σμικρος λаβύрииФоς (малый лабиринт) в отличие от λаβύрииФоς (т. е. большой лабиринт)¹⁴⁸, под которым сам Ипполит разумел свои Философумены¹⁴⁹. На такое сочинение, по-видимому, указывает также и папа Геласий¹⁵⁰,говорящий о т. н. Меmогиа Наегеsиum Ипполита, Нет ничего невероятного даже и в том предположении, что, по крайней мере, трактаты под номерами 2 и 3 (против Ноэта и Артемона) составляют отрывки из этого предполагаемого сочинения, названного у Феодорита и Фотия Σμικρος λаβύрииФоς, а у Геласия – Меmогиа Наегеsium. Дело в том, что Феодорит ясно и прямо отождествляет Σπούδασμα μετά τής Артέμωνος aipέσεως c Σμικρος λаβύрииФоς ¹⁵¹, а Геласий допускает такое же отождествление трактата: Еиς тήи аиреσииNоήтоυ с Меmоriа Наегеsium¹⁵² .

11) Блестящее завершение всей ересеологической деятельности Ипполита несомненно составляет ересеологический труд: Катά πаσώи аирέσεωи έλέуχоυ, IV-X книги которого под указанным названием были открыты в 1842 г. Миноидой Миной в одной рукописи афонского монастыря и которые вместе с существовавшей ранее 1-ой книгой этого же сочинения стали известны теперь под одним общим названием Фιλοσοϕούμένα¹⁵³. Под названием λаβύрииФоς несомненно знал это сочинение также и Фотий¹⁵⁴. Некоторое время это сочинение приписывалось Оригену, а также Епифанию¹⁵⁵, и только благодаря научным изысканиям Бунзена и Дёллингера, в науке твердо установилось, наконец, мнение о принадлежности этого сочинения Римскому епископу Ипполиту. В области гомилетической письменности св. Ипполит оставил уже не столь заметные следы. Из его специально гомилетических произведений известны: 1) Проσоμιλίа dе lаudе Dоmini sаliаtоris, о которой упоминают Иероним и Софроний, как произнесенной в присутствии Оригена. У Никифора Каллиста она приводится под заглавием: Пери έπαίииωи тоύ Кυриоυ ήμών ‘Iησού Хриσтоύ. Теперь потеряна вся без остатка. 2) Еиς τά ἃγια ауиа Феοϕάνεια – единственная гомилия, сохранившаяся до нашего времени в 1 полном составе¹⁵⁶.3) Пери тоύ πάσχα (у Евсевия, Софрония, Никифора Каллиста) – Dе раsсhа (у Иеронима), которое нужно отличать от другого – такого же по имени – хронологического произведения Ипполита. Из него сохранились два сирийских фрагмента и отрывок в актах Латеранского собора¹⁵⁷. 4) Лόуоς еиς τούς δύо ληστάς, представляющее, собственно, толкование на Лк. 2,7. Из него сохранились два фрагмента¹⁵⁸. – Многие и другие экзегетические сочинения по форме представляют из себя гомилии или сборник гомилий. Это нужно сказать, например, относительно толкований на книгу пророка Даниила. Как историк, Ипполит известен, главным образом, своими трудами хронологического характера. Из них 1)"Аπоδеиξις χрόиωи τού πάσχа каи τά (каθά, каτά? » каτά тά) έи τώ πίνακι обозначено на памятнике¹⁵⁹ и, вероятно, тождественно с указанным у Евсевия под заглавием: Пери τоύ πάσχα (нужно отличать от вышеуказанного экзегетического сочинения Ипполита. По объяснению Евсевия, Иеронима и Софрония содержанием его служит определение шестнадцатилетнего пасхального круга, заканчивающегося первым годом царствования императора Александра Севера. Отрывок, взятый из этого сочинения для пасхальной хроники, сохранился до нашего времени. Содержанием его служит выяснение способа и времени празднования пасхи от времен Христа. – Пасхальный круг от 222 по 333 гг., изображенный на памятнике Ипполиту, составляет, вероятно, продолжение этого же сочинения, а, может быть, даже и отдельную часть его.

2) На памятнике же обозначено¹⁶⁰ еще другое сочинение Ипполита под названием Хроиикώи βиβλιος?). В подлинном и полном виде не сохранилось, но в переделках некоторые отрывки из него известны в «Libег gеnerаtiоnis» и «Chroniсоn Аlexаndrinum». Можно думать, что содержанием его служило краткое описание церковно-исторических событий до последнего года царствования Александра Севера.

Несомненно также, что Ипполит подвергал разработке некоторые вопросы церковно-канонического характера. В подлинном виде канонические труды его до нашего времени не сохранились; неизвестны они даже и по названию; но, по мнению ученых исследователей¹⁶¹, переработку таких сочинений (одного или нескольких) составляют те части т. н. Апостольских Постановлений, из которых одна носит название: Δиδаσкаλиа τώи άγίωи άποστόλων περί χαρισμάτων, а другая Διατάξεις τών аύτώи άγίωи άποστόλων περί χαρισμάτων διά ‘Iππολύτου. Очень может быть, что и вышеупомянутое сочинение Пери χαρισμάτων άποστόλική παράδοσις¹⁶² отчасти имеет содержание церковно-канонического характера. На памятнике обозначены еще: ’Ω(ι)δαί [i]ς πάσας τάς γρ(a) ϕάς¹⁶³. Но состав и характер этого сочинения до сих пор составляет еще вопрос нерешенный. Смысл самого названия остается еще неизвестным. С именем Ипполита связываются еще следующие сочинения: 1) Каτά Вήρωνος каи «Нλικος περί Феоλоуиаς каи σаркόσеως каτά στоιχείον λόγοςои [Каτά Вήρωνος каи »Нλικος τών аиреτикώи πери Феоλоуиаς каи σаркώσεως каτά στоиχеиои λόуоυ]; 2) Лόуоς περί τής συντελείας τού κόςμου καί περί τοϋ άντιχρίστου καί είς τήν δευτέραν παρουσίαν τού κυρίον ήμών ‘Iησού Xρίστού 3) пять различных армянских фрагментов догматического содержания и 4) отрывок, извлеченный из арабских Катен и составляющий ряд мыслей о Пятидесятнице. Все эти сочинения в настоящее время в богословской литературе считаются неподлинными¹⁶⁴

Принадлежность Ипполиту «Известий о двенадцати апостолах и семидесяти учениках Христа» – которые обыкновенно соединяются с его именем – точно также подлежит еще сомнению.

Таким образом, из представленного обзора литературной производительности св. Ипполита ясно видно, что последняя отличается своею обширностью и разносторонностью. Но, к сожалению, большая часть произведений св. Ипполита затеряна, и теперь в полном – или почти полном – виде известны только: Толкования на книгу пророка Даниила; Против Ноэта; Философумены; О Христе и антихристе и Гомилия на Св. Богоявление.