Исаак Сирин и Симеон Новый Богослов как учители безмолвия

Согласно прп. Исааку, подвижник призван к возрастанию в безмолвии, которое в идеале важнее любой другой добродетели и, как таковое, играет ключевую роль в духовном преображении человека.

Возрастание в безмолвии. При описании возрастания в безмолвии можно выделить четыре основных этапа-состояния.

Во-первых, это начальная точка подвижничества как удале­ние от мира¹¹, важная наряду с чтением Св. Писаний и постом¹². «С настойчивостью читай в безмолвии, дабы ум твой был всегда вводим в чудеса Божии»¹³. К этому этапу относятся совершение разных телесных трудов, включая пост, который есть «учитель безмолвия»¹⁴, а также страх геенны, ненависть к похотям, тер­пение, нестяжание – из цепочки добродетелей, в которой само безмолвие занимает место между нестяжанием и молитвой¹⁵. Выражение из 2-го послания свт. Василия Великого, которое со своими особенностями цитируется у св. Исаака: «Безмолвие – начало очищения души»¹⁶ – вот характерная формула для этого начального этапа.

Во-вторых, безмолвие обозначает подвижническую беспопе­чительную жизнь в полном уединении или послушании. «Чин безмолвия» – синоним монашеской жизни¹⁷.

В-третьих, это этап перехода от деятельного к созерцательно­му подвижничеству – состояние того, кто перешел от телесных дел к молитве, «пребывая в безмолвии и не приводимый в смя­тение множеством дел»¹⁸. Может быть, к этому этапу относится и момент окончательного отречения от мира – когда мир отделит­ся от подвижника, а подвижник от мира. В этом моменте ключе­вую роль играет безмолвие, которое ограждает от постепенного ниспадения на уровень плотской жизни¹⁹.

И наконец, в-четвертых, безмолвие – это само созерцатель­ное подвижничество, постоянное состояние того, кто достиг пол­ного бесстрастия, познания Бога и единения с Ним. Но даже и такое высочайшее состояние безмолвия не столько статичное, сколько динамичное, когда достигший святости продолжает свое духовное восхождение к Богу и становление в безмолвии. Этот высочайший тип безмолвия в какой-то мере оказывается норма­тивным для подвижника, своеобразным камертоном, с которым начинают соотноситься все остальные этапы его жизни на пути приближения к Богу.

Исключительность безмолвия. На страницах ι-го тома св. Исаака Сирина разбросаны драгоценные высказывания, мысли, рассуждения, диалоги, посвященные безмолвию, при системати­зации которых можно получить более или менее цельную кар­тину или аскетическую систему, в которой безмолвие – одно из ключевых понятий. Для его достижения необходима беспопечительностъ²⁰, преодоление страстей, чувств и чувственности. Само же безмолвие приводит к бесстрастию, преображенному состоя­нию чувств, премудрости, обожению. Безмолвие «осаливает» всю жизнь монаха, без чего никакие внешние или внутренние труды не принесут своего плода.

В основном св. Исаак описывает самое совершенное и глу­бокое безмолвие – не только как результат личного опыта, но и как традицию предшествующих отцов. Приводимые им при­меры из апофтегм показывают абсолютное превосходство этой добродетели: так, авва Арсений отказался встретиться с главой Александрийской Церкви свт. Феофилом²¹, а некий делатель безмолвия – возможно литературный герой – вопреки царско­му приказу лег на плаху, дабы не нарушить безмолвие²². Подвиг безмолвия – это своеобразное юродство, когда безмолвствующий должен «понести на себе поношение ото всех ради чести безмол­вия и молчания»²³.

Ради безмолвия требуется следующее. Во-первых, отодви­нуть на второй план все добрые дела. В связи с этим в корпусе Исаака Сирина особо рассматривается вопрос о значении без­молвия и его превосходстве по сравнению с любыми другими трудами и подвигами или с другими типами служения в Церкви: «Не сравнивай творящих знамения и чудеса и силы в миру с без­молвствующими в ведении. Возлюби покой в безмолвии боль­ше кормления бедных мира или обращения многих народов к поклонению Богу»²⁴. В данных словах, которые впоследствии процитирует прп. Никодим Святогорец в «Невидимой брани», конечно, нет категоричного осуждения или отвержения данных служений, но выражена уверенность в их неполезности для под­линного монаха²⁵.

Во-вторых, подвиг безмолвия выше монастырских правил и предписаний. В Слове 54 в соответствии с традицией, идущей от одной из редакций ангельского правила прп. Пахомия («Тя­желые труды сильнейшим и ядущим поручай, а слабые более аскетичным и в келье молитве прилежащим»²⁶), говорится о возможности упражняться в безмолвии в немощи плоти. «И до­статочной была для них одна только немощь плоти и безмолвие вместо всех правил и такой способ во все дни их жизни»²⁷. Однако если соотнести эти требования с «этапами» безмолвия, то может возникнуть вопрос: такой ригористический подход одинаков для каждого этапа, или он возрастает по мере достижения более со­вершенного безмолвия? Более всего этот ригоризм реализуется в подлинном, совершенном безмолвии, с которым, однако, соот­носится вся жизнь подвижника.

Безмолвие и преображение чувств. Такая ключевая роль безмолвия хорошо заметна на примере отношения к чувствам – в связи с учением об остановке телесных чувств, приобретении внутренних чувств и духовном преображении человека. Учение о пяти духовных или умных чувствах души, которое восходит к Оригену и зависимому от него в данном вопросе свт. Афана­сию Александрийскому (достаточно сравнить «Диалог Оригена с Гераклидом»²⁸ с фрагментом свт. Афанасия «О болезни и здравии»²⁹), оказалось особо востребованным в последующей аскетической и мистической традиции Церкви. Так, например, в вопросоответах прп. Варсонофия и Иоанна говорится об осво­бождении чувств как предшествующем этапе для достижения «совершенного безмолвия»³⁰, а у прп. Иоанна Лествичника без­молвие совершается «в чувстве сердца» и одновременно при пол­ном бесчувствии к словам и всему, что отвлекает от подлинного знания³¹.

У прп. Исаака данная тема становится более детализирован­ной и – в описании преображенных чувств и безмолвия – зна­чительно более оригинальной. Первая часть картины, где без­молвие сравнивается с ключом, который запирает все внешние чувства, достаточно традиционна не только для святоотеческой, но и для античной традиции³². Безмолвие обратно пропорцио­нально «внешним чувствам», которые умерщвляют «внутренние движения», в то время как оно их пробуждает³³. Вращение среди чувств доставляет безмолвнику больший вред, чем простому че­ловеку. Так, зрительное восприятие и беседа хуже для безмолвников, чем для тех, кто не занимается безмолвием³⁴.

Однако в корпусе св. Исаака слово «чувство» многозначно: оно может означать не только страсть, грех или, наоборот, особое состояние святости, но и нормативное состояние человека – пра­вильное состояние внешних чувств. Авва Исаак ставит в один ряд «пребывание в безмолвии» и «благочиние чувств»³⁵.

Процесс остановки внешних чувств описывается самыми разными способами. Для подлинного удаления от мира должно прекратиться их «действие»³⁶ или «служение»³⁷. Св. Исаак под­черкивает необходимость остановки не только телесных, но и душевных чувств – ради «духовного единения» и «изумления», которых должна достигнуть душа³⁸. Остановка или спасение от власти чувств осуществляется постепенно: от трудов наступает чистота помыслов, от чистоты помыслов – просветление ума, ко­торый по мере своего дальнейшего возрастания достигнет такого состояния, где «чувства не учат и не преподаются»³⁹.

Столь же постепенен и процесс преображения и очищения «внутренних чувств» души, который зависит от чистоты сердца⁴⁰.

Особенно своеобразно описание преображенных чувств – благодаря безмолвию. «Безмолвие чувств» приводит к ощуще­нию «умиротворения мысли»⁴¹. Это преображенное состояние подвижника, который оказывается на пути бесконечного при­ближения к Богу и Его мистическим дарам, оказывается невоз­можным и бессмысленным без безмолвия. Безмолвие – ключ к бесстрастию, прекращению действия всех внешних чувств и на­чалу «делания премудрости»⁴². Через безмолвие пробуждается внутренний человек и начинает «ощущать в себе изо дня в день сокрытую мудрость, цветущую в душе»⁴³.

В Слове 27, посвященном безмолвию⁴⁴, излагается ряд мыс­лей, подчеркивающих инаковость безмолвия, его значимость в духовной жизни монаха, которая строится на совершенно иных началах, нежели в миру или на новоначальной стадии. Каждая из них по-своему прямо или косвенно соотносится с темой пре­ображения чувств, поскольку в непреображенном состоянии не­возможно даже приблизиться к безмолвию.

В состоянии безмолвия одним из самых главных и преимуще­ственных деланий монаха оказывается «плач», «лучший и пре­восходящий все другие дарования»⁴⁵.

«Безмолвие», «исступление», «изумление» и «безмолвное молчание» приводят в это постоянное умиленное состояние⁴⁶. Возникает парадоксальная ситуация, когда исступление в без­молвии из исключения становится нормой, внутренним прави­лом, основанием монашеской жизни. Св. Исаак подчеркивает нормативность этого преображенного состояния для монаха, в то время как все остальное – греховные несовершенства, отвлече­ние помыслов – не более чем исключение.

«Это занятие соблюдается в безмолвии, в сердце оно осво­бождает место для бесконечного удовольствия и быстро гонит ум к невыразимому удивлению. Блажен, в ком открылся пред ли­цом Его этот источник, и он стал пить из него все часы ночи и дня»⁴⁷. А также из другого Слова: «Сладость монаха соблюдается в безмолвии»⁴⁸. Данные фрагменты сквозь призму учения о пре­ображении чувств подчеркивают приобретение подвижником чувства духовного вкуса.

В этом контексте и следующее утверждение о непрестанной молитве как венце и квинтэссенции безмолвия подчеркивает то, что подвижник приобрел одухотворенную речь – непроизносимое слово в глубине души⁴⁹. Внутренняя беседа с Богом – высочай­шая причина для «вечного молчания» и «хранения безмолвия»⁵⁰. Основной смысл Слова 40 в том, что восстановить в себе молитву можно только через безмолвие, но не через общение⁵¹.

В знаменитом месте о трех чинах знания из Слова 42, соот­ветствующих этапам духовного возрастания, «безмолвие», «чте­ние», «молитва» соответствуют второму созерцательному чину⁵², в то время как третий, наиболее совершенный, свойственен тем, кто достиг святости и в ком «внутренние чувства пробуждаются для делания Духа»⁵³. Но далее поясняется, что третий чин – это чин, где происходит «упокоение от делания»⁵⁴, т. е. чин по преи­муществу безмолвнический.

Здесь же автор пишет и о двух верах: теоретической вере в догматические истины и подвижнической вере, которая «воссиявает в душе от света благодати» (а в сирийском тексте сама вера именуется «умопостигаемым светом» (nuhrä meîyadÇànâ)⁵⁵). Достижение этой второй веры и сопровождается полным преображением чувств: слуха и зрения, о которых пишет св. Исаак, а также вкуса и других чувств, которые подразумева­ются. Так, подвижник начинает видеть «скрытое и Божественное сокровище», сокрытое от сынов плоти и открываемое Духом вку­шающим от трапезы Христовой⁵⁶:

«И крылами веры [душа] поднимается от видимого творения и становится как опьяненная вечно в удивлении о своей за­боте по Богу, и в несложном созерцании и в невидимом по­стижении Божественной природы, приучая свою мысль вни­мательно заниматься ее тайнами»⁵⁷.

А в Слове 55, прямо посвященном безмолвию, монах срав­нивается с моряком, который погрузился в «море безмолвия» ради поиска жемчужины. Под этой жемчужиной понимается облагодатствованное, преображенное состояние, которое описы­вается также и как состояние преображения чувств. Подчинение внешних чувств душе осуществляется благодаря безмолвию ради «тайной молитвы»⁵⁸, а само слово «тайный» (κρυπτός) – эпитет, особо свойственный св. Исааку для выражения магистральной роли безмолвия для спасения:

«Молчание – таинство будущего века, слова – инструмент этого мира. Человек-постник пытается уподобить свою душу духовной природе. Благодаря своему непрестанному молча­нию и своему посту человек отделяется, чтобы пребывать в своем Божественном делании в тайне себя»⁵⁹.

В качестве вывода можно констатировать, что в ряде текстов богатого мистического содержания из ι-го тома св. Исаак пишет о преображении чувств. Безмолвие оказывается ключом, который запирает внешние чувства и отверзает духовные чувства для тай­ного делания. Преображенное состояние подвижника не исклю­чение, а правило его жизни. Описание преображенных чувств позволяет передать богатейший мистический опыт. Система св. Исаака позволяет приблизиться к пониманию проблематики видения нетварного света в паламитских спорах XIV в. и пред­шествующей классической формулы из слова на Преображение прп. Иоанна Дамаскина:

«Мать молитвы – безмолвие, а молитва – явление Божествен­ной славы…»⁶⁰

Формально на уровне цитирования установить преемство между св. Исааком и прп. Симеоном очень сложно. Проследить сходные мысли – более посильная задача.

Подобно св. Исааку, прп. Симеон пишет о безмолвии в свя­зи с разными этапами духовного возрастания, включая также и понятие о безмолвии как внешнем делании, если оно не связано с другими добродетелями⁶¹. В 15-м этическом слове четко разгра­ничивается внешнее безмолвие, которое само по себе бесплодно и ни о чем не говорит, и безмолвие, которое «происходит с до­бре подвизающимся от познания Бога»⁶². Безмолвие – средство достижения богообщения с Логосом, согласно формуле: «От без­молвия к Слову, не для себя, если и для себя, но Которого пылко любят и к Которому стремятся, с любовью к чести Божией»⁶³.

В системе при. Симеона безмолвие близко примыкает к та­ким добродетелям, как «молчание уст», «молитва» и «чтение»⁶⁴, а также «разумность»⁶⁵ или «служение»⁶⁶.

В отдельных перечнях добродетелей для подвижников, т. е. простых монахов, и иереев «безмолвие» оказывается достоянием вторых, кому более свойственны высокие по иерархии функции просвещения, назидания, постижения Божественных глубин⁶⁷. Особо взаимосвязано безмолвие с духовным чтением, о котором неоднократно пишет прп. Симеон, рекомендовавший после об­щей службы до частной молитвы внимательно заниматься чте­нием в безмолвии: «Войди молча в свою келью, ни с кем никоим образом не говоря и закрыв двери, прежде возьми книгу и, про­чтя внимательно три листа в ней, встань на молитву, безмолвно псалмословя и молясь»⁶⁸.

В отличие от св. Исаака Сирина, прп. Симеон не ставит безмолвие выше других дел добродетели, но даже, наоборот, в духе западной традиции блж. Августина (ср. его трактат De ор­ете monachomm) пишет о том, что апостолы и отцы никогда не предпочитали безмолвие «благоугождению дел»⁶⁹. Однако дан­ное противоречие больше кажущееся, поскольку в данном случае прп. Симеон имеет в виду безмолвие как внешнее делание, от­вергаемое им как бесполезное.

В «Богословских главах» безмолвием именуется «переход от видимых к невидимым» и от «чувственных» к «сверхчувствен­ным», таинственно-экстатическое пребывание в Царстве Божи­ем и Святой Троице. Подобно св. Исааку, прп. Симеон подчерки­вает не временный, а постоянный характер этого пребывания⁷⁰.

В отличие от внешней праздности и упразднения от дел, «без­молвие» и «молчание» означают постоянное Богопознание и за­нятие умным деланием со вниманием к помыслам⁷¹.

В 11-м «нравственном слове» говорится о безмолвии как о пол­ной тишине при встрече Царя, и чувствах, предстоящих, словно привратники, к которым обращены следующие слова: «Стойте добре при дверях. Стойте в безмолвии и великом страхе…»⁷²

Сама по себе тема умерщвления телесных чувств и внутрен­него преображения – ключевая для прп. Симеона. В 19-м гимне описывается всецелая смерть для всех чувств (καί όλος γένηται νεκρός ταις αίσθήσεσι πάσαις⁷³), после которой происходит при­общение к неизреченным благам Небесного Царствия и в част­ности, внезапное прозрение (άνέβλεψα αίφνης)⁷⁴.

В з-м «нравственном слове» говорится о том, что пяти при­родным чувствам соответствует единое чувство души, в котором уже нет разделения на речь, зрение или слух⁷⁵. При этом духов­ное постижение или ощущение Бога означает взаимность между человеком и Богом: человек видит Бога в ту меру, в какую его видит Бог. «И видящий Бога знает, что его видит Бог. А не видя­щий Бога не знает, что его видит Бог, как если бы не видел, хотя видит все и ни о чем не забыл»⁷⁶. Таким образом, чувство ока­зывается глубокой внутренней связью человека и Бога, которую можно только описать при помощи аналогии с природными чув­ствами⁷⁷. Прп. Симеон призывает: «Но поспешим очистить себя через покаяние и смирение и все чувства как единое соединить с благим и всеблагим Богом»⁷⁸.

Однако несколько раз в гимнах безмолвие оказывается при­чиной духовного озарения. В 52 гимне можно найти мысль о том, что «безмолвие от всего» является важным условием для видения Божественного света⁷⁹. А в 43 гимне говорится о вечном пребывании в безмолвии, которое приводит в вечному озарению чувств души:

«…всегда прилежать одному безмолвию, и получать лучи Твоей благодати, и просвещаться всегда чувствами души»

(ή τό αεί προσκαρτερείν μόνη τή ησυχία…

καί δέχεσθαι. τής χάριτος της σής τάς Λαμπηδόνας

καί καταυγάζεσθαι αεί τάς της ψυχής αισθήσεις)⁸⁰.

Сравнение прп. Симеоном безмолвствующего с апостолами- созерцателями света Преображения на Фаворе – это естествен­ное продолжение мысли св. Исаака Сирина и Иоанна Дамаскина и прямой мост к удивительному всплеску духовных прозрений, сравнений и описаний в XIV в., когда данная тема максимально актуализировалась в связи с так называемыми паламитскими, а точнее, антипаламитскими спорами: «Да будет безмолвствую­щий (ό ήσυχάζων), как восшедшие на гору Фавор за Иисусом и узревшие просиявший отблеск и изменение Его одеяний и свет Его лика»⁸¹.

Впоследствии, в XIV в., продолжая учение св. Исаака Сирина о безмолвии, прп. Каллист Ангеликуд писал: «Покаяние – нача­ло. А оживление внутренних чувств [безмолвием] – конец (ή μέντοι των έσω αισθήσεων ζώωσις τό πέρας), в соответствии с чем осуществляется безграничное познание Бога»⁸². И в завершение процитируем два отрывка Каллиста Ангеликуда о восхождении в созерцании Бога и о приобщении Божественному свету через безмолвие: «…и они полагают в своем сердце восхождения боготворных озарений и шествуют из силы и духовного созерцания в силу и высочайшее созерцание и христообразный мир Христов»⁸³. « Посему подобает безмолвием пытаться получить светотворящие лучи Божественной Красоты»⁸⁴. Последняя строка напоминает и возвышенные гимны прп. Симеона, но совершенно очевидно, что никакая естественнонаучная или философская антропология неспособна приблизиться к высочайшему учению о безмолвии в аскетико-мистической традиции Церкви.

Соотношение безмолвия и чтения: у двух преподобных от­цов безмолвие – это идеальное состояние для глубокого духовно­го чтения⁸⁵.

Общим является и особая роль безмолвия в переходе к выс­шим этапам духовной жизни и христианского подвижничества.

И у того, и у другого отца ярко раскрыта тема преображения чувств. В этом преображении безмолвие играет исключительную роль по св. Исааку и умеренную по прп. Симеону Новому Богос­лову. Тем не менее связь безмолвия с созерцанием Божественно­го света и Бога очевидна у обоих авторов.

Можно усмотреть противоречие между тем, что, по прп. Исааку, безмолвием обладают больше монахи (о священниках ничего не сказано), а по прп. Симеону Новому Богослову – свя­щенники, служение которых может как раз иметь тот миссионер­ский характер, который не особо поощрял св. Исаак. Однако это только кажущееся противоречие, если учесть, с одной стороны, более мягкую позицию по отношению к миссионерам самого св. Исаака, а с другой – то, что прп. Симеон определил главной отшельнической добродетелью плач. По учению прп. Исаа­ка, обильный плач являлся прямым следствием безмолвия и в этом – в учении о монашеском плаче – два преподобных отца имеют множество параллелей.

Таким образом, если для св. Исаака слово ησυχία – это один из важных лейтмотивов его аскетического учения, прп. Симеон не придавал именно этому понятию определяющее значение. Если св. Исаак учит о безмолвии как учитель монахов, то прп. Симеон Новый Богослов выступает как исправитель нравов, ко­торый видит примеры не только положительного, но и отрица­тельного безмолвия как недоброделания и измены Богу.

При этом то, что оба святых отца пишут о безмолвии в связи с преображением чувств (и в частности, важнейшего чувства – зре­ния, ответственного за созерцание Божественного света), особо актуализирует данное учение – в преддверии исихастского воз­рождения в XIV в. Бесконечные споры о возможности или невоз­можности видения нетварного света телесными очами должны были бы быть скорректированы в свете учения о преображении чувств, органичного для ярчайших мистиков Церкви, чьи на­зидания являются драгоценным достоянием православной тра­диции.

Дионисий (Шленов), игум. Исаак Сирин и Симеон Новый Богослов как учители безмолвия // Преподобный Исаак Сирин и его духовное наследие = Saint Isaac the Syrian and his Spiritual Legacy: мат-лы Первой междунар. патрист. конф. Общецерк. аспирантуры и докторантуры им. свв. Кирилла и Мефодия, Москва, 10–11 окт. 2013 г.: [науч. издание] / Общецерк. аспирантура и докторантура им. свв. Кирилла и Мефодия; под общ. ред. Илариона, митр. Волоколамского. – М.: Общецерк. аспирантура и докторантура им. свв. Кирилла и Мефодия, 2014. – С. 333–348.