Глава IV. Влияние концепций Исидора на соборное законодательство Толедского королевства

Идеалы закона, справедливости, правосудия, сформулированные Исидором, заложили в Толедском королевстве основы правовой теории. Но епископ Севильи был не только замечательным мыслителем; кроме писательской и просветительской деятельности, он участвовал в работе церковных соборов, носивших как провинциальный, так и общегосударственный статус.

Старший брат Исидора, епископ Леандр, председательствовал на III Толедском соборе 589 г., на котором готы во главе с королем Реккаредом приняли Никейский символ веры. С этого собора принято отсчитывать начало т.н. «вестготской симфонии» Церкви и королевской власти. Окончательно же она оформилась руками Исидора на соборе 633 г.

Однако прежде чем на правах старшего епископа председательствовать на историческом IV соборе, Исидор провел два провинциальных синода в Севилье.

В ноябрьские иды (13 ноября) 619 г. в Севилье в Иерусалимской базилике был созван собор провинции Бетика под председательством Исидора. Под его канонами стоит подпись девяти епископов, включая его самого, однако помимо клириков на соборе присутствовало два должностных лица: Сисискл, управляющий государственными имуществами, и Сванила, управляющий имуществами фиска (надо полагать, полномочия обоих распространялись на территорию провинции Бетика). Об их участии в работе собора нельзя сказать ничего конкретного.⁸⁴⁶

Первым делом участники собора принялись рассматривать жалобы епископов друг на друга и их споры. Епископ Малаги Теодульф (о котором нет больше никаких упоминаний в других источниках) заявил, что некий приход, издревле принадлежавший его епархии, во время боевых действий был занят византийцами, а после их поражения и ухода незаконно перешел другим епархиям.⁸⁴⁷ Примечательно, что для решения этого конфликта участники собора попытались сравнить его с аналогичным казусом, известным из римского права. В данном случае в параллель было поставлено право восстановления в правах после возвращения из плена (ius postliminii).⁸⁴⁸ Вероятно, участники собора опирались на титул De postliminio, содержащийся в Кодексе Феодосия (C.Th. 5.7) и в Бревиарии Алариха (Brev. 5.5). Власть Теодульфа в приходе, о котором шел спор, была восстановлена.

Следующий конфликт, вынесенный на собор, имел место между епископом Кордовы Гонорием и епископом Астиги (совр. Эсиха) Фульгенцием, родным братом Исидора.⁸⁴⁹ Они спорили о принадлежности базилики, находившейся на границе между их епархиями.⁸⁵⁰ Этот вопрос требовал тщательного разбирательства; и в итоге собор постановил, что следует создать комиссию, которая установила бы, где стояли древние межевые столбы.⁸⁵¹ Однако участники оговорили, что в случае, если кто-то из них владел базиликой более тридцати лет, не важно, по праву или без, то означенная базилика переходит в его распоряжение по давности владения.⁸⁵² Примечательно, что и в этом случае они ссылаются на эдикты правителя,⁸⁵³ очевидно, имея в виду конституцию императора Феодосия (C.Th. 4.14.1), сохранившуюся и в Бревиарии, где устанавливается срок давности владения – praescriptio triginta аппоrит. Согласно этому эдикту, лицо, которое добросовестно владело вещью непрерывно свыше тридцати лет, получало право неопровержимого владения этой вещью и впредь.⁸⁵⁴

Наконец, третья жалоба была подана епископом Италики Камброй против клирика Испасанда, перебравшегося из родной епархии в Кордову.⁸⁵⁵ Епископ требовал возвращения клирика, который с детства прислуживал при церкви в его епархии. Далее выясняется, какой именно работой занимался клирик: оказывается, он работал на церковных полях. Именно поэтому, по мнению участников собора, его правовой статус был близок статусу колонов, которым законом было запрещено покидать место жительства. Следовательно, в отношении этого клирика были применены те же самые законы.⁸⁵⁶ Прикрепление колонов к земле было законодательно оформлено при Диоклетиане; тогда же был закреплен наследственный статус колонов.⁸⁵⁷ Последующие императоры тщательно регламентировали положение колона, его имущественные права, его взаимоотношения с собственником имения. Эти конституции сохранились как в Кодексе Юстиниана, так и в Кодексе Феодосия,⁸⁵⁸ благодаря которому участники собора смогли составить представление о колонах.

На примере этих трех казусов видно, что одним из источников формирующегося права Церкви стало действующее римское право, в частности, императорские конституции. Эти же примеры доказывают, что участники собора (по крайней мере, некоторые, как Исидор) были хорошо знакомы с императорским законодательством и использовали его вполне сознательно.⁸⁵⁹ Сами провинциальные соборы, как это видно на примере собора в Севилье 619 г., продолжали традицию судопроизводства эпохи Римской Империи, разрешая законным образом конфликты между епископами.⁸⁶⁰ Не случайно, постановления собора в Севилье 619 г. называются actiones или, значительно реже, causae, или однажды ехатеп. Каждый канон-actio был издан в ответ на чью-то жалобу или иск, т.е. судопроизводство выступало в качестве важного источника формирования новых правовых норм.

Следующая группа постановлений, принятых на соборе в Севилье, касается церковной дисциплины. Четвертый канон запретил пресвитерам и дьяконам жениться вторично, в противном случае они должны были лишиться сана, так как ведут жизнь, противную божественному и церковному праву (divina atque ecclesiastica iиrа).⁸⁶¹ Какие нормы имели в виду участники собора?

В трактате «О церковных службах», написанном ранее 619 г., содержится фрагмент, раскрывающий это постановление. Исидор считал второй брак проявлением невоздержанности, опираясь при этом на слова апостольского послания к коринфянам; что же касается третьего брака, то его он и вовсе считал преступлением (crimen).⁸⁶² Очевидно, послание Павла к коринфянам воспринималось как норма того самого божественного права. Упоминание права Церкви, вероятно, отсылает к декреталии папы Сирикия 385 г., которое легло в основу последующих предписаний безбрачия духовенства.⁸⁶³ Этому же требованию посвящены и каноны испанских соборов: например, I Толедского (400 г.) и I Севильского соборов (последний проходил под председательством Леандра в 590 г.⁸⁶⁴). Так, четвертый канон Толедского собора предписывал лишить иподьякона, женившегося вторично и уклоняющегося от службы в церкви, его сана и сделать остиарием или чтецом (которому при этом не будет позволено читать Евангелия и Апостола). Взявшего третью жену вообще следовало на два года отлучить от Церкви и по истечении этого срока считать в числе мирян.⁸⁶⁵ Это постановление касалось лишь иподьяконов, но участники II собора в Севилье распространили его действие на пресвитеров и епископов. Вероятно, не последней побудительной причиной для них был уже упоминавшийся отрывок из трактата «О церковных службах», где второй брак был осужден столь выразительно.

Регламентации подверглась не только частная жизнь духовенства, но и их полномочия внутри церкви. Исидор и другие епископы, присутствовавшие на соборе в Севилье в 619 г., уделили этому достаточно внимания. Пятый канон запретил пресвитеру посвящать в сан дьякона или другого пресвитера, отныне это стало исключительной прерогативой епископа.⁸⁶⁶

Без участия епископа невозможно было исполнить важнейшие церковные таинства и ритуалы, как то: помазание, крещение, освящение базилики, хиротония и т.д.; и только он имел право находиться в алтаре.⁸⁶⁷ Седьмой канон, по сути, придает юридический статус идеям Исидора, выраженным в трактате «О церковных службах». В своем произведении севильский епископ обосновывает первенствующее положение епископа в епархии. Согласно его толкованию, в Писании фигуре епископа соответствует Аарон, тогда как пресвитерам – его сыновья.⁸⁶⁸ Очевидно, что епископ должен пользоваться большим авторитетом и властью, как отец над своими детьми. Положение Аарона подчеркивает и его одеяние, которое пышнее и богаче одежды сыновей.⁸⁶⁹

Исидор писал, что слово presbyteres происходит от греческого πρεσβύτεροι, что означает «старшие» (seniores), и им, как старшим, позволено совершать таинства вместе с епископами.⁸⁷⁰ Единственное ограничение, которое в связи с этим оговорил Исидор, заключается в том, что пресвитеры не могут посвящать в сан.⁸⁷¹ На соборе он сам и остальные участники заняли более жесткую позицию, отняв у пресвитеров право совершать наиболее важные христианские обряды (благословение, помазание, крещение, отпущение грехов и т.д.).⁸⁷² При обосновании этого решения участники, опираясь, очевидно, на трактат Исидора, уподобляли епископов Аарону, а пресвитеров – его сыновьям.⁸⁷³

Шестым каноном устанавливалось правило, по которому епископ в одиночку не мог лишить пресвитера сана: для этого требовалось решение провинциального собора. Такое решение было принято в ответ на жалобу пресвитера Фрагитана из Кордовы, который по несправедливому решению епископа был лишен сана и отправлен в ссылку.⁸⁷⁴ Собор оправдал Фрагитана, сославшись на постановления прежних соборов, запрещавших самоуправство епископа (их идентифицировать не удалось). По-видимому, эти постановления не обладали непреложным авторитетом (раз уж епископ Кордовы счел возможным их нарушить), и поэтому Исидор и другие епископы должны были обосновать свое решение. Очевидно, поэтому они попытались объяснить ситуацию сквозь призму цивильного права. Согласно их трактовке, пресвитер уподобляется отпущенному на волю рабу, которого нельзя вернуть в рабское состояние без санкции претора.⁸⁷⁵ В римском праве (и это было известно участникам собора) спор о статусе лица (quaestio in servitutem, revocatio in servitutem) разворачивался перед претором.⁸⁷⁶ В эпоху Империи этот вопрос входил в компетенцию не только преторов, но и наместников провинций и проконсулов.⁸⁷⁷

Почему отцы собора в Севилье поставили в один ряд пресвитера, лишившегося сана, и вольноотпущенника, которого прежний хозяин вновь требует в рабство? Вероятно, на том основании, что пресвитер является рабом Бога, и один человек, даже епископ, не уполномочен решать его судьбу. К тому же епископ может лишить его статуса из зависти или из ненависти, тогда как решение собора будет беспристрастным.⁸⁷⁸ Таким образом, участники собора постановили, что по аналогии с римским правом пресвитера нельзя лишить сана без публичного разбирательства (с той разницей, что вместо претора действует провинциальный собор). Тем не менее, у епископа осталось право единолично посвящать в сан прочих клириков епархии.⁸⁷⁹

Как видно из рассмотренных соборных канонов, в VII в. иерархия священнослужителей еще не была выстроена до конца: например, обязанности епископа и пресвитера пересекались, что могло привести к раздору внутри епархии. Исидор обосновал первенство епископа сначала в своем трактате, а затем собор под его председательством закрепил некоторые положения в виде норм.

Следующие два канона касаются лиц, прислуживающих в церкви. В восьмом рассматривается случай с неким рабом по имени Елисей. После того, как епископ от имени Церкви отпустил его на волю, Елисей перестал оказывать ему какое бы то ни было почтение, и тем самым нанес Церкви ущерб.⁸⁸⁰ Епископ потребовал вернуть неблагодарного в рабское состояние, и его требование было удовлетворено. Перед нами типичный для римской практики случай истребования в рабство вольноотпущенника, не соблюдающего свои обязанности по отношению к патрону;⁸⁸¹ и в этом участники собора вполне отдавали себе отчет. Так, церковь, при которой Елисей был рабом, носит эпитет patrona. Кроме того, участники прямо отсылают к церковным постановлениям и мирским законам, касающимся статуса вольноотпущенников.⁸⁸² Таким образом, в данном случае нормы римского права стали образцом для формирования права церкви.

И, напротив, источником следующего, девятого, канона стало не светское законодательство, а постановление Халкидонского собора и положения из Священного Писания. Опираясь на них, отцы Севильского собора запретили мирянам занимать должность церковного старосты (oeconomus).⁸⁸³ Участники указали еще одну причину: такого старосту нельзя предать епископскому суду, а, следовательно, его деятельность сложно контролировать.⁸⁸⁴

Эти два постановления касаются сферы имущественных отношений церкви Толедского королевства, которые были еще недостаточно регламентированы. Эти нормы создавались равным образом под влиянием классического римского права и постановлений вселенских соборов.

Участники собора приняли два постановления относительно монастырей. Что представлял собой монастырь? С его описания Исидор Севильский начал свой устав. Обитель монахов должна выглядеть неприступной: она окружена стеной, ворота в которой всего одни. Есть еще черный ход, он ведет в монастырский огород.⁸⁸⁵ Кельи братьев расположены невдалеке от базилики, на расстоянии от них находится больница.⁸⁸⁶ Кроме того, на территории монастыря расположена трапезная и рядом кладовая со съестными припасами.⁸⁸⁷

В тексте постановления Севильского собора для обозначения монахов используется слово coenobitae (дословно – «киновиты»). Оно происходит от греческого κοινός, т.е. общий, и βίος, жизнь, и именно так его понимает и Исидор Севильский. Далее он раскрывает это определение: образ жизни монахов- киновитов напоминает ему образ жизни первых христианских общин. Перед принятием пострига будущий монах должен был раздать или продать свое имущество и в будущем отказаться от собственности.⁸⁸⁸

В начале VII в. число подобных обителей на территории Пиренейского полуострова росло. Однако возрастающее влияние монастырей приводило к конфликту внутри епархии. Десятым каноном участники собора в Севилье запретили епископам разрушать монастыри, как древние, так и основанные недавно.⁸⁸⁹ Этот канон иллюстрирует противостояние епископа и монастыря. Действительно, епископ являлся главой своей епархии: он совершал важнейшие таинства, ему были подсудны клирики (им же и рукоположенные), в некоторых случаях он судил и мирян.⁸⁹⁰ Напротив, жизнь монастыря целиком находилась в руках аббата, что и вызывало недовольство епископов. Как можно судить, однажды дело дошло до открытого противостояния, в результате чего кто-то из епископов велел разрушить монастырь (неизвестно, какой именно). В назидание остальным собор под председательством Исидора предписал, чтобы обитель была восстановлена силами и средствами всех без исключения епископов.⁸⁹¹ Сверх того, каждый, кто в будущем покусится на монастырь, будет предан анафеме.⁸⁹² Позже, в 633 г., отцы IV Толедского собора ограничат вмешательство епископа в жизнь монастыря.⁸⁹³

Возникали и женские обители. Так, уже следующий (по отношению к разобранному выше) канон постановил, чтобы женские монастыри находились под надзором самых благочестивых монахов, которые должны были не только управлять хозяйством, но и наставлять сестер в вере.⁸⁹⁴ По мнению отцов собора, монахини, избавленные от суетных забот, смогут полностью посвятить свое время спасению душ.⁸⁹⁵

Интересно, что в римском праве, по крайней мере, классического периода, женщина, даже совершеннолетняя, никогда не была самостоятельным лицом; те, кто были лишены отца или мужа, находились под опекой (tutela mulierum).⁸⁹⁶ Гай сообщает, что древние считали женщин существами легкомысленными (propter levitatem animi), а потому нуждающимися в постоянной опеке. Впрочем, это никогда не относилось к весталкам – в римском обществе они пользовались уважением и свободой.⁸⁹⁷ Институт опеки компенсировал недееспособность женщины в сфере цивильного права: его согласие нужно было для составления завещания, установления узуфрукта, отчуждения манципируемых вещей и т.д.

Принято считать, что институт tutela mulierum окончательно исчезает в эпоху Константина, однако в одной из конституций Кодекса Феодосия, вошедшей в Бревиарий Алариха, дяде запрещается отказываться от законной опеки (tutela legitima) над племянницей.⁸⁹⁸ Вероятно, какие-то рудименты опеки над совершеннолетними женщинами сохранялись еще довольно долго. Например, Исидор в девятой книге «Этимологий» почти дословно пересказывает приведенный выше фрагмент учебника Гая, доказывая, что женщине необходима постоянная опека вследствие ее природного легкомыслия.⁸⁹⁹

В этой связи интересен фрагмент из Эдикта Эвриха.⁹⁰⁰ Изданный в 476 г. вестготским королем Эврихом (466–484), этот эдикт представляет собой памятник римского (точнее, вульгарного римского), а не германского права. Он был написан на латинском языке и составлен образованными юристами испано-римского происхождения. Затем отдельные законы вошли в состав Книги приговоров короля Рецесвинта (654 г.).

К сожалению, Эдикт дошел в виде палимпсеста, и только в одном экземпляре,⁹⁰¹ поэтому текст сохранился плохо. Так, интересующий нас закон о деве, посвятившей себя Богу, можно читать по-разному. Этот фрагмент помещен в титул о наследовании. Во фразе отсутствует одно слово, которое, как кажется, является ключевым для понимания. К. Цеймер дает следующую реконструкцию: «Относительно же девы, посвятившей себя аскезе, которая будет хранить чистоту, мы предписываем, чтобы она оставалась во власти родителей».⁹⁰² А. д’Орс предлагает читать по-другому: «Относительно же девы, посвятившей себя аскезе, которая будет хранить чистоту по воле родителей, мы предписываем, чтобы она сохранила этот образ жизни».⁹⁰³ Конъектура К. Цеймера кажется мне грамматически более правильной, так как в версии А. д’ Opea глагол реrтапеrе (оставаться) оказывается ни с чем не связанным. К тому же, такое чтение более уместно в контексте титула о наследовании: следующая норма предписывает этой деве получить после смерти родителей равную с братьями долю во всем имуществе. Характерно, что при любом чтении девушка оказывается лицом неполноправным: она или остается под властью отца, или становится монахиней по его воле.

Представления о женщине как о существе слабом и подчиненном нашли подтверждение и в христианстве.⁹⁰⁴ Вероятно, в них кроется причина появления на территории Толедского королевства женских обителей, хозяйственная жизнь которых находилась в ведении монахов из ближайшего мужского монастыря. В то же время отцы собора в Севилье установили строгие правила поведения для таких послушников. Так, монаху запрещалось беседовать с монахиней и даже с аббатиссой с глазу на глаз.⁹⁰⁵ В частности, эта норма возникла под влиянием «Книги о презрении к миру» Леандра Севильского.⁹⁰⁶

Женщины, желавшие посвятить себя Богу, находились и ранее. Примером может служить Флорентина, сестра Исидора и Леандра. Но этот канон является, пожалуй, первым свидетельством существования в королевстве женских монастырей, т.е. религиозных общин с едиными правилами поведения и общим хозяйством. Оба рассмотренных канона свидетельствуют о росте монашеского движения в Толедском королевстве.

На соборе в Севилье присутствовал один епископ не из Бетики. По происхождению он был сирийцем, а по религиозным убеждениям примыкал к ереси акефалов.⁹⁰⁷ В переводе с греческого «акефалы» означает «безглавые», т.е., как объясняет Исидор Севильский, они не имеют лидера⁹⁰⁸ или же, по другой его трактовке, они не знают своего основателя.⁹⁰⁹ В догматическом отношении акефалы отличаются тем, что отрицают двойственную природу Христа, но признают Бога способным испытывать страдания.⁹¹⁰

Эти положения отстаивал представший на соборе в Севилье епископ сирийского происхождения по имени Григорий. В спор с ним вступил сам Исидор Севильский, который доказывал еретический характер представлений своего оппонента, опираясь на Священное Писание и авторитет Отцов Церкви.⁹¹¹ Наконец, после утомительного диспута Григорий признал свою неправоту и публично отказался от ереси.⁹¹² Затем он исповедовался и произнес слова обета (stipulatio). Использование слова stipulatio, принадлежащего правовой лексике, можно расценивать как указание на порядок произнесения клятвы. Возможно, обращенный произнес ее в виде римской стипуляции, т.е., в виде ответа на вопрос «обещаешь...?».⁹¹³

По-видимому, спор с епископом Григорием побудил участников собора принять канон о двух природах Христа.⁹¹⁴ В этом постановлении и были зафиксированы основные аргументы Исидора Севильского. В качестве обоснования догмата богочеловечности Христа приведены цитаты из Библии: сначала из Ветхого Завета, затем из Евангелия и апостольских посланий.⁹¹⁵ Каждая цитата снабжена комментарием. После этого следуют цитаты из многочисленных произведений христианских писателей; уже простое упоминание всех их сочинений показывает обширную эрудицию автора этого канона. Завершается он, как и следовало ожидать, утверждением двойственной природы Христа.

После принятия готами Никейского символа веры в 589 г. ортодоксальное христианство стало господствующей на Пиренейском полуострове конфессией. Однако в Толедском королевстве еще сохраняли свою силу некоторые ереси. В частности, в Паленсии и Галисии, довольно сильные позиции занимали присциллиане.⁹¹⁶ На юг, как следует из канонов собора в Севилье, проникали монофизитские ереси, в частности, ересь акефалов. Епископам ортодоксальной Церкви (разумеется, самым образованным и сведущим) приходилось время от времени вступать в теологические диспуты с еретиками. Исидор Севильский, по-видимому, обладал всеми необходимым качествами и был прекрасным полемистом, а из его споров с еретиками рождались новые источники права.

Итак, на провинциальных церковных соборах (одним из которых был II Севильский собор 619 г.) затрагивались самые разные аспекты церковной жизни. Практически все вопросы, которые разбирали на соборе, были вынесены на обсуждение по просьбам самих епископов, поэтому в начале каждого постановления содержится имя того, кто инициировал его принятие. Собор являлся местом для разрешения конфликтов епископов провинции, т.е., судебным органом. На основе этих судебных разбирательств, а также в ответ на другие жалобы и предложения, отцы собора издавали постановления, имевшие обязательную юридическую силу не только внутри провинции, но и для всех церквей королевства.⁹¹⁷ При вынесении решения участники руководствовались как действующими нормами римского права, так и постановлениями прежних соборов и иногда авторитетом Священного Писания.

Через несколько лет в Севилье под председательством Исидора прошел III провинциальный собор. К сожалению, протоколы его заседаний полностью утеряны, так что судить о нем приходится лишь на основании одного из писем Браулиона, написанном, предположительно, ок. 625 г. (исходя из чего собор принято датировать 622–624 гг.).⁹¹⁸ В этом письме епископ Сарагосы просил Исидора прислать ему постановления «того синода, на котором Синтарий явился если не очищенным, то опаленным огнем Вашего испытания».⁹¹⁹ Про Синтария больше ничего не известно. П. Сежурне полагал, что он был еретиком (скорее всего, арианином) и что он упорствовал в ереси, несмотря на красноречие Исидора.⁹²⁰

На этом же соборе, как полагают исследователи, был низложен епископ г. Эсихи Марциан, преемник Фульгенция, брата Исидора. Испанский исследователь Г. Мартинес-Диес реконструировал эту ситуацию.⁹²¹ Обвинение против Марциана было сфабриковано неким Авенцием, который сам хотел стать епископом. Ради этого он подговорил некоего вольноотпущенника оклеветать епископа. Собор под председательством Исидора поверил доказательствам Авенция и лишил Марциана кафедры. Через несколько лет тот подал апелляцию на Толедском соборе 633 г. и доказал свою невиновность. Вероятно, двадцать восьмой канон В каком порядке низложенные ранее должны быть вновь посвящены в сан⁹²² был принят именно из-за случая с Марцианом. Английская исследовательница Р. Стоккин усматривает отсылку к этому казусу также в шестьдесят восьмом и семьдесят четвертом канонах, запрещающим вольноотпущенникам Церкви свидетельствовать против ее служителей.⁹²³

Надо полагать, что Исидор настолько корил себя за совершенную судебную ошибку, что решил не включать постановления этого собора в составляемый им канонический свод; по всей видимости, из-за этого они и не сохранились.

Настоящим триумфом Исидора стало председательство на IV соборе в Толедо (633 г.), имевшим общегосударственное значение. В работе собора принимали участие шестьдесят два епископа – число, сопоставимое разве что с числом участников III Толедского собора.⁹²⁴ Заседания начались 5 декабря 533 г. в базилике святой мученицы Леокадии;⁹²⁵ за несколько дней работы было принято семьдесят пять постановлений.

Первым каноном собравшиеся подтвердили свою приверженность основным постулатам католической веры,⁹²⁶ провозгласив единство божественной святой Троицы. Также участники подтвердили догмат о том, что Сын рожден от Отца, а не сотворен им; что Святой дух исходит и от Отца, и от Сына, что Христос являлся богочеловеком, посланным людям во спасение, и что на Страшном суде Он будет судить живых и мертвых. Этим каноном участники собора преследовали две цели. Во-первых, нужно было установить единый вплоть до порядка слов символ веры, который должен был звучать во всех базиликах королевства, тем самым сплачивая верующих.⁹²⁷ Во-вторых, это постановление было направлено против еретических сект, чье существование хоть и не могло подорвать позицию католической Церкви, тем не менее признавалось недопустимым.

Для того чтобы испанская Церковь стала по-настоящему единой, ей требовался не только признаваемый всеми епископами символ веры, но и общие правила ведения службы.⁹²⁸ Как следует из второго канона, до 633 г. практически в каждой базилике литургия или таинства проводились по-своему, а это могло привести к расколу. Единой Церкви нужен был единый порядок богослужения, и он был принят на IV соборе в Толедо.⁹²⁹

Этот порядок был зафиксирован в четырнадцати соборных постановлениях (канн. 5–18). В семи канонах (канн. 10–16) устанавливается, по каким дням и в каком порядке следует петь гимны и антифоны, когда и сколько раз повторять аллилуйя, петь Gloria и т.д.⁹³⁰ Эти постановления в значительной мере были сформулированы под влиянием первой книги трактата «О церковных службах» Исидора Севильского, хотя некоторые каноны не имеют параллелей с этим произведением (законченным тринадцатью годами ранее) и, вероятно, появились в результате обсуждения на соборе.⁹³¹ Тем не менее, не следует отрицать влияние трактата на законодательство.

Четыре постановления касались Пасхи – одного из главнейших праздников христиан.⁹³² В описываемую эпоху в Толедском королевстве еще не было единой пасхальной литургии; она лишь постепенно складывалась в произведениях Исидора и в соборном законодательстве.⁹³³ Необходимо было установить единые правила для пасхального богослужения как для того, чтобы избежать разногласий и расколов, так и, в неменьшей степени, чтобы противопоставить христианскую Пасху иудейской, имевшей совсем другой смысл. Именно по этой причине христианский праздник не может праздноваться в один день с иудейским, так что уже с первых веков существования христианской Церкви для расчета его наступления составлялись специальные таблички. В трактате «О церковных службах», а затем и в «Этимологиях» Исидор Севильский обобщил эти предписания.⁹³⁴ Надо сказать, что, несмотря на усилия отцов IV Толедского собора, пасхальная литургия не была унифицирована в одночасье. И после смерти Исидора она отличалась от епархии к епархии (правда, различия не имели принципиального характера),⁹³⁵ но все же в 633 г. была заложена единая основа.

Отцы собора регламентировали порядок крещения – важнейшего христианского таинства, означавшего начало жизни во Христе.⁹³⁶ В некоторых базиликах в купель погружались трижды, в некоторых – один раз.⁹³⁷ Несмотря на то, что в Риме практиковали трехкратное погружение, папа Григорий Великий в письме Леандру Севильскому рекомендовал совершать однократное.⁹³⁸ Дело в том, что в арианской Церкви погружались трижды, и после недавнего обращения в католичество принять обряд в этом виде значило бы сделать внешнюю уступку арианской ереси.⁹³⁹ Поэтому отцы собора, опираясь на авторитет Григория, санкционировали однократное погружение в качестве единственно возможного.

Семнадцатым постановлением всем епископам было предписано признать священной книгу Откровений Иоанна Богослова. Таким образом, в королевстве сложился единый канон священных книг, используемых в богослужении. Апокалипсис следовало читать во время службы с Пасхи и до Пятидесятницы.⁹⁴⁰

Наконец, два постановления (канн. 3 и 4) касаются порядка проведения церковных соборов. В компетенцию общегосударственного собора входят вопросы, значимые для Церкви в целом (например, вопросы христианской доктрины), поэтому он должен созываться по мере надобности.⁹⁴¹ Напротив, провинциальный собор призван, главным образом, решать конфликты и защищать обиженных, поэтому он должен собираться ежегодно в середине мая, чтобы каждый мог подать иск или апелляцию.⁹⁴² Интересно, что собор выслушивал не только клириков, но и мирян, причем жалобы последних были обращены против епископов, должностных лиц и магнатов (adversus episcopos aut iudices velpotentes).

Четвертый канон регламентировал порядок проведения общегосударственного собора.⁹⁴³ Участники собирались в базилике св. Леокадии (с 653 г. – в базилике св. Петра и Павла) в Толедо перед рассветом. У дверей становились привратники. Первыми в базилику входили епископы и рассаживались в соответствии с тем порядком, в котором они были посвящены в сан. После этого могли войти пресвитеры и только потом дьяконы, которые удостоились этой чести. Пресвитеры должны были встать позади епископов, а дьяконы – перед ними. Последними входили представители знати и нотарии, обязанности которых состояли в ведении протокола заседания. После продолжительного молчания по знаку архидьякона начиналась молитва. Затем старший епископ поднимался с места и молился от имени всех участников, которые в это время должны были преклонить колена; наконец, по знаку дьякона, все вставали с колен, а епископы и пресвитеры садились на свои места.

После этого король подходил к алтарю, совершал молитву и, обращаясь к епископам, поручал себя их заботам. Считается, что в этот момент он оглашал tomus regius – т.е., круг вопросов, подлежащих обсуждению. Никто не имел права покидать базилику до конца работы собора. По окончании каждый епископ ставил свою подпись под его актами; подписывались также пресвитеры, аббаты и миряне, принимавшие в нем участие. В заключении король обычно издавал т.н. lex in confirmation concilii, который придавал постановлениям собора юридическую силу также и для мирян.

По-видимому, к принятию целого комплекса постановлений, регулирующих жизнь и обязанности клира, участников собора вдохновил все тот же трактат «О церковных службах» Исидора. Во всяком случае, многие его положения легли в основу рассматриваемых канонов.

Центральное место занимает девятнадцатый канон о «О назначении епископов» (De ordinatione episcoporum), открывающий раздел об обязанностях священнослужителей. Следующие за ним каноны (канн. 19–47) призваны раскрыть положения, лишь обозначенные в нем. Появление девятнадцатого канона должно было предотвратить практику получения епископской кафедры людьми недостойными: увечными, взяточниками, преступниками, бывшими арианами, теми, кто занимает какую-либо должность в миру и т.д. Первым делом следовало лишить сана всех тех, кто получил его не по праву.⁹⁴⁴

Отныне епископ должен быть избран клиром и народом,⁹⁴⁵ после этого его посвящает в сан митрополит провинции. Посвящение можно было считать легитимным, если присутствовали три епископа, а остальные в письменной форме подтвердили свое согласие.⁹⁴⁶ То же требование было прописано в трактате Исидора Севильского.⁹⁴⁷

Кроме того, Исидор описал требования, предъявляемые к кандидату, которые затем также были зафиксированы соборными канонами: это тридцатилетний возраст,⁹⁴⁸ знание Священного Писания,⁹⁴⁹ высокие нравственные качества,⁹⁵⁰ чистота души и помыслов,⁹⁵¹ наконец, безупречное поведение. В целом, эти требования были сформулированы им на основе первого апостольского послания к Тимофею,⁹⁵² в котором и содержится перечень этих качеств.

Кроме того, отдельные нормы могли возникнуть под влиянием позднеримского законодательства. Так, конституцией C.Th. 16.2.3, содержащейся в Кодексе Феодосия (хотя и не вошедшей в Бревиарий Алариха), декурионам было запрещено становиться священнослужителями.⁹⁵³ В другой конституции, сохранившейся в Бревиарии клирикам было разрешено жить под одной крышей лишь с ближайшей родственницей.⁹⁵⁴

Стоит отметить, что на нравственном воспитании и образовании клириков делался серьезный акцент, не в последнюю очередь, спровоцированный самим Исидором. Так, двадцать четвертый канон обращал внимание на то, что неразумные дети и подростки склонны к греху, поэтому гораздо эффективнее воспитывать их в спартанских условиях под надзором пожилого наставника, который учил бы их основам христианского вероучения и следил бы за их поведением.⁹⁵⁵ Непослушных следовало отправить в монастырь,⁹⁵⁶ который, наряду со школой при церкви также становится образовательным центром.

Следующим каноном участники провозгласили, что епископ обязательно должен знать Священное Писание и каноны соборов,⁹⁵⁷ что полностью согласуется с мыслью Исидора Севильского. Интересно, что необразованность трактуется как первопричина заблуждений, а значит, и греха. Сходным образом Исидор объясняет, почему не только епископ, но и чтец, должен учиться грамоте: в задачу последнего входит правильно ставить ударения, иначе его чтение будет вызывать неподобающий смех прихожан.⁹⁵⁸ И в том, и в другом случае, обучение предполагает прохождение элементарного грамматического курса, который немыслим без примеров из античных авторов.⁹⁵⁹ Таким образом, Исидор и участники собора под его председательством смягчают противоречие между языческой и христианской культурой: первая, обладающая великой традицией, служит целям второй.

Таковы основные требования, предъявляемые к епископу. Участники собора установили некие «формы контроля» над поведением главы епархии. Так, согласно двадцать второму канону, его репутация должна была быть подтверждена его соседями или домочадцами. Это постановление явно исходит из практики, когда епископы своим недостойным поведением показывают негативный пример пастве.⁹⁶⁰

Насколько широко простирается власть епископа в епархии? Отцы собора акцентировали внимание на трех важнейших его обязанностях: следить за поведением подотчетных ему клириков, заботиться о церковном имуществе и вершить правосудие. Благословляя пресвитера на службу в какой-нибудь отдаленной церкви, епископ давал ему книжицу (libellum) с изложением основных богослужебных правил.⁹⁶¹ Во время проведения провинциального собора пресвитеры отчитывались перед епископом о своей службе.⁹⁶² Эта норма должна была, наконец, унифицировать порядок проведения литургии.⁹⁶³ Перед тем как отправиться в предназначенную им епархию, пресвитеры и дьяконы приносили обет жить достойно и благочестиво.⁹⁶⁴ Епископ обязан был следить за их нравственностью, в частности, пресекать их попытки вступать в брак с недостойными женщинами.⁹⁶⁵ Иначе говоря, все клирики находились под контролем епископа, и ответственность за их поведение возлагалась на него. Таким образом, отцы IV собора в Толедо поставили епископа выше прочих клириков и усилили его роль.⁹⁶⁶

Епископ отвечал за сохранность имущества всех церквей, как частных, так и принадлежащих епархии. По сути, эта группа постановлений продолжает 19-й канон III Толедского собора, который передал имущество церкви в управление епископа.⁹⁶⁷ Обоснование для принятия этих канонов, вероятно, следует искать в послании к Тимофею, где от епископа требуется хорошо управлять домом своим. Только тот, кто умеет это делать, сможет управлять и епархией.⁹⁶⁸

Распоряжаясь церковным имуществом, епископ, однако, не имел права присваивать утварь тех базилик, которые были построены на деньги прихожан.⁹⁶⁹ Напротив, он должен был заботиться о состоянии церквей и ремонтировать обветшавшие.⁹⁷⁰ Епископ мог распоряжаться имуществом церкви, но обязан был отчитываться в тратах перед собором.⁹⁷¹ Помощниками главы епархии были экономы-клирики, которым епископ поручил управление имуществом епархии.⁹⁷² Тяжбы по вопросам собственности решались, как показывают каноны, исходя из норм римского права. Так, непрерывное управление соседним диоцезом в течение тридцати лет считалось достаточным основанием для того, чтобы считать его принадлежащим этому самому епископу.⁹⁷³ Приобретение по давности владения (через тридцать лет) было закреплено в Кодексе Феодосия, в конституции, уже упоминавшейся в связи с аналогичным разбирательством на Севильском соборе.⁹⁷⁴ Недавно построенные базилики также принадлежали главе епархии.⁹⁷⁵

Являясь главой клириков епархии и управляющим имуществом церкви, епископ обладал еще и судебными полномочиями. Прежде всего, он был судьей над клириками. 13-ым каноном III собора в Толедо им было запрещено обращаться в светский суд, только епископ наделялся полномочиями разбирать их конфликты.⁹⁷⁶ Эта норма продолжала конституцию Кодекса, по которой светский суд мог заниматься только уголовными преступлениями (actio criminalis), совершенными клириками; их конфликты и незначительные правонарушения (leve delictum), так или иначе касающиеся религии (ad religionis observantiam), должны были слушаться на заседаниях провинциального собора,⁹⁷⁷ проходившего под председательством епископа главного города провинции.

Этим судебные полномочия епископов Толедского королевства не ограничивались. Как следует из тридцать первого канона, король часто приглашал их участвовать в процессах против совершивших преступление магнатов.⁹⁷⁸

Вероятно, королевская власть нуждалась в одобрении приговора епископатом, потому что только авторитет Церкви помог бы избежать недовольства родственников и друзей осужденного, а значит, и волнений. Но участники собора распорядились, чтобы епископы участвовали лишь в тех процессах, где обвиняемых клятвенно обещали помиловать, и под страхом лишения сана не вмешивались в те, которые должны окончиться смертной казнью, поскольку главной заботой епископа является спасение грешников.

Очевидно, что эта норма возникла под влиянием образа справедливого и милосердного судьи, сформулированного в «Синонимах» Исидора. Можно только догадываться, почему собор настоял на невмешательстве епископов в такого рода распри. Возможно, тем самым участники (прежде всего Исидор) стремились повлиять на короля и побудить к милосердию.

В то же время, отцы Толедского собора вменили в обязанность епископу защищать бедных и незнатных от произвола судей. Ранее, на III Толедском соборе было решено, чтобы судьи и служащие фиска ежегодно отчитывались в своих действиях перед собором. Участники IV Толедского собора попытались усилить контроль епископата над должностными лицами. Так, провинциальным соборам было предписано рассматривать жалобы несправедливо обиженных (кан. 3) знатью или должностными лицами. Но даже без предъявления жалобы потерпевшим епископ должен был вмешаться в конфликт и постараться прекратить его. Если должностные лица или магнаты не слушали его увещеваний, он обязан был довести это до сведения короля. Епископы, не оказавшие помощи небогатым и незнатным, подвергались судебному преследованию на соборе.⁹⁷⁹

В своих «Сентенциях» Исидор призывал епископов заботиться о своей пастве, особенно о людях бедных и незнатных. Настоящий пастырь не боится гнева власть имущих, но всегда готов прийти на помощь тем, кого они обидели. Исидор предлагает всяческими средствами исправлять недостойное поведение знати: отчитывать, увещевать, отлучать от Церкви.⁹⁸⁰ Без сомнения, рассматриваемое постановление было принято под влиянием этого трактата.⁹⁸¹

Таким образом, на главу епархии ложились обязанности управлять имуществом церкви, следить за благочестием клириков и разбирать их конфликты, а также заботиться о бедных и угнетенных.

Несомненно, центральное место в соборных постановлениях занимала фигура епископа. Однако обязанности пресвитеров и дьяконов также не остались без внимания участников. Отличительный знак клириков – обязательная тонзура. Она должна быть одинакова у всех духовных лиц, чтобы подчеркнуть единство испанской Церкви.⁹⁸² Социальный статус клириков оказывается заметно более высоким, чем у мирян: так, духовенство полностью освобождено от общественных работ и некоторых налогов (indictiones).⁹⁸³

На соборе были сформулированы условия посвящения в духовный сан. Так, чтобы стать священнослужителем («левитом»), нужно было быть старше двадцати пяти лет, для пресвитера минимальный возраст составлял тридцать лет.⁹⁸⁴ Безупречную репутацию претендента должны были подтвердить свидетели.⁹⁸⁵ Вероятно, эти требования были сформулированы по образцу тех, что предъявлялись епископу. Особое внимание уделялось безбрачию духовенства. Так, чтобы избежать соблазна, клирикам дозволялось жить в одном доме только с кровной родственницей.⁹⁸⁶ Это требование было прописано в постановлениях III собора в Карфагене⁹⁸⁷, несомненно, известных в Испании благодаря каноническим сводам. По-видимому, подобные предписания выполнялись далеко не всегда и не всеми, потому что, не удовольствовавшись простым увещеванием, отцы IV собора предоставили епископам право продавать в рабство женщин, живущих с клириками вне законного брака⁹⁸⁸. Иначе говоря, если священнослужитель женился до рукоположения в сан, брак признавался Церковью, но после посвящения любое сожительство строго наказывалось.

Кроме этого, соборные постановления содержат упоминания о других преступлениях и правонарушениях. Некоторые действия клириков рассматривались как угроза безопасности королевства. Так, особое внимание было уделено епископам пограничных областей, которые могли вести тайные переговоры с чужеземцами и даже врагами. Если они были пойманы с поличным, то их ожидал строгий суд с участием короля.⁹⁸⁹ Однако Толедскому королевству угрожали не только внешние враги, но и внутренние смуты. Поэтому за добровольное участие в вооруженном мятеже клирики карались лишением сана и должны были искупить свой грех в монастыре.⁹⁹⁰

Остальные преступления, попавшие в поле зрения участников собора, были связаны с недостаточным благочестием клира. Так, известны случаи осквернения могил священнослужителями, вероятно, весьма частые, раз их обсуждали на общегосударственном соборе. При вынесении наказания участники ссылались на нормы светского законодательства, по которому это преступление каралось смертной казнью.⁹⁹¹ На самом деле, уже в Кодексе Феодосия смертная казнь была заменена на денежный штраф,⁹⁹² так что отцы собора ссылаются на более древние нормы. В соборном законодательстве сохраняется тенденция к смягчению наказания: преступник должен быть лишен сана (что, вероятно, означало символическую смерть) и подвергнуться трехлетнему наказанию.⁹⁹³

Что же могло толкнуть священнослужителя на совершение подобного преступления? Причину можно объяснить лишь желанием украсить свой дом или церковь мраморными статуями и колоннами с могил; с подобными деяниями боролись еще и в римское время.⁹⁹⁴ О недостаточном благочестии отдельных клириков свидетельствует и двадцать девятый канон О клириках, советующихся с магами и гаруспиками. Обращение к ним считалось уголовным преступлением со времен Константина и каралось смертью,⁹⁹⁵ но отцы IV Толедского собора предпочли заменить казнь лишением сана и вечным заточением в монастыре.⁹⁹⁶

Итак, все преступления священнослужителей, вне зависимости от степени тяжести, разбирались на заседаниях провинциальных соборов. Даже если действия клириков угрожали безопасности королевства или были направлены против правителя, они, как правило, все равно подлежали юрисдикции Церкви.

Как показал испанский исследователь X. Орландис, в VII в. статус монастырей в епархии изменился. Если раньше участники испанских соборов стремились укрепить власть епископа в ущерб монастырю, то теперь монастырь получил защиту от вмешательства епископа в свою внутреннюю жизнь.⁹⁹⁷ Очевидно, что этой же цели посвящены постановления IV Толедского собора.

С чем связана эта тенденция? Рискну предположить, что с увеличением численности монастырей и количественным ростом братии. После обращения Реккареда появились монахи готского происхождения; наиболее известным из которых стал Фруктуоз Браккарский, выдающийся церковный деятель и составитель нового монашеского устава.⁹⁹⁸ Из мира в обитель уходили люди из самых разных социальных слоев: аристократы, куриалы, колоны и вольноотпущенники.⁹⁹⁹

Рассмотрим, в какой степени вопросы, касающиеся монахов, отшельников или дев и вдов, посвятивших себя Богу, регламентировались светским и соборным законодательством вплоть до IV Толедского собора. В Бревиарий Алариха не вошел титул, посвященный монахам (надо отметить, что и в Кодексе Феодосия он включал всего две конституции). На соборе в Эльвире в начале IV века из восьмидесяти одного канона их непосредственно затронул лишь один (сап. 13 De virginibus Deo sacratis si adulteraverint), столько же – на соборах в Сарагосе (380 г.) и Таррагоне (516 г.). Отцы I собора в Толедо (397–400 г.) и в Лериде (546 г.) коснулись этой темы дважды. Наконец, на III Толедском соборе было принято три постановления, касающихся вдов, посвятивших себя Богу, и кающихся.¹⁰⁰⁰ Лишь один канон касался непосредственно монастыря как отдельного учреждения; согласно этому канону, епископ с согласия собора мог выделить для монастыря одну базилику и материальные средства, но с тем условием, чтобы это не нанесло ущерба епархии.¹⁰⁰¹

В канонах IV Толедского собора число упоминаний монахов и монастырей резко возрастает.¹⁰⁰² Отцам собора пришлось коснуться наиболее важных вопросов, касающихся статуса монастыря и его обитателей. Той же цели был подчинен и «Устав» Исидора. Этот интерес, на мой взгляд, можно объяснить лишь увеличением количества монастырей в епархиях и ростом влияния монахов и аббатов на духовную жизнь королевства. Рассмотрим, каких именно вопросов касались принятые на соборе постановления.

Сорок девятый канон устанавливал общее правило принятия пострига. Монахами становились или в раннем возрасте по воле отца, или в зрелом, выразив собственное желание.¹⁰⁰³ В любом случае, став монахом, ни при каких обстоятельствах нельзя было вернуться в мир.¹⁰⁰⁴ Не совсем ясно, как это постановление соотносилось с «Уставом» Исидора, требовавшим, чтобы новообращенный дал письменное согласие на перемену в своей жизни¹⁰⁰⁵ и прошел трехмесячный «испытательный срок».¹⁰⁰⁶ Возможно, за сына подписывался его отец. Так как ребенок считался недееспособным, то согласие его отца приравнивалось к его собственной воле.¹⁰⁰⁷ Однако это объяснение нельзя признать полностью удовлетворительным, так как оно отчасти противоречит мысли Исидора. По мнению епископа, тот, кто не стремится всей душой к монашеской жизни, быстро впадает в грех.¹⁰⁰⁸ Следовательно, каждый новообращенный должен самостоятельно пожелать стать монахом и в дальнейшем отвечать за свой выбор.

X. Орландис предложил следующее решение. До VII в. согласие новообращенного было принципиально важным условием, и это правило соблюдалось не только в Испании, но вообще во всей христианской Церкви. Поэтому первый канон II Толедского собора (527 г.), где речь идет об организации школ, разрешает детям добровольно выбирать свой жизненный путь по достижении восемнадцати лет. Иными словами, даже отучившись в церковной или монастырской школе, можно было вернуться в мир. Устав Исидора отражает именно эту ситуацию. Но в начале VII в. под влиянием различных факторов все меняется: желание родителей постричь ребенка в монахи приравнивается к его собственному желанию. Этот «ригоризм» (по выражению X. Орландиса) закрепляется сорок девятым каноном, а позднее проникает в устав Фруктуоза.¹⁰⁰⁹

Похожее правило было установлено и для вдов, посвятивших себя Богу (vidua sanctimonialis). Женщина, заявившая перед лицом епископа, что желает жить в вере и чистоте, и одевшая монашеское одеяние, больше никогда не могла вернуться в мир и выйти замуж.¹⁰¹⁰

Монахами становились не только миряне, но и клирики. Как видно из пятидесятого канона, эта практика была широко распространена, хотя и всячески пресекалась епископами. Отцы IV собора ее узаконили: отныне любой священнослужитель мог беспрепятственно стать монахом и жить в монастыре.¹⁰¹¹ Интересно, что отцы I Сарагосского собора 380 г. единогласно запретили клириками оставлять службу и уходить в монастырь: самовольный постриг вел к отлучению.¹⁰¹² В IV в. служение Церкви считалось более значимым, чем уединенная монашеская жизнь, в VII в., напротив, жизнь в обители была провозглашена предпочтительной (vita melior).

Следующий канон ограничил власть епископа в обители. К его принятию участников собора побудили случаи принуждения послушников нести некую «рабскую службу» (opus servile),¹⁰¹³ Интересно, что здесь употреблен глагол mancipare: хотя институт манципации уже исчез, аллюзия на него стилистически подчеркивает абсолютный характер власти епископа над монахами, как хозяина над рабами, как домовладыки над подвластными детьми. Епископ употребляет свою власть не во благо: он превращает монастырь в собственное владение. После подобных инцидентов собор оставил за епископом лишь три функции: следить за благочестием монахов, за исполнением устава монастыря и посвящать в аббаты.¹⁰¹⁴

В свете этих двух постановлений гораздо легче объяснить появление десятого канона II Севильского собора, который запретил епископам разрушать монастыри. По-видимому, в этот период в отдельных епархиях шла настоящая борьба за влияние между епископом и монастырем, роль которого неуклонно росла. Вероятно, ситуация будет смягчена несколькими годами спустя, когда клириков будут выбирать по большей части из монахов, а епископ будет одновременно и аббатом монастыря.¹⁰¹⁵

Некоторые монахи, вопреки правилам, самовольно покидали обитель и жили жизнью мирян. Собор постановил вернуть их туда, откуда они сбежали, и назначить для них наказание.¹⁰¹⁶ По-видимому, не допускалось существование иных форм монашества, кроме как общежитие в монастыре. Участники собора предписали (кан. 53), чтобы все, кто посвятил свою жизнь служению Богу, но при этом не принадлежит ни к клиру, ни к монахам (т.н. religiosi viri) должны быть приписаны епископом к одной из этих двух категорий.¹⁰¹⁷ Цель при этом преследовалась двоякая. С одной стороны, нужно было точнее определить их общественное и правовое положение, а это было легче всего сделать, подведя их под одну из уже существующих социальных групп. С другой стороны, их вхождение в состав клира или монахов позволил бы использовать их труд на благо церкви или монастыря. Не случайно это постановление касалось только молодых и здоровых отшельников.¹⁰¹⁸

Два постановления посвящены публично кающимся в своих грехах. По- видимому, они занимали промежуточное положение между мирянами и клириками (или мирянами и монахами).¹⁰¹⁹ Например, согласно пятьдесят четвертому канону, те, кто, не совершив ни одного серьезного преступления, публично покаются в своих грехах, могут стать клириками.¹⁰²⁰ В пятьдесят пятом каноне лицам, которые, раскаявшись, постриглись в монахи, запрещено возвращаться в мир (равно как и тем, кто был с детства посвящен родителями в монастырь, а также девам, посвятившим себя Богу).¹⁰²¹

Итак, в VII в. монастырь становится неотъемлемой частью в духовной жизни епархии, его влияние возрастает. И если изначально во взаимоотношениях клира и монахов было заметно недоверие и иногда даже враждебность (вплоть до разрушения обителей), то постепенно клир и монастырь сближаются.¹⁰²²

Из семидесяти пяти постановлений IV Толедского собора десять посвящены «иудейскому вопросу» (для сравнения, на III соборе в Толедо был принят лишь один антииудейский канон). В дальнейшем постановления, ограничивающие иудеев в правах, будут приниматься на каждом общегосударственном соборе, таким образом, можно говорить о целенаправленной антииудейской политике, которая будет вестись вплоть до гибели Толедского королевства. Отсчет следует начинать с 612 г., когда король Сисебут издал два закона, запрещающих евреям держать слуг-христиан. Этот же король, по свидетельству Исидора, насильно обращал иудеев в христианскую веру.¹⁰²³ И после смерти Сисебута собор продолжил его антииудейскую политику.¹⁰²⁴

Каковы были ее причины? По мнению исследователей, их было несколько. Несомненно, враждебность возникала в первую очередь из-за религиозных различий. Полемике с иудеями были посвящены несколько сочинений Исидора Севильского.¹⁰²⁵ К остальным причинам следует отнести высокую экономическую активность евреев и накопленное ими богатство,¹⁰²⁶ сочувствие арианству (так как ариане, в отличие от католиков, никогда не оказывали на них никакого давления),¹⁰²⁷ а также переход значительной части ариан в иудаизм после 589 г.,¹⁰²⁸ а также осквернение иудеями христианских святынь.¹⁰²⁹ Но главной причиной было стремление вестготских королей и верхушки епископата к религиозному единству внутри королевства.¹⁰³⁰

После принятия готами Никео-Константинопольского символа веры в 589 г. было устранено последнее противоречие, разделявшее готов и испано-римлян. Религиозное единство послужило одной из главных причин создания новой «государственной идеологии» – политической теологии (в том смысле, в каком этот термин приложим к раннесредневековым государствам), с особенной яркостью проявившейся в «Истории готов, вандалов и свевов» Исидора Севильского и предисловии к ней – знаменитой «Похвале Испании». В этом произведении Исидор, выходец из испано-римской семьи, прославляет доблесть и могущество готов. Завоевание ими Пиренейского полуострова он рассматривает как благо для Испании, и все его произведение служит доказательству этой точки зрения.¹⁰³¹ Такое единение стало возможным после III Толедского собора 589 г. Но после того, как религиозные противоречия между готами и римлянами исчезли, маргинальной группой населения, препятствующей сплочению подданных королевства, оказались иудеи.

Вестготские короли, начиная с Сисебута, инициировали насильственное обращение евреев в христианство; идеологическое же обоснование эта политика получила в произведениях Исидора Севильского, посвященных полемике с иудеями.¹⁰³² Принято считать, что десять антииудейских соборных постановлений были приняты под непосредственным влиянием епископа Севильи. Возможно, он даже был их автором.¹⁰³³ Идеи, сформулированные в его трудах, были оформлены в виде общеобязательных соборных постановлений.

По мнению Исидора, никого не следовало принуждать принимать другую религию. Так, пятьдесят седьмой канон запретил насильно обращать иудеев на том основании, что человек должен сознательно прийти к истинной вере.¹⁰³⁴ Однако тех, кто принял христианство во времена Сисебута, следовало по-прежнему считать христианами, так как они уже приобщились к таинствам.¹⁰³⁵ Другой, пятьдесят девятый канон также запрещал повторный переход в иудаизм, однако не предусматривал никакого наказания для отступников: вернуть их в лоно Церкви обязан был епископ.¹⁰³⁶ Правда, если они подвергли насильному обрезанию своих сыновей или рабов, то дети должны были их покинуть, а рабы получали свободу.¹⁰³⁷ Аналогичная норма была принята императором Константином в 335 г. и вошла в Бревиарий Алариха.¹⁰³⁸ Вероятно, она и была заимствована вестготскими прелатами. Кроме того, отступники лишались права свидетельствовать в суде на том основании, что те, кто были неверны Христу, будут нечестно вести себя с людьми.¹⁰³⁹ В позднеримском законодательстве аналогичных норм не было; по-видимому, это постановление является нововведением испанского епископата.

В целом, все постановления ограничивали права иудеев, подталкивая к добровольной смене вероисповедания. Так, иудеям было запрещено занимать государственные должности (officia publica)¹⁰⁴⁰ и владеть рабами-христианами;¹⁰⁴¹ иудеям, женатым на женщинах, обращенных в христианство, предписывалось принять веру жены, в противном случае их ждал развод.¹⁰⁴² Истоки всех этих постановлений уходят в позднеримское законодательство относительно иудеев и язычников. Так, новелла императора Феодосия, вошедшая, в Бревиарий, запрещала иудеям и еретикам (samanta) занимать любые общественные должности.¹⁰⁴³ Вслед за императором участники собора в Толедо обвинили иудеев в злоупотреблении служебным положением по отношению к христианам.¹⁰⁴⁴ Канон 66, запрещающий иудеям владеть рабами-христианами, имеет прямую параллель с законами из девятого титула шестнадцатой книги Кодекса Феодосия.¹⁰⁴⁵

Сложнее с брачным законодательством. Кодекс не признает союзов иудеев и христиан, считая его прелюбодеянием и предусматривая потерю свободы.¹⁰⁴⁶ На первый взгляд отцы собора отличались большей мягкостью, но, вероятно, они просто исходили из другой ситуации: например, когда в иудейской семье один из супругов (чаще жена) перешел в христианство.¹⁰⁴⁷ В этом случае брак расторгался, но оба супруга оставались свободными. Дети же должны были воспитываться в христианстве.¹⁰⁴⁸

Детей иудеев и отступников могли разлучить с родителями и отдать на воспитание в монастырь или благочестивым христианам;¹⁰⁴⁹ но очевидно, что так поступали не со всеми, а лишь с теми, кто выразил желание принять христианскую веру. Дети отступников, если они были верующими христианами, наследовали имущество осужденных родителей.¹⁰⁵⁰

Наконец, два канона были посвящены взаимоотношениям иудеев и христиан. Последним запрещалось принимать подарки и оказывать помощь «приспешникам Антихриста», в противном случае они должны были быть преданы анафеме.¹⁰⁵¹ В другом постановлении (кан. 62) крещеным иудеям было запрещено общаться с бывшими единоверцами, чтобы не впасть в соблазн и не перейти обратно в иудаизм.¹⁰⁵²

В целом, проводимая антииудейская политика имела целью вынудить евреев добровольно принять христианство. Собор серьезно ограничил их права как в общественной, так и в частной жизни. Одним из главных инициаторов принятия антииудейских постановлений, по-видимому, был Исидор Севильский, руководствовавшийся императорским законодательством.

Первые два канона из этой серии регламентировали отпущение на волю принадлежащих Церкви рабов. Епископу запрещалось самовольно освобождать рабов, ведь таким образом он наносил урон имуществу вверенной ему Церкви. Поэтому такая манумиссия считалась недействительной, и преемник должен был вернуть вольноотпущенников в рабское состояние.¹⁰⁵³ Если же епископ очень хотел освободить раба, то вместо него отдавал епархии двух своих и в придачу к ним еще и пекулий. Остальные епископы выражали согласие на такой обмен в письменной форме. После этого вольноотпущенник становился полностью свободным и даже не считался связанным с Церковью отношениями патроната (non retento ecclesiastico patrocinio).¹⁰⁵⁴ Единственное ограничение было связано с тем, что вольноотпущенник не мог выдвигать обвинение или свидетельствовать против служителей данной церкви, в противном случае он опять становился ее рабом.¹⁰⁵⁵

В отдельных случаях епископ мог освободить раба и без компенсации: например, если он еще раньше передал свое имущество Церкви или под его руководством богатство последней заметно увеличилось. Тогда либертин оказывался связанным с Церковью отношениями патроната, а значит, должен был оказывать посильную помощь.¹⁰⁵⁶ На практике, вероятно, он служил и оказывал почтение епископу, который и представлял Церковь. Эта обязанность была пожизненной и даже распространялась на потомков либертина – ведь Церковь не может исчезнуть, а значит, не может прекратиться ее право на obsequium. Поэтому сам вольноотпущенник, а затем его дети должны были периодически свидетельствовать перед епископом свою готовность служить ему и всей Церкви.¹⁰⁵⁷ Если же вольноотпущенники не соблюдали этих условий, их следовало опять обратить в рабство.¹⁰⁵⁸

Необходимо заметить, что отношения вольноотпущенника и Церкви не были односторонними: в обмен на помощь и содействие епископ брал на себя обязанность защищать и свободу либертина, и его имущество от посягательств со стороны знати. Эта норма касалась вольноотпущенников не только Церкви, но и частных лиц, которые были переданы Церкви в качестве клиентов.¹⁰⁵⁹

Необходимость оказывать услуги бывшему хозяину была отличительной чертой статуса отпущенника по сравнению со свободнорожденным. Отцы IV Толедского собора рассматривают обязанность нести obsequium, как единственную преграду, мешающую либертину стать священнослужителем. По их мнению, неблагочестиво, чтобы клирик был зависим от кого-то, кроме Бога и епископа. Однако если вольноотпущенник не связан с бывшим хозяином отношениями патроната, то при соблюдении прочих необходимых условий (образование, благочестие и пр.) легко может быть посвящен в сан.¹⁰⁶⁰ Рабы Церкви, ведущие богобоязненный образ жизни, тоже могут стать клириками, но только при условии, что перед посвящением они будут отпущены на свободу. Поскольку из-за этого Церкви наносится прямой ущерб, то все их имущество после смерти должно перейти только ей.¹⁰⁶¹ Замечу, что по римскому праву, откуда, без сомнения, пришла эта норма, патрон мог претендовать на все наследство отпущенника только в том случае, если тот умер бездетным и без завещания.¹⁰⁶²

Итак, каждая Церковь Толедского королевства может владеть и земельными участками с постройками на них, и рабами. Управление имуществом возложено на епископа, который не может самовольно .ничего от него отчуждать – это рассматривается как ущерб, наносимый всей Церкви. Вообще, ущерб Церкви, точнее, стремление любым способом предотвратить его, является отправной точкой для принятия рассмотренных соборных постановлений. Рабов Церкви можно отпускать на волю только при том условии, чтобы были возмещены все убытки. Отчасти этой цели служит заимствованный из римского права обычай оказывать бывшему хозяину разного рода услуги и обязанность отказывать ему по завещанию имущество. Только по сравнению с нормами римского права положение вольноотпущенников Церкви было более зависимым.

Последний, семьдесят пятый канон IV Толедского собора традиционно вызывает наибольший интерес исследователей. Именно здесь наиболее отчетливо был сформулирован идеал королевской власти. Следует сказать несколько слов об особых исторических условиях, в которых проходил собор.

В 631 г. дукс провинции Септимания Сисенанд при вооруженной поддержке франков сверг законного короля Свинтилу (621 – 631) и занял престол.¹⁰⁶³ Однако узурпатор не располагал достаточными силами для удержания власти: против него поднялся мятеж в окрестностях Гранады и Мериды под руководством некоего Иудилы.¹⁰⁶⁴ Сисенанд явно нуждался в легитимации власти. Такую поддержку ему мог дать лишь общегосударственный церковный собор, участники которого, выступая от имени своей паствы, узаконили бы его узурпацию. Дабы не допустить начала новых междоусобиц и нового этапа борьбы за власть, отцы IV Толедского собора 633 г. признали Сисенанда законным правителем. Однако во избежание повторения захватов трона и сопутствующих им вооруженных конфликтов, участники собора попытались законодательно запретить захват власти и упрочить авторитет законного правителя.

По мнению участников собора, семьдесят пятый канон должен был поддержать не только власть короля, но и укрепить внутриполитическую ситуацию в Толедском королевстве.¹⁰⁶⁵ Ссылаясь на Священное Писание, отцы собора провозгласили неприкосновенность персоны короля, поскольку он является помазанником Божиим и перед вступлением на престол народ приносит ему клятву верности. По мнению епископов, ее нарушение является преступлением не столько против светской власти, сколько против Бога, и Он обязательно покарает клятвопреступников, как уже не раз бывало в истории.

Как считали участники собора, единственный способ избежать сурового наказания – полностью прекратить борьбу за власть и подчиниться законному правителю.¹⁰⁶⁶ Но кого считать законным? Ведь в Толедском королевстве не было правящей династии, правителем становился тот, кто сумел победить своих противников и удержать власть. Во избежание вооруженной борьбы за престол участники собора под председательством Исидора Севильского впервые сформулировали принцип избрания нового правителя. Они постановили, что король избирается представителями Церкви и знати при полном их согласии,¹⁰⁶⁷ что должно было если не предотвратить, то уменьшить недовольство магнатов.

Отцы собора установили весьма суровое наказание для преступников. Тех, кто покушается на жизнь и трон правителя, следовало предать анафеме и отлучить от Церкви.¹⁰⁶⁸ Этот приговор, необычайно страстный и торжественный, с небольшими изменениями был повторен трижды, вероятно, чтобы усилить производимый им эффект. Преступление против короля фактически приравнивается к преступлению «против родины и народа готов» – самому тяжкому злодеянию, которые только можно себе представить.¹⁰⁶⁹

Вероятно, эта норма возникла под влиянием знаменитого римского преступления против оскорбления величия (crimen laesae maiestatis). Первоначально оно подразумевало противоправные действия тех, кто угрожает благополучию римских граждан: вооруженный захват храмов и общественных построек, заговоры и мятежи, содержание вооруженного отряда, убийство магистратов и т.п.¹⁰⁷⁰ Состав этого преступления был отражен сначала в законе Суллы (lex Cornelia maiestatis), а затем в законах Цезаря (46 г. до н.э.) и Августа (18 г. до н.э), объединенных в lex lulia maiestatis. В императорскую эпоху этот закон неоднократно дополнялся. Оскорбление принцепса или покушение на его здоровье, жизнь и власть приравнивались к преступлениям против римского народа, поскольку принцепс мыслился как его воплощение. В частности, уничтожение статуй и изображений правителя подлежало наказанию по lex lulia maiestatis.¹⁰⁷¹

В «Сентенциях» Павла, хорошо известных в Толедском королевстве, преступление против императора приравниваются к преступлениям против государства.¹⁰⁷² К таковым относятся не только действия, имеющие целью захват власти, но и оскорбление императора словом.¹⁰⁷³ Павел сообщает, что раньше преступников отправляли в изгнание и лишали гражданских прав (aqua et igni interdictio), а теперь казнят (вид казни зависит от статуса преступника).¹⁰⁷⁴

Американский исследователь Ф.С. Ли первым наиболее четко высказал убеждение в том, что закон об оскорблении величия был реципирован в Толедском королевстве.¹⁰⁷⁵ Он показал, что некоторые нормы, входящие в состав этого преступления, были заимствованы вестготскими компиляторами Кодекса Феодосия и позднее были восприняты законодателями, с той, однако, оговоркой, что термин laesae maiestas был заменен на infidelitas. Противоположная концепция была сформулирована испанским историком права А. Иглесией Феррейросом, который полагал, что правовой концепт предательства оформился лишь в готскую эпоху.¹⁰⁷⁶ По мнению исследователя, опиравшегося на выводы другого выдающегося историка, А. д’Орса, вестготские правители отождествляли себя не с императорами, а с префектами претория Римской Империи, следовательно, закон об оскорблении величия, защищавший императоров, не мог распространяться на вестготских королей.¹⁰⁷⁷ Для их защиты были созданы другие механизмы, такие, как закон Хиндасвинта, вошедший в Liber Iudiciorum II.1.8.¹⁰⁷⁸

Постановление IV Толедского собора предусматривало отлучение от Церкви, сохраняя жизнь правонарушителя (во всяком случае, о смертной казни не упоминается). Посягнувший на жизнь короля становился изгоем христианского общества, следовательно, терял соответствующие обязанности и права, поэтому отлучение вполне можно рассматривать как своего рода гражданскую смерть. Кроме того, нет оснований утверждать, что только Церковь устанавливала наказание для дерзнувших поднять руку на короля. После анафемы преступников ждал приговор светского суда, который описан в «Истории короля Вамбы» Юлиана Толедского. Так, дукс Павел, поднявший мятеж против законного правителя Вамбы, после своего бесславного поражения ждал смертельного приговора себе и своим соратникам.¹⁰⁷⁹

Итак, право казнить преступника предоставлялось светской власти; епископат со своей стороны наказывал его отлучением от Церкви и исключением из сообщества христиан. Отцы собора были уверены, что тот, кто предал короля, после смерти займет место в аду рядом с Иудой,¹⁰⁸⁰ которому он уподобился. В образе преступника, покушавшегося на короля, можно увидеть черты и другого, не менее одиозного библейского персонажа – братоубийцы Каина, ненавидимого всеми изгнанника и скитальца на земле. Этот преступник, как Каин и Иуда, уже не может рассчитывать на снисхождение ни в этой жизни, ни в следующей.

Можно сказать, что этим завершается условная первая часть семьдесят пятого канона, предусматривающая наказание для мятежников. Далее участники собора провозгласили Сисенанда законным правителем и осудили прежнего короля, Свинтилу, за жестокость и совершенные им злодеяния. Во второй части были сформулированы нормы и правила поведения, которым должен следовать монарх, если он не хочет повторить участь Свинтилы.

Образ идеального правителя начал складываться в произведениях Исидора Севильского, прежде всего, в его «Сентенциях». Очевидно, что и семьдесят пятый канон был разработан непосредственно под влиянием его идей.¹⁰⁸¹ Следуя установленному идеалу поведения, король воспринимался подданными как «настоящий» и «правильный», что, несомненно, усиливало его авторитет. Итак, каким вестготский епископат видел идеального правителя?

Исходя из текста постановления, прелаты вверяют себя и паству Сисенанду и просят его быть снисходительным к подданным и править в соответствии с принципами правосудия и благочестия (iustitia et pietas),¹⁰⁸² Исидор Севильский считал эти два качества правителя достойными наибольшей похвалы.¹⁰⁸³ В чем конкретно они проявляются? Iustitia можно определить как стремление поддерживать на земле правопорядок, установленный Господом, в частности, вершить суд, наказывать преступников и защищать обиженных.¹⁰⁸⁴

Pietas традиционно понимается как благочестие. В трактате «О природе богов» (De natura deorum) Цицерон определяет ее как справедливость (iustitia) по отношению к богам. По мнению О.В. Сидорович, римляне строили свои отношения с богами по образу и подобию торговой сделки: исполнение определенных культовых практик давало гарантию благополучия и процветания.¹⁰⁸⁵ Таким образом, понятие pietas нужно понимать как установленное традицией поведение по отношению к богам, благочестивый образ жизни. Но у слова pietas есть и другая традиция словоупотребления. У Тацита оно употребляется в значении «родственная любовь». Чаще всего имеется в виду любовь и почтительное отношение детей к родителям или к старшим родственникам. По словам самого Тацита, он создал «Жизнеописание Юлия Агриколы», своего тестя, движимый сыновней любовью.¹⁰⁸⁶ Эти два оттенка значения одного слова отнюдь не являются взаимоисключающими, напротив, они раскрывают и дополняют друг друга. В Древнем Риме почитание предков носило характер культа, так что pietas означает особенный, благочестивый и почти сакральный вид любви, причем ее «вектор» направлен обычно снизу вверх, от детей к родителям, от смертных к богам.

В патристике коннотация «благочестия», которую содержало в себе слово pietas, была усилена. В произведении Блаженного Августина «О граде Божием» и в его «Исповеди» pietas означает по преимуществу почитание Бога. Так, желая подчеркнуть набожность своей матери Моники, Августин называет ее religiosa et pia,¹⁰⁸⁷ В его произведениях объектом любви, смешанной с благоговением, стал Господь Бог как отец всего сущего.

Исидор отдал дань всей предшествующей традиции. Pietas у него – это и родственная любовь,¹⁰⁸⁸ свойственная не только людям, но и животным,¹⁰⁸⁹ и благочестие.¹⁰⁹⁰ Это неотъемлемое качество короля наряду с правосудием. Однако, замечает епископ Севильи, правосудие без pietas сурово.¹⁰⁹¹ Суровым же человеком он называет того, кто справедлив, но не знает жалости.¹⁰⁹² Из приведенного контекста видно, что под pietas в данном случае подразумевается жалость, доброта, то есть нечто синонимичное dementia. Он снова делает акцент на милосердии правителя. Слово pietas в его лексиконе – это, во-первых, благочестие и праведность, а во-вторых, применительно к правителям – это некоторая благочестивая христианская любовь, исполнение завета возлюбить ближнего своего как самого себя, а уже вслед за этим простить ему его ошибки и прегрешения. Употребление термина pietas в этом значении согласовано с текстом всего фрагмента соборного постановления. Ведь далее епископы королевства просят Сисенанда при вынесении судебного приговора быть не строгим, но снисходительным.¹⁰⁹³

Вообще же, по мнению прелатов, королю не следует дозволять своим приближенным единолично выносить решение по уголовному или гражданскому делу. Любой судебный процесс должен носить публичный характер, иначе его нельзя назвать справедливым. Королю же отводилась роль высшей инстанции, имеющей право смягчить приговор, и этим правом ему настойчиво предлагалось пользоваться как можно чаще.¹⁰⁹⁴ Только так, руководствуясь одновременно справедливостью и милосердием, правитель сможет обеспечить процветание своей страны и своих подданных. А ведь в этом и состоит его предназначение, уготованное ему Богом.¹⁰⁹⁵

Следует щадить даже врагов, особенно поверженных: именно так обошлись с прежним королем Свинтилой и со всей его семьей. Предшественник Сисенанда, по мнению участников собора, был полной противоположностью этому идеалу и поэтому «сам лишил себя престола».¹⁰⁹⁶ Он представляет собой не правителя, а тирана. Исидор Севильский писал, что изначально слово tyrannus, пришедшее из греческого языка, было полным синонимом слова rех и не несло никакой отрицательной коннотации. Но затем тиранами стали называть жестоких и несправедливых правителей, чьи действия приносят подданным лишь несчастья.¹⁰⁹⁷ По словам отцов собора, Свинтила совершил за время своего правления столько ужасных преступлений, что сам их испугался. Они не перечисляют этих злодеяний, однако, по приговору суда Свинтила и его сыновья были смещены с должностей, которые они несправедливо занимали, и лишены имуществ, отнятых силой у бедняков.¹⁰⁹⁸

Можно предположить, что и угнетение неимущих, и раздача наиболее значимых должностей входили в число преступлений, совершенных бывшим монархом. Он поступал несправедливо и не заботился о благе подданных, поэтому и потерял трон, ведь тот, кто поступает не как правитель, перестает им быть.¹⁰⁹⁹ Король (rех) отличается от тирана (tyrannus) добросердечием и умеренностью в наказаниях,¹¹⁰⁰ поэтому настоящим королем может быть только милосердный Сисенанд, а не жестокий Свинтила. На соборе была продемонстрирована доброта Сисенанда: участники сохранили жизнь бывшему правителю и членам его семьи и даже не отлучили их от Церкви. Этот приговор подчеркнул различия между Сисенандом и Свинтилой.

Таким образом, во второй части постановления сформулированы идеал правителя и его противоположность. Законный король должен всегда руководствоваться милосердием и справедливостью, обязан думать о благополучии подданных: только так он сумеет добиться их признания и сохранить свою власть. Осуществляя свое правление, королю следует руководствоваться мнением епископата.

Итак, на IV Толедском соборе была заложена идеологическая основа политической системы кафолического королевства вестготов. Прежде всего, был определен порядок проведения и установлены сроки, когда должен созываться провинциальный и государственный соборы. Вообще, регламентации подверглась вся церковная жизнь, начиная с литургии и заканчивая монастырским хозяйством. С помощью этих канонов постепенно начала складываться единая испанская Церковь, живущая по единым правилам. Устранив главные противоречия внутри Церкви, прелаты обратились к решению государственных проблем. Участники собора (в первую очередь Исидор Севильский) формулируют идеал правителя и тем самым обеспечивают ему идеологическую поддержку. Семьдесят пятый канон свидетельствует о политических претензиях верхушки епископата: отныне Церковь стремится руководить действиями королевской власти.

Анализ юридического наследия Исидора будет неполным, если оставить без внимания составление им свода вестготского канонического права (Collectio сапоnит ecclesiae Hispanae, т.н. Hispana). Он действовал более 400 лет не только в Вестготском королевстве, но и на территории каролингской Галлии.¹¹⁰¹

Ныне известны три редакции свода. Первая носит название Isidoriana – как считается, она была осуществлена Исидором Севильским в 634 г. Она включает в себя предисловие, акты греческих, африканских и галльских соборов, каноны четырнадцати вестготских соборов (до IV Толедского включительно), «Сентенции», зафиксированные, предположительно, собором в Агде, и сто четыре папских декреталии. Позднее Hispana была дополнена канонами последующих испанских соборов, включая XVII Толедский.¹¹⁰² В 681 г. появилась редакция, выполненная митрополитом Толедо Юлианом (т.н. Juliana). В нее вошли постановления Толедских соборов, имевших место после смерти Исидора, и собора в Браге. Последняя редакция (т.н. Vulgata) включает в себя каноны соборов вплоть до XVII Толедского собора, постановления Константинопольского собора 682 г., постановления семи галльских соборов и акты Меридского собора 666 г. Интересно, что она была осуществлена в 694 г., т.е. чуть позже редакции Юлиана, но в своей основе имела не ее, а редакцию Исидора.¹¹⁰³

Несмотря на то, что нет прямых свидетельств, указывающих на то, кто именно был составителем свода, испанские исследователи X. Мадос и Г. Мартинес-Диес на основании текстологического и лингвистического анализа доказали, что именно Исидор был составителем свода в первой его редакции (т.н. Isidoriana). Какие же цели преследовал при этом Исидор? Очевидно, что одной из первых решавшихся им задач было обеспечение простого удобства пользования соборными канонами. Епископ Севильи выбрал самые значимые из них для испанской Церкви и соединил их воедино, чтобы каждый епископ мог всегда иметь их под рукой. Вообще, аналогичное стремление пронизывает все творчество Исидора. Все его произведения, исследованные в рамках настоящей работы, вне всякого сомнения были написаны, дабы собрать воедино и систематизировать предшествующие знания. Ярким примером тому служат «Этимологии», способные заменить их обладателю целую библиотеку. Вообще же, в более широком смысле, весь период поздней Античности и раннего Средневековья – это эпоха составления всевозможных кодексов, компендиумов и антологий по всем наукам, не исключая юриспруденцию.¹¹⁰⁴ В Толедском королевстве практически одновременно с кодификацией канонического права (в виде Hispana) кодифицируются королевские постановления. Считается, что первым эту попытку предпринял король Леовигильд, при котором был создан т. н. Codex revisus.¹¹⁰⁵ О кодексе Леовигильда ничего конкретного сказать нельзя, потому что он не сохранился; более того, некоторые исследователи вообще ставят под сомнение его существование. Попытка кодификации увенчалась грандиозным успехом при короле Рецесвинте, создавшем Liber Iudiciorum. Таким образом, процесс кодификации можно считать одной из основных черт развития права, да и всей культуры в целом, в эпоху Поздней Античности и раннего Средневековья. Эта тенденция затронула и каноническое право, которое еще только формировалось. Достаточно вспомнить свод Дионисия Малого или Capitula Martini, собранные епископом Браги Мартином. «Испанский канонический свод» является одной из самых грандиозных кодификаций своего времени.

Антологии и кодексы создавались не только для того, чтобы облегчить жизнь ученого или судьи. Известно, что они использовались как учебники. Не исключено, что в этом качестве использовался и «Испанский свод», а может быть, он именно для того и был составлен. Известно, что епископам было предписано знать Священное Писание и постановления соборов.¹¹⁰⁶ Удобнее всего изучать их по антологии, в которую входят все самые значимые каноны для Церкви Толедского королевства. Сам Исидор в прологе писал, что епископы будут учиться по его своду, в котором собраны и постановления соборов, и декреталии римских понтификов.¹¹⁰⁷

«Свод» Исидора начинается с серии актов греческих соборов, которая открывается самым первым вселенским собором – в Никее 325 г.¹¹⁰⁸ Туда же входят постановления синодов в Анкире, Лаодикее, Эфесе, Константинополе, Халкидоне и др. Затем следуют восемь африканских соборов, далее – постановления девяти синодов Галлии. За ними идут постановления испанских соборов. Начинаются они с собора в Эльвире, самого первого из известных нам, однако последующие каноны сгруппированы не по времени принятия, а в соответствии с пятью испанскими провинциями. Так, после Эльвирского идут акты соборов Тарраконской провинции: в Таррагоне (516), в Жироне (517), в Сарагосе (592) и в Лериде (546).

Вслед за ними приводятся акты соборов Картахенской провинции: в Валенсии 549 г. и первых четырех Толедских соборов (397–400 гг., 527 г., 589 г. и 633 г. соответственно), потом – двух соборов в Браге (пров. Галисия, проходили в 561 и 572 гг.). Далее Исидор поместил т.н. Capitula Martini – постановления восточных соборов, составленные Мартином Браккарским (ок. 520 – ок. 579), проповедником ортодоксального христианства в королевстве свевов.¹¹⁰⁹ Мартин председательствовал на двух соборах в Браге, а составленная им компиляция, по-видимому, была одним из источников права, Церкви в Галисии, поэтому Исидор и посчитал возможным поместить Capitula Martini рядом с актами соборов в Браге, хотя в эту коллекцию входят каноны греческих и африканских соборов. За ними следуют постановления I и II соборов в Севилье (провинция Бетика, проходили в 590 и 619 гг.). Наконец, серия канонов завершается «Сентециями» – еще одним сборником постановлений.

Вторая часть «Свода» Исидора включает в себя сто четыре папских декреталии от Дамаса (300–384) до Григория Великого (ок. 540–604). При ее составлении епископ Севильи, вероятно, пользовался уже существовавшими сборниками таковых, например, коллекцией декреталий Дионисия Малого.¹¹¹⁰ Исследователи по-разному оценивают степень зависимости епископата Толедского королевства от римской кафедры. После смерти Леандра Севильского контакты испанского епископата с апостольским престолом стали совсем редкими: за весь VII в. папы только дважды удостоили испанских прелатов письмом – в 638 г. и в 648 г. Поэтому большинство исследователей считает, что испанская Церковь вела вполне самостоятельную политику и при решении своих задач прибегала к помощи королевской власти, а не римского престола.¹¹¹¹ Тем не менее 104 папских декреталии в составе Hispana свидетельствуют не только о том, что испанская Церковь в догматическом отношении признавала примат римского престола: это также доказывает, что послания понтификов были наряду с постановлениями соборов вторым, ничуть не менее важным источником формирующегося права Церкви.¹¹¹²

Выстраивая композицию «Испанского канонического свода» именно таким образом, Исидор вписывает историю испанской Церкви в историю всеобщей христианской Церкви. Соборы, проходившие на территории Толедского королевства, являются продолжением традиции вселенских и наиболее авторитетных древних синодов. Сборник декреталий показывает, что испанский епископат, по крайней мере, в догматических вопросах, признает авторитет римского папы.

Итак, составляя «Испанский канонический свод», Исидор преследовал несколько целей. Он хотел предоставить клирикам удобный и единый сборник постановлений, который одновременно мог служить и учебником в церковных и монастырских школах. В то же время, композиция свода построена таким образом, что включает испанские соборы в соборную традицию всей христианской Церкви.

* * *

Церковные соборы являлись одним из важнейших институтов духовной и политической жизни королевства. Провинциальные соборы взяли на себя значительные судебные полномочия: именно там решались конфликты между клириками епархии, именно они контролировали деятельность местных судей и служащих фиска. Вынося постановления, участники руководствовались и предписаниями Отцов Церкви, и (не в меньшей степени) нормами римского права.

Значение же общегосударственных Толедских соборов выходило за рамки исключительно церковных. Они были местом единения Церкви и королевской власти, их «симфонии». Основа этой «симфонии» была заложена на III соборе, но впервые в полную силу она прозвучала на IV, проходившем под председательством Исидора. Именно тогда был окончательно установлен порядок проведения провинциального и общегосударственного соборов, был принят ряд постановлений, касавшихся в том числе и жизни мирян; наконец, наиболее ярко «симфония» проявилась в 75-ом каноне.

Епископ Севильи, по-видимому, был душой этого собрания, так как большинство принятых постановлений были основаны на идеях, высказанных в его произведениях. Очевидно, что сам Исидор много работал над центральным, 75-ым, каноном о королевской власти. По сути, в этом постановлении был «узаконен» идеал правителя, сформулированный в его «Сентенциях».

Вершиной деятельности Исидора-правоведа, по-видимому, следует считать составление им «Испанского канонического свода». Священнослужители королевства получили единый свод вместо отдельных разрозненных постановлений, без которого невозможно было бы представить себе дальнейшее развитие канонического права в Толедском королевстве.