Источник

XVIII век

Святитель Дмитрий, митрополит Ростовский

«Дай, Боже, совершити труд сей во славу Твою», – просил в горячей молитве молодой иеромонах одного из черниговских монастырей Дмитрий, принимая послушание описать жития всех святых, почитаемых Православной Церковью. Более чем через 20 лет, завершая этот огромный труд, он – уже митрополит Ростовский – произнес молитву Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко!..»

Дмитрий Ростовский – самый плодовитый и самый популярный из всех авторов, писавших на церковно-славянском языке. До революции его сочинения переиздавались каждые пять лет. И сегодня его «Жития святых» являются наиболее читаемой книгой православного христианина. Дмитрий Ростовский довел до совершенства стиль церковно-славянского языка. По словам академика Лихачева, он был «последним писателем Древней Руси, который имел огромнейшее значение для всей православной Восточной и Южной Европы». В его уникальном языке сочетались старославянский, украинский, латынь и польский. Он сумел соединить воедино три традиции: византийскую, латинскую и русскую. Полное собрание сочинений Дмитрия Ростовского содержит более полусотни томов, куда, кроме богословских и церковно-исторических произведений, входят духовные драмы, стихи, дневники и письма святителя.

Будущий святитель Дмитрий родился в декабре 1651 года недалеко от Киева. При крещении мальчика нарекли Даниилом. Его отец, сотник казацкого полка Савва Туптало, был активным сторонником присоединения Украины к Московскому царству. Даниил, будучи от рождения спокойным и тихим мальчиком, всем сердцем стремился к монашеской жизни. Уже в 17 лет он принимает постриг в одном из киевских монастырей. Но тихой монашеской жизни не получилось. Лишь первые шесть лет молодой инок провел в родном монастыре. Монашеская кротость и смирение Дмитрия, а также всесторонняя образованность и блестящий дар проповедника сделали его востребованным. Каждый архиерей желал иметь его в своей епархии, и о нем постоянно спорили Киев и Чернигов.

В течение всей своей последующей жизни Дмитрий неоднократно получал новые назначения и уезжал в новые города, в новые монастыри, не задерживаясь нигде более двух лет. «Бог знает, где и мне суждено положить свою голову!» – с сожалением писал в своем дневнике Дмитрий по случаю очередного своего перехода из обители в обитель. Однако, несмотря на частые перемещения, он не оставлял литературы. Как вспоминает он сам: «Писал я большую часть ночи, зачастую ложился спать, не раздеваясь, только за час до утренней службы, так как все дневное время уходило на труды настоятельские и заботы хозяйственные». Никогда, даже в сане митрополита, не был он ни политиком, ни администратором, а был прежде всего писателем и духовным учителем. Дмитрий Ростовский сравнивал писательский труд с работой зодчего и более всего жалел, предчувствуя свою скорую кончину, что не успеет завершить начатые им произведения: «Дело книгописное как останется? Еще много надобно в том деле трудиться… Едино мне жаль то, яко начатое книгописание далече до совершения…»

Читателя подкупали особая теплота слов и юмор святителя. Ростовский митрополит пишет своему другу иноку Чудова монастыря Феологу: «Христос, знаю, забился в чуланчик сердца Феологова и почивает на одре боголюбезных мыслей его, а отец Феолог Ему рад, потчует Его вином умиления. Попроси Его, чтоб и меня посетил, ибо немоществую». Или вот как он иногда заканчивал свои письма к духовным чадам: «Не забудьте меня, егда молитвы к Богу простираете и егда чарку водки полную испиваете, аз же такожде вас не забуду, аще впредь жив буду». Ставшие пословицами фразы и мягкая ирония даже над царским окружением снискали ростовскому митрополиту славу русского Златоуста.

Приехав в Ростов, святитель Дмитрий первым делом основал здесь семинарию. Он распорядился принимать в нее детей не только духовенства, но и из других сословий, выплачивая им стипендию из епархиальных средств. Учебный процесс был построен на соревновании – лучшего ученика с почестями провозглашали императором. Были в школе и свои спектакли, в которых участвовали все воспитанники. Сам святитель писал для них пьесы. Эти представления именовались «диалогами». Его «Успенский» или «Рождественский» диалог – это замечательные произведения русского духовного театра, построенного по законам православной литургии. Ростовский митрополичий духовный театр стал особым чином праздничных торжеств по случаю великих христианских праздников. Спектакли святителя Дмитрия являются самым ярким примером того, как русская сцена рождалась из православного храмового действа.

Изнемогая, святитель и за два дня до кончины не прекращал своих занятий. Перед самой кончиной Дмитрий Ростовский до позднего вечера беседовал со своим ближайшим помощником, рассказывая ему о своей жизни. Затем, проводив его до самых дверей, поклонился ему до земли в благодарность за многие труды по переписке его сочинений. Удивившись, тот произнес: «Мне ли, последнему рабу, так покланяешься, владыко святый?» На что святитель с кротостью сказал: «Благодарю тебя, чадо!» – и возвратился в келью. Помощник его со слезами на глазах ушел домой, предчувствуя неладное. На следующее утро ростовского святителя нашли в келье коленопреклоненным, умершим во время молитвы.

После смерти Дмитрия Ростовского у него не нашли никаких личных средств. Впрочем, вот что он сам писал в своем завещании: «С тех пор как принял на себя иноческий образ и обещал Богу нищету произвольную… не собирал я имения, ни злата, ни сребра, ни излишних одежд, но старался соблюсти нестяжание и нищету иноческую духом и самим делом, полагаясь во всем на Промысл Божий, никогда меня не оставлявший. Потому не тратьте ничего на мое погребение, молю убо вас, отволоките мое грешное тело в убогий дом, и тамо между трупами да повергните его». Скончавшись в 1709 году в возрасте 58 лет, святитель Дмитрий остался в памяти современников и потомков «самой светлой личностью в церковном мире XVIII века».

М.В. Первушин

Учреждение Святейшего Синода

Среди преобразований Петра I важнейшей по своим последствиям была реформа церковного управления. Первоначально Петр не собирался менять веками установленный церковный порядок. Однако чем дальше продвигался первый российский император в проведении государственной реформы, тем меньше у него оставалось желания разделять власть с иным лицом, пусть даже духовным. Первый удобный случай для начала церковных преобразований представился, когда скончался патриарх Адриан. После его смерти Петру настоятельно советовали: «Как твое самодержавие изволишь усмотрети, а об избрании патриарха, государь, стоит до времени обождать». И Петр послушался этого совета, заменив патриарха местоблюстителем.

Уже во время первого своего заграничного путешествия в 90-х годах XVII века молодой царь живо интересовался церковной жизнью в европейских государствах. Более двух часов Петр беседовал с английским королем и его дочерью на темы обустройства Англиканской Церкви. Именно тогда из уст английского монарха прозвучал совет молодому русскому царю «сделаться самому главой Русской Церкви, чтобы располагать всей полнотой государственной власти, по примеру Англии». Протестантский дух церковного устройства окончательно захватил Петра, когда он побывал на родине Мартина Лютера. Стоя перед статуей первого реформатора, Петр заявил: «Сей муж для величайшей пользы своего государя столь мужественно наступал на жадного до власти папу, что подлинно заслужил величайшего почтения от своего народа».

Согласно протестантскому церковному устройству, все церкви, находящиеся на территории какого-либо государства, в высшем своем управлении зависят от главы этого государства. Такое устроение целиком совпадало с идеями церковного преобразования Петра. Он хотел, чтобы государь без чьих-либо нареканий смог не только вмешиваться в дела Церкви, но и управлять ею.

Однако прошло около двадцати лет, прежде чем Петр воплотил свои идеи в жизнь. Для их реализации ему необходим был единомышленник в церковной среде. И такой человек нашелся. Это был киевский архимандрит Феофан (Прокопович). Процесс рождения церковной реформы протекал в полном секрете от Церкви и ее иерархии.

Все настойчивые просьбы высшего духовенства об избрании патриарха Петр отвергал. Однажды после очередного такого прошения он в ярости выхватил кортик, висевший у него на поясе, и с криком: «Вот вам патриарх!» – так рубанул им по столу, что тот разлетелся в щепки. Впервые Петр упомянул о грядущей реформе лишь в 1718 году, отвечая на очередную жалобу патриаршего местоблюстителя и упрекая его в беспомощности. Царь заявил, что «впредь для лучшего мнится быть духовной коллегии, дабы удобнее было и возможно исправлять такие великие дела, как церковное управление». В это же время он поручил Феофану, ставшему уже псковским епископом, написать проект этой коллегии и слово в ее защиту.

Через некоторое время Петр посетил Александро-Невскую Лавру, где жил Феофан, и, вспомнив о порученном им задании, спросил его: «Скажи-ка, скоро ли поспеет наш патриарх?» Феофан в том же шутливом тоне ответил: «Я уже дошиваю ему рясу!» На это Петр весело добавил: «А у меня и шапка для него готова!» – указав рукой на самого себя. Вскоре Феофан предоставил Петру сочинение – «Духовный регламент», где провозглашалось учреждение Духовной коллегии вместо единоличной власти патриарха. Феофан не стал скрывать причины замены патриаршества Духовной коллегией. Он открыто высказал их в «Духовном регламенте»: «Дабы у простого народа не возникал соблазн видеть в патриархе некое второе лицо в государстве, почти равное первому, а то и превосходящее его…»

Этот документ был представлен Петром на обсуждение в Сенат и только затем предложен вниманию церковного Собора из оказавшихся в Петербурге шести архиереев. Под давлением светской власти они подписали документ и заверили, что все «учинено изрядно». В течение года собирались подписи тех архиереев, которые не участвовали в деяниях Собора, а также настоятелей важнейших монастырей. Нередко при этом государственные чиновники использовали силу для получения требуемого согласия.

После учреждения Духовной коллегии встал вопрос: как совершать молитвенное возглашение нового церковного правительства? Латинское слово «коллегиум» в сочетании со «Святейшим» звучало неблагозвучно, поэтому предлагались разные варианты: «собрание», «собор». Наконец остановились на приемлемом греческом слове «синод» – Святейший Правительствующий Синод.

Чтобы соблюсти каноничность нового духовного правительства, Петр обратился за благословением к Константинопольскому Патриарху Иеремии. Ответ патриарха был следующим: «Мерность наша… утверждает и закрепляет, что учрежденный благочестивейшим самодержцем Петром Алексеевичем

Синод есть и называется нашим во Христе братом…» Аналогичные грамоты были получены и от других восточных патриархов. Таким образом, Синод был признан в качестве постоянного Собора, равного по власти патриархам и потому носящего титул Святейшего.

В результате петровской реформы Церковь полностью утратила независимость от светской власти. Все постановления Синода вплоть до 1917 года выходили под штемпелем: «По указу Его Императорского Величества». В государственных бумагах церковная власть стала именоваться наряду с другими ведомствами, такими как военным, финансовым, судебным, – «Ведомством Православного Исповедания». Учреждением Святейшего Синода открывается новая эпоха в истории Русской Церкви.

М.В. Первушин

Религиозность Петра I

«В 27 день января 1725 года, после полудня государь стал к кончине приближаться, – пишет о последних минутах жизни Петра I один из его ближайших сподвижников, – тотчас призваны были два архиерея. И когда один из них о смерти и воскресении Христовой вспомнил, государь посилился приподняться и пересохшими устами еле вымолвил: «Вот то едино, что меня услаждает и жажду мою утоляет…» Через некоторое время удар в большой соборный колокол возвестил о смерти Его Величества».

Петр умер как истинный христианин, с последней мыслью о Боге. Однако на протяжении всей жизни первого русского императора его отношения с религией были довольно сложные. Такие черты древней русской набожности, как постничество, земные поклоны, паломничество и любовь к колокольному звону, отличавшие его отца – царя Алексея Михайловича, были не в духе Петра. Еще в юности молодой царь часто пропадал в Немецкой слободе, где усвоил протестантскую религиозность. Под ее влиянием Петр стал рассматривать веру как необходимый инструмент помощи в делах земных, Церковь же – как помощницу в деле утверждения государственного могущества. Вслед за протестантами Петр сводил цели христианской жизни с небес на землю.

Эти новые начала европейского мировоззрения соединялись у Петра с традиционными началами религиозного образования, полученного им в детстве. Петр учился читать по Часослову, знал Псалтирь и Евангелие, изучал церковный устав и богослужебное пение, осваивал русскую историю по летописям и житиям святых. Петр любил церковную службу и порой сам участвовал в богослужении. Будучи уже главой государства, он часто пел на клиросе и читал Апостол, однако особенным благочестием все же не отличался. Относясь к внешним церковным обрядам довольно свободно, Петр в то же время непременно вставал на молитву перед всяким важным делом. А во время пребывания в Карлсбаде, он, по свидетельству очевидцев, «часто удалялся на близлежащую гору для уединенных молитв и богомыслия». Вскоре там установили деревянный крест, обозначающий место царской молитвы.

Петру I был свойствен практический взгляд на роль веры в делах государства. Но это не исключало в нем глубокого и живого понимания Православия. Первый российский император сознательно, а не только в силу традиции обставлял церковными церемониями важные государственные события. В своих манифестах, заявлениях, письмах он часто делал откровенные религиозные оценки переживаемых событий. «Быть трудолюбивым и честным, – писал Петр, – вот лучшая политика человека, власть имущего. Приносит она, однако же, мало пользы, если не сопутствует ей благословение Божие». По случаю взятия Азова царь написал: «Победу сию с превеликою радостью приняли и Господа Бога сердечно благодарили, ибо такие случаи только Ему Единому приписывать достоит». Воззвание к Промыслу Божию не было чуждо Петру и при неудачах. Вырвавшись из вражеского окружения, едва не попав в плен, Петр сообщал в Сенат: «Так Господь благоволил, по грехам… Но мню, что праведный Бог может к лучшему сделать».

Благодаря такому религиозному настрою Петр не мог терпеть вольнодумцев и безбожников. «Кто не верует в Бога, – говорил он, – тот либо сумасшедший, или от природы безумный. Зрячий Творца по творениям познать должен». Один из учившихся за границей питомцев Петра, будущий знаменитый историк Василий Татищев, приехал в Россию и стал издеваться над Библией и церковными порядками. Узнав об этом, Петр был в негодовании. Он велел привести его к себе для личного выговора. «Как же ты осмеливаешься ослаблять такую струну, которая составляет гармонию всего тона? – кричал на него Петр. – Да как смел ты, бездельник, без должного уважения касаться и Священного Писания, чем уже успел соблазнить многих». И ударяя провинившегося дубинкой, приговаривал: «Я тебя научу, как должно почитать оное… Не соблазняй верующих честных душ, не заводи вольнодумства. Не для того старался я тебя выучить, чтобы ты был врагом общества и Церкви».

Никогда не проявляя милости к провинившимся, Петр пытался оправдать свою гневливость и неуемную строгость стремлением исполнить волю Божию. Однажды Петр прогнал патриарха Адриана, пришедшего печаловаться за опальных, сказав ему: «Я не меньше твоего чту Бога, и поэтому мой долг заботиться о народе и карать злодеяния. Я думаю, что для Бога нет более приятной жертвы, как кровь беззаконников». Но были и редкие исключения из этого царского правила. Однажды Петр приехал в Смоленск для казни стрельцов. Преступники уже были подведены к плахе, когда из толпы народа к ногам раздраженного государя бросилась настоятельница Смоленского женского монастыря Марфа с рыданиями и громким воплем о помиловании. Эта неожиданная смелость игуменьи так поразила царя, что он подал знак остановить казнь. Помилование преступников вызвало бурю радости, которая охватила и самого царя. В благодарность Марфе за это новое испытанное им чувство прощения Петр приказал, чтоб она требовала от него, что пожелает. Тогда благочестивая игуменья просила построить в ее обители каменный храм вместо деревянного. Просьба ее была исполнена. И весь город помогал ей в этом строительстве.

Петр был ревностным, самоотверженным и бескорыстным служителем идеи «общего блаженства». Однако высшей его целью являлось не Царство Небесное, а улучшение земного благоденствия. Первый российский император умер, так и не сумев воплотить в жизнь свою идею. Он хотел построить земной рай, забыв слова Христа о том, что искать нужно «прежде Царствия Божиего, а все остальное приложится…».

М.В. Первушин

Русская духовная миссия в Китае

Впервые русские люди появляются в пределах Китая в XIII веке, но эти отношения между двумя странами были эпизодическими. Более частыми они становятся только с середины семнадцатого столетия. Тогда же возникают и первые политические конфликты. Русская пограничная крепость Албазин по повелению китайского императора была захвачена войсками Поднебесного государства. Защищавший ее казачий гарнизон проявил чудеса храбрости и мужества, но не смог противостоять многочисленной китайской армии. Его остатки вместе с соборным священником Максимом были уведены в китайский плен. Со времени их поселения в Пекине и начинаются активные дипломатические и торговые отношения между двумя государствами.

Император Китая принял пленных казаков милостиво. Слухи об их храбрости быстро достигли китайской столицы, и ему было лестно похвалиться перед народом такими отчаянными храбрецами. Император поселил их в Пекине и окружил заботой. Все они были причислены к потомственному военному сословию, которое по законам Китая стояло на втором месте после чиновничьего. Пленные казаки получили при этом все сословные льготы – казенные квартиры, жалованье, бесплатное продовольствие, участки пахотных земель и место под кладбище. Также по указу императора им была выделена одна из многочисленных буддийских кумирнь, украшавших столицу. Казаки устроили в ней часовню в честь святителя Николая, икону которого они вместе с другой церковной утварью увезли из разрушенного Албазинского храма. Здесь пленный русский священник и стал служить первые православные службы в Китайской империи. Так, фактически с отца Максима и началась история Российской духовной миссии в Китае.

Тобольский митрополит Игнатий, утешая отца Максима, писал ему в письме: «Радуюсь я о тебе. Ты хоть и сам в плену прибываешь, но, с Божиею помощью, пленяешь других познанием евангельской правды». «Обязательно молись о пленившем тебя китайском императоре, – наставлял митрополит отца Максима, – чтобы Господь умножил лета живота его и даровал ему благородная чада в наследие рода, избавил его от всякия скорби и открыл свет евангельского просвещения».

Отец Максим скончался в 1711 году, а на следующий год Петром I была официально учреждена духовная миссия Русской Церкви. В столицу Поднебесной было отправлено восемь человек во главе с архимандритом Иларионом. Первая православная Миссия из России была принята в Пекине с особенным почетом и вниманием. Император-богдыхан зачислил членов ее в высшие сословия государства: архимандрита Илариона пожаловал мандарином 5-й степени, священника с диаконом – мандаринами 7-степени, а пономарей-прислужников причислил к военному сословию. О деятельности первой Миссии сохранилось мало сведений. Известно, что благодаря строгой жизни и уставному богослужению насельников Миссии она привлекла к Русской Церкви много местных жителей. Обращал внимание на нее и сам император, ежемесячно посылая чиновника справиться о здоровье начальника Миссии. По китайским обычаям, уже считалось великой честью, даже если император лишь дважды в год на великие праздники справлялся о здоровье того или иного чиновника.

Об успехе Миссии свидетельствует и тот факт, что вскоре было решено в Синоде учредить в Китае епископскую кафедру. Эта мысль нашла полное одобрение и у российского императора Петра: «То дело зело изрядно, что в Пекине построена русская церковь, и что многие китайцы крестились, и чтоб кафедру там учредить. Только поступайте в том аккуратно, – предупреждал Петр, – дабы китайских начальников не привести в злобу, а также иезуитов, которые там от многих времен гнездо свое имеют». Царские опасения не замедлили подтвердиться. Был избран и рукоположен кандидат, однако увидеть Пекин ему так и не удалось. Представители западного христианства – иезуиты, которые появились в Пекине с середины XVI столетия, постарались затормозить действия китайского правительства в пользу Православия. Этот католический орден, узнав о намерениях Русской Церкви и опасаясь встретить в лице православного епископа опасного соперника, настоятельно советовал китайским министрам не допускать нового русского епископа в Пекин. И китайцы послушались иезуитов. В течение переговоров с русскими не раз поднимался вопрос о прибытии в Пекин православного епископа. Однако, как пишет участник этих событий, «о духовной особе, величаемой в документах «великим господином», китайцы и слышать не хотели. Министры их говорили, что Богдыхан такую превеликую особу никогда принять не повелит, так как у них «великим господином» зовется их первосвященник… если будет прислан архимандрит или священники, то они приняты будут, а епископ никогда не допустится». Таким образом, вопрос о православном епископе в Китае был закрыт и разрешился лишь в начале XX века, когда начальник Миссии в 1902 году был посвящен во епископы.

К приезду в Пекин второй Миссии была построена церковь при посольском дворе. Ее освятили во имя Сретения Господня, приходящегося на 15 февраля.

При храме был основан и Сретенский монастырь для членов Миссии.

Многие годы Миссия исполняла роль не только духовного, но и дипломатического представительства России на территории Поднебесного царства, и до сих пор нынешнее российское посольство в Пекине расположено на ее территории. Члены Миссии сумели на протяжении столетий сохранить православную веру среди потомков албазинских казаков, смешавшихся с местным населением, а также обратить в Православие более 10 тысяч китайцев. За годы существования Миссии были построены около 100 православных храмов в разных частях Китая. Русские миссионеры в Китае заложили основы отечественного востоковедения, были выполнены переводы на китайский язык Библии, богослужения и святоотеческих трудов. Некоторые из православных священнослужителей наряду со своей миссионерской деятельностью провели глубокие научные исследования китайского общества и культуры. Сами китайцы признают значительную позитивную роль русских миссионеров в культурном развитии Китая. Немало было сделано русскими миссионерами и на поприще дипломатии. Во многом благодаря их трудам Россия и Китай ни разу за это время не воевали между собой. Деятельность Миссии прервалась только в 1954 году по политическим обстоятельствам.

М.В. Первушин

Преподобный Паисий (Величковский)

Иеросхимонах Паисий (Величковский) занимает в истории православного монашества особое место. В его лице удивительным образом сочетались святость личной жизни, любовь к просвещению, организаторские способности и большое литературное дарование.

Преподобный Паисий родился в 1722 году в Полтаве. В семье он был одиннадцатым из двенадцати детей. Петр, так он был назван при крещении, рос очень молчаливым и глубоко религиозным мальчиком. Его молчаливость была до того поразительна, что родная мать говорила о Петре: «Порой по целым дням не слышно от него ни одного слова. И если бы не та радость и приветливость, которые светились на его лице, когда кто-то обращался к нему с просьбой, я думала бы, что он психически нездоров». Раннее детство и школьные годы Петр провел на Украине. Уже тогда он установил для себя следующие три правила: «ближнего своего не осуждать, хотя бы собственными глазами видел его согрешающим, ни к кому не иметь ненависти и от всего сердца прощать обиды». Эти три правила преподобный Паисий пронес через всю жизнь.

Он учился в Киевской Духовной Академии, затем странствовал по украинским монастырям в поисках духовного руководства. Его чуткая и чистая душа переживала любой мало-мальский проступок. «Однажды, когда я был молодым и жил в одном из украинских монастырей, – рассказывал старец впоследствии, – я как-то раз так раз крепко уснул, что не слышал звона к утреннему богослужению. Когда я проснулся и пришел в церковь, то оказалось, что уже прошло пол службы. От стыда я не посмел остаться в церкви, а выйдя за ограду монастыря, сел на землю и горько заплакал. Заметив мое отсутствие, чего раньше никогда не бывало, игумен после службы велел разыскать меня. Нашедшему монаху с трудом, сквозь слезы я сумел объяснить причину своего горя. Тот,

утешая, уговаривал меня идти к настоятелю, а я твердил ему: «Как же я пойду к святым отцам и с каким лицом я покажусь им после такого великого греха!» После этого случая я сделал себе лубяную коробку, которую с одной стороны выдолбил. Сидя на ней, я засыпал ненадолго. Если же крепкий сон одолевал меня, коробка опрокидывалась, и я вместе с ней. Проснувшись, я бежал в церковь смотреть, не проспал ли утреню. Так приучил я себя спать не больше трех часов. А сейчас, – добавлял, смеясь, старец, – я и хочу поспать больше, а уже не могу и часа вздремнуть».

Когда Паисию исполнилось 24 года, он ушел на Афон, где прожил 17 лет. Сначала он жил в полном уединении, а затем к нему стали присоединяться другие иноки. Слух о доброй жизни подвижников распространился по Святой Горе, и многие стали приходить в скит. Братство под руководством Паисия постепенно возрастало так, что и келий уже не стало хватать для всех. Истинно монашеский уклад Паисиева братства был бы невозможен, если бы он сам не подавал ему примера. Во всем чувствовалась безграничная любовь старца к своим пасомым. «Непрестанную скорбь и болезнь душевную имею о братии моей», – пишет Паисий в одном письме.

Вместе со своим братством, которое насчитывало уже более 60 иноков, Паисий переезжает в Молдавию, где и остается до конца жизни. Устраивая свою жизнь на новом месте, преподобный особо обращал внимание на порядок богослужения, который он велел совершать строго по афонскому чину. Трепетно он относился и к строгому общежительному уставу, по которому никто из братии не имел своей собственности. Все послушания внутри монастыря выполняли сами иноки. Они же работали и на огородах, и в поле, и смотрели за скотом. «Во время работы на устах должно быть молчание, – наставлял старец Паисий, – а в сердце тайная молитва. Удерживайте язык, чтобы он не говорил пустых слов. Кто бережет язык, оберегает душу от скорби. От языка – и жизнь, и смерть». Сам старец нередко выходил с братией на общее послушание и работал вместе с прочими. Когда же иноков стало более семисот, двери его кельи до поздней ночи оставались открытыми. Одни уходили, другие приходили по делам духовным или хозяйственным. «Тридцать лет прожил я при нем, – вспоминает его келейник, – и не видел его скорбящим о нуждах материальных. Он только тогда сильно скорбел, когда видел нарушение заповедей Божиих».

Слух о высокой жизни в Нямецком монастыре и о мудром старце Паисии распространился по всему православному Востоку. К тому же преподобный вел обширную переписку с многочисленными адресатами не только в Молдавии, но на Афоне, в Царьграде, России и в других местах. Он сделал свой монастырь центром православного монашества и школой подвижнической жизни и духовного просвещения для всего православного Востока. Его святоотеческие переводы до сих пор ценны не только в религиозно-назидательном, но и в научном отношении.

Предчувствуя свою кончину и не в состоянии преподать свое предсмертное благословение всем инокам его обители, Паисий призвал к себе двух старейших монахов и через них благословил все братство. После этого он тихо скончался у них на руках 15 ноября 1794 года.

Старца Паисия можно назвать обновителем духовной жизни православного монашества. Примером своей жизни, своими трудами он вызвал огромное духовное движение, особенно заметное в России, где оно охватило не только иноков, но и светское общество всех классов. Нельзя представить себе духовное состояние русских обителей в XIX веке, не учитывая влияния преподобного Паисия. Более двухсот учеников старца и их преемников распространили его учение по русским монастырям. Под их влиянием изменился облик самого русского иночества, возросло значение внутреннего духовного подвига, о чем можно судить по старчеству Оптиной Пустыни и по изображению его в русской литературе. Знаменитейшие из русских писателей Гоголь, Достоевский, Толстой, Соловьев, Леонтьев и другие заметили это духовное движение в русском монашестве, изучали его и испытали на себе его благотворное влияние.

М.В. Первушин

Императрица Елизавета Петровна

В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года в одной из зимних дворянских усадеб на окраине Санкт-Петербурга появились несколько гвардейских офицеров. Невзирая на протесты прислуги, они ворвались в покои к молодой знатной особе. Выйдя оттуда через некоторое время, один из офицеров произнес: «Слава Богу!» Прислуга, не надеясь застать свою госпожу живой, со страхом приоткрыла дверь опочивальни. А там, на коленях перед образом Спасителя в слезах, но живая, молилась их госпожа. До них долетали лишь обрывки фраз: «Обещаюсь никого не казнить смертью… обет даю Тебе, Владыко, молиться ежечасно перед образом Твоим, если сподобишь совершиться затеянному». Их госпожой была дочь Петра I и Екатерины – Елизавета Петровна, будущая российская императрица.

После этой молитвы Елизавета взяла крест и вышла к ожидающим ее офицерам. «Клянусь в том, что умру за вас, – сказала царевна, подняв крест. – Целуйте и мне крест на этом, но не проливайте напрасно крови! Когда Бог явит милость Свою нам и всей России, то не забуду верности вашей, а теперь ступайте, соберите роту во всей готовности и тихости, а я сама тотчас за вами приеду». Так начиналось царствование императрицы, которую большинство русских людей считали спасительницей России. После ее воцарения со многих церковных кафедр звучали слова радости и приветствия новой самодержице: «Преславная победительница! Спасительница наша! Избавила ты Россию от врагов внутренних и сокровенных, которые под видом верности разоряли и бесчестили оную».

В характере новой императрицы многое внушало радужные надежды. Ее любовь к роскоши и удовольствиям не заглушала в ней искреннего и горячего благочестия. Набожность Елизаветы отчасти объясняется теми обстоятельствами, в которых протекало ее детство. Она жила в подмосковных селах Преображенском и Измайловском. В юности Елизавета часто приезжала в Александровскую слободу, где в женском монастыре жила ее тетка-монахиня. Царевна любила ходить на богомолье по монастырям, особенно в Троице-Сергиеву Лавру, и строго соблюдала все посты, предписанные Церковью.

При Анне Иоанновне Елизавета была оттеснена от двора и вела полузатворническую жизнь. Дворцовая знать пренебрегала царевной, зная, что ее не любила Анна. Будучи по своему характеру веселой, доброй и общительной, Елизавета с радостью принимала любых гостей. Двери ее дома были всегда открыты для «Божиих людей» – странников, юродивых, монахов. Она часто раздавала гвардейским солдатам маленькие подарки, присутствовала на их праздниках и принимала участие в крещении детей. В то же время жажда власти была совершенно не в характере Елизаветы. Она не принимала участия ни в одном из предшествовавших государственных переворотов и даже не старалась заявить о своих правах на престол. И если в 1741 году она и оказалась вовлеченной в вихрь политических событий, то обязана была этим внешним обстоятельствам.

После смерти императрицы Анны в Петербурге все громче зазвучали голоса сторонников русской партии. Засилье немцев, которое покорно сносили в течение десяти лет, сделалось вдруг невыносимым. У всех несогласных с прежними порядками на устах было имя Елизаветы, тем более что в гвардии ее хорошо знали и уважали. «С какой стати принимать немецкого императора и его родню, – спрашивали они, – когда жива и здравствует родная дочь Петра Великого?» Так желанием народа Елизавета была избрана на русский трон.

Начавшись в два часа ночи, переворот завершился уже к семи часам утра. Многие петербуржские вельможи были растеряны, опасаясь за свою судьбу. Но императрица приняла всех милостиво, показав пример гуманности и великодушия. После воцарения Елизаветы сразу же началось возвращение из ссылок и тюрем неправедно осужденных и оклеветанных, в том числе и из духовенства. Чтобы в дальнейшем предотвратить беззаконные расправы над священниками, она издала указ, по которому суд над ними передавался Святейшему Синоду.

Лишенная всякого политического честолюбия, Елизавета Петровна вступила в негласный, но венчанный законный церковный брак с простым певчим казаком Алексеем Разумовским. «По характеру своему Елизавета Петровна, – как пишут о ней современники, – была очень русской. И несмотря на господствовавшие при дворе французские моды, во многом походила на боярынь допетровской эпохи». Страсть к развлечениям и французским нарядам уживалась в ней с чрезвычайной религиозностью. Елизавета проводила в церкви многие часы, стоя на коленях и молясь так, что иногда даже падала в обморок. Она много жертвовала на монастыри, особенно Троице-Сергиеву Лавру. Некоторые из влиятельнейших архиереев, видя любовь императрицы к Православной Церкви, предложили ей восстановить патриаршество. Но получили отказ. Елизавета не пожелала изменить своему слову, по которому все законы Петра I были объявлены и ее законами. Она согласилась лишь на то, что сам Синод был возвышен и перешел в непосредственное подчинение верховной власти, наряду с Сенатом.

Царствование Елизаветы можно считать благоприятным не только для Церкви, но для всего государства в целом. При ней Европа вновь увидела русскую армию и услышала о ее победах. В экономической жизни страны наблюдался подъем промышленности и торговли. Это было время расцвета русской культуры и науки: деятельность Михаила Васильевича Ломоносова, открытие Московского университета, основание Академии художеств, создание мировых шедевров архитектуры и живописи. Все это связано с эпохой правления Елизаветы Петровны – «умной и доброй, но беспорядочной, – по выражению Ключевского, – русской барыни XVIII века».

Умерла императрица Елизавета Петровна как истинная христианка. Проболев две недели перед смертью, она исповедовалась и причастилась и тихо скончалась в день Рождества Христова – 25 декабря 1761 года.

М.В. Первушин

Духовное образование в XVIII веке

В начале XVIII века Петр I провел реформу школьного образования. Одной из его главных забот было насаждение в России европейского просвещения. Он потратил много сил на организацию школ, которые готовили бы знающих людей для армии и флота, для горного дела и строительства крепостей. Однако светские училища и по числу учащихся, и по уровню образования значительно отставали от ранее устроенных духовных школ. По характеру своего образования эти школы были подобны европейским университетам – они выпускали не только богословов, но и специалистов для государственной службы, переводчиков, медиков, преподавателей. Петр попытался перестроить духовное образование, сузив его многофункциональность. Но удалось это не сразу. Еще в течение всего XVIII века роль духовного образования в развитии русской науки и культуры была велика.

Петр своим указом от 1721 года ввел обязательное духовное образование для детей духовенства. Те, кто не обучался в школах, не допускались к церковным должностям, их запрещено было принимать и в «чины гражданской службы», кроме солдатского. Этот указ поддержал и Святейший Синод Русской Церкви.

Согласно синодальному «Регламенту», все необученные «поповичи» исключались из духовного сословия и подлежали обязательной рекрутчине. Этим же документом каждому архиерею вменялось в обязанность открывать духовные школы у себя в епархии и содержать их на свои средства.

После издания императорского указа епархиальные школы стали быстро расти. Первые школы появляются в Петербурге и в Нижнем Новгороде. Затем в Харькове, Твери, Казани, Вятке, Холмогорах, Коломне, Рязани, Вологде и Пскове. В течение первых пяти лет школы были открыты почти во всех епархиях Русской Церкви. Причем в школы принимались уже грамотные мальчики, получившие начальное образование у себя дома или в цифирных школах, организованных при храмах и монастырях для детей всех сословий.

В некоторых духовных школах, где начальство не очень заботилось о быте учащихся, количество учеников было незначительным. Средства семинаристам отпускались скудно и нерегулярно, общежития были тесными и холодными, не хватало дров для их отопления. Учителям выдавались нищенские жалованья, а учащиеся добывали себе пропитание уроками, перепиской бумаг, а то и подаянием. Некоторые из них даже находились «в бегах», прячась от необустроенности и нищеты по родственникам и знакомым. Самыми же многочисленными и устроенными были новгородские школы, в которых обучалось свыше 1000 человек.

Все духовные школы представляли собой закрытые учебные заведения, подобно военным «корпусам». Для воспитанников вводились строгие правила внутреннего распорядка. Общежития при них назывались «семинариями». Впоследствии этим словом стали называть и сами духовные школы. Свидания с родными дозволялись семинаристам крайне редко. Ректор, инспектор, наставники и учителя обязаны были жить вместе с воспитанниками. Школьная дисциплина была весьма суровой. За нарушения распорядка и другие провинности секли розгами не только семинаристов, но даже их наставников.

К 30-м годам XVIII столетия в духовных школах был введен полный латинский курс по образцу Киевской Академии. Школы, сумевшие внедрить такой курс, получали название семинарий, остальные стали считаться более низкими по уровню духовными училищами. Все преподавание велось на латинском языке. Учеников в процессе обучения заставляли не только писать и говорить на этом языке, но и общаться только на нем вне аудиторий. Для контроля над этим, особенно среди учеников низших классов, были изобретены длинные листы, вложенные в футляр. Так, сказавшему что-нибудь «не по-латине» давался этот лист, в который вписывалось имя провинившегося. Ученик носил этот лист до тех пор, пока сам не ловил следующего проговорившегося «не по-латине» нарушителя. Тот из учеников, у кого этот лист оставался на ночь, подвергался порке. В дисциплине школьному начальству помогали и ученики, как правило, старших классов. Они надзирали над младшими, имея особые латинские титулы. Визитаторы, например, следили за учениками, жившими за стенами школы, сеньоры и директоры контролировали порядок в общежитии, цензоры следили за поведением в храме, а авдиторы репетиторствовали со слабейшими.

На заучивание латинских слов и штудирование латинской грамматики уходило много сил. Но это имело и свои положительные стороны. Латинский язык в то время был международным языком европейской богословской и светской науки. Знание его открывало доступ к этой сокровищнице знаний и значительно расширяло кругозор учеников семинарий. Лучших учеников направляли в духовные академии, которых к концу XVIII века стало четыре – в Петербурге, Москве, Киеве и Казани.

При императрице Екатерине II было разработано новое законоположение о духовном образовании. В семинариях стали больше внимания уделять преподаванию не только латинского, но и греческого, а также новых языков. Расширился круг общеобразовательных дисциплин. В учебные планы стали включать географию, историю, физику. Семинарии постепенно стали превращаться в среднеспециальные учебные заведения.

О качестве духовного образования свидетельствует тот факт, что в XVIII веке Россия не вырастила ни одного профессора из дворян. Это связано не только с тем, что научная карьера мало привлекала детей дворян. Именно духовное образование, основанное на серьезном знании классических языков, давало нужную для научных занятий подготовку. Сегодня людям, рассуждающим о русском просвещении, имеет смысл помнить, что русскую науку в то время развивали поповичи, – точно так же, как русскую литературу создали дворяне.

М.В. Первушин

Императрица Екатерина II

5 ноября 1796 года с императрицей Екатериной II случился инсульт. Промучившись сутки, она умерла под грохот ботфортов «неразумного Павла», как она называла своего сына. Он метался по комнате, совершенно не обращая внимания на свою умирающую мать. Павел искал завещание, ведь оно могло помешать ему стать императором, потому что Екатерина желала видеть на престоле своего внука Александра. Между ней и сыном не было искренности и любви. Их отношения были не только холодными, но и враждебными. Впрочем, в своем детстве Екатерина и не знала других – ее отношения с матерью были точно такими.

Екатерина происходила из мелкого северогерманского княжеского рода. При рождении ее нарекли Софьей Августой Фредерикой. Умная и честолюбивая Фике, так звали девочку в семье, воспитывалась в строгости. От своей матери она получала только наказания, и причем не всегда справедливые. Поэтому, когда открылась возможность покинуть родной дом, она сделала это без особой печали. Даже несмотря на то, что ей предстояло навсегда поселиться в далекой и чужой для нее России, выйдя замуж за наследника престола и будущего императора Петра III.

В яркий январский день 1744 года Фике и ее мать пересекли русскую границу. Встречали их сразу по-царски. Из бедной, разбитой брички, запряженной одной лошадью, они пересели в сани, крытые соболями и серебряною парчой, с тройкой вороных. Фике сразу ощутила разницу между скудостью и мелочностью их дворян и широтой двора русского. Она быстро выучила русский язык, и уже в следующем году перешла в Православие, превратившись из Фике в Екатерину Алексеевну.

При дворе юная супруга наследника была приятна всем, кроме своего мужа. Ее личная жизнь с Петром III не удалась. Сама Екатерина в своих воспоминаниях откровенно признавалась: «Русская корона мне нравилась много больше, чем сам жених. И я сказала себе: «Или погибну, или буду царствовать!"». Екатерина пыталась понравиться всем, и у нее это получалось. Двор, гвардия и весь Петербург души не чаяли в молодой супруге императора. Зато сам Петр лишь множил себе врагов. Дело дошло до того, что какой-то молодой офицер стал приставать к опытным командирам с наивным вопросом: «Когда-де царя свергать пойдем?» В результате таких настроений в 1762 году Петр III был низложен военным мятежом без единого выстрела и пролития крови.

Однако для российской провинции свержение Петра было полнейшей неожиданностью. Даже в Москве, когда был получен манифест о восшествии на трон Екатерины, и губернатор, огласив его перед жителями города, выкликнул здравицу в честь новой самодержицы... она повисла в тишине! Народ молчал. Пошли слухи о Екатерине как о ложной царице, самозванке. Будучи от природы женщиной одаренной, обладавшей упорной волей и редким умением понимать людей и влиять на них, Екатерина сравнительно скоро овладела положением. В царском манифесте она объясняла устранение Петра прежде всего тем, что в его правление нависла угроза над Православной Церковью: «Закон наш православный греческий первый почувствовал потрясение и истребление преданий церковных… Церковь наша увидела опасность перемены древнего Православия на иноверный закон». Сама же Екатерина любила выставлять себя верной дочерью Православной Церкви, ее защитницей. Она ходила из Москвы пешком на богомолье в Троице-Сергиеву Лавру, целовала руки духовенству, ездила на поклонение к Киево-Печерским угодникам. И все же современник Екатерины историк князь Михаил Щербатов позволил себе усомниться в вере императрицы, он писал про нее: «Закон христианский, хотя довольно набожной быть притворяется, ни за что почитает». И действительно, на деле императрица была человеком нерелигиозным. Внешне проявляемое уважение к Церкви легко уживалось в ней с религиозным равнодушием. Она была убеждена, что религия и Церковь являются лишь одним из устоев государственности, который необходим для укрепления народной нравственности и дисциплины. В основе ее понимания отношений Церкви и государства лежала острая неприязнь к теории разделения власти на духовную и светскую. Екатерина придерживалась принципов широкой веротерпимости, доходившей до полного безразличия. Как государственного деятеля ее хорошо характеризует одно замечание, сделанное ей еще до восшествия на престол: «Уважать веру, но никак не давать ей влиять на государственные дела».

Неудивительно поэтому, что некоторые из обер-прокуроров, стоявших во главе Синода Русской Церкви при Екатерине, оказывались или неправо-славными, или неверующими. Таким был, например, совершенно равнодушный к Православию и не понимавший его Мелиссино, предлагавший Синоду отменить многие церковные праздники, укоротить церковные службы, разрешить поставление женатых епископов. Таким был и пришедший ему на смену Чебышев, бывший военный, не стеснявшийся при толпе народа заявлять, что «никакого Бога нет!», а на заседаниях Синода сопровождать свои выступления нецензурной бранью.

Один из историков середины XIX столетия, обозревая религиозное состояние общества в эпоху Екатерины II, писал: «Западными безбожными идеями и клеветой на религию в высшем русском обществе увлекались до того, что не только забывали думать о религии как об основе гражданского благоустройства, но и боялись ее. Под формой гуманизма отворяли дверь неверию, распутству и суеверию… как будто все это не унижение человечеству. Писали и хлопотали о свободе совести и правде, а не понимали, что без христианской основы все это хуже, чем мечты, так как на практике оказывается деспотизмом эгоизма. Новая философская мораль XVIII столетия воспитала в них жажду тщеславия, развила вкус к светскому легкомыслию, праздной потере времени и распущенной жизни. Она наплодила ловких и бессовестных грабителей казны и таких же душителей слабого, от которых государственный организм доходил до крайнего расстройства».

М.В. Первушин

Секуляризация церковных земель. Митрополит Арсений (Мациевич)

В эпоху правления императрицы Екатерины II почти все высшее общество отличалось неверием. В лучшем случае оно было равнодушно к Православной Церкви. Екатерина во все время своего царствования строго следовала своему принципу – «веру уважать, но не давать влиять ей на государственные дела». Для этого было необходимо окончательно поставить Церковь в зависимость от государственной власти, лишив ее средств к существованию.

Однако она не сразу открыла свои намерения по отношению к Церкви. Через две недели по ее воцарении Сенат издал указ, отменявший распоряжение Петра III об изъятии земельных владений, принадлежавших епархиям, храмам и монастырям Русской Церкви. Но радость духовенства по этому поводу оказалась преждевременной. Через три недели после этого указа вышел другой, в котором объявлялось об образовании специальной комиссии для рассмотрения вопроса о церковных вотчинах. Результатом ее работы стал знаменитый манифест о церковных владениях, изданный 26 февраля 1764 года. Он окончательно упразднял церковное землевладение в России. Все церковные вотчины переходили в ведение государства.

Изъятие земель нанесло неизмеримый урон православным монастырям. Передача земельных владений в государственную казну лишила монастыри материального источника существования. Однако, помимо материальной стороны, здесь был и нравственный аспект. Монастыри созидались народным усердием многих поколений и трудами монахов. Кроме того, часть земель монастыри получали от жертвователей по завещаниям на помин души. И в данном случае нарушалась последняя воля умерших.

«Все конфискованные вотчины должны идти на государственные нужды» – гласил указ. Однако большую часть монастырских земель Екатерина раздала своим фаворитам. В результате действий правительства из 964 монастырей осталось только 200. Остальные были либо закрыты, либо оставлены без средств к существованию. Новые же обители открывать запрещалось.

Первым открытым противником изъятия церковных земель стал митрополит Ростовский Арсений (Мациевич). Он родился в 1697 году в Польше. Его отец был православным священником. Пойдя по стопам отца, Арсений окончил духовную семинарию, а затем знаменитую Киево-Могилянскую академию – одно из лучших учебных заведений того времени. Приняв монашеский постриг, Арсений отправляется священником в Камчатскую экспедицию под руководством Витуса Беринга. Затем он становится законоучителем академической гимназии в Петербурге.

Святитель Арсений, по воспоминанию современников, «характера был вспыльчивого, но твердого и настойчивого, строг к ученикам, а позже и к священникам». С воцарением Елизаветы Петровны его избирают сначала митрополитом Тобольским, а затем переводят в Ростов. Здесь митрополит Арсений становится известен как ревностный служитель Церкви и защитник ее прав. Он боролся с иноверием и расколом, ратовал за русские школы, не терпел нововведений, был ревностным проповедником. И все же главным делом всей своей жизни митрополит считал отстаивание независимости Церкви от государства. Когда его избрали постоянным членом Синода, он отказался дать присягу в том, что высшим судией признает императрицу. Арсений заявил: «Высший Судия есть и будет только Христос!» Это могло навлечь на митрополита царский гнев. Однако Елизавета высоко ценила святителя, и дело обошлось без последствий. Несколько раз владыка Арсений обращался с посланиями к императрице, призывая ее не посягать на земельные владения Церкви.

При воцарении Екатерины II митрополита Арсения не пригласили на коронование новой императрицы. Екатерина подозревала его в недоброжелательстве. «Она имела какой-то необъяснимый страх перед этим бескомпромиссным владыкой, – вспоминает один из современников этих событий, – и впоследствии боялась его даже больного и в узах». После образования Екатериной специальной комиссии по подготовке разорительного для Церкви указа митрополит Арсений дважды обращался в Синод с угрозами отлучить от Церкви членов комиссии. Царское правительство владыка Арсений сравнивал с нашествием монголо-татар, подчеркивая, что даже те не вмешивались в дела Православной Церкви. После принятия указа он подавал в Синод протест за протестом, просил вернуть вотчины монастырям, предавая анафеме обидчиков Церкви.

По приказу императрицы было назначено расследование дела о «скандальном митрополите». Он был арестован и доставлен в Москву. Заключенный в тюрьму Арсений продолжал обличать светские власти и саму императрицу. На допросах в присутствии самой Екатерины он смело высказывал сомнения в ее правах на престол. В результате его лишили архиерейского сана и сослали в дальний монастырь, сохранив монашеский чин. Но и там узнику не дали покоя. Его перевозили из одного монастыря в другой – такова была воля императрицы, которая боялась возраставшей популярности Арсения. В ссылке Арсений продолжал выступать против правительства, уже открыто призывая к свержению Екатерины. Будучи талантливым проповедником, он быстро завоевал уважение не только у монахов, но и охранявших монастырь солдат и офицеров. Его принимали не как преступника, а как митрополита, пострадавшего за Церковь.

Екатерина не могла спокойно относиться к выступлениям опального митрополита. Вскоре началось новое следствие. Арсения обвинили в политической неблагонадежности и расстригли. Когда ссыльному объявили новый указ, он не вымолвил ни слова. Монашескую одежду ему заменили на арестантскую и заключили под именем Андрея Враля в тюрьму Ревельской крепости на вечное содержание. Коменданту крепости Екатерина писала: «Народ его почитает, считая святым, а он более никто, как превеликий плут и лицемер». В 1772 году в Ревельской тюрьме митрополит Арсений заболел и скончался. На окошке его каземата осталась вырезанная им надпись: «Благо мне, Господи, яко смирил мя еси». Многие в правительстве тайно сочувствовали митрополиту. После его смерти посылали деньги на панихиды в Ревельскую крепость, а орловский помещик Лопухин даже поставил Арсению памятник в своем имении.

Деятельность таких ревностных защитников Православия заложила прочный фундамент для сохранения в духовной жизни русского общества идеалов Святой Руси, казалось бы, навсегда утраченных в годы господства светской культуры. Этот фундамент послужил дальнейшему расцвету русской православной духовности и религиозной философии в XIX веке.

М.В. Первушин

Святитель Тихон Задонский

Святитель Тихон Задонский, или, как его еще называют, Воронежский, – один из самых почитаемых русских святых XVIII века. И прославился он не только как великий подвижник, но и как крупнейший церковный писатель своего времени.

Родился будущий святитель в 1724 году в Новгородской губернии и был назван в крещении Тимофеем. Детство и отрочество Тимофея прошли среди ужасной нищеты. Его отец рано умер, оставив, кроме Тимофея, еще пятерых детей. Один богатый ямщик как-то предложил матери Тимофея: «Отдай мне своего Тиму, я воспитаю его вместо сына, и все мое будет принадлежать ему». Мать сначала отказала, но крайний недостаток в пропитании заставил ее согласиться. Вот как вспоминает этот случай сам святитель: «Взяв за руку, она повела меня к ямщику. Старшего брата в то время не было дома. Когда он возвратился и узнал от сестры, что произошло, то кинулся догонять нас. А догнав, встал пред матушкой на колени и со слезами сказал: «Куда вы ведете брата? Ведь ямщику отдадите, ямщиком он и будет. Не хочу я, чтоб он был ямщиком; лучше с сумою пойду по миру, а брата не отдам ямщику; постараемся обучить его грамоте – тогда он может определиться в дьячки или пономари». Так мы все вместе воротились домой».

Брат выполнил свое обещание, научив Тиму грамоте и отдав учиться в Новгородскую семинарию. Тимофею так понравилось учиться, что все свободное время он просиживал за книжками. «Частенько случалось, – вспоминал святитель свои школьные годы, – продам я половину своей дневной порции хлеба, куплю на вырученные гроши свечу, забьюсь где-нибудь в укромном уголке за печкой и читаю, читаю, пока мои товарищи шумели, резвились и нередко насмехались надо мной». За прекрасные успехи в учении Тимофей, даже еще не кончив курса, получил место учителя греческого языка с жалованьем. Теперь у него появилась возможность помогать родным.

Мать Тимофея склоняла его к женитьбе, надеясь, что он займет место священника и будет опорой всему семейству. Но Тимофей избрал иной путь. 10 апреля 1758 года он был пострижен в монахи и получил новое имя – Тихон. Вскоре после рукоположения в священный сан его назначили ректором Тверской семинарии. Обладая даром слова, он так увлекательно читал лекции, что послушать его приходили не только семинаристы, но и много посторонних лиц, так что в аудитории никогда не было свободного места.

В 1761 году молодого архимандрита Тихона Синод избрал епископом. «Я никогда и не мыслил о важном сане, – вспоминал святитель, – у меня мысли были удалиться в пустынный монастырь, быть монахом и проводить уединенную жизнь. Но Богу угодно так, что я, недостойный, – епископ». Его назначают на Воронежскую кафедру. В Воронеже святитель устроил семинарию, во многих городах своей епархии открыл славянские школы при храмах и монастырях для детей всех сословий. Он лично руководил семинарией, постоянно беседовал с учениками и посещал занятия, составил особые правила для семинаристов, тратил большие средства на содержание и поощрение учащихся, приглашал преподавать лучших выпускников духовных академий, собрал образцовую библиотеку.

Много сил потратил святитель на борьбу с народными языческими празднованиями, сопровождавшимися всеобщим пьянством, развратом, массовыми кулачными боями и потасовками. Однажды в самый разгар такого праздника он явился на площадь и стал говорить с такой убежденностью, что только что бушевавшая толпа вмиг присмирела, а затем разнесла в щепки балаганы и разошлась по домам. С тех пор такие празднования в Воронеже прекратились. К святителю всегда был свободный доступ. Он никогда не отказывал в приеме и личной беседе тем, кто желал его видеть. Ночи же епископ Тихон проводил за письменным столом. Вскоре и без того слабое здоровье его заметно ухудшилось, и через пять лет управления Воронежской кафедрой он ушел на покой, поселившись в Задонском монастыре. Здесь святитель своей жизнью показал пример высокого благочестия и аскетизма и вошел в историю Православия с именем Тихона Задонского.

Его жизнь в монастыре была наполнена иноческими подвигами и трудами. Обстановка кельи была очень простой: тюфяк, набитый соломой, вместо кровати, вместо одеяла – заячий тулуп, а вместо сундука – ветхий кожаный мешок для хранения вещей. Несмотря на слабость сил и скудную пищу, святитель часто занимался тяжелыми работами, колол дрова, косил сено… Помня всегда свое горькое детство, он любил собирать к себе бедных детей, учить их молитвам, оделять хлебом и мелкими деньгами.

Строгий к себе, святитель Тихон был любовно снисходителен к слабостям других. Он часто любил повторять: «Прощение лучше мщения». Его глубокое смирение и прощение удивительны были тем, что по природе святитель был человеком крайне вспыльчивым. Он до земли кланялся своему келейнику, если видел, что тот оскорбился каким-нибудь его замечанием. Однажды, будучи приглашенным в гости, он вступил в беседу с одним дворянином-вольнодумцем. Святитель возражал твердо и спокойно, а тот все накалялся в пылу спора и, наконец, дойдя до крайнего предела раздражения, вдруг ударил святителя по щеке. Тихон упал ему в ноги со словами: «Простите меня, ради Бога, что ввел вас в искушение». Потрясенный оскорбитель сам кинулся со слезами к ногам святителя и с этих пор сделался прилежным христианином.

В последние годы жизни святитель Тихон редко выходил из монастыря, все свое время посвящая молитве и писанию книг. Скончался святитель Тихон в 1783 году в возрасте 59 лет. Проповеди и богословские труды святителя были изданы после его смерти в 16 томах. Перед смертью он, разбитый параличом, уже не вставал с постели. Его келейник попытался избавить святителя от назойливых посетителей, но тот запретил ему это. Творя молитву и благословляя всех приходящих, святитель шептал каждому: «Вручаю Вас Господу…» С этими словами он и преставился.

М.В. Первушин

Преподобный Феодор Санаксарский

В 1741 году молодой дворянин Иван Ушаков был определен на воинскую службу в лейб-гвардейский Преображенский полк Санкт-Петербурга. В ночь перед отъездом из дома – родового гнезда в Ярославской губернии – совсем еще юный Иван не сомкнул глаз. Он был полон надежд и чаяний от еще неведомого, но обязательно доблестного служения. Что ждет его там: почет, слава, геройские подвиги или разочарование? Недавно вернувшийся со службы родной брат Федор предостерегал Ивана от раздольного быта и увеселений, которые царили в столице среди молодых дворян-офицеров. «Худые сообщества развращают добрые нравы», – говорил Федор, но Иван, казалось, не слушал его. Умом он был уже там, в Петербурге, где жизнь его должна стать ярче и разнообразнее, чем в родном доме.

Через год после поступления Ушакова на службу его повысили в звании за особое усердие и добропорядочность. Иван, казалось, уже привык к веселой и беспечной жизни столичного дворянства, к постоянным праздникам и пирушкам, царившим среди его товарищей-гвардейцев. Так бы это и продолжалось, не стань Иван свидетелем одного происшествия. Один из товарищей Ивана, всегда отличавшийся здоровьем и хорошим настроением, про которых часто говорят – «душа компании», во время очередной пирушки внезапно упал на пол и умер. Он был только на год старше Ушакова. Этот случай потряс всех присутствующих, но на Ивана произвел особое впечатление. Он точно очнулся от сна, вдруг осознав всю непрочность того, что люди называют земным счастьем. Иван решился оставить все, о чем он когда-то мечтал: воинский чин, славу, почет, друзей… чтобы тайно бежать в пустыню. В этот момент ему только исполнился 21 год.

Обладая от природы решительным характером, Иван на следующий день после похорон товарища тайно ушел из Петербурга в поморские леса на берега Северной Двины и поселился в заброшенной избушке. Крестьяне подкармливали его, а местное начальство было недовольно незаконным поселенцем. После императорского указа с требованием «выявить всех, укрывающихся в лесах от закона», Ушакова арестовали. Он не имел при себе никаких документов. При допросе Иван откровенно сказал, что тайно ушел со службы в гвардии, а потому сразу был доставлен в Санкт-Петербург к императрице Елизавете Петровне.

Вместе с караульным Иван Ушаков стоял во дворе у царского крыльца, дожидаясь решения императрицы о своей дальнейшей судьбе. Семья Ушаковых была известна и уважаема как при дворе, так и среди петербургской знати. Весть о том, что Ушаков найден и доставлен во дворец, быстро пронеслась в гвардейских полках. Многие собрались посмотреть на молодого подвижника, смиренно стоящего у крыльца. В этом изможденном человеке трудно было узнать блестящего гвардейца. Кто-то смеялся над ним, кто-то жалел, а кто-то вообще не верил, что это он.

Императрица Елизавета Петровна была набожна и чтила странников, юродивых и монахов. Не упустила она такой возможности и в этот раз, приказав призвать к себе Ивана. Ушакова провели к императрице. Вот как сам преподобный рассказывал об этой встрече:

– Зачем ты ушел из моего полка? – ласково, по-матерински спросила его императрица.

– Для удобства спасения души, Ваше Величество, – с кротостью отвечал Иван.

– Зная фамилию твою и честное служение предков твоих на благо России, не вменяю тебе побега в проступок и жалую тебя прежним чином, – сказала государыня, словно испытывая твердость стремления Ивана к новой жизни, – вступай в прежнее звание.

– Ваше Величество, в начатой жизни для Бога и спасения моей души желаю пребыть до конца, а прежней жизни и чина не желаю, – ответил Иван.

– Для чего же ты тогда не спросясь ушел из полка? К такому деланию и от нас ты мог быть отпущен.

– Если бы тогда просил я об этом, Ваше Величество, то не поверили бы Вы мне, молодому и не испытавшему всей трудности монашеского жития. Теперь же, после убогого моего искуса, утруждаю Ваше Величество просьбой – дайте мне умереть монахом.

Видя такую решимость Ушакова, императрица спросила Ивана, где бы желал он подвизаться.

– В Саровской пустыни, Ваше Величество.

Не до конца веря такому твердому устремлению молодого человека, Елизавета Петровна решила оставить его в Александро-Невской Лавре Санкт-Петербурга. Через три года Ивана постригли в монахи с именем Феодор. На постриге присутствовала сама императрица. Она часто приезжала к Ушакову и была к нему по-матерински милостива и внимательна. Уважая его подлинное благочестие, государыня, а за ней и весь двор, любила при случае повторять: «В Александре-Невском монастыре я знаю только одного монаха – это Ушаков».

К нему началось паломничество. Все это вызывало зависть у недоброжелателей. Более десяти лет Феодор прожил в Лавре, и все это время на него сыпались доносы и клевета. Ушаков же с завидной настойчивостью просился в Саровский монастырь. Императрица, не веря наговорам, не хотела отпускать от себя «настоящего монаха», но, в конце концов, согласилась. Ушаков уехал сначала в Саров, а затем и еще дальше – в Санаксарскую пустынь. Но неправедные обвинения не прекратились. Уйдя из-под по-кровительства государыни, Ушаков стал уязвим. В итоге его оклеветали и отправили в монастырскую тюрьму на Соловки. Около десяти лет монах Феодор терпел безвинные узы.

Правда восторжествовала лишь перед смертью преподобного. Феодора оправдали и отпустили. Он доехал до родной Санаксарской обители и прожил всего 3 дня, умерев на руках у любящих учеников. На могиле преподобного была положена плита с надписью: «Здесь погребен истинный христианин и добрый монах».

М.В. Первушин

Святой адмирал Феодор Ушаков

Будущий адмирал родился в Ярославской губернии в семье отставного гвардейского офицера, старшего брата преподобного Феодора Санаксарского.

Семья была большой. Родители старались привить детям строгую нравственность и доброе религиозное чувство. Детские впечатления от благоговейных праздничных богослужений, от бесед с родным дядей-монахом глубоко запечатлелись в сердце будущего полководца.

Время, когда Федор мечтал о морском училище, было не самым лучшим периодом в истории российского флота. Среди дворянских детей более престижной считалась служба в сухопутных войсках. Но выбирая свое будущее, восемнадцатилетний Ушаков не обращал внимания на мнения других. Он обладал внутренней свободой, которая позволяла ему пренебрегать многими условностями ради достижения главной цели. Он не раз доказывал это потом на примере своих морских побед. Планы его военных операций казались командованию абсурдными и заведомо проигрышными. Однако, воплощая их в жизнь, Ушаков одерживал блестящие победы и ни разу не был побежденным. Это понимали и чувствовали русские моряки, говоря: «Где Ушаков – там победа!»

Скромный и уступчивый в обычных условиях, он будто перерождался в минуты опасности и без страха смотрел ей в лицо. Первая же битва, в которой участвовал Ушаков, была выиграна благодаря его мудрому руководству, несмотря на то, что противник превосходил русских и по числу кораблей, и по огневой мощи. Благодаря таким победам российский флот стал серьезно беспокоить турок. Чтобы не утратить контроль над Черным морем, турецкое правительство решилось на уничтожение флота Ушак-паши (так турки называли Ушакова). Силы были неравными. Турки намного превосходили русских, но неожиданная тактика адмирала, отчаянная смелость его подчиненных настолько ошеломили врагов, что они были не способны оказать серьезное сопротивление. Лишь нескольким быстроходным судам удалось уйти от преследования и доплыть до Босфора. Остатки турецкой эскадры имели ужасающий вид: палубы были завалены трупами и умирающими от ран. «О, великий! Твоего флота больше нет», – доложили турецкому султану. Тот был настолько ошеломлен увиденным зрелищем и известием о сокрушительном поражении своего флота, что поспешил заключить мир с Россией на ее условиях.

Наиболее же памятным стало сражение и штурм укреплений на острове Корфу, вошедшие во все учебники по военно-морской тактике. По воспоминаниям современника, «взятый в плен французский генерал Пиврон был объят таким ужасом, что за обедом у адмирала Ушакова не мог удержать ложки от дрожания рук…» Услышав рассказ о штурме Корфу, Александр Васильевич Суворов воскликнул: «Я теперь говорю сам себе: зачем я не был при Корфу хоть мичманом!»

В донесениях о ходе боевых действий Ушаков никогда не упоминал своих заслуг, отдавая должное мужеству и стремлению к победе своих подчиненных. Так, в одном из рапортов он писал: «Я сам удивляюсь проворству и мужеству моих людей! Все находящиеся в команде вверенного мне корабля исполняли определенные им должности с таким отменным старанием и храбростью, что почитаю за долг выразить им всякую за то достойную похвалу». Конечно, такая неустрашимость и спокойствие духа, проявленные участниками боя, говорят о примере их командира.

В сохранившихся мемуарах французских военачальников много написано о корректности российских солдат и их благородстве по отношению к противнику: «Русские доказали, что истинная храбрость всегда сопряжена с человеколюбием, что победа венчается великодушием, а не жестокостью и что звание воина и христианина должны быть неразлучны».

После убийства императора Павла Ушаков был переведен в Петербург. Его бытовое поведение часто входило в противоречие с нормами светской жизни. Ушаков всегда был человеком церковным и вел в миру почти монашескую жизнь, хотя общественные нравы той поры были весьма далеки от христианских идеалов. Интересы светского общества оставляли прославленного адмирала равнодушным, а его строгая жизнь многими воспринималась как странное чудачество.

Ушаков не долго прожил в Петербурге. Служба в столице не удовлетворяла великого флотоводца. Он подал в отставку и поселился в деревне недалеко от Санаксарского монастыря, настоятелем которого в течение долгого времени был его родной дядя, чье влияние на прославленного полководца отмечают все биографы Ушакова.

О последних годах жизни легендарного адмирала мы знаем намного меньше, чем о его походах. Настоятель Санаксарского монастыря вспоминал: «Ушаков частенько живал в монастыре, в келье, по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал неопустительно и слушал благоговейно». Для адмирала переход с капитанского мостика в келью Санаксарского монастыря был вполне естественным. Да и сами военные походы Федора Федоровича напоминают паломничества по святым местам. Так, изгнав французов из Бари, российские моряки первым делом отслужили молебен у мощей Николая Чудотворца. На покоренном острове Корфу был проведен грандиозный крестный ход, во время которого прославленный адмирал вместе со своими офицерами нес раку с мощами святого Спиридона Тримифунтского.

Скончался Федор Федорович 2 октября 1817 года как настоящий христианин, исповедавшись и причастившись Святых Таин. Хоронили его всем миром. Когда гроб с телом усопшего адмирала после отпевания был вынесен на руках из собора, его хотели положить на подводу, но народ продолжал нести его более пяти верст – до самой Санаксарской обители. Федор Федорович был погребен у стены соборного храма рядом со своим дядей, преподобным Феодором Санаксарским.

М.В. Первушин

Александр Васильевич Суворов

Само имя этого великого полководца затмевает все возможные титулы и награды, которыми он обладал. «Суворов – один из самых необыкновенных людей своего века», – писали о нем современники. Его любили и ненавидели, о нем слагали песни и сатирические куплеты. В России его портреты украшали крестьянские избы, а страницы западных газет пестрили карикатурами на него. Но ни в России, ни за ее пределами о нем не говорили равнодушно. Ни один русский полководец не имеет за плечами такого количества блестящих побед. В течение своей многолетней военной службы Суворов ни разу не был побежден. У потомков имя его стало нарицательным.

В детстве, глядя на хилого и болезненного ребенка, предпочитавшего подвижным играм книги, трудно было предположить, что он станет величайшим полководцем в истории России. Его отец готовил сына к гражданской службе. Однако по совету своего полкового товарища, когда Саше исполнилось 11 лет, все же записал мальчика в Семеновский полк. Военная карьера у дворянских детей отсчитывалась с пеленок: новорожденного сразу записывали в полк, поэтому к тому моменту, когда молодой человек реально приступал к исполнению своих обязанностей, он уже успевал «дослужиться» до офицерского чина. Суворову же, отставшему от своих сверстников на целых 11 лет, пришлось добывать офицерские эполеты солдатской службой. Но эта служба много ему дала. Он сроднился с бытом русского солдата, научился говорить на понятном ему языке, осознал, как заставить подчиненного поверить своему командиру и забыть об опасности. Солдатский образ жизни привился к нему настолько, что он не изменял ему, даже будучи фельдмаршалом и генералиссимусом. Любимым питьем ему служил солдатский квас, лучшим обедом – щи и каша, а самым покойным ложем – простая солома.

Уже первые суворовские походы принесли ему знаменитость. Когда солдаты делают то, что сделать практически невозможно, то сухие сводки о численности войск и размерах потерь впечатляют больше, чем самые яркие описания битв. В мае 1773 года две тысячи русских солдат под предводительством Суворова взяли крепость, гарнизон которой составлял более четырех тысяч человек. В июле 1779 года Суворов с 20-тысячной армией разгромил 30-тысячную турецкую группировку. В 1789 году 25-тысячная армия Суворова обратила в бегство 80-тысячную армию турок, причем неприятель потерял 17 тысяч человек, а русские – всего 45 убитыми и 133 ранеными. Это Рымниковское сражение – одна из самых впечатляющих суворовских побед. То же можно сказать и о переходе суворовской армии через Альпы, который не имел и не имеет аналогов в военном искусстве. Многие полководцы переходили Альпы, но ни один из них не брался воевать в горах, в то время как русским войскам пришлось штурмовать эту естественную крепость под огнем неприятеля. Только прошедшие суворовскую школу солдаты могли совершить подобное.

Однако современников поражали не только военные победы Суворова, но и многие его странности. Есть сотни свидетельств об экстравагантном поведении великого полководца. Вот что пишет о нем его личный секретарь: «Странности или так называемые причуды делали князя загадкою… Всегда поражало меня, как человек, наедине умнейший и серьезнейший, лишь только за порог из своего кабинета, показывается шутом, проказником или, смею сказать, даже юродивым». Авторы мемуаров о великом полководце любят приводить как пример одного из чудачеств Суворова случай на приеме у императрицы. Тогда, сидя за праздничным столом, полководец демонстративно ни к чему не прикасался. Он отказывался нарушать строгий пост, положенный в Крещенский сочельник. Заметив это, императрица спросила: «Почему фельдмаршал не принимает участия в трапезе?» Кто-то из придворных заметил с иронией: «Александр Васильевич не будет есть, пока не взойдет первая звезда. Ведь так положено по церковному уставу». Через несколько минут слуга принес коробочку с бриллиантовой орденской звездой, и Екатерина со словами «Ваша звезда взошла, фельдмаршал!» пригласила Суворова присоединиться к трапезе. Этот эпизод можно считать простым чудачеством, а можно рассматривать и как пример бытового исповедничества. Известно, что Екатерина II часто ставила себя выше церковных предписаний, лишь формально называясь православной. Суворов же считал нелишним напомнить императрице о нормах церковной жизни.

Ни при каких обстоятельствах Суворов не забывал о Боге. Получив отставку, Александр Васильевич стал активно участвовать в церковной жизни. Он неукоснительно посещал церковные службы, пел на клиросе, прислуживал, пробовал себя как церковный песнотворец. Составленный им «Канон Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу» был опубликован уже после смерти полководца. Суворов размышлял и о монашеском постриге. Вот его прошение, поданное императору в декабре 1798 года: «Ваше Императорское Величество, всеподданнейше прошу позволить мне отбыть в Нилову Новгородскую пустынь, где я намерен окончить мои краткие дни в службе Богу. Спаситель наш один безгрешен. Неумышленности мои прости, милосердный Государь».

Однако задуманному не суждено было сбыться. 18 мая 1800 года Александр Васильевич Суворов скончался. Для большинства современников эта смерть оказалась неожиданной, ведь со времени последнего военного похода полководца прошло чуть более полугода. Как-то в одном из своих писем он написал: «Жизнь столь открытая и известная, какова моя, никогда и никаким биографом искажена быть не может. Всегда найдутся неложные свидетели истины. Сердце мое не затруднялось в добре, и должность никогда не полагала в нем преград. Поступая откровенно, я остерегался одного нравственного зла, а телесное само собой исчезало». Эти слова можно принимать как завещание великого полководца потомкам.

Похоронили Суворова в Александро-Невской Лавре. На могильной плите полководца не указано ни титулов, ни наград, высечено всего три слова и ими сказано все: «Здесь лежит Суворов».

М.В. Первушин

Блаженная Ксения Петербургская

Ксения Петербургская… какие только эпитеты не сопровождают ее имя: и юродивая, и святая, и «скорая помощница», и блаженная… Но еще ее называют душой Петербурга, чья жизнь была подобна загадочной русской душе – страдающей, щедрой, бесхитростной. Родилась Ксения в начале XVIII века в семье благородных и богатых родителей. Полюбив горячо и искренне, она вышла замуж за Андрея Федоровича Петрова, придворного певчего. Ксения и сама хорошо пела и музицировала, образцово вела дом и хозяйство. Брак был счастливым, но недолгим. Ей было только двадцать шесть лет, когда Андрей Федорович внезапно скончался. Эта неожиданная смерть горячо любимого мужа, в котором была вся цель, весь интерес ее к жизни, ясно показала Ксении, как непрочно и суетно земное счастье.

Ксения остается одна со своим горем. Как жить, когда умирает любовь? Истинная любовь сродни безумию. И для ее окружения Ксения становится безумной. Она уходит из дому, надев мундир любимого мужа и повторяя: «Нет больше Ксенюшки, умерла, жалко!» Себя же просила называть Андреем Федоровичем. Раздав все имущество бедным, Ксения завещала свой дом знакомой девушке-бесприданнице. Та, узнав, упала перед Ксенией на колени: «Где ж ты будешь жить, благодетельница?» На что Ксения ответила: «У Него под покровом птицы небесные не сеют, не жнут. Я не хуже птицы небесной. Пусть на все Его воля будет!»

Удивленные родственники кинулись за помощью к царским чиновникам, чтобы те установили ее слабоумие и запретили распоряжаться имуществом. Однако те, побеседовав с вдовой, пришли к обратному выводу. Она отвечала столь убедительно и разумно, что чиновники заключили: «Ксения – человек здравый, обладающий большой духовной силой. На основании же только лишь того, что она хочет жить по законам Христа, нельзя прятать ее в дом умалишенных. Мы не вправе запретить ей служить Богу». Так, освободившись от всех земных попечений, Ксения избрала для себя тяжелый путь юродства Христа ради. Она стала странницей, бездомной нищенкой, поняв, что истинное счастье может быть только в Боге. Окрестный народ стекался поглазеть на помешанную. Качали головами, сокрушались, а после привыкли и даже улицу, где жила Ксения, прозвали улицей Андрея Федоровича, как она сама себя величала.

Так в Петербурге появилась блаженная Ксения. Речи ее были путаны и неразборчивы и поначалу к словам блаженной особо не прислушивались, лишь жалели ее. Дворовые мальчишки и вовсе глумились над ней, смеясь и швыряя в Ксению камни. Однако прошло совсем немного времени, и смеяться перестали. Как-то раз явилась Ксения к той самой девице, которой подарила дом, и говорит: «Вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, а не знаешь, что Бог послал тебе сына! Иди скорей на Смоленское кладбище, он тебя там дожидается». И так она это сказала, что та, давно и тщетно мечтавшая о ребенке, бросила все дела и побежала на кладбище. Оказывается, прямо у кладбищенских ворот извозчик сбил беременную женщину, которая тут же родила мальчика, а сама скончалась. После безуспешных поисков родственников умершей, девица усыновила новорожденного, воспитав его достойным человеком.

После этого случая за блаженной стали особо следить и примечать, что, например, милостыню Ксения берет не у всякого, но исключительно у людей порядочных и сердечных, а от нечестных и лицемеров бегает. Мало-помалу к странностям блаженной привыкли. Ей стали предлагать теплую одежду и деньги, но Ксения ни на что не соглашалась променять свои лохмотья. Казалось, что она радуется своей нищете. Приходя куда-нибудь, простодушно замечала: «Вся я тут».

Она всегда появлялась там, где требовалась ее помощь, и так быстро и неожиданно, что ее стали звать «скорая помощница». Загорится у кого дом, еще не успели закричать, а Ксения уже мчится с пожарной подводой. Остался кто без денег, блаженная спешит отдать ему свою милостыню. Строилась новая церковь. Ксения тут как тут. По ночам втаскивала на леса кирпичи, чтобы каменщики утром могли сразу приступить к кладке. Те только удивлялись, откуда берутся кирпичи. История так бы и осталась неизвестной, если бы рабочие однажды не остались на ночь и не выяснили, каким образом храм «сам строится».

Могли ли петербуржцы не любить ее? Она была хозяйкой Петербургской стороны. Когда она входила в дом, это считалось доброй приметой. Извозчики просили ее проехать с ними – в такой день выручка была обеспечена. Торговцы на базаре старались дать ей калач или яблочко. Глядишь, и день будет с прибылью.

– Когда ты спишь, Андрей Федорович? – спрашивали бывало блаженную.

– Успеем выспаться в земле, – отвечала она.

– А где ты спишь, Андрей Федорович? – не отставали от Ксении.

– Под крылом Господним! – всегда отвечала она.

Ночью блаженная Ксения неизменно уходила за город, в поле, молясь Богу за болящего, убогого или несчастного. Она знала цену горю, а потому и умела сострадать. Через боль она несла луч света в души петербуржцев, призывая обратить их взор к Богу. Целых 45 лет жила Ксения после смерти своего мужа, в постоянной готовности оказать добро всем и каждому.

Умерла блаженная в конце XVIII века. На ее могиле положили плиту с надписью, которую завещала сама Ксения: «Кто меня знал, да помянет мою душу для спасения своей души». С самого начала место ее упокоения стало местом паломничества. Могильную плиту вскоре разобрали по кусочкам, как и вторую, положенную на месте первой. Всякий хотел унести с собой хоть маленькую частичку со святого места, оставляя на могиле деньги. На эти народные средства над ее могилой была построена часовня. Тысячи людей шли к блаженной за помощью, ласково называя ее матушкой Ксенией, как идут и теперь.

М.В. Первушин

Митрополит Платон (Левшин)

Однажды к митрополиту Платону приехал на прием священник из подмосковного села. Он хотел жаловаться владыке на нехватку прислужников в храме. Он рано приехал в Москву. Волновался. Первый раз идет на прием к митрополиту, а сам-то никогда его и не видел. Чтобы как-то успокоиться перед аудиенцией, батюшка зашел в собор на литургию и встал на хорах, прямо рядом с митрополитом.

Перед выходом с Евангелием один из прислужников замешкался в алтаре и не успел выйти со свечой. Увидев это, сельский батюшка подумал: «Видно, и у них здесь нехватка пономарей!» И вдруг митрополит говорит священнику: «Видишь, некому понести свечу. Возьми ты и помоги!» Батюшка оглядел рядом стоящего священнослужителя в старенькой, штопаной ряске и отвечает: «Не подобает – я иерей Божий». Тогда митрополит сам взял свечу. Затем, поставив свечу на место, поклонился батюшке со словами: «А я, грешный митрополит!» Священник уехал к себе, так и не пойдя на прием к владыке. Живого примера было достаточно.

Митрополит Платон родился в 1737 году в большой семье церковного причетника. Родители старались дать детям хорошее образование. Отец несколько раз ездил ходатайствовать за будущего митрополита и его братьев, чтобы их приняли в Славяно-греко-латинскую академию. Ему отказывали, ссылаясь на то, что он из другой епархии, но он продолжал ездить. Наконец, удивленный секретарь сказал: «Здесь у нас отбоя нет от священников, кои просят, чтобы их детей в школу не брали, а от тебя не можем отвязаться, чтобы детей твоих в школу определить. Будь по-твоему!»

Годы обучения для будущего Платона были очень трудны в материальном отношении. «Я жил в то время у старшего брата Тимофея, – вспоминал митрополит, – он был тогда пономарем в храме Софии Премудрости Божией на берегу Москвы-реки. В училище ходил босиком, имея на обед грош, а новые боты носил в руках и надевал только у входа в академию. Но это не смущало меня, а наоборот, я еще более старался преуспеть в науках». И действительно, учился он блестяще, так что однажды даже был переведен через класс.

За его талант проповедника собратья-студенты, шутя, называли Платона «вторым Златоустом» или «московским апостолом». На его проповеди сходилось множество народа. «Теснота и духота образовывались неимоверные. Я обливался потом, но усердие слушателей воодушевляло меня, – говорил впоследствии митрополит. – Никогда не был я так счастлив, как в это время, и никогда меня с таким усердием и жадностью не слушали, даже потом, когда я стал архиереем». Благодаря этому таланту он был замечен и императрицей. Посещая Троице-Сергиеву Лавру, Екатерина услышала проповедь молодого иеромонаха Платона и настолько была поражена, что велела назначить проповедника законоучителем цесаревича Павла Петровича и придворным проповедником. Успех его проповедей при дворе был так велик, что императрица однажды сказала: «Отец Платон делает из нас, что хочет. Хочет, чтобы мы плакали, – мы плачем, хочет, чтобы радовались, – мы радуемся!» Однако, как писал сам Платон, «в производстве дел я не взирал на сильные лица и никогда не считался с тем, что мог навлечь на себя царское неудовольствие». Так, при восшествии на престол императора Павла митрополит Платон не побоялся потребовать, чтобы во время коронации Павел при входе в алтарь снял шпагу. Что произвело неприятное впечатление на бывшего митрополичьего воспитанника.

Одной из главных заслуг митрополита Платона было преобразование Славяно-греко-латинской академии. «Это был свой Петр Могила для Московской Духовной Академии», – говорят о нем историки.

Один из самых просвещенных людей своего времени, он видел недостатки духовного образования и старался не скрывать, а исправлять их. Так, владыка Платон выдвинул на первый план изучение греческого языка. Этим он вытеснил латинский язык, а с ним и традиции западного схоластического богословия. Ввел преподавание основных богословских дисциплин вместо латыни на русском языке. Он сам внимательно следил за учебным процессом, составляя программы, поощряя наставников и учеников. Число учащихся в Академии при митрополите Платоне выросло с 250 до тысячи человек. Заботился он и о развитии в студентах духа церковности. Наиболее даровитых из них владыка выдвигал на церковное служение. «Эпоха Платона» стала означать для Академии одухотворение всей системы образования и воспитания. Написанные им учебники отличались как научным подходом, так и доступным изложением. А его труд «Православное учение», изначально предназначенный в качестве учебника для великого князя Павла Петровича, принес ему европейскую известность и был переведен на ряд иностранных языков.

Но митрополит Платон был не только хороший педагог и талантливый ученый. Он был также строгим иноком. О его монашестве красноречиво говорит следующий случай. Однажды в Троицкой Лавре монах принес ему кусок черного заплесневелого хлеба с жалобой: «Полюбуйтесь, владыка, нас кормят вот таким хлебом!» – сказал монах. Платон взял этот кусок и завел разговор с монахом: кто он, откуда, сколько лет в монастыре… А сам между тем стал есть принесенный хлеб. Когда хлеб был съеден, митрополит спросил, как будто забыв, с чем монах пришел к нему.

«Жаловаться на дурной хлеб», – отвечал монах. «Да где же твой хлеб-то?» – спросил митрополит. «Вы его изволили скушать». – «Ну, поди и ты сделай то же, что я», – сказал ему спокойно владыка, преподнеся таким образом урок монашеского терпения.

Всей душой преданный монашеству, митрополит Платон устроил множество обителей, воскресив в них дух христианского подвижничества. Именно ему обязана своим возрождением и Оптина Пустынь. Умный и образованный, обладавший редким умением отличать и выдвигать талантливых людей, он оставил после себя множество учеников и последователей. Он посеял в них семена веры и благочестия, которые расцвели пышным цветом в XIX столетии.

М.В. Первушин

Император Павел I

О Павле I сохранилось множество исторических анекдотов. Их количество сравнимо только с его прадедом Петром Великим. Это обилие занимательных историй говорит, прежде всего, о яркости личности, живости ума, остроумии и находчивости, которые были присущи как Петру, так и Павлу. Главная же схожесть между двумя императорами состояла в том, что оба они требовали от каждого подданного служения государству независимо от сословных привилегий. «Вельможами у меня только те, с кем я говорю, и только на то время, пока я с ними говорю!» – повторял часто Павел Петрович. Присягу ему приносили даже крестьяне. «Ведь они, – пояснял Павел, – содержат собою и своими трудами все прочие части общества». Подобно своему прадеду, Павел считал, что в управлении страной нет мелочей.

«Государь обязан вникать во все, знать и видеть больше других, по осведомленности своей не иметь равных», – говорил император. Один из видных современников Павла уже после смерти императора как-то сказал его дочери: «Покойный государь был равен Петру Великому по своим делам, если бы не умер так рано».

Будущий император родился 20 сентября 1754 года. С детских лет он стал заложником большой политики. Рождение мальчика было событием политического значения. Однако чем старше становился Павел, тем чаще он напоминал своей матери Екатерине II о незаконности ее правления, являясь постоянной угрозой ее самодержавию. Его имя приобрело большую популярность не только у противников императрицы, но и в народной среде.

Главные отрицательные черты павловского правления – недоверие к людям, излишняя подозрительность, ранимость и вспыльчивость – были приобретены им за долгие годы гатчинской изоляции. Он жил под пристальным надзором своей матери, окруженный ее шпионами и доносчиками, разлученный со своими детьми, в постоянном страхе за свою жизнь. «Если бы мать узнала, что в моей свите есть хоть один верный мне пудель, она тотчас велела бы его утопить», – говорил с сожалением Павел.

Однако эта изоляция сыграла и некоторую положительную роль в жизни наследника. Он стал императором с четко продуманной программой действий, с ясным, выношенным планом, к реализации которого приступил немедленно, словно предвидя, как мало времени отпущено ему Богом. Об энергии Павла можно судить хотя бы по тому факту, что за время его правления было издано более двух тысяч законодательных актов. В среднем он принимал 42 закона вмесяц. Эта активная законодательная деятельность не могла сравниться ни с царствованием Екатерины, ни с правлением Петра Великого. При Павле началась военная реформа‚ подготовившая армию к войне 1812 года‚ был пересмотрен закон о престолонаследии, были предприняты первые шаги в ограничении помещичьей власти и первый шаг к отмене крепостного права… Им заложены основы всего законодательного корпуса Российской империи. Его преобразования оказали значительное влияние на государственное устройство будущей России.

Эти реформы не могли не вызвать ненависти у дворянства екатерининской эпохи. «Но для меня не существует партий и интересов, кроме государства! – говорил Павел. – При моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь, и причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое». Эти слова Павла Петровича могли бы охарактеризовать и основное содержание политики Петра Великого.

Однако в отличие от своего державного прадеда Павел стал первым российским императором, который смягчил церковную политику. До него, начиная с Петра I, она была направлена на ущемление прав Церкви во имя государственных интересов. С восшествием Павла Российская Церковь получила определенные надежды на религиозное возрождение. Император был неравнодушен к Православию. Его законоучитель и духовный наставник митрополит Платон, венчавший потом Павла на царство, так писал о его вере: «Воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли, разговор ли относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие ему внедрено было с млеком покойною императрицей Елизаветой Петровной, которая горячо любила его и старалась воспитывать в вере». Он увеличил вдвое оклады духовенству, утвердил ходатайство Синода об отмене телесных наказаний священникам, узаконил меры для обеспечения вдов и сирот духовного сословия. Впервые со времен екатерининской секуляризации епархиям и монастырям были выделены земельные угодья. При Павле создаются духовные академии в Петербурге и в Казани, а также открываются несколько новых семинарий.

Как-то Павел рассказал о своем видении державного прадеда: «Во сне ли это было или наяву, не знаю. Это случилось во время ночной прогулки по Петербургу, когда я был еще цесаревичем. Ко мне подошел незнакомец, закутанный в плащ. От него веяло холодом, словно он был сделан изо льда. Незнакомец сказал глухим и печальным голосом: «Бедный Павел! Бедный царевич!.. Прими мой совет: не привязывайся сердцем ни к чему земному, ты недолгий гость в этом мире… Живи честно и справедливо, по совести. Помни, что угрызения совести самое страшное наказание для великих душ». Лишь уходя, он показал свое лицо – это был Петр I!» Всю жизнь Павел вспоминал это видение, стараясь жить по совету своего прадеда. Однако это стремление Павла сталкивалось со стеной непонимания окружавших его людей, тех, кто, по словам историка, «раскинулся слишком широко, кто должен быть стеснен и обуздан ради бесправных и слабых». Это непонимание в конечном итоге привело к злодейскому убийству государя.

Смерть императора подобна смерти святого князя-страстотерпца Глеба. Последними произнесенными словами невинно убиенного Павла были: «Что я сделал вам?» Практически сразу после смерти императора его могила стала местом паломничества простого народа. На ней всегда были живые цветы. И сегодня, даже в будние дни, можно увидеть живые цветы только лишь на двух могилах Петропавловского собора Петербурга – императора Петра Великого и его державного правнука Павла.

М.В. Первушин

Святой праведный Иоанн Русский

В народном сознании православной Руси испокон веков сложилось такое представление о солдате: человек, посвятивший себя ратному делу, становится не только верным слугой земного царя, но и воином Царя Небесного. Именно эти высокие качества соединил в себе скромный солдат по имени Иван, которого православные христиане почитают как святого праведного Иоанна Русского.

Родился он примерно в 1690 году в Малороссии – так в то время называлась Украина. Уже в юные годы Иван стал солдатом Петра Великого. А в 1711 году началась война с Турцией, ставшая неудачной для России. Трагической кульминацией этой эпопеи явился печально знаменитый Прутский поход русской армии под командованием самого Петра.38 тысяч русских солдат и офицеров оказались в окружении двухсоттысячного турецкого войска. Петр I тайно послал депешу в Петербург: «Если я попаду в плен к туркам, то повелеваю: с того момента меня императором больше не считать и никаких моих указаний, отправленных из неволи, не исполнять».

Однако турки согласились на переговоры. По мирному соглашению Россия уступала Турции город Азов. Далеко не все русские воины вернулись из проигранного похода. Очень многие попали в плен к туркам.

Был среди невольников и 20-летний солдат Иван. Его привезли в Стамбул и там продали в рабство турецкому начальнику – аге. Суровый и властный хозяин привез святого Иоанна в свой родной город Прокопион. Здесь издавна был стан янычар – жестоких головорезов, лютых противников христианства. Там, в Прокопионе, было уже немало пленных русских солдат, ставших рабами турок-мусульман. Чтобы облегчить свою тяжкую участь, некоторые из них отрекались от православной веры и принимали ислам. Но не таков был воин Иоанн, прозванный Русским. Среди чужих, враждебных людей он оставался истинно русским – не только по прозвищу своему, но и по духу. Твердо хранил солдат веру своих отцов, смело исповедовал Христа перед лицом иноплеменников.

«Я верую в Бога моего Иисуса Христа и не отрекусь от Него. Мне не страшны угрозы и пытки. Я родился христианином, христианином и умру».

За такие слова Иоанну Русскому пришлось претерпеть издевательства, побои и голод. Его истязали, жгли волосы и кожу на голове, бросали исповедника в навозную яму. Иоанн выдерживал муки со смирением и достоинством. Он говорил хозяину-аге: «Да, я твой пленник и твой раб. Ты властен над моим телом. Но только не над моей душой! Я готов служить тебе и исполнить твои повеления, но останусь православным человеком».

Видя такое мужество и непоколебимость своего раба, хозяин зауважал Иоанна, приказал больше не мучить его и не навязывать пленнику мусульманскую веру. Слух о духовной победе простого солдата разнесся по городу. Многие русские невольники воодушевились примером своего соотечественника, укрепились духом и сохранили православную веру.

Иоанн был отправлен на конюшню ухаживать за хозяйскими лошадьми. Там он и спал, там молился Богу. В летний зной и зимнюю непогоду Иоанн трудился не покладая рук, добросовестно исполнял свои обязанности. Поначалу другие рабы не понимали своего товарища.

«Как это можно – от зари до зари усердно гнуть спину для своего поработителя? Этот Иван просто выслуживается, чтобы стать над нами начальником».

В отличие от Иоанна все прочие невольники стремились по возможности увильнуть от работы, трудились из-под палки. А над русским рабом смеялись, даже издевались. Но Иван никогда не сердился на собратьев по несчастью, умудрялся помогать им, утешал в беде, ухаживал за больными, делил с голодными свое скудное пропитание.

Почему же святой праведный Иоанн Русский так прилежно трудился, был во всем послушен хозяину? Ответ прост: он был послушен Господу, Его воле. Иоанн был кроток, милостив и чист сердцем, плакал о своих грехах и примирял ближних. Он с любовью и заботой относился к каждому, будь то раб или господин, русский или турок. Праведник часто вспоминал притчу, которую еще в детстве рассказывала ему его мать: «У одного иноверца трудился христианин. Хозяин, принимая его на работу, сказал: «Я беру тебя с одним условием: ни слова не говори о Христе». Тот смиренно пообещал: «Поверь, не скажу». Проработал христианин в саду два года. Вдруг приходит к нему хозяин и падает в ноги: «Сделай так, чтобы и я стал таким, как ты!""

Иоанн Русский исповедовал Христа всей своей жизнью: своим повседневным поведением, отношением к ближнему. Но не забывал он и о церковных богослужениях. Тайно, под покровом ночи, пленник покидал конюшню и пробирался в горы, где христианами был устроен пещерный храм во имя великомученика Георгия Победоносца. Там святой Иоанн молился на литургии, исповедовался и причащался Святых Христовых Таин.

Однажды хозяин, в котором благодаря примеру святой жизни пробудились добрые чувства, предложил Иоанну работать у него на правах свободного человека, наемного труженика. Сказал, что Иоанн может поселиться в домике возле конюшни и получать за свои труды хорошую плату. Иоанн подумал и… отказался: «Спасибо тебе, хозяин, за доброту. Но Господь судил мне жить в рабстве на чужбине. Видно, так нужно для моего спасения».

Добрая слава о православном подвижнике разошлась по окрестностям. Даже мусульмане, дивясь его праведной жизни, называли пленного раба святым и говорили: «Иван Русский! Не забывай нас в своих молитвах».

Святой Иоанн Русский умер в 1730 году. Перед смертью он заболел и, чувствуя приближение кончины, попросил позвать православного священника. Тот побоялся идти со Святыми Дарами в дом мусульманина, вложил их в яблоко и передал умирающему.

Так праведный Иоанн Русский в последний раз причастился Святых Христовых Таин. Опечаленный хозяин отдал честное тело исповедника местным христианам, и те погребли его по православному обычаю.

А.А. Аннин


Источник: Лисовой Н.Н., Аннин А.А., Первушин М.В.; Под общ. ред. Архиепископа Егорьевского Марка (Головкова), Издательство:, М.: Даръ, 2011 г. ISBN: 978–5-485–00323–4

Комментарии для сайта Cackle