ХХ век

С конца 50-х годов XIX века Россия вступила в эпоху «великих реформ». Это было время новых чаяний, прогрессивных преобразований и всеобщего воодушевления в российском обществе. Наблюдался подъем и в церковной жизни. В это время Святейшим Синодом Русской Церкви было открыто несколько миссий для проповеди Православия за пределами России. Многие студенты духовных школ мечтали посвятить себя миссионерству. Так, в Петербургской Духовной Академии лишь только объявили о поиске кандидатуры на место настоятеля консульской церкви в Японии, сразу нашлась масса желающих. Среди них был и Иван Касаткин, сын сельского дьякона из Смоленской губернии. Именно ему выпала честь быть назначенным на эту должность. Как вспоминал потом его однокурсник по Академии, «все мы, двенадцать человек из выпускного курса, охотники до миссионерства, записались при условии женитьбы, а Ваня Касаткин один – монахом, и перебил всех!» К тому времени Ивану шел 24-й год. За его плечами уже были Бельское духовное училище, Смоленская семинария и три курса столичной Академии, в которой Иван был одним из лучших студентов.

Перед отъездом в Японию в 1860 году Иван был пострижен в монахи с именем Николай и рукоположен в сан священника. Только через год после этого, проехав через всю Россию, молодой иеромонах Николай добрался до места своего назначения. Но сразу приступить к проповеди Евангелия было невозможно. Закон о запрещении чужых религий, действовавший в Японии уже более двухсот лет, был крайне строг, неповиновение ему каралось смертью. Поэтому на первых порах деятельность молодого миссионера ограничилась церковными службами для консульских служащих и моряков российского флота. Николай верил, что Бог даст ему возможность миссии, и тщательно готовился к этому. «Я старался сначала со всею скрупулезностью изучить японскую историю, – пишет святитель, – религию и дух японского народа, чтобы узнать, в какой мере осуществимы надежды на просвещение страны евангельской проповедью...» И первым обращенным им к христианству японцем оказался потенциальный убийца.

Часто посещая дом русского консула, отец Николай не раз сталкивался в коридорах с суровым и надменным японцем, который преподавал сыну консула искусство фехтования. Это был Савабэ – жрец синтоистского храма, самурай, знаменитый мастер боя на мечах. Он состоял в тайной организации, ставившей целью истребить в Японии всех иноземцев. Однажды самурай не смог сдержать своего гнева и заявил при встрече священнику: «Вас, иностранцев, нужно всех перебить... Ты же со своей проповедью более всех вредишь Японии». Николай на гневную тираду японца спокойно ответил: «А разве справедливо хулить то, чего не знаешь? Выслушай сначала меня, а потом и суди. Если мое учение будет худо, тогда я и сам уйду». Самурай нехотя, но согласился слушать. Сначала он прерывал миссионера, злословил и смеялся, но постепенно начал все глубже задумываться, а потом и сам попросил о новой встрече для продолжения беседы. После нескольких таких бесед перед изумленным японцем открылась истина христианства. Об этом первом своем ученике отец Николай писал: «Ходит ко мне один жрец древней религии изучать нашу веру. Если он не охладеет или не погибнет от смертной казни за принятие христианства, то от него можно ждать многого...» И надежды Николая оправдались. Самурай крестился. За это он подвергся преследованиям: дом его был сожжен, самого бросили в подземную тюрьму. Но, выдержав все испытания, он не ослабел в вере и впоследствии стал первым православным священником-японцем.

В 1904 году святителю Николаю предстояло пережить тяжкое испытание – русско-японскую войну. Оставшись в Японии один, Николай разослал по всем храмам официальные послания, в которых отмечал, что «патриотизм есть естественное и верное чувство каждого христианина» и предписывал «молиться о победе японских войск». Этим он сохранил Японскую Церковь невредимой от гонений властей. Сам же святитель в это время не участвовал в общественных богослужениях.

После отмены закона о противостоянии чужым религиям в Японии была учреждена Русская духовная миссия во главе с отцом Николаем, который вскоре начал строительство кафедрального собора в Токио. Удачно расположенный православный собор стал одним из самых высоких зданий в столице. На его освящении присутствовало уже 19 японских священников и более 4 тысяч христиан. Такой успех миссии Николая Касаткина объясняется тем, что Японская Православная Церковь с самого начала имела национальные черты. Миссионер бережно относился ко всем проявлениям японской культуры. Например, в православных храмах Японии, по местному обычаю, ходили босиком, проповеди слушали сидя на полу. «Вначале завоевать любовь, а потом нести слово» – это было руководящим правилом всей деятельности апостола Японии. И чуткие японцы отвечали Николаю взаимностью. «Все глубоко уважают его и питают к нему искреннюю любовь и преданность, – писал впоследствии один из его воспитанников, – не только христиане, но и люди других религий». Так, однажды святитель зашел, чтобы послушать проповедь в буддийский храм. Храм был переполнен. И тогда настоятель подвел его к жертвеннику, снял с него дорогие украшения и любезно предложил сесть, к великому удивлению растерявшегося миссионера.

В основанной Николаем Токийской духовной семинарии в первые пять из семи лет обучения давалось образование, подобное университетскому. Уровень преподавания был настолько высок, что даже высокопоставленные японские чиновники отправляли туда своих детей. Из числа воспитанников семинарии вышли многие японские государственные деятели и видные ученые, так как поступать в семинарию и учиться на низших курсах, где еще не преподавали богословские науки, могли не только христиане.

Отмечая 50-летие служения Николая в Японии, Николая поздравляла, казалось, вся Япония – император, губернатор Токио, японская пресса. «Те заслуги, какие оказал нашему государству маститый учитель Николай, – отметил в своей речи столичный губернатор, – не ограничиваются успехами одного только миссионера, но заключаются и в том, что он содействовал цивилизации в нашей стране...» Святитель трудился до последнего дня и даже скончался с пером в руке, трудясь над переводом Священного Писания на японский язык. Император не только дал разрешение похоронить его в пределах Токио, что было большой честью для иностранца, но и прислал венок на могилу миссионера, что означало только одно – знак признания выдающихся заслуг усопшего перед страной. Так, приехав в Японию один, без знания языка, святитель Николай оставил после себя более 40 тысяч православных японцев, 276 приходов и 42 священника. Единое пшеничное зерно дало плод многий.

М.В. Первушин

Будущий митрополит родился в 1846 году в бедной семье приходского священника Тамбовской губернии. Александру, так назвали мальчика в крещении, легко давалось учение. После блестящего окончания духовного училища, а затем и семинарии, он был принят в Казанскую Духовную Академию на казенный счет. По воспоминаниям друзей, именно в Академии он «обрел на всю жизнь особую любовь к Христовой Церкви и людям, пронизанную пламенной верой, которая и определила весь строй личности Александра».

Окончив в 1870 году Академию, Вадковский остался в ней в качестве преподавателя. Он женился.

У него родились двое детей. Да и академическая карьера Александра складывалась весьма неплохо. Он защитил диссертацию, стал экстраординарным профессором, что соответствовало чину статского советника, возглавил солидный научный журнал «Православный собеседник». За всем этим стояли определенный общественный статус и материальное обеспечение. Однако вскоре на Александра обрушились несчастья. Через семь лет после счастливого брака умирает его жена, а еще через два года – оба ребенка. Спустя много лет друг митрополита Антония вспоминал, что «молодой и успешный ученый, которому едва исполнилось 36 лет, выдержал страшную катастрофу только благодаря вере...» Александр мог жениться и второй раз, но в своей беде он сумел различить голос Божий.

Вадковский решает всецело посвятить себя церковному служению и подает прошение о монашестве. Его постриг с именем Антоний был воспринят всей академической профессурой как умопомешательство своего коллеги, ведь в то время в Казанской Духовной Академии монахом был только ректор.

Уже через год после пострига Антония переводят в столицу и назначают на должность инспектора петербургских духовных школ. А еще через год его рукополагают во епископа и назначают ректором столичной Академии. Владыка Антоний был не только блестящим педагогом, но и человеком редкой отзывчивости, благородства и такта. Он пользовался всеобщей любовью студентов, и влияние его на них было громадным. В Петербургской Духовной Академии он создал кружок студентов-проповедников, отправлявшихся «в народ». Члены кружка вели популярные богословские беседы в приходских церквах, общественных собраниях, приютах, ночлежках и тюрьмах.

B 1898 году владыка Антоний был назначен на Санкт-Петербургскую митрополичью кафедру. Оказавшись первенствующим иерархом Русской Церкви, митрополит Антоний изменил сам стиль традиционного управления епархией. Повсюду чувствовался присущий ему аскетизм: он отменил торжественные трапезы и парадный архиерейский выезд, восстановил традицию посещения заключенных в тюрьмах. Размеры его благотворительности были колоссальными. Все свое жалованье он отдавал нуждающимся. Размеры состояния, оставленные первенствующим митрополитом после смерти, поражают – семь рублей медью. Он был открыт и доступен всем – от маститого иерарха до простого прихожанина. Во всех жизненных ситуациях владыка оставался прежде всего человеком, а уже потом – профессором, величественным иерархом, государственным мужем. Он ценил человеческое общение, старых друзей, умел завязывать новые знакомства, не обусловленные его церковно-политическим положением.

И в то же время его мягкость, открытость и деликатность не мешали ему быть принципиальным в вопросах веры и Церкви. Деятельность владыки Антония можно назвать реформаторской. Однако вся его реформа была строго продумана и опиралась на серьезное каноническое и церковно-научное основание. Он стремился восстановить традиционное и наиболее правильное управление Русской Церковью – патриаршество. Митрополиту Антонию удалось убедить императора в необходимости созыва Собора, и с 1905 года открылось Предсоборное присутствие. Его целью было подготовить Собор Русской Церкви, который не собирался уже более двухсот лет. Вся дальнейшая деятельность митрополита Антония после была, в основном, сосредоточена на предсоборной работе. Однако уже через два года начался «обратный ход» светских властей. Вся работа митрополита Антония была искусственно прервана. От этого удара митрополит Антоний оправиться уже не смог. Он тяжело заболел. Болезнь прогрессировала несколько лет. И в 1912 году митрополита Антония не стало. Согласно завещанию, владыку Антония похоронили в братской могиле Александро-Невской Лавры под простым деревянным крестом.

Его уход из церковной жизни стал большой потерей для Русской Церкви. Личность митрополита Антония была настолько авторитетна, что в годы общероссийских преобразований и нестроений ему удавалось объединять церковную иерархию, в особенности в вопросах церковных преобразований. Он умел доказать необходимость преобразований. Он мог усмирять пыл особо рьяных реформаторов. И, пока он был жив, серьезных конфликтов среди иерархии не было.

Владыка Антоний умер за пять лет до открытия Собора. В деле церковных реформ он зачастую был одинок. Но все его служение зиждется на беспредельной любви к Христу и Его Церкви. Именно поэтому, несмотря на очевидно драматические ноты в жизни митрополита Антония, звучит и голос надежды. В одном из его последних писем есть такие слова: «Бог создал человека для радости. Христианский взгляд на жизнь – светлый, чистый, радостный. Бог благословил людей любить друг друга. Он Сам Себя назвал Любовью. Но все, что от Бога, в Боге и для Бога, не есть земное греховное, а есть небесное, Божие, святое».

Сосредоточивая в себе лучшие качества православных архиереев своего времени, митрополит Антоний был в тο же время одним из последних представителей старой русской церковности. Уже приближался тотальный погром, физическое истребление верующих. Одновременно приближалось и начало совершенно новой эпохи в жизни Церкви и в истории человечества, требующей, в частности, нового осмысления пастырского служения. И пример митрополита Антония, смиренно берущего на себя проблемы своей Церкви, чтобы отдать нерешаемое Христу, для нас является уроком терпения и надежды.

М.В. Первушин

1 ноября 1864 года в Дармштадте в семье великогогерцога Людвига IV родилась дочь, которую назвали Елизавета. Кроме Елизаветы в семье было семь детей. Их мать принцесса Алиса, будучи дочерью английской королевы Виктории, воспитывала детей в традициях старой Англии на твердой основе христианской веры. Их жизнь проходила по строгому порядку, установленному матерью. Детская одежда и еда были самыми простыми. Старшие дочери сами выполняли свою домашнюю работу: убирали комнаты, постели, топили камин. Впоследствии Елизавета Федоровна говорила: «В доме меня научили всему и, главное, состраданию». Мать старалась каждому из семерых детей вложить в сердце любовь к ближнему. Дети постоянно сопровождали мать в госпитали, приюты, дома для инвалидов. Принося с собой большие букеты цветов, они ставили их в вазы, разносили по палатам больных и помогали сестрам-сиделкам. Когда Елизавете было только 12 лет, ее мать скончалась от эпидемии дифтерита. Пора детства закончилась. Лиза всеми силами старалась облегчить горе отца, поддержать его, утешить, а младшим своим сестрам и брату в какой-то мере заменить мать.

В двадцать лет принцесса Елизавета вышла замуж за великого князя Сергея Александровича, брата российского императора Александра III. И с этого момента вся ее жизнь была отдана России. Великая княгиня напряженно занималась русским языком и овладела им в совершенстве. Желая глубже изучить культуру и особенно веру новой своей родины, она, еще исповедуя протестантизм, посещала православные храмы, где выстаивала многочасовые богослужения. Вместе с мужем совершила паломничество в Святую Землю. И наконец, твердо решив принять Православие, она писала отцу: «Я все время думала, и читала, и молилась Богу указать мне правильный путь. И пришла к заключению, что только в Православии я могу найти настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином».

После назначения Сергея Александровича московским генерал-губернатором Елизавета Федоровна переехала вместе с ним в Москву. Жители Москвы скоро оценили ее милосердное сердце. Здесь она организовала Елизаветинское благотворительное общество, возглавила Красный Крест. Она ходила по больницам для бедных, в богадельни, в приюты для беспризорных детей. И везде старалась облегчить страдания людей: раздавала еду, одежду, деньги, улучшала условия жизни несчастных.

18 февраля 1905 года произошла трагедия, изменившая всю дальнейшую жизнь Елизаветы Федоровны. От взрыва бомбы, брошенной революционером, погиб ee муж. Еще минуту назад он, простившись с ней, сел в карету... Кинувшись к месту взрыва, Елизавета Федоровна увидела ужасающую картину. Собрав свои последние силы, Елизавета начала собирать и класть на носилки части тела горячо любимого мужа. В этот день она не проронила ни слова, лишь слезы капали из ее глаз. Она несколько раз справлялась о состоянии раненого кучера Сергея Александровича. Ей сказали, что положение кучера безнадежно и он может скоро умереть. Чтобы не огорчить умирающего, Елизавета Федоровна сняла с себя траурное платье, надела то же самое голубое, в котором была до этого, и поехала в госпиталь. Там, склонившись над постелью умирающего, она, пересилив себя, улыбнулась ему ласково и сказала: «Он направил меня к вам». Успокоенный ее словами, думая, что Сергей Александрович жив, преданный кучер Ефим скончался в ту же ночь. На третий день после гибели мужа она поехала в тюрьму к убийце, желая только одного – чтобы тот раскаялся. Со своей стороны Елизавета подала императору прошение о помиловании убийцы, но оно не было удовлетворено. Греческая королева Ольга, двоюродная сестра убитого великого князя, писала: «Это чудная, святая женщина – она, видно, достойна тяжелого креста, поднимающего ее все выше и выше!»

После гибели мужа Елизавета Федоровна решила посвятить свою жизнь Господу через служение людям и создать в Москве обитель труда, милосердия и молитвы. Она распродала все свои драгоценности и на вырученные средства устроила Марфо-Мариинскую обитель. Сняв с себя траурное платье и облачившись в монашеское одеяние, Елизавета сказала: «Я оставляю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, и восхожу в более великий мир – в мир бедных и страдающих».

При обители открылась больница, считавшаяся впоследствии лучшей в Москве, аптека, в которой лекарства отпускались бедным бесплатно, детский приют и школа. Елизавета Федоровна брала на себя самую ответственную работу: ассистировала при операциях, делала перевязки, находила слова утешения, стремилась облегчить страдания больных. Они говорили, что от великой княгини исходила целебная сила, которая помогала им переносить боль и соглашаться на тяжелые операции. Здесь исцелялись те, от кого отказывались врачи. Исцеленные пациенты плакали, уходя из Марфо-Мариинской больницы, расставаясь с «великой матушкой», как они называли настоятельницу.

Великая княгиня тяжело переживала отречение императора Николая и начало революции. Ей предложили уехать из страны, но она отказалась. В ее письмах того времени есть следующие слова: «Я испытываю такую глубокую жалость к России и ее детям, которые в настоящее время не знают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто раз больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, помочь ему... Великой России, увы, больше нет. Мы... должны устремить свои мысли к Небесному Царствию... и сказать с покорностью: «Да будет воля Твоя"».

На третий день святой Пасхи 1918 года Елизавета Федоровна была арестована, а через два месяца, 18 июля 1918 года, ее вместе с другими членами императорского дома сбросили в шахту старого уральского рудника. Она лишь крестилась и громко молилась: «Господи, прости им, не знают, что делают!» Окрестные крестьяне рассказывали, что несколько дней из шахты доносилось пение молитв. Скончались они в страшных страданиях, от жажды, голода и ран. Несколько месяцев спустя армия адмирала Колчака, заняв Екатеринбург, извлекла из шахты останки убитых. Однако погребение состоялось только через три года в январе 1921 года на Святой Земле, которое совершил Иерусалимский патриарх Дамиан. В молитвах, обращенных к ней, православные христиане называют Елизавету Федоровну «Красотой Церкви Российской».

М.В. Первушин

Священномученика Владимира еще при жизни часто называли «всероссийским митрополитом». Он был единственным иерархом, который последовательно занимал все главные митрополичьи кафедры Русской Церкви – Московскую, Петербургскую и Киевскую. Его же именем открывается трагический список жертв большевистского террора. Мученическая кончина владыки Владимира 7 февраля 1918 года у стен Киево-Печерской Лавры явилась началом длительного периода гонений на Русскую Православную Церковь.

Жизненный путь будущего священномученика начался в Тамбовской губернии 1 января 1848 года в семье сельского священника. В крещении его назвали Василием. Он последовательно закончил духовное училище и семинарию в Тамбове, а затем Киевскую Духовную Академию. Кандидатом богословия он вернулся в Тамбов, где сначала стал преподавателем родной семинарии, а потом, женившись, принял сан и ушел на приходское служение. Однако не долго длилось его семейное счастье. Через несколько лет супружества умирают жена и единственный ребенок отца Василия. Горе побудило молодого священника вступить на новый путь служения Церкви. Он принимает монашество с именем Владимира в одном из тамбовских монастырей. Своей неустанной деятельностью на пользу Церкви и заботой о народном просвещении архимандрит Владимир привлек внимание церковного руководства.

Однако всероссийская известность приходит к Владимиру, когда он был уже епископом Самарским. Тогда в Поволжье начался голод, а следом и эпидемия холеры. «Народ в ужасе и панике оставлял больницы без присмотра, – вспоминал один из современников этих событий. – В то время когда власть терялась, святитель первый пошел к народу с крестом в руках». Он организует комитет взаимопомощи. Он собирает пожертвования пострадавшим от холеры и голода. Он устраивает бесплатные столовые для голодающих. Он безбоязненно посещает и служит в холерных бараках, на холерных кладбищах и местах, охваченных эпидемией. В многочисленных печатных воззваниях и поучениях владыка Владимир призывает всех прийти на помощь голодающим. «Он проявил себя великим героем духа... Голос его не умолкал до тех пор, пока не утихла буря народного бедствия».

Несколько лет своего архиерейского служения владыка Владимир отдал Кавказу, куда он был назначен в качестве экзарха Грузии. За время его служения там было построено более ста храмов и открыто свыше трехсот церковно-приходских школ, учреждено миссионерское духовно-просветительское братство. В одной его Бакинской воскресной школе обучалось более двухсот детей, среди которых были и мусульмане, и иудеи, и протестанты, и армяне, и старообрядцы, и дети сектантов.

Будучи назначенным на Московскую митрополичью кафедру, владыка Владимир и здесь проявил себя как служитель мира и любви. «Нужно прежде всего думать не о том, что взять от народа, но о том, что мы сами можем дать ему», – говорил святитель московским семинаристам и собственным примером показывал им, как это надо делать. Он и в Москве продолжает свою просветительскую деятельность. В его епархиальном доме проводились лекции, чтения, беседы, действовала библиотека с читальным залом для всех желающих. Святитель начинает борьбу с народным пьянством, лично участвуя в проповеди христианства среди рабочих. Будучи духовным руководителем великой княгини Елизаветы Федоровны, он всячески поддерживал ее благотворительные начинания и помог в основании Марфо-Мариинской обители.

С 1912 года митрополита Владимира переводят в Петербург. Однако за активные выступления против Григория Распутина недоброжелатели добиваются перевода святителя в Киев. Один архиерей, провожая опального святителя, сказал ему: «Вы были первенствующий иерарх между нами не только по своему общественному положению, но и по Вашим высоким духовным качествам... Вы не боялись говорить правду, сознательно подвергая себя огорчениям и страданиям, и терпели их с величайшею твердостью души».

Октябрьский переворот 1917 года вызвал нестроения как в политической, так и в церковной жизни на Украине. Митрополит Владимир твердо встал на защиту единства Церкви, призвав препятствовать расколу. Этим святитель нажил себе много врагов. С захватом Киева большевиками начались грабежи, насилия, осквернение храмов и монастырей. Тогда же началась и клевета на святителя, который будто бы «обирает Лавру, получая огромные деньги».

7 февраля 1918 года вооруженные люди ворвались в покои митрополита Владимира и после издевательств над ним повели на улицу. «Владыка был спокоен, – вспоминал его келейник, – словно шел на служение литургии. Напоследок он благословил меня, поцеловал и сказал: «Прощай, Филипп!"» Семидесятилетнего митрополита вывели на пустырь за Лаврой:

Что, вы здесь меня хотите расстрелять? – спросил митрополит.

А что же, церемониться с тобой? – ответил один из убийц.

Тогда разрешите хоть помолиться...

Давай поскорей... – Митрополит воздел руки кверху и сказал: «Господи, прости мои согрешения, вольные и невольные, и приими дух мой с миром». Затем, повернувшись к убийцам, благословил их крестообразно обеими руками и сказал: «Господь вас благословляет и прощает». Митрополит еще не успел опустить рук, как раздались выстрелы. Когда святитель упал, убийцы стали неистово колоть его и бить прикладами, а затем «для надежности» сделали еще два выстрела. И, бросив тело, скрылись. Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея Руси, так сказал о мученической смерти митрополита Владимира: «Мы глубоко верим, что эта мученическая кончина владыки Владимира была не только очищением грехов его, которые неизбежны у каждого, плоть носящего, но и жертвою благовонною во очищение грехов великой матушки-России».

Митрополит Владимир стал первомучеником в новую эпоху гонений на христиан. И потому именно ко дню его смерти Церковь приурочила ежегодное поминовение новомучеников и исповедников российских.

М.В. Первушин

На протяжении столетий церковная и государственная власть в России были связаны столь неразрывно, столь прочно, что казалось: крушение Российской империи неминуемо повлечет за собой и крушение Русской Церкви. Однако под натиском революционной смуты государство пало, а Церковь – выстояла. Это стало возможным лишь благодаря Поместному Собору Русской Церкви, открывшемуся за два месяца до Октябрьской революции. Поместный Собор стал настоящим переворотом в церковной жизни. Все решения, принятые на его заседаниях, резко изменяли практику Синодальной Церкви. Соборные постановления вернули Русскую Церковь к подлинно каноническому строю. Ни одна из проблем, обсуждавшихся соборянами, не устарела до сих пор.

Реформы Петра I превратили Церковь в одно из государственных учреждений под руководством светского чиновника – обер-прокурора, которого назначал лично император. Структура, навязанная Петром, была чужда Церкви. Начало XX века с его революционными настроениями и резкими изменениями во всех сферах жизни общества поставило перед Церковью множество острых и болезненных вопросов. И разрешить их старыми методами было просто невозможно. Необходимость созыва Собора, который мог бы в духе традиции реформировать церковную жизнь и дать ей правильные ориентиры, обсуждалась еще в 1906 году. Но император не дал разрешения на его проведение, да и потом еще неоднократно признавал его созыв несвоевременным. Лишь отречение Николая II и крах монархии дали возможность незамедлительно созвать Поместный Собор. Он открылся в Москве 28 августа 1917 года, в праздник Успения Пресвятой Богородицы. И первые его заседания проходили в стенах Успенского собора Московского Кремля.

Для работы на этом церковном форуме было избрано и назначено по должности 564 человека. Большинство членов Собора были клириками или мирянами, что позволило представить все слои церковного народа. «Необъединенность, разброд, недовольство, даже взаимное недоверие... – вот вначале состояние Собора, – вспоминает один из его участников. – Но с первых же заседаний все стало меняться... Начал превозмогать дух веры, дух терпения и любви... Толпа, тронутая революцией, под грохот пушек и пулеметов около стен соборной палаты стала перерождаться в гармоническое целое, внешне упорядоченное, а внутренне солидарное. Люди становились мирными, серьезными соработниками. Это перерождение было очевидно для всякого внимательного глаза, ощутимо для каждого соборного деятеля...»

Главным вопросом Собора стал вопрос о восстановлении законной и канонически верной верховной власти в Церкви – патриаршества. Голоса противников этого, вначале напористые и упрямые, в конце дискуссии звучали диссонансом, нарушая почти полное единомыслие Собора. 10 ноября 1917 года Собор проголосовал за восстановление патриаршества. После нескольких туров голосования были избраны три кандидата на первосвятительский престол: архиепископ Харьковский Антоний, архиепископ Новгородский Арсений и митрополит Московский Тихон. Об этих кандидатах в патриархи соборяне говорили: «Самый умный из них – архиепископ Антоний, самый строгий из них – архиепископ Арсений, а самый добрый из них – митрополит Тихон». Было решено, что выбор патриарха нужно полностью доверить воле Божией, поэтому окончательное избрание главы Церкви определял жребий.

Вот как описывает торжество избрания патриарха один из членов Собора: «В назначенный день огромный храм Христа Спасителя был переполнен народом. Вход был свободный. В конце литургии митрополит Киевский Владимир вынес из алтаря и поставил на небольшой столик перед иконой Владимирской Божией Матери ковчег с именами кандидатов в патриархи. Затем из алтаря вывели под руки слепого старца – схииеромонаха Алексия, насельника Зосимовой Пустыни. В черных схимнических одеждах он подошел к иконе Богоматери и начал молиться, кладя земные поклоны. В храме стояла полная тишина. И в то же время чувствовалось, как нарастало общее напряжение. Молился старец долго. После он медленно поднялся с колен, подошел к ковчегу, вынул записочку с именем и передал митрополиту. Тот прочел и передал протодиакону. И вот протодиакон своим могучим и в то же время бархатным басом медленно начал провозглашать многолетие. Напряжение в храме достигло высшей точки. Кого назовет?.. »...Патриарху Московскому и всея Руси...» И сделав паузу для вдоха– «Тихону!» И хор грянул многолетие! Это были минуты, глубоко потрясшие всех, имевших счастье присутствовать. Они и теперь, через много лет, живо встают в памяти». В самое жестокое время был избран самый добрый патриарх. На его долю выпали самые тяжелые испытания из тех, что переживала Русская Церковь. Вера в то, что жребий действительно отражал волю Божию, и помогла патриарху пройти все лишения, на которые обрекла его новая власть.

Кроме избрания патриарха, Поместный Собор обсуждал многие важные вопросы, ища на них ответы и принимая решения. Каждое из них влияет на церковную жизнь до сих пор, а на некоторые из вопросов еще предстоит ответить. Собор стал попыткой переосмыслить с современных позиций все аспекты церковной жизни – от высшей власти до управления приходом, от богослужения до суда. Но самое главное, что удалось сделать Собору, – это наладить управление Церковью в новом государстве, во главе которой встал Святейший Патриарх.

Собор работал более года. На заключительном заседании 20 сентября 1918 года Собор постановил созвать очередной Поместный Собор весной 1921 года. Однако этому не суждено было сбыться. Начались гонения, которые показали твердость в вере православных христиан и их стремление пострадать за Христа. «Нужно с благодарностью признать, – пишет историк, – что реформа Русской Церкви 1917 года дала ей, несомненно, великую помощь и внешнее подкрепление в ее наступившем тяжелом, гонимом положении». И именно с этого Собора начинается период новейшей истории Русской Православной Церкви.

М.В. Первушин

20 октября 1894 года цесаревич Николай Александрович вступил на российский престол. В то время ему было 26 лет. В период его царствования Россия превратилась в одну из крупнейших аграрно-индустриальных стран мира. Росли города, строились железные дороги, промышленные предприятия; происходил быстрый рост экономики. Николай поддерживал решения, нацеленные на экономическую и социальную модернизацию страны: введение золотого рубля, столыпинскую реформу, законы о страховании рабочих, всеобщем начальном образовании, веротерпимости, реформирование армии. Вместе с тем его правление пришлось на период резкого обострения политической борьбы в стране, а также было осложнено непростой внешнеполитической ситуацией.

Личность Николая II, основные черты его характера, достоинства и недостатки вызывали противоречивые оценки как современников, так и потомков. Например, многие отмечали в качестве главенствующей черты его личности «слабоволие». Однако, по отзывам близко знавших его людей, царь отличался упорным стремлением к осуществлению своих намерений, нередко доходящим до упрямства. К тому же он обладал исключительной выдержкой, которая иногда воспринималась как безразличие к судьбам страны и людей. Так, известия о падении Порт-Артура или разгроме частей русской армии он встречал с хладнокровием, поражавшим царское окружение. В занятиях государственными делами Николай II проявлял «необыкновенную усидчивость и аккуратность. Например, он никогда не имел личного секретаря и сам ставил печати на письма.

Один из священников, бывших в ставке императора во время мировой войны, вспоминал: «Царь обладал смиренной, простой и непосредственной религиозностью. Искренняя набожность императора проявлялась при всяком богослужении, которые он посещал неукоснительно и с завидной частотой, не пропуская ни воскресных, ни праздничных служб.

Современники отмечали, что Николай II обладал цепкой памятью, острой наблюдательностью, был скромным, приветливым и чутким человеком. «Надо было видеть, – свидетельствовал о самодержце один из его секретарей, – с каким вниманием он рассматривал просьбы о помиловании осужденных на смертную казнь». При всей ответственности и внимании к делам государства Николай II более всего дорожил благополучием своей семьи. Именно семья являлась для императора опорой в жизни и отдушиной. Его супруга-императрица Александра Федоровна была для царя не только женой, но и другом, советчиком. Они были удивительно единодушны – их привычки, представления и культурные интересы во многом совпадали.

Переломным рубежом в судьбе Николая II стал 1914 год. Россия вступила в мировую войну, которая закончилась для нее крахом империи и свержением династии. Царь не хотел войны и до самого последнего момента пытался избежать кровавого столкновения. Война обострила внутренние проблемы страны. На Николая II и его окружение стали возлагать главную ответственность за военные неудачи и затянувшуюся военную кампанию. В конце февраля 1917 года в Петрограде начались массовые выступления против правительства и династии, которые не встречали на своем пути серьезного противодействия со стороны властей. Узнав об этом, Николай II, будучи на фронте, приказал силой навести порядок. Но когда выяснился масштаб беспорядков, отказался от этой мысли, опасаясь большого кровопролития.

Некоторые высокопоставленные военные чины, члены императорской свиты и политические деятели убеждали царя в том, что для умиротворения страны требуется перемена правления, необходимо отречение его от трона. И Николай II уступил. 2 марта 1917 года в Пскове он подписал отречение. После этого Николай записывает в своем дневнике: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман». Уже 9 марта Николай II и его семья были арестованы и отправлены сначала в Тобольск, а затем в Екатеринбург.

В июле 1918 года большевики, отступая под натиском Белой армии, приняли постановление о казни царской семьи без суда и следствия. Руководил расстрелом комендант дома Ипатьева, где узники находились в заточении. Вот что говорит в воспоминаниях один из участников этих событий: «Около полуночи члены царской семьи были разбужены и под конвоем переведены в подвальное помещение. Комендант объяснил царю, что делает это, чтобы обезопасить царя и его родных от артиллерийского обстрела. Больного сына император нес на руках. Едва они вошли в подвал, как следом за ними появилась расстрельная команда и комендант торжественно произнес: «Николай Александрович! Ваши родственники старались вас спасти, но этого им не удалось. Мы вас расстреляем!» Николай II не понял, о чем речь, коротко переспросил: «Что?» Не отвечая ему, пришедшие подняли оружие. Царица и дочь Ольга попытались осенить себя крестным знамением, но не успели. Раздались выстрелы... Когда рассеялся дым, принесли носилки и начали убирать трупы. Вдруг одна из дочерей Николая закричала и закрыла лицо рукой. Тогда начальник охраны взял у меня винтовку со штыком и доколол всех, кто оказался живым. Крики и стоны заглушил мотор подъехавшего грузовика, предназначенного для перевозки трупов».

Как бы ни оценивали личность последнего российского императора потомки, все, кто когда-либо встречался с Николаем II или близко знал его, одинаково заверяли: «Всегда доброжелательный и ласковый, он производил чарующее впечатление. Его неспособность отказать кому-либо в просьбе, особенно если она шла от заслуженного лица и была сколько-нибудь исполнима, подчас мешала делу, но вместе с тем увеличивала обаятельность его личности. Царствование его закончилось неудачно и притом во многом по его (недопустимому для царя) человеколюбию к своим подданным. Однако достоинства его легко забываются, так как они были видны только лицам, видевшим его вблизи, и считаю своим долгом их отметить, – свидетельствует бывший одним из ближайших к Николаю министров, – тем более что до сих пор вспоминаю о нем с самым теплым чувством и искренним сожалением».

М.В. Первушин

Митрополит Московский Тихон стоял в алтаре Успенского собора Московского Кремля 21 ноября 1917 года. Он только что был облачен двумя старейшими архиереями Русской Православной Церкви в старинные патриаршие одежды предшественников на первопрестольной кафедре. За раскрытыми Царскими вратами волновалось море народа. Все со свечками в руках, как на Пасху. Перед Тихоном лежал белый патриарший куколь с небольшим крестом, который ждал его головы. На восточной стене собора высилось распятие. Руки Христа были оторваны снарядом после ночного обстрела Кремля большевиками. Он медленно перевел глаза с куколя на распятие, но в его взгляде читалось – отсутствие.

Где были его мысли в ожидании первой патриаршей интронизации после двухсотлетнего перерыва в истории Русской Церкви? Может быть, он вспоминал детство: «Старинный, уютный городок Торопец в Псковской губернии, в котором он, маленький Вася Белавин, сын священника, бежит в духовное училище. Учился он хорошо – и в училище, и в семинарии, а затем и в Академии, всегда оставаясь незаметным, скромным, ласковым, готовым помочь. Ведь еще тогда, во время учебы, одноклассники прозвали его «пат- риарх», и когда он входил в класс, шутя возглашали ему: «Вашему Святейшеству многая лета!» А ведь тогда и подумать было нельзя о восстановлении патриаршества... Потом было и преподавание в родной Псковской семинарии, и монашеский постриг с именем Тихона...» Может быть, он вспоминал и свою архиерейскую хиротонию в 32 неполных года: «Тогда он стал самым юным русским архиереем. Лишь год пробыл он на своей первой кафедре – в Холмщине. Когда пришла весть о его переводе и отъезде, то без преувеличения весь город вышел проводить своего архипастыря. Народ плакал. Некоторые даже легли на железнодорожное полотно, пытаясь силой удержать поезд с их любимым архиереем. Только его сердечное обращение успокоило горожан. И такие проводы окружали его всю жизнь. Плакала и православная Америка. В течение девяти лет он управлял североамериканской паствой и все эти годы провел в постоянных разъездах, преодолевая тысячи километров и посещая самые отдаленные и труднодоступные селения. Он не только духовно окормлял паству, но помогал строить новые храмы, главным среди которых стал величественный Свято-Никольский собор в Нью-Йорке. Его ласковое, доброе, внимательное отношение ко всем, будь-то русские или алеуты, православные или католики, завоевывало любовь и преданность ему. Так было затем и на Ярославской кафедре. Так было и в Литве. Вплоть до избрания в 1917 году на кафедру Московских митрополитов...» А может быть, он вспоминал свои слова, сказанные им после объявления об его избрании патриархом: «Эта весть является для меня тем свитком, на котором написано: «Плач, и стон, и горе!» Сколько мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении...»

– Господи, да минет меня чаша сия... – вслух вздохнул Тихон, переводя взгляд с поврежденного распятия на крест куколя. И многие, стоявшие в алтаре, слышали эти скорбные слова, восходящего на свою Голгофу нового патриарха. А в храме в это время гудел торжеством могучий бас архидьякона, возглашая новому патриарху «Аксиос!», и хор подхватывал уже по-славянски: «Достоин!»

Через несколько месяцев новоизбранный первосвятитель мог убедиться, насколько пророческими оказались его слова: грабежи, аресты, голод, кощунства, вскрытия мощей, первые новомученики – зверски умерщвленные священники, епископы, митрополиты. Патриарх Тихон пытался протестовать. «Опомнитесь, – писал он, – прекратите ваши кровавые расправы!» – но все тщетно. Уже в 1918 году большевистская власть решается на первый арест патриарха. Однако под давлением общественности первосвятителя вскоре освобождают. Понимая всю невозможность ареста такой авторитетной личности, какой был патриарх, большевики несколько раз устраивали на него покушения: то пытались разбить голову дубинкой, то зарезать при выходе из храма. В него даже стреляли, но в результате убили патриаршего секретаря. Святителю предлагают бежать за границу, но Тихон не согласился. «Мое место здесь, с Креста не сходят – с него снимают», – часто повторял он.

Первые советские газеты пестрели заголовками: «Тихон Кровавый», «Положить конец тиховщине!»... Правительство требовало от патриарха все новых и новых уступок, угрожая смертью многих невинных людей. Убедившись, что новая власть прочно утвердилась, святитель Тихон обратился с посланием к духовенству Русской Православной Церкви. В нем он обязал священников отречься от какой-либо политической борьбы и применил к большевикам слова апостола Павла: «Всякая власть от Бога». В дальнейшем он с горечью убедится, что предел уступок, требуемых советской властью, лежит за гранью верности Христу. «Не слишком ли я уступил? – спрашивал первосвятитель и добавлял: – До себя-то мне дела нет, пусть имя мое с грязью смешают, только бы Церкви польза была».

Пережив еще один арест, святитель Тихон последние годы жизни провел в Донском монастыре. Он оставался таким же простым и смиренным, каким был и раньше. Он охотно служил, когда его приглашали в самые скромные церковки. Со всеми он был ласков и кроток. И люди шли к нему нескончаемым потоком. Последнюю свою литургию патриарх Тихон совершил 23 марта, а 7 апреля 1925 года святителя не стало. Причиной смерти назвали сердечную недостаточность, но сегодня многие историки склоняются к версии отравления. В день похорон более ста тысяч человек пришли проститься со своим патриархом. Площадь перед монастырем, все улицы, выходившие на нее, были заполнены верующими. Когда выносили гроб, весь народ подхватил прощальное песнопение: «Вечная память...» Так прощался народ со своим добрым патриархом.

Как завещание для нас звучат последние слова святителя Тихона: «Чадца мои, православные русские люди! Только на камне врачевания зла добром созидается нерушимая слава и величие нашей Святой Православной Церкви, и неуловимо даже для врагов будет имя ее, чистота подвига ее чад и служителей. Следуйте за Христом! Не изменяйте Ему! Не поддавайтесь искушению... Не будьте побеждены злом. Побеждайте добром!»

М.В. Первушин

Сегодня уже трудно представить, как жилось православным людям в годы открытых, последовательных и жестоких гонений на Церковь. Трудно восстановить атмосферу общественной и человеческой скверны, окружавшей церковную жизнь. В то время любой красноармеец безнаказанно мог расстрелять священника как заведомого обманщика и контрреволюционера, а любой «сознательный» член советского общества «с чистой совестью» мог написать донос или дать показания против «церковников» как заведомых врагов новой жизни. В январе 1918 года после издания декрета «Об отделении Церкви от государства», который воспринимался властью на местах как сигнал к началу гонений на веру, по всей стране прокатилась волна закрытия и разрушения храмов, массовых арестов, ссылок и казней верующих. Среди пострадавших был и митрополит Петроградский Вениамин (Казанский).

Будущий священномученик Вениамин родился в 1873 году на севере России в многодетной семье сельского священника Олонецкой губернии. В крещении был назван Василием. Окончив с отличием Петрозаводскую духовную семинарию, Василий Казанский продолжил свое образование в Санкт-Петербургской Духовной Академии. Будучи студентом, он активно участвовал в деятельности «Общества религиозно-нравственного просвещения», организуя беседы на фабриках среди рабочих. Еще учась на третьем курсе Академии, он принял монашеский постриг с именем Вениамина.

По окончании обучения молодой иеромонах Вениамин был направлен инспектором в одну из провинциальных духовных семинарий. Вот как отзывался о нем ректор этой семинарии: «Молоденький, скромный, кроткий, улыбающийся монах, а дело, порученное ему, повел крепкой, умелой рукой и достиг добрых результатов». Через два года Вениамина возвращают в Петербург на место инспектора Академии. А затем, рукоположив во епископа, назначают ректором столичных духовных школ.

Став архиереем, Вениамин не оставил обязанность пастырского подвига и апостольской проповеди. Вот как воспоминал о нем его современник: «Епископа Вениамина отличало тесное общение с паствой. Он часто служил в храмах на рабочих окраинах и в отдаленных селах. Десятки верст прошел он, нередко под дождем и по грязи, в крестных ходах, подавая пример священникам и мирянам.

Все его богослужения сопровождались сердечным словом, близким и понятным простым людям... Он всегда находил путь к сердцам простых людей. И за это был искренне любим паствой. И несмотря на епископский сан, его часто называли просто: «Наш батюшка"».

Владыка Вениамин спешил по первому зову своей паствы, словно приходской священник. Евангельская простота святителя, отзывчивость, сердечность, доступность располагали к нему даже иноверцев. Его академическая приемная всегда была полна народа. И он всегда старался выслушать и утешить каждого пришедшего к нему. Народное признание владыки Вениамина особо проявилось, когда на столичную кафедру выбирали нового архиерея. Вся епархия единодушно избрала Вениамина своим архипасты рем. Это был первый случай народного избрания епископа на церковную кафедру.

Управляя столичной митрополией, Вениамин был самым аполитичным епископом во всей Российской Церкви. Это подтверждается и его собственными словами. Сразу же после избрания на Петроградскую кафедру святитель заявил: «Я стою за свободную Церковь. Она должна быть чужда политики, ибо в прошлом она много от нее пострадала. Самая главная задача сейчас – это устроить и наладить нашу приходскую жизнь».

Летом 1921 года начался голод в Поволжье. Митрополит Вениамин не мог не откликнуться на чужую беду. Он стал активно привлекать приходы и монастыри Петроградской епархии к оказанию помощи голодающим. Известны слова святителя Вениамина: «Я готов своими руками снять драгоценную ризу с почитаемой Казанской иконы Божией Матери и отдать ее, чтобы спасти людей от голода».

И эта добровольная инициатива петроградского владыки была проведена еще до начала процесса со стороны властей «по изъятию церковных ценностей». Однако согласно секретной инструкции Совнаркома от 19 марта 1922 года, изъятие церковных ценностей должно было производиться в насильственном порядке и «вылиться в яростную антирелигиозную кампанию, в результате которой необходимо истребить как можно большее число реакционного духовенства и буржуазии». Поэтому новой власти не нужны были добровольные пожертвования.

Сфабрикованное дело против владыки Вениамина обвиняло его в обратном – в сопротивлении изъятию ценностей. Он был арестован и предан суду. Вместе с ним было привлечено еще 85 человек духовенства и мирян. Этот процесс сполна выявил то уважение, с которым относились к Вениамину жители Петрограда. Когда он входил в зал суда, все присутствовавшие вставали. Его адвокат, выступая перед ревтрибуналом, особо подчеркивал: «Это же ставленник народа! Первый ставленник, который никогда не порывал с народом». Свое заключительное слово владыка Вениамин посвятил доказательствам невиновности других подсудимых, а о себе сказал: «Какой бы приговор мне ни вынесли, я осеню себя крестом и скажу – слава Богу за все!» Владыка вместе с тремя своими сподвижниками был приговорен к смертной казни. Еще месяц они ждали исполнения приговора. Перед расстрелом все были обриты и одеты в лохмотья, чтобы нельзя было узнать духовных лиц.

В последнем, предсмертном письме владыки Вениамина читаем: «В детстве я зачитывался житиями христианских мучеников и восхищался их героизмом, их воодушевлением, жалея всей душой, что времена не те и не придется переживать, что они переживали. Но времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа... Мои страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос – наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо... Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя». Этому принципу святитель Вениамин следовал в течение всей своей поистине самоотверженной жизни и завещал потомкам.

М.В. Первушин

В мае 1922 года в Русской Православной Церкви вспыхнул раскол, который был спровоцирован большевистским правительством. Этот раскол был необходим новой власти для решения задач антицерковной политики и атеистической пропаганды. В результате Русская Церковь была разделена на патриаршую во главе со святителем Тихоном и обновленческую. В течение пяти лет вплоть до 1927 года обновленчество было единственной официально признаваемой советским руководством церковной организацией. Более того, обновленцы добились признания других Поместных Православных Церквей, но в то же время они выступали против законного патриарха Тихона.

Само движение за «обновление» Российской Церкви возникло весной 1917 года. Одним из организаторов и идеологов этого движения был священник Александр Введенский. В дальнейшем он возглавит обновленческую Церковь в сане митрополита и станет ее бессменным лидером на все время существования раскола. По воспоминаниям современников, это был «яркий, умный, несколько эксцентричный человек. В нем было многое от судейского оратора и опереточного актера. Он умел быть обаятельным и располагать к себе людей, имел шесть дипломов о высшем образовании, цитировал на память... на разных языках целые страницы... Но в то же время был крайне честолюбивым человеком...».

Движение за обновление не получило поддержки на Поместном Соборе 1917–1918 годов. Оказавшись в меньшинстве, Александр Введенский записал в своем дневнике: «После избрания патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить патриаршество изнутри». Однако среди и обновленцев не было единства. Их движение оказалось соединением очень разных течений. Все они были объединены лишь борьбой с «тихоновской» Церковью.

С приходом к власти большевиков и началом гражданской войны обновленцы активизировались. Появилось множество мелких церковно-реформаторских групп. У каждой из них была своя программа церковных преобразований, рассчитанная на радикальное обновление Русской Православной Церкви. Все они выступали за тесное сотрудничество с советским государством в борьбе с патриархом Тихоном, в остальном же их голоса варьировались от требований изменения богослужебного чина до призывов к слиянию всех религий.

Философ Николай Бердяев, вызванный в 1922 году на Лубянку, вспоминал: «Я был поражен, что коридор и приемная ГПУ были полны духовенством. Это все были обновленцы. К ним я относился отрицательно, даже брезгливо, так как они начали свое дело с доносов на патриарха и патриаршую Церковь. Так не делается реформация».

Александр Введенский потребовал от арестованного патриарха Тихона, чтобы тот оставил престол и отказался от власти. Но святитель отказался. Тогда депутация обновленцев достигла соглашения с советским правительством, которое официально объявило об учреждении нового «Высшего церковного управления», состоящего полностью из раскольников. Большевики, чтобы облегчить «новому церковному правительству» овладеть властью, поместили патриарха в строгую изоляцию. И уже к концу 1922 года обновленцы смогли занять две трети из 30 тысяч действовавших в то время храмов. Причем захват обновленцами церковной власти на местах сопровождался массовыми арестами духовенства и административными ссылками.

Один из архиереев с горечью писал святителю Тихону: «С целью захвата власти обновленцы с помощью местных органов власти удалили с кафедр без суда и указания причин многих епископов и заменили их единомышленными себе». Сам же патриарх Тихон жаловался в письме сербскому патриарху: «Во время невольного удаления нашего от церковных дел восстали некоторые мятежные пресвитеры и недостойные епископы». Обновленцам удалось не без помощи светских властей убедить Константинопольского патриарха в законности их власти. Вселенский патриарх написал патриарху Тихону воззвание, в котором просил его удалиться от управления Церковью и упразднить патриаршество, «как родившееся в ненормальных обстоятельствах... и бывшее значительным препятствием к восстановлению мира и единения». Не без колебаний и давления со стороны Константинополя временно признали обновленчество и другие восточные патриархи.

Однако большинство верующих в России не приняли их религиозно-церковного реформаторства, усмотрев в нем «порчу Православия», отказ от «веры

отцов и дедов». Вот мнение самого обновленческого епископа о нравственном разложении раскольников: «Не осталось уже ни одного пьяницы, ни одного пошляка, который не пролез бы в церковное управление и не покрыл бы себя титулом или митрой. Вся Сибирь покрылась сетью архиепископов, наскочивших на архиерейские кафедры прямо из пьяных дьячков... Население же за ничтожным меньшинством стояло и стоит за целостность Православной патриаршей Церкви».

С кончиной патриарха у обновленцев возросли надежды на победу над Православием. Однако первое же послание местоблюстителя патриаршего престола требовало категорического отказа от мира с раскольниками на их условиях. Стало ясно, что обновленчество обречено. Положение их было незавидным: пустые церкви, нищие священники, окруженные ненавистью народа. Число верных им храмов и духовенства катастрофически сокращалось. Современный историк, оценивая обновленческое движение, пишет: «Обновленчество в целом оказалось ошибочным. Исходя из стремления к реформам, преобразователи пытались революционизировать Церковь, перешагнув при этом через основные для Православия вероучительные и богослужебные принципы, утратив контакт с верующими».

Влияние обновленчества шло неуклонно на спад. Окончательным ударом по движению стала решительная поддержка властями СССР патриаршей Церкви в сентябре 1943 года. От всего обновленчества к концу войны оставался только один приход. А со смертью обновленческого митрополита Александра Введенского в 1946 году это движение полностью исчезло.

М.В. Первушин

12 апреля 1925 года в день погребения патриарха Тихона состоялось совещание православных архиереев, съехавшихся на похороны. На нем было решено, согласно воле почившего первосвятителя, назначить местоблюстителем патриаршего престола митрополита Крутицкого Петра. Митрополит Петр возглавил Русскую Церковь в тяжелейших условиях, когда большая часть епископата и многие тысячи священников сидели по тюрьмам, находились в лагерях, ссылках или были убиты. Церковь страдала не только от явных врагов, но и от внутренних расколов. Митрополит Петр всеми силами стремился следовать по пути, указанному его другом и предшественником патриархом Тихоном.

Будущий священномученик родился в 1862 году в многодетной семье приходского священника Воронежской губернии. Петр по первому разряду окончил Воронежскую духовную семинарию, а затем со степенью кандидата богословия Московскую Духовную Академию. В студенческие годы, по воспоминаниям сокурсника, его отличало «благодушие, покладистость, доброжелательность. Своим жизнерадостным характером Петр умел объединить всех нас таких разных в одну дружную семью. Благодаря ему мы все вместе плодотворно и заинтересованно учились, а в свободное от занятий время – дружно и интересно отдыхали».

Несмотря на то, что Петр до 60 лет оставался мирянином, что необычно для выпускника высшей духовной школы, он всю жизнь посвятил служению Церкви. Был помощником инспектора Московской Духовной Академии, при этом безвозмездно преподавал Закон Божий в частном женском училище Сергиева Посада. Долгое время он являлся смотрителем Жировицкого духовного училища, сделав из него, по неоднократным отзывам приезжавших туда ревизоров, «блестящее, образцовое учебное заведение». Именно в этот период произошло близкое знакомство будущего патриарха Тихона с Петром Полянским. На примере управления Жировицким духовным училищем святитель Тихон оценил способности, возможности и настрой своего нового друга. В дальнейшем Святейший Синод неоднократно отмечал плодотворную деятельность Петра Федоровича Полянского: «Ревность о деле Божием, замечательные административные способности сделали из него прекрасного труженика на церковной ниве административно-педагогического служения». При большой загруженности церковными и общественными послушаниями Петр находил время и для научных занятий. По воспоминаниям современников, «природная безунывность Петра, его нравственное здоровье и огромный душевный такт поражали всех окружающих, так что, узнав его, невозможно было не полюбить».

В 1920 году, когда начались массовые кровавые гонения на Церковь, когда епископство, как и в древние времена, сулило не почет, а одни страдания, Святейший Патриарх Тихон предложил Петру Федоровичу принять монашество, епископство и стать его помощником по управлению Церковью. В ту пору Полянский жил в Москве, в доме своего брата-священника. Рассказав родным о предложении патриарха, он добавил: «Я не могу отказаться. Если откажусь, то буду предателем Церкви, но согласившись – я знаю, что подпишу сам себе смертный приговор». Его пророческие слова сразу же стали сбываться. На следующий день после рукоположения он был арестован и сослан. Вернувшись из ссылки, Петр стал ближайшим помощником патриарха Тихона. В 1924 году он был возведен в сан митрополита Крутицкого и включен в состав Временного Патриаршего Синода. Став после смерти Тихона патриаршим местоблюстителем, владыка Петр принял на себя всю тяжесть первосвятительского креста.

В общении с людьми митрополит Петр отличался чрезвычайной вежливостью и мягкостью, но это не мешало ему быть твердым и настойчивым в осуществлении своих намерений. Он не был ни политиком, ни дипломатом, единственной его целью было не дать разорить Русскую Церковь ни внешним врагам, ни внутренним расколам. Эта деятельность митрополита Петра вызывала крайнее недовольство как советской власти, так и лидеров обновленчества. Твердость, проявленная митрополитом Петром, обернулась для него новой ссылкой, из которой он уже не вернулся.

Зная о предстоящем аресте, митрополит Петр писал: «Меня ожидает суд людской, не всегда милостивый. Но не страшусь суда человеческого – неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей, – вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем – пастырском – особенно». В декабре 1925 года местоблюститель был арестован. Для митрополита Петра началось десятилетие мучительных допросов и истязаний в неволе.

Митрополита Петра мучили для того, чтобы заставить его отказаться от местоблюстительства. Он тяжко страдал от одиночного заключения, от бесчеловечного содержания в тюрьме, от изнурительных болезней. Он просил власти об облегчении своей участи, но не мог пойти навстречу их требованиям. «В сущности местоблюстительство лично для меня не представляет интерес, наоборот, оно все время держит меня в оковах гнета... – писал митрополит, объясняя свою позицию властям, – но своим званием я неразрывно связан волей всей Поместной Церкви. Решение данного вопроса не зависит от моей инициативы и не подлежит личному усмотрению, в противном случае я оказался бы изменником Святой Церкви». Митрополит Петр знал, какие пагубные для Церкви последствия может иметь его отречение. Шли годы, а он оставался в заточении, где условия его содержания становились все более страшными. «Я несколько лет не видел солнца, неба... Я потерял его ощущение. Особенно же меня угнетает лишение свежего воздуха... Кажется, что у меня одно время года – время скорби...» – писал митрополит Петр.

В 1937 году он был расстрелян по обвинению в непримиримой вражде к Советскому государству. Осталось завещание митрополита Петра всем чадам Русской Церкви, в котором он пишет: «Вас же прошу исполнять с любовью, как послушных детей, все правила, постановления и распоряжения Церкви. Это поможет вам укрепить волю в добре, почувствовать сладость духовной свободы от страстей, мир совести и торжество победы в борьбе со злом».

М.В. Первушин

На знаменитой картине Михаила Нестерова «Философы» изображены два беседующих человека. Один из них священник, а другой мирянин – ученый, опустивший голову, – это и есть будущий протоиерей Сергий Булгаков. Однако в момент написания картины это был марксист, социал-демократ, ученый-политэконом, занимающийся проблемами экономического развития мира, классовой борьбой, соотношением рынков при капиталистическом производстве. В целом его труды охватывают двадцать тысяч печатных страниц – это тридцать томов! Он переведен на все европейские языки. Экономист, историк, эссеист, литературный критик, философ, богослов, профессор, комментатор Библии, человек необыкновенно разносторонний и, наконец, священник – вот таков Сергей Николаевич Булгаков.

Он родился в 1871 году на Орловщине, в семье потомственного священника. «Семья была большая, – как вспоминал сам Сергей Николаевич, – нам жилось бедно, да и отец частенько пил». Хотя в целом о детстве у Булгакова остались только добрые и трогательные воспоминания. Он поступает в духовное училище, затем в семинарию, в которой проявляются его удивительные способности разностороннего ума. Но там же, в Орловской семинарии, в нем происходит и крушение веры. В то время студенты духовных школ читают Писарева, Добролюбова, Чернышевского, многие увлечены атеизмом. Они готовы служить народу, но служить Богу – для них пустое слово. И Булгаков становится одним из них. Он оставляет семинарию и поступает в университет, целиком посвящая себя изучению экономических теорий и, в частности, политэкономии Маркса.

Булгаков не был фанатиком политических мифов, он был ученым и искренне старался разобраться в марксизме. Пытаясь доказать его правоту, он все больше и больше убеждался в надуманности, отвлеченности, схематичности этой концепций. Он вдруг начал понимать, что здесь больше мифа, чем подлинной науки. Такое понимание пришло к Сергею Николаевичу, когда он уже был университетским преподавателем, успешно защитившим докторскую диссертацию. Вот что пишет он об этом времени в дневнике: «В душе моей воцарилась религиозная пустота... О, как страшен этот сон души. Ведь от него можно не пробудиться за целую жизнь. Одновременно с умственным ростом и научным развитием душа неудержимо и незаметно погружалась в липкую тину самодовольства, самоуважения, пошлости. В ней воцарялись какие-то серые сумерки, по мере того как все потухал свет детства».

В процессе исканий Булгаков вновь возвращается к проблемам вечности, к религии. В тридцать лет он издает сборник своих статей, который уже называется «От марксизма к идеализму». В нем Булгаков показывает, что, кроме экономических, хозяйственных проблем, существуют и проблемы духовные. И без возрождения духа не будет и возрождения экономического. С этого момента дальнейший путь Булгакова раздваивается. Он и историк, и экономист, и философ. Булгаков продолжал читать лекции в университете по «Истории экономических учений», в которых теперь начинал курс с ветхозаветного учения, основанного на духовных аспектах бытия.

Перед самой революцией Булгаков окончательно возвращается в лоно Церкви. Этому способствовала отчасти и семейная трагедия. Булгаков очень тяжело переживал смерть одного из детей, находя утешение в беседах с оптинскими старцами. На Всероссийском Поместном Церковном Соборе 1917–1918 годов он уже является активным церковным деятелем, секретарем, составляет важнейшие соборные документы. Избранный патриарх Тихон особо высоко ценил Сергея Николаевича Булгакова. И когда тот обратился к нему с просьбой о рукоположении в священный сан, святитель Тихон ответил: «Сергей Николаевич, Вы нам в сюртуке больше нужны», имея в виду, что общественная, политическая, научная, публицистическая, философская деятельность Булгакова была для патриарха очень важна. В конечном итоге, уступая просьбам Булгакова, он дает свое благословение на его хиротонию. После хиротонии Булгаков записывает в дневнике: «Как правы оказались те из моих друзей, которое говорили в шутку, будто я родился в епитрахили. После того как меня рукоположили во священники, я стал окрыленным... Это было как будто возвращение к исконному призванию, к собственной природе!»

После революции Булгаков с семьей уезжает в Крым, а затем покидает Россию. Его принимают сначала Константинополь, затем Берлин, потом Париж. Там он становится преподавателем Свято-Сергиевского богословского института, служит в домовом храме, ведет кафедру догматического богословия и создает свои грандиозные произведения, уже в сфере богословской. У него было много учеников. Большинство из них рассказывали о его необыкновенной теплоте, душевности, мудрости, удивительной эрудиции. Булгаков любил собирать у себя дома семинары для обсуждения важнейших церковных и богословских тем. Он поднимал массу спорных вопросов и потому был уязвим, как каждый мыслящий вслух человек. За отказ поддержать раскол в Русской Церкви его попытались обвинить в ереси. Однако Булгаков никогда не претендовал на абсолютную истину. Его размышления всегда были лишь богословским мнением, с которым можно было соглашаться или не соглашаться, но которое всегда имело место в Церкви.

В последние свои годы Булгаков был болен раком горла, ему сделали операцию, и он не мог уже читать лекции и служить. Только близкие понимали его шепот, но он продолжал непрерывно работать. Впечатление, которое оставила эта личность в людях, его знавших, неизгладимо. Свидетель его смерти писал: «Это была не смерть, а преображение. Причем именно так и говорил о себе Сергей Николаевич: «Я не умру, а преображусь». В течение нескольких часов от этого лица шел необыкновенный свет, и все это видели. Это была не агония, а вознесение духа... Он как бы созерцал тот другой мир, куда стремился и в котором всегда внутренне жил, и в этом созерцании он перешел отделяющую эти миры грань». Жизнь этого величественного, светлого, кроткого и мудрого человека гигантского ума, огромной веры, навсегда останется примером искреннего чистосердечного поиска правды и ее обретения.

М.В. Первушин

«Митрополит Антоний должен быть поставлен в один ряд с великими иерархами первых веков христианства, – говорил в прощальном слове на его погребении сербский патриарх Варнава. – По примеру древних святителей, которым он всегда подражал в своем подвиге, он стал не только религиозным, но и национальным вождем русских людей, изгнанных со своей родины и живущих в эмиграции». Имя митрополита Антония во многом связано также и с периодом предреволюционного расцвета русской богословской мысли и церковной литературы в Российской Церкви.

Родился будущий митрополит в 1863 году в многодетной семье новгородского помещика. Он был крещен с именем Алексей и с детства воспитывался матерью в любви к молитве и Церкви. Юный Алеша прислуживал за богослужениями в храме и мечтал учиться в духовной семинарии. О своих детских впечатлениях владыка впоследствии вспоминал: «Я возлюбил Христову Церковь... и чувствовал своей младенческой душой величие Божие, возвышенную истину нашей веры в благолепии церковных служб, в таинственных священнодействиях архиерея». Однако вопреки его желанию он был отдан отцом в одну из столичных гимназий. Тем не менее любовь к Церкви не только не остыла, но еще более разгорелась в юном сердце мальчика. Уже в пятом классе гимназии Алеша написал службу святым Кириллу и Мефодию, которая впоследствии была одобрена Святейшим Синодом и вошла в богослужебный обиход. Учась в столице, Алеша часто посещал публичные выступления Достоевского. Было даже распространено мнение о том, что образ Алеши Карамазова Достоевский написал именно с юного Храповицкого. Любовь к творчеству великого писателя Алексей пронес через всю жизнь. Философские идеи Достоевского оказали значительное влияние на мировоззрение будущего митрополита, на круг его богословских и научных интересов. Вот как сам владыка говорил впоследствии своему ближайшему другу: «Прежде всего, Библия, потом церковный устав, а на третьем месте – Достоевский, ведь он великий знаток человеческой души! Его творения должны составлять нравственно-патриотический катехизис русского человека».

Интересы будущего митрополита были разнообразны. Кроме гимназических предметов, он изучал одновременно и богословие, и литературу, и... биологию. Еще мальчиком он поместил в специальном научном журнале исследование об одной породе уток. Однако духовный интерес преобладал над всеми другими.

После окончания гимназии Алексей Храповицкий поступил в Петербургскую Духовную Академию, выдержав трудный конкурсный экзамен с пристрастием по причине отсутствия семинарского образования. Перед самым выпуском из Академии 22-летний Алексей Храповицкий принял монашество с именем Антоний. Его дальнейшая жизнь традиционна для ученого-монаха: сначала годы педагогической деятельности, затем ректорство в Петербургской семинарии, Московской и Казанской Духовных Академиях, архиерейство. Однако отношения со студентами у владыки Антония строились необычно. Он был для них не просто начальником, а учителем, пастырем и в первую очередь отцом. «Владыка был сердцем нашего академического мира... – вспоминает один из учившихся тогда студентов. – Двери его покоев всегда, даже далеко за полночь, были открыты для студентов... Он умел подойти к каждому из нас по-отечески, без формализма и официальности. Он впервые, может быть, многим из нас раскрывал смысл православного пастырства как переживания всех искушений и падений своих духовных чад, и возрождения их силою сострадательной любви и молитвы».

Богословская и литературная деятельность митрополита Антония была обширна и разнообразна. Им написаны многочисленные исследования по богословию, философии и филологии. В них владыка проводил одну и ту же идею сострадательной любви к людям. Этому же он учил и на каждой своей лекции: «Дух христианства должен над всем преобладать!» – часто подчеркивал он и старался сам воплотить это в своей личной жизни. Немало было случаев, когда владыка Антоний снимал с себя рясу и отдавал ее бедному приходскому священнику. Редким даром открытого сердца каждому приходящему владыка снискал немалый авторитет. С особой силой этот авторитет проявился на Всероссийском Поместном Церковном Соборе. Именно митрополиту Антонию в большинстве своем обязаны мы восстановлением патриаршества, о котором он мечтал с юности. Владыка Антоний после избрания на патриарший престол митрополита Тихона приветствовал последнего от имени Собора. Святитель Тихон, поблагодарив всех архиереев, обратился лично к архиепископу Антонию: «Припомним, как в годы нашего учения в Академии... Вы часто в беседах говорили студентам о восстановлении патриаршества. Вы, владыка Антоний, паче других потрудились в сем деле, и мы свидетели сего. Пропоем ему многая лета».

С началом гражданской войны и первых гонений на Церковь митрополит Антоний поддержал Белое движение. Он не хотел принимать революции. Для него «царь и монархия были вопросами не политическими, а чисто религиозными». Владыка утверждал, и во многое его утверждения были пророческие, что «характер революции русской – не экономический, а противохристианский... Отвергнув Христа, люди захотят ввести справедливость, а кончат тем, что зальют мир кровью! Социализм – не экономическая теория, а атеистическая Вавилонская башня». Поэтому митрополит Антоний стал во главе Высшего церковного управления на территории, контролируемой армией Врангеля. После эвакуации из Крыма владыка прибыл в Константинополь, а откуда был приглашен патриархом Сербским Димитрием в Югославию. Здесь в Сремских Карловцах в декабре 1921 он провел Первый Заграничный (Карловацкий) Собор, положивший начало Русской Православной Церкви Заграницей. Здесь же, в Сербии, он прожил 15 лет, возглавляя церковную жизнь русского зарубежья.

М.В. Первушин

Имя и дела патриарха Сергия вызывали в прошлом и до сих пор вызывают бурные споры и дискуссии. Для одних патриарх Сергий – церковный деятель, сумевший в сложных и трагических обстоятельствах российской истории XX века сохранить Православную Церковь, уберечь ее от разгрома и уничтожения со стороны богоборческой власти и лидеров обновленческого движения. Для других он – человек, совершивший «акт предательства» интересов Церкви, добровольно и безоговорочно «сдавший» ее в «сладкий плен безбожного государства», а потому достойный самого строгого церковного суда. Однако, несмотря на оценки, большинство исследователей видят в патриархе Сергии личность яркую и многогранную, авторитетного богослова, крупного церковного и общественного деятеля.

Родился будущий патриарх Сергий 11 января 1867 года в городе Арзамасе в семье священника. В крещении был назван Иваном. Образование он получил обычное для детей духовенства – приходское и духовное училище, затем Нижегородская семинария, после успешного окончания которой Иван поступает в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. Перед выпускным курсом на летних каникулах Иван едет на Валаам, где окончательно решает посвятить свою жизнь Церкви. Он принимает монашество с именем Сергий.

Окончив Академию со степенью кандидата богословия, иеромонах Сергий, несмотря на уговоры преподавателей, не остался профессорским стипендиатом. Он избирал иной путь – миссионерское служение в далекой и тогда практически неизвестной для европейцев Японии. Однако состояние здоровья заставило молодого миссионера через три года вернуться в Россию. Последующие годы тесно связали Сергия с Санкт-Петербургской Духовной Академией, где он трудился в должности инспектора, а впоследствии и ректора. Затем последовало назначение на Финляндскую кафедру. Именно в этот период известность епископа Сергия достигает всероссийских масштабов. Это был один из самых деятельных членов Святейшего Синода. Вот как характеризовало труды Сергия одно из церковных изданий: «Никто из членов Синода не работал так много, как высокопреосвященный Сергий. Он деятельно участвовал не только во всех комиссиях по церковным реформам, но и в качестве председателя Учебного комитета, и в Предсоборном присутствии, и председательствовал в Предсоборном совещании, и в миссионерском совете, и в комиссиях по вопросу о поводах к разводу, по реформе церковного суда, по диалогам со старокатоликами и так далее, и так далее, и так далее».

Активность Сергия не спала с революционными событиями. Он со свойственным ему энтузиазмом готовил Поместный Собор. После избрания патриарха Тихона он стал одним из его единомышленников и деятельных помощников не только в годы резкого противостояния «большевистскому правительству», но и тогда, когда святитель Тихон прилагает усилия к нахождению компромисса с государством. После ареста патриаршего местоблюстителя митрополита Петра в конце 1925 года фактически предстоятелем Русской Церкви становится митрополит Сергий. В течение 18 лет он носил титул заместителя патриаршего местоблюстителя. Первые годы его управления Русской Православной Церковью были годами серьезных разногласий между иерархами, бурных колебаний и расколов. Далеко не все признали митрополита Сергия законным главой русского Православия с того самого момента, когда он принимал управление делами, другие отделились от него в последующие годы. Но та задача, которая стояла перед митрополитом Сергием, была велика и сложна. Нужно было найти правильную основу для взаимоотношений между Церковью и советским правительством, не дать богоборческой власти разрушить многовековой институт Русской Церкви, а также довести до сознания верующих, что подчинение атеистической власти не является изменой Богу и что забота о благосостоянии Родины – обязанность каждого. Митрополит Сергий понимал, что спасти Церковь и дать ей надежду на благоприятное будущее могло только одно – урегулирование отношений с государством на его условиях. И в этой ситуации Сергий, как и патриарх Тихон, не уклонился от тяжкого жребия. Он сделал шаг навстречу власти. Шаг, который лично ему не мог принести славы и почета, но который давал шанс выжить всем тем, кто был рядом с ним. Шаг, который не дал бы прерваться тысячелетней нити Православия на Руси. В 1927 году он принимает декларацию, где формулирует позицию лояльного отношения Церкви к Советскому государству и призывает духовенство и верующих быть «верными гражданами Советского Союза».

Лишь в годы Великой Отечественной войны появилась возможность созвать Архиерейский Собор. Он был открыт 8 сентября 1943 года с санкции и при поддержке советского правительства. В его состав входило 19 иерархов, которые избрали митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси. После своей интронизации Патриарх Сергий сказал: «В звании патриаршего местоблюстителя я не так сильно опасался за возможные ошибки. Будет, думал я, избран патриарх, он и исправит, если что не так. Теперь же, когда я облечен высоким званием патриарха, уже нельзя говорить о том, что кто-то другой исправит ошибки и сделает недоделанное, а нужно самому поступать безошибочно, по Божией правде, и вести людей к Вечному спасению...» Но патриаршество Сергия длилось не долго. 15 мая 1944 года он скончался. «Все было велико, – пишет известный современный богослов, – в жизни великого Сергия, который всего лишь несколько последних месяцев своего епископского служения носил сан патриарха... Но чтобы руководить церковной жизнью в столь исключительных условиях, в Москве – столице нового государства... надо было обладать непоколебимой верой в богоустановленность Церкви».

Патриарх Сергий достойно выполнил свой человеческий и святительский долг перед Церковью и Родиной, показав нам, его потомкам, пример непоколебимой веры и упования на Бога.

М.В. Первушин

22 июня 1941 года, в день Всех святых, в земле Российской просиявших, Германия напала на Советский Союз. Началась Великая Отечественная война. В своих пропагандистских обращениях к русскому народу немецкое правительство, спекулируя на печальных страницах российской истории, пыталось предстать в облике защитника религии. Однако митрополит Сергий, бывший в то время фактическим главой Русской Церкви, в первый же день войны обратился ко всем верующим с посланием, в котором призвал русский народ не верить лживой пропаганде и встать на защиту Отечества: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой... Вспомним святых вождей русского народа Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину... Положим же и мы души свои вместе с нашей паствой... Церковь благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу!» Уже потом патриарх Сергий вспоминал, что «о том, какую позицию должна занять Церковь во время войны, задумываться не приходилось... Решение появилось сразу, ведь фашисты напали на нашу страну, ее опустошали, уводили в плен наших соотечественников...»

Когда фронт приблизился к Москве, патриархия была эвакуирована в Ульяновск. Окраина тихого провинциального города, где в маленьком доме разместился предстоятель Русской Церкви, стала в годы войны духовным центром России. Именно отсюда рассылал свои первосвятительские послания к пастве, призывая русский народ к мужеству и терпению: «Церковь раз и навсегда должна соединить свою судьбу с судьбою паствы как на жизнь, так и на смерть. И это она делает не из лукавого расчета, что победа обеспечена за нашей страной, а во исполнение лежащего на ней долга, как мать, видящая смысл жизни в спасении ее детей». По указу Синода по всей стране в православных храмах ежедневно за богослужением возносилась молитва о «сокрушении врагов и даровании победы».

Во многих приходах по стране проводился сбор средств на нужды обороны, на подарки бойцам, на содержание раненых и сирот в детских домах. В 1942 году митрополит Сергий обратился к пастве с призывом собрать средства на сооружение танковой колонны имени Дмитрия Донского. В ответ на этот призыв вся церковная Москва собрала свыше двух миллионов рублей. В блокадном Ленинграде православные собрали один миллион, а всего на танковую колонну было собрано более 8 миллионов рублей.

И в последующем призывы Сергия к пожертвованиям на нужды обороны Отечества встречали самую горячую поддержку. Так, на деньги верующих были построены авиаэскадрилья имени Александра Невского и самолеты сибирской эскадрильи «За Родину». Всего за войну по приходам было собрано и передано правительству более трехсот миллионов рублей на нужды фронта.

Грозная опасность, нависшая над самим существованием нашего государства, необходимость всенародного единения для победы над врагом, патриотическая позиция Русской Церкви побудили советское правительство к изменению религиозной политики. Начали открываться приходы, закрытые в 30-е годы. Многие из оставшихся в живых священнослужителей были освобождены из лагерей. Возобновились архиерейские хиротонии. Прекратил свое существование «Союз воинствующих безбожников», были закрыты антирелигиозные музеи. В начале войны в Ленинграде оставалось только пять действующих православных храмов, но они не прекращали богослужений во время блокады даже в будни. Из-за несмолкаемого обстрела, от взрывов бомб окна в храмах нередко были выбиты, температура опускалась ниже нуля. Однако певчие пели в пальто, в валенках, от голода едва держась на ногах. И эти храмы были переполнены молящимися и причастниками.

4 сентября 1943 года митрополит Сергий вместе с двумя митрополитами был приглашен в Кремль для встречи со Сталиным. Глава правительства заявил, что хочет знать нужды Церкви. Во время беседы митрополит Сергий указал на необходимость широкого открытия храмов, созыва Собора и выборов патриарха, наконец, открытия духовных учебных заведений, так как у Церкви отсутствуют подготовленные кадры. «Здесь Сталин неожиданно прервал молчание, – вспоминает один из участников встречи, – «А почему у вас нет кадров?» – спросил он, вынув изо рта трубку и в упор глядя на своих собеседников. Мы смутились... Ведь всем было известно, что кадры «перебиты» в лагерях, но митрополит Сергий ответил: «Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится маршалом Советского Союза». Довольная усмешка появилась на устах главнокомандующего. Он сказал: «Да, да, как же. Я семинарист. Слышал тогда и о Вас"». В конце беседы Сталин дал положительный ответ на все просьбы иерархов и заверил, что «Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства».

И действительно, спустя всего четыре дня после беседы состоялся Собор. Некоторые из архиереев были доставлены на него прямо с тюремных нар. Во всех епархиях продолжали открываться закрытые ранее приходы. За один только 1944 год было открыто более 200 храмов. В Москве открылись Богословский институт и Богословско-пастырские курсы. Появилась реальная возможность подготовить и созвать Поместный Собор. И если после кончины патриарха Тихона престол московских первосвятителей оставался вдовствующим 18 лет, то после смерти его преемника патриарха Сергия до созыва нового Поместного Собора и выборов патриарха прошло всего 8 месяцев. Тогда, после десятилетий террора, это был шаг признания и возможность легального существования Православной Церкви в Советском Союзе. Эти мероприятия носили характер одобрения той позиции, которую Церковь заняла в отношении государства во время войны. Новая религиозная политика государства продолжалась еще около 10 лет после окончания Великой Отечественной войны. Изменение этой политики произошло уже при новом руководстве страны.

М.В. Первушин

Родился будущий патриарх в 1877 году в Москве в семье потомственных дворян Симанских. При крещении его назвали Сергеем. Уже в детстве мальчика отличала особая любовь к храму. «Как отрадно было после молитвы приложиться к любимой иконе и получить благословение батюшки! – вспоминал Святейший Патриарх впоследствии. – Сколько благодатных, теплых воспоминаний оставалось в душе от таких знаменательных событий, неразрывно связанных с храмом, как говение на первой и на седьмой неделе Великого поста или как Пасхальная неделя».

Начальное образование он получил дома, затем его отдали в лицей, где он быстро стал одним из первых учеников. Заметив особую набожность и благочестие Сережи, духовник лицея выбрал его для прислуживания за богослужением. Все годы учебы Сережа участвовал в службах как чтец и пономарь. Именно тогда в душе у Сергея зародилось желание принять монашество и поступить в Духовную Академию. Окончив учебу с серебряной медалью, юноша просил родительского благословения на получение духовного образования. Однако отец настаивал: «Прежде чем поступать в Академию, необходимо получить высшее светское образование». Сергей дал слово родителям, что исполнит их просьбу, и подал заявление о поступлении в Московский университет. Однако по окончании университета, согласно действовавшему закону, Сергей Симанский, как старший сын, должен был отбывать воинскую повинность. Военная служба не тяготила, но и не привлекала молодого человека. Сергей все более укреплялся в мысли о духовной стезе. И как только он был уволен в отставку, осуществил свою давнюю мечту.

Еще при поступлении в духовную школу Сергей выразил желание принять монашество. Однако ректор Московской Академии благословил его на это лишь через год, сам совершив над ним чин пострижения с именем Алексий.

Дальнейшая его судьба вполне традиционна: преподавание и административная работа в провинциальных семинариях: Псковской, Тульской, Новгородской. Необычны его наречение и хиротония во епископа, в которых принимал участие патриарх Антиохийский и всего Востока Григорий IV, находившийся в России в связи с празднованием 300-летия дома Романовых.

В первые недели Февральской революции 1917 года владыка Алексий призывал «со смирением принять свершившиеся политические изменения и выполнять законные требования новой власти». Но уже через две недели после Октябрьской революции владыка Алексий пророчески записал в своем дневнике: «По всему видно, что Святая Церковь наша вступает в полосу тягчайших бедствий и злостраданий и что нам, архипастырям и пастырям, предстоит много скорбей и лишений. Тому, кто верует, что, по слову Божию, Церковь Христова неодолима и что нынешняя, земная жизнь каждого человека есть лишь скорбная и неизбежная малая частица вечного бытия, можно этим утешаться и надо только просить у Господа до конца остаться Ему верным и не изнемочь под тяжестью креста».

Владыка Алексий сам перенес все тяжести гонений, дважды был судим за «контрреволюционную деятельность» и отбывал наказание в ссылке. В 1927 году он поддержал митрополита Сергия и его «Декларацию». Вот как он сам вспоминает об этом: «Когда преосвященный Сергий принял на себя управление Церковью, он исходил тогда из существующей и неизбежной действительности, и, будучи близок к нему, я был совершенно с ним согласен. Он действовал, выполняя свой долг перед Церковью и ее паствой».

Великая Отечественная война застала митрополита Алексия на Ленинградской кафедре. В период блокады Ленинграда владыка остался в осажденном городе и разделил с паствой ужасы блокадных дней. Он совершал богослужения, проповедовал, ободрял и утешал верующих. Сам причащал, читал поминания и совершал отпевания. Постоянно обращаясь с патриотическими посланиями к своей пастве, он поддерживал в ней дух патриотизма и веру в победу:

«Русский человек бесконечно привязан к своему Отечеству, которое для него дороже всех стран мира... Когда Родина в опасности, тогда особенно разгорается в сердце русского человека эта любовь... Не только как на долг, на священный долг, смотрит он на дело ее защиты, но это есть непреодолимое веление сердца, порыв любви, который он не в силах остановить, который он должен до конца исчерпать».

В 1945 году, после смерти патриарха Сергия, митрополит Алексий был избран патриархом. За всю историю патриаршества на Руси Алексий I дольше всех занимал Московский патриарший престол – более 25 лет. В характеристике, которая была составлена Советом по делам религий для ЦК КПСС, было особо отмечено: «Патриарх Алексий продолжал начатое патриархом Сергием дело нормализации отношений между Церковью и государством... Возглавляя самую большую и богатую из всех 14 православных автокефальных Церквей мира – Русскую Церковь, являясь хорошо образованным человеком и обладая способностью говорить с людьми и располагать их к себе, патриарх Алексий имеет большой авторитет среди духовенства и верующих как в СССР, так и за границей». И действительно, авторитет Алексия I был способен объединить вокруг себя духовенство и верующих в исключительно трудных условиях. Многие из тех, кто отделился от Московской патриархии после опубликования «Декларации», вернулись под омофор Святейшего Патриарха как на территории России, так и за рубежом.

Став патриархом, Алексий I считал важнейшей своей задачей восстановление нормальной жизнедеятельности Русской Церкви после периода жестоких гонений. Однако и на его долю выпали тяжелые испытания, более изощренные, чем это было в эпоху открытого противостояния. Лучшей оценкой трудов патриарха Алексия является свидетельство о них потомков: «В период его первосвятительства были лучшие и худшие времена, но неизменной оставалась забота патриарха о сохранении церковного организма. Его труды во многом позволили не утратить преемственную связь церковной жизни с ее дореволюционным периодом – связь, которая вследствие гонений уже тогда была значительно ослаблена и была способна оборваться».

М.В. Первушин

После Великой Отечественной войны положение Церкви в государстве и обществе начало стабилизироваться. За послевоенное десятилетие количество действующих храмов выросло с десяти тысяч до тринадцати с половиной. Активно обсуждались вопросы патриотической деятельности Церкви, ее организационного и материального укрепления внутри страны, перспективы расширения сети духовных школ, создания Церковью своей издательской базы.

Государственная политика в отношении религиозных объединений на территории Советского Союза начала претерпевать кардинальные изменения со второй половины 50-х годов XX столетия. Спокойные отношения с Церковью преподносились как сталинское наследие, которое следует ликвидировать. Времена «хрущевской оттепели» обернулись для Русской Православной Церкви лютым морозом.

Правительством Советского Союза по указанию Хрущева был принят развернутый план антирелигиозной борьбы под названием «Мероприятия по укреплению атеистического воспитания населения», в котором указывалось: «Нельзя благодушествовать и рассчитывать, что религия как антинаучная идеология отомрет сама по себе, без усилий, без борьбы с ней... Обязать комсомольские организации вести неустанную борьбу с носителями религиозного дурмана, вырвать из-под их влияния наших юношей и девушек, а партийные организации к разоблачению реакционной сущности и вреда религии».

Прежние репрессии были уже не нужны. Все делала система образования и средства массовой информации. Обучение и воспитание были сугубо атеистическими. Из учебников изымалось все, что касалось Церкви. Государство стояло на страже общественного безбожия. Власти обязывали священников при крещении младенца требовать у родителей паспорта и сообщать о факте крещения. Верующих наказывали, увольняли, отчисляли из учебных заведений, лишали прописки, выдворяли из мест проживания, избивали и приговаривали к лишению свободы, отправляли в психиатрические лечебницы как носителей «бредовых идей». В эти, казалось бы, спокойные годы «оттепели» была закрыта половина храмов: из тринадцати с половиной тысяч осталось только семь.

Идеологи «церковной реформы» отчетливо представляли себе, что «перестройка церковного управления» может оказаться делом «сложным и деликатным». Решение было найдено быстро: «Для того чтобы не вызвать осложнений в отношениях между Церковью и государством, многие мероприятия проводить церковными руками», – говорилось в постановлении об отстранения священнослужителей от хозяйственных дел в приходах. В результате реформы приходского управления сложилась ненормальная ситуация. Настоятели приходов были лишены возможности вмешиваться в хозяйственные дела общин. Они оказались в положении наемных лиц у церковного совета, состоявшего из мирян, причем зачастую нерелигиозных. «С этой перестройкой, – вспоминал один из священников, – я, как настоятель, превратился в половую тряпку, которой можно лишь подтереть пол. Не имею права ничем распоряжаться, и даже как и когда мне служить, указывают порой неверующие лица из церковного совета». А один из архиереев писал в своем отчете в патриархию: «Духовенство оказалось в подчинении у старост, которые нередко творили полный произвол.

Старосты возомнили себя «князьками» Церкви. Без их согласия священник или епископ не мог принять на работу или уволить даже уборщицу в храме. На собрание же, избиравшее церковный совет, духовенство не допускалось. Решать, какой быть церковной общине, мог атеист, а священник не имел на это права...»

Патриарх Алексий I тяжело переживал перемены, происходившие в церковно-государственных отношениях. Его волновало то, что «под видом научно-атеистической пропаганды имеют место факты физического уничтожения Православной Церкви и религии вообще». Единственный выход из создавшейся ситуации Святейший Патриарх видел в том, что «умный настоятель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем и что он может всецело отдаться духовному руководству своих пасомых». Эти слова наставления дали силу противостоять той лавине «церковной реформы», которая была направлена в первую очередь на изменение всего строя церковной жизни и уничтожение порядка приходского управления.

В феврале 1960 года патриарх Алексий I смело выступил на конференции, посвященной разоружению. В своем выступлении он говорил об исторических заслугах Православной Церкви и о том, что она сегодня несправедливо «испытывает нападки и порицания». Это выступление было воспринято руководством страны как нелояльное и вызывающее. Ограждая патриарха от гонений, авторство доклада взял на себя митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич). Правительство потребовало снять митрополита Николая со всех должностей, а еще через год он скончался в больнице при невыясненных обстоятельствах. В то же время в одном из столичных храмов произошло нападение на патриарха. Нападавший впоследствии был официально признан невменяемым.

«Хрущевские гонения» стали тяжелым периодом для Русской Православной Церкви в Советском Союзе. Хотя по сравнению с репрессиями 20–30-х годов уже не происходило открытого уничтожения священнослужителей, экономический и идеологический пресс привел к закрытию многих храмов.

С отставкой Хрущева преследования за веру несколько утихли. Церковь уже не подвергалась жестким мерам воздействия. Государство не выступало инициатором громких атеистических кампаний. Однако храмы, закрытые в годы правления Хрущева, так и не были возвращены верующим. Открытие и восстановление поруганных храмов и возрождение церковной жизни началось только после 1987 года.

М.В. Первушин

К началу 60-х годов XX столетия численность католиков во всем мире достигла 600 миллионов человек. И в то же время в Европе, США и Канаде интерес общества к католическим богослужениям падал. Все это, разумеется, вызывало обеспокоенность в Ватикане. И папа Римский Иоанн XXIII в своем послании объявил о подготовке к созыву Второго Ватиканского Собора. «Главная цель предстоящего Собора – приспособить церковную дисциплину к нуждам нашего времени». В октябре 1962 года, открывая Собор в присутствии двух с половиной тысяч католических епископов, Иоанн XXIII уточнил: «Задачей Собора является обновление Церкви и ее разумная реорганизация». Второй Ватиканский Собор проходил в острых дискуссиях между сторонниками реформ и приверженцами старых традиций. Заседания Собора продолжались с перерывами целых три года и завершились в декабре 1965 года уже при другом папе, Павле VI. По своей значимости для жизни Католической Церкви Второй Ватиканский Собор сравнивают с периодом Реформации, которая в XVI веке привела к расколу Западной Церкви на католиков и протестантов. Что же происходило в базилике святого Петра сорок с лишним лет назад?..

Собор высшего католического духовенства рассмотрел важнейшие вопросы жизни и деятельности Католической Церкви в современных условиях. Например, в декрете об экуменизме была провозглашена цель: объединить всех христиан планеты. Декларация об отношениях Католической Церкви и нехристианских религий гласила: «Нехристианские религии также содержат ценные и достойные уважения со стороны христианина элементы. В индуизме Католическая Церковь ценит глубоко воздействующую медитацию и самодисциплинирующую форму жизни; в буддизме – стремление к совершенству посредством просветления и озарения; в исламе – наличие многих элементов, присущих христианству». Отношение к иудаизму в декларации излагается наиболее подробно: указывается, что христианская Церковь уходит корнями в Ветхий Завет, поэтому иудаизм и христианство связаны духовной близостью. Декларация раскрывает учение Церкви о смерти Иисуса Христа, подчеркивая, что ответственность за эту смерть не отягчает ни евреев того времени, ни их потомков, и осуждает антисемитизм. Ссылаясь на апостола Павла, декларация отвергает различия между людьми: «Церковь считает чуждым духу Христа и строго осуждает любую дискриминацию или оскорбления людей по расовому признаку, цвету кожи, общественному положению или религиозной принадлежности».

Православная Церковь после длительного периода противостояния была впервые названа «Церковью-сестрой».

Однако наряду со всем этим в выступлениях ряда делегатов все чаще стало ощущаться стремление разрушить устои Католической Церкви. Тотальная критика прежних церковных традиций достигла такой степени, что даже папа Павел VI, будучи реформатором по натуре, воскликнул: «Не уклонилась ли Церковь от пути здоровой самокритики, впав в патологическое состояние саморазрушения?»

Для повседневной жизни сотен миллионов католиков главным итогом Второго Ватиканского Собора стало принятие конституции о богослужении, в результате чего в 1969 году была проведена литургическая реформа. Привычная «Тридентская месса», которую служили в католических храмах почти полторы тысячи лет, признавалась устаревшей и несоответствующей духу времени. Ее заменила так называемая «Новая месса», которая длится около сорока минут, а подчас и меньше.

У авторов реформы богослужения была вполне благая цель: повысить участие народа в совершении литургии, привлечь людей в храмы. Но на практике...

Подобно коллегам-протестантам католические священники теперь больше времени уделяют проповедям, постепенно превратившимся в непринужденное общение с паствой... Чтению Священного Писания, общим молитвам... Такой богослужебный модернизм и стремление привлечь в церковь молодежь привели к тому, что нередко мессы сопровождаются игрой на гитарах в современных ритмах.

Согласно реформе, вечерня и утреня перед мессой не служатся. Многие великие и почитаемые христианские святые – такие, как Георгий Победоносец, великомученицы Варвара и Екатерина, – удалены из литургических календарей, поскольку, мол, их жития не могут рассматриваться как достоверные. Католический священник, по образцу протестантских собраний, стоит теперь лицом к народу, образуя вместе с мирянами как бы равноправный круг сослужителей литургии. До этого в традиционном чине латинской мессы священник стоял спиной к прихожанам как посредник между Богом и верующими. Еще одной особенностью «Новой мессы» является то, что ее служат на национальных языках, а не на латыни. Казалось бы, литургические тексты стали понятны всем верующим. Однако этим самым было разрушено единство богослужения и его вневременной, наднациональный характер. Кроме того, переводы богослужебных текстов были сделаны поспешно и содержали многочисленные ошибки и неточности. Приверженцы старых традиций сетовали: «Раньше мы в любой стране мира были как у себя дома. Мы могли зайти в католический храм, и везде совершалась одна и та же месса, безо всяких различий. Это создавало ощущение единства католиков. Теперь этого нет».

После Второго Ватиканского Собора в Католической Церкви практически упразднены посты: католикам теперь предписывается поститься лишь один день в году, в Страстную Пятницу, да и то не строго. В остальное время Великого поста воздержание состоит в том, что верующие по пятницам воздерживаются лишь от мяса.

Все эти нововведения имели своей задачей сделать церковную жизнь более легкой, что, казалось бы, должно было обеспечить приток людей в храмы. Но вышло наоборот: люди, равнодушные к вере, не оценили порыв Ватикана, а многие убежденные католики сочли решения Собора изменой древним традициям.

После принятия церковных нововведений около ста тысяч католических священников и монахинь оставили свое служение, ибо оно, по их мнению, утратило свой смысл. И очень многие считают, что именно Второй Ватиканский Собор стал причиной длительного кризиса в Католической Церкви.

A.A. Аннин

Многие католики не приняли реформу богослужения, проведенную в конце 60-х годов прошлого века по решению Второго Ватиканского Собора. В результате возник раскол. Возглавил его французский архиепископ Лефевр. Этот человек был самой яркой личностью в стане противников обновления Католической Церкви.

Марсель Франсуа Лефевр появился на свет в 1905 году. Его отец, богатый промышленник, в годы Второй мировой войны принял активное участие в движении Сопротивления, был схвачен фашистами и замучен в застенке. А Марсель с юных лет посвятил себя служению Богу и Церкви. От своего отца он унаследовал бесстрашие и стойкость. И эти душевные качества Лефевр сполна проявил в Африке, куда был направлен в качестве епископа Сенегала. «Монсеньор Лефевр, смелый и добрый пастырь, не боялся ни стрел, ни хищных зверей, ни малярии. Он шел во враждебные джунгли с проповедью любви, нес в дикие, языческие племена свет Христовой веры». Так вспоминали миссионерское служение французского епископа благодарные прихожане в Сенегале. Возможно, именно тогда Лефевр получил свое знаменитое прозвище: «Одинокий рыцарь».

Один из его друзей сказал: «У него было только одно желание: следовать Промыслу Божию. Для Лефевра это означало делать все, что в его власти, для блага Церкви и постоянно пребывать в любви Христовой».

За выдающиеся миссионерские заслуги Лефевр был удостоен сана архиепископа и призван во Францию на административную работу. Во время Второго Ватиканского Собора Лефевр выступал против нововведений в церковной жизни. Он входил в группу так называемых традиционалистов, тех, кто отстаивал древние богослужебные обряды. Поэтому их еще именуют старокатоликами. Спустя годы архиепископа Лефевра спросили: «Что заставило Вас нарушить послушание папскому престолу и возглавить оппозицию Ватикану? Может быть, откровение свыше?» 70-летний архипастырь ответил: «Нет, какого-то явного откровения не было. Просто меня вынудили обстоятельства».

Литургическая реформа до неузнаваемости изменила католическую мессу. «Это не что иное, как попытка навсегда покончить с древними церковными обрядами», – так говорили старокатолики. Архиепископ Лефевр открыто и громогласно выступал за сохранение церковного наследия, против модернизма. В частности – против переводов богослужебных текстов с традиционной латыни на современные национальные языки. «Появление различных вариантов чина мессы разрушает благоговейное отношение к богослужению как к установлению Божию. Литургия, переведенная на национальный язык, утратила свою божественность и приобрела сходство с протестантскими собраниями», – говорил Марсель Лефевр.

В 1969 году архиепископ Лефевр получил от Ватикана разрешение обучать семинаристов согласно древним, дособорным традициям. А в 1970-м он открыл в Швейцарии, в стенах монастыря, старокатолическую семинарию. Она переросла в «Священническое братство святого Пия X». Папа Римский Пий X известен тем, что еще в начале XX века осудил церковный модернизм. Членов братства стали именовать лефевристами – по имени Генерального настоятеля Марселя Лефевра.

У «одинокого рыцаря» появилось множество сторонников. Священники-лефевристы, невзирая на запреты, по-прежнему служили мессу по старинному латинскому чину. И таких приходов, где совершалась традиционная литургия, становилось все больше – как в Европе, так и в Америке. Лефевристы публично критиковали обновленческую политику Ватикана, а сам Лефевр стал демонстративно игнорировать распоряжения Святого Престола. На это папа Римский Павел VI отреагировал несколькими решениями: «"Священническое братство святого Пия» распустить. Архиепископу Лефевру запретить совершать рукоположения». И наконец, в 1976 году Jleфевр попал под запрещение в священнослужении, хотя формально продолжал оставаться в лоне Римо – Католической Церкви.

Ни одному из этих распоряжений папы архиепископ Лефевр не подчинился. Он и его сторонники продолжали свою церковную деятельность. При этом лефевристы не отказались поминать Римского папу за богослужением, то есть внешне признавали его главенство.

Конфликт с Ватиканом прославил имя Лефевра на весь мир. Он стал популярной персоной на страницах прессы. В августе 1976 года Лефевр служит «запрещенную мессу» в присутствии десяти тысяч верующих и сотен журналистов. Месса транслируется по телевидению почти на всю планету.

Шли годы. Папа Римский Иоанн Павел II, понимая, что у древних богослужебных традиций есть множество приверженцев, предпринял попытки нормализовать отношения Святого Престола с лефевристами. В 1984 году старый латинский обряд был легализован. «Священникам разрешается совершать мессу на латинском языке при наличии официальной просьбы от группы верующих мирян и с разрешения местного епископа». Казалось бы, Марсель Лефевр и его сторонники добились желаемого: Ватикан уравнял в правах старый и новый чин богослужения. Более того, официальный представитель папы приехал с апостольским визитом в старокатолическую семинарию Лефевра. А в 1988 году был заключен примирительный протокол между Святым Престолом и лефевристами.

Однако... К тому времени архиепископу Лефевру было уже 83 года. Он чувствовал приближение смерти и не мог не думать о преемниках. Кто возглавит католиков-традиционалистов после него? Переговоры с Ватиканом о рукоположении хотя бы одного епископа из «Братства святого Пия X» зашли в тупик. И Марсель Лефевр в июне 1988 года самочинно, без разрешения папы, рукоположил четырех епископов. Иоанн Павел II не мог оставить такое деяние без последствий. Газеты всего мира вышли с заголовками: «Марсель Лефевр и рукоположенные им епископы отлучены от Католической Церкви!»

Диалог между Ватиканом и лефевристами был надолго прерван. 25 марта 1991 года Марсель Лефевр умер, так и не признав за собой вины в произошедшем церковном расколе. Незадолго до смерти он сказал: «Я никогда ничего не делал ради своих личных выгод».

Спустя годы часть лефевристов воссоединилась с официальной Католической Церковью. А 21 января 2009 года папа Римский Бенедикт XVI снял отлучение с четырех епископов, рукоположенных Марселем Лефевром.

A.A. Аннин

Сейчас в лоне Католической Церкви насчитывается около миллиона монашествующих, и подавляющее большинство из них – женщины. В последние десятилетия число людей, решивших принять монашеский постриг, постоянно сокращается. Почему?

Быть может, потому, что многие католики уже не видят в монашестве некое особое поприще, исполненное духовного подвига. И спрашивают: а чем, собственно, жизнь монаха отличается от обычного, мирского существования?

Действительно, западное монашество чуть ли не с самого начала отличалось от восточного. В первые века нашей эры иноческая жизнь зародилась на христианском Востоке, а в Европу идеи иночества проникли только в IV столетии. Тогда учитель Церкви, святой Афанасий Александрийский, перевел на латинский язык жизнеописание основателя отшельнического монашества, преподобного Антония Великого. Много потрудились для распространения монашества на христианском Западе такие подвижники, как святители Амвросий Медиоланский и Мартин Турский, блаженные Иероним и Августин. Так, святой Иероним долгое время подвизался в Вифлеемском монастыре в Палестине. Оттуда он писал послания о тихой монашеской жизни. Эти письма вдохновили многих знатных мужчин и женщин Европы принять иноческий постриг. Мартин Турский собрал вокруг себя около 2 тысяч монахов. Иоанн Кассииан, муж образованный, путешествовал по восточным монастырям, изучил их строгий, общежительный уклад и перенес эти принципы иноческой жизни на юг нынешней Франции. Там он в начале V века основал два монастыря. Однако уже в то время деятели Церкви говорили: «Жители Европы куда менее склонны к добровольным лишениям, чем люди христианского Востока».

Осознавал это и преподобный Бенедикт Нурсийский, которого Церковь именует организатором западного монашества. Пытаясь устроить в Италии строгую обитель по образцу восточных монастырей, он возбудил столь сильное негодование братьев-монахов, что вынужден был уйти прочь. Святой Бенедикт вспоминал: «Они даже хотели убить меня, потому что суровый образ жизни, постоянное пребывание в трудах, посте и молитве им не по нраву». Зная по опыту, что аскетическая монашеская жизнь туго прививается на Западе, Бенедикт в начале VI века составил для иноков более мягкий, щадящий устав. «Порядок, умеренность и трудолюбие – вот наши главные правила. Монахи должны обеспечивать себя пропитанием, изучать Священное Писание, обучать и воспитывать детей в школах. Все имущество у монахов должно быть общее. Иноки полностью подчиняются настоятелю, отсекая собственную волю».

Эти правила Бенедикта Нурсийского получили широкое распространение в монастырях Западной Европы. Со временем, помимо богословия, там стали изучать светские науки, и монастыри превратились в своего рода научные центры Средневековья. А в XVI веке Западная Церковь раскололась на католиков и протестантов. С тех пор на Западе монашество сохранилось только в Католической Церкви и отчасти – в Англиканской.

Изначально восточные и западные христиане по-разному понимали саму сущность монашеского образа жизни. Вот как говорили на Востоке: «Суть монашества заключается в уходе от мира, от соблазнов, от суеты. Человек покидает мир, чтобы посвятить себя Богу». Западное монашество во главу угла ставит служение миру. Это проповедническая, миссионерская, социальная и благотворительная деятельность. Католические монашеские общины содержат школы и больницы, приюты и столовые для бедных. «Монахи Католической Церкви идут своим путем, сильно отличающимся от восточной традиции. Их каждодневная задача – совместить истинно монашеский дух с духом века сего, приспособиться к условиям времени».

Согласно западной традиции, католическое монашество строится как система монашеских орденов. Это францисканцы, доминиканцы, картезианцы, бенедиктинцы, иезуиты и многие другие ордены. Они живут и действуют на принципах самоуправления. То есть формально папа Римский не может вмешиваться во внутреннюю жизнь ордена, если она не выходит за рамки утвержденного устава.

Уже не одно столетие католическое монашество активно участвует в политической и социальной жизни общества. Сами католики говорят: «Наши монахи занимаются практически тем же, что и другие общественные организации». Общие мировые процессы: борьба за права человека, обретение свободы личности, выдвижение на первый план женщины, бурное развитие коммуникаций, потребительское отношение к жизни – все это не могло не повлиять на устои католических монашеских общин, открытых миру. Ведь западное монашество практически изначально было призвано соответствовать духу времени. В большинстве католических монашеских общин действует то же правило, что и в миру: «Разрешено все, что не запрещено». Так, например, настоятель монастыря не может потребовать от монаха бросить курить, если только это не оговорено в уставе. Иначе такое требование будет нарушением прав личности. В большинстве орденов уже отказались от монашеских облачений, и теперь монаха по внешнему виду не отличишь от обычного человека. Постятся католические монахи лишь раз в неделю, да и то частично: по пятницам отказываются от мяса. Лишь Великим постом к пятнице добавляется среда, а также запрещается просмотр кинофильмов, чтение художественной литературы, прослушивание эстрадной музыки и игра на музыкальных инструментах. Во все остальное время эти занятия католическим монахам разрешены.

В последние десятилетия католикам постоянно внушается мысль о равноценности монашеского и мирского поприща. В «Декрете об обновлении монашеской жизни», принятом полвека назад, прямо сказано: «Хотя монашество и является особым духовным путем посвящения себя Богу, оно не выше, чем жизненный путь мирянина, которого вполне достаточно для спасения».

Человек, верующий в Бога и желающий спастись, невольно задается вопросом: «Зачем мне идти в монахи, если так, как они, можно спасаться в миру, в лоне своей семьи?» В этом чрезмерном осовременивании, обмирщении западного монашества и кроется одна из причин падения интереса западных христиан к иноческому образу жизни.

A.A. Аннин

Летом 2008 года в Англиканской Церкви разразился скандал. В древнем лондонском храме святого Варфоломея состоялось венчание двух священников- гомосексуалистов. Обряд был совершен по всем канонам Англиканской Церкви.

«Я убежден, что мой поступок является богоугодным», – заявил общественности пастор, который проводил венчание. Британская пресса назвала это деяние святотатством.

Официальное браковенчание британского и ново- зеландского священников повергло в растерянность большую часть англиканского духовенства. Один из епископов заявил: «Это уже слишком! Вот увидите: результатом скандала будет раскол в наших рядах. Часть консервативных прихожан уже переходят в Католичество и Православие, и теперь этот процесс ускорится».

Многие вчерашние приверженцы Англиканской Церкви все более отчетливо осознают: «Наше религиозное сообщество, каким оно стало в нынешнем виде, иначе как «богохульным» не назовешь».

Гражданский однополый союз законодательно разрешен в Британии еще с 2005 года. Однако представителям сексуальных меньшинств этого мало: они упорно добиваются, чтобы их семейные узы были освящены церковным обрядом. По примеру Швеции, где законодательно разрешено заключение церковных однополых браков в протестантских храмах.

Считается, что в целом духовная деградация протестантизма начала стремительно прогрессировать в XX веке. Обращаясь к истокам Реформации, исследователи говорят: «В XVI столетии основатели протестантизма – Мартин Лютер, Жан Кальвин – и их ближайшие последователи мыслили совсем иначе, нежели нынешние протестанты».

Лютер и Кальвин при всех их недостатках видели свою задачу в поиске неких религиозных истин. Они искренне хотели искоренить пороки, присущие тогдашней Римо-Католической Церкви. Для современных протестантских движений характерно стремление к достижению земных, потребительских целей. А еще – желание стереть грань между грехом и добродетелью. Неслучайно среди сегодняшних протестантов бытует странное утверждение: «Абсолютно не важно, чем ты занимаешься в этой жизни. Главное – добросовестно исполнять свое предназначение, каким бы оно ни было».

То есть, согласно такому подходу, совершенно не обязательно молиться Богу, творить добрые дела. Главное – достижение вершин в своей профессии, какой бы она ни была.

Подобное мировоззрение, противоречащее самому духу христианства, поневоле требует серьезной ревизии Священного Писания. И «обновленные», модернизированные «евангелия» не заставили себя ждать. Ведь те, кто целью жизни поставил достижение личного благополучия, хотят получить такое Евангелие, которое не «напрягало» бы человека, не возбраняло бы ему получать максимум удовольствий от жизни.

«Евангелие должно быть переписано так, как если бы Иисус сегодня сошел на землю и был одним из нас. Мыслил бы современными категориями». Так говорят миллионы протестантов.

Согласно рыночным законам, спрос породил предложение. Несколько лет назад большая группа немецких ученых-библеистов переиначила Священное Писание в угоду феминисткам и сексуальным меньшинствам. Книгу назвали «Понятная Библия». Одна из составительниц обновленного текста, лютеранская пасторша, заявила: «Классическая Библия несправедлива по отношению к женщинам. Мы не согласны с тем, что Бог Отец и Бог Сын представлены как существа мужского пола. Поэтому наш коллектив создал политкорректную Библию. Мы использовали удобоваримую лексику».

Что же это за лексика? Суть ее в том, чтобы представить Спасителя и Бога Отца персонажами некоего «среднего рода», являющимися мужчиной и женщиной одновременно. Так, Христос в «Понятной Библии» повсеместно упоминается не как Сын Божий, а как «дитя Божие». В своих высказываниях Иисус говорит о Боге не как об Отце, а как о «наших общих Матери и Отце, Которые на небесах».

Из всего текста «Понятной Библии» вычеркнуто слово «Господь» – по той причине, что оно мужского рода. И заменено понятием Всевышний (в буквальном переводе с немецкого – «Высшее существо», то есть некая субстанция неопределенного рода). Интересно отметить, что дьявол в «Понятной Библии», как и прежде, имеет мужской пол.

В Германии появился еще один «адаптированный» текст Священного Писания – так называемая «Народная Библия». Составлена книга для людей с крайне низким уровнем интеллекта и образования. Очевидно, создатель текста, лютеранский пастор, уверен, что именно они и составляют большинство народа. Чтобы читатели не ломали себе голову и относились с полным доверием к библейским событиям, Христос в «Народной Библии» вовсе не воскресает, а просто «возвращается». Вместо чуда умножения хлебов и рыб Иисус умножает гамбургеры. А в притче о блудном сыне младший отпрыск проматывает свою долю отцовского наследства в ночных клубах, после чего опускается до мытья унитазов в «Макдоналдсе». Автор уверен, что таким образом он сделал Священное Писание более доступным для понимания.

Желая соответствовать духу времени, протестантские сообщества – а «первопроходцем» здесь стала Англиканская Церковь – открывают виртуальные храмы. Богослужения можно посещать, не выходя из дому, при помощи сети Интернет. Пасторша одного из таких интернет-храмов с удовлетворением констатировала: «У подобных онлайн- приходов уже десятки тысяч зарегистрированных посетителей. Виртуальные храмы рассчитаны не только на инвалидов или престарелых людей, но и на тех, кому просто-напросто лень идти в реальную церковь».

Сейчас протестантские программисты ломают голову над тем, чтобы сделать возможным виртуальное причастие.

A.A. Аннин

Будущий патриарх родился в 1910 году в под московном городе Богородске, который позже переименовали в Ногинск. Детские годы Сергея, а именно так назвали будущего первосвятителя в крещении, прошли в благочестивой христианской семье. Добрая и глубоко религиозная мать научила своего сына молитве, привила ему любовь к Богу и людям. Позже патриарх Пимен с особой душевной теплотой и благоговением вспоминал о ней: «Я отчетливо помню, как у нас в доме перед Владимирской иконой Пресвятой Богородицы теплилась неугасимая лампада, как мать читала мне, еще юному мальчику, Священное Писание, разъясняя малопонятные для меня места... Именно она впервые привезла меня в Троице-Сергиеву Лавру, где я, восьмилетний отрок, в первый раз исповедовался и причастился Святых Таин... Именно здесь, в Лавре, я увидел и полюбил монашество, о котором потом только и мечтал».

И действительно, уже в неполные 16 лет, после окончания школы Сергей уходит в монастырь и принимает постриг с именем Пимен. «В одном из самых уединенных скитов Лавры, в пустыни Святого Духа (Параклите), – вспоминал позднее патриарх, – состоялось мое пострижение в монашество, и там проходили первые шаги моего монашеского искуса под водительством опытных и любвеобильных старцев, много добрых семян посеявших в мою душу». Молодой монах Пимен обладал незаурядными музыкальными способностями, и потому его главным послушанием было управлять церковным хором.

Сдав экзамены за курс духовной школы, Пимен был рукоположен в иеромонахи и в течение нескольких лет проходил пастырское служение в Москве. Будучи «неблагонадежным» членом советского общества, он постоянно находился под пристальным вниманием ОГПУ. Его несколько раз арестовывали, но затем отпускали.

В июне 1941 года он был призван в действующую армию. Пройдя с боями через всю Россию, Пимен был арестован уже на территории Германии советскими борцами со шпионами. Последовал скорый суд. Иеромонах Пимен был отправлен в Воркуту в сталинский концлагерь. Около двух лет он работал в угольных шахтах, где от тяжелого физического труда ежедневно умирали десятки заключенных. Только в конце 1945 года Пимен был освобожден из заключения. Однако проживать в столице бывшему осужденному было запрещено.

Он поселился сначала в Муроме, затем был переведен во Псков, а затем назначен наместником Троице-Сергиевой Лавры. Став наместником, Пимен провел в Лавре крупные реставрационные работы в соборах. Неустанно заботился о благоустройстве Лавры, как внешнем, так и в духовной жизни иноков, стремясь возродить дух дореволюционного монашества, которое застал еще сам.

В 1957 году архимандрит Пимен был рукоположен во епископа. За пять лет архиерейского служения ему последовательно поручалось управление Луганской, Одесской, Смоленской, Костромской, Тульской, Тамбовской и Ленинградской епархиями. Он также был назначен Управляющим делами Московской Патриархии, а затем митрополитом Крутицким и Коломенским.

В 1970 году после кончины патриарха Алексия I митрополит Пимен стал местоблюстителем Московского патриаршего престола, а затем в 1971 году Поместный Собор Русской Православной Церкви избрал его патриархом. Интересно, что интронизация Святейшего Патриарха совершалась в день празднования Владимирской иконы Божией Матери. Вот как сам патриарх Пимен говорил об этом: «Владимирский образ Божией Матери был нашим семейным образом. Затем он стал моим образом на пути иноческого делания. И вот в день празднования этого образа совершилась и моя интронизация. Вижу в этом благое предзнаменование Богоматери особого покровительства доверенному мне служению».

В западной прессе патриарха Пимена много критиковали, считая, что он проводит церковную политику, угодную советской власти, называли его «ручным патриархом». На что Пимен сокрушенно вздыхал: «Походили бы они хоть пару дней в моих башмаках...» С тактом, умением и достоинством Пимен управлял Русской Церковью, всегда подчеркивая патриотические стороны ее деятельности. «Нельзя быть преданным сыном Церкви, не ощущая живой связи со своей Родиной, – часто повторял он. – Вся тысячелетняя история нашей Церкви подтверждает это. Мое сердце исполнено любви к тому великому народу, частью которого являются чада Святой Православной Русской Церкви. И все, что может быть сделано мной для блага этого народа, я совершу». Он заботился о благосостоянии епархий, приходов и монастырей Московского патриархата не только на территории Советского Союза, но и в различных районах мира: в Центральной и Западной Европе, на Афоне и Святой Земле, в Северной и Южной Америке. Посещая духовные учебные заведения, патриарх Пимен обращал внимание на все стороны жизни студентов и учебного процесса, раскрывал сущность пастырского служения будущему духовенству, учил быть верными сынами Русской Православной Церкви.

Последние пять лет своей жизни патриарх Пимен тяжело болел. Он скончался в 1990 году в своей московской резиденции в Чистом переулке. Его похоронили в Троице-Сергиевой Лавре, которую он так любил и с которой началась его сознательная церковная жизнь.

За время его патриаршества много верующих пришло из среды интеллигенции. Это свидетельствовало о том, что влияние Церкви на общество имело силу даже тогда, когда ушло из жизни поколение, получившее традиционное православное воспитание. Ведь в отличие от политических, философских, социальных идеологий с их земным происхождением и земными горизонтами, христианское вероучение неотмирно и укоренено в вечности.

М.В. Первушин

Осмысляя итоги бытия России в XX веке, нельзя не остановить внимание на праздновании тысячелетия Крещения Руси и юбилейном Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1988 года. Это событие явилось переломным в отношениях Русской Православной Церкви с государственной властью в Советском Союзе. Если из 20 тысяч храмов, которые были у Церкви до революции, к юбилейному году их осталась лишь четверть, то уже через год после празднования число православных приходов приблизилось к 10 тысячам. А еще через год был пересмотрен и правовой статус Русской Православной Церкви в принятом Законе о свободе вероисповеданий.

Подготовка к празднованию тысячелетия Русской Церкви началась задолго до этого юбилея. Еще в 1981 году была образована синодальная юбилейная комиссия. В 1983 году по просьбе Священного Синода Русской Церкви советское правительство передало Московскому патриархату древнейший в Москве монастырь святого благоверного князя Даниила, который должен был стать одним из центров проведения юбилейных торжеств и резиденцией патриарха. В предъюбилейное время были проведены три богословские конференции, в которых, помимо русских и зарубежных богословов и церковных историков, участвовали также светские ученые. Генеральная Ассамблея ЮНЕСКО призвала отметить «1000-летие введения христианства на Руси как крупнейшее событие в европейской и мировой истории и культуре». Это заявление привлекло к Русской Православной Церкви самое широкое внимание общественности не только Советского Союза, но и всего мира. Уже с начала 1988 года в преддверии торжеств советские газеты были наполнены религиозной тематикой, а священники получили возможность обращаться к широкой аудитории.

Руководство Церкви решило созвать юбилейный Поместный Собор Русской Православной Церкви. Этот Собор стал первым в истории Русской Церкви начиная с XVII века, который не был связан с избранием патриарха. И в то же время он состоялся не как формальное собрание, приуроченное к торжествам тысячелетия. Собор принял ряд исторических решений, изменивших унизительное положение Русской Церкви в Советском государстве. На нем при всеобщей поддержке были отменены навязанные Церкви безбожной властью в 1961 году поправки к Положению об управлении Русской Православной Церковью, лишавшие всякой власти и епископов, и настоятелей приходов. Юбилейный Собор принял новый «Устав об управлении Русской Православной Церкви», который по своему содержанию был значительно усовершенствован, чем устаревшее «Положение» 1945 года. На Соборе были приняты решения об активизации работы в сфере духовного образования и издательской деятельности Церкви. Важным событием явилось и прославление на Поместном Соборе целой группы новых святых, что произошло впервые за весь советский период существования Церкви. Среди них и благоверный князь Димитрий Донской, и преподобный Андрей Рублев, и блаженная Ксения Петербургская, и преподобный Амвросий Оптинский и другие. Конечно, Собор решил далеко не все стоявшие перед Русской Церковью проблемы. Он проводился в тот период, когда Русская Православная Церковь еще жила по дискриминационному постановлению «О религиозных объединениях» 1929 года. Тем важнее его значение. Собор стал толчком к избавлению верующих от атеистического гнета, к развитию церковной жизни, к взаимополезному сотрудничеству с государством и обществом, к религиозному образованию и духовному просвещению.

После празднования тысячелетия Крещения Руси в Советском Союзе началось массовое открытие храмов. Правда, не везде этот процесс проходил без конфликтов. Передача храмовых зданий порой происходила только после длительной борьбы. В это время уже стали возможны активные действия верующих против произвола советских чиновников. В Иваново, чтобы привлечь внимание общественности, четверо прихожан объявили голодовку, так как все другие средства были уже исчерпаны. 16 дней голодовки дали свои результаты. К инциденту было привлечено внимание самых широких слоев российской и мировой общественности. В советской прессе появились статьи, полные едких выпадов в адрес местных органов власти, и храм был передан верующим.

Был увеличен прием учащихся в духовные семинарии. В некоторых приходах начались внебогослужебные катехизические занятия с верующими. При храмах появились первые воскресные школы. Представители Церкви получили доступ к средствам массовой информации: в печать, на радио и телевидение. Они получили возможность выступать как равноправные участники диалога верующих с неверующими. Священники стали активно участвовать в общественном диалоге по проблемам нравственного состояния общества и путях его оздоровления.

Постепенно отношение общества к Церкви начинает меняться и становится благожелательным. Общество воспринимало голос Церкви с симпатией и

надеждой на обновление жизни в стране. И в этом большую роль сыграло празднование тысячелетия Крещения Руси. Даже атеисты не могли не отметить значение этого события для русской истории.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен, выступая на закрытии юбилейных торжеств, отметил: «Христианство было тем руслом, по которому потекла в древнерусскую землю культура самой развитой цивилизации того времени – Византии. Эта культура попала на благодатную почву... Завершаются первые десять веков истории нашей Церкви. Господи! Благослови в мире и благочестии вступить во второе тысячелетие нашего бытия в доме Божием... Землю же Русскую в мире сохрани и веру православную в ней утверди во веки веков. Аминь».

М.В. Первушин