Глава 19. Русская Православная Церковь за границей

К 1917 году Русская Церковь имела немало Своих учреждений за границей: епархии в Америке и Японии, духовные миссии в Китае и Корее, Православное общество в Палестине, многочисленные храмы в Западной Европе. Везде, где было Русское дипломатическое представительство или хотя бы небольшое поселение Русских – строился храм. Немало делалось и для Православной миссионерской деятельности – достаточно вспомнить служение равноапостольного святителя Николая Японского или епископа Тихона в Америке. И таким образом Русские храмы от великолепных соборов до скромных часовен можно было найти во многих уголках мира: от Стокгольма до Сиднея и от Афин до Буэнос-Айреса. К этому следует добавить, что в результате Октябрьской революции и Гражданской войны, грабительского «Брестского мира», и развала Российской империи за рубежами теперь уже подсоветской страны оказались Православные епархии в Финляндии и Прибалтике, в Польше, на Волыни и в Бессарабии, также входившие в состав Русской Церкви. Мечтая о мировой революции и считая государственные границы делом временным, большевики щедро раздавали Российские земли, поощряя сепаратистские настроения, что вытекало также из ленинской теории «прогрессивного национализма» малых народов. Вследствие внешних причин, течение Церковной жизни в Русских зарубежных епархиях проходило иначе, чем в подсоветской России, причём в каждом отдельном регионе Церковная жизнь приобретала свои особенности. Случалось, что между Русской Церковью, находящейся на территории нашей страны, в лице Московского Патриархата и различными его зарубежными частями нарушалась не только физическая, но и каноническая связь. Но и в этом случае Православные русияне независимо от своей юрисдикционной принадлежности в осознании общих духовных и исторических корней почитают себя чадами одной Матери – Русской Церкви, радуясь Ее радостями и скорбя Ее скорбями. Поэтому история Русской Церкви новейшего периода должна рассматривать и те Русские Церковные образования, которые сложились за рубежом в последние десятилетия.

Ранее, в связи с рассмотрением деятельности Патриарха Тихона и его сподвижников и течения Русской Церковной жизни в начале 20-х годов, нами уже затрагивался вопрос об устроении Церковном в Русских епархиях за рубежом. Отмечалось, что некоторые из них оказались на территории новообразованных государств. При этом основная масса входящих в них Православных или хотя бы значительная их часть была не Русского происхождения и относилась к народности, составляющей данное государство. В интересах более успешного их Церковного развития Высшее Управление Русской Церкви предоставляло этим епархиям автономию. Так, в Феврале 1921 года такая автономия была предоставлена Православной Церкви в Финляндии, фактически управлявшейся на автономных началах ещё с 1919 года.⁸⁴³ Тогда же, в 1921 году получили автономию Православные Церкви в Латвии и Эстонии.⁸⁴⁴ Сложнее оказалось с решением Церковного Православного вопроса в Польше, где и в более благополучные времена отношения с католицизмом складывались напряжённо. Польское государство включало тогда в себя также территории Западной Белоруссии и Волыни, где большинство населения являлось Православным. Кроме того, некоторое число Православных проживало в Вильне, центральной Польше и Галиции. Всего в Польше оказалось тогда до 5 миллионов Православных, а на ее территории продолжали существовать следующие епархии Русской Церкви: Виленская (частично), Волынская (большая часть), Гродненская, Брестская, Варшавская и Холмская. Между тем, в связи с невозможностью епископу Варшавскому Серафиму (Чичагову) выехать в Польшу, Патриаршим указом от 11 Октября 1921 года экзархом там был назначен архиепископ Георгий (Ярошевский), с возведением его в сан митрополита. Ещё ранее Польские власти требовали от Преосвященного Георгия и Русских церковных деятелей перехода Православной Церкви в Польше к автокефальному бытию, т.е. полному разрыву канонической зависимости от Московского Патриарха. Известно, что в Сентябре 1921 года Патриарх Тихон и Синод ради исключительности положения, в котором оказалось Православное Церковное управление в Польше, предоставили ему широкую автономию. Однако, на просьбу об автокефалии они должны были ответить отказом.⁸⁴⁵ Для последней не было оснований – проживавшие в Польше Православные не были Поляками, а наиболее крупные епархии исторически принадлежали к Русской Церкви. Всё же, хотя и не совсем каноничным путём Православная Церковь в Польше пришла к автокефалии.

Формально Польское государство гарантировало всем религиозным меньшинствам право беспрепятственно исповедовать свою веру. Версальский договор от 28 Июня 1919 года определил полную свободу всех вероисповеданий и невмешательство государства в их внутренние дела. Религиозное равноправие польских граждан было подтверждено Конституцией Польской республики от 17 Марта 1921 года и позднейшей Конституцией от 23 Апреля 1935 года.

Тем не менее, Православные верующие в Польше были вынуждены терпеть национальные и религиозные притеснения. Как и в прошлые века Восточно-Славянские земли оставались для Ватикана «миссионерской территорией»⁸⁴⁶, с которой планировалось вести наступление католицизма на Православный Восток. Несмотря на то, что в Российской Империи Православная Церковь находилась под защитой Государства, в Западных губерниях и тогда проблема сосуществования Православия и католицизма стояла весьма остро. Крушение Империи и Гражданская война привели в Польше к целому взрыву беззаконий в отношении к Православной Церкви со стороны католиков и униатов. Уже в 1919 г. по всей Польской территории начались многочисленные захваты Православных храмов и монастырей, разрушение и запечатывание храмов и соборов. Некоторые Православные храмы взрывались динамитом. «Генеральный комиссар Восточных Земель издал 22 Октября 1919 г. распоряжение (административное) о возвращении Римо-католическому духовенству 497 Православных храмов и часовен, якобы захваченных в прошлом у католиков для нужды Православного исповедания.

...Намеченные к отнятию у Православных храмы в большинстве принадлежали к тем святыням, которые были отняты у Православных Польско-Католической властью в годы свирепого насаждения унии, а впоследствии, после разделов Польши, возвращены Русиянам, покинувшим унию. Доказать эти обстоятельство в краткий срок не всегда представлялось возможным, католическая же ревность и чувство своей власти – не допускали промедлений».⁸⁴⁷ Исполнение распоряжения сопровождалось многочисленными эксцессами, когда ксёндзы провоцировали своих прихожан отнимать храмы силой.

После 1918 г. в независимой Польше осталось несколько Православных епископов. В 1922 г., подчиняясь нажиму Польских властей, варшавский Синод собрался под председательством митрополита Георгия для обсуждения вопроса об автокефалии. На заседании 14 Июня 1922 г., «при непосредственном участии представителей государственной власти, была условно принята автокефалия Русской Православной Церкви в Польше... Автокефалию не приняли архиепископы Елевферий, Пантелеймон, Владимир и епископ Сергий.

Польское правительство не замедлило расправиться с этими защитниками Православной Церкви. Трое были высланы за пределы Польши административным порядком, подобно тому, как в XVI столетии королевская власть выслала из пределов Литвы и Польши защищавших Православную Церковь от унии священников и мирян; архиепископ же Пантелеймон заточён в Жировицкий монастырь (Гродненской епархии)».⁸⁴⁸

Акт подписания автокефалии в условиях явной враждебности к Православию со стороны Католической Церкви и Польской государственной власти насторожил паству. «В этом акте виден крупный и чреватый тяжёлыми последствиями промах митрополита Георгия. Но всё же известие о насильственной смерти последнего потрясло всё Православное Русское население Польши: 8 Февраля 1923 года в Варшаве митрополит Георгий был убит (несколькими выстрелами) архимандритом Смарагдом (Латышенко), одним из многих противников автокефалии и всей установившейся Церковной политики.⁸⁴⁹

Это небывалое в истории Православной Церкви преступление многие Православные приняли как искупительную жертву и вместе с тем как крайнюю степень протеста Русиян против твёрдо наметившегося похода на Православную Церковь».⁸⁵⁰

В результате религиозной политики Польского государства к 1936 г. католиками и униатами были захвачены храмы: по Волынской епархии – 15; Гродненской – 42; Виленской – 10; Полесской – 6; Варшавско-Холмской – 155; были запечатаны храмы: по Волынской епархии – 7; Гродненской – 23; Виленской – 7; Полесской – 7; Варшавско-Холмской – 89; были захвачены униатами монастыри: Турковицкий, Супральский, Вировский, Радочинский, Лесенский, Красностоцкий и Виленский женский. Все семь монастырей были основаны Православными и впоследствии отняты униатами в годы насильственного введения унии в Польше.⁸⁵¹

Однако, несмотря на притеснения сначала со стороны правительства Пилсудского, а затем коммунистических властей, Православная Церковь в Польше сохранила Своё влияние, особенно в восточных областях. Проживающие в Польше Православные и поныне остаются Русскими и по языку (на Русском языке печатается официальный орган Варшавской митрополии – «Православный вестник»), и по осознанию неразрывности своих духовных и исторических судеб с Матерью – Русской Православной Церковью.

Поскольку в 1918 году Бессарабия вошла в состав Румынского Королевства, за пределами нашей страны оказалась также большая часть Кишинёвской епархии. Архиепископом Кишинёвским и Хотинским в это время был видный Русский церковный деятель, активный участник Поместного Собора 1917–1918 гг. – Преосвященный Анастасий (Грибановский). В 1919 г. Румынские власти предложили ему покинуть Кишинёв, на его место был поставлен архиерей-румын, а епархия отошла в ведение Румынской Церкви.

Так обстояли дела с Церковным устройством на бывших национальных окраинах Российской Империи.

Вместе с тем, события революции и Гражданской войны явились причиной эмиграции из России сотен тысяч людей, остававшихся чадами Русской Православной Церкви. В разных источниках число бывших Российских граждан, оказавшихся в рассеянии, колеблется от 2 до 10 миллионов. В начале 20-х годов Русских эмигрантов в немалом числе можно было встретить в Париже и Берлине, Белграде и Софии, Лондоне и Нью-Йорке, Вене и Праге, Каунасе и Буэнос-Айресе. Много их осело тогда в Китае, так что отдельные кварталы Харбина напоминали Русский город начала XX столетия. Судьбу наших Русиян разделили тогда и представители Русского духовенства – епископы и клирики, частью ещё до революции имевшие кафедры и приходы за рубежом, частью отрезанные от России вследствие Гражданской войны и изменения границ. Многие священнослужители, связавшие свою судьбу с Белым движением были принуждены обстоятельствами покинуть свои епархии, оставшиеся на советской территории.

Вставал вопрос об организации Русского Церковного управления за рубежом.

Ещё в Мае 1919 года на Церковном Соборе в Ставрополе был образован единый орган для управления епархиями, оказавшимися на свободной от «товарищей» территории и потерявшими связь с каноническим центром в Москве.⁸⁵² По мере изменения положения на фронтах Гражданской войны, этот новый Церковный центр менял место своего пребывания, оказавшись в Новочеркасске, а в 1920 г. уже в Симферополе. 20 Ноября того же года Патриарх, Синод и Высший Церковный Совет приняли постановление о самоуправлении епархий в случае отсутствия канонического центра или невозможности связи с ним.⁸⁵³ Это постановление автоматически распространилось на находившееся тогда в Симферополе Русское Временное Церковное Управление (РВЦУ), председателем которого был Киевский митрополит Антоний (Храповицкий). Сознавая неизбежность в скором времени эмиграции, РВЦУ назначило архиепископа Волынского Евлогия (вынужденного покинуть свою кафедру) управляющим Русскими приходами в Западной Европе на правах епархиального архиерея. Себе же РВЦУ оставило управление Русской Церковью на Балканах и в Азии.⁸⁵⁴ Вскоре РВЦУ эвакуировалось в Константинополь (Стамбул). «Прибывшие в Константинополь иерархи немедленно обратились к местоблюстителю Вселенского Престола митрополиту Прусскому Доротеусу с просьбой разрешить им продолжать окормлять свою Русскую паству. Разрешение было дано актом от 29 Декабря 1920 года».⁸⁵⁵ В 1921 году по благословению Сербского Патриарха Димитрия РВЦУ разместилось в местечке Сремски-Карловцы в Сербии. 8 Апреля 1921 года Патриархом Тихоном и Синодом также было канонически санкционировано подчинение Русских западноевропейских приходов, «до восстановления нормальных отношений с Петроградом (до революции они находились в ведении митрополита Петроградского) юрисдикции архиепископа Евлогия».⁸⁵⁶

8 Октября 1921 г. Патриарх Тихон поручил архиепископу Евлогию совершить поездку в Америку для ревизии дел в Северо-Американской епархии, временно управлявшейся епископом Александром (Никоневским, впоследствии митрополит Брюссельский, † 1960). Однако, в связи с предстоящим Церковным Собором в Карловцах он поехать туда не смог.⁸⁵⁷ В Америку направился митрополит бывший Одесский Платон (Рождественский) – видный церковно-общественный деятель, некогда управлявший Северо-Американской епархией и хорошо известный как среди местной паствы, так и в эмигрантских кругах. Епископ Александр передал ему управление епархией, которое он возглавил на правах Митрополичьего округа. Это назначение также было канонически санкционировано Патриархом и Синодом.⁸⁵⁸

Кроме того, оставались на своих кафедрах поддерживавшие каноническую связь с Патриархом архиепископы Японский Сергий (Тихомиров, с 1930 г. митрополит, † 1945) и Литовский Елевферий (Богоявленский, с 1928 г. митрополит, † 1940).

21 Ноября 1921 года в местечке Сремски-Карловцы в Сербии открылся Первый Русский Всезаграничный Церковный Собор. Его численный состав был не велик – всего 96 человек, представлявших, главным образом, Русскую эмиграцию в Западно- и Юго-Восточной Европе. Среди прибывших на него архиереев были митрополит Антоний (Храповицкий), архиепископы Евлогий, Анастасий, епископы Вениамин (Федченков), Серафим (Соболев) и другие; клир был представлен настоятелями Русских (бывших посольских) храмов Парижа, Берлина, Рима, Лондона и ряда других приходов; присутствовали также представители Русского духовенства, оказавшиеся в эмиграции, как, например, известный церковно-общественный деятель, член Поместного Собора 1917–1918 гг. протоиерей Востоков. Интересен состав мирян , являвшихся значительной группой участников этого Собора. В ней преобладали видные участники Освободительного Белого движения: генералы Солнцев и Экк, адмирал князь Путятин, атаман войска Донского Граббе, председатель Высшего монархического совета бывший руководитель Союза Русского Народа Н.Е. Марков, бывший председатель Совета Министров А.Ф. Трепов, бывшие обер-прокуроры Синода князь A.A. Ширинский-Шихматов и А.Н. Волжин, член Государственной Думы H.H. Львов и многие другие. Состав Собора, в «мирской» его части, как полагают не в малой степени подобранный митрополитом Антонием, определил и его программу, послужившую причиной размежевания Русской церковной эмиграции. Что касается самого Преосвященного Антония, то, несомненно, будучи звездой первой величины на Русском церковном небосклоне, – тонким богословом и ревностным пастырем, глубоким философом и ярким публицистом, человеком большой духовности и редкого обаяния, – он, по мнению митрополита Евлогия, оказался «в политических вопросах детски наивным».⁸⁵⁹

Действительно, в начале 1920-х годов, когда Красная Армия добивала на далёких государственных окраинах последних своих вооруженных противников, может показаться наивной вера в восстановление в России монархии. Однако, митрополит Антоний – убеждённый легитимист – имел основания надеяться на возрождение в Русском народе монархических симпатий после нескольких лет кровавого безвременья. Об этом свидетельствовал и состоявшийся в 1922 г. Приамурский Земский Собор, который, впрочем, остался совершенно неуслышанным мировой общественностью. Действительно наивными были упования Русских эмигрантов на помощь или хотя бы понимание со стороны Западных держав. «Заграница» нам не помогла и на этот раз. Эгоизм «союзников», достаточно проявившийся ещё в годы Первой Мировой войны, остался прежним и на этот раз, и Русские беженцы тщетно взывали к сочувствию «цивилизованных стран». После поражения в Европе ряда революционных восстаний и провала похода Красной Армии на Варшаву, Западные державы поняли, что миpoвая революция им больше не грозит и заботились лишь о том, чтобы коммунистическая пропаганда не проникала на их собственные территории. Никого из европейских политиков не волновала участь многомиллионного народа.

Между тем, Русские эмигранты продолжали относиться к своему пребыванию за границей, как к временному вынужденному явлению. По этой причине большинство их отказывалось принимать гражданство тех стран, в которых они оказались, чем порой навлекали на себя гонения властей и обвинения в сепаратизме. Сам митрополит Антоний вплоть до своей смерти продолжал называть себя «митрополитом Киевским и Галицким», хотя после него на Киевской кафедре сменилось три иерарха.⁸⁶⁰ Все свои чаяния, все надежды на будущее эмигранты связывали исключительно со своей оставленной Родиной. Надо ли говорить, что в такой ситуации Собор не мог ограничиться решением только Церковных вопросов – тем более, что для атеистического государства, где вера в Бога была равносильна отступлению от лояльности, грань между религией и политикой была весьма зыбкой. Большевики знали это и использовали выступления зарубежных иерархов для обвинений против всей Церкви.⁸⁶¹

Разногласия на Карловацком Соборе начались в первый же день его работы, когда большинством в ⅔ было принято «Воззвание к чадам Православной Российской Церкви», в котором указывалось на необходимость восстановления в России монархического строя.

«Карающая десница Господня простёрта над нами, – гласило послание, – За тяжкие грехи безмерно страдает Русь, рассеяны по всему свету Русские люди. Нет меры и границ преступлениям, осквернившим Русскую землю. Осквернены храмы, поруганы святыни, идёт борьба против Бога, льётся кровь. Пролита кровь даже и Помазанника Божьего, мученически закончившего свой земной путь... Наш долг на чужбине, в рассеянии сохранивших жизнь и не знающих скорбей, которые истребляют родную землю и ее народ, – быть едиными в Христианском духе, собранными под знамёна Креста Господня. Под сенью Веры Православной, в устах Церкви Русской. Наша неотступная молитва к Богу Милосердому – да будет непрестанным воздыханием – да простит Господь и нам и земле нашей тяжкие грехи и преступления наши, да просветит наш разум светом истины, сердце – пламенем любви; да укрепит волю на путях правды. Издревле спасалась и в веках строилась Русская земля верой, молитвами святителей и подвижников, трудами царственных Помазанников своих. И ныне пусть неусыпно пламенеет молитва наша – да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли; да даст защиту Вере и Церкви и всей земле Русской, и да осенит Он сердце народное; да вернёт на всероссийский Престол Помазанника, сильного любовью народа, законного Православного Царя из Дома Романовых».⁸⁶²

Позднее было опубликовано также принятое Собором Обращение к Мировой конференции, намеченной на весну 1922 года в Генуе. В нём участники Собора пытались обратить внимание Западных держав не только на бедственное положение Русского народа, но и на возможные роковые последствия для всей мировой цивилизации в случае укрепления большевиков: «Теперь пусть подумают вершители судеб человечества, какое гибельное оружие дают они в руки всех преступных, аморальных и безрелигиозных элементов своего населения, если Всемирная Конференция, заменившая теперь совет королей и папы, введёт в свою среду убийц и цареубийц, предателей своего отечества, разбросавших в чужие руки сотни тысяч квадратных километров своей территории и десятки миллионов населения, вовсе того не желавшего и временно примирившегося со своей фиктивной свободой только для того, чтобы не быть под пятой большевиков».⁸⁶³

Обращение заканчивалось призывом:

«Народы Европы! Народы Мира! Пожалейте наш добрый, открытый, благородный по сердцу народ Русский, попавший в руки мировых злодеев! Не поддерживайте их! Не укрепляйте их против Ваших детей и внуков! А лучше помогите честным Русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевизм – этот культ убийства, грабежа и богохульства из России и всего мира. Пожалейте бедных Русских беженцев, которые за свой патриотический подвиг обречены среди Вас на голод и холод, на самые чёрные работы, которые принуждены забывать всё, чему учились и быть лишёнными даже таких необходимых удобств жизни, которые доступны последнему неграмотному чернорабочему. Они в лице доброй своей половины офицеров, генералов и солдат готовы взяться за оружие и идти с походом в Россию, чтобы выручить её из цепей постыдного рабства разбойников. Помогите им осуществить свой патриотический долг, не дайте погибнуть вашей верной союзнице – России, которая никогда не забывала своих друзей и от души прощала тех, кто временно был ее врагом».⁸⁶⁴

Обращение оказалось политически малоэффективным не только потому, что европейские правительства не были расположены к бескорыстной жалости. Благодаря большевикам, в «чужие руки» отошли огромные территории, возвращать которые никто не собирался. Свержение советской власти было чревато новым переделом Европы, и западные политики предпочитали пока иметь дело со щедрыми разбойниками, чем с законными хозяевами, бережно относящимися к своим богатствам. Лишь немногие предвидели будущее могущество советской империи и драматизм многолетнего противостояния двух миров.

Почти не принеся положительных результатов, Обращение было использовано большевиками, как повод для обвинений зарубежных иерархов в антисоветизме и военном подстрекательстве. Впоследствии бывший на этом Соборе митрополит Евлогий назвал Обращение «роковым»: «только злой дух мог продиктовать его», – сказал он.⁸⁶⁵

Разумеется, дело тут не в тексте документа. Большевики выдвинули бы свои обвинения и воспользовались ими для гонений внутри страны даже если бы участники Собора воздержались от открытых политических призывов. Советская власть преследовала верующих не за вину зарубежных священнослужителей, а просто потому, что таков был ее политический курс, согласно которому даже самый просоветски настроенный «живоцерковник» не был застрахован от репрессий и гибели. Вместе с тем, большевики не могли не видеть духовной связи эмиграции с оставленной Родиной и продолжали использовать испытанную ещё в годы Гражданской войны систему заложников. На этот раз заложниками оказались миллионы подсоветских верующих. Ответственность за их участь перекладывалась на Русских эмигрантов. Такое моральное давление раскалывало эмиграцию, связывало руки многим деятелям, кто боялся, что любое выступление против советской власти – даже слово – отразится роковым образом на судьбах соотечественников.

34 члена Собора, в том числе Преосвященные Евлогий, Анастасий, Вениамин (Федченков) и некоторые другие, отказались от участия в голосовании, уточнив, что Церковный Собор не может принимать политических заявлений: «Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что данная большинством Отдела Духовного Возрождения России постановка вопроса о монархии с упоминанием при том и Династии носит политический характер и, как таковая, обсуждению Церковного Собрания не подлежит; посему мы в решении этого вопроса и голосовании не считаем возможным принять участие».⁸⁶⁶

С этого времени в Русской Церковной эмиграции началось открытое размежевание между сторонниками политического нейтралитета (неизбежно компромиссного – ибо большевики соблюдать нейтралитет не собирались) и теми, кто, чувствуя духовное единство с гонимой Церковью, не желал признавать законной власть Ее гонителей.

Деятельность Карловчан, по времени совпавшая с голодом в Поволжье и последующими процессами в связи с изъятием Церковных ценностей, невольно доставила Патриарху, а также иерархам, клирикам и церковным деятелям в России немало тяжёлых минут. Достаточно сказать, что во время упомянутых судебных процессов об отношении подсудимых к Карловацкому Собору спрашивали порой чаще, чем по существу разбираемого дела. Против Церкви использовалось даже то, что зарубежные священнослужители продолжали сохранять свою верность Патриарху Тихону, открыто заявляя об этом. Особо подчёркивалось, что Собор открылся по благословению Патриарха (хотя последний предполагал проведение лишь чисто церковного организационного совещания), а политические заявления митрополит Антоний подписывал как «наместник Патриарха Тихона». Под нажимом советских властей, надеясь предотвратить этим новую волну репрессий, Церковный Совет выпустил указ от 5 Мая 1922 года (Постановление № 349), в котором Русское Высшее Церковное Управление за границей было упразднено, а реорганизация управления Русскими зарубежными приходами поручена Преосвященному Евлогию, возведённому 30 Января того же года в митрополиты.⁸⁶⁷ Впоследствии Патриарх Тихон неоднократно выражал порицания Карловчанам за их высказывания политического характера.⁸⁶⁸ Нельзя, однако, не принять во внимание, что делалось это в обстановке шантажа и насилия. Вероятно, не обходилось и без подлогов. В частности, у большинства исследователей вызывает сомнения подлинность «Завещания» Патриарха Тихона. По мнению специалистов, документ был составлен ГПУ, о чём свидетельствует и игнорирование его митрополитом Сергием – несмотря на всю политическую выгоду подобных ссылок⁸⁶⁹. Для подробного рассмотрения этого вопроса мы отсылаем читателя к труду канадского профессора Д.В. Поспеловского «РПЦ в ХХ-м столетии» (М. Республика. 1995. Сс. 126–128) (известного, впрочем, своими экуменическими симпатиями), где предпринимается попытка установить его истинное происхождение, а также к Сс.757–768 Актов...

«Мы не можем не осуждать тех, кто в забвении Божьем, злоупотребляя своим церковным положением, отдаётся без меры человеческому часто грубому политиканству... Пользуясь Нашим именем, Нашим авторитетом Церковным они... создают там вредную и контрреволюционную деятельность, – говорилось в «Завещании» Патриарха Тихона. – Они вольны в своих убеждениях, но они в самочинном порядке и вопреки канонам нашей Церкви действуют от Нашего имени и от имени Святой Церкви, прикрываясь заботами о Ее благе...».⁸⁷⁰

Документ носил явный политический характер. Его содержание сводилось к требованию подчинения большевикам всей Церкви, причём, виновные в нелояльности должны были не только прекратить всякую неугодную коммунистам деятельность, но и принести «раскаяние перед советской властью».⁸⁷¹ Хотя подлинные авторы «Завещания» не раз лицемерно обвиняли зарубежных иерархов в «неканоничности» политических заявлений, они одновременно всячески стремились произвести раскол среди верующих – как в подсоветской России, так и за ее пределами. Большевики требовали от священнослужителей всё новых и новых идеологических компромиссов – вплоть до полного отождествления себя с безбожной властью.

В связи с постановлением Высшей Церковной власти, вменявшим митрополиту Евлогию заботу о правильном окормлении Русских заграничных приходов, последний в Сентябре того же 1922 года вновь отправился в Сремски-Карловцы для выяснения отношений с РВЦУЗ. Впрочем, на состоявшемся заседании была принята следующая резолюция: «отсрочить выполнение указа впредь до выяснений обстоятельств, при которых он был издан».⁸⁷² Видимо, митрополит Антоний, с одной стороны, был уверен в правильности своих действий, а с другой стороны, последовавший сразу же после принятия этого постановления арест Патриарха и нарушение правильного функционирования органов Высшего Церковного Управления в Москве, вызвали недоверчивое отношение к документу со стороны большинства архиереев. Всё же зарубежные архиереи «частично» подчинились Патриаршему указу; РВЦУ за границей было упразднено, но вместо него Архиерейским Собором (так называлось это совещание) был образован Священный Синод Русской Православной Церкви за границей, которому, практически, пытались усвоить те же функции, что и упразднённому ВЦУ. При этом епископ Вениамин (Федченков) предлагал передачу всего управления митрополиту Евлогию без всякого Собора, а если и возникала необходимость сохранить созданный Синод, то тогда именно Преосвященный Евлогий, но не митрополит Антоний должен быть его председателем.⁸⁷³ Впрочем, митрополит Евлогий, сохраняя за собой право разработки плана дальнейшего управления Русской Церковью за границей, от председательства в Синоде отказался «ради братского отношения к собратьям, закинутым в эмиграцию, во имя любви к митрополиту Антонию, старшему зарубежному иерарху, с которым (его) связывала долголетняя духовная дружба».⁸⁷⁴

В Мае-Июне 1923 года в Карловцах вновь был созван Архиерейский Собор, на котором митрополит Евлогий представил свой проект управления Русской Церковью за границей, предусматривавший систему 4-х автономных церковно-административных округов: Западно-Европейский, Восточно-Европейский (включая Ближний Восток), Дальневосточный и Северо-Американский с ежегодным Архиерейским Собором (кворум 12-ти епископов) для выработки общих решений.

По этому проекту была принята следующая резолюция: Синод сохранить с подчинением ему церквей на Балканах, Ближнем и Дальнем Востоке; Западно-Европейский округ получает автономию (предполагалась автономия и Северо-Американского округа, но решения об этом не было принято ввиду отсутствия митрополита Платона). Синод должен действовать непрерывно между сессиями Собора, подготовлять и созывать Соборы, рассматривать брачные дела.⁸⁷⁵

Между тем, ещё ранее зарубежный Синод (дело происходило во время ареста Патриарха Тихона) обсуждал вопрос о временном обладании Церковной властью над всей Россией вплоть до освобождения Его Святейшества Патриарха Тихона или до назначения его законного заместителя. Тогда же Синод постановил: «Доверить председательствующему в Архиерейском Синоде Его Высокопреосвященству митрополиту Антонию, вместе с правами временно замещающего Патриарха вплоть до созыва Всерусского Собора, право представлять Православную Церковь во всей России и, насколько это позволят обстоятельства, руководить Церковной жизнью и Церковью не только за пределами России, но и в самой России».⁸⁷⁶ Данное решение находилось в противоречии с Постановлением Патриарха, Синода и Высшего Церковного Совета № 362 от 20 Ноября 1920 г., предусматривавшем лишь самоуправление епархий в случае временного прекращения функционирования Высшего Церковного Управления. Находилось это решение в противоречии и с посланием законного Заместителя Патриарха – митрополита Ярославского Агафангела. Впрочем, о последнем Карловчане могли и не знать. Во всяком случае, в Ноябре 1923 г. находившийся уже на свободе Патриарх Тихон и Синод направили митрополиту Евлогию постановление № 106 с запросом, какая церковная администрация существует под именем Архиерейского Синода, и с категорическим утверждением, что живущий за границей митрополит Антоний не имеет никакого права говорить от имени всей Русской Православной Церкви и всего Русского народа, как не имеющий на то полномочий.⁸⁷⁷

Тем не менее, несмотря на попытки отдельных священнослужителей смягчить возникшие противоречия, размежевание среди зарубежных Русских церковных деятелей оказалось в дальнейшем неизбежным. 4–17 Сентября 1924 г. в Карловцах состоялся очередной Архиерейский Собор. На нём вновь были поставлены вопросы о присвоении зарубежному Синоду функций временной высшей церковной власти и о временной административной независимости от Патриарха (дабы снять с него ответственность за политические выступления эмиграции), однако, с сохранением возношения его имени за Богослужениями. Правда, по этим вопросам у большинства собравшихся хватило благоразумия решения не принимать. Зато было решено отменить автономию Западно-Европейского округа. В связи с этим митрополит Евлогий выступил со следующим заявлением: «Указом Святейшего Патриарха Всероссийского № 348 от 5 Мая 1922 года, управление всеми Русскими заграничными приходами сохранялось за мной, причём мне предлагалось представить соображения о порядке управления Русскими заграничными Церквами. Согласно этому указу, имея в виду идею Церковного единства, я предложил Русскому Архиерейскому Собору 1923 г. такую организацию управления вверенной мне епархии, при которой она, находясь в каноническом единстве с другими заграничными епархиями, сохраняла бы свою внутреннюю автономию; я полагал, что таким образом лишь в малой мере осуществятся те широкие полномочия, какие лишь мне одному были предоставлены Святейшим Патриархом. Только что принятое большинством голосов постановление я считаю существенным нарушением воли Святейшего Патриарха».⁸⁷⁸

Решительный протест митрополита Евлогия, покинувшего Собор, заставил его деятелей оставить прежнее положение «до окончательного решения Святейшего Патриарха».⁸⁷⁹ Но всё более разраставшуюся трещину между консервативным Синодом и митрополитом Евлогием заделать оказалось уже невозможно. Пытаясь, однако, найти согласие, представители Зарубежной Церкви обратились за советом к митрополиту Сергию (Страгородскому). На это последний в письме от 12/25 Сентября 1926 года отвечал: «Дорогие мои святители. Вы просите меня быть судьёй в деле, которого я совершенно не знаю... Может ли вообще Московский Патриарх быть руководителем Церковной жизни Православных эмигрантов... Польза самого Церковного дела требует, чтобы вы общим согласием создали для себя центральный орган Церковного управления, достаточно авторитетный для разрешения всех недоразумений и разногласий и имеющий силу пресекать недоразумение и всякое непослушание, не прибегая к нашей поддержке...». «То было последнее письмо митрополита Сергия, в котором он свободно писал то, что внутренне осознавал истинным» (Архиепископ Иоанн (Максимович).⁸⁸⁰

На проходившем в Декабре 1926 г. в Карловцах очередном Архиерейском Соборе митрополит Северо-Американский Платон и митрополит Евлогий заявили, что признают за Карловацкими Синодом и Собором лишь морально-общественное, но не каноническое и судебно-административное значение. При этом они покинули заседания Собора, не согласившись с порядком обсуждения вопросов. Собор постановил предложить митрополиту Евлогию официально признать не только моральное, но и каноническое право Карловацких Собора и Синода, предупреждая в случае отказа о прещениях. Однако, митрополит Евлогий и на этот раз не подчинился решению «незаконно присвоивших высшую власть в Русской Церкви».⁸⁸¹

Следствием этого явилось постановление заграничного Синода от 13 Января 1927 года о «запрещении» митрополита Евлогия в священнослужении и разрыв с ним молитвенного общения. Оценивая этот документ, митрополит Евлогий говорил: «Своим запрещением они (Карловчане) хотели сокрушить меня, рассчитывая на смутность Церковного сознания, на неустойчивость моей паствы, на старую дореволюционную привычку видеть в Синоде высшую церковную инстанцию и считать его постановления для себя обязательными. Но расчёт оказался неверный. Моя паства каким-то безошибочным чутьём правды разобралась в сложном церковном положении».⁸⁸²

С тех пор Церковная жизнь Русского Западно-Европейского округа стала развиваться уже совершенно независимо от «Русской Православной Церкви за границей, какое название усвоили себе Карловчане. Возникший раскол отрицательно повлиял на духовное единство Русской эмиграции и ещё более отдалил возможность будущего воссоединения западно-европейских приходов с Русской Церковью.

В 1927 году состоялся обмен письмами между митрополитом Евлогием и Вселенским Патриархом Василием III, причём последний указывал, что запрещения, наложенные Карловчанами на Преосвященного Евлогия и верное ему духовенство – «являются деяниями канонически беззаконными и никакой посему силы не имеющими, ибо и самое существо этого самозванного собрания в качестве органа управления канонически несообразное...». Митрополит Евлогий отмечал, что к этому мнению Вселенского Патриарха присоединились Патриарх Александрийский и Антиохийский, предстоятели Элладской, Латвийской, Финляндской Церквей и архиепископ Литовский.⁸⁸³ Трудно, однако, не учитывать представительность Карловацкого Собора, присутствие на нём многих авторитетных влиятельных Церковных деятелей – священнослужителей и мирян. Очевидная необъективность Вселенского Патриарха в оценке деятельности Карловчан имела политические последствия, как и признание им обновленцев. Таким образом, Восточные Патриархи в очередной раз послужили катализаторами в ослаблении позиций Русской Церкви, поддерживая и углубляя расколы.

Следует также отметить, что сложное положение Карловацкого Синода усугублялось тем, что его решения распространялись на территории, находящиеся в юрисдикции других поместных Православных Церквей (где имелись Русские эмигранты), что, естественно, вызывало порой протесты их предстоятелей. Так, архиепископ Афанасий Хризостом, не приняв присланного Карловчанами в Грецию епископа Гермогена, заявил, что митрополит Антоний и другие Русские епископы, сгруппировавшиеся вокруг него, «должны подчиниться Патриарху Сербскому, поскольку они не могут действовать канонически, так как не имеют епархий и уже заменены другими каноническими епископами в своих епархиях в России».⁸⁸⁴ Проигнорировали в 1926 году Карловчане и совет Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия, призвавшего зарубежных иерархов войти в состав поместных Православных Церквей.⁸⁸⁵ «Между тем, находясь в Югославии в качестве гостей Патриарха Сербского, они в действительности могли обладать только теми правами, которые им предоставил бы Патриарх Сербский (во всяком случае эти права не могли выходить за географические пределы Патриархата). Вместе с ними и другие епископы, рассеянные не только в Югославии, но и на территории других автокефальных Церквей и даже в неправославных странах, стремились добиться полноты Церковной власти, которая принадлежит высшему руководству Поместной Церкви. Они считали себя канонически послушными Московскому Патриархату и в то же время призванными частично заменить Патриархат», – писал анонимный парижский автор, отмечая канонические дефекты Карловацкого Церковного управления.⁸⁸⁶

Итак, в 20-е-первой половине 30-х годов в ведении Карловацкого Синода находились Русские приходы на Балканах (митрополит Антоний, архиепископ Анастасий и др. в Югославии, архиепископ Серафим (Соболев) в Болгарии) и на Ближнем Востоке (храмы и монастыри Русской Православной миссии в Палестине, общины в Александрии, Багдаде), а также в Китае (Харбинская, Пекинская, Хейларская епархии, которые возглавляли епископы Нестор, Виктор, Димитрий). Несмотря на то, что приходы в Германии должны были находиться в ведении митрополита Евлогия, Зарубежной Церкви всё же в 1927 г. удалось часть из них подключить к своему управлению (епископы Тихон (Лященко), Серафим (Ляде) из Русских немцев, выпускник Московской Духовной Академии, хиротонисан во епископа Карловчанами). Также они подключили себе приходы в Швейцарии и Италии. К Русской зарубежной Церкви присоединилась и часть приходов во Франции, куда был назначен архиепископ Серафим (Лукьянов – бывший Финляндский). Под юрисдикцию «Карловацкой» Церкви перешли некоторые приходы Северо-Американского округа, которые возглавил епископ Тихон и Русские приходы в Южной Америке и Австралии.⁸⁸⁷ В короткий срок Русская Православная Церковь за границей объединила большинство приходов Русского зарубежья. Успех, по-видимому, объясняется тем, что монархическая, антиассимиляционная программа Карловчан нашла живой отклик среди политических изгнанников.

Следует отметить, что Карловчане призывали к подчинению себе не только эмигрантских приходов, но и тех зарубежных епархий, где Русские эмигранты составляли лишь очень незначительную часть верующих. Такие требования были обращены, например, к митрополиту Японскому Сергию (Тихомирову). Причём в случае неподчинения ему угрожали смещением. Однако, он решительно отвергал эти предложения до конца своих дней († 1945), сохраняя каноническое общение с Московской Патриархией.

Однако, в Китае, где наряду с Православными Китайцами Церковные общины состояли из многочисленных Русских эмигрантов, порой, людей малоцерковных, но настроенных резко антисоветски, ни о каких политических компромиссах не могло быть и речи. Даже епископы, сохранявшие некоторое время каноническую связь с Московской Патриархией, в конце-концов вынуждены были уступить монархическим настроениям своей паствы (епископы Пекинский Виктор (Святин), Нестор (Анисимов)).⁸⁸⁸ Иной была ситуация в «ближнем зарубежье». Церкви в изгнании не удалось привлечь на свою сторону митрополита Литовского Елевферия (Богоявленского), до самой своей кончины († 31.12.1940) находившегося в каноническом общении с Московской Патриархией.

Обращаясь к последующей истории Русской Православной Церкви заграницей, следует отметить, что в Апреле 1934 года митрополитом Евлогием была предпринята попытка примирения с митрополитом Антонием, чтобы «успокоить взволнованные церковной смутой умы паствы и дать Синоду (Карловацкому) загладить вину неосмотрительности и отсутствия братолюбия, которые довели его до неканонического постановления...».⁸⁸⁹ Однако, Архиерейский Собор в Карловцах снял с Преосвященного Евлогия запрещение «для пользы Церкви».⁸⁹⁰ Впрочем, у митрополита Евлогия к этому времени отсутствовали канонические отношения с Московской Патриархией в лице митрополита Сергия.

А 9 Июня 1934 года митрополит Сергий и Временный Патриарший Синод при нём постановлением № 50 сместили с занимаемых кафедр и предали Соборному суду всех неподчинившихся митрополиту Сергию архиереев, причём 8 из них во главе с митрополитом Антонием с запрещением в священнослужении.⁸⁹¹ Нужно сказать, что ещё постановлением митрополита Сергия (№ 104) от 9 Мая 1928 года Карловацкий Синод вновь был распущен. Всем зарубежным иерархам, желавшим находиться в каноническом общении с Московским Патриархатом, было предложено прислать письменное обещание в лояльности советской власти (что, по мнению митрополита Евлогия означало «невмешательство Церкви в политическую жизнь и не допускать, чтобы церковный амвон превращался в политическую трибуну»).⁸⁹² Ослушникам этого постановления митрополит Сергий угрожал запрещением в священнослужении и предании Соборному суду. Тех же, кто подчинится решению о роспуске Синода, но не даст обещания в лояльности, ожидало исключение из послушания Московскому Патриархату и смещение с кафедры.⁸⁹³

Нетрудно было догадаться, от кого в действительности исходило это откровенно политическое требование. Оно внесло новую смуту в жизнь Русской эмиграции, но и на сей раз большевики не смогли взять под свой контроль Церковь Русского зарубежья. Спекулируя на миролюбивых настроениях священнослужителей, они в действительности хотели совсем иного, чем «невмешательство Церкви в политическую жизнь», ибо обязательные письменные клятвы верности советскому строю как раз и означали превращение церковного амвона в «политическую трибуну».⁸⁹⁴ Это не имело ничего общего с подлинным отделением Церкви от государства, принципы которого изложены в Памятной записке Соловецких епископов. Не имея возможности полностью игнорировать политические вопросы в момент острого противостояния двух миров, зарубежные священнослужители с возмущением отвергли навязываемое им идеологическое рабство. Маловероятно, чтобы и сами большевики верили в добровольный отказ от политической свободы всей Русской эмиграции. Требования лояльности в отношении советской власти носили скорее провокационный, нежели практический характер.

В Апреле 1933 года митрополит Сергий обратился с посланием к Сербскому Патриарху Варнаве, прося его посредничества в диалоге с Карловчанами. При этом последним предлагалось либо выполнить постановление 1928 года, либо перейти в юрисдикцию другой Православной Поместной Церкви.⁸⁹⁵ Естественно, этот шаг также не нашёл отклика у зарубежных иерархов, о чём Патриарх Варнава писал в Москву. Спустя год, митрополит Сергий объявил, что «время увещеваний, ожиданий и назначений новых сроков прошло; наступило время перейти от слов к действиям».⁸⁹⁶ Тогда-то и было принято уже упомянутое постановление № 50. Надо ли говорить, что оно не смутило Карловчан и не имело для них последствий. Вместе с тем, не смущало их и изолированное положение в среде Православных Церквей, в котором они находятся до сих пор...

Осенью 1935 г. в Карловцах вновь был созван Архиерейский Собор, причём на этот раз на нём присутствовали митрополиты Евлогий и Феофил, возглавивший Американский Митрополичий округ после кончины митрополита Платона в 1934 году. Но и эта всезарубежная встреча не принесла желанного единства:

«...Главное наше горе, – сказал митрополит Евлогий в своём выступлении на Соборе, – не в той или иной организации Церковного управления, а в том, что потеряно доверие друг к другу; вместо взаимной братской любви царит подозрительность, полное отчуждение... Если бы удалось восстановить нравственные начала нашего общения, тогда легко бы было найти и формы Церковного управления».⁸⁹⁷

На Соборе был предложен архиепископом Болгарским Серафимом (Соболевым) вопрос о суде над протоиереем Сергием Булгаковым по обвинению в софианской ереси. Год спустя Карловацкий Собор признал учение о Софии проживавшего тогда в Париже и находившегося в юрисдикции митрополита Евлогия о. Сергия Булгакова ересью.⁸⁹⁸

Архиерейский Собор 1935 г. одобрил создание единого фронта всего христианского мира для борьбы с безбожием и коммунизмом. Ещё ранее, 28 Августа 1932 г. Архиерейский Собор РПЦЗ анафематствовал масонство.

В 1936 году завершился земной путь бывшего митрополита Киевского Антония (Храповицкого).

На его место «первоиерарха Русской Православной Церкви за границей» Карловацким Собором был избран архиепископ бывший Кишинёвский Анастасий (Грибановский), получивший сан митрополита. Последний был присвоен ему Сербским Патриархом Варнавой. Следует заметить, что Сербская церковная общественность вследствие исторических причин с особенной любовью относилась к Русиянам и к памяти Русского Императорского Дома и естественно сочувствовала Зарубежной Церкви.

1938 год вновь привёл к резкому конфликту между Карловчанами и митрополитом Евлогием. Ещё в 1937 году Германское правительство признало Карловацкого епископа Тихона главой Православной Русской Церкви в Германии. А спустя несколько месяцев, 25 Февраля 1938 года рейхсканцлер А. Гитлер издал декрет о передаче всех церковных имуществ в распоряжение министра культов, что фактически означало передачу германских приходов Западно-Европейского Экзархата в Зарубежную Церковь. 30 Мая 1938 года в Берлине митрополитом Анастасием был освящён собор, построенный для Русиян Германским правительством, ассигновавшим на это первоначально 45.000 марок и далее по мере надобности.

В то время многие Русские эмигранты (да и не только эмигранты), отчаявшиеся и уставшие от безразличия к своим проблемам «демократических» правительств, искренне питали в себе надежду, что А. Гитлер является их главным и практически единственным союзником в борьбе за возрождение России. Архимандрит Иоанн (Шаховской), впоследствии епископ Сан-Францисский, в начале Великой Отечественной войны выпустил воззвание «Близок час», где приветствовал действия Германской армии, которую он считал освободительницей России от большевизма:

«В крови и грязи пришедшее, уйдёт в крови и грязи. Человеконенавистническая доктрина Маркса, вошедшая в мир войной – войной исходит.[...] До каких дней желанных, под-Советской, и Зарубежной России довелось дожить. Не сегодня-завтра откроются пути свободной жизни, свободного исповедания веры Христовой, свободных слов о Боге. Пред своей кончиной в Москве, в начале большевизма, афонский старец Аристоклий сказал такие, буквально записанные (людьми, автору сих строк близкими) слова: «Спасение России придёт, когда Немцы возьмутся за оружие». И ещё пророчествовал: «Надо будет Русскому народу пройти через многие ещё унижения, но в конце он будет светильником веры для всего мира». Кровь, начавшая проливаться на Русских полях с 22 Июня 1941 года, есть кровь, льющаяся вместо крови многих и многих тысяч Русских людей, которые будут скоро выпущены из всех тюрем, застенков и концлагерей Советской России. Одно это уже исполняет сердце радостью. Лучшие Русские люди будут скоро отданы России. Лучшие пастыри будут отданы Церкви, лучшие учёные – Русской науке, лучшие писатели – народу, отцы – детям своим и дети – родителям; к жёнам вернутся с далёкого севера любимые мужья; сколько друзей разосланных вновь соединятся... Невозможно себе представить сколько будет радости людям... Промысел избавляет Русских людей от новой гражданской войны, призывая иноземную силу исполнить своё предначертание. Кровавая операция свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей Германскому хирургу. Лечь под его хирургический нож тому, кто болен, не зазорно. У каждого народа есть свои качества и дары. Операция началась, неизбежны страдания, ею вызываемые. Но невозможно было Провидению далее выжидать свержения безбожного интернационала рукой сосланных и связанных на всех своих местах Русских людей. Невозможно было долее ждать, что за эту задачу возьмутся те, так называемые «христианские» правительства, которые в недавней испанской борьбе были и материально и идеологически не на стороне защитников Христианской веры и культуры. Обессиленные и закрепощённые по лагерям, заводам и колхозам Русские люди были бессильны подняться против международной атеистической силы, засевшей в Кремле. Понадобилась профессионально-военная, испытанная в самых ответственных боях, железно-точная рука Германской армии. Ей ныне поручено сбить красные звёзды со стен Русского Кремля. И она их собьёт, если Русские люди не собьют их сами. Эта армия, прошедшая своими победами по всей Европе, сейчас сильна не только мощью своего вооружения и принципов, но и тем послушанием высшему зову, Провидением на неё наложенному сверх всяких политических и экономических расчётов. Сверх всего человеческого действует меч Господень. Новая страница Русской истории открылась 22 Июня, в день памяти Всех святых, в земле Русской просиявших Не ясное ли это даже для самых слепых знамение того, что событиями руководит Высшая Воля. В этот чисто Русский (и только Русский) праздник, соединённый со днём Воскресения, началось исчезновение демонских криков «Интернационала» с земли Русской... Внутреннее воскресение зависит от сердца человеческого; оно подготовлено многими молитвами и терпеливым страданием. Чаша исполнена до краёв. «Великое землетрясение» начинает «колебать основание темницы» и скоро «у всех узы ослабеют» (Деян.16:26). Скоро, скоро Русское пламя взовьётся над огромными складами безбожной литературы. [...] Иван Великий заговорит своим голосом над Москвой и ему ответят бесчисленные Русские колокола. Это будет «Пасха среди лета», о которой 100 лет тому назад, в прозрении радостного духа пророчествовал великий святой Русской земли, преподобный Серафим.

Лето пришло. Близка Русская Пасха...

Архимандрит Иоанн»

«Новое Слово». № 227/356. 29 Июня 1941 года. Берлин.

Однако, геноцид славянских народов при нападении Германии на СССР резко изменил настроения Русской эмиграции, – как мирян , так и клириков. Например, митрополит Зарубежной Церкви Анастасий, который 12 Июня 1938 года выразил благодарность А. Гитлеру за закон об имуществе Русской Церкви в Германии и за ассигнование средств на строительство Православного Собора в Берлине, после нападения на Россию не издал ни одного письменного акта в поддержку его Правительства. Несмотря на давление и угрозу интернирования, он отверг предложение немецких властей выпустить специальное Воззвание к Русскому народу, указав что при неясности для него германской политики в отношении России он этого сделать не может.⁸⁹⁹ Однако, в целом отношение Русских эмигрантов к Гитлеру оставалось неоднозначным: многие из них входили в Русскую Освободительную Армию генерала A.A. Власова и в созданный в 1944 г. Комитет Освобождения Народов России (К.О.Н.Р).

О личности и деятельности генерала A.A. Власова свидетельствует клирик Р.П.Ц.З. о.Александр Киселёв (в 1992 году перешедший в Московскую Патриархию и проживающий ныне в Московском Донском монастыре): «Да, я действительно имел честь довольно близко знать генерала Власова и считаю его носителем весьма редкого, если не единственного случая в истории, когда патриот, находясь в плену врага, стремился искать пути для продолжения активной борьбы с этим врагом. Считаю позором, что у нас на Родине можно называть верного сына Отечества предателем. Генерал Власов хотел создать из бесчисленного количества наших пленных Русиян, вывезенных немцами на работы в Германию, антисталинскую и антигитлеровскую освободительную армию. Они под этим флагом и шли: Р.O.A. – Русская Освободительная Армия. Я уверен, что наступит день, когда памятник генералу Власову будет поставлен рядом с памятником маршалу Жукову у Иверской часовни в Москве».⁹⁰⁰

Граф Николай Дмитриевич Толстой-Милославский, много лет посвятивший изучению документов, свидетельств и материалов о насильственной репатриации – выдаче союзниками (англичанами и американцами) тех Русиян, которые воевали на стороне Германской армии органам НКВД, писал: «Со времени окончания Гражданской войны и до сего дня Андрей Власов – единственный Русиянин, который вёл открытую политическую и военную борьбу на Русской земле против советского режима. Оценка роли Р.О.А. грядущими поколениями будет зависеть от судьбы самой России».⁹⁰¹

Трагедия Русской эмиграции 1930-х годов заключалась в том, что она оказалась между двух огней: с одной стороны, её разлагали и пытались использовать в своих целях агенты НКВД, с другой – на неё имели собственные виды вожди рейха. Надо ли говорить, что и те и другие оказывали давление на бесправных, отчаявшихся, забытых мировым сообществом людей. В этой ситуации лишь немногие из Русских эмигрантов сумели продолжить общественную деятельность, сохраняя политическую и духовную независимость.

В Августе 1938 года Карловацкий Собор принял резкое постановление против митрополита Евлогия.⁹⁰² А осенью был уволен на покой епископ Тихон (Лященко) и на его место назначен Серафим (Ляде) с титулом епископа Потсдамского. Между тем борьба за переход «евлогианских» приходов в ведение Карловчан в Германии вступила в решающую фазу. Вот как характеризовал её митрополит Евлогий:

«Немцам хотелось показать, что этот переход будет совершён добровольно, а не под насильственным давлением. Священника призывают в Министерство культов и там всячески уговаривают, даже с угрозами, чтобы они вместе с прихожанами переходили в Карловацкую юрисдикцию... Митрополит Анастасий пишет мне письмо («словеса лукавствия»...), что в моих приходах причты готовы меня покинуть и слово теперь только за мной, чтобы переход закрепить формально. Я отвечаю, что в вопросах веры и Церкви я больше всего ценю свободу совести; мои прихожане уже определили себя в Церковном отношении, их позиция мной одобрена, и я не считаю себя обязанным ломать их Церковные убеждения... Наших священников начинают вызывать в гестапо, изводят допросами... Будем бороться до конца, нас могут взять (как уже и берут) только насилием, и пусть на совести тех, кто прибегает к такого рода средствам, останется это недоброе, не Христианское, не Церковное «душеводство».⁹⁰³

История Карловацкой юрисдикции в предвоенный период характерна постепенным ослаблением связей с Московской Патриархией. Если в первые годы во всех храмах Зарубежной Церкви поминалось имя Патриарха Тихона, а позднее – Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Крутицкого), то Декларация митрополита Сергия с непременным требованием лояльности советской власти делали невозможным дальнейшее подчинение Московской Патриархии. Естественно, с годами к чувству духовной независимости подмешалась и доля гордыни, чрезмерная уверенность в собственном приоритете и даже полное неприятие Церкви Московской Патриархии, как «Сергианской ереси», что мы, к сожалению, и наблюдаем в наше время.

Вместе с тем, Зарубежная Церковь продолжала считать себя частью единой Русской Православной Церкви. Ежедневно в Православных храмах тех стран, где были колонии Русских эмигрантов, возносились молитвы за Россию, за страдающих от гонений братьев. В 1940-е годы тысячи советских граждан, волей судьбы оказавшихся на чужбине, нашли приют и утешение в лоне Зарубежной Церкви.

Послевоенное положение и устройство

Вторая мировая война и сразу последовавший за ней период явились для Карловчан по преимуществу временем утрат.

Ещё в Феврале 1945 года многие представители Православного клира и паствы Берлина покинули город, ежедневно подвергавшийся ожесточенной бомбардировке союзной авиации, и двинулись на запад в ожидании прихода Англо-американских войск. К окончанию войны оказался в Мюнхене и митрополит Берлинский и Германский Серафим, впоследствии там скончавшийся. В 1945 году, после поражения фашистского правительства окормление приходами в Берлине и восточной части Германии взял на себя архиепископ Брюссельский Александр, ещё в 1940 году арестованный агентами гестапо и до конца войны находившийся под домашним арестом.

По окончании войны в советской зоне оккупации (до 1989 г. – территория ГДР) оказалось несколько Русских храмов, управление которыми осуществлял архиепископ Александр: 3 храма в Берлине, по одному – в Потсдаме, Лейпциге и Дрездене. Все они перешли в юрисдикцию Московской Патриархии, образовав, таким образом, основной костяк будущего Патриаршего Средне-европейского Экзархата.

Изменилось положение и на Балканах. Митрополит Анастасий вынужден был перевести Карловацкое Церковное управление из Югославии сначала в Мюнхен, а затем (в 1948 г.) в США в г. Джорданвилль (штат Нью-Йорк – Jordanville, N.-Y.), где оно находится до сих пор. Русские приходы в Югославии перешли в полное ведение Сербской Церкви, а Русский храм в Белграде вскоре преобразовался в подворье Московского Патриархата. Перешёл в юрисдикцию Московской Патриархии и окормлявший Русиян в Болгарии архиепископ Богучарский Серафим (Соболев). Его кафедральный (бывший посольский) храм в Софии также вскоре стал Русским Патриаршим Подворьем.

Митрополит Серафим (Лукьянов), возглавлявший 30 приходов во Франции, составлявших Карловацкую Западно-Европейскую епархию, в Сентябре 1945 г. во время пребывания в Париже митрополита Крутицкого и Коломенского Николая вступил в каноническое общение с Московской Патриархией. После кончины митрополита Евлогия он был назначен экзархом Московского Патриархата в Западной Европе. Впрочем, не все окормлявшиеся им приходы пожелали признать новую юрисдикцию.

Существовавшее в Харбине (Китай) управление Дальневосточной Православной Церковью в лице митрополита Мелетия, архиепископов Нестора, Димитрия, епископа Ювеналия, окормлявших значительные массы Русского Православного населения в Китае, также 26 Июля 1945 года обратилось к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию с просьбой принять их в каноническое общение. В своём послании Патриарху эти Преосвященные, в частности, указывали: «Харбинская епархия, в течении всего своего существования с 1922 года, по милости Божьей, пользовалась тишиной и миром во внутренней своей жизни: храмы умножались, приходы устроялись, насаждались рассадники духовного просвещения – Богословский факультет и Духовная семинария – и вся жизнь текла по указаниям Соборного определения 1917–1918 гг. и по заветам Патриарха Тихона. Но каждый из нас в эти долгие годы переживал великую душевную тяжесть, будучи оторван произошедшими событиями от нашей Святой Матери Российской Православной Церкви».⁹⁰⁴ 26 Октября 1945 г, в Харбине, куда по поручению Патриарха Алексия прибыл епископ Ростовский и Новочеркасский Елевферий, состоялся акт воссоединения. Был образован Патриарший Дальневосточный Экзархат, ставший впоследствии Автономной Китайской Православной Церковью.

Однако, архиепископ Шанхайский Святитель Иоанн (Максимович)⁹⁰⁵, остался верен Зарубежному Синоду. После прихода к власти коммунистов в конце 1940-х годов он вместе с 5.000 Русских беженцев вынужден был покинуть Китай и разделил со своей паствой все тяготы изгнания.

Утратили Карловчане и часть Русских владений в Палестине, также перешедших в 1948 году в ведение Московской Патриархии и составивших части Русской Духовной Миссии в Иерусалиме.⁹⁰⁶ В ведении РПЦЗ в Палестине остались Елеонский женский монастырь, Гефсиманская женская обитель, обитель в Хевроне при Мамврийском Дубе, Судные Врата и ещё несколько часовен.

«С образованием государства Израиль, церковное имущество, оказавшееся на израильской территории, было административным распоряжением, в нарушение закона, передано СССР (в благодарность за содействие созданию еврейского государства). СССР же значительную часть этих земельных участков и построек в 1960-е годы за бесценок продал тому же Израилю: сделку назвали «апельсиновой», так как значительная часть ее была оплачена цитрусовыми. Однако, в результате затянувшейся стоянки в порту, товар оказался непригодным к употреблению, и по прибытии судна в Одессу полностью уничтожен. Часть владений советские власти передали представителям Московской Патриархии».⁹⁰⁷

В 1945 году пребывавший с паствой в Ираке и находившийся в ведении Карловацкого Синода епископ Урмийский и Саламасский Иоанн просил Патриарха Алексия о воссоединении его с Московской Патриархией.

Следует отметить, что большое влияние на часть Русской церковной эмиграции, кроме изменения внешних условий в ряде зарубежных епархий, оказали некоторые изменения внешнего положения Православной Церкви в СССР. Собор в Москве в Январе 1945г., восстановление Патриаршества и другие события, произведшие на людей, долгое время оторванных от действительности на Родине, сильное впечатление. Это не в малой степени способствовало увеличению числа сторонников установления канонических отношений с Московской Патриархией. Однако, нельзя упускать из виду и силовые методы: в тех странах, где устанавливалась советская власть, Зарубежная Церковь ликвидировалась автоматически.

Между тем, утратив Китай, Карловчане до некоторой степени восстановили упущенное, образовав обширную епархию в Австралии, куда после войны хлынул большой поток Русских из Китая (часть эмигрантов, в том числе много духовенства, переехало в СССР). В настоящее время многочисленное Русское поселение в Австралии (более 300 тысяч человек) окормляется исключительно Карловацким духовенством.

Нужно добавить, что после войны появилась вторая волна Русской эмиграции из так называемых перемещенных лиц, расселившихся, главным образом, в Австралии, Канаде, США, Южной Америке, а также частично осевших в Западной Германии. Как правило, многие из них пополняли именно Карловацкую паству. Карловчане сохранили за собой большинство Русских приходов в Западной Германии и Швейцарии, в других западно-европейских странах.

После войны они заметно активизировались в Северной Америке, куда переехал Синод Зарубежной Церкви. В Троицком монастыре в Джорданвилле, где разместился Ее духовный центр, была открыта семинария и типография преподобного Иова Почаевского, где печатаются Богослужебные книги и множество Русской Богословской и Церковно-общественной литературы. Издаётся журнал «Православная Русь» и другая периодика. На территории США и Канады Зарубежной Церковью было образовано 5 епархий.

Кроме шести епархий РПЦЗ в Северной Америке, трёх епархий в Европе, имеются епархии в Южной Америке (Бразильская, Аргентинская, куда входят благочиннические округа в Уругвай, Чили и Парагвае), в Азии (Палестина), в Африке и Австралии. Они также объединяют большинство проживающих там Православных Русского происхождения. Своё начало Карловацкие епархии в Южной Америке берут от Русской Православной общины в Буэнос-Айресе, которую возглавлял настоятель бывшего посольского храма протоиерей К. Изразцов, поддержавший в 20-е годы Карловацкий Синод.

Таким образом, Карловчане продолжают оставаться достаточно крупным Русским Церковным сообществом за рубежом. К концу 1970-х годов они имели 16 архиереев, 460 приходов, около 700 тысяч верующих. В Джорданвилле периодически собираются архиерейские и всезаграничные Соборы. После кончины митрополита Анастасия в 1964 году первоиерархом Зарубежной Церкви в сане митрополита был избран епископ Брисбейнский (Австралия) Филарет (Вознесенский), который управлял Церковью до 1986 года.

Митрополит Филарет происходил из семьи священника, богословское образование, пострижение и священство получил в Харбине, где затем преподавал в семинарии и был законоучителем в Русской гимназии. После Второй Мировой войны его отец, тогда уже архиепископ бывший Хейларский Димитрий, вернулся на Родину, где вскоре скончался († 1.01.1947), а игумен Филарет уехал в Австралию, где в 1961 году был хиротонисан на Брисбейнскую кафедру. Другим видным деятелем Карловчан является архиепископ Женевский и Западно-Европейский Антоний, уже весьма пожилой человек, помнящий ещё дореволюционную Россию.

В своей Церковно-общественной идеологии со времен митрополита Антония Карловчане практически не претерпели изменений. Их отношение к современной Московской Патриархии по-прежнему отличается ригоризмом и непримиримостью. Впрочем, это не значит, что внутри Зарубежной Церкви полностью отсутствуют стремления к преодолению расколов. Так, в 1974 г. на II 1-м Всезарубежном Соборе в Джорданвилле было принято важное решение о снятии клятв на «старые обряды».⁹⁰⁸

У истоков этой ветви Русской Церкви стоял такой выдающийся богослов, как митрополит Антоний (Храповицкий). Издаваемая Карловчанами богословская литература переправлялась, главным образом, на Родину в Россию, и какую радость и утешение доставляла тем христианам, которым она попадала, каким чувством благодарности преисполнялись тогда наши сердца, получая весточку из свободной Русской Церкви, сохраняющей нашу дореволюционную культуру!

Из сочинений интерес представляют труды епископа Бостонского Митрофана (Зноско-Боровскаго) по истории и догматике Римо-католичества, исследование архимандрита Амвросия (Погодина), посвященное Флорентийской унии и деятельности Марка Ефесского, агиографические и канонико-полемические сочинения прот. М. Польского, написанный ещё в 30-е годы объёмный труд архиепископа Серафима (Соболева) с опровержением учения о. Сергия Булгакова о Софии. Особенное место в истории Русского Православия представляют труды англичанина по происхождению иеромонаха Серафима (Роуза).

В 1920-е годы началось служение Святителя Иоанна (Максимовича), канонизованного Архиерейским Синодом в 1994 году.

Святитель Иоанн (в миру Михаил Борисович Максимович) родился 4 Июня 1896 г. Его родители были потомственными дворянами. Один из его предков – Святитель Иоанн, митрополит Тобольский – стал последним святым, канонизованным при Царе- мученике Николае II в 1916 г. Юный Михаил учился в Петровском Полтавском кадетском корпусе, а затем на юридическом факультете Харьковского университета. В конце Гражданской войны семья Максимовичей, как и тысячи других Русских беженцев, оказалась в Сербии. Там Михаил поступил на Богословский факультет Университета Свят. Саввы, который закончил в 1925 г. Год спустя в монастыре Мильково Михаил был пострижен в монашество с наречением имени Иоанн – в честь своего святого предка – и посвящен в иеродиакона, а вскоре и в иеромонаха. Святитель Иоанн преподавал сначала в Сербской гимназии, а затем, с 1929 г. в Сербской семинарии св. Апостола Иоанна Богослова в г. Битоле. Он пользовался большой любовью воспитанников, был для них не только учителем, но и великим молитвенником. В 1934 г. Архиерейский Синод РПЦЗ постановил возвести Свят. Иоанна в сан епископа с назначением его в Шанхай, викарным архиереем Пекинской миссии. Посвящение состоялось 28 Мая 1934 г. Свят. Иоанн был последним епископом, которого рукоположил митрополит Антоний (Храповицкий).

По прибытии в Шанхай (21 Ноября 1935 г.) молодому епископу предстояло завершить строительство собора в честь иконы Божьей Матери «Споручница грешных». Он успешно разрешил возникший в связи с этим юрисдикционный конфликт. В дальнейшем Свят. Иоанн всегда стремился к прекращению внутрицерковных распрей, смиренно перенося клевету и несправедливые преследования.

В Шанхае Святитель Иоанн возглавлял строительство храма, госпиталя, больницы для престарелых, общественной столовой. Он основал приют Святителя Тихона Задонского для сирот и детей нуждающихся родителей, число воспитанников которого достигало двухсот. Владыка сам собирал беспризорных детей на улицах и в трущобах Шанхая. Он неустанно посещал больницы, школы, тюрьмы, светские и военные учреждения. Особое внимание Святитель Иоанн обращал на воспитание юношества в строго православном и Русском национальном духе. Своими трудами, святой жизнью и молитвенными подвигами он снискал безусловную любовь паствы. Когда во время японской оккупации были убиты два председателя Русского Эмигрантского Комитета, Свят. Иоанн, несмотря на опасность объявил себя временным главой русской колонии.

После окончания Второй Мировой войны и кончины митрополита Мелетия советское правительство усилило давление на зарубежное духовенство, в результате чего почти все иерархи Дальнего Востока подчинились новоизбранному Патриарху Алексию. Но Свят. Иоанн, узнав, что вопреки слухам Зарубежный Синод продолжает действовать, заявил о своей верности РПЦЗ. После долгого молчания пришёл указ Архиерейского Синода о возведении епископа Иоанна в архиепископы с непосредственным подчинением Синоду.

В конце 1940-х годов в Китае к власти пришли коммунисты. Это вызвало новый поток русских беженцев – на этот раз через Филиппинские острова в Австралию и Америку. Около 5.000 эмигрантов из Китая нашли временный приют в лагере Международной Беженской Организации на острове Тубабао. В палатках, почти в первобытных условиях, под угрозой страшных океанских ураганов, они более двух лет ждали решения своей участи. Среди беженцев были воспитанники приюта Свят. Тихона Задонского, старики, больные. Архиепископ Иоанн делил со своей паствой все невзгоды изгнания. Каждую ночь он обходил лагерь, осеняя его с четырёх сторон крестным знамением. Разрушительный тайфун налетел на остров лишь тогда, когда почти все беженцы были эвакуированы.

Ни одна страна не желала принять русских изгнанников. С большим трудом Свят. Иоанн добился у американских властей разрешения, чтобы обитатели лагеря смогли поселиться в США.

В 1951 г. Владыка был назначен главой Западно-Европейской епархии. Он постоянно объезжал приходы, служил Литургию на разных языках, приобщая к Православию французов, голландцев и других европейцев. Свят. Иоанн собирал сведения о некоторых древних святых, почитавшихся ещё до раскола Церкви, но забытых на Востоке.

Осенью 1962 г. Владыка прибыл в Америку в помощь состарившемуся архиепископу Тихону, а после его кончины († 17 Марта 1963 г. ст. ст.) стал правящим архиепископом Западно-Американским и Сан-Францисским. Прежде всего он возобновил приостановленное (из-за нехватки средств и общинных распрей) строительство нового кафедрального собора в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радосте».

Служение Владыки, к сожалению, проходило в нездоровой обстановке внутрицерковных разногласий. Смиренно перенося человеческую зависть и клевету, он даже вынужден был один раз появится в американском гражданском суде. В 1964 г. строительство самого большого храма РПЦЗ в Америке было, в основном, завершено.

Святитель Иоанн скончался в Сеаттле после совершения Божественной Литургии в Николаевском соборе, куда он сопровождал чудотворную Курско-Коренную икону Божьей Матери. Произошло это 19 Июня (ст. ст.) 1966 г.

Осенью 1993 г. Архиерейский Синод поручил специальной комиссии во главе с архиепископом Западно-Американским и Сан-Францисским Антонием освидетельствовать останки Свят. Иоанна. Владыка Антоний снял с лица Святителя воздух и все увидели нетленный лик Богом прославленного святого. На заседании Архиерейского Синода 19 Июня (ст. ст.) 1994 г. – в годовщину его кончины – произошло прославление Святителя Иоанна, который сегодня почитается не только Зарубежной Церквью, но и многими верующими Московской Патриархии.

Известно, что эмиграция в Северную Америку из России, как и из других стран Старого Света, началась ещё до революции, и политические мотивы для подавляющего большинства переселенцев не играли при этом роли. Уже во время управления Американской Православной Церковью архиепископом Тихоном (будущий Всероссийский Патриарх), когда в 1907 году в Мейнфильде состоялся 1-й Всеамериканский Православный Собор, большинство Православных переселенцев в Америке были либо уже натурализовавшимися американскими гражданами, либо ставшими такими в перспективе, но сохранявшими Русские обычаи и память о своей исторической родине. Кроме того, продолжала действовать появившаяся ещё в XVIII веке миссия на Аляске, а также были случаи обращения американцев инославного происхождения. Всё это определяло дальнейшие пути развития американского Православия, в частности, совершенствование Церковного управления, развитие соборных начал, что и предусматривалось решениями первого и последующих Всеамериканских Соборов.

Преосвященного Тихона на посту американского правящего архиерея сменили архиепископы Платон (Рождественский) и с 1914 года Евдоким (Мещерский). Последний в 1917 году отбыл на Всероссийский Собор, оставив управление епископу Аляскинскому Александру, да так и остался в России, будучи сперва избранным на Нижегородскую кафедру, а после уйдя в обновленчество и, наконец, совсем оставив всякое церковное делание.⁹⁰⁹

В 1920 году в Америку вновь прибыл митрополит бывший Одесский Платон, получивший впоследствии благословение священноначалия Русской Церкви на управление Американской епархией.⁹¹⁰ Следует отметить, что в это время в США стала появляться Русская политическая эмиграция, пока не столь многочисленная как в Европе, но достаточно активная и предприимчивая. И хотя митрополит Платон не участвовал в Карловацком Соборе 1921 года и не нёс ответственности за его манифестации, всё же некоторые его выступления в последующие два года были расценены как политические, что вызвало необходимость у Патриарха Тихона в Январе 1924 г. уволить его от управления епархией и отозвать в Москву.⁹¹¹ Однако, проходивший в этом же году в Детройте IV-й Всеамериканский Собор объявил со ссылкой на Патриаршее постановление № 362 от 20 Ноября 1920 г. о временном самоуправлении или временной автономии Американского Митрополичьего округа. При этом в соборных решениях проводилась мысль о единстве Церкви Американской с Матерью Русской Православной Церковью, которой первая обязывалась дать отчёт в своих действиях в случае канонически созванного Всероссийского Церковного Собора.⁹¹² В отношениях с Русским зарубежным Синодом (Карловчанами) Американский округ также держался принципов административно-канонической автономии, признавая необходимость «братского взаимоотношения и необходимой поддержки в делах церковных», о чём в 1926 г. митрополит Платон, а в 1935 г. митрополит Феофил доводили до сведения Карловчан на их Архиерейских Соборах, впрочем, к явному неудовольствию последних.⁹¹³

9 Марта 1933 года митрополит Сергий и Временный Патриарший Синод приняли постановление о командировании проживавшего за рубежом архиепископа Вениамина (Федченкова) в качестве временного экзарха Московской Патриархии «для обследования и упорядочения дел Северо-Американской епархии».⁹¹⁴ Однако, у последнего нашлось тогда в Соединённых Штатах немного сторонников. В Августе того же года последовало постановление митрополита Сергия и Синода при нём об окончательном упразднении автономии Северо-Американской епархии и запрещении митрополита Платона в священнослужении.⁹¹⁵ Понятно, что ни для митрополита Платона, вскоре скончавшегося, ни для Американского Митрополичьего округа это постановление не могло сыграть реальной роли. Тогда же первоиерархом Русской Православной Церкви в Северной Америке был избран митрополит Феофил, возглавлявший Церковное управление до своей кончины в 1950 году. В Январе 1935 года Московская Патриархия распространила запрет, наложенный ранее на митрополита Платона, на всех епископов Митрополичьего округа⁹¹⁶, что, впрочем, опять не могло возыметь действий. VI и VII Всеамериканские Соборы (Нью-Йорк, 1937 и Кливленд, 1946) в основном подтвердили постановление прежних Соборов, касавшихся отношений к Православной Церкви в России и к Русской Церкви «в рассеянии сущей».⁹¹⁷ Органами управления Митрополичьего округа явились Собрание епископов и Митрополичий Совет. Приходская жизнь проводилась в соответствии с Нормальным уставом, принятым на Архиерейском Соборе в Кливленде в 1934 году, предусматривавшем активное участие в Церковной жизни клириков и мирян. В свою очередь VI Всеамериканский Собор 1937 г. принял Положение об управлении Митрополичьим округом, определявшем его административно-каноническое устройство. Кливлендская семинария была в 1938 году переведена в Нью-Йорк и преобразована в высшее духовное учебное заведение; ей было присвоено имя св. Владимира. Также была открыта Пастырская школа в Тихоновском монастыре в Пенсильвании. Юридическое признание властей отдельных штатов (Пенсильвания, Нью-Джерси, Нью-Йорк и т.д.) Митрополичий округ имел под названием Russian Orthodox Graeco-Catholical Church of NOrth. America .⁹¹⁸

Деятельность Преосвященного Вениамина, между тем, во время войны и сразу после неё заметно оживилась. Им предпринимались попытки восстановить общение Митрополичьего округа с Московской Патриархией с признанием за первым внутренней автономии (Собор в Кливленде, 1946). Однако, в конечном счёте они не достигли желаемого результата. Правда, некоторые приходы в США и Канаде всё же вошли в юрисдикцию экзарха Московского Патриархата. К 1948 году их было 50.⁹¹⁹

В 1947 г. в Америку прибыл митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий для переговоров с митрополитом Феофилом о воссоединении Митрополичьего округа с Московской Патриархией с определением прав и условий, даруемой ему «автономии». Предстоятель Митрополичьего округа не счёл тогда нужным встречаться с представителем Патриарха Алексия I. Однако, Московской Патриархии удалось в юридическом порядке закрепить за собой Свято-Никольский Собор в Нью-Йорке, причт и часть прихожан которого решили войти в юрисдикцию Патриаршего Экзархата. Для этого адвокат Патриархии Адлер сумел убедить Верховный Суд США, что находящееся в Москве Церковное управление является правоприемником Святейшего Синода, на имя которого в своё время был записан этот храм. Это решение высшего федерального судебного органа фактически свело на нет принятый в Марте 1945 г. в штате Нью-Йорк закон № 2439, предусматривавший правовую защиту институций и имущества Русской Православной Церкви в Америке (Митрополичий округ). «Церковь наша, – пишет канонист и историк Митрополичьего округа прот. И.Козицкий, – в суд не пошла: Она не пожелала насильственно удерживать в Своём составе такой приход, какой не умел ценить Ее многолетних забот».⁹²⁰ Впрочем, вопрос о возвращении Собора в дальнейшем подымался, но Верховный Суд США подтвердил своё решение.⁹²¹

В 1946 году Митрополичий округ имел 8 архиереев и 293 священнослужителя. В его ведении были высшая семинария, пастырская школа, 3 монастыря, женская обитель, сиротский приют и приходы во многих населённых пунктах Соединённых Штатов и Канады. Правда, после войны ему пришлось делить Православную паству Русского происхождения с Карловчанами, к которым отошёл Троицкий монастырь в Джорданвилле, и Экзархатом Московского Патриархата.

В 1947 году митрополит Вениамин окончательно покинул Америку, переселившись в Советский Союз, где занимал ряд кафедр, а затем жил на покое в Псково-Печерском монастыре до своей кончины в 1961 году. Экзархом с титулом архиепископа Алеутского и Северо-Американского стал Преосвященный Макарий. В составе Экзархата было ещё три архиерея: архиепископ Филадельфийский и Карпато-Русский Адам, епископ Сан-Францисский Антоний и епископ Аргентинский Феодор (с 1956 г. проживал на покое в Псково-Печерском монастыре). 11–13 Мая 1948 года в Никольском соборе в Нью-Йорке состоялся съезд духовенства и мирян Патриаршего Экзархата. Отныне он управлялся назначаемыми в Москве экзархами, в дальнейшем прибывавшими из Советского Союза.

Следует отметить, что к этому времени ни Митрополичий округ, ни другие Русские юрисдикции не были единственными представителями Православия в Америке. Ещё архиепископ Тихон (Беллавин) образовал викариат для Православных выходцев из Сирии и Ливана. На его основе в 20-е годы была образована крупная епархия Антиохийского Патриархата (к концу 1970-х гг. около 350 тысяч верующих, 3 архиерея, более 100 приходов)⁹²², во главе которой долгое время стоял видный иерарх, один из зачинателей участия Православных в экуменическом движении митрополит Антоний Башир. Кроме того, в 20-е годы в Америку хлынул поток Греческих эмигрантов. Во время Второй мировой войны и после неё он ещё более возрастал и, таким образом, Греки оказались самой крупной Православной общиной в Америке. В результате Экзархат Вселенского Патриарха в Северной и Южной Америке только в США имел около 2 млн. верующих, 512 приходов и 15 архиерейских кафедр.⁹²³ Также в составе Константинопольского Экзархата находится Украинская Православная и Карпато-Русская Церковь. Другие Поместные Церкви – Сербская, Румынская, Болгарская, Албанская, Македонская и др., чада которых в разное время переселялись в Америку, также имеют там свои более или менее многочисленные епархии.

В 1945 году Митрополичий округ вступил в федеральную межконфессиональную христианскую организацию национальный Совет Церквей в США Federal Con с il of the Churches of Christ in America, где до этого было лишь два православных члена – митрополия Антиохийской Церкви и Украинская Церковь.⁹²⁴ С 1970 года Русская Православная Греко-кафолическая Церковь в Америке является членом Всемирного Совета Церквей.

Митрополичий округ содействовал и межправославному сотрудничеству в Америке. Его епископы всегда принимали участие в работе Постоянной конференции епископов в Америке ( SCOBA ).

Интересно отметить, что несмотря на известное отношение Московской Патриархии к Митрополичьему округу, представители Патриаршего Экзархата принимали участие в работе этой Конференции наряду с епископами – «феофиловцами». Об этом, например, свидетельствуют подписи как митрополита Леонтия, так и заместителя экзарха епископа Досифея под документом Конференции от 8 Августа 1961 г.⁹²⁵ Всё же в это время какое-либо представительство Округа в Православных кругах воспринималось негативно.

Так, в 1967 г. Московский Патриарх Алексий дважды писал Константинопольскому Патриарху Афинагору по поводу Митрополичьего округа в Америке. Первый раз, в письме от 13 Мая (ЖМП. 1967. № 8. С.7), в связи с намечавшимся посещением делегации Округа во главе с митрополитом Иринеем Иерусалимского и других восточных Патриархатов, он просил не допускать в храмах этих Патриархатов служения членов делегации как «находящихся в расколе с Церковью-Матерью» и подвергнутых запрещению Ее священноначалием. Во втором письме, датированном 2 Августа, Патриарх Алексий решительно протестовал против участия иерархов Константинопольского Патриархата (епископы Амфилопольский Сила и Левкийский Марк, возглавлявший Албанский округ в Америке) в епископской хиротонии архимандрита Феодосия (Лазора) (впоследствии митрополит всей Америки и Канады), имевшей место 6 Мая 1967 г. в Покровском соборе Митрополичьего округа (ЖМП. 1967. № 9. С.3).

Эта переписка была одобрена постановлением Священного Синода от 7 Октября 1967 г., в котором также выражался протест против совместного служения митрополита Фиатирского Афинагора (экзарх Константинопольской Патриархии в Западной Европе) с принадлежащим к Митрополичьему округу архиепископом Сан- Францисским Иоанном (Шаховским) в период заседаний Центрального комитета ВСЦ на о. Крит.⁹²⁶

В 1950 году скончался митрополит Феофил. После него архиепископом Нью-Йоркским, митрополитом всех Соединенных Штатов и Канады (официальный титул предстоятеля Митрополичьего округа) был избран архиепископ Чикагский и Миниапольский Леонтий. А с 1965 г. Округ возглавил митрополит Ириней. К этому времени Округ насчитывал более миллиона верующих, более 350 приходов в США и Канаде, 15 архиерейских кафедр (в том числе 2 – в Японии). После Второй Мировой войны, кончины митрополита Сергия (Тихомирова) и отставки в 1946 г. сменившего его епископа Николая, Японская Церковь, прервав каноническое общение с Московской Патриархией, вошла в состав Американского Митрополичьего округа, где находилась до 1970 года. Это событие совпало с американской оккупацией Японии.⁹²⁷ Активной была и приходская жизнь. Почти при каждом храме действовала воскресная школа, различные братства, молодёжные клубы и благотворительные общества. Общественно-церковная жизнь координировалась Федерацией Русских Православных клубов, издававшей свой журнал. Выходила в свет и другая периодика. Много богословской литературы выпускала Владимирская семинария, в которой в это время стали трудиться переехавшие из Парижа – профессор протоиерей А. Шмеман, профессор протоиерей И. Мейендорф, профессор Г. Федотов, А. Боголепов и др. В 1948–1955 гг. с семинарией была связана деятельность видного Русского богослова и экуменического деятеля, выдающегося историка Православной богословской мысли профессора протоиерея Георгия Флоровского († 11.VIII.1979).

Между тем, хотя объединяемая Митрополичьим округом Православная Церковь в Америке и носила указывающее на Ее исторические связи название – «Русская», она всё более внешне приобретала американский характер. Ее чада в подавляющем большинстве были уже не в первом поколении натурализованными американцами, лишь фамилии которых говорили об их далёком, главным образом, украинском происхождении. Немало оказалось среди членов этой Церкви и американцев инославного происхождения, принявших Православие. Богослужение почти во всех приходах Митрополичьего округа, а также преподавание в Духовных учебных заведениях и издание Церковной литературы к указанному периоду стало осуществляться почти исключительно на Английском языке.

В то же время к концу 60-х годов наметилось потепление в отношениях Митрополичьего округа и Московской Патриархии. В Мае 1968 года митрополит Ириней и Совет епископов Округа направили Патриарху Алексию послание по случаю 50-летия восстановления Патриаршества в России.⁹²⁸ Между представителями двух юрисдикций завязался диалог. В 1969 году состоялись три встречи: две в Нью-Йорке в Январе-Феврале и одна в Женеве в Августе, а 31 Марта 1970 г. в Нью-Йорке состоялось подписание совместного соглашения. При этом Московская Патриархия была представлена митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом, а Митрополичий округ – архиепископом Филадельфийским и Пенсильванским Киприаном. Результатом переговоров явилось предоставление в Апреле 1970 года Священным Синодом Русской Православной Церкви (Московский Патриархат) в расширенном составе (15 архиереев) – в качестве органа Высшего управления Матери-Церкви, – автокефалии Митрополичьему округу, получившему теперь наименование Автокефальная Православная Церковь в Америке.⁹²⁹ Русский Патриарший Экзархат в Северной Америке был упразднён, а приходы, пожелавшие остаться в ведении Московской Патриархии, стали управляться одним из викарных епископов Патриархата. Таким оказался итог разрешения вопроса о каноническом устройстве Русской Церкви в Америке.

К этому следует добавить одно замечание. Хотя Американской Церкви и была дарована Церковью-Матерью в лице Московской Патриархии автокефалия, однако, последняя не получила общеправославного признания. Причину этого увидеть нетрудно: Митрополичий округ является теперь далеко не единственной и даже не самой крупной Православной общиной в Америке. Другие общины – Греческая, Арабская и другие, члены которых тоже давно натурализовались в Америке и где Богослужение и проповедь теперь также ведутся на Английском языке, развивая братские отношения и сотрудничество между всеми Православными американцами, всё же считают необходимым сохранять исторически сложившуюся каноническую связь со своими Патриархатами. Такого же мнения держится и священноначалие тех Церквей (Константинопольская, Антиохийская и другие), чада которых оказались на американской земле. Поэтому, сохраняя общение с Православной Церковью в Америке, многие другие Поместные Православные Церкви продолжают рассматривать её как самоуправляющуюся епархию Русской Церкви в Америке, а не как автокефальную Поместную Церковь.

Одним из известных русских церковных деятелей, оказавшимся после событий 1917-го года за пределами России, является митрополит Евлогий. Родился он (мирское имя его было Василий) 10 Апреля 1868 г. в Тульской епархии. «В молодые годы, – пишет митрополит Мануил, – он часто посещал Оптину пустынь и великого старца этой обители Амвросия, который раскрыл ему духовную красоту иночества. Заложенное великим старцем было окончательно утверждено одним архипастырем (по-видимому, Антонием (Храповицким) – тогда ещё архимандритом – авт.), участвовавшим впоследствии в его хиротонии.

Он понял, что пастырство, как высочайшее служение любви Христовой, требует прежде всего от своих служителей самоотречения, что аскетизм является существенным, важнейшим свойством пастырской деятельности, понял, что служить делу духовного возрождения и спасения можно не иначе, как через умерщвление в себе себялюбивой жизни».⁹³⁰

В 1892 году он окончил Московскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия. Затем три года трудился на ниве духовного образования в родной Тульской епархии, сначала помощником смотрителя Ефремовского училища, затем преподавателем Тульской семинарии.

В Январе 1895 г. он был пострижен в монашество ректором МДА архимандритом Антонием (Храповицким), 12 Февраля того же года рукоположен во иеромонаха и назначен инспектором Владимирской Семинарии. В 1897 г. он стал архимандритом, ректором Холмской семинарии.

«Будучи ректором семинарии, – указывает далее митрополит Мануил, – отец Евлогий начал входить в общение с будущей своей паствой, посещал сельские храмовые и местночтимые праздники, совершал Богослужения и произносил проповеди, так любимые народом, беседовал с крестьянами, знакомился с их бытом, воззрениями и нуждами. Сильное и глубокое чувство сострадания испытывал архимандрит Евлогий при виде Холмского простонародья, пережившего многовековое духовное и материальное иго Польской шляхты, почти утратившего Русское национальное самосознание, лишённого своих интеллигентных руководителей, уже начавшего забывать по местам свою родную речь.

И тогда же он исполнился твёрдой решительностью прийти на помощь этому народу, пробудить в нём Православное самосознание, просветить духовным светом и улучшить его материальное положение».⁹³¹

12 Января 1903 года в г. Холме состоялась хиротония архимандрита Евлогия во епископа Люблинского, викария Холмско-Варшавской епархии. С 18 Июня 1905 года он стал самостоятельным правящим епископом Холмским и Люблинским. Сделавшись правящим архиереем, владыка Евлогий ревностно взялся за исполнение своих заветных желаний, преумножая труды предшественников. Вместо бедных храмов в короткое время были воздвигнуты благолепные Божьи строения, к постройке и украшению которых привлекались щедрые благотворители как из России, так и местные. Быстро развивалась широкая церковно-просветительная деятельность, увеличилось число церковно-приходских школ разных типов, выходило 3 периодических издания. Оживилась деятельность приходских братств. По замыслу архипастыря и при его активном участии возникли благотворительные и просветительные организации: Холмское женское благотворительное общество, Народно-просветительное общество Холмской Руси и Холмская учёная архивная комиссия. Деятельно участвовал Преосвященный Евлогий и в общественной жизни края: различные Русские общественные съезды проходили, как правило, под его председательством. Он явился одним из учредителей трёх сельско-хозяйственных обществ, имевших целью улучшение материального положения Холмского крестьянства. Однако, при всей кипучей общественной деятельности владыка Евлогий был прежде всего пастырем. По нескольку раз им были посещаемы все приходы. Он имел всегда живую и непосредственную связь с пастырями и пасомыми, вникал во все стороны жизни духовных и светских школ, был щедрым благотворителем.

Любовь простого народа и доверие к своему архипастырю были безграничны. Поэтому, когда Русское население Холмщины и Подляжья получило право иметь своего представителя в Государственной Думе, то крестьяне на предвыборных собраниях и в Холмском избирательном собрании заявили о своём неуклонном желании избрать членом Думы епископа Евлогия. Преосвященный Евлогий был депутатом II и III Государственной Думы. Следует сказать, что деятельность духовенства в этом общероссийском представительном органе, его борьба за интересы народа и Церкви может быть темой отдельного обширного исследования.⁹³² Заметим только, что и здесь Преосвященному Евлогию принадлежала выдающаяся роль. Интересно отметить, что в одну из его многочисленных поездок по епархии, его, Православного епископа, благодарили крестьяне-католики за защиту интересов сельского населения в Государственной Думе. Три года (1909–1912) боролся епископ Евлогий в Думе за принятие законопроекта о выделении Холмской Руси из состава Царства Польского. Наконец, после трёхлетних мытарств в Думе 22 Июня 1912 г. проект удостоился правительственного утверждения. Обездоленный и униженный до степени ничтожного уездного городка древний княжеский Холм стал губернским городом; Холмский край, искони Русский и Православный, с этого времени стал управляться и устрояться как того требовали интересы Русского населения.⁸⁷

20 Мая 1912 г. Преосвященный Евлогий был возведён в сан архиепископа.

С Февраля того же года он стал членом Предсоборного присутствия, где им проводилась большая работа по анализу и восполнению материалов Предсоборного совещания.

14 Мая 1914 г. он был назначен архиепископом Волынским и Житомирским. В обширную и древнюю Волынскую епархию Преосвященный Евлогий пришёл уже опытным архипастырем. Здесь он также снискал любовь духовенства и мирян , оставаясь по-прежнему для всех близким и доступным.

В 1915 г. он был награждён бриллиантовым крестом для ношения на клобуке.

Пребывание архиепископа Евлогия на Волынской кафедре совпало с Первой мировой войной. Территория епархии непосредственно прилегала к театру военных действий, и архипастырю пришлось понести немало забот по организации помощи раненым и беженцам, по духовному утешению воинов и населения.

Близки были владыке Евлогию и нужды Православных галичан. По сложившейся традиции он, будучи архиепископом Волынским, являлся также экзархом Вселенского Патриарха в Галиции и Карпатской Руси. Их борьбе и преданности вере он посвятил специальное выступление на Соборе 1917–1918 гг.

В предреволюционный период архиепископ Евлогий приглашался к участию в сессиях Святейшего Синода, а на открывшемся в 1917 году Поместном Соборе Православной Российской Церкви ему было поручено возглавить отдел «Богослужение, проповедничество, храмы».

К этому времени он обладал уже значительным авторитетом, как архипастырь и церковно-общественный деятель.

Архиепископ Евлогий явился одним из деятельных участников Поместного Собора, где показал себя горячим поборником восстановления Патриаршества и преобразований в Русской Церкви в Апостольском духе Церковной свободы.

С образованием в 1918 году самостоятельного Польского государства большая часть Волынской епархии, включая духовный центр Волыни – Почаевскую Лавру, оказалась на территории, вошедшей в состав Польши. Желая до конца быть со своей паствой и как священноархимандрит Лавры, Преосвященный Евлогий остался в Почаеве, куда вернулся после Собора. Однако, Польские власти не пожелали терпеть ревностного архипастыря на оказавшейся подведомственной им территории, и в 1919 году архиепископ Евлогий был выслан за пределы тогдашней Польши. Тогда же были высланы Польскими властями и два других Православных епископа: Белостокский Владимир (Тихоницкий) и Вельский Сергий (Королёв), ставшие впоследствии ближайшими сотрудниками Преосвященного Евлогия в Западной Европе.

Ещё 1 Октября 1920 года Временное Русское Высшее Церковное Управление в Симферополе поручило находившемуся тогда в Берлине архиепископу Евлогию управление Русскими западно-европейскими приходами, бывшими до революции в ведении Петроградского митрополита. В Январе 1921 года ВРВЦУ, оказавшееся уже в Константинополе, утвердило назначение. Однако, желая придать своему будущему Церковному правлению большую каноническую завершённость, архиепископ Евлогий изыскал возможность получить на это благословение Высшей Церковной власти в лице Патриарха, Синода и Высшего Церковного Совета (Указ № 424 от 8 Апреля 1921 г.) и согласие Петроградского митрополита Вениамина.⁹³³

В 1922 году митрополит Евлогий перенёс свою кафедру из Берлина в Париж – крупнейший центр Русской эмиграции в Западной Европе, превратив просторный храм во имя св. Александра Невского на rue Daru , выстроенный для духовных нужд Русиян, проживавших в Париже в эпоху Второй империи, в кафедральный собор. В его архиерейский округ вошли Русские храмы во Франции, Германии, Англии, Италии, Швейцарии, Австрии, Чехословакии, Бельгии, Голландии и Скандинавии.

Хотя после Карловацкого Собора 1921 года Русское Высшее Церковное управление за границей было распущено (Постановление Патриарха, Синода и ВЦС № 349 от 5.V.1922), а Преосвященному Евлогию, тогда уже митрополиту (с Января 1922 года), имевшему в своём ведении все Русские заграничные приходы, давались достаточно широкие полномочия, как в отношении суждения о политической деятельности зарубежного духовенства⁹³⁴, так и в отношении реорганизации Церковного управления за границей в целом (именно ему предоставлялось право представить предложения по этому вопросу Патриарху и Синоду), он в своей деятельности избегал методов администрирования в отношении людей, оказавшихся противниками его курса. Он высоко ценил духовную свободу во Христе, никогда не связывая совесть своих пасомых в вопросах, не касавшихся непосредственно веры и нравственности. В то же время ревностно защищая насущные интересы вверенной его попечению Церковной области, он всячески старался избегать приёмов, которые бы могли быть расценены его «противниками» как небратские, внести смущение в сознание верующих или привести к разделениям.

Путь митрополита Евлогия был неоднозначным. Искренне стремясь к миру в Церкви, к истинному освобождению от политических страстей, он не раз сам становился их жертвой. Его курс на нейтралитет оказался выгодным не столько Церкви, сколько советским политикам, которые стремились использовать для раскола эмиграции как миролюбие одних, так и бескомпромиссность других. Ныне следует признать, что попытка митрополита Евлогия не замечать политических проблем в той ситуации была иллюзорной.

Особо следует остановиться на архипастырских трудах митрополита Евлогия в Западной Европе. Если до революции в ведении митрополита Петроградского (по Кронштадтскому викариатству) насчитывалось лишь около трёх десятков Русских западноевропейских приходов, то во время управления владыки Евлогия их число перевалило за сотню. Храмы появлялись во всех местах, где были колонии Русских эмигрантов. Часто это были тогда переоборудованные гаражи или скромные деревянные строения, созданные простыми Русскими тружениками в свободное от работы время. Церковную жизнь в своём округе митрополит Евлогий организовал в строгом соответствии с определениями Московского Собора 1917–18 гг. Действовали Епархиальные собрания и Епархиальный Совет в составе викарных епископов и избранных представителей клира и мирян, как постоянно действующий орган Церковного управления при правящем архиерее. В свою очередь соответствующие представительные органы управления были в каждом викариатстве, на которые для более успешного духовного окормления был разделён Западно-Европейский Русский Церковный округ. Таким образом, решение вопросов, касавшихся текущей Церковной жизни округа происходило в духе свойственной природе Церкви соборности, в соответствии со священными канонами. Избегая вызывающих выступлений, митрополит Евлогий умел сохранять от внешних посягательств внутреннюю свободу верующих, что позднее привело к разрыву с Московской Патриархией.

К 1926 году, то есть ко времени окончательного размежевания между митрополитом Евлогием и Карловацким Синодом, «сферы влияния» в Западной Европе поделились таким образом, что у первого сохранились приходы во Франции, Бельгии, Голландии, Германии и Чехословакии. Для более успешного управления ими и в соответствии с определением Собора 1917–18 гг. Западно-Европейский Церковный округ был разделён на викариатства (полусамостоятельные епархии). Париж и северная Франция остались в непосредственном ведении митрополита. Управляющим приходами на юге Франции стал архиепископ Владимир, в Брюсселе – с 1929 г. архиепископ Александр, в Чехословакии – епископ Сергий, а в Германии (б. Братство св. Владимира) – епископ Тихон. Кроме того, в 1926 году в ведении митрополита Евлогия оказалась частная Православная община в Выборге (Финляндия), а с 1927 года три Русские общины в Марокко.

Однако, Карловчане решили создать в Германии самостоятельную епархию, подчинённую Синоду и назначили епископа Тихона правящим архиереем. Это вызвало со стороны митрополита Евлогия протест, который и послужил причиной его «запрещения» Карловчанами «за неподчинение Синоду». Впрочем, часть приходов в Германии – а в это время их стало открываться всё больше – продолжали сохранять верность митрополиту Евлогию. Во Францию Зарубежной Церковью был назначен архиепископ Серафим (б. Финляндский), которому удалось увлечь более двух десятков приходов.

Митрополит Евлогий сознавал, что нормальное течение Церковной жизни невозможно без развития богословской мысли, без подготовки будущих священнослужителей и церковных деятелей. Между тем, идея Духовной школы для Русской эмиграции была выдвинута ещё в 1922 году на конференции Всемирной Христианской студенческой федерации в Пекине. Среди Русских эмигрантов было немало лиц, составлявших цвет Русской богословской и церковно-сбщественной мысли. Некоторые из них уже начали свою научную и преподавательскую деятельность на Православных Богословских факультетах (H.H. Глубоковский, Н.И. Рождественский, М.Э. Поснов, – в Софии; В.Н. Бенешевич, А.П. Доброклонский, М.А. Георгиевский, Ф.И. Титов – в Белграде). В это время в Праге возникло Русское студенческое Христианское движение (РСХД), получившее благословение митрополита Евлогия. В его работе деятельное участие приняли о. Сергий Булгаков, В.В. Зеньковский, П.Б. Струве, Г.В. Флоровский и др., также вынашивавшие идею создания Русской Богословской школы за рубежом, в частности, в Западной Европе. Известный мыслитель H.A. Бердяев выступил тогда с проектом создания в Берлине Русской Богословской и философской Академии. Таким образом, проектов и идей было достаточно, требовалось лишь приступить к конкретным действиям. Большую помощь митрополиту Евлогию оказал в этом М.М. Оссоргин, подобравший в 1924 году в Париже помещение по rue de Crimee 93, где была затем открыта Богословская Академия, а также содействовавший ему в сборе средств для ее создания. Средства собирались не только среди Русских эмигрантов. Большую помощь в деле создания Русской Богословской школы в Париже оказали также зарубежные – американские, английские, немецкие и французские экуменические и филантропические организации.

1 Марта 1925 г. митрополит Евлогий освятил в помещении будущей Академии храм во имя Преподобного Сергия Радонежского. Первым ректором Академии, получившей наименование Православного Богословского института (L'Institut de Theologie orthodoxe или просто Института Преподобного Сергия) L'Institut de Saint-Serge стал митрополит Евлогий, инспектором епископ (б. Севастопольский) Вениамин (Федченков), читавший одновременно курс литургии, гомилетики и пастырского Богословия. Уже упоминавшийся профессор Петроградской Академии A.B. Карташёв стал читать в институте курсы истории Церкви, Священного Писания Ветхого Завета и древнееврейского языка. С.С. Безобразов (впоследствии епископ Кассиан) начал преподавать Священное Писание Нового Завета и Греческий язык, а П.Е. Ковалевский – Латинский, Французский и Немецкий языки. Следует сказать, что корпорация Института в течении 20–30-х годов постоянно возрастала как за счёт переезжавших в Париж Русских богословов и учёных, так и за счёт кадров, получивших в нём подготовку. 30 Апреля 1926 г. состоялось открытие Института, в который первоначально было принято 29 студентов.

Легализовав весной 1927 года своё Церковное управление, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Нижегородский Сергий обратился ко всем Русским иерархам за рубежом, чтобы они вместе с подведомственным им клиром прислали в Патриархию письменное обещание лояльности в отношении советской власти. Те, кто к 15 Сентября (впоследствии этот срок был перенесён на 15 Ноября) 1927 года не дали такого обещания, лишались права выполнять свои функции и считались уволенными из клира, подведомственного Московской Патриархии. Между митрополитами Евлогием и Сергием завязалась переписка, в ходе которой было установлено, что термин «лояльность» в данном случае не означал законопослушность советскому правительству, поскольку ни митрополит Евлогий, ни подведомственное ему духовенство не были советскими гражданами, а предусматривал лишь невмешательство Церкви в политическую жизнь, в соответствии с рекомендациями ещё Патриарха Тихона. Отмечая, что Церковная власть не может никому навязывать никакой политической программы или стеснять свободу политических убеждений, митрополит Евлогий писал: «Сознавая свой долг по отношению к Матери-Церкви, во имя моей бесконечной любви к Ней, я обещаю твёрдо придерживаться ситуации, установившейся у нас, и указаний Его Святейшества Патриарха Тихона о невмешательстве Церкви в политическую жизнь и не допускать превращения Церковного амвона в храмах моего подчинения в политическую трибуну». Кроме того, митрополит Евлогий обратился со специальным посланием к своим клиру и пастве, а также созвал Епархиальный Совет, на котором была выработана принципиальная точка зрения по этому вопросу. Подтвердив невмешательство Церкви в политическую борьбу, принятый Советом документ также отмечал: «Православная Церковь стоит вне партий, и представители самых различных политических убеждений могут входить в Церковь, поскольку они соединены друг с другом в вере в Господа нашего Иисуса Христа и пребывают в Церкви во имя спасения души и вечной жизни.

Что касается антирелигиозной, антихристианской, безнравственной или нарушающей справедливость Божью деятельности (как в рамках индивидуальных, так и в рамках общества и государства), то Церковь сохраняет Свою полную свободу в суждении и борьбе». Далее приводились слова митрополита Евлогия: «Христианское истолкование жизни и религиозная и нравственная оценка ее явлений должна стать объектом деятельности духовенства. Церковь и Ее духовенство не могут отказываться от этого; в этой области (подчёркнуто в тексте – авт.) мы находимся в непримиримом противоречии с советской властью, целью которой является вырвать Бога из человеческой души».

Митрополит Сергий со своей стороны выразил удовлетворение ответом митрополита Евлогия. В свою очередь последний к обусловленному сроку получил от подведомственного ему духовенства обещания по принятой форме, которые, впрочем, не стал отсылать в Москву, а по договоренности с Патриархией оставил в своей канцелярии.

Рассматривая эту переписку, следует отметить, что если митрополит Евлогий искренне рассчитывал на нейтральный курс Церкви, то митрополит Сергий уже мог понимать, что большевики потребуют не просто нейтральности, но идеологического подчинения.

Весной 1930 г. произошло событие, оказавшееся причиной административного разрыва между Западно-Европейским Церковным округом и митрополитом Сергием. Вот что писал по этому поводу митрополит Евлогий:

«В начале поста 1930 г. архиепископ Кентерберийский пригласил меня в Лондон на однодневное моление о страждущей Русской Церкви. Я решил ехать. За нас будет молиться вся Англия, а я останусь в Париже безучастным свидетелем единодушного сочувствия всех Церквей к страждущей нашей Церкви. Невозможно! Моя совесть повелительно требовала моего участия в этих молитвах; так же несомненно, была настроена и моя паства.

Я провёл в Англии с неделю. Давно я не испытывал такого светлого чувства братской Христианской любви между Церквами, какое испытал в эти незабываемые дни, когда вся церковная, верующая Англия коленопреклоненно молилась о прекращении тяжких страданий нашей Русской Православной Церкви... Политических целей я никаких в Англии не преследовал и с политическими речами нигде не выступал. Всюду, где мне приходилось говорить речи, я лишь благодарил за сочувствие, просил и впредь поддерживать нашу страдалицу Мать-Церковь своими молитвами. И вот эти выступления и послужили поводом к строгому запросу из Москвы от митрополита Сергия: на каком основании вы позволили себе разъезжать по Англии, призывая к протесту против СССР? Тут же было высказано требование свою поездку осудить и дать обязательство подобного рода выступления более не повторять... горько мне было читать эти несправедливые упрёки, продиктованные внушениями советской власти, и я резко ответил митрополиту Сергию, что моления в Англии имели не политический, а религиозный характер: это был протест религиозной и вообще человеческой совести против страшных гонений на Церковь в подсоветской России; доказательством тому – договор Английского правительства с СССР, заключённый как раз во время моего пребывания в Англии».

Действительно, указанные выше события были восприняты в Москве резко негативно. Ещё ранее с призывом к христианам всего мира сделать 19 Марта 1930 г. – днём молитвы за гонимую Русскую Церковь выступил папа Римский Пий XI. В связи со столь широкой кампанией солидарности митрополит Сергий был вынужден дать два интервью – одно 15 Февраля 1930 г. для представителей советской, а другое – 18 Февраля для представителей иностранной печати, в которых выступил с отрицанием факта гонений на Церковь в СССР и преследований по религиозным мотивам. Тогда же, 19 Февраля он обратился с памятной запиской о нуждах Православной Патриаршей Церкви в СССР на имя председателя Культкомиссии при ВЦИКе Смидовича. Этот меморандум, правда, оставшийся без последствий, состоял из 21 пункта и содержал требования Церкви к государству. Большинство из них уже неоднократно высказывалось ранее в пожеланиях, содержащихся в посланиях и иных документах Патриарха Тихона, митрополитов Петра и Сергия, в которых они свидетельствовали лояльность Церкви существующему общественному строю. Кроме того, там также вновь высказывалась просьба о прекращении дискриминационной практики в отношении институтов Русской Церкви и верного Патриаршему Местоблюстителю и его Заместителю духовенства.

В указанной ситуации митрополит Сергий в письме от 4 Апреля 1930 г. счёл возможным потребовать от митрополита Евлогия дать объяснение своему поступку и отмежеваться от своих действий в Лондоне, как от «политической манифестации в целях мобилизации не только общественного мнения, но и правительств всех европейских государств на крестовый поход против Советского Союза». Реакция Преосвященного Евлогия, выраженная в послании № 1141 от 27 Апреля 1930 г. была естественным протестом против навязываемого коммунистической властью духовного диктата.

Между тем, митрополит Сергий и Временный Патриарший Синод при нём 10 Июня 1930 г. постановили (Постановление № 1518): «Снять с Высокопреосвященнейшего митрополита Евлогия управление Русскими приходами в Западной Европе и поручить временно, вплоть до нового предписания, это управление Высокопреосвященнейшему архиепископу Владимиру (Тихоницкому) бывшему Белостокскому».

Хотя митрополит Евлогий и предупреждался о подобной перспективе, всё же данное постановление явилось для Русской Церковной общественности в Париже достаточно неожиданным и произвело на всех весьма тягостное впечатление. Прежде всего архиепископ Владимир категорически отказался принять на себя управление епархией. 26 Июня 1930 г. состоялось заседание Епархиального Совета, который просил митрополита Евлогия «по-прежнему нести бремя управления заграничной паствой, которая осталась верной Русской Церкви и была поручена ему на законном основании Всероссийской Церковной властью в лице Его Святейшества блаженной памяти Патриарха Тихона и органов высшей Церковной власти при нём». 29 Июня произошло совещание епископов Западно-Европейского округа, которое в своём суждении отметило, что митрополит Евлогий, во-первых, не обвиняется ни в каком церковном преступлении; во-вторых, что ни он, ни подведомственное ему духовенство в отношении лояльности к советской власти не давали иных обещаний, помимо обещания не превращать церковный амвон в политическую трибуну; в-третьих, молитва в Лондоне, в которой митрополит Евлогий принял участие вместе с экзархом Вселенского Патриарха в Западной Европе архиепископом Фиатирским Германом никоим образом не носила политического характера и не преследовала целей, которые ей приписывают; в-четвёртых, архиепископ Владимир отказался принять на себя управление Русскими Западно-Европейскими приходами; и в-пятых, лишение митрополита Евлогия его функций может вызвать значительное смущение и расстройство в жизни Русских приходов в Западной Европе. В связи с этими соображениями, совещание просило митрополита Евлогия представить их Заместителю Патриаршего Местоблюстителя в целях отмены принятого им и Временным Синодом при нём постановления.

2 Июня имело место Епархиальное собрание, на котором было зачитано как постановление митрополита Сергия, так и суждение епископов Округа. Взявшие слово протоиереи Иаков Смирнов и Григорий Ломако просили митрополита Евлогия продолжать управлять епархией на основании уже известного нам Патриаршего Постановления № 362 от 20 Ноября 1920 года. В решении по этому поводу говорилось: «Не нарушая канонических и духовных уз с нашей Церковью-Матерью в вере, молитве, любви, оставаясь верными решениям Собора 1917–18 гг. считать отношения с Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола и Временным Патриаршим Синодом при нём невозможными вплоть до восстановлений нормальной ситуации...». При этом митрополит Евлогий подчеркнул, что речь может идти лишь «о временном и чисто административном нарушении контактов, при котором епархия должна придерживаться постановления Патриарха Тихона от 20 Ноября 1920 г.». Следует отметить, что ни митрополит Евлогий, ни кто другой из духовенства и церковных деятелей Западно-Европейского округа при этом не допускали никаких выпадов против митрополита Сергия и Церковного управления, находящегося в СССР. Однако, сознавалось, что постановление о смещении митрополита Евлогия было принято, хотя может и при объяснимых обстоятельствах, но в явное противоречие с принципиальными нормами канонического строя Русской Церкви (что могло иметь пагубные последствия как для Западно-Европейского округа, так и для Русской Церковной жизни вообще). При этом явно оказывалось постороннее давление на орган Церковного управления, созданный в ненормальных условиях церковного быта, на что неоднократно указывал и сам митрополит Сергий, говоря о временном его характере, впредь до нормализации положения. В данном случае этот орган (т.е. Временный Синод) не явился выразителем того, к чему был призван, и что обеспечивало бы действенность и каноничность его решениям – соборного сознания Церкви. Эти условия и определялись Епархиальным собранием как близкие к указанным в Патриаршем постановлении 1920 года. 21 Июля митрополит Евлогий написал в Москву, прося митрополита Сергия аннулировать постановление № 1518, ссылаясь на «непреодолимые трудности, касающиеся его выполнения» и на «ошибочность его мотивов». При этом Преосвященный Евлогий указывал, что если постановление не будет аннулировано, то он «не разрывая молитвенно-канонического единства с нашей Русской Церковью-Матерью и Ее высшей властью, временно, в сфере внутреннего управления приходами, будет действовать независимо без взаимоотношений с ней вплоть до того момента, когда эти взаимоотношения станут свободными и беспрепятственными». «В наших условиях, – объяснял в другом письме митрополит Евлогий, – появление этого постановления означает фактический разрыв нормальных взаимоотношений нашей епархии с высшей Церковной властью Москвы и невозможность получать от неё свободное проявление ее воли».

«Таким образом, – заканчивал митрополит Евлогий своё письмо, – оставаясь в единении с Вашим Высокопреосвященством в вере, в любви и в молитве, я вынужден, опираясь на пункты 2 и 4 указанного решения (Постановление № 362 от 20.ХI.1920 г.), временно взять всю полноту власти, которую правила Церкви предоставляют епископу до восстановления регулярных, нормальных отношений с Высшей властью Русской Церкви, суждению Которой я предоставлю тогда всю мою церковную деятельность. Этой власти, т.е. будущему Патриарху и Поместному Собору, я и направлю тогда мой призыв о снятии решений постановления от 10 Июня 1930 г., если это постановление не будет аннулировано».

Между двумя иерархами вновь завязалась переписка, опубликованная затем в парижском «Церковном вестнике» (1931, № 3). Митрополит Сергий настаивал на выполнении постановления № 1518, а митрополит Евлогий просил об его отмене. Наконец, 26 Декабря 1930 г. митрополит Сергий выступил с новым постановлением, подтверждающим Июньское и кроме того объявляющим Епархиальное управление в Париже распущенным. Согласно ему, управление Русскими приходами в Западной Европе передавалось митрополиту Литовскому Елевферию.

Между тем, 27–29 Января 1931 г. в Париже состоялось совещание епископов Западно-Европейского округа. Митрополит Евлогий заявил на нём, что «решил просить Патриарха Вселенского о помощи и поддержке, не выходя из состава Русской Православной Церкви». Такая просьба была составлена. Видимо, ссылки при этом на 28-е правило Халкидонского Собора, исторически толковавшиеся в плане обладания Вселенским Патриархом особых прав в разрешении спорных вопросов за пределами своей канонической территории, в частности его особых прав на Православную диаспору, в каноническом отношении представляются достаточно проблематичными. Однако, следует иметь в виду и другое. В 1926 году, в момент так называемого григорианского нестроения, когда вопрос стоял о канонической целостности Церковной власти, митрополит Сергий советовал зарубежным иерархам вступить со своими епархиями в каноническое общение с Поместными Православными Церквами. Позднее, в 1933 году такая же рекомендация через Сербского Патриарха Варнаву была дана им Карловчанам. И вот теперь митрополит Евлогий счёл возможным пойти на подобный шаг, дабы, как он полагал, не подвергать опасности каноническое устроение Церковной жизни во вверенной ему епархии, в сознании того, что применение Церковных канонов должно служить созиданию Церкви, а не Ее разрушению. В то же время ему никак не хотелось обострять отношения с митрополитом Сергием, и, сознавая трудность положения последнего, он спешил снять с него ответственность за события в Западной Европе.

Митрополит Евлогий отправился в Константинополь и вернулся оттуда 24 Февраля 1931 года, имея постановление Вселенского Патриарха Фотия II и Константинопольского Синода по данному вопросу. Согласно этому постановлению, «европейские Русские Православные приходы, сохраняя без изменения или умаления ту независимость, которой они пользовались до сих пор, как в организации, так и в свободном решении всех своих собственных дел, считаются впредь временно образующими на территории Европы единый и особый Экзархат Святого Патриаршего Вселенского Престола, непосредственно завися от него и находясь под охранением и руководством этого Престола во всём, что касается Церковности, если в этом есть необходимость». Митрополит Евлогий получал при этом титул Патриаршего экзарха. За ним сохранялись его прежние права, а в округе, теперь Экзархате, продолжали действовать прежние нормы и положения. «Объявляя, наконец, – заканчивалось постановление, – что после осуществления нами (т.е. Вселенской Патриархией – авт.) канонического временного регламента церковного положения Русских Православных приходов в Европе, для этих приходов, их духовенства и верующих не могут иметь никакой силы решения или распоряжения – откуда бы они ни исходили, кроме Святого Патриаршего Вселенского Престола, мы молим Господа милостиво призреть и даровать быстрый мир и единство Святой Русской братской Церкви, Которая страдает непомерно, дабы тем самым возрадовались весь Русский Православный благочестивый народ и все Православные братские Церкви». Тогда же митрополит Евлогий обратился с архипастырским посланием к клиру и пастве. Отмечая, что испытание, с которым столкнулась епархия «завершилось удачным решением» и что отныне ни один запрет, исходящий от какой-либо Церковной власти (имелись ввиду как Московская Патриархия, так и Карловчане – авт.) не должен иметь никакого значения, он подчеркнул, что новый порядок носит временный характер. «Когда будет восстановлена признанная центральная Церковная власть и когда все условия жизни Русской Православной Церкви станут нормальными, мы возвратимся к прежней ситуации... Решив идти этим путём, мы, разумеется, не порываем и не отделяемся от нашей Матери Русской Церкви. Мы продолжаем уважать и почитать Её, а также любить нашу великую свидетельницу – Церковь исповедников и мучеников, единения с Которой мы не нарушаем. Мы обещаем представить Ее свободному суждению все наши действия, совершённые в период нашего внешнего недобровольного разделения. С Московской Патриархией мы остаёмся в общении веры, молитвы, любви. Мы не смеем осуждать митрополита Сергия, Заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола; мы не утверждаем, что здесь, за пределами России невозможно следовать за ним и делать то, что он приказывает, поскольку это нарушает свободу Церковной жизни. Таким образом, это не разрыв с Русской Церковью. Это лишь временный разрыв официальных административных связей с митрополитом Сергием, который вызван обстоятельствами нынешней жизни». Впрочем, из документа не совсем ясно, почему митрополит Евлогий решил порвать с митрополитом Сергием, если его указаниям можно следовать и за границей. В заключении послания митрополит Евлогий ещё раз отметил, что «Господь уберёг заграничную часть Русской Церкви (имелся в виду Западно-Европейский округ – авт.) от великой опасности, которая грозила дезорганизовать и полностью разрушить установившуюся Церковную организацию».

Вопреки заявленному здесь, нельзя не подчеркнуть отрицательные последствия этого шага, внесшего очередной раскол в Русскую Церковь за рубежом и осложнившего задачу будущего воссоединения всех ветвей Русского Православия. Когда в Париже стало известно о запрете, наложенном Московской Патриархией 20 Мая 1931 года на митрополита Евлогия и сохраняющее подчинение ему Русское духовенство, то санкция уже не достигала своих целей. Правда, нужно сказать, что хотя почти все верующие Округа были против постановления митрополита Сергия о смещении Преосвященного Евлогия, всё же 6 членов Епархиального собрания выступили против решения последнего. Это «незначительное меньшинство» – как характеризует их анонимный составитель «Замечаний и материалов по истории Русской Церкви в Западной Европе», (члены Братства св. Фотия, среди которых особо видную роль играл известный религиозный мыслитель и популяризатор Православной богословской мысли на Западе В.Н. Лосский), настаивало на безусловном подчинении Московской Патриархии, как каноническому центру, даже в подобной ситуации. В дальнейшем, когда на епископском совещании в Январе 1931 г. был поставлен вопрос о временном переходе в юрисдикцию Вселенского Патриарха, к ним присоединился епископ Вениамин, несогласный с шагом своих собратьев. Эта небольшая группа и составила первоначально общину, сохранявшую административно-каноническую связь с Московской Патриархией. В Июне 1931 г. для организации церковной жизни в Париж прибыл митрополит Литовский Елевферий. Он провёл во Франции месяц и обратился с посланием к Русскому духовенству, сохраняющему верность митрополиту Евлогию, которое вместе с откликами на него было опубликовано в официальном органе нового Экзархата Вселенской Патриархии – «Церковном вестнике» (1931, № 11).

Оценивая позицию, занятую духовенством и верующими Русского Западно-Европейского Церковного округа и, в частности, действия митрополита Евлогия, митрополиты Сергий и Елевферий, а также В.Н. Лосский в своих выступлениях неоднократно утверждали, что «не следует говорить о достаточности духовных уз без административного подчинения». «Одно невозможно без другого, – писал последний из упомянутых церковных деятелей, – и их противопоставление свидетельствует само по себе об утрате подлинного понимания единства Церкви, которое подменено ни к чему не обязывающим абстрактным пониманием». В свою очередь официальные документы Московской Патриархии того периода усматривали в действиях митрополита Евлогия и Вселенской Патриархии несоответствие Церковным канонам. В частности, указывалось на недопустимость принятия в юрисдикцию другой автокефальной Церкви епископа, привлечённого к суду епископов своей Церкви (Ап. пр. 16 Собора св. Софии пр. 1; Карфаг. пр. 105) – имелся в виду частичный запрет, наложенный на митрополита Евлогия, продолжавшего управлять епархией вопреки постановлению митрополита Сергия и Временного Синода при нём (Пост. № 261 от 24 Декабря 1930 г.). Однако, объективности ради, следует отметить, что кажущаяся беспрецедентность с историко-канонической точки зрения действий митрополита Евлогия не являлась чем-то исключительным и единичным в Русской церковной жизни того времени. Беспрецедентными, пожалуй, были скорее сами условия тогдашнего быта Русской Церкви, в которых приходилось действовать и принимать решения, исходя из различного, порой, понимания пользы церковной и митрополиту Евлогию, и митрополиту Сергию, и митрополиту Антонию. Что же касается приводимых выше канонов, то в исторической ситуации их появления они были направлены против врагов Церкви – еретиков или сознательных схизматиков. Между тем, Преосвященный Евлогий не был к моменту своего смещения Московским Церковным центром обвинён ни в одном церковном преступлении, ни с точки зрения вселенских правил, ни с точки зрения Российских соборных определений. В то же время он был лишён практически возможности обращаться к соборному сознанию своей Церкви, что, действуя согласно своей архипастырской совести, он намеревался сделать. Что же касается самого положения, в котором оказался Русский Западно-Европейский церковный округ, то даже в рамках отечественной церковной истории оно не являлось чем-то беспрецедентным.

Когда в XV-XVII вв. Киевский митрополит в силу условий внешнего быта Русской Церкви в Польско-Литовском государстве носил титул экзарха Патриарха Константинопольского, то это не вызывало возражений тогда уже автокефальной Российской Церкви с каноническим центром в Москве, неотъемлемой исторической частью которой продолжали оставаться Православные земли Малороссии и Беларуси. Уже в совсем близкие времена, и Преосвященный Евлогий знал это на собственном опыте, архиепископ Волынский, находящийся в юрисдикции Русской Церкви и являвшийся как правило, членом Ее высшего управления в лице Святейшего Синода, вполне мог одновременно быть экзархом Вселенской Патриархии для Православных Галиции и Карпатской Руси. Это являлось уже данью традиции, сложившейся в условиях быта Православных, проживавших в государствах антагонистически настроенных к России и ее правительству.

Едва ли является существенным и тот упрёк в адрес митрополита Евлогия, что его, равно как и Патриарха Фотия, действия неправомочны, так как первый даже не является полноправным правящим архиереем, а лишь состоит временно управляющим частью Петроградской (тогда уже Ленинградской) епархии.⁹³⁵ Но ведь в 1921 г. Высшее управление Русской Церкви с согласия Петроградского митрополита наделило Преосвященного Евлогия достаточно широкими правами в устроении Церковной жизни в Западной Европе. А то, что будучи даже возведённым в митрополиты, он не получил специального титула, а его управление признавалось временным, «до восстановления нормальных связей с Петроградом», явилось не столько желанием Патриарха Тихона, Синода или митрополита Вениамина, сколько стремлением самого Преосвященного Евлогия. Упрекнуть митрополита Евлогия можно в другом, а именно – в раскольнической деятельности внутри уже самой Зарубежной Церкви.

Думается, что больший интерес будет представлять попытка проанализировать позицию митрополита Евлогия, занятую в отношении митрополита Сергия и возглавляемого им Церковного управления в Москве.

То, что единство веры, любви и молитвы возможно и без административных связей, очевидно из того, как это единство осуществляется Вселенской Православной Церковью, в Которой отдельные Поместные Церкви, равно как и входящие в них епархии, не соподчинены некоему административному центру. Другое дело, что нестроения, охватившие одну из поместных Церквей, могут быть в случае необходимости представлены Ею на суд авторитетного выразителя мнения Вселенской Церкви, каковым является Вселенский Собор. Достаточно хотя бы вспомнить историю Второго Вселенского Собора, одним из основных вопросов работы которого была ликвидация Антиохийской схизмы. Впрочем, чаще та или иная Поместная, в том числе и Русская Церковь (например, в деле Патриарха Никона) выносила Свои проблемы на суд и менее представительных соборов: главное, что Она видела в таком Соборе достаточно авторитетного выразителя Церковного мнения для решения этих проблем. Не случайно также и то, что определения иных таких чаще Поместных Соборов (например, Антиохийского и Карфагенского), принимались в дальнейшем вселенским соборным разумом в качестве канонов, имеющих важное значение в созидательной деятельности всей Церкви.

Иное дело, что в позиции митрополита Евлогия было нечто необычное с точки зрения современной «юрисдикционной» практики. Вынужденный прервать административные отношения с Москвой и перейти в юрисдикцию Константинополя, митрополит Евлогий всё же продолжал указывать: «Мы не утверждаем, что здесь, за пределами России, невозможно следовать за ним (митроп. Сергием – авт.) и делать то, что он приказывает, поскольку это нарушает свободу Церковной жизни. Таким образом это не разрыв с Русской Церковью».

То, что юрисдикционная зависимость не является чем-то навеки установленным, думается, нет необходимости пространно объяснять. Даже новейшая история Русской Церкви может дать нам примеры этого. Здесь многое зависит от внешних исторических причин. Например, когда территория Буковинской митрополии, традиционно входившей в состав Румынской Церкви, отошла к Украинской ССР, то она стала епархией Русской Церкви. Более того, в рассматриваемом нами случае и Патриарх Фотий и митрополит Евлогий всячески подчёркивали временный характер статуса Русского Западно-Европейского Экзархата, принятого лишь ради Церковной икономии в сложившейся ситуации.

Главное, что Преосвященный Евлогий продолжал признавать за митрополитом Сергием каноническое преемство Церковного предстоятельства и рассматривать его в качестве духовно-канонического центра Русской Церкви. Другое дело, что он (митрополит Сергий) мог допускать в отдельных случаях трагические ошибки, исправление которых оказалось возможным лишь в исторической перспективе Русского Церковного бытия. Во всяком случае, от него продолжали ожидать действий, направленных на достижение единства Русской Церкви при сохранении Ее внутренней свободы.

Таковы были условия экклезиологические, историко-канонические и нравственные основания, приведшие к образованию Русского Западно-Европейского Экзархата Вселенского Патриархата.

Между тем, Церковная жизнь Экзархата шла своим чередом. Создавались новые общины, регулярно заседал Епархиальный совет и созывались приходские, викариальные и епархиальные собрания. Весьма бурной была в это время и Церковно-общественная жизнь, находившая выражение в деятельности многочисленных обществ, братств, кружков. Также, что ещё важнее, оживилась евхаристическая активность верующих, ведомых замечательной плеядой преданных своему делу, образованных и вдумчивых пастырей. Среди верующих Экзархата были такие выдающиеся деятели Русской культуры, как философ С. Франк, писатель И. Бунин, художник К. Коровин, композитор А. Глазунов, певец Ф. Шаляпин и ряд других. Последний неоднократно давал благотворительные концерты, сборы от которых передавал митрополиту Евлогию для помощи бедствующим Русским эмигрантам. Сам митрополит Евлогий совершал Богослужения не только в Александро-Невском соборе в Париже, но и регулярно объезжал Экзархат, посещая приходы в различных уголках Франции, Германии и Чехословакии. А в 1932 году он был даже в Марокко. В своей деятельности он прежде всего оставался пастырем. Ему всегда были близки духовные нужды своих пасомых, с которыми он находился в постоянном общении, всегда охотно всех принимая, а также посещая многих по домам. Уже в Европе им была воспитана целая плеяда пастырей, воплощавшая в своём делании лучшие традиции Русского пастырства.

В предвоенный период достигает своего расцвета Институт Преподобного Сергия, ставший в это время подлинным центром Русской богословской мысли. Кроме упоминавшихся нами епископа Вениамина, проф. A.B. Карташёва, С.С. Безобразова и П.Е. Ковалевского, уже на следующий год существования Института в его корпорацию вошли – известный религиозный мыслитель и видный деятель Московского Собора, бывший профессор Московского университета протоиерей Сергий Булгаков, которому было поручено чтение курса догматического Богословия, бывший профессор Киевского университета В.А. Зеньковский, начавший читать лекции по философии, психологии, педагогике и апологетике, и его ученик В. Ильин, ставший преподавать литургику, историю религий и некоторые разделы истории философии. Вскоре также в Институт были приглашены Г.В. Флоровский для чтения лекций по патрологии, Г.И. Федотов, ставший читать курсы агиологии и истории западных исповеданий, Л.А. Зандер для преподавания логики и сравнительного богословия, H.H. Афанасьев для чтения лекций по каноническому праву и архимандрит Киприан (Керн) для преподавания пастырского Богословия, Греческого языка и некоторых разделов патрологии. И.В. Никаноров стал преподавать в Институте гомилетику и Славянский язык, М.М. Оссоргин – Богослужебный устав, а Б.П. Вышеславцев – нравственное Богословие. Затем в число профессоров Института были включены также Ц.В. Мочульский (история Западной Церкви) и В.В. Вейдле (история Христианского искусства). Впоследствии корпорация пополнялась выпускниками Института Преподобного Сергия, среди которых мы встречаем такие известные ныне имена, как Б.И. Сове, П.Г. Лиутов, Ф.Г. Спасский, А.П. Князев, С.С. Верховский, И.Ф. Мейендорф, А.Д. Шмеман. С Институтом поддерживали постоянные связи H.H. Глубоковский и видный канонист C.B. Троицкий, а также известные Русские мыслители П.А. Бердяев, П.Б. Струве, С.Л. Франк, Н.О. Лосский, неоднократно посещавшие его, читавшие там лекции, участвовавшие в его научных конференциях и публиковавшиеся в институтском периодическом издании «Православная мысль» ( Pensee orthodoxe). В Институте был создан студенческий хор под руководством Ивана Денисова, который в течении 30-х годов объездил с концертами почти всю Европу, знакомя западную публику с Русским церковным пением.

Особо следует остановиться на некоторых работах Богословов Института Преподобного Сергия, внесших значительный вклад в развитие Православной Богословской мысли. Так, в области новозаветной исагогики большую ценность представляет многолетнее исследование иеромонаха (впоследствии епископа) Кассиана (Безобразова) «Христос и первое Христианское поколение» (Paris. YMCA-Press. 1954), а также целый ряд других его публикаций. Замечательным вкладом в научную патрологию явились курсы лекций о. Георгия Флоровского, прочитанные в Институте и изданные затем в двух книгах «Восточные отцы IV века» (1931) и «Византийские отцы V-VIII веков» (1933). В дальнейшем о. Георгий выпустил прекрасный труд, посвященный истории Русской Богословской мысли «Пути Русского богословия» (Paris. YMCA-Press. 1937). Традиции Русской патрологии продолжил и развил архимандрит Киприан (Керн). Плод его многолетних пастырских и научных трудов «Православное пастырское служение» (издано в Париже на Русском языке в 1957 г.) является лучшим современным пособием в этой области. Предметом особого интереса о. Киприана было также литургическое богословие. Его труд «Евхаристия. Историческое, Богословское и практическое объяснение Божественной литургии», опубликованный не только на Русском, но и на Французском языке (Paris. YMCA-Press. 1947) явился замечательной и весьма важной в наши дни попыткой богословского осмысления этого величайшего таинства Церкви, причём обращенной к самому широкому читателю. Плодом его глубоких интересов в области патристики явилось исследование «Антропология св. Григория Паламы» (Paris. YMCA-Press. 1950) и целый ряд других публикаций, посвященных святоотеческому наследию. Большой интерес у западного читателя вызвала переведённая на Французский и Английский языки двухтомная «История Русской философии» Василия Зеньковского (1948–1950). Не безынтересны поиски решения общечеловеческих проблем в области Христианской этики профессором Б.И. Вышеславцевым. Замечательным примером осмысления Русской Церковной истории являются лекции Антона Васильевича Карташёва (изданы на Русском языке в 2-х томах. Paris. YMCA-Press. 1959). Свежестью подхода отличались и его лекции по истории Древней Церкви. Его последняя работа, явившаяся результатом многолетних исследований и размышлений «Вселенские Соборы» вышла в свет в 1960 г., день спустя после его кончины. Божественное и человеческое в природе Церкви, рассматриваемое через Ее историческую ретроспективу, является главным предметом его мыслей. Ученик Василия Васильевича Болотова и замечательного Русского гебраиста И.Г. Троицкого, человек огромного таланта и энергии, он оставил после себя курс лекций по Св. Писанию Ветхого Завета и гебраистики, ставший заметным вкладом Православной мысли в библейскую науку. Получила известность его речь «Библейская критика Ветхого Завета» (Paris. YMCA-Press. 1947), в которой было высказано немало интересных мыслей по проблемам научного изучения Библии. Большую ценность для богословского осмысления Истории Русской Церкви представляют работы Г.И. Федотова «Святые Древней Руси» (Paris. YMCA-Press. 1931), а также выпущенные им уже в Америке на Английском языке «Сокровища Русской духовности» (1948), переведённые на Русский язык в 1983 году в Санкт-Петербургской Духовной Академии, и «Русская богословская мысль» (в двух томах, 1946 и 1953). Не оставались незамеченными и публикации Николая Афанасьева, посвященные фундаментальным вопросам канонического права.

Мы здесь коснулись лишь некоторых авторов и лишь небольшого круга работ, подготовленных в Институте Преподобного Сергия в указанный выше период, но и они свидетельствуют о многосторонности богословских и научных поисков его сотрудников и плодотворности достигнутых результатов.

На трудах профессора-протоиерея Сергия Булгакова следует остановиться особо, поскольку они оказались в центре дискуссий в Русском Богословии 30-х годов. Ещё до революции он выдвинулся как религиозный мыслитель, посвятивший свой ум и яркий литературный талант на службу Церкви. Будучи профессором политэкономии Московского Университета, он активно участвовал в работе Поместного Собора Русской Церкви 1917–1918 гг., нередко выступая в дискуссиях и принимая участие в составлении соборных документов. Его деятельность находила общее признание, и по совету Патриарха Tихонa он в 1918 году принял священный сан. Оказавшись за границей, он первоначально поселился в Праге, где читал лекции, сотрудничал в журналах, а также пытался установить диалог с различными религиозными кругами. Он горячо откликнулся на приглашение преподавать в Православном Богословском Институте в Париже, в подготовке к открытию которого принял деятельное участие, и с 1926 г. вплоть до самой своей кончины в 1944 году состоял в нём профессором догматического Богословия. В центре богословской системы о. Сергия лежала концепция Софии – Премудрости Божьей. Эта концепция, внесённая в Русскую религиозную мысль Владимиром Соловьёвым, нашла своё развитие в богословии о. Павла Флоренского, с которым Булгакова связывала дружба. Следует отметить, что воззрения о. Сергия Булгакова о Софии менялись в течении его жизни. В конце концов он пришёл к идее тождественности с Триипостасной Божественной Сущностью, несущей всю вечность миpa, творимого Богом во времени. Хотя концепция о. Булгакова в своём конечном виде и выходила за пределы установившихся предметов спекуляции в Русском Богословии поиск в области экклезиологии, а вместе с нею стремилась к уяснению вопросов в учении о Св. Троице, Христологии, пневматологии, мариологии и эсхатологии. Неслучайно поэтому большая трилогия, в которой о. Сергий изложил свои воззрения («Агнец Божий», «Утешитель» и «Невеста Агнца») получила название «О Богочеловечестве». Уже после войны Л.А. Зандер выпустил двухтомный труд, посвященный философии и богословию протоиерея Сергия Булгакова «Бог и миp» (Paris. YMCA-Press. 1948). Что касается критики этого учения, можно порекомендовать работу Л. Перепёлкиной «Экуменизм – путь, ведущий в погибель» (С.-Пб., 1994).

Учение о. Сергия вызвало оживлённые дискуссии в Русских богословских кругах. Дело дошло до обвинения в «ереси». Более осторожные и вдумчивые богословы полагали, что хотя о сознательной ереси здесь говорить нельзя, однако, некоторая литературная увлечённость автора приводила его порой к терминологической неточности. Иных же порой пугали непривычные предметы его размышлений, впрочем, известные богословской мысли древности. С критикой воззрений Булгакова выступили В.Н. Лосский и архиепископ Серафим (Соболев), а митрополит Сергий выпустил о нём в 1935 г. специальный указ. В Декабре того же года в Париже при Экзархате была образована специальная комиссия под председательством протоиерея К. Смирнова, в которую вошли ведущие профессора Богословского Института, для разбора учения о. Сергия.

Независимо от оценки воззрения о. Сергия Булгакова, положительной стороной их публикации явилось оживление Русской богословской мысли, повышение интереса у читающих его труды к священным предметам Православной веры. Необходимо отметить, что с самого начала митрополит Евлогий выступал в защиту протоиерея С. Булгакова, полагая, что для плодотворного развития богословской мысли необходима свобода мнений в ясных пределах Православия.

Институт поддерживал широкие связи с Православными Богословскими факультетами, приглашавшими его профессоров для чтения лекций. Его представители участвовали в 1930 году в Конференции по проблемам религиозного воспитания в Фессалониках и в 1936 году в Конгрессе Православных богословов в Афинах. Кроме того, профессора Института часто приглашались для чтения лекций в университетах Англии, Ирландии, Германии, Нидерландов, Швейцарии, Соединённых Штатов и Канады, что являлось свидетельством интереса на Западе к Русской Церкви и Православной богословской мысли.

Если Зарубежная (Карловацкая) Церковь представляла консервативную часть Русской эмиграции (более многочисленную), то Западно-Европейский Экзархат объединял церковных либералов, что выразилось и в повышенном внимании к внешним, осуждённым позднее, экуменическим связям. Институт преподобного Сергия принял деятельное участие и в экуменическом движении. В 1932 г. в Конференции движения Life and Work (Жизнь и Труд), на которой рассматривалась тема «Церковь, народ и государство» принял участие о. Сергий Булгаков и профессора Федотов, Карташёв, Вышеславцев, Зандер и Зеньковский.

Важным событием в истории экуменического движения был конгресс движения Faith and Order (Вера и Устройство) в 1937 году в Эдинбурге. В работе конгресса этого движения, явившегося предшественником Bceмирногo Совета Церквей, деятельное участие принял митрополит Евлогий и профессора Института о. Сергий Булгаков, о. Георгий Флоровский, иеромонах Кассиан и Зандер. На этом конгрессе о. Булгаков был избран членом постоянного комитета движения, а оо. Кассиан и Флоровский вошли в организационную комиссию. Во время Эдинбуржского конгресса представители Русского Православия имели оживлённые контакты со многими представителями древневосточных Церквей и протестантских исповеданий. Русские богословы приняли деятельное участие в разработке документа, представленного Православными участниками Конгресса, выражавшего их общее мнение об экуменическом движении и его возможных задачах.

Вторая мировая война явилась серьёзным испытанием для Русского Экзархата в Западной Европе. Осенью 1939 г., несмотря на начало войны, митрополит Евлогий распорядился начать учебный год в Институте Преподобного Сергия. Весной 1940 г. над Парижем нависла угроза немецкой оккупации. Многие Русские покидали Париж, эвакуируясь на юг Франции или в Северную Африку. Митрополит Евлогий и его ближайшие сотрудники остались в Париже. Во время оккупации он продолжал совершать Богослужения и окормлять оставшуюся паству. Несмотря на большие трудности, продолжались занятия в Богословском Институте, где осталось небольшое число студентов и профессоров, среди которых были о. С. Булгаков, архим. Киприан, Карташёв, Зеньковский, Зандер. Последний в Июне 1941 г. вместе с большой группой Русских интеллигентов был арестован оккупантами и отправлен в концлагерь возле Компьена. Вскоре за укрывание евреев были арестованы многие члены Церковно-общественной организации «Православное действие». Ее видный деятель священник Димитрий Клепитин мученически скончался в концлагере в Германии. Членов Епархиального управления и профессоров Института нередко вызывали на допросы в Гестапо. Агентами последней из библиотеки Института были изъяты книги по гебраистике и содержащие тексты на еврейском языке. Следует отметить, что духовенство Экзархата вело себя с достоинством, не идя на сотрудничество с оккупантами. В этих тяжелых условиях не прерывались и богословские труды. Протоиерей С. Булгаков написал свой «Апокалипсис Иоанна», архимандрит Киприан «Евхаристию», профессор Зеньковский, рукоположенный зимой 1941 г. митрополитом Евлогием во пресвитера, завершил свою «Историю Русской философии».

Ещё зимой 1941 г. Совет профессоров избрал деканом Института протоиерея С. Булгакова, а проф. Карташёва инспектором. С 1943 г. Институт стал присуждать степень доктора. Первым её удостоился о. Сергий Булгаков, вторым в 1944 году – A.B. Карташёв.

В Июне 1944 г. исполнилось 25 лет священнослужения профессора-протоиерея Сергия Булгакова, а 13 Июля он скончался. Должность декана перешла к о. Зеньковскому, а преподавание догматики, на первых порах, к ассистенту почившего А. Князеву.

Весной 1943 г. у Института установились регулярные контакты с руководством Католической Церкви Франции, когда митрополит Евлогий и о. Булгаков со всей корпорацией и студентами впервые принимали монсеньора Боссар, викария архиепископа Парижского.

Начало 1945 г. ознаменовало жизнь Экзархата новыми ожиданиями и надеждами. Подходила к завершению война. В Париж стали поступать сведения о возрождении религиозной жизни в России, о состоявшемся в Москве Поместном Соборе и выборах Патриарха. Оторванным многолетней эмиграцией от действительности на Родине людям всё это рисовалось в самых радужных тонах. Митрополит Евлогий, поддержанный духовенством и верующими, выразил желание возобновить канонические отношения с Московской Патриархией.

24 Августа 1945 г. в Париж прибыла делегация Московской Патриархии во главе с митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем. Понятно, что этот визит вызвал оживлённый интерес в Русских кругах.

29 Августа митрополит Евлогий созвал Епархиальное собрание, на котором митрополит Николай выступил с докладом, рассказав о Церковной жизни на Родине. Под впечатлением этого выступления было решено совершить 2 Сентября в Александро-Невском соборе торжественное Богослужение в знак воссоединения всех Русских Православных приходов во Франции с Московской Патриархией. Следует заметить, что к этому времени было достигнуто соглашение о воссоединении с Патриархией Карловацкого архиерея во Франции митрополита Серафима (Лукьянова), в ведении которого находилось 30 приходов.

Таким образом, митрополит Евлогий вместе со своими викариями архиепископом Владимиром и епископом Иоанном (архиепископ Александр и епископ Сергий, ставший экзархом Московского Патриархата в Средней Европе и имевший кафедру в Вене, воссоединились с Патриархией позже) и оставшимися в их ведении 75 приходами во Франции с согласия Вселенского Патриарха Вениамина возобновили административно-канонические отношения с Московской Патриархией. Патриарх Алексий I-й и Священный Синод в Москве назначили митрополита Евлогия своим экзархом в Западной Европе. В решении Синода по этому вопросу определялось: «Возблагодарив Господа Бога, считать митрополита Евлогия и его викариев архиепископа Владимира и епископа Иоанна со всеми 75 приходами воссоединенными с Матерью-Церковью и принятыми в юрисдикцию Московской Патриархии и сохранить на будущее время Экзархат Западно-Европейских церквей в существующих его границах во главе с митрополитом Евлогием, как экзархом Московской Патриархии на основании, изложенном в соответствующем положении об управлении этими церквами. Считать митрополита Серафима и приходы его области воссоединёнными с Матерью-Церковью и принятыми в юрисдикцию Московской Патриархии и временно, впредь до окончательного канонического устроения Церковных дел за границей, сохранить за митрополитом Серафимом управление его областью при существующем составе его приходов. О чём послать преосвященным указы».

В это время вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о возможности бывшим российским подданным вступить в советское гражданство, и вскоре Советское посольство в Париже выдало митрополиту Евлогию советский паспорт под номером 1.

Следует отметить, что действия митрополита Евлогия по восстановлению административно-канонических отношений с Москвой не всеми в Экзархате были встречены с одобрением. Однако, доверие к любимому архипастырю было столь велико, что большинство клириков и мирян сочло возможным его поддержать. Между тем, дни митрополита Евлогия клонились к закату, и 8 Августа 1946 г. на 79 году жизни он мирно отошел ко Господу. Великое множество верующих и духовенства собралось на его погребение в Александро-Невском соборе, чтобы отдать долг любви человеку и служителю Божьему, столь много значившему в их жизни.

После кончины митрополита Евлогия Московская Патриархия в административном порядке назначила своим экзархом в Западной Европе митрополита Серафима (Лукьянова). Однако, это решение было принято вопреки воле большинства духовенства и верующих Экзархата. Реальность оказалась суровее первоначальных радужных надежд. Былое воодушевление, к которому примешивались патриотические чувства, сменилось разочарованием. В чисто церковном плане в Экзархате усмотрели в этом решении Патриархии нарушение своего канонического права, закреплённого определением Московского Собора 1917–1918 гг., предварительного избрания правящего епископа клиром и паствой епархии. Архиепископ Владимир написал в Москву, что может принять этот указ лишь в качестве информации. Церковная общественность Экзархата вновь оказалась напуганной возможностью утраты Церковной свободы. 14 Августа 1946 г. архиепископ Владимир созвал Чрезвычайное пастырское собрание, на котором было решено просить Вселенского Патриарха Максима о возвращении в его юрисдикцию. 16–20 Октября 1946 г. состоялось Чрезвычайное епархиальное собрание, в котором приняли участие представители приходов, решивших вновь признать над собою юрисдикцию Патриарха Вселенского. Таких оказалось подавляющее большинство. Миссия командированного в Париж из Москвы в связи с этим событиями архиепископа Фотия (Тапиро) оказалась безуспешной. По этому поводу Священный Синод в Москве направил 27 Мая 1947 г. митрополиту Серафиму Постановление N 2275, в котором указывались следующие санкции:

а) исключить архиепископа Владимира и епископов Иоанна и Никона из иерархии Русской Церкви, лишить епископа Никона титула Сергиевского, который он получил от Русской Церкви;

б) лишить упомянутых архиепископа и епископов, а также всё следующее за ними духовенство права называться служащими и служить в Русской Православной Церкви...».

В связи с этим анонимный составитель «Замечаний и материалов» пишет: «Можно удивляться снисходительности этой меры и сравнивать её лишь с твёрдостью митрополита Сергия. Но мы не должны забывать о Церковной ситуации в Западной Европе, увязывая её с общим контекстом жизни Церкви (Русской – авт. )». Впрочем, последнее замечание во многом объясняет причину «снисходительности» Московской Патриархии. Хотя на этот раз «прещений» и не последовало, духовенство Экзархата «наказывалось» морально: исключение из ведомства Московской Патриархии предлагалось им как разрыв исторических связей с Русской Церковью.

Между тем в решении чрезвычайного собрания Экзархата указывалось следующее:

«Бросая взгляд на период, который для Русской заграничной Церкви ознаменовался управлением митрополита Евлогия, Епархиальный съезд с признательностью усматривает в этом периоде, в течение которого мы находились под омофором Вселенского Патриарха, счастливое указание на единственно возможное поведение и организацию Церковной жизни, которые достаточно осторожны и соответствуют правилам. Это спасительное поведение, которое даровало нам более 15 лет мира и процветания, обнаружил митрополит Евлогий, ведя корабль Церкви нашей в спокойную гавань Патриарха Вселенского, где мы обрели основное и существенное благо Церковной жизни, духовную свободу, неизменный мир и независимость от всякого влияния, чуждого Церкви.

Кроме духовной свободы и мира, пребывание под омофором Патриарха Вселенского даровало нам неоспоримую и крепкую каноническую основу организации нашей Церковной жизни...».

На основании правила Всероссийского Собора 1917–18 гг. Собрание предварительно единодушно избрало архиепископа Владимира (Тихоницкого) правящим архиереем Экзархата и просило Вселенского Патриарха Максима канонически утвердить это избрание.

В заключении указывалось: «Чрезвычайный Епархиальный совет в духе мира и любви свидетельствует своё искреннее желание остаться в общении литургической молитвы и братского сотрудничества с Русской Церковью и всеми Русскими образованиями, которые в настоящее время находятся за границей».

Нужно сказать, что в это время Экзархат прилагал усилия в целях единства всех Православных Русских за границей. Архиепископ Владимир обратился к первенствующему в Карловацком Синоде митрополиту Анастасию с предложением совместно обратиться к Вселенскому Патриарху с просьбой назначить митрополита Анастасия экзархом, которому в этом случае архиепископ Владимир обещал своё повиновение. Однако, платформа для воссоединения, предложенная Карловчанами, оказалась неприемлемой, поскольку Зарубежная Церковь оставалась непримиримой в своём политическом курсе. «Единство может быть, – писал в связи с этим Карловацкий архиепископ Нафанаил, – лишь в борь- бе с неблагочестивыми силами, правящими в Москве и с виновностью ныне правящей власти... Мы прежде всего хотим единства в этом делании, самом важном в нашей эпохе, т.е. единства в борьбе с неблагочестивыми силами». Правда, анонимный составитель «Замечаний и материалов» отмечает, что с 1947 г. имели место сослужения духовенства Экзархата с Карловчанами.

8 Июля 1947 г. архиепископ Владимир был возведён Константинопольским Патриархом в сан митрополита.

Следует заметить, что по-разному церковные деятели Экзархата и Зарубежной Церкви подходили и к самому принципу построения Церковного организма. Так, у последних доминировал не территориальный принцип построения Поместной Церкви, а национальный. После войны и связанных с ней потрясений, разбросанные по всему миру , они воссоздали Русскую Церковь, основными признаками Которой явились два: что большинство Ее чад Русияне, сохранившие национальное самосознание, и что они находятся «за границей». Между тем Собрание Экзархата, проходившее в Октябре 1949 г., выдвинуло идею поместной Церкви (объединяющей Православных в Западной Европе), находящейся в каноническом ведении Вселенского Патриархата. В некоторых чертах это повторяло мысль митрополита Евлогия, высказавшегося ещё в 1921 году за территориальный принцип организации Русской Церковной жизни за рубежом. Также нужно отметить, что в послевоенный период изменился и национальный состав Православной эмиграции в Западной Европе, где до войны преобладали Русияне. Теперь же в Западную Германию, Австрию, Францию, Великобританию, Бенелюкс и Скандинавию устремился поток Греков, Сербов, Болгар, Румын, Албанцев, а также выходцев из ближневосточных стран. При этом удельный вес Православных Русского происхождения в некоторых странах (Зап. Германия, Австрия, Великобритания) заметно снизился. Во всяком случае, руководство Русского Экзархата всегда стремилось изыскивать условия к братскому сотрудничеству всех Православных в Европе.

Немалую роль в этом сыграл Институт Преподобного Сергия. Так, в 1948 г. в Институт была принята группа Сербов. Вскоре к ним присоединилось несколько молодых Православных Ливанцев, членов Движения Православной молодёжи, посланцев Антиохийского Патриархата. С 1952 года в Институте стали обучаться Православные уроженцы из европейских стран: Финляндии, Германии, Швейцарии. К концу 50-х годов появились студенты Греки, прибывшие из Греции и Кипра, а также представители Греческой эмиграции в Европе. Вскоре они составили значительную группу обучающихся в Институте.

В этот, а также в предшествующий период в Институте выдвинулось новое поколение профессоров, сыгравших заметную роль в современном Православном Богословии. Так, с 1943 г. курс Ветхого Завета стал читать Алексей Князев (впоследствии протоиерей, ректор Института). В 1946 г. Корпорацию пополнили Сергей Верховский, до 1950 г. читавший нравственное Богословие и некоторые разделы догматики, о. Александр Шмеман (история Церкви), о. Кирилл Ельчанинов (Древнееврейский язык, история древней и средневековой философии). Окончивший в 1949 г. Институт о. Иоанн Мейендорф приступил к чтению курса византологии и некоторых разделов патрологии. Впоследствии С. Верховский и оо. Шмеман и Мейендорф переехали в США, где трудились в Свято-Владимирской семинарии.

С 1952 г. курс нравственного богословия в Институте читал Павел Евдокимов († 1971), бывший среди его первых выпускников (1928) и преподававший до этого этику в различных Французских учебных заведениях, а также активно сотрудничавший с экуменическими организациями. Широкую известность получило вышедшее не Французском языке его исследование " Dostoevsky et le probleme du mal», Lyon, 1944 («Достоевский и проблема зла»). В 50-е годы начал свою профессорскую деятельность в Институте Борис Бобринский, известный многими своими публикациями по Православной догматике и литургике в западных богословских изданиях. В 1958 г. в корпорации института впервые появился преподаватель не Русского происхождения – Киприот Андреас Фириллас. С тех пор она стала приобретать международный и межправославный характер.

После кончины митрополита Евлогия в 1946 г. высшее административное руководство Институтом осуществлял архиепископ Владимир, но после избрания его правящим архиереем Экзархата он пожелал передать свои административные функции по Институту одному из профессоров, избранному корпорацией. Ректором тогда был избран архимандрит Кассиан (Безобразов), хиротонисанный в Июле 1947 г. во епископа († 4.12.1966).

Указанный период в жизни Института ознаменовался появлением множества публикаций по вопросам библеистики, Православного Богословия, всеобщей и Русской Церковной истории, патрологии, литургики и этики, как в изданиях самого Института, так и в различных Православных, Католических и экуменических изданиях. В начале 50-х годов группа специалистов Института Преп. Сергия во главе с епископом Кассианом приняла участие в подготовке нового Русского перевода Нового Завета, начатого по инициативе Британского Библейского общества. Впрочем, эта попытка была позднее признана неудачной.

В 1950 году при Институте Преп. Сергия был создан Богословский семинар для женщин, организованный Валентиной Зандер. Он просуществовал более 12 лет, и читавшиеся на нём лекции профессоров Института получили широкое распространение.

Придерживаясь либерального направления церковной мысли, Институт присоединился к экуменическому движению. Его представители постоянно участвовали в Неделе молитвы о Христианском единстве, ежегодно устраиваемых по инициативе аббата Кутурье. Одновременно поддерживались контакты с Католическими учебными и научными центрами Франции и Бельгии. В Институте нередко читали лекции и участвовали в конференциях Католические и Англиканские ученые. С 1953 года в Институте ежегодно проводится неделя литургических изучений, привлекающая ученых из ряда стран.

За 50 лет существования Института Преп. Сергия в его стенах было подготовлено 250 священнослужителей, служивших и служащих ныне во всех частях света.

Во Франции наряду с Русскими Экзархатом Вселенского Патриарха продолжал существовать хотя и значительно меньший Западно-Европейский Экзархат Московского Патриархата. Сначала его возглавлял митрополит Серафим (Лукьянов), который в Ноябре 1949 года был освобождён от должности и уволен на покой. До 1953 года Экзархат оставался без архиерейского возглавления, им руководил Совет сначала из трёх, а затем из пяти священнослужителей, осуществлявший связь с экзархами, находившимися сначала в Вильне, а затем в Берлине.

Касаясь Церковной жизни в Западной Европе, следует отметить, что идея поместной Церкви, поддержанная Константинополем, нашла своё отражение в титуловании служащих там епископов как Греческих, так и Русских, находящихся в юрисдикции Вселенского Патриархата. Так, наряду с митрополитами, имеющими титул соответствующий названию страны, где находятся приходы его ведения (например, Германский, Галльский, Австрийский, Бельгийский, Шведский), другие архиереи носят титул древних кафедр Константинопольской Церкви. Например, Греческий экзарх в Западной Европе, находящийся в Лондоне, носит титул архиепископа Фиатирского. Русские архиереи получили от Константинопольского Патриархата титулы по названиям кафедр, некогда (до XI в.), входивших в состав этого Патриархата и находившихся в Западной Европе (южная Италия). Так, митрополит Владимир носил – как и его преемник – титул «Сиракузский», а Преосвященный Кассиан был в 1947 году хиротонисан во епископа Катанского.

18 Декабря 1959 года скончался митрополит Владимир. После предварительного избрания Епархиальным собранием Патриарх Афинагор назначил нового экзарха-архиепископа Георгия (Тарасова).

Нужно сказать, что начало 60-х годов характеризовалось интенсификацией межправославных контактов, как на двух, так и на многостороннем уровнях. Наиболее выдающимся событием в этом отношении явилось Всеправославное совещание на острове Родос в Сентябре 1961 г., целью которого была выработка тем для обсуждения будущего Предсобора. Одной из таких тем был вопрос о Православной диаспоре. Следует заметить, что по этой теме между Константинопольской и некоторыми другими Церквами имеются расхождения. Причём, что касается Вселенского и Московского Патриархатов, то своеобразным камнем преткновения в их отношениях был получивший отношение к данной теме вопрос о Русском Западно-Европейском Экзархате. Представители Москвы постоянно требовали от Константинополя упразднить Русский Экзархат в Западной Европе с передачей его приходов каноническому ведению Московской Патриархии. Эти усилия не остались бесплодными. Вселенский Патриархат, между тем, стал подготавливать архиепископа Георгия и вверенные ему клир и паству к мысли о том, что ради достижения всеправославного согласия и сотрудничества им придётся вернуться в юрисдикцию Московского Патриархата. Наконец, Вселенский Патриарх Афинагор 22 Ноября 1965 года выпустил послание № 671 на имя архиепископа Георгия, где, в частности, писал: «Учитывая... новые данные, единодушие и обширное сотрудничество Православных Церквей, что необходимо в настоящее время для решения обширных Церковных проблем, имеющих историческое значение, после необходимой консультации с нашим Св. Синодом мы приняли решение (независимо от прав на диаспору, которые предоставлены нашему Пресвятому Вселенскому Патриаршему Престолу на основании священных правил) упразднить Временный Патриарший Экзархат Русских Православных приходов в Западной Европе, созданный в 1931 году... При этом мы уверены, что Православная Русская Церковь и Ее высокочтимый глава Блаженнейший Патриарх Московский Алексий сможет проявить и всегда будет проявлять отцовскую любовь, подобную той, которую мы до настоящего времени проявляли к его приходам, и позаботится о Вашем Высокопреосвященстве, Вашем духовенстве и Ваших благочестивых верующих, а также о Ваших нуждах...».

Постановление было достаточно осторожно, дабы не создать впечатления администрирования и недопустимого в Церкви произвола. Заканчивалось оно так: «...Мы никоим образом не сомневаемся в том, что, глубоко изучив причины, побудившие нас принять подобное решение, Вы добровольно и своевременно вступите в контакт с Его Блаженством, Патриархом Московским и всея России нашим возлюбленным во Христе братом Алексием, для решения всех этих вопросов».

Однако, отношение в Экзархате к событиям Церковной жизни того времени в нашей стране было таково, что о возможности выполнения рекомендации Патриарха Афинагора никто всерьёз не думал. В эти годы из Советского Союза постоянно доносились известия о гонениях на верующих, и, естественно, зарубежные иерархи не могли желать подобной участи себе и своей пастве.

Архиепископ Георгий созвал 30 Декабря 1965 года расширенное заседание Епархиального совета, после которого обратился с посланием ко всем верующим своего округа, опубликованном в крупнейшей Парижской газете «Русская мысль» (от 6 Января 1966 года):

«...Учитывая чрезвычайную опасность происходящего явления, – писал он в этом послании, – которое не имеет примера в Церковной истории и налагает на наше духовенство и наш народ особую ответственность и необходимость обратиться к Собору Православных Церквей; стремясь сделать по воле Божьей всё возможное и необходимое для продолжения, развития и укрепления литургического, пастырского, богословского, культурного и миссионерского действия этих храмов (т.е. б. Экзархата – авт.) там, где они находятся;... учитывая имеющиеся плоды деятельности Православия в Западной Европе и, в частности, во Франции, где созданы местные приходы, общины, монастыри и высшая богословская школа;...

в полном соборном согласии с епископом Мефодием (викарий архиепископа Георгия – авт.), Епархиальным советом, духовенством, собравшимся 30 Декабря 1965 г. в кафедральном соборе св. Александра Невского; в полном согласии с догматической и канонической традицией Святой Православной Церкви, к которой мы принадлежим, являясь Ее верным и живым членом по благодати Божьей –

Мы обновляем прежний Временный Экзархат Вселенской Патриархии, состоящей из Русских Православных приходов в Западной Европе независимой архиепископией Православной Церкви во Франции и в Западной Европе и созываем Епархиальное собрание для необходимого утверждения и необходимого статуса».

Нужно заметить, что в начале этого послания архиепископ Георгий подчеркнул, что в связи с ликвидацией Экзархата Русская Церковная Западно-Европейская общность «не может ни войти в юрисдикцию Московской Патриархии, ни присоединиться к Синодальной заграничной Церкви». Хотя при этом причина указывалась в слишком общих чертах: «в силу нашего независимого существования», нетрудно было догадаться о подлинных мотивах отказа.

Московская Патриархия не осталась безучастной к сложившемуся положению вещей. Ее экзарх в Западной Европе митрополит Сурожский Антоний (Блюм) в своём заявлении утверждал: «Одностороннее следование путём Церковной независимости является приятием временного или постоянного раскола; это приятие отчуждения от всей Церковной полноты Православия».⁹³⁶

Конечно, подобные оценки могли восприниматься Русской архиепископией как односторонние и мало ее смущать, тем более, что она вновь могла попытаться обосновать правомерность своих действий, ссылаясь на Постановление Патриарха «Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета № 362 от 20 Ноября 1920 года. Однако, само положение архиепископии несколько непривычное (если не считать опыта Карловчан) с позиций сложившейся к нашим дням Церковной практики, т.е. отсутствие канонической связи с автокефальной Поместной Церковью или же признанной автономии, возможно, несколько смущало архиепископа Георгия и других представителей Русской архиепископии. Во всяком случае, он неоднократно обращался к Патриарху Афинагору с просьбой о возвращении в юрисдикцию Вселенского Патриархата, хотя бы и на других условиях. И вот 22 Января 1971 года Патриарх Вселенский Афинагор направил архиепископу Сиракузскому Георгию письмо, которым извещал последнего о принятии вновь Русской архиепископии в Западной Европе в юрисдикцию Патриархата.

В этом письме говорилось, что Синод Константинопольской Церкви «изучил серьёзные причины, заставившие нас в Феврале 1931 года с присоединением упомянутых (т.е. Русских – авт.) общин к нашему Пресвятому Вселенскому Престолу... В то же время, – писал далее Патриарх Афинагор, – мы учли пожелания и надежды, продиктованные с Ноября 1965 года, временное упразднение Экзархата в целях необходимого согласия во всеправославном сотрудничестве и созыве Святого и Великого Собора. Взвесив нынешнее положение упомянутых общин, мы на заседании Синода решили присоединить их к Пресвятому, Апостольскому и Патриаршему Престолу, дабы не лишить их полностью высшего Церковного надзора и связи с административной системой Церкви в ожидании решения вопроса о Православной диаспоре на Святом и Великом Соборе в соответствии с требованиями канонического порядка».⁹³⁷ При этом новый статус Русских общин, входящих в юрисдикцию Вселенского Патриархата, определялся следующим образом:

Они по-прежнему составляли самостоятельный Церковный организм, сохранявший свою внутреннюю автономию и прежнее каноническое устроение, в том числе право избрания правящего архиерея и других епископов. Однако, теперь связь этого Церковного организма, управляемого архиереем с титулом архиепископа, с Вселенским Патриархатом осуществлялась не непосредственно, как прежде, а через посредство митрополита Галльского. Последнему также, в случае необходимости, предоставлялось председательство на чрезвычайных генеральных ассамблеях Русской архиепископии «в качестве чрезвычайного Патриаршего экзарха и по особому поручению Патриарха Вселенского».⁹³⁸

Таким образом, в чисто внешнем плане Русская архиепископия в Западной Европе становилась чем-то вроде викариатства Греческой митрополии во Франции. Это проявлялось также в поминальной формуле за литургией: Патриарха мог поминать только архиепископ. Остальные Русские епископы, как и приходское духовенство, должно было на Великом входе теперь поминать первым Греческого митрополита Галльского, затем Русского архиепископа Сиракузского и т.д. Впрочем, Русское общество во Франции признало эту внешнюю форму, поскольку при нём вполне сохранялась сущность их Церковного бытия.

Заметим, что послание Патриарха Афинагора в качестве причины, заставившей Константинопольский Синод вновь принять Русские приходы в Западной Европе в свою юрисдикцию, указывало и на следующее: «Мы также решили распространить на них (Русские приходы – авт.) наше попечительство и пастырскую заботу, в силу права, которое мы имеем на диаспору согласно святым правилам и которым обладал наш Престол в силу его особого положения и моего долга оказывать помощь и содействие должным образом Церквам, находящимся в трудных обстоятельствах».⁹³⁹ Это заявление, но ещё более само действие Вселенского Патриарха вызвало демарш со стороны Московской Патриархии⁹⁴⁰, впрочем, оставшийся без последствий. Существующее положение Русской архиепископии в Западной Европе, кажется, стало принимать стабильный характер.

К концу 1970-х годов Русская архиепископия в Западной Европе насчитывала 130 приходов при 175 тысячах верующих (для сравнения – Греческая митрополия во Франции имела лишь 23 прихода при 90 тыс. верующих). Их окормляло 5 епископов (архиепископ и 4 его викария) и более 80 священников. Имеются мужской и женский монастыри. Продолжает функционировать Богословский Институт Преподобного Сергия, издающий на Французском языке "Le Messeger Orthodoxe». Свои издания на Русском языке имели также Церковно-общественные организации, состоящие из верующих Русских приходов (например, «Вестник Русского Христианского движения»). Русская богословская литература издавалась посредством экуменического издательства YMCA-Press. В ведении Русской Западно-Европейской архиепископии находилось также около 5 тысяч Православных Румын-эмигрантов в Западной Германии и Австрии.⁹⁴¹

Митрополит Литовский и Виленский Елевферий (в миру Димитрий Яковлевич Богоявленский) родился 14 Октября 1870 года в семье псаломщика в Курской епархии.⁹⁴² В 1889 г. он окончил Курскую Духовную семинарию и был назначен учителем в церковно-приходскую школу. В 1890 году, по вступлении в брак, он был рукоположен во священника к церкви с. Тростяницы Курской епархии. После 10 лет мирной семейной жизни он овдовел. В 1900 году отец Димитрий поступил в С.-Петербургскую Духовную Академию, которую окончил со степенью кандидата Богословия в 1904 году. Время его учебы в Академии пришлось на ректорство епископа Ямбуржского Сергия (Страгородского), с которым у о. Димитрия установилась духовная близость на всю жизнь и который совершил его монашеский постриг, а в 1911 году возглавил его епископскую хиротонию. В 1904–1911 гг. о. Елевферий трудился на ниве духовного просвещения, сначала преподавателем Подольской семинарии, затем инспектором Холмской и, наконец, с 1909 года в сане архимандрита ректором Смоленской семинарии. 21 Августа 1911 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялась его хиротония во епископа Ковенского, викария Литовской епархии. В 1914 году ввиду военных действий он был переселён в Москву, где в течении года жил и совершал Богослужения в Донском монастыре. Затем он вновь был возвращён в свою епархию. В Июне 1917 года, когда архиепископ Литовский и Виленский Тихон был избран митрополитом Московским, Преосвященный Елевферий сделался правящим архиереем Литовской епархии. 28 Июня 1921 г. он был возведён в сан архиепископа. Когда по настоянию Польского правительства была провозглашена автокефалия Православной Церкви в Польше, то архиепископ Елевферий объявил ее незаконной, а Варшавский Синод самочинным. Митрополиту Георгию он заявил полный отказ признавать над собой и епархией власть его и Синода в Варшаве. Здесь нужно отметить, что до 1940 года Вильно с частью Литовской территории входили в состав Польского государства. О своём решении архиепископ Елевферий также поставил в известность Польское правительство. В Варшаве подобное поведение Православного архиепископа было воспринято весьма агрессивно, и после трёхмесячного заключения в одном из католических монастырей он был выслан в Литву, бывшую до 1940 года независимым государством. Здесь он поселился в столице республики Каунасе (Ковно), где, сохраняя административно-канонические отношения с Москвой в течении почти 20 лет руководил жизнью Литовской епархии.

В Октябре 1928 года ему удалось выехать в Москву, где он провёл более недели. Он сделал доклад митрополиту Сергию и Временному Патриаршему Синоду о состоянии Церковной жизни в Литве и Польше. За это время он сумел, насколько возможно, ознакомиться с тогдашней Церковной жизнью в СССР, о чём затем написал в книге «Неделя в Патриархии» (Париж. 1933). Тогда же он хлопотал о переводе в Литву мощей свв. мучеников Литовских Антония, Иоанна и Евстафия, хранившихся в Богоявленском соборе, что в Елохове и находившихся в Москве со времен Первой Мировой войны. Впрочем, осуществить это намерение ему не удалось. В Ноябре того же года он был возведён в сан митрополита.

24 Декабря 1930 года после постановления митрополита Сергия об увольнении митрополита Евлогия от управления Русскими западно-европейскими приходами и отказа архиепископа Владимира взять на себя руководство ими, митрополит Елевферий был назначен временно управляющим приходами в Западной Европе. 30 Апреля 1931 г. митрополит Сергий и Временный Синод в Москве утвердили его в должности управляющим ими.

В Июне 1931 г. митрополит Елевферий прибыл в Париж, где провёл более месяца. 9 Июля он обратился с воззванием к духовенству Русских Западно-Европейских приходов, с призывом покинуть митрополита Евлогия и вернуться в ведение Московской Патриархии. Как известно, общий отклик на это воззвание был негативный.⁹⁴³ В своих решениях митрополит Евлогий действовал не по своему произволу, а выражал соборное сознание своей Церкви. Естественно, что рассчитывать на отход от него подавляющего большинства клира, находившегося в тесном единстве, как со своими иерархами, так и с мирянами, не приходилось.

«Тщетными и излишними, – писал митрополит Евлогий, – являются призывы, с которыми к нам обращается митрополит Елевферий относительно нашей верности Русской Церкви. Мы не менее верны и преданы Ей, чем митрополит Елевферий и с помощью Божьей останемся Ей верными вплоть до смерти; сохраняя эту верность, мы остаёмся невозмутимыми и останемся таковыми вплоть до конца в Ее спасительном лоне»⁹⁴⁴.

Такова была коллизия тогдашней Русской Церковной жизни.

Между тем, Вселенский Патриарх Фотий II-й, взявший Русский Западно-европейский округ под своё покровительство, требовал от митрополита Елевферия «немедленно возвратиться в пределы своей епархии, не вмешиваясь впредь в дела, не касающиеся его области».⁹⁴⁵

Во время своего Парижского пребывания митрополит Елевферий занимался организацией Церковной жизни небольшой группы верующих, составивших братство св. Фотия и решивших сохранить административно-каноническое единство с Московской Патриархией. Это братство, возникшее в 1925 году, душой которого был известный религиозный мыслитель Владимир Николаевич Лосский, ставило перед собой миссионерские цели – распространение Православия среди Французов. Благодаря трудам этого братства в конце 20-х годов начала совершаться Православная литургия на Французском языке.⁹⁴⁶

Митрополит Елевферий ещё неоднократно посещал Париж. Если на Рождество 1931/32 гг. ему приходилось совершать Богослужения на домах членов братства, то к Пасхе оно имело уже помещение, в котором был оборудован двухпрестольный храм: один престол во имя Трёх святителей (Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого), – в знак единства со Вселенской Церковью, а другой престол во имя святителя Тихона Задонского – в знак единства с Русской Церковью. Первым настоятелем этого храма, получившего наименование Трёхсвятительского Патриаршего подворья, до своего назначения в Америку в 1933 году был Преосвященный Вениамин (Федченков), возведённый в 1932 году в сан архиепископа.⁹⁴⁷

Митрополит Елевферий предоставлял братству св. Фотия для публикации его документов страницы «Голоса Русской Православной Литовской епархии», издававшегося в Каунасе. Однако, вскоре братство стало выпускать свой скромный журнал «Православие».

Между тем группа верующих, входящих в братство св. Фотия, несколько возросла, хотя и продолжала оставаться немногочисленной. Во всяком случае, в 30-е годы у неё появились новые приходы, а также образовался Богословский Институт св. Дионисия. В 1937 году был учреждён благочиннический округ во главе со свящ. С. Вельским.

В.Н. Лосский постоянно находился в переписке с митрополитом Сергием, который весьма одобрительно смотрел на миссионерские устремления братства св. Фотия, давая необходимые указания в этом деле.⁹⁴⁸

В начале 20-х годов во Франции появилась немногочисленная группа, отделившаяся от Старо-Католической Церкви и именовавшаяся «Католическо-евангелической Церковью». Во главе Ее стоял Л.Ш. Виннерт, католический священник, перешедший в 1921 г. в Старокатоличество, а на следующий год отделившийся от архиепископа Утрехтского и образовавший свою собственную общину, которая избрала его своим епископом. Тогда же в 1922 году он направился в Лондон для посвящения у некоего Веджвуда, епископа так называемой Католическо-либеральной Церкви Великобритании. В 1930 году Виннерт женился, в соответствии с правилами, принятыми у Англикан и других западных неримских конфессий. К середине 30-х годов его группа насчитывала 1.500 человек и имела приходы в Париже, Руане, Брюсселе, Голландии и Риме.

В 1932 г. Виннерт представил Константинопольскому Патриарху меморандум с изложением вероучительной формулы своей группы и пожеланием присоединиться к Православной Церкви. Однако, ответа на этот меморандум не последовало. Тогда в 1935 году Виннерт поручил своему представителю вести непосредственные переговоры со Вселенской Патриархией, которые, впрочем, зашли в тупик. И вот в Марте 1936 г. Виннерт обратился к братству св. Фотия.⁹⁴⁹

В своём меморандуме Виннерт воспроизводил старокатолическую вероисповедную формулу: Никео-Цареградский Символ веры (без filioque), признание правил семи Вселенских Соборов и т.д. Виннерт безоговорочно принимал Окружное послание Восточных Патриархов 1849 года.⁹⁵⁰

В братстве св. Фотия отнеслись к Виннерту и пожелавшим последовать за ним с вниманием и сердечностью, и вскоре его меморандум рассматривался в Москве на заседании Временного Патриаршего Синода.

Постановлением № 75 от 16 Июня 1936 года митрополит Сергий и Временный Синод при нём признавали возможным принять Виннерта в единство Святой Православной Церкви на следующих условиях:

– епископство Виннерта не признавалось. В исключение из правил, основанном на исторических прецедентах (3-е пр. VI Вс. Соб.) за ним сохранялась степень пресвитера при условии расторжения брака и без права быть возведённым в следующую иерархическую степень;

– за Виннертом, возведённым в сан протоиерея или архимандрита, сохранялось управление его общиной, воссоединённой с Православной Церковью;

– сформированные члены общины присоединялись третьим чином, а не информированные – вторым (через миропомазание);

– духовенство общины, имевшее рукоположение от Виннерта, должны были быть перерукоположены Православным епископом;

– в Богослужении общине разрешалось сохранить западный обряд, однако, исправленный в соответствии с восточной традицией (квасный хлеб, причащение под обоими видами и т.д.);

– календарь должен содержать только тех западных святых, которые канонизованы до 1054 года; и т.д.⁹⁵¹

Виннерт и все желавшие воссоединиться должны были подать прошения об этом митрополиту Литовскому Елевферию.⁹⁵² Когда такие прошения индивидуальные и коллективные были собраны, то в 1937 году в Шанделере произошло присоединение Виннерта (принятого с последующим возведением в сан архимандрита с именем Ириней) и ряда его последователей.

О. Ириней вскоре скончался, и его группа была доверена его ученику – иеромонаху (впоследствии архимандриту) Дионисию (Шамбо). Обряд этой группы, получившей наименование Западной Православной Церкви⁹⁵³ (чаще их именуют Православными западного обряда – авт.), был принят временный, с целью его постоянной доработки.

Деятельное участие в литургических поисках группы и устроении так называемого Православия принял Русский священник Евграф Ковалевский, ставший настоятелем одного из Французских приходов.

Между тем, в самой епархии митрополита Елевферия назревали грозные события. 1 Сентября 1939 году Германия напала на Польшу. Началась Вторая Мировая война. Советский Союз приветствовал оккупацию Польши и под предлогом сохранения собственной безопасности ввёл свои войска в Виленский край, который вместе с древней Литовской столицей Вильнюсом (Вильно) был передан правительству Литовской Республики. Преосвященный Елевферий вновь получил возможность вернуться на свою историческую кафедру. Но пробыть на ней ему пришлось недолго, немногим более года.

14 Июня 1940 года Литва вместе с двумя другими прибалтийскими государствами была включена в состав Советского Союза. К концу года в Прибалтику для выяснения церковных дел и воссоединения Православных Церквей в Латвии и Эстонии с Московской Патриархией из Москвы был командирован архиепископ Сергий (Воскресенский). В это время митрополит Елевферий тяжко заболел менингитом, и вечером 31 Декабря 1940 г. скончался.⁹⁵⁴

Архиепископ Сергий совершил его отпевание в древнем Свято-Духовом монастыре, являющемся резиденцией Виленских архиереев, а вскоре сам получил назначение на Литовскую кафедру с титулом экзарха Прибалтики.

События войны и немецкой оккупации явились серьёзным испытанием для Русских и Французов, входивших в приходы, находящиеся в ведении Московской Патриархии во Франции. Вместе со всем населением им пришлось пережить тяготы этого времени. Составитель «Замечаний и материалов по истории Русской Церкви в Западной Европе» отмечает заслуги двух Русских иеромонахов – Стефана и Афанасия, духовно окормлявших Русские общины в это время.⁹⁵⁵ Ещё в Марте 1939 г. о. Стефан (Светозаров) возглавил единое Благочиние Западно-Европейских приходов Московского Патриархата.

К Августу 1945 года во Франции насчитывалось пять приходов, находившихся в административно-каноническом ведении Московской Патриархии – 3 Русских и 2 Французских. Во главе одного из Французских приходов стоял игумен Дионисий (Шамбо), устроивший при своём Вознесенском храме иноческое общежитие, насчитывавшее тогда 4 монахов. Второй Французский приход с храмом во имя св. Иринея Лионского находился в самом центре Парижа на острове Saint–Luis, недалеко от знаменитого собора Notre-Dame. Настоятельствовал в нём Русский протоиерей Евграф Ковалевский, совершавший Богослужения на Французском языке по западному обряду. Действовал Французский Православный Богословский Институт св. Дионисия, организованный при содействии братства св. Фотия для распространения и углублённого изучения Православия среди Французов.⁹⁵⁶ Немало для этого потрудился В.Н. Лосский, знакомивший западного читателя с Православным Богословием. Большинство его работ были опубликованы на Русском языке в сборниках «Богословских трудов» (выпуск 8-й специально посвящён его работам) и на страницах Журнала Московской Патриархии.

Эти 5 приходов явились тем ядром, на основе которого затем получил развитие Западно-Европейский Экзархат Московского Патриархата.

В непрерывной канонической связи с Московской Патриархией вплоть до своей кончины в Августе 1945 г. находился также замечательный миссионер и богослов, продолжатель Апостольского подвига Святителя Николая (Касаткина) – митрополит Японский Сергий (Тихомиров).

Что касается его отношения к Московской Патриархии в 2040-е годы, то здесь представляется возможным выделить следующие факторы: горячая любовь и преданность паствы, которая по преимуществу состояла из японцев. Это в известной степени держало её в стороне от Русских Церковных коллизий того времени и во многом позволили митрополиту Сергию в 20-е годы держать себя независимо. В дальнейшем его отношение к Церковному управлению в Москве во многом можно объяснить его преданностью и глубоким доверием митрополиту Сергию (Страгородскому), с которым его связывали давние сильные личные духовные узы.⁹⁵⁷

* * *

Со сведениями о третьем Русском зарубежном иерархе, сохранявшем административное подчинение Московской Патриархии в рассматриваемый период – митрополите Вениамине (Федченкове) и его деятельности в Париже и Америке мы ознакомились в других разделах настоящей главы.⁹⁵⁸

В 1980 году Православная Церковь в Корее отметила 80-летие своего исторического бытия. Православная миссия в стране утренней свежести появилась сравнительно поздно. Лишь 17 Февраля 1900 года Русским архимандритом Хрисанфом (Щетковским) в Сеуле была совершена первая Православная литургия. В 1903 году там же появился Православный храм во имя Святителя Николая. Особенно успешной была миссионерская деятельность архимандрита Павла (Ивановского – впоследствии епископ Никольско-Уссурийский), переведшего Православные Богослужебные книги на Корейский язык. В 1912 году состоялась пресвитерская хиротония первого Православного корейца – Иоанна Кан Так. В 1917–1930 гг. Миссию возглавлял архимандрит Феодосий (Перевалов), вместе со священником-Корейцем Л. Кимом, неустанно трудившимся по укреплению Православной веры среди корейской паствы. Архипастырское окормление Миссии в 1923–1945 гг. осуществлял митрополит Японский Сергий. В 1936 году указом Местоблюстителя Московского Патриаршего Престола митрополита Сергия в Сеул был назначен иеромонах Поликарп (Прийман – впоследствии епископ), с 1941 года начальник Миссии в сане архимандрита. К этому времени Православная Церковь насчитывала уже несколько сотен верных чад. Однородный в национальном отношении состав паствы, находившейся вдали от Русской Церковной жизни того времени, позволяли руководству Миссии держаться той юрисдикционной ориентации, которую оно признавало наиболее каноничной и полезной для Церковного созидания.

Однако, в конце 40-х годов, когда вследствие войны произошёл раздел Кореи и связь Миссии с Москвой была прервана, то перед отцом Поликарпом предстала альтернатива перейти в юрисдикцию Американского Русского митрополичьего округа. Но эта возможность была им отвергнута, и после неоднократных арестов южно-корейскими властями, он в 1950 году был выслан из страны и выехал в СССР.

Вскоре заботу о Православной Миссии в Корее взял на себя Греческий архимандрит Андрей Халкиопулос, посвятивший всю дальнейшую жизнь насаждению и укреплению Православия на Корейской земле. В 1953 году его усилиями и заботой Корейской паствы был восстановлен Никольский храм в Сеуле. В 1967 г. состоялось освящение нового Никольского храма и открытие Православного центра, построенного при помощи Элладской Церкви. Архипастырское окормление Корейской общины в дальнейшем осуществлял митрополит Новозеландский Дионисий (Вселенский Патриархат). При Православном центре были открыты катехизическая школа для оглашенных, Православные гимназия и лицей. Православная Церковь в Корее регулярно пополняется новыми чадами.⁹⁵⁹

Так семена Православной веры, засеянные на Корейской земле Русскими миссионерами, дают ныне добрые всходы.