Глава 3. Комиссия пo исправлению богослужебных книг (1907–1917 гг.)

Сейчас получил с почтой новорожденный

наш «Триодион». (...) Теперь подождем,

как нас будут ругать одни за дерзость,

другие за трусость. Мы же будем утешать

себя, что сделали для Церкви полезное

дело, за которое со временем, может быть,

кто-нибудь из христолюбцев и

поблагодарит нас.

Из письма архиеп. Сергия (Страгородского)

К.Я. Здравомыслову

Книжная справа была непрерывным процессом в дореволюционной России. При Синодальных типографиях всегда существовал специальный штат справщиков, функции которых не ограничивались только корректурной правкой. Известно, что орфографические нормы изданий Киевской, Московской и Санкт-Петербургской Синодальных типографий различались. В ситуации, когда книга, изданная в Киеве, перепечатывалась в Москве, она подвергалась исправлениям в соответствии с московской нормой.

В богослужебные книги иногда вносились новые службы, указами Синода могли производиться текстуальные изменения.

Например, в 1867 г. Синод принимает определение, требующее, чтобы в отправляемых на Восток Минее общей, Служебнике, Следованной Псалтири, Типиконе, Последовании молебных пений, Краткой Псалтири и Молитвослове «были исключены оскорбительные для магометанской веры слова». Определением Синода от 11 октября 1868 г. было предписано перепечатать и заменить в этих книгах соответствующие листы.⁶⁰

Вплоть до 1869 года нам ничего не известно о существовании централизованного органа, занимающегося редактированием богослужебных книг. Мы не утверждаем, что таких учреждений прежде не существовало. Окончательный ответ на вопрос о функционировании синодальных комиссий по исправлению богослужебных книг даст лишь сплошной просмотр архивов Синода за весь период его существования. Впервые на создание в 1869 г. комиссии, занимающийся исправлением богослужебных книг, указал Б.И. Сове (1970, с. 47–50). Его сведения удалось дополнить архивными материалами, однако и на сегодняшний день наши представления о работе этой комиссии далеко не окончательные. Поводом для начала работ послужило заявление митр. Московского Иннокентия (Вениаминова) об ошибках в некоторых изданиях Московской Синодальной типографии. Корректоры типографии указали на ряд орфографических различий между московскими, петербургскими и киевскими изданиями богослужебных книг. Для устранения подобных разночтений указом Синода от 30 апреля 1869 г. (№ 2019) был организован комитет для пересмотра славянского текста Евангелия, Апостола, Следованной Псалтири, Требника и Часослова. Начав работу над текстами, Комиссия почти сразу столкнулась с рядом проблем, выходящих за пределы ее компетенции. Нормализация употребления знаков препинания повлекла за собой обращение к греческому тексту, что, в свою очередь, поставило ряд текстологических вопросов. Работа над славянской Псалтирью заставила обратиться к проблеме соотношения греческого и еврейского текста.

17 марта 1874 г. митр. Иннокентий направил в Синод подробный отчет о проделанной работе. В ответ на это Синод (указом от 18 марта 1875 года за № 644) предписал митр. Иннокентию раздать сведущим лицам богослужебные книги «для пересмотра оных с тем, чтобы каждый из них в определенный срок доставил свои замечания и соображения об ошибках, какие будут найдены в рассматриваемой богослужебной книге, и затем все эти соображения представить в Святейший Синод с замечаниями его Преосвященного».⁶¹ В результате были рассмотрены Псалтирь, Служебное Евангелие, Апостол, Требник, Служебник, Следованная Псалтирь.

Материалы были переданы в Синод лишь в сентябре 1880 г., то есть после смерти митр. Иннокентия. Синод (указом от 8 мая 1881 г. № 1029) поручил заняться изучением этих материалов специальной Комиссии, которую возглавлял сначала архиеп. Сергий (Ляпидевский), а потом еп. Савва (Тихомиров).⁶² По данным Б.И. Сове, в 1887 г. труды Комиссии были приняты Синодом, однако пока относящиеся к этому периоду архивные материалы не обнаружены, и о практических результатах этой работы мы можем сказать немногое.

По всей видимости, плодом работы Комиссии можно считать выпущенный в 1901 г. в СПб. Служебник (см. Романский 1903). В делах СПб. типографии имеется ряд материалов, посвященных исправлению Великого канона Андрея Критского.⁶³ В связи с работой Комиссии были изданы указы Синода⁶⁴, запрещающие употребление прописных букв в церковнославянском тексте. Прописные буквы стали использоваться только в начале стиха. Следует, правда, отметить, что Комиссия предлагала обратное тому, что было утверждено Синодом, а именно, регулярно использовать в церковнославянских текстах прописные буквы.⁶⁵

На преемственность работы созданной в 1907 г. Комиссии по исправлению богослужебных книг по отношению к комиссиям митр. Иннокентия (Вениаминова), архиеп. Сергия (Ляпидевского) и еп. Саввы (Тихомирова) указывал в 1909 году управляющий Московской Синодальной типографией Войт: «В 1869 г. в Москве был учрежден для пересмотра богослужебных книг особый комитет, который трудился в течение 15 лет. Затем в 1884 г. при Святейшем Синоде была образована особая Комиссия, которая просматривала и труды московского комитета. Деятельность этой Комиссии временно приостанавливалась, но официально она не была закрыта и, в обновленном составе, существует и доселе».⁶⁶

К началу XX века деятельность Комиссии постепенно сошла на нет, хотя формально она продолжала существовать.

Подробная характеристика работы этих комиссий – дело будущего. Однако уже сейчас очевидно, что к началу деятельности Комиссии по исправлению богослужебных книг, работавшей под председательством архиеп. Сергия (Страгородского), существовала определенная традиция функционирования синодальных комиссий по исправлению богослужебных книг.

Начало работы Сергиевской комиссии⁶⁷ связано с именем настоятеля петербургского Казанского собора протоиерея Дмитрия Тимофеевича Мегорского⁶⁸, который сравнил славянский текст Постной и Цветной Триодей с греческим и выявил значительное количество неточностей и ошибок славянского перевода.

Необходимость исправления славянских богослужебных книг и принципы работы с текстом Триоди были освещены прот. Мегорским в статье «Нужда исправления наших церковнославянских богослужебных и учительных книг» (Мегорский 1904). В этой статье прот. Д. Мегорский вспоминает постановление Стоглавого собора о необходимости служить по правильным книгам и исправлять неправильные, а также авторитетные высказывания Максима Грека о пользе сверки славянского и греческого текста. Современники же (речь идет о конце XIX-нач. XX в.), по мнению автора, убеждены, что богослужебные книги теперь свободны от ошибок. Прот. Мегорский аргументирует неправильность такой точки зрения, прибегая к анализу текстов Постной Триоди в сравнении с греческим оригиналом. Это сравнение показывает, что многие грамматические формы неправильно переведены (чаще всего это касается форм существительных и причастий), в некоторых текстах отсутствует сказуемое (личные формы глагола заменяются причастием или инфинитивом). Иногда пропускается необходимое для понимания греческое слово, иногда вставляется лишнее (это касается, например, перевода греческого артикля, когда соответствующее славянское местоимение появляется совсем не там, где того требует смысл). Прот. Мегорский указывает также на совершенно неверную постановку знаков препинания в славянском тексте. В статье содержится классификация ошибок, встречающихся в славянских богослужебных книгах. Ошибки появлялись оттого, что: 1) «переводчики смешивали одни греческие слова с другими... подобозвучными, но отличными по значению»; 2) неточно подбирали значения слов; 3) неверно переводили отдельные греческие грамматические формы; 4) «подбирали слова неверные, устарелые» (Мегорский 1904.2, с. 116–117). Прот. Д. Мегорский отмечает, что употребление «неверных» и «устарелых» слов не является ошибкой в собственном смысле слова. Однако такое словоупотребление затемняет смысл текста и часто приводит к ошибочному его пониманию. Призывая современников обратить внимание на ошибки и неточности в богослужебных книгах, он пишет: «Протоиереи и священники XX столетия должны выполнить то, что совсем было не под силу современникам Максима Грека, – исправить и доделать то, в чем погрешили никоновские справщики» (Мегорский 1904.2, с. 114.)

В 1903–1904 гг. прот. Д. Мегорский передавал по частям свои материалы митрополиту Петербургскому Антонию (Вадковскому), который, в свою очередь, по мере поступления вносил их на рассмотрение Священного Синода.⁶⁹ Синод передал полученные от прот. Мегорского тетради на рецензию проф. СПбДА Е.И. Ловягину, известному своими переводами богослужебных канонов на русский язык.⁷⁰

Рецензия Е.И. Ловягина на предложенные прот. Д. Мегорским исправления Постной Триоди в целом была положительной, однако содержала ряд замечаний. Так, в частности, он писал: «Сделанное им (то есть прот. Мегорским. – А.К. и А.П.) (...) разделение предполагаемых поправок на две части – первые (...) – которые могли бы быть произведены в самом тексте, а вторые (...) – которые могут быть сделаны или на «брезе» или внизу страницы, – представляется ненужным; ошибки второго рода (...) также могут быть исправлены в тексте».⁷¹ Это аргументировалось тем, что чтец никогда не будет читать глосс на полях и молящийся, к которому обращено чтение, никогда их не услышит. В рецензии Е.И. Ловягин писал также о том, что исправление богослужебных книг должно предприниматься не одним человеком, а специальным церковным органом, состоящим из компетентных и заинтересованных людей. «В материалах для исправления о. протоиерей предлагает во многих местах к замене устаревшего или же неудобного славянского слова по два, по три и даже по четыре слова русских, хотя синонимических, но различных по значению, например, вм. бѣ́дное (τὸ δίκαιον) – законно, правильно, как должно (...) – тогда как для замены одного слова в тексте требуется не более одного слова. Это доказывает, что для одного человека трудно избрать подходящее выражение из многих синонимов или взять на себя ответственность за удачный выбор такого выражения; для этого дела следует составить Комитет из лиц опытных и знающих греческий и церковнославянский языки, который по общему согласию своих членов избрал бы для замены прежнего слово самое точное, удобопонятное, не из числа слов новейшей русской словесности, а соответствующее характеру церковнославянских песнопений, потому что предполагается сделать не перевод этих песнопений с греческого или славянского на русский, а исправление церковнославянского текста их».⁷²

Рецензия на материалы по исправлению Цветной Триоди также была положительной и содержала сходные замечания. «Но он сличил с греческим текстом не все песнопения, содержащиеся в Цветной Триоди (...) и в некоторых местах не нашел в греческих книгах, бывших у него под руками, выражений, соответствующих славянскому тексту (...) и в своих предположениях в замене одного неудобного слова приводит в некоторых местах по два и по три слова неодинаковых по значению или оставляет греческие и соответствующие им славянские выражения не замененными каким-либо лучшим выражением».⁷³

Деятельность Комиссии по исправлению богослужебных книг начинается в 1907 г. В феврале 1907 г. Синод (указом за № 1047 от 15 февраля-2 марта) учреждает особый орган – комиссию, которая должна была рассмотреть представленные Синоду рукописи прот. Мегорского.

В указе говорилось: «... 1) образовать под председательством Преосвященного Финляндского Комиссию в составе членов тайного советника Евграфа Ловягина, прот. Димитрия Мегорского, профессора Санкт-Петербургской духовной академии статского советника Николая Глубоковского и справщика Санкт-Петербургской Синодальной типографии коллежского советника Николая Чуриловского, с представлением Преосвященному председателю в случае надобности, приглашать в эту Комиссию сведущих лиц по своему усмотрению и 2) поручить сей Комиссии рассмотреть представленные прот. Мегорским рукописи и свое заключение с возвращением рукописей представить Св. Синоду».⁷⁴

Однако деятельность вновь образованной Комиссии не ограничивалась лишь пересмотром тетрадей прот. Мегорского. С 1907 по 1917 г. Комиссия работала как постоянный орган при Синоде и занималась вопросами исправления богослужебных книг и их издания в исправленном виде.

Состав участников Комиссии менялся на протяжении десятилетия ее работы. Некоторые члены Комиссии успешно работали все 10 лет, другие – на каком-то определенном этапе работы, третьи принимали участие лишь в нескольких заседаниях.

В 1907 г. активное участие в работе Комиссии принимали: ее председатель архиеп. Сергий (Страгородский), Н.Н. Глубоковский⁷⁵, X.М. Лопарев⁷⁶, К.Я. Здравомыслов⁷⁷, Н.Ф. Чуриловский⁷⁸ и И.А. Карабинов.⁷⁹ Именно этими именами был подписан направленный в декабре 1907 г. в Синод доклад о принципах работы Комиссии.⁸⁰ Архиеп. Сергий, X.М. Лопарев, Н.Ф. Чуриловский и К.Я. Здравомыслов работали в Комиссии вплоть до 1917 г. Н.Н. Глубоковский и И.А. Карабинов принимали участие лишь на первом этапе работы, когда разрабатывались основные принципы исправления текста.

Инициатор исправления текста Триоди прот. Д. Meгорский также принимал участие в работе Комиссии с момента организации и до своей скоропостижной кончины 27 января 1909 г. Однако в связи с болезнью он пропускал многие заседания (Надеждин 1909, с. 1400).

В декабре 1907 архиеп. Сергий предложил принять участие в работе А.А. Дмитриевскому⁸¹, который принял приглашение и работал в Комиссии до 1913 г.

Из письма архиеп. Сергия А.А. Дмитриевскому от 12 декабря 1907 г.: «Не скрою от Вас и того, что и положение Комиссии несколько неопределенное: нам поручены Постная и Цветная Триоди; но не поручат ли нам дальнейшей работы – не могу сказать. С другой стороны, не прекратятся ли наши труды на одной Постной Триоди, тоже сказать нельзя. Очень возможно также, что наши работы, подобно прочим, останутся лежать в том же архиве, где и происходят наши заседания. (...) Заседания наши происходят в Архиве Св. Синода (здание Синода) по понедельникам, вторникам и пятницам от 7 до 10 часов вечера. Членов Комиссии много (до 12), но постоянно бывают лишь некоторые (Глубоковский, Карабинов, прот. Мегорский, Лопарев из Публичной библиотеки, также начальник архива)».⁸²

С 1911 по 1913 г. постоянным участником работы Комиссии становится Н.Ч. Заиончковский⁸³, позднее присутствующий на заседаниях лишь эпизодически. С октября 1912 г. в Комиссии работает Л.Д. Аксенов⁸⁴, с января 1913 – П.П. Мироносицкий⁸⁵, а с октября 1913 – еп. Анастасий (Александров.⁸⁶ В отдельных заседаниях принимали участие А.И. Папандопуло-Керамевс⁸⁷ (в 1909 г.), Б.А. Тураев⁸⁸ (с декабря по март 1912 г.), еп. Владимир (Путята)⁸⁹ (январь 1913 г.).

Все вышеперечисленные имена фигурируют в архивных документах, содержащих материалы по работе Комиссии. Возможно, в обсуждении работ Комиссии принимали участие и другие лица. Так, Б.И. Сове среди ученых, работавших в составе Комиссии, называет Е.И. Ловягина, А.И. Соболевского, В.В. Латышева, еп. Мефодия (Великанова), И.Е. Евсеева, Д.И. Абрамовича и В.Н. Бенешевича (Сове 1970, с. 59–60). Поскольку до недавнего времени статья Б.И. Сове была единственным источником сведений о работе Комиссии, церковные публицисты, пишущие о языке богослужения, воспроизводят предложенный Б.И. Сове список членов комиссии с точностью до опечаток.⁹⁰

В относящемся к 1956 г. письме⁹¹ еп. Николая (Муравьева-Уральского) еп. Афанасию (Сахарову) среди членов Комиссии названы директор Публичной библиотеки А.Н. Бычков⁹² и заведующий рукописным отделом этой библиотеки И.А. Бычков.⁹³ Других сведений об участии этих лиц в работе Комиссии у нас нет.

В декабре 1907 г. членами Комиссии был составлен доклад, отражающий задачи и принципы исправления церковнославянского текста.⁹⁴ Этот доклад был направлен в Синод для утверждения основных направлений работы и получения ответа на спорные вопросы.

Первый параграф доклада формулировал задачи работы Комиссии. Комиссия не ставила перед собой текстологических задач и не стремилась выявить те редакции греческих богослужебных книг, которые лежали в основе славянских переводов. Декларировалось, что работа ведется с никоновской редакцией Триоди. При этом целью работы являлось, с одной стороны, исправить неточности и ошибки никоновского текста, а с другой – и это провозглашалось главной задачей – сделать существующий текст понятным как при чтении, так и при восприятии на слух. Здесь же указывались источники, которыми пользовались члены Комиссии при работе с текстом Триоди Постной.

«Созванная не для нового перевода богослужебных книг, а лишь для исправления существующего, Комиссия считала себя свободной от задачи предварительно критическим путем установить подлинный текст богослужебных книг, что потребовало бы весьма сложной научной работы, сличения разных греческих рукописей и т.п. Комиссия видела перед собой гораздо более скромную задачу: исправить принятый в богослужебную практику нашей Церкви церковнославянский (Никоновский) перевод, устранить его неточности и ошибки, а главным образом, сделать его возможно понятным (не только) для читающего (для него наш перевод и теперь почти везде понятен), но и для слушающего. Для этой же цели представлялось вполне достаточным сличить наши богослужебные книги с существующими печатными греческими, что Комиссия и делала, пользуясь для Постной Триоди венецианскими изданиями 1768, 1839 и 1901 годов; униатскими Римским 1879 и Болонским 1724 годов; и для Страстной Седмицы Константинопольским патриаршим изданием 1906 года и «Чином» по рукописи Иерусалимской библиотеки по изд. Керамевса СПб 1894 г. Под руками Комиссии были также старопечатные Триоди патриарха Иова (1589), Гермогена и Иосифа (1648); киевские – митр. Петра Могилы 1640 и 1631 г., рукописные славянские: XII века с нотами № 423 из Моск. Синодальной Библиотеки; XV и XVI веков из Библиотеки Св. Синода. (Старые славянские переводы были особенно полезны в тех случаях, когда приходилось подыскивать более понятный оборот или слово для замены иногда слишком эллинствующего принятого у нас перевода).⁹⁵ В некоторых же случаях Комиссия чрез своих членов (А.И. Соболевского, К.Я. Здравомыслова, X.М. Лопарева и др.) обращалась за справками и к древним греческим рукописям, хранящимся в библиотеках Публичной и Академии наук, а также и в Москву, в Синодальную типографию».⁹⁶

Второй параграф еще раз подчеркивал ориентацию Комиссии на никоновский текст, при этом оговаривалось, что в определенных случаях в текст могут вноситься исправления и по дониконовской редакции. Однако это может происходить лишь в отдельных, «очень редких случаях». Любопытно, что в последние годы деятельности Комиссии ориентация на рукописи и дониконовские издания становится более ощутимой. Предлагается даже участие в работе архимандрита Никольского единоверческого монастыря в Москве Никанора (об этом см. раздел 6.8).

«При сличении разных текстов основным всегда считался принятый у нас Никоновский, и от него Комиссия позволяла себе отступать в пользу греческого лишь тогда, когда были основания предполагать недосмотр или неточность, и из греческих редакций давала предпочтение всегда той, которая совпадает с нашим текстом. Иногда этот последний предпочитался даже согласному указанию всех греческих изданий: это – там, где он находил себе столь же согласную поддержку в славянских рукописях и старопечатных изданиях (особенно одновременную и в московских, и в киевском) и где были все основания предполагать в славянском тексте особую редакцию, может быть, столь же авторитетную, как и те, на которых основаны греческие издания. В некоторых же, очень редких случаях отдавалось предпочтение старому переводу не только пред греческими, но и перед принятым нашим переводом, когда старое чтение явно имело на своей стороне и логику, и естественный контекст речи (...)».⁹⁷

Третий параграф излагает пpичины непонятности богослужебных текстов, которые, по мнению членов Комиссии, заключаются прежде всего в том, что никоновская редакция, в отличие от древней славянской, стремится воспроизвести греческий текст в малейших, зачастую только затрудняющих восприятие, деталях. В соответствии с этим из текста удалялись греческие лексические и синтаксические кальки, а также архаические слова и выражения. Цитаты из Писания ради единообразия должны приводиться в четией, а не богослужебной версии.

«Непонятность текста наших богослужебных книг зависит, не считая присутствия в нем некоторых уже архаических оборотов и выражений, главным образом, от излишней буквальности перевода. (...) Этим буквализмом объясняется и появление в нашем богослужебном тексте новых искусственно сочиненных слов, которые, с фотографической точностью воспроизводя греческие слова, в то же время или не дают никакого ясного представления на славянском языке, или же выражают совсем не то, что хочет сказать греческое слово. (...) Соответственно этому, стремясь сделать наш богослужебный текст возможно более понятным, Комиссия старалась удалить из текста слова и речения архаические («оброщение», «оляденевший») и искусственно сочиненные с греческого; заменяла прямой речью такие обороты, как винительный с неопределенным, родительный самостоятельный; наконец наиболее широко пользовалась случаем, не заменяя слов, изменить их расстановку. Особенно часто применялся последний прием в читаемых, а не поемых частях богослужения (тропари канонов, седальны и пр.). Там, где в богослужебном тексте встречалось выражение, заимствованное из Св. Писания, особенно из Нового Завета, Комиссия обыкновенно старалась, по возможности, буквально повторить евангельский или вообще библейский текст. Поэтому, например, молитва мытаря, систематически передаваемая в наших богослужебных книгах как: «Боже, очисти мя грешнаго», Комиссией проектирована, согласно принятому евангельскому славянскому тексту: «Боже, милостив буди ми грешному». Чем вернее в богослужебных книгах будут воспроизводиться библейские слова и выражения, тем прочнее будет ассоциация в уме слушателя и тем понятнее для него будет то или другое место богослужебной песни или тропаря».⁹⁸

Четвертый параграф касается возможности расстановки знаков препинания в соответствии с нормой русского литературного языка. Идея изменения славянской пунктуации по русскому образцу неоднократно высказывалась в конце XIX-нач. XX в. в статьях участников дискуссии о богослужебном языке. Так, например, о введении русской пунктуации пишет в своей рецензии на «Учебный Октоих» и «Учебный Часослов» Н.И. Ильминского еп. Августин (Гуляницкий) (Августин 1888).

«В тех же видах сделать наш богослужебный текст наиболее понятным, проф. А.А. Дмитриевский возбудил вопрос, нельзя ли в наших богослужебных книгах ввести обычную, а не славянскую пунктуацию (то есть знаки вопросительный и восклицательный и пр.) или, по крайней мере, расставить знаки препинания соответственно смыслу речи. Теперешняя наша пунктуация часто воспроизводит греческую, имевшую целью отметить лишь стихотворные строки, и, конечно, иногда может скорее затемнить речь, чем облегчить ее понимание. (...) Комиссия решила вопрос о введении русской пунктуации представить на благоусмотрение Высшей церковной власти, полагая, что если такое введение признано будет желательным, то его может сделать легко сама типография⁹⁹ при печатании».¹⁰⁰

В пятом параграфе рассматриваются те части Постной Триоди, которые остались неисправленными, и причины того, почему Комиссия не может их исправить в настоящий момент.

«Комиссией рассмотрен и исправлен текст всей Постной Триоди. Остались неисправленными лишь следующие части:

а)      Каноны: на утрени 1-й в Неделю 2-ю Великого Поста, на повечерии в Неделю православия, в Великий четверг и пятницу, потому что ни в греческих, ни в славянских триодях прежних редакций, доступных Комиссии, этих канонов не оказалось.

б)      Все синаксари. По мнению Комиссии, синаксари не представляют из себя в собственном смысле богослужебного текста. Это лишь просто назидательное чтение, подобное чтению толкового Евангелия, проповедей и т.п. Нет особенной цели, ни оснований удерживать для синаксарей славянского языка, а прямо перевести их на современный русский (может быть, в некоторых местах переделав их) и издать в виде особой книжки или печатать в виде приложения к Триоди и славянским шрифтом. (...)

в)      Тексты, целиком взятые из Св. Писания, как то псалмы, паремьи, прокимны. Дело в том, что текст Св. Писания, употребляемый в наших богослужебных книгах, значительно разнится от текста обычной нашей славянской Библии. (...) Прежде чем приступить к какому-нибудь исправлению библейского текста в богослужебных книгах, необходимо решить принципиальный вопрос, которая из двух редакций: синодальная или богослужебная заслуживает наибольшего уважения и должна быть положена в основу всяких исправлений. Притом, исправления эти должны уже тогда простираться не на одни богослужебные книги, но и на славянскую Библию, так как существование на практике двух славянских текстов, несомненно, очень неудобно во многих отношениях. (...)

г)      Приложение в конце Триоди (песни Троичны, седальны из Октоиха, повесть о неседальном, главы Марковы и пр.) как не принадлежащее к составу Триоди. Исправить эти части необходимо одновременно с Октоихом и Типиконом».¹⁰¹

Ответ на доклад Комиссии был получен лишь через год: 11–18 декабря 1908 г. было принято определение Синода за № 8969.

«1. Принятые Комиссией общие начала исправления текста одобрить и благословить ее продолжать свою работу в том же направлении.

2.      Пунктуацию оставить прежнего славянского образца, изменив лишь расстановку знаков сообразно смыслу речи.

3.      Синаксари оставить на славянском языке, исправив их текст до возможной удобопонятности.

4.      Не касаясь пока общего вопроса о сравнительном достоинстве библейского славянского текста Синодального и находящегося в богослужебных книгах, предложить Комиссии исправить библейский текст богослужебных книг так, как он есть, сличив его лишь с богослужебными текстами греческими и старопечатными.

5.      Изготовленные Комиссией труды представить в С.-Петербургскую Синодальную типографию для напечатания, предоставив г. обер-прокурору указать формат издания и продажную цену его.

6.      Поручить Преосвященному Финляндскому окончательно изготовленные к печати корректурные листы исправленного текста книги «Триодь Постная» перед сдачей их для напечатания в С.-Петербургскую Синодальную типографию представлять на просмотр и одобрение Преосвященного митрополита С.-Петербургского, о чем для исполнения уведомить Преосвященного Сергия указом».¹⁰²

Приняв и одобрив основные принципы работы Комиссии, Синод не поддержал многие ее начинания. Так, Синод не одобрил содержащегося в пункте 4 доклада Комиссии пожелания распространить на церковнославянские тексты русскую пунктуацию и указал, что пунктуацию нужно оставить «прежнего славянского образца». Такая же судьба постигла предложение Комиссии перевести синаксари, которые фактически не включаются в богослужение, на русский язык. Синод рекомендовал оставить в синаксарной части славянский язык, исправив сам текст до понятного состояния.

В результате работы Комиссии сложный для понимания синаксарный текст претерпевает значительные изменения. При этом в соответствии с Указом Синода исправляется не только язык, но и текст.¹⁰³ Приведем лишь несколько примеров. В синаксаре мясопустной субботы Комиссия снимает пространные объяснения причины установления поминовения усопших в третий, девятый и сороковой день. Согласно стандартной редакции Триоди на третий день после смерти человек изменяется с виду, на девятый день человек разлагается, но сохраняется его сердце, а на сороковой и самое сердце тогда погибает.¹⁰⁴ Это исправление объясняется не только возражениями естественнонаучного плана (известно, что на заседаниях Комиссии они обсуждались)¹⁰⁵, но и тем, что в православной традиции существуют иные объяснения особой молитвы за усопших в третий, девятый и сороковой день.¹⁰⁶

Точно так же в синаксаре недели мясопустной, где идет речь о пришествии антихриста и Страшном суде, снимаются указания на точную дату второго пришествия (вероятно, как противоречащую Лк.21:34–35).

Для того чтобы представить себе, как соотносится исходный и исправленный текст, рассмотрим фрагмент синаксаря Пасхи.¹⁰⁷

По всей видимости, члены Комиссии исходили из того, что в Священном Писании и святоотеческой традиции нет прямого указания на то, что сотворение мира произошло в тот же день, что и Пасха. Такой способ исправления, безупречный с точки зрения библейской критики, разрушает, может быть, не столь авторитетное, но традиционное символическое толкование этого фрагмента.¹⁰⁸ Впрочем, не следует забывать, что основная функция синаксаря – толкование. Ситуация, когда текст толкования нуждается в подробном комментарии, не является нормальной.

Пункт 4 процитированного выше синодального определения говорит о решении Синодом вопроса редакции библейского текста в составе Постной Триоди. Дело в том, что после московского издания Библии в 1663 г. начала осознаваться разница между богослужебным и четиим текстом. Вопрос о сравнительном достоинстве древней паремейной версии и текста в составе печатной Библии однозначно был решен в пользу последнего определением Синода в 1769 г. По словам И.Е. Евсеева, «этим определением русская церковная власть окончательно похоронила исконный церковный текст. Такой взгляд на дело продолжается в Св. Синоде и до наших дней. (...) Ничем не обоснованное синодальное постановление 1769 г. через 140 лет создало столь авторитетную традицию, что Св. Синод не нашел нужным подвергнуть ее рассмотрению» (Евсеев 1911, с. 647–648; Евсеев 1995, с. 19–20). И.Е. Евсеев, вероятно, вместе с членами Комиссии принимал активное участие в обсуждении проблем, связанных с библейским текстом, и активно поддерживал преимущество древней паремейной версии (Сове 1970, с. 60). В апреле 1909 г. архиеп. Сергий направляет в Синод запрос по ряду проблем, связанных с работой над Постной Триодью. В нем по инициативе И.Е. Евсеева повторно был поднят вопрос о редакции библейского текста.

«Комиссия просит указаний Св. Синода: возвратить ли в Триодь прежнюю богослужебную редакцию паремейного текста, что поставило бы нашу Триодь в полное согласие с греческими и старопечатными книгами и что было бы соответственно современному нерешенному еще положению вопроса о сравнительном достоинстве в той и другой редакции, или же Комиссия должна примириться с фактом уже состоявшейся замены прежнего текста библейным».¹⁰⁹

В ответном Определении (за № 3788 от 30 апреля 1909 года) говорится, что «Св. Синод не находит достаточных оснований к замене принятого ныне в Триоди Постной паремейного текста древней редакцией его».¹¹⁰ Таким образом, в соответствии с решением Синода библейский текст в составе Постной Триоди Комиссией не исправлялся. Это касалось и паремейных чтений, и отдельных библейских цитат в составе богослужебных текстов. Иногда на полях ставились глоссы, подобно тому как это встречается во многих изданиях Библии: азъ же поглꙋмлю́сѧ (размышлѧ́ти б́дꙋ) въ за́повѣдѧхъ твои́хъ – (ПТ, Вел. сб., утр., Пс. 118:78).

Предполагалось, что печататься исправленная Постная Триодь будет в СПб Синодальной типографии (п. 6 цитируемого выше синодального определения от 11–18 декабря 1908г. за № 8969). Однако обстоятельства изменились. Появляется новое определение Синода (от 25 августа-24 сентября 1909 года за № 6679), которое постановляло печатать все труды Комиссии в Московской синодальной типографии.¹¹¹ Хлопоты архиеп. Сергия, который усматривал в этом серьезные препятствия для работы Комиссии, ни к каким результатам не привели.¹¹²

1.      Печатание исправленной Триоди Постной, а равно и других трудов Комиссии по исправлению текста богослужебных книг по мере их выхода представить на общем основании Московской Синодальной типографии, предупредив типографию, чтобы на заглавных листах богослужебных книг, печатаемых в новой редакции, не делалось никаких отметок о произведенном их исправлении.

2.      Поставить правилом, чтобы новые, исправленные издания богослужебных книг выпускались в продажу не прежде, как по распродаже всех экземпляров старого издания, и

3.      В частности, в отношении исправленной Триоди Постной разрешить печатание ее прежде всего в том формате, какого имеется меньший запас в синодальных книжных запасах и лавках.¹¹³

Основную мысль этого определения можно сформулировать следующим образом: новоисправленные книги должны были постепенно и незаметно вытеснить старую редакцию. То есть после того, как прежнее издание (старый текст) будет распродано, в продажу поступят книги, содержащие новый текст. В идеале замена текста должна была остаться незамеченной, чему способствовало отсутствие в книге какой-либо информации об исправлении текста. Все эти предосторожности предпринимались из-за опасения, что книжная справа может привести если не к новому расколу, то к размежеванию церковного общества. И эти опасения были не напрасны. Среди документов Комиссии находится анонимная записка, критикующая дело исправления богослужебных книг. Этот документ весьма любопытен, так как отражает распространенную точку зрения. Аналогичные высказывания о церковнославянском языке содержатся в многочисленных статьях о богослужебном языке и отражают позицию традиционалистов.

Письмо было написано до того, как исправленная Постная Триодь была опубликована. Автор несомненно был осведомлен о работе Комиссии. При этом саму идею исправления богослужебных книг он считал бессмысленной и даже порочной. Смысл богослужения, с его точки зрения, проясняется Божьей благодатью, а не благодаря исправлениям и комментариям. «Может быть, не найдется ни одного человека на свете, – пишет автор этого письма, – который мог бы понять все чтения на всех церковных службах до последнего слова. Ведь то, что читается, например, на церковных службах одного дня, может потребовать недель и месяцев усиленных занятий, чтобы все уразуметь. (...) Итак, если кто захочет уразуметь, то он усиленным трудом преодолеет препятствия. (...) О чем же, спрашивается, люди хлопочут, чтобы церковные книги были вполне понятны? Если о легкомысленных людях, то они все равно их читать не будут. А люди, привыкшие трудиться, лучше пожелают восхвалять Бога в Божественном храме языком Матери нашей Святой Православной церкви, хотя он и труднее, чем язык сказок и басен, на который теперь перешел от псалмов, кажется, весь народ при обучении грамоте. (...) Что может быть приличнее, гармоничнее и величественнее церковного языка в Божественных службах? Если что трудно, читай сто, тысячу раз, а если мало, проси у Бога мудрости, как советует апостол Иаков. А если и этого мало, что происходит от нашего неумения просить в простоте сердца, то отложи до времени. (...) О чем же хлопочут люди, заботящиеся об исправлении книг церковных, чтобы они были изложены толково, в смысле, конечно, человеческом, и были бы всем понятны? Оказывается, что для молитвы не это нужно, а нечто совсем другое. Человек не одним умом молится Богу: это относится к телесному пониманию. Человек прежде всего должен молиться духом – «поклонение в духе и истине». Этого не может дать академическое образование, а только благодать Божья: ее мы можем получить только от одного Бога, и никакое исправление слов не может положить благодати на слова».¹¹⁴

Согласно распоряжениям Синода, порядок подготовки исправленных текстов к изданию был следующим: материалы Комиссии поступали в Московскую Синодальную типографию, где книга набиралась и печаталась в количестве десяти экземпляров. Эти экземпляры раздавались членам Комиссии, которые вносили в них свои замечания и исправления. Затем исправленные экземпляры просматривались архиепископом Сергием, и по его усмотрению замечания принимались или не принимались. Перед окончательной сдачей материалов в типографию корректурные листы представлялись на просмотр митр. Антонию (Вадковскому).¹¹⁵

Подготовленные в Московской Синодальной типографии корректурные листы Постной Триоди рассылались архиеп. Сергию, Н.Ф. Чуриловскому, X.М. Лопареву, А.А. Дмитриевскому, К.Я. Здравомыслову. Начиная с 41 листа, корректуру стал получать и Н.Ч. Заиончковский.¹¹⁶ В архиве Синода сохранились корректурные экземпляры Постной Триоди (относятся к 1910 г.), исправленные А.А. Дмитриевским (Трд I 1910), X.М. Лопаревым (Трд II 1910) и Н.Ф. Чуриловским (Трд III 1910), с пометами архиеп. Сергия на полях. Исправления X.М. Лопарева носят чисто корректорский характер: исправляются орфографические ошибки, отмечаются плохо пропечатанные буквы. Более содержательна правка Н.Ф. Чуриловского и А.А. Дмитриевского.

Справщик Синодальной типографии Н.Ф. Чуриловский работал в Комиссии с момента ее создания. В его корректурном экземпляре мы находим такие исправления, которые соответствуют основным принципам работы Комиссии с текстом. Большая часть их вошла в окончательную редакцию Триоди. Н.Ф. Чуриловский исправляет лексику, порядок слов, некоторые грамматические формы. По модели русского языка исправляются падежные формы при глагольном управлении, добавляются предлоги. Вот примеры его правки на материале воскресной службы недели мытаря и фарисея¹¹⁷: ми́лостивъ б́ди мѝ гршномꙋ → ми́лостивъ б́ди мн гршном, ѡ҆калѧ́хъ → ѡ҆скверни́хъ¹¹⁸, и҆зба́ви и лю́тыхъ вра̑гъ → и҆зба́ви ѿ лю́тыхъ вра̑гъ¹¹⁹, покаѧ́нїемъ взыва́юще → въ покаѧ́нїи взыва́юще, ѡ҆б̾ѧвлѧ́етъ оубо при́тча, ниеди́номꙋже вы́ситисѧ, аще и҆ блага̑ѧ дѧй єсть, но при́снѡ смирѧ́тисѧ и҆, аще и҆ въ послднѧѧ ѕла̑ѧ впаде́тъ, моли́тиса ѿ дꙋшѝ б҃гꙋ → ѡ҆б̾ѧвлѧ́етъ оубо при́тча, да никто́же вы́ситсѧ, аще и҆ блага̑ѧ дѧй єсть, но при́снѡ да смирѧ́етсѧ, и҆ аще и въ послднѧѧ зла̑ѧ впаде́тъ, да моли́тсѧ ѿ дꙋшѝ б҃гꙋ¹²⁰, сп҃си́тельнаѧ твори́ти хотнїѧ → твори́ти сп҃си́тельнаѧ хотнїѧ¹²¹, бааж́ тѧ → оу҆блажа́ю тѧ̀, нлслдїе ѻ҆те́ческое не сохрани́вше → наслдїѧ ѻ҆те́ческагѡ не сохрани́вше, ѿ вѣчн́ющїѧ и҆зба́ви на́съ гее́ны → и҆зба́ви на́съ ѿ вѣчн́ющїѧ гее́ны.

В экземпляре А.А. Дмитриевского на первом листе содержится запись, из которой следует, что он не принимал участия в начальном этапе исправления Триоди и поэтому делает работу фактически заново. Действительно, исправления А.А. Дмитриевского показывают, что он не был знаком с принципами исправления текста. В центре его внимания оказывается прежде всего вопрос семантики церковнославянских слов и выражений. Видимо, именно недостаточное знакомство А.А. Дмитриевского с разработанными Комиссией принципами объясняет то, что его правка была принята лишь отчасти. В окончательный вариант текста внесено было не более половины исправлений А.А. Дмитриевского. Часто предложенный вариант комментируется на полях. Так, например, по поводу выражения ѻ҆рга́ны сос́да пло́тскагѡ (ПТ, сб. мясоп., утр., стихир. на хвал.) А.А. Дмитриевский пишет: «Если оставить ѻ҆рга́ны (τὰ ὄργανα), то ударение должно быть на ѻрганы, а не ѻ҆рга́ны, ибо тогда ѻ҆рга́ны будут то же, что хвали́те б҃га во стр́нахъ и҆ ѻ҆рга́нахъ». В стихе гршникѡвъ хода́таицѣ, стра́нныхъ прохлажднїе (ПТ, пт. сырн., утр.) он предлагает прохлажднїе заменить на «успокоение» или «укрепление», комментируя это так: «прохлаждение дает двусмысленность» (это предложение принято не было). В строке стихиры занѐ позо́ръ бы́вше а҆г҃лѡмъ и҆ человкѡмъ (ПТ, пн. сырн., утр.) Дмитриевский заменяет «позор» на «зрелище» (θέατρον). Архиеп. Сергий на полях замечает ему, что в данном случае нужно оставить слово «позор», потому что это цитата из Апостола (1Кор.4:9). Среди предложенных А.А. Дмитриевским исправлений укажем следующие: въ врѣ непрекло́нной (ПТ, сб. мясоп., утр.) → въ врѣ тве́рдой (не принято); вопїю́ще чи́стѣ (ПТ, пн. сырн., утр.) → вопїю́ще преи́скреннѣ (принято); нра́вы покаѧ́нїѧ (ПТ, пн. сырн., утр.) → ѻбразъ покаѧ́нїѧ (не принято); вре́мѧ весе́лое поста̀ (ПТ, 2 нед. В.П., вт., веч.) → вре́мѧ ра́достное поста̀ (не принято); и҆ страда́нїй твои́хъ ѻбщника мѧ̀ покажѝ (ПТ, 2 нед. В.П., вт., веч.) → ... прича́стника мѧ̀ покажѝ (принято).

В декабре 1912 г. члены Комиссии получили первые экземпляры отпечатанной Триоди. Тираж же вышел из типографии лишь в феврале 1913 г.¹²² Архиеп. Сергий, получивший предназначенный для него лично экземпляр Триоди, писал К.Я. Здравомыслову: «Сейчас получил с почтой новорожденный наш «Триодион». Благодарю Вас за эту посылку и (...) взаимно поздравляю Вас с сим радостным событием в нашей комиссионной жизни. Теперь подождем, как нас будут ругать одни за дерзость, другие за трусость. Мы же будем утешать себя, что сделали для Церкви полезное дело, за которое со временем, может быть, кто-нибудь из христолюбцев и поблагодарит нас».¹²³

Исправленная Постная Триодь форматом в ⅛ листа вышла в свет тиражом 3.000 экземпляров. Предполагалось, что исправленный текст постепенно вытеснит прежний. Поэтому когда в 1914 году возникает необходимость в новом издании Постной Триоди большого формата (в лист), то эта книга готовится к печати в исправленном варианте. Свидетельство тому, что текст должен был быть напечатан в новой редакции, находим в деле о подготовке этой книги.¹²⁴ В этом деле проблемы текста, как такового, не рассматриваются, а основное место занимает переписка между типографией и Синодом о цене предполагаемого издания. О новой редакции текста (по сравнению с предыдущим изданием в лист) мы узнаем из случайного упоминания о том, что в результате исправления объем книги увеличился на 6 и ¾ листа и, следовательно, бумаги для печати надо больше. В течение 1914–1915 годов в типографии продолжается работа над изданием Постной Триоди большого формата. В 1915 г. книга выходит тиражом 3.000 экземпляров.¹²⁵

Московская Синодальная типография периодически издавала Службу на каждый день Страстной седмицы Великого поста. К 1911 году тираж предыдущего (1904 года) издания на складах стал заканчиваться. Управляющий Синодальной типографией посылает в Синод запрос о том, в какой редакции будет печататься эта книга. В ответ следует Определение Синода (от 19 декабря – 12 января 1912/1913 года за № 11939):

«Разрешить Московской Синодальной типографии ныне же печатать книгу «Службы на каждый день Страстной седмицы» по исправленному тексту Триодиона с тем, чтобы корректурные оттиски были представлены на рассмотрение Преосвященного Финляндского».¹²⁶

Инициатива исправления «Службы на каждый день...» исходила от Синода, а не от Комиссии. Участие Комиссии в работе над этой книгой было минимальным, так как пересмотр текста сводился к механическому перенесению осуществленных прежде исправлений. Однако выход этой книги – свидетельство того, что исправление Постной Триоди не носило характера эксперимента. Новоисправленный текст должен был заменить прежнюю редакцию. В 1913 году книга выходит тиражом 5.000 экземпляров (а в 1994 году репринтно переиздается).¹²⁷ В ней так же, как и в Триодионе 1912 года, нет никаких помет об изменении текста.

Параллельное окончанием работы над Постной Триодью Комиссией велась работа по исправлению текста Цветной Триоди (Пентикостариона). Общие принципы подготовки этого издания оставались прежними. Однако коллегиально были исправлены лишь тексты первых двух недель. Остальную работу сделал лично архиеп. Сергий. Об источниковедческой базе, используемой при работе над текстом Цветной Триоди, известно из письма архиеп. Сергия в Синод от 26 января 1911 г.

«При своих исправлениях я имел под руками два венецианских печатных греческих издания (1801 и 1860 гг., две разные редакции) и одно – римское 1884 г. (особенно авторитетное в отношении исправности текста). В случаях же необходимости обращался за справками и к нашим старопечатным славянским изданиям. Те же издания (имеет) у себя и комиссия, обращаясь иногда через своих членов (проф. Дмитриевского и г. Лопарева) к рукописям и изданиям, хранящимся в Публичной библиотеке и др. книгохранилищах. Но привлекать к своим работам весь научный аппарат постоянно и систематически мы не имеем никакой нужды, так как в задачу Комиссии не входило установить редакцию исправляемого текста: эта редакция нам уже дана в принятом в богослужебную практику церковнославянском тексте. Поэтому вышеупомянутые справки приходилось делать только или в случаях очевидной неисправности церковнославянского перевода (например, в службе Живоносному источнику) или в случаях каких-либо недоумений».¹²⁸

Работа по исправлению Пентикостариона регламентировалась Указом Синода от 16 сентября-13 октября 1911 года (за № 7398). В этом указе содержится информация о серьезном изменении, которое было произведено при исправлении книги. Дело в том, что в Цветной Триоди, в отличие от Постной, паремейные чтения не были ориентированы на четию редакцию, а представляли собой древнюю богослужебную версию. Для достижения единообразия архиеп. Сергий предложил исправить паремьи по Елизаветинской Библии, что и было поддержано Синодом.

«Председатель Комиссии по исправлению славянского текста богослужебных книг Преосвященный Финляндский, представляя исправленный славянский текст Пентикостариона, объясняет о том, что в означенной богослужебной книге Комиссией в полном ее составе рассмотрен и исправлен славянский текст только двух первых седмиц – Пасхальной и Фоминой, остальные же исправления сделаны им, Преосвященным председателем, единолично, причем при исправлении им строго выдерживались принятые Комиссией и в свое время одобренные Св. Синодом начала, и так как при печатании исправленного текста Пентикостариона корректурные листы будут просматриваться всеми членами Комиссии, то, по его, Преосвященного, мнению, представленный в исправленном виде славянский текст помянутой книги, во избежание промедления времени, не следовало бы предавать для предварительного пред напечатанием просмотра членам Комиссии; вместе с сим Преосвященный (Сергий)¹²⁹ в целях единообразия читаемого за богослужением ветхозаветного текста признает соответственным текст немногочисленных (15) паремий Пентикостариона, содержащих священный текст в старой богослужебной редакции, отличающейся от той, какая принята в синодальной славянской Библии и какая в XVIII веке введена в Триодь Постную, – заменить редакцией общебиблейской, на что и испрашивает руководственных указаний. Обсудив настоящее дело, Св. Синод определяет:

1.      представленный в исправленном виде славянский текст Пентикостариона разрешить к напечатанию с тем, чтобы текст содержащихся в сей книге паремий при печатании заменен был общебиблейским текстом – в соответствие тому, как это сделано было в Триоди Постной, и

2.      объявить Преосвященному Финляндскому и членам председательствуемой им Комиссии благодарность Св. Синода за их труды по исправлению Пентикостариона».¹³⁰

В конце января 1911 г. архиеп. Сергий представил Синоду исправленный текст Пентикостариона.¹³¹ Дальнейшая работа над книгой проходила по уже отработанной технологии. Изготовленные в типографии корректурные экземпляры были разосланы членам Комиссии для просмотра. Листы исправленного текста Цветной Триоди рассылались арх. Сергию, Н.Ф. Чуриловскому, Н.Ч. Заиончковскому, К.Я. Здравомыслову, X.М. Лопареву, П.П. Мироносицкому, Л.Д. Аксенову и еп. Анастасию (Александрову).¹³²

В архиве СПбДА сохранился экземпляр Пентикостариона с правкой П.П. Мироносицкого.¹³³ Вот примеры редакторской работы П.П. Мироносицкого: на крⷵт пригвозди́лсѧ є҆сѝ животѐ всхъ, и҆ въ ме́ртвыхъ вмѣни́лсѧ є҆сѝ, безсме́ртный (...) совоздви́глъ а҆да́ма ѿ тлнїѧ → на крⷵт пригвозди́выйса є҆сѝ животѐ всхъ, и҆ въ ме́ртвыхъ вмѣни́выйсѧ є҆сѝ, безсме́ртный (...) воздви́гъ ѿ тлѝ а҆да́ма (ЦТ, чт. 2 нед. по Пасх., утр., на Б.Г. по 1-м славословии); мчн҃ки хрⷵтѡ́вы мо́лимъ всѝ → мчн҃кѡмъ хрⷵтѡ́вымъ мо́лимсѧ всѝ (ЦТ, чт. 2 нед. по Пасх., утр., стихир, на Б.Г., муч.); побдꙋ и҆мѧй хрⷵте на ада → ... надъ адомъ (ЦТ, чт. Светлой седмицы, стихир. на Г.В.). Наиболее важное место в исправлениях П.П. Мироносицкого занимает поиск наиболее точного церковнославянского эквивалента греческому слову или выражению. П.П. Мироносицкий во многих случаях комментирует исправление текста греческой параллелью, отсылкой к Св. Писанию или собственным пояснением:

В октябре 1914 г. Пентикостарион размером в лист выходит в свет тиражом 5.000 экземпляров.¹³⁴ Вопрос о том, насколько широко это издание распространилось, остается открытым. Естественно предположить, что требование синодального определения (от 25 августа-24 сентября 1909 года за № 6679)¹³⁵ о поступлении в продажу исправленных книг лишь после распродажи старых изданий распространялось и на Цветную Триодь. В 1915 г. исправленный текст переиздается тиражом 5.000 экземпляров в ⅛ листа.¹³⁶ В том же году отдельной книгой выходит «Последование во святую и великую неделю Пасхи и во всю Светлую седмицу», в основу которого был положен исправленный текст Пентикостариона.¹³⁷ Исправленный текст входит также в изданный в 1915 г. по инициативе архиеп. Антония (Храповицкого) сборник «Молитвы, чтомыя от предстоятеля во дни различных праздников и молений церковных».¹³⁸

Работу Сергиевской комиссии следует рассматривать в ряду предпринимавшихся не одно столетие попыток улучшить славянский текст четиих и богослужебных книг. Однако исправления богослужебных текстов, производившиеся в начале XX в., принципиально отличаются от исправлений предыдущих веков. Справщики, работавшие в XVI-XVIII вв., решали задачу приближения славянского текста к греческому оригиналу, их целью являлось исправление ошибок и погрешностей славянского перевода. Теперь же ставилась другая задача – славянский текст в результате исправления должен стать более простым и понятным для человека, говорящего по-русски. Исправление шло по пути прояснения смысла славянского текста, и впервые семантика оказывалась более значимой, чем текстология. Для того чтобы сделать текст понятным, справщики XX в., передавая смысл, а не слова, могли отказаться от буквального следования греческому оригиналу. Естественно, что при таком подходе особое внимание уделялось лексике, отдельным вопросам синтаксиса и расстановке знаков препинания. Исправления сближали не грамматику, а лексический и логический строй русского и церковнославянского языков. Впервые в истории книжной справы фоном исправления церковнославянского текста стал русский литературный язык.

Наиболее существенные исправления были произведены членами Комиссии в сфере лексики.

Большая часть исправляемых славянских слов известна русскому языку, но их значения в церковнославянском и русском языке различны. Так, в русском языке прилагательное животный обозначает «относящийся к живым существам», в церковнославянском – »дающий жизнь (живот), жизненный». Носители русского языка (то есть прихожане православных храмов, миряне, не имеющие специального образования) при интерпретации церковнославянских текстов, имеющих в своем составе слова типа животный, опираются на то значение, которое имеет слово в их родном языке. Церковнославянский текст при этом оказывается или понятым неправильно, или совсем непонятным. Во избежание неверной интерпретации сергиевские справщики заменяют такого рода слова синонимами, имеющими общее значение в славянском и русском языках. Так, например, русское бессловесный – «лишенный дара речи» не имеет значения »лишенный разума, рассудка», актуального в богослужебных текстах: и҆ ѡста́нисѧ про́чее пре́жднѧгѡ бсзслове́сїѧ → и҆ ѿста́ни коне́чнѣ ѿ пре́жнѧгѡ нераз́мїѧ (ПТ, пн. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 1); б҃жественныѧ бо ма́нны предсꙋди́ла є҆сѝ безслове́снѡ, любосла́стное страсте́й ѡ҆б̾ѧде́нїе → б҃же́ственнѣй бо ма́нне несмы́сленнѡ предпочла̀ є҆сѝ любосла́стное страсте́й ѡ҆б̾ѧде́нїе (ПТ, вт. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 6). Приведем еще ряд примеров. Внушить в русском языке имеет значение "заставить усвоить что-либо». При интерпретации славянского слова с опорой на русское значение может произойти путаница субъекта и объекта действия. В триоди глагол внушити исправляется на слышати: землѐ, внуша́й гла́съ ка́ющїйса къ б҃гꙋ → ... слы́ши гла́съ ка́ющїйсѧ б҃гꙋ (ПТ, пн. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 2). Живот последовательно меняется на жизнь или житие: но воспо́й, просла́ви, живо́тъ и҆ животы̀ [ζωὴν καὶ ζωάς], дꙋшѐ, всхъ б҃га → но ты̀, дꙋшѐ, воспо́й, просла́ви жи́знь и҆ жи́зни всхъ б҃га (ПТ, пн. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 7, троич.); кра́ткое живота̀ на́шегѡ безгршнѡ сохрлнѝ → сохранѝ кра́ткое житїѐ на́ше без̾ грѣха̀ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., 6 ч. тр.). Однако слово живот не исправляется в некоторых пасхальных песнопениях (например и сущем во гробех живот даровав), т.к. эти тексты всем хорошо известны и поются во время богослужения всем народом. В русском языке запнуться означает «задеть за что-либо ногой» или »неожиданно прервать речь». В церковнославянском в соответствии с греч. πεδάω – «спутывать, связывать, сковывать». Отличие в значениях приводит к необходимости исправления: б҃жїа тѧ̀ рачи́телѧ ѳео́дѡре вдый и҆ любо́вїю неизбжною твое́ю запе́нсѧ, д́шꙋ же и҆ тло, и҆ словеса̀ похва́лъ возлага́ю → б҃жїа рачи́телѧ вдый тѧ̀ ѳео́дѡре и҆ любо́вїю непреста́нною къ теб свѧ́занъ, д́шꙋ и҆ тло, и похва̑льнаѧ словеса̀ вознош̀ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., К., п. 1). Русское слово ратник не имеет значения »враг, противник», которое, вслед за греческим оригиналом, присутствует в церковнославянских богослужебных текстах. Ратник исправляется на супостат: побѣжда́етъ всѧ́кое и҆скꙋше́нїе, и҆ плѣнѧ́етъ ра́тники [πολεμίους] → побѣжда́етъ всѧ́кое и҆скꙋше́нїе, и҆ плѣнѧ́етъ сꙋпоста́ты (ПТ, пн. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 9, богор.). Сергиевские справщики заменяют прелесть на прельщение: ꙗ҆зы́ки всѧ̑ ѿ пре́лести собра́въ → ... ѿ прельще́нїѧ (ПТ, 3 нед. по Пасх., утр., К., п. 3 ин., тр. 1). Хотя русскому языку известны выражения «впасть в прелесть», «находиться в прелести» и под., слово прелесть в основном своем значении в отличие от глагола прельстить имеет положительную коннотацию, что может приводить к неправильному пониманию церковнославянского текста.

В некоторых случаях для прояснения непонятного славянского слова сергиевские справщики изобретают неологизм с общим для двух языков корнем. Так, например, благоутробие заменяется на благосердие: до́лги на́шѧ ѡ҆сла́би и҆ ѡ҆ста́ви, ꙗкѡ є҆ди́нъ бл҃гоꙋтро́бенъ → ѡ҆сла́би и҆ ѡ҆ста́ви до́лги на́шѧ, ꙗкѡ є҆ди́нъ бл҃госе́рдъ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 2, ин.). Высокая частотность слов благоутробие и благосердие делает это исправление одним из самых распространенных. По пути изобретения нового слова справщики пошли и при исправлении текстов со словом прозябнути: цвтъ б҃же́ственный, ко́реню прозѧ́бшїй, кївѡ́те и҆ свщниче → ко́реню, цвтъ б҃же́ственный и҆зрасти́вый, кївѡ́те и҆ свщниче (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., богор.). Русские слова с корнем зяб- (зябь, зябнуть, прозябать) не имеют прямой связи с основным значением славянского слова зѧ́бнꙋти – "расти». Аналогичные замены с изобретением нового слова, понятного, но отсутствующего в русском литературном языке, множественны: ибо родила̀ є҆сѝ на́мъ сп҃са и҆ б҃га хрⷵта̀, разрѣшившаго [Χριστὸν τὸν λύσαντα] на́съ ѿ клѧ́твы → ибо родила̀ є҆сѝ на́мъ сп҃са и҆ б҃га хрⷵта̀, свободи́вшаго на́съ ѿ проклѧ́тїѧ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 2 ин.); с́етное тече́нїе оу҆держава́еши рабѡ́въ → с́етное бѣжа́нїе рабѡ́въ оу҆держава́еши (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., муч.) и т.п.

В отдельных случаях исправление производится лишь в соответствии с определенным греческим словом. Так, слово пища исправляется на сладость, наслаждение, если соответствует греч. τρυφὴ, и никак не исправляется, если соответствует греч. βρῶμα: пи́щꙋ [τρυφὴν] бога́тнѡ ѡ҆плева́вше, прїиди́те съ ла́заремъ пости́мсѧ → наслажде́нїе бога́тнѡ ѡ҆плева́вше, прїиди́те съ ла́заремъ пости́мсѧ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 8. ин.). Славянское слово клятва исправляется в соответствии с греч. ἀνάθεμα и κατάρα и остается без изменения в соответствии с ὄρκος: ибо родила̀ є҆сѝ на́мъ сп҃са и҆ б҃га хрⷵта, разрѣши́вшаго на́съ ѿ клѧ́твы [τῆς κατάρας ] → ибо родила̀ є҆сѝ на́мъ сп҃са и҆ б҃га хрⷵта, свободи́вшаго на́съ ѿ проклѧ́тїѧ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 2, ин., богор.).

Исправление так называемых «неблагозвучных» слов является частным случаем исправления слов, имеющих в русском и церковнославянском языках несовпадающие значения. В сознании носителей русского языка церковнославянизмы ассоциируются с высоким стилем. Именно поэтому сергиевские справщики последовательно исправляют те церковнославянские слова, которые в русском языке относятся к низкому стилю. Члены Комиссии и участники дискуссий о богослужебном языке классифицируют такие слова как «неблагозвучные», «коробящие слух».¹³⁹

Вот несколько примеров такого рода исправлений: во́лею на крⷵт ка́кѡ оу҆мира́еши сме́ртїю поно́сною [ἐπονείδιστον] → ка́кѡ во́лею на крⷵт оу҆мира́еши сме́ртїю поноси́тельною (ПТ, пт. 1 нед. В.П., утр., крестобогор.); плащани́цею чи́стою ѡ҆бви́въ, и҆ вонѧ́ми во гро́бѣ но́вѣ покры́въ положѝ → плащани́цею чи́стою ѡ҆бви́въ, и҆ бл҃гоꙋха́ньми, гро́бѣ но́вѣ покры́въ положѝ (ПТ, Вел. сб., утр.); живота̀ ка́мень во чре́вѣ прїе́мъ адъ всеѧ́децъ, и҆зблева̀ ѿ вка ꙗже поглотѝ ме́ртвыѧ → жи́зни ка́мень во чре́во прїе́мъ, адъ всеѧ́децъ и҆зве́рже ме́ртвыѧ ꙗже ѿ вка поглотѝ (ПТ, Вел. сб. утр.).¹⁴⁰

В некоторых случаях исправляется слово, про которое нельзя сказать, что оно «неблагозвучно». Однако в стилистической системе русского языка оно воспринимается как относящееся к сниженному стилю: кто̀ затчѐ оу҆ста̀ ѕвѣре́й → кто̀ заградѝ оу҆ста̀ ѕвѣрє́мъ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 2, ин.)¹⁴¹; ѿ несы́тагѡ твоегѡ̀ чре́ва (об аде) → ѿ ненасы́тимагѡ твоегѡ̀ чре́ва (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., утр., К., п. 6 ин., тр. 3).¹⁴²

Условно эту группу слов можно назвать «устаревшими». Такое название этим словам дают участники дискуссий о языке, так называет их в своей программной статье «Нужда исправления наших церковнославянских богослужебных и учительных книг» прот. Д.Т. Мегорский. Естественно, что устаревшими они являются не относительно системы церковнославянского языка, лексику которого нельзя анализировать в таких категориях. «Устаревшими» для членов Комиссии и участников дискуссии о богослужебном языке они являются потому, что их значение никаким образом не поддерживается русским языком и для того чтобы понять такое слово, приходится обращаться к словарю. Рассмотрим примеры исправлений «устаревших» слов: ве́сь слѧко́хсѧ [κατεκάμφθην] тѧгото́ю безмстныхъ, хрⷵтѐ, дѣѧ́нїй → ве́сь преклони́хсѧ тѧгото́ю безмстныхъ дѣѧ́нїй, хрⷵтѐ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 9); на гор сп҃са́йсѧ дꙋшѐ, ꙗкоже лѡ́тъ ѻный, и҆ въ сигѡ́ръ оу҆гонза́й → на го́рꙋ сп҃са́йсѧ, дꙋшѐ, ꙗкоже лѡ́тъ ѻный, и҆ въ сигѡ́ръ оу҆бѣга́й (ПТ, пн. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 3); и҆ во́ины наказ́еши восхище́нїѧ ѡ҆греба́тисѧ → и҆ во́ины наꙋча́еши ѿ хище́нїѧ оу҆держава́тисѧ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., муч.); и҆ ѡ҆ша́ѧтисѧ [ἀπέχεσθαι] при́снѡ плода̀, є҆го́же ѿре́клъ є҆сѝ грѣха̀ → и҆ воздержава́тисѧ при́снѡ ѿ плода̀ грѣха̀, є҆го́же запрети́лъ є҆сѝ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., веч., стихир. на Г.В.); вы́шнѧго б҃га ... ꙗкѡ ме́ртва пома́зати тща́тсѧ єгѡ оу҆чени́цы → ... мѷропома́зати поспѣша́ютъ є҆гѡ̀ оу҆чени́цы (ЦТ, ср., 3 нед. по Пасх., утр., стихир. на стихов.); ибо ничи́мже ѿщетева́етсѧ → ибо ничесо́же лиша́етсѧ (ЦТ, Пасх., Сл. огл.); и҆ ѳѡм протѧза́ѧ ѡ҆сѧза́ти честны́ѧ ре́бръ твои́хъ ꙗзвы → и҆ ѳѡм прости́раѧ ѡ҆сѧза́ти чтⷵны̑ѧ ре́бръ твои́хъ ꙗзвы (ЦТ, нед. Антипасх., сб. веч., м. вечерн., стихир. на Г.В.).

Если слово благоутробие меняется на слово благосердие (милосердие) регулярно (вне зависимости от контекста), то слово востание заменяется словом воскресение только в том случае, если речь идет о Воскресении Христовом. Одним из наиболее частотных лексических исправлений, которые определяются узусом русского литературного языка, является изменение или добавление приставки в глагольных и причастных формах: пое́мъ [ὑμνοῦμεν] тѧ̀, ... б҃городи́тельнице → воспѣва́емъ тѧ̀, ... б҃городи́тельнице (ПТ, пн. 1 нед. В.П., В.К., п. 7 богор.); из̾ негѡ́же прем́дрости рѣка̀, ꙗкѡ ча́ша пролива́етъ то́ки б҃госло́вїѧ → из̾ негѡ́же ꙗкѡ ча́ша прем́дрости и҆злива́етъ то́ки б҃госло́вїѧ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 6); и҆ ника́коже разлꙋча́тисѧ ѿ іе҆рꙋсали́ма → и҆ ника́коже ѿтлꙋча́тисѧ ѿ і҆ерⷵли́ма (ЦТ, нед. Антипас., сб. веч., в. вечерн., стихир. на Г.В.).

Подобные исправления не влияют на прояснение смысла славянского текста – текст понятен и без исправления. Так, например, исправление б҃гопрїе́мче і҆ѡ́сифе грѧдѝ → б҃гопрїе́мче і҆ѡ́сифе, прїидѝ (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., К., п. 3 ин., тр. 8) ориентировано на стандартное русское словоупотребление. Русскому литературному языку известны церковнославянские выражения ей, Господи, гряди; камо грядеши. Сочетание императива гряди со словами Господи, Боже является возможным, а выражение гряди, Иосиф – стилистически невозможным. Точно так же выражение извещати грехи является в принципе понятным, но не нормативным. Отсюда исправление: и҆звѣща́ю тѝ сп҃се, грѣхѝ, ꙗже содѧхъ → и҆сповѣ́даю тѝ, сп҃се, грѣхѝ, ꙗже содѧхъ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., В.К., п. 1).

В некоторых случаях подобные исправления могут объяснятся не собственно языковыми причинами, а скорее богословским толкованием текста. Так, например, исправление: да на на́съ мꙋчи́тельствꙋющꙋю [τυραννθῦσαν] пло́ть порабо́тивше, досто́йни б́демъ прича́стїѧ агнца → да царю́ющю над̾ на́ми пло́ть порабо́тибше, досто́йни б́демъ прича́стїѧ агнца (ПТ, вт. 1 нед. В.П., веч., стихир. на стихов.) можно объяснить тем, что плоть не мучит людей, а господствует над ними.

Эта группа лексических исправлений занимает самое незначительное место среди остальных. В декабрьском 1907 г. докладе Комиссия декларирует, что исправления вносятся лишь в том случае, если никоновский текст не поддерживается ни греческими, ни старыми славянскими рукописями. В целом вносимые Комиссией исправления носили не текстологический, а лингвистический характер, то есть были направлены на сближение лексического состава церковнославянского и русского языков. Однако некоторые лексические замены нельзя объяснить иначе как исправлением ошибок перевода. В качестве примера приведем два исправления из Постной Триоди: любове́щное и҆ любоимнное житїѐ, невоздержа́нїемъ [τῆς ἀκτησίας] предпоче́тъ → любове́щное и҆ любостѧжа́тельное житїѐ нестѧжа́нїю предпоче́тъ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 2); дꙋшѐ, да не разлѣни́шисѧ [μὴ ἀθυμήσης], аще теб приложи́тсѧ вра́гъ → дꙋшѐ, да не оу҆ны́еши, аще теб приложи́тсѧ вра́гъ (ПТ, пн. 1 нед. В.П., повечер., В.К., п. 9).

Как правило, при исправлении текста одна лексическая единица заменяется другой, то есть одному слову в старом тексте соответствует только одно слово в исправленном. Однако если в русском языке нет точного и понятного эквивалента славянскому (и соответственно греческому) слову, оно может заменяться словосочетанием: гдⷵи, сп҃си́тельное воздержа́нїе двоеде́нствꙋюще [δισημερεύντες] вопїе́мъ тѝ → гдⷵи, сп҃си́тельнагѡ воздержа́нїѧ вторы́й де́нь начина́юще, вопїе́мъ тѝ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., сед.); стра́нное ч́до, пребы́вши д҃ва, доѧ́щи [θηλάζουσα] → стра́нное ч́до, пребы́вши д҃ва млеко́мъ пита́ющи (ПТ, вт. 1 нед. В.П., В.К., п. 3, богор.)¹⁴³; дх҃ъ оу҆миле́нїѧ прїе́мше, прослези́мъ [δακρύσωμεν] ко и҆збавле́нїю д́шъ → дх҃ъ оу҆миле́нїѧ прїе́мше, пролїи́мъ сле́зы ко нзбавле́нїю д́шъ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 8 ин.); є҆два̀ оубѡ возбн́въ бл́дный → є҆два̀ оубо прише́дъ въ себѐ бл́дный (ПТ, нед. блудного сына, вс., синакс.); но приведе́нъ бы́лъ є҆сѝ, не пожрѧ́й [θύσων] стрⷵтоте́рпче, б҃гꙋ же и҆мы́й приведе́нъ бы́ти → но приведе́нъ бы́лъ є҆сѝ, стрⷵтоте́рпче, не да принесе́ши же́ртвꙋ, но да б҃гꙋ приведе́шиса (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., К., п. 1).

Встречаются случаи, когда славянское слово понятно и без перевода, однако оно все равно исправляется. Так, слово обоюду входит в состав слов обоюдоострый, обоюдополезный и др. Однако оно все равно подлежит замене: и҆ ражда́еши и҆ двствꙋеши, и҆ пребыва́еши ѻ҆бою́дꙋ [ἀμφοτέρων] є҆стество́мъ д҃ва → и҆ ражда́еши и҆ двствꙋеши, и҆ пребыва́еши во ѻ҆бо́ихъ є҆стество́мъ д҃ва (ПТ, пн. 1 нед. В.П., повечер. В.К., п. 4, богор.). Выбирается вариант более близкий к русскому языку, хотя замена явно не обязательна. Точно так же греческое по происхождению слово порфира, известное русскому литературному языку, заменяется на багряница: и҆ во ѻ҆де́ждꙋ ѿ порфѵ́ры [πορφύρας] ѡ҆бо́лксѧ → и҆ во ѡ҆де́ждꙋ ѿ багрѧни́цы ѡ҆блече́нъ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 8 ин.). Слово рачительный также известно русскому языку (например, в словосочетании рачительный хозяин, хозяйка), несмотря на это, оно исправляется: є҆ди́нꙋ оузримъ хрⷵто́вꙋ рачи́тельнꙋю [ἐράσμιον] добро́тꙋ → оузримъ є҆ди́нꙋ хрⷵто́вꙋ любе́знꙋю добро́тꙋ – (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., К., п. 2, ир.).

Иногда, наоборот, ожидаемого исправления не происходит. Так, например, в стихе: ꙗкѡ всхъ ра́дости вина̀, б҃гмт҃и всенепоро́чнаѧ (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., утр., К., п. 1, богор.) слово «вина» не исправляется, хотя в русском языке оно не имеет присутствующего в славянском тексте значения »причина».

Если в русском и церковнославянском глагол управляет разными падежами одного существительного, то падеж существительного в церковнославянском изменяется по модели русского языка. Соответствующим образом могут добавляться или меняться предлоги. Примеры такого исправления достаточно многочисленны. Приведем некоторые: гїезі́евъ подража́ла є҆сѝ ѻ҆каѧ́ннаѧ ра́зꙋмъ скве́рный всегда̀ дꙋшѐ → гїезі́евꙋ ра́зꙋмꙋ скве́рномꙋ подража́ла є҆сѝ всегда̀ ѻ҆каѧ́ннаѧ дꙋшѐ (ПТ, пн. 1 нед. В.П., повечер. В.К., п. 8); ѡ҆ дꙋшѐ моѧ̀, воззрѝ къ преждепока́ѧвшымсѧ → ѡ̑ дꙋшѐ моѧ̀ воззрѝ на преждепока́ѧвшымсѧ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр.); всмъ ... врою къ теб притека́ющымъ, → всмъ ... съ врою къ теб прибѣга́ющымъ, (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., муч.); погребе́нїе и҆ воскрⷵнїе ѡ҆ всхъ прїѧ́лъ є҆сѝ → погребе́нїе и҆ воскрⷵнїе за всхъ прїѧ́лъ є҆сѝ (ЦТ, нед. 3 по Пасх., вс., утр. сед.); по стра́сти ше́дше во гро́бъ жены̀ → по страда́нїи ше́дшѧ ко гро́бꙋ жены̀ (ЦТ, 3 нед. по Пасх., утр., ип.); рыда́ньми мѷронѡ́сицы вопїѧ́ахꙋ → съ рыда́ньми мѷронѡ́сицы вопїѧ́ахꙋ (ЦТ, 3 нед. по Пасх., утр., стихир, на стихов.); херꙋві́мы подража́юще → херꙋві́мѡмъ подража́юще (ПТ, Нед. бл. сн., К., п. 7); недоꙋмѣва́етъ є҆стество̀ оумное та́инства несказа́ннагѡ твоегѡ̀ погребе́нїѧ → недоꙋмѣва́етъ є҆стество̀ оумное ѡ҆ та́инствѣ... (ПТ, Вел. Сб., утр.); и҆ сме́ртїю непра́ведною ѡ҆сꙋжде́нъ бы́сть дре́вомъ кре́стнымъ → и҆ на сме́рть непра́веднꙋю на дре́вѣ кре́стнѣмъ ѡ҆сꙋжде́нъ бы́сть (ЦТ, В. Сб., утр.); никто́же да рыда́етъ оу҆бо́жества → никто́же да рыда́етъ ѡ҆ свое́мъ оу҆бо́жестве (ЦТ, Пасх., Сл. огл.); никто́же да пла́четъ прегрѣше́нїй → никто́же да пла́четъ ѡ҆ прегрѣше́нїихъ (ЦТ, Пасх., Сл. огл.); да не ѿри́неши на́съ те́плымъ твои́мъ предста́тельствомъ → не ѿри́ни на́съ ѿ те́плагѡ твоегѡ̀ предста́тельства (ЦТ, 3 нед. по Пасх., сб. веч., м. вечерн.).

В некоторых случаях такого рода замены предотвращают неправильную интерпретацию текста: за млс҃рдїе мно́гое мѧ̀ спасѝ → по милосе́рдїю мно́гомꙋ мѧ̀ спасѝ (ПТ, нед. бл. сн., вс. К., п. 8); ка́кѡ на зла́тѣ продае́ши свѣтоза́рна → ка́кѡ за зла́то продае́ши свѣтоза́рна (ПТ, В. Сб., утр.).

Изменение порядка слов, отказ от греческой модели построения фразы вели к серьезному сближению церковнославянского и русского языков. Такое изменение, выявляя логическую структуру предложения, проясняло, по мнению справщиков, основную мысль стиха. В результате перевод становился не пословным, а смысловым. Вот некоторые примеры изменения порядка слов: прокаже́ннꙋю д́шꙋ мою̀ безмстными помышле́нїи, ѡ҆кропле́нїем кро́ве твоеѧ̀ ѡ҆чи́стн б҃жїй сло́ве → безмстными помышле́нїи прокаже́ннꙋю д́шꙋ мою̀ ѡ҆чи́стн ѡ҆кропле́нїем кро́ве твоеѧ̀, б҃жїй сло́ве (ПТ, пт. 1 нед. В.П., Т., п. 9); дне́сь бо предлага́етъ трапе́зꙋ тайнꙋю мч҃нкъ ѳео́дѡръ, веселѧ́щꙋю празднолю́бцевъ на́съ → дне́сь бо мч҃нкъ ѳео́дѡръ предлага́етъ трапе́зꙋ та́инственнꙋю, веселѧ́щꙋю празднолю́бцевъ на́съ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., муч.); с́етное тече́нїе оу҆держава́еши рабѡ́въ → с́етное бѣжа́нїе рабѡ́въ оу҆держава́еши (ПТ, пн. 1 нед. В.П., веч., муч.); младе́нцемъ да́рꙋеши ми́лостивнѡ прошє́нїѧ → младе́нцемъ ми́лостивнѡ да́рꙋеши проси̑маѧ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., муч.); съ ни́миже и҆ на́съ страда́льче сщ҃е́ннѣйшїй, воспѣва́ющымъ твоѐ мꙋче́нїе, просѝ оу҆ хрⷵта̀ ве́лїю млⷵть → съ ни́миже и҆ на́мъ, воспѣва́ющымъ твоѐ мꙋче́нїе, страда́льче сщ҃е́ннѣйшїй, просѝ оу҆ хрⷵта̀ ве́лїю млⷵть (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., муч.); б҃жїѧ тѧ̀ рачи́телѧ ѳео́дѡре вдый → б҃жїѧ рачи́телѧ вдый тѧ̀, ѳео́дѡре (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., К., п. 1); ѳѡмино̀ неврствїе, мїроспаси́тельное б҃гочеловка сло́ва, єже и҆з̾ адскихъ преиспо́днихъ воста́нїе оу҆вѣрѧ́етъ → ѳѡмино̀ неврїе оу҆вѣрѧ́етъ б҃гочеловка сло́ва мїроспаси́тельное и҆з̾ адовыхъ преиспо́днихъ воста́нїе (ЦТ, нед. Антипасх., в сб. веч., стихир. на Г.В.); є҆го́же родила̀ є҆сѝ хрⷵта̀, прекра́снѡ и҆з̾ ме́ртвыхъ возсїѧ́вша чи́стаѧ зрѧ́щи, до́браѧ и҆ непоро́чнаѧ въ жена́хъ и҆ кра́снаѧ, дне́сь во спасе́нїе всхъ → є҆го́же родила̀ є҆сѝ хрⷵта̀, прекра́снѡ и҆з̾ ме́ртвыхъ возсїѧ́вша дне́сь во спасе́нїе всхъ зрѧ́щи, чи́стаѧ до́браѧ и҆ непоро́чнаѧ въ жена́хъ и҆ кра́снаѧ (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., утр., К., п. 4, богор.); єже ѿ д҃вы твоѐ ржⷵтво̀ проро́къ предзрѧ̀ воспроповдаше → ржⷵтво̀ твоѐ ѿ д҃вы предзрѧ̀, проро́къ воспроповдаше (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., утр., К., п. 4 ин., иp.); оу҆ѧзвившꙋюса д́шꙋ мою̀ разбо́йническими помышле́ньми мои́ми, предста́вый иже ѿ м҃рі́и, и҆ є҆ле́й возлїѧ́въ, и҆сцѣлѝ хрⷵо́съ → оу҆ѧ́звленнꙋю разбо́йническими помышле́ньми мои́ми д́шꙋ мою̀ и҆сцѣлѝ предста́въ и҆ є҆ле́й возлїѧ́въ хртосъ ѿ м҃рі́и (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., К., п. 5 ин., тр. 3); зако́номъ дре́вле проповданное и҆ проро́ки, и҆спо́лнисѧ → зако́номъ и҆ проро́ки дре́вле проповданное и҆спо́лнисѧ (ЦТ, нед. Пят., вс., утр., К., п. 1, тр. 2); и҆ бы́сть имъ ѻблакъ ѡ҆роша́ѧй ѻгнь → и҆ ѻгнь бы́сть имъ ѻблакъ ѡ҆роша́ѧй (ЦТ, нед. Пят., вс., утр., сед.).¹⁴⁴

Относительное местоимение иже (еже, яже) в функции греческого артикля последовательно исключается из новоисправленного текста. Часто исключение местоимения сопровождается изменением порядка слов. Иногда иже заменяется на форму причастия глагола быти настоящего или прошедшего времени: до́ндеже ѡ҆блек́тсѧ єже съ высоты̀ си́лою (об апостолах) → до́ндеже ѡ҆блек́тсѧ съ высоты̀ си́лою (ЦТ, нед. Антипасх., сб. веч., стихир. на Г.В.); єже ѿ д҃вы твоѐ ржⷵтво̀ проро́къ предзрѧ̀ воспроповдаше → ржⷵтво твоѐ ѿ д҃вы предзрѧ̀, проро́къ воспроповдаше (ЦТ, 3 нед. по Пacx., вс., утр., К., п. 4 ин., ир.); оу҆ѧзвившꙋюсѧ д́шꙋ мою̀ разбо́йническими помышле́ньми мои́ми, предста́вый иже ѿ м҃рі́и, и҆ є҆ле́й возлїѧ́въ, и҆сцелѝ хрⷵто́съ → оу҆ѧ́звленнꙋю разбо́йническими помышле́ньми мои́ми д́шꙋ мою̀ и҆сцѣлѝ предста́въ и҆ є҆ле́й возлїѧ́въ хртосъ ѿ м҃рі́и (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., К., п. 5 ин., тр. 3); ѳѡмино̀ неврствїе, мїроспаси́тельное б҃гочеловка сло́ва, єже и҆з̾ адскихъ преиспо́днихъ воста́нїе оу҆вѣрѧ́етъ → ѳѡмино̀ неврїе оу҆вѣрѧ́етъ б҃гочеловка сло́ва мїроспаси́тельное и҆з̾ адовыхъ преиспо́днихъ воста́нїе (ЦТ, нед. Антипасх., в сб. веч., стихир. на Г.В.); по воста́нїи хрⷵтѐ єже ѿ гро́ба, и҆ єже къ высот нбⷵной б҃жес́твенномъ вознесе́нїи → по воста́нїи, хрⷵтѐ, ѿ гро́ба, и҆ къ высот нбⷵнй б҃жес́твеннѣмъ вознесе́нїи (ЦТ, нед. Пят., вс., утр., сед.); тмже иже ѿ а҆да́ма покланѧ́ющїисѧ, пое́мъ погребе́нїе твоѐ → тмже с́щїи ѿ а҆да́ма покланѧ́ющесѧ, пое́мъ погребе́нїе твоѐ (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., К., п. 4 ин., тр. 1); предвари́вшыѧ оутро ꙗже ѡ҆ марі́и → предвари́вшѧ оутро бы́вшыѧ съ марі́ею (ЦТ, нед. П. ипакои); єже пре́жде со́лнца сл҃нце → с́щее пре́жде со́лнца со́лнце (ЦТ, нед. П., К., п. 6); д́шы же ꙗже ѿ вка ст҃ы́хъ н́ждею держи́мыѧ ѿ ада свободѝ → и҆ свободѝ д́шы с́щихъ ѿ вка ст҃ы́хъ, н́ждею держи́мыѧ адомъ (ЦТ, Нед. п., синакс.); хр҃то́съ сп҃съ на́шъ, єже на ны̀ рꙋкописа́нїе пригвозди́въ на кр҃т загла́ди → хр҃то́съ сп҃съ на́шъ бы́вшее на ны̀ рꙋкописа́нїе пригвозди́въ на кр҃т и҆загла́ди (ЦТ, Нед. п., веч.); иже пе́рвѣе на престо́лѣ, на́гъ ны́нѣ на гно́ищи гно́енъ: мно́гїй въ ча́дѣхъ и҆ сла҆вный, безча́денъ и҆ бездо́мокъ напра́снѡ → пре́жде на престо́лѣ, ны́нѣ на́гъ на гно́ищи гно́енъ: мно́гїй въ ча́дѣхъ и҆ сла҆вный, внеза́пꙋ безча́денъ и҆ бездо́мокъ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., повечер, В.К., п. 4); єже ѿ д҃вы твоѐ рж҃тво̀ прр҃о́къ предзрѧ̀ → рж҃тво̀ твоѐ ѿ д҃вы предзрѧ̀ (ПТ, нед. он. см., К., п. 4).

Иже не исправляется, если выступает в роли обычного относительного местоимения (соединяет части сложного предложения, указывает на объект действия): недющїисѧ на гдⷵа, оу҆подо́бишасѧ гор ст҃й: иже ника́коже дви́жꙋтса прило́ги (испр. напа́стьми) вра́жїими (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., утр., антиф.); въ ѕлы́хъ расточи́въ єже мѝ пре́далъ єси бога́тство → во ѕлы́хъ расточи́въ бога́тство, єже мѝ пре́далъ єси (ПТ, нед. бл. сн., К., п. 6); ѿча́ѧнїе єже рожде́нїе єсть го́рдости → ѿча́ѧнїе єже порожде́нїе єсть го́рдости (ПТ, нед. бл. сн., синакс.); (адъ) ꙗже дре́вле пожрѐ возмогі́й, ны́нѣ нево́лею ѿда́въ → ꙗже дре́вле пожрѐ возмогі́й, сїѧ̑ ны́нѣ нево́лею ѿдаѧ̀ (ЦТ, 3 нед. по Пасх., вс., К., п. 4 ин., тр. 4).

Такое изменение также может служить прояснению смысла церковнославянского текста. Безусловно, с точки зрения русского языка словосочетания страстная пагуба и пагуба страстей, уверение мирское и уверение мира имеют разный смысл.

Самым распространенным примером изменения части речи является замена прилагательного на существительное в Р.П.: впадо́хъ въ стра́стнꙋю па́гꙋбꙋ и҆ въ веще́ственнꙋю тлю → впадо́хъ въ па́гꙋбꙋ страсте́й и҆ въ веще́ственное тлнїе (ПТ, вт. 1 нед. В.П., повечер. В.К.); по́стное завѣща́нїе ра́достнѡ воспрїи́мемъ → возвѣще́нїе поста̀ ра́достнѡ воспрїи́мемъ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., утр., стихир. на стихов.); ко оу҆вѣре́нїю мїрско́мꙋ → ко оу҆вѣре́нїю мі́ра (ЦТ, нед. Антипасх., сб. веч., м. вечерн., стихир, на Г.В.); ти́нꙋ бо ѿтрѧ́съ ѻ҆чесѐ оумнагѡ → ти́нꙋ бо ѿтрѧ́съ ѿ ѻ҆че́съ оу҆ма̀ (ЦТ, нед. Пят., вс., утр., К., п. 1, тр. 2); агг҃лъ сде на ка́мени гро́бнѣмъ → агг҃лъ сде на ка́мени гро́ба (ЦТ, ср. 3 нед. по Пасх., утр., стихир. на хвал.).

Существительное может исправляться на прилагательное или причастие: младе́нцємъ да́рꙋешн ми́лостивнѡ прошє́нїѧ → младе́нцємъ ми́лостивнѡ да́рꙋешн проси̑маѧ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., муч.); и҆ словеса̀ похва́лъ возлага́ю → и҆ похва̑льнаѧ словеса̀ вознош̀ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., веч., В.К., п. 1).

Наречие может заменяться предложно-падежным сочетанием: тогда̀ ѳѡма̀ смотри́тельнѡ не ѡ҆бртесѧ съ ни́ми → тогда̀ ѳѡма̀ по смотре́нїю не ѡ҆бртесѧ съ ни́ми (ЦТ, нед. Антипасх., сб. веч., в. вечерн., стихир. на Г.В.).

Правильная постановка запятых может способствовать решению основной задачи исправления книг – прояснению смысла церковнославянского текста. Знаки препинания расставляются с ориентацией на пунктуационную систему русского языка и на смысл текста. Последовательно выделяются запятыми обращения: со ѕлоди ꙗкѡ ѕлодй хр҃тѐ вмѣни́лсѧ є҆сѝ → со ѕлоди ꙗкѡ ѕлодй, хр҃тѐ, вмѣне́нъ бы́лъ є҆сѝ (ПТ, Вел. сб. утр.). Снимаются запятые, соединяющие однородные члены с одиночным союзом и: гд҃и б҃же мо́й, и҆схо́дное пнїе, и҆ надгро́бнꙋю теб пснь воспою̀ → гд҃и б҃же мо́й! и҆схо́дное пнїе и҆ надгро́бнꙋю теб пснь воспою̀ (ПТ, Вел. сб. К., 1 п.). Снимаются также запятые, диктующие неправильное прочтение: волно́ю морско́ю скры́вшагѡ дре́вле, гони́телѧ мꙋчи́телѧ, под̾ земле́ю скры́ша сп҃се́нныхъ ѻтроцы → волно́ю морско́ю скры́вшагѡ дре́вле гони́телѧ мꙋчи́телѧ под̾ земле́ю скры́ша сп҃се́нныхъ ѻтроцы (то есть дети спасенных скрыли под землею скрывшего некогда под морской волной гонителя и мучителя – египетского фараона) (ПТ, Вел. сб. К., 1 п. ир.).

Часто изменение пунктуации сопровождает измененный порядок слов: мры землѝ положи́вый, въ ма́ломъ ѡ҆бита́еши і҆и҃се всецр҃ю гро́бѣ дне́сь, ѿ гробѡ́въ мє́ртвыѧ возставлѧ́ѧй → мры землѝ положи́вый, въ ма́лѣ гро́бѣ ѡ҆бита́еши дне́сь, і҆и҃се всецр҃ю, ѿ гробѡ́въ мє́ртвыѧ возставлѧ́ѧй (ПТ, Вел. сб. утр., похв.). Иногда новая расстановка знаков препинания ведет к принципиальному изменению смысла: дх҃а исто́чникъ ... во ѻгненныѧ рки раздѣлѧ́ѧсѧ мы́сленнѡ, апⷵлы ѡ҆роша́ше просвѣща́ѧ → дх҃а исто́чникъ ... во ѻгненныѧ рки раздѣлѧ́ѧсѧ, апⷵлы мы́сленнѡ ѡ҆роша́ше просвѣща́ѧ (ЦТ, нед. Пят., вс., утр., сед.); оу҆ѧзви́хсѧ адъ, въ се́рдцѣ прїе́мъ оу҆ѧ́звенаго копїе́мъ въ ре́бра → оу҆ѧ́звленъ бы́сть адъ въ се́рдцѣ, прїе́мъ оу҆ѧ́звенаго копїе́мъ въ ре́бра (ПТ, Вел. сб. утр. К. п. 7).

В процессе исправления расширяется сфера употребления целевой конструкции «да ++ настоящее время». В некоторых случаях эта конструкция заменяет инфинитив и инфинитив с причастием: б҃гови́дныхъ агг҃лъ си̑лы, бл҃гоꙋвтливаго б҃га оу҆моли́те, сп҃стѝ д́шꙋ → б҃гови́дныхъ агг҃лъ си̑лы, бл҃гоꙋвтливаго б҃га оу҆моли́те, да спасе́тъ мою̀ д́шꙋ (ПТ, вт. 1 нед. В.П., утр., Т., п. 9); азъ бо ... и҆злїю̀ дх҃а, возсїѧ́ти жела́ющымъ бл҃года́ть незави́стнꙋю → азъ бо ... и҆злїю̀ дх҃а, да возсїѧ́етъ жела́ющымъ бл҃года́ть и҆з̾ѻби́льнꙋю (ЦТ, нед. Пят., вс., утр., К., п. 1 ин., тр. 1); но приведе́нъ бы́лъ є҆сѝ, не пожрѧ́й стрⷵтоте́рпче, б҃гꙋ же и҆мы́й приведе́нъ бы́ти → но приведе́нъ бы́лъ є҆сѝ, стрⷵтоте́рпче, не да принесе́ши же́ртвꙋ, но да б҃гꙋ приведе́шисѧ (ПТ, пт. 1 нед. В.П., вечер., канон, п. 1).

Целевая конструкция «еже ++ инфинитив» может исправляться на простую инфинитивную конструкцию: прїидо́шл на гро́бъ тво́й мѷронѡ́сицы хрⷵте, єже пома́зати пречⷵтое и҆ б҃же́ственное твоѐ тло → прїидо́шл на гро́бъ тво́й мѵронѡ́сицы хрⷵте, мѷропома́зати пречⷵтое и҆ б҃же́ственное твоѐ тло (ЦТ, ср. 3 нед. по Паcx., утр., стихир. на стихов.).

В январе 1911 г., закончив основную работу над Пентикостарионом, архиеп. Сергий полагает на имя митр. Антония (Вадковского) ходатайство о продолжении работы по исправлению богослужебных книг. Архиеп. Сергий пишет о том, что, выполнив исправление Цветной и Постной Триоди, Комиссия могла бы исправить и текст других церковных книг, язык которых страдает аналогичными легкоустранимыми недостатками.

«Было бы поэтому в высшей степени полезно и своевременно постепенно пересмотреть и исправить славянский текст и остальных церковно-богослужебных книг и именно на тех же началах и основаниях, какими с одобрения и утверждения Св. Синода руководствовалась наша Комиссия и в частности я при своей единоличной работе; то есть не вновь переводить наше богослужение, для чего потребовалась бы громадная предварительная работа установки текста, а, принимая за данное существующий в богослужебной практике славянский перевод и сохраняя его по возможности неприкосновенным (особенно в местах, наиболее привычных уху богомольца и наиболее ему дорогих), устранить из этого перевода лишь то, что явно мешает его удобовразумительности, исправить расстановку слов, очевидные ошибки перевода, заменить особенно устарелые обороты и слова более новыми и под. Да иного исправления в нашем богослужении едва ли и можно желать и даже допустить».¹⁴⁵

Далее в письме ставится вопрос о том, какие книги нужно исправить в первую очередь. Архиеп. Сергий рассматривает два списка книг. В первый входят Типикон, Требник, Служебник и Следованная Псалтирь, а во второй – Октоих и Минеи. Архиеп. Сергий отдает предпочтение второй группе книг.

«Нам нужно и важно сделать понятным прежде всего наше общественное богослужение, потому что оно касается без исключения всех христиан, недостатки перевода там чувствуются всеми, вред от промедления с исправлениями, а равно и польза от последних наиболее заметны именно здесь. Между тем, служебник и типикон всегда останутся лишь в руках совершителей богослужения или же уставщиков; с требником рядовому мирянину приходится встречаться только в случаях треб, то есть довольно редко и далеко не всем. Псалтирь же со восследованием содержит, наоборот, повседневное богослужение, текст которого настолько привычен для всякого более или менее постоянного богомольца, что едва ли даже и удобно вносить в этот текст какие-либо изменения, особенно прежде, чем будут исправлены другие части богослужения».¹⁴⁶

Далее архпеп. Сергий указывает, что начинать исправление нужно с той книги, переиздавать которую будут в ближайшее время, то есть с той, запас которой на типографском складе наименьший.

По всей видимости, вопрос о возможности продолжать исправление богослужебных книг не был тайной и так или иначе обсуждался между членами Комиссии. Так, Н.Ф. Чуриловский в письме к К.Я. Здравомыслову от 23 августа 1911 г. пишет, что следующей книгой, которую предстоит исправлять, является Октоих. Это аргументировалось тем, что в Октоихе содержится значительное число молитвословий, которые встречаются и в других богослужебных книгах, и, таким образом, исправление Октоиха подготовит предварительную работу над другими богослужебными книгами.

«В Октоихе очень много таких молитвословий (ирмосы, стихиры, седальны, богородичны), которые часто повторяются в других богослужебных книгах, имея Октоих своим первоисточником; для примера можно указать, что конец Постной Триоди изобилует седальнами и богородичными, встречающимися также и в Октоихе. В Минеях месячных тоже замечается немало молитвословий, нуждающихся в согласовании своего изложения с текстом Октоиха. Таким образом, исправляя Октоих, мы тем самым подготовим и облегчим исправление других богослужебных книг, и, собственно говоря, с него бы и следовало начинать их исправление».¹⁴⁷

После Октоиха, по мнению Н.Ф. Чуриловского, нужно было бы исправить Общую Минею, Праздничную Минею, а затем перейти к Месячной Минее. После окончания работы с Минеями предполагалось исправить Требник, Служебник¹⁴⁸ и Следованную Псалтирь, а в конце работы заняться Ирмологием и Типиконом. В своем письме Н.Ф. Чуриловский специально заостряет свое внимание на том, что при исправлении Месячных Миней нужно обращать внимание не только на службы, переведенные с греческого, но и на непереводные (то есть составленные по-славянски) тексты, которые также содержат значительное число грамматических неточностей и ошибок.

«После Октоиха можно будет перейти к исправлению Общей минеи, затем минеи праздничной, а после нее Миней месячных. В этих последних нуждаются в исправлении службы, не только переведенные с греческого, но и составленные у нас в России, например, в службе Покрову у нас доселе печатается стихира (Яко богонасажденный рай...), состоящая из одних только придаточных предложений и совсем не имеющая главного».¹⁴⁹

Синод откликнулся на пожелания членов Комиссии продолжить работу по исправлению богослужебных книг и утвердил следующий порядок книг для исправления (определение от 16 сентября / 13 октября за № 7401): Октоих, Минея Общая, Минея Месячная.¹⁵⁰ В дальнейшем, как это видно из архивных документов, Комиссия действительно работала над исправлением Октоиха и Месячной Минеи. Однако вместо Общей Минеи была исправлена Праздничная. Возможно, это было связано с тем, что на типографских складах Праздничная Минея хранилась в меньшем количестве экземпляров, и, следовательно, была возможность быстро ее издать и распространить.

Комиссия работала над исправлением Октоиха с конца 1911 г. Так же, как и при работе с Триодионом и Пентикостарионом, члены Комиссии пользовались греческими и славянскими дониконовскими изданиями и рукописями Октоиха. Это были венецианские издания 1882, 1872 и 1850 гг., афинское – 1899, римское – 1885, афинское (Дамаскинское) – 1852, единоверческая перепечатка с издания 1649 г. (Зернова 1958, № 214), старопечатное издание 1594 г. и рукопись полуустава 1-й половины XV в.¹⁵¹ К 1914 году работа над первой частью этой книги была завершена. Определением Синода (от 19 апреля 1914 г. за № 3320) было разрешено набирать в Московской Синодальной типографии исправленную первую часть Октоиха (гласы 1–4).

«Состоящая под председательством Преосв. Финляндского Комиссия по исправлению славянского текста богослужебных книг, согласно указу Св. Синода от 26 окт. 1911 года, закончила свои работы по исправлению первой части Октоиха (гласы I-IV). В то же время в Московской Синодальной типографии заканчивается уже печатание в исправленном виде Пентикостариона. Донося о сем от 17 апреля 1914 года, Преосв. Сергий просит благословения Св. Синода начать в той же типографии печатание первой части Октоиха, каковое будет совершаться по установленному порядку под наблюдением Комиссии, под редакцией его, Преосвященного, и с соблюдением прежде одобренных Св. Синодом начал по исправлению славянского текста богослужебных книг».¹⁵²

Над второй частью Октоиха Комиссия работала до апреля 1915 г. Подготовка корректурных листов в Московской Синодальной типографии шла медленно, и, вероятно в связи со сложностями военного времени, книга так и не была подготовлена к изданию. О дополнительной правке, которую вносили справщики при наборе Октоиха, известно из письма К.Я. Здравосмыслова управляющему Московской Синодальной типографией А.С. Орлову.

«Милостивый государь Александр Сергеевич!

В некоторых листах корректуры Октоиха, последнего новоисправленного и печатаемого в Московской Синодальной типографии издания, встречаются поправки, делаемые стоящими у сего дела в означенной типографии лицами. Усматривая в этом желание некоторых служащих в типографии посильно участвовать в предпринятом Комиссией исправлении славянского текста богослужебных книг, Комиссия не встречает к этому препятствий, но предлагает заявить об этом желании и затем участвовать в исправлении текста богослужебных книг с соблюдением того порядка, который принят в этом деле среди членов Комиссии, а именно: поправки делаются в первой корректуре, и исправленные листы присылаются в течение первых четырех дней после оттиска корректуры в Архив Св. Синода для представления Высокопреосвященного Председателя комиссии архиепископа Финляндского и Выборгского Сергия, а равно и другие последующие поправки вносятся в текст лишь с одобрения Высокопреосвященного Председателя, о чем письменно могут быть докладываемы ему мнения и соображения относительно тех или иных изменений в тексте, ранее принятых Комиссией».¹⁵³

Какого характера были вносимые справщиками Московской Синодальной типографии исправления, неизвестно, так как на сегодняшний день отпечатанные корректурные листы Октоиха так и не обнаружены. Известно лишь, что в 1917 г. (в то время, когда Комиссия, работая над исправлением сентябрьской Минеи, стала уделять серьезное внимание вопросам текстологии славянского богослужебного текста) предполагалось посылать один из корректурных экземпляров единоверческому архимандpиту Никанору.

Из письма архиеп. Сергия управляющему Московской Синодальной типографией А.С. Орлову: «Не получая более года корректурных листов, печатаемых во вверенной Вашему Высокородию Московской Синодальной типографии, пересмотренных Комиссией богослужебных книг, имею честь покорнейше просить Вас, Милостивый Государь, в возможной скорости уведомить меня о причинах такого замедления в предпринятом с благословения Св. Синода деле, а равно и о том, какие Вами приняты меры для нормальной постановки печатания работ Комиссии. К сему, для зависящих с Вашей стороны распоряжений, имею честь присовокупить, что Комиссиею постановлено один из 9 корректурных экземпляров каждого печатного листа богослужеб- ных книг с сего времени посылать из Московской Синодальной типографии для просмотра архимандриту Никольского единоверческого в Москве монастыря Никанору».¹⁵⁴

При исправлении Миней Комиссия решала две задачи: с одной стороны, как и в предыдущих книгах, исправлению подвергался язык, с другой – в новую версию Минеи включалось значительное число служб, отсутствующих в стандартном тексте. В работе над Минеями объединились усилия председателя Комиссии архиеп. Сергия и митр. Антония (Храповицкого), по инициативе которого в богослужебные книги включались новые памяти (подробнее об этом см. 8.11.1).

Комиссия начала работу с исправления Праздничной Минеи. Работая с текстом этой книги, члены Комиссии пользовались¹⁵⁵ греческим Анфологионом (римские издания 1598 и 1888 гг., венецианские – 1788 и 1848 гг., афинское 1905 г.), славянской рукописью 1542 г. и печатными изданиями 1650¹⁵⁶ и 1750 гг. В апреле 1917 г. текст был представлен в Синод. При работе над Праздничной Минеей предполагалось включить в ее состав ряд служб из Дополнительной Минеи. Речь шла о службах перед Богородичными иконами: Иверской (13 октября и 12 февраля), Почаевской (23 июля), «Всех скорбящих Радости» (24 октября). Такое перемещение привело бы к тому, что все службы перед особо чтимыми чудотворными иконами оказались бы собранными в одной богослужебной книге.¹⁵⁷

После исправления Праздничной Минеи Комиссия приступила к работе над сентябрьской, а потом и октябрьской Минеей. При этом члены Комиссии пользовались¹⁵⁸ греческими сентябрьскими Минеями, изданными в Афинах в 1904 и 1905 гг., римским изданием 1888 г., церковнославянской рукописью XV в. (Синодальный архив № 394) и единоверческим переизданием с Минеи 1645 г.¹⁵⁹ В Месячные Минеи должны были быть включены соответственные службы из Минеи Дополнительной.¹⁶⁰ В сентябрьскую Минею предполагалось внести службы святителю Феодосию Черниговскому (9 сентября), преподобным Сергию и Герману Валаамским (11 сентября) и святителю Димитрию Ростовскому (21 сентября). В октябрьскую Минею – службы иконам Богоматери: Иверской (13 октября), «Всех скорбящих Радости» (24 октября) и преп. Иову Почаевскому (28 октября). Ноябрьская Минея должна была пополниться службами свят. Митрофану Воронежскому (23 ноября) и свят. Иннокентию Иркутскому (26 ноября). Январская – преп. Серафиму Саровскому (2 января), св. Равноапостольной Нине, просветительнице Грузии (14 января) и преп. Феодосию Тотемскому (28 января). В июньскую Минею предполагалось внести службу преп. Тихону Калужскому (16 июня). В июльскую – службы Почаевской иконе Богоматери (23 июля) и свят. Иоанну Воину (30 июля). В августовскую – службу свят. Тихону Воронежскому (13 августа).¹⁶¹

При работе над Минеями перед членами Комиссии остро встал вопрос о редакции славянского текста и его соответствии греческому печатному тексту. Если при исправлении Триодей и Октоиха текстологические вопросы не привлекали особого внимания членов Комиссии, то исправление минейного текста поставило проблему несоответствия славянской и современной ей греческой редакции. В протоколе от 12 октября 1916 г. постулируется необходимость обращения к греческим рукописям. Комиссией был подготовлен следующий список фрагментов славянского текста, в основу которых была положена редакция греческого текста, не попавшая в печатные Минеи.

«Места, хотя и не соответствующие греческому печатному тексту, но по смыслу и контексту речи вполне допустимые (а равно и места, не поддающиеся исправлению без греческого текста), иметь ввиду для проверки по греческим рукописям:

1 сентября 4-я песнь 2-го канона в предпоследнем стихе «благоуханье обрел еси»; в кондаке преподобному Симеону «с вышними совокупляя»; 7-я песнь 2-го канона в богородичне – «ты бo явился чистотою всех пребольши»; в стихире на стиховне св. женам глава 2 – «паки в пищи райстей быша»; 4-го сентября – почти все службы пророку Моисею (стихиры пророку на Господи воззвах и на стиховне и канон); 3-го сентября – 9-я песнь канона «благочестия шары»; 5-го сентября – стихира на стиховне «слава»: «в трубных чистых советех»; 5 сент. 5-я песнь 1-й стих «в начертании имуще»; 5-го сентября в стихире на стиховне «слава»: «Свята представления оружием самовольным»; 11 сентября – весь канон мученику Автоному; 19 сентября – 2-я стихира на Господи воззвах «крест воображает»; 27-го сентября 1-ый канон Калистрату».¹⁶²

В связи с возникшими текстологическими вопросами в Москву на поиск греческих рукописей, которыми необходимо пользоваться при работе над Минеей, отправляется постоянный член Комиссии Н.Ф. Чуриловский. О характере его работы и размышлениях по поводу текстологии славянских Миней свидетельствует отправленное им из Москвы письмо, адресованное К.Я. Здравомыслову от 13 января 1917 г.:

«Глубокоуважаемый Константин Яковлевич! Я всего еще только два дня занимался в Патриаршей Библиотеке, пересмотрел лишь четыре греческих рукописи, но уже пришел к довольно серьезным заключениям. Пришлось лишний раз убедиться, что наш славянский богослужебный текст образовался не случайно и даже не в никоновское время, а пришел к нам из глубины веков и явился результатом упорного, опытного и проникнутого любовью к Христовой вере труда многих поколений. Представляя собою большую духовную и историческую ценность, он требует большой осторожности в обращении с ним. Всего менее при исправлении его наша Комиссия может доверяться греческим печатным изданиям; теперь уже всем известно, что все эти издания в свое время были обработаны и отпечатаны для «грекосов» разными католическими монастырями, не без участия и лукавой Конгрегации пропаганды. Вчера и сегодня я рассматривал по греческим рукописям все сомнительные места, встретившиеся нам при чтении сентябрьской минеи и в конце минеи праздничной, оказалось, что во всех случаях, за исключением одного (...) наш славянский текст находит для себя подтверждение в греческих харатейных списках. При этом замечательно, что чем древнее греческий текст, тем ближе он подходит к нашему славянскому тексту...».¹⁶³

Необходимые для работы греческие рукописи Н.Ф. Чуриловский привозит в Петербург¹⁶⁴, где продолжается работа над Минеей.

Протокол от 12 октября 1916 г. позволяет установить характер лексической правки, которую предполагалось внести в Минею. В этом протоколе приводятся списки слов (с отсылками на конкретный текст из Минеи), которые подлежат исправлению или же являются исправленным вариантом. В целом исправление лексики в Минее должно было опираться на те же принципы, что и при исправлении Триоди.

Предполагалось, что Комиссия исправит явные ошибки.¹⁶⁵ Среди них можно выделить такие, которые определяются¹⁶⁶:

– греческим оригиналом: невстника и҆м́щи на нб҃схъ хрⷵта̀ б҃га, жениха́ [должно быть чертога в соответствии с греч. νυμφῶνος] же небрегла̀ є҆сѝ привре́меннагѡ и҆ ѡ҆бр́чника (24 сент., стихир, на хвал.);

– стилистическими законами русского литературного языка: ѻ҆трокови́ца є҆стества̀ сла́бость крпостїю крⷵта̀ оу҆кр'ѣпи́вши, юношеское [должно быть девическое] оу҆краше́нїе б҃же́ственною любо́вїю ѿве́ргши (24 сент. 6 п. К., 1 тр.). Греческая параллель [νεανικόν] не дает указания на необходимость предложенной замены, однако с точки зрения русского языка такая замена является обязательной;

– нормативной грамматикой церковнославянского языка: ѡ̑ бл҃же́ннаѧ дво́ица [должна быть форма звательного падежа двоице], вы̀ всхъ роди́телей превзыдо́сте (9 септ., стихир. на Г.В.).

Внимание членов Комиссии фиксировалось также на так называемых «устаревших выражениях».¹⁶⁷ Как уже говорилось выше, с точки зрения лексической системы церковнославянского языка эти слова ни в коей мере не являются устаревшими. Однако их значение или совсем не поддерживается русским языком, или же на фоне значения русского слова получает неверную интерпретацию.

Неизвестные русскому литературному языку слова по происхождению могли быть как грецизмами, так и славянизмами: оумный показа́лса є҆сѝ крати́ръ [сосуд] та́инственнѡ, ѳѡмо̀ а҆пⷵле (6 окт. стихир, на стиховн.); ты̀ тве́рдаѧ и҆ крпкаѧ а҆гкѵ́ра [якорь] (8 окт. 1 п. К. богор.); по́стникъ [наставник] по́стническїй (2 окт. 3 п. К. 3 тр.); возбн́въ [воспрянув] б҃гогла́се, ѿ неи́стовства пе́рвагѡ, де́мѡнскꙋю ле́сть и҆ дꙋшетлннꙋю пре́лесть всю̀ ѡ҆бличи́лъ є҆сѝ (2 окт. 4 п. К., 1 тр.).

Аналогично исправлениям в Триоди, предполагалось заменить и так называемые русско-славянские паронимы (слова, имеющие разные значения в русском и церковнославянском языках): чтⷵно́е двство сохрани́ла є҆сѝ невре́дно [непорочно] (2 окт. 5 п. К. 1 тр.); добротворѧ́щее прїѧ́ла є҆сѝ бл҃голпїе, всѧ̑ є҆ди́нѣмъ хотнїемъ сотво́ршаго, и҆ б҃жтвенною добро́тою, и҆ просвѣще́нїемъ бл҃говрїѧ, б҃гома́ти, на́съ оу҆добри́вшаго [одобрившаго] (3 окт. 5 п. К. богор.).

В некоторых случаях значение славянского слова в целом было понятно, однако все же его предполагалось заменить нейтральным (общим для русского и церковнославянского) синонимом. Такая замена поддерживалась русским нормативным словоупотреблением: и҆ ра́дость вѣчн́ющꙋю [вечную] наслдити оу҆крѣпѝ (5 окт. 1 п. К. 2 тр.); и҆ ѡ҆дѧни въ женолпное [женское] ѡ҆дѣѧ́нїе (7 окт. 1 п. К. ст. 4); сле́зными ѡ҆дожде́нїи [излиянии] пꙋсты́ннꙋю зе́млю ѡ҆роси́лъ є҆сѝ (9 окт. 4 п. К. 3 ст.); ідѡльскаѧ же трє́бища [капища] рдзорѧ́ѧ бл҃года́тїю (9 окт. 2 стихир. на Г.В.).

По всей вероятности, ряд примеров, зафиксированных под рубрикой «вводимые выражения встречались в старинных книгах»¹⁶⁸, должен был придать нововведениям более авторитетный характер. Однако, посмотрев указанные примеры по стандартным Минеям (Минея 1869. I-II) и по дониконовским Минеям (Минея 1644, Минея 1645), мы установили, что в некоторых случаях «в старинных книгах» представлен как раз более архаичный (более далекий от русского языка) вариант. Если бы такая замена осуществилась, то она бы противоречила общей концепции справы. Кроме того, во многих указанных примерах стандартный и дониконовский текст совпадают, и, следовательно, отсутствует повод для их сравнения и исправления в какую-либо сторону.

1869: сла́ва оу҆крпльшемꙋ тѧ̀ во и҆скꙋше́нїихъ, и҆ невре́дна соблю́дшꙋ, 1644: невреди́ма соблю́дшꙋ (7 сент. сед. на утр.);

1869: с́щаго изъ ѻ҆ц҃а̀ без̾ ма́тере, 1644: иже ѿ ѻ҆ц҃а без̾ мт҃ре (2 сент. 8 п. К., богор.).¹⁶⁹

1869: ѡ҆ те́плыѧ любвѐ къ зижди́телю, 1644: ѡ҆ те́плыѧ любвѐ иже къ зижди́телю (9 сент. 7 п. К. 3 тр.);

1869: ра́дость бо и҆схода́тайствоваша, тѧ̀ па́че наде́жды и҆зрасти́вше, свтъ ѡ҆блиста́вшꙋю и҆ пита́тельницꙋ жи́зни на́шеѧ, 1644: тѧ̀ па́че наде́жди и҆з̾расти́вшаѧ (9 сент. стихир, на Г.В.).¹⁷⁰

В предложенном Комиссией списке исправлений пpо приведенные ниже случаи сказано «в старинных книгах лучше».¹⁷¹ Здесь содержится список фрагментов, где дониконовская редакция является более понятной и более близкой к русскому языку. В принципе те же самые слова и выражения заменялись и при исправлении Триоди. Отличием является лишь то, что теперь открыто признается авторитетность предыдущей редакции славянского богослужебного текста.

1869: врꙋ и҆ наде́ждꙋ неразори́мꙋ, и҆ любовь истиннꙋю и҆млъ є҆сѝ, ѻч҃е, и҆ бжⷵтвенное прираднїе, 1644: и҆ бжⷵтвенное прилежа́нїе (27 сент. служба преп. Савватию 8 п. К. 3 ст.);

1869: кѷрїа́че бл҃женне, ... б҃жественнѣй причасти́тисѧ мн хрⷵта̀ оу҆молѝ лꙋчѝ и҆ свѣтозаре́нїю, 1644: причасти́тимисѧ хрⷵта̀ оу҆молѝ зарѝ и҆ просвѣще́нїю (29 сент. 1 п. К. 2 тр.);

1869: и҆злїѧ́ньми крове́й де́мѡнскꙋю кро́вь погꙋблѧ́ѧ, 1644: и҆ тече́ниїемъ кро́вє бѣсо́вскꙋю кро́вь погꙋблѧ́ѧ(30 сент. 3 п. К. 1 тр.);

1869: пречⷵтаѧ, всенепоро́чнаѧ, сос́де благово́нїѧ¹⁷², 1645: сос́де бл҃гоꙋха́нїѧ (1 окт. 9 п. К., богор.);

1869: гдⷵственнѡ и҆ истиннѡ тѧ̀ бⷣцꙋ врнїи почита́емъ, 1645: вои́стинꙋ истиннѡ, тѧ̀ бⷣцꙋ врнїи почита́емъ (2 окт. 3 п. К. богор.);

1869: ненави́дѧще беззако́нныхъ совселе́нїѧ, 1645: ненави́дѧще со бе(з)зако́нными совокꙋпле́нїѧ (7 окт. 6 п. К. 2 тр.);

1869: ꙗкѡ оу҆чени́къ и҆ подража́тель влⷣки хрⷵта̀, ра́бїѧ л́нствꙋющасѧ сына, ѻ҆ч҃е, моли́твою и҆сцѣлѧ́еши, 1644: рабоу̀ бѣсн́ющасѧ сы́на и҆сцѣлѧ́еши ѻ҆ч҃е моли́твою (29 сент. 4 п. К. 5 тр.).

Еще один список примеров озаглавлен «русские выражения».¹⁷³ Не совсем понятно, с какой целью фиксировались эти примеры: предполагалось ли их исправить, или же, наоборот, принять за образцы при исправлении других текстов. Анализ лексических исправлений в Триоди показывает, что для ряда примеров, безусловно, более вероятен первый вариант, поскольку церковнославянское слово оценивается с точки зрения русского. То есть, с одной стороны, оно должно быть понятно, а с другой, должно дистанцироваться от разговорных и просторечных элементов. Рассмотрим некоторые примеры: оумъ тво́й ѡ҆зари́лъ є҆сѝ луча́ми та́мошними, и҆ д́шꙋ просвѣти́лъ є҆сѝ пребл҃же́нне (4 окт. 3 п. К. 2 тр.). В русском языке слово тамошний является просторечием, что препятствует сохранению его в церковнославянском тексте, ассоциирующемся с высоким стилем. и҆ рыда́нїемъ крича́ла є҆сѝ, вопїю́щи ма́терски (24 сент., крестобогор.). Для носителя русского языка выражение Богородица кричала является невозможным. Узуальное употребление этих слов в русском языке диктует необходимость исправления славянского текста.

Про другие примеры, помещенные в рубрике «русские выражения», нельзя с большей или меньшей вероятностью сказать, были бы они исправлены или нет. Очевидно, что члены Комиссии фиксировали необычные (ненормативные) для языка стандартных богослужебных книг выражения. Так, например, из службы на 11 сентября выписано выражение врага старого: споспѣша́юща и҆мѧ побо́рника въ б҃жственнѣй ра́ти гдⷵа, врага̀ ста́раго земны́хъ побѣди́лъ є҆сѝ, ѻч҃е, пѡ́двиги твои́ми (11 сент. 4 п. К. 1 ст.) Богослужебные церковнославянские тексты знают слово старый в значении ‘преклонного возраста’. Значение ‘прежний, давний’ было представлено в древнерусском языке лишь в непереводных памятниках. Другой пример из службы на 10 сентября: м́къ лю́тость до́блественнѣ претерпша (10 сент. 6 п. К. 1 тр.). После выражения мук лютость в скобках было отмечено (вм. лютая), то есть стандартной в подобном примере является форма среднего рода множественного числа.

Последним делом, которым занималась Комиссия, было исправление формул поминовения гражданской власти после отречения Николая II от престола. На основании предложений Комиссии 7–8 марта 1917 года Синод принимает постановления «Об изменении богослужебных чинов и молитвословий» и «Об изменениях в церковном богослужении в связи с прекращением поминовения царствующего дома»¹⁷⁴, согласно которым «во всех случаях за богослужениями вместо поминовения царствовавшего дома возносить моление: «О богохранимей Державе Российстей и благоверном Временном правительстве ея»«. Необходимые изменения печатались на отдельных листах, которые вклеивались в старые богослужебные книги.¹⁷⁵

Мы не знаем, сколько экземпляров исправленных книг успело разойтись и была ли новая книжная справа осознана и осмыслена церковным обществом. Б.И. Сове пишет, что новоисправленный текст распространялся медленно, встречая оппозицию, например, на Валааме.¹⁷⁶ «Исправленный текст ирмосов почти нигде не привился, так как певчие пользовались старыми нотными книгами. Эти новые издания не получили оценки и в духовной литературе со стороны заинтересованных лиц, будучи почти замолчаны»¹⁷⁷ (Сове 1970, с. 62). Серьезным препятствием для вхождения в богослужебную практику исправленной редакции стало и то, что так и не был издан исправленный Октоих, в состав которого входит значительное число текстов, общих с другими богослужебными книгами. В цитированном выше (см. 3.7) письме Н.Ф. Чуриловский писал о том, что справу следовало бы начинать именно с Октоиха. Повсеместное употребление исправленного Октоиха сделало бы возвращение к старой редакции богослужебных книг малореальным.

Справа прошла незамеченной, в первую очередь потому, что высшая церковная власть стремилась не привлекать общественное внимание к деятельности Комиссии. Выше (разд. 3.4) мы уже приводили полный текст определения Синода с требованием, «чтобы на заглавных листах богослужебных книг, печатаемых в новой редакции, не делалось никаких отметок о произведенном их исправлении», а также «чтобы новые, исправленные издания богослужебных книг выпускались в продажу не прежде, как по распродаже всех экземпляров старого издания». Официальные церковные издания не поместили рецензий на новоисправленные книги. Вообще, откликов в печати было очень мало. На сегодняшний день нам известно лишь три печатных отзыва на это издание (ГП 1917, Кедров 1914, Сенатов I-II) и несколько неопубликованных высказываний, прозвучавших в различных собраниях.¹⁷⁸ Характерно, что два из этих отзывов появились далеко от столиц, а одно – в старообрядческом издании.

Остановимся на рецензии старообрядческого полемиста В. Сенатова, демонстрирующей полное непонимание принципов работы Сергиевской комиссии. По В. Сенатову, «весь спор между старообрядчеством и господствующим исповеданием заключается в том, что старообрядчество признает обязательным один текст, именно старопечатный, а господствующее исповедание – другой» (Сенатов 1915 II, с. 657), то есть для старообрядческого полемиста сам факт исправления никоновской Триоди демонстрирует ее несовершенство. Анализ текста сводится к рассуждению о сравнительном достоинстве иосифовской, никоновской и новоисправленной Триоди. Вывод оказывается однозначным: «Труден для понимания текст иосифовский, но все же в нем чувствуется какая-то глубокая и вполне вразумительная мысль. Менее понятен и более сбивчив текст никоновский. Уже совершенно неопределим и положительно бестолков текст новейший» (Сенатов 1915 II, с. 659).

Неадекватность подхода В. Сенатова к правленному тексту Триоди очевидна. Тем не менее такой подход во многом определял отношение к исправлению богослужебных книг. Даже такой знаток и любитель церковной книжности, как Б.И. Сове, не разделяя оценок старообрядческого полемиста, не замечает принципиально нового характера этой справы. В том же ключе написана диссертация иеромонаха Стефана (Корзуна) (Стефан 1980). Задача автора – опровержение цитированной выше уничижительной оценки новоисправленной Триоди. Добросовестно анализируя большой материал, иером. Стефан приходит к вполне очевидному выводу, что Сергиевский текст не хуже иосифовского. В то же время вопрос о принципиальном отличии нового текста от предыдущих даже не ставится.

Исправленная Триодь не получила распространения, и справа не была осмыслена как очередной шаг в истории развития языка и текста богослужебных книг. В 60-е годы Сергиевскую редакцию Триоди активно пропагандировал еп. Афанасий (Сахаров).¹⁷⁹ Однако при возобновлении издательской деятельности Московской патриархии была переиздана прежняя, неисправленная редакция Триоди.¹⁸⁰

Еп. Николай (Муравьев-Уральский) в письме, адресованном еп. Афанасию (Сахарову), сообщает, что работа Сергиевской комиссии вызвала определенное сопротивление в церковных кругах и следующее, осуществленное еще до революции, издание Постной и Цветной Триоди вышло в прежней, неисправленной, редакции. (Николай 1999, с. 262; Приложение 14). Как было указано выше (разд. 3.4, 3.5), Постная и Цветная Триоди в исправленном варианте печатались дважды, поэтому сообщение еп. Николая кажется малодостоверным.

В начавшейся в 90-е годы XX в. полемике о языке богослужения нередко встречаются ссылки на опыт Комиссии. При этом критически настроенные авторы делают вывод о том, что исправленные богослужебные книги «не были приняты церковным народом» (Асмус 1999, с. 248; ср. Буфеев 1999, с. 157). Поскольку такие работы преследуют чисто полемические цели, тексты этих статей интересны не для характеристики работ Комиссии, а для анализа церковной дискуссии конца XX века.

                  ----------

Работавшая с 1907 по 1917 год Комиссия по исправлению славянского текста богослужебных книг стремилась создать единый русский вариант церковно-славянского языка для всего корпуса богослужебных книг. Эта работа предполагала, с одной стороны, упрощение грецизированного синтаксиса, а с другой, была направлена на объединение словарного состава церковнославянского и русского языков. В результате исправленный текст оказывался намного более понятным, чем стандартный никоновский текст. Созданная Сергиевской комиссией редакция была утверждена Синодом, который принимал меры для того, чтобы богослужебные книги новой редакции постепенно вытесняли прежнюю версию. Однако из-за начавшейся революции и последовавшего за ней прекращения издательской деятельности Церкви, работы Комиссии были забыты.