Глава III. Состояние духовного просвещения и православия

Турецкое иго произвело расстройство во всех частях церковной жизни греков. В высшей степени неблагоприятно отразилось оно также и на состоянии у них просвещения. Разорение церквей, монастырей, училищ и библиотек, истребление многих памятников образования, гнет рабства и нищеты, прямое противодействие турок образованию греков, от которого они опасались дурных для себя последствий, наконец самая жизнь среди народа грубого и невежественного, – все это должно было, если не совсем погубить, то до крайности понизить уровень образования между греками. Патриарх Геннадий, оплакивая бедствия турецкого порабощения, восклицает: «где теперь училища мудрости?»

Феодосий Зигомала в письме к Крузию (1573 года), сказав о той свободе и почете, какими пользуется образование в Германии под покровительством просвещенного правительства, замечает далее: «имея свое царство, вы имеете и мудрость. Одно нуждается в другом, как тело в душе и душа в теле... Мы, несчастные греки, в другом положеиии. С тех пор как мы потеряли царство, потеряли и мудрость. Долго живя среди варваров, мы сами стали варварами»... «Иго порабощения наложено Агарянами на греческие земли, – говорип он же в другом письме, – и не остается там места для свободных наук. Причиной тому то, что греков гнетут бедствия и тяжкая нужда снискивать пищу и одежду, что не оставляет и досуга для занятий науками». Подобные горькие жалобы на трудность и упадок образования повторяют многие греческие писатели со времени падения Византии. Но как не велики были препятствия к развитию просвещения между греками, гений образования не мог угаснуть в этом народе, который не века, а тысячелетия был образованным. Для греков, в рассматриваемое время, были живые и настоятельные побуждения заботиться о поддержании просвещения вообще и об успехах духовного просвещения в частности. Главным побуждением для греческих христиан к основательному изучению своего вероучения было, кроме мусульманства, появление на востоке латин и протестантов, которые, рассчитывая на бедственное положение греков под игом турецким и, в частности, на упадок просвещения между ними, устремились сюда с своей пропагандой. Это обстоятельство невольно вызывало православных греческих христиан на поприще умственной деятельности, побуждало заботиться о богословском образовании, чтоб иметь возможность с успехом бороться с западными пропагандистами. Кроме того, греки, находясь под турецким игом, никогда не теряли надежды снова приобрести утраченную политическую и религиозную независимость; но они видели также, что стремление их к свободе и успех борьбы со своими поработителями главным образом зависят от просвещения. С другой стороны, сравнительно счастливое состояние греков в некоторых местах турецкой империи давало им возможность заботиться о поддержании просвещения. Таким благосостоянием, возможным для христиан под игом неверных, пользовались приморские города и главным образом острова Архипелага, где жизнь греков развивалась самостоятельнее и свободнее, чем в других местах. Греческое население островов Архипелага давало турецкому правительству моряков во флот, за что островитянам дарованы были некоторые льготы, напр., им предоставлено было право свободного плавания по всем морям в империи, свободного отправления богослужения, с условием платить за это определенную сумму в казну Дивана, право не пускать на свои земли ни одного мусульманина, управляться самим собою, через народных старшин. Οттοгο на островах развилась торговля и промышленность, водворилось довольство и богатство. Все это весьма много способствовало поддержанию и сохранению просвещения, начинавшего было угасать между греками после падения Константинополя. В эти места, свободные от турецкой тирании, переселялись из Константинополя многие ученые мужи, и там содействовали развитию просвещения. По всем указанным причинам просвещение между греками, и при турецком деспотизме, не могло утратиться совершенно, и не утратилось. У них были в это время и школы, служившие источниками просвещения, являлись и просвещенные мужи.

У греков под турецким владычеством не было высших училищ, университетов и академий; потому что такие дорогие заведения могут быть учреждаемы только на средства целых государств, а не отдельных городов и частных лиц. Что же касается до школ низших и средних, то из дошедших до нас исторических свидетельств видно, что такие школы существовали у греков.

Низшие, первоначальные школы существовали у греков в значительном количестве с давнего времени, еще до падения Константинополя. Такие школы первоначально заводимы были при кафедрах епископских для образования грамотных священников, а потом и вообще при храмах, чтобы удовлетворять потребности первоначального христианского образования. Такие школы продолжали существовать и после падения Константинополя. В них обучали детей грамоте и потом знакомили с употреблением всех необходимых при богослужении книг, с целью приготовления лиц для низшего клира. Устройство этих школ было самое простое: в них был один класс и один учитель из клириков или монахов. Как многочисленны были эти школы, положительно сказать нельзя; но принимая во внимание известную страсть греков к учению, нетрудность заведения и простоту школ, принимая во внимание, что за невозможностью построить для училища особое здание у греков с древнего времени был обычай пользоваться для этой цели храмами или церквями, а с другой стороны, что за отсутствием других учителей должность эту всегда мог принимать на себя приходской священник, – с вероятностью можно предполагать, что школ этих было весьма много и что они существовали при большей части церквей, особенно в городах.

Средние школы или гимназии, как обыкновенно назывались средние греческие училища, устраивались с более обширным объемом обучения. Такова, прежде всего, была патриаршая школа в Константинополе. Первоначально она заведена была, вероятно, с целью приготовления образованных людей на архиерейские кафедры. Основание ее приписывают патриарху Геннадию и Матфею Камариоту, сыну священника из Фессалоники. Говорят, что еще до падения Царьграда Камариот был здесь учителем философии и в числе знатных слушателей его был и сам Георгий Схоларий. Став теперь первым учителем новой патриаршей школы, Камариот учил в ней греческой словесности и философии. Но после Геннадия, главным образом вследствие замешательств, постоянно происходивших на патриаршей кафедре, константинопольская патриаршая школа пришла в такое бедственное состояние, что вовсе не удовлетворяла нужде, а с 1626 года на некоторое время совсем была закрыта.

В XVII в. свет наук начинает более находить простора на востоке вследствие сношений греков с западной Европой. Во второй половине XVII в. основаны были школы: Хиосская и Артская; около того же времени основана средняя школа, в Янине, богатом и торговом городе. Янинская школа, сравнительно с другими школами, почти постоянно находилась в цветущем состоянии и, так кажется, славилась между греками даже более, чем школа константинопольская. В конце XVII века открыта была средняя греческая школа в Мосхополе (в средней Албании). He довольствуясь простым названием школы или гимназии и вероятно произведши в устройстве своей школы возможные улучшения, мосхопольцы перед 1744 г. возвели ее в академию. С этим названием она и существовала до конца XVIII в., когда торговый и цветущий Мосхополь превращен был турками в развалины. Во второй половине XVIII в. основана была школа Смирнская. Так как Смирна есть один из богатых и торговых городов Малой Азии, то школа ее была одной из лучших греческих школ. Кроме перечисленных средних школ, у греков было до 30-и еще таких же школ.

Относительно устройства средних греческих школ, объема и характера преподавания в них известно очень немного. Известно, что в этих школах преподавались и богословские и светские науки. Относительно светских наук есть свидетельства, что преподавались в школах риторика, логика, физика, метафизика, нравоучение, объяснение древних поэтов и риторов и пр. Какие именно богословские науки преподавались, неизвестно; известно только, что они преподавались в строго православном духе, на основании святых вселенских соборов и св. Отцов. Главным, основным руководством при преподавании богословия оставалась древняя богословская система св. Иоанна Дамаскина, бывшая господствующей в греческих училищах в предшествующие века.

Школьное образование нашло себе место также в монастырях. В греческих монастырях занимались преимущественно изучением христианского учения. Развитию и успехам духовного просвещения в монастырях содействовало то, что иноки более прочих греков имели и душевного спокойствия и свободного времени к ученым занятиям. Находясь большей частью вдали от городов и сел, монастыри не так часто подвергались нападениям и насилиям со стороны турок. Кроме того библиотеки греческих монастырей славились по всей Европе многочисленностью, богатством и редкостью древних книг и рукописей, главным образом богословских. Особенно славились в этом отношении библиотеки афонских монастырей и великая библиотека патриарха Фотия в монастыре св. Троицы на острове Халки. После падения Константинополя Афон остался главным хранилищем сокровищ духовной письменности; поэтому он был, можно сказать, главным средоточием духовного просвещения в Церкви восточной в описываемое время. Нередко сюда удалялись на жительство знаменитые греческие ученые, получившие всестороннее образование в западных университетах и академиях, которые поддерживали и распространяли в монастырях афонских свет духовного образования. Оттого-то многие иноки афонских монастырей, по свидетельству путешественников XVI в., стояли на высокой степени просвещения. Около половины XVIII в. константинопольский патриарх Кирилл V решился, при содействии духовенства и мирян, основать высшую школу для греков на Афонской горе, которая богатыми материальными средствами и библиотеками своих монастырей, своим уединением и свободой от тирании турецкой, представляла неоцененные удобства для процветания наук. Школа открыта была в 1753 году и наименована была Афонской Академией. В схолархи или начальники ее, избранием патриарха и всего при нем архиерейского собора, назначен был знаменитейший тогдашний греческий ученый Евгений Булгарис, который славился своей ученостью во всей Греции. В продолжение пяти лет с половиной Булгарис занимал должность ректора и учителя в афонской академии с блестящим успехом; слава его привлекла к нему многочисленных учеников со всей Греции, которая с радостью начала было смотреть на эту школу, как на свою надежду. Но это цветущее время афонской школы продолжалось недолго. Через пять с половиной лет Евгений Булгарис принужден был отказаться от учительства и удалиться с Афона, по причине неудовольствий, возникших у него с невежественными монахами; с его удалением школа, хотя не прекратила тотчас своего существования, но сразу сильно упала. Впрочем существование этой школы, хотя и весьма кратковременное, не осталось бесследным в истории греческого просвещения; ученики ее разнесли во многие места Греции неугасимый свет учения.

Домашние способы образования у греков, в описываемое время, были, во всяком случае, недостаточны, и хотя было немало у них школ, но они находились в жалком материальном положении. Если школа патриаршая, будучи в столичном городе и на виду у патриарха, находилась в весьма бедственном состоянии, – едва влачила свою жизнь, и наконец, с 1626 года на некоторое время совсем была закрыта, то положение других, более мелких и отдаленных училищ было тем более шатко. Достаточно было набега турок, чтобы та или другая школа перестала существовать. Некому было думать о защите школ, когда часто никто не был уверен в безопасности собственной жизни и когда заботы об удовлетворении, прежде всего, насущных потребностей оставляли мало времени на занятие наукой. Следствием этого и было то, что многие греческие юноши, неудовлетворявшиеся тем образованием, какое могли получить на своей родине, искали просвещения в других странах и, главным образом, на западе Европы. Наплыв греков в западную Европу начался с самого падения Константинополя под власть турок и продолжался во все последующие века, так что большая часть просвещенных людей востока, в описываемое время, или получали, или, по крайней мере, довершали свое образование в западных университетах и академиях.

Главными, средоточными пунктами образования греков па западе были: Венеция, Падуя и Рим. Венеция, как ближайшая по своему местоположению к Греции, была первым местом, куда наиболее переселялись греки после падения Константинополя. Здесь организовалась самостоятельная греческая община, которая, в начале XVI века, с дозволения венецианского правительства и папы Льва X, построила особый православный храм во имя св. Георгия. При этом храме венецианские греки и основали гимназию, время открытия которой относится не позднее, как к началу XVII в. В Венеции существовали и собственно греческие типографии, имевшие тем более важное значение, что книги греческие, особенно церковные, печатались здесь на средства и на глазах представителей православной общины, и потому могли пользоваться большим доверием, чем издания чужих типографий.

В Падуе, принадлежавшей к той же венецианской республике, греческая колония состояла собственно из учащихся и учащих. Падуанский университет в XVI веке считался одним из знаменитейших в Италии и Европе; кроме того, будучи ближайшим к Греции из всех увиверситетов западной Европы, он был местом образования, по крайней мере, для девяти десятых частей из всех греков, которые искали этого образования в западной Европе. Сильным приливом греков в Падуанский университет объясняется и происхождение падуанской гимназии для греков. Учреждение ее вызвано нуждой иметь под рукой среднее учебное заведение для приготовления к слушанию университетских лекций. Время открытия падуанской гимназии, как и венецианской, относят к началу XVII века. Наконец, многие из греков, жаждавшие просвещения, получали образование в римских коллегиумах. Но воспитание здесь греков не оставалось без вреда для их православных убеждений: римские коллегиумы были одним из средств распространения на востоке латинского влияния. В этом отношении особенно важное значение имел коллегиум св. Афанасия в Риме, основанный папой Григорием XVIII в 1577 году. Здесь предположено было давать высшее образование греческим юношам; даровое содержание и обучение за счет папы привлекали сюда молодых греков, особенно из Пелопонеса и с островов. В коллегиуме, казалось, не думали латинить молодых греков, напротив, оставляли их при своих обычаях, языке, греческих учителях, греческом богослужении, внушая им, что назначение их – возвратиться и нести свет образования на родину. Но дух воспитания был дух римской церкви, основа его – флорентийская уния. По окончании образования в означенном коллегиуме, многие из воспитанников греков возвращались на родину верными сынами Церкви православной; но много было и таких, которые, возвратившись на родину и сделавшись ректорами школ, священниками и епископами в разных греческих городах, являлись ревностными слугами римского папы, словом и делом содействовали распространению папской власти на востоке. В коллегиуме св. Афанасия получили образование несколько замечательных ученых из греков и русских, которые сами, сделавшись отступниками от православия, всячески старались о том, чтобы распространить латинство между своими единоплеменниками. Замечательнейшие из этих ученых были: Петр Аркудий, Матфей Кариофил, Франциск Кокка, Николай Аллеман и в особенности Лев Алляций. Справедливое предубеждение в греческом народе против западного образования, которое приходилось иногда покупать путем отречения от православной веры, было причиной того, что православные греки стали искать просвещения в единоверной им России. С этой именно целью восточные патриархи, Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, приходившие в Москву в 1666 году для устроения дел Русской Церкви, убеждали царя Алексея Михайловича и пастырей русской Церкви устроить в Москве греческое училище; с этой же целью в значительном количестве являлись в киевскую коллегию молодые люди с востока.

В 1844 году, при патриархе константинопольском Германе, на одном из Принцевых островов, именуемом Халки (в двухчасовом расстоянии от Константинополя) учреждено училище под именем Богословского училища Великой Христовой Церкви, с целью доставлять умственное и нравственное образование молодым людям, желающим посвятить себя на служение Церкви. Училище это находится в ведении константинопольского патриарха. Но так как, по множеству забот, патриарх лично не в состоянии наблюдать за состоянием этого училища, то он с синодом своим ежегодно избирает из числа находящихся в Константинополе архиереев – троих, которые под именем ефории (попечительства) составляют посредствующую инстанцию между патриархом и училищным начальством. Внутреннее управление училищем вверено схоларху, который назначается патриархом и его синодом. Он ведет постоянные сношения с ефорией, а в случае

надобности относится непосредственно к самому патриарху. Халкинское богословское училище имеет целью воспитывать только служителей Церкви, и молодые люди, вознамеревшиеся избрать другой образ жизни, в училище не допускаются. Предметы преподавания семилетнего курса в училище следующие: богословие, философия, греческий, латинский, турецкий и французский языки, гражданская история и физико-математические науки. Преобладающее значение дано греческому языку, который занимает 30 часов еженедельно, между тем как все богословские предметы в совокупности занимают только 20. Сознавая опасности, угрожающие со стороны турок, латинской пропаганды и европейской политики, греки обратились к изучению своей прошедшей жизни и своего языка, как к надежнейшему средству для возбуждения народных, патриотических чувств и ограждения своей нравственной самостоятельности.

В 1850 году основано было богословское училище в Иерусалиме. Патриарх иерусалимский Кирилл II, жаркий ревнитель православия и просвещения, учреждением этого училища желал удовлетворить нравственной потребности своей паствы. Видя происки латинских и протестантских миссионеров, рассчитанные главным образом на простоту и необразованность городского и сельского духовенства в Палестине, он убедился в том, что только просвещение духовенства может служить надежным оплотом православия против интриг иноверцев. В 1850 г. он устроил в патриархии арабскую семинарию на 30 человек, вызвал из Эллады и Дамаска образованных учителей и пригласил, из православных арабских селений, более способных мальчиков, преимущественно сирот, воспользоваться благодеяниями школы. На первое время представлено было, как из городов, так и сел, до 17 мальчиков арабов, уже умеющих читать и писать; остальное количество учеников дополнили послушники греки, некоторые взрослые вольноприходящие арабы. Целью патриарха Кирилла было – приготовить достойных священников и дельных учителей для городов и селений и постепенно замещать ими священнические места. Каждый воспитанник семинарии, по окончании курса, должен был несколько лет оставаться в школе учителем и потом, при открытии священнического места, мог занять его. Сначала дело воспитания шло прекрасно; все радовались доброму начинанию. По-видимому, арабам-воспитанникам предстояла прекрасная будущность; попечение патриарха об умственном улучшении арабского духовенства должно было обезоружить недовольных арабов, которые постоянно жаловались, что греки нимало не заботятся о них, и всю вину своего морального унижения слагали на патриархию. Патриарх Кирилл сделал для арабов все, что позволяли ему средства; но арабы не в состоянии были оценить его забот. В первый год арабские мальчики учились довольно успешно, на второй же – овладела ими какая-то непонятная антипатия, если не к учению, то к школьному быту, которую стали поддерживать и невежественные родители. В сущности, все дело состояло в лишении свободы. Для араба свобода дороже всего на свете. Он привык жить в своей деревне, жить без всякого надзора; а в школе начали приучать его к известному порядку, – и это показалось ему насилием, лишением свободы. После первых каникул многие не хотели возвратиться в школу, и нужно было действовать убеждениями, ласками и обещаниями. После вторых каникул многие решительно отказались продолжать нестерпимое для них учение. Таким образом, половины учеников из арабов, для которых и устроена была школа, не стало. Однако видимая неудача не остановила патриарха идти своим путем; любимая его школа не осталась пустой, – он восполнил убыль учеников новыми слушателями из греков. Накоиец, самую школу перевел из тесной патриархии за город, в Крестный монастырь, где устроил обширное, великолепное помещение со всеми удобствами для учащихся.

По внутреннему устройству, Иерусалимское богословское училище подобно Халкинскому: устав этого последнего служил образцем при составлении устава для первого.

В Элладе, во время войны греков за независимость (1821 – 1829 г.), пришли в совершенный упадок и те учебные заведения, какие были прежде. Между тем духовенство элладское, со стороны образования, находилось в жалком положении. He все духовные умели и писать, не говоря уже о других знаниях. В правление Каподистрии приняты были некоторые меры к улучшению положения духовенства с этой стороны; но частью по продолжавшимся еще смутным обстоятельствам политическим, а главное потому, что еще не составилось высшее церковное управление в освобожденной стране, меры эти не имели ожидаемого успеха. Собственно для духовного образования открыта была в 1880 г. семинария на острове Паросе, в монастыре Живоносного Источника. Целью этой школы было главным образом приготовить служителей Церкви. Но это заведение впоследствии было совершенно забыто правительством; назначенные на содержание его доходы были расхищены, и таким образом оно прекратило свое существование в 1832 году. По прибытии в Грецию королевского правительства и учреждении синода обращено было внимание и на образование духовенства. Лучшей и благотворнейшей мерой для этой цели долженствовало быть предположенное новым правительством основание богословского факультета и духовной семииарии, которая должна была быть соединена с ним. Открытие афинского университета и богословского при нем факультета последовало в 1837 г. Первыми профессорами богословского факультета назначены были: иеромонах Феоклид Фармакид, бывший вместе и секретарем синода, мирянин Кондогони и архимандрит Мисаил Апостолид. Уже самый выбор этих профессоров мало мог внушать доверия к учрежденному при Афинском университете богословскому факультету. Один из них, Фармакид, усвоил себе протестантские идеи, отвергал авторитет вселенских соборов и апостольских правил, не признавал монашества, почитания икон и т. д. Вообще богословский факультет Афинского уиниверситета был построен по образцу немецких университетов, не только по внешнему своему виду, но и по внутреннему. He удивительно поэтому, что он не только не мог охранять православие от лютеранских и кальвинистических мнений, рассееваемых западными миссионерами, но даже еще сам поддерживал эти мнения. Таким образом, и с открытием Афинского университета, для образования клира в греческом королевстве в существе дела почти ничего не было сделано. Поэтому синод делал представления правительству о необходимости учреждения духовно-учебных заведений для образования клира; но правительство глухо оставалось ко всем подобным заявлениям. Делу духовного образования решилось, наконец, помочь частное лицо, нежинский грек Георгий Ризарий. Покинув в 1606 г. свою родину, Эпир, он более 30 лет жил в России и не переставал благодетельствовать своим соотечественникам: он-то основал эллинское училище в Эпире, издавал полезные книги и пр. Кроме того он пожертвовал на учреждение церковного училища в Афинах все свое состояние, более миллиона драхм (250,000 p.), и назначив 12 душеприказчиков, поручил им заботиться об исполнении завещания. К сожалению, заведение это, известное под именем Ризариевского, по отзыву очевидца, посещавшего оное в 1860 году, находится в неудовлетворительном состоянии и не соответствует своему предназначению и благой мысли учредигеля⁵.

С самого отделения своего от Церкви вселенской римские папы постоянно заняты были мыслью подчинить себе православный восток. Эти усилия и попытки пап продолжаются и после падения византийской империи под власть турок; папы нашли только нужным теперь, с переменой политических обстоятельств, действовать иначе для достижения своей цели: не вступая в открытые сношения и переговоры с представителями восточной Церкви, папы нашли более удобным действовать на восточных христиан путем насильственной пропаганды. С этой целью они стали отправлять на восток целые толпы пропагандистов из западных монахов – доминиканцев, францисканцев, бернардистов и в особенности иезуитов. Западные пропагандисты, при содействии послов католических государств при султанском дворе, заводили свои монастыри, школы, коллегии, учреждали свои епископства на востоке, распространяли в православном народе книги, пропитанные латинскими и униатскими мыслями, продавали по дешевым ценам и даром раздавали перепечатанные на западе со вставками и изменениями в духе латинства греческие молитвенники, богослужебные книги, проповеди, катехизесы. Иногда они успевали, через подкупы и интриги, возводить своих приверженцев на православные епископские кафедры, даже на самый престол патриаршества константинопольского. В народе западные пропагандисты старались распространять склонность к латинству обещанием освобождения от турецкого ига через посредство католических держав. При таком образе действий западные пропагандисты, хотя и не успели подчинить восточную Церковь римскому папе, но причиняли ей много бедствий и страданий.

Латинская пропаганда в Церкви восточной открылась

вскоре после падения Константинополя под власть турок, – под конец XV в. Она явилась первоначально в тех греческих землях, которые принадлежали венецианской республике. Такими землями были острова Средиземного моря: Кипр, Родос, Крит, Ионические острова, южные части Пелопонеса, Албании и др. Западные миссионеры, пользуясь покровительством венецианских властей, стали распространять здесь латинство между православными греками. При таких опасностях православию в этих странах, выступает на помощь ему константинопольская патриархия, к округу κοτοροйϊ принадлежали греческие Церкви в венецианских владениях. Ученый патриарх константинопольский, св. Максим Философ в 1480 г. написал послание к венецианскому правительству, в котором просил ограничить незаконное вмешательство латинской иерархии в церковные дела православных. Думают, что венецианское правительство уважило эту просьбу, так как после этого патриарх константинопольскии заявляет свою власть в греко-венецианскиих владениях. По тому же поводу тот же патриарх Максим в 1484 г. созвал собор в Константинополе из епископов своего округа. На этом соборе, для предостережения православных от прельщений латинства, еще раз отвергнута была Флорентийская уния и повторено определение Константинопольского собора 1450 г. против собора Флорентийского.

Появление протестанства в недрах католической Церкви в начале XVI века, на время отклонило взоры римских пап от восточной Церкви. Реформация заставила пап опасаться, как бы совсем не потерять своей власти и влияния на правительства и народы на самом западе. Некогда было думать о владычестве над греческой Церковью. Но во второй половине XVI в., после Тридентского собора, скрепившего распадавшуюся латинскую Церковь, и после учреждения ордена иезуитов, усердных слуг римского первосвященника, властолюбивые замыслы пап нa греческую Церковь обнаруживаются с новой силой. Первый из пап, который возобновил сношения с константинопольской патриархией после падения Константинополя, был папа Григорий XIII (1572 – 1585), первый иезуит на папском престоле. В 1583 г. он писал письмо к патриарху Иеремии II, по поводу введения на западе нового календаря (григорианского), предлагая ввести в употребление этот календарь и на востоке. Новый календарь был делом науки, желавшей, однако же согласоваться с церковным уставом; но вводимый властью Рима, он становился некоторым подспорьем пропаганды. Поэтому первоначально он принят был только в Италии и других католических странах, но долго не был принимаем в странах протестантских. Поэтому же он не был принят и в Церкви восточной. Патриарх Иеремия отвечал на предложение Григория XIII, что только Римская Церковь привыкла самовластно установлять нововведения, а Церковь восточная не имеет обычая переменять то, что она получила по преданию.

Самым главным орудием римских пап в деле распространения католицизма в Церкви восточной с конца XVI века делается орден иезуитов, основанный Игнатием Лойолой около половины XVI в. Быстро распространился этот орден по всем частям света. Сκορο иезуиты появились и в Греции, расселились по разным местам турецкой империи и проникли в самый Константинополь. В 1583 г. прибыла в Константинополь целая партия иезуитов, посланная генералом Аквавивой по приказанию Григория XIII. Французский и венецианский посланники в Константинополе приняли иезуитов весьма радушно; они поселили их даже в своих палатах, пока не нашлось другого удобного помещения. Главная цель, с какой иезуиты прибыли на восток, заключалась не в наставлении живших там римских католиков и не в распространении латинства между турками, но в соединении Церкви греческой с римской, или, как они выражались: «в постепенном разрушении схизмы, столь укоренившейся на востоке, и в приведении заблудших овец к общему пастырю Церкви» (т. е. папе). Иезуитами определены весьма подробно все способы деятельности по отношению к каждому народу, каждому сословию, полу, возрасту, материальному положению, нравственному состоянию людей и т. п. А потому они легко могли вкрасться в сердца православных греков, являясь пред ними в виде облегчителей их бедствий и избавителей. Они старались, прежде всего, обратить на себя внимание народа, привлечь его к себе ласковым обращением, благотворительностью и через то войти в его доверенность. Как в других местах, так и здесь иезуиты учреждали монастыри, больницы и странноприимные дома, старались быть учителями и духовниками народа. Посредством исповеди они привлекали к себе преимущественно женщин, с которыми обращались по обыкновению в высшей степепи снисходительно. Так они разрешали их от грехов, не налагая на них таких строгих епитимий, какие назначались православным греческим духовенством. Одно из важнейших средств, которым иезуиты всегда и везде пользовались для достижения своей цели, состояло в том, чтобы захватить в свои руки воспитание юношества. Так было и здесь. Как будто с совершенным бескорыстием они предлагали грекам способы к образованию, заводили в разных местах училища и воспитывали в духе своей Церкви детей православных. При содействии французского и австрийского посланников при турецком дворе, иезуиты успели исходатайствовать у турецкого правительства позволение основать коллегиум в самом Константинополе. Греки, всегда уважавшие просвещение, были весьма рады этой школе иезуитов, тем более, что они могли здесь обучать своих детей без всяких издержек. He подозревая намерений своих учителей, они не только не препятствовали своим детям ходить в эту коллегию, нo часто и сами сопровождали их туда, чтобы воспользоваться обучением, какое в ней давалось.

Кроме благотворительной деятельности в обучении юношества, иезуиты старались распространить латинское учение на востоке и путем литературы. Они писали сочинения против Церкви восточной, и печатные экземпляры этих сочинений рассеивали повсюду и раздавали всем желающим даром. Так, напр., в конце XVI в. иезуит Ричард написал книгу под заглавием Щит Церкви Римской на общенародном греческом языке, и напечатав ее в Париже, раздал во всех местах, где этот язык был в употреблении. Особенное внимание обращали иезуиты на издание пособий и руководств католическим проповедникам в деле распространения между греками католической веры, а также на издание католических катехизисов для греческих христиан. Таких пособий и катехизисов издано было весьма много на латинском, греческом, французском и других языках. Был даже написан и издан, по повелению папы Урбана III, катехизис на славянском и латинском языках. Мало того: иезуиты списывали православные книги и при этом частью вносили в них свое учение, частью выпускали целые места, направленные прямо против латинского учения, а иногда извращали целые места, особенно сильные православным учением. Испорченные таким образом книги перепечатывались в Риме и оттуда снова рассылались по востоку, не как латинские книги, а как бы составленные и изданные на востоке самими же греками. He редко иезуиты печатно разглашали повсюду, что восточные патриархи подчинились престолу св. Петра и что обе Церкви – восточная и западная соединились между собой, Так напр., разглашено было про александрийского патриарха Мелетия Пигаса.

Но тяжелее всего оказывались для православных действия иезуитов в то время, когда они, пользуясь расположением турецкого правительства, вмешивались в дела политические и производили смуты и беспорядки в иерархии Церкви православной. Встречая противодействие себе со стороны греческих пастырей или самих православных христиан, иезуиты старались отмстить им клеветой на них перед правительством и тем поправить свое дело. Они содействовали увеличению податей и налогов, которые должны были платить греки; производили в государстве беспорядки и возмущения и обвиняли в них греческих христиан; приписывали православным опасные замыслы против правительства, обвиняли их в сношениях с другими государствами, особенно в военное время. В таких случаях греки должны были или тяжко страдать, или золотом отклонять и уничтожать все обвинения и подозрения и таким образом успокаивать правительство. Великие беспорядки и волнения производили также иезуиты в иерархии константинопольской Церкви, вмешиваясь в дела церковные. При помощи католических посланников при турецком дворе они старались предоставлять кафедры важнейших митрополий своим единомышленникам, и нередко успевали в этом к величайшему соблазну православных. Даже на престоле вселенского патриарха иногда восседали приверженцы папы, достигшие патриаршего престола при помощи иезуитов; между тем достойнейшие патриархи, ревностнейшие поборники православия, no проискам тех же иезуитов, низводимы были, ссылаемы в заточение и даже лишаемы жизни.

Православные пастыри восточной Церкви противостояли, сколько возможно было, всем козням иезуитов; словом и писанием они ограждали своих пасомых от их влияния, обличая этих проповедников, что они не Христа проповедуют, нo папу, и что не язычников и магометан обращают к Христу, нo древнеправославных христиан хотят отвлечь от Христа, – и православные сыны церкви оставались верны древнему учению. Правда, иезуиты успевали иногда отторгать некрепких в вере чад греческой Церкви к латинству; нo, вообще говоря, приобретения их на востоке были незначительны. Действия иезуитов не только не привлекали к ним расположения греческих христиан, нo еще более прежнего усиливали в них негодование и раздражение против латинства.

При папе Григории XV (1621 –1623 г.) в самом Риме учреждено было общество для распространения католической веры, называвшееся: Sacra congregatio fidei propagandae. Это громадное общество разделено было на несколько отделений, в которых должны были подготовляться миссионеры для распространения католической веры во всех странах света. Здесь, между прочим, обращено было большое внимание и на приготовление миссионеров к распространению латинства между восточными христианами. Отсюда-то римские папы стали отправлять на восток миссии, в состав которых входили епископы, легаты, каноники, монахи разных орденов и другие лица, преданные папскому престолу. Этим миссиям были вручаемы подробные инструкции, как лучше и успешнее действовать в деле обращения схизматиков. Миссии основывали на востоке новые епископии, учреждали католические монастыри, заводили в разных местах школы и семинарии. Следствием этого было то, что почти в каждой греческой епархии был епископ католический и что во многих местах явились католические монастыри разных орденов, – капуцинов, францисканцев и др.

В половине XVIII в. в Риме особенно усилились хлопоты о присоединении восточных христиан к римской церкви. Вместе с тем римские папы, по крайней мере, некоторые из них, старались изменить и самый характер своей пропаганды между греческими христианами. Вместо прежних насильственных мер,

оказавшихся безуспешными, они учили своих миссионеров обращаться с греческими христианами как можно мягче и относиться с полной терпимостью к обрядам греческоий церкви. Таков был папа Бенедикт XIV. В 1755 году он издал буллу, в которой называл греческие обряды достопочтенными обрядами, и старался уверить восточных христиан, будто римская Церковь всегда относилась с любовью и уважением к их обрядам. Но и эти мягкие меры латинства, как и прежние – насильственные, не приводили к предполагаемой цели. В половине XVIII в. между греческими христианами до такой степени усилилась ненависть к латинянам, что народ смотрел на них, как на некрещенных язычников, и стал требовать от иерархии восстановления прежнего обычая, употреблявшегося на востоке в средние века и потом отмененного на соборе 1484 г., – перекрещивать латинян при обращении их в православие. На Константинопольском соборе 1756 года, под председательством патриарха константинопольского Кирилла V, действительно восстановлен был в греческой церкви обычай перекрещивания латин.

Иерусалимский патриархат, как и другие отдаленные от Констатинополя патриархаты, менее константинопольского терпел от жестокости и корыстолюбия самой Порты, но гораздо более его и всех остальных страдал от местных турецких властей и изуверства черни. Преимущественно же иерусалимская патриархия страдала в описываемое время от споров за обладание святыми местами. Православные греки издавна считались законными владетелями святынь иерусалимских. Это право греков восходит к временам халифа Омара. У мусульманских писателей сохранился текст капитуляции, заключенной халифом Омаром при взятии Иерусалима с жителями этого города; по этой капитуляции Омар обязуется уважать неприкосновенность христиан, их имуществ, церквей, монастырей и всего относящегося к их религии. Так как этот договор был заключен с греками, владевшими тогда св. местами, то клятвенное обещание одного из сподвижников Магомета должно быть непреложным для каждого мусульманина. И турецкие султаны неоднократно подтверждали права православных греков на владение святыми местами. Но, не обращая внимания на эти неоспоримо исторические права греков, другие христианские общества, как-то: латиняне, протестанты, армяне, копты, абиссинцы и др., старались каждое завладеть теми местами, где пострадал общий всех Спаситель. И вот все они толпятся в святом городе, и каждое из них спешит захватить ключи от дверей Гроба Господня⁶. Борьба разных христианских обществ за обладание св. местами дала туркам повод сделать эти места предметом торговли. И вот они, поддерживая выгодные для себя столкновения, продают св. места то православным, то латинянам, то другим христианским обществам. Но из всех врагов страшны были для иерусалимской церкви преимущественно латиняне. В своих стремлениях к обладанию иерусалимскими святынями, латиняне одушевлялись надеждой на успешное распространение своего учения на востоке. Иерусалим, колыбель христианства, сосредоточивая у себя тысячи православных богомольцев, мог быть самым удобным пунктом для их проповеди, к явному вреду для православия. Притязания латинян на обладание святыми местами начались еще со времен крестовых походов, но особенно усилились в XVII веке. Этот век был временем самой горячей борьбы за Гроб Господень. Иерусалимские патриархи этого времени: Феофан (1608 – 1645 г.), Паисий (1646 – 1661 r.), Нектарий (1661 – 1668 г.), и Досифей (1669 – 1707 г.) не щадили никаких усилий, мужественно переносили разного рода бедствия и страдания, чтобы устоять против совместничества латинян, чтобы удержать за православной Церковью издревле принадлежавшие ей святыни и сохранить ее самую в первобытной чистоте. Часто они предпринимали многотрудные путешествия, чтобы собрать подаяния, которые могли бы противодействовать щедрым даяниям Франции, Испании, Австрии и других держав римско-католического вероисповедания. Суммы, какие давали туркам враги православных за обладание святыми местами, были так велики, что православные для одержания победы принуждены были тратить последнее достояние. Находясь в безвыходном положении, они за черезвычайные проценты занимали деньги, продавали церковную утварь, закладывали другие церковные вещи и проч. Следствием всего этого было то, что патриарший престол иерусалимский почти всегда находился в неоплатных долгах у турецких властей и мог хоть часть этих долгов уплачивать только милостыней, собираемой в разных христианских странах. Но латиняне в борьбе с православными за св. места не ограничивались только подкупом турецких властей. Опираясь на силу послов католических государств, французского и австрийского, при султанском дворе, они не останавливались ни пред какими средствами, не стеснялись употреблять самые постыдные меры. Во время отсутствия патриархов иерусалимских, которые часто предпринимали путешествия для сбора подаяний, латиняне силой занимали святые места, ставили там свои жертвенники и служили; клеветали на патриархов пред местными властями, даже решались на убийства. Так в 1629 году они подкупили иерусалимского губернатора, чтобы тот убил патриарха Феофана. Последний действительно был арестован и посажен в крепость; только посредством хитрости патриарх избежал смерти: переодевшись в женское платье, он бежал в Птолемаиду. Иерусалимский губернатор, узнав об этом, писал к правителю Джиние, чтобы тот схватил патриарха на пути; за эту услугу означенному правителю латиняне обещали заплатить 1000 золотых. Прочитав письмо, правитель Джиние поручил одному эфиопскому евнуху схватить патриарха. Евнух настиг патриарха близ горы Кармила, когда тот отдыхал около кустарника. Но так как этот евнух прежде был христианином, то при виде патриарха почувствовал к нему уважение и позволил ему продолжать свой путь с миром. Патриарх Нектарий, всю жизнь проведший в борьбе с иезуитами, справедливо уподоблял Церковь свою кораблю, постоянно потопляемому беспрестанными бурями. Понятны после этого те неприязненные чувства, которые питали к латинянам православные христиане: они относились к латинянам даже враждебнее чем к туркам. Патриарх Феофан замечает, что на востоке, «аще неции и именем христиане (разумеются преимущественно латиняне) нарицахуся, но горше окаянных турок в православной вере гонители быша».

В XIX столетии особенной ревностью к распространению на востоке римского влияния отличался Пий IX (1847 – 1878 года). В своих обращениях к восточной Церкви Пий IX оставался вполне верным своим предшественникам, т. е. он стремился не к соединению с восточной Церковью, а к подчинению ее своей власти; к восточным епископам он обращался не как равный к равным, не как брат к братьям, а как верховный пастырь над всеми пастырями, как глава христианского мира, в силу права, дарованного ему Богом, считающий себя обязанным заботиться о всех своих подданных, даже и о тех, которые вовсе не признают себя его подданными, и не признают за ним никаких особенных прав, кроме общих прав епископских.

В начале своего управления, отправляя в Константинополь своего легата, архиепископа Иннокентия, для переговоров с Портой по делам политическим, Пий IX вместе с ним 6-го января 1848 г. послал окружное послание к восточным христианам, приглашая их к соединению. Послание это было обращено ко всем христианским восточным сектам, но главным образом, в нем имелась в виду православная греческая Церковь. В послании высказывались похвалы просвещению и благочестию древнего православного Востока; выражалась отеческая скорбь о настоящем отчуждении его от римской Церкви; приводились доказательства в пользу папского главенства, и в заключение высказывалась надежда на поспешное и решительное обращение восточных христиан к римской Церкви.

В ответ на это послание Пия IX константинопольский патриарх Анфим составил свое Окружное послание от лица Единой, святой, соборной и апостольской Церкви кo всем православным христианам. В этом послании рассмотрены представленные папой основания римского учения об исхождении Св. Духа и власти папской; римская церковь за свои нововведения прямо названа еретичествующей, и послание Пия IX подвергнуто соборному осуждению. Всем православным христианам внушалось всячески беречься от прельщений папизма и хранить православную веру чистой и неповрежденной. Вместе с тем, самому папе в этом послании косвенно внушалось, чтобы он не надеялся на успех своего обращения к восточным христианам, что православных христиан никто не может отклонить от веры их предков, что в православной Церкви ни патриархи, ни соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, так как в православной Церкви хранитель веры есть самое тело Церкви, т. е. самый народ, который всегда желает сохранить веру свою неизменной и согласной с верой отцов, как то испытали многие и из пап, и латинствующих патриархов, со времени разделения нисколько не успевшие в своих против нее покушениях. Если папа действительно ревнует об истинной вере и единении Церкви, ему нужно было бы употребить все усилия к тому, чтобы восстановить древнюю чистоту православия. Тогда он поистине был бы началовождем богоугодного предприятия, начальником в мире и епископом в правде... Это послание было подписано патриархами александрийским, автиохийским, иерусалимским, двадцатью девятью епископами – членами константинопольского, антиохийского и иерусалимского синодов, и распубликовано во всей православной восточной Церкви от 6-го мая 1848 г. В русской Церкви оно также было переведено и напечатано «с разрешения Святейшего Правительствующего Синода».

Спустя 20 лет после того, римский папа снова обратился к восточным христианам с приглашением к соединению. Созывая вселенский собор в Риме, Пий IX 8 сентября 1868 года опубликовал Апостолическое послание ко всем епископам восточного обряда, не находящимся в общении с апостольским престолом. В этом послании восточные епископы приглашаются к участию в созываемом папой вселенском соборе, подобно тому, как восточные епископы участвовали некогда на лионском и флорентийском соборах. Константинопольский патриарх Григорий, заранее узнавший содержание этого послания из газет, отказался принять его, а послам папским, явившимся к нему с этим посланием, словесно объяснил, что, так как папа в своем послании не отступается от своих старых учений, противных восточной Церкви, а восточная Церковь тем более не имеет никакого основания отступаться от своих древних начал, то между ними никаких новых соглашений и переговоров быть не может; никакое рассуждение и согласие невозможны там, где нет взаимного расположения к нему, проистекающего из согласия убеждений. На предложения папские восточная Церковь в 1848 г. дала ответ, в котором прямо и ясно показано различие между ее апостольскими началами и мнениями Рима. Повторять еще раз этот ответ значило бы растравлять застарелые раны и раздражать затихшую ненависть. Соединение Церквей возможно только под условием возвращения отступивших к древнему кафолическому православию, от которого мало-помалу удалился Рим, образовав пропасть, разделяющую его с православным миром нововведенными догматами и правилами, не имеющими основания в Священном Предании. Поэтому, если западные епископы, имея сомнение в каких-либо из своих догматов, хотят собраться, чтобы пересмотреть их, пусть они это делают когда и как хотят. Но православные христиане не имеют никакого сомнения о преданных им догматах веры; поэтому восточные епископы не имеют никакой надобности ехать на собор, созываемый папой, тем более что собор, который хотят назвать вселенским, созывается совсем не так, как созывались древние вселенские соборы.

В то время, когда католики, пользуясь бедственным положением восточных христиан под турецким владычеством, употребляли все усилия к распространению между ними латинства, – не оставались бездеятельными и протестанты. Отделившись от римской церкви, протестанты чувствовали нетвердость своего учения и общества, свою разъединенность с древними христианскими церквями. И потому, чтобы с одной стороны защитить себя и свое учение от нападений католиков, с другой – сообщить ему новую силу и значение в глазах христианского мира, они решились войти в сношения и союз с восточной церковью, как церковью древнейшей, некогда стоявшей во главе вселенских соборов и вселенского учительства. Это была первая причина, расположившая протестантов к сношениям с восточной церковью. К этой причине естественно присоединялась другая, – желание распространить между восточными христианами лютеранское учение. Но, во всяком случае, попытки протестантства к союзу с православием были вообще искреннее попыток папства: оно искало действительного союза, а не подчинения Востока под формой унии.

Первые сношения лютеран с греческой церковью открылись при константинопольском патриархе Иоасафе II (1552 – 1565 г.). Как только распространилось на Востоке известие о саксонской реформации, Иоасаф II послал в Виттенберг диакона Димитрия собрать подробные сведения о новом, с такой быстротой распространявшемся учении. Димитрий оставался в Виттенберге около шести месяцев, беседовал с протестантскими учеными и особенно с Меланхтоном. Протестантские богословы дружелюбно обращались с ученым и преклонным старцем Димитрием, с любопытством расспрашивали его о церквях восточных, их учении, богослужении и пр. Когда Димитрий отправлялся обратно в Константинополь (1559 года), Меланхтон вручил ему письмо к патриаху Иоасафу, а также Аугсбургское исповедание (считающееся символической книгой лютеран), переведенное на греческий язык. В письме Меланхтон выражает свою радость, что на востоке, среди злейших врагов имени христианского, Бог хранит еще св. Церковь, и потом объявляет, что протестанты твердо держатся св. Писания, догматических канонов святых соборов и учения греческих отцов – Афанасия, Василия, Григория и др., и отвергают древние ереси и суеверия; наконец просит патриарха не верить клеветам папистов на протестантов, но быть беспристрастным испытателем обеих сторон и защитником божественной истины. Как принял Иоасаф письмо Меланхтона, неизвество. Письменные сношения протестантов с греками после этого на некоторое время прекратились.

Спустя 14 лет, сношения эти возобновились при патриархе Иеремии II (1572 – 1594 г.). Главное участие в этих сношениях со стороны протестантов принимал Мартин Крузий, профессор греческой и латинской словесности в Тюбингенской Академии. Страстный любитель греческой словесности и человек религиозный, Мартин Крузий в сношениях с греками преследовал две цели: научную – собрание материалов и сведений для изучения греческого востока в его истории и современном состоянии, и религиозную – союз протестантства с православием, продолжая, таким образом, дело Меланхтона. Для своих сношений Крузий воспользовался тем, что в 1573 г. нужно было отправиться в Константинополь с новым посланником императора при Оттоманской Порте, Давидом Унгнадием, одному воспитаннику Тюбингенской Академии, по имени – Стефан Герлах. Мартин Крузий вручил Герлаху письмо к патриарху константинопольскому, а также проповедь, говоренную доктором богословия в Тюбингенской академии, Иаковом Андреэ, из текста: Аз есмь пастырь добрый. В своем письме к патриарху Крузий, подобно Меланхтону, выражает радость, что на востоке сохранились почтенные останки Церкви христианской; уверяет, что писания пророков и апостолов глубоко чтутся протестантами, и наконец просит благосклонно принять Стефана Герлаха. Патриарх Иеремия, обремененный множеством дел, не мог скоро отвечать. Крузий и Андреэ в следующем году послали к нему другое послание, к которому приложена была другая проповедь того же профессора богословия, из текста: приближися к вам царствие небесное. На оба эти письма патриарх отвечал благосклонным посланием, в котором изложил православное объяснение означенных текстов и которое заключил искренним желанием обращения германских богословов и присоединения их к восточной Церкви. Ободренные благосклонным ответом патриарха, Крузий и Андреэ отправили к нему новое послание (1575 года) и при нем Аугсбургское исповедание. Патриарх Иеремия известил Тюбингенцев, что в скором времени он вместе со своим духовенством выскажет свое мнение о присланном ему исповедании веры. 18 июня 1576 г. пришло наконец в Тюбинген объяснение патриарха. Сначала он высказал здесь желание, чтобы духовные его дети оставили свои заблуждения, какие заключаются в их исповедании; затем главу за главою разбирает с православной точки зрения протестантское исповедание, причем согласное с православным учением одобряет, объясняет, утверждает, а несогласное изобличаег и отвергает на основании православной Веры и православно-богословской науки. Заключение представляет сильное и убедительное увещание, чтобы протестанты, если дорожат вечным спасением, вступили в истинную, греческую Церковь. Через несколько времени (1577 г.) Крузий и Андреэ пишут новое послание к патриарху Иеремии, в котором уже, защищая пункты своего учения, несогласные с учением православия, ведут полемику с последним. Сначала они устанавливают общее правило при рассуждении о догматах веры – руководствоваться исключительно Свящ. Писанием; потом защищаюг Filioque, трактуют об оправдании верой и о добрых делах, о таинствах, молитве и милостыне за умерших, обетах и монашестве – обо всем с протестантской точки зрения. Спустя два года (1579 г.) патриарх отвечал с прежней твердостью, останавливаясь главным образом на догматах об исхожденииСвятого Духа и призывании святых, и заключил свое послание убеждением, чтобы протестанты отказались от своих заблуждений. В ответ на это в начале 1580 г. тюбингенские богословы отправили к патриарху новое послание. Благодаря и превознося его терпение, человеколюбие, искренний и прямодушный тон его послания, они выступают с новыми доводами в пользу своего и возражениями против православного учения, особенно настойчиво защищая Filioque и восставая против призывания святых. Патриарх Иеремия написал в ответ третье послание, сущность которого состоит в следующем: «так как вы продолжаете упорно отрицать известные догматы и установления Церкви, в числе их и такие, которые принимают старый и новый Рим, a между тем у самих вас множится разногласие; так как превознося святых отцов словами, вы на деле не уважаете свидетельств их, приводимых нами, ставите на место их авторитет свой и своих новых учителей, то просим вас вперед не утруждать нас своими писаниями. Идя своей дорогой, более не пишите к нам о догматах, а только, если угодно, – ради дружбы». На новые представления со стороны тюбингенских богословов патриарх Иеремия больше не отвечал.

Три послания патриарха Иеремии к лютеранским богословам, выработанные учеными членами патриаршего Синода, составляют капитальное приобретение православной догматики и получили значение символической книги в православной Церкви, учащей различать православие от протестантства, частью и папизма, породившего протестантство.

Вступая в письменные сношения с православной Церковью, протестанты надеялись защитить себя и свое учение от нападений римских католиков и сообщить этому учению более силы и значения в глазах христианского мира. Но вышло напротив: они подверглись еще большим нападениям со стороны папистов, вследствие чего возник между католиками и протестантами жаркий спор о том, чье вероучение согласнее с вероучением восточной Церкви – римское или протестантское. Спор этот продолжался до конца XVI в. и потом в следующем столетии усилился по поводу так называемого исповедания константинопольского патриарха Кирилла Лукариса.

Кирилл Лукарис был один из замечательнейших патриархов после падения Константинополя. Первоначальное образование он получил под руководством своего родственника, александрийского патриарха Мелетия Пигаса (ум. 1601 г.); после того учился в венецианской греческой гимназии и, наконец, в Падуанском университете. По окончании образования, Кирилл Лукарис принял монашество и вскоре за тем выступил на поприще церковной деятельности. Два раза, по поручению Мелетия Пигаса, в звании его экзарха, он путешествовал в юго-западную Россию для устройства церковных дел; здесь он поддерживал православных в борьбе с латинянами, хлопотавшими о введении унии. В 1602 году Лукарис избран был, по смерти Мелетия, на александрийский патриарший престол. После девятнадцатилетнего управления александрийской Церковью, в 1621 г., по смерти константинопольского патриарха Тимофея I, он единодушно избран был на константинопольскую патриаршую кафедру. Кирилл Лукарис вполне сознавал, что это место было, сколько почетнейшее, столько же опасное и беспокойное; ему грозили жадность турок, происки антипатриархов с их епископами и священниками, коварство иезуитов. Все это он знал и ясно представлял, и потому не с охотой принял предложенное ему достоинство вселенского патриарха; но, посвятив себя с юных лет на служение Церкви, он готов был для блага ее пожертвовать собой.

Главная цель, с которой Кирилл Лукарис вступил в управление константинопольской Церковью, состояла в том, чтобы освободить православную Церковь от ее опасных врагов – иезуитов, в то время весьма сильных в Константинополе. Кирилл рассылал к православным христианам пастырские послания, в которых, разоблачая козни иезуитов, убеждал не сообщаться с западными иноверцами в религиозных делах и твердо держаться православия. Послания не остались без добрых последствий: православные стали чуждаться иезуитов и тщательно оберегать от них свои семейства. Далее, патриарх понимал, что успех иезуитской пропаганды на востоке рассчитан главным образом на упадке образования между греками, и потому всячески старался поднять образование в православном народе. Но для этого недоставало книг, даже необходимейших – православных руководств для изучения правил веры. Иезуиты давно подметили этот недостаток и щедрой рукой, без всякой платы, раздавали православным свои еретические книги. Для более успешного противодействия им Кирилл основал типографию в Константинополе, предположив издавать в ней книги, служащие к духовному просвещению православных, также богослужебные книги, но главным образом печатать сочинения, направленные против латинян. Дело это поручено было надзору ученого греческого монаха Григория Метаксы. В самое короткое время, по указанию патриарха, напечатаны были полемические сочинения Геннадия Схолария, Максима Маргуния, Мелетия Пигаса и др., направленные против латинян; издано было несколько поучений самого Кирилла, говоренных им с церковной кафедры, и отдельных трактатов о греческой вере против иудеев и магометан. Все эти книги или бесплатно, или за дешевую цену раэдавались народу, который с восторгом читал их. С другой стороны, зная, что влияние иезуитов много поддерживается пособием политической силы, Кирилл старался, со своей стороны, противопоставить им другую политичекую силу: иезуитам при султанском дворе покровительствовали послы католических государств – Французского и Австрийского. Для противодействия им Кирилл сблизился с представителями протестантских держав – Англии и Голландии. В свою очередь иезуиты направили все свои усилия против Кирилла. Были попытки со стороны иезуитов расположить к себе Кирилла Лукариса; с этой целью иезуиты прикинулись друзьями и доброжелателями патриарха, надеясь через то оттолкнуть от него посланников протестантских держав, главных его помощников. От самого папы Урбана VIII был подсылаем к патриарху легат с предложением вступить в союз с Римом на условиях флорентийской унии. He успев привлечь Кирилла на свою сторону мирными соглашениями, иезуиты предприняли меры к низвержению его с патриаршего престола. Четыре раза Кирилл Лукарис был свергаем с престола, и на место его происками иезуитов были возводимы приверженцы их – Григорий Амассийский, Кирилл Контарис и некоторые другие. В продолжение пятнадцати лет патриаршества Кириллова в Константинополе, двенадцать раз турецким правительством, которое попеременно поддавалось влиянию то той, то другой партии, были производимы перемены на патриаршем престоле: то возводим был Кирилл Лукарис, то кто-либо из упомянутых приверженцев иезуитской партии. Орудием иезуитских действий против Кирилла был прежде всего подкуп. Иезуиты знали, что патриарший константинопольский престол, вследствие искательства многих греков и корыстолюбия турецкого правительства, давно сделался продажным, и потому стали возвышать плату за него, чтобы низвергнуть своего врага. Турецкое же правительство, видя бесконечные споры за патриарший престол, радовалось этому и старалось поддерживать их, всегда склоняясь на ту сторону, от которой получало больше денег. При такой политике турецкого правительства плата за патриаршее достоинство достигла до самой высокой цены; патриарший престол, вследствие иезуитских интриг, вошел в неоплатные долги перед турецким правительством.

Другое еще более сильное орудие, пущенное в ход иезуитами в борьбе с Кириллом Лукарисом, была клевета. Они представляли турецкому правительству в неблагоприятном свете дружбу Кирилла с английским и голландским посольствами, обвиняли его в измене султану. Желая уничтожить греческую типографию, основанную патриархом в Константинополе, иезуиты донесли великому визирю, что Кирилл, находясь когда-то в Англии, напечатал сочинение против учения Магомета и что он намерен издать его снова в типографии Метаксы, чтобы раздать православным и произвести между ними общее восстание против турецкого правительства. Они достал книжку патриарха, в которой он защищал божество Иисуса Христа против иудеев и магометан, испортили в ней некоторые места, направленные против турок, и подослали экземпляр испорченной книги великому визирю. Следствием этого было то, что основанная Кириллом типография была разрушена; начальник ее, Метакса, должен был спасать свою жизнь бегством; раздраженные турки едва не убили самого Кирилла за оскорбление магометанской религии. Посланники английский, голландский и шведский соединились между собой против иезуитов для защиты патриарха и потребовали строгого расследования дела о типографии. Рассмотрены были книги, печатанные в типографии Кирилла, особенно те места в книгах, на которые указывали иезуиты, как на преступные против правительства. Во всем этом отнюдь не нашлось ничего такого, что делало бы автора или типографа достойными смерти. Кирилл Лукарис был оправдан и вся вина пала на иезуитов. He довольствуясь наговорами на Кирилла перед турецким правительством, иезуиты старались оклеветать его перед православными. Сношения его с протестантскими учеными, дружбу его с послами протестантских держав иезуиты старались объяснить тем, что Кирилл сам держится протестантских убеждений. В 1632 г. напечатано было в Женеве под именем Кирилла Лукариса, «Исповедание веры», написанное в кальвинистском духе. Тогда по всему западу пронеслась молва, что константинопольский патриарх отступил от православия и сделался кальвинистом. Протестанты обрадовались этому сочинению, видя в нем выражение сочувствия восточной Церкви к протестантству, и стали поддерживать молву, что «Исповедание» действительно написано Кириллом. Иезуиты со своей стороны злостно распространяли эту молву, желая очернить Кирилла Лукариса. Кто был автором этого исповедания, достоверно неизвестно. Западные писатели усиливаются доказать, что Кирилл издавна был напитан кальвинистскими мнениями и сам написал Исповедание восточной Церкви. Но восточные писатели защищают православие Кирилла и приписываемое ему исповедание веры считают чистой клеветой. Сам Кирилл гласно не опровергал этой клеветы, вероятно потому, что не желал потерять поддержки английского и голландского посольств. При содействии иезуитов это произвело большую смуту в восточной Церкви. Многие из православных стали подозревать Кирилла в неправославии. Наконец, после продолжительных смут в Церкви, иезуиты задумали совершенно отделаться от своего врага. В 1638 r., в отсутствие султана Мурада IV, в Константинополь пришло известие, что казаки овладели Азовом и подступают уже к Константинополю. Враги Кирилла Лукариса не замедлили воспользоваться столь удобным случаем: они внушили визирю, что Азов взят казаками во внушению константинопольского патриарха; к этому прибавили еще то, что патриарх намерен возмутить греков и ожидает только прибытия опасных хищников – своих единоверцев. Донесли об этом султану, который и приказал предать патриарха смерти. В 1638 г. знаменитый Кирилл Лукарис последний раз был низвергнут с патриаршего престола, заточен в крепость, удавлен там, и труп его был брошен в море.

Начало попыток к сближению английской епископальной Церкви с православной относится к первой четверти XVIII столетия. Ближайшим событием, подготовившим их, была революция, совершившаяся в Англии в 1688 г., которая резко дала почувствовать представителям английской Церкви некоторые противоречия, лежащие в ее основании. Революция низвергла с престола Иакова II в фамилии Стюартов и возвела на оный Вильгельма, принца Оранского. Епископальная церковь была ревностной помощницей Стюартов, и в лице их отстаивая божественное полномочие королевской власти, охотно подчинялась их власти над нею. Между тем теперь на престоле явился народный избранник, по убеждениям кальвинист, который требовал также, чтобы его признавали главой англиканской Церкви. Представители этой последней поставлены были в весьма затруднительное положение. Многие епископы и священники отказались от присяги новому королю, отчего и получили название неприсяжников. Они сосредоточились главным образом в Шотландии. В среде этого неприсяжного духовенства и родилось в начале XVIII в. стремление к сближению с православной восточной Церковью. Политические события подготовили уже одно условие для этого: они сокрушили в неприсяжниках принцип видимого главенства короля в Церкви. Со всем тем, при отдаленности британской церкви от церквей восточных, тогда утратилось почти самое воспоминание о древнем ее союзе с ними; нужен был какой-нибудь особенный случай, чтобы возбудить желание сближения. Такой случай представился в 1716 г. Тогда по поручению александрийского патриарха послан был в Европу для сбора милостыни фиваидский митрополит Арсений с архимандритом Геннадием. Они прибыли в Лондон и остались здесь, совершая церковную службу для живших здесь единоверцев – греков. Лондонский епископ Камбель, познакомившись с Арсением, с любопытством расспрашивал его о восточной Церкви и после неоднократных бесед высказал мысль о соединении с нею англиканской Церкви. Арсений изъявил полную готовность содействовать этому предприятию, и Камбель уведомил о том английское духовенство. Как и следовало ожидать, предложение встретило во многих английских духовных полнейшее сочувствие. Английские епископы написали исповедание веры в 12 членах, к которым присоединили еще изъяснение, в чем именно их церковь согласна с восточной и в чем не согласна. На пять пунктов они не соглашались, именно: 1) почитать определения вселенских соборов обязательными для себя, подобно св. Писанию; 2) поклоняться Пресвятой Деве Богородице; 3) обращаться с молитвами к ангелам и святым человекам; 4) почитать иконы и 5) признавать пресуществление в таинстве евхаристии хлеба в самое тело и вина в самую кровь Христову и воздавать божественное поклонение таинственному Агнцу в евхаристии. Но не имея права на подобные сношения с православной Церковью, действительные члены английской епископальной Церкви, естественно, должны были передать ведение дела о сближении их Церкви с православной Церковью в руки епископов Шотландии; эти последние, по духу Церкви своей, находились в общении с епископами английскими, но были отринуты, как секта, правительством и через то пользовались большей свободой в своих действиях, нежели господствующая Церковь, связанная постановлениями государственными и вполне зависящая от королевской власти. В этом предприятии англиканских епископов вскоре принял участие и русский царь Петр Великий. В 1716 – 1717 г., когда Петр Великий находился в Голландии, к нему явились Арсений и Геннадий, чтобы описать положение православной общины в Лондоне, причем они заявили и о желании некоторых англиканских духовных войти в общение с восточной Церковью и проложить путь к соединению с ней англиканской Церкви. Царь отнесся к делу с живым участием. Он обещал быть посредником в сношениях англиканских духовных с восточными патриархами; Арсения послал в Россию, а Геннадия отпустил в Англию с обещанием покровительства и помощи, назначил ему 500 р. годового жалованья и распорядился приобретением в Лондоне дома для церкви, где Геннадий мог бы совершать службу между прочим и для русских, там находившихся. Между тем послание английских епископов отослано было к восточным патриархам. По этому поводу в Константинополе в 1718 году, под руководством вселенского патриарха Иеремии, собрался собор, на котором присутствовали патриархи александрийский Самуил и иерусалимский Хрисанф, многие митрополиты и другие члены восточного духовенства. На этом соборе рассмотрены были предложения англиканских епископов и составлевны на них ответы. Сущность этих ответов состояла в том, что восточная Церковь принимает все 12 членов англиканского исповедания, только определяя их выражениями более ясными и точными; относительно же пяти спорных пунктов решительно было сказано, что православное учение о них должно принять во всей силе без всякого ограничения. Дело не остановилось на этих ответах: сношения между обеими Церквями по вопросу о соединении продолжались, и посредником между ними в этих сношениях явился святейший Синод русской Церкви. Шотландские епископы, получив ответ восточных патриархов, написали объяснительную записку, в которой старались оправдать свои разногласия с восточной Церковью и просили предоставить принятие спорных пяти пунктов свободному произволу каждого. Эта записка отправлена была к восточным патриархам через св. Синод русской Церкви. Но восточные патриархи, строго сохраняя чистоту православного учения, отвечали решительно, что они ничего другого не могут сказать на последнее послание англиканских епископов, кроме того, что сказали прежде. «Учение нашей восточной Церкви, писали они, еще древле исследовано, правильно и благочестиво определено и утверждено святыми вселенскими соборами: прибавлять к нему или отнимать от него что-либо непозволительно. Посему желающие согласоваться с нами в божественных догматах православной веры должны с простотою и послушанием покориться всему, что определено и постановлено древним преданием отцов и утверждено святыми вселенскими соборами». При этом, для подтверждения православного учения, восточные патриархи прислали изложение веры, составленное на иерусалимском соборе 1672 г. Русский св. Синод, отправляя это послание восточных патриархов с деяниями иерусалимского собора на имя англиканских епископов, предлагал устроить словесно-богословский диспут в лице двух представителей с той и другой стороны. На это предложение вполне согласны были и епископы англиканские. Но этот предполагавшийся диспут не состоялся: прежде чем успели англичане послать для этого двух своих депутатов в Россию, умер Петр Великий, которому и принадлежала мысль о диспуте. С этого времени сношения русского св. Синода с английскими неприсяжниками прекращаются. Причина этого заключалась в том, что новое русское правительство не совсем хорошо взглянуло на неприсяжников и их стремления сблизиться с православной Церковью, – именно: оно видело в них политических преступников, которые поэтому не заслуживали никакого сочувствия со стороны православной России.

Православная восточная Церковь, томясь под игом турецким, много испытывала, как сказано выше, бедствий от западных пропагандистов: протестанты и в особенности латиняне старались пользоваться бедственным положением восточных христиан для достижения своих целей, – распространения между ними латинства и протестантства. Кроме воспитания молодых греков в духе иноверия, западные пропагандисты прибегали, как известно, к искажению православных книг и распространению собственных сочинений, противных учению православной Церкви. Чтобы придать больше значения этим сочинениям, они приписывали их личностям, пользовавшимся авторитетом в Церкви восточной. Так с именем знаменитого константинопольского патриарха Кирилла Лукариса, в первой половине XVII столетия, появилось сначала на латинском (в 1629 г.), а потом на греческом (в 1632 г.) языке «Восточное исповедание православной веры», написанное в кальвинистском духе. Как явившееся от имени всей восточной Церкви, оно возлагало на эту последнюю ужасную клевету, которая, не будучи снята Кириллом, распространялась повсюду, куда приносимо было самое исповедание. Последнее достигло, между прочим, и русской Церкви и произвело волнение между православными. Латиняне и кальвинисты в один голос провозглашали об «Исповедании», как о подлинном произведении восточного патриарха. Первые указывали на это исповедание, как на доказательство уклонения православных в кальвинизм; вторые же ссылались на него в доказательство, что их учение нисколько не противно догматике восточной Церкви, и пользовались им при распространении своего учения между православными восточными христианами. Преемник Кирилла Лукариса и участник в его умерщвлении, Кирилл Контарис собрал в Константинополе собор (в 1638 r.), на котором предал проклятию кальвинистское исповедание веры и знаменитого патриарха Кирилла Лукариса. Это обстоятельство еще более усилило волнение между православными. Чтобы успокоить умы, требовалось показать, чему учит православная Церковь. Этой нужде удовлетворил киевский митрополит Петр Могила, приготовив к изданию «Православное Исповедание веры», направленное столько же против реформатов, сколько против латинян и униатов. Соборы, бывшие затем по тому же делу: константинопольский (в 1642 г.) и ясский (в 1643 г.), утвердили это исповедание и приняли его как православное. На этих соборах снова было осуждено кальвинское исповедание, приписываемое Лукарису, но сам Кирилл Лукарис освобожден был от новой анафемы. Но, несмотря на эти осуждения кальвинизма, реформаты не оставляли восточной Церкви в покое и продолжали выдавать подложное исповедание за исповедание восточной Церкви. Оставалось от лица всей православной Церкви и пред всем христианским миром отвергнуть мнимое исповедание Кирилла Лукариса и изложить православное учение, чтобы таким образом отнять всякий повод к клевете и отделить восгочную Церковь от латинской и реформатской. Это предоставлено было сделать Досифею, ученому и ревностному патриарху иерусалимскому. В 1672 г. он держал в св. граде собор, известный под именем «Иерусалимского» и сам себя назвавший «щитом или апологией» православия. Все определения этого собора изложены в 18-ти главах и 4-х ответах. Вот сущность этих определений. Чтобы показать, что догматика восточной Церкви несогласна с догматикой кальвинистов, собор излагает свое учение о Св. Троице (главным образом о Св.· Духе), воплощении Сына Божия, предопределении, оправдании, зле, Церкви, таинствах (преимущественно о евхаристии), св. Писании и т. д., – учение чисто православное. Уже этим изложением учения собор показал, что православная Церковь верует совсем не так, как дает думать мнимое «Исповедание» Кирилла Лукариса. Что же касается самого Кирилла Лукариса, то отцы собора выставили следующие три положения: 1) Кирилл, как сочинитель «Исповедания» в протестантском духе, неизвестен в восточной Церкви; 2) другие сочиинения Кирилла, кроме приписываемого ему «Исповедания», излагают чистое православное учение и стоят в противоречии с мнимым его «Исповеданием»; 3) Кирилл заслуживает осуждение разве потому, что не писал опровержения на исповедание, явившееся с его именем на Западе. Затем собор торжественно одобрил Исповедание Петра Могилы, рассмотрел и подтвердил определения прежних соборов, оправдывавших Лукариса.

Этим собором православная Церковь закончила свое дело об исповедании, приписываемом врагами православия ей и Кириллу Лукарису. После этого никто из православных не сомневался в православии этого патриарха и не осмеливался называть его кальвинистом. Что же касается до неправославных, то они, не обращая внимания на свидетельство восточной Церкви, до настоящего времени продолжают клеветать на невинного патриарха, несмотря на всю неосновательность этих клевет.

Под турецким владычеством греки весьма много трудились на поприще литературьг. Самые обстоятельства времени побуждали их к этому: с одной стороны мусульманство, старавшееся истребить веру и народность греков, с другой – католическая и протестантская пропаганда вызывала ученых греков на защиту православия. И действительно, в рассматриваемое время у греков было весьма много писателей, которые написали огромное количество книг. Одни из них защищали в своих сочинениях догматы православной веры; другие пастырскими беседами исправляли нравы народа и утверждали в нем веру и преданность св. Церкви; иные замечали и тщательно записывали, на память потомству, подвиги христиан, пострадавших за веру; наконец многие переводили назидательные сочинения древних святых отцов на живой язык греческий. Но характер сочинений этого времени преимущественно полемический. Обличение отступлений латинской Церкви от учения Церкви вселенской, а также опровержение лютеранских и кальвинских заблуждений составляют главный предмет сочинений писателей восточных.

В ряду церковных писателей рассматриваемого времени первое место занимает патриарх Геннадий. Это был весьма плодовитый писатель; в научном отношении он стоял много выше своих современников. Им написано изумительное множество сочинений самого разнообразного содержания, свидетельствующих о богатстве его познаний и силе ума. Известнейшее сочинение Геннадия есть апология христианства, представленная Магомету II в виде «Исповедания веры». В этом сочинении он излагает христианское учение о Боге; догмат о Св. Троице приближает к общему разумению указанием на образы троичности в природе; учит о воплощении Сына Божия, о воскресении мертвых и будущей жизни; наконец показывает, что вера христиан есть вера чистая и святая. Занимая высокое место по сану, по образованию и благочестию, Геннадий не раз вызываем был знаменитостями турецкой империи на объяснения относительно христианского учения. Так известны его сочинения: «о Боге едином по существу и

троичном в лицах»; «Ответы на вопросы о Божестве Христа Иисуса»; «О человечестве Господа Иисуса». Против иудеев известны два сочинения Геннадия: «Обличение заблуждения иудейского из писания и истории» и «Собрание яснейших пророчеств о Христе». Но ученые труды Геннадия, как и самая жизнь его, преимущественно посвящены были борьбе с латинянами. Против них писал он трактаты, разговоры, слова и письма, в которых рассматривал и обличал латинские догматы об исхождении Св. Духа, о чистилище, о главенстве папы и пр. Кроме того от Геннадия осталось много слов, проповедей и надгробных речей.

После Геннадия, до самого конца XV столетия история не называет ни одного замечательного писателя; это обстоятельство служит, между прочим, доказательством того, каким оглушительным ударом было для греков нашествие мусульман на империю и окончательное порабощение ее варварами.

В XVI столетии замечательными деятелями на поприще христианского просвещения были следующие: Мануил Пелопонесский, ритор великой Церкви; Пахомий Ракендит, афонск. монах; Максим Маргунский, епископ кифирский; Гавриил Север, митрополит филадельфийский; иеромонах Максим Пелопонесский; Иеремия II, патриарх константинопольский, по прозванию Транос, Мелетий Пигас, патриарх александрийский. Характер сочинений этих писателей также – полемический: обличение отступлений католиков и протестантов от учения вселенской Церкви составляет главный предмет их.

К числу известных писателей XVI в. принадлежит также Дамаскин Студит, митрополит навпактский и артский. Он в свое время пользовался и до настоящего времени пользуется весьма большой славой как проповедник, обличитель нелицеприятный и небоязненный. Во второй половине XVI в. его проповеди читались греческими сельскими священниками в церквях вместо своих; иерусалимский патриарх Досифей в XVII в. называет его мужем удивительным. Что он пользуется уважением у греков и доселе, видно из того, что проповеди его продолжают печататься и до настоящего времени.

В XVII веке процветали: Георгий Корезий, знаменитый богослов своего времени, ревностныий защитник православия против лютеранства и особенно папства, написавший между многими другими сочинениями «Систему Богословия»; Илия Минятий, родившийся в 1669 году на острове Кефалонии, учившийся в Венеции в тамошней греческой гимназии, учивший в той же гимназии, на островах Кефалонии и Закинфе, в константинопольской патриаршей школе и в Навплии, в1711г. принявший сан епископа керникского и калавритского, умерший в 1714 г. Приняв на себя звание иерокирикса, когда еще был учителем венецианской гимназии, он ревностно проходил его во всю свою жизнь, неустанно проповедуя во многих местах, где ему приходилось пребывать, и приобрел себе от современников славу блестящего проповедника. В половине прошедшего столетия, по поручению нашего высшего духовного начальства, были переведены на русский язык и напечатаны проповеди Илии Минятия, в руководство нашим проповедникам при составлении проповедей.

Досифей, патриарх иерусалимский был глубокий богослов, проповедник, законовед, апологет и историк. Он оставл после себя много сочинений, большей частью полемического характера. Таковы: «Исповедание православной веры», составленное против учения кальвинистов; оно имеет связь с деяниями иерусалимского собора 1672 г., но принадлежит уму и перу самого Досифея. «Энхиридион» – сочинение также обличительное против учения кальвинистов о Церкви восточной. К произведениям Досифея можно также отнести те бесчисленные грамоты и послания, которые он рассылал как по востоку, так и за пределы его, напр. в Россию. Но важнейшее из всех сочинений Досифея – это «История иерусалимских патриархов». Это сочинение составляет драгоценное сокровище для истории Церкви вообще и в особенности для Церкви восточной.

В XVIII столетии замечательными писателями на востоке были: Евгений Бумарис, бывший начальником афонской академии в половине XVIII в., отлично образованный и ученый человек, написавший «Православное исповедание», напечатанное в Амстердаме в 1767 г.– Козьма Этолийский, родившийся в 1714 г. в одной деревне близ города Навпакта или Лепанто, что на северном берегу Коринфского залива. Это был необыкновенный человек, званием простой крестьянин. Приняв на себя звание иерокирикса, он неутомимо проповедывал слово Божие своим собратьям, переходя из одной страны в другую и действуя по преимуществу в тех местах, куда не проникал луч света просвещения, и где господствовало грубейшее невежество и варварство. Поучения блаженного Козьмы были произносимы на понятном для всех языке, и производили величайшее впечатление. Народ тысячами следовал за красноречивым проповедником, учившим любви к Богу и ближним и возбуждавшим ревность к учению, к построению и украшению церквей. По причине множества народа, не вмещавшегося ни в какой церкви, Козьма по необходимости проповедывал вне селений в поле. Поэтому он наперед сказывал, где хотел остановиться и говорить проповедь: там приготовляли и ставили большой деревянный крест; потом, утвердив кафедру при древе креста, Козьма восходил на оную и учил; по окончании же проповеди, кафедру брал с собой, куда шел далее, а крест оставался на месте во всегдашнее напоминание о его проповеди. Около пятидесяти священников и монахов всегда сопутствовали ему, а некоторые из них рассылались в различные области и там проповедывали или собственного сочинения слова или читали слова, произнесенные их учителем. Когда блаженный Козьма проповедывал в Эпире, против него вооружились евреи этой области и постоянно клеветали на него правителю Эпира Курт-паше, представляя его человеком беспокойным и орудием восстания; но будучи призван пред него в Берат, он до того расположил в свою пользу этого дикого албанца, что тот подарил ему кафедру, покрытую шелковой материей, чтобы восходя на нее проповедывал слово Божие. Завистливые гонители не успокоились и вскоре нашли орудие для выполнения своего намерения в одном турецком сборщике податей. Донесши правителю, что, по причине стечения жителей к иерокириксу Козьме, остаются невозделанными земли и не платятся подати, он получил приказание воспрепятствовать злу; но, намеренно перетолковав приказание, он схватил иерокирикса и тайно казнил его. Это было 24 августа 1779 г. Живая сохраняется память о проповеднике Козьме по всей Греции, и Церковь, по справедливости оценив труды, добродетели и плодоносие учения, причислила к лику святых священномученика Козьму, наименовав его равпоапостольным и установив церковный праздник в день его смерти. Священномученик Козьма, кроме того, что искоренил многие худые и варварские обычаи и утвердил народ в вере, братстве и любви к отечеству, был одним из главнейших двигателей греческого народного образования, потому что двести десять школ были устроены вследствие увещаний этого незабвенного мужа. Непостижимо почтение к памяти сего святого мужа и со стороны самих турок. Курт-паша, тотчас как узнал о смерти Козьмы, приказал умертвить сборщика, едва спасшегося от смерти вследствие предстательства многих богатейших жителей Берата. Ужасный сатрап Эпира Али-паша такое показал к нему почтение, что в 1804 г. на собственный счет воздвиг богатый и знаменитый монастырь Калкутаси, в квартале Берата, где был обезглавлен святой.

Многочисленные проповеди Козьмы неизданы. Остались ли они и сохраняются ли в рукописях, неизвестно.

Никифор Феотоки, родившийся в Корфу в 1736 г., последние 20 лет жизни провел в России, где был архиепископом астраханским, и умер в Москве в 1800 году. Феотоки известен как усердный проповедник и как весьма трудолюбивый ученый и писатель. От него остались три собрания его слов – на четыредесятницу и праздники с изъяснением Евангелий и Апостола.

К числу наиболее прославившихся греческих писателей настоящего столетия принадлежит Константин Эконом или Экономидес. Он родился в 1780 г. в Фессалии; после смерти отца заступил его место в звании эконома элассонской епископии; с 1809 по 1819 г. был учителем в Смирне и в этом последнем году был призван константинопольским патриархом в иерокириксы столицы; при начале греческого восстания бежал в Одессу, умер в Афинах в 1857 г. He получив образования в заграничных университетах, Эконом, при своей блестящей талантливости, сам умел сделать себя отлично образованным и ученым человеком. Он известен, прежде всего, как проповедник. Первое слово с церковного амвона было произнесено им, когда ему было еще только двенадцать лет. Во все остальное время жизни он постоянно упражнялся в проповедничестве и тем приобрел себе величайшую у греков славу. Во время своего пребывания в России он написал замечательное в филологическом отношении сочинение: О сродстве славяно-российского языка с греческим. Известны также его сочинения против протестантов: О трех степенях священства и – О достоинстве перевода семидесяти толковников.