Монастыри западного Иерусалима

В V столетии грузинский царь Дадиан (греч. Татиан) построил церковь над корнем священного древа, использованного, по преданию, для создания Креста, на котором был распят Спаситель. Церковь, как и монастырь, возникший при ней, посвящены, естественно, Честному Животворящему Кресту. Потому и долину, где обитель расположена, в нескольких километрах к западу от Старого Города, стали называть Долиной Креста.

Сегодня это один из городских районов Западного Иерусалима, лежащий по соседству с престижной улицей Рехавиа и знаменитым Музеем Израиля. Монастырь, четко выделяющийся среди современной застройки своими средневековыми стенами, церковным куполом и колокольней, стал, после ремонта и реставрации в конце 1960-х – начале 1970-х гг., традиционным местом посещения для православных паломников.

Земля, на которой воздвигнут монастырь, была подарена в IV столетии императором Константином первому христианскому царю Грузии. Монастырь был разрушен в дни персидского нашествия 614 г. и оставался в запустении до того времени, когда его восстановили грузинские иноки почти 400 лет спустя.

Одно из загадочных преданий в истории Крестного монастыря относится к эпохе императора Юстиниана (527–565 гг.). Когда полководец Велизарий отвоевал Рим у готов в 532 г., он нашел будто бы святые сосуды, вывезенные из еврейского Иерусалимского Храма после разрушения Иерусалима в 70 г. н.э. Император распорядился вернуть трофеи в Святой Город. Позже, когда возникла опасность захвата Иерусалима врагами, их поместили для надежности в монастырь Святого Креста, и монахи скрыли их глубоко под землей.

...При набеге на монастырь иноки, искавшие спасения в церкви, были перебиты в ней до последнего человека. Не осталось ни одного, кто бы помнил, где скрыты сокровища...

В XII в. в Крестном монастыре жил и окончил свои дни великий грузинский поэт Шота Руставели, автор бессмертной поэмы «Витязь в тигровой шкуре». Говорят, он искал за стенами обители забвения от несчастной любви к знаменитой царице Тамаре. На восточной стороне юго-западного столпа храма осталось на старинной фреске его изображение с грузинской надписью.

В конце XVII в. Грузинская Церковь была вынуждена для покрытия накопившихся долгов продать большую часть своих иерусалимских недвижимостей. Крестный монастырь перешел в собственность греческой Иерусалимской Православной Патриархии. В 1858 г. в стенах обители была открыта православная духовная семинария.

Принимая во внимание уединенное положение в средние века, неоднократные захваты и разрушения обители, не приходится удивляться, что она по внешнему виду больше похожа на крепость, чем на место исихии и молитвы. Прямоугольная в плане, окруженная мощными стенами с контрфорсами, с редкими узкими окнами в верхних этажах, она выглядит неприступной. Соображениями безопасности объясняется и то, что попасть внутрь можно через единственную дверь, такую низкую и узкую, что кажется, входишь в пещеру, а не во внутренний дворик монастыря. Пройдя этот дворик, изогнутый под прямым углом, мы входим в церковь.

Построенная по типу трехнефной базилики (с широким нефом посередине), церковь представляет в интерьере типичный православный храм. Богато украшенный иконостас закрывает алтарь, стены и квадратные столпы покрыты фресками, изображающими апостолов и вселенских святых. Возле иконостаса сохранился древний мозаичный пол с геометрическим и растительным орнаментом и несколькими рыбами – символом ранних христиан.

Дверь слева ведет в хронологически самую раннюю и для нас, паломников, наиболее важную часть храма – придел Священного Древа. Проходим притвором, расписанным сценами, иллюстрирующими историю Животворящего Древа. В больших старинных шкафах-витринах размещены золотые и серебряные древние сосуды из монастырской ризницы.

Наконец, обогнув с севера и востока алтарь, мы подходим к серебряному диску с крупным отверстием в середине, точно за алтарной апсидой. Архитектурное оформление святыни напоминает такой же заалтарный придел Неопалимой Купины в Преображенском соборе Синайского монастыря. Сходство объясняется как единым архитектурным подходом (оба храма построены зодчими Юстиниана), так и богословско-литургическим содержанием: на Синае престол над корнем Неопалимой Купины, здесь – над корнем Крестного Древа.

...Предание рассказывает, что Крест Христов был сделан из дерева, благословленного Авраамом. Он дал своему племяннику Лоту семена кипариса, кедра и певга (сосны) и заповедал поливать и растить их – в наказание за грех Лота с родными дочерьми после их бегства из Содома. Лот воспринял епитимью так серьезно, что поливал ростки и побеги каждый день. Каждое утро он шел со своим ослом далеко за водой и к вечеру возвращался в долину, где должен был полить свое древо. Дьявол всячески мешал ему, принимая вид встречных странников, просящих воды. Но Лот все же доносил каждый раз хоть немного драгоценной влаги, пока из трех ростков не выросло странное, символическое дерево –полукипарис, полукедр, полупевг. Словом, древо вообще – Древо Жизни. Местные жители, арабы, так и называли потом место, где возник монастырь, «Знамением Лота».

При царе Соломоне дерево было срублено для строительства Иерусалимского Храма, но оно оказалось нестандартных размеров и использовалось потом как мостик, перекинутый через Овчую Купель. Говорят, царица Савская при посещении Иерусалима, ступив на это древо, предрекла, что на нем распят будет Бог. Именно благодатной силой этого ствола объясняется «чудо Вифезды»: раз в году сходил в купель Ангел Божий, возмущая воду, и первый, кто после этого спускался в воду, получал исцеление от своих болезней.

...Из этого-то древа и решили иудеи сделать Крест для распятия Спасителя.

На стене притвора, окружающего место Свя¬того Древа, висят семь больших икон, излагаю¬щих его историю. На первой мы видим госте¬приимство Авраама, принимающего трех путников под Мамврийским Дубом. На следующей: Лот и его дочери бегут от Содома – и жена Лота,

обернувшаяся на горящий город, превращается в соляной столп. Далее – Авраам вручает Лоту три черенка, потом Лот с ослом идет за водой. Наконец, мы видим дерево, сросшееся из трех побегов, видим, как его срубают, превращают в брус и, наконец, как распинают на нем Иисуса...

Завершить обзор Западного Иерусалима следует Катамоном – местом, связанным с памятью праведного Симеона Богоприимца.

«Катамонас» в переводе с греческого означает «стоящий отдельно». Но с изменением одной буквы («катамонос») это слово звучит «пребывающий», «долго живущий». И тот и другой смысл можно вкладывать в историю жизни праведного старца Симеона.

Мы не знаем, кто он был, откуда, какого рода. Не знаем, что было с ним после того, как он принял на свои руки Младенца Иисуса. Все остальное, не сказанное в Писании, восполняется церковным Преданием.

Праздник Сретения Господня совершается Церковью 2 (15) февраля и относится к двенадцати главным (по-старинному «двунадесятым») праздникам православного календаря.

Впрочем, еще сто лет назад известный русский бытописатель и этнограф С.В. Максимов отмечал, что в народе мало что знают о Сретенье Господнем, «даже не знают, какое событие вспоминается в этот день Православной Церковью», а само название «Сретенье» объясняют, как и мы теперь, тем, что «зима с летом встретилась».

Сретение Господне празднуется в 40-й день после Рождества Христова (церковный счет дней – включительный: если 25 декабря считать первым днем, то 2 февраля будет сороковым). Сорок дней излюбленное число в евангельской и церковной цифровой символике: Сретение, Великий и Рождественский посты («четыредесятница»), Вознесение, сорокоуст...

Итак, по прошествии сорока дней, времени очищения женщины после родов, Богородица и Иосиф приходят с Младенцем в храм. Каждого мальчика-первенца, посвященного, по древней традиции, Богу, нужно было «выкупить» с помощью небольшой жертвы. Обычно приносили в жертву агнца (годовалого ягненка), но женщина неимущая, как сказано в ветхозаветной книге Левит (глава 12), могла принести «двух горлиц или молодых голубей – одного во всесожжение, а другого в жертву за грех». Такую «жертву бедных» и исполнила, по мнению историков, Матерь Божия.

Ритуал был совершен, и, может быть, Дева Мария (лишь один из евангелистов, Лука, сохранил для нас, видимо, с Ее слов, рассказ о событии), – может быть, Дева Мария и не обратила бы на этот эпизод внимания и не запомнила его так резко (хотя для молодой матери памятно все, связанное с первыми днями жизни ребенка), – если бы...

«Сретение» в древнерусском языке собственно и значит «встреча». Об этой неожиданной встрече и прозвучавшем пророчестве Мария вспомнит у Креста Своего Распятого Сына, и снова вспомнит после Его Воскресения, и передаст память о ней Церкви – вплоть до наших дней.

Был в Иерусалиме, – рассказывает Лука, – человек по имени Симеон, древний старец, праведный и благочестивый, «чающий утешения Израилева», то есть пришествия Мессии. И вот, по наитию Святого Духа, старец пришел в храм как раз в тот момент, когда там были Богородица с Младенцем. И он увидел Христа. Никто еще не видел. Сама Мать боялась поверить прозвучавшему в вифлеемской ночи благовестию Ангелов и пастырей. Симеон увидел, может быть, даже точнее – услышал: ведь в храм, на руках Матери, вошло Божественное Слово, Предвечный творческий Логос, Создатель всего сущего. («Видя Симеон Слово Безначальное».) Да и само имя «Симеон» по-еврейски значило «услышание». (В греческом это имя – тоже «говорящее», означает «знак, знамение» – вспомним крымский Симеиз и современную семиотику.) В благодатном вдохновении старец принял на руки Младенца Иисуса и воспел благодарную песнь Господу – гимн всех, отходящих с надеждой и верой из скорбной жизни:

Ныне отпущаеши Раба Твоего, Владыко,

По глаголу Твоему с миром,

Яко видеста очи мои Спасение Твое,

Еже еси уготовал

Пред лицем всех людий –

Свет во откровение языком

И славу людии Твоих, Израиля.

Затем Симеон обратился с пророческим словом к Богоматери, возвещая крестную, трагическую судьбу и Ей, и Сыну. В русском синодальном переводе Евангелия от Луки это предсказание звучит так: «Се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий (в греческом тексте здесь как раз слово «семейон» – «знамение пререкаемое»), и Тебе Самой оружие пройдет душу, да откроются помышления многих сердец».

Падение одних и воскресение (восстание) к новой жизни других – таковы последствия пришествия в мир Христа. И Младенец – знак, данный еще пастухам в Вифлееме, – есть знак непонятый, знак обсуждаемый и осуждаемый, то есть «пререкаемый». И оружие, скорбь, пронзающая сердце Богоматери в предвидении, предчувствии Голгофы, откроет помышления каждого сердца, заставит самоопределиться – с Христом или против...

Ныне отпущаеши... Чему же обрадовался Симеон? А разве не обрадуешься, разве не отрадно умереть, если ты до этого был принципиально лишен права на смерть. Именно это приключилось когда-то с Симеоном: один из первых вариантов Вечного Жида, Летучего Голландца, Старого Моряка...

За что же покарал, или, скажем так, «отметил» Бог бессмертием и ясновидением «раба Своего» Симеона?

...За 270 лет до Рождества Христова (и значит, до описываемой встречи) царь эллинизированного Египта Птолемей Филадельф задумал создать для своей Александрийской библиотеки греческий перевод священных книг иудеев, то есть Библии – Ветхого Завета. Собрали переводчиков, 70 ученых иудеев (Александрия славилась своей ученой общиной), и перевели Библию с еврейского языка на греческий. Создали Септуагинту – знаменитый «Перевод Семидесяти», лежащий в основе нашей православной Библии.

Одним из этих переводчиков, по церковному преданию, сохраненному Никифором Каллистом, историком XIV в., и был наш Симеон, будущий Богоприимец. Ему выпало переводить пророка Исайю, как раз то знаменитое место, где сказано: «Дева во чреве приимет». И Симеон усомнился, как может дева – зачать, и как может, если зачнет, называться девой. Он хотел было чисто рационалистически изменить текст, сказать «молодая женщина». И неведомая сила остановила его, тут и настигло его откровение о том, что он не вкусит смерти, пока не увидит Девы, родившей Еммануила (что значит «С нами Бог»)...

Таково предание о Симеоне. Оно дорого нам, так как вводит праздник Сретения в цикл праздников, посвященных Богородице, прославлению Приснодевы.

По другой версии, Симеон высказал свое недоумение спутникам, с которыми возвращался на родину. Переходя реку, он снял с руки перстень, бросил его в воду и сказал: «Если снова обрету его, лишь тогда поверю изречению пророка». Остановившись затем на ночлег в городе недалеко от этой реки, он купил себе рыбу на ужин. И когда сел есть ее со своими спутниками, то, к общему изумлению, нашел внутри нее свой перстень, брошенный в реку.

По возвращении из Александрии, Симеон жил в Иерусалиме, «чая утехи Израилевой» – т.е. пришествия Мессии, а с тем вместе и своей смерти. Неизвестно, занимал ли он в Святом Городе какую-либо религиозную или общественную дожность. Святитель Фотий Патриарх Константинопольский (†891), ученый богослов и знаток древней письменности, говорит о Симеоне, что он «не был иерей, но гораздо больше иерея». Из этого не следует, что он был, например, «председателем Синедриона», как предполагали некоторые церковные историки. Святитель Фотий, конечно, имел в виду высокое значение его пророчественного служения в истории спасения.

По преданию, святой старец скончался на 360-м году своей жизни. О том, где он был погребен, древние источники не дают никаких указаний. При византийском императоре Иустине (565–578 гг.) его мощи были перенесены в Константинополь и положены в Халкопратийском храме, в приделе Иакова, Брата Господня. В Царьграде гроб Симеона Богоприимца видел в XII в. наш русский паломник, новгородец Добрыня Ядрейкович, в будущем архиепископ Новгородский Антоний.

О том, где был погребен святой старец, древние источники не дают никаких указаний. О том, где был погребен святой старец, древние источники не дают никаких указаний. В Иерусалиме сохранилось лишь предание, что дом Симеона с садом и семейным склепом находился вблизи города, в местности, именуемой теперь Катамонас. Оно находится на холме, над долиной Креста, как называют ее по Крестному монастырю, или по-арабски Вади-аль-Паша. В 1859 г. это место, пребывавшее в многовековом запустении, приобрел инок Авраамий. Он расчистил землю для разведения винограда и маслин и обнаружил при работах остатки древних зданий, мозаичные полы, мраморные плиты, цистерны. Найденный под развалинами небольшой продолговатый дом был превращен в церковь, о которой архимандрит Кирилл (Афанасиади), автор брошюры «Краткое топографическое описание обители Симеона Богоприимца» (М., 1882), писал, что «тут, как кажется нам, была и в древности церковь во имя святого Симеона Богоприимца».

В 1879 г. отец Авраамий произвел новые изыскания, в результате которых под скалой внизу были открыты вырубленные гробницы, наполненные землей, камнями – и костями, которые, однако, при соприкосновении с воздухом тотчас обратились в прах. Эти погребальные пещеры и были признаны за место погребения праведного Симеона. Современный храм в Катамоне состоит из двух частей, соединенных общим широким портиком. Могила праведного Симеона находится в боковом левом приделе. Это пустая могильная яма (мощи, как мы говорили, давно были перенесены в Константинополь, а ныне, унесенные при разграблении города крестоносцами, находятся в городе Загорье). Над могилой беломраморная плита, покоящаяся на четырех столбах, над ней – высокий резной деревянный киворий. Слева от гробницы, на северной стене храма, размещен ряд икон, иллюстрирующих историю о Симеоне. На первой из них Симеон со своими сотрудниками работает над созданием Септуагинты. На второй – он бросает перстень в реку, и рыба тотчас подхватывает его. На третьей иконе изображена трапеза. Симеон разрезает рыбу и видит свой перстень. На восточной стене придела в особом аркосалии находится икона «Не рыдай Мене Мати» (интересно, что по-гречески этот извод называется «Крайнее смирение»).

Главный, правый, придел храма во имя Сретения Господня тоже небольших размеров. Деревянный, резной иконостас содержит иконы русского письма. На столпе слева висит большая пятичастная икона, содержащая основные эпизоды из жития Симеона, включая Сретение Господне и погребение старца в Катамоне. В притворе храма можно видеть большую репродукцию, изображающую ковчег с мощами Богоприимца.

Храм освящен в 1881 г. при Патриархе Иерусалимском Иерофее, который особенно любил это место и превратил его в одну из загородных патриарших резиденций. Раньше храм был приходским, поскольку вокруг жило много православных арабов. В 1948 г. арабские жители были изгнаны из этого района. Теперь храм посещают лишь паломнические группы, в основном из Греции, реже из России.

Наибольшее число верующих бывает здесь, конечно, в праздник Сретения Господня (2/15 февраля) и следующий за ним день, посвященный памяти Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы.

...Тропарь праздника Сретения Господня не нуждается, думаю, в переводе:

Радуйся, благодатная Богородице Дево,

Из Тебе бо возсия

Солнце правды, Христос Бог наш,

Просвещаяй сущие во тьме.

Веселися и ты, старче праведный,

Приемый в объятия Свободителя душ наших,

Дарующего нам воскресение.

Вот, кажется, и сказано слово, раскрывающее суть смертного ожидания Симеона: принял в объятия Освободителя душ наших – Того, Кто дарует воскресение из мертвых. Этого он и ждал почти триста лет, мир ждал этого больше, со времен Адама. Перед нами свидетельство воскресения, без которого смерть не красна, которое первым получил (удостоверил) старец Симеон, а мы получим лишь в пасхальном свершении Спасителя. Долог еще путь от Сретения до Воскресения, но уже вошла в мир с Новым Дитятей и новая, обетованная смерть: смерть- к-Воскресению.

Теперь можешь, старче Симеоне, умереть: «Ныне отпущаеши».

И Симеон как бы отвечает нам (в стихире на великой вечерне, написанной Патриархом Германом):

Видех бо Спаса моего:

Сей есть от Девы рождейся,

Сей есть от Бога – Бог Слово, Воплотивыйся нас ради

И спасый человека.

Теперь Симеон понимает – «от Девы рождейся», – помните его сомнения о пророчестве Исайи? В стихире на литии (Патриарха Анатолия) будет подхвачена и развита эта тема.

...Видеша очи мои

Еже от века таинство сокровенное...

Тем же отпусти раба Твоего

От соуз сея плоти

К нестареемому и чудному

Нескончаемому животу.

Сокровенное таинство – это и есть освобождение ветхого человека от уз, из оков тленной плоти в вечную жизнь, нестареемую и нескончаемую...

Ныне отпущаеши... Отпускаешь, Господи, все ветхое плотью человечество на вольную смерть, на смертное обновление, позволяешь человеку стряхнуть с себя, как змея кожу, грех и тлен.

И языком откры

Свет, Крест и Воскресение.

Открыл язычникам крестный путь к свету. Языческое круговращение бытия не знает смерти в нашем, христианском, экзистенциальном смысле. Пришла Жизнь (Рождество Христово) – и открылась смерть: «ныне отпущаеши».

...В ирмосе 9-й песни канона на Сретение Господне поется:

В законе сени и писаний

Образ видим, вернии...

То есть мы, верные, православные, видим «в законе сени и писаний», то есть в угадываемых тенях и пророчествах Ветхого Завета, образ будущих, для нас уже сбывшихся событий. Симеон и Анна, затем Иоанн Креститель – последние в ряду пророков Ветхого Завета (хотя по времени уже современники и очевидцы Нового), благочестивые иудеи, мыслившие ветхозаветного учения о Мессии, выражавшие это учение традиционным языком и в традиционной поэтике еврейского богомыслия. Евангелисты – поколение, отстоящее от Симеона на полвека и больше, – увидят и прочтут его предсказание, запомнившееся Марии, а может быть, и не Ей одной, уже по-новому, глазами Нового Завета. Слово, «услышанное» Симеоном, для Евангелистов и Церкви уже «стало плотью и обитало с нами, исполненное благодати и истины».

В цитированной стихире Анатолия Симеон Богоприимец как представитель уже Нового Завета сравнивается с Моисеем:

Он убо (то есть Моисей)

Мраком и гласом неявленным

Боговидец сподобися быти,

Покровенным лицем

Евреев неверные сердца изобличи, –

Сей же Первовечное Слово Отчее

Воплощенное понесе

И языком откры Свет, Крест и Воскресение.

Там – мрак и «глас неявленный», «покровенные лица», изобличение неверных сердец. Здесь – воплощение Бога Слова («Перво-вечного», то есть «прежде всех век Сущего»), откровение языческим народам, явление Света, Креста и Воскресения. Там – тень («закон сеней»), тут – истина (по толкованию Павла Флоренского, – естина; то, что есть на самом деле). Вот что значит «Ветхий Завет глазами Нового».

Но, наверное, тем ценнее – «из тьмы и сени смертной» – прозрение, может быть, даже всего лишь предчувствие, предощущение грядущей благодати «великими слепцами» Израиля. То электрическое веяние, которое как бы струится (на иконах Сретения) с простертых к Иисусу рук согбенного Симеона, пронзительный взгляд пророка из-под жестких крыльев вековечных надбровных морщин. Такой метой – птицей во лбу – мечены очень старые и очень волевые люди.

Знак Богоприимца, знак «услышания» Слова... И совсем уже актуально звучит для нашей сегодняшней духовной ситуации с разделениями, войнами, бранями, неверием кондак Сретения:

Утробу Девичу

Освятивый Рождеством Твоим,

И руце Симеоне благословивый,

Яко же подобаше, предварив,

И ныне спасл еси нас, Христе Боже, –

Но умири в бранех жительство,

Едине Человеколюбче.