Парижские письма протоиерея Иосифа Васильевича Васильева к обер-прокурорам Святейшего синода и другим лицам с 1846 по 1867 гг.

В истории наших заграничных духовных миссий самое блестящее время – это 50–60 годы прошлого столетия. После неудачной Крымской войны и печальных последствий ее для нашего отечества, когда в Западной Европе распространялись неблагоприятные сведения о России и Русской Церкви, в столице враждебной нам Франции образовался кружок из трех лиц, который, не смотря на свою незначительность, заставил врагов православия быть осторожнее в своих нападках и зорко прислушиваться к высказываемым этим кружком суждениям. Кружок этот составляли: о. Владимир Гетто, С.П. Сушков и протоиерей Иосиф Васильев.

Инициатором, организатором и душей кружка был протоиерей Васильев, принадлежавший к числу весьма крупных духовно-общественных деятелей XIX века, имя которого хорошо известно не только в России, но и заграницей.

Уроженец Орловской губ. (1821 г.) протоиерей Васильев, по окончании курса С.-Петербургской Духовной Академии со степенью магистра в 1846 году, он был назначен священником при русской посольской церкви в Париже, где и пробыл до 1867 года, когда, по Высочайшему повелению, был определен председателем Учебного Комитета при Св. Синоде, в каковой должности и скончался 27 декабря 1881 г. Последний год своей жизни, протоиерей Васильев всей душой предался делу учрежденного им «Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви». Деятельность сего общества была столь ему по душе, что он был готов, по его словам, оставить все другие занятия и исключительно предаться этому великому делу, к которому он чувствовал и способность, и призвание.

Двадцатилетнее пребывание протоиерея Васильева за границей было всецело посвящено энергичному и в высшей степени успешному труду на пользу Православной Церкви, с обрядами, учреждениями и духом коей он старался познакомить заграничную публику, для чего перевел на французский язык наши молитвы, богослужение, целый ряд сочинений наших духовных писателей, основал православно-богословский журнал «L’Union Chrétienne», входил в частые сношения с учеными богословами Франции, Англии, Германии и Америки, старался рассеивать неверные понятия и предубеждения Запада против Православной Церкви, выясняя и устанавливая истинную на нее точку зрения. Обладая глубокой эрудицией, прекрасным даром слова и силою убеждения, протоиерей Васильев явился для своих противников убежденным борцом за Православную Церковь и высоко поднял ее знамя за границей.

Инославный Запад, как и православный Восток, признавали за о. Иосифом глубокий аналитический ум, ученость и красноречивый ораторский талант. Вот что читаем в газете «Le Nord» по поводу известной переписки¹ протоиерея Васильева с Нантским Епископом Жакме, обратившей на себя внимание читающей публики: «в выражениях самых умеренных и в то же время как нельзя лучше приноровленных к существу дела, – опровергается одно весьма важное заблуждение, распространенное на Западе, относительно того духа и начал, какими руководится в своем управлении и жизни Русская Церковь, ибо Россия, о которой ходит так много ложных неблагоприятных толков по поводу ее гражданской организации, еще менее известна западному миру со стороны религиозных учреждений. Что особенно замечательного в этом письме, это истинно христианское чувство, которым оно проникнуто от начала до конца. Достопочтенный отец, подписавши под ним свое имя, руководимый духом христианской кротости и чувством глубокого уважения к Богоучрежденному сану епископства, ни на минуту не забывает о том, что он пишет к предстоятелю церкви, хотя и инославной. Подобного рода письма могут способствовать разъяснению истины и служить делу религиозного сближения умов и сердец скорее и лучше, чем самые деятельные пропаганды».

Плодом неутомимых трудов о. Васильева на поприще соединения церквей явилось обращение в православие ученых представителей иноверных церквей, каковы аббаты Гетто, Овербек, Биеринг и др.

В той же газете «Le Nord» от 25 сентября 1862 года, напечатано следующее известие: «В торжественном собрании в присутствии Константинопольского патриарха, профессором духовного училища на острове Халки Филофеем Вриеннием была сказана похвальная речь, в которой, между прочим, он говорил: «в богословской полемике, равно как и во всякой другой, знаменитейшие писатели древние или новейшие должны служить нам образцом. По этому случаю, да позволено мне будет представить образец полемической речи, язык благородного сына нашей Церкви, современного духовного писателя, известного всякому. Никто, конечно, не станет оспаривать, что между лицами, достойным образом представляющими нашу Церковь посреди папизма, один из отличнейших есть ученый и достопочтенный протоиерей Васильев. Здесь нет ни одного человека, который бы не читал статей этого протоиерея, который бы, прочитав, не одобрил их, который бы, одобрив их, не удивлялся их автору. Полемические статьи его делают величайшую честь нашей Церкви: благородство, скромность и деликатность выражения, дух любви христианской, кротость, справедливость и точность, все эти качества, с которыми этот славный богослов Православной Церкви выступил на арену, составляют характеристические черты его таланта. Перо о. Васильева омочено не в черные чернила страсти и фанатизма, но в высокий ум, в свет благородного и чистого духа. Почти в каждом слове его блещет основное начало христианской полемики: in necessariis imitas, in dubiis libertas. in omnibus charitas. Одним словом, прот. Васильев является спокойным по отношению к несправедливым, благородным по отношению к тем, которые унижаются до брани».

Другую великую заслугу протоиерея Васильева представляет устройство в столице Франции великолепного православного храма. Убожество православного храма, находившегося в уголке посольского дома, доставляло невыразимую скорбь душе прибывшего в 1846 году в Париж о. Иосифа, почему у него тогда же возникла мысль о постройке храма. После многих тяжелых трудов и хлопот, перенесенных во славу Русской Церкви, он достиг того, что в центре просвещенной Европы стал выситься великолепный православный храм, и там, где православное богослужение совершалось как бы украдкой, оно выступило со своим благолепием, доставляя торжество русскому сердцу и возбуждая уважение иноверцев, особенно пораженных торжественностью архиерейского священнодействия, совершенного на освящении храма.

Построение православной церкви в Париже обратило на себя внимание не только французов, но и вообще всей Западной Европы, которая о Русской Церкви имела самые смутные понятия, искаженные иезуитами. Понятно, что такое событие встревожило всех ультрамонтан, ревниво следивших за тем, как о. Васильев тихо, постепенно воздвигал здание Православной Церкви. Всполошились иезуиты, видя то громадное впечатление, какое произвело на французов торжественное освящение храма, совершенное Преосвященным Леонтием, Епископом Ревельским. Среди переполнявших церковь русских и французов находились, в мирской одежде, епископы Турский и Перигесский, известный археолог, который сказал, что богослужение Русской Церкви сохранило в себе в точности все обряды, установленные в первые века христианства.

За постройку храма о. Васильев был награжден Государем митрой, а русская колония в Париже, ценя труды и заслуги протоиерея Васильева, поднесла ему крест с бриллиантами.

С необычайным усердием и уменьем занимался о. Иосиф просвещением русского юношества, всегда во множестве проживавшего в Париже; поддерживая связи с высшим парижским обществом и представителями русской аристократии заграницей, он в то же время оставался самым доступным человеком для всякого бедняка. Русские, жившие в Париже, хорошо знали, что у протоиерея Васильева находили не только нравственную, но, по мере средств, и материальную поддержку все нуждающиеся соотечественники. Во время Крымской войны о. Иосиф оставался единственным представителем России во враждебном нам государстве. Посещая военнопленных, больных и раненных, томившихся на чужбине среди врагов, ободряя их надеждой на лучшее будущее, помогая материально и предстательствуя перед французским правительством о их нуждах, о. Васильев много облегчал тяжесть плена. Добрый, доверчивый, хлебосол, отзывчивый на всякое горе, нужду и беду, наделенный разнообразными талантами духа, прот. Васильев всю свою жизнь употреблял их на высокое служение вере и Церкви Православной. Жизнь заграницей придала его обращению изящную мягкость, не изменяя в нем русской открытой души, простоты и доступности. Можно сказать, что протоиерей Васильеву, не только словом и научными трудами, но самой жизнью, представлявшею образец христианского пастыря, располагал иноверцев к православию и возвышал значение русской церкви в их глазах.

В 50–60-х годах прошлого столетия было обращено особенное внимание на выбор лиц для заграничной духовной службы. И действительно, личные качества и серьезное образование большей части нашего заграничного духовенства невольно внушали иноверцам уважение к Православной Церкви и Ея служителям.

Выбор о. Васильева был сделан графом Протасовым или, вернее, правой рукой его Константином Степановичем Сербиновичем, который подверг прот. Васильева строгому всестороннему испытанию и снабдил его всевозможными инструкциями. Вот почему печатаемое ниже собрание Парижских писем о. Иосифа к высшим властям духовного ведомства, начинается с писем к К.С.Сербиновичу.

Если даяния и творения знаменитых людей вообще служат источником для их жизнеописания, то их письма, написанные под влиянием живых, мимо текущих событий, впечатлений, обстоятельств, без сомнения, должны быть признаваемы драгоценнейшим материалом для характеристики как самих авторов, так и их времени.

Le stile c'est l'homme, – и это совершенно справедливо можно применить к о. Васильеву.

Богатая самыми разнообразными явлениями, религиозная жизнь Европы доставляла глубокому аналитическому уму протоиерея Васильева неисчерпаемый материал для сообщения высшему духовному начальству весьма ценных сведений по части церковного устройства.

Издаваемые Парижские письма протоиерея Васильева, составляя вклад в сокровищницу материалов для его биографии, имеют значение и в других отношениях. Так, в них мы встречаем много глубоких мыслей и суждений догматического, филологического, канонического, церковно-практического и даже политического свойства. Не дерзая вступать в критическую оценку писем протоиерея Васильева, мы, как архивный работник, представляем только материал для людей науки.

Лев Бродский, 1914 г.

В мае 1846 г. французский римско-католический священник Александр De Saint Albain прислал на имя обер-прокурора Св. Синода гр. Пратасова собственноручное обязательство принадлежать навсегда к Восточной Православной Церкви. Вместе с тем в особом письме к гр. Пратасову S-t Albain писал, что с ходатайством о присоединении к Восточной Церкви он обращался к находящемуся в Венеции Архиепископу Венедикту Кралевичу, который сообщил о сем Патриарху Константинопольскому. По получении от Архиепископа Кралевича ответа о присоединении его, S-t Albain’a, к православию, Альбан открыл в Париже на Rue Montaigne № 32 небольшую каплицу, в которой наставлял неофитов в догматах Восточной Церкви, но для совершения богослужения в каплице ему необходимо было иметь антиминс, почему S-t Albain и просил гр. Пратасова о присылке ему такового. Гр. Пратасов отнесся подозрительно к сообщению S-t Albain’a и написал к Канцлеру гр. Нессельроде, что находит необходимым через нашего посланника в Париже сообщить S-t Albain’y, что, т. к. он присоединен к православию Архиепископом Кралевичем, то и должен у него, как у своего архипастыря, просить разрешения в своихъ духовных нуждах, и что начальство Российской Церкви почитает правилом не вмешиваться в дела иностранных государств.

Обо всем вышеизложенном гр. Пратасов довел до сведения Государя. На всеподданнейшем докладе Государь собственноручно написал: «справедливо; дело это весьма странно и хорошо бы поручить Г. Киселеву из-под руки за ним наблюдать и доносить, кто послушники его» 23 июня 1846 г.

Почти в это же самое время прот. И.Васильев писал К.С.Сербиновичу:

«Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Константин Степанович!²

В первой половине прошедшего месяца один расположенный к нашей Церкви французский аббат Saint Albain привел ко мне в квартиру еврея, Кальмара по имени, желающего креститься в православную веру. С этой просьбой они обращались к о. протоиерею Вершинскому³; но он, по намерению своему скоро возвратиться в Россию, отослал их ко мне. Отказать доброму труду аббата и спасительному намерению Кальмара невозможно; приступить прямо к делу неблагоразумно, тем более что о. протоиерей устранил себя от этого. По нашим церковным постановлениям можно совершать крещение над евреями без позволения епископа только в случае крайней нужды; иначе ищущий крещения подает прошение епископу, и от него получает разрешение и указание на священника, долженствующего совершить таинство Св. крещения. Г. Кальмар, не имея настоятельной необходимости креститься скоро, послал прошение к Его Святейшеству графу Н. А. Пратасову⁴, об исходатайствовании у Св. Синода разрешения креститься ему, Кальмару, в нашу веру в Париже.

Если бы Ваше Преосвященство потребовали моего мнения на сей предмет, я не усомнился бы отвечать положительно, т. е. что можно разрешить Кальмару Св. крещение в Париже. И в нашем отечестве, где строго воспрещено инославному духовенству обращать русских язычников и магометан в свое исповедание, сделано исключение касательно евреев. С другой стороны, г. Кальмар не принадлежит к Королевству Французскому; он австрийский подданный из Венгрии, и желает креститься в Париже только потому, что долго живет здесь для образования себя в медицинских науках, а дома встречает препятствие ко крещению со стороны своих родителей евреев. Наконец, крещение еврея в Париже будет радостно для русских и достойно внимания для римских католиков. Я был в нашем посольстве для совета, –там не нашли не только препятствия, но еще просили ускорить дело.

Одно затруднение, на каком языке совершать крещение и оглашение? Они довольно продолжительны: имеющий приступить к крещению знает только языки немецкий и французский. Секретарь посольства князь Куракин принимает на себя труд перевести оглашение и крещение евреев на французский язык. Впрочем, Кальмар несколько понимает и по-славянски. Здесь дело может быть приведено к концу.

Г. Кальмар скоро намерен оставить Париж; по сему просит покорнейше Ваше П-во ходатайствовать перед графом о скорейшем ответе на его прошение. Осмеливаюсь и я присоединить о том же просьбу Вашему П-ву; весьма будет жаль, если наша Церковь потеряет чадо, почти бывшее в ее святых объятиях.

Г. Saint Albain, аббат из графской знаменитой фамилии, по чистому убеждению, догнал превосходство нашей Церкви перед римско-католической и присоединился к ней разрешением Православного Епископа Венеции. Как искренно убежденный в своем деле, он убеждает других соотечественников последовать своему примеру. Таковых имеет он 50 человек, которые каждое воскресенье собираются в зале (oratoire), и г. бывший аббат преподает им вероучение Православной Церкви. Со дня на день это любезное для нашего сердца общество приобретает новых членов. Одно их печалит, что они не имеют богослужения.

Г. Saint Albain присоединен к Восточной Церкви, как простой верующий, и не получил права совершать таинства. Для испрошенная этого права он обратился с просьбой к нашему Св. Синоду и с нетерпением ожидает ответа. Я не мог обнадежить его и спросил, почему он не обратился с подобной просьбой к Епископу Венеции, или к другим духовным властям Церкви Восточной? «Я и все члены», отвечал мне аббат, «сердечно желаем быть в духовной зависимости от Православной Церкви Русской, и ни от какой другой». Он имеет сильную руку в палате депутатов и надеется скоро получить разрешение на устроение в Париже Церкви Православной Восточной, где будет совершаться богослужение на латинском языке, а может быть и на французском древнем.

По адресу я отдал посылку Вашего П-ва Г. Тирьону: его нет в Париже, и никто не знает, куда он делся. Положение его, по возвращении из России, было очень незавидно. Католики смотрели на него весьма неприятно, русские – весьма недоверчиво, считая его обманщиком, потому что он не имел доказательства своего присоединения. Русские и Saint Albain считают его слишком грубым и по образованию, и по характеру, чтобы сколько-нибудь успеть в своем намерении. Я слышал, что он сокрушался и даже плакал. Что далее услышу, немедленно сообщу Вашему П-ву, равно скоро доставлю и некоторые мои литературные труды.

Честь имею доставить Вашему П-ву Св. Антиминс, который я сегодня купил в лавке старых мебелей; кажется, он похищен в ...12-м году. Как древность и Святыня, он принадлежит Духовному Правительству России.

С глубочайшим почтением остаюсь Вашего П-ва искренни богомолец,

Священник нашей миссии в Париже

Иосиф Васильев, 8 августа 1846 года.»

На письмо это К.С.Сербинович отвечал:

«М. Г. Иосиф Васильевич!

Я имел удовольствие получить письмо Вашего Высокопреподобия от 8 августа перед самым отъездом отсюда о. Тарасия Серединского⁵, почему он и привезет к вам настоящий ответ мой.

Еврей Кальмар, о котором вы пишете, должен в скором времени получить на свою просьбу официальным порядком отзыв, состоящий в том, что если он желает Св. крещение в православном исповедании, то совершенно от него зависит, обратиться для сего к которому-либо из Православных священников во Франции. Вам же могу сообщить, что к окрещению его, как пребывающего вне России, не представляется затруднений, ежели только не встретится местных каких-либо препятствий в гражданском отношении: почему вам не следует приступать к сему делу, как только тогда, когда наш г. поверенный в делах Н.Д.Киселев не усмотрит в том со стороны нашей миссии препятствий. Сверх того, следует наперед явственно и решительно объявить Кальмару, что присоединение его к Православной вере через русского священника нимало не даст ему права надеяться на какое-либо покровительство или выгоды, каких он может быть ожидал бы от русского правительства, которое ни мало не намерено никого земными выгодами поощрять к принятию веры православной; тем более, что всякое обращение, основанное на материальных выгодах, не может быть искренно.

Так как г. Кальмар понимает язык славянский, то обряд оглашения и крещения должно будет совершить над ним на нашем церковно-славянском наречии; вопросам же и ответам лучше быть на немецком нежели на французском, всегда предпочитая то, что может подать менее повода к гласности, коей вообще надлежит избегать.

Касательно г. Де С-т Альбана представляется непонятным, почему не имеет он права совершать богослужение, когда он не слагал с себя священного сана и когда присоединен без запрещения богослужения; рукоположение же не повторяется и никакого особого для сего обряда быть не может. На просьбу его, адресованную сюда, он уже должен был по сию пору получить через посредство нашей миссии ответ, который к собственному вашему сведению прилагаю и который предоставляется нашей миссии объявить ему не письменно, но словесно. По существующим во Франции и вообще на Западе предубеждениям против России, никак не было бы с обстоятельством времени совместно зависеть ему от нашей Церкви. Почему и можно советовать ему искать духовной зависимости от восточных архиереев, например, в Турции, Греции или Австрии.

О посылочке, которую о. Тарасий привезет к вам, он же и даст вам надлежащее объяснение.

С совершенным почтением имею честь быть Вашего Высокопреподобия и пр.

К.Сербинович, С.-Петербург, 26 августа 1846 г.»

Высочайше одобренный ответ гр. Пратасова не удовлетворил Альбана, почему он высказал крайнее сожаление посланнику нашему в Париже гр. Киселеву, объявлявшему этот ответ, присовокупив, что французское правительство уже дозволило ему открыть каплицу. Сообщая о сем в Петербург, гр. Киселев, кроме того, писал, что, по собранным сведениям, S-t Albain, по-видимому, человек благонадежный, а в числе последователей его оказались: три римско-католических священника, лютеранский пастор и один еврей. Вслед за этим сообщением и S-t Albain вновь писал гр. Пратасову, что для блага православной церкви во Франции ему необходимо зависеть от Российской Церкви, т. к. другие Восточные Церкви не имеют своихъ священников в Париже. В свою очередь, и прот. И.Васильев тогда же писал Сербиновичу как о S-t Аlbain’е, так и о вновь вышедших сочинениях религиозного характера и по русской истории, следующее:

«Вероятно вместе с этим моим письмом придет к Его С-ву новая просьба Сент-Альбана принять зарождающуюся в Париже Православную Церковь под духовное управление нашей Православной Церкви. На днях наше посольство имело с Парижским ревнителем православия некоторые объяснения: оно 1) указало ему на Тирьона, который, как присоединившийся к православию священник, может совершать богослужение и таинства. Сент-Альбан отвечал, что Тирьона нет в Париже, и он не помог бы делу, если бы и был здесь, потому что он не имеет никакого письменного свидетельства о своем присоединении, не пользуется расположением нового общества, а главное не имеет необходимых вещей для богослужения, например, Св. Антиминса, зачем он опять должен обратиться к Русской Православной Церкви, которая приняла его в свое общение. Секретарь посольства предложил просителю 2) обратиться с просьбой об Антиминсе и о проч. к архиепископу Венеции Венедикту Кралевичу, который присоединил Сент-Альбана к Восточной Православной Церкви. Последний отвечал: больше трудностей и меньше пользы – находиться под духовным управлением архиепископа Венеции, или какого-нибудь Восточного Патриарха. Русская Церковь находится в цветущем состоянии, а другая Православные местные Церкви ищут в Ней помощи и защиты, и одна Русская Церковь имеет в Париже свою капеллу и священников, что совершенно необходимо для руководства и примера устраняющейся Православной Церкви в Париже. Секретарь посольства продолжал: 3) наше духовное правительство не имеет обыкновения вмешиваться в дела чужих стран. Сент-Альбан отвечал: мое дело законное и не тайное; я имею на устроение моей церкви позволение префекта полиции, министра внутренних и министра иностранных дел, которые изъявили свое согласие с особенным удовольствием, желая выиграть расположение французов за свою веротерпимость. Вот ответ Сент-Альбана, который в заключение просил наше посольство не оставить его своей рекомендацией и объявил, что он посылает вторую просьбу к Г. Обер-Прокурору.

Сколько мне известно положение дел нового Православного общества, оно состоит более, нежели из 50 членов – все благородных фамилий, 3, кажется, графов, 2 баронов, которые имеют силу в Палате Депутатов; кроме Французов, к Православному Парижскому обществу принадлежит один поляк, – полковник Какушки, и недавно приобретенное семейство евреев. Сент-Альбан принес с собой в нашу Церковь ревность римской пропаганды, которая с помощью Божией увенчается успехом; теперь готовы к нему присоединиться два римско-католических священника: один церкви Св. Магдалины Gietry, другой церкви Вознесения René, и еще один пастор лютеранский. Проповедник замечает у французов расположение к Православию и надеется приобрести множество членов; существующие собираются каждое Воскресенье в капеллу (Rue Montaigne 32), где слушают от Сент-Альбана изложение Православного вероучения.

Внешность церкви Сент-Альбана не отстает от успехов его проповеди. В № 97 Rue St. Honoré он устрояет церковь по образцу нашей посольской церкви, купил уже сосуд серебряный и два образа для алтаря: он в полной уверенности, что Св. Синод не только примет его под свое управление, но даже вместе с Антиминсом подарит новой церкви один экземпляр священных одежд. Правитель рождающейся в Париже Православной Церкви намерен совершать Богослужение на французском языке по переводу Тирьона с некоторыми изменениями, например, вместо ainsi soit-il поставить amen, вместо Seigneur ayez pitié – Domine miserere», словом, он намерен краткие понятные слова взять себе из римского богослужения, а продолжительные молитвы и славословия оставить на французском, но древнейшем, чем у Тирьона. Хор будет состоять из 20 юношей: 12 мальчиков и 8 девочек, которые уже теперь упражняются в пении. Я слышал, что священник ближайшей к новой капелле церкви начал было интриги с намерением остановить дело Сент-Альбана; но префект полиции заметил ему, что правительство не изменяет своего слова: кого приняло под свое покровительство, того не дает в обиду.

Еврей, приобретенный для нашей Церкви С. Альбаном, – тот самый, который просил у Св. Синода позволения креститься в Париже, теперь отправился путешествовать и, может быть, примет крещение в России.

Успел я несколько познакомиться с французской духовной литературой; из прочитанных мной нескольких книг трудно угадать общее направление и одну мысль. T. Simon Granyer в своем «Evangile élevant le Siècle» думает исторически опровергнуть христианство; но читая, не знаешь, чему более удивляться, – смелости ли предположений автора, или слабости его сил, неосновательности доказательств; он не посоветовался даже с тем, что написано другими по сему предмету: поэтому написал хуже их. Впрочем, в этом собрании лжи есть немного истины, именно, где автор исторически доказывает новость некоторых римских верований (стр. 145 Célibat des Prêtres, 201 Disputes sur le filioque). Разительную противоположность этому сочинению представляет произведение автора De Platon-Polichinelle (не знаю кто это такой): «Solution de grands problèmes». Сочинитель доказывает, что государство не может ни стоять, ни спастись, не будучи римско-католическим, и преимущественно направляет свое оружие против протестантов. Нельзя не отдать чести логике и учености автора, которыми он наносит тяжелые удары протестантизму. Этой книгой весьма выгодно мог бы пользоваться и православный богослов; но, к сожалению, она не может перейти в Россию: автор два раза невыгодно отзывается о России и ее Церкви.

На стр. 137 стоит: Voilà un Prince (Государь Император), qui, depuis vingt ans, s’acharne à pétrir dans le sang et les larmes de ses sujets la nationalité Slave, et qui veut à tout prix assimilier aux quarante millions de marionettes, qui lui ont livré leur âme, douze millions de catholiques russes et polonais, qui prétendent la leur. Le jour des manifestations pourra seul mettre en lumière cette longue et héroïque lutte de la foi catholique contre l’orgueil tout puissant du successeur d’Ivan IV; car la Russie est une nation des muets, et à peine jusqu’à ce jour quelques sanglots, quelques soupirs mal étouffés arrivant-ils à notre oreille⁶. Сочинитель уверяет, что гонение католической Церкви в России и теперь продолжается с меньшей известностью, но большей силой: но заключенные в темницах и гонимые никогда не говорят: appeliez le pope, je veux être de la religion du Czar»⁷. В другом месте автор, превознося свою Церковь пред Восточными говорит: (стр. 205) Vous trouvez en Orient un sacerdoce, mais un sacerdoce muet, depuis qu’il a voulu lever la langue contre Rome.

Que sont tous ces Patriarches, archevêques, evéques investis par le firman? De petits pachas qu’une parole du Sultan fait monter à l’autel, qu’une parole fait pendre aux gonds de leur église, la mitre en tête. Que dire des Métropolites, des évêques, des archimandrites, des popes du Czar? C’est un regiment de clercs muets, sous le com- mendament personel de l’empereur, avec un uniforme un peu different de l’habit des troupes séculières et faisant de la police ecclesiastique au profit du Maître⁸. Как видно, эта книга слишком ультрамонтаническая.

Середину между двумя представленными сочинениями может занять книга Г. Bouche de Cluny: «Christ et Pape». Автор с истинным благочестием и беспристрастием вооружается против злоупотреблений римской церкви: в главе «Rome et les Evêques» он называет теперешнюю римскую церковь schismatique сравнительно с церковью первых веков, и доказывает это нововведениями пап. Здесь, между прочим, автор говорит (стр. 93): «Par son intolerance le Pape Nicolas premier fait naître schisme entre l'église Grecque et l’église Latine, où 50.000 catholiques sont sacrifiés à la rage de ce pontife»⁹. Замечательна глава: «l’Église et les Sacrements»¹⁰, где автор высказывает сребролюбие и богатство французского духоведства: Le clergé Français а plus de 70 millions revenus, et depuis 1814 ans ses propriétés s’accroissent chaque année de plus de sept millions. Les quêtes dans les églises de Paris et les ofrandes les jours des grands fêtes, notamment celles de jeudi, vendredi et samedi ne produisent pas moins 500.000 francs par an (стр. 125). Le casuel des curés des églises de Paris s’élève de 12.000 à 15.000 francs, pour les moins favorisés et de près 40.000 pour les riches. Il se dit chaque année dans la seul capitale plus 700.000 messes à un franc. On estime à plus 600.000 le produit des dispenses accordées pour la publication des bans, pour manger des oeufs      ou      faire      gras certains jours du carême et autres faveurs de sacristie... Paris, l’irreligieu.x Paris, fournit à lui seul aux prêtres un casuel d’environ 5.000.000 francs!¹¹ (стр.      126). Сочинитель приводит разговор отца, желающего крестить новорожденного младенца, с встретившимся другом: последний уговаривает отца пригласить второго священника (vicaire) окрестить своего сына, чтобы не дать 50 франков главному священнику, но обрадованный отец хочет дать последние 50 фр., только бы получить крещение от первого священника (стр. 130–133). В самом деле здесь назначены разные цены за службы и таинства, судя по лицу, совершающему таинство, и месту, где совершается. Весьма дорого берут за венчание свадьбы в середине церкви (au coeur de l’église).

Новый папа начал преобразования в своих владениях. Г. Буше по этому случаю написал письмо к папе – брошюрку: «Lettre au pape». Сочинитель просит первосвященника не ограничиваться одними мирскими преобразованиями, а обратить особенное внимание на церковь и духовенство, советует папе посетить подвластные его духовному управлению Государства, особенно Францию, где клир так сребролюбив и развращен; умоляет уничтожить орден Иезуитов, и опасаться их козней: они готовы, говорит автор, поступить с тобой, как с Климентом XIV, – отравить тебя ядом.

Более ничего не знаю в духовной литературе. Во время моего пребывания в Париже: за книги светские еще не брался, и даже не видел дельных. Хочу пересмотреть новые сочинения, удостоенные премии академией наук, да прочитать, едва ли еще вышедшую, Польшу в исторических, религиозных и других отношениях.

Для Русской истории нашел я в Париже следующие книги: а) Histoire de Pierre III, imprimée sur un manuscrit trouvé dans les papiers de Monmorin, ancien ministre des affaires étrangères, et composée par un agent secret de Louis XV à la cour de Petersbourg¹². В этой книге изложено и все царствование Екатерины II b) Pologne et les cabinets du Nord par Felix Colson¹³. c) Histoire de Catherine II par Castera¹⁴. d) Lettres sur la Russie par X. Marmier¹⁵. Если нет y Вашего П-ва этих сочинений, я постараюсь переслать их со случаем.

Русских теперь очень мало в Париже, и я с немногими имел случай познакомиться; приглашен уже для уроков. Очень жаль, что моя квартира не в церковном доме (я квартирую Rue d’Angouleme St. Honoré 14); это препятствует мне ближе знакомиться с прихожанами, которые за всем обращаются в церковный дом. Получили ли Ваше П-во мое письмо и старый Антиминс от графа Строганова. О дальнейшем по нужде буду извещать.

5 сентября 1846 г.»

Письмо № 2 обер-прокурор Св. Синода представил Государю. Во всеподданнейшем докладе к этому письму, гр. Пратасов писал, что в просьбе Альбану следует отказать, т. к. ему полезнее зависеть от которого-либо из ближайших к Франции архиереев, как, например, архиепископа Кралевича или от иного из архиереев в Австрии, или же от митрополита Черногорского. Но что от кого бы ни зависел, он, как православный священник, а последователи его, как чада Православной Церкви, будут пребывать в духовном общении с Церковью Российской и, на основании канонических правил, могут пользоваться духовными требами как наших, так и греческих и всяких других православных священников за границей, какому бы архиерею они подчинены не были. На этом всеподданнейшем докладе Государь собственноручно написал: «Не было б препятствия выдать антиминс, ежели Французское Правительство разрешит ему войти об этом к нам с прошением; но без сего акта, который ему следует нам представить через посольство, нельзя никак в дело сие вмешиваться»

20 октября 1846 г.

Официальная переписка о S-t Аlbain’е этим заканчивается, но прот. Васильев в своихъ трех последующих письмах № 3, 4 и 5 говорит о нем. В одном из этих писем от 12 января 1847 г. прот. Васильев сообщает о совершаемых Аlbain’oм богослужениях на найденном у антиквария антиминсе, похищенном в 1812 г. из какой-то Московской церкви, о составленном им, Альбаном, переводе на французский язык «Исповедание веры» и о столкновениях Albain'a с полициею по поводу совершаемых богослужений на французском языке; а в другом письме от 24 июня 1847 г. о. Иосиф уведомлял К.С.Сербиновича о внезапном исчезновении Albain’a из Парижа.

В этом же втором письме прот. Васильев, описывая богослужения в посольской нашей церкви, в первый раз высказал мысль о необходимости сооружения православного храма в Париже, в виду того, что домовая посольская церковь, по своей тесноте, не может вмещать в себе многочисленных прихожан как русских, так и греков, молдаван и валахов, которые не имеют своих храмов¹⁶.

Здесь же прот. Васильев, сообщая К.С.Сербиновичу как о текущих церковных событиях во Французской Церкви, так и в нашей Православной, между прочим писал о вызове его Великой Княгиней Анной Феодоровной в Женеву. Путешествие в Швейцарию, по-видимому, произвело сильное впечатление на о. Иосифа, т. к. он восторженно описывает дивную природу Швейцарии; кроме того, сообщает весьма ценное наблюдение, что в Швейцарии на всех древних образах и статуях Спасителя благословляющая рука Его сложена, как принято Православною Церковью.

Вот эти письма:

«Верная оказия доставляет мне счастливую возможность сообщить Вашему П-ву некоторые обстоятельства возрождающейся французско-православной церкви.

В первых числах настоящего месяца явился ко мне г. Тирьон, в котором я увидел человека с рассудком здравым, но образованием недостаточным; с правилами твердыми, простирающимися иногда до упорства. Жизнь его в Париже для других совершенно бесполезна, а для него самого тягостна: лишение занятий и бедность тому причиной. Проведя лето в разных местах у своих родных и знакомых, он возвратился в Париж, куда со всех сторон стеклось множество русских (определенно не могу сказать числа, а церковь почти бывает полная); надеясь на их щедрую помощь г. Тирьон намерен многим предложить своего издания переводные экземпляры литургии Св. Златоуста; и уже взял адресы предполагаемых благодетелей у г. консула здешнего посольства.

Не думаю, чтобы это поправило состояние нуждающегося: он не нравится русским за свою внешность, манеры и настойчивость во мнениях. Это кажется, не скрылось от него самого, так что он хочет искать помощи повернее в С.-Петербурге, где он намерен провести остальную свою жизнь в качестве переводчика; а на первый раз обеспечить себя продажей 800 оставшихся экземпляров перевода литургии (без первого заглавного листка). Исполнение такого плана г. Тирьон отлагает на один год своего пребывания во Франции, где удерживают его обстоятельства его родных.

Свидание с г. Тирьоном доставило мне большую радость: но на земле нет радости без печали. Между Тирьоном и С-т Альбаном ужаснейшая вражда: причина ее лежит в соперничестве и различии мнений. Первый из них хотел бы основать церковь католическо-восточную под внешностью западной церкви, т. е. дать ей богослужение и управление римские: последний действует решительнее – хочет дать своей церкви вид совершенно Восточный (богослужение на французском языке по книгам Восточной церкви, управление по Кормчей книге). Первый основывает свой метод на благоразумной постепенности; второй на замечаемом во многих своих соотечественниках отвращении от Латинского богослуженья и управления. Очень жаль! В совокупности дело пошло бы успешнее, а от вражды оно может расстроиться. Обходя знакомых русских, в том числе и меня, упомянутые лица стараются очернить друг друга: не знаешь, кому верить, и не веришь обоим! Г. Тирьон простирает свое несогласие далее: он хочет обратиться к архиепископу Парижскому и префекту полиции с просьбой остановить действия С-т Альбана. Время покажет, что породит это несогласие!

Между тем прозелиты С-т Альбана (число их увеличилось приобретением почетного викария парижского клира, проповедника церкви Сен Рок – Feraud Robernier, который думает просить присоединения у Восточных Епископов) требуют богослуженья, так как одна проповедь не довольно питает их душу. Случай, или вернее Промысл оказывает здесь свое содействие. С-т Альбан нашел в лавке древностей Св. Антиминс, похищенный вероятно в 1812 году французами из церкви Благовещения в Москве. На нем он намерен начать богослужение в первых числах нашего ноября; а Св. Синоду Русскому адресовать прошение не беспокоиться присылкой Антиминса, так как найденный совершенно удовлетворяет его требованию.

С радостью и благодарностью начальству услышали русские весть о присылке в парижскую церковь диакона. Не зная еще, кто именно будет назначен, осмеливаюсь сообщить Вашему П-ву желание здешних русских видеть в диаконе, кроме внутренних достоинств, особенно правильную структуру и приятно-образованный голос. В благодарность за внутреннее устройство церкви русские выражают желание заняться внешностью церкви.

Искренно благодарю Ваше П-во за милостивую память обо мне. 23 октября я получил экземпляры журнала министерства народного просвещения. Постараюсь моими трудами благодарить за благосклонное внимание.

26 октября (7 ноября) 1846 г.»

На это письмо прот. Васильев получил от К.Сербиновича следующий ответ:

«В следствие письма вашего от 26 окт. / 7 нояб. считаю не излишним препроводить к вам копию с отзыва, сообщенного начальством священнику Де С-т Альбану через посредство нашего Министерства Иностранных Дел. Этот отзыв примите к собственному вашему сведению, отнюдь не показывая его Де С-т Альбану, как и первый, но можете говорить ему о содержании его (когда ему будет через миссию словесно объявлен) и руководствоваться оным в дальнейших с этим священником сношениях. Очень прискорбно слышать о раздоре его с Тирьоном; всячески старайтесь внушить обоим, что они вредят не столько друг другу, сколько каждый сам себе и своему делу. Пусть посмотрят, ссорятся ли в римской церкви приверженцы латинского обряда с унитами? Напротив, того они дружно стараются идти к одной цели разным путем, потому что у людей с различным образованием и потребности различны. Пусть обратятся и к христианской древности: там также, бывало, различие в обрядах, которое не мешало единству в догматах.

Искренно благодарю вас за все сообщаемые вами теперь и в прежних письмах подробности и прошу продолжения. К какому восточному Епископу обратился викарий парижского клира, а также и иные? Началось ли богослуженье у С-т Альбана и с каким успехом? Кого он еще принял в общение? Какого держатся напева, и пр. пр. Словом, сообщайте все более или менее достойное внимания.

Вручитель этого письма о. диакон Судакевич, без сомнения, найдет в вас и в протоиерее всю готовность, для чести отечества нашего, образовать его голос и изучить правильному служению, к чему он мало имел здесь времени после своего рукоположения. Да и я имел мало досуга побеседовать с ним об этом предмете. Но остается вся надежда на вас, потому что вам уже известны все потребности ваших русских прихожан.»

В свою очередь, прот. Васильев писал:

«Десятого сего генваря с искренней радостью и благодарностью я получил от о. диакона Судакевича письмо Вашего П-ва, полное милостивого Вашего внимания ко мне и моим обстоятельствам. С готовностью и усердием действую и буду действовать по Вашим мыслям и желаниям: теперь добрый случай дает мне возможность исполнить одно желание Ваше – сообщать замечательные перемены в обстоятельствах Г. Альбана и его окружающих.

Желая начать православное богослужение на французском языке, Г. Альбан справедливо счел нужным ближе и чаще видеть богослужение нашей посольской Церкви, следуя за ходом его по французскому переводу. В ноябре месяце он опускал редко нашу службу, четыре раза был в алтаре: жаль только, что он, вопреки моим советам, по своей французской легкости, хотел всегда дать своему делу всеобщую гласность и важность, – ходил к нам в Церковь и по городу в рясе греческой, немного искаженной, с крестом на груди, имеющим большое сходство с нашим наперсным кабинетским, что русским казалось странным, а французам – совершенно новым. По образцу наших риз (он видел их секретно во всех подробностях) сделал себе священные одежды и пробрел другие необходимые вещи.

Не имя возможности совершенно сблизиться с нашим напевом, он взял напев древней римской церкви, или, лучше сказать, греческий Дорический. Между тем Г. Альбан просил письмом Архиепископа Кралевича о позволении и пастырском благословении совершать литургию на антиминсе, который почти чудесно послан Божиим Промыслом.

Архиепископ не отказал благочестивому желанию, но ответ его был слишком осторожен как по общности и обоюдности выражений (впрочем они уполномочивали совершенно на все), так особенно по отсутствию всякой официальности, – это маленькое, почти небрежное письмецо на итальянском языке.

С радостью принял его Г. Сент-Альбан, как последнее доказательство законности своихъ действий, и тотчас оттиснул 500 экземпляров, составленного им исповедания веры, рассылая их и русским, и французам, кому имел возможность и случай.

Честь имею приложить при сем письме один экземпляр для Вашего П-ва. Оставалось приступить к богослужению, но вдруг является комиссар полиции с запрещением не только совершать богослужение, но и проповедовать и иметь какое-нибудь собрание. «Вы нас обманули, сказал комиссар полиции С-т Альбану, представляя Ваше дело чисто религиозным. Вводя во Францию исповедание Восточное, Вы рассчитываете на помощь и покровительство России? Тщетно возражал С-т Альбан со свойственной ему смелостью, что полиция воображает ложные страхи и подозрения, по которым она не имеет права запрещать дела истинного и законного; полицейский комиссар угрожал тюрьмой в случае непослушания.

На такие доказательства нельзя не согласиться, и С-т Альбан принужден со слезами оставить свои предположения: эти добрые слезы оросили пол моей квартиры. Но бодрость и благодушие не оставили обиженного. В Париже по делам торговым и для образования живет множество греков, которые своей Церкви не имеют, а нашим славянским богослужением не довольствуются, так как его не понимают, – их-то и убедил С-т Альбан принять его к себе священником и слушать богослужение на французском языке – дело законное: кто может запретить грекам слушать богослужение на каком им угодно языке? Полиция опять дала знать Г. Альбану, что связь его с греками есть продолжение уже запрещенных планов, что он может совершать богослужение для греков только на греческом языке. Встретив препятствие и здесь, С-т Альбан вознамерился доказать, что он ищет общения не с Россией, в частности, но с православным Востоком, и с этой целью хочет вступить в сношения с Патриархом Константинопольским. Однако же эти неприятности утомили Г. Альбана, и, кажется, подействовали на его приверженцев, коих число стало уменьшаться. По этой же, можно полагать, причине и викарий парижского клира Fereaud-Robernier ничего не сделал по своим предположениям, но и не оставил их.

Причину всех смут и неприятностей Г. Альбан возлагает на Г. Тирьона, который будто бы известил архиепископа Парижского обо всех обстоятельствах и успехах С-т Альбана с преувеличением, и писал об этом же в полицию. Для архиепископа и полиции довольно одних подозрений, чтобы взяться за дело с большим жаром. Папа успешными преобразованиями в своих владениях и подаваемыми надеждами дает римскому католичеству больше весу во Франции, а сильное покровительство престарелой благочестивой французской королевы поддерживает дух нетерпимости в здешнем духовенстве. Вот обстоятельства и действования несчастных первенцев православной церкви из французов! Впрочем, ни духовенство, ни журналы, ни полиция не сказали по этому случаю ни одного обидного слова о России: говорили, что С-т Альбан ищет России, а не Россия С-т Альбана. Тирьона я не видел уже месяца два с половиной. Королева Нидерландская снизошла на просьбу о. протоиерея, отказалась беспокоить его перемещением в Гагу: я очень рад этому и за него, и за себя. Жаль только, что о. протоиерей не разделяет во многом моих мыслей, впрочем, это не препятствует добрым нашим отношениям.

О. диакон Судакевич замедлил в Германии по болезни; приезд его обрадовал меня и русских, которые с нетерпением его ожидали. Особенно приятно то, что он с понятиями и образованием и способен помогать священнику не только при священнослужении, но и в других случаях. Он еще ни разу не служил: время, труд и наставление могут из него образовать достойного служителя церкви.

Я, со своей стороны, из благодарности, покорности и уважения к Вашему П-ву и из любви к моему товарищу употреблю все средства к его усовершенствованию.

О дальнейшем буду иметь честь доносить.

12 генваря 1847 г.»

«В последнем моем письме, посланном в генваре с Г. Рюминым, я имел честь описать Вашему П-ву печальный оборот дел Г. Альбана; с тех пор я его не видел, и ничего не мог узнать о нем от других – удивительно, куда он делся! Г. Тирьон живет здесь в бедности (на хлебе у своего брата дворника) и без всякой пользы для православия, которого он не поддерживает ни словом, ни делом. Нельзя отрицать пользы от его перевода литургии Св. Златоуста, которую покупают русские для чтения и французы по любопытству: последние восхищаются простатою, возвышенностью и сладостью молитв. Один из прочитавших купец Le-Roi два раза был в нашей церкви, и, как он сам выразился, был очарован величием восточного богослужения: подобные же отзывы я слышал от парижских дам. О большей части пребывающих в Париже русских с сердечным удовольствием надобно сказать, что вера и благочестие их не только не ослабевают за границей, но еще укрепляются, по крайней мере, выражаются с большей силой. Каждое воскресенье и каждый праздник наша церковь бывает наполнена богомольцами, которые возносят свои молитвы в тишине и благоговении; после обедни часто просят служить молебны, панихиды и пр., нередко приглашают для служб церковных и в дома, чем прекрасно поддерживается и питается семейное благочестие. Кроме воскресных и праздничных дней, большая часть дней недели бывают заняты служением литургий по частным просьбам. Великим постом на 1-й, 4-й, 6-й и 7-й неделях была служба каждый день, в прочие недели три раза: в среду, пяток и воскресенье; исповедников и причастников было человек 200 с избытком! Вообще служба парижской православной церкви не уступит ни в многочисленности, ни в благолепии доброй в России приходской церкви. Одного не достает для полноты благолепия – обширного и благоукрашенного храма: все мои заботы по сему предмету пока не увенчались желанным успехом; причины тому а) в том, что о. протоиерей не считает построения церкви в Париже ни нужным, ни возможным; а действовать отдельно от него и неприятно и незаконно, b) Посольство не охотно слушает мысль и план об устроении церкви, и отказывает не только в содействии, но и покровительстве, считая это дело до него не касающимся и соблазнительным в то время, когда многие кричат о насильственном распространении Российской церкви. Оно предлагает построить дом и в нем устроить просторную и благоукрашенную церковь, на подобие нашей почтамтской. Первое затруднение встречается при покупке земли для постройки – на чье имя она может быть куплена, если посольство не возьмет это на себя? На имя общества православных, живущих в Париже? Но это общество не составляет ничего целого и постоянного. На имя священника, как сделал это английский епископ Люскомб, который таким образом на доброхотное подаяние построил церковь в Париже? Но это поставляет священника в сношения с полицией, и заставляет его продать церковь при своем отъезде к соблазну других, по примеру Люскомба. Второе препятствие: кто займется устройством церкви? Третье: голодная и беспокойная чернь может разрушить работу. Сии и подобные возражения были представлены некоторыми против всеобщего сердечного желания русских построить церковь в Париже; но все они не только не сильны остановить предприятия, но и заставить в нем усомниться. Холодность посольства, как легко можно было видеть, зависит от мнимой неверности предприятия по отношению к средствам: но настоящий год мог легко показать неверность этого мнения, ибо он представлял довольно средств. – Русских было много, и между ними считали много усердных дателей. К сожалению, время прошло и осталось от него доброго – крепкое и более распространившееся желание – построить церковь в Париже, которое поехало теперь вместе с русскими в Россию расшириться и возмужать, и возвратиться на место действования. Необходимо крепкое желание и постоянство, – препятствия исчезнуть сами собой: Бог помощник доброму делу, а для Него нет препятствий.

Кроме богослужения большая часть моего времени употреблялась на преподавание детям Закона Божия и русского языка. О. диакон, к сожалению, приехал поздно (в половине генваря) и тяжесть уроков этот год лежала на мне одном; я называю уроки тяжестью частью вообще по трудности преподавания, а, особенно по их многочисленности. Преподавая в 9-ти домах, по два, или даже по три раза в неделю в каждом, я оставлял мою квартиру в 8 часов утра (если не было службы) и возвращался в нее в 5 часов пополудни с усталостью, с пустотой и слабостью в груди, крепостью которой я не могу похвалиться. В преподавании уроков по домам есть сторона светлая – это исполнение обязанности священника – учить прихожан истинам веры; обязанность эту я старался выполнить в обширнейшем смысле, т. е. уча детей, я часто учил вместе с ними их отцов и матерей, которые присутствовали при уроках и иногда предлагали свои вопросы и недоумения. Вторая выгода от преподавания уроков та, что узнаешь людей вообще и, в частности, своих пасомых, которых нужды должны быть известны пастырю; Аз знаю моя, сказал Спаситель. Наконец к выгодам надобно отнести и то утешение, какое имеет наставник от успехов своихъ учеников. Я не говорю о выгодах внешних материальных, частью потому, что это для священника должно быть последним делом; а частью и потому, что они очень незначительны: мне платили даже 2 и 3 франка за урок; более просить совестился. Темная сторона преподавания уроков, – это потеря времени для занятий ученых и серьезных. Эту же невыгоду видел я и от посещений моих соотечественников и обязанности удовлетворять настоятельным их просьбам не оставить их посещением: но всегда утешительно было видеть наклонность здешних православных к важным и благочестивым разговорам. О. диакон ничего не помогал мне в этот год; потому что он приехал в Париж, когда я уже быль обременен уроками; а, с другой стороны, и сами отцы и матери не хотели брать его наставником по непривычке его к обществу и по его диаконскому, а не священническому сану. Последняя причина есть предрассудок, который я по возможности истреблял, и, надеюсь, что в следующий год он исчезнет сам собой.

Остальное время я употреблял на приобретение полезных познаний. В Великий пост проповедники без умолку оглашали храмы поучениями, я слышал пять проповедников. Лакордера, Кера (Coeur), Дегерри (Deguerry), Дюпанлу (Dupanloup), Ратисбона. Лакордер несмотря на всю свою славу, не может почесться истинным проповедником; это славный оратор светский, Демосфен, Цицерон или кто-нибудь другой; но никак не Златоуст, ни Григорий Богослов, ни св. Димитрий Ростовский, даже ни Массильон, Бурдалу, или кто-нибудь из настоящих наших известных проповедников; это оратор для камеры депутатов, или адвокат для судилища (чем и был он до поступления в орден Доминиканцев – проповедников), или, наконец, профессор для чтения уроков. Главная причина всех недостатков его проповеди – до крайности простертое желание приспособляться к своим слушателям, ложное выполнение слов Ап. Павла: бых всем вся, да всяко некия спасу. Посему г. Лакордер иногда из проповедника делается смехотворцем: один раз при мне он намеренно произнес насколько Английских слов самым жалким искаженным образом к удовольствию своихъ слушателей. Часто также острить над лицами и мнениями, рассуждает о предметах, не имеющих отношения к проповеди – о политике, физике и т. п. и проповедует христианство иногда в ложном свете. Приметив однажды в числе своих слушателей много аристократов, сей проповедник начал доказывать, что религия христианская есть религия дворян; parce que lesus Christ est un premier gentilhomme; a забыл изречение Ап. Павла: о Христе Иисусе несть Иудей, ни Еллин, ни раб и свобод. Вообще проповедь Лакордера производит скорбное впечатление на людей, привыкших слышать из уст проповедника чистую, Божественную истину, выраженную с благоговением и верностью. «Слышали ль Вы Лакордера?». «Слышал». «Каково проповедует?». «Очень хорошо; но я не могу назидаться красноречием, которое очень часто оскорбляет христианское чувство». Часто слыхал я подобные отзывы русских о знаменитом французском проповеднике, тогда как он не возбудил против себя неприятного чувства нехорошими отзывами об нашей церкви. Предметом проповедей Лакордера в настоящий год было утверждение истинности христианства со стороны исторической, догматической и нравственной; здравая и строгая критика нашла бы недостаток основательности в его доводах и опровержениях: но опыт доказал, что его слово не было без плода для неверующих. Я слышал, что проповедник имел утешение преподать таинства исповеди и Св. причащения, обращенным словом его с пути заблуждения. Кроме этой духовной награды, проповедник довольно награжден славой этого мира, если только можно назвать ее возмездием: на художественной выставке настоящего года украшали Луврскую галерею два живописных портрета и бюст Лакордера, которые скоро же были куплены почитателями славного оратора. Много также уважают священника Coeur’a, который проповедует в церкви Св. Магдалины. Этот проповедник вышел из школы о. Равиньяка, иезуита, который за болезнью, по совету докторов, оставил кафедру на год или на два, чтобы восстановить свои силы на юге Франции. Равиньяк пользовался большим уважением и любовью, чем Лакордер: по поводу изгнания иезуитов из Парижа, или лучше запрещения жить им в обществе, жители Парижа, разделились на две партии – одни утверждали, что иезуиты хороши, потому что Равиньяк иезуит; другие жалели о нем, что он в заблуждении, причисляя себя к числу нехороших людей; но никто не оскорбил его чести и цели. Главное достоинство Равиньяка состоит в тихом чувстве благочестия, благоговения и христианской любви, которым одушевлены все его проповеди; этому желает подражать г. Кер, но, к сожалению, не умеет держаться в пределах умеренности: его проповеди полны энтузиазма, нетерпимости, неровности чувства, неестественности, так что проповедник живо напоминает собой Петра-пустынника. Впрочем французы, пристрастные к эффекту, шуму и жестикуляции с удовольствием слушают г. Кера. Не меньшим вниманием, хотя заслуживают большего, пользуются священники Дегерри и Дюпанлу; первый – главный священник церкви св. Евстафия, второй – секретарь архиепископа Парижского. В этих лицах я нашел истинных проповедников, которые передают истины веры и благочестия с простотой, основательностью и назидательным чувством: особенно понравилась мне проповедь г. Дегерри о вере, которая может убедить и тронуть каждого христианина, и слово г. Дюпанлу о покорности воле Божией и повиновении властям. Последняя была вызвана обстоятельствами – возмущением черни по случаю голода, и дышит смелой и сильной убедительностью: я видел многих мужчин, которые от души плакали. Г. Ратьебон, прежде всего, известен своей биографией: это недавно (1844 г.) обращенный еврей. О брате его написали целую книжку, где изложено, после безуспешных увещаний друзей его, чудесное явление Божией Матери в одной из римских церквей, которым будто бы обращен был в христианство этот упорный потомок Авраама. Вскоре после этого он пробрел для римской Церкви своего брата, который теперь одним из уважаемых священников в Париже. Искренность своего обращения братья Ратьебоны засвидетельствовали плодами истинно христианскими, пожертвовав все свое имение 200,000 франков на устройство заведения в пользу новообращаемых евреев. Неутомимо действуя в обращении евреев, священник Ратьебон дает в своем заведении наставление в истинах христианства, а бедным пристанище. Недавно я был в его капелле при крещении взрослой еврейки и сделал с ним легкое знакомство через графиню Бобринскую. В своихъ проповедях, которые он говорит при каждом крещении новообращенной, г. Ратьебон отличается истинным благочестием; но в нем есть еще остаток духа талмудического, особенно в изображении жизни будущей, где он дает много свободы своей фантазии.

Вскоре после Святой недели, именно 28 апреля по старому стилю, я был откомандирован посольством в Швейцарию. Великая княгиня Анна Феодоровна¹⁷, которая живет в Женеве, писала нашему посланнику в Швейцарии г. Барону Крюденеру – доставить ей утешение веры, которого она лишена уже более года, не имея возможности, за отсутствием священника Каченовского¹⁸, исповедаться и приобщиться Св. Тайн. Наш посланник в Швейцарии, зная о пребывании двух священников в Париже, обратился к г. нашему поверенному в делах при Французском дворе Николаю Дмитриевичу Киселеву, который назначил меня для исполнения благого желания Великой княгини. Прибыв через Базель в Берн, где находится наша посольская церковь, я отслужил здесь Св. литургию и с запасными Св. Дарами отправился в Женеву. На даче, отстоящей на версту от города, я отслужил для Ее Имп. Высочества всенощное бдение, за которым последовала исповедь, а на другой день в 10 часов 8 мая пропели мы с Бернскими причетниками обедницу, т. е. краткую обедню Златоуста без освящения Св. Даров. Великая княгиня уже в почтенных летах, но крепкая и живая, показывает истинную привязанность к православной вере: с величайшим чувством благоговения, которое выражалось в Ее виде, а еще более в обильных слезах, она приняла Св. Тайны. К сожалению, она не говорит и не понимает по-русски, что много скрывает от Нее смысл и достоинство Богослужения. Она обыкновенно говорит на французском языке, посему и приняла весьма милостиво французский перевод литургии Св. Златоуста, который я представил Ее Высочеству. Здесь же в Женеве я имел утешение присоединить к Св. Восточной Церкви жену певчего при нашей капелле в Берне Иринея Великославинского Анну Эммануилову протестантского исповедания; Великая княгиня была восприемницей: трогательность обрядов, важность отрицаний, возвышенная теплота молитв, трогательное положение новообращенной доставили новую пищу благочестно высокой восприемницы. По ее желанию я совершил обряд и таинство на славянском языке с переводом на французский, что и необходимо было для новообращенной, которой природный язык есть французский. Наш посланник в Швейцарии представил певчего Великославинского, которого жена приняла православие, к диаконскому сану с условием служить при капелле на прежних условиях; осмеливаюсь покорнейше просить Ваше П-во обратить милостивое внимание на дело Великославинского; это будет для него награда за любовь к своей вере и обеспечение его семейства на будущее время, тем более что означенный певчий не пользуется крепким здоровьем.

На возвратном пути из Женевы, где я пробыл четыре дня, я воспользовался случаем осмотреть Швейцарию, ее природу, жителей, памятники. С этой целью посетил я кантоны: Базельский, Бернский, Лозаннский, Фрибургский, Унтервальден, Люцерпский и Цюрихский. О природе Швейцарии не могу сказать ничего другого, как что она есть лучшая проповедь славы Божией и его бесконечных совершенств: в Швейцарии полезно путешествовать безбожникам, если они есть на свете. Жители Швейцарии совершенны в физическом отношении – здоровы, веселы, но ум их недостаточно образован; а воля дика и необуздана. Религия в Швейцарии весьма неблагоустроена, – такой крутой переход от неограниченной свободы Кальвинизма к крайней строгости католицизма: от того ужасная борьба мнений.

Религиозные памятники в Швейцарии очень замечательны, и все они обязаны своим бытием католичеству. Какие великолепные соборы в каждом кантоне, и теперь в кантонах протестантских они в совершенном запустении! полы изломаны, надписи затерты, картины в небрежении, статуи обезображены: это сделано в беспокойные времена реформации. Этого мало: в мою бытность в Женеве в соборе устраивали скамьи, хоры и т. п. для публичного заседания по случаю принятия конституции. Вот какое назначение получили теперь храмы Божии! Вот какие соборы и советы заняли место в дому Божием!

В Базеле делают не лучше, дают в церкви концерты! Самая примечательная из протестантских соборных церквей в Базеле: она построена в XII веке, хранит в себе прах Еразма Ротердамского, Иоанна Эколампадия – этих оракулов и преобразователей Базеля.

W"

За алтарем еще существует зала, в которой Западные Епископы держали Собор Базельский, замечательный низложением папы Евгения IV и возведением на престол Феликса; этот собор много содействовал успехам реформации, поколебав безусловное повиновение папе. В Базельской библиотеке я видел автографы Лютера, Меланхтона, Еразма Ротердамского, – это собрание их писем. Неизъяснимое чувство родилось во мне при взгляде на почерк преобразователей, неправильный, неразборчивый, небрежный: но сколько перемен произвели эти перья!

Между прочим, на древних образах и свящ. статуях в церквях Швейцарии я заметил, что благословляющая рука Спасителя изображена в том виде, как рисуют и слагают в церкви православной; почему же католики и протестанты не верны своей древности? Католическая церкви представляют совсем другое зрелище – тишину, великолепие, драгоценность: особенно это можно сказать о соборной церкви в Фрибурге и Иезуитской в Люцерне. Странно только обыкновение – выставлять мощи совершенно открыто в виде скелетов в прозрачных и странных одеждах. В Фрибурге я осмотрел Иезуитский пансион, в котором воспитываются молодые люди всех наций, есть, слышал я и русских два воспитанника – Бутурлин и еще кто-то. Внешний порядок заведения, чистота, удобства – удивительны; на мои вопросы о науках, о наставниках и проч., мой вожатый отвечал: я не знаю, это не мое дело. Путешествие в Швейцарии вообще много мне сделало пользы и доставило приятных воспоминаний.

Сердечно благодарю Ваше П-во за милостивое внимание ко мне, оказанное в рекомендации меня Г. нашему министру при Оттоманском дворе. К крайнему моему сожалению, я не мог воспользоваться полезными его беседами, ни быть ему полезным в руководстве по Парижу: после первого свидания, которое продолжалось часа два, я должен был проститься с ним по причине отъезда моего в Швейцарию.

Перед самым моим отъездом случилось еще одно дело, достойное внимания: к нам в капеллу явился католический священник из Неаполя из собрания Св. Таинства (congregation de S-t. Sacrement) по фамилии Коррадо, и искал присоединения к православной церкви, именно к Российской. Для сего он хотел отправиться в Россию и просил дать ему на это пособие; здесь-то и встретилось затруднение, потому что наше посольство не хотело принять участия.

О другой церкви – в Венеции, или Германии о. Коррадо и слушать не хотел, боясь везде преследований со стороны папы. В мое отсутствие он имел с о. протоиереем долгую беседу и, узнав об отказе денежных пособий и невозможности вступить в брак, после уже не приходил. Нельзя сказать, чтобы этот священник (он даже миссионер, и на это у него есть документы) имел хорошее образование; но его вид, разговор, манеры показывают в нем порядочного человека; от роду ему лет 30.

Скоро ожидаю я к себе моего родственника о. Полисадова¹⁹, который общался быть у меня на пути в Швейцарию; может быть я могу быть ему полезным некоторыми предварительными сведениями о Швейцарии. Бернская наша капелла очень хороша; жаль только, что она ни при посольстве, которое в Цюрихе, ни при Великой Княгине, которая в Женеве: церковь одинока и без покровительства.

Пользуясь досугом, я составил некоторые литературные заметки²⁰, которые честь имею представить Вашему П-ву; надеюсь еще прислать с Михаилом Васильевичем Шишмаревым, который теперь в Киссингене, или Николаем Федоровичем Евреиновым.

                                          Париж, 24 июня / 6 июля 1847 г.»

Продолжая свои наблюдения за религиозной жизнью Западной Европы, прот. Васильев в этом письме № 6 особенное внимание обратил на весьма важное событие в католическом мире – избрание на Папский престол Пия IX. Событие это, разумеется, было подхвачено не только всеми периодическими изданиями, отзывы коих о. Иосиф приводит в этом письме, но были выпущены также отдельные сочинения по сему вопросу; об одном из них, как наиболее выдающемся «Rome et Pie IX» о. Иосиф говорить здесь довольно подробно.

«Пользуясь верным случаем – отъездом в Россию М. В. Шишмарева, честь имею сообщить Вашему П-ву о том, что произошло примечательно нового в литературе после моего письма и заметок от 17 июня, посланных с доктором Дитрихом. Недели две тому назад составлены проект и план для выдачи учено-литературного журнала университетских курсов – Journal de cours d’Universite, в котором будут помещаться лекции, читанные в коллегиях и Сорбонне. Эти лекции, записанные стенографией в классе, поступают в журнал после пересмотра самих профессоров, с которыми общество издателей журнала имеет свои условия. Новому журналу общается блестящий успех как вообще по причине славы многих профессоров, так и особенно по условиям центрального образования: прежде имели понятие о парижских лекциях только живущие в Париже, а по выходе журнала они будут перед глазами всех. На днях вышла книга под заглавием «Rome et Pie IX». Нельзя найти ничего современней этой книги. В минуту, говорит автор, с свойственным ему преувеличением, когда целый мир обращает взоры на блестящее солнце, которое недавно взошло на троне Св. Петра; когда народы Италии, пробужденные Божественным животворящим голосом, движутся в своем саване; когда вечный город сделался предметом надежд для Франции и предметом опасений для Австрии; в это время книга предлагаемая нами под заглавием «Rome et Pie ІХ» должна составлять важное происшествие в мире политическом и религиозном (Preface). Книга эта, составленная par Alphonse Balleydier и посвященная настоящему папе, заключает в себе биографию Пия IX от его рождения до 19 апреля 1847 г. Главная мысль автора – доказать любовь папы к Франции и сближение его с ней в своих преобразованиях. Книга весьма замечательна по документам и анекдотам. Надеюсь, что Михаил Васильевич так будет добр, что доставит от меня эту книгу Вашему П-ву.

Духовные журналы Франции много переменились после восшествия на папский престол Пия IX. L’Univers поборник ультрамонтанизма приобрел еще более жару и фанатизма, так что поражает анафемой все не Римское. L’ami сіе la Religion умеренный защитник свободы Галликанской Церкви не оставил тона благоразумия и умеренности, но уже не говорит о Галликанской Церкви, а называет ее Католической и Римской. Журнал Лютеранский Semeur (Сеятель) очень присмирел и беспрестанно, хотя с неохотой, хвалит настоящего Папу.

Теперь у меня родственник мой о. Василий Полисадов; с радостью я слушаю от него рассказы о любезном моем отечестве и знакомлю его с Парижем, с его литературой и памятниками. При удобных случаях буду продолжать сообщение новостей Вашему П-ву.

Париж, 28 / 16 июля 1847 г.»

Седьмое письмо о. Васильева к Сербиновичу говорит о составленных им заметках по весьма важному и интересному вопросу: «Законодательство Французского Государства относительно к вероисповеданиям». К сожалению, заметок этих в деле не оказалось и даже не видно, куда они были переданы. Здесь же о. Иосиф говорит о начале борьбы ультрамонтан с протестантами и о действиях папы Пия IX, подрывающих папское достоинство.

«Честь имею представить Вашему П-ву начало моих заметок о законодательстве Французского государства относительно к вероисповеданиям: очень интересным и даже необходимым я почел ближе познакомиться с условиями гражданского существования того вероисповедания, последователями которого я окружен. Здесь встретил я много нового; потому что в Академии нам дают понятие о различных вероисповеданиях только в общих чертах, более со стороны догматической, не касаясь временного их существования: от того существуют у нас ложные понятия о независимом существовании католической-римской церкви во Франции, точно так, как у Западных вкоренились ложные мнения о порабощении католической Восточной Церкви в России. Отец протоиерей Вершинский²¹ сообщил многое об отношении Французского правительства к римско-католической церкви (его статья была напечатана в Москвитянине № 6); но это не освобождает меня от труда – изучить этот предмет; и тем более, что в заметках о. протоиерея многие стороны опущены. Сии-то опущения преимущественно я изложу в моих записках. В журнале министерства народного просвещения я нашел сравнительную ведомость римско-католического духовенства во Франции и в России; один из русских вызвался перевести ее на французский язык и поместить в каком-нибудь из парижских периодических изданий; но этого нельзя сделать без некоторых поправок, потому что в ведомости есть неточности касательно жалованья духовенству, епархий и проч., верно она составлена по устаревшим известиям.

Теперь начинает прибывать в Париж множество моих соотечественников, в которых заметно усердие к церкви и желание построить храм; я снова недавно говорил об этом в посольстве, где и услышал совершенное согласие на благое желание русских. Секретарь нашего в Париже посольства г. Балабин в бытность свою в С.-Петербурге будет говорить об этом деле с графом Николаем Александровичем²², хотят сделать прежде словесно, а после письменно.

Папа Пий IX делает скорые успехи в веротерпимости; недавно по его приказанию благословлен церковью брак римского католика из папских владений г. Векки (Vechi) с жидовкой Викторией. Брак этот совершен гражданским образом в Марселе при покойном Григории XVI (в 1842 г.), который отлучил от церкви вступившего в брак. Настоящий Папа своими действиями совершенно подрывает папское достоинство; потому что опирается на волю народа, которого игрушкой со временем будет Папа: по крайней мере, преемники настоящего Папы не будут ему благодарны. Вместе с тем римский первосвященник не верен западному католичеству, потому что дружить с еретиками и враждует с сынами своей Церкви.

Родственник мой священник при нашем посольстве в Швейцарии Полисадов передал мне желание Вашего П-ва иметь книгу «Le Catholicisme d’Orient et d’Occident par Baader»; при сем удобном случае посылаю Вам эту замечательную брошюрку. Не знаю писал ли Вам о. Полисадов о состоянии своих дел в новом месте служения – оно не совсем благоприятно; возгорается междоусобная война неистовых протестантов радикалов с защищающими свои права загорными (Ultramontains) католиками; нашу церковь приказано посланником тайно вложить в ящики, и при начале войны она переедет вместе с посольством в Гельдеберг или Мангейм. Можно думать, к сожалению, что прекрасная капель пострадает от этой перекладки: так удобно и прочно она была приспособлена к дому, в котором помещалась. Слава Богу, что хотя к этому времени назначен туда священник!

Вместе с вышеозначенной книжечкой предлагаю просвещенному вниманию Вашего П-ва недавно точно составленную и аккуратно изданную карту Франции в церковном отношении²³, – прекрасное вспомогательное средство для узнавания статистики римско-католической Церкви во Франции.

Вероятно, недели через две пребудет в С.-Петербург священник Тирьон, который нашел случай совершить этот путь на счет генерала Чиревина. Путешественник не объяснил мне порядочно цели своего переселения; кажется, он сам не может дать себе в этом отчета. Найдя жизнь свою в Париже бесполезной и трудной по содержанию, он надеется принести в России некоторую пользу; он думает заниматься полезными переводами на французский язык.

После поправления моего здоровья, которое было расстроилось переменой времени года, я снова принимаюсь за преподавание уроков по домам; о. диакон разделяет со мною этот труд.

Париж, 5 / 17 октября 1847 г.»

В этом восьмом письме, продолжая сообщения о действиях папы, о. Васильев указывает на вновь возрастающее влияние Пия IX на Галликанскую Церковь и о постепенной Ее подчинении Риму, а также на ненормальность – участие пап при избрании Восточных Патриархов.

«В подателе сего письма Вы узнаете Г. Тирьона, который отправляется на жительство в Россию на неопределенное время. Положительной и определенной цели он себе не предположил; но у него есть цель отрицательная – избежать неприятностей со стороны своихъ родственников, которые принуждают его искать места римско-католического священника (Тирьон не открыл им своего обращения в восточную католическую веру из опасения потерять какое-то наследство), и не любят его будто бы за то, что он защищает Россию. Между тем он думает найти себе в России какое-нибудь дело по переводам, по обучению детей и т. п., а со временем возвратиться в Париж для действия в пользу православия. Успеха в сем последнем, надобно сказать откровенно, я не ожидаю от Г. Тирьона, как уже это доказано долговременное бесполезное пребывание его в Париже; для успешных действий в сем случае, нужно более ума, убеждения и решительности, чем сколько имеет их Г. Тирьон. С-т Альбан несколько испортил дело поспешностью и горячностью, а Тирьон не принимался за дело. Но утешительно думать о нашей Св. Церкви то, что случилось в жизни патриарха Авраама: он прежде имел Исмаила, а после – Исаака!.. Впрочем, нельзя сказать, чтобы Тирьон был совершенно бесполезен в Париже; потому что он доставил случай русским и некоторым французам имеет Св. Литургию Златоуста на французском языке; был видимым доказательством превосходства православной веры перед римской, так что русские при мысли о нем торжествовали, а французы задумывались; наконец, он был поводом для здешних священников нашего посольства утверждать начала православия по поводу разговора о Г. Тирьоне. Ценя сего священника издали, русские не любили его вблизи за его грубые манеры, простоту слова и всегдашнее домогательство средств для жизни. Неправ или, лучше сказать, неблагоразумен в этом случае Г. Тирьон; но более виноваты в своей холодности наши соотечественники. Как бы то ни было, а он ни на что не может употребить себя в Париже, ни даже на спокойную благочестивую жизнь; потому что нашего богослужения он никогда не посещал. Поездка его в Россию состоялась не вследствие зрело обдуманного плана, а просто представившегося удобного случая быть в России. Но он все лично объяснит Вашему П-ву. Г. С-т Альбан в Бирмингеме, куда он, по всей вероятности, привлечен известным движением в Англии в пользу православия; определенного ничего о нем не знаю.

Со времени первого конкордата с Пием VII римско-католическая церковь во Франции подверглась сильному, можно сказать, стеснительному влиянию правительства: духовенство, освободившись под видом церкви Галликанской от неограниченного влияния Папы, не заметило действий правительства, тем более что от 1814 до 1830 г. возвращено было господство римской вере. Но с сороковых годов Рим с особенной силой и неутомимостью действует для разрушения Галликанизма, и к своему удовольствию, находит отголосок во французском духовенстве. Многие Епископы начали, по желанию Папы, вводить в свои епархии римскую литургию вместо существовавших поместных литургий: так сделали епископ Лангрский, Архиепископ Реймский, Архиепископ – кардинал Лионский; последний принес этой перемене в жертву литургию Св. Иринея, древность которой восходит ко временам Апостольским, – об этом и жалеет даже протестантский журнал «Le Semeur». Тяготение к Папе приметно усилилось со времени восшествия на престол Пия IX: Архиепископы Парижский, Орлеанский и Лионский назначили в своихъ областях молитвы об успешном ходе преобразований Пия IX, и это сделано без позволения правительства, следовательно, противозаконно. Журналы, защищавшие Галликанские свободы и льготы, или потеряли силу, или формально запрещены; первое случилось с «L’ami de la Religion», последнее – с «Арреl» и «L’esperance». Впрочем, Архиепископ Парижский еще очень далек от итальянского сближения с Папой; причиной тому споры о капитуле Св. Дионисия.

Занимаясь преобразованием своихъ областей, папа не упускает из виду и чужих, простирает свои виды на Восток. 8 октября при избрании в Иерусалимского Патриарха Иосифа Валерга, бывшего восточного (Сирии, Месопотамии, Персии) миссионера на место, уволенного по прошению фосколо, Пий IX сказал в конце речи: «будем молить Бога, чтобы Он постепенно устроял католичество в Иерусалиме и содействовал его процветанию». Пора бы оставить Папам избрание патриархов для Константинополя и Иерусалима; это памятник честолюбия Пап средних веков, которые хотели видеть у подножия своего престола восточных патриархов; избрание патриархов тем более излишнее, что они не живут в своей пастве, а только составляют свиту Папы. В Иерусалиме со стороны Рима имеет пребывание страж (custos) Св. Земли из францисканцев, которые имеют там 6 монастырей, в них 120–130 монахов; число римско-католиков Св. Земли простирается до 6000.

В заключение обращаюсь к Вашему П-ву с покорнейшей просьбой, не откажите мне в милости ходатайствовать перед Его С-вом об устройстве участи сироты, моей сестры, Орловской губ. Елецкого узда села Стрельца умершего священника Васильева, дочери Марии. Верно Его С-во писал к Преосв. Смарагду, но дело остается в прежнем положении, т. е. сестра моя не получила устройства.

Просьбы и слезы моей матери сильно меня беспокоят; милостивое ходатайство Вашего П-ва доставит счастье целому семейству и обяжет меня новой благодарностью.

Париж, 15 (27) октября 1847 г.

Письма №№ 9 и 10, из коих первое к гр. Пратасову, а второе к К. Сербиновичу, наполнены исключительно вопросом о построении отдельного православного храма в Париже. Мысль о построении храма возникла у о. Иосифа тотчас же по прибытии в Париж при виде тесноты и убожества ютившейся при посольстве православной церкви. Настоятельная необходимость сооружения православного храма в Париже, сколько для достоинства нашего вероисповедания, столько и для удовлетворения духовных нужд, проживавших в Париже православных христиан, не только наших соотечественников, но и греков, молдаван и валахов, которые, не имея своих храмов, посещали нашу посольскую домовую церковь, побудила о. Иосифа написать в декабре 1847 г. гр. Пратасову, прося его исходатайствовать разрешение как на постройку церкви, так и на сбор пожертвовании для сего.

«Ваше Сиятельство²⁴, Милостивый Государь!

Давно русские путешественники высказывали искреннее желание построить в Париже православный храм Божий; в настоящее время это желание созрело, усилилось, благодарение Богу! – начало осуществляться. Соотечественники наши, находящиеся теперь в столице Франции, открыли подписку для внесения пожертвований на построение здесь церкви православно-католического восточного исповедания. Г-н наш поверенный по делам при французском дворе Николай Дмитриевич Киселев сердечно одобрил благое начинание и ожидает только мнения и разрешения Вашего С-ва, чтобы начать по этому делу сношение с министерством иностранных дел. Я вместе с моей временной православной паствой питаюсь сладкой надеждою, что Ваше С-во обратите благосклонное внимание на сне богоугодное дело, и умоляю Вас дать ему силу и добрый конец Вашим одобрением и ходатайством. Между тем, слыша часто от русских причины сего благого дела и разделяя их убеждения, осмеливаюсь изложить оные Вашему С-ву.

Приезжая во Францию из отечества, где православные храмы Божии обширны и благолепны, соотечественники наши бывают поражены удивлением и грустью при посещении здешней нашей посольской капеллы, которую они находят тесной, бедной, ветхой: стены не только не благоукрашенными без св. икон, но и не окрашенными, иконостас в некоторых местах прорванным. Невместительность ее особенно бывает заметна в большие праздники: Пасху, Рождество Христово и т. п. и не может быть устранена без построения обширного храма; потому что наша церковь в Париже служит прибежищем не только для русских, которые одни могли бы наполнить довольно большой храм, но и для греков, молдаван, славян, вообще всех христиан православно-католического Восточного исповедания, из которых никто своей церкви в Париже не имеет. И прискорбно бывает видеть, что они не находят места в храме своихъ единоверцев русских!

Часто по любопытству, или боле основательным побуждениям приходят к нашему богослужению жители Парижа и за бедность нашей капеллы не имеют уважения к православию и делают невыгодные суждения о нашем отечестве. Больно слышать подобные отзывы, хотя они и ложны, и не основательны: виновники их, привязанные ко внешности, сказали бы противное при взгляде на благолепный православный храм Божий. Бог знает может быть другие приведены были бы этим к более важным мыслям и чувствованиям – к предпочтению православия другим вероисповеданиям.

Особенно важные неудобства испытывает церковь при перемещении из одного дома в другой: иконостас, церковная утварь, удобства богослужения, приспособленные к одной комнате, подвергаются ломке, переменам: ветхий иконостас нашей капеллы не может выдержать никакого перемещения. Наконец, взор христианина невольно обращается и на то место, где прежде существовала церковь: церковные законы, освященные веками, не терпят, чтобы место, материалы и все, соприкасавшееся к храму Божию, подвергались неприличному, мирскому употреблению, и сердце стесняется от скорби, когда бывает мерзость запустения на месте святом. К сожалению, православные испытывают это в Париже, видя на месте прежней посольской капеллы кофейню, и боясь за священное место настоящего помещения церкви, которое скоро имеет быть переменено. Для избежания всех показанных неудобств необходимо построение храма достаточно поместительного, благолепного Восточно-православного во всех отношениях. Достаточные для сего средства представляются в доброхотных подаяниях русских путешественников: число их, средства и усердие подают твердую надежду на успех предпринимаемого благочестивого дела. Несомненно, можно ожидать не малых пособий от соотечественников, живущих в России, для которых весьма приятно содействовать процветанию православия в чужой земле. Наконец наши единоверцы: греки, молдаване и другие с радостью принесут свою лепту в сокровищницу добрых приношений: и что не может сделаться в один год, восполнится в другой, совершится в третий. Остается еще одно средство самое верное, безошибочное, источник всех средств: доброму делу всесильный Бог помощник!

Итак, снова обращаюсь к Вашему С-ву с покорнейшей сердечной просьбой утвердить начинающееся дело законным порядком: позволить продолжать подписку с собранием суммы, а для сего выдать в Парижскую церковь сборную законно скрепленную книгу, и позволить мне обращаться с просьбой о пожертвовании к соотечественникам, живущим в России.

Ходатайство и утверждение Вашего С-ва будет первым камнем для созидания храма нашего в Париже; а церковь никогда не забывает в своих молитвах блаженных созидателей храмов. В ожидании благодетельного решения Вашего С-ва честь имею всегда быть с глубочайшим почтением и совершенной преданностью

Вашего Сиятельства

Милостивого Государя

Покорнейший слуга и усердный богомолец Российско-императорского посольства в Париже

Священник

Иосиф Васильев, Париж, 28 декабря 1847 г. / 9 генваря 1848 г.»

Одновременно с этим письмом, о. Иосиф писал К.С.Сербиновичу:

«Вчера 29 декабря я отправил письмо к графу Николаю Александровичу²⁵, где прошу Его С-во о ходатайстве и разрешении построить православный храм Божий в Париже на счет доброхотных подаяний русских путешественников, соотечественников наших, живущих в России и других православных; теперь обращаюсь к Вашему П-ву с покорнейшей просьбой обратить благосклонное внимание на это дело, и добрым Вашим ходатайством содействовать к совершению и процветанию благочестивого начинания наших соотечественников. А прежде всего, Ваше П-во, окажите мне милость – выслушайте мои объяснения по начавшемуся делу построения церкви.

Мысль о построении храма Божия Восточно-Католического исповедания давно уже родилась в сердце православных путешественников и современном более и более укреплялась при взгляде на бедность, тесноту и ветхость нашей посольской каплицы. Собственно говоря, домовая церковь при Парижском нашем посольстве не есть достояние казны, или создание общества русских; нет, это частное пожертвование и построение Демидова, посему имя его и стоит под иконой Ап. Петра и Павла с объяснением дела. Что в 1817 году сделано одним Демидовым, очевидно может быть сделано пожертвованиями многих; что прежде было сделано в малом виде –домашняя церковь, – то, несомненно, не встретить препятствия быть совершенным в большом виде – в отдельном великолепном храме; словом, настоящее существование домовой при нашей миссии в Париже церкви своими обстоятельствами ручается за будущее существование храма отдельного. Так понял это дело г. наш поверенный при Французском дворе Н.Д.Киселев; он одобрил усердие русских, и не только не нашел к исполнению дела никаких политических препятствий, но и обещал со своей стороны содействие при сношениях с министерством иностранных дел и французским правительством. После такого благоприятного отзыва началась подписка довольно деятельно на трех тетрадках, из которых одной заведует Марья Яковлевна Нарышкина, другой – Владимир Давидов, третьей – я с кн. Куракиным. Подписка производится с означением имени деятеля и суммы пожертвования без внесения денег, которые не считаем себя вправе принимать без разрешения. Нельзя слишком хвалить щедрости деятелей; однако же приношения благонадежны: есть тысячи, пятьсот, двести, и нет менее ста; можно ожидать большей ревности после разрешения: теперь пока действуют робко и еще нерешительно. В сей раз я не посылаю Вашему П-ву подписки, потому что многие продолжают вносить свои имена, и в случае посылки дело принуждено было бы остановиться. Для совершенной законности подписки необходимо иметь книгу, скрепленную начальством, о чем я и просил графа Николая Александровича²⁶ и обращаю ту же усердную просьбу к Вашему П-ву. И особенно умоляю дать делу сколько возможно скорейший конец: замедление будет для подписчиков неприятным предзнаменованием; с другой стороны, многие из них выедут из Парижа, и гораздо труднее будет получить с них подписанную сумму. Пожертвования, конечно, не ограничатся пребывающими в Париже; их принесут и соотечественники наши, не оставлявшие России; в сем случае я прошу разрешения обращаться с письмами к тем, которые в прошедшем году высказывали свое усердие к построению храма Божия и не могли удовлетворить своему благочестивому желанию, и вообще ко всем известным своей любовью к процветанию Православия. Не откажутся принести посильные подаяния и наши единоверцы: греки, болгары, молдаване и другие, которые, не имея своей, в нашу церковь собираются для молитвы. Нельзя сказать решительно может ли дело собрать достаточные средства в один год; но смело можно надеяться этого в два, три года. По количеству суммы должна быть определена и форма храма: в 200,000 руб. можно устроить храм достаточно благолепный. Разрешение начать дело будет главным шагом, половиной дела. Ваше П-во своим добрым ходатайством включите себя в число блаженных создателей храма!

В декабре месяце я посещал и теперь по временам продолжаю посещать богословские публичные лекции в Сорбонской Академии. Воспоминание о Сорбонне, о важности ее влияния в древние времена, о великих именах ее профессоров, о рождении и укреплении в ней Галликанских прав и льгот (libertés), воспоминание обо всем этом наполняет душу благоговением к этому великому месту. Что же теперь богословская Сорбонна? Невольная грусть стесняет сердце при ее посещении: место для преподавания богословия отведено в 3-м этаже, залы, если так можно назвать их из снисхождения, тесны, грязны, ничтожны, но и в них столько слушателей, сколько колосьев на пожатой ниве, преподавание профессоров – голос в пустыне. От чего же это? Частью от направления века – от безразличия религиозного и суеты, частью от направления профессоров, от ультрамонтанизма, который родился от стеснения церкви правительством и славы нового Папы, частью наконец от достоинств профессоров, которые люди весьма незамечательные. В следующем письме изложу сие подробнее.

С Николаем Арсеньевичем Жеребцовым я имел счастье послать Вашему П-ву только что вышедшее в свет сочинение: «Etude sur la législation de la France et de la Russie en matier de la Religion. Par M-r le Duc de Wahny»; явление замечательное по автору и взгляду.

Примите Ваше П-во мое усердное приветствие с новым годом. Не преставая молить Господа о ниспослании на Вас своих щедрот честь имею и пр.

                              Париж, 30 декабря 1847 г. / 11 генваря 1848 г.»

Революция 1848 года застигла врасплох о. Иосифа и всех проживавших в Париже русских. Описывая в первом из этих писем, все ужасы этого грандиозного переворота, о. Иосиф неодобрительно отзывается о поведении католического духовенства, которое, в это время, впервые подняло вопросы: об отдалении Церкви от Государства, об установлении порядка созыва соборов для управления Церковью и о других мероприятиях. Особенное же внимание о. Иосиф уделяет появившемуся в Париже реформатору аббату Шатель, который выпустил воззвание, печатаемое ниже. Продолжая во втором письме описывать еще некоторые эпизоды революции, о. Иосиф здесь говорит о различных проектах вновь образовавшегося «Комитета вероисповеданий» и вообще о Галликанском направлении сего комитета; в конце же письма сообщает о положении богословского факультета в Сорбонне и при университетах во Франции.

«Наконец мысли мои и чувства стали приходить в порядок и некоторое спокойствие после ужасного переворота, совершившегося во Франции. Не страх и опасение за свою жизнь волновали меня, с этой стороны не было никакой опасности: ни я и никто из наших соотечественников не были оскорблены даже словом.

Но быть зрителем неистовства черни, слышать в продолжение пяти дней беспрестанно дикие крики, возмутительные песни, выстрелы, вопли умирающих, видеть дымящуюся кровь и обезображенные трупы, чье сердце не содрогнулось бы при одном взгляде на подобную картину?! Неожиданность этого ужасного события увеличила его ужас; а к этому еще необходимо присоединился страх за будущее –чем это кончится? К чему это поведет? Многие из русских, особенно дамы, были в отчаянном ужасе, присылали за мной, и я по силе немощи моей преподавал им утешение. Наконец, в Воскресенье (революция кончилась в четверток) мои соотечественники собрались в церковь, как робкие овцы во двор к общему нашему Пастырю; в искаженных страхом и сильными потрясениями чертах начала водворяться надежда и тишина, робкие взоры с теплой молитвой обращены к Спасителю. Как усердно все молились! По окончании обедни я сказал несколько слов для возбуждения упования на Бога и благодарности Ему за спасение, и отслужил молебен Спасителю; молитва присутствующих была самая пламенная, слезы обильно лились из очей молящихся. Какой контраст с днями ужаса! Теперь мои временные прихожане почти все отправились из Парижа, кто в Лондон, кто в Германию, кто, наконец, под тихий родной кров в Россию: многие скорбели, что революция воспрепятствовала им исполнить священную обязанность говенья в Париже.

С вероятностью можно полагать, что долгое время я уже не увижу моих соотечественников в столице Франции, по крайней мере в таком числе, как в настоящем году; я очень сожалею об этом только в том отношении, что предполагаемое дело о построении церкви должно будет остановиться, т. е. замедлиться, а не прекратиться.

Бог укажет случай и средства возобновить оное. По крайней мере, одна сторона к совершению дела освобождена от препятствий: объявлена неограниченная свобода всех религий; прежние законы потеряли силу. Впрочем, новые законы так же бессильны и временны, как и само правительство (gouvernement provisoire²⁷), если только можно назвать его правительством. Кто держит теперь во Франции бразды правления? Стихотворец (Lamartine), некрещеный еврей (Cremieux), два редактора анархических журналов (Marrast et Tloeon), крикуны, потерявшие свое состояние (Ledru Rollin et. Garnier Pages), писатель (Louis Blanc), работник (Albert), и все это смешение племен и состояний под председательством самой мелкой посредственности (Dupont de l’Eure). В каком беспорядке были мысли нового правительства, можно судить потому, что в продолжение двух дней еврей по роду и вере был министром духовных дел, начальником Архиепископов, Епископов и пасторов христианских; только после 48 часов замечена несообразность дела, и поправлена отнесением духовных дал к министерству народного просвещения, вместо министерства юстиции. Сия перемена произвела во многих основательные опасения за целость веры, духовные дела прежде принадлежали к ведомству министерства юстиции, потому что от этого министерства зависит полиция, которая имеет надзор за внешними отправлениями религии; прежнее правительство не претендовало ни на какое другое влияние по отношению к вероисповеданиям. Но с тех пор, как духовные дела подчинили министерству народного просвещения, явилось опасение, – не хотят ли вероучение низвести в ряд обыкновенных наук, не желает ли министерство своевольно заведовать догматами. Кроме того, духовенство при новом порядке дел надеялось решить в свою пользу давнишний вопрос о влиянии церкви на образование юношества; с зависимостью от министерства народного просвещения эта надежда рушилась; ее место занял прежний страх «монополии университета».

Как вело себя и действовало римско-католическое духовенство в настоящих запутанных обстоятельствах Франции? В саму революцию им овладел панический страх; в продолжение трех дней не видно было ни одного духовного костюма. По окончании возмущения, если только оно кончилось, клир принял сторону народа, беспощадно порицая прошедшее правительство и короля, превознося похвалами народ, с радостью встречая и благословляя республиканское правление: окружные послания епископов, проповеди священников, статьи религиозных журналов полны подобных мыслей и чувствований. Все благомыслящие люди с неудовольствием заметили в духовных ненависть к королю и строгое осуждение его поступков: «не дело служителей алтаря», слыхал я много раз подобные выражения, «немилосердно судить своего прежнего правителя, бросать анафемы в след обиженному несчастному старцу». И что худого сделал он своим строгим судьям? Всегда отдавал предпочтение католицизму перед другими исповеданиями, ему особенно покровительствовал, особенно много добра в этом случае делала набожная королева, бывшая опорою и посредницею клира перед королем. Более всех заметна здесь невыгодная и неблагодарная роль Архиепископа Парижского, взысканного королем из ничтожества, дважды в год говорившего королю самые верноподданнейшие приветствия! Как не хвалит народ, говорит клир, как не перейти на его сторону, когда он исполнен такого уважения к христианству, не тронул ни одной церкви, не оскорбил ни одного служителя алтаря? Нет спору, народ был несравненно тише и благоразумнее, чем в первую революцию; но церкви он пощадил не по особенному религиозному чувству; потому что сам же народ после революции два раза приступал к мэру Парижа с просьбой о позволении иметь собрания и клубы в церквях, – и храмы Божии не поруганы, благодаря просвещенной твердости мэра. На церквях, как и на других публичных зданиях, сделаны надписи: liberté, égalité, fraternité, как будто христианство обязано французскому народу изобретением этих идей, как будто святая вера понимает эти слова так же, как буйная чернь Парижа! Неудивительно также, что народ не сделал никакого зла духовенству; потому что оно не было так тяжко для народа, как во времена первой революции; при всем том оно не показывалось на глаза народу в продолжение трех дней, впрочем, я сам слышал крики: vive la république! à bas les prêtres!²⁸

Положительным доказательством религиозности современного французского народа считают почтение, оказанное животворящему кресту в Тюльери. По взятии Тюльерийского дворца и после многих неистовств, народ случайно зашел в дворцовую церковь; кажется, толпа была расположена к действиям, противным святости места; но один воспитанник, отделившись от массы и указывая на Распятие, воскликнул: voilà notre Maître à fons! respect au Christ!²⁹ Вслед за сим народ с торжеством, при беспрестанных восклицаниях: vive le Christ³⁰, перенес Распятие в церковь Св. Роха. Это обстоятельство объявлено, повторено во всех журналах, переходит из уст в уста, изображено и продается на картинах; но не осуждая этого доброго действия народа, нельзя не заметить по излишнему удивлению, что подобный поступок народа неожидан и редок. Кроме того, в самом выражении почтения к Спасителю есть что-то мирское, неблагоговейное; по православному образу суждения, восклицание: vive le Christ – есть кощунство, особенно когда его ставят на ряду с другим восклицанием: vive Lamartine!

Вторым доказательством благочестия народного представляют его просьбы о благословении знамен и дерев свободы; теперь во Франции каждая толпа более или менее многочисленная, каждый клуб, фабричные работники, даже дети в пансионах, никогда не делают своих прогулок без трехцветного знамени, без шумных песен и ужасных криков. Сии-то знамена и приносят, прежде всего, на благословение к Архиепископу, или главному священнику церкви (curé). Благое дело просить благословения знамени, но когда это делают по одной только моде, с шумом и песнями, как к священнику, так и обратно, когда самое знамя есть только игрушка толпы, признаюсь, в этом случае я со скорбью смотрю на подобные церемонии. Другое обыкновение сажать дерева свободы (l’arbre de la liberté) в знак освобождения Франции. Первое было посажено на Марсовом поле, второе – на площади соборной церкви Божией Матери (Notre Dame de Paris), освященное Архиепископом; затем каждый день несколько деревьев на площадях, перекрестках и везде, где только можно посадить, не препятствуя путям сообщения. Все это делается с большими пышностями: из леса несут огромное дерево с музыкой и песнями, со знаменами и стражей, берут из ближайшей церкви священников с церковной процессией и отправляются на место насаждения дерева; там главный священник читает молитву, составленную вообще для освящения всего нового, кропит место и говорит, если находит нужным и приличным, речь; затем собирают деньги для освящения дерева ночью, и оканчивают дело криками и песнями. Истинно дети эти Французы! Все, что духовенство находит выгодного в подобных церемониях, ограничивается поучениями, которые, по всей вероятности, действует на некоторые сердца. Цель, которую думает достигнуть духовенство в республике, состоит в отделении Церкви от государства, в самоуправлении Церкви без всякого влияния государства; предположение неудобоисполнимое! Однако же ему дает вес и силу то, что к выполнению его стремится не одна римско-католическая Церковь, но все вообще вероисповедания, существующие на французской земле; протестантизм действует смелее всех. Страсбургская консистория уже объявила недействительными прежние постановления государства насчет управления протестантской Церкви и, пишут, уже получила позволение от министра вероисповеданий составить новые правила, основанные на характере протестантизма, для управления этой Церкви. Желание церковной независимости простирается до того, что не хотят получать даже благодеяний от государства. Все вероисповедания хотят подавать прошение в народное собрание (Assemblée nationale) об уничтожении жалованья духовенству; много уже говорят об этом и пишут, не обошел молчанием сего предмета и орган Архиепископа Парижского, «L’Univers». А так как для церковного управления необходимо единство, то Епископы Франции хотят восстановить и ввести в обычай соборы, что прежде им было запрещено, а теперь возможно по праву свободы собрания (droit de réunion). Неизвестно, как будет смотреть на сии планы Народное Собрание; но духовенство составляет там себе сильную партию. Сначала журналы религиозные настоятельно подали мнение, что народное собрание непременно должно заключать в своем кругу депутатов из духовенства, так как в этом собрании должны иметь голос все интересы, все стороны жизни государства; потом Епископы в окружных посланиях к священникам внушали им не отказываться от избрания в депутаты. Много голосов подают в пользу лиц духовных; между прочими кандидатами имеют надежду на успех: Архиепископы: Парижский, Лионский; Епископы: Орлеанский, Монтобанский, Кимперский; Лакордер, Ламене, Кокрель –протестантский пастор, и др. Республика в короткое время своего существования уже успела сделать неприятность католической церкви: комиссар Лионский Араго рассеял общество иезуитов и других орденов; на жалобу кардинала Лионского министр вероисповеданий отвечал, что комиссар прав. В Париже явился реформатор религий Шатель, бывший священник: с 1830 года он делает свои попытки; но прежде ему приказали замолчать; теперь снова он возвысил голос. В следующем письме подробно опишу биографию веры и начала (это смесь философии и неверия) Аббе Шателя; теперь посылаю Вашему П-ву его воззвание. А может быть, обо всем этом буду иметь честь доложить Вам лично, потому что есть слух об отправлении из Парижа нашего посольства. Господня земля! Где ни жить, одному Богу с одинаковой верностью буду служить.

Париж, 18 (30) марта 1848 г."

«Aux Citoyens et Ministres de tous les Cultes³¹.

Citoyens, Ministres et fidèles des vieilles religions, tout est fini avec les doctrines mythiques, incomprises du passé. Dieu vient d’illuminer les Nations d'une lumière soudaine, éclatante. Malheur à qui s’obstinerait à ne pas voir cette lumière divine, et à marcher dans les voies ténébreuses des temps d'ignorance et de barbarie! Le vieil homme doit être dépouillé; tout doit être renouvelé. «Recedant votera; nova fiant omnia»: (Nous citons du latin, pour que nos frères soient à même de vérifier le texte de l'hymne de l'Eglise romaine ou se trouvent ces paroles).

C’est au nom de cet Etre suprême qui est votre maître comme le nôtre, mais que, malheureusement, nous sommes loin d’adorer et d'admettre de la même manière, que. Fidèles, Pontifes et Ministres de l'Eglise–Française, nous venons tous, vous offrir l’accolade fraternelle, et vous proposer pour la millième fois, depuis dix-huit années, des conferences publiques dans lesquelles seront discutés, devant Dieu et le peuple, les principes de l'Eglise Française et les vôtres. Le public entendra et jugera; car Messieurs et chers Confrères, c'en’est ni à vous, ni aux sectateurs de vos Eglises, ni à l’église Française, ni à moi, de prétendre que nous avons seuls raison et que Dieu nous a fait seuls infaillibles.

L’infaillibilité appartient à Dieu seul. Elle est incommunicable a l’être humain, attendu qu’elle suppose des attributs infinis que l’homme ne saurait posséder.

Vous le savez bien. Messieurs et chers Confrères; pourquoi ne pas l’avouer? Le temps des réticences est passé. Les peuples, aujourd'hui peuvent supporter sans en être éblouis et terrassés, comme Moise au Sinai, les divins rayons de l’éternelle lumière, qui edaire tout homme venant en ce monde.

Nous sommes frères en Dieu et en Christ. Nous l’avons dit bien des fois ii Μ. M. les abbés de Ravignan et Milleriot que, dans sa sollicitude épiscopale, le Pontife de ["Eglise romaine de

Paris avait commis pour nous ramener dans ce que les catholiques-latins appelent les voies dit salut.

Mais, vous le savez, cette mission est restée sans succès, nonobstant le talent et le zèle bien connu de ces deux ecclésiastiques, dont je me plais à proclamer ici le mérite et les vertus sacerdotales. Comment s’est il donc fait que nous n'ayons pu nous entendre complètement? En voici les motifs en deux mots:

Votre Eglise romaine, comme les rayautés qui tombent chaque jour, se croit immuable; elle prétend seule avoir le monopole de la parole sainte et de la vérité. Ses dogmes sont pour elle une arche sainte à laquelle nul autre que ses ministres n’a le droit de toucher. Croire sans voir et sans comprendre, c’est là, selon vous, une condition sine quà non de salut éternel.

l’église Française, au contraire, conformément aux paroles de l'éternelle vérité, qui a livré le monde aux explorations incessantes de l’humanité, veut voir et comprendre avant d’admettre et de croire. Pour elle, le témoignage des hommes n’est point un moyen infaillible do juger, l'homme marchant sans cesse à la découverte de vérités inconnues. Dans le grand tout, Dieu seul et sa loi sont immuables, parce que seules ils sont infaillibles.

Ni votre Eglise, ni la nôtre ne doivent avoir la prétention impie d'être infaillibles, nous devons donc, Ministres et Fidèles de l'Eglise Romaine et de l’église Française, ou de toute autre Eglise, si nous voulons vraiment ne plus former qu'une âme et qu'un corps, chercher à nous unir en esprit et en vérité, c’est- à-dire par la croyance au même Dieu, aux même lois et par la pratique des mêmes vertus sociales.

Pour atteindre ce but qui doit réaliser le règne de Dieu sur la terre, en faisant de l’humanité une seule et même famille, voici ce que propose l'Eglise Française dont je ne suis ici que le simple délégué:

1. Abolition et confiscation, au profit de la raison, des mystères et des doctrines incomprises du passé.

2. Dieu, ses attributs, sa loi; l’Homme, ses attributs et sa loi; l’univers enfin et la loi naturelle, scrutés, examinés et connus par les seules lumières venant de l’Etre suprême, c’est-à- dire par la raison et la science.

3. Plus de révélation de privilèges faite à quelques hommes, mais la grande révélation universelle se faisant éternellement à tous les êtres de la création, selon ces paroles divines.

Les Cieux instruisent la terre à révérer leur auteur.

Tout ce que leur globe enserre célèbre un Dieu créateur.

4. Plus de Paradis, plus d'Enfer ou de Purgatoire qu'on ne puisse obtenir ou éviter qu’au moyen de prières, de jeûnes, de privations matérielles, intellectuelles ou morales; mais bien Deux Milieux après cette vie. l'un de gloire et de bonheur, ou le Ciel pour les justes: l'autre, d'expiation on de réparation momentanée et en rapport avec le délit, ou la Géhenne pour les pécheurs.

5. Les cérémonies d'Eglise considérés uniquement comme des symboles de ce qu'il faut croire et pratiquer pour obtenir la vie éternelle, et non comme des moyens desquels puisse venir directement la grâce de Dieu, le salut consistant exclusivement et toujours dans les bonnes oeuvres, indépendamment de toute forme religieuse.

6. Suppression, par conséquent, des indulgences, des prières, du jeûne, de l’abstinence, des invocations au Ciel pour en obtenir un changement d'atmosphère, ou tout autre miracle qui serait une dérogation à la loi immuable de Dieu.

7. Adorations, glorifications, actions de grâces, remerciements, commémorations, souvenirs substitués, soit pour Dieu, soit pour l'homme, aux demandes et aux prières îles vieux cultes.

8. Abolition de la confession auriculaire, comme injurieuse à Dieu et à l’humanité, en ce qu'elle donnerait au Prêtre le pouvoir exorbitant de remetre ou de retenir les péchés, dont la rémission consiste uniquement dans la réparation du mal et dans la pratique des vertus sociales.

9. Plus de culte à la Vierge, comme mère de Dieu, (pii ne peut avoir de mère: niais culte de souvenir, d'admiration à Marie, parce qu elle lut la mère de l'un des plus grands des enfants des hommes, et parce qu'en toute occasion, elle se montra digne de ce grand législateur des Chrétiens.

10. Christ, honoré comme un sublime législateur, et non adoré comme un Dieu, conformément à ces paroles évangéliques: C’est ici la vie éternelle, qu’ils te connaissent, toi, qui est le Seul vrai Dieu, et Jésus-Christ que tu as envoyé... Il n’y a qu'un seul Dieu, et il n'y en a aucun autre.

11. L'Eucharistie admise, non comme la présence réelle du corps, du sang, et de l'àme d'un Dieu dans le pain et le vin. mais comme l'expression symbolique des trois termes de la vie humaine: Liberté, Egalité, Fraternité.

12. La célébration du culte en langue vulgaire, en conformité avec la raison, le sens commun et avec les enseignements de saint Paul: J'aimerais mieux ne dire que cinq paroles dans l'Eglise de Dieu, dont j'aurais l'intelligence afin d'en instruire aussi les autres, (pie d'en dire dix mille dans un langage inconnu.

«Si-je vous parle un langage que vous ne comprenez pas, comment pourrez vous répondre Amen à la tin de mes oraisons? vous ne savez pas ce que je dis».

13. Le mariage, ou l'union de l’homme et delà femme, étant do droit naturel et divin, plus de Célibat des prêtres, selon ces paroles de saint Paul lui même: Il faut que l’éveque soit mari d'une seul femme..., qu’il gouverne bien sa propre famille, tenant ses enfants dans la soumission* (Timothée III, 2, 4, 12).

14. Conformément aux enscigneniens de la raison: on n’ho- nore que ce qui est honorable, et on sait qu’il n'y a d'honorable que ce qui est utile. (Code de l'Humanité, chap. 6, Y. 188).

En conséquence, le culte aux madones et aux saint prétendus. qui ne sont connus (pie par leur ascétisme, leurs mortifications insensées et leur inutilité pour la chose publique, est remplacé par le culte des grands hommes.

On lit sur les portiques do Temple:

Aux grands hommes et aux femmes illustres.

L'humanité et la patrie reconnaissantes.

15. Constitution et hiérarchie ecclésiastique.

Les bases de la constitution ecclésiastique étant la Liberté, l’Egalité et la Fraternité, et la qualification de Monseigneur, supposant nécessairment des eclaves, cette qualification est abolie.

Ceux que le peuple souverain a choisis pour diriger les églises, sont appelés Citoyens Pontifes: les pasteurs des églises particu-

lières, Directeurs; le vicaires, Vice Directeurs, et les autres membres du clergé, Lévites.

Tous les membres de la hiérarchie sacerdotale sont élus par le peuple, et consacrés par lui et les membres du clergé dans le Temple de Dieu.

Cette élection et cette consécration so font à 1’Eglise par l’imposition de mains du peuple et des membres du clergé.

16. Il y a dans toutes les églises des Comités-Directeurs composés en majorité de membres-laies, et, en minorité, do membres du clergé. Tous les membres de ces Comités sont élus par le Peuple-Souverain.

Deux des principales fonctions des Comités-Directeurs sont de veiller, conjointement avec tous les membres du clergé, à ce (pie la foi ne soit point faussée, et à ce que la vie matérielle, intellectuelle et morale soit intégralement garantie à tous les Frères.

Telles sont, chers Confrères et chers Frères, les conditions aux quelles une fusion peut avoir lieu entre toutes nos Eglises déssidentes.

Quoi qu’il arrive, toutefois, nous n'en serons pas moins Frères en Dieu et en l’humanité.

Citoyens et Frères de Г Eglise-Française, nous nous réunirons partout où nous pourrons, en attendant quo la Nation et le Gouvernement nous donnent des Temples.

Les Membres et Ministres du Comité do l’église Française: Alexander Osmont, Philippe Boivin. Alexandre. Boulay, Béalay, Vincent, I. Petitjean, Conlon, Gilbert, Jodeau, A. Bëalay, Bergé, Sorniotti, Bibra, Falaise Petitjean, Fissier, Daubémont,

Letourneur, ministre do l’Église-Française, Hilaire Riboiileau, ministre de l’Église-Française.

Vive la République!

Par délégation de nos frères et de nos confrères de Paris, Le fondateur de Г Eglise-Française Chatel.

Au siège provisoire de l’Église-Française, 5, nie de Fleurus.

Paris, le 1-e Murs 1848 г.»

«С сердечным удовольствием прекращаю молчание, так долго мной хранимое. Положение нашего посольства, следовательно, и мое, во все время от последнего моего письма к Вашему П-ву (от первых чисел марта) было весьма неопределенно, так что я не терял надежды иметь честь живым словом передать Вам более, чем сколько можно изложить в письме. Между тем быстрая и внезапная смена происшествий так незаметно уносит время, что первые числа марта представляются днями самыми близкими, вчерашними; с другой стороны, важность, огромность и ужас переворотов смущают мысли, приковывают внимание к настоящему, развивают лихорадочное ожидание будущего: мысли не идут на бумагу и перо цепенеет в руке. Происшествия во всех подробностях известны из журналов, однако же я не могу опустить без внимания подвига Архиепископа Парижского Дионисия Афра, который скончался от раны, полученной им на баррикаде, куда, как пастырь, он пришел с проповедью мира и любви. Добрый пастырь обильно пожал лавры славы земной; разумею декрет Народного Собрания, выражающий сожаление о потере достойного архиепископа и глубокое уважение к его свято-геройской смерти (слово декрета – saintement héroïque), и другой декрет о сооружении ему памятника статуи в соборной церкви Парижской Богоматери. Принимая одной рукою венец славы мирской, проповедник мира уже как бы простирает другую за пальмою мученичества: так утверждает по крайней мере общее мнение, выражаемое в разговорах и журналах, даже вольнодумных. По смерти Архиепископа многочисленные толпы теснились около дверей его дома, горя желанием отдать последний долг своему пастырю и испросить его молитв, прикладывали (sic) к его рукам и одежде медали с изображением усопшего и носили их на груди, как охранительную Святыню. И я посетил почтенный прах, который лежал на возвышении в епископских одеждах, в митре, окруженный множеством свечей и молящимся духовенством; жаль только, что бальзамирование исказило приятно-добрые черты покойного.

При его торжественном погребении я не мог быть, потому что это случилось в день рождения Государя Императора, когда мое сердечное желание и обязанность были – молиться за своего благочестивейшего Монарха.

При погребении все с удовольствием обратили внимание на желание протестантских пасторов – присутствовать при отпевании, и удивились отказу духовенства католического – впустить в церковь еретиков. Поминовение в сороковой день совершено нарочито для сего призванным кардиналом Арраским; сердце поминаемого было выставлено на возвышении перед алтарем в спирте; после Евангелия было произнесено, Г. Кером, профессором церковного красноречия в Сорбонне, похвальное слово усопшему предстоятелю Парижской церкви; произведение весьма утомительное и по своей долготе (оно составляет довольно большую книжицу), и по излишеству искусства ораторского.

С неделю тому назад, Папа, в письме к викариям Парижской церкви, поставляет покойного Дионисия в число блаженных духов, ходатайствующих перед Богом о благосостоянии церкви; можно ожидать, что восхваляемый будет скоро канонизован. Не отнимая достоинства от поступка Архиепископа, нельзя не заметить, что его проповедь о мире и любви была не благовременна: она могла иметь место и действие до начала брани, или по крайней мере, в начале оной, а не после трехдневной ожесточенной борьбы, после пролития рек крови. Пример геройства Парижского Архипастыря много содействовал начавшемуся после февральской революции стремлению к католицизму; впрочем, это направление еще не обозначилось и не прояснилось. Комитет вероисповеданий, составленный из представителей народа, разбирал часто вопросы, не очень благоприятные католичеству средних веков, например, об участии народа в избрании Епископов, об ограждении прав низшего духовенства от власти Епископов, об уменьшении жалованья кардиналам, о преобразовании капитула Св. Дионисия (Chapitre de S-t. Denis) и о подчинении оного Архиепископу Парижскому – вместо Папы. Вообще в действиях и проектах, хотя еще не приведенных к концу, комитета вероисповеданий видно направление чисто Галликанское, что весьма не нравится епископам, большая часть которых со времен восстановления Бурбонов преданы Ультрамонтанизму. Кстати, и по моему обещанию, коснусь настоящего состояния Богословского факультета при Сорбонской Академии. Во времена первой революции, которая покровительствовала неверию и затворила церкви, не было места Богословскому учению в Сорбонне, – члены факультета сами собой, без мер по этому предмету правительства и без внушений Папы, рассеялись; в 1803 году Наполеон восстановил богословский факультет, не испросив утвердительной буллы Римского Первосвященника которая была и не нужна, потому что должно остаться в силе прежнее утверждение факультета, который по обстоятельствам только прекратил свое преподавание. Но Папа был недоволен и это неудовольствие перешло во французских епископов, которые стали смотреть на Богословский факультет Парижа (равно Лиона, Тулузы и других; их во Франции 6), как на учреждение чисто гражданское, отказывая ему в покровительстве, не давая ему права сообщать ученые степени, и внушая духовенству воздерживаться от посещения факультетских лекций. Между тем сами же Епископы назначали профессоров для факультета, исследовали программы и имели право отозвать профессора от должности, не без ведения, впрочем, правительства. Настоящий декан церковного Сорбонского факультета аббат доктор Глер (добрый мой знакомый) употреблял все усилия поставить богословское преподавание в нормальное состояние, т. е. испросить Папскую утвердительную буллу; в правление последнего короля он убедил министра Сальванди адресоваться за буллой через посредство Папского нунция; король, узнав об этом, запретил предполагаемое сношение, усвояя себе право непосредственно обратиться к Папе; и в то время, как король медлил, революция ниспровергла его трон.

Новое правительство весьма расположено в пользу прошения Г. Глера, но действует весьма осторожно, боясь, как бы факультет после буллы не сделался чисто церковным, – орудием духовенства; теперь сидят над составлением самых замысловатых правил о совокупных правах над университетским церковным факультетом светского и духовного правительства. Впрочем, светскому правительству не должно опасаться за направление преподавания: образ мыслей декана и четырех³² чисто Галликанский. Г-н Глер избрал себе за образец в учении и действии Боссюета. Только один из церковных наставников Сорбонны глубоко заражен Ультрамонтанизмом – это профессор нравственного Богословия абб. Маре (Marét), который всеми средствами восстановляет духовные власти против своих товарищей и их образа мыслей; он-то внушил покойному архиепископу желание, уничтожить Богословский публичный факультет. Теперь есть полная надежда, что правительство и общее мнение поддержат публичные духовные лекции; Комитет обрядов недавно решил уменьшить число Богословских факультетов до 3-х вместо 6-ти (в Париже, Лион и Тулузе остаются); конференция факультета будет вправе давать ученые степени магистра и доктора богословия не только духовным лицам, которым внушается искать оные, но и желающим светским; кафедры профессоров будут замещаемы по конкурсу. В судьбе протестантизма во Франции после революции произошли довольно важные перемены; он поставлен в большей, чем прежде, тени сравнительно с католичеством; во всех случаях, где правительство и народ обращались к религии, например, при погребении убитых в февральскую революцию, при поминовении жертв июньского возмущения, всегда являлось торжественное служение католическое: представители народа и все члены разных отраслей управления, без различия веры, должны были присутствовать при католическом богослужении. Во всех циркулярах министр обращается исключительно к архиепископам и епископам, как бы забывая о протестантских консисториях и синагоге. Наконец, при выборах в члены Генеральных советов (conseils généreaux), во многих департаментах протестанты или совершенно удалены, или выбраны в несправедливой соразмерности, на что горько жалуется протестантский журнал «Semeur», уверяя, что протестантизм был счастливее при королях. Ко внешним неудачам присоединилось внутреннее разделение между членами реформатской веры: большая часть протестантов во Франции исповедуют Кальвиново учение, так как и сам Женевский преобразователь был порождение Франции, так что не существует разделения между последователями Лютера и Кальвина, но есть другое разделение более пагубное: на протестантов православных и неправославных. Главой первых признается пастор Адольф Монод, бывший профессор протестантской Академии в Монтобане, человек умный и благочестивый; главой неправославных справедливо почитают пастора Кокрелл, прекрасного оратора, человека преданного житейским выгодам; православные твердо держат догматы, оставленные неприкосновенными от преобразователей XVI века; неправославные отвергают первородный грех и некоторые неправо думают о Спасителе: их учение есть смесь мнений Ария, Пелагия и рационалистов. Между тем пасторы различных мнений протестантских проповедуют в тех же церквах по очереди, и что один созидает, то другой разрушает: жалкая проповедь! Православные думали было отделиться, но пока в нерешимости, узнав из министерства, что им не будет выдаваемо жалованье, потому что большинство на стороне неправославных. Я удивился, когда Г. Монод (я знаком с ним, чего он сам искал) высказал мне эту причину, так как он сам желал уничтожения жалованья; но что было отвечать на его слова: «мы умрем с голоду?». Через несколько времени все это обозначится. Преобразователь, если только он стоит этого названия, Шатель совершенно потерялся во мнении: все увидели в нем самого посредственного и жалкого вольнодумца; притом, перенеся свою проповедь в клуб женщин, он впал в круг смешного и, кажется, совершенно падает от ран насмешек! В следующем письме коснусь других предметов, и пополню прошлые. Русских в Париже нет; время мое употребляю на молитвы за отечество и на усовершенствование собственное: хочу приняться за составление истории Церкви Христианской. О. протоиерей еще живет в Париже; Судакевич уже священником с 29 июня; весьма недоволен своими предшественниками за опустение церкви. 28 августа / 9 сентября я имел удовольствие послать Вашему П-ву с пароходом статейку «История аббатства и библиотеки Св. Женевьевы»: прошу покорно поместить ее в журналах министерства, если Ваше снисходительное внимание найдет ее достойной.

Париж, 31 августа /12 сентября 1848 г».

«Я не имею никакой уверенности, доходят ли мои письма до Вашего П-ва; в 1847 г. я адресовал Вам 7 писем: с г. Рюминым, с г. Дитрихом (с ним же и описание моего путешествия по Швейцарии и многие заметки), с г. Шишмаревым, с г. Балабиным, с г. Тирьоном, с г. Жеребцовым, и одно – через посольство. Прикажите известить меня о сем. Были еще посылки 3-х книжек. В сем году только два письма».

Задержанное политическими событиями, дело построения церкви сильно огорчало прот. Васильева, и это огорчение увеличивалось при взгляде на убожество посольской церкви, почему он стал изыскивать средства, чтобы привести ее в более благообразное состояние. Небольшой сбор среди соотечественников, остаток церковных сумм и маленькое пособие от посольства дали возможность обновить и придать благолепие церкви, о чем о. Иосиф с радостью сообщал К.Сербиновичу. Богатый событиями 1848 год, после революции во Франции, породил таковую же в Италии, вся сила коей обрушилась главным образом на папу Пия IX. Мягкий, уступчивый и благочестивый Пий IX считал возможным совместить средневековое воззрение на папскую власть с новыми требованиями первой половины XIX века. Изгнание его из Рима в Гаету, отнятие гражданской власти у папы, возвращение в Рим и пр. навеяли о. Иосифу мысль, что события Рима ведут к соединению Католической Церкви с Восточной, и в подкрепление своих слов он указывал на лекцию профессора Сент-Илера, который сказал, что рано или поздно власть, незаконно усвоенная, должна выпасть из рук Римских Первосвященников. Несколько строк о продолжавшемся брожении в Церкви Франции заканчивают это письмо к К.Сербиновичу.

«В ожидании исполнения планов более обширных, разумею предполагаемое нашими соотечественниками построение православного храма Божия в Париже, я, с Божьей помощью, совершили дело, уступающее первому в важности, но не в необходимости: прошедшие три месяца были употреблены мной на собрание средств и на украшение нашей посольской церкви. Мысль о сем деле пришла мне по поводу возобновления нашим посольством, контракта (на 9 лет) с хозяйкой дома, в котором помещается наша каплица. К сожалению число русских в Париже весьма малочисленно – до 15-ти человек. – и их средства, по смутным Европейским обстоятельствам, весьма ограничены; посему неудивительно, что я встретил серьезное препятствие к исполнению моего желания, хотя и получил из посольства словесное согласие и даже одобрение моего предприятия: средств материальных я не мог от него получить за неимением сумм на подобные расходы и за не желанием вести о сем переписку с министерством, в настоящих политических переворотах. Но всесильный Бог, во Имя Которого начато предприятие, благопоспешил делу: к собранным до 700 франков я присоединил 420 из сумм, следующих на церковные расходы, посольство со своей стороны восполнило недостаток прибавлением 100 франков; и на эту сумму, при Парижской дешевизне, совершилось украшение церкви, превзошедшее мои ожидания. Позвольте Вашему П-ву описать сделанные изменения и украшения. Стены, прежде худо окрашенные серой краской на 2,5 метра сделаны весьма искусно под дубовое лакированное дерево, а до карниза между двумя темно-зелеными коймами окрашены нежной светло-зеленой масляной краской; карниз в 1,5 метра ширины сделан под мрамор, равно и плинтусы. Белый потолок украшен рельефным крестом в 2,5 метра длины; основание его опирается на выпуклых светлых облаках, а из соединения перекладин рассыпаются золотые лучи; в середине креста помещен терновый венец натурального цвета дерева; края креста равно и надпись покрыты золотом. В алтаре над Св. Престолом открывается взорам верующего (малое возвышение иконостаса не препятствует взору проникать туда) чаша в рельефе, поддерживаемая херувимом и окруженная золотыми лучами; между крестом и чашей находится в золотых словах текст из Св. Иоанна Богослова: Бог любы есть. Это главная мысль христианства, которой разительными доказательствами служат крестная смерть Спасителя и Св. Евхаристия. Над дверьми избрал я для надписания другой текст: Грядущего ко мне не изжену вон; эти надписи сделаны правильными и изящными словенскими буквами. Для алтаря я сделал деревянное возвышение (солеум) на две ступеньки и к нему присоединил амвон и клиросы, что и дало нашей каплице благолепный вид Православного храма. Доселе в нашем иконостасе существовала только одна боковая дверь – северная, по сему и певчие стояли на левой стороне; сделав по уставу и потребности вторую боковую дверь, я перевел певчих на правый клирос. Иконостас теперь починен (в двух местах были скважины), вычищен, поновлен и покрыт тонким лаком, что дало ему вид совершенно нового. В числе недостатков нашей церкви была ее нагота, отсутствие Св. икон на стенах; для удаления сего – правая сторона церкви теперь представляет благочестивому взгляду молящегося образ Христа Спасителя в терновом венце и образ молящейся Пресвятой Девы; еще обещан образ снятия со креста Спасителя, который будет поставлен за престолом. Таким образом, мы имеем церковь пространную (17 метров длины и до 7 высоты; кроме того, довольно пространную прихожую – паперть) и не уступающую благоукрашением другим посольским церквам; даже превосходящую оные, исключая Константинопольской. Обновление нашего храма и первое служение совершено в высокоторжественный день тезоименитства благочестивейшего Государя Императора. Благословен Бог наш, еще благоволивый, слава Тебе!

Светской власти Папы нанесен ужасный удар. Чувства, совершенно противоположные, волновали меня при слухе об удалении Римского Первосвященника из Рима и о его низвержении: как любитель и чтитель, тишины, порядка и повиновения власти, я скорбел о смутах и безначалии церковной области; а как богослов я радовался концу власти, несовместимой с саном Епископа; и с надеждой ожидаю возвращения Папы в пределы, установленные канонами Церкви Вселенской. Правда Пий IX, которого христианский характер я душевно уважаю, не виновен в злоупотреблениях своих предшественников; однако же нельзя не согласиться, что настоящий патриарх Римский сам виной своего падения; своими по цели добрыми, но неблагоразумными преобразованиями, он изрыл яму многим правительствам, и вот сам впал в нее. Дивны пути правды Божией! Уж не сознает ли Римский преобразователь своей вины, что он так терпелив и тих, что он не употребил даже обыкновенного оружия своихъ предшественников – анафемы; – что, впрочем, повело бы к худшим последствиям, чем отказ – принять революционную депутацию. Пий IX весьма хорошо понял, что времена частых анафем прошли и хотел, хотя доселе безуспешно, победить буйных своихъ сынов и подданных кротостью, смирением и величием характера. Нельзя не удивляться холодности и безразличию народов при падении Папы, недавно так высоко превозносимого: ни верные Транстеверинцы, ни аристократия, ни духовенство не сделали даже попытки образумить возмутившихся.

На другие государства Римский переворот еще менее подействовал: Французы было вспыхнули и вступились за Папу, но все это не для выгод своего отца и главы, а для собственных. Хвастовство быть первыми в сем деле, корыстная цель при выборах президента Республики, любовь к новости и толкам, желание иметь Папу во Франции – вот побуждения старшей дщери Церкви – Франции к защите Пия IX! Через это я не хочу сказать, чтобы во Франции не было истинных католиков, и особенно не исключу из числа самых ревностных Г. Монталамберта: по внушению его был послан Папе утешительный адрес. Теперь все во Франции успокоилось на счет Папы, как будто бы он спокойно управлял своими подданными. Не поступило ли с большей решительностью и твердостью в пользу Папы правительство Апостольское (титул, полученный от Папы Австрийским Императором)? Нет оно объявило, что до тех пор не пойдет на помощь изверженному первосвященнику, пока не будет позвано, и то с согласия других государств. Но, верно, уже не откажут в деятельной помощи королевы католическая (Испанская) и вернейшая (Португальская); нет, они ограничивают, свою помощь предложением гостеприимства Патриарху-изгнаннику. Я весьма далек от мысли, что возвращение Папы невозможно; и внутренние дела и внешняя помощь наверно его восстановят; но я остаюсь при убеждении, что восстановление Папы будет и неполно, и непрочно; неполно – потому что конституционный Папа есть только тень, а не вещь; непрочно – потому что опыт 1848 года наверно возобновится, если не при Пие IX, то при его преемниках. Во Франции, как и вообще в Европе, часто повторяют мысль, что гражданская власть Папы необходима для поддержания его главенства; но с трудом можно согласиться только с половиной этой мысли, т. е., что Римскому Первосвященнику нужна независимость; а от независимости до верховной светской власти еще весьма далеко. Независимость главы римско-католической Церкви может быть утверждена, как некоторые не без основания думают, следующим образом: по оставлении временной власти Папа будет жить в Риме, так как на сем городе основаны все права первосвященника; все государства католические обеспечат его и содержанием, и покровительством, без исключительного перевеса какого-нибудь из них. – Так исполнятся слова Апостола Павла: аще духовная сеяхом, много ли аще телесная пожнем? Впрочем, это все предположения человеческие (в «Démocratie Pacifique» была статейка, в которой автор доказывал, что Папу нужно поместить в Константинополе), подождем распоряжений премудрого Бога: я надеюсь, что события Рима ведут к соединению Западно-Католической Церкви с Восточной. Религиозное состояние Франции, по-видимому, улучшилось; стали много говорить о необходимости религии, призывали клир к участию во всех важных обстоятельствах, при погребении жертв возмущений, при провозглашении новой конституции и т. п. Народ хвалится, что он истинным христианством пропитан теперь более, чем когда-либо. При всем том взор наблюдателя напрасно ищет этих христиан в церквях, которые наполнены почти одними женщинами, напрасно ожидает от них терпения, повиновения, мира и любви. Замечательно в настоящем направлении умов то, что прилагают христианство к формам политическим, мнениям партий, вообще хотят ограничить его влияние улучшением нужд настоящей жизни, забывая о главной цели христианства и христианина – искать града грядущего. Сие забвение о жизни будущей весьма заметно в самом народном собрании; многие из представителей народа торжественно хвалились своей готовностью к самоубийству; Косидиер, Ледрю Роллен и даже Кавеньяк высказали эту антихристианскую мысль с трибуны, и это не произвело движения и негодования. Кроме того, весьма часто повторялись дуэли между представителями народа – вредный пример ложного понятия о жизни и чести! Социализм, со своей стороны, вредит вере и добрым нравам, то восставая против веры и нравственности, как то делает богохульный атеист Прудон и деист Консидеран, то прикрываясь знаменем христианства, по подражанию мистика Пиера Леру; о тех и других можно сказать со Св. Иоанном Богословом: от нас изыдоша, но не беша от нас. Впрочем, социализм и коммунизм не может пустить глубоко корней во Франции; нелепость самых систем и здравый смысл народа служит сильнейшим препятствием, чем средства частных известных людей, – например, сочинение Г. Тьера «О собственности» и полемика в публичных курсах Г. профессора философии Гарнье, проф. политической экономии Мишеля Шевалье и пр. Кстати о курсах. Революции и республика не благоприятствуют учености и просвещению; курсы прошедшего учебного года кончились кое-как без жизни и внимания; слушатели и профессора были поглощены политикой. Курсы настоящего года начались поздно, лениво и болезненно; ученые еще не оправились от угара возмущений; а может быть сия медленность была намеренная: желая всегда приспособляться к направлению умов, профессора выжидали пока это направление обозначится. Обстоятельства удовлетворили ожиданию некоторых; Римский политический переворот подал мысль профессору истории Сент-Илеру избрать предметом своего курса историю Папской власти: главная его идея в том, что власть, незаконно усвоенная, рано или поздно должна выпасть из рук Первосвященников Рима. Чтения Сент-Илера занимательны и верны, исключая некоторых увеличений. Профессор философии Гарнье положил себе целью – воспитать понятия юношества для республики, и для сего излагает обязанности гражданина и правительства, опровергая вместе с тем исчадия заблудших умов. Лекции этого профессора ясны, обработаны, живы и приятны, но поверхностны, как вообще философия во Франции. Жергозе, вместо Вильменя, преподает красноречие отечественное; он начал свой курс с ораторов Порт Руаяля. Чтения об Арнольде и Паскале весьма интересны и прекрасно преподаны. Г. Озинам, профессор иностранной литературы, излагает историю просвещения в Германии до XI века. Предмет сего курса близкий к богословскому, и пленительное красноречие профессора сильно увлекают мое внимание. Марк де Жирарден, профессор французской поэзии, не имеет нужды в моем описании; целая Европа знает его жар, красноречие, меткость взгляда. Нужно приходить за час ранее, чтобы иметь место в его аудитории, – с такой жадностью ищут слушать сего наставника. О других еще не могу представить сведений, или потому что они мало читали, или я не имел случая много их слушать. Факультет богословский в прежнем состоянии, т. е. в довольно неопределенном и жалком; ожидают милостей и подпоры от нового Архиепископа. Говорят, что он отправляется к Папе в Гаету для совещания вообще о религиозных делах Франции, и, в частности, будет говорить в пользу богословского факультета, который теперь прозябает без прав и слушателей. Протестанты Франции в сентябре и октябре месяцах держали Собор в церкви Oratoire; было до 60 выборных духовных и светских. Партия православная, весьма уступающая в числе неправославной. хотела, чтобы рассуждения собора были начаты изложением исповедания веры; но сторона неправославных не согласилась на это, боясь высказать свои начала рационалистические. Отказ послужил поводом к отделению от церкви некоторых правоверных (такое название они дают себе), в числе которых замечательны: Пастор Фридрих Монод и Гаспарен, бывший пер Франции. Отделившиеся думают пристать к церкви улицы Тетбу (Chapelle сіе Tuitbout), составленной из конгрегационалистов, верующих в Божественность Спасителя и искупление. Собор ограничил свои действия одним церковным управлением: главная перемена состоит в приложении к управлению к церкви всеобщей подачи голосов (suffrage universel). Прежде пасторы избирались консисториями, а теперь как пасторы, так и самые консистории будут избираться голосами всех вообще протестантов известного округа или села. Православные ожидают от сего успехов в пользу истины.

Новоустроенный амвон ожидает своего украшения – диакона, и верующие, вкусив полноту благолепия нашего православного служения, чувствуют недостаток в диаконе. Верно смуты во Франции причиной его отсутствия. Но год возмущений и страшных переворотов в исходе; все с надеждой обращают взор на год грядущий: дай Бог, чтобы он принес нам мир и благоустроение!

Честь имею сердечно поздравить Ваше П-во с наступающим годом; буду по моему обычаю и усердию приносить теплые молитвы о Вашем здравии и благополучии.

Париж, 4, rue de la Fraternité,13/25 декабря 1848 г."

Зорко следя за всякими движениями в католическом мире, о. Иосиф в начале 1849 года сообщал о весьма важной новости, – о созыве папой совета из богословов и кардиналов для издания догмата о нетленном (sic) зачатии Богородицы. Французы отнеслись к этому начинанию папы скептически, протестантские журналы – с насмешками, а другие, в том числе и духовные, весьма холодно. Неодобрение действий папы не отняло, однако, у католиков искреннего желания укрепить папский престол, – в доказательство чего о. Васильев приводит, в этом письме к К.Сербиновичу, некоторые данные о тех огромных пожертвованиях, которые были сделаны для сего католиками Западной Европы.

«14/26 прошедшего февраля выбыл из Парижа один из певчих нашей посольской церкви Павел Петров Торожковский. Причиной оставления им службы было расстройство здоровья, по которому он еще до моего приезда в Париж подавал прошение об увольнении его в Россию; но посольство дало ему совет подождать в надежде восстановления здоровья. Но на сей раз Г. поверенный по делам нашей миссии в Париже Николай Дмитриевич Киселев дал приказание певчему Торожковскому немедленно оставить Париж; потому что у певчего произошли неприятности с его тестем, и дело доходило до суда. Посольство, уваренное в невинности певчего, тем не менее решило немедленно удалить его в Россию для избегания судебной огласки служащего при посольстве. Между тем прошение певчего Торожковского благосклонно принято при его отправлении и обещано ходатайство об определении ему вспоможения. Певчий, уволенный в бытность мою в Париже, в своей должности был исправен и вел себя тихо и благочинно. Впрочем, церковь наша немного печалится об его потере; потому что его голос (бас) очень устарел, ослабел и потерял правильность. Посему усердно прошу Ваше П-во назначить, в нашу при Парижской миссии церковь, певчего с хорошим голосом –басом; очень желательно было бы получить певчего с некоторым образованием, и уже сочетавшегося браком. Посольство выставило все эти условия, имеющего прибыть певчего, в своем представлении Министерству. С двумя оставшимися певчими тенорами наша служба весьма много потеряла; бедно пение одного тенора, когда другой для прислуживания входит в Св. алтарь.

Благолепие нашей церкви увеличилось приобретением трех икон, из коих особенно драгоценно приношение князя Куракина, – это Св. крест, украшенный дорогими камнями с частью животворящего древа Креста Господня: такой святыней обладают редкие храмы Божии. Господь презрел на нашу смиренную каплицу!

Есть важная новость в богословском кругу, разумею действие настоящего Папы для определения учения о зачатии Св. Анны, когда она зачала Богородицу. Мнение верующих католиков на сей предмет таково, будто бы Св. Дева зачата нетленно (immaculata), т. е. без первородного греха; а Церковь еще не имела на это определения. Пий IX составил совет из богословов и кардиналов для изъяснения учения о зачатии Св. Девы; вместе с тем он требует в окружном послании от всех епископов представить каждому свое мнение. Затем уже вероятно последует определение и учение взойдёт на степень догмата.

Нет ничего удивительного, что протестантские журналы отзываются об этом распоряжении Папы с насмешкой, понятно, что светские журналы даже не упомянули об этом; но нельзя не подивиться, что духовные французские журналы весьма холодно приняли заботливость Папы об определении догмата. L’ère nouvelle – журнал, издававшийся под смотрением Лякордера, которого недавно заменил профессор аббат Марет, даже не напечатал окружного послания своего Главы. Главным образом все нападают на неблаговременность занятия Папы, которое будет иметь вредное влияние на утверждение Папского трона; о чем весьма заботятся не только частные люди, но и Государства. До сих пор еще ничего не сделано; однако же нет недостатка в усердии, которое показывается в сборе доброхотных подаяний в пользу Римского первосвященника. Парижский Архиепископ недавно представил нунцию 70000 фр. из сих пожертвований. Как между частными людьми, так и между государствами не одни богатые ревнуют о помощи Папе, и бедные приносят свою лепту; между последними первое место займет Испания. Помогая Папе, она оставляет свое духовенство в неимоверной бедности. Приведу насколько примеров: Епископ Паленции обратился в собрание кортесов с объяснением, что он уже насколько лет питается в долг, и, не имея чем заплатить, находится в весьма трудном положении; Епископ Сиквенский принес жалобу, что трое из его священников умерли от бедности в доме призрения нищих; Епископ Якский известил, что 30 из его священников просит увольнения от должности, не имея пропитания. Такой бедности пастыри не испытывали во времена тяжких гонений от язычников! Франция на счет Папы находится в затруднительном состоянии: не помочь Папе – значит идти против желания большинства своихъ католиков, помочь – значит противоречить своим манифестам, одобряющим всякое возмущение, но первая причина вероятно склонить весы на свою сторону. Свобода вероисповеданий после революции приобрела большую обширность: вместо слова obtient libre profession в прежней хартии – в новой конституции поставлено reçoit, и различие между обрядами признанными и непризнанными (réconnus, non réconnus) состоит только в жалованьи духовенству. Вот почему Анабаптисты, так прежде гонимые, теперь свободно отправляют свой обряд; сего мало – некто Леон Пилат основывает новое учение под названием Истинное Христианство (Le vrai Christianisme); проповедь его началась непосредственно после революции, и он был осужден на уплату штрафа; но теперь его проповедование и песнопение разрешены. Учение Пилата имеет отличительной чертой – направление против внешности и католицизма; – это не более, как учение известного Ронге (Ronge). Во Франции существует большое пристрастие к современности; при каждом перевороте политическом, или общественном все начинает оттеняться свойствами этого переворота, не исключая истин неизменных. Так после революции 1848 года все профессора, все ораторы заговорили кстати и не кстати об республике и социализме, и невольно возражениями дали значение нелепым и ничтожным теориям. Церковные ораторы со своей стороны, стараются не отставать от века. Недавно основаны конференции-беседы: христианство в приложении к вопросам социальным; беседы будет держать хороший протестантский оратор Г. Пресансе (Pressensé). Лякордер со своей стороны не упускает из виду современных вопросов в своих проповедях настоящего поста; я три раза присутствовал при его беседах в соборе Парижской Богоматери, и, кажется, довольно теперь понимаю оратора. Лякордер уступит древним французским проповедникам: Боссьюету, Массильону, Бурдану, Флемье, Фенелону а) в избрании собственно христианского предмета для беседы верующим; Лякордер проповедует для оглашенных, каковых, вероятно, весьма много в числе его слушателей; b) в разнообразии предмета проповеди, – Лякордер не отходит от доказательств истинности христианства, и никто не знает силы его таланта на другом поприще; с) в полноте и гармонии частей беседы; у Лякордера одна часть слова развита, другая не полна, третья часто заставляет весьма многого желать; d) в достоинстве изложения и церковного языка, наш новый оратор часто забывает, что он на церковной кафедре; е) в полноте присутствия чувства; беседа Лякордера не действует на сердце. Древние французские проповедники со своей стороны уступают своему преемнику: – а) в сообщении быстрого и философического взгляда на предмет; b) в отыскании новой стороны предмета. Лякордер есть проповедник острый и занимательный, но не глубокий и спасающий! Новости ученые и литературные все заняты современным движением политическим и общественным. Весьма замечательные таланты (Г. Тиер, Дюпен) теряют время на борьбу с новыми философами-экономистами, на доказательство аксиом (собственности и семейства), утвержденных историей, природой человека и Св. верой. Потеря времени на подобную полемику еще ощутительнее, когда обратим внимание на образ опровержения лжеименных учений: большей частью нападают на частности, занимаются нелепостью отдельных мыслей, употребляют остроту; тогда как следовало бы открыть самые основания, разоблачить начала новых мудрецов. Род человеческий с ужасом увидел бы: пантеизм (Ламене), эгоизм и грубый интерес у Бланка, мистицизм и нелепость у Леру и Консидерана, богохульное безбожие и грубый материализм у Прудона. Могут ли быть прилажены подобные начала к разумно-нравственной природе человека?

Верно Ваше П-во получили известие от о. Василия Судакевича; он тяжело болен чахоткой и уже при последнем издыхании, если уже теперь не отдал дух свой Богу. Сознавая опасность своего положения, он приготовился на путь в другую страну Св. таинствами: покаяния, Евхаристии и Елеосвящении. Да подаст Господь мирную кончину этому доброму человеку!

Я имел сердечное удовольствие получить письмо Вашего П-ва от Г. Тирьона; только он доставил его весьма поздно, именно в конце января 1849 года, пробыв 4,5 месяца в дороге. Теперь Г. Тирьон на границе Испании близ Перпиньяна.

Принося Вашему П-ву усердное поздравление с праздником Св. Пасхи честь имею быть и пр.

                                                Париж, 14 / 26 марта 1849 г.»

Это письмо протоиерей Васильев начинает извещением о прибытии нового певчего к Парижской посольской церкви. Описывая добрые качества певчего Мансветова, о. Иосиф горько сетует о совершенном незнании им элементарных правил приличия, и вообще об отсутствии всяких воспитательных начал как в домашнем быту духовенства, так и в духовных школах.

Во время революции во Франции была сделана попытка об отделении Церкви от государства и замене христианства культом разума, но образовавшийся «Comité de cultes» (Комитет обрядов), в который вошли представители от народа, а также Министр Народного Просвещения Фалу (ревностный католик, подчинивший народные школы и их учителей духовенству, влияние коего, благодаря сему, сильно поднялось), обсуждавший этот вопрос, остановился на формуле – отношения доброго согласия между Церковью и государством, утвержденного конкордатами. Описывая подробно вышеупомянутые события, а также и бывший в том же 1849 году областной Собор в Париже³³, о. Иосиф заканчивает это письмо сообщением о сделанном г. Стурдзою³⁴ переводе слов Московского Митрополита Филарета на французский язык и о впечатлении, произведенном этим изданием на французскую публику.

Особенный же интерес представляет приложение к настоящему письму, в коем о. Иосиф описывает первое заседание «Comité de cultes» и важность вопросов, рассматривавшихся на Соборе, как то: об отношении Церкви к государству, участие мирян в избрании епископов, о предоставлении епископам полной свободы в открытии училищ, молитвенных домов, об изменении закона о крестных ходах, о введении брачного состояния среди духовенства и пр. пр. Здесь же о. Иосиф говорит о законодательстве о Соборах, об их значении, пользе и необходимости. Приводя мнение печати о Соборах, о. Иосиф указывает на статью в «L’amie de la religion», где автор говорит, что право созывать Соборы есть Божественное, и протестует против ограничений. После общих рассуждений о Соборах, о. Иосиф весьма подробно описывает, бывший в 1849 году областной Собор в Париже. Предметы занятий, способ рассмотрения дел, церемониал Собора и пр. – ничто не ускользнуло от наблюдательного ума прот. Васильева, а также и то, что Собор не обратил на себя внимания народа и что даже французское любопытство не привлекло зрителей на открытие и закрытие Собора, все это сообщается в настоящем письме к К.С.Сербиновичу.

«Честь имею начать мои сообщения с теснейшего круга моей службы. В июне месяце прибыл к нашей церкви новый певчий, на место уволенного Торжсковского, Михаил Мансветов; он шесть лет тому назад кончил курс С.-Петербургской семинарии в первом разряде и, после тщетного искания священнического места и преподавания частных уроков, был определен гувернером к Александровскому Духовному училищу, которую должность он исполнял в продолжении семи месяцев; а за сим уже и последовало его назначение к церкви нашей миссии в Париже. Сколько я мог заметить – он человек с хорошим семинарским образованием и с доброй душой, но весьма сильно поражает в нем общий недостаток наших духовных воспитанников – неуменье себя держать. Странно видеть перед собой молодого человека довольно благообразной внешности, который не умеет ни стоять, ни сидеть, ни ходить; эту небрежность, незнание начальных приличии он даже приносит с собой в храм Божий, где стоит криво и облокотившись, молится небрежно, входить в Св. алтарь без подобающего месту благоговения, словом, на каждом шагу имеет нужду в замечаниях и поправках. В частной его жизни – какое-то расслабление, отсутствие сознания цели, недостаток ревности к делу, как будто его умственная и духовная жизнь находится в усыплении. Сим описанием я не думаю худо рекомендовать певчего Вашему П-ву, и весьма далек от мысли – осудить кого-нибудь, тем более что я сам в известной степени был причастен подобным недостаткам и не знаю вполне ли освободился от оных. Изображением недостатков нашего певчего я хотел только откровенно высказать скорбь мою об их существовании; начинаясь в доме родителей, неумеющих понятия о внешнем повелении, продолжаясь в училищах от недосмотра, от грубости обращения, (а часто и жизни) наставников, от непривычки и неуменья развивать в юных душах чувства и понятия жизни, незнание приличии и гражданственности встречает в семинариях слабое противодействие, и таким образом остается в духовном воспитаннике и по окончании курса, по причине удаления от хорошего общества. Таким образом воспитаннику семинарии нужны крепкие моральные силы, или особенные благоприятные обстоятельства, чтобы освободиться от грубых привычек юности.

Считаю моей обязанностью руководить неопытного Мансветова и в продолжении образования его и в науках; о, если бы Господь помог мне привести мои действия в соответствие с моими намерениями! Теперь новый псаломщик занимается изучением языка; а с открытием курсов будет следить, благоразумным выбором, за науками. Жаль только, что он не пользуется прочным здоровьем, от чего не крепок и его голос – бас. Но ведя одинокую жизнь, он будет иметь средства и на прожитие, и на поправление здоровья.

6/18 прошлого сентября прибыл ко мне мой родственник, священник при нашей миссии в Швейцарии, Василий Полисадов³⁵. Находясь в последнее время в Женеве, он просил своего посланника Барона Криденера уволить его на несколько времени к одной из ближайших церквей православных (таковой оказалась Парижская), дабы иметь счастье укрепить и освежить свою душу Богослужением, которого он лишен, по причине снятия своей церкви, в продолжение двух лет. Была другая столь же, если не более, важная причина прибытия о. Полисадова в Париж, – это заготовление Св. Даров для предстоящего причащения Ее Императорского Высочества Великой княгини Анны Феодоровны и других православных, проживающих и путешествующих в Швейцарии.

Пребывание о. Полисадова у меня радостно и полезно для нас обоих, давая нам случай поменяться чувствами, впечатлениями и суждениями; брату же моему оно доставит, сверх того, возможность заняться изучением всесветного французского языка и вкусить, разборчивым образом, Галликанской мудрости в самом ее источнике. О. Полисадов может быть проживет в Париже до весны, если не будет особенного требования в Швейцарию. Я получил известие, что граф Остерман видимо слабеет.

Честь имею при сем представить Вашему П-ву собранные мной замечания о переменах в управлении церковном. Все сии перемены были вызваны прошениями (petitions), поданными в народное собрание; сие последнее составило по сему предмету из своихъ членов комитет, которого был председателем г. Паризис, епископ Лангрский, и в котором кроме шести членов из духовенства, участвовали тридцать семь представителей народа, большей частью замечательных своим образованием. По временам призываем был в комитет обрядов (comité des cultes) министр вероисповеданий. Сими преобразованиями, как видно, духовенство римско- католическое приобретет много силы; но его влияние безмерно увеличится, если палата утвердит проект закона о народном просвещении г. Фалу. Ревнующий о силе католицизма, министр народного просвещения первые школы (les écoles primaires) и их наставников подчиняет священникам. Неверие, дух непокорности, нелепые умозрения об устройстве общества расположили в пользу клира прежних его врагов, например, Тьера, и дали больше энергии и смелости его неизменным защитникам, каков Монталамберт. Настоящий Архиепископ Парижский весьма благоразумно пользуется и памятью своего предшественника, и новым направлением умов к вере, даже иногда предъявляет свое вмешательство в дела политические: письмо его в пользу Венеции приобрело ему много приверженцев, но охладило и оскорбило правительство.

В числе моих заметок я почел нужным сообщить Вашему П-ву сведения о бывшем областном Соборе в Париже. Сии сведения собраны мной частью от очевидцев, частью из достоверных сообщений. Я сам мог быть очевидцем Собора, потому что Богословский факультет, с согласия Архиепископа, сделал мне честь своим приглашением на Собор, но мои правила предосторожности воспрепятствовали мне воспользоваться благосклонным приглашением богословов. Публичность, весьма часто лживая, особенно меня от того удержала. Г-н наш поверенный в делах Николай Дмитриевич Киселев одобрил мою осторожность, не давая, впрочем, решительного запрещения идти на Собор. При церемониях же открытая и закрытия заседаний я присутствовал, как частный неизвестный зритель.

Видя опасность для веры и общества от религиозных разделений, некоторые из протестантов высказали свое желание примириться и соединиться с римско-католической Церковью. Число приверженцев соединения не велико; это отделившиеся, после протестантского конвента, по причине существующего неверия и нестроения в Протестантской Церкви. Один из них написал воззвание под заглавием: «Lettre d’un croyant de l'eglise Protestante aux croyants de I’eglise Catholique»³⁶; автор скрыл свое имя, но полагают, что это Г. Гаспарен, бывший пер Франции, или Фр. Монад, пастор реформатской церкви. Брошюрка была весьма хорошо принята публикой; продавалось до 600 экземпляров в день, – доказательство, что высказанные мысли пришлись по сердцу; но вскоре она, по справедливости, была забыта.

Изобилуя добрым чувством братства и любви, показывая необходимость соединения вероисповеданий для славы и силы веры, сочинитель положил ложные начала для соединения: он уверяет, что Католическая Церковь, в сущности, сходна с Протестантской, а то, в чем она различается, есть маловажно и противно Св. Писанию. Для доказательства сходства представлена сравнительная выписка из Римско-католического катехизиса и исповедания веры протестантской, – сравнение весьма обще и натянуто; а для доказательства незначительности разницы автор вступил в полемику, но робко и поверхностно, удерживаемый любовью и боязнью не достигнуть своей цели единения. Бедный ревнитель соединения церквей был осужден своими за навязчивость в дружбу к непримиримым врагам, а Римские христиане выразили свое презрение молчанием.

Недавно явился в Париже французский перевод нескольких проповедей Преосв. Филарета, Митрополита Московского, сделанный Александром Стурдзой. Благодарение достоуважаемому переводчику за третий (считая, Божественную литургию и первую седмицу Преосв. Иннокентия) благой труд, знакомящий Запад с Православием! Осмеливаюсь высказать о сем деле некоторые замечания: 1) В заглавии перевода стоит: Oraisons funèbres, homélies et sermons de...³⁷; первое слово заглавия отталкивает покупателей, предполагающих в переводном томе собрания печальных мыслей о смерти, суете и проч.; не привлекает даже и серьезных любителей красноречия, так как надгробные речи выходят из обычая. Правда есть важная причина для подобного заглавия; потому что первое место занимает слово, произнесенное знаменитым витией над гробом Александра Благословенного, но сие-то и следовало бы поставить в заглавии; тогда не было бы недостатка в читателях. 2) В числе проповедей помещены два слова полемических – об основании церкви против католиков Римских и о преданиях – против протестантов (хотя и не прямо). Моим слабым мнением я полагаю, что сие может причинить более вреда, нежели пользы. Проповедь есть только произведение, в котором нельзя обнять всех сторон предмета, привести всех доказательств, опровергнуть всех возражений; недоброжелательные нам умы, забыв об образе сочинения, заключат к недостаточности доказательств, к невозможности бороться против мнимой их истины; с другой стороны, православные путешественники, прочитав проповедь и вообразив себя облеченными всеоружием, будут искать споров и могут быть побеждены и запутаны своими противниками, потому что нельзя спорить неопытному в богословии с искусным богословом-диалектиком. Впрочем, сие обстоятельство возлагает на нас – священников, обитающих в чужих странах, обязанность быть на страже и подавать нуждающимся благовременную помощь. 3) Язык г. Стурдзы находят тяжелым и неясным. При всем том я слышал уже весьма выгодные отзывы о нашем отечественном пропадании; к сожалению, римские католики воздерживаются от чтения переведенных книг; читатели и ценители, как и продавец, состоят из протестантов.

Господь Бог да укрепит здоровье Вашего П-ва и да пошлет Вам благоденствие, – это мое сердечное желание и предмет молитв пред престолом Искупителя человеков.

Париж, 12 / 24 октября 1849 г.»

«Об областном Соборе в Париже

Первым и главным предметом рассуждения в Комитете Вероисповеданий (Comité de cultes) было отношение Церкви к Государству – предмет важный, который столько раз занимал внимание богословов, ученых и людей Государственных. Нужно было сделать выбор из трех мнений: а) поставить Церковь в совершенную независимость и отделение от Государства, b) подчинить Церковь Государству и с) сохранить права Церкви и Государства не разрывая их единения. Первое мнение привлекало своею новостью, обещанием прекращения вечных споров между светской и духовной властями освобождением веры и Церкви от внешних влияний; но оно влекло за собой а) отмену жалованья духовенству – (дело, отвергнутое клиром) и совершенное бессилие Государства по отношению к Церкви, тогда как влияние последней на первое не уничтожалось. По сей причине сепаратисты не имели успеха. Второе мнение отвергнуто за его разногласие со свободой, которую будто бы принесла республика, с религиозным направлением, замеченным в деятелях революции 1848 года; при том оно поставило две силы в новую борьбу: история показала, что католицизм не любит покоряться. таким образом университетская партия –защитница власти Государства принуждена была отказаться от своих предположений. Принято третье мнение – отношение доброго согласия между Церковью и Государством, утвержденного конкордатами.

После внимательного исследования, конкордат и органические законы, определявшие до сего времени отношение правительства к церковной власти, найдены недостаточными и требующими исправлений. Комитет употребил много времени и рассуждений на определение участия светского правительства в избрании епископов. С самых древних времен кандидаты на епископство были избираемы Королями и посвящаемы Папой; сие же право перешло и к Президенту республики, и Генерал Кавеньяк имел случай им пользоваться. Такое влияние показалось большинству членов совета стеснительным для Церкви. Нашлись защитники христианской древности, которые предложили ввести участие всего народа в избрании епископов. Возражение, что такой способ избрания верховных пастырей был исключением, и не утвержден соборами, привело к уступке – допустить к участию в избрании епископов только мэров и церковных старост; но это было отвергнуто, ибо эта мера вытекает из того же начала – участия лаиков в избрании пастырей, которое может привести к упадку веры по причине неверия избирателей. Желающим выбора епископа духовенством вакантной епархии и посвящения Папой без всякого участия со стороны правительства отвечали: невозможно, несправедливо и опасно, чтобы правительство в столь важном деле осталось в стороне. Партия Монталамберта хотела, по крайней мере, сколько возможно, ослабить влияние Правительства, предоставив ему только в случае крайней нужды, по Государственным причинам, противопоставить выбору духовенства свое veto, а обыкновенно принимать избранного кандидата; но и эта уступка большинству показалась недостаточною. Нашли более основательным следующий порядок вещей: духовенство епархии, лишившейся епископа, изберет трех кандидатов, из которых глава государства изберет одного. Впрочем, ему предоставляется право отвергнуть всех трех, но с обязательством взять кандидата из списков кандидатов других епархий, которые должны быть составлены на сей случай самим духовенством. Посвящение предоставляется Папе. Вот на чем остановился Комитет; при удобном случае об этом снесутся с Первосвященником Рима.

Вторым важным предметом рассуждений Комитета вероисповеданий было определения состояния священников (desservants), обыкновенно назначаемых в помощь главным священникам прихода (curé)· Сии последнее определяются к церкви с согласия государства, и не могут быть ни перемещены, ни отрешены без его же согласия (inamovibles); тогда как дессерванты, равно как и их приходы, зависят только от воли епископа, или лучше сказать его викариев, которые по своему усмотрению, могут перемещать их и отрешать, что и делается ежечасно. Комитет нашел, что такое состояние заштатных (им можно дать это название) священников вредит и им самим, содержа их в беспрестанном опасении перемены и, отнимая у них рвение заниматься усердно паствой, и охлаждает любовь и повиновение пасомых, которые смотрят на своих пастырей, как на временных приставников; и по сей причине решено, с согласия духовной власти, утвердить несменяемость (inamovibilité) второстепенных священников (desservants). Действуя таким образом, Комитет удовлетворял желанию и неоднократным просьбам низшего духовенства, и не противился воле епископов, которые хотели восстановить порядок дисциплины, бывшей до первой революции. Заграждая таким образом путь к произвольным действиям епископов, Комитет, по мысли духовной власти, не упустил из внимания ограничения непокорности и нерадения священников, которые могли иметь поводом право несменяемости; для сей цели он счел нужным восстановление древних церковных судов (officialités), определяющих церковные исправления виновным против церковной дисциплины. Краткая история сих судов следующая: с самих времен Апостольских, Епископы судили своих пасомых в делах веры и совести, и даже в делах жизни гражданской: Ап. Павел советовал христианам судиться перед своими, а не просить суда у язычников. Распространение суда на многие дела гражданские получили силу закона со времен Св. Константина Великого. Во Франции в таком положении оно существовало до Франциска первого (1539), который ограничил суд церковный лицами и делами чисто духовными. Гражданская конституция духовенства во Франции (1790) отменила совсем суды духовные; Наполеон восстановил их, в сущности, но изменил в форме, предоставив право суда одному Епископу.

Впрочем, восстановление судов церковных, состоящих из священников, нисколько не восхищает прав Епископов, потому что от них же заимствуют сии судилища и власть, и силу, и судьи назначаются волей Епископа.

Кроме сего, Комитет обрядов положил изменить или отменить многие из законов органических. Так он: отменил чл. 1-й, запрещающий обнародование булл Папских без позволения министерства; чл. 2-й, которым заграждался вход духовным посланникам Папы к клиру, кроме одного нунция; чл. 3-й, против соборов провинциальных и национальных; чл. 6-й, предписывавший присягу священникам. Епископам, вопреки чл. 11-му предоставлена полная свобода открывать училища, молитвенные дома и проч. Изменить закон о крестных ходах, которые, по вновь постановленному закону, могут быть запрещены только в случае особенных обстоятельств, и то с согласия Епископа. По сему и в Париже я уже видел несколько раз процессии.

По случаю нескольких прошений о введении брачного состояния между священниками, был составлен и читан в собрании Г. Дюфужеру (Dufougeroux) пространный рапорт (целый трактат), заключающий чистый отказ просителям и уничтожающий всякую надежду на бракосочетание священников! Причины докладчика следующая: а) Ап. Павел предпочитает девство брачному состоянию. b) Обязанность безбрачия для священников утверждена Соборами. с) Оно освящено обычаем³⁸. d) Безбрачное состояние представляет более возможности исполнить обязанности пастыря. е) Внушает уважение пасомых к пастырям. f) Брачное состояние может быть причиной соблазнов, потому что священник может жениться на своей духовной дочери и проч. Все сии причины докладчика или слабы, или совершенно ложны; особенно последняя, по мнению его самая сильная, показывает его неведение древних церковных правил, которые запрещают брак священнику после посвящения. Строгость запрещения брака духовенству доведена Комитетом обрядов до самого точного согласия с постановлениями Церкви римско-католической; священник не может вступить в брак даже и по оставлении своего служения, так как таинство священства неизгладимо (indelebilis). Объясняя и подтверждая сию мысль, докладчик дошел до крайности, выражаясь так: «священник (если хочет жениться), может сделаться протестантом, жидом или магометанином».

В рассуждении о жаловании духовенству обнаружились те же три мнения, какие мы видели в определении отношения Церкви к государству, т. е. а) совершенное отделение Церкви от государства, для независимости веры и для равенства всех религий, – мнение непринятое, потому что по отмене жалования существование духовенства сделается трудным и даже невозможным, и эта мера может возмутить народ, привыкший к содержанию служителей веры правительством. С другой стороны, жалованье не порабощает священника государству, не делает его чиновником, потому то его права и обязанности имеют источником духовную власть. Второе мнение – содержать духовных с правом власти и цензуры над ними со стороны государства – отвергнуто как не нужное и стеснительное. Решено продолжать содержание духовенства, как дело справедливого возмездия за взятые имения духовенства, как дело приличное и полезное для государства и Церкви; потому что священник, не имеющий житейских дел с прихожанином, более сохраняет прав на его уважение. С этой целью было предложено совершенное уничтожение доходов, которые доселе в обычае за частные требы, что, как стоит в прошении, бывает причиной весьма многих злоупотреблений; но Комитет не принял сего нововведения, частью по причинам экономическим, потому что это потребовало бы прибавления жалованья, частью по нежеланию идти против привычек народа.

Бедное состояние финансов побуждало ограничить расходы по всем отраслям, но Комитет нашел это невозможным в жаловании духовным, которое особенно для помощников (vicaire) суккурсалистов едва достаточно для необходимого в жизни. Напротив, Комитет высказал желание увеличить средства существования духовенства с поправлением денежных средств государства. Впрочем, государство и здесь сделало несколько экономии, уничтожив должность главного директора обрядов и поставив его по правам и жалованию с обыкновенными директорами (12.000 вместо 16.000). Сочтено также нужным уменьшить сумму, определяемую кардиналам на обзаведение (première installation) 25.000 вместо 45.000. Мнение об уменьшении прибавочного³⁹ кардиналам жалованья до 5.000 вместо 10.000 не устояло против сильных противников, желавших поддержать кардинальское достоинство, весьма важное по влиянию на Рим и, следовательно, на целый мир и требующее издержек. Не более имело успеха предположение о низведении жалованья Архиепископа Парижского до 25.000 вместо 40.000; так как прелат Парижский есть сокровенный помощник бедности и несчастий.

Попытки экономии были вполне вознаграждены уменьшением расходов в капитуле Св. Дионисия (chapitre de S-t Denis). Очевидно, сей капитул не мог сохранить в Республике своего прежнего назначения – чтить место погребения королей; но ему предоставлено второе преимущество – быть убежищем и покоем престарелых пастырей и хранить величие древнего аббатства. Состав капитула уменьшен вместо 12 канонников до шести. Содержание декана уменьшили тысячью франков (3.000 вместо 4.000), а каждого канонника шестьюстами (2.400 вместо 3.000). Нашли также способ уменьшить расходы на певчих и церковное содержание, так что капитул Св. Дионисия стоит государству только 39.300 вместо 63.000. Главное же нововведение, предложенное и принятое комитетом, состоит в приведении капитула в зависимость от епархиального архиерея, тогда как прежде он находился под непосредственным управлением Папы.

В жаловании духовенству протестантскому сделано уменьшение 32.000. Сие сбережение составилось от уменьшения пособий заштатным пасторам и от введения безмездного служения членов Лютеранской консистории, тогда как прежде содержание оной стоило государству 16.000. Жалованье оставлено только президенту, инспектору церквей, секретарю и двум чиновникам, так как сии должности влекут за собой издержки.

Содержание служителей закона Еврейского осталось без перемены: уменьшена только сумма, определенная на постройку и поправку синагог (34.000). Раввины просили и ожидали прибавления; именно великий раввин хотел возвысить свое жалование тысячью франков ради чести и значительнейших издержек столицы; второстепенные раввины просили удвоения жалованья: второклассные 1.000 вместо 500, третьеклассные 600 вместо 300. На все же это последовал отказ. С другой стороны, сделано весьма важное преобразование – разумеем учреждение высшего еврейского училища для образования раввинов в Париже. До сих пор центральная еврейская школа была в Меце и стоила государству 10.000 фр.; Комитет нашел ее не вполне достаточною для своего назначения и по наукам, и по общему о ней мнению.

Оставляя эту школу на прежнем основании с прибавлением окладов для воспитанников Алжира, Орана и Константина (из каждого города по одному), правительство определило продолжать начатое в ней образование в Париже, назначило каждому из 13 воспитанников 800 фр. в год и предоставило раввинскому училищу равные права с факультетами Римско-Католическим и Протестантским. Для поступления в эту высшую школу требуется (с 1856 г.) от воспитанника: а) что бы он был бакалавр литературы (Bachelier des Lettres); в) чтобы знал начало еврейского языка и был бы в состоянии переводить талмуд. Новоустановленный факультет публично будет раздавать степени магистра и доктора, и определять раввинов на места по сравнительному испытанию (конкурсу).

Штат новоустановленного факультета состоит из директора, который вместе займет:

Кафедру талмуда с жалованьем

4.500 фр.

Профессора догматики

3.000

Профессора Св. истории

3.000

Профессора еврейского яз. и Св. Писания

3.000

Учителя пения

500

Всего

14.000

В сем году последовало давно ожидаемое и вожделенное решение о богословских факультетах. Вместо прежних шести постановлено сохранить только три; в Париже, Лионе и Тулузе на новых основаниях. Не только духовенство, но и лаики уразумели важность и необходимость высшего духовного образования, преподаваемого для всякого желающего. Правильное учреждение богословских факультетов разовьет охоту и соревнование в духовенстве, к чему весьма много способствуют учения степени. Посещение факультетов священниками и духовными воспитанниками вместе с студентами светскими дает возможность первым знакомиться с духом и направлением века, а последним внушить уважение и любовь к образованному духовенству, словом, уничтожить недоразумения, разделение и враждебные отношения народа к духовенству. В сих высших духовных учебных заведениях будет утверждаема и защищаема вера, поддерживаема древняя слава Французской Церкви, будут преподаваемы познания не только приспособительно к духовному сану, но и ко всем отраслям и службам государственным. Выходя из сих начал, Комитет обрядов постановил:

1. Высшее образование богословское должно быть установлено в главных городах Митрополий Парижской, Лионской и Тулузской для восполнения образования семинарского.

2. Сие учреждение должно совершиться с согласия Св. Седалища, чтобы степени, раздаваемые факультетом, носили характер канонический и было бы ручательство правоверия.

3. Курсы епархиальных семинарий должны оканчиваться экзаменом на кандидата (Bachelier) богословия, степень обязательная для всех воспитанников; испытание должно быть совершаемо в присутствии Епископа, или его поваренного, по программе, составленной богословским факультетом.

4. Кандидаты, по прошествии двух лет, допускаются к публичному испытанию в одном из богословских факультетов (в Париже, Тулузе и Лионе) для получения степени магистра, а испытание на степень доктора не может быть раньше, как по прошествии года после получения степени магистра. Вышеозначенные ученые степени должны быть доступны и желающим мирянам; по сему преподавание в факультетах должно быть публично.

5. По прошествии трех лет от учреждения факультетов, ни один семинарский воспитанник не может получить места в приходе, не получив степени кандидата богословия.

6. По прошествии шести лет от учреждения факультета, никто не может получить места священника первоклассного прихода, не имея степени магистра; те же условия требуются для поступления профессором в семинарию, для получения звания канонника и генерального викария.

7. По прошествии равного же периода времени необходимо будет иметь степень доктора Богословия для получения места профессора в одном из богословских факультетов. Епископом может быть произведен только имеющий диплом доктора Богословия.

8. Судя по сим постановлениям и потребностям, будет поставлено в обязанность всем епархиям посылать по два казенных воспитанника (boursier d'Etat) в один из учрежденных факультетов.

9. Для приведения в исполнение вышесказанных определений, существующие при университетах богословские факультеты будут закрыты с сохранением прав для их профессоров на поступление в новые факультеты. Места профессоров будут назначаемы по конкурсу; одержавший верх в соискании должен представить свидетельство от Епископа о своем правоверии. Таким образом вновь учреждаемые высшие учебные заведения будут основаны на началах им свойственных и сохранять всю силу и обширность действия.

По отношении к Протестантскому высшему учебному заведению, существующему в Монтобане, сделаны следующие перемены (Страсбургская высшая семинария сохранить до времени прежние правила):

1) Оно будет перенесено из Монтобана в Париж как центр образования и школу для проповедников; потому что в прежнем городе к тому не было ни средств, ни образцов, так что прежде протестующие воспитанники были посылаемы для усовершенствования в Женеву.

2) Назначение профессоров будет предоставлено центральной консистории, которая будет давать свои свидетельства кандидатам, а конкурс покажет достойнейшего.

До сего времени все сии предначертания еще не осуществились. Постановления, касающиеся Церкви Католической, имеют нужду в согласии духовенства и утверждении Папы. Для осмотрительного изъявления этого согласия и для твердости определения Римско-Католическое духовенство действует соборно. Во многих Митрополиях Франции были созываемы областные Соборы. Опишем один из них – Парижский, по которому можно судить о других.

Епископы думали, что в республиканском правлении не может иметь своей силы органическое постановление: «никакой Собор поместный или областной, или епархиальный не может состояться без ясного позволения правительства. (Les lois org. 4)». Протестантский бывший Собор, не считавший нужным обращаться за позволением правительства, еще более уполномочивал думать, что постановление Наполеона отменено. Дело показало противное: правительство предоставило себе –дать позволение и уполномочие на созыв Собора. Сознавая всю пользу, благовременность и безопасность Соборов, министр обрядов считает своей обязанностью сохранить силу существующего закона о Соборах, и пользуясь этим случаем, высказывает свою надежду на скорое изменение законов по сему предмету. На доклад такого содержания (от 16 сентября) Г. министра вероисповеданий последовал следующий декрет: «на основании 1 и 16 статей конкордата IX года, равно и 4 статьи органических законов X года, Президент республики определяет: уполномочиваются в продолжении 1849 г. Соборы областные и епархиальные, которые сочтут полезными Архиепископы и Епископы в своихъ пределах для приведения в порядок правил Богослужебных и исправительных в духовном отношении (dans l’ordre spirituel)». (Decr. du Pres, de laRep. Franc, du 16 Sept). Сей декрет Президента возбудил негодование римско-католического духовенства. «Для чего вооружаться законом», восклицает безымянный автор письма в L’ami de la religion (Монталамберт), «против католиков, и оставлять его в бездействии против протестантов? Разве мы подозрительнее и опаснее для государства, чем протестанты? Многочисленный конгресс мира не подвергали законным формам; их оставляют только для нас: свобода течет через край (à pleins bords) для всех, исключая католиков». Затем автор, утверждая, что право созывать Соборы есть Божественное, с жаром протестует против ограничений. Подобные мысли высказаны во всех религиозных журналах, но не много имели отголоска в народе, и остались без последствий.

По каноническим постановлениям, право на созыв областного Собора предоставляется Митрополиту области; по сему Парижский Собор был созван Архиепископом Парижским – Митрополитом пяти епархий. Все епископы подвластные Митрополиту обязаны явиться на Собор и, только по самым уважительным причинам, могут послать от себя поверенного, – сим правом воспользовался, по случаю болезни, Епископ Шартрский. На Соборе имеет право быть и Епископ нареченный, хотя он еще и не получил посвящения; сей закон имел приложение к Г. Дюпанлу (Dupanloup), избранному на епископию Орлеанскую. Таким образом Парижский Собор состоял из Архиепископа Парижского – председателя собора, Епископов Мосского (Meaux), Версальского, Блуасского (Blois), избранного Еп. Орлеанского и поверенного со стороны Еп. Шартрского. Только сии лица по каноническому праву могут иметь голос законодательный и носить название Отцов Собора.

Епископы других областей могут присутствовать на Соборе, но без права голоса, хотя им и предоставляется братский совет, помощь их учености и благочестия⁴⁰. Право голоса имеют Епископы, прямо зависящие от Папы (автокефалы) и настоятели Ставропигиальных монастырей, но таковых нет в Парижской митрополии. Только в последнее заседание явился, украшенный митрой, настоятель Трапистов.

Из низшего духовенства призываются на Собор а) поверенные соборных капитулов: их было на Соборе 7 – два от капитула Митрополичьего и по одному от Епископских, b) Соборные Богословы и канонисты для приготовления и рассмотрения предметов Соборного определения. На разбираемом нами Соборе было очень много духовных ученых знаменитостей: священники Равиньяк, Ботен, Бенеш, Глер, Кариер, Икард и проч. Три последние занимают кафедры в Сорбонне.

Предметы своего занятия Собор разделил на пять частей и под столько же категорий подвел свои определения. К первому отдалению относятся декреты касательно самого Собора, регламент соборный; второй отдел имеет своим предметом иерархию и церковные лица (de Hierarchia et personis ecclesiasticis); третий состоит из определений о вере (de fide); четвертый – составляют определения de desciplina; наконец пятым определяются начала и правила церковных наук (de studiis ecclesiasticis). До сего времени правила областного Собора известны только по именам, а содержание и дух оных остается в сокровенности; отцы Собора дали обет о скрытии их и не смели приступить к обнародованию без одобрения Папы. Сию сокровенность сильно обвиняли протестантские журналы. По возвращении их от Римского Патриарха, буду иметь честь сообщить о них подробно Вашему П-ву.

Способ рассмотрения предметов на Соборе был следующий:

Еще прежде созыва Собора Архиепископ Парижский разослал к подчиненным его Митрополии Епископам обозрение предметов имеющего быть Собора. По сему обозрению Епископы в кругу домашних Богословов и Капитула приготовили свои мнения. Во время же пребывания их в Париже предметы были рассматриваемы а) в собраниях частных, где совершались изыскания и которых по отделам предметов было пять; b) в собраниях общих, где соглашались мнения частных собраний и, наконец, с) в торжественных заседаниях Собора, где рассмотренные положения принимали силу каноническую для целой области. Впрочем, для окончательной силы правил предоставлено сообщить оные Папе и получить его утверждение и благословение.

В сем случае нельзя не заметить Галликанского направления Собора, которое обнаруживается в крайней осторожности и некоторой неопределенности слов Архиепископа; он высказал мысль, что постановления Собора и сами по себе имеют всю важность и обязательность, если только они не противны всеобщим законам Церкви. Достойно удивления встретить теперь подобную мысль, потому что Французское духовенство, сознавая единство необходимым условием крепости, почти все обратилось к образу мыслей загорному (ультрамонтанизму).

Церемониал Собора

Собор был предварен литургией, которую совершал Председатель Архіеп. Парижский; перед пением Символа веры, служащий преподал лобзание мира Епископам через старшего из Епископов, а священникам через одного члена Парижского Капитула. После принятия Св. Таин и прочтения особенной на сей случай молитвы Св. Духу, все члены открыли первое торжественное заседание в хоре (за средостением алтаря); Епископы были облачены в ризы и имели митры (в частичных собраниях их одежда ограничивалась нижним Церковным облачением –vochet), священники носили мантию. Места были занимаемы высшим и низшим духовенством по порядку времени посвящения в сан. Заседание открыто чтением исповедания веры Архиеп. Парижским, которому последовали все отцы Собора. Читанное исповедание веры принадлежит Пию IV, оно начинается чтением Никео-Цареградского Символа Веры с прибавлением filioque; затем следовало учение о предании, о толковании Св. Писания и авторитете Церкви, о таинствах, о первородном грехе, об Св. Евхаристии, о чистилище, о почитании Святых и их изображении, об индульгенциях, о главенстве Св. Петра и Папы и о принятии вообще всего преданного Церковью. По прочтении каждый из отцов Собора преклонял колена перед стоящим посреди Евангелием и произносил присягу по следующей форме: «Ego N. Archiepiscopus, aut Episcopus N. hanc veram catholicam fideni, extra quam nemo salvus esse potest, quam in praesenti sponte profiteor, et veraciter teneo, candem, integrant et inviolatam usque ad extremum vitae spiritum constant is- sime, Deo adjuvante, retinere et confileri; at que a meis subditis, sev illis, quorum cura ad me in meo munere spectabit, teneri doceri et praedicari, quantum in me crit, curaturum, ego idem N. spondeo, voveo ac juvo super liaec sancta Dei Evangelia». За сим довольно умилительным зрелищем последовала речь председателя Собора, которая по цели и содержанию напоминает коронные речи и при открытии Палат. Честь имею приводить ее в подлиннике⁴¹ для удобнейшего суждения как о предметах и свойстве Собора, так вообще о направлении духовенства. Речь Архиепископа окончила собой первое заседание. Второе заседание, собственно, употреблено на определения, голоса подавались по форме древних Соборов; докладчик предлагал заготовленный декрет председателю и другим с вопросом «Рlacit me decretum?». На ответ всех отцов Собора «placet», председатель говорил: «decretum placuit patribus». Третье и последнее заседание не уступало по торжественности первому. В нем, окончив определения, отцы Собора торжественно были призваны председателем к подписанию соборных действий, что было сделано на престоле. Затем последовали прошения и многолетия: а) О благословении Божием на Папу и о покорении ему и соединении всех христиан, b) О спасении председателя Собора, о благополучном возвращении восвояси Отцов Собора и их долгоденствии, с) О водворении во Франции ревности по вере, правды, мира и победы на врагов веры христианской, d) О соблюдении правил соборных. На все сии прошения присутствовавшие отвечали повторением главных слов прошения, а на последние отвечали «fiat, fiat, amen. Amen». Собор заключился всеобщим лобызанием и объявлением индульгенций на 60 дней тем, кои присутствовали при литургиях и открытии и закрытии заседаний. Все присутствовавшие на Соборах жили вместе в семинарском доме Св. Сульпиция. Вот образ их общинной жизни и распределений дня. Вставали с постели в 5 часов и тотчас отправлялись на молитву

частную; в 7.30 присутствовали в обедне; в 8.30 – частное собрание (congrégation particulière); в 11 часов – завтрак из двух блюд. Вторая половина дня так же начиналась молитвой (в 13.00 часов), в 15.00 часов – общее собрание, за сим в 18.00 часов – краткая молитва; в 18.30 – обед из четырех блюд и двух десертов, во время которого тишина прерывалась чтением жития Карла Биромейского; в 20.15 – вечерняя молитва, после которой отходили на сон.

Вообще говоря, собор не обратил никакого внимания народа; большая часть публики не интересовалась знать ни его начала, ни окончания; при открытии и закрытии его немного было усердных участников, даже французское любопытство не привлекло зрителей.

По утверждении правил областных Соборов Папой будут созваны епархиальные Соборы, которые будут иметь целью благовременное и точное исполнение правил областного Собора.

12 / 24 октября 1849 года.»

Не содержащее в себе каких-либо значительных сообщений, первое из этих трех писем к К.С.Сербиновичу представляет не малый интерес своим приложением. Давнишняя мечта Пап, о подчинении Восточной Церкви Римскому престолу нашла в Пие ІХ-м продолжателя сего дела, для чего им было издано воззвание к Восточным Патриархам. Последовавший на сие воззвание ответ Восточных Патриархов и окружное послание долгое время скрывались Ватиканом от публики, но переведенные на французский язык доктором Далласом и г. Стурдзой, были напечатаны в одном из журналов. Понятно, что обнародование такого важного документа, в коем католическая церковь именуется «еретической», было неприятно Риму; и вот, чтобы хотя несколько ослабить впечатление, Ватикан выдвинул какого-то священника Терлецкого, который основал в Париже Славяно-Униатскую Церковь и деятельно занимался пропагандой. Пропаганда его успеха не имела, и дело его скоро заглохло, о чем подробно описывает о. Васильев в этих трех письмах, а также сообщает перевод ответа Патриархов. Здесь же приобщен проект учреждения библиотеки при нашей Парижской Церкви и правила пользования книгами из оной.

«В прошедшем посту перед Рождеством Христовым я совершал проповедование истин веры и нравственности для моей небольшой и временной паствы. Побуждение к сему я нашел в моей обязанности, которую сильно выразил Св. Апостол Павел словами: горе мне, аще не благовествую. Тот же Апостол обязывает исполнять сей долг благовременно и безвременно. Судя по моим наблюдениям, мои поучения были не чужды благовременности; потому что православные соотечественники наши нередко высказывали свою жажду слышания поучений. Такое благое расположение, конечно всегда живущее в их сердцах, усиливается во время пребывания их в странах чужих и особенно в Париже, где римско-католические священники неумолчно проповедуют. И если, когда необходимо удовлетворять сей духовной потребности, то особенно во время постов, во дни обуздания плоти и питания и укрепления духа. Предметом моих поучений было или частичное, а более всецелое объяснение Воскресных Евангелий по руководству Св. Отцов и учителей Церкви. Так как Воскресное богослужение утомляет меня по причине неприбытия диакона, то я назначил для произнесения поучений и бесед особый день – Пяток, и, благодарение Богу! – имел утешение видеть неупустительное посещение церкви в сей день со стороны большей части соотечественников. За отдалением я не мог представлять моих проповедей на предварительную цензуру; но ст. 9 гл. I Устава Духовных консисторий дает мне возможность исполнить сию обязанность по произнесении проповедей. В предлежащий Великий пост имею намерение, если Богу то угодно будет, продолжать говорить поучения так же по пятницам, на литургии преждеосвященных.

При сем честь имею представить Вашему П-ву некоторые известия, касающиеся православной нашей церкви.

Париж, 25 января / 6 февраля 1950 г.

Среди движений и переворотов на Западе, которые посредственно или непосредственно касались Римско-католической Церкви, Церковь восточно-католическая Православная не была опущена без внимания. Дело началось образованием в Римской пропаганде особенного отделения миссионеров для обращения православных в латинство. Плодом сего отделения было воззвание к членам Православной Церкви для подчинения их Папскому престолу, подписанное и отправленное на восток настоящим Папой Пием IX. Сие не первое покушение Римских отпадших Патриархов на увлечение Православных в Римский католицизм, вызвало Святейших Патриархов восточных на ответ, полный поразительной истины и святого смирения. До сих пор ни ответ сей Папе, ни окружное послание блаженных Патриархов с Синодами к членам Восточной Католической Церкви еще не известны Западу, который, как я слышал, от одного из составителей Папского воззвания, и не хочет слышать и знать упомянутого ответа. Но, хотя или не хотя, они скоро узнают его и будут читать во Французском переводе, над которым трудился доктор Димитрий Даллас под руководством почтенного Г. Стурдзы, и который перевод скоро будет напечатан в Париже. Я буду иметь честь сообщить Вашему П-ву впечатления и суждения, какие произведет сказанный труд на духовных и светских членов Западной Церкви. О, если бы светлые истины его не ослепили своим блеском, а просветили тех, у кого от времен давних лежит покров на очах! Можно заранее предугадать, что он возбудит гнев многих ревнителей Папских нововведений; особенно больно отзовется в их сердце название «Ереси», которое дают православные Патриархи Латинству. Между тем дело, начатое в Риме и падшее со времени бегства Пия IX из своей резиденции, теперь переносится в Париж. Здесь хотят основать славяно-униатскую церковь и общество миссионеров для обращения православных славян в Унию. Во главе сего предприятия стоит некто Свящ. Ипполита Терлецкий. Вот его история: он родом из Волынской губернии, униат; готовился в доктора медицины в Виленском Университете; но, не окончив курса, поступил лекарем в армию бунтовавших поляков, а по укрощении мятежа перебежал на Запад во Францию; в Монпелье кончил курс медицины со званием доктора; вступил в брак и имел сына. Смерть жены побудила его оставить свое звание; он отправился в Рим, вступил в духовный Коллегиум и там получил степень доктора богословия. Терлецкий богат познаниями языков: кроме древних (греческий знает весьма незавидно), он говорит по-итальянски, по-французски, по-немецки, по-польски, по-русски; менее же совершенно знает сербский, болгарский и английский языки. Он всегда предназначал себя для миссии на восток и особенно в славянские земли; Папа украсил его именем миссионера Апостольского и определил его секретарем в отделение Восточной пропаганды, где он деятельным образумь участвовал в известном послании Пия IX к восточным христианам, по удалении же Папы из Рима, миссионер апостольский прибыл в Париж и отсюда направил было свой путь в Сербию и Болгарию. В Дрездене застало его ужасное возмущение, благополучно усмиренное помощью прусских войск. В разборе и аресте виновных схватили (по уверению его, невинно) Терлецкого, держали более месяца в тюрьме и, только по настоянию французского министра, освободили под строгим приказанием оставить Саксонию в 48 часов. Таким образом миссионер папский возвратился в Париж. Здесь до половины декабря прошедшего года его деятельность остается в неизвестности. Он совершал в церкви Св. Филиппа литургию Св. Златоуста тихо на славянском языке (выговор его малороссийский). Кажется, он приготовляет сочинение против православной восточной Церкви. В декабре он начал разносить в тайне некоторым лицам, в привязанности которых не сомневался, программу своего дела. Я имел случай читать этот печатный полулист; содержание его таково: «Все колеблется и падает в государствах от ужасных переворотов; для поддержания нужна вера истинная и крепкая, т. е. римско-католическая. Но этой самой вере угрожает ужасная опасность со стороны русской официальной Церкви (l’église officielle Russe corruptrice et envahissante), которая употребляет все средства для уничтожения римского католичества, и успеет в своем деле, если сыны Западной Церкви не противопоставят ей всех усилий. А для сего необходимо образовать в Париже общество миссионеров для приведения славян к единству с Римом и устроить Церковь славянского обряда. К приведению в исполнение сего плана требуется капиталь, который мы испрашиваем у любви преданных славе Спасителя и римского престола. На первые потребности дела достаточно будет 25.000 фр., а затем потребуется еще 200.000 фр. Таким образом осуществится план огромный (entreprise colossale), достаточный для уничтожения русской Церкви (pour anéantir l’église Russe). Верные сыны Церкви благоволят адресовать свои приношения к священнику Терлецкому, от него могут получить подробнейшие сведения о деле». Таков ход и содержание программы. Но верно доброхотных дателей не нашлось; Терлецкий прибегнул к другим средствам. Под его влиянием были напечатаны статьи в журналах, где обширными очерками было описано политическое могущество России, ее сила и планы против западного католичества; затем следовали воззвания к сопротивлению и спасению веры римской. Статьи оканчивались сообщением об основании славянской Церкви и общества миссионеров, равно и объявлением, что славный проповедник Лякордер скажет в пользу этого предприятия приличное слово в Церкви Св. Рока (St. Roch), а благодетельные дамы будут собирать подаяния. Все выбрано выгодно, и талант проповедника, и церковь в центре города – место собрания лучшего общества, и дамы лучших фамилий.

Терлецкий со своей стороны напечатал новую программу, гораздо умереннее прежней по выражениям, и разносил ее вместе с пригласительными печатными билетами, которые честь имею при сем приложить для сведения Вашему П-ву. Промысл Божий остановил пока восстание на истину в самом его начале. Г. Лякордер сделался болен так, что доктора не только запретили ему говорить проповедь, но и пребывание в Париже объявлено вредным для здоровья; по их совету, знаменитый доминиканец оставил Париж. Проповедь отложена до неизвестного времени. Вот на чем остановилось предприятие Терлецкого. Буду следить за делом и немедленно, сообщать его ход и последствия.

Мое мнение на счет сего предприятия Униатской пропаганды то, что оно не будет иметь никакого успеха, хотя и наделает шуму и толков. На вопрос, кто же будет молиться в предполагаемой славянской церкви в Париже, – затруднился бы отвечать и сам начальник дела; будут любопытные, но не будет прихожан. На другой вопрос, из кого составится общество миссионеров, – Терлецкий отвечает: из молодых призванных славян, которые получат приготовление для своего дела в школе при новоустроенной церкви. При сей же церкви будет и славянская типография.

Церковь Западная никогда не оставляла мысли о подчинении римскому престолу Церкви восточной; но эта мысль в различные времена проистекала из различных источников. В IX веке она основывалась на мысли и обычае единства вселенского, только начинавшего расторгаться; начиная же от XI века и до XVIII покушения Рима на Восток происходило из мысли о вселенской, неограниченной власти пап. В новейшие же времена, особенно в настоящее, воззвание папы к подчинению Риму православной Церкви, хотя и не изменилось в форме, но много различествует в сущности. Рим ищет единения с Востоком не столько для преобладания, сколько (хотя он в этом не сознается) для своего обновления, для принятия элемента новой первобытной христианской жизни, невредимо сохранившейся в православной Церкви. В самом деле, римский католицизм, давно подкапываемый неверием, теперь получил сильный удар в главу. Италия, привязанная прежде, хотя только внешним образом к папству, теперь стала ненавидеть папские установления и простирает свою ненависть до отвержения Святых истин христианства. Поразительно печален рассказ путешественников по Италии, особенно по папским владениям: по чувству вражды к Папе и духовенству, народ не посещает церквей, издевается над богослужением. Есть слух не неосновательный, что Итальянцы близки к отпадению от католицизма. Протестанты пользуются их настоящим расположением, посылают туда миссионеров и тысячами рассыпают библии, на что горько жалуется Папа в своем окружном послании на 1850 год. Как жаль, что колеблющимся в вере мало известна Церковь православная, и как пагубно предстоящее отпадение, по крайней мере некоторых, в протестантизм.

Богословское образование во Франции довольно упало. Декан богословского факультета в свою первую лекцию в Сорбонне описал этот упадок яркими красками. Богословские факультеты и до сих пор еще на временных постановлениях. Г-н Фалу в свое министерство отнял даже жалованье у духовных профессоров и оставил им чем только жить, предоставив на волю читать или не читать лекции. По сему теперь каждый профессор является в аудиторию только один раз в неделю. Это будет продолжаться до канонического утверждения факультетов, которого скорое исполнение не предвидится. Для восполнения сего недостатка Архиепископ Парижский установил конференции, т. е. собрания всего духовенства столичного в указанные программой времена для рассуждения о предметах веры и церковного управления. Сим начертанием поддерживается соперничество, ибо каждый может участвовать в разрешении вопросов. Вторым средством к усилению духовного просвещения Архиепископ нашел постановление в обязанность для священников получать ученые степени. При сем честь имею приложить некоторые образчики предполагаемых собеседований равно и декрет о степенях.

К сему письму приложены печатные листки⁴²:

1) Conférences des cas de conscience.

Nota. 11 ne peut y avoir aussi, cette année, que trois Conférences pour Г Examen des Cas de Conscience, et l’Entretien spirituel.

La première Conférence est fixée au vendredie 8 Février. Elle se tiendra, â deux heures précises, dans l’église de la Madeleine.

2) Ordonnance portant quelques modifications au réglement pour les conférences Ecclésiastiques du Diocèse de Paris.

3) Ordonnance relative a un examen annuel pour les jeunes prêtres du clergé de Paris.

4) Ordonnance qui établit dans le Diocèse de Paris, a l’exemple de ce qui se pratique à Rome des conférences pour l’examen de cas de conscience suivies d’un entretien spirituel.

5) Questions proposées par Monseigneur L’archevêque pour les conférences de 1850.

6) Souscription pour une oeuvre Slave-Catholique⁴³.

«2/14 текущего апреля в церкви Парижской Богоматери произнесена была Лякордером проповедь в пользу предприятия Терлецкого, о котором я уже имел честь известить Ваше П-во. Течение мыслей проповеди следующее: истинная Церковь во все времена усвояла себе название католической, потому что несомненный признак истины есть ее всеобщность. Хотя догматы церкви католической (римской) не приняты еще всем миром, однако же они хранятся более или менее во всех известных частях света, держатся известным числом верующих во всех государствах. Нет ни одного государства чисто схизматического, или еретического: Англия имеет Ирландию, Пруссия – Рейнские провинции и часть Польши, Россия – Польшу. Сии части католические присоединены Промыслом к странам, заблудшим для их просвещения и освящения; это алмазы в несвойственной им оправе. Из всеобщности догматов вытекает всеобщность любви, которую также имеет только одна церковь католическая (римская) в своих чувствах и в своих постановлениях. Всеобщность истины и любви есть основание всеобщности власти и побуждения к повсеместному распространению католицизма – свойство, только одной римско-католической церкви приличное. «Видели ли Вы», вопрошает проповедник, «где-нибудь хотя одного миссионера греческого? Нет, Вы видели казаков, которые приходили к нам за деньгами, и с нашим серебром унесли свои верования и убеждения». Исламизм распространяется с успехами оружия, упадает и упадает с упадком внешней силы. Буддизм неподвижен. Протестантизм, особенно англиканский, не может быть возражением, потому что он завесит в своем распространении от политики и торговли; а где нет великого влияния Англии, там нет и ее протестантизма. Правда, распространение веры католической (римской) часто встречает препятствия. Но какие? Материальную силу. Католицизм побуждает и победит эту преграду; сыны его для выражения своей любви должны содействовать ему. Вторая часть – европейские народы разделяются на три отдела: кельтский, германский и славянский; последний едва ли не многочисленнее и важнее всех. Он состоит из 60 миллионов (счисление Лякордера), из которых многие исповедуют вру римско-католическую, большинство – схизматическую греческую; а некоторые – соединенную Greco Slawe-catholique (название в первый раз пущенное в свет Терлецким). Униаты существовали с IX века в числе 8 миллионов, – 5 в России и 3 в Галиции. Папы так были милостивы и снисходительны к ним, что терпли их слабость иметь богослужение на народном языке. Униаты русские потеряны для церкви римско-католической, сделались добычей схизмы. Это совершилось посредством ужасных притеснений и кровавых преследований Русского Императора, который повторил образ действия наших революционеров 1793 года. У нас говорили: fraternité, ou la mort. В России: orthodoxie ou la mort! Какую же обязанность возлагает на католическую любовь подобное событие? Обязанность а) протестовать против гонения, которое равняет Россию с Китаем, Японией и Кошиншиной, – единственными странами, где оставалось преследование, протестовать перед Богом и людьми; б) основать памятник, который был бы свидетелем происшествия, т. е. построить каплицу греко-славяно-католическую; в) поддерживать и распространять униатскую веру всеми способами, – книгами, миссионерами, путешествиями в славянские земли. Для сего необходимы финансовые средства, и об них-то мы умоляем вашу любовь.

Вот порядок мыслей проповеди доминиканца. Проповедь имела характер чисто политический, была наполнена грубыми и оскорбительными возгласами против России и ее Августейшего великого Монарха; она есть усиленное повторение части (стр. стр. 96, 97 и 98) 24-й конференции, произнесенной Лякордером в 1845 году. Удивительно, каким образом Архиепископ Парижский (он присутствовал при проповеди с двумя другими Архиереями) допустил подобную профанацию соборной кафедры. Верно то, что на неправде не может основаться и держаться никакое предприятие. Сбор после проповеди был незначителен. Терлецкий рассчитывал на 20000, а собрал 2300. Многие французы явно не одобряли тона проповеди, тем более не одобрить французское правительство. Русский путешественник барон Бюлер составил замечания на эту проповедь, в которых он исправляет грубые исторические погрешности Лякордера, деликатно дает ему видеть неприличие, отсутствие любви христианской во многих восклицаниях конференции, а вместе знакомил французов с историей унии. Если филиппика Лякордера будет напечатана (что невероятно), я возьму смелость доставить ее для сведения Вашему П-ву. Равно исполню тоже, если будет дано правительством Г. Бюлеру позволение, о чем он намерен просить, напечатать замечания на проповедь в Париже или в одном из журналов, или особой книжицей. Соотечественники наши, временно пребывающее в Париже, изъявили желание основать при нашей здешней церкви отечественную библиотеку. Я с радостью принял на себя содействовать сему достохвальному и благотворному делу и открыл подписку. Есть верная надежда иметь в несколько лет полное собрание русских книг, достойных быть в церковной библиотеке. Честь имею при сем приложить Вашему П-ву предисловие и программу⁴⁴ предполагаемой библиотеки, вписанные мной на первых листах сборной книги. В феврале месяце текущего года напечатан в Париже перевод ответного окружного послания православных Патриархов, явившегося вследствие воззвания к восточным римского Папы Пия IX, равно и перевод частного ответа, составленного в Константинополе. Книжицы недавно явились в свет, и нельзя еще сказать ничего определенного касательно их действия на читателей. Честь имею представить по экземпляру перевода⁴⁵ Вашему П-ву.

Принося искреннейшее поздравление Вашему П-ву с наступающим светлым праздником Пасхи Христовой, честь имею и пр.

Париж, 8 / 20 апреля 1850 г.»

«Нет нужды говорить людям образованным о пользе и необходимости библиотеки, нет нужды говорить русским, в крови и преданиях коих свято хранится любовь к отечеству и всему отечественному, нет нужды говорить им о благодетельности и необходимости иметь собрание книг отечественных; тем более излишне напоминать о благородной потребности иметь запас книг отечественных в странах чужих.

В России любознательный в короткое время может приобрести известную книгу; часто может взять ее для чтения у своих друзей, знакомых, книгопродавцев, или может принять на себя труд постить публичные библиотеки. Здесь в Париже нет подобных возможностей: появление книг отечественных весьма редко и то случайно доходит до слуха путешественников, выписка их продолжительна и соединена с затруднением, перевоз их за собой обременителен, порча и потеря неизбежна. Между тем с увеличением препятствий увеличивается жажда иметь под руками трудное дело. Вдали от родины мы тем живее чувствуем потребность и наслаждение сладить за развитием умственной жизни нашего отечества и участвовать в ней, слышать и читать родной язык, чего нельзя достигнуть без русских книг. Кроме того, каждый путешественник по временам имеет нужду то возобновить в памяти виденное или читанное, то поварить подробности рассказа, то подкрепить свои слова доказательством твердым: в этот час русская книга бывает нужнее насущного хлеба, но ее нельзя иметь ни за какие сокровища. Основание библиотеки русских книг устраняет все сии неудобства и затруднения и доставляет все выгоды и наслаждения для путешествующих соотечественников.

Мы предполагаем основать ее при Православной церкви нашей в Париже, где весьма часто бывает стечение наших соотечественников. Приобретение книг, их хранение и употребление находится в заведывании священника.

Правила касательно выбора книг:

а)      В библиотеке займут первое место книги религиозного содержания, как сочинения по части богословия, церковной истории, церковного красноречия и вообще по всем отраслям религиозных познаний.

б)      Сочинения по отечественной истории, и всех вспомогательных по этой части наук и произведений.

в)      Произведения литературные знаменитых русских писателей, и вообще все произведения, носящие печать мысли верной, благородной, нравственной, родной.

г)      Не будут опущены без внимания и некоторые учебники для детей, равно и книги для датского чтения.

Правила касательно устройства библиотеки:

Библиотека учреждается за счет пожертвований. Желающий брать по одной книге в раз благоволит подписаться на 10 франков, если же кто, по обстоятельствам семейства, или по свойству занятий предположил бы брать по две книги вдруг, тот да удвоить сумму подписки и т. д.

При библиотеке будет находиться каталог книг для выбора из них по желанию. Равно будет содержаться и другая книга для записки взявших известную книгу для чтения.

Свящ. И.Васильев.»

«До меня дошел слух о назначении диакона к церкви нашей миссии. Приношу Его С-ву, графу Николаю Александровичу⁴⁶ и Вашему П-ву искреннейшую благодарность за восполнение причта нашей церкви. Присутствие диакона весьма много будет содействовать благолепию богослужения; с другой стороны, помощник в богослужении будет в некотором отношении моим помощником и в попечении о православной пастве парижской. Милостивое участие Вашего П-ва в сем деле есть ручательство за то и другое. Необширность нашего храма Божия имеет нужду в голос не столько громком и сильном, сколько в чистом и образованном; последнего особенно требует развитый и взыскательный вкус путешествующих соотечественников. К сожалению, здешние певчие не вполне могут удовлетворять сим условиям: два тенора сносны, а недавно прибывший бас Михаил Мансветов и по голосу слаб и необразован, и недовольно привержен к своему делу. Употребляю мои последние усилия к образованию стройного пения; а в случае неуспеха, приму смелость беспокоить Ваше П-во покорнейшей просьбою о перемене певчего Мансветова. От его пребывания в Париже трудно ожидать и других усовершенствований, т. е. по языку, наукам и т. п.; его нездоровье служит тому препятствием. Для составления отечественной библиотеки при нашей церкви я собрал пожертвований 400 фр., и обращаюсь теперь к живущему временно в С.-Петербурге учителю детей кн. Куракина Александру Ивановичу Поповицкому⁴⁷ за покупкой и высылкой книг через книготорговца Исакова. Ободренный прежним вниманием Вашего П-ва ко мне я осмелился поручить Г. Поповицкому представить мой каталог книг на просвещенное благоусмотрение Ваше. Откровенно признаюсь, – здесь вдали весьма трудно было сделать выбор книг; многие произведения мне известны только по объявлениям и отзывам журналов, – ненадежное ручательство!; появление других, может быть, мне еще неизвестно. Даже относительно тех книг, с которыми я был прежде знакомь, не доверяю одной моей памяти и суждению; можно думать, что они уже заменены лучшими произведениями в том же роде. Между тем цель и средство библиотеки возлагают на меня обязанность величайшей осмотрительности. Усерднейше прошу в сем деле мудрого руководства Вашего П-ва. Приготовляю к сведению Вашему, если не к напечатанию в журнале Министерства народного просвещения, изложение с пояснениями нового закона народного просвещения во Франции, а теперь честь имею при сем представить Вашему П-ву некоторые сведения и замечания, имеющие отношение к нашей Церкви и нашему отечеству.

Париж, 14/16 июня 1850 г.»

Планы Терлецкого, враждебные Православной Церкви, еще нисколько не приведены в исполнение. Причина тому в недостаточности финансовых средств униата. Кажется, римские католики, занятые собственными нуждами и обстоятельствами, не довольно деятельно сочувствуют замыслам Терлецкого. Может быть, самая обширность их ручается за их несбыточность; в одной статейке, отпечатанной в газете «La Pologne» и подписанной «un prêtre slave» (это произведение Терлецкого), излагаются следующие предначертания: «в интересах духовных и светских римского двора – поддерживать начинающееся дело униатской пропаганды; Папа придает сему делу важность и блеск, поставив славяно-униатского Патриарха и учредив несколько кардиналов в сей отрасли римско-католической Церкви. Пока центром унии будет Галиция, а со временем он перенесется в Киев». Словесно же Терлецкий высказывает свои надежды с успехом действовать на секты раскольников, в России и Болгарии находящихся, в уверенности, что, по их ненависти к Православной Церкви, они легко дадут доступ униатскому католичеству. Путей и средств к этому он не обозначает; таким образом, его предприятия ограничиваются фантазиями, не лишенными, впрочем, тонкости и изобретательности. Предположенное построение славяно-униатской церкви, или лучше каплицы, еще нисколько не подвинулось.

Для помещения оной проповедник унии хочет избрать одну праздную мастерскую живописца, сокрушаясь, впрочем, о возвышенной цене (1000 фр. в год). Устройство каплицы он думает скопировать с нашей посольской церкви, а для сего, как я узнал, подсылает по Воскресеньям к обедне художников из поляков, дабы глазомером усвоить расположение нашей Церкви. Два поляка даже в будни приходили ко мне с просьбой посмотреть и заметить устройство алтаря и церкви. По их хотя не ясным намекам я узнал руку Терлецкого, и отвечал его посланцам, что даже Православный, непосвященный в чин церковный, не может входить в алтарь, тем более запрещен туда вход иноверному; самая церковь существует для молитвы и таинств, и простое любопытство было бы непочтением к святому месту. Поляки нашли этот ответ естественным и верным, и объяснив мне прямо, от кого они пришли (от Терлецкого), вежливо раскланялись со мной. На иконостас Терлецкий решился поместить, кроме местных икон, изображения Св. Мелодия и Кирилла, славянских Апостолов, и Свв. Равноапостольных Владимира и Ольги, как будто бы они были приверженцы западного католичества. Через сие он надеется сгладить внешнюю разницу своей церкви от нашей, и, таким образом, успешнее действовать в совращении православных. Живописцы из поляков обещали Терлецкому даром или, по крайней мере, за дешевую цену написать образа. Даже один из поляков правит должность пономаря и певчего при богослужении униата в церкви Св. Сульпиция, припевая «Господи помилуй!»⁴¹.

Сердцу больно видеть, как Святое и благолепное богослужение православное искажается на алтаре латинском! Отсутствие проскомидии, которую Терлецкий совершает в ризнице, отсутствие каждения, по уверению служащего – по неудобности, частый звон колокольчика, уничтожение Св. входов, заманенных простыми поворотами, а в заключение – совершение литургии тихим голосом на подобие тайной мессы, все это совершенно скрывает величественную и многознаменательную физиономию Божественной литургии православной.

Ответ барона Бюлера на проповедь Лякордера не будет напечатан. Автор, для избегания ответственности, обратился за позволением к графу Орлову, приложив свое сочинение не в полном виде, а граф представил оное на Высочайшее благорассмотрение.

Государь Император, по прочтении, изволил отозваться: «замечания полны ума и благородных чувств, но полемика с Лякордером не нужна Барон Бюлер занимается теперь перепиской своих замечаний вполне, дабы снова через графа Орлова представить их Августейшему Монарху, без прошения о напечатании, а просто как выражение верноподданнических чувств. Есть причины радоваться, что сочинение Бюлера не будет напечатано. Проповедь доминиканца своими увеличениями ослабила то действие, которое имел в виду проповедник, время и легкость французов сгладили, можно сказать, последние следы, так что теперь все уже забыли об исступленных восклицаниях, произнесенных против нашего правительства 2–14 апреля. Напечатание же возражений против проповеди снова воскресило бы ее в памяти и вызвало бы ответы и критики, похожие на саму проповедь. Правда, в упоминаемом сочинении есть много истин и фактов, которые полезно было бы знать западным; но для более подробного объяснения и для успешнейшего их действия, кажется, требуется сочинение более обширное, чем брошюра Бюлера. От Терлецкого не скрылись невнимательность и забвение публики к его делу. Чтобы пробудить от этого состояния римских католиков, он написал отзыв о проповеди Лякордера в пользу унии; можно предвидеть, что здесь не будет недостатка ни в похвалах соучастнику дела, ни во внушениях содействовать оному.

Честь имею приложить при сем эту статейку «Moniteur Catholique». Ответные грамоты восточных патриархов на послание Папы Римского Пия IX покупаются медленно и как бы неохотно; причина тому в молчании журналов. Католические периодические издания намеренно ничего не говорят об ответах патриархов, чтобы не дать им известности; а протестантских журналов молчание, не знаю, чем объяснить. В редакцию протестантского журнала «Semeur» положено по принятому обычаю по два экземпляра; под этим только условием он делает отзывы. Кажется, «Semeur» имеет обычай говорить о произведениях и происшествиях уже после того, как другие произнесут о них приговор. Того же надобно ожидать от сего журнала и в суждении новейшей контроверсии Запада с Востоком. Неутомим и никогда не молчит только один Терлецкий; давно уже он собирается отпечатать свои замечания на патриаршие окружные послания в «Moniteur Catholique», и несколько тому времени назад оттиснул род предисловия к своей критике; статейка ничем не замечательная, она даже говорит о посторонних вещах. Удивительно только дерзость Терлецкого, с которой он утверждает, что переводом и опубликованием грамот патриархов занимались агенты русского правительства (agents Russes).

Статья Тютчева о делах Рима не произвела впечатления, какого можно было ожидать. Причина тому в мнимо официальном значении, которое придано сочинению, в подписи сочинителя «un diplomate Russe», и в многословном и не довольно определенном языке. Появление этой статьи подало повод в скором времени журналам высказать поверхностно заматеревшие на Западе мысли о главенстве церковном нашего Государя (в этом немного виноват Г. Тютчев), о рабстве духовенства, о притязаниях России на Запад. С особенной словоохотливостью распространился об этом «Constitutionel». Подобные отзывы не заслуживают никакого внимания; я ожидал отзывов более серьезных. «L'ami de la religion» обещал было ряд статей по сему предмету, но поместивши только две коротких, в которых не было ничего, к делу относящегося, до сих пор не выдает продолжения. Более достойный внимания отзыв был помещен в ежемесячном журнале «L’autorité». Лоренси (Laurentiе) сочинитель, прекрасно владеющий пером, начал статью философическими доказательствами необходимости авторитета в делах духовных; как можно предвидеть, он вел свои силлогизмы к Папе, которого выдал за утверждение Церкви. Затем долго рассуждал о несообразности абсолютного участия правительств в церковных делах, сделав приложение сего начала к Восточной Церкви. В заключение высказал необходимость и желание соединения Церквей, понимая под этим безусловное присоединение православной Церкви к латинской. Все рассуждения были перемешаны с остротами на Г. Тютчева, и с хулой на мнимое бесплодие нашей Церкви.

Нельзя не заметить в статье Г. Тютчева наклонности к индиферентизму, – это его уверение, что между Восточной и Западной Церковью нет разности существенной, догматической. Если это были со стороны сочинителя осторожные выражения, то они были не благовременны и весьма худо гармонировали с появившимися окружными посланиями восточных патриархов, где весьма строго судится отступление Запада».

К сему письму приложен № 126 от 30 апреля 1850 г. «Le Moniteur Catholique», в коем помещена статья: «L'Eglise Slave à Paris» и подписана «Un Slave».

Радость о. Иосифа о неудавшейся пропаганде Терлецкого была омрачена полученным им сведением о переходе в римско-католическую веру и поступлении в орден Иезуитов, дворянина Евгения Балабина. Донося о сем графу Пратасову, о. Иосиф вместе с тем, в особом дополнении к рапорту, подробно описывал свои хлопоты о возвращении Е. Балабина в православие. К сожалению, труды о. Иосифа успехом не увенчались; Балабин остался непреклонен и навсегда эмигрировал из России.

«Об отступлении от православия Евгения Балабина и о его поступлении в иезуитский монастырь в Вальсе я узнал по слухам в августе месяце. Вместе с тем говорили о его скором прибытии в Париж. Отступивший действительно прибыл сюда в конце августа. Я немедленно явился в его квартиру (rue Duphot, hôtel Duphot), где мне сказали, что Балабина нет дома; тоже повторилось в мое другое посещение. В третий раз я оставил для передачи Балабину записку, в которой просил назначить мне час свидания для дела большой важности. Ответа не последовало, хотя я верно знал, что записка была вручена по принадлежности. Чрез три дня я послал упорномолчаливому письмо, извещая его о моих посещениях и удивляясь его хладнокровию к моему обещанию сообщить ему дело весьма важное. В заключение я повторил мою просьбу о назначении часа свидания. Евгений Балабин прервал свое

молчание: письмо, прилагаемое под № 1 было ответом мне⁴⁸. Здесь я нашел много неопределенности в словах: подождать несколько дней, и принял с совершенным недоверием обещание видеть меня перед отъездом в Петербург. На другой день я адресовал Евгению Балабину следующее письмо: «М. Г. В ожидании Вашего посещения и в опасении как бы оно не пало на часы моего отсутствия из дома, честь имею предварить Вас о времени – когда я бываю дома. Это – обыкновенно часы утренние до полудня, а вечером от 18 до 22. Между тем не скрою от Вас мое удивление тому, что Вас так мало заинтересовало мое обещание сообщить Вам дело большой важности. Прося Вашего извинения в моей нетерпеливости, я считаю полезным предварить Вас о предмете испрашиваемого мной собеседования. Ходят слухи о Вашем отступлении от православной веры; дело, как видите слишком важное для Вашего спасения и, следовательно, для моих обязанностей, чтобы мне оставаться хладнокровным. Не доверяя молве, я все-таки беспокоюсь и делаю себе следующую дилемму: если слух ложен, то скорейшей беседой с Вами я успокою мое сердце и буду содействовать к уничтожению нелепого слуха. Если же в рассказах есть сколько-нибудь правды, то мне, как священнику, предстоит обязанность разрешить, с Божией помощью, Ваши сомнения и показать истину православия. Доставьте же, прошу Вас, мне к этому возможность устно или письменно. Примите, М. Г., уверение и пр.».

Четыре дня прошли без ответа, и я нашелся вынужденным вывести Балабина из состояния упорного молчания следующим письмом: «М. Г. Молчание называют знаком согласия. Ваше молчание я объясняю Вашим согласием на беседу со мной. Дело остается за назначением часа. Я готов, по слову Апостола, каждый час дать ответ в моем уповании, следовательно, Ваш час будет моим. Я перебирал все возможные причины, которыми Вы могли бы отказаться от разговора со мной, и не нашел ни одной основательной. Вы можете сказать: «я знаю православную веру и все ее основания». Но так ли в самом деле? Довольно ли Вы об ней размышляли, читали, слышали? Довольно ли было приготовлено Ваше сердце к ее разумению, Ваш разум к ее послушанию? Отчего не испытать еще раз взглянуть на Ее Божественные свойства? С другой стороны, вполне ли Вы знакомы с той Церковью, в которую хотите вступить? Вы слышите об ней от тех, которые принадлежат к ней, следовательно, что ручается за их беспристрастие? Они, конечно, постарались указать Вам мнимые недостатки нашей Св. Церкви, позвольте мне указать и доказать действительные недостатки их Церкви. «Я безотчетно сердцем влекусь к новой Церкви», возразите Вы мне. Но Боже сохрани Вас видеть в этом доказательство истины! Под оболочкой влечения сердца часто укрывается искушение. Вера православная еще более говорит сердцу, но она же не боится исследования. Я предлагаю Вам объяснить все сие. Вы можете сказать мне: «это уже поздно». Нет, никогда не поздно. Если Вы считали возможным и благовременным усомниться в вере отцов Ваших, которую Вы содержали целую половину жизни, отчего же будет поздно и неблаговременно подвергнуть разбору и исследованию те понятия и то устройство, которые только начинаете себе усвоять? Узнать истину, возвратиться к ней – всегда наше время, всегда наш долг. Я уже отдал мою волю руководителям, которые воспрещают мне видеть православного священника, может быть последним Вашим ответом. Но это запрещение не есть ли сознание слабости оснований их Церкви? Если они считают Вас слабым для ответов мне, я предлагаю Вам взять себе помощника по Вашему и их выбору. Вверяясь истине, я не боюсь никакой учености; и однако ж я не желаю гласности спора. В заключение опять прошу Вашей беседы. Согласитесь, моя просьба самая законная и для Вас ни трудная, ни обидная. Примите и пр.».

На третий день после этого письма я получил от Балабина ответ⁴⁹ (при сем прилагаемый под № 2), в котором он уже не скрывает своего отступничества. Его письмо поразило меня чувством невыразимой скорби о погибели бывшего чада единой, святой, соборной и Апостольской Церкви. Между тем оставался мне хотя слабый проблеск надежды в беседе с заблудшим; ибо он, наконец, принял мое предложение. 16 (26) сентября в 20 часов, по назначению отступившего, я был у него. Поблагодарив его за согласие на мое желание, я спросил, что заставило его отступить от Православия? «Я не находил в вашей», отвечал он, «и нашел в Римской Церкви свойство истинной Церкви Христовой; единство и вселенство». Объяснив ему по Писанию и Преданию, в чем состоит единство, я указал, что в Церкви Православной оно вполне существует. После некоторых слабых возражений с его стороны и моих ответов, он смутился и прервал меня вопросом: «неужели Вы думаете меня обращать в Вашу веру?». Я отвечал, что считаю это моей священнейшей обязанностью и надеюсь на помощь Божию. Тогда заблудший объявил, что отказывается меня слышать, и потому что времени не имеет, и потому что он не богослов. «Как Вы не богослов! и Вы осудили веру отеческую и избрали другую», сказал я! Но Балабин повторял, что не хочет вступать в исследования. Я доказывал ему, что он должен это сделать, под условием спасения души, умолял его; но он остался непреклонным. Я заключил, что мне остается одно средство – молитва и просил его не противиться истине и затем со скорбью в сердце оставил его. Вот подробное описание всего дела. Евгений Балабин отправился в Вальс в иезуитский монастырь.

16 сентября 1852 г.»

Воспользовавшись государственным переворотом 1848 года, католическое духовенство Франции старалось усилить свое влияние в государстве. Одно из средств для достижения сей цели – было воспитание и образование юношества. Делом этим занимались иезуиты, которые учреждали во всех городах гимназии (collèges), составили катехизис применительно к вкусам публики и пр. Описывая подробно действия католического духовенства, о. Иосиф указывает в этом письме на расположение к церкви правительства и в особенности президента Людовика Наполеона. Церковная политика Франции того времени сводилась к тому, что всевозможными уступками, делаемыми Церкви, или обеспечить себе ее поддержку в светских делах, или к тому, чтобы ее обезвредить.

Особенный интерес настоящего письма представляет сообщение о. Иосифа о статье в журнале «L’Univers», в коей говорится об обратном переход в католичество Митрополита Иосифа (Семашко). Сенсационное измышление это вызвало одного француза (графа Пельпора) на составление опровержения, которое «L’Univers» не хотел напечатать. Другой, не менее интересный факт, сообщаемый здесь о. Иосифом – это появление брошюры аббата Мишона: «La solution nouvelle de la question des Lieux saints», в коей автор решает спор о святых местах в пользу православія. Несколько слов о графе Пельпора, занимавшемся духовно-православною литературою и печатавшего о ней благоприятные отзывы заканчивают это двадцатое письмо.

Вместе с важным переворотом политическим во Франции совершается переворот нравственно-религиозный. Сей последний не может иметь быстроты первого, и до сих пор более выражается в надеждах, направлении и некоторых начатках. Пастыри церкви Римско-католической во Франции надеются воскресить и усилить Веру и Церковь двумя способами: а) свободой в воспитании юношества и b) содействием настоящего правительства. Духовенство почти беспрепятственно допущено до воспитания юношества; надзор со стороны Государства ограничивается одной внешностью (чистота, здоровье воспитанников), и то остается без исполнения. Университет или правительственное учебное сословие день за днем теряет свою силу и влияние. Главными деятелями в воспитании юношества не суть священники приходские, подавленные обязанностями своей службы, а корпорации религиозные; из них же особенно выдается орден Иезуитов. Члены сего ордена уже учредили многие гимназии (colleges) в разных городах франции, между прочим, одну в Париже (rue de Vaugirard), в которой исправляет должность инспектора (préfet d’études) отступник от православия, бывший князь Гагарин⁵⁰. Пока одно дворянство вверяет своих детей иезуитам, другие же классы напитаны прежним недоверием к ордену Лойолы. Другая церковная корпорация, деятельно участвующая в воспитании юношества, есть братья Христианского учения (Frères de la doctrine chrétienne). Члены сего общества, признанного правительством, находятся в распоряжении Епископов и комитета свободного просвещения (comité d’enseignement libre), в котором заседают замечательные лица духовные, например, Дюпанлу Епископ Орлеанский, и светские, каковы: графы Моле и Монталамберт. По новой программе народного просвещения, дано влияние Епископам и на все казенные и университетские школы; законоучители, пользовавшиеся прежде независимостью в назначении и преподавании, теперь подчинены надзору местных Епископов. Архиепископ Парижский поручил этот надзор одному из своих викариев, аббату Darboy.

Для успешнейшего преподавания Закона Божия в Парижской епархии составлен предстоятелем оной и дан в общее употребление катехизис, которым заменяется предшествующий катехизис и исключаются все другие.

Замечательно по сему случаю пастырское послание Архиепископа. – Высказав сначала, как редко и осторожно надобно прибегать к составлению новых катехизисов, автор как бы оправдывает свое дело всеобщим голосом и требованием лучшего, сравнительно с прежним, руководства к наставлению в истинах веры. Затем он объясняет способ составления катехизиса следующими словами: «Nous en avons poursuivi l’exécution (du catéchisme) pendant deux ans, avec une sollicitude constante. Des théologiens consommés, des curés pleins de zèle, des catéchistes expérimentés ont successivement élaboré l’oeuvre que nous vous présentons. Enfin dans ces derniers temps plusieurs de nos vénérables collègues de la province de Paris ont bien voulu examiner avec nous et corriger ce catéchisme»⁵¹. Нельзя не сознаться, что дело было совершено мудрым образом. В катехизисе есть разные стороны: догматическая, литературная и педагогическая, необходимо удовлетворение всем сим сторонам, иначе или взойдут погрешности и неточности в учении, или трудность и невозможность в его учении.

Ревнуя о чистоте воспитания христианского юношества, партия ультракатолическая впала в крайность, внушая изгнать греческих и латинских классиков из системы образования. «L’Univers», поддерживаемый некоторыми прелатами (во главе их стоит кардинал Реймский Gousset) и учеными в роде аббата Гома (Gauine), был главным представителем этой мысли не новой, ибо она была предметом долгих споров в Англии назад тому 300 лет. Этот журнал проклинал классиков, пророчил, в случае не изгнания их, всеобщий упадок веры и нравственности, не щадил никого в своих жарких упреках, и за то сам подвергся строгому обличению большинства епископов. «L’Univers» принужден молчать; а все-таки нельзя не видеть некоторой благодетельности отсюда о классиках: теперь уже заботятся о лучшем выборе и большей осторожности в составлении хрестоматии и, что еще важнее, дают место Святым Отцам и духовным писателям. Нет худа без добра!

Правительство Французское хорошо расположено в пользу Церкви римско-католической; доказательством тому, – кроме уступленных прав в воспитании юношества, избрания шести прелатов в Сенаторы, призвания молитв Церкви во всех важных гражданских случаях, – могут служить слова и дела президента в его последнее путешествие по Франции. По примеру Православных Венценосцев Людовик Наполеон по приезде в какой-нибудь город, прежде всего, посещал Соборную Церковь, благодарил духовенство за молитвы, столь спасительные для него; удовлетворял нуждам церквей щедрыми подаяниями; словом, везде показывался человеком верующим, склонным содействовать процветанию церкви. По крайней мере, духовенство так поняло его поступки и слова. Епископы в приветственных речах превозносили и благодарили президента за восстановление Папы, за покровительство Церкви. Один из них не устыдился назвать Людовика Наполеона Св. Равноапостольным Царем Константином! Люди осторожные не вполне доверяют искренности и прочности новых дружеских отношений Людовика Наполеона и духовенства; с той и другой стороны видно желание употребить себя взаимно, как средство. Президент помнит, что духовенство не только благословляло его дядю, но и проклинало; а епископы не забывают, что Император Наполеон не всегда почтительно обращался с Папой.

Вражда ревностного Римско-католического журнала «L’Univers» против Православной Церкви известна. Он не упускает случаев выставить мнимые недостатки нашей Церкви; так, например, разногласие церкви Российской с Греческою о действительности крещения через обливание он постарался выставить делом чрезвычайной важности, предполагая в этом начало разделения, раскола. При недостатке же поводов невыгодно говорить о нашей Св. Церкви, «L’Univers» вводит в заблуждение Французов фактами, злонамеренно вымышленными. В прошлом сентябре месяце (13 числа) он напечатал будто бы из Польши полученные известия о Волынском митрополите Иосифе. Неизвестный корреспондент этого журнала уверяет, что архипастырь Виленский раскаялся в своем обращении к православию, написал окружное послание к своей пастве, убеждая возвратиться к соединению с римско-католической Церковью, и будто бы правительство Русское, опасаясь важных последствии сего дела, объявило преосвященного Иосифа сумасшедшим. Один француз, крепко приверженный к Православию, граф де Лафит де Пельпор написал опровержение на эту клевету; но «L’Univers» не хотел напечатать этого письма. Я предполагаю, что эта небывалая новость сообщена униатским священником Терлецким. Замыслы этого человека велики, но безуспешны; приход его не умножается, а уменьшается. Недавно Господь помог мне исторгнуть из рук Терлецкого одного грека, совращенного нуждой и обманом. Я воссоединил его (по Греческому служебнику) к Православию в нашей посольской церкви. Подписку этого грека Папаниколаидеса я отправил к преосвященнейшему Никанору⁵². Терлецкий составил теперь общество для совращения православных, и представлялся по сему случаю Президенту Республики, прося его утверждения и покровительства, и был удостоен благосклонного приема. Я говорил об этом нашему министру Николаю Дмитриевичу Киселеву⁵³. Он сказал мне, что Президент сделал это не по убеждению, а только для сближения с духовенством. Честь имею приложить при сем печатный статут общества⁵⁴.

Зная Терлецкого, я уверен, что он делает все это для поддержания и содержания себя в Париже. Впрочем, ничтожное в начале, может быть важным впоследствии; пребывание Терлецкого в Париже причиняет мне не малую скорбь и заботы.

Благодарение Богу! есть и явление светлое в пользу Православия. Это аббат Мишон (l’abbé Michon), каноник Ангулемский и Бордосский. Он долгое время не безуспешно говорил проповеди в Бордо; а в 1850 и 51 годах он путешествовал по Востоку в качестве спутника де Сольси (de Saulsy), члена института.

Аббату Мишону случилось быть в Иерусалиме в интересное время решения вопроса о святых местах; французский священник, разобрав беспристрастно дело на месте, решил его в пользу православных. Его брошюрка «La solution nouvelle de la question des Lieux saints»⁵⁵ произвела видимое впечатление на читающих. «L’Univers» провозгласил автора схизматиком, даже патриарх Иерусалимский Латинский (Joseph Valegra) написал против Мишона обличительное послание. На все упреки обвиняемый отвечал основательно, но насколько неумеренно. Беспристрастный аббат издает теперь религиозный журнал «La presse Religieusе». Главной задачей сего журнала редактор поставляет умеренность в отношении к разным Церквам и единение с ними в вере и любви. Мирные рассуждения и Вселенский Собор – вот средства, представляемые Г. Мишином к вожделенному соединению Церквей. Вскоре после начала своего предприятия учредитель журнала впал в большие затруднения финансовые, и откровенно обратился ко мне за помощью (я знаком с ним с июня месяца); я доложил об этом нашему министру Николаю Дмитриевичу Киселеву, который охотно выдал мне требуемую сумму (150 франков). Честь имею приложить при сем все номера de «La presse Religieuse»; особенно указываю Вашему вниманию: № 1 – 1-го мая, №2 – 22-го мая, № 5 – 29 мая, № 8 – 19 июня, № 9 –26 июня, № 10 – 3 июля, № 12 – 17 июля, № 14 – 31 июля, № 18 – 28 августа (письмо Патриарха Иерусалимского), № 19 – 4 сентября (письмо графа Пельпора), № 21 – 18 сентября (письмо графа Пельпора) (все 1852 г.)⁵⁶.

Теперь журнал Мишона начинает приобретать сотрудников и подписчиков. Еще нет основания думать, что аббат журналист обратится в Православие; уже много того, что мы имеем в нем не врага, а в его журнале можем поместить иногда верные сведения о Святой Церкви Восточной. Я надеюсь, что, по отпечатании введения в Богословие Преосвященнаго Макария, можно будет поместить там отчет об этом замечательном труде. Пока напечатано только четыре листа. Дело подвигается медленно по причине значительных поправок в этом неудачном переводе. К новому году вся книга явится в западный свет.

В поправке перевода много трудится со мной граф де Лафит де Пельпор. Считаю моею обязанностью сообщить Вашему П-ву нечто об этом лице. Граф Пельпор – сын пленного маркиза Пельпора, который не хотел возвратиться во Францию. Несмотря на то, что он был исповедания латинского и женат на протестантке, он крестил двух сыновей своихъ Евгения и Иосифа в православии. Старший сын его проходит должность учителя французского языка в Орловском кадетском корпусе, а младший Иосиф Пельпор служил во Франции в Драгунском полку. Будучи кандидатом на офицерский чин, он, по случившимся неприятностям, вышел в отставку и живет теперь в Париже. Сначала он занимался переводами некоторых сочинений Пушкина, но не нашел журнала для помещения их, а сам не имеет средств отпечатать отдельно. В журнале «Conslitutionel» напечатали его письмо в опровержение нелепых слухов о смерти Гоголя. Теперь Г. Пельпор занимается преимущественно духовной православной литературой. Вы встретите его письма в указанных мной номерах «La presse Religieuse». Там же в фельетонах он думает поместить очерк истории Русской Церкви, по источникам моей библиотеки. Перо этого писатели очень живо и бойко, и по его ревности к православию, может быть полезно Церкви и России.

Несколько дней тому назад явилась в свет книга графа Монталамбера под заглавием: «Les intérêts du Catholicisme au dix-neuvième siecle»⁵⁷. Сочинение религиозно-политическое, в котором сочинитель не изменяет себе, как жаркий католик и неумеренный либерал.

Отец диакон⁵⁸ берет на себя сделать подробный отчет об этом сочинении и представить Вашему П-ву.

По пашей Церкви и клиру все обстоит благополучно. Ожидаю приказаний Вашего П-ва, чтобы начать постройку церкви или иконостаса. Русских в Париже опять много. Начались уроки, в которых помогает мне о. диакон.

О. Василий Полисадов отправился в Швейцарию дней на двадцать для погребения умершего сына Г-жи Рюминой. Она живет в Лозанне.

Париж, 12, rue de Berry, 18 октября 1852 г."

В двух выше напечатанных письмах (№№ 9 и 10 от 1848 г.) о. Васильев ходатайствовал о разрешении приступить к постройке церкви в Париже. Политические событии задержали на пять лет разрешение этого вопроса, и только в конце 1852 года гр. Нессельроде⁵⁹ доложил об этом Государю, но вследствие все еще не установившегося государственного строя Франции. Государь не соизволил разрешить приведение в исполнение мысли о. Иосифа. Очень опечалила эта неудача о. Васильева, и в ожидании более благоприятных обстоятельств он занялся украшением существовавшей посольской церкви и по этому поводу писал графу Пратасову:

«Начальник нашего посольства в Париже тайный советник Николай Дмитриевич Киселев объявил мне, что существуют важные затруднения к удовлетворению моей просьбы о построении православной церкви в Париже. С другой стороны, художник Рубио, который имел честь представляться Вашему Сиятельству и просить оба утверждении за ним иконописного дела для иконостаса в Парижскую церковь, известил меня, что Ваше Сиятельство также не видите надежды на осуществление моего плана. С покорностью воле Божией я принял эту весть: верно Верховному Промыслителю не угодно избрать меня орудием к сему делу! Теперь я остановился на плане менее обширном и, по-видимому, не представляющем препятствий: –31 декабря 1852 г. / 12 января 1853 г. представил г. нашему полномочному министру просьбу об исходатайствовании мне позволения устроить на доброхотныя подаяния иконостас, который соответствовал бы чину и благолепию нашего богослужения. Имею честь приложить при сем копию моего письма⁶⁰ к г, нашему посланнику, и осмеливаюсь покорнейше просить Ваше Сиятельство употребить Ваше благосклонное содействие к удовлетворению моей просьбы. Время приближается к весне, когда русские путешественники оставляют Париж, и мне желательно было бы многим из них дать случай к доброму делу, разумею пожертвование на предполагаемый иконостас; без дозволения же высшего начальства на сие дело и дающие и принимающий находятся в нерешимости. По сему присовокупляю новую просьбу Вашему Сиятельству оба ускорении дела ходатайством Вашим.

8–20 января 1853 г.

P. S. Считаю моим долгом довести до сведения Вашего С-ва, что г. наш посланник в Париже принял благосклонно мой доклад оба устроении иконостаса, и представил оный в Министерство с одобрительным отзывом.»

Тревогу и великую скорбь высказывает о. Иосиф в первом и отчасти во втором письме по поводу удовлетворения Французским Правительством ходатайства Турецкого посланника в Париже о построении церкви для эмигрантов греков и валахов, турецких подданных, проживавших в Париже. Лицемерие Турецкого Правительства, делавшего вид, что покровительствует Греческой Церкви. –тревожило о. Иосифа, и в то же время он скорбел, что мысль его о построении православного храма в Париже не была еще осуществлена.

Господствующая во Франции свобода и удобство к рекламированию всяких идей привлекли некоего Пиципио в Париж, где он основал общество для соединения Церквей под названием «Société Chrétienne Orientale». Учредитель сего общества повсюду рассылал свою программу, приглашая желающих принять в нем участие. Программа⁶¹ была прислана Св. Синоду, некоторым архиереям, обер-прокурору Св. Синода и камергеру А. Муравьеву⁶².

Вместе с биографическими данными о Пиципио, о. Иосиф подробно разбирает программу общества и труды главных деятелей его. Основная мысль программы – это стремление к устранению взаимного недоверия и ненависти, происходящих от различия вероисповеданий, и водворение терпимости и любви; догматическое же соглашение Пиципио предоставляет впоследствии Вселенскому Собору.

Неопределенное положение Церкви во Франции в то время, – стремившейся то к ультрамонтанизму, то к галликанизму, – создало огромную литературу. О вышедших в 1853 году сочинениях по этому вопросу и говорит о. Иосиф в письме № 23 к К.С.Сербиновичу, а в № 22 – к гр. Пратасову писал:

«Ваше С-во, М. Г. Граф Николай Александрович!⁶³

Турецкий посланник при французском дворе Вели-Паша, по прошению некоторых Валахов эмигрантов и греков, проживающих в Париже, или лучше сказать, по соглашению с ними, испросил у Французского Правительства соизволение на устроение в Париже капеллы православно-греческого обряда. Депутация сих эмигрантов явилась в турецкое посольство сначала просить посланника о покровительстве Православной вере во Франции, а потом благодарить за сие покровительство. Вели-паша не только уверил их в своем деятельном содействии, но и сам первым подписался в числе жертвователей на устроение и содержание капеллы. Домовая церковь эта устроятся 22, rue Racine, и будет поддерживаться с состоящим при ней греческим священником доброхотными даяниями и помощью оттоманского правительства. Со временем же предполагается построить церковь, как особое здание. Сие происшествие имеет, по моему мнению, большую важность. В нем есть сторона радостная и печальная.

Каждый православный сердечно порадуется, что воздвигается еще одна церковь его исповедания, что ею освящается новая точка земли, что там прольются к Богу теплые молитвы о мире всего мира, благосостоянии Святых Божиих Церквей, что там низойдут в души молящихся свет, крепость и утешение. И это совершается среди народа чуждого, исповедующего веру инославную и, по духу, враждебную православию! Какой благоприятный случай для Запада узнать состав, начала и дух Святой Веры нашей, оставить предрассудки против нее, увидев ее ближе и, так сказать, привыкнуть к ней!

Но, судя по обстоятельствам учреждения новой Православной церкви и по орудиям к ее созиданию, нельзя не видеть намерения, враждебного России. Доселе в Париже существовала только одна православная церковь – это капелла Российского Императорского посольства, туда стекались единоверцы наши всех стран, и в числе их турецкие подданные. Теперь Оттоманское правительство хочет удалить их от нашей церкви, хочет восхитить право единого на земле Православного Помазанника, право покровительствовать Православной Церкви. Без сомнения Греки, не лишенные здравого смысла, всего менее могут верить покровительству того, кто отнимал, разорял и осквернял их храм, поругал и умерщвлял их пастырей; но на темном Западе усиливаются верить действительности этой мечты! Дело принимает вид более важный, судя по способу учреждения новой церкви; ибо она не будет церковью посольскою на основании права интернационального, а просто церковью, допущенной во Франции на общем положении христианских исповеданий. Православные неоднократно высказывали мне грустные чувства, что наша церковь получает право гражданства во Франции по ходатайству и под покровительством Турции. Я же не мог не плакать над развалинами моего плана о построении церкви общеправославной в Париже. Если бы Господь благословил мысль мою, то мнимое покровительство Турции Православию не имело бы ни значения, ни успеха.

В моем поведении касательно новоустрояемой церкви я предполагаю следовать духу любви и кротости, и сей любовью и даже содействием победить ухищрение! Я еще не знаю числа прихожан к новой церкви и других подробностей. По узнавании долгом и честью почту сообщить Вашему С-ву.

Париж, 27 сентября / 8 октября 1953 г.»

Почти одновременно прот. Васильев писал К.С.Сербиновичу⁶⁴:

«В дополнение к сведениям, сообщенным мной Его С-ву, гр. Николаю Александровичу⁶⁵, о вновь учрежденной Валахами капеллы в Париже, честь имею присовокупить следующее. Священнослужитель, избранный Валахами к учрежденной ими капеллы, есть архимандрит Иосафат; он принимал участие в возмущении, происшедшем в Валахии в 1848 г., и подвержен за сие Валахским Митрополитом запрещению от священнослужения. В том же году запрещенный архимандрит оставил свое отечество, не уплатив долгов около 35 т. франков, и после трехгодичного пребывания в Константинополе, прибыл в Париж. По чувству вражды к Росси и по непрерывным сношениям с Валахскими эмигрантами, он никогда не посещал нашей церкви, так что я и не знал о его пребывании в Париже. Только по поводу благодетельных действий Благочестивейшего Государя нашего на Востоке в пользу Православной Церкви Валахские эмигранты решились воспользоваться пребыванием в Париже блуждающего архимандрита Иосафата. Перед освящением капеллы Валахи хотели привлечь в свое общество и некоторых греков; но сии последние отреклись идти в ту церковь, где будет совершать служение священник, находящийся под запрещением. Это обстоятельство привело в недоумение самих Валахов, и они потребовали объяснения от архимандрита. Он отвечал, что действительно был запрещен Валахским Митрополитом, но в пребывание его (Иосафата) в Константинополе покойный Цареградский Патриарх будто бы разрешил его словесно от запрещения. В подтверждение сего он не мог представить никаких доказательств. Смущенные Валахи перенесли дело на суд к Турецкому посланнику Вели-паше (какая странность). Мусульманский сановник отвечал, что он в сем деле не судья, и что он может только снестися по сему предмету с Константинопольским Патриархом. Между тем просители, для которых вера была только делом посторонним, решили допустить архимандрита до священнослужения, в уважение того, что запрещение, если таковое и было, поразило архимандрита за его политические мнения, а не за преступление против Церкви, по сему не могло быть действительным. Так решило незаконное соборище к их самоосуждению и к соблазну Церкви! К счастью парижские журналы или не знали сего, или намеренно не обратили внимания, внутренне радуясь помянутому нестроению. Освящение церкви происходило 11 (23) октября. При церемонии, совершавшейся на Валахском языке, присутствовали человек тридцать Валахов и насколько любопытных. Торжество имело вид напряженный; и сквозь наружную радость проглядывало угрызение совести, возбужденной незаконностью дела. Церковь названа Руманской (l'Eglise Roumane d’Orient) и находится rue Rasine № 22, в довольно пространной комнате. Все это рассказано мне одним армянином, который, по любопытству, присутствовал при освящении церкви. Если бы Патриарх Константинопольский назначил к основанной капелле правильного священнослужителя, то дело в течение времени приняло бы оборот к пользе Церкви, ибо ненависть к России исчезла бы вместе с ее сосудами, а капелла осталась бы для хвалы Богу.

В Париже составляется общество, имеющее целью соединение Церквей. Основатель оного есть грек Яков Пиципио. Вот некоторые обстоятельства его жизни. Пиципио родом с острова Хиоса; воспитание начал в греческом училище в Константинополе и окончил оное в Париже от 1820–24 года. Затем он отправился в Россию и вступил в службу в Одесса при Новороссийском Генерал-Губернаторе, и оставаясь там до 1830 г., дослужился до чина коллежского асессора. Президент Греции Граф Каподистриа пригласил Г. Пиципио к себе в Грецию, и дал ему занятие по министерству народного просвещения и вместе и редакцию журнала «Спаситель».

В 1844 г. по случаю объявления закона о правах Греков туземных (Αύτοχτόνος) и инородных (Ετεροχτόνος) после тщетного домогательства быть причисленным к категории первых, Пиципио в досаде оставил свое новое отечество и перешел в службу Турецкого правительства. В сей стране он занимал две должности: секретаря Решида-паши и попечителя всех греческих школь Оттоманской Империи. Не знаю, какие причины заставили Г. Пиципио оставить свою должность и Турцию; он уверяет, что это сделано единственно ради усталости от трудов и с целью посвятить остаток жизни (ему около 50 лет) пользам Христианской Церкви. В апреле месяце текущего года Г. Пиципіо поселился на острове Мальте и принял участие в издающемся на сем острове журнале «Portofolio Maltese». Он поместил в нем ряд писем в изобличение беспорядков и злоупотреблений, существующих в православном духовенстве Турецкой Империи. Письма сии, напечатанные после книжицей под заглавием ό Α"/ατολιχός Χρίςιανός, не отличаются кротостью и наполнены указаниями на лица православных епископов. Главные пункты обличений направлены против симонии, разврата, невежества и холодности к вере. Сии нападения обратили внимание, на автора оных, Римского двора; и кардинал Антонелли пригласил Г. Пиципио в Рим. В столице Римского католицизма грек писатель был несколько раз принять Папой, и приглашаем в общество кардиналов. Таким образом мысль о соединении Церквей, по уверению Г. Пиципио, давно питаемая им, утвердилась советом и содействием Папы. По прежнему ли знакомству с Парижем, или по удобнейшему распространению в сем городе всяких планов и мыслей, Пиципио избрал французскую столицу местом своего действия. Теперь он составил программу своих предположений и образа действия и рассылает ее ко всем лицам, могущим имеет влияние на осуществление его плана. Честь имею приложить при сем экземпляр программы⁶⁶ на французском и греческом языке, равно и копию с письма, при котором я получил сии книжицы. Из краткого образа жизни Г. Пиципио, ее перемен и странничества, можно вывести два следствия: 1) Перемена мест, занятий, образа жизни научают человека познанию людей, расширяют и разнообразят его понятия, обогащают опытностью. С другой стороны, 2) свидетельствуют о непостоянстве характера и развивают дух искательства. Сии обе стороны соединяются в лице Г. Пиципио. Имея много фактических познаний, он не имеет довольно спокойствия и основательности в своих взглядах на вещи, увлекается воображением; а в добавок в его действиях проглядывает желание приобрести известность. Г. Греческий посланник, князь Маврокордато, назвал мне его искателем приключений, и вообще греки имеют о нем мнение невыгодное. В этом суждении есть часть правды, но есть и преувеличение, происходящее от личных отношений. Более важным для меня вопросом было решить: – Г. Пиципио остался ли верным Православию или сделался униатом? Его непочтение к иерархам Греческой Церкви, его сношения с Римом приводят к уверенности в последнем. По крайней мере журналы («La pressе», «La Religieuse», «l’Independance», «Belge») провозгласили его таковым. Сам же Пиципио словесно уверяет, что он принадлежит к Церкви Православной, почти каждое воскресенье бывает в нашей капеллы, и по временам также строго судить римскую Церковь, как и греческую. Посмотрю, будет ли он говеть и приступить ли к таинствам в нашей церкви.

Программа Г. Пиципио начинается изложением побуждений и взглядом на состояние Церквей. Автор, как видно, более чувствовал дело, чем понимал: от того изложение побуждении не имеет полного и ясного развития. А историко-статистическое описание Православной Церкви как вообще, так относительно к отраслям Ее, неверно, поверхностно, чуждо основательного изучения. Неизвестно почему Г. Пиципио видит нестроение и разделение во взаимной независимости церквей православных в их внутреннем управлении. Может быть и верно изображение недостатков Греческой Церкви; но тому, кто избрал своим девизом: «imité et charité», следовало бы воздержаться от неумеренных и оскорбительных выражений.

Основание, на котором предполагается соединить церкви, тоже высказано не довольно ясно: выражение «соглашаться только в догматах, утвержденных Христом», повторяется всеми церквями с незапамятных времен, и каждая соединяет с сим выражением свой особый смысл. Второе встречающееся в программе положение: «соединиться на основании верований, существовавших до разделения», (tradition de i’Eglise primitive), яснее и указывает на путь к соединению. К сожалению, и свойство древности присвояется всеми церквами. На вопрос Г. Пиципио, как яснее выразить условия единства, я отвечал: а) Символ Веры Никео-цареградский без изменения, в) Древняя иерархическая отношения кафедр, т. е. святительское равенство патриархов, при относительном различии преимуществ чести, с) Взаимное сохранение чиноположений богослужения. Из замечаний Г. Пиципио я видел, что он избегает ясности для большего успеха дела. Сколько я понял из программы и объяснений, он не имеет в виду достигнуть соединения догматического; он желает только приготовить к оному устранением взаимного недоверия и ненависти между церквями христианскими и водворением терпимости и любви. Догматические же определения он предоставляет впоследствии Вселенскому собору. Нельзя не согласиться, что подобный путь не чужд оригинальности и удобоисполнительности. Прежние попытки к соединению Церквей начинались способом противоположнымъ, т. e. рассуждениями и прениями. Опыт показал, что таковые прения не ведут к цели при существовании недоверия и ненависти. Один Бог знает время сего вожделенного события; один Он избирает орудия! Если Пиципио и не достигнет цели, то может принести пользу и вообще христианам напоминанием о единстве и любви и молитвой о сем; Православной же Церкви он может быть полезен распространением об ней верных сведений, особенно если ему удастся, как он предполагает, основать для сей цели журнал.

Г. Пиципио уверяет, что его общество уже заключает в себе до тридцати тысяч членов⁶⁷, число, по общему мнению, слишком преувеличенное; что рекомендует его в моих глазах, – это удаление от униатов Телецкого, который предлагал ему свое содействие. Пиципио, по коротком объяснении с сим выходцем, понял, что его цель есть земная и политическая⁶⁸.

Я имел честь довести до сведения Вашего П-ва, что направление духовенства и вообще стремление Французской Церкви обратились к ультрамонтанизму. По силе и напряженности сего оборота можно было ожидать противодействия, и действительно открываются признаки оного в некоторых новых сочинениях в защиту Галликанизма: одно из них под заглавием: «De l’église gallicane et de ses droits»⁶⁹, направленное против Монталамберта, принадлежит перу неизвестному, по-богословски ученому и с сильной логикою. Автор основательно доказывает, что галликанские идеи существовали в Церкви с древних времен, и по времени и основательности достойны гораздо большого уважения, нежели идеи ультрамонтанские, обязанные своим происхождением средним векам. Другое сочинение: «Du siege du pouvoir ecclesiastique dans l’église de Jesus Christ» написано аббатом Промпса (Prompsault), священником в богоугодном заведении слепых. Сей сочинитель пошел далее первого, доказывая, что Апостол Петр не был начальником Апостолов, что Церковь управлялась не одним, а сонмом учеников Христовых. Сия тема развита с большой подробностью и основательностью, по указаниям Священного Писания. Книжица показалась опасной, и Лионский кардинал осудил его торжественной грамотой, а Архиепископ Парижский пастырскими внушениями убедил сочинителя отказаться от своих мыслей. Письменная ретрактация аббата Промпса не тверда и не ясна. Полагают, что и сам Архиепископ Парижский внутренне разделяет мысли аббата до некоторой степени, ибо не без основания его почитают вождем Галликанской партии. Недавным установлением учебного праздника, который всегда будет совершаться в конце ноября, – в церкви Св. Женевьевы (Пантеоне), прелат столичный возбудил к себе неприязнь многих своих собратий ультрамонтанов. Мысль сего праздника – примирить науку с верою, университет с Церковью. Поклонники Рима называют это общением Христа с Велиаром. Как посмотришь ближе на Римско-Католическую Церковь, то она очень далека от того единства, которым величается!

В начале ноября скончался Иван Степанович Лавров⁷⁰, служивший протоиереем при нашей церкви в Париже и лишенный священного сана за непокорность и удаление от Церкви и отечества. Во время его болезни я пытался два раза узнать о расположении его сердца и напутствовать его в другую жизнь. Лавров не хотел видеть меня, отказался от всякой помощи веры и молитв, сделав распоряжение вести его труп прямо на кладбище; что и сделано при распоряжении комиссара полиции. Так непокорный и заблудший в жизни, окончил ее ожесточением при смерти. Страшно! Но он перед судом Божиим! К счастью, смерть Лаврова не была никем замечена и описана.

Париж, ноябрь/декабрь 1853 г.»

Письмо это было доложено Государю 21 декабря 1853 г.

В деле есть записка, что по приказанию Константина Степановича Сербиновича никакого исполнения не требуется.

Написанное в Брюсселе, это письмо к К.Сербиновичу трактует о выезде из Парижа нашего посольства и консульства вследствие начала военных действий с Турцией: здесь же о. Иосиф рассказывает о своем путешествии в Швейцарию для причащения Великой княгини Анны Феодоровны⁷¹.

«После того, как наше посольство оставило Париж и прекратилось официальное сообщение через курьеров между Россией и Францией, я поставлен в невозможность представлять Вам мои наблюдения и замечания, ибо мы находимся под строгим тайным надзором французской полиции.

Теперь же, когда и генеральный наш консул отозван, наше положение сделалось еще деликатнее. Воля нашего правительства – оставить церковь и ее служителей в Париже до последней возможности, т. е. до тех пор, пока не изгонит нас французское правительство. С сей целью генеральный наш консул, оставляя свой пост, обратился с просьбой к французскому Министру Иностранных Дел об оставлении капеллы посольства нашего в Париже с подчинением оной покровительству Г. Саксонского посланника в Париже, барона Зембаха. Побуждением к такой просьбе представлено неизбежное пребывание некоторых больных русских во Франции, имеющих нужду в духовной помощи. Г. Дрюен де Люис отвечал, что он не может удовлетворить сему желанию без совещания с Министром Внутренних Дел. До сего времени нет ответа.

Если Французское правительство поймет истинное значение сего, по-видимому, малого дела, если оно вникнет в благодетельную мысль нашего правительства – доставит возможность нашим единоверцам грекам, славянам, валахам и проч. прибегать к молитве и таинствам в нашей церкви, следовательно, если увидит в этом соответствие с Восточным вопросом, то, без сомнения, будет искать предлога к нашему удалению из Франции. Полиция уже собирает сведения о нашей жизни, образе мыслей, влиянии. Я не имею с этой стороны никаких опасений, ибо все служащие при нашей каплице отличаются скромной и осторожной жизнью. В ожидании решения в будущем, всецело предаюсь воле Божией.

В конце страстной недели я, по приглашению Государыни Великой княгини Анны Феодоровны⁷² и с разрешения начальника нашего посольства, проживающего в Брюсселе, отправился в Женеву для преподания Ея Императорскому Высочеству таинств исповеди и Св. причащения. Августейшая православная Особа исповедовалась в Великую субботу, после вечерней службы, а Св. причащения сподобилась в самый день Воскресения Христова. Я глубоко был тронут и утешен Ея благочестием, смирением и благоговением. Во вторник Пасхальной недели я оставил Женеву, и на пути – в Лозанне – исповедал и приобщил Святых Таин семейство Г-жи Рюминой, а в Берне – семейство о. диакона, состоящего при нашей миссии в Швейцарии. Из Швейцарии я направил путь в Гейдельберг и Висбаден. В первом из сих городов преподал утешения и Святые таинства пораженной слепотой княгине Бутера, а в последнем – исповедал священника Иоанна Янышева⁷³. Все это путешествие живо напомнило мне первенствующие времена Христианства, когда пастыри Церкви на пути из одного града в другой разделяли верующим слово жизни и питали хлебом животным, сшедшим с небес. Я возвратился из сего путешествия в конце недели Св. Фомы, а в мое отсутствие богослужение и требы неопустительно были совершаемы моим товарищем священником Петровым. В сие же время я нахожусь в Брюсселе, на возвратном пути из Литтиха, куда был вызван посольством для крещения детей-близнецов Барона Сердобина, и имею честь адресовать это письмо Вашему П-ву через канцелярию нашего посольства в Брюсселе.

Французское правительство хотело дать настоящей войне против России оттенок религиозный. Епископы издали пастырские грамоты, в которых, изложив мнимые опасности Римскому католичеству со стороны России, приглашали паству к молитвам за успех французского оружия. Архиепископ Парижский особенно был странен в своем взгляде и грубо-неумерен в выражениях. По какой-то непонятной логике он представил настоящую войну, как продолжение крестовых походов, а предполагаемое завоевание Русскими Константинополя, как знамение пришествия Антихриста. Таковые парадоксы и увеличения послужили лучшим опровержением грамот прелата Парижского, а отсутствие веры в пасомых им католиках довершило безуспешность увещания. Впрочем, молитвы по распоряжению Архиепископа были совершены и совершаются теперь при обеднях; но присутствующие не замечают оных и не принимают в них никакого участия.

Брюссель, 16/28мая 1854 г.»

Более полугода о. Иосиф не писал высшим властям и только в конце 1854 года подробно сообщал графу Пратасову о посещении им военнопленных русских солдат и об исполнении поручения Министерства Иностранных Дел – заботиться о наших пленных солдатах. Письмо это было доложено графом Протасовым Государю, который написал: «Спасибо ему, хорошо действует». 25 декабря 1854 г.

«Ваше С-во, М. Г. Графъ Николай Александрович!⁷⁴

Вследствие возложенного на меня Министерством Иностранных Дел поручения пещися о Русских военнопленных, находящихся во Франции, я совершил два путешествия на остров Экс – местопребывание наших пленных. В последний раз я прожил там двадцать восемь дней, и считаю моим долгом довести до сведения Вашего С-ва мои действия касательно удовлетворения религиозных нужд военнопленных Православного Исповедания. Вера, молитва и все добрые начала Православного русского воина не только не ослабли на чужой стороне, но, если то возможно, усилились. По обычаю предков наши пленники освятили и украсили негостеприимные казармы Святыми иконами, и до моего прибытия совершали в них частные молитвы. Прибыв на остров Экса, я избрал более чистую и пространную казарму для совершения в ней всенощных бдений и Киевских обедниц. Соображаясь с печальным положением пленников, требующим обильного утешения веры и молитвы, я совершал Богослужение каждый день в девять часов утра.

В первое мое путешествие на остров Экс я брал с собой одного певчего нашей церкви, Синодского Регистратора Алексея Копорского, который похвальным старанием образовал из двенадцати военнопленных довольно согласный хор певчих. Символ же веры и молитву Господню я приказал петь всем присутствующим верным. Назидательно и умилительно это православное Богослужение в бедной казарме, среди душ простых и верующих, испытанных несчастием плена! На реках Вавилонских тамо седахом и плакахом, внегда помянути нам Сиона.

После Киевской обедницы я посвящал двадцать пять минут на катехизические поучения. Для знающих основания веры сии беседы были полезным повторением, для недовольно наставленных в юношестве – спасительным оглашением; для тех же и других – душеполезным занятием и предметом для их дневной взаимной беседы. Ибо без сего, при отсутствии военных упражнений и работ, умы и сердца военнопленных были бы в праздности, матери пороков. Для меня весьма утешительно было видеть благоговейное внимание к наставлениям веры и доброй жизни в моих слушателях. Впрочем, ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог (1Кор. 3:7). Военнопленных соотечественников, находящихся в больнице, я посещал ежедневно, преподавая им утешение и разделяя житейские облегчения. Благодарение Богу! число больных и болезни их постигающие весьма незначительны; а смертных случаев не было ни одного. Но если и к здоровым сказано: бдите, яко не весте ни дне ни часа, – тем более сию истину должно отнести к болящим. Проникнутый оной, я преподал всем, находящимся в больнице, таинства Исповеди и Св. Причащения.

Во время осады крепости Бомарзунда многие воины умерли за веру и престол, а некоторые скончались по дороге в плен от ран и холеры. Я совершил им заочное погребение и панихиду. Сим случаем я воспользовался для утешения оставшихся и для внушения подражания благоприятной Богу смерти убиенных на брани за отечество. Текстом моего поучения я избрал слова Христа Спасителя: больше сия любви никто же имать, да кто положит душу свою за други своя.

Возвратясь в Париж по причине постигшей меня лихорадочной болезни, я имею намерение опять отправиться на остров Экс к празднику Рождества Христова.

При сем честь имею доложить Вашему С-ву, что по вверенным моему надзору церкви и ее причту все обстоит благополучно.

В день Святителя и чудотворца Николая и тезоименитства Благочестивейшего Государя Императора нашего, я намерен совершить освящение вновь устроенного иконостаса в нашу церковь. Уже деревянная резные работа вся готова, а иконы Г. Рубио обещал мне доставить к вышеозначенному дню из Женевы.

Призывая на Вас благословение Божие и пр.

Париж, 1/13 декабрь 1854 г.»

И это двадцать шестое письмо о. Иосифа говорит о посещении военнопленных. Во время этого вторичного посещения о. Васильев объявил им о кончине Государя Николая Павловича, и т. к. приезд его на остров Экс был на Страстной неделе, то после страстных служб о. Иосиф совершил, с разрешения французских властей, и Пасхальную утреню. Впечатление, произведенное на молившихся этим торжественным богослужением на чужбине, и описывает о. Иосиф в настоящем письме к Λ. II. Карасевскому.

«Ваше П-во М. Г. Александр Иванович!⁷⁵

Проведши Страстную и Светлую седмицы в кругу военнопленных моих соотечественников, я считаю моим долгом довести до сведения Вашего П-ва, что сделано мною для них в религиозном отношении.

Первым моим долгом по прибытии на остров Экс, было совершение панихиды по, в Бозе почившем, Государе Императоре Никола Павловиче, которую я предварил кратким повествованием, на основании обнародованных сведений в России, о болезни, христиански понесенной, и о смерти, христиански встреченной, Великого Государя. Глубокая грусть и слезы наших христолюбивых и верных воинов, их воздыхания и коленопреклоненные молитвы носили глубокую печаль нежных детей, потерявших отца и благодетеля.

Не имея распоряжений нашего Правительства касательно приведения пленных воинов к присяге, и, получив на сей предмет наставления осторожности Г. Саксонского Министра Барона Зембаха, имевшего опасение недоверчивости французского Правительства, я ограничился после панихиды следующим обращение военнопленным: «Христолюбивые воины, неизменно верные слуги Всероссийского престола! По отдаленности от нашего отечества я еще не получил повеления о приведении вас к присяге верности ныне благополучно царствующему нашему истинному и природному Государю Императору Александру Николаевичу. Но присягая в верности, в Бозе почившему, Государю Императору Николаю Павловичу, вместе с тем вы клялись перед крестом и Евангелием Христовым в верности и Наследнику Его, ныне вошедшему на прародительский престол, Государю Императору Александру Николаевичу. Храните же свято перед Богом и людьми вами данную предварительную присягу, храните ее, как вы свидетельствовали, до последней капли крови. На сии слова последовал единодушный ответ: «Будем служить Ему верой и правдой». Затем я приступил к обыкновенным великопостным службам, устроив, с согласия коменданта, для пленных постную пищу в продолжение Страстной недели. Военное начальство острова Экса доставило мне всякую возможность к беспрепятственному совершению Богослужения; избранное мной к тому время 10 часов утра и 18 часов было им одобрено; закрытие казарм в 18 часов было переменено на 19 часов; военнопленные арестантской роты, находящиеся под строгим надзором, ежедневно были приводимы к Богослужению. Все военнопленные Православного закона, в числе 578 человек, были мною исповеданы и удостоены Св. Тайн, запасенных мной в Париже⁷⁶. Причащение совершалось в четыре последних дня Страстной недели. Пасхальное Богослужение я намерен был совершить утром, не надеясь получить позволение коменданта на совершение оного ночью. Но он, узнав из разговора со мной о торжественности светло-воскресного дня в России и ночном Богослужении, предупредительно предложил мне свое согласие и свое содействие к пасхальному Богослужению. В полночь все мы собрались в пространнейшую казарму и в присутствии начальника жандармов и надзирателей, начали светло-воскресное Богослужение, при котором было человек до 50 французов, 800 горящих свечей, торжество обряда и пения, духовная радость присутствующих, частые единогласные повторения верных «Во истину воскресе!», лобзание пасхальное – все это не только исполнило торжеством нас православных, но и сильно благоприятно подействовало на иностранцев. Вообще удовлетворение религиозных потребностей наших военнопленных совершено беспрепятственно, успешно и благолепно. Поведение же верных сынов России, испытанных несчастьем плена, было кротко и благонравно.

При светло-воскресном лобзании я дал каждому из присутствующих по пасхальному красному яйцу; евреям же, не присутствовавшим при богослужении, я роздал в казармах. После Богослужения я освятил приготовленные куличи и присутствовал при разговеньи военнопленных. В христианской радости Светлого праздника добрые воины воскресли и обновились духом, и полные глубочайшей благодарности к нежной заботливости о них Всемилостивейшего Монарха-Отца, в простоте сердца, повторяли: «Батюшка, мы точно в России побывали».

Больных (к счастью, число их не велико и редко превышает 12 человек), я посещал ежедневно, преподавая им утешение веры и житейскую помощь, необходимую в их исключительном положении. В самый день Пасхи я всех их исповедал и допустил к Святому причащению, а затем отслужил в больнице пасхальный молебен.

B мое отсутствие с острова Экса там скончались двое из нижних чинов и были погребены за селом в отдаленном углу кладбища. Римско-католический священник по распоряжению своего Епископа не хотел совершить никаких молитв над прахом усопших. Посему я, в сопровождении всех верных, отправился на кладбище и отслужил над могилами их погребение. Воздаяние сего последнего долга отошедшим в мир лучший исполнило радости сердца всех пленников. «Теперь можно», говорили они, «умереть и здесь: земля освящена православной молитвой». На третьей неделе после Пасхи сорок из наших военнопленных были приведены для работ в Валери (Департамент Ионский), замок маркиза де ля Рошжаклена. Хозяин замка, человек отменно добрый и расположенный к русским, пригласил меня к себе для объяснения военнопленным порядка земляных работ, жизни и назначаемого им содержания. По православному обычаю я предварил начало работ молебном, совершенным на самом месте занятий. Французские работники, присутствовавшие при наших молитвах, удивлялись благоговению наших воинов, а маркиз де ля Рошжаклен был в восторге от сего, как он говорил, доброго примера благочестия для неблагочестивых жителей страны. По расстройству моего здоровья от сих путешествий я не мог отправиться в Тулон, где содержатся 400 наших военнопленных (всех же во Франции 1500 человек) и предложил сию поездку моему товарищу священнику Петрову, который на днях возвратился в Париж по счастливом исполнении своего пастырского долга.

Список военнопленных, бывших у Исповеди и Св. Причащения, я составил в точности, но нахожусь в недоумении: должен ли я вписать оный в обыкновенную церковную ведомость, или в особенном экземпляре препроводить к Вашему П-ву для вручения Г. Протопресвитеру армии и флотов. Покорнейше прошу Ваше П-во о наставлении меня в сем случае.

Париж. 18 мая/1 июня 1855 г.»

Упрочившийся государственный строй Франции и умолкнувший грохот Крымской войны дали возможность о. Иосифу снова возбудить свое ходатайство о построении православного храма в Париже, поэтому, не теряя времени, он в сентябре 1856 года писал А.И.Карасевскому⁷⁷.

В начале 6/8 текущего месяца я имел честь представить господину нашему чрезвычайному посланнику просьбу, с изложением побуждений и средств, об исходатайствовании соизволения нашего правительства на сооружение в Париже

православной церкви. Барон Филипп Иванович Бруннов⁷⁸ благосклонно принял мою бумагу и обещал деятельно содействовать к исполнению дела.

Узнав ныне, что вышеупомянутое дело послано к Господину Министру Иностранных Дел, князю Александру Михайловичу Горчакову, с весьма выгодным отзывом нашего чрезвычайного посланника в Париже, я считаю моим долгом представить Вашему Превосходительству копию с моей просьбы, всепокорнейше прося благосклонного содействия Вашего к совершению сего христианского дела.

С истинным почтением и пр.

13/25 сентября 1856г.»

Вот что писал прот. Васильев посланнику нашему в Париж:

«Ваше В-во Барон Филипп Иванович!

При несуществовании в Париже постоянного, России принадлежащего, помещения для Православной церкви, храм Божий нашего исповедания помещается в частном доме одного из жителей Парижа. Отсюда происходят неизбежные и весьма важные неудобства. Именно:

1) Недостаток места для православных богомольцев. В нашу парижскую церковь приходят молиться не только русские путешественники, коих число по временам бывает значительно, не только русские жены, находящиеся в замужестве за французскими подданными и сохраняющие веру отцов своих, но и все вообще православные христиане разных стран и народов, как то: греки, славяне и палестинские арабы. Без преувеличения число православных богомольцев в нашей церкви можно положить превосходящим тысячу человек, и я многократно, особенно в большие праздники, был свидетелем, что часть православных, помстившихся в церкви, не имеет возможности молиться от тесноты, а другая часть принуждена стоять вне храма под воротами дома. Между тем настоящее помещение церкви для частного дома весьма пространно, так что отнимает всякую надежду найти более пространное.

2) Невозможность благолепного украшения, приличного святости и величию православного обряда. Находясь в зависимости от владельца дома, который, по законам страны, может всегда (дав на то сроку шесть месяцев) выслать обитателей своего дома, наша церковь по необходимости обречена на печальную простоту, стоящую, без сомнения, ниже без простоты той обители, в которой Божественный Основатель Веры нашей совершил в первый раз Святую Евхаристию, ибо эта горница, по сказанию Евангелиста, была пространная и украшенная (Лк. 22:12). Бедность храма Божия допускалась христианами только в двух случаях: в истощении средств и гонениях.

3) Несообразность с постановлениями и обычаями Церкви. В чужом строении церковь устроятся, как позволяет расположение места, а не как определено святыми правилами: настоящая наша церковь в Париже направлена алтарем на Запад, вратами северными – на Юг, а южными – на Север. При могущем же случиться перемещении, иконостас, приспособленный к бывшему помещению, может не подойти к новому. А что будет на том месте, где стоял престол Божий, которое, по православному обычаю, навсегда должно остаться досточтимым и неприкосновенным? Мерзость запустения. Так, по крайней мере, случилось с прежде бывшим помещением церкви нашей (rue de Melay), где сделана увеселительная кофейная (Café Chantant).

Не верное и не выгодное понятие по нашей церкви во Франции. Сведения о православной церкви во Франции, распространяемые ошибочно или злонамеренно писателями, не могут быть исправлены одними писанными опровержениями; нужно доказательство наглядное, лучше всего действующее на простого не предубежденного человека. Таким доказательством не может быть малая и бедная капель, в коей не заметно благолепие православного богослужения, столь много говорящего чувствам, уму и сердцу.

Сообразно моему сану я излагаю только соображения чисто духовные и не касаюсь побуждений, происходящих из понятия о чести, славе и пользах России, как представительницы и защитницы православной веры.

По вышесказанным побуждениям и соображениям, осмеливаюсь просить Ваше Высокопревосходительство об исходатайствовании соизволения на построение благолепного православного храма в Париже, и имею честь изложить при сем как 1) нравственную возможность, так и 2) материальные средства к исполнению дела.

1) Касательно нравственной возможности могут представиться опасения сопротивления со стороны не веротерпимого римско-католического духовенства, не дозволения французского правительства и обычного непостоянства вещей во Франции. Но римско-католическое духовенство уже привыкло к существованию во Франции несогласных с ним церквей, видя и протестантские храмы и еврейская синагоги и мусульманские мечети. Даже в случае с его стороны сопротивления, внушения его, достоверно можно сказать, не будут приняты во внимание. Во Франции законом и обычаем постановлена свобода всех вероисповеданий. Правда вероисповедания разделены на признанные (reconnues) и терпимые (tolérées): но различие первых от последних состоит только в том, что служители признанных вероисповеданий (римско-католического, протестантского и иудейского) получают содержание от правительства, а служители непризнанных живут на собственные средства. В свободе же отправления богослужения они равны. Французское правительство уже дозволило построение церкви англиканской в Париже и православной греческой в Марселе, посему нет возможности предполагать, что оно не позволить создание православной церкви в Париже. Все это легко может состояться на обыкновенных правах собственности.

Опасение могущего совершиться переворота во Франции (от чего да сохранит Бог) не может служить препятствием к построению православной церкви в Париже. Если от волнений и беспорядков могут пострадать церкви, то, без сомнения, не наша, ибо она чужда вмешательства в дела и партии политические. В случае же отбытия из Франции нашего посольства, православный храм Божий может быть вверен или представителю дружественной державы или остаться просто на общем праве. Безопасное пребывание в Париже нашей посольской церкви во время революции 1848 года и во время прошедшей войны Франции с Россией может служить тому доказательством.

2) Финансовый источник к построению церкви есть двоякий: щедроты Благочестивейшего Государя нашего Александра Николаевича и доброхотные даяния русских. Найм настоящего помещения нашей капеллы стоить шесть тысяч франков в год и, без сомнения, скоро увеличится при общем возвышении ценности домов в Париже. За настоящее малое помещение капеллы нашей в продолжение 27 лет уже уплачено 162 тысячи франков, – сумма многократно превышающая ценность самого здания, и, несмотря на сие, – здание остается не нашим. Если бы нашему правительству благоугодно было определить капитал шести тысяч процентов на построение церкви, то мы имели бы уже основательное начало средств.

Обильное же восполнение сих средств состоит в доброхотных даяниях русских как путешествующих во Францию, так и пребывающих в России. Я имею несомненную надежду, что благочестивые соотечественники наши примут живое участие в созидании православного храма Божия во славу Церкви и Отечества. Равно да позволено будет мне принимать пожертвования и от наших единоверцев греков, которые охотно принесут посильные даяния в том уповании, что в имеющем создастся храме, кроме главного престола, будет устроен другой для совершения Божественной службы на греческом языке.

Все издержки на построение православной церкви в Париже, по собранным мною сведениям, не превысят суммы 100 тысяч рублей серебром. Я, со своей стороны, предлагаю на служение сему святому делу все силы существа моего, всевозможное терпение и постоянство; ибо не один, не два и не три года потребны к собранию достаточных средств. Суммы же, собираемые на построение православной церкви, обязываюсь вносить в одно из кредитных учреждений России.

Всепокорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство принять во внимание вышесказанное изложение дела и благоуспешно содействовать к его исполнению.

Подобное предприятие благовременно во всякое время; а тем более в настоящий год, умирения мира христианским сердцем Благочестивейшего Государя нашего Александра Николаевича; в сей же год православный Самодержец украсился славой и благолепием Царственного венца и восприял благодать Священного Миропомазания.

6/18 сентября 1856 г.»

В декабре 1856 г. К.С.Сербинович по поручению графа А.П.Толстого⁷⁹, писал протоиерею Васильеву, прося его собрать сведения о положении Духовных Училищ в Франции как епархиальных, так и содержимых иезуитами. Сведения, кои поручалось собрать, следующего содержания:

1. Как называются сии училища? Семинариями. Академиями или еще как?

2. Сколько степеней или классов училищ, т. е. низшие, средние и высшие или только два класса?

3. Какие предметы преподаются в низших, средних и высших? На сей вопрос нужен ответ подробный с указанием на руководства по коим преподают.

4. Учатся ли языкам? Каким именно; поверхностно или достигают совершенного познания в них?

5. На сколько классов разделяются ученики в училище?

6. Подробное распределение часов и предметов учения в течение каждого дня и целой недели. Часы сидения в классах, часы, посвящаемые на повторение уроков и приготовление к оным, часы сна, обеда, ужина, отдыха?

7. Есть ли различие в системе преподавания в Духовных училищах теперешней с той системой, которая существовала прежде?

Подробное распределение времени ученика в разных его возрастах и разных классах, т. е. когда просыпаются, умываются, молятся, сидят в классах, едят, играют, поют и ложатся.

8. Сколько времени посвящают на молитву келейную, на Meditation, и сколько на молитву общественную; в комнатах или церквах?

9. Доставить по одному экземпляру всех учебников со справкой о том, когда сии учебники составлены.

10. Все сии учебники и руководства и вообще система преподавания, обязательны ли для всех семинарий во всех епархиях, или каждый епископ, независимо от начальства, вводит, что признает нужным?

1. В каких домах помещаются ученики? Приходят ли только учиться или проводят весь день и получают пищу?

2. Какое бывает число учеников, живущих и приходящих?

3. Как сии ученики одеты, однообразно и отлично от светских мальчиков или нет?

4. Из какого состояния или класса набираются ученики в Дух. училища?

5. Какая материальная жизнь? Пища? Соблюдаются ли посты? Время отдохновения; введена ли гимнастика, игры, гулянья? Царствуют ли строгость и порядок или распущенность? Какие наказания за лень и за проступки?

6. Какие медицинские пособия? Какая разница в пище, одежде?

7. Откуда набирают учителей и профессоров: из духовных или светских лиц?

8. Наименование всего духовно-учебного начальства от главного до последнего чина?».

На это письмо прот. Васильев отвечал К.Сербиновичу⁸⁰:

«Поручение Вашего П-ва относительно собрания сведений о духовных училищах во Франции и взгляда на методу взаимного обучения, я имел честь получить.

Несмотря на трудность дела, зависящую от несуществования ничего определенного, печатного и однообразного для всех епархий об устройстве и состоянии духовных училищ во Франции, я успел уже собрать достаточный запас требуемых сведений. При исполнении сего поручения я наблюдал внимательно строгую осторожность, к которой обязывало меня мудрое внушение Вашего П-ва.

Так как в начале прошлого февраля, по распоряжению нашего посла гр. П. Д. Киселева, мне предстояло путешествие в Россию, то намерение мое было лично представить на благоусмотрение Вашего П-ва наскоро собранные мною материалы касательно дух. училищ во Франции, а равно и дать объяснение об отправленных мною на имя Его С-ва гр. А. П. Толстого учебниках, употребляемых во французских дух. семинариях. Ныне же путешествие мое в Россию отложено, и я занимаюсь восполнением собранных сведений и правильным изложением оных. Надеюсь же иметь честь представить результат моих трудов в начале будущего мая месяца. Ибо я подал в наше посольство прошение об увольнении меня в отечество по делам службы, между которыми главное есть испрошенное нового Св. Антиминса в здешнюю церковь на место существующего, пришедшего в ветхость.

Всепокорнейше прошу Ваше П-во о благосклонном содействии к моему отпуску в Россию. Кроме дел служения, это будет для меня личным благодеянием, ибо со времени моего последнего путешествия в отечество (в 1851 году) прошло уже шесть лет, из коих два года пребывания во время минувшей войны в стране враждебной, тяжко утомили меня физически и нравственно. Совершение же Богослужения не потерпит остановки от моего отсутствия из Парижа, при существовании здесь второго священника о. М. Орлова, прибывшего в Париж в начале минувшего января месяца. Почитаю утешительным долгом свидетельствовать перед Вашим П-вом, что сей служитель алтаря исполняет свои обязанности исправно и с подобающим благочестием.

Париж, 10/22 марта 1857 г.»

«В то время, как я имел честь получить письмо Вашего П-ва (23 сентября/4 октября 1858 г.), в котором вы изволили почтить меня сообщением мне поручения Его С-ва, графа Александра Петровича⁸¹, касательно перевода на французский язык «Ответа православного грека иезуиту Гагарину», сей труд мной уже был предпринят и третья часть оного приведена в исполнение. Ныне буду продолжать оный с большей готовностью и рвением. Нахожу весьма полезным иметь греческий подлинник, но во избежание преждевременной огласки и недоразумений, полагаю необходимым никому не сообщать о деле, ни даже детям сочинителя. Посему покорнейше прошу Ваше П-во приказать выслать мне оригинал через посредство нашего Министерства Иностранных Дел. По приведении к окончанию сего перевода и напечатании оного буду иметь честь довести до сведения Вашего П-ва.

Призывая на Вас благословение Божие и пр.

18 сентября/6 октября 1858 г.»

Только в 1859 году приступил о. Васильев к осуществлению своей мечты о построении отдельного православного храма в Париже. В настоящем письме о. Иосиф высказывает сожаление о том, что, вследствие неприбытия в Париж архитектора Штрома, а затем наступления зимы, закладку храма пришлось отложить, которая и была совершена 19 февраля. Подробное описание сего торжества сообщено о. Васильевым в письме № 38.

Несколькими строками о религиозном состоянии прихожан Парижской церкви и о религиозном воспитании детей их заканчивается настоящее письмо.

«Ваше С-во, М. Г. Граф Александр Петрович!⁸²

Считаю долгом представить Вашему С-ву сведения касательно построения православной церкви в Париже.

Построение оной не начато прошлой осенью, потому что строитель русский архитектор Штром⁸³ замедлил прибытием в Париж. Очень было прискорбно, что закладка этого Священного здания не совершилась во время посещения Парижа Государем Великим князем Константином Николаевичем. С прибытием архитектора прибыла и зима, правда незаслуживающая, по теплоте, этого названая, но все-таки внушающая опасения насчет постройки. Что можно было сделать в это мертвящее время года, то сделано, т. е. вырыты основания и запасены материалы. В начале нашего февраля начнется возведение фундамента, а 19 февраля, в день восшествия на престол Государя Императора, совершится, если Бог позволит, торжественное положение первого камня. Планы церкви были нашим послом представлены Императору Французов, который разбирая оные повторял: «c’est fort curieux, c’est très original, c’est très beau!»⁸⁴.

Сбор на книгу идет медленно: он без сомнения пойдет успешнее после закладки; нужно, чтобы дело было перед глазами, чтобы возбудить доверие и участие. Сбор на тарелочку в церкви бывает не менее двухсот франков каждое воскресенье. русских православных в Париже человек шестьсот, и, благодарение Богу, они усердны к Св. Церкви. В большие праздники наша каплица несмотря на довольно обширную пристройку, не вмещает верующих; многие стоят вне церкви под воротами. В пост пред Рождеством Христовым человек тридцать говело. Божественная служба совершается у нас почти ежедневно; опущения бывают весьма редко.

Кроме умножения богослужебных трудов, увеличились труды наши по наставлению детей в законе Божием. Для более правильного преспеяния я установил классы в зале, находящейся у входа церкви. Детей я разделил по возрастам: один класс для взрослых мальчиков, другой – для взрослых девиц, третий для детей среднего возраста от 10 –14 лет, четвертый – для начинающих. В класс приводят детей матери и наставники. Сверх того, по просьбе некоторых дам, я преподаю им, в субботу перед Всенощною, церковную историю. Число слушательниц, уже взошло до двадцати и несколько слушателей. Цель сих чтений есть доказательство истины Святой веры нашей. Труды побуждаются усилиями и терпением, тяжелее – заботы. А таковые не примечено есть по наклонности наших дам прилепляться к чужому вообще, и к чужой вере, в частности. Сколько я заметил, это зависит от подражательности юного народа, от чужеземного воспитания и привычек жизни и от недостаточного наставления в вере.

Скрепляя православных с церковью учением, необходимо привлекать их и благолепием Богослужения. При недостатке нашего хора 3-х певчих и в ожидании большего и постоянного в новой церкви, теперь устрояется у нас хор из 16 французов. Много помогает этому делу граф Сологуб. Я был на спевке и нашел пение правильным, стройным, произношение слов весьма удовлетворительным, так что нельзя подумать, что бы это были французы. Вознаграждение сим певчим назначается частью от меня, остальное дополняют православные путешественники. В первый раз этот хор будет петь в будущее воскресенье 18/30 текущего месяца. Считаю долгом в заключение свидетельствовать, что по церкви нашей все обстоит благополучно.                                                15 января 1859 г."

Конец 1858 года обогатился несколькими литературными произведениями о нашей Церкви, изданными в Париже. Сочинения эти, наполненные софизмами, искаженными фактами и даже клеветами, представляют интерес не только по их содержанию, но, в особенности, по авторам, кои все православные высшего русского общества, перешедшие в католичество. Разбирая подробно содержание этих трудов, о. Иосиф особенное внимание обратил на то, что все эти сочинения изданы на русском язык. Поняв хитрость новых иезуитов, цель которых заключалась в том, чтобы ожидаемые ими возражения были напечатаны тоже на русском языке, непонятном для иностранцев, о. Васильев издал свои возражения на французском языке, чем привел в большое смущение вышеупомянутых авторов. Строками о том, что главное внимание духовенства во Франции обращено на воспитание и образование юношества, а также о большой сенсации, произведенной брошюрой аббата Мишона «La revolution et le clergé», заканчивается настоящее письмо к гр. А.П.Толстому⁸⁵.

Во Франции стали очень много заниматься Россией, ее стремлениями и бытом политическим и гражданским. Люди, преданные Римской Церкви, со своей стороны, очень много обратили внимания на Православную Церковь. Так как между сими последними есть отступники от православия, то сочинения о Православной Церкви стали появляться на русском языке. Некоторые из сих суть переводы, как то два сочинения иезуита Гагарина «О примирении Русской Церкви с Римскою» и «Письма о непорочном зачатии Богородицы» к русской даме. Другие оригинально писаны на русском языке; сюда принадлежит прилагаемая здесь книжица «О возможном соединении Российской Церкви с Западной». Сочинитель этой книги хотел остаться неизвестным, но по слухам и соображениям можно приписать оную кн. Николаю Трубецкому, автору сочинения под заглавием: «Études Politiques et Religieuses sur la Russie». Для непросвещенного и не твердого православного опасно в этой книжице, собрание изречений, взятых из Богослужебных православных книг, и, по-видимому, содержащих верование в главенство Папы. Не в первый раз латины стараются подкопать правую вру с этой стороны; здесь испытали свое оружие де-Местр и Розаван, но нападение сие не опасно, потому что отражение очень легко. Есть весьма много подобных и даже сильнейших изречений о других Апостолах, например, о. Св. Варнаве и о других Св. Отцах, например, Св. Василии Великом; есть места не в пользу пап. Остальная часть книжицы «О возможном соединении…» весьма слаба, спутана и показывает нетвердость ума и недостаток образования сочинителя. Печатаются «Замечания на римские письма» Муравьева, произведение того же сочинителя. До меня дошли насколько корректурных листов, в коих я увидел спорь о подробностях внешности и быта Православной Церкви; спор, проникнутый сильным чувством вражды. Как скоро появится в свет это чадо бессильного гнева, буду иметь честь доставить оное Вашему С-ву. По мере моих сведений я уверен, что сим не кончится римская вражда против Православной Русской Церкви на русском языке; в иезуитском колчане еще много ядовитых стрел. Почему же иезуиты и их клевреты избрали русский язык для нападения на Православную Русскую Церковь? Потому что это безопаснее для них самих. Сыны Лойолы думают, что им будут отвечать тоже на русском языке, непонятном для западных католиков, следовательно, эти ответы не выскажут им слабости Римской Церкви и не соблазнят чад ее, а, с другой стороны, сочинения на русском языке против православия более опасны для чад нашей Церкви, ибо могут действовать на большее число их, особенно, если каким-либо незаконным путем будут провезены эти плевелы в Россию. Проникнув стратагему злейших наших врагов, необходимо им отвечать на французском языке, а потом делать перевод на русский. Не так поступает автор имеющей на днях появиться брошюры под заглавием: «Иезуиты красного петуха к нам пустили, или развратится ли Россия в латинский католицизм?». Этот памфлет есть произведение православного француза графа де-Лафита. В оном есть хорошие, живые страницы – меткое и язвительное отражение противника. Но сии качества весьма часто перерождаются в недостатки: запальчивость, спутанность, шутовство. Сочинитель не хотел принять моих советов о приведении его труда в порядок, ясность и благопристойность.

Мой перевод ответного сочинения православного грека князю Гагарину на днях поступить в типографию. Давно оконченный, он медлил появлением в свете по причинам, совершенно от моей воли независящим. При существующих законах касательно книгопечатания и при настоящем покровительств здешнего правительства римскому католицизму, типографщики и книгопродавцы чрезмерно осторожны и робки. Я поручил издание, без сомнения с уплатой с моей стороны всех издержек, смелейшему из них. Но он, увидев, что дело идет о римском католицизме, что тон сочинения смелый и резкий, что есть намеки политические, просил у меня времени на обдумывание, справки и совет с законоведцем: нет ли опасности от печатания и продажи этого сочинения, или, по крайней мере, не нужно ли подвергнуть оное штемпелю, возлагаемому на политические брошюры? После полутора месяца недоумения облака разыскиваются, и виновник медленности обещает вознаградить потерю времени возможно скорым печатанием. Осторожный издатель (Г. Франк) предлагал мне напечатать сей перевод в Лейпциге, а потом ввести во Францию на положении иностранных книг. Но меня остановило сомнение: ну а если после не позволят ввоз во Францию? Один усердный православный, желающий пока оставаться в неизвестности, перевел на французский язык сочинение Филарета М. Московского: «Разговор между испытующим и уверенным о православии» и просит меня пересмотреть труд и напечатать в Париже. Ожидая большой пользы от сего издания, я считаю долгом просить на сие разрешение Вашего С-ва. Если бы Вам благоугодно было иметь согласие на сие Высокопреосвященного сочинителя, то не признает ли Его В-во полезным пересмотреть свой труд, или не даст ли позволение написать краткое предисловие и сделать некоторые прибавления и замечания в сносках. До получения ответа от Вашего С-ва удержусь от напечатания упомянутого перевода.

На французском языке появилась книга без имени сочинителя (Г. Свечин) «Le Rascol». Прилагая оную при сем, не беру на себя судить о ней, и ограничусь кратким замечанием. Враги наши могут воспользоваться некоторыми неблагоприятными суждениями автора о главенстве над Церковью Всероссийского Императора, о недостатках Русского духовенства. К счастью, сочинитель позволил себе сравнение прежних действий Французской Церкви и Французского правительства относительно к диссидентам с действиями нашей Церкви и правительства. Сравнение, весьма, впрочем, умеренное, оказалось не в пользу католицизма.

Отступник от православия кн. Августин Голицын издал первый том «De la bibliothèque Polonaise». Описание путешествия в Россию Мейерберга давно известно, но издатель предпослал свое предисловие со слабыми, но не чуждыми желчи, суждениями о нашей Церкви. Слух о намерении совершать иногда Богослужение на французском языке очень тревожит друзей римского порядка. Гагарин в своих «Études Theologiques» не верит этому слуху, и находит, что я впал бы в противоречие с моими убеждениями и мыслями, если бы позволил себе такую несообразность; а Августин Голицын уверяет своихъ читателей, что в Парижской православной церкви уже служат на французском языке.

Более нет ничего в литературном и ученом мире французско-католическом касательно нашей Церкви. Гагарин готовит критику на Богословие Преосв. Макария, а равно ответы Хомякову и Муравьеву. Все это он поместит в свои «Études Theologiques», в издании которых он делает перемну, именно сборник будет выходить каждые три месяца.

Нападают на нас латины, а у самих дела идут неладно. Похищение сомнительно-крещенного еврейского отрока Мортара нанесло весьма большой вред католицизму. За исключением малого числа слепых приверженцев Папы все вознегодовали на поступок необычайный Римского Владыки: даже женщины, обыкновенно привязанные к Церкви, восстали против оскорбления чувства материнского.

Некоторые из священников осмелились печатно высказать свое неодобрение поступка Папы, но подверглись за то выговору со стороны Кардинала – Арх. Парижского. Все внимание и труд здешнего духовенства обращены теперь на воспитание юношества, через которое надеются обновить человечество. В своих заведениях одни усиливают науки, другие расширяют круг оных. Греческий язык входит в честь: в Орлеане воспитанники играли даже трагедии Софокла на оригинальном языке и, как уверяют очевидцы, при забвении фраз греческого трагика были способны заменять оные импровизацией. В Пуатьерской семинарии введен курс земледелия.

Аббат Мишон есть зловещая птица для французского духовенства. Прилагаемая здесь его брошюра «La Revolution et le Clergé» наделала много шуму и возбудила негодование духовенства; сочинителя считают погибшим человеком.

Париж, 15/27 генваря 1859 г.»

После усиленных хлопать и множества затруднении о. Иосиф дождался, наконец, осуществления своего душевного желания – закладки православного храма в Париже. Этот столь дорогой для него день и описывает он в настоящем письме к гр. А.П.Толстому. Торжественная церемония собрала как всех православных, находившихся в Париже, так и массу французов, на коих церемония эта, судя по приложенным к настоящему письму газетам, произвела благоприятное впечатление.

«19 февраля / 3 марта в день восшествия на престол нашего Государя Императора совершено торжественное положение первого камня Православной Свято-Троицкой Александро-Невской церкви в Париже. Все русские и греки, пребывающие в столице Франции, были извещены заранее о предстоящем торжестве. Во избежание толков и предположении политических, власти здешнего Государства не были приглашены, исключая главных сановников города Парижа, каковы префект Сенского департамента и префект полиции. На основаниях строящейся церкви, возведенных уже на аршин высоты, были устроены два очень красивые палатки; одна для верующих, другая для священнослужащих. Последняя увенчана позолоченным крестом, а в средине украшена Св. иконами Христа Спасителя, Богоматери и Сошествия Св. Духа, и внутри оной поставлен благоукрашенный столец, на котором положены Животворящий Крест, Св. Евангелие и поставлена водосвятная чаша. В упомянутый высокоторжественный день, после Божественной литургии и установленного молебна, посол, члены посольства, консульства, а равно и все присутствующие, в полной парадной форме, отправились на место построения православной церкви (Rue de lа Croix). Священный обряд начался проследованием водоосвящения, после которого прот. Васильев произнес приличную торжеству речь, затем по окроплении Св. водою русских и французских монет и бронзовой доски с написанием⁸⁶ на оной храмовых праздников, времени и обстоятельств созидающейся церкви, Г. чрезвычайный посол положил оные в углубление, сделанное в краеугольном камне. Все сие покрыто мраморной плитой с изображением креста. На сей плите, окропленной Св. водою, положен камень прот. Васильевым, потом гр. Киселевым и другими именитыми присутствующими православными, в числе коих находился и греческий поверенный в делах. Церемония кончилась обхождением оснований церкви с Крестом и св. водою. Теплый весенний день благоприятствовал торжеству; около трех тысяч любопытных французов стояли на улице, удерживаемые от входа полицией. Кроме того, все окна и крыши соседних домов были покрыты любопытными. По отзывам всех, торжественный обряд закладки церкви произвел благодетельное впечатление. При церемонии присутствовали некоторые здешние архитекторы, которые о плане и фасаде церкви отзывались с отличной похвалой. Писатели же, бывшие свидетелями положения первого камня православной Русской церкви, описали сие торжество, каждый судя по своим взглядам и партиям, к которым принадлежит. Имею честь приложить при сем к сведению некоторые из этих описаний и отзывов⁸⁷.

Париж, 25 февраля / 9 марта 1859 г.»

Незначительное письмо к гр. Л.П.Толстому, в коем о. Иосиф ходатайствует о переводе священника Парижской церкви Орлова в Неаполь и о назначении на его место дьякона В.Прилежаева.

«В Париж дошел слух, что, по случаю упразднения священнического места в Неаполе, есть предположение начальства перевести на оное священником диакона Парижской церкви Василя Прилежаева. Беру смелость представить на усмотрение Вашего С-ва мое желание и просьбу о переводе из Парижа священника Михаила Орлова и назначении на его место диакона Василия Прилежаева; что я уже имел честь излагать в мою бытность в России. В подтверждение сего считаю долгом представить следующие основания: 1) Свящ. Орлов есть кандидат, а диакон Прилежаев один из первых магистров. 2) Свящ. Орлов не имеет ни способностей, ни расположения к тем познаниям, которые необходимы для успешного прохождения здешнего священнослужения. Так, например, в три года он не ознакомился с французским языком, тогда как диакон Прилежаев хорошо изучил оный в полтора года. Это обстоятельство весьма важно, между прочим, потому что часть православной парижской паствы состоит из людей, с которыми необходимо изъясняться на французском языке, каковы греки и молдово-валахи.

3) Диакон Прилежаев весьма много превосходит священника Орлова в искусстве наставления юношества. По сему, тогда как сему последнему весьма редко поручают наставление детей, первый не находит довольно времени, чтобы удовлетворить всем приглашениям по сему предмету. Имея на руках шестьдесят детей для наставления в Законе Божием, я нуждаюсь в способном и опытном помощнике.

4) Диакон Прилежаев имеет несравненно основательнейшие сведения Богословско-полемическая, а равно более развитое суждение и большую мудрость обхождения сравнительно со священником Орловым. Сии качества весьма важны по особенному положению здешней паствы, беспрестанно осаждаемой лжебратией, так что православные священнослужители здесь постоянно одержимы опасением, должны быть на неусыпной страже и готовы к постоянной борьбе с совратителями в латинство. Руководясь в сих моих суждениях единственно долгом совести и рачением о благе церкви, я не отвергаю качеств сердца священника Орлова.

Париж, марта 1859 г.»

Посылая графу А. П. Толстому насколько вновь вышедших в Париже книг о Православной Церкви, о. Иосиф обратил особенное внимание графа, на книгу «Ma conversion et ma vocation» барнабита Шувалова, который, по отзыву прот. Васильева, тщеславный и беспокойный, занимался пропагандой католичества среди русских, проживавших в Париже. Усиливавшееся размножение сочинений против православия сильно заботило о. Иосифа, почему он заканчивает настоящее письмо просьбою об указании мер для борьбы с этим течением.

Курьер, который везет это письмо, доставит вместе с оным врученные ему для Вашего С-ва книги: 1) Иезуиты пустили к нам красного петуха; 2) Замечания на римские письма Муравьева; 3) La Russie est elle schismatique? 4) Православный парижский календарь, изданный книгопродавцем Франком.

Чтение «Красного петуха» производит различное действие. Приверженцы Запада и вежливых выражений соблазняются (до известной степени справедливо) грубостью языка этой брошюры; коренные русские, одобряя намерение и основу мыслей, разделяют вместе с тем жар негодования автора. Иезуиты открыто уверяют, что непоследовательность рассуждений и преувеличенность выражений делают нападение на них «Красного петуха» безвредным, а тайно сознаются, что это явление для них весьма неприятно «cette malfaisante brochure jette sur moi un ridicule»⁸⁸, сказал иезуит Гагарин книгопродавцу Франку. Была мысль у приверженцев Лойолы хлопотать о запрещении ненавистной им брошюры; но их остановило то соображение, что правительство могло бы, по случаю их жалоб, запретить вообще печатание брошюр на русском языке, и, таким образом, отнять у них самих (иезуитов) способ нападения на Православную Церковь. Жаль, что полемическая книга в защиту православия, кроме неумеренности языка, заключает неточности в мыслях о православии и смутности в суждениях политических. Книжица «Замечания на римские письма А.Н.Муравьева» есть произведение пера какого-то кн. Николая Голицына. Ему же принадлежит и брошюрка «О возможном соединении…», которую я по ошибке приписал Трубецкому. По образу мыслей можно догадываться, что брошюрка «La Russie est-elle schismatique» одолжена своим бытием тому же автору, который изобрел новую систему соединения Церквей. По его рассуждению, Православная Церковь состоит в единении с Римской Церковью, не сознавая того, а сам он автор, сознавая разделение Церквей, состоит вместе с тем в соединении с Римом.

Проходя молчанием «Православный парижский месяцеслов» – явление не дурное, хотя и плохо составленное, осмеливаюсь обратить внимание Вашего С-ва на книгу барнабита Шувалова: «Ma conversion et ma vocation». Она только что появилась, и я не успел ее внимательно прочитать. Автор, в латинском монашестве получивший имя Августина, подражает формой сочинения своему блаженному Гиппонскому покровителю. Но он далек от Августина порядком, богатством мысли и силою доказательств. Впрочем, самая восторженность беспорядочная, мольбы и советы усиленные могут бросить смущение в слабые души. Барнабит Шувалов, восторженный, беспокойный и тщеславный, доставляет мне много работ и опасений. Без предварительных объяснений, по праву прежнего отдаленного знакомства, он входит в русские семейства, и с жаром и настойчивостью склоняет в папскую веру. В настоящее время он пристает и убеждает трех наших соотечественниц. С помощью Божией постоянно являюсь на брешь и отражаю противника. Шувалов проповедует по церквам и посылает приглашение к русским; некоторые из них – о стыд! из какой-то вежливости и любопытства идут на приглашение.

Как противоядие папским брошюркам существуют на французском языке: 1) Ответственное послание патриархов папе 1848 г.; 2) Другой ответ на тоже послание, приписываемое блаженно-усопшему патриарху Константию; 3) Question de l'orient et d'Occident⁸⁹; 4) Quelques mots d’un Chrétien orthodoxe⁹⁰ (Хомякова); 5) Théologie orthodoxe⁹¹ Преосвящ. Макария и 6) имеющие появиться: «Суждение православного грека» и «Разговор между испытующим и уверенным…». Мне кажется полезным после наблюдения и отчетливого сознания результатов иезуитских нападений, написать полемическое сочинение на русском и французском языках, в котором, как говорится, нужно собрать семь пятниц в одну пятницу. Если же неутомимые козни окажутся безвредными, то покрыть их молчанием и забвением. Приняв смелость высказать мое мнение, всепокорнейше прошу Ваше С-во не оставить меня в неведении: как Вы изволите судить об усилении в Париже антиправославных сочинений и о способе действия против этого зла. «Аще бы ведал дому владыка, в кую стражу тать приидет, бдех убо бы и не бы дал подкопати храма своего» (Мф. 24:43).

По православной парижской пастве все обстоит благополучно. Пост встречен с подобающим времени покаяния благоговением. Наш маститый посол дал всем русским пример соблюдения отеческих преданий, отказавшись, по обязательству поста, от придворных приглашений и всех приемов и удовольствий на первую неделю Четыредесятницы. Это произвело весьма доброе впечатление и обратило внимание Императора Французов. «И Вы, батюшка, верно меня за это похвалите, сказал мне в неделю Православия после обедни Граф Киселев, верно держал я православный карантин». Не смею хвалить Вас, отвечал я, дабы не упразднить похвалы Божией. В первую неделю говело шестьдесят человек; во вторую только десять. Но так как Богослужение во весь пост ежедневно, то говеющие разделяются на все недели, а все-таки большинство останется к страстной неделе.

Сверх субботних вечерних собеседований, на которых бывают всегда более пятидесяти человек усердных, я произношу каждый пяток на преждеосвященных литургиях нравственные поучения. Хор певчих поет и выговаривает неукоризненно, что дало много благолепия Богослужению. Хор просит пять тысяч франков в год за пение по воскресным и великопраздничным дням. Я еще не мог окончательно объясниться с Г. послом об источнике этой суммы.

Постройка церкви идет успешно; уже подвал выведен.

Париж, 8/20 марта 1859 г.»

Сменивший республику 1848 года монархический образ правления привлек на свою сторону духовенство, которое всеми способами прославляло Наполеона III. Со своей стороны и Наполеон очень много заботился об улучшении быта духовенства и о предоставлении ему всевозможной свободы.

Ободренное этим покровительством, духовенство возмечтало о совершенной независимости от государства, но Наполеон тотчас же самыми крутыми мерами пресек эту попытку, чем вызвал неудовольствие духовенства.

Вот это-то столкновение Наполеона с духовенством и разбирает подробно о. Иосиф в настоящем письме к гр. А. Толстому.

Долгом считаю сообщить Вашему С-ву о совершающемся перевороте в отношениях между правительством и римско-католическим духовенством во Франции.

При водворении Империи во Франции Латинское духовенство жарко приняло сторону сего образа правления. Трудно сказать решительно: руководили, ли его действиями страх, направляющий всегда к стороне сильнейшего, или расчет, находящий большую выгоду в благосклонности одного постоянного правителя, нежели многих кратковременных. Как бы то ни было, только грамоты епископов, проповеди замечательнейших витий, за исключением республиканца Лякордера, колонны религиозных журналов под предводительством «L’Univers» – все восхваляло Императора и клялось в верности его престолу. В расчет на благодарность и благосклонность Императора клир не ошибся. Наполеон III расширил свободу наставления юношества, столь благоприятную католицизму, прибавил жалованья Епископам и священникам, дал место кардиналам и некоторым Епископам в Сенате, терпеливо слушал проповеди в дворцовой церкви, устроил на величественный размер придворное духовенство, многократно делал попытки к сближению с Папой, с которым вступил даже в духовное родство, и многие другие оказал попечения. Но важнее не то, что сделал Монарх Франции для духовенства, а то, что он ему позволил: собирать соборы, делать частые поездки в Рим, восстановлять монастыри и давать простор деятельности монашеским орденам. Ободренное сими успехами, латинское духовенство возмечтало о совершенной независимости и даже о владычестве, – этой постоянной мечте служителей Западной Церкви. На сем поприще зашли далее прочих Епископ Памиерскій (de Pamiers), открыто выражавший свои легитимистические мнения, и Епископ Муленский (de Moulins), распоряжавшийся в своей епархии в противность гражданским законам. Настояв пред Папой об удалении первого и обуздав декретом Государственного Совета последнего, Наполеон III показал, что есть предел, за который он не позволит переходить. Это обстоятельство было началом охлаждения отношений между Императором и клиром. Недавние действия и намерения здешнего Правителя довели это охлаждение до точки замерзания. Не дружественные отношения Наполеона III к Австрии и опасные его планы насчет временной власти Римского Первосвященника взволновали Французское духовенство, которое чтит Рим по вере и столько же привязано к Австрии –единственной опоре Рима. Известный Людовик Вельо, в свое путешествие в Рим вдохновившийся духом вражды против своего Монарха, довольно ясно высказывает свои новые чувства в «L’Univers». В разговорах же его суждения доходят до дерзости. Так, недавно встретившись со своим добрым знакомым генералом Копстом, адъютантом Императора, на вопрос – что нового? Вельо отвечал: «rien n’est nouveau que ce qui est oublié. Preuve – j’ai aujourd’hui vu le fiacre qui a emporté en 1848 Louis-Philippe, et chose plus étonnant, ce véhicule est réparé et netoyé!»⁹².

Епископы со своей стороны, не скрывают своего удаления от Императора. Один из них, прибыв из Бретани, на вопрос Императора о состоянии умов в этой провинции отвечал: «Le peuple pense comme ses guides spirituels»⁹³. Грубый прием Принца Наполеона, сделанный Епископу Мартиники, который должен был поспешно удалиться по причине непристойного ответа на свою просьбу, увеличил раздражение Епископства. Иезуиты, как всегда, составляют передовой отряд, с забвением даже свойственной им осторожности: «L'Empereur est contre Rome et contre l’Autriche, сказалъ мнѣ одинъ изъ нихъ, par conséquent contre nous. Nous ne pouvons donc pas être pour lui, et privé de notre appui il ne se soutiendra pas une année seulement»⁹⁴. Кроме упомянутых причин удаления духовенства от правительства, есть еще одна, характеризующая и положение дел, и дух Папского клира. По основательному, или ошибочному суду (этого я не берусь решить) духовенство видит ослабление Империи во мнении народа, предвидит опасность для правительства в запутанности обстоятельств. Одно уже десятилетнее существование настоящего образа правления заставляет бояться за его прочность. Так мало французы, наученные опытом, верят постоянству. Между тем здешнее духовенство связало слишком тесно свою судьбу с правительством. Желая уклониться, на всякий случай, от опасных последствий этого союза, о чем еще так недавно писал аббат Мишон, духовенство расходится с правительством. Таким образом, вот в кратких словах силлогизм здешних пастырей душ: «Император не дает нам полной воли, нападает на наше гнездо Рим и Австрию, а притом сам он, кажется, не довольно тверд на троне: забудем его благодеяния и наши обещания, отдалимся от этого опасного союзника и поищем друзей в другом лагере». Другой вопрос: есть ли важная потеря для Империи в отложении духовенства и есть ли опасность в его противоборстве? Нет сомнения, что духовенство, несмотря на ослабление веры во Франции, имеет большую силу. Пятьдесят тысяч душ единодушных, образованных, полных ревности, не связанных житейскими попечениями, облеченных духовной властью, действующих на совесть людей, преимущественно же на матерей и детей, нельзя не согласиться, что это сильнейшая македонская фаланга! Если к сему присовокупить, что сие сословие не очень разборчиво в выборе средств, что оно вмещает в себе и сынов века и сынов света, то сила их окажется еще большею, особенно ко вреду. С другой стороны, и положение правительства во Франции весьма затруднительно. Будь оно в ладу с духовенством, – часть Франции укоряет его за союз с иезуитами. Удали от себя духовенство, – другая часть, вслед за пастырями, возопиет против правительства. Необходима большая мудрость, чтобы сочетать справедливость с мягкостью, уступки – с твердостью. На днях вышел декрет в духе свободы вероисповеданий, благоприятствующий протестантам. Не есть ли это ответ правительства на настоящее направление духовенства? Католики очень недовольны этой мерой, особенно потому, что она основывается на так называемых органических статьях (Lois organiques); ошиблись те, которые думали, что эти статьи Наполеона I погребены безвозвратно. Время покажет, пойдет ли начатое противоборство далее, или умирится силой убеждения, расчетом выгод и влиянием обстоятельств.

Париж, 18/30 марта 1859 г.»

Не содержащее в себе каких-либо выдающихся сообщений, настоящее письмо служит как бы препроводительным документом к посылаемым о. Иосифом графу Толстому книгам: «Марк Митрополит Ефесский» и «Георгий Схоларий» – перевод Л.Норова и первый N «Des études de théologie».

«Авраам Сергеевич Норов⁹⁵, в бытность свою в Париже, в настоящем году перевел с греческого на русский и отпечатал некоторые не изданные сочинения Марка Митрополита Ефесского и Георгия Схолария, бывшего впоследствии Константинопольским Патриархом под именем Геннадия. Почтенный переводчик, отправляясь из Парижа, выразил свою мысль не распространять своего труда, не уведомив о том духовную власть и не испросив благословения наших именитых иерархов и просил меня принять участие в исполнении сей христианской благопослушливости. Препровождая при сем пять экземпляров упомянутого перевода, покорнейше прошу Ваше С-во принять один, собственно, для Вас, два же представить Высокопреосвященным митрополитам С.-Петербургскому и Московскому с испрошением святительского их благословения трудившемуся над переводом. Остальные два экземпляра представляются в полное распоряжение Вашего С-ва. Появление в свет сего труда весьма важно в том отношении, что не оспоримо доказывает православные верования Георгия Схолария, которого оспаривают у нас латины, как принявшего Флорентийскую унию. Этой несправедливой мысли держался Киммель при издании «Libri symbolic! ecclesiae orientalis», где Патриарху Геннадию приписано исповедание веры с латинскими нововведениями.

Имею честь препроводить Вашему С-ву первый номер «Des études de tlieologie», издаваемых иезуитами. В нем помешена статья отступника от православия Ивана Гагарина, направленная против Хомякова. Гагарин выдает себя за усердного деятеля соединения Церквей Восточной и Западной и, по-видимому, продолжает план, изложенный в его книге: «La Russie sera-t-elle Catholiquе». В самом же деле он не верен этому плану, ибо в книге о соединении он подал надежду к уступкам со стороны Римской Церкви; в последующих же статьях о Папе и о причащении он показывается упорным и закоренелым защитником нововведений Папских. Был ли первый план только сетью для уловления, или Гагарин приведен был другими к перемене своих мыслей о соединении, во всяком случае от иезуитов нельзя ожидать никакого мира и единения. Иезуит Гагарин еще не возвратился из Иерусалима, куда он руководил римско-католических богомольцев. Несмотря на все выгоды, обещаемые паломникам учрежденной на сей предмет компанией, отщепенец мог набрать только пятьдесят товарищей, из коих, по собственному его сознанию, пять человек ничему не верующих, а путешествующих по любопытству. Не знаешь, чему удивляться –напряженности ли и постоянству усилий, или бесплодности труда.

Париж, 17/29 июня 1859 г.»

Получив перечисленные в предыдущем письме книги, граф Толстой письмом от 8 июля благодарил о. Иосифа и вместе с тем высказал сожаление о замедлении выходом в свет французского перевода статьи «Суждение православного грека о способе соединения Церквей», а также предложил о. Васильеву перевести па французский язык брошюру «К русским римско-католикам». В настоящем письме № 37 прот. Васильев подробно отвечает на замечания графа Толстого, а также делает насколько интересных сообщении: о борьбе католического духовенства с правительством Франции, о проекте издания православного религиозного журнала на французском языке и о напечатанном на французском языке Евангелия в распределении зачал, принятых Православной Церковью.

«Сообразно приказанию Вашего С-ва, изложенному в письме Вашем от 8-го июля, имею честь изложить причины замедления появления в свет в французском переводе «Суждения Православного грека о книжице иезуита Гагарина». Препятствия касательно появления в свете упомянутой книги окончательно устранены и опасения рассеялись к концу великого поста. Конец четвертой и всю пятую неделю я провел в Ницце, куда был приглашен обществом русских путешественников; особенно я не мог отказать, возвращенной мной в 1857 году в православие, Елене Григорьевне Скарятиной, которая, осаждаемая явными и тайными действиями папистов, призывала меня для утверждения ее в православии и преподанный Св. Тайн. В Ницце я имел утешение исповедовать и приобщить к телу и крови Господней более семидесяти человек. Едва успел возвратиться в Париж, как настала Страстная седмица; время многотрудное и по долготе богослужения и по многочисленности говеющих. На этой неделе говело до трехсот пятидесяти человек, из коих выпало на мою долю исповедать двести восемьдесят человек. В Великую Среду и Пяток я должен был оставаться в церкви в продолжение десяти часов до совершенного изнеможения сил моих. Бог подкрепил меня до пятка Светлой недели, а в этот день я слег в постель от головной боли, прервавшей все мои занятия на пятнадцать дней. В начале мая занялся я печатанием перевода, которое пошло успешно. Когда была уже проверена корректура четвертого листа, Г. Лафит, о котором я уже имел честь писать Вашему С-ву, в разговорах с известным Пиципиосом, автором книги: «L'Eglise orientale», упомянул с колкостью, что скоро выйдет брошюра, в которой он, Пиципиос, описан верными, но не совсем светлыми красками. Хитрый грек дошел до источника дела и явился ко мне в типографию с угрозой подать жалобу на бесчестье. В самом деле, выражения автора о Пиципиосе слишком резки и могли привести переводчика к важным неприятностям. Нужно было убедить щекотливого со стороны чести писателя отражать литературное нападение пером, а не судом, успокоить типографщика, каковые переговоры, при других занятиях, замедлили дело двадцатью днями. Наконец, печатание обуреваемого перевода пошло беспрепятственно вперед и в день получения письма Вашего, 28 прошлого июля, тиснение было окончено⁹⁶. Вместе с этим письмом препровождаю к Вашему С-ву пакет с десятью экземплярами, прося наставления Вашего, сколько экземпляров из тысячи напечатанных, отправить в С.-Петербург. Посольство не берет тяжелых посылок, поэтому я отправляю оные обыкновенным путем всех посылок. Замедление появления в свет упомянутой книги нисколько не повредит ее благому действию, как потому, что содержание оной важно и способно выдержать все случайные перемены обстоятельств, так и потому, что спорь писателей римских с православными получает теперь особую важность от современного политического положения главы Западной Церкви.

Сие последнее обстоятельство вызвало печатный суд одного из сынов Православной Церкви, разумею книжицу Сергия Петровича Сушкова⁹⁷ под заглавием: «Le pouvoir temporel des papes devant l'Evangile et les hommes»⁹⁸. Составленный довольно наскоро в Париже, этот труд напечатан в Брюсселе. Уже тысячу экземпляров оного разошлось и читаются с сочувствием в Германии, Швейцарии и особенно в Италии. Во Франции эта книга не допущена; здешнее Министерство Внутренних Дел обещало дозволить свободный ввоз оной через три месяца. Так французское правительство находится в состоянии двоедумном. При всем желании произвести основные преобразования мирской власти Папы, оно не желает возбудить ненависть католиков, которых влияние на дела оказались сильнее, чем можно было воображать.

Настоящие события служат пробным камнем Римской церкви, яко да откроются от многих сердец помышления их. Думали, что папский католицизм слаб, замер во Франции, открывается, что он силен остановить такую сильную руку, какова рука Наполеона III. Думали, что папский католицизм изменился, сравнительно со средними веками, что мирская власть Папы найдет в нем немного приверженцев, открывается, что он остался неизменен ни в духе, ни в условиях своего бытия; временная власть Папы почитается всеми, и не без причины, необходимым условием существования католицизма. Во Франции собственно верования римско-католические весьма поколебленные, но привычки римско-католические остались. Этими то привычками сильно духовенство, этим-то привычкам уступает правительство, сознающее, что для жизни и силы Государства нужна вера, хотя бы она была искаженная. Близкое будущее покажет, какая перемена совершится в папстве. Нельзя ожидать, чтобы обновилась, яко орля юность его; но можно опасаться, что оно получит ограждение и утверждение благодаря вольному или невольному содействию римско-католических держав.

Сочинитель, прилагаемой при сем книжицы о временной власти Папы, собирает теперь материалы для составления полного и обстоятельного сочинения против его духовной власти. Есть надежда, что труд будет основателен и полезен и издастся на французском языке. Это будет уже шаг наступательный, свойственный Церкви Православной; ибо истина должна распространяться и рассеивать ложь, как свет разгоняет тьму. Кто обороняется, тот всегда слабее. Римские-католики поняли это, и вместо оборонительного положения, в котором они были до Флорентинского Собора, приняли наступательное.

Есть здесь мысль об издании на Западе Православного религиозного журнала, по две тетрадки в месяц, в духе силы и кротости; мысль эта уясняется, и если, при помощи Божией, приведется в исполнение, то голос истины непрерывно будет оглашать Запад.

Все это есть дело предварительное, начинательное, которое если запад имеет уши слышати, должно вести за собой другой ряд дел и средств, могущих назваться совершательными. В самом деле, в случае обращения в православие сынов Западной Церкви, они не нашли бы в Церкви Православной приюта и поддержания их веры и деятельности, за недостатком удобопонятного Богослужения и устроенного руководства. Естественно и благотворно, что сыны Церкви Православной, сохраняя единство веры, вместе с тем, находят в своем богослужении отличие национальностей. Но желательно было бы иметь, так сказать, запасной внешний способ единства для пришельцев в Православную Церковь. Этим способом, может быть, столь всеобщий в Европе французский язык, служа первоначально к распространению истин Православия, а потом к Богослужению. С этой мыслью я содействовал к изданию на французском языке Евангелия с завалами, определенными Православной Церковью и с месяцесловом. Издание сделано на счет одной благотворительной соотечественницы, с которой вместе мы переписали, перечитали и по силам исправили французский перевод, следуя главным образом переводу иезуита Бугура (Dominique Bouhours), одобренному двадцатью тремя французскими Епископами, но иногда исправляя оный заимствованием из других переводов, как то: Саси, Женуда, Мартена и Остервальда. Пусть Запад видит в этом Евангелии мудрость Церкви Православной в распределении зачал по Воскресным дням, праздникам и частным случаям. Не осмеливаюсь делать при сем моего суждения о том, было ли бы полезно появление этого издания в России, и вполне доверяюсь суду и распоряжению по сему Вашего С-ва. При сем прилагаю на усмотрение Ваше два экземпляра упомянутой книги.

Вместе с сим посылаю, по приказанию Вашему, пятнадцать экземпляров книжицы: «К русским римско-католикам», которая в непродолжительном времени будет издана на французском языке.

Париж, 4/16 августа 1859 г.»

Постоянное стремление Рима к обвинению Православной Церкви в схизме нашло выразителя своих мнений, в лица некоего «le Sergy (С.С.Сергеев), который издал брошюру «Quelques mots sur le schisme oriental». Препровождая сию брошюру, не имевшую особенного успеха, о. Иосиф с радостью сообщал графу Толстому, что для борьбы с несправедливыми нападками папистов и для правильного изъяснения Православия, в Париже будут издаваться дна журнала: «La gazette du Nord» и «L'Union Chrétienne». Особенное значение придавал о. Иосиф журналу «L’Union Chrétienne» и его редактору аббату Гетте. Журнал этот быль центром и органом истинных христиан, которые, болея душой о несогласиях в христианском мире, желали действовать в пользу религиозного единства. Что касается редактора «L’Union Chrétienne» аббата Гетте, то характеризуя его как ученого и прекрасного человека, о. Иосиф вместе с тем писал, что давно заметил стремление аббата Гетте к Православной Церкви, за что он подвергся гонению со стороны Рима. Передавая в общих чертах), программу вновь возникшего журнала «L’Union Chrétienne», прот. Васильев писал гр. Толстому:

«Смиренно прошу извинения Вашего С-ва, что, по недосмотру исполнителей, не были препровождены к Вам книжицы Г. Сушкова: «Du Pouvoir temporel des papes»⁹⁹, о которых я упомянул в письме моем к Вам от 5/17 текущего августа. Это упущение восполняется настоящей посылкой двух экземпляров означенного духовно-литературного труда, который удостоился безусловного одобрения в «Chronique Religieuse de l’Observateur Catholique»¹⁰⁰. Cet ouvrage, пишетъ, между прочимъ, безпристрастный судья, est l'oeuvre d’un homme de foi, d’un veritable ami de l’église. Nous ne pouvons que le féliciter de son orthodoxie! (Observ. Cathol. № 95. page 304J)¹⁰¹.

Вместе с сим сочинением православного человека посылаю Вам творение раболепнейшего Паписта под заглавием: «Quelques mots sur le schisme oriental»¹⁰². Имя автора не «de Sergy», как напечатано на обертке, а Сергей Серг. Сергеев; это побочный сын Безобразова, отставной гвардейский офицер, пораженный слепотой вещественной и, судя по плодам, с покрывалом на очах духовных. Сергеев, крещенный в латинской вере, находится под руководством здешних иезуитов, которые и внушили ему мысль и содержание «dе quelques mots». Сочинение направлено против труда г. Хомякова, отмеченного подобным же заглавием. В отвлеченностях и высокопарности русского писателя есть, по крайней мере, фундамент, доказательства, острота, порядок; а у его менее даровитого соперника отвлеченность состоит в пустоте, громогласие слов покрывает избитые неосновательные мысли, самая острота шита белыми нитками. Без сомнения не по смирению, а скорее по безотчетному чувству своей пустоты, Сергеев напечатал свое произведение в малом (250) количестве экземпляров, которые не распространились далее его друзей. Это явление осталось совершенно незаметным.

Действие на читателей книгами можно сравнить с внезапным излитием на известное место большого количества воды, которая, наводнив и покрыв место, разливается и не проникает в глубину. Действие же периодическим сочинением, журналом, подобно малой струе, или капле, постоянно падающей. Известная сила этого постоянства. Россия владеет теперь во Франции не одной струей, не одной падающей каплей, а двумя, ибо в следующем месяце явятся здесь в свете два журнала, которые будут служить органами правды Русской и Православной. Первый из них «La Gazette du Nord» – есть еженедельный журнал литературный, философический, правописательный; в нем будут печататься и статьи религиозного содержания. Я принял предложение написать для первого номера статью о Православной вере, не в подробно догматическом отношении, а более в общих чертах относительно к основе, духу, влиянию. Для одного из следующих номеров товарищ мой о. Прилежаев составляет статью о Богослужении Православной Церкви. Издание этого журнала позволено и русским, и французским правительствами, заведует оным Гавриил Ивановича Рюмин. Политические современные суждения и новости не будут иметь там места. Гораздо важнее возникновение религиозного журнала под названием: «Union Chrétienne!». Но прежде всего необходимо познакомить Вас с редактором этого периодического издания; это аббат Гетте (Guettée) автор «Histoire de l’église de France» в 12-ти томах, издатель записок о Боссюете, неявный, но действительный редактора, журнала «Observateur Catholique». Так, ученость аббата Гетте доказана; жизнь его сверх того неукоризненна. И однако ж он теперь служит предметом хулы и гонения для своихъ единоверцев. Он терпит это за твердость и чистоту своих верований и убеждений. В своей Церковной Истории Франции он уже коснулся злоупотреблений папской власти и излагал происшествия, как находил оные, за что был заклеймен (в глазах ультрамонтанов это клеймо) именем Галликана, а сочинение его было внесено в запретительный Index. Ученый и добросовестный автор хотел исправить дело объяснением с членами Римской цензурной конгрегации, но узнав, что они требуют от него скрыть некоторые факты, исказить другие, решительно отказался действовать сознательно против истины. Inde іrае! Аббат Гетте сделался подозрительным пред Римским двором. Настало время учреждения нового догмата de l’immaculée conception¹⁰³; автор Истории Французской Церкви сначала словесно, а потом письменно восстал против его нововведения. Отселе начинается его участие в редакции журнала «Observateur catholique». Так как этот журнал слывет Янсенистским (Janséniste) и публикуется малым остатком последователей славного Port Royal, то это навлекло на аббата Гетте новое подозрение в янсенизме. Аббат Гетте Галинам, аббат Гетте анти-иммакулятист, аббат Гетте янсенист! Одного из этих призраков достаточно, чтобы иезуиты устрашились и поклялись беспощадно преследовать еретика. Их ненависть и тайные действия поставили Г. Гетте в безвыходное положение; он исключен из епархии Блуасской, к которой принадлежал и из которой вышел, с позволения Епископа, для успешнейшего продолжения исторических разысканий в Париже; теперь Епископ его не принимает. Парижский же Архиепископ отвергает аббата, как не принадлежащего к его епархии, так что этому церковному exilé негде служить обедни. Он подавал апелляцию к Папе и министру вероисповеданий; от первого не было ответа, а второй словесно сказал, что не хочет вмешиваться в это деликатное дело. При всем том аббат Гетте не состоит под формальным запрещением и осуждением. Ему осталось одно: продолжать свою ученую работу.

Давно при чтении «Observateur Catholique», я заметил, что аббат Гетте близок к Церкви Православной: его мысли о Церкви, суждения о Папе, о исхождении Св. Духа таковы, что Православный не усомнился бы подписать под оными свое имя. Я не спешил сближаться с ним, предоставляя ему самобытную работу и зрелость. Дней за пятнадцать перед сим, я имел с ним первое свидание, в котором он объявил, что давно искал случая познакомиться со мной. Удивительное дело! Аббат Гетте так православен, что между мной и им не нашлось никакого разноглася. В опасении сделаться бесполезным православию, он не желает спешить актом формального присоединения к Православной Церкви¹⁰⁴, а посвящает себя на распространение православного учения сочинениями и подготовить утверждение Православной Церкви во Франции, собственно, из французских стихий. В продолжительных двух собеседованиях, при которых был Сергей Петрович Сушков¹⁰⁵, мы решили издавать во Франции религиозный журнал, которого редактором будет аббат Гетте; писателей Бог пошлет с четырех концов вселенной; фонды общается доставить Сушков; для годичного издания потребуется около шести тысяч франков. Само собой разумеется, что мое участие в этом не гласно. Так как журнал не политический, то подписание имени под статьями не обязательно. Название журнала: «Union Chrétienne»; дух и направление его – мир и любовь; основание – Православие, которое будет выражаться делом, без всяких объявлении. В сем периодическом еженедельном в лист издании будут помещаться: статьи догматические, разбор сочинений, спокойная полемика, перевод правил Апостольских и Соборных, а равно извлечения, утверждающие православие, из Св. Отцов, замечательные новости в религиозном мире. Эта рамка, по усмотрению, может быть расширена. Прилагаю при сем изображение внешности сего журнала, имеющего издаваться с 1 ноября текущего года. Препятствия все устранены, опасения предупреждены, польза несомненна, следовательно, обязанность содействовать священна. Се ныне время благоприятное! Сам Бог бдит над истиной; грех, было бы не следовать Его указаниям.

Всепокорнейшее прошу Ваше С-во обратить внимание на сущность изложенного мною дела, и оказать содействие благому начинанию. Желательно было бы иметь современные верные сведения о Православной Церкви, которые можно иметь только через Ваше посредство. Что же касается до сотрудников, я уверен, что все мои заграничные товарищи примут сердечное участие, и находящиеся в России религиозные писатели не откажут потрудиться в пользу Православия. Сведения сии, без сомнения, не полны. В следующем письме постараюсь восполнить недостающее. Со следующим же курьером надеюсь препроводить Вам отпечатанный французский перевод книжицы Гр. Н.Толстого «К русским римским католикам».

Париж, 26 августа/5 сентября 1859 г."

Настоящее письмо начинается с ответа на поручение, данное о. Иосифу обер-прокурором Св. Синода, рассмотреть вопрос о готовившихся преобразованиях в Константинопольской Церкви, а именно: об отдалении светской власти от духовной, о предоставлении мирянам участия в управлении церковными имуществами и об образовании Синода из членов очередных, а не непременных.

Религиозное состояние Франции в конце 50-х и начале 60-х годов становилось все хуже и хуже. Борьба за осуществление призрака, – удержать в своих руках посредством духовного влияния и гражданскую власть, – восстановила Наполеона III против духовенства. Трудно было духовенству расстаться с этим призраком, ибо с древних времен весь католический мир был в его руках. Вот эту-то борьбу и различные проектировавшиеся меры к урегулированию отношений между папской властью и государственной подробно описывает о. Васильев. Несколько строк о ходе, значении и влиянии журнала «L’Union Chrétienne» дополняют это письмо на имя князя С.Н.Урусова.

«Ваше Сиятельство М. Г. Князь Сергий Николаевич!¹⁰⁶

Смиренно прошу извинения, что послал Вам без объяснительного ответа книжицу о римско-католических школах на Востоке и первые три номера журнала «L’Union Chrétienne». Отъезд курьера был так для меня внезапен, что я мог только вручить ему пакет и не имел времени написать письмо.

Предположение Вашего С-ва о существовании других тетрадок о Восточных школах совершенно справедливо. Имею честь приложить при сем все, доселе вышедшие номера, за исключением номеров, совершенно распроданных. Цена всем книжицам самая незначительная – 5 франков; и то принятая не как вознаграждение за оные, а как пожертвование в пользу учреждения школ на Востоке.

По письму Вашего С-ва от 5/17 прошлого октября я имел неоднократные разговоры с графом Павлом Дмитриевичем¹⁰⁷ о совершающемся перевороте в Константинопольской Церкви. Г. посол наш, устраняя каноническую сторону вопроса, и обращая внимание на одну политическую, вполне разделяет ту мысль, что необходимо сохранять и поддерживать древнее устройство Константинопольской Церкви как выгоднейшее для России. В многолетнее пребывание в Патриархате Константинопольском он собственным наблюдением убедился, что организация Православной Церкви в Турецкой столице, при всех недостатках деятелей, есть единственно верный оплот православных против турок и Запада и неразрывная цепь, связующая их с Россией. Расстройство древнего порядка и преобладание мирян в деле церковного управления повело бы к уничтожению упомянутых выгод. Не принимая на себя дать начинательное движение в решении сего вопроса, начальник нашего посольства высказал намерение, при всяком имеющем представиться случае, защищать древнее устройство Константинопольской Церкви. Считаю себя счастливым, что мог успешно исполнить поручение Ваше и желание графа Александра Петровича¹⁰⁸.

Судя по молчанию Вашего С-ва и графа А-ра П-ча видно, что «L’Union Chrétiennе» встречен Вами с недоверием. Это участь всех новых попыток, особенно в делах некоторой важности и сопряженных со многосторонними трудностями. Вместо

рассуждения прилагаю при сем на рассмотрение Ваше продолжение помянутого духовного периодического издания. Римская Церковь смотрит на «L’Union Chrétienne» со злобным опасением. Казалось бы, при решении настоящих жизненных вопросов этой Церкви, появление помянутого еженедельного листка должно пройти незаметным, но дальновидный «L’Univers», боясь оглаской дать силу рождающемуся недругу, пустил в него снаряд рикошетом, через своего питомца и товарища «Le Croisе». Этот ультрамонтанский орган направил свои желчные нападения преимущественно на почтенного аббата Гетте, ужасаясь, как римский священник принимает участие в этой шутке дьявола (farce de diable). При таком взгляде руководителей, нельзя ожидать подписки на журнал со стороны их клевретов. Однако же некоторые из духовных латинян подписались на «L’Union Chrétiennе». Иезуит Гагарин стоит в числе подписчиков. Мнение их о журнале следующее: «La tendence de ce journal est mauvaise, antiromaine, mais il faut avouer, la rédaction en est très habilе»¹⁰⁹. Протестантские журналы: «La Revue Chrétienne и Les archives du Christianism» отозвались о появившемся мирном журнале с глубоким сочувствием, хотя и не нашли в оном согласия с учением Кальвиновой реформы. Но что для нас важнее – это сочувствие англиканской Церкви. Из некоторых отрывков переписки Вы можете усмотреть взгляд Пьюзеистов на «L’Union Chrétienne». Возвращение почтеннейшего Евгения Ивановича¹¹⁰ в Лондон, можно надеяться, еще более поможет делу.

Германия не отстала в выгодном отзыве через доктора Михаелиса. Предвижу вопрос Вашего С-ва о финансовом состоянии предприятия аббата Гетте. Для периодического религиозного издания, в основание которого положена только сумма двух тысяч франков (одна Сушкова, другая моя), которого появление не предварено объявлениями в журналах, которого редакторы, исключая Г. Гетте, неизвестны, который не принадлежит к существующим сильным партиям – при всех этих неблагоприятных обстоятельствах, положение не отчаянное – есть уже большое ручательство за успех в будущем. В два месяца уже набралось сто сорок подписчиков, а для годичного существования дела необходимо триста подписчиков. К аббату Гетте присоединились в единомыслии аббат Клер (Clerс), законоучитель лицея Людовика Великого. Это он подписался в небольшой статье тремя звездочками с прибавлением – du cierge de Pape. Положение Римской Церкви, в лице главы ее, весьма затруднительно. Доселе предложены три плана для решения сего вопроса: план Наполеона III (Le Pape et le Congrès), аббата Мишона (Solution de la question Romaine) и Ультрамонтанской партии, которой представителем и органом можно считать «L'Univers», и мысли которой высказаны в ответе Епископа Орлеанского на Императорскую брошюру. Борьба совершается, собственно, между предложением Наполеона III и Ультрамонтанизмом, ибо план Мишона о назначении Вице-короля для управления мирской папской областью под высшим руководством Папы сливается с предложением «Le Pape et le Congrès». Если Наполеон III силен своей властью и сочувствием так называемых прогрессистов, то Ультрамонтанская партия едва ли не сильнее его энергией своихъ членов, сочувствием от двух партий –легитимистической и Орлеанской, и привычками, если не верованиями массы народа. Француз, несмотря на свою подвижность, есть консерватор, и несмотря на свое легковерие и даже неверие, непреодолимо наклонен к вере и внешней форме, есть до костей римский католик. По сему на каждом шагу встречаем членов этой нации, которые не верят Христу Спасителю, и вместе с тем стоят горой за Папу. Так дети, наслушавшись суеверных рассказов о ведьмах и мертвецах, пришедши в зрелый возраст, перестают верить рассказам нянек, но не освобождаются от суеверного, безотчетного страха. Наполеон III думал, что Ультрамонтанизм есть рушащаяся от ветхости стена, которую стоит толкнуть, и она упадет: но он забыл о римском цементе, который, чем древнее и суше, тем крепче. Если в вольтерианской Франции так крепок этот цемент, что же сказать об Австрии, Испании, Неаполе? Встретив такое сопротивление внутри и опасаясь большего извне, Августейший сочинитель заметно пятится назад. Вчера один полуофициальный журнал, отвечая на грубейшую выходку официального римского журнала против сочинителя «Le Pape et le Congrès»¹¹¹ , напечатал, что упомянутая брошюра «n’est pas une résolution, mais une opinion»¹¹².

О возвращении des Romagnes под власть Папы и помышлять нельзя, но, с другой стороны, нельзя ожидать отнятия всей мирской власти, с сохранением только титулярного управления Римом. И слава Богу! Проект Наполеона III не есть ни чисто древний, ни чисто преобразовательный: в отношении религиозном он есть средневековый, допускающий церковный абсолютизм Папы: в отношении же политическом он есть прикрыто революционный: он смешан, или лучше сказать – спутан.

Беспристрастно и раздельно могут рассуждать о сем только державы не римско-католические, свободные от предрассудков. Они могут и должны сказать на конгрессе, если его не отложат ad Graecas Calendes: «если смотреть на Папу, как на Римского Короля, то его права политические должно оставить неприкосновенными, ибо они стоят в неразрывной связи с правами всех монархов. Если же смотреть на него, как на Христианского Епископа, то он не должен иметь мирской власти».

Проект «Le Pape et le Congrès» останавливается на половине пути, оставляет скрытую причину будущих беспорядков и будущих вмешательств. Единственно верное и окончательное решение дела есть оставить Папу Епископом и независимым жителем вольного города Рима: episcopus et civis Romanus. С точки зрения Православного священника я нахожу устройство Папы, предлагаемое Наполеоном III, опасным для Православной Церкви. Папа с некоторой политической властью, с удалением запутанностей правительственных, Папа с независимостью, с огромными средствами, с духовным абсолютизмом – да это страшный враг Православия! Ультрамонтаны по слепоте своей, не замечают этого. Так почему же не исполнить их желания, не оставить Папы одного, лицом к лицу со своими поддаными... Извините Ваше С-во, что я позволил себе такие долгие рассуждения.

В кругу моего служения все обстоит благополучно. Русских богомольцев до 800 человек; а если присоединить к ним православных других наций, то число здешних прихожан превысит 1000 человек. Для исполнения всех дел потребны и сугубое время, и сугубые силы. Служим аккуратно три раза в неделю; столько же раз, кроме частных уроков, я собираю в придел церковный для наставления в Законе Божием: в среду – начинающих учение детей, в субботу – более взрослых, а в пятницу после обедни – православных зрелого возраста, которым я объясняю основы Православия сравнительно с другими вероисповеданиями. Сие последнее я счел необходимым по исключительному положению моей паствы.

Построение церкви на зиму остановлено. Священное здание возведено до купола; к будущему июню месяцу вся черновая работа будет кончена. Теперь составляю годичный отчет в издержках по сему предмету. К сожалению, архитектор ввёл меня в значительную (80000 фр.) передержку сравнительно со сметою: отсюда много предстоит трудов по сбору. Но без трудов не совершается ни одно дело.

Принося Вам, С-ший князь, усерднейшее поздравление с новым годом и прося Вас передать таковое же достоуважаемому гр. Александру Петровичу¹¹³, с истинным почтением и пр.

Париж, 25 декабря 1859 г. /6 января 1860 г.»

«Протоиерей церкви нашей в Висбадене о. Янышев в бытность свою в Париже, назад тому двадцать дней принял предложение Государыни В. К. Марии Николаевны о поступлении законоучителем к детям Ея Высочества. Состоящий при нашей церкви в Париже диакон Николай Белоросов уже утруждал Ваше С-во просьбой о назначении его священником в Висбадене, или на другое заграничное место, имеющее быть вакантным. Почтенный сослужитель мой просит меня присоединить мою просьбу к его, каковую я имею честь изложить Вашему С-ву в настоящем письме.

Не принимаю смелости приписывать какое-либо значение моему ходатайству, кроме свидетельства, в качестве настоятеля здешней церкви, о способностях, благонравии и усердной службе диакона Белоросова.

Без сомнения Вам вручен пакет с книгами, который я адресовал с предшествующим курьером. В числе других книг там заключался номер «Sur les Ecoles d’orient», которым Вы обыкновенно интересуетесь. Настоящий курьер отправлен для меня неожиданно, так что я не успел окончить, заданной мне

графом Александром Петровичем¹¹⁴ работы касательно участия здешнего духовенства в народном просвещении. Этот вопрос начинает опять занимать мыслителей и писателей. Противники веры и Церкви, основываясь на плодах, опасаются излишнего влияния духовенства в делах политических посредством воспитания. Но эти вопли не переменят настоящего положения дела, т. е. свободы наставления, которой духовенство широко воспользовалось. В скором времени доставлю мои сведения и мысли по сему предмету.

Каменная кладка нашей церкви приходит к окончанию; дней чрез пятнадцать поставим золотые главы и кресты.

Гагарин, иезуит, продолжает войну против Православия. «L’Union Chrétienne» поражает противника и не оставит ни одного нападкам русского отщепенца без удовлетворительного ответа. Имею честь приложить при сем на усмотрение Вашего С-ва и брошюрку Гагарина и нумера религиозного листка с ответами иезуиту.

Предоставляя себе честь беседы с Вами в более свободное время и прося извинения в спешности этого письма, имею честь быть и пр.

Париж».

В июне 1860 года Преосвященный Костромской Платон¹¹⁵, сообщая обер-прокурору некоторые сведения из епархиальной жизни, между прочим, писал:

«Уже приготовил было я к отсылке это письмо, как получил из Франции предложение, которого копию при сем прилагаю. Что оно значит? Я не понимаю. На адрес: А Monseigneur à Monseigneur L’Archevêque de Kostroma. Нет ли разве в Риме номинальных архиереев и для России, как есть для Востока? Или не хотят ли через это втянуть нас в переписку с папскими агентами? Ужели они не могут знать, что мы не служим латинских месс и за упокой их усопших не станем поминать. Конечно, я оставлю без ответа это странное предложение, но почитаю долгом сообщить Вашему С-ву о нем. Может быть и к другим Преосвященным русским последовало подобное же предложение,

Платон Епископ Костромской, 20 июня 1860 г.».

Далее приводится письмо аббата Мина с последующим переводом.

"Monseigneur!

La respectueuse affection que je professe pour les Evêques me fait soumettre la proposition suivante à Votre Grandeur.

Une bonne institution pour un diocèse est, ce nu semble,, celle des bibliothèques épiscopales, canoniales, séminariales ou cantonales. Les Evêques ont en général cette conviction et déjà quelques uns l'ont réalisée pratiquement.

Si votre Grandeur croit le moment d'un, ou de plusieurs établissements de ce genre, venu pour son diocèse, je puis la mettre à même de fonder sans bourse délier, ainsi que je viens do le faire pour un diocèse, voisin de Paris. Voici comment: Le votre, Monseigneur, comme celui dont je parle, manque probablement d'intentions de inesse en plusieurs localités. Eh bien’ La confiance qui s’attache non pas à ma personne, qui n’est rien, mais à mon oeuvre généralement regardée comme quelque- chose en Uranie et hors de France, me permet vous fournir en l’espace de moins d'un mois toutes les intentions nécessaires pour les fondations, objet de cette lettre. J’en donnerai pour la totalité des souscriptions: j'emballerai les volumes à mes frais et les transmettrai franco jusqu'aux frontières de France; le port au delà et les douanes, s'il en est. incomberont seules aux destinataires, et pour qu'il leur en coûte moins, vous voudrez bien m'endiqtier la voie la moins chère et. la plus sure. Dé plus, selon mon habitude et mon devoire je ne prélèverai pas un centime sur l’intégralité des honoraires. Enfin, pour éviter toute confusion et tout incovénient, les messes seront données ipso facto et ad intentionem dantium; et ceux qui les obtiendront devront (4i acquitter tant une semaine dans l'autre, se revêtir chaque fois de l’ornement du jour et diriger leur esprit vers les intentions les plus pressées devant Bien. Voici maintenant comment a opéré l’Evêque dont mention plus haut et auquel, par paranthèse, j’ai pu procurer 14,000 intentions, presque subito.

Quelques uns de ses prêtres en avaient suffisamment: la masse des autres en manquait plus au moins: les premiers ont fait un don en argent, selon leurs moyens et leur volonté: les autres se sont offerts à acquitter des messes. Il en est qui en ont pris jusqu’il 200; mais les moins généreux en ont pris de 40 à 50. Ainsi on q. q. semaines, les bibliothèques cantonales de tout ce diocèse ont été établies et ont reçu pour fondement les cours complets d’Ecriture S-t et de Théologie: puis suivront les autres cours sur chaque branche de la science ecclésiastique.

J'oubliais de dire, que chaque canton a choisi en sus un assez, grand nombre des dictionnaires et des oeuvres secondaires, (qui figurent à la 1-ère et 2-de colonne de la page et de la présente tête de lettre).

Une chose grave à faire remarquer c’est que l’Evêque sus- pentionné sous contredit l'un des plus illustres del’rançe, avant d’acceuiller ma proposition a assemblé son conseil avec son grand séminaire et a de plus consulté la maison Merè de S-t Sulpice. D'un avis unanime, chacun a regardé l’occasion comme providentielle.

An moment ou je traçais ces lignes, cinq Evêques me demandent: l’un 1178 intentions pour doter son petit séminaire des trois séries de mon Encyclopédie Théologique et je les lui ai accordées. Au second j’en donne 2594 pr. acquérir au profit de l'un de ses établissements mes cours complets de Patrologie, d’Ecriture Sainte et d'histoire écclesiastique ainsi que divers autres ouvrages. Au troisième je fourni 208(1 intentions pour le même but. Enfin j'en donne 381 au quatrième et 331 au cinquième, qui veulent favoriser q. q. un des leurs prêtres pauvres, mais studieux.

Au reste je viens de compter les Evêques français et étrangers qui m'ont envoyé des intentions, ou à qui j’en ai données, ou qui approuvent cette transmission de celui (pii a trop à ce lui qui n’a pas assez. Leur nombre s'élève à près de 100; et je n'ai pas écrit encore a plus de 160 jusqu'à ce jour. J'ajoute que Rome est la ville du monde ou j'ai envoyé le plus d'intentions.

Si au lieu oe fonder des bibliothèques épiscopales, cathédrales, séminariales au cantonales, les membres de votre clergé préféraient acquitter des intentions pour leurs bibliothèques, particulières, vous pouvez leur annoncer, même par un circulaire, si vous le jugez à propos, comme ont fait bon nombre d’Evêques français, qui je prêt à en donner àchacun autant qu'il pourra en acquitter en l’espace d’un an. La raison de cette latitude est que les intentions dont je dispose sont surtout des annuels, dont l’urgence est ainsi subordonnée à la durée.

Un autre point important, c’est que je ne puis accorder des intentions que pour les volumes purement brochés et de mes seules publications, et nullement pour la reliure de ces mêmes volumes, ni pour les tableaux, rosaires chemins de croix etc. Tout ceci, si ont le veut, devra être acquis contre espèces.

Telles sont les offres que je suis heureux de proposer à Votre Grandeur, en attendant que je puisse faire d’avantage pour notre chère foi, ce qui est bien arrêté dans mon coeur; et l’univers catholique ne tardera pas de longues années à le connaître.

Quelque soit votre décision, Monseigneur, daignez agréer l’assurance sincère de nies sentiments respectueux et. dévoués.

А. Міgпе".

«Ваше Преосвященство!

Почтительная привязанность, которую я оказываю епископам, побуждает меня сделать следующее предложение Вашему Преосвященству:

Благое учреждение для епархии, как мне кажется, это библиотеки архиерейские, причтовые, духовно-учебных заведений и приходские. Епископы вообще убеждены в этом, и некоторые из них уже осуществили это на деле.

Если Ваше Преосвященство полагаете, что наступило время для основания одного или нескольких учреждений такого рода для своей епархии, то я могу способствовать устроению этого без затраты средств так же, как я сделал это для одной епархии, соседней с Парижем. Вот каким образом: в Вашей епархии, Ваше Преосвященство, как и в той, о которой я говорю, во многих местах, вероятно, ощущается недостаток в заказных обеднях. Хорошо! Доверие, которое присваивается не моей ничего не значащей личности, но моему труду, вообще рассматриваемому как имеющий некоторое значение во Франции и вне Франции, позволяет мне доставить Вам в продолжение менее месяца в заказные службы, необходимые для оснований этого письма. Я буду давать для полноты подписок; я буду упаковывать тома на свой счет и пересылать franco до границ Франции; перевозка оттуда и таможенные расходы, если таковые будут, одни только будут лежать на получателях, и чтобы это им стоило как можно меньше, Вы будете добры указать мне путь наименее дорогой и наиболее верный. Тем более, что согласно моей привычке и моей обязанности, я не начту ни одного сантима на полную стоимость вознаграждения. Наконец, во избежание всяких замешательств и всех неудобств, мессы будут совершены ipso facto и для служения за заказывающих; и те, которые их получат, должны будут расплатиться за это в неделю-другую, облачаясь каждый раз в соответствующие дню облачения, и направлять свое рвение к скорейшему выполнению заказных служб перед Богом. Вот теперь каким образом устроил тот епископ, о котором упомянуто выше, и которому я, между прочим, мог доставить 14000 заказных служб почти вдруг.

Некоторые из его священников имели их достаточно, множество же других терпло больший или меньший в них недостаток; первые сделали пожертвование деньгами, сообразно их средствам и желанию; другие предложили расплатиться мессами. Есть такие, которые взяли их до 200, но менее щедрые взяли от 40 до 50. Таким образом в насколько недель окружные библиотеки всей этой епархии были устроены и получили для основания полные издания Св. Писания и Богословия, далее последуют другие курсы по каждой отрасли церковной науки.

Я забыл сказать, что каждый округ выбрал сверх того достаточно большое число словарей и второстепенных сочинений, которые фигурируют в 1-й и 2-й колонне страницы и настоящего заголовка письма.

Важно заметить, что вышеупомянутый епископ, бесспорно, один из наиболее известных во Франции, прежде чем принять мое предложение, собрал свой совет вместе со своим большим училищем и спрашивал сверх того мнение у учреждения матери Св. Сульпиция. По единодушному признанию, каждый рассматривал случай как ниспосланный Провидением.

В тот момент, как я писал эти строки, 5 епископов спрашивают у меня: один 1178 заказных служб, чтобы одарить свою маленькую семинарию тремя сериями моей Богословской Энциклопедии, и я их ему согласился отдать. Второму я отдал 2594, чтобы приобрести в пользу одного из его учреждений мои полные курсы Патрологии Св. Писания и Истории Церкви, также так разные другие творения. Третьему я доставил 2086 заказных служб с той же целью. Наконец, я дал 381 четвертому и 331 пятому, которые пожелали поспособствовать некоторым из их бедных, но любознательных священников.

Впрочем, я только что пересчитал французских и иностранных епископов, которые присылали ко мне заказные службы, или которым я их передавал, или которые одобряют эту передачу от того, кто имеет их слишком много, тому, кто не имеет их достаточно. Их число возвышается до 100 и до сего дня я не писал еще более, чем 160. Я прибавлю, что Рим – мировой город, куда я послал более всего заказных служб.

Если вместо того, чтобы основывать архиерейские, кафедральные, духовно-учебных заведений или окружные библиотеки, члены Вашего духовенства предпочли бы расплачиваться заказными службами для их частных библиотек, Вы можете им объявить, даже циркулярное, если Вы найдете это уместным, как поступило значительное число французских епископов, что я готовь предоставить их каждому столько, сколько он может их исполнить в течение года. Причина такого продолжительного срока та, что заказные службы, которыми я располагаю, главным образом годовые, коих безотлагательность также подчинена времени (годовому сроку).

Другой важный пункт – что то, что я могу согласиться предложить заказные службы единственно за томы только сброшюрованные и одних только моих изданий, и никоим образом не за переплет этих самых томов, ни за картины, четки, крестные пути и т. д. Все это, если пожелают, должно быть приобретаемо за наличные деньги.

Таковы те предложения, которые я счастлив предложить Вашему Преосвященству в ожидании возможности принести большую пользу для нашей дорогой веры, – это непреложное убеждение моего сердца, и весь католический мир на долгие годы не замедлит признать это.

Каково бы ни было Ваше решение, Ваше Высокопреосвященство, благоволите принять искреннее уверение в моем почтении и преданности.

Абб. Мин».

Письмо аббата Migne (Мина) было переслано исполнявшим обязанность обер-прокурора князем Урусовым прот. Васильеву с поручением узнать и разъяснить причину, побудившую аббата Мина обратиться с подобным предложением к Преосвященному Платону; причем кн. Урусов указывал о. Иосифу, что расследование этого дела должно быть сделано без всякой огласки.

Исполнив поручение, прот. Васильев отвечал кн. Урусову:

«Вследствие почтенного письма Вашего С-ва от 24 июля / 5 августа я, на основании уже известных мне данных, собрал сведения к разрешению загадочного письма аббата Мина к Преосвященному Костромскому.

Аббат Мин обращается с подобными предложениями к епископам римско-католическим, к которым он питает полное доверие. Явление же письма такого рода в руках Православного Епископа есть ошибка со стороны аббата, которая повергла бы его в отчаяние, если бы он узнал об оной.

Аббат, о котором идет речь, по обычному во Франции невежеству на счет России, вообразил себе, что Костромской Епископ есть латинский, тем более, что сей духовный предстоятель неоднократно покупал у Г. Мина книги. Вот почему хитрый аббат-книгопродавец открыл свои задушевные темные планы, и предложил вступить в торговую сделку обеднями. Считаю нужным объяснить, в чем состоит эта торговля.

Во Франции многие уважаемые священники, особенно же члены монашеских орденов и руководители совести (directeurs de la conscience), набирают заказных обеден, больше, чем могут отслужить. Покойный иезуит Равиньяк имел более пяти тысяч обеден в год; теперь его заместил в этом отношении le perè Lefeuvre. Совершая даже по две мессы в день, что у латинян позволено под названием удвоения (binage), иезуит или другой подобный ему, не мог бы удовлетворить и пятой части требований. Как же поступить с этими заказными мессами? Как успокоить совесть, не лишаясь выгоды?

В этом затруднении призвана на помощь казуистика и изобретена система передавая месс. Уступка делается с большим барышом для первых рук, не без выгоды для посредников комиссионеров, и вся тяжесть, как во всякой торговле, падает на потребителя. Вот как это совершается.

Священник, если монах, богатый чересчур обеднями, за совершение коих ему предварительно заплачено не менее трех франков, уступает большую часть аббату Мину по полтора франка. Таким образом в первых руках остается ни за что половина. Г. Мин отыскивает со своей стороны бедных, или праздношатающихся священников, каковых особенно в Париже весьма много, и передает им перекупленные заказные мессы по цене одного франка, или менее. Вот и аббат Мин остается с немалой выгодой за свою комиссию. Чаще же он извлекает еще большую выгоду, платя за мессы книгами своего издания.

В последнее время этот торговец книгами и обеднями дал большую обширность своей торговле, вступив в сношение со многими Епископами, у которых совесть не отличается особенной строгостью. Предоставляя некоторые выгоды этим прелатам, Г. Мин имеет большой сбыт книг и обеден, а равно и его склад увеличился приливом обеден из провинций. Впрочем, все сношения по сему предмету покрыты большой тайной. Бог попутал этого торгаша святыней, что он, без всяких справок, обратился со своим преступно-смелым предложением к Православному Епископу Костромскому, приняв его за латинского епископа с широкой совестью. Достойны внимания купеческие приемы аббата: как он хвалит свой товар, утверждая, что учёнейшие епископы, после совета со своим духовенством и с согласия Рима, не опасаются покупать оный. Вместе с тем Г. Мин уверяет, что уступает мессы без всякой для себя пользы, по своей цене, только из уважения к достоинствам Преосвященного Костромского. Для скорейшего же склонения к заключению торга, аббат присовокупляет, что у него много покупателей.

Аббат Мин делает огромные обороты. Комиссионерство обеднями доставляет ему до 60,000 франков в год. Есть другая подобная лавка в Париже – это грубо-мистический журнал под именем: «Le Rosier de Marie». Редакторы оного священники осторожнее в своей переписке, употребляя на то латинский язык. Не знаю удалось ли мне ясно изложить это дело, весьма сложное по оборотам и темное в нравственном отношении. Прошу позволения Вашего С-ва напечатать ошибку Г. Мина в «L’Observateur catholique»; этот журнал есть бич римских злоупотреблений. Такая обида истине и чистоте стоит быть выведена на чистую воду.

Париж, 22 август /1 сентября 1860 г.»

Письмо это князь Урусов препроводил Преосвященному Платону, прося его, по прочтении, возвратить и уведомить о согласии на напечатание письма аббата Migne в журнале «L’Observateur». В своем ответе Преосвященный Платон, отрицая покупку книг и вообще какие-либо сношения с аббатом Migne, высказал, что не считает полезным для Православной Церкви напечатание письма аббата Migne в каком бы то ни было французском журнале, ввиду того, что, если письмо аббата прислано с намерением завязать переписку, то через обнародование, аббат достигнет своей цели; если же аббат Migne, по ошибке, вместо Саратова прислал его в Кострому, то, Преосвященный Платон, считал неблагородным воспользоваться тайной случайно попавшей в чужие руки.

Эпизод этот кн. Урусов частным образом докладывал Государю, который сказал, что напечатание переписки было бы неуместно.

Вместе с настоящим письмом о. Иосиф препроводил к князю С. Н. Урусову «Бюджет вероисповеданий во Франции», который поразил его своими огромными цифрами. Причину столь возвысившегося против прежних лет бюджета, прот. Васильев приписывал увеличившейся религиозности Наполеона III, который, кроме отпуска государственных сумм, жертвовал также средства личные свои и Императрицы; кроме того, он проявлял и другие знаки внимания Риму, как, например: посылка войск на защиту Сирийских христиан и охрану папских владений. Благодаря вышеизложенному, усилилось влияние католического духовенства на Востоке, что весьма встревожило о. Васильева, почему он предлагал в настоящем письме, для парализования этого влияния, написать от имени Св. Синода или Восточных Патриархов послание к Папе.

«Имею честь препроводить при сем Вашему С-ву последний напечатанный бюджет Министерства Вероисповеданий. Отечество Вольтера, покланявшееся так недавно богине разума, жертвует ныне сорок семь миллионов франков на издержки христианских вероисповеданий, из коих на долю римско-католического выпадает сорок шесть миллионов. При предшествовавших правительствах бюджет вероисповеданий иногда уменьшался, сравнительно с предшествовавшими годами, увеличение же не превышало десятков тысяч франков. При настоящем же правительстве расход по сему предмету возрастает ежегодно сотнями тысяч франков. Щедрость Наполеона III высказывается с одной стороны возвышением сумма, по прежним статьям, в числе которых можно указать прибавление оклада епископам и назначение пособий на постройку и поправку церквей; а, с другой стороны, принятием на казенный счет издержек, от которых в прежние времена правительство отказывалось.

В пример достаточно указать на уплату римской канцелярии пяти тысяч франков по случаю причисления к лику блаженных французского уроженца, юродивого Иосифа Лабра (Joseph Labre). Здешние светские журналы отозвались об этом расходе с иронией, сдержанной только одним страхом; за то с избытком излили свою желчь на самого блаженного, которого называли образцом лени и неопрятности, негодным к подражанию в настоящий век труда и чистоплотности. Нет возможности разобрать все статьи бюджета, из которых каждая не лишена интереса и потребовала бы объяснений исторических и статистических. Если при быстром пересмотре сего документа, откроется нужда в подробнейшем раскрытии какой-либо статьи, то я предлагаю мой посильный труд к услугам Вашего С-ва.

Считаю необходимым объяснить, что этот бюджет восполняется значительными пожертвованиями Императора и Императрицы из их собственных денег, а равно вспомоществованиями, выдаваемыми из муниципальных сумм.

Полагают, что бюджет вероисповеданий значительно увеличится в будущем году; ибо Император французов, в совершаемое им путешествие по Франции, не опускает из внимания церковные нужды своихъ подданных, о чем, впрочем, напоминают ему епископы в приветственных речах. Повелитель Франции сделался заметно религиознее и богомольнее. Кроме домашних проявлении этого настроения, можно найти подтверждение тому в посещениях, во время настоящего путешествия, святых мест, привлекающих благочестие народа, как то: Notre Daine de Fourviere, Notre Dame de Garde. Недоверчивые видят в этом маску для уверения в своих католических чувствах, столь необходимых в настоящее время. Но Наполеон III имеет другого рода доказательства, т. е. отправление войск на защиту сирийских христиан и охранение особы и части владений Папы. Народ и духовенство весьма благодарны Императору за эти два религиозно-политических акта. Первый особенно по душе иезуитам, имеющим миссии и богатые заведения в Сирии и старающимся, в видах своей пользы, изгладить в католиках неприятное впечатление, произведенное действиями и намерениями Императора в Италии. Происшествия в нынешнем веке так сменяются быстро, что уже забыли, кто произвел пожар, а помнят и видят только того, кто гасит оный. Вследствие такого направления мысли и Епископы в приветственных речах, путешествующему Императору, выражают чувства живейшей благодарности за помощь сирийским христианам, за благодеяния римско-католической вере, и затем робко, но вместе и благонадежно просят о защите Римскому Первосвященнику. Только один ветеран французских кардиналов, Лионский Архиепископ de Bonald, встретил Августейшего путешественника холодно, неприветливо. В этом случае глава здешних ультрамонтанов не последовал двоедушию Рима, который и благодарить Императора Французов за покровительство и вместе таит к нему ненависть и недоверие. Кардинал de Bonald находится еще под свежим впечатлением неудовольствия по случаю Сенатской угрозы против непризнанных, законом конгрегаций, гнездом которых служит Лион. Вообще же говоря, католическая партия во Франции возвращает благоволение Наполеону III, бывшему под косвенной анафемой: Император же со своей стороны не опускает случая к приобретению потерянного согласия. Протестанты же боятся этого католического элемента в политике Франции.

Беспорядки и преследования Христиан в Сирии послужили поводом к усилению действий в пользу Восточных школ. В два-три месяца уже собрано на этот довольно отвлеченный для Франции предмет более миллиона двухсот тысяч¹¹⁶. Такой удивительный результат зависит от способа собирания. Сердечное участие в распространении Римского католицизма одушевляет всех епископов, от которых это одушевление распространяется на всех, с немногими исключениями, священников; присоединим к этому работу в том же духе Иезуитов и Лазаристов; возьмем во внимание живое содействие многих мирян – и нам окажется понятным успех этого дружного, усиленного действия. Очевидно, по числу деятелей расширяется и поле действия. Здесь с радостью принимаются богатые приношения; но тайна успеха не здесь, а в многочисленности малых подаяний. Только из этих паровых пузырьков образуются капли, из каплей потоки, а из сих последних – реки. Таков закон природы. Римское духовенство поняло эту собирательную силу, и движет огромными средствами. Кто умеет поставить в согласие силу духа и мудрость средств, тот победит мир.

Надобно опасаться значительного усиления действий римских католиков на Востоке, ибо они не скрывают своего намерения воспользоваться для своихъ целей Сирийской экспедицией. В опасении натиска наших врагов духовных мне представляется один способ обессилить их и возвысить православие в глазах мятущегося Запада. Давно мучит меня эта мысль, я просил о. Полисадова117 сообщить оную Вашему С-ву; на что он, кажется, не решился. Можете отвергнуть проекта, но прошу покорнейше не осудить намерение. Мне кажется, благовременным и для православия крайне благодетельным, чтобы наши Иерархи написали грамоту, или христианское послание, в котором, основываясь на смысле и духе Евангелия, а равно и на свидетельстве христианской древности, внушали бы Римскому Патриарху отказаться от земной власти, производящей соблазн в христианском мире. Эти внушения, растворенные твердостью убеждения и любовью, не разрываемой даже разрывом веры, были бы для Запада восстановлением и заявлением христианских начал и, без сомнения, произвели бы важное впечатление. Православие возвысилось бы всей высотой Евангелия над папизмом. Папа много раз изъявлял свою волю, адресовал Востоку, уже после разделения, внушения, как учитель и руководитель. Теперь время отблагодарить его со стороны Православных Иерархов добрым наставлением. Вот где истина, вот где чистота, сказал бы удивленный Запад при чтении предполагаемого послания, которое нужно было бы обнародовать.

Но это ни к чему не послужить, Папа отвергнет совет любви и правды! А почему знать, может быть благодать тронет его сердце. Впрочем, если Святые слова не произведут действия желанного на того, к кому обращены, то подействуют на других слушателей. Во всяком случае долг любви, мира и защиты правды был бы исполнен.

Может представиться препятствием, что этого нельзя сделать Всероссийскому Св. Синоду, который мог бы быть обвинен во вмешательстве политическом и заподозрен, как орудие правительства. Но в папском деле главный вопрос есть религиозный; да и обвинений не всегда нужно бояться. Св. Синод никогда не будет прав на Западе, говорит ли он, или молчит; действует ли, или уступает. Но если есть неблагоприятные обстоятельства к подобному действию Синода, то они не существуют для Восточных Православных Патриархов, которым можно было бы внушить эту мысль. Что нужды, что такой поступок стал бы в некоторое несогласие с видами политическими? Он был бы выражением веры. Я убежден, что это было бы светом с Востока.

Простите меня, Ваше С-во, за непризванное предложение; но я очень счастлив, что мог облегчить мою душу высказанием оного. Ведь сказал же Премудрый: есть время молчати, и есть время глаголати. Не теперь ли это последнее время?

Имею честь приложить при сем недавно доставленный мне номер, издаваемой в Лейпциге иллюстрации. В нем Вы усмотрите изображение строящейся в Париже Православной церкви и статью по этому случаю, составленную, как я узнал, франкфуртским докт. богословия Леднером. Нельзя не порадоваться на отчетливое и верное суждение этого ученого о Православной Церкви. Можно надеяться, что из ста тысяч подписчиков на этот журнал некоторые остановят серьезное внимание на этой статье. Не благоугодно ли будет Вашему С-ву приказать упомянуть об этой статье в одном из наших духовных журналов.

Париж, 7/19 сентября 1860г.»

Копию с настоящего письма князь С.Н.Урусов препроводил к Митрополиту Московскому Филарету. Высокопреосвященный Филарет, находя предложение прот. И.Васильева неудобоисполнимым, писал: «если бы положение и служение иерарха, состоящего в общении с Православной Церковью, усматривалось затруднительным и запутанным светскими обстоятельствами: братолюбивый совет предстоятелей других Православных Церквей, чтобы он освободил себя от сих уз и держался в сфере чисто духовной, было бы уместно и удобно. Не так между предстоятелями церквей, не состоящих в общении.

Если прилично предстоятелям Православной Церкви озаботиться, чтобы подать папе полезные мысли, то, конечно преимущественно в отношении к чистоте высших догматов. Но если о сем предложить о. протоиерей не нашел удойным, то еще менее удобно пройти мимо первостепенного предмета и заботиться о второстепенном.

Можно ли надеяться, что папа примет увещание? – Конечно нет. Для чего же предпринимать движение, при уверенности, что нельзя достигнуть цели?

Предполагаемое увещание Папа уже имеет, даже и от некоторых людей своей Церкви.

С миром ли он принял оное? – Он вооружился проклятиями, и многие члены его Церкви сочувствуют сему. Вероятно ли, что он признает более искренними и более заслуживающими доверия советниками чужих, нежели своих?

Какое вероятное последствие предполагаемого увещания? – Более или менее, шум и прекословия. Какая польза более мутить уже мутную воду?

Неудобство и в том, что теперь на папские владения сделано нападение, в противность законному праву, только по праву сильного. В иное время, например, после 1812 года, удобнее можно было сказать папе: отдай твои владения доброму попечителю из государей, поставь себя в более чистом церковном характере, освободи себя от мирских забот, столкновений и опасностей. Тогда благоразумно было бы принять сей совет; и не было бы благовидного возражения против него. Теперь папа может сказать: разве вы одобряете незаконно отнимающих у меня веками признанное достояние? Обратитесь лучше к ним с увещаниями вашими. Почему о. протоиерей думает, что его предложение удобнее могут исполнить Восточные Патриархи, нежели Святейший Синод Российский?

Все равно. И до того ли теперь Восточной иерархии, среди трудного перелома внутреннего и бедствий, постигших и угрожающих?¹¹⁸

Мнение это кн. С.Н.Урусов сообщил протоиерею И.Васильеву.

«Не могу понять, почему не дошел до Вашего С-ва пакет с разными книгами, посланный мною около двух месяцев пред сим с посольским курьером. Так как часто курьерская экспедиция передается нашей миссии в Берлине, то может статься, что упомянутый пакет забыт в Берлинской канцелярии. При таком предположении есть надежда, что, с потерей только времени, посылка дойдет до Ваших рук. Если не ошибаюсь, посылка состояла из некоторых №№ de «L’Union Chrétienne», из последнего номера «Oeuvre des Ecoles d’Orient», из книг «Le socialisme en Russie», и «La liberté religieuse et la législation actuelle». На сей раз имею честь повторительно послать Вам два №№ (8 и 9) «Oeuvre des Ecoles d’Orient». Не знаю, когда появится следующий; но при настоящих обстоятельствах и при огромных суммах, собранных на сей предмет, статьи, отчеты и планы должны быть интересны и, смею прибавить, для нас не успокоительны. Вся тайна успеха на последней странице обертки.

Дело совершается, худо ли хорошо ли – мирянин о том не рассуждает, но совершается для спасения души и втиснуто в удивительную организацию.

О. архимандрит Палладий¹¹⁹ принес мне Ваши слова, которых, впрочем, я не понял. «Пусть о. Иосиф пишет, будто бы сказали Вы, мы все раздерем». Я сделал силлогизм совсем наоборот: если раздерут все, что, напишет о. Иосиф, то к чему и писать? Полагаю, что житель Пекина Китайского, отправленный на жительство в Пекин римско-католический, не верно передал мне слова Вашего С-ва. Или не относятся ли переданные мне слова к «L’Union Chétienne», листку Вами не одобряемому? Несмотря, однако же, на нерасположение к верному, хотя и робкому, слуге Православию, имею честь приложить при сем отзыв журнала «Le Nord» о полемике Сушкова против иезуита Гагарина. К сожалению, корреспондент не обнял всего предмета; тем не менее обстоятельство произвело глубокое и благодетельное впечатление. Не забудем, что прежде мы, обвиняемые и оклеветанные молчали, ссылаясь на безответность обвиняемого неправедно Спасителя. А разве нельзя следовать примеру Спасителя, обличившего со властью воина, дерзновенно ударившего Его в ланиту: аще зле глаголах, свидетельствуй о зле, аще же добре, что Мя биеши? «L’Union Chrétienne» пером Сушкова говорит: что мя биеши? – воину иезуитскому, заушающему Православную Церковь. Желал бы далее сообщить Вам мои мысли и излить душу, но время отправления курьера заставляет меня положить перо до будущего случая.

Париж, 21 сентября / 3 октября 1860 г.»

На это письмо кн. С.Урусов отвечал:

«М. Г. Иосиф Васильевич!

Письмо Вашего Высокопреподобия от так затронуло меня за живо, что я спешу Вам ответить для прекращения дальнейших недоразумении. Никак я не мог ожидать, чтобы о. архимандрит Палладий так неполно и странно мог передать Вам мои будто бы слова: «пусть о. Иосиф пишет мы все раздерем». Хотя мы с Вами не часто видались, но Вы меня, однако, достаточно знаете, чтобы допустить во мне некоторую вежливость и приличие. Я просил о. Палладия Вам передать, что нередко мы испрашиваем у Вас конфиденциальные сведения о некоторых личностях, и что Ваши отзывы по сему предмету останутся у нас тайной, и будут, по прочтении, уничтожаемы, когда Вы этого потребуете. Ваше мнение о Ваших сослуживцах весьма для нас важно, при случающихся перемещениях. Сообщения Ваши, ради пользы и достоинства Церкви, по необходимой в них откровенности, не должны оставаться, как официальные бумаги, при делах; и, следовательно, весьма естественно было мне уварить Вас, что в случае Вашего желания, эти сообщения не послужат поводом к нескромному разглашению. Напрасно также Вы изволите обвинять меня в несочувствии к журналу «L'Union Chrétienne». Лучшим свидетельством моего усердного служения этому благому делу, может служить рассылка от моего лица всех экземпляров журнала, по списку лиц, доставленному мне братом Г. Сушкова. Все эти лица поручили мне искренно благодарить редакцию и выразили желание с будущего года записаться на журнал. Предлагаю Вам мои услуги для распространения этого издания в России. Впрочем, не жалею о том, что превратное истолкование моих слов вызвало с моей стороны настоящее объяснение. Взаимная откровенность необходима для предупреждения неудовольствий и разъяснения недоразумений.

Помолитесь об усопшем Алексее Степановиче Хомякове, он скончался 23 сентября от холеры в Рязанской деревне.

С чувством искреннего уважения и в надежде на продолжение Вашего ко мне благорасположения, остаюсь и пр.

Кн. Сергий Урусов, С.-Петербург, 1/13 октября 1860 г.»

Интерес настоящего письма к кн. Урусову заключается в препровождавшемся о. Васильевым сочинении аббата Гетте «История иезуитов». Рекомендуя как сочинение это, так и автора, весьма дружелюбно относящегося к России, о. Иосиф просил князя Урусова поднести один экземпляр Государю и исходатайствовать аббату Гетте какую-либо награду. Ходатайство свое о. Васильев объясняет тем, что отличие Государем аббата Гетте парализовало бы распространяемые иезуитами слухи о каком-то особом благоволении к ним Государя.

«Вместе с этим письмом имею честь препроводить к Вашему С-ву письмо аббата Гетте и три экземпляра его сочинения «Истории иезуитов». Назначая один экземпляр Вашему С-ву, он просит Вас поднести два другие Государю Императору Александру Николаевичу и Государыне Императрице Марии Александровне.

Ученый труд аббата Гетте обратил почтительное внимание Западных ученых, и автор был бы весьма счастлив удостоиться одобрения Августейших Особ, коим осмелился поднести свое сочинение, а равно и просвещенного внимания Вашего С-ва.

Нередко бывало, что при подобных подношениях важных сочинений авторы были удостаиваемы знаков отличий. Подобная Монаршая милость, по моему крайнему разумению, была бы весьма благовременна в настоящем случае. Первая и общая причина та, что труд весьма важный, и там, где касалось дело России – весьма дружественный. Кроме того, есть причины частные к отличению труда аббата Гетте. На Западе вкоренилась мысль, что одно качество Римско-католического священника ставить человека во враждебное отношение к Русскому правительству; знак внимания к аббату Гетте был бы доказательством ошибочности такого мнения. Распространяя хулы на имя в Бозе почившего Императора Николая I, иезуиты, неизвестно на каких основаниях, полагают большие надежды на ныне благополучно царствующего Государя Александра Николаевича. Знак внимания Его Величества к аббату Гетте, противнику иезуитов, был бы косвенным опровержением иезуитских надежд. Сверх же всего это было бы ободрением аббата на будущие труды, которые, судя по его убеждению и делам, будут полезны Православию и России.

Усерднейше прошу Ваше С-во принять во внимание изложенные мной причины и оказать благодетельное участие к аббату Гетте. При сем имею честь приложить проект¹²⁰ некоторых преобразований во Французской Церкви, поданный аббатом Гетте Императору Французов. На этот проект обращено серьезное внимание. Наполеон III думает воспользоваться многими указаниями Галликанского аббата. Может быть ему будет разрешено публиковать это в брошюре, как весьма часто делает это, для опыта, здешний правитель.

Париж, 25 ноября / 7 декабря 1860 г.»

В сентябре 1861 года аббат Гетте обратился в Св. Синод с просьбой, в коей, между прочим, писал, что прот. Васильев уведомил его о согласии Св. Синода принять его, аббата, в общение с Православной Церковью, и что, вступая в сие общение, он желает сохранить священный сан, с тем, впрочем, что он будет священнодействовать лишь в таком случае, если Св. Синод признает это удобным и полезным. Письмо аббата Гетте настолько любопытно, что мы приводим его полностью¹²¹. Вслед за письмом аббата Гетте к Св. Синоду, писал графу Толстому¹²² о. Васильев. Сообщая обер-прокурору биографические данные о Гетте, о. Иосиф присовокупил, что аббат Гетте примет с благодарностью и ревностью всякий труд, всякое поручение, которое заблагорассудили бы на него возложить; что, по усмотрению, можно было бы употребить его ученость в России, но что лучше оставить его во Франции. Все вышеизложенное было доложено Государю, который повелел присоединить аббата Гетте к православию и вместе с тем изволил заметить, что грамоту¹²³ о принятии аббата Гетте в православие, с признанием священнического сана, следует выдать только на русском языке, не прилагая к ней официального перевода.

«Ваше С-во М. Г. Граф Александр Петрович!¹²⁴

Прилагая при сем документы ищущего присоединения к Православной Церкви, аббата Гетте, имею честь дополнить оные следующими достоверными сведениями:

Аббат Рене-Франциск Гетте родился 1816 года 1-го декабря в городе Блуа (Blois) от честных граждан. Воспитанный и образованный в епархиальных Блуасских семинариях, он был посвящён 23 лет в священника, и получил место викария в городе Сент-Аньян, а потом через год переведен в той же должности в город Монришар. По прошествии двух лет отличного служения, аббат Гетте получил приход (curé) местечка Фрель близ Блуа, что дало ему возможность пользоваться архиерейской и градской библиотеками в его учено-богословских занятиях. Написав здесь пять томов своей истории Французской Церкви, и сознавая необходимость в более богатых и разнообразных источниках для продолжения своего труда, ученый аббат просил благословения своего епископа переселиться в Париж, и без замедления получил оное с добрым отзывом к Архиепископу Парижскому Сибуру: это было в 1849 году. Священноначальник Парижский не только позволил аббату Гетте богослужение в своей епархии на положении священника путешествующего, но и дал ему место, сначала в больнице Св. Людовика, а потом в подобном же учреждении Богоматери милосердия (Notre Dame de Pitié). Здесь оставался он до 1855 года несмотря на то, что восьмой том его истории Французской Церкви был вписан в реестр запрещенных книг; архиепископ Сибур следовал еще убеждениям Галликанским. К беспристрастному изложению церковной истории аббат Гетте присовокупил обличительный отзыв о новопровозглашенном догмате «Непорочного зачатия Пресвятой Девы». Архиепископ Сибур, сам подавший голос против учения о «Непорочном зачатии», был встревожен возражениями аббата Гетте: в этой поздней защите нововведения предстоятель Парижской церкви находил средство войти в милость Римского Двора, который высказывал к нему недоверие.

Вскоре после этого Арх. Сибур был убит в Церкви священником. На его место назначен, до ныне управляющий столичной епархией, кардинал Морло, человек хитрый, которого главная задача есть жить в мире со всеми. Чтоб не возмутить своего согласия с Римом, кардинал Морло решился удалить аббата Гетте; но чтоб сохранить о себе доброе мнение и у аббата, архиепископ воздержался от всякой цензуры против него, а отнял у него место под предлогом многочисленности священников, принадлежащих Парижской епархии и нуждающихся в штатных местах, тогда как он, Гетте, занимает таковое место, принадлежа к чужой Блуасской епархии. После бесполезных объяснений с архиеп. Парижским и епископом Блуасским, которые оба свидетельствовали, что не могут упрекнуть ни в чем противном нравственности аббата Гетте, он оставил их в покое и продолжал идти ученой дорогой. В это время он кончил свой труд «Историю Французской Церкви», коей все четыре последние тома подверглись Римской цензуре. После этого двенадцати томного уважаемого во Франции труда, аббат Гетто издал четыре тома записок о Боссюэте, где половина первого тома занята предисловием ученого издателя и заключает в себе взгляд на эпоху Боссюэта в историческом и религиозном отношении. Этот труд удостоился единодушного одобрительного отзыва всех просвещённых людей, исключая зараженных ультрамонтанизмом. Но что особенно озлобило сих последних против аббата Гетте, это его трехтомное сочинение «История иезуитов», а затем издание небольшого обозрения, известного под названием «Observateur Catholique», который не упускает без замечания ни одной козни, ни одного заблуждения папистов.

Считаю излишним распространяться более об ученых трудах аббата Гетте, они вполне известны Вашему С-ву. Небезъызвестны Вам и православные убеждения этого священника, высказанные им печатно еще до знакомства со мной, и многократно, чтоб не сказать ежедневно, исповедуемые в «L’Union Chrétienne» и во многих брошюрах. Может быть для Вас, как и для всех православных, важнее и сомнительнее вопрос: не навлек ли на себя аббат Гетте строгих мер духовного начальства порочностью жизни? Но никто не упрекнул его в этом, а все не упустили бы случая сделать это, если бы имели возможность.

Из прилагаемых при сем печатных объяснений Г. Гетте с кардиналом –Архиепископом Парижским, с Папой и с Министром вероисповеданий, Вы почерпнете несомненные тому доказательства. Но вот новое обстоятельство, которое усиливает сказанные доводы. В текущем году один из религиозных журналов назвал аббата Гетте священником запрещенным; другие недоброжелательные листки поспешили повторить это оскорбительное название. Аббат Гетте подал жалобу в суд и между прочими доказательствами, что он не запрещен, представил свежий на сей случай данный аттестат Парижского Генерального викария, что аббат Гетте не состоит под запрещением. Журналы были осуждены в клевете, приговор о том напечатан во многих журналах. По сим соображениям я не вижу никакой причины отказать аббату Гетте в немедленном принятии его в Православную Церковь. Нельзя предполагать со стороны аббата Гетте никаких корыстных побуждений. Он оставляет такое религиозное общество, в котором мог дойти до высших почестей с богатыми средствами жизни; ему даже недавно это было обещано письмом Генерального викария. С другой стороны, англиканские богословы, особенно оксфордские, привлекают аббата Гетте к себе; в сем случае он мог бы, наверное, рассчитывать на довольство жизни. Церковь же Православная не только не сделала шага к встрече спешащего в ее недра сына, но хладнокровно оставляет его толкущего в ее двери. Аббату Гетте столько же известно Православие Церкви Католической Восточной, сколько равнодушие ее членов и даже ее пастырей к умножению чад ее: собственный его опыт в том удостоверяет. Начертав сия строки, я не могу не высказать скорбного стеснения с моей стороны. Если же я просил умеренные средства жизни для аббата Гетте, то считал это долгом справедливости, человеколюбия и даже расчета в пользу Православной Церкви. Вступающему в Православную Церковь похвально обрекать себя на лишение; но позволено ли православному обществу налагать лишение на новых его членов. Апостол Павел строго осуждает за это. «Дондеже время имамы», говорит он, «да делаим благое ко всем, паче же к присным в вере» (Гал. 6:10). «Аще кто о своих, паче же о присных не помышляет, веры отверглся есть, и неверного горше есть» (1Тим. 6:8).

Скромное содержание, дарованное аббату Гетте, принесет Церкви добрый плод; ибо такое сильное перо, каким владеет аббат, ищущий православного общения, есть благое и драгоценное приобретение на славу и защиту Православной Церкви среди лжеименного католического западного. Аббат Гетте примет с благодарностью и ревностью всякий труд, всякое поручение, которое заблагорассудили бы возложить на него. По усмотрению можно было бы употребить ученость его и в России, но мне кажется лучше оставить его, как он и сам этого желает, во Франции, где жатва многа, делателей же мало и где ему вполне известна почва. Я говорю не о явной, шумной и систематической пропаганде, которая бы, в настоящем положении дел, встретила значительные препятствия, но разумею всякое действие в пользу православия по указанию Промысла Божия.

Для безбедной жизни, для полного посвящения себя труду необходимо аббату Гетте 1000 руб. серебром, что составит по настоящему курсу до трех тысяч пятисот франков. Еще осмеливаюсь повторить это справедливое и, если угодно, человеколюбивое дарование, не будет потеряно для Церкви. Питаюсь доброй надеждой, что исполнил желание Вашего С-ва, высказанное в Вашем письме, и что теперь не будет причины, замедляющей принятие в Православную Церковь аббата Гетте.

Париж 19/31 декабря 1861 г."

«Смиренный Исидор, Митрополит Новгородский и С.-Петербургский. Достопочтенному аббату Рене Франциску Гетте.

Св. Прав. Всероссийский Синод, внимательно рассмотрев представленное Вами исповедание веры и документы, относящиеся до служения Вашего в разных степенях Церковного клира, и найдя верование Ваше совершенно согласным с учением Св. Апостольской, Православной Восточной Церкви, с любовью принял Вас в общение Прав. Христовой Церкви, утвердив Вас в носимом Вами священном сане, и благословляет Вас совершать, по чину Св. Прав. Церкви, Божественную Литургию, и все святые таинства, и молитвословия. Во свидетельство сего дана Вам сия наша Архиерейская грамота, рукой нашей подписанная и печатью нашей утвержденная, в царствующем граде Св. Петра 1862 года июня 5 дня.

Смиренный Исидор, Митрополит Новгородский и С.-Петербургский.

М.П..

Два письма к С.Н.Сушкову, из коих первое о присоединении аббата Гетте дополняет предыдущее 4-е письмо к графу Толстому по тому же вопросу, а насколько строк о «L’Union Chrétienne» и состоянии церковных дел в Париже заканчивают его.

Наибольший же интерес представляет второе письмо, по-видимому, служащее ответом на сообщение Сушкова о предполагаемых реформах в Духовном Ведомстве. Критикуя существовавшее в то время положение дел, о. Иосиф указывает некоторые меры к поднятию деятельности архиереев, улучшение состояния духовно-учебных заведений, восстает против обеспечения духовенства жалованьем, указывает на недостаточное количество духовенства, даже епископов и пр.

Письмо о. прот. И.Васильева к Сушкову от 30/18 июля:

«Аббат Гетте формально присоединен мной к Православной Церкви 14 числа накануне дня Св. Владимира. Имя этого святого он присовокупил к своим латинским именам; стал он теперь отец Владимир Гетте. Просветитель России пришелся по сердцу нашему аббату, потому что он не хотел ничего принять от Пап и прогнал его миссионеров. В день своего присоединении, о. Гетте был одет в рясу и подрясник, которые я ему сшил и подарил. В 9 часов утра перед Божественной литургией, я сказал о. Гетте в церкви не большую речь, где напомнил ему его исповедание веры и заклинал остаться верным Православию до последнего издыхания. Гетте со слезами утвердил свою веру, и я прочитал над ним присоединительную молитву. За тем он исповедался, и за литургией приобщился Св. Тайн, надев по уставу епитрахиль. Это был день всеобщей радости. Теперь при Богослужении о. Гетте стоит всегда в алтаре. Митрополит кроме грамоты, разумно написанной, написал о. Гетте прекрасное письмо, полное разума, вежливости и пастырской любви. Наш новоправославный был глубоко этим тронуть словом, тысячу раз слава Богу! Это дело приведено к вожделенному концу.

«L'Union Chrétienne» идет, по-прежнему, чувствуется по временам ваше отсутствие в редакции, ибо участие Ваше прибавляло ретивости. Помоги Вам Бог сделать что-нибудь для этого листка, невыразимо будет больно, и стыдно перед латинами, если придется прекратить издание. Да не оставьте нас своими статьями, именно сведениями о состоянии Церкви и духовной литературы в России. Каковы Гг. Штутгартские! Они явно говорят, что нужно уничтожить «L’Union Chrétienne», как журнал слишком приверженный к старому Православию. Они, видите, изобретают новое. В моем ответе на замечание «Православного обозрения» я выдрал за уши пустозвонного реформатора, диакона Репловского. Обратите внимание, кого следует, на это внутреннее разрушительное поправление: «враги человеку домашние его», сказал Спаситель... Недавно был у нас Г. Водеворт известный англиканский доктор богословия; он уверяет, что наш журнал может преобразить Италию и предложил свое содействие – сделать журнал органом в этой стране хаоса¹²⁵. Церковь наша как бы приобретает больше благолепия со дня на день; таже толпа зрителей. Новое то, что певчие стали петь гораздо лучше, благодаря некоторым советам гр. Саллогуба. Теперь я поставил кафедру и начал еженедельное проповеданное. Мой ответ кардиналу Бональду вызвал маленькие замечания Августина Голицына, которые он напечатал в «L’Union de 1’Ouesl», ничтожном Анжерском легитимистическом листке. Этот последний труд вашего противника ниже всего что он писал; c’est tout dire! Гагарин недавно сказал M-me Alexandra, что он рад вашему удалению из Парижа. Ведь это вам аттестат. Не забудьте его вашим вниманием и в Петербурге. Наш иезуит возвратился из Болгарии очень недовольный: «Булгары», говорит, «глупы, греки хитры, русские мешают делу». Не может понять как один взгляд на Нептунскую бороду не обратил весь Восток к папству¹²⁶.

«Судя по известям вашим, подняты важные вопросы о преобразовании внешнего быта Церкви, в особенности же духовенства. Самый капитальный, по-моему, есть о воспитании будущих пастырей Церкви. Боюсь только одного, что ограничатся регламентацией и внешними улучшениями. Это хорошо при богатстве сил внутренних, при верности и живости стремлений. У нас же нужно пробуждать внутреннюю жизнь; а этого можно достигнуть только личным действием наставников-руководителей, у которых духовный закон и правила должны быть в духе, сердце и поведении. Можно найти несколько таковых и приставить их к центральному делу. Сверх того, пусть Синод, хоть по побуждению Обер-прокурора, чаще, каждые два месяца, пробуждает архиереев напоминаниями, внушениями поставить духовных воспитанников в сознание их призвания и долга. Действием постоянным, духовным (не указами, которые есть дело административное), теплым, можно возбудить усыпленную силу. Тогда и проекты, и регламенты будут к делу и к пользе. Обяжите Митрополитов быть в академиях, а Архиереев в семинариях, по крайней мере, каждые 15 дней; ведь эта обязанность важнее разбирательства дрязг, которые можно поручить другим. Время действовать в опасении, как бы не явилось роковое il est trop tard! Революционная разрушительная сила не только нападает на Церковь извне, но что гораздо опаснее вкралась в саму Церковь. Недавно мне случилось видеть здесь трех молодых наставников семинарий; я ужаснулся их склонности все порицать, отрицать, не повиноваться и говорить с жаром о преобразованиях, которые повели бы к ниспровержению Православного благоустройства Церкви. И таково, по их уверению, все молодое поколение наставников!

Вострепетал бы я за Церковь, если бы не верил особому покровительству над ней Христа Спасителя. Вымести этих господ рационалистов, прикрывающихся маской Православия, вымести их безотлагательно из духовных заведений.

Духовенство хотят обеспечить жалованьем. Не знаю в какой мере это возвысит пастырей Церкви. Казенное содержание есть способ ни Апостольский, ни Православный. Через это произойдет разделение пастырей от народа. У нас и то чересчур много казенного в Церкви, неужели нужно еще сделать священников чиновниками? Сколько народ ропщет на священников (худых) за вымогательство и сколько журналисты не преувеличивают этого ропота, все же лучше того равнодушия, которое непременно воцарится между священником и приходом в случае жалованья. Спросите статистику: исправило ли жалованье духовенство? Нет. Доброму пастырю даже бедняк дает с радостью. Оставьте священникам землю и доход с внушением им долга и соблюдением надзора за ним: через это не отступим от правила и примера Св. Павла. Священник должен жить частью трудом, трудом патриархальным и помощью, по слову Божию, не унижает служителей слова и не обедняет дателей. Лучше приложить к духовенству систему помощи, принятую в Морском Министерстве, то есть обратить эту помощь на детей. Таким образом достигается двоякая цель: помощь отцам и воспитание детей. Всего лучше, мне кажется, быть преобразователем консерватором, особенно в Церкви, где не только основы, но и обычаи святы, и опасно их трогать. Но нет возможности в письме раскрыть эту мысль вполне.

Я также не за уменьшение духовенства, которого у нас и так немного. Диаконы не необходимы, но в России любимы; а при улучшении их воспитания будут и полезны. Разве внутри России у нас так много грамотных и понимающих людей, что нужно уменьшать их число, вместо того, чтоб с пользой употребить их, особенно в настоящих обстоятельствах? Нужно думать об умножении доброго духовенства, начиная с Епископов, которых у нас крайне недостаточно. Во Франции, на ничтожное пространство сравнительно с Россией и на половину жителей сравнительно с нашим отечеством, около 90 Епископов, а у нас около 60. Ошибочная и материалистическая мера приспособлять быть Церкви к финансам: деньги родятся и найдутся для добра.

Не думаю также, что можно заманить дьячков наемниками – певчими. Да и не будет ли это, если сделать абсолютно, отступлением от устава Церкви, где существуют степени чтеца, свещеносца, с молитвами при их посвящении. Пока не будет распространена церковная грамотность между народом, а равно в известных частях богослужения, – всеобщее пение, дотоле замена дьячков наемными людьми поведет к неустройству. Я все веду к тому, что надо отменять, не ломать, а существующее улучшать, что совершенно возможно. Вы говорите о собрании, по осени всех членов Синода для рассуждения о сих делах, касающихся до основ устройства Церкви; не было ли бы полезно увеличить число членов этого собрания призванием других архиереев? Это был бы первый шаг к будущему собору.

Письма №№ 48 и 49.

Летом 1861 года о. Иосиф, пользуясь отпуском, прибыл в Петербург и понятно вел неоднократные беседы с графом А.Н.Толстым¹²⁷, который перед отъездом о. Иосифа в Париж просил его о высылке греческого шрифта, матриц, а также разных учебников и греческой Библии. Не получая долго вышеупомянутых предметов, граф Толстой в декабре 1861 года напомнил об этом протоиерею Васильеву. На сие письмо о. Иосиф отвечал двумя следующими письмами:

«Прошу извинения в медленности исполнения поручений Ваших касательно высылки греческих учебников и матриц для греческих букв. Первое, конечно, было не трудно, а второе требовало некоторого времени; ибо я должен был осмотреть пять литейнословных фабрик, из коих две за городом. Связанные специальностью и патентованными правами, французы и в греческих буквах ограничивают свою промышленность известным родом. Имею честь приложить при сем разные образчики; извольте выбрать из оных, и верно и ясно отметить, какие буквы Вы желаете. Матрица каждой буквы стоит два франка с половиной. Полный же состав всех букв с ударениями, запятыми и проч. будет стоить около четырехсот франков. Я полагаю, что нужны матрицы трех разных шрифтов, ибо в каждой книге есть или вносные слова, или заглавия, или замечания, которые печатаются отличным от текста шрифтом. Буду ожидать для исполнения Ваших определенных приказаний. Не уверен, будете ли Вы довольны посылаемыми мной с сим же курьером греческими учебниками и упражнениями; это самая крупная печать, какую я только мог найти. Книги четки и отчетливы, но буквы, кажется, не довольно велики. Третий существующий учебник грамматики и упражнения Дюбнера (Dübner), еще мельче. В этих родах изданий избегают крупной печати из опасения увеличить объем книг, которые сделались бы от того неудобоносимыми и неудобоупотребительными в руках учеников.

Считаю долгом приложить при сем на усмотрение Вашего С-ва книжицу, напечатанную иезуитом Гагариным, в которой автор посвящает значительное число страниц на описание русских учреждений в Иерусалиме. Русский отщепенец, запасшись бородой, отправляется в Болгарию уловлять неискусных. Пятого сего декабря постила нашу церковь Императрица Евгения; это было в четвертом часу по полудни. Оставшись в церкви двадцать минут, Ея Величество осмотрела оную до подробностей и насколько раз высказала свое одобрение и восхищение. Для меня приятнее всего было слышать отзыв ее о благочестивом и молитвенном впечатлении, какое производит новосозданный храм. По вызову Императрицы Евгении я объяснил ей различия между Православно-Католической и Римской Церквями. О Папе она не сделала никакого замечания; о происхождении Св. Духа сказала, что не понимает тонкостей Богословских; о причащении под двумя видами заметила, что так было в древней Церкви; о чистилище сделала суждение, что мы согласны в главном в молитвах за усопших. Выходя из церкви, Императрица перекрестилась и сделала латинский поклон, называемый révérence. Труды мои по зданию не кончились, теперь исполняю самые неприятные, свожу счеты и делаю проверку и окончательные уплаты. Еще не уяснил, сколько останусь в долгу: архитекторы обманули мою бдительность, учинили значительные передержки. Но Бог милостив! Вместе с сим оканчиваю исправленное и дополненное издание (второе) молитвослова на французском языке, а равно и литургии с некоторыми объяснениями в сносках. Не замедлю поднести сии книги Вашему С-ву.

Несмотря на мнение Вашего С-ва, недостало у меня духу прекратить издание «L’Union Chrétienne»; скажу более, это было против моей совести. Подобает делати Дóндеже день есть. Три есть святое число, увидим, что речет нам Господь по окончании третьего года существования листка. Если не будет плода, т. е. ознакомления Запада с Православной Церковью, то Праведный Судья не осудит мои намерения. А люди пусть судят, как хотят. Русских в эту зиму не так много, как в предшествовавшие. Слава Богу! меньше путешествия без цели, меньше рассеяния.

В заключение считаю долгом свидетельствовать, что по здешней православной церкви, которой считаю себя недостойным служителем, и по причту все обстоит благополучно.

Париж, 20 декабря 1861 г./1 января 1862 г.»

«Спешу уплатить мой запоздалый долг, состоящий в требуемом Вашим С-вом известии об изданной в Париже Греко-Латинской Библии. Издание сие не представляет никаких заслуг в учено-богословском мире. Аббат Егер (Jâger) напечатал просто Свящ. Писание по известному Ватиканскому кодексу, а в другом столбце – латинской перевод Вульгаты. Техническая сторона издания очень удовлетворительна, как все, что выходит из печатных станков братьев Дидо; но печать весьма мелкая и для чтения не удобная. Так как последнее обстоятельство не лишено важности в Ваших глазах, то я и не осмелился купить означенной Библии без особенного Вашего приказания. Могу по сему случаю указать Вам на другое издание Ветхого Завета семидесяти толковников, которое напечатано гораздо крупнее Парижского. Это: Velus Testainentuin Graeco. Cura et studio Leandri Van Ess Lipsiae (т. e. в Лейпциге) в типографии Таухница. Не успел на сей раз приобрести для Вас Геродота; только три дня тому назад передано Ваше поручение о сем предмете. Не замедлю исполнить желание Вашего С-ва. У нас разнесся слух, что Вы оставляете Вашу Синодальную службу. Душевно сожалею об этом и считаю долгом выразить Вашему С-ву мое душевное уважение к Вам и мою глубочайшую благодарность за Ваше благосклонное ко мне расположение и за все благо, которое Вы сделали Парижской церкви. Пока буду жив, буду сердечно и усердно молиться за Ваше здоровье и за Ваше спасение. Не могу, однако ж, не беспокоить Ваше С-во настоятельнишей просьбой об окончании дела аббата Гетте. Не выносите упрека на Вашей совести. Вам дело известно, а Ваш преемник дело поведет с начала и ему не будет конца.

Папство как будто опять становится на ноги, если судить по нерешимости Императора Французов и ни уступкам, которые он, по-видимому, делает ультрамонтанам. Папство живуче, потому что, оставляя в стороне его нововведение и материальную путаницу, в основании его лежит верное начало независимости веры и совести. Только это начало худо в папстве понято.

Вы не одобряли и, без сомнения, не одобряете «L’Union Chrétienne». Постараюсь убедить Вас обстоятельством, которое имеет некоторую важность в Ваших глазах. Восточные писатели единодушно высказывают свое сочувствие к нашему труду, все мои статьи немедленно переводятся на Греческий язык и помещаются во всех Греческих журналах: в Афинах, Триесте, Смирне. Но что еще ободрительнее для нас, это доброе внимание, которое показывают к этому делу Патриарх Вселенский и Великая Церковь. Я получил об этом положительные известия. Не к своей похвале пишу сии строки, а к Вашему успокоению.

Париж, 28 феврали / 12 марта 1862 г.»

Настоящее пятидесятое письмо наполнено восторженным ликованием о. Иосифа по поводу полученного редакцией «LTnion Chrétienne» послания Вселенского Патриарха Иоакима. Придавая особое значение и исключительный весь этому посланию, протоиерей Васильев препроводил его к обер-прокурору Св. Синода А.П.Ахматову, а затем напечатал в «L'Union Chrétinne».

«Ваше П-во Μ. Г. Алексей Петрович!¹²⁸

В прошлом сентябре месяце (15/27 дня) мы, я и о. Владимир Гетте, имели честь и радость получить одобрительную для L'Union Chrétienne грамоту¹²⁹ от Вселенского Патриарха Иоакима и состоящего при нем собора, двенадцати митрополитов.

Месяцев за шесть перед сим, я был извещен частным письмом из Константинополя, что первый Иерарх Православной Церкви и единоверные нам восточные епископы со вниманием и любовью читают наше скромное еженедельное издание, имеющее целью соединение Церквей на почве Православия. Вскоре после, я был почтен благосклонным письмом Афанасия митрополита Керкирского (Корфу). Церковный предстоятель Ионических островов радуется появлению в свете «Христианского единения» на защиту Православия, похваляет христианскую ревность и труды моего недостоинства, ободряет к продолжению дела и осеняет оное архипастырским благословением. Спустя неделю после, прибыл из Константинополя в Париж ученый монах и писатель Апостол Макракис и доставил мне письмо от митрополита Кесарийского Паисия, первого члена Патриаршего Синода, мужа, необыкновенно чтимого за твердость в вере и строгость в жизни. Преемник Св. Василя Великого также не щадит ни похвал, ни одобрений, ни благословений и молитв «Христианскому единению» и его грешному основателю.

Во избежание упрека в самохвальстве я не сообщил Вашему П-ву о сих высокопочтенных и утешительных для меня свидетельствах, считая оные за частное мнение.

В прошлом июле месяце проживающий в Париже для усовершенствования себя в науках (он уже учился в Германии, где получил степень доктора богословия), бывший при Патриархе Константинопольском диакон, а ныне состоящий при Афинском университете профессор богословия, Евстафий Клеовул получил известие из Константинополя, что Вселенский Патриарх желает иметь все издание «Христианского единения». Племянник бывшего Патриарха Германа и уразумевший смысл желания Патриарха Г. Клеовул, не принял на себя доставление полного собрания нашего журнала Его Святейшеству, а советовал мне и о. Гетте самим поднести оный Патриарху. Мы сделали это при почтительнейшем письма. Ответом на сие была грамота Святейшего Вселенского Патриарха Иоакима вкупе со Священным Синодом, состоящим из двенадцати митрополитов. Препровождая нам сей документ, поверенный по учёным делам Патриарха, Полихрониадес, известил нас, что мы уполномочены сделать из сей грамоты употребление какое заблагорассудим для нашей цели. Он ясно разумел под тем согласие Его Святейшества на напечатание Его послания в «Христианском единении».

Имею честь представить при сем Вашему П-ву упомянутую грамоту в подлиннике и переводе, всепокорнейшее прося Вас о возвращении мне драгоценнейшаго документа, украшенного подписанием Вселенского Патриарха и Преосвященнейших митрополитов. Считаю излишним выставлять перед Вами важность сего писания, ибо она очевидна и по своему источнику, и по содержанию. Да видит же Запад смысл и дух Православия, и да молчит перед его истиной, святостью и любовью!

Кроме «Христианского единения» грамота Святейшего Иоакима была добровольно напечатана в журнале «La Semaine Universelle» и будет напечатана в «L’Esprit Public» et «Le Nord». Трудно надеяться, чтоб другие здешние периодические издания, напоенные фанатизмом или неверием, дали место в своих столбцах высокому слову Православных Восточных Иерархов. Но, по частным сведениям, известно, что грамота обратила на себя внимание, смешанное с удивлением. «Христианское единение» уже пользовалось большим значением на Востоке, равно как и серьезным вниманием на Западе. Большая часть статей, помещенных в этом листке, переводятся и помещаются в православных журналах как то: «Единодушие» ("Ομωνοια – патриарший листок в Константинополе), Благочестие (Έυσέ'ίΐ-.α – в Смирне), Евангельский проповедник (в Афинах), Клио (в Триесте). Но патриаршее свидетельство дает, так сказать, исключительный вес «Христианскому единению». Не знаю, удостаивалось ли какое-либо периодическое издание столь высокого одобрения и ободрения.

О если бы голос наших Восточных отцов в вере расположил в пользу «Христианского единения» и наших отечественных Иерархов! Со стороны сих последних нам не нужно гласного свидетельства, а нам дорого их сочувствие и благословение; сверх же того необходима и благовременная помощь. Принося этому делу мой бескорыстный труд, я приносил вместе с тем и жертву вещественную. Сию последнюю я не в силах продолжать. Боюсь и скорблю, что первый, хотя и слабый, голос Православия на Западе, после трехлетнего не бесплодного оглашения, должен будет замереть не от недостатка внутренней силы, но от отсутствия внешнего проводника.

В настоящее же время, при угрожающем перелом папства, особенно важно заявление Православия, ибо Рим силен не приверженностью к нему, а привычкой; он стоит не верой, а искусным устройством; голоса, вопиющие в пользу его не столько одушевлены благочестием, сколько расчетом. Этот Иерихон силен против внешней силы; но падает перед силой веры. Верой стены Иерихонские падоша. С кивотом завета мы уже несколько раз обходили эти стены; но ни разу не исполнили Божия повеления испустить сильный вопль. Начинает едва слышный голос; пусть другие усилят его.

Представляя все сказанное просвещенному вниманию и христианскому сочувствию Вашему, с глубочайшим почтением и проч.

Париж, 19 октября 1862 г.

P.S. «L’Union Chrétienne» имеет до трехсот подписчиков, из коих одна треть –православных. Издержки издания уже окупаются, но расходы за найм помещения и прислуги лежат на мне. 2000 фр. были бы достаточны на совершенную помощь».

«Послание Святейшего Вселенского Патриарха Иоакима вкупе с Святым Собором

Высокопочтеннейшему протоиерею Г. (Кир) И.Васильеву и благочестивому и достопочитаемому аббату Гетте, мужам мудрым и всеполезным, достойным представителям редакции, издаваемого в Париже журнала «L’Union Chrétienne», чадам нашим о Господе возлюбленным и превожделенным.

«Иоаким, Божией милостью Архиепископ Константинополя, нового Рима и Вселенский Патриарх».

Мудрые и все полезные мужи, высокопочтеннейший протоиерей г. Иосиф Васильев и благочестивый и достопочитаемый аббат Гетте, достойные представители редакции издаваемого в Париже журнала «L'Union Chrétienne», чада наши о Господе возлюбленные и превожделенные! Благодать вам, мир и милость от Христа Спасителя Нашего!

Не неизвестны были нам доблестные и полезные труды издателей «Христианского единения» в охранение целости веры Христовой; давно уже мы превозносили оные похвалами и напутствовали благословениями. Ныне же с радостью получили мы любезное письмо вашего благочестия с приложением к оному драгоценного собрания всего вашего издания.

Узнавши из оного точнее вашу цель, мы возблагодарили Бога всяческих, призвавшего всех людей к единению и дающего глагол благовествующим оное силой многой.

Во истину мы относим ко внушению Божию не только вашу благодетельную мысль для тела Церкви, но и во Христе единодушие и сотрудничество, а равно и искренность и бог угодность цели трудов ваших, и законность и благоприличие употребляемых вами средств, и верность руководителей, которым следуете, и твердые и непоколебимые основания, на которых право созидаетесь и удивительную кротость слова доходящего до слуха не яко во огни, не яко в трусе, но в гласе хлада тонка, проникающего в душу с кротостью, достойной Бога, коего делу служите, являющего силу свою не крепостью слова, но простотой.

Вы же, возлюбленные, известно приимете достойную мзду ваших священных трудов в пользу Святого дела.

Что же касается нашей Православной Восточной Церкви, Она всегда со скорбью взирала на удаление от Нее некогда столь почтенных Ей сестер, Западных Церквей, а особенно Церкви древнего Рима. Хотя Церковь наша и утешается сознанием своей невинности, что в начале Она не была причиной разделения, а потом не увеличивала и не укрепляла оного, однако ж, Она никогда не преставала со слезами возносить теплые молитвы своему Богу и Спасителю сотворившему обоя едино и средостение ограды разрушившему, да приведет Церкви к единодушию, даровав нам единство веры, и общение Духа Святого. Чтобы умилостивить Его, Она показывает Ему язвы своего мученичества и раны, претерпеваемые Ее за Православную веру в продолжении стольких веков от нарушителей мира и кроткого Ее во Христе пребывания, что без сомнения не неизвестно вашей мудрости.

Итак, мерность наша и окружающий нас священный Собор Преосвященнейших Митрополитов, наших во Святом Духе братий и сослужителей, известившись, особенно из ваших писаний, о божественной ревности вашей о вожделенном соединении Церквей и исполняясь духовной радости, венчаем Ваше святое дело достойнейшими похвалами, из глубины души преподаем вам и соревнующим вам сотрудникам наши Патриаршие и Соборные благожелания и благословения, молясь о скором достижении цели Христианского единения. И как утешительно было нам видеть в писании вашей честности мужа Западного с Восточным братски единомысленных в любви к истине и вместе подписавшихся, так да даст Господь нам и всему Христианскому миру узреть, во глубине судеб и щедрот всемогущего Бога, и некогда бывшие сестры Церковь Восточную и Западную утвердившимися искренно и не лестно в единении духа, в союзе мира, яко да будут все едино Тело Христово в славу Отца, Сына и Святого Духа, в Троице не раздольной и не слитной полоняемого Бога нашего, Его же благодать и не нечетная милость да будет с вами!

Индикта V, 23 августа 1862 года.

† Иоаким Арх. Константинопольский ваш во Христе богомолец.

† Паисий Митр. Кесарийский ваш во Христе богомолец.

† Паисий Митр. Ефесский ваш во Христе богомолец.

† Мефодий, предстоятель Карпатский ваш во Христе богомолец.

† Стефан Митр. Ларисский ваш во Христе богомолец.

† Софроний Митр. Аратский ваш во Христе богомолец.

† Хрисанф Митр. Смирнский ваш во Христе богомолец,

† Мелетий Митр. Митиленский ваш во Христе богомолец.

† Дорофей Митр. Димитриадский ваш во Христе богомолец.

† Дионисий Митр. Меланикский ваш во Христе богомолец.

† Мелетий Митр. Фаскопрескренский ваш во Христе богомолец.

† Аноимий Митр. Белградский ваш во Христе богомолец.

† Агапий Митр. Гревенский ваш во Христе богомолец.

Присоединенный к Православной Церкви аббат Гетте¹³⁰, продолжая свои труды против Рима, выпустил в 1862 году книгу «De la Papauté schismatique», которая тотчас же Ватиканом была внесена в список запрещенных книг. Восхваляя труд аббата Гетте, прот. Васильев просил А.П.Ахматова¹³¹ приобрести это сочинение для семинарских библиотек, что послужило бы некоторым поощрением автору.

Редактирование «L’Union Chrétienne» доставляло не мало горечи прот. Васильеву. Полное безучастие заграничных священнослужителей, банкротство Константинопольского корреспондента, недоплатившего редакции 800 франков, наконец, стремление о. Иосифа возвратиться в Россию и др. причины заставили его подумать о прекращении издания.

Сильное возбуждение христианского мира, вызванное сочинением Ренана «Жизнь Иисуса Христа», постепенно улеглось, благодаря появившимся критическим статьям, в числе коих был труд Гетте, о чем прот. Васильев с радостью сообщал обер-прокурору. Другое значительное событие описываемое о. Васильевым в настоящем письме, – это ослабление влияния католического духовенства, вызванное сочинением «Le Maudit». Заканчивает настоящее письмо прот. Васильев выражением скорби о плохом состоянии богословского факультета Сорбонны, где молодые профессора ультрамонтанисты все свои лекции наполняли бранью против Православия, и по поводу междоусобия католиков – либералов с нелибералами. Нет более древней Сорбонны, осталась только тень и вывеска, писал о. Иосиф; борьба пока слышаться в подземных ударах, но она разразится извержением о междоусобии католиков.

«Соответственно поручению Вашего П-ва¹³², я занялся отысканием латино-французской Библии. Новых изданий по этой части нет, по нерасположению Римско-католической Церкви к трудам подобного рода. Из преждеизданных – два мне показались слишком многотомными: – таковы Библия де-Вапся в пятнадцати томах, и Саси в тридцати двух томах.

Я избрал средину, т. е. Библию, изданную де-Женудом в пяти томах. К сожалению, нельзя было отыскать более нового экземпляра, как тот, который я приобрел за 30 франков. Генерал-адъютант Сергей Григорьевич Кушелев взял на себя труд доставить эту посылку Вашему П-ву.

Папа осудил книгу о. Владимира Гетте, поставив ее в число запрещенных книг (а l’index). Спустя три дня после этого Ватиканского грома, воссиял с Востока радостный луч солнца. Православный сочинитель «de Іа Papauté schismatique» имел утешение получить на свой труд одобрительную грамоту Св. Вселенского Патриарха Софрония. Кроме обычной своей важности, этот документ приобретает новую силу от совпадения с папским осуждением. Имею честь представить при сем Вашему П-ву подлинник упомянутой официальной грамоты первого пастыря Православной Церкви. Перевод же оной вы изволите усмотреть в «Христианском Единении».

Пользуюсь сим событием, чтоб возобновить пред Вашим П-вом покорнейшую просьбу о содействии к распространению в России книги о. Гетте. На Западе продано пока сто двадцать экземпляров; об отправленных в Россию двухстах экземплярах нет удовлетворительных известий. Между тем сочинитель положил на издание своего труда около четырех тысяч франков. Для него было бы благовременною помощью, если бы наши отечественные иерархи соблаговолили взять по одному экземпляру «Схизматического Папства», а равно если бы по стольку же было приобретено семинарскими библиотеками. Для духовных воспитанников книга о. Гетте была бы полезна и по содержанию, и по языку. Мне совестно быть докучливым. Но ходатайствуя в пользу православного писателя, я имею в виду благо Православной Церкви. Таково расположение умов и сила предрассудков на Западе, что защитник истины или должен обречь себя на тягостное молчание, или посвятить свои силы святому делу и вместе принести материальную жертву. О. Гетте не ищет вознаграждения за свой труд, ни даже возвращения своего пожертвования, а был бы счастлив встретить только некоторое сочувствие и облегчение. Польза от его труда в благо Православия несомненно, хотя успех и не кажется блестящим. Это закон всякого начинания на новом поприще среди многочисленных препятствий.

«L’Union Chrétienne» вступило в пятый год своего воинствующего существования. Большая часть подписчиков этого листка доселе оказались ему верными: надеемся на умножение. Из России, без сомнения благодаря благосклонному содействию Вашего П-ва, тоже возвратились почти все наши читатели. Редакция ожидает исполнения Вашего обещания о даровании, как в прошлом году, тысячи двухсот франков на покрытие части дефицита. С нами случилось по пословице: «где тонко там и рвется». Корреспондент наш в Константинополе, книгопродавец Полихрониадес, собрав с подписчиков деньги обанкротился и мог выслать нам некоторую часть, а остальных восемьсот франков мы лишились. Эта просьба о помощи есть последняя. Если в конце будущего года «L'Union Chrétienne» не покроет своих издержек (10,000 фр.), то я решился прекратить издание оного. Кроме некоторых личных пожертвований и труда, бодрость слабеет от неучастия моих заграничных товарищей. Один из них четыре года собирается писать статьи, и доселе извиняется не досугами; другой предпочитает основать свой журнал на русском язык; тот предлагает преобразовать «L’Union Chrétienne» в журнал, оппозиционный своей Церкви; иной доставил три статьи, но совершенно негодных к помещению в какой бы то ни было листок. Верно, не приспело время, а, с другой стороны, неумное и недостоинство трудящихся делает их труд малоплодным. Как будто светил луч надежды со стороны англичан, расположенных к соединению с Православной Церковью, да и тот начинает померекать, как можно усмотреть из последних объяснений англиканских богословов в столбцах «Христианского единения». При том с окончанием предстоящего года исполнится моему заграничному служению девятнадцать лет, и я серьезно начинаю думать о возвращении в отечество. Кроме того, что я никогда не хотел прожить всю жизнь вне России, Бог напоминает мне о возвращении обстоятельствами моего семейства: старшей моей дочери скоро шестнадцать лет, второй четырнадцать. Пора на родину! Оставляя же Париж, я не хочу возложить на плечи моего преемника произвольно предпринятых мной трудов в роде «L’Union Chrétienne». Волнение, произведенное в Христианском мире, кичливой и вместе пустой книгой Ренана, начинает успокаиваться. Время, которое ныне так скоро сокрушает все явления; сильный и единодушный отпор, который противопоставили дерзкому нападению на Спасителя христиане всех вероисповеданий; строгий суд о Ренане многоученой и рационалистической Германии, дошедший наконец в переводах до слуха малоучёных французов, – все эти обстоятельства послужили противоядием зловредному действию мнимой «Жизни Иисуса». Почтенный о. Гетте принес свою добрую лепту в эту сокровищницу. Его труд печатается на греческом языке в Лейнах под редакцией известного профессора богословия в Афинском университете Константина Контогони. И однако ж сто тысяч экземпляров плевел Ренановых, падших на почву маловерия и малознания, произвели и произведут важный ущерб ниве Христовой! Теперь явилась новая стенобитная машина, направленная исключительно против Римско-католической Церкви. Разумею нравоописательный роман: «Le Maudit». Сочинитель его еще остается неизвестным. Гадают, что это есть произведение женевского пастора Бунгенера (Bungener), известного своими двумя антикатолическими повестями: «Un sermon sous Louis XIV» и «Julien ou la fin d'un siecle». Другие вернее предполагают, что «Le Maudit» вышел из-под пера римско-католического священника, как это и значится на обертке книги, и думают узнать в авторе аббата Мишона. В самом деле многие обстоятельства жизни Г. Мишона, его шаткое положение в своей Церкви, независимость его характера, его литературные достоинства и недостатки, сам отъезд его в Палестину за несколько дней до появления в свет «Le Maudit», все это, взятое вместе, дает вероятность предположению о написании книги аббатом Мишином. Наконец ходит мнение, что «Le Maudit» есть плод нашего почтенного о. Гетте; но это неверно. По прочтении упомянутого нравоописательного романа, о. Владимир Гетте нашел изображение предмета весьма верным, указал на многие лица, едва прикрытые псевдонимом; но, по его мнению, дело весьма смягчено и не полно, без сомнения, потому что вернейшее и полнейшее описание внутреннего быта римско-католического духовенства, подвергло бы сочинителя суду, а сочинение – запрещению. О. Гетте уверяет, что легко составит дополнение к «Проклятому» столь же обширное, как новопоявившийся роман.

Несмотря на сдержанность тона сочинения, «Le Maudit» нанесет большой ущерб влиянию здешнего духовенства. Неуместное порицание этой книги в заседании Сената послужило новой приманкой к чтению оной.

Уже несколько тысяч раскуплено, и я едва мог отыскать экземпляр для Вашего П-ва.

Печатают новое издание. Римско-католическое духовенство ведет себя в этом случае смиренно и осторожно; запретив через духовников читать зловредную книгу, оно пока отмахивается. Да и трудно было бы опровергать подобный род сочинения. С другой стороны, в молчании есть невыгода: оно может быть принято за знак согласия. Полагают, что епископы коснутся «Le Maudit» в грамотах, которые здесь печатать в обычае, по случаю Великого поста. Другой литературной и богословской новости нет.

Уровень учености здешнего духовенства довольно низок; важных сочинений не пишут, а ограничиваются перепечаткой трудов ученых XVII и XVIII веков, да трудятся над составлением благочестивых книг, направленных единственно к сердцу и воображению. Это направление духовных творений вышло от иезуитов. Опытные в управлении совестью сыны Игнатия дошли до уверенности, что доводы и изыскания мало помогают поддержанию и усилению веры и духовной жизни. Вернейшее средство к тому есть действие на сердце, которое составляет главную основу и пружину жизни. Насколько раз я был на богословских курсах в Сорбонне, и могу только сказать: «нет древней Сорбонны, осталась только ее тень и вывеска». Профессора все молодые, малоученые и страшные ультрамонтаны. Как необходимое последствие этого направления есть их вражда к Церкви Православной. При всяком удобном и неудобном случае эти учители гремят против Нее не доказательствами, а бранью и клеветой; название «schismatique» кажется им слишком благосклонным, и для большого унижения они называют Ее «photienne».

В этом роде отличается особенно аббат Перев, воспитанник покойного Лякордера.

Если есть геликан в Парижской епархии, то это Архиепископ Дарбуа, но и тот, как человек крайне осторожный, умерил свой галликанизм со времени восшествия на епископскую кафедру.

Ему ставят в заслугу то, что он не расположен к иезуитам, которых весьма малое число, сравнительно с прежним, он допустил к проповеданию в приходских церквях Парижа в пост перед Рождеством Христовым. И иезуиты не жалуют Парижского Архипастыря, оплакивая между своими его холодность к Риму.

При мысли об ультрамонтанах и галликанах нельзя не сказать, что пресловутое Римское единство еще не так плотно, как привыкли о нем думать. Не даром отступница Свечина называла галликанизм малым расколом, в отличие от большого раскола Православия.

Но благоразумие латин здесь то и является во всей силе, т. е. в умении прикрывать разногласия обаятельными словами: Папа, католицизм, единство. В самом ультрамонтанском лагере свирепствует теперь важное междоусобие между католиками либералами и нелибералами. Во главе первых стоят обломки школы Ламене: де-Монталамберт, де-Броли, Епископ Маре и др. Вторыми руководят иезуиты. Борьба пока слышится в подземных ударах, но она разразится извержением. Речь графа де-Монталамберта, произнесенная на Малинском конгрессе, в которой порывистый оратор защищал так называемые завоевания современной цивилизации: свободу политическую, свободы совести, вероисповеданий, книгопечатания, – эта речь служит предметом пререканий не только между писателями, но и между епископами, иезуиты ведут либеральные тенденции под индекс. После останется выбор между двумя крайностями: покорность или восстание. А если вспомнить о брожении умов в Италии, заразившем значительную часть низшего духовенства, то единство средневековое окажется еще более шатким.

Переходя от чужих дел, если только позволено считать события в христианском мире чужими, к своим, к кругу моего служения, имею утешение доложить Вашему П-ву, что по церкви, причту и здешнему летучему приходу все, благодаря Бога, обстоит благополучно. У нас есть разногласие, но не важное, чисто физическое, – в голосе нашего почтенного о. диакона. Если время может исправить недостаток гортани и слуха, то на этого одного, как говорят, служителя Божия (le temps est un ministre de Dieu) возлагаем надежду. Русских в Париже не более трети сравнительно с прежним. Седьмого текущего декабря я имел радость освятить домовую церковь княгини Бутера. Еще одна точка иностранной земли посвящена православной молитве – да будет благословен Бог!

Искренно приветствуя Ваше П-во с новым годом и проливая мои бедные молитвы о Вашем здоровье и успехе благих трудов Ваших, с истинным почтением и пр.

Париж, 22 декабря 1863 г. / 6 января 1864 г.»

Незначительное письмо, в коем о. Васильев просит А.П.Ахматова¹³³ поддержать ходатайство о снятии эпитимии с проживавшего в Париже полковника Давыдова, представляет интерес по приложенной к нему копии с письма о. Иосифа к С.-Петербургскому Митрополиту Исидору о том же предмете.

Имею честь приложить при сем на усмотрение Вашего П-ва изложение дела и мое прошение касательно снятия эпитимии с полковника Давыдова, которое я счел долгом представить Высокопреосвященнейшему Исидору Митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому. Беру смелость просить Ваше П-во о содействии решению этого дела.

Полковник Давыдов, жарко принимая к сердцу свое положение, находится в большом волнении, которое, по моему крайнему разумению, не может быть спасительно для него, ни полезно для нашей Церкви. Лучшим исходом этого затруднения может быть только сложение с наказуемого остальной эпитимии; что в существе не было бы противно правилам Церкви, предоставляющим духовной власти право снисхождения.

Париж, 14 ноября 1864 г.»

Письмо к Митрополиту Новгородскому Исидору.

«Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!¹³⁴

Проживающий в Париже отставной полковник Владимир Давыдов осужден в прошлом году, за нарушение святости брака на семилетнее церковное покаяние под моим наблюдением. В следствие сего мной были назначены ему, как средства покаяния и исправления, пост, усиленная молитва и отлучение от Св. Причащения. Полковник В.Давыдов исполнил это с глубоким чувством и примерным усердием.

Ныне я осмеливаюсь утруждать Ваше Высокопреосвященство покорнейшей просьбой о сложении упомянутой эпитимии с моего духовного сына, имея к тому следующие основания:

1) Вина полковника В. Давыдова облегчается странным удалением бывшей его жены от супружеских сношений.

2) Положение полковника Давыдова крайне затруднительно по его пребыванию и семейным связям в Париже. Происходя по матери от французской фамилии герцогов де-Граммон, он имеет здесь родственников римских католиков и даже аббатов, которые имеют предлог в церковном наказании их православного родственника высказывать к нему лицемерное сожаление, упреки, негодование. Основная же мысль всех подобных выражений направлена против Православной Церкви, от которой они стараются отторгнуть полковника Давыдова. Я всегда знал его приверженность к православию, но опасаюсь вообще слабости человеческой среди затруднений и искушений.

3) Полковник В.Давыдов всегда отличался усердием к церкви, служил при оной в продолжение года в должности старосты и содействовал к порядку и благолепию оной.

4) Подверженный эпитимии, он нес ее с примарной покорностью и принял вообще решимость вести жизнь неукоризненную.

По сим побуждениям, как духовный отец наказуемого, я нисколько не опасаюсь, чтоб от отмены эпитимии пострадало его спасение; напротив, в пользах этого спасения и блага Церкви, всепокорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство сложить с полковника Давыдова остальное время церковного покаяния.

Смиренно испрашивая Ваших Архипастырских молитв и благословения, имею честь быть и пр...

Париж, 14/26 ноября 1864 г."

В ноябре 1864 года американский пастор Юнг прислал о. Васильеву письмо, которое по высказанным впечатлениям, полученным автором в России, представляет большой интерес и значение, почему печатается полностью¹³⁵. Почти вслед за письмом Юнга, к протоиерею Васильеву явились два англиканских епископа, беседу с коими описывает о. Иосиф в настоящем письме.

Подражая Ренану (автору «Жизнь Иисуса Христа»), немецкий ученый Штраус выпустил сочинение с таким же заголовком, как и его французский коллега. Подробно разбирая это сочинение, о. Иосиф заканчивает словами: «там бездна учености, но совершенное отсутствие логики и здравого смысла».

Новая борьба между Римом и католическим духовенством во Франции, окружное послание Пия IX и его последствия занимают остальную часть этого письма к А.П.Ахматову¹³⁶.

«За несколько дней перед сим, я получил письмо от американского пастора Юнга, того самого, который приезжал в Россию для переговоров о соединении американской Епископской Церкви с Православной.

Доброжелательная вежливость г. Юнга испортила его обстоятельное послание похвальными выражениями моему недостоинству. Приглашение же его меня в Нью-Йорк я понял за серьезное желание, с его стороны, перейти от слов к делу. Не о переселении в Америку я помышляю, а о возвращении в отечество. Несмотря на то, если б воля Божия выразилась устами начальства, я нашел бы довольно сил, чтоб покориться моему назначению в Новый Свет. Зная мои немощи и трудности, меня окружающие, не вызываюсь; но покорный долгу, не отказываюсь.

В предполагаемом ответе Г. Юнгу я напишу, что православный священник следует во всем указанию и распоряжению своихъ отцов и пастырей, и помимо их никаких предложений принимать не может. В последних числах прошлого месяца посетили меня разновременно два Епископа Англиканской Церкви, проезжавших через Париж в Италию для поправления здоровья. Один великобританский подданный, Еп. Брехинский; другой гражданин Соединенных Штатов, Еп. Миннесотский. Первая цель их посещения была видеть нашу церковь. Миннесотский Еп. отстоял литургию (это было в среду); а Брехинский был после полудня. Оба вели себя в церкви с похвальным благоговением. По входе в алтарь оба, следуя моему примеру, поклонились перед Св. престолом и просили позволения облобызать его; в чем я им не отказал. Брехинский Еп., сверх того, облобызал на плащанице изображение искупительных рань Спасителя, пожалев при том, что Англиканская Церковь отвергла крестное знамение, это Апостольское установление. При этом посещении не обошлось со стороны англиканских прелатов без выражений сочувствия к Православной Церкви. Брехинский Еп. пожелал осведомиться об учении Православной Церкви касательно призывания святых и молитв за усопших. Я удовлетворил не бездоказательно, его желанию; и когда сопровождавший его англиканский пастор предлагал мне известные протестантская возражения, то Епископ остановил его и с некоторым авторитетом сказал: «вам показаны начала этих догматов в Св. Писании и Апостольском предании; этого довольно для веры. Ваши же возражения касаются вопросов любопытства о способ сообщения и действия молитв».

Во Французской литературе нового замечательного ничего не явилось, если не считать таковым перевода на французский язык переделанной старой книги Штрауса. Лавры Ренана, а может быть и денежные выгоды отнимали сон у немецкого критика-отрицателя. Так он и составил из прежних материалов популярную «Жизнь Иисуса».

Какая трогательная заботливость о просвещении народа! Освободив свой прежний труд от излишества ссылок на всех языках и от тяжелых розысканий, неверный пастор вообразил себе, что сделал новое сочинение легче и яснее. Может быть оно кажется таким в Германии, но французское внимание не выдерживает подобного чтения. Ренан доселе остается канонической книгой неверующих галлов.

Выше Ренана целой головой по учености, Штраус не перерос его ни на одну линию по основательности. Понимая, что прежде всего нужно опровергнуть историческую подлинность Евангелий, немецкий критик основывает всю силу своих опровержений на том, что свидетельства об Евангелиях не современны их появлению, а позднее около ста лет. Недобросовестно преувеличивая это расстояние, Штраус все-таки не достигает своей цели. Ибо, с одной стороны, приведенные им свидетельства говорят об авторитете Евангелий, как всеми уже принятом, а это заставляет отнести далеко назад их появление; с другой же стороны, на Евангелие нельзя смотреть, как на литературное произведение; это книга жизни, основа нового общества. Следовательно, жизнь общества на началах Евангелия, борьба за него есть высшее и достовернейшее свидетельство, чем указания писателей. Опустив без внимания этот непререкаемый факт жизни Церкви и крови мучеников, Штраус теряется в жалких мелочах.

Не одолев твердыни Евангелий, неверный пастор перелазит в их святилище, как тать, и начинает там святотатственно хозяйничать. Поставив бездоказательно философски неосновательный критерий, что сверхъестественное, чудесное невозможно и несбыточно, он отвергает все существенное в Евангелии и выбирает кое-что, подводя это под человеческую, обыденную мерку. Все неподходящее под эту мерку – миф! Но и сам миф, наперекор мыслям и желаниям критика, делается чудом. Народ иудейский, по какой-то странности, ему одному свойственной, создает себе идею освободителя сверхъестественного, и живет этим вымыслом. По непонятному стечению обстоятельств иудейская фантазия осуществляется, вымысел делается фактом; является лицо, которому навязаны черты воображаемого и которому верять не одни иудеи, но и греки, и римляне.

Окутанное такими мишурными украшениями воображения, лицо делается началом новой, высшей жизни, творящем нового человека. Не чудо ли это более необъяснимое, чем истинная экономия человеческого спасения Богочеловеком? Несообразность между Штраусовой теорией и фактом христианства, между причиной и действием, разрушает все его многотрудное нечестивое дело. Там бездна учености, но совершенное отсутствие логики и здравого смысла. Это запутанная математическая выкладка, которой цель есть доказать, что дважды два не четыре, а полтора. Простите ваше П-во, что утомляю внимание Ваше моим долгим размышлением; это малая доля моих замечаний, вылившаяся невольно под свежим впечатлением от чтения Штрауса.

К нашей эпохе особенно прилагаются слова Спасителя: иже не имать, да продаст ризу свою и купит нож (Лк. 22:36). Ныне более, чем когда-либо силы лжи и зла вступили в упорную борьбу против христианства.

Критики исторические, геологи, микроскописты, химики, физиологисты и все вообще позитивисты ведут правильный подкоп под основы христианства. Написав на своем знамени отрицания: независимость разума, свобода жизни, польза и наслаждение, они увлекают за собой толпу этими обаятельными словами. Для человека размышляющего видны слабые стороны так называемой науки; для неиспорченного сердца недопустимы все последствия отрицательных изысканий позитивистов; однако ж жаль, что до сих пор ни один христианский ученый не сделал отпора врагам истины, оружием специальным, наукой. Появляются некоторые статьи с этим характером, как, например, математическое доказательство аббата Мана в пользу учения, что человеческий род произошел от одной четы, и что он мог дойти до настоящего числа именно в пределах христианской хронологии. Есть даже не лишенные основательности книги, против материализма, как то: Le matérialisme contemporain. Examen du système du docteur Buchener. Par M. Paul Janet. Но все еще ожидают борца против материализма. Кого восставит Бог на это дело? Ответ в будущем.

В ожидании этого Римский католицизм ратует не силой суждения, а смелостью осуждения. К сожалению, он падает в опасную крайность, опираясь на одном Папе и окружая его сиянием непогрешимости. Окружное послание Пия IX более принесет вреда христианству, чем пользы. Смешение истины с мнениями сомнительными, нравственного учения – с претензиями политическими, общих нужд – с требованиями местными, – все это вместо уяснения и утверждения приносит хаос и колебание. Направленное к скреплению единства послание Папы вводит разделение, или, по крайней мере, разногласие в недра самого римского католицизма. Сами епископы различаются значительными оттенками, начиная от безусловного повиновения, переходя смягчающее толкование и касаясь до несогласия с главой Церкви. Последнее выражается молчанием вопреки пословице: qui ne dit mot, consent; первое – откровенным согласием, среднее – двусмысленным соглашением. Несогласные рады запрещению правительства обнародовать в церквях послание римского Первосвященника; двусмысленные лицемерно протестуют против стеснения епископской свободы; открыто ультрамонтаны не только выражают свое единодушие с Римом, но и нарушают законное запрещение гражданской власти. Сим последним угрожает суд государственного совета, впрочем, не страшный для них, ибо он ограничивается одним решением, что было со стороны такого-то Епископа злоупотребление власти. Впрочем, Правительство может прибегнуть к более действительным мерам в силу существовавших до революции законов, не отмененных конкордатом. Оно может лишить Епископа жалованья и выслать его из епархии, предоставив капитулу выбрать временных управителей епархии.

Особенно в фальшивое положение поставлена так называемая либеральная партия, католическая, на которую всею тяжестью падают многие пункты папского осуждения. Не имея силы подчиниться приговору своего главы, эта партия ожидает врачества от времени и предполагает защищать католицизм своими средствами вопреки решению Рима. Такие слухи носятся о Монталамбере, Фалу, Броли. Правительство со своей стороны делает усилие воскресить Галликанизм; в чем едва ли успеет. Ибо действие его в этом направлении, если судить по предшедшему, непостоянны, неровны, несистематичны, Рим же имеет на своей стороне и постоянство и практику. В настоящее время ультрамонтанизм овладел всем и всеми до того, что правительству не на кого опереться.

Архиепископ Парижский, показавший некоторую независимость запрещением в своей епархии Римского прелата де Сегюра и неотменением запрещения Нельийского священника, которому возвратил священнослужение Папа. Архиепископ Дорбуа не надежная опора. Он, как человек тонкий и расчетливый, долго не устоит и далеко не пойдет. Кажется, Правительство чувствует это, а потому подготовляет себе помощников в будущем.

Новоназначенные три Епископа направления Галликанского. Рим дал заметить в затруднениях утверждения кандидатов, что он понял мысль французского Правительства. Невыгода Папы та, что он потерял единственно верную опору при Французском дворе. Императрица Евгения, недовольная посланием Папы, отказывается поддерживать его и подает руку принцу Наполеону.

О. Владимир Гетте печатает подробный разбор Папского послания и перечня заблуждений в «L’Unioii Chrétienne». Отдавая всю честь учености и талантливости моего собрата, я скорблю, что не могу внушить ему спокойствия и умеренности в выражениях. В этом отношении он послушался бы только Вас одних.

Впрочем, покройте наши недостатки Вашим снисхождением и не откажите в милостивом поддержании православного заграничного листка. Не издержек церковных просим у Вас, а слова рекомендации русским пастырям и отцам.

Возвратившись из Ниццы перед Рождеством Христовым, наш посол сообщил мне лестное желание Государыни Императрицы видеть меня в Ницце после нового года.

Посол дал мне указание отправиться из Парижа 3/15 января. По возвращении буду иметь честь довести до сведения Вашего П-ва, что будет в этом путешествии замечательного.

В первых числах прошлого декабря Его Величество король Эллинов изволил пожаловать мне Командорский орден Спасителя за восемнадцатилетнее духовное попечение о Его подданных.

Господин посол наш испросил мне Высочайшее соизволение на принятие и ношение упомянутого ордена.

Посольство уверяет меня, что это длинное письмо будет отправлено в Петербург завтра с курьером и, следовательно, прибудет туда к Новому году. Пользуясь сим имею честь принести Вашему П-ву, искреннейшее поздравление с Новым годом.

Париж, 7 янв. 1863 г. / 26 дек. 1864 г.»

«Любезный брат!¹³⁷

Вы, конечно, узнали из статьи, помещенной в «Church Journal», присланного мной Вам в минувшем июне, как было приятно путешествие мое в Россию. Сердечная благосклонность, оказанная нам Русскими церковными властями, внушила глубокое удовольствие как в Англии, так и в Америке, всем друзьям движения в пользу установления между нами духовного общения.

Я радуюсь известию, что Русская Церковь собирается отправить от себя представителей в Англию. Я много настаивал на этой необходимости во время пребывания моего в России и также в письме к Преосвященному Леониду¹³⁸, отправленном в августе месяце.

Другой предмет, на который я старался призвать внимание наших друзей в Москве и Петербурге, и о коем Преосв. Леонид просил меня паписать к Вам, состоит в устройстве Русской церкви в Нью-Йорке.

По возвращении моем сюда, я тотчас отправился разведать о числе находящихся здесь членов Восточной Церкви. Греческий консул сообщил мне, что здесь существуют шесть греческих коммерческих учреждений (банкирских или торговых домов) столько же семейств пребывают в новом Орлеане, но на шесть летних месяцев они переезжают в окрестности Нью-Йорка; есть греки и в других ближайших городах.

Перед войной они намеревались выписать из Греции священника и построить здесь церковь на собственные средства; но так как это намерение теперь отложено на неопределенное время, то Греки вполне одобрили бы устройство Русской церкви. После того я отправился к Русскому консулу, но за его отсутствием вице-консул объявил мне, что хотя он сам лютеранин, как почти все служащие при консульстве, однако будет содействовать к содержанию здесь Русской церкви. Те же уверения выразил мне впоследствии генеральный консул Барон Остен-Сакен, который, невзирая на то, что родился в Петербурге, но имеет никакого понятия об учении Православной Церкви и просил меня сообщить ему несколько сведений об этом предмете.

Я написал обо всем этом Преосв. Леониду. В разговоре, который мы имели с ним в Москве, я представлял чрезвычайно важным, чтобы духовное лицо, которое будет сюда назначено, было бы вполне способно занимать это место. На вопрос Преосвященного, кого я почитаю одаренным такими качествами, я, не колеблясь, ответил, что нельзя найти никого лучше Вас для совершения этого дела. Я очень понимаю, любезный брат, как было бы жестоко удалить Вас из Парижа, где Вы так хорошо основались, и я не имею никакой надежды на Ваш приезд сюда; но если бы Вы могли провести здесь от 3-х до 5 лет, то это самое ускорило бы успех предприятия более всего другого. Вид великолепного Восточного богослужения произведет здесь чрезвычайное влияние, и когда Вы ознакомитесь настолько с английским языком, чтобы совершать на нем литургию, то я не сомневаюсь, что многие из здешних сделаются членами вашей Церкви, так как не малое число наших богатых и принадлежащих к высшему кругу общества семейств утомились сектаторством и обращаются за успокоением в лоно Римской Церкви. – Если Ваши обряды, имеющие столь великое превосходство перед нашими, привлекут к себе наших единоверцев, то мы не станем жаловаться, потому что видим в Вашей Церкви и любим в Ней Матерь всего христианства. Что же касается до способа действия, то вот, что я предлагаю: устроить в Нью-Йорке церковь для посольства. Правда, что Вашингтон столица, но ничего больше. Нью-Йорк душа Америки и находится только в 10 часах расстояния от Вашингтона. Несколько иностранных посланников живут в Нью-Йорке, а их секретари дают им знать из Вашингтона, когда их присутствие бывает там необходимо. Само семейство Русского посланника проводить шесть месяцев в году в окрестностях Нью-Йорка. Всегда будут находиться при Русском посольстве и при консульствах в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне и Балтиморе, отстоящие между собой на 2–3 часа пути, члены Восточной Церкви, желающие иметь пособие священника, сверх того не малое число Русских кораблей посещают Нью-Йоркскую гавань.

Предлагали послать священника в Сан-Франциско, и меня спросили достаточно ли это будет для Америки? А в Петербурге внушили мысль, что все сношения для соединения будут производиться между нами и этим священником. Против этого достаточно возразить, что Сан-Франциско удален в отношении времени от Нью-Йорка вдвое больше, чем от Петербурга: на этот последний переезд достаточно 15 дней, а первое путешествие требует от 25 до 30 дней.

Во многих других отношениях умный и знающий английский язык священник мог бы принести пользу своему государству. Наша система первоначального и среднего учебного образования, вероятно, превосходит все существующее в остальной части мира; наши заведения общественной благотворительности, тюрьмы, исправительные дома и проч., могли бы представить предметы полезного изучения для России в достойных трудах, предпринятых ее просвещенным Правительством. Наконец, духовное соединение между нами могло бы иметь обширное влияние на политические отношения между нами, приучив нас почитать Восточную Церковь.

Если бы все эти важные соображения были представлены кому следует, то не возымело бы ли Русское Правительство расположение пожертвовать умеренной суммой, потребной на это предприятие! Сначала можно бы устроить домовую церковь с незначительными издержками. Пусть только Ваше Правительство согласится действовать, а я могу собрать окончательные сведения от проживающих здесь Русских и Греков, о содействии, которое они расположены оказать в пользу этого предприятия.

И. Юнг, Нью-Йорк, 14 ноября 1864 г.»

В апреле 1865 года о. Иосиф был вызван в Ниццу к находившейся там Государыне Марии Александровне, беседу с которой и описывает здесь прот. Васильев.

Огромный интерес представляет приложение к настоящему письму к А.П.Ахматову, заключающее в себе доклад о. Иосифа о поездке его в Англию по повелению Государыни. Целью командировки было обсуждение вопроса о соединении Англиканской Церкви с Православной. Вопрос этот имеет свою историю; начатый в царствование Петра І-го, он, вследствие кончины Государя в 1725 году, остановился и только во второй половине XIX века снова возобновился. Поездка прот. Васильева в Лондон, которую он подробно описал в докладе Государыне, – была началом возобновления этого весьма интересного вопроса.

«Второго числа прошлого января я получил от находившегося тогда в Ницце нашего посла телеграмму, (sic) которой он по приказанию Государыни Императрицы вызвал меня в место зимнего временного пребывания Ее Величества. На другой день я оставил Париж, и в праздник Богоявления, по воле Августейшей Гостьи Ниццы, совершил в тамошней церкви Божественную литургию. В следующий день я был удостоен полуторачасовой аудиенции Государыни Императрицы. Первоначально Ее Величество изволила спрашивать меня о состоянии религиозных дел во Франции, о Парижской нашей церкви, об о. Владимире Гетте. Потом Государыня Императрица пожелала знать мой отзыв о письме¹³⁹ Г. Юнга, которое я имел честь представить Вашему П-ву и о котором Ее Величество известилась от нашего посла. Признавая вообще делом благим устройство Православной церкви в Америке, где нет ни одного храма нашего вероисповедания, я не принял на себя решить благовременность этого дела относительно к частным обстоятельствам. Речь, естественно, перешла к движению Англо-Американской Церкви к Православной. При сем я упомянул о полученном мной в день отъезда из Парижа письме от Г. Вильямса, в котором именитый член Кембриджского Университета по согласию с Епископом Оксфордским приглашал меня погостить в загородный замок этого прелата.

Туда же должны были прибыть доктор Пьюзе и другие известные богословы Английской Церкви для собеседования, между прочим, о сближении Англиканской Церкви с Православной. Так как я отказался явиться на упомянутое собрание, то Государыня Императрица пожелала узнать причины этого отказа. На первую мою причину, что в Англии есть православный протоиерей, которому подручнее заняться этим делом, Ее Величество изволила заметить, что «ум – хорошо, а два – еще лучше», и что общие дела Церкви должны совершаться общими силами. На второй резон моего уклонения от моей поездки в Англию, что я не имею ни полномочия, ни инструкции, Государыня изволила сказать, что не нужно полномочия для предварительного уяснения дела, инструкцией же ученому священнику должно служить его богословское образование. Затем последовало положительное выражение воли Ея Величества, чтоб я отправился в Англию с назначением мне на путевые издержки 1500 франков. Путешествие мое за Ламанш взяло пятнадцать дней времени. Собранные мной там сведения я изложил в донесении Ея Величеству через посредство фрейлины Анны Феодоровны Тютчевой. Имею честь приложить при сем копию моего донесения на усмотрение Вашего П-ва.

Париж, 20 февраля / 3 марта 1865 г.»

Копия донесения.

«По возвращении моем из Англии, куда я был приглашен богословами этой страны для собеседования о соединении Английской Церкви с Православной, спешу отдать отчет о сведениях и соображениях, приобретенных мной в этом путешествии. Для большей ясности разделю мое изложение на следующие отделы: 1) Есть ли и в какой форме движение Английской Церкви к сближению с Православной Церковью? 2) Из каких побуждений и обстоятельств родилось это стремление? 3) Какие препятствия останавливают скорое осуществление единения Англиканской Церкви с нашей? 4) Какие надежды можно питать по этому предмету, и какое содействие с нашей стороны можно оказать упомянутому примирительному движению?

I. Как известно, в Английской Церкви существуют две партии: одна чисто протестантская, основывающая свои шаткие верования на 39 членах, составленных реформаторами; другая, если можно употребить это слово, полукафолическая, которая преимущественно черпает свою веру из богослужебной книги, сохранившей много древних православных истин. Эти две партии, странно стоящие в той же Церкви, называются в Англии двумя школами или даже двумя Церквами: Низкой и Высокой. Первая, несомненно, превосходит числом, вторая имеет на своей стороне образование и качества ее членов, особенно духовных. Знаменитые университеты Кембриджский и преимущественно Оксфордский принадлежат, по общности их направления, к «Высокой Церкви».

В этой то Высокой Церкви и существует стремление к сближению с Церковью Православной. Оно выражается в отзывах весьма почтительных о Восточной Кафолической Церкви, в братском приеме ее членов, в благоговейном посещении Англиканами Православных храмов, в изучении православного учения посредством переводов книг, содержащих изложение Православия и, наконец, в составлении «Общества Восточно-Православной Церкви».

Первым моим делом, по прибытии в Англию, было посещение университетов Кембриджского и Оксфордского. В Кембридже моим гостеприимным хозяином и руководителем был магистр и член Королевской коллегии Георгий Вильямс, известный путешественник по Востоку и два раза бывший в России. Этот усердный двигатель соединения Англиканской Церкви с Православной представил меня членам многих других Кембриджских коллегии; везде сан православного протоиерея открывал мне прием радушный и почетный; везде я слышал выражение сочувствия и почтения к Святой моей Матери Церкви. Оксфорд превзошел, если возможно, любезность и внимание своего ученого собрата. Ректор «Коллегии всех душ» Г. Лейтон, настоятельно пригласивший меня принять его гостеприимный кров, устроил два обеда для доставления мне встречи с членами славного университета. Сверх того, я навестил многих замечательных ученых, как то доктора Пьюзе, магистров: Лиддона, Медда, Бергона, Брамлея, Брайта и др. Опять слышал единодушное сочувствие, похвалы, почтение к Православной Церкви и желание единения с Ней. Но все эти заявления, не выходя из общих выражений, неопределенных надежд, сердечных желаний, не дали мне ясного понятия о силе и способах желаемого единения. Насколько раз я пытался дойти до определенной основы, но встречал уклонение от дельного рассуждения и подробного разбора этого вопроса. Только доктор Пьюзе, без всякого приступа, заговорил о предполагаемом единении богословским путем. Объяснив мне, что он занимался в настоящую минуту объяснением XXII члена Англиканской Церкви о чистилище, почитании икон и призывания Святых, знаменитый основатель школы, носящей его имя, спросил меня: – как учит Православная Церковь об этих пунктах? На мое изложение Православного учения он отвечал, что видит возможность согласить упомянутый Англиканский член веры с учением Кафолической Восточной Церкви, доказав, что он был единственно направлен против преувеличении и злоупотреблений Римской Церкви, касательно этого предмета. Затем доктор Пьюзе указал на возможность соглашения в учении о таинствах, отвергнув принятое схоластическое определение таинства и приняв за основу православное. Касательно таинства Св. Евхаристии он утверждал, что Церковь Англиканская может принять сущность учения о действительном присутствии в Св. Тайнах Тела и Крови Христовой, но недоумевает насчет слов «приложение» и особенно «пресуществление». Со своей стороны я старался ему доказать, что эти слова содержатся Православной Церковью именно для несомненного выражения действительности присутствия Тела и Крови Христа под видами хлеба и вина. Собеседник мой не возражал много и клонился к согласию.

На другой день доктор Пьюзе начал свою беседу весьма жестким порицанием Патриарха Фотия, называя его человеком злым, упорным совопросником, намеренно запутавшим вопрос об нисхождении Св. Духа от Сына. Подобное начало не обещало примирительного рассуждения. Я отвечал, что считаю приличным оставить в стороне лице великого Патриарха, и присовокупил, что доктор ошибается, если думает, что суд Православной Церкви о прибавлении, сделанном Папой в Символе Веры, основывается единственно на авторитете Фотия; что наша Церковь не признает Патриарха Константинопольского за непогрешимого Папу и основывается на Богооткровенном учении, которое содержится в Св. Писании и Соборном предании Вселенской Церкви. За сим последовали со стороны Г. Пьюзе обыкновенные западные доказательства и возражения, на которые мне не трудно было отвечать исторически и догматически. Доктор был неспокоен и смущен особенно свидетельством двух Пап Льва III и Иоанна VIII, и опирался в своих доказательствах преимущественно на блаженного Августина, выражавшего насколько раз, что Св. Дух исходить от Отца и Сына. На это я ответил, что, по внимательном изучении творений этого учителя, открывается в нем как бы два лица: когда блаженный Августин пишет, как учитель Церкви и свидетель древнего учения, тогда он везде выражается, что Дух Святой исходит от Отца. Когда же этот писатель Церкви вдается в изыскания и предположения, то позволяет себе мнение об нисхождении Св. Духа и от Сына, и то в сомнительной форме: почему бы нам не верить, что Св. Дух исходит и от Сына?

Спор наш продолжался полтора часа, и доктор Пьюзе, не представляя новых доказательств, заключил, что Англиканской Церкви также невозможно выбросить прибавление из Символа, как Церкви Православной вставить оное в Символ. Я отвечал, что Церкви, содержащие различное исповедание веры, не могут быть в единении, что Англиканские предки Г. Пьюзе, назад тому восемь веков, были согласны в этом с Православной Церковью; что Вселенские Соборы запретили, под страхом анафемы, вносить в Символ прибавление; что позволить Англиканской Церкви сохранить поврежденный Символ Веры, для нас значит тоже, что допустить новизну в своей Церкви и, следовательно, отступить от правила Вселенской веры.

После этого состязания мы расстались в грустном расположении духа; печальны были и свидетели нашего спора – магистры Вильямс и Лиддон. На другой день я пошел проститься с доктором Пьюзе и нашел его в настроении более примирительном. Он объявил мне, что Англиканская Церковь может сделать важный шаг к соглашению с Православием в учении об нисхождении Св. Духа; сохраняя Символ с прибавлением, она даст объяснение, что принимает единое начало в Св. Троице – Отца и произнесет проклятие на признающих двойное начало. Я отвечал, что подобный шаг есть полумера, которая не возводит дела к Вселенскому правилу веры, неприкосновенности Символа в основании и форме. При сем мой собеседник высказал задушевную мысль, что Англиканская Церковь не иметь довольно авторитета на своих членов, чтоб идти наперекор привычке, так что изъятие из Символа прибавления «от Сына» произведет разделение в недрах Англиканизма. На указанную мною решимость Американской Церкви сделать требуемую Православием поправку, доктор Пьюзе ответил, что американцы менее связаны обычаем и преданием, чем англичане. При сем я позволил себе дать совет, что нужно приготовить членов Англиканской Церкви предварительными многократными объяснениями дела.

При прощании с почтенной знаменитостью Оксфордской я слышал уверение трудиться неослабно к достижению вожделенного соединения с Православной Церковью. И когда я указал ему на запутанное учение 39 членов Англиканского Исповедания, он сказал, что не членами нужно объяснять Кафолическое учение, заключающееся в Богослужебной книге (Prayer-Book), а этой последней определить смысл членов. Доктор Пьюзе намерен¹⁴⁰ объяснить в этом смысле члены веры, т. е. так, чтоб объяснение опровергало содержащееся в них Протестантское учение. На другой день имело быть в Лондоне собрание так называемого комитета греко-российской Церкви (Russo–Greek Church Committee), куда я должен был поспешить по приглашению ее президента-каноника и канцлера Линкольнского Мессенберда. В прошлом году по решению Высшей Духовной Палаты, состоящей из Англиканских Епископов, Митрополии Кентерберийской, на упомянутый Комитет было возложено снестися с подобным же Комитетом в Америке и представить сначала в Низшую –священническую Палату, а потом в Высшую – Епископскую донесение о движении вопроса касательно соединения Англо-Американской Церкви с Православно-Кафолической Восточной. Естественно было ожидать уяснения дела в этом собрании, состоящем из десяти именитых священников разных епархий. Туда же был приглашен и прот. нашей Посольской церкви в Лондоне Е. Попов¹⁴¹. Но почтенное собрание угостило меня более радушием, испустив при вести о моем присутствии двукратный одобрительный крик (hear, hear), и не удовлетворило моего ожидания слышать ясное изложение дела. Заседание, длившееся около двух часов, ограничилось выбором осторожных и кратких выражений для изложения прошлых обстоятельств, касающихся искомого соединения, и повторением желания искреннего: «чтоб англиканские христиане и православные могли участвовать в молитвах и таинствах обеих Церквей, не изменяя своей Церкви». На мое замечание, что нужно упомянуть о предварительном согласи в учении веры, без коего не мыслимо общение в таинствах, мне ответили, что это вопрос крайне деликатный, на решение которого комитет не получил полномочия, что теперь только указывается движение и цель, а употребление средств будет указано обстоятельствами в будущем.

Плодом этого собрания «Комитета греко-российской Церкви» было донесение,

которое имею честь представить при сем в подлиннике¹⁴².

На другой день этот рапорт был представлен из Нижней Духовной Палаты в Высшую с большой церемонией. Депутация священников, состоящая из президента и двенадцати членов в разноцветных мантиях, предвидимая тремя экзекуторами с серебряными булавами, отправилась чинно по двору Вестминстерского аббатства в заседание Епископов. Мы с прот. Поповым последовали за этим ходом, ожидая какого-нибудь решения или, по крайней мере, рассуждения. Дело обошлось скромнее. Президент священников, по входе в Высшую Палату, направил свои стопы к примасу, председателю Епископов (их было десять), и вполголоса объяснил ему, что принес рапорт о деле желаемого соединения Англиканской Церкви с Православной Восточной. Архиепископ Кентерберийский принял бумагу с приветливой улыбкой и положил ее на стол. Между тем подошли ко мне епископы Оксфордский, с которым я познакомился год тому назад в Брюсселе, Лондонский, с которым я довольно долго беседовал в 1862 году в Парижской церкви, Эдинбургский, Солсберийский и Бристольский, которым я был представлен мимоходом в Оксфорде, все жали мне руку и говорили любезные приветствия. Кентерберийский Архиепископ подозвал меня к себе и благосклонно говорил со мной, пожимая, по обычаю, мне руку. О деле единения с Православной Церковью никто из них не сказал ни слова. Это свидание ограничилось только приглашением меня на обед Митрополитом, на три завтрака – Епископом Оксфордским, на вечер и обед – Епископом Лондонским.

Не честь этих приглашений занимала меня, а надежда в частных встречах с епископами побеседовать о деле единения. Воспользовавшись только двумя завтраками Епископа Оксфордского, я не нашел там пищи моему сердечному любопытству. Видя, что сам почтенный хозяин, окруженный двумя епископами и десятью священниками, не касается разговора о соединении Англиканской Церкви с Православной, я позволил себе вопрос: какой ход дает Епископская палата донесению священников о деле «Единения» и какой исход можно предвидеть? Самуил Оксфордский отвечал с добродушием, не лишенным дипломатии, что это дело подлежит суду не одного Епископа и не одной провинции, но должно пройти через совокупное рассуждение Митрополий Кентерберийской и Йоркской; что он заранее не может ничего предвидеть, желая искренно со своей стороны соединения с Православной Церковью. Больше нельзя было извлечь ничего из уст «Его Господства». Не более определителен был присутствовавший здесь Епископ Солсберийский, друг Палмера, вступившего в Римскую Церковь. Но в этом прелате я заметил более теплоты и как бы нетерпения к скорейшему соединению.

Еще менее ясности я получил от Епископа Лондонского, который не отличается большим богословским образованием, принадлежит к направлению Протестантскому и мало вообще занимается Церковными делами. Его взгляд можно выразить словами: «я не прочь от соединения с Православной Церковью, если все мои собратья и правительство найдут это возможным».

На вечере у этого Англиканского пышного прелата я был представлен, между прочим, знаменитому министру Гладстону, известному своим филелленизмом. Этот Государственный человек принадлежит к числу желающих соединения с Православной Церковью. В довольно продолжительном разговоре со мной он высказал свой взгляд на Православную Церковь. Ход его мыслей был такой: «Церковь Христова была хороша, пока содержала единство Востока и Запада. По разделении, Западное Христианство подчинилось человеческому развитию и приняло два ложных направления. Церковь Римская развила авторитет до духовной тирании, сосредоточив все в Папе и лишив духовных прав не только мирян, но и священство. Сверх того, папство осуетилось земной властью и связало с ней участь Церкви. Другие вероисповедания, которые Г. Гладстон назвал «свободными», напротив, рознили свободу до уничтожения авторитета, следовательно, всякого общего правила и единства. Церковь Православная, благодаря Промыслу Божию (par uue action providentielle), осталась на древних, первобытных началах, и к Ней-то должны возвратиться все Церкви, дабы спасти остатки христианства». Частных рассуждений о своей Церкви Г. Гладстон не высказал: сказал только, что указание пути к соединению принадлежит Церковному авторитету и уже затем суждению Правительства.

Во время пышного стола у Архиеп. Кентерберийского, где присутствовали пятнадцать особ, преимущественно светских, не было речи о соединении Церквей. После обеда почтенный прелат любезно показал мне всю роскошь своего дворца, привлек мое внимание на некоторые ценные картины, которыми украшены стены огромных его зал. Потом осведомился о способе избрания и наименования Епископов, а равно и о суде над виновными священниками в Русской Церкви. Удовлетворив любопытству «Его Милости» и услышав от него одобрительный отзыв о дисциплине нашей Церкви, я привел разговор к стремлению Англиканской Церкви к соединению с Православной. Архиепископ ответил, что такая мысль действительно существует в значительной части Англиканской Церкви, но она еще не разработана и не уяснена. Что касается до него, Архиепископа, то он еще не имел обстоятельного объяснения об этом предмете со своими соепископами и не составил себе практического понятия о средствах к достижению сей вожделенной цели.

Потом, услышав звуки клавикордов, примат Англии заговорил о своей любви к музыке и пению и обещал развлечь своихъ гостей пением романса. Мне казалось, что я не понял его, но тотчас убедился, что он вы разился верно. В самом деле, шестидесятилетний Архиепископ подошел к клавикордам и, в сообществе своих двух дочерей, пропел дрожащим тенором идиллический романс «О узнике и приученной им птичке». Гости не удивлялись поступку их духовного руководителя, верно это принято обычаями английскими. Разговор о серьезных делах не возобновлялся, и в одиннадцать часов вечера я откланялся певцу-Архиепископу, поблагодарив его за радушное гостеприимство.

Мне оставалось еще одно средство уяснить вопрос движения Англиканской Церкви к соединению с Православной; это присутствие в собрании так называемого Общества Восточной Церкви», состоящего под покровительством некоторых Англиканских Прелатов и Православного Архиепископа Белградского Михаила, и считающего в своем составе до 60 членов, преимущественно духовных. При сем имею честь приложить краткий устав этого общества¹⁴³.

Так как собрание комитета этого общества назначено было в три часа по полудни, то я употребил мое утро на посещение Декана Вестминстерского аббатства, бывшего Оксфордского профессора Стенли и каноника того же аббатства, знаменитого англиканского богослова, Уодстворта (Wodstvort). Первый из них, как сам он выразился, пригласил меня, чтоб отплатить русское гостеприимство, которым он пользовался во время своего путешествия по России. Рационалист по верованиям, он не сочувствует стремлению «Высшей Англиканской Церкви» к соединению с Православной. По его мнению, лучшая Церковь есть та, Которая позволяет свободу мыслей. Несравненно ученее и серьезнее смотрит на это дело каноник Уодстворт. Несмотря на сильную боль в руке от опасного обреза стеклом, он посвятил около полчаса беседе со мной о сделанном Западной Церковью прибавлении к Символу Веры. По его убеждению, Сын Божий не есть вечный источник исхождения Св. Духа, а только Посредник Его временного посольства в мире. Изложив это Православное учение, англиканский богослов присовокупил, что крайне трудно для Англиканской Церкви, по укоренившейся в ней привычке выбросить незаконное и не истинное прибавление. А потому всего лучше устроить соединения Церквей с сохранением в каждой из них своего Символа. Я объяснил ему несостоятельность такой мысли. Если Г. Уодстворт рассуждает об этом пункте разногласия решительнее, чем доктор Пьюзе, за то сей последний вернее судит о Таинствах, тогда как первый имеет на них взгляд близкий к Кальвинскому. Какое столпотворение Вавилонское!

В три часа я явился в собрание «Комитета Восточной Церкви». Там было одиннадцать членов, из них девять духовных. После молитвы о соединении Церквей, президент магистр Вильямс прочитал несколько писем с заявлением сочувствия к обществу и представил третью книжицу «Американского Общества Восточной Церкви», где помещен перевод Начатков Православного учения с некоторыми пояснительными извлечениями из Пространного нашего Катехизиса и примирительными пояснениями секретаря Общества Г. Юнга. Затем просил меня от лица Общества быть корреспондентом оного, на что я согласился. Так как заседание было не очередное, то не оказалось писанных рассуждений касательно вопросов соглашения Англиканской Церкви с Православной. Этих пунктов пять, они будто бы извлечены из разговора Высокопреосвященнейшаго Митрополита Московского¹⁴⁴ с американским пастором Юнгом. Излагаю их так, как они были мне переданы Г. Вильямсом, с указанием на лица, которые приняли на себя рассмотрение оных.

1) Можно ли надеяться, что 39 членов Англиканской Церкви не будут препятствием к соединению с Православной Церковью? Ответом на этот вопрос занимаются Гг. Дентон и Фрезер (Deuton, Fraser).

2) Как согласить англиканское прибавление к Символу Веры (Filioque) с Православием Восточной Церкви? Рассуждение о сем принято Г. Нилем. (Neale).

3) Доказана ли непрерывность Апостольского преемства в Англиканской Церкви! Ответ на это пишет Г. Стаб (Stubbs).

4) Принимает ли Англиканская Церковь священное предание? Этот предмет излагает Г. Медд.

4) Какое учение Англиканской Церкви о таинствах? Ответное сочинение на это обещал Г. Казенау.

Так в близком будущем ученые члены «Общества Восточной Церкви» дадут примирительные опыты сближения с Православной Церковью. Без сомнения этот труд не обойдется без натяжки и путаницы.

Во время нашего собрания один из членов, Г. Жаксон, стал было меня пытать на счет способа соглашения Православной Церкви с Англиканской. Довольный этим поводом, я отвечал откровенно и спокойно, что необходимо прежде всего единство веры; но едва мы с собеседником коснулись некоторых подробностей, как президент и члены постарались замять беседу, утверждая, что нужно приостановить все подобные рассуждения до получения письменных ответов на заданные вопросы.

Так как дело шло не о сущности, а о методе, то я не много возражал. Так, и собрание общества не обогатило меня достаточными сведениями о вопросе меня занимавшем.

Все предшествующее длинное, если не сказать утомительное, описание моих попыток к собранию точных сведений изложено мной для того, чтоб не только самому мне дойти до возможно ясного понятия о деле, но и представить всякому читающему элементы сделать свои выводы. По моему мнению:

1) в довольно значительной части Англиканской Церкви существует стремление смутное к сообщению с Православной Церковью.

2) В головах самих двигателей этого направления план соединения с Православной Церковью поставлен в странном виде, не сообразном с Православными и вообще ясными богословскими понятиями о приведении в исполнение; – именно, практическому взаимному пользованию единением дало преимущество перед необходимым предварительным соглашением в учении веры.

3) Только немногие личности сознают необходимость единства догматов и трудятся над примирением разногласий, без решительных уступок со стороны Англиканской Церкви.

4) Мысль единения Англиканской Церкви с Православной вступает на положительный путь в том отношении, что, с одной стороны, официальная конвокация священников и Епископов Англиканской Церкви поставила ее на чреду своихъ занятий, с другой – составилось «Общество Восточной Церкви», имеющее своею целью уяснение этого вожделенного дела.

II. Из каких причин и обстоятельств возникло стремление части Англиканской Церкви к сближению с Православной?

К первой реформе в Англиканской Церкви, состоявшейся при Генрих VIII и имевшей главной целью разорвать церковно-политическое подчинение Папе, с сохранением большей части древних догматов, присоединилась в последствии многократная переработка под влиянием реформаторов континентальных, преимущественно Кальвинского направления. Плодом этого было сокращение служебника и требника, бывших прежде в употреблении в Англиканской Церкви и особенно составление XXXIX членов веры. В сокращенной литургической книге все-таки сохранена основа верований Кафолических; члены же веры, напротив, чисто Кальвинского характера. Из этой двойственности канонической книги Англиканской Церкви рождается возможность – и как бы законность – разномыслия в самых существенных верованиях членов этой Церкви, отсутствие твердости и ясности для каждого члена. А так как всякая шаткость побуждает к исканию опоры, то и англикане, утомленные неопределенностью, ищут учения древнего, определенного. Папская Церковь, по духу Ее преобладания и явным нововведениям, не представляет англиканам верного убежища; Православная же Церковь, по духу Ея кротости и неизменности, является им верной опорой и пристанищем. Вот первое побуждение к стремлению Англикан к единению с Церковью Православной.

Неопределенность вероучения в Англиканской Церкви повела к разделению Ея членов на два противоположные партии; первая с направлением Кафолическим – «Высокая Церковь», вторая с Протестантским – «Низкая Церковь». Крайние части этих партий, следуя логическому ходу, отдаляются от Англиканской Церкви и переходят в сродную им среду. Так, значительное число членов «Высшей Церкви» отпадают в Римскую Церковь. Сия последняя, в продолжение истекших двадцати пяти лет, утроила число своих прозелитов в Англии и обладает уже значительными учреждениями человеколюбия, просвещения и монашеской жизни. С другой стороны, «Низкая Церковь» постоянно обогащает своими членами общества диссидентские. Появляющиеся ежегодно храмы этих отщепенцев в соседстве официальных церквей служат ясным тому доказательством. Англиканская Церковь чувствует свое разложение, боится за будущность и ищет исцеления и жизни в соединении с Церковью Православной.

Живой авторитет, который мог бы остановить разложение в Церкви Англиканской, совершенно бессилен. Он сосредоточивается, по форме, в Епископстве. Но само Епископство, отторгнутое от древнего корня, заподозренное в своей законности, робко, неуверенно пасет Церковь. В самом деле, учитель отщепенец ставит Англиканского Епископа в одно положение с собой, отстраняя таинственный характер и принимая одно самовольное учительство. «Я такой же Епископ, как и ты» – говорит он. С другой стороны, Римская Церковь положительно и жестко отрицает епископство в Англиканской Церкви и низводит его на вид самозванства. Стоя между этими двумя отрицаниями, англиканские епископы лишены уверенности и силы. Доселе одна Церковь Православная не произнесла решительного суда об этом предмете, и в Ней-то англиканская иерархия надеется найти признание своей законности и, следовательно, утверждение своего авторитета.

Недостаток внутренней состоятельности восполнялся в Англиканской Церкви покровительством Правительства, обладанием огромными житейскими средствами, почти монополией народного просвещения. Все эти внешние преимущества уже не в прежней полноте и не в прежней прочности. Настоящее министерство Вигов, принадлежа к «Низкой Церкви», если не враждебно Церкви, то равнодушно к Ней, и как бы тяготится попечительством над Церковью. При назначении епископов оно предпочитает кандидатов свободных мыслей, как то видно в Епископе Лондонском и декане Вестминстерского аббатства, Стенли, рационалисте.

В разногласиях между некоторыми писателями отвергающими истины Откровения, и их духовными властями светские судьи Королевского Совета защищают вольномыслящих, как в деле Коленцо и сочинителей «Трактатов и Обозрений». Заметны стремление и угрозы к уменьшению финансовых средств Церкви. Подле Университетов Кембриджского и Оксфордского, в основе которых лежит Англиканское учение и дисциплина, а равно и приходских школ, Правительство учреждает заведения на независимых от Церкви основаниях, которые предполагает распространить и на Оксфорд и Кембридж. Правда, оппозиция Тори, желая захватить в свои руки бразды правления и в надежде получить содействие Англиканской Церкви, обещает Ей покровительство и помощь. Но трудно надеяться, чтобы, достигнув своей цели, Тори остались в расположении и возможности исполнить свои обещания. В Англии все идет медленно, но следует принятому направлению. А потому в «Высокой Церкви» есть опасение, что в будущем Она, мало по малу, лишится внешней опоры. В этом смутном и тревожном предвидении Она ищет духовной и братской опоры в Церкви Православной, с Которой желает соединиться. Вот те многосложные побуждения, которые направляют Англиканскую Церковь к Православной.

III. Казалось бы, что при многоразличных побуждениях, влекущих Англиканскую Церковь к Православной, можно было ожидать скорого Ее единения. К сожалению, в существе самых побуждений кроются препятствия. Если, с одной стороны, Англикане, утомленные разноречивым составом своей веры, чувствуют потребность определенности и твердости веры, то, с другой стороны, в них остается старая закваска – уживаться с противоречиями. Привыкши терпеть в своей Церкви разномысленные партии, Англикане естественно думают, что они могут вступить в единение с Православной Церковью, сохранив некоторые особенности своей веры. Чувство единства еще ново в Церкви Англиканской; оно не довольно просвещено Богословской наукой. В разговорах с известными Богословами этой Церкви я не раз удивлялся недостаточности и односторонности их познаний. Один полагает, что Церковь Православная вполне согласна с Англиканской, и тем показывает незнание нашей Церкви; другой уверяет, что Церковь Англиканская содержит учение Восточной Церкви, и тем показывает, что не имеет точного знания ни об одной из них. Суждения Богословов Англиканской Церкви страждут вообще отсутствием начал, а этот недостаток ведет к слабости и произвольности умозаключений.

Если уживчивость с разномыслием в вере, соединенная со слабостью богословской науки, замечается в духовных руководителях, то эти недостатки должны быть еще сильнее в мирянах. Взяв же во внимание практическую вековую привычку к своему вероисповеданию и слабость духовной власти в иерархии, мы встречаемся с новой стороной препятствия к перемене в вере. Прошедшее и обычай везде поставляют силу сопротивления, в Англии же приверженность к ним доходит до идолослужения. И если б церковная власть решилась произвести скорый поворот в этом отношении, то она сокрушилась бы сама перед силой сопротивления. Одна из причин верности Англичан своим обычаям и учреждениям лежит в преувеличенном сознании своего превосходства над другими народами, в личной и национальной гордости. Это чувство они прилагают и к своей Церкви, Которая есть национальное их творение и достояние. Крайне трудно Англичанину сознаться, что его предки составили неудачно Англиканскую Церковь, что эта часть выше, вернее, прочнее в России и у народов Восточных, которые во всем остальном стоят ниже Англии. Эту слишком большую жертву Англия принесет с большим трудом и не скоро.

Англиканская Церковь, как учреждение национальное, введена в состав благоустройства Гражданского, утверждена Парламентом и Правительством. Новая цепь, останавливающая движение к единению Ее с Православием. Каждый Англичанин волен выйти из своей Церкви, но Церковь в своем составе не может произвести в себе важной перемены без участия Парламента и Правительства. Между тем трудно ожидать, чтобы Парламент и Правительство легко стали на сторону движения Англиканской Церкви с Православной. Для этого кроме побуждений и убеждений духовных, нужно сознание, со стороны нации, каких-либо выгод; ибо Англичане не избрали правилом своихъ действий слова Спасителя: «ищите прежде всего Царствия Божия и правды Его, а вся сия приложатся Вам».

Одним из последствий связи «учрежденной Англиканской Церкви» с конституцией национальной, есть признание за этой Церковью огромных владений и доходов. Эту связь можно назвать золотой и крайне прочной. Если бы несколько Англиканских Епископов (на всех никогда рассчитывать нельзя) с известным числом священников и верующих соединились с Православной Церковью, отвергнув утвержденные Парламентом XXXIX еретических членов Англиканской Церкви, то можно опасаться, что Правительство будет смотреть на это общество, как на секту, и лишит пастырей ее тех житейских выгод, которыми они пользовались в Англиканской Церкви, и обречет их на существование тем более трудное, что предшествующая жизнь была полна обилия и роскоши. Чтоб Епископу отказаться от ста до четырехсот тысяч франков жалованья (это крайние пределы жалования), декану от двадцати пяти до пятидесяти, для этого необходимы убеждение непреклонное и вера сверхъестественная!

Сими препятствиями вместе взятыми и объясняется нерешимость и медленность движения Англиканской Церкви к Православной, а равно видимая несообразность плана действий. Следуя Английскому обычаю, двигатели вожделенного единения начинают не с начал и единства веры, а с практического сближения; ставя о Церкви как бы на равные права, они щадят свою национальную гордость; избегая решительного шага, они не разрывают связи с гражданской властью и не лишаются житейских выгод. Между тем в будущем надеются на совершенное соединение, а в настоящем по крайней мере на признание Православной Церковью Англиканской иерархии, что было бы для них большим благодеянием.

IV. Нельзя не видеть, что указанные нами препятствия весьма важны, что обусловленный ими план соединения есть путь не прямой к осуществлению благой мысли. Но нужно ли поэтому отложить всякую с нашей стороны надежду и всякое попечение об этом важном деле? Не думаем. Все препятствия к единению лежат в случайных обстоятельствах, тогда как побуждения к оному выходят из существенных нужд. Со временем и терпнем последние должны восторжествовать над первыми. Запутанность и неясность англиканских верований прояснятся изучением Православной веры; этому уже полагается начало в трудах частных богословов и «Общества Восточной Церкви».

Обычай сохранения и медленности англичан тоже изменяется временем и трудом. Англия идет медленно, но она не стоит. Национальная гордость не встретит в Православии жестокого оскорбления оной; ибо Православие не есть внешнее господство, а внутреннее согласие в Божественном, не отрицающее разностей в человеческом. Расположение Парламента к согласию на соединение Англиканской Церкви с Православной может быть достигнуто постоянным и постепенным просвещением мыслей. Можно надеяться, что Государственные умы Англии, рассмотрев дело беспристрастно, найдут в нем выгодные стороны для своей нации, согласные с выгодами нашего отечества. Но если бы это и не состоялось, истина Православия может, благодаря труду, времени и особенно Божией благодати, созреть в сердцах некоторых членов и привести их к единству с Кафолической Восточной Церковью. Пусть назовут это малое стадо Христово сектой; оно может сделаться зерном горчичным на английской почве. Надежда на благие последствия англиканского религиозного движения получает большую основательность, если взять в соображение подобное же движение в Американской Епископской Церкви. Там менее закоренелых обычаев, там нет препятствий в неразрывной связи с Правительством, и в пользовании от него содержанием духовенству. А потому американцы, кажется, идут вернее и решительнее, так что англичане, опасаясь их ребяческой опрометчивости (слова магистра Вильямса), не желают, впрочем, отставать от них.

С нашей стороны смею думать, было бы неблагоразумно и грешно оставаться равнодушными зрителями примирительного движения Англо-Американской Церкви к Православной. К помощи и участию в этом побуждает нас обязанность просветить ищущих света истины, ибо уровнять путь грядущим к Православию есть только часть неизбежная долга Церкви: шедше научите вся языки. Не исполнение этого долга может сделать опасных врагов из простирающих к нам руки любви и единения. По предшествовавшим частным примерам членов Англиканской Церкви, которые, уставши от беспомощных исследований, бросились с закрытыми глазами в недра Римской Церкви, можно опасаться подобного поворота и от безуспешного стремления значительной части Англиканской Церкви к Православной. Сделавшись папистами, они превратятся в наших непримиримых врагов. А это враждебное расположение в руках Англии может быть сильнее, чем в других, по тем средствам, которыми обладает эта страна.

Что же нам делать? Просвещать желающих, насколько представится случай и позволят средства; истинствующее в любви, указывать и углаживать им путь к сближению с нами, покрывать терпением и исправлять кротостью их действия и планы, носящие характер несообразности. Для сей цели, кроме действий частных людей, полезно было бы составить не официальное общество из нескольких православных священников, которые посвятили бы свои силы основательному изучению Англиканской Церкви во всех отношениях, занялись бы выбором православных писаний для перевода на английский язык и составлением оригинальных сочинений, направленных к примирению Англиканской Церкви с Православной. По временам же полезно было бы посылать некоторых из них в Англию и Америку для сведений и объяснений. Один Бог возвращает, а человек должен насаждать и поливать. Явятся плоды, слава благости и премудрости Божией; останется ли дело безуспешным, в утешение себе мы можем сказать: раби неключимы есми, якоже должни бехом сотворити, сотворихом¹⁴⁵.

Париж, 17/29 февраля 1860 г.»

Письма №№ 55 и 56.

В двух письмах №№ 55 и 56 протоиерей Васильев рассказывает новому обер-прокурору о переходе жителей с. Кергез, на острове Корсике, из унии в Православие, об обращении их к Афинскому Митрополиту Феофилу с просьбой о присылке им священника и об отправлении туда архимандрита Версиса.

«Ваше Сиятельство,

М. Г., Граф Дмитрий Андреевич!¹⁴⁶

В начале текущего года на острове Корсике, в с. Каргез (Carghese), населенном греческими колонистами, униатами по вере, произошло волнение, кончившееся возвращением семидесяти пяти семейств в недра Православной Церкви. Причиной этого движения было незаконное отрешение от должности епархиальным латинским епископом священника с. Каргез. После тщетных объяснений и ходатайства в пользу их пастыря, прихожане объявили, что они оставляют папскую церковь и возвращаются к вере их отцов.

Вслед за сим они обратились к Афинскому Митрополиту Феофилу с просьбой прислать им православного священника для принятия их в Православную Церковь и для последующего удовлетворения их духовных нужд. Выбор Афинского архипастыря пал на архимандрита Версиса, человека очень богатого и просвещенного, который проживал в Париже для поправления своего здоровья. Вместе с тем Преосв. Феофил внушил ему посоветоваться со мной о способе совершения этого дела, а равно позаимствовать у меня необходимые для сего церковные средства и принадлежности.

Предмет собеседования нашего был способ принятия в Православие приходящих из латин. Собеседник мой скоро сознал неосновательность повторения крещения над вступающими в Православие папистами; но не решался следовать своему убеждению по страху пред обычаем Православного Востока. Этому страху я противопоставил опасение в неуспехе возложенного на него, архимандрита Версиса, святого дела; ибо вероятно, что ищущие Православия жители Каргеза не согласятся на перекрещивание. Окончательно же колебание архимандрита Версиса исчезло при указании на недавно бывший (в 1862 г.) пример принятия в Православие без повторения крещения пятидесяти тысяч мельхитов-униатов. Запасшись у меня Св. миром и существенными принадлежностями богослужения, архим. Версис отправился на Корсику в Великий Четверток. Посольство его есть только временное, имеющее ограничиться принятием желающих в Православие и установлением церковного порядка. В скором времени он возвратится в Париж, а к новообращенным будет прислан священник из Афин.

Это радостное само по себе событие может сопровождаться выгодными последствиями для Православной Церкви во Франции. Ибо возвратившиеся в Православие корсиканские греки, будучи французскими подданными, обратились к здешнему министру вероисповеданий с просьбой об узаконении существования Православной Церкви во Франции. Можно предвидеть и опасаться многоразличных враждебных влияний в сем деле. Но закон и обычаи в пользу оного.

Призывая на Вас, сиятельнейший граф, Божие благословение, с совершенным почтением и пр.

Париж, 6/18 апреля 1866 г.»

Письма № 56.

Миссионерская поездка архимандрита Версиса, о которой я на прошлой неделе имел честь писать Вашему С-ву, оказалась замечательной по разным неожиданностям. Первая неожиданность утешительная. В корсиканском с. Каргезе нашлось несравненно более возвратившихся в Православие, чем сколько можно было ожидать по предварительным сведениям. Именно, таковых насчиталось семьсот человек, что составляет 2/3 всего населения этой местности. Остальные жители колеблются между вялой привязанностью к прошедшему и увлечением к святому и жаркому движению, на стороне которого стоят даже сельские власти. При благоприятных обстоятельствах нерешительные сделают поворот на путь истинный.

Архимандрит Версис был встречен жителями Каргеза с колокольным звоном и кликами радости. После объяснений и испытания, он уверился в их отчетливом и чистосердечном стремлении к Православию. Не теряя времени, он принял их в Святую нашу Церковь посредством миропомазания. Затем он совершил другие таинства, в которых была настоятельная потребность: крестил несколько детей, повенчал три брака. Все эти священнослужения, а равно и пасхальная утреня происходили в избранном доме; ибо церковь считалась еще принадлежащей останку латинствующих. Но в то время, как действовал православный архимандрит, не оставались в бездействии и два латинских местных священника. Вследствие их донесения епископ Аяччский обратился за покровительством к префекту своего департамента и Императорскому прокурору. Архим. Версис немедленно был вытребован в Аяччио, подвергнут допросу, обвинен в произведенном им будто бы опасном волнении и выслан с острова Корсики. Предъявленные обвиняемым документы, представленные объяснения, протест во имя православных корсиканцев, упирающихся на законно признанную во Франции свободу совести, – все это было напрасно. Местная администрация указывала на один только полицейский закон.

По приезде о. архим. Версиса в Париж, мы имели с ним совещание. Представлялось много средств поправить дело. Но жалоба здешнему правительству не обещала успеха: основываясь на донесении местной корсиканской администрации, оно склонит весы не в сторону правосудия; тем более, что греческое правительство имеет в Париже консула-француза, может быть не беспристрастного, и во всяком случае не довольно сильного ходатая. Положиться на прямое заявление своих духовных прав со стороны возвратившихся в Православие – не благонадежно. Отец архимандрит уверяет, и есть причины ему верить, – что эти бедные люди состоят под строгим присмотром и письма их не доходят по принадлежности. Прибегнуть к журналам, особенно оппозиционным, которые никогда не отказываются от случая упрекнуть правительство? – Но это раздражит правительство против самого дела, и вообще подобное средство может быть употребляемо после всех попыток, как мера внезаконная и отчаянная. О. архим. рвался идти в русское посольство и просить его заступленная, но я объяснил ему, что этим путем он окончательно испортит дело. Мы решили изложить все обстоятельства дела Афинскому митрополиту, от которого о. архим. имел свое посольство. Может быть высокопреосвященный Феофил войдет в объяснение с французским посланником в Афинах или примет другие меры.

Предоставляя себе долг и честь уведомить Вас, с-ший граф, о дальнейшем ходе этого дела, с истинным почтением и совершенною преданностью и пр.¹⁴⁷

Париж, 15/27 апреля 1866 г."

23 января 1866 года военный министр граф Д. Милютин писал обер-прокурору Св. Синода, что Государь и Государыня изъявили желание о перевод протоиерея Васильева на службу на Кавказ, в виду того, что он может быть особенно полезен участием в делах «Общества восстановления Православия на Кавказе». Воспользовавшись этим соизволением, наместник, великий князь Михаил Николаевич ходатайствовал о назначении прот. Васильева на должность Главного священника Кавказской армии. Сообщая о вышеизложенном, гр. Милютин просил графа Толстого, повергнуть дело это на Высочайшее благоусмотрение установленным порядком. Но вслед за сим военным министром была получена телеграмма следующего содержания: «Service au Caucase m’étant offert aux conditions défavorables, je refuse d’accepter. Archit prêtre Wassilief». Понятно, что после такой телеграммы гр. Толстой воздержался от доклада Государю; между тем 7-го марта того же года военным министром была получена от наместника телеграмма: «Васильев затрудняется формальностью подчинения, не найдете ли возможным вызвать и уговорить его. Приезд крайне желателен. Михаил». Вследствие этой телеграммы граф Толстой писал о. Иосифу:

«Его Имп. Высочество наместник Кавказский, желая, чтобы Ваше Высокопреподобие приняли должность обер-священника Кавказского корпуса, уведомил военного министра, что Вы отказываетесь от этого места, потому что затрудняетесь формальностью подчинения Главному священнику армии и флотов.

Сообщая о сем гр. Милютин пишет мне, что он желает знать: какие вы изволите находить нужным сделать изменения в установленных ныне законом отношениях между обер-священником Кавказского корпуса и Главным священником армии и флотов. Препровождая у сего копию с указа Св. Синода 26 марта 1846 г., установившего вышеозначенные отношения, покорнейше прошу Ваше В-бие указать те изменения, которые Вы желали бы видеть в сих отношениях».

Вот что отвечал на это письмо прот. Васильев:

«Присланное мне Вашим С-вом Высочайше утвержденное в 1846 г. начертание прав и обязанностей Главного священника Кавказской армии, обнимает собой только одну половину Кавказского военно-духовного управления.

Неизвестно, почему военное министерство видит в этом постановлении установленные законом отношения между Главным священником Кавказской армии и Главным священником армии и флотов». Точнее следует назвать этот документ утверждением и признанием независимости первого от последнего относительно церквей и духовенства казачьего линейного Кавказского войска. Несмотря на важность этой части, по ее численности и значительно распространившемуся в ней расколу, бывший Кавказский наместник кн. Воронцов, очевидец предшествовавшего подчинения, испросил изъятие от этого подчинения.

Вторая же половина круга действий Главного священника Кавказской армии, именно управление церквами и духовенством регулярных войск, подведомственных Наместнику Кавказскому, не вошла в упомянутый указ 26 марта 1846 г. и, следовательно, осталась в зависимости от Главного священника армии и флотов. Может быть строгая военная централизация того времени и значение Кавказского войска, как отдельного корпуса, а не армии, как оно есть теперь, были тому причиной. Но, как бы то ни было, сила вещей взяла свое. Зависимость Главного священника Кавказской армии от Главного священника армии и флотов, есть более номинальная, чем действительная. Благоразумие Главных священников армии и флотов, понимавших трудность отдаления и исключительность края, ограничивало пользование их правами. Нередко даже ревность их встречала преграду во власти Кавказских Наместников, которые служили щитом обер-священнику этого края против его столичного настоятеля. Не желая прятаться за Наместника Кавказского от своего прямого духовного начальника, и предвидя, с другой стороны, важные трудности при действительной зависимости от Главного священника армии и флотов, я изъявляю согласие на принятие должности Главного священника Кавказской армии только под непременным условием такого же изъятия от подчинения Главному священнику армии и флотов относительно регулярных войск, какое утверждено в 1846 г. относительно казачьего линейного Кавказского войска.

А потому требуемое от меня указание на желаемое мною изменение в упомянутом Высочайше утверждённом указе ограничивается внесением в оный после слов – относительно церквей и духовенства Кавказского линейного казачьего войска прибавления: а равно и церквей и духовенства регулярных войск, подведомственных Кавказскому наместнику.

Сверх того, я позволил себе предпослать упомянутому начертанию прав и обязанностей Главного священника Кавказской армии определение его положения¹⁴⁸ в трех пунктах, которые, смею надеяться, не будут найдены излишними. В самом же постановлении я счел нужным изменить 9-й пункт, дав ему больше ясности и определённости внесением в оный части 2-го пункта касательно дел, вносимых в Грузино-Имеретинскую Синодальную контору.

Сочту себя счастливым служит под покровительством Его Высочества наместника Кавказского, если тому не воспрепятствуют выраженные здесь мои желания, которые только по приличию не называю непременными условиями. Поручая с полным доверием сие дело моей судьбы благосклонному попечению Вашего С-ва, с совершенным почтением и пр.

Париж, 6/18 апреля 1866 г.»

Определение положения прав и обязанностей Главного

священника Кавказской армии

I. Положение Главного священника Кавказской армии.

1) Главный священник Кавказской армии назначается и увольняется по определению Св. Синода, Высочайше утвержденному.

2) Духовному его управлению подлежат:

а) Церкви и духовенство регулярных войск, подведомственных Наместнику Кавказскому.

б) Церкви и духовенство Кавказского линейного казачьего войска.

3) Действуя независимо в законном кругу своихъ обязанностей, он обращается за решением текущих дел, подлежащих высшей иерархии, в Грузино-Имеретинскую Синодальную контору, которой он состоит членом, дела же особенные, превышающие власть Синодальной конторы, вносит на рассмотрение Св. Синода.

II. Права и обязанности Главного священника Кавказской армии

Непосредственному рассмотрению и решению Главного священника Кавказской армии предоставляется: 1) определение Благочинных и Духовников; 2) выбор и утверждение старость церковных; 3) выдачу церквам обыскных, метрических, исповедных и приходорасходных книг и книг для описей церковному имуществу; 4) поверку годовых отчетов в употреблении церковных сумм; 5) разрешение, по согласию военного начальства, издержек из сих сумм на приобретение книг церковных, утвари и ризницы и на починки церквей и церковных зданий; 6) снабжение церквей Св. Антиминсами и Св. миром через сношение с епархиальными архиереями; 7) увольнение в отпуск священно и церковнослужителей на определенные сроки, не свыше четырех месяцев; 8) увольнение, по просьбам, из духовного звания в гражданское или военное ведомство причетников и воспитанников, как кончивших, так и не кончивших семинарски курс; 9) определение к станичным и полковым церквам священно и церковнослужителей, а равно и перевод их с одного места на другое со всеми нужными сношениями с епархиальными архиереями касательно посвящения избранных кандидатов и выдачи переходных указов; 10) выдачу, по просьбам разных лиц и требованиям присутственных мест, свидетельств из метрических записей; 11) разрешение браков в степенях плотского и духовного родства, дозволенных указами Св. Синода от 17 февраля 1810 г. и 31 января 1838 г.; 12) принятие в отношении к неисправным священно и церковнослужителям исправительных мер, не сопряженных с видами строжайшего взыскания, каковы: низведение священнослужителей в причетническую должность, отрешение навсегда от мест и исключение из духовного звания; 13) удержание священнослужителей, в случае тяжких обвинений, от священнодействия до решения дела и временное удаление от должности; 14) назначение постоянных и единовременных пособий вдовам и сиротам станичного духовенства из сиротской суммы на основании правил о духовных попечительствах и 15) определение опекунов к малолетним сиротам станичного духовенства и их имению и поверка действий и отчетов опекунских. По делам же, требующим действий высшей иерархической власти, или судебного приговора, – каковы: 1) о построении новых церквей и молитвенных домов; 2) о увольнении от должностей священнослужителей по преклонности лет, болезни и другим причинам; 3) о наложении на преступников эпитимии по требованию военного начальства и присутственных мест; 4) о увольнении священно и церковнослужителей в отпуск на срок свыше четырех месяцев; 5) о низведении священнослужителей в причетники, отрешении их и причётников от мест, с посылкой в монастырь или исключением из духовного звания; 6) о расторжении браков по преступлениям супругов и по другим причинам; 7) о браках повенчанных в несовершеннолетии; 8) о снятии с священнослужителей сана по их просьбам; 9) о пожертвовании в пользу церквей недвижимых имений; 10) о награде священно-церковнослужителей и старость церковных; 11) об отпадении от Православия и проч. – представлять на законное рассмотрение Грузино-Имеретинской Синод. конторы, обязанной давать сим делам возможно скорейший и правильный ход по существующим постановлениям. Вместе с сим разрешить ему, Главному священнику, непосредственные, по представляемым рассмотрению его делам, сношения с епархиальными Преосвященными, главными священниками, начальниками губерний, губернскими присутственными местами и духовными консисториями».

Положение это гр. Толстой отправил Главному священнику армии и флотов прот. М. Богословскому, который дал следующий отзыв:

«Доселе обер-священник отдельного Кавказского корпуса, что ныне Главный священник Кавказской армии, назначаем был Св. Синодом из кандидатов, представляемых Главным священником армии и флотов; и только в том случае, когда Св. Синод признает полезным назначить его и членом Грузино-Имеретинской Синодальной конторы, определение об этом новом назначении представляется на Высочайшее утверждение. Его ведению подлежат: 1) церкви и духовенство Кавказского линейного казачьего войска, в пределах Ставропольской губернии, в станицах округов Ставропольского, Пятигорского, Моздокского и Кизлярского, и 2) церкви и духовенство регулярных войск, подведомственных Кавказскому Наместнику. В станичных церквах главный священник Кавказской армии распоряжается самостоятельно, и только в случаях, требующих разрешения от высшей иерархической власти, обращается за решением в Грузино-Имеретинскую Синод. контору. Церквами же и духовенством регулярных войск он заведует состоя в зависимости от Главного священника армии и флотов, который и определяет в регулярные войска священнослужителей, и назначает благочинных, и заведует сиротскими суммами, и сосредоточивает в своем управлении все духовные акты армейского ведомства; по делам же следственным и административным, превышающим власть старшего Благочинного, составляет для Главного священника Кавказской армии ту же инстанцию, что и Грузино-Имеретинская Синод. контора по управлению станичными церквами и духовенством.

Ныне сочинитель записки назначение Главного священника Кавказской армии признает так же зависящим от Св. Синода, но предлагает утверждать его в этой должности Высочайшей власти, и не упоминает о том, что в эту должность Св. Синод выбирает из представляемых ему кандидатов достойнейшего.

Сочинитель записки и управление станичными церквами и заведывание духовенством регулярных войск сливает в одно ведомство, и поставляет его в полной независимости от Главного священника армии и флотов; назначает Главного священника Кавказской армии непременным членом Грузино-Имеретинской Синод. конторы, и даже ставит его выше, предоставляя ему право, мимо Синодальной конторы, сноситься прямо со Св. Синодом.

Выговаримые сочинителем записки права в пользу Главного свящ. Кавказской армии суть точный список с тех, которые некогда выговаривал (отчасти и получил) в свою пользу обер-свящ. Кавказского корпуса прот. Михайловский, сильно домогавшийся стать в независимое положение от Главного священника армии и флотов.

Теперь речь о независимом положении Главного свящ. Кавказской армии.

1) Кавказская армия поставлена ли в изолированное положение от военного министерства? Военный совет и главный штаб потеряли ли для не значение центральных органов военного управления? Если же регулярные войска Кавказской армии не изъяты из ведомства военного министерства и главного штаба, с которым устроено непосредственное сношение Главного священника армии и флотов по разным делам, то какое основание существует для изъятия церквей и духовенства регулярных войск Кавказской армии из ведомства Главного священника армии и флотов? Ведь не частный же интерес или домогательство какого-либо лица.

2) Определение на священнические места в регулярные войска Кавказской армии в настоящую пору зависит от Главного свящ. армии и флотов. Находящиеся в его распоряжении кандидаты безотговорочно идут на Кавказ, зная, что, по истечении известных лет или по причинам климатическим, они могут быть возвращены в Россию, на родной воздух к родным семьям. Кавказ не обойдется без священников, командируемых из России. Отделите ведомство Главного священника Кавказской армии от Главного свящ. армии и флотов: – вы запрете обратный выход священникам с Кавказа, и едва ли Кавказская армия будет богата дельными и образованными пастырями. Главный священник армии и флотов будет определять у себя на места своих кандидатов из Российских епархий, которых он, без сомнения, предпочтет личностям, дышавшим вольным воздухом Кавказских гор.

3) Выдача метрических свидетельств для тех лиц, которые живали некогда с семействами на Кавказе, а потом возвратились в Россию, и справок, требуемых. Главным Штабом, управлением военно-учебных заведений и другими ведомствами, крайне будет затруднена, когда одно ведомство и даже одно лицо должно будет сноситься то с Кавказским Главным священником, то с управлением Главного священника в С.-Петербурге.

4) Сумма, собираемая на вдов и сирот армейского духовенства, вся сосредоточивается у Главного священника армии и флотов, и им распределяется как на ежегодные пособия, так и на единовременные выдачи. Вдовы и сироты, потерявшие мужей и отцов на Кавказе, особенно которые не получают пенсий от казны, обыкновенно, возвращаются в Россию. Кавказское духовенство, в вознаграждение за эти потери, шлет на них значительные пожертвования. В нынешнем году по 1-е апреля поступило в пользу вдов и сирот всего 3513 р. 30 к., в этом числе от духовенства регулярных кавказских войск 1301 р. 91,5 к., то есть, гораздо более 1/3 доли. За половину истекшего 1865 г. более чем двум третям сиротских семейств, которые все находятся в России, увеличено ежегодное пособие; за первую половину нынешнего года оно будет еще дополнено единовременными выдачами в добавок к нормальному положению о пособиях, установленному для равномерного и безобидного вознаграждения всех вдов и сирот, сообразно с заслугами и временем службы в армейском ведомстве умерших мужей и отцов их. Если отдалить теперь ведомство Кавказского духовенства, состоящего при регулярных войсках, от ведомства Главного священника армии и флотов – пособие вдовам и сиротам армейского духовенства должно будет тотчас же убавиться чуть не до половины; в ведении же Главного священника Кавказской армии останутся суммы весьма избыточные, и, может быть, отчасти излишние. Надобно заметить, что сиротские суммы и все другие, собираемые из кружек, представляются к Главному священнику армии и флотов непосредственно при рапортах священников Кавказской армии, а не через Главного священника Кавказской армии.

Попытка прот. Михаловского, послужившая примером для сочинителя записки, стать в независимое положение имела исход печальный. Расстройство в делах, остававшихся вне контроля Главного священника армии и флотов и растраты сумм до 25 тыс., побудили Св. Синод перевести его в Николаев; здесь пущены были им в ход разные проекты, отчасти неудобоисполнимые; недавняя смерть положила предел его деятельности: но разные ведомства, в том числе и Московская Синод. типография, и частные лица еще недавно предъявляли на него свои иски. Наконец, в духе ли нашей Православной Церкви, чтобы кто-либо из лиц пресвитерского сана сам от себя искал иерархической независимости? В прежние времена, и не в таких проявлениях стремления к независимости, Св. Синод раскрывал Апостольское 31 правило и ему подобные.      21 апреля 1866 г.»

Проект Васильева и отзыв Богословского были сообщены военному министру графу Д.Милютину, который согласился с мнением прот. Богословского, о чем уведомил обер-прокурора 11 мая 1866 г.

Все это было предложено Св. Синоду 18 мая 1866 г. Св. Синод определением от 13 июля / 2 августа 1866 г. признал возражения прот. Богословского вполне уважительными, не нашел возможным согласиться на предположение прот. Васильева.

Письма №№ 58 и 59.

Пока шла переписка и обсуждение представленного в предыдущем письме № 57 проекта о. Васильева о правах и обязанностях Главного священника Кавказской армии, о. Иосиф, томясь неизвестностью и неопределенностью своего положения, писал графу Толстому, прося его уведомить о том, как разрешен вопрос о перевод его на Кавказ. Через несколько дней по отправлении письма, (58) прот. Васильев, узнав об отъезде графа Толстого из С.-Петербурга, писал о том же товарищу обер-прокурора Св. Синода Ю.В.Толстому.

«Восемь месяцев минуло с того времени, как я изъявил согласие на принятие предложенного мне места Главного священника Кавказской армии, и прошло уже более двух месяцев с того дня, как я отправил, по требованию Вашего С-ва, последние объяснения по сему делу. Между тем и доселе я нахожусь между Парижем и Тифлисом. Столь продолжительная неопределенность моего положения тяготит меня и отнимает расположение и силы к деятельности. Ибо труд правильный и необыденный должен опираться на оседлость и двигаться под горизонтом будущего.

В сих неблагоприятных обстоятельствах осмеливаюсь утруждать Ваше С-во покорнейшей просьбой о решении моей участи. Если для сего необходимы с моей стороны пожертвования, не служащие к ущербу дела, а касающиеся единственно моих личных выгод и преимуществ, то я изъявляю на оные полную готовность. Корысть и тщеславие не входят в состав побуждений, решивших меня переселиться из Парижа в Тифлис.

В ожидании благосклонного решения Вашего имею честь быть с истинным почтением и совершенной преданностью.

Париж, 17/29 июня 1866 г.»

«Μ. Г. Юрий Васильевич!¹⁴⁹

Спустя несколько дней по отправлении моего последнего (17/29 июня) письма к обер-прокурору Св. Синода я узнал, что гр. Димитрий Андреевич в отсутствии из С.-Петербурга, и что на Ваше П-во возложено исправление должности обер-прокурора Св. Синода. При всей моей уверенности, что дело моего перемещения из Парижа на Кавказ не будет, по этому обстоятельству, остановлено, я обращаюсь лично к Вам с усерднейшею просьбою об ускорении решения моей судьбы. К тем причинам, которые возбуждают мое нетерпение и которые я представил в упомянутом письме к гр. Димитрию Андреевичу, считаю необходимым присовокупить и мои житейские нужды и соображения. Приготовления мои к дальнему путешествию на Кавказ, после двадцатилетнего пребывания в Париже, потребуют значительного времени, так что, если бы мое назначение состоялось в ту минуту, как я пишу эти строки, я не мог бы оставить Франции раньше половины августа, – что составляет почти крайний предел летнего путешествия. Если же решение моей участи будет еще замедлено, то я буду обречен на пять тысяч верст пути в осеннее, ненастное время с моим большим семейством, в котором есть малолетние дети и даже грудной ребенок. Конечно, административные меры не всегда совпадают с удобствами личными и житейскими, но он и не исключают побуждений человеколюбия совместимых с делом службы.

В уверенности, что Ваше П-во примете в уважение изложенные мной обстоятельства, с совершенным почтением и пр.

Париж, 2 июля 1866 г.

В ответ на запросы протоиерея Васильева в двух предыдущих письмах, ему была послана копия с определения Св. Синода¹⁵⁰, в коем проект его о положении Главного священника Кавказской армии не был одобрен, почему в настоящем 60 письме к Ю.В.Толстому прот. Васильев категорически отказывается от должности Главного священника.

«При сообщении мне определения Св. Синода о непринятии желаемых мной изменений в положении Главного священника Кавказской армии, на каковую должность я был приглашен назад тому десять месяцев, Ваше П-во не изволили сделать никакого заключения или применения ко мне упомянутого определения. Принимая это молчание за милостивое предоставление мне самому высказаться на счет моей участи, я принимаю смелость снова и решительно отказаться от принятия предлагаемого мне места на Кавказе в ныне существующих условиях. К сему осмеливаюсь присовокупить мою покорнейшую просьбу о приведении в исполнение прежнего благодетельного для меня предположения о назначении моего зятя на место второго священника к здешней церкви, что даст мне возможность продолжать мою посильную службу в Париже и приготовить себе преемника на случай моего возвращения в Россию.

Париж, 23 августа /4 сентября 1860 г.»

Письма №№ 61 и 62.

Два последних письма о. Иосифа к Гр. Д.А.Толстому¹⁵¹ заключают в себе просьбу об уравнении его в содержании с Лондонским и Венским настоятелями наших церквей.

Возникшие некоторые препятствия к удовлетворению его ходатайства побудили о. Иосифа изменить оное и просить о назначении 1000 руб. пенсии к получаемому им содержанию.

«Μ. Г. Граф Дмитрий Андреевич!¹⁵²

По указанию Вашего С-ва я высказал мои нужды и представил объяснения Высокопреосвященнейшему Митрополиту С.-Петербургскому¹⁵³. Его Высокопреосвященство не только не удовлетворил меня в настоящее время, но и о будущем выражался с такой неопределенностью, которая отнимает всякую надежду. Таким образом, после двух путешествий в Россию, я обречен на безвыходное положение, тягость которого увеличивается теми издержками, которые я сделал на бесплодные поездки.

В настоящее время благодетельному содействию Вашего С-ва представляется возможность удовлетворить меня хотя с сей последней стороны. Наш посол в Париже сделал представление Министру Иностранных Дел о сравнении меня в жалованьи с настоятелями церквей в Лондоне и Вене, которые оба получают по пять тысяч рублей. По совести, и в предвидении несогласия со стороны Вице-Канцлера на слишком большое прибавление к настоящему моему содержанию (3000 руб.), я удовлетворился бы вполне назначением мне только одной тысячи руб. в виде получаемой на службе пенсии за двадцать лет, как это сделано Штутгардтскому протоиерею Базарову.

Второстепенные чиновники Министерства Иностранных Дел высказали мне возражения против представления Парижского посла. Первое из них имеет в виду только отложить дело до утверждения проекта о новом положении всех заграничных священников. Но, кроме того, что этот проект составлялся и рассматривался уже три года и может рассматриваться еще столько же времени, – положение Парижского протоиерея поставлено в оном, по жалованью, ниже Лондонского. Высказанные на это причины составляют второе возражение, которое я слышал на днях в министерстве, это сравнительная дешевизна Парижской жизни с Лондонской и частные доходы, получаемые Парижским причтом, чего лишен Лондонский. Но касательно предполагаемой дешевизны возражатели впадают в ошибку, принимая прошедшее за настоящее; ибо теперь если есть разница в этом отношении между Лондоном и Парижем, то она так незначительна, что не заслуживает внимания. Относительно же доходов, в Министерстве Иностранных Дел опускают из внимания, что и в самой России ныне изыскиваются средства освободить священников от печальной необходимости простирать руку за подаянием; что в чужих краях этот способ содержания не мыслим как по нравственной несообразности, так и по действительной несостоятельности; что если и допустить некоторые доходы, то необходимо принять и увеличение трудов и расходов по причине русских путешественников; что во всяком случае нужно брать во внимание не отвлеченно средства жизни, но согласовать меру их с службой и моим многочисленным семейством.

Доводя до сведения Вашего С-ва соображения, высказанные мной в Министерстве, осмеливаюсь утруждать Ваше С-во покорнейшей просьбой о поддержании представления нашего посла в Париже в пользу отстранения моих житейских нужд.

С.-Петербург, 14 ноября 1860 г.»

«Посольство сообщило мне, что вследствие ходатайства Вашего С-ва, мне назначена пенсия в тысячу рублей.

Долгом сердца считаю принести Вам, С-ший Граф, мою живейшую благодарность за оказанное благодеяние. В этом случае я представляю не себя одного, но и мою многочисленную семью, которая Вашему милостивому попечению обязана куском хлеба при могущих постигнуть ее переворотах жизни.

В чувствах высокого почтения и пр.

Париж, 31 января / 12 февраля 1867 г.