Поместный Собор Российской Православной Церкви 1917–1918гг. и принцип соборности
Оглавление
От редакции Вступительное слово Введение Часть I. У ИСТОКОВ СОБОРА Глава 1. Русская Церковь в 1905 году «Русская Церковь в параличе со времен Петра Великого Возрождение Русской Церкви в синодальный период Глава 2. Собор и соборность в Русской Церкви Древность соборного установления в Русской Церкви Проекты церковных реформ XVIII и XIX веков Понятие соборности Глава 3. На пути к Собору: 1905–1906 Переворот 1905 года Решающая роль Святейшего Синода Согласие императора Глава 4. Годы комиссий Предсоборное Присутствие (январь-декабрь 1906 года): расширенный консультативный совет Толкование канонов и сущности Церкви в связи с вопросом об участии священнослужителей и мирян в Соборе Заключение Предсоборного Присутствия Глава 5. 1917 год в истории Церкви: на пути к созыву Поместного Собора Роль Временного Правительства Взятие инициативы Святейшим Синодом Часть II. ПОМЕСТНЫЙ СОБОР 1917–1918 ГОДОВ: СОСТАВ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ Глава 1. Регламентация Собора Демократическая избирательная система Устав Собора Глава 2. Состав и работа Собора Состав Собора Внешнее давление Часть III. СОБОРНЫЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ Глава 1. Соборное устроение Церкви Высшее церковное управление Епархиальное управление Приход Монашество Отношение к единоверию и к другим Церквам Глава 2. Пастырская деятельность и церковная дисциплина Проповедь Миссия Духовно-учебные заведения. Создание пастырских училищ Церковная дисциплина Богослужение Глава 3. Церковь и государство Юридический статус Церкви Преподавание Закона Божия и приходские школы Брак и развод Церковное имущество и доходы Гонения на Церковь Часть IV. ИСПОЛНЕНИЕ И РЕЦЕПЦИЯ ПОСТАНОВЛЕНИЙ СОБОРА Глава 1. Исполнение соборных постановлений Применение соборных реформ в Московском Патриархате Применение постановлений Собора 1917–1918 годов в Архиепископии Православных Русских Церквей в Западной Европе Глава 2. Богословское восприятие Собора 1917–1918 годов Демократическое понимание Церкви (прот. Николай Афанасьев) Разделение между мирским и духовным (прот. Александр Шмеман) Недостаточное переосмысление отношений между Церковью и государством (прот. Иоанн Мейендорф) Собор, отмеченный духовным кризисом, но открывающий значительные перспективы (прот. Георгий Флоровский) Заключение
Материалы по истории церкви. Книга 41
(серия основана в 1991 г.)
Главный редактор серии:
кандидат исторических наук, кандидат богословия священник Илья СОЛОВЬЕВ
Редакционная коллегия тома:
профессор Эрих БРИНЕР (Институт «Вера во втором мире», Швейцария)
протоиерей Сергий ИЛЬИН (Берлинская епархия Русской Православной Церкви Московского Патриархата)
кандидат исторических наук Модест Алексеевич КОЛЕРОВ
Наталия Александровна КРИВОШЕЕВА (Православный Свято–Тихоновский гуманитарный университет, Москва)
профессор протоиерей Георгий МИТРОФАНОВ (Санкт–Петербургская духовная академия и семинария)
Валентин Арсеньевич НИКИТИН (Отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата)
кандидат исторических наук Александр Юрьевич ПОЛУНОВ (Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова)
профессор Дмитрий Владимирович ПОСПЕЛОВСКИЙ (университет Западного Онтарио, Канада)
доктор исторических наук, профессор Сергей Львович ФИРСОВ (Петербургский государственный университет)
кандидат искусствоведения, доцент, протоиерей Валентин ЧАПЛИН (Общество любителей церковной истории, Москва)
профессор Дмитрий Михайлович ШАХОВСКОЙ (Свято-Сергиевский Православный Богословский институт, Париж)
профессор Гюнтер ШУЛЬЦ (Евангелический богословский факультет Мюнстерского университета, Германия)
Все права на текст книги сохранены за автором.
© Священник Иакинф Дестивель – текст, 2008.
Оригинал–макет, оформление – Общество любителей церковной истории, 2008.
От издательства
«Свершилась воля Божия. Россия вступила на новый путь государственной жизни». Этими словами начиналось известное послание Св. Синода «К верным чадам Православной Российской Церкви», датированное 9 марта 1917 года. По сути дела, именно в этих начальных словах послания Российская Православная Церковь через Высший орган ее управления дала нравственную оценку событиям, совершившимся 2 марта 1917 года. После отречения императора Николая II от престола и перемены формы государственного правления в России, Церковь сосредоточила свои силы на созыве так долго ожидавшегося Всероссийского Поместного Собора. Именно этому Собору, провозгласившему неизменное следование принципу соборности на всех уровнях церковного управления, суждено было стать важнейшим событием церковной жизни 20 столетия. Остается лишь сожалеть, что работа Собора, проходившая под сильным давлением политических обстоятельств времени, так и не была завершена, а многие соборные решения не были воплощены в жизнь.
В последние годы интерес к Собору 1917–1918 годов неуклонно растет. Несмотря на это до сего дня не предпринято научное издание его Деяний, а существующее издание московского Новоспасского монастыря не только лишено научно–справочного аппарата, но и страдает рядом других серьезных недостатков. Все это позволило историкам сделать вывод о том, что «...издание Новоспасского монастыря не удовлетворительно решает проблему издания материалов Поместного Собора 1917–1918 годов. Использование этого издания в научных целях представляется крайне затруднительным»1.
В 2000–2002 годах в серии «Материалы по истории Церкви» был издан трехтомный «Обзор Деяний» Собора 1917–1918 годов, подготовленный научной группой специалистов–историков под общей редакцией профессора Гюнтера Шульца (Германия). В этом «Обзоре», помимо краткого пересказа Деяний, дается большой материал о членах Собора, его главных решениях, а также список источников и литературы о Соборе. Безусловно, «Обзор Деяний» стимулировал интерес исследователей к теме Собора. Однако до наших дней на русском языке не вышло ни одной научной монографии, посвященной Собору 1917–1918 годов. Выпуск в свет исследования о. Иакинфа Дестивеля является в этом смысле важным и весьма серьезным шагом на пути научного изучения Собора 1917–1918 годов.
Представляемая на суд читателей книга о. Иакинфа, будет интересна российскому читателю прежде всего, как взгляд зарубежного исследователя на события, происходившие в России в начале 20 столетия. Помимо этого, ценность настоящего труда заключатся в том, что его автор подробно рассмотрел подготовительную предсоборную работу, а также подробно проанализировал весь комплекс соборных решений и ход соборных заседаний.
Труд о. Иакинфа впервые был издан на французском языке в году в 2006 году. Его перевод на русский язык для настоящего издания осуществил иеромонах Александр (Синяков). Для русского издания автор пересмотрел текст своей работы, внеся в него некоторые уточнения и дополнения.
Автор книги – священник Иакинф Дестивель родился в Париже в 1970 году. После обучения в институте политических наук, он поступил в орден доминиканцев и в 1994 году принял монашеский постриг, а в 2001 году был рукоположен во священника. На протяжении ряда лет о. Иакинф сопровождал в Россию группы французских студентов, интересующихся русским языком и русской культурой. Много лет он сотрудничал с известным парижским центром «У двух медведей», возглавлявшимся о. Бернаром Дюпиром (1926–2005).
Окончив магистерский курс в православном богословском Свято–Сергиевском институте в Париже (2001–2003), о. Иакинф два года жил в Петербурге, где защитил кандидатскую диссертацию на философском факультете Санкт–Петербургского государственного университета. С 2005 года о. Иакинф является директором научно–церковного центра «Истина» в Париже, специализирующегося в православно–католическом диалоге, а также главным редактором одноименного журнала. Он преподает экклезиологию на богословском факультете Парижского университета и состоит в православно–католическом богословском комитете Франции.
Священник Илья Соловьев
Вступительное слово
Поместный Собор 1917–1918 годов является, без сомнения, важнейшим событием истории Русской Православной Церкви. По времени Собор совпал с одним из самых трагических периодов в истории России – с эпохой падения монархии и перехода власти в руки безбожников. Собор открылся 15(28) августа 1917 года, в праздник Успения Пресвятой Богородицы. У власти еще находилось Временное правительство, однако дни его были сочтены. После того, как в октябре 1917 года власть в России захватили большевики, Собор продолжал работу еще в течение десяти с половиной месяцев.
Собор 1917–1918 годов был самым многочисленным, самым продолжительным и одним из самых плодотворных за всю историю Русской Церкви. В ходе Собора были приняты решения по многим ключевым вопросам церковной жизни. Первый церковный Собор после 1667 года, Поместный Собор 1917–1918 годов с удивительной смелостью затронул весь спектр вопросов, поставленных перед Церковью общественными переменами. Речь на Соборе шла и о реформе церковного управления, и о миссии, проповеди, литургии, и о проблемах монашеской и приходской жизни. Многие из рассмотренных на Соборе тем актуальны по сей день. Некоторые из соборных решений позволили Церкви выжить в трудные годы гонений и заложили основы ее нынешнего расцвета. Судьбоносным для Русской Церкви стало решение Собора о восстановлении патриаршества, упраздненного в ходе петровских реформ начала 18 века.
В Соборе участвовали практически все архиереи Русской Церкви, многочисленные представители духовенства, монашества и мирян. Первыми тремя заседаниями руководил митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), затем руководство Собором перешло к митрополиту Московскому Тихону (Беллавину). После избрания последнего на Московский Патриарший Престол в ноябре 1917 года руководство заседаниями фактически перешло к митрополиту Новгородскому Арсению (Стадницкому), который провел в общей сложности 140 заседаний. При этом патриарх продолжал участвовать в некоторых пленарных заседаниях, а также возглавлял заседания Епископского Совещания и Соборного Совета. В течение всех трех сессий Собора (первая продлилась с 15 августа по 9 декабря 1917 года, вторая – с 20 января по 7 апреля 1918 года, третья – с 15 июня по 7 сентября 1918 года) состоялось в общей сложности 170 пленарных заседаний, на которые выносились вопросы, предварительно обсужденные в Отделах. Собор имел 22 Отдела, 3 Совещания и около 10 Временных комиссий, в которых работа шла ежедневно – в часы, не совпадавшие с пленарными заседаниями. Некоторые Отделы, кроме того, имели свои Подотделы. Результатом работы Собора явились 170 деяний, отражающих широкий спектр вопросов церковной жизни.
Помимо самих постановлений Собора, представляющих несомненную ценность, следует особо отметить метод его работы, основанный на дорогом для русской богословской мысли понятии соборности и стремящийся гармонично сочетать различные харизмы членов Церкви – клириков, монашествующих и мирян. В то же время, не следует идеализировать этот Собор, так как на методе его работы и на его решениях не могла не сказаться атмосфера революционного лихолетья.
Исторические события помешали Собору окончить намеченную работу. 7(20) октября 1918 года на последнем пленарном заседании при закрытии третьей сессии Собора Святейший патриарх Всероссийский Тихон, обращаясь к участникам Собора, сказал: «Когда оканчивалась предшествующая сессия, назначался определенный срок для начала следующей сессии, а теперь, к сожалению, по многим причинам мы лишены этой счастливой возможности указать срок, когда мы снова соберемся». Как известно, четвертой сессии Собора не суждено было состояться. Большинство членов Поместного Собора Российской Церкви в скором времени пополнили число членов другого собора – новомучеников и исповедников Российских.
В течение последнего десятилетия, благодаря открытию архивов и изданию деяний и постановлений Собора, стал возможным всесторонний анализ его деяний – как с богословской, так и с исторической точки зрения. Именно эта цель поставлена автором данного труда, содержащего экклезиологическую оценку не только постановлений Собора, но и его состава и функционирования, а также рецепции соборных решений со стороны богословов эмиграции. Труд отца Иакинфа Дестивеля, близко знакомого с жизнью Русской Православной Церкви и православной экклезиологией, внесет несомненный вклад в изучение истории русского богословия, поэтому я с радостью приветствую русский перевод данного труда, ранее изданного на французском и итальянском языках, и рекомендую его русскому читателю.
Иларион,
епископ Венский и Австрийский, представитель Русской Православной Церкви при европейских международных организациях
Введение
Русское слово собор означает как собрание духовенства и мирян (Поместный Собор), так и главный храм епархии (кафедральный собор). Прилагательное соборный является определением Церкви в славянском переводе символа веры. Это ярко свидетельствует о существующей в русской мысли неразрывной связи между Церковью и Собором, доходящей вплоть до смешения. В русском богословии Церковь по природе своей соборна: именно Собор являет сущность Церкви.
Темой данной работы является изучение понятия и практического применения экклезиологического принципа соборности на Поместном Соборе Православной Российской Церкви 1917–1918 годов. Самым памятным постановлением Собора стало восстановление патриаршества. Однако главным и наиболее новаторским его решением было возрождение самого соборного института как обычного способа управления Церковью, а также введение на всех уровнях церковной жизни принципа соборности, который касается значения Соборов в жизни Церкви, функций предстоятеля, и в особенности роли мирян. Тема соборности никогда не была столь актуальной во внутренней жизни Церквей и в межцерковных отношениях, как в настоящее время. Собор 1917–1918 годов является одной из основных ссылок в этой дискуссии: он был единственным Собором, который не только дал богословское осмысление принципу соборности, но и нашел ему конкретное применение.
В настоящее время вопрос о применении принципа соборности встает для Русской Церкви в нескольких областях; речь идет о регулярности созыва и составе Поместных Соборов, о роли священнослужителей и мирян в церковной жизни, об отношениях Русской Православной Церкви с другими Поместными Православными Церквами. Созвать следующий после 1918 года Собор Русской Православной Церкви удалось только по окончании Второй мировой войны. Из девяти Соборов, созванных после 1943 года, только четыре (1945, 1971, 1988, 1990) были Поместными, то есть включали священнослужителей не архиереев и мирян (по одному клирику и мирянину от епархии). Юбилей 2000 года послужил предлогом для созыва Собора в Москве. На этом Соборе был принят новый Устав Русской Православной Церкви. Согласно Уставу 1988 года, Поместные Соборы должны были созываться каждые десять лет. Так как последний Поместный Собор прошел в 1990 году, то поместным должен был быть Собор 2000 года. Он, однако, был архиерейским. В новом Уставе Поместный Собор стоит на первом месте, как и в 1917 году, и рассматривается непосредственно после общих положений: «В Русской Православной Церкви высшая власть в области вероучения и канонического устроения принадлежит Поместному Собору». В Уставе не указывается ни периодичность его созыва, ни его состав, ни роль мирян. Однако процедура принятия решений, предусматривающая «право вето» архиерейского совещания, очень похожа на ту, которая существовала в 1917 году: если с решением пленарного заседания не согласно большинство архиереев, оно должно быть пересмотрено. Если новое предложение будет также отклонено, то постановление теряет всякую юридическую силу. Подобное нововведение свидетельствует о стремлении вернуться к организации Поместных Соборов, которая более соответствует духу Собора 1917–1918 годов. Поместный Собор в таком понимании рассматривается не просто как выборный или утверждающий решения архиерейских Соборов орган, но также как законодательное учреждение, согласное с русской традицией соборности. Соборность нельзя смешивать с демократией, несмотря на то, что демократические веяния чувствовались на Соборе 1917–1918 годов ввиду внешнего политического и социального контекста. Соборность заключается в гармоничном сочетании различных даров Духа, в котором последнее слово принадлежит иерархии, действующей не изолированно, а сообща со всеми остальными частями Тела Христова.
Тема соборности в более широком смысле затрагивает вопрос об организации епархий, приходов, монастырей, о роли мирян не только в церковном управлении, но и в богослужении и миссионерской деятельности. Во всех этих областях принципы, намеченные Собором 1917–1918 годов, пока переосмыслены и применены не были.
Наконец, соборность ставит также проблему отношений между Поместными Православными Церквами. Возможна ли соборность вне всякого первенства? Возможен ли созыв Всеправославного Собора, подготовка к которому началась уже несколько десятилетий назад? Что касается русской эмиграции на Западе, то часть ее отвергает предложения Московского Патриархата об объединении русских юрисдикций, ссылаясь именно на видение Церкви Собора 1917–1918 годов, которое она зачастую неверно воспринимает как демократическое.
Соборный принцип был возрожден в Католической Церкви Вторым Ватиканским Собором во многом благодаря влиянию доминиканца Ива Конгара, который, в свою очередь, был многим обязан славянофилам. Конгар подвергал, тем не менее, критике некоторые аспекты учения славянофилов, в частности, использование соборности как основного оружия в борьбе с Западом: ссылаясь на то, что не существует власти над Церковью, а только в Церкви, они нередко подменяли «иерархическую власть жизнью в общении». Впрочем, именно Конгар опубликовал труды Хомякова во Франции; термин «соборность» он предложил перевести не как conciliarite, а как collegialite, то есть «коллегиальность». Этот принцип Конгар продвигал на Втором Ватиканском Соборе с целью нюансировать постановления Первого Ватиканского Собора относительно папской непогрешимости; для этого были созданы «архиерейские синоды». Кроме того, труды Конгара способствовали вовлечению мирян в жизнь Церкви; Конгар подчеркивал, что в Крещении христианин становится священником, царем и пророком. Поэтому Второй Ватиканский Собор предпочел определить Церковь как «Народ Божий», а не как иерархическое сообщество, и содействовал введению принципа соборности в церковное управление созданием, например, епархиальных синодов, состоящих из священнослужителей и мирян. Таким образом, синодальность и коллегиальность могут считаться латинскими эквивалентами славянского понятия «соборность». Папа Бенедикт XVI заметным образом поощряет работу синода епископов и видит в нем возможность сделать служение понтифика более соборным. Однако нынешнее католическое церковное управление могло бы на самом деле стать более уравновешенным только приданием большего значения местным епископским конференциям и, в целом, местным Церквам.
Соборность является сердцем богословского диалога между Католической и Православной Церковью, особенно после возобновления богословских встреч в сентябре 2006 года в Белграде. В данном случае речь идет о значении первенства папы Римского. В настоящее время Международная богословская католическо–православная комиссия работает над документом под названием «Первенство и соборность в Церкви». В своей энциклике Ut Unum sint (1994) папа Иоанн Павел II предложил православным и католическим богословам начать вместе размышлять о роли Римского епископа, которая может быть допустимой для обеих Церквей благодаря гармоничному сочетанию двух основных экклезиологических принципов: первенства и соборности. Соборность призвана стать балансом для первенства, а вне первенства не может быть соборности. Именно подобный подход побудил членов Собора 1917–1918 годов возродить в Русской Церкви патриаршество на основании принципа соборности.
В марте 2007 года, ввиду того, что вопрос о первенстве во Вселенской Церкви рассматривается в ходе работы Смешанной международной комиссии по богословскому диалогу между Православной Церковью и Римско–Католической Церковью, Священный Синод Русской Православной Церкви поручил Синодальной Богословской комиссии изучение и выработку позиции Московского Патриархата по этому вопросу.
* * *
Исследования по Собору 1917–1918 годов долгое время оставались скромными как в России, так и за рубежом из–за отсутствия доступа к непосредственным источникам информации. Хотя постановления Собора, а также часть деяний2 были опубликованы еще в 1918 году3, эти издания были недоступны вплоть до их переиздания с 1994 по 2000 гг. Новоспасским монастырем4 в одиннадцати томах, дополненных тремя томами Обзора деяний, выпущенных под руководством Г. Шульца Патриаршим Крутицким Подворьем5. Критического издания постановлений и деяний Собора на настоящий день не существует. Что касается протоколов и заключений различных соборных комиссий, то они никогда изданы не были, за исключением трудов подкомиссии по литургическому пению, опубликованных в 2002 г. Свято–Тихоновским институтом6. Сложность доступа к соборным документам объясняет малое количество научных трудов, несмотря на растущий интерес к работе Собора: монографии сосредоточены в основном на предсоборном периоде7; только труды Г. Шульца, протоиерея Н. Балашова, Р. Прокши, С. Фирсова, Е. Беляковой опираются на архивы самого Собора. Однако тема соборности на Соборе 1917–1918 годов, как таковая, изучена не была. До настоящего времени большинство авторов трудов стремились представить один из аспектов Собора с исторической или юридической точек зрения. Ни один из них не задавался целью предоставить междисциплинарный взгляд на Собор с точки зрения истории идей, учения о Церкви и, в частности, значения принципа соборности.
Первые комментарии относительно Собора были сделаны богословами эмиграции. На основании их утверждений мы попытались дать богословскую оценку экклезиологическим определениям Собора 1917–1918 годов. Их отношение к Собору очень сдержанно как в богословском (у протопресвитера Николая Афанасьева), так и в каноническом (у протопресвитера Александра Шмемана), историческом (у протопресвитера Иоанна Мейендорфа) и духовном (у Флоровского) плане. Отец Николай Афанасьев выступает с особой критикой по поводу роли, которую Собор уделяет мирянам в церковном управлении. По этой причине Афанасьев–богослов, наиболее критически относящийся к духу, постановлениям и, в конце концов, к самому созыву Собора 1917–1918 годов, который является в его глазах проявлением «универсалистского» понимания Церкви, прямо противоположного «евхаристическому». По мнению Афанасьева, понимание Собором роли мирян в Церкви свидетельствует о влиянии со стороны исключительно демократического идеала. Миряне, как считает Афанасьев, должны осуществлять свое царское и пророческое служение свидетельством, а не участием в церковном управлении и проповеди. Привлечение мирян к церковному управлению ввиду демократических воззрений истекает из юридического подхода к таинству Церкви. Отец Александр Шмеман сосредоточивает свою критику на опасности канонического разделения между светской и духовной сторонами церковного бытия, которое было вызвано желанием Собора привлечь мирян к церковному управлению. Признавая, что Собор стал «свидетельством о жизнеспособности» Церкви, Шмеман критикует его канонические реформы. Последние, по его мнению, основаны на понимании соборности как представительности, что чревато конфликтом между группами с различными стремлениями и интересами. Протопресвитер Иоанн Мейендорф подвергает критике концепцию церковно–государственных отношений, которая негласно выражена Собором, или, точнее, отсутствие четкого учения по этому вопросу. Отсутствие определенной доктрины новых отношений Церкви и государства побудило Собор принимать решения, связанные с временными обстоятельствами. Это свидетельствует о том, что, стремясь к независимости по отношению к государству, Русская Церковь не намеревалась отказываться от своего привилегированного положения в стране и отделяться от государства. Протоиерей Г. Флоровский, подобно упомянутым авторам, проявляет сдержанность по отношению к Собору 1917–1918 годов, но более по духовной причине. По его мнению, кризис, в котором Россия находилась в тот период, кризис в первую очередь духовный, не способствовал здравым размышлениям, укорененным в молитве, подвиге и отеческом предании. Флоровский отмечает, что с самого начала соборного процесса в 1905 году архиереи предлагали реформировать Церковь чисто организационными мерами вместо того, чтобы стремиться преобразить ее изнутри.
Вторая категория оценок Собора – это исследования западных специалистов. Их труды были опубликованы тогда, когда архивы были еще недоступны: о патриаршестве (Wuyts A. Le patriarcat russe au Concile de Moscou de 1917–1918. Rome, 1941), о приходе (Prichodjko M. Die Pfarrei in der neueren Gesetzgebungen der russischen Kirche. Brixen, 1947), о монашестве (Rezac I. De monachismo secundum recentiorem legislationem russicam. Roma, 1952), об участии мирян (Jockwig F. Der Weg der Laien auf das Landeskonzil der Russischen Orthodoxen Kirche Moskau 1917/18. Werden und Werwirklichung einer demokratischen Idee in der Russischen Kirche. Wurzburg, 1971).
Третья категория исследований – это труды, изданные в последние годы после открытия архивов. Первым описание соборных архивов сделал Г. Шульц (Das Landeskonzil der Orthodoxen Kirche in Rußland 1917/18–ein unbekanntes Reformpotential. Gottingen, 1995). С тех пор вышло только несколько трудов, опирающихся на архивные данные: о богослужении (Балашов К, протоиерей. На пути к литургическому возрождению. М., 2000), о церковно–государственных отношениях (Фирсов С. Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890–х – 1918 гг.). М., 2002), о юридических и дисциплинарных вопросах (Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М., 2004), о роли женщин в Церкви (Prokschi R. Die Rolle der Frau in der Kirche. Ein intensiv diskutiertes Thema auf dem Landeskonzil der Russischen Orthodoxen Kirche von 1917–1918 // Ostkirchliche Studien. Bd 49. 2000. C. 105–144).
Источники данного исследования подразделяются также на три категории. В первую входят церковные и канонические документы, относящиеся к предсоборному периоду – Журналы и протоколы заседаний высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия (СПб., 1906–1909) – или к самому Собору (Собрание определений и постановлений...). Ввиду того, что эти документы содержат многочисленные ссылки на церковные каноны, мы пользовались собраниями канонических постановлений в издании G. A. Rhalles, М. Potles (Афины, 1852–1854), канонов Поместных и Вселенских Соборов, изданных Р.–Р. Joannou (Рим, 1862), и кодексами канонического права Никодима Милаша (Православное церковное право. СПб., 1897).
Вторую категорию составляют философские и богословские труды, относящиеся к вопросу соборности и к православному учению о Церкви. Речь здесь идет, в частности, о трудах А. С. Хомякова (например, L’Eglise latine et le protestantisme au point de vue de Г Orient chretien. Lausanne, 1872), прот. Г. Флоровского (Пути русского богословия, Paris, 1988), прот. Н. Афанасьева (Церковь Духа Святого. Киев, 2005), прот. А. Шмемана (Исторический путь Православия. Париж, 1995), о. С. Булгакова, И. Мейендорфа, Б. Бобринского (Le mystere de l’Eglise. Paris, 2003), епископа Илариона (Алфеева) (Православное богословие на рубеже эпох. Киев, 2002), а также G. Cioffari (La sobornost’ nella teologia russa. Bari, 1978).
К третьей категории относятся исторические исследования о Русской Церкви в конце 19 и в начале 20 веков. Большая часть их написана на русском языке: А. В. Карташев, прот. Н. Балашов, Е. В. Белякова, С. Л. Фирсов, А. Н. Кашеваров, А. Г. Кравецкий, прот. В. Рожков. Мы ссылаемся также на иностранную литературу по данной теме: A. Leroy–Beaulieu (L’empire des tsars et les Russes. Paris, 1889), A. Palmieri (La chiesa russa. Le sue odieme condizioni, e il suo riformismo dottrinale. Firenze, 1908). Относительно положения Русской Церкви в предсоборный период мы опираемся также на I. Smolitsch (Der Konzilsvorbereitungsausschuß des Jahres 1906. Zur Vorgeschichte des Moskauer Landeskonzils von 1917/1918 // Kirche im Osten T. 7. 1964), N. Zernov (The Russian Religious Renaissance of the Twentieth Century. London, 1963), A. A. Bogolepov (Church Reforms in Russia 1905–1918. Bridgeport, 1966), J. W. Cunningham (A Vanquished Hope. The Mouvement for Church Renewal in Russia 1905–1906. New York, 1981); G. L. Freeze (The Russian Levites. Parish Clergy in the Eighteenth Century. Cambridge Mass., 1977). По некоторым особым вопросам мы ссылаемся на N. Struve (Les chretiens en URSS. Paris, 1964), K. Ch. Felmy (Predigt im orthodoxen Rußland, Gottingen, 1972), J. Glazik (Die russisch–orthodoxe Heidenmission seit Peter dem Großen. Ein missionsgeschichtlicher Versuch nach russischen Quellen und Darstellungen, Münster Westfalen, 1954), R. F. Byrnes, (Pobedonostsev. His Life and Thought, Bloomington, 1969), S. Bolshakoff, F. Jockwig, S. Senyk, N. Lossky.
Цель исследования – показать, каким образом Поместный Всероссийский Собор 1917–1918 годов прилагает принцип соборности к своему собственному функционированию и к учрежденным им церковным структурам. Осуществление этой цели поднимает следующие вопросы. Какое различное понимание соборности проявляется в соборных дискуссиях? В какой степени оно основано на русской церковной практике и на славянофильском движении? Какое применение принцип соборности находит в составе и функционировании Собора? В чем заключается своеобразие процедуры принятия решений? Каким образом Собор применяет принцип соборности к учрежденным структурам и в организации высшего церковного управления Церкви (патриархата), епархии, митрополичьего округа, прихода, монастыря? Что современная Русская Церковь, в России и вне ее пределов, унаследовала от принципа соборности, выработанного в 1917–1918 годах, и от учрежденных тогда собором структур? Какая богословская оценка была дана Собору?
Данный труд опирается главным образом на сами соборные постановления, которые дополняют деяния. Подобный историко–юридический подход позволяет объективно оценить работу Собора и его основные решения относительно церковного управления и церковных структур: значение поместных и архиерейских Соборов, роль патриарха, Священного Синода, организацию епархий, избрание архиереев, место мирян в приходской жизни, в миссионерской деятельности, богослужебную реформу, устроение монастырей, отношения с другими христианами, место женщин в Церкви, преподавание Закона Божьего в школах и т. д. Во всех этих областях вопрос о применении принципа соборности встает более или менее непосредственно. Для того, чтобы по–настоящему оценить соборные решения, которым иногда приписывается то, что никогда Собором не постановлялось, следует опираться на сами определения Собора, рассматривая их в историческом контексте.
Канонический подход позволил автору объективно рассмотреть выполнение постановлений самого Собора 1917–1918 годов не только в советской России и после 1988 года (когда был принят новый церковный Устав), но и в эмиграции, в частности, в Архиепископии русских православных церквей Западной Европы, которая с 1931 года (с некоторыми перерывами) находится в юрисдикции Константинопольского Патриархата и ссылается, тем не менее, на Собор 1917–1918 годов.
Настоящее исследование предлагает также богословский подход к теме соборности. Для обозначения церковного собрания русский язык располагает двумя синонимичными терминами: греческим словом синод и славянским – собор. Несмотря на синонимичность, в нынешнем контексте синодом принято называть постоянный архиерейский совет (Священный Синод), тогда как термин «собор» означает главным образом временное церковное собрание, которое латинский язык называет concilium. К этому семантическому различию, свойственному русскому языку, добавилось историческое противопоставление между синодальностью и соборностью. В 1721 году император Петр Великий упразднил одновременно патриаршество и соборное управление, заменив их Святейшим Синодом. С того момента начался синодальный период истории Русской Церкви, окончившийся восстановлением патриаршества и соборного института в 1917 году. Именно петровской синодальности противопоставляли славянофилы понятие соборности, обозначающее традиционное управление Русской Православной Церкви до реформ Петра I. В предсоборных и соборных дискуссиях было выявлено два значения термина «соборность». В русском православном Символе веры греческое слово «καθολικος» переведено на славянский язык прилагательным «соборный» (отметим, между прочим, что католический русский перевод Символа веры использует в данном случае прилагательное «вселенский»). Термин «соборный» можно понять по–разному в зависимости от того, чему его приписывать: глаголу «собирать» или существительному «собор».
Согласно славянофилам, которые и ввели в употребление неологизм «соборность», последний является одновременно богословским и философским понятием. По мнению С. Трубецкого (1862–1905), автора труда «О соборной природе человеческого сознания», соборность прежде, нежели стать церковным понятием, пребывала в сердце человеческого сознания. Согласно А. С. Хомякову, соборность указывает то, что Церковь является коллективной по своему существу и что епископы, священнослужители и миряне пользуются в ней одинаковыми правами без различия между Церковью, поучающей и Церковью поучаемой. Он ссылается на авторитет письма восточных патриархов папе Пию IX, в котором, в частности, сказано: «У нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести что–нибудь новое, потому что хранитель благочестия у нас есть самое Тело Церкви, то есть самый народ». В отношении церковного управления данное течение разумеет соборность в демократическом смысле и подчеркивает коллективный характер его устроения и участие мирян на всех уровнях церковного бытия.
Второе понимание соборности, более каноническое, основывается на одном из смыслов существительного «собор». По сравнению с первым подходом, который мы можем для упрощения назвать «демократическим», это второе осмысление следует определить, как «епископальное». Оно заключается в утверждении того, что Собор – то есть собрание епископов – обладает в Церкви высшей властью.
Научная новизна исследования заключается, во–первых, в доказательстве того, что Собор 1917–1918 годов определил третий подход к понятию соборности, который зародился на самом Соборе. Как и в «демократическом» понимании, он придает важное значение участию мирян в церковном управлении, однако настаивает на различии функций между членами церковного тела. В данном случае соборность подчеркивает единство тела, сохраняя принцип епископской власти. Это течение, стремящееся к компромиссу между двумя предыдущими, можно назвать «харизматическим». В нем соборность не означает равенство и не исключает личную власть. Таким образом, на Соборе было подчеркнуто различие между соборностью и коллегиальностью. Последняя – плод реформ Петра Великого – осуждена за то, что является исключительно формальным принципом, вводящим в Церковь парламентаризм: в такой системе епископы предстают не более чем председателями Соборов священнослужителей и мирян, защищающих каждый путем голосования свои личные интересы. Соборность же является моральным принципом, требующим от каждого жертвы для общего блага, в частности, через послушание. Подчинение патриарха («первого среди равных») Собору уберегает от крайностей «папизма».
Второй особенностью данного труда является изучение конкретного применения Собором 1917–1918 годов третьего понимания соборности. Определение соборности стало сердцем предсоборных и соборных дебатов по поводу церковного управления: избрание архиереев, управление приходами и монастырями, место мирян. Особенно это выразилось в обсуждении двух важнейших вопросов – состава Собора и восстановления патриаршества.
В предсоборный период вопрос о составе Собора вызвал столкновение между двумя подходами к идее соборности. Это привело к возникновению двух различных позиций относительно роли мирян и священнослужителей на Соборе: сторонники «демократического» подхода требовали для всех равного права голоса, тогда как «епископалисты» выступали против этого. Осознавая то, что славянофильское понимание соборности может привести к исключительно демократическому осмыслению Церкви в ущерб харизматическому принципу, архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) предложил третий подход, средний между двумя упомянутыми, который в конце концов стал решающим для Собора 1917–1918 годов. Конкретно предложение архиепископа Сергия заключалось в следующем: на пленарном заседании миряне и священнослужители принимают равное с архиереями участие. Избираются они в три этапа: приходским, благочинническим и епархиальным собраниями. Каждое из этих собраний избирает четырех делегатов, из которых один как минимум должен быть в священном сане. Все члены Собора пользуются равным правом голоса. Тем не менее – и в этом заключается своеобразие предложения архиепископа Сергия – Собор делится на два уровня: на низшую палату, включающую всех членов, и на высшую, состоящую исключительно из архиереев. В том случае, если архиерейское совещание выражает несогласие с решением общего собрания, последнее обязано его пересмотреть. Если после пересмотра с решением несогласна хотя бы четверть членов Собора, то окончательное постановление о соответствии соборного проекта церковным канонам выносится архиерейским совещанием. Подобная организация обеспечивает активное участие мирян и священнослужителей в работе собора, сохраняя за архиереями право вето.
Разные понимания соборности проявились и в обсуждении вопроса о восстановлении патриаршества, упразднение которого Петр I объяснил именно стремлением сделать церковное управление более соборным. Левонастроенная партия воспринимала соборность в демократическом духе, подчеркивая коллективный характер церковного управления и роль мирян во всех уровнях. Сторонники этой позиции стремились помешать установлению архиерейского деспотизма и «патриаршего папизма», утверждению которых могло способствовать падение самодержавия. Консервативное течение воспринимало соборный принцип как различение функций в церковном теле, что подразумевало подчинение главе. При подобном подходе соборность не означает равенство и не исключает личную власть. Здесь мы возвращаемся к противопоставлению между соборностью и коллегиальностью.
Третьей особенностью данного труда является изучение того, каким образом принцип соборности, выработанный на Соборе 1917–1918 годов, был воспринят богословами эмиграции и применен во Франции.
Особое внимание мы уделяем связи между соборностью и церковно–государственными отношениями. Церковь требовала от государства права самоуправления именно во имя соборности. Однако это требование не сопровождалось стремлением к отделению от государства.
С этой точки зрения, наилучшая оценка концепции церковно–государственных отношений Собора 1917–1918 годов – это та, которая дана была Собором 2000 года: в 1917 году Церковь желала восстановить идеал симфонии. В отличие от латинского учения о двух мечах, идеал симфонии различает политическую и религиозную сферы, но стремится к их единению под властью императора и выражается в наличии двух различных, но объединенных «номоканоничных» сводов государственных и церковных законов. На Соборе 1917–1918 годов, ввиду своего исторического, социологического и, бесспорно, богословского первенства в России, Русская Церковь требовала для себя привилегированного положения не только по отношению к другим конфессиям, но и по отношению ко всем прочим общественным организациям. Настаивая на преимуществе Православия, Собор противился отделению Церкви от государства, отделению, по его мнению, противоестественному, которое мешает Церкви преображать государство.
В Основах социальной концепции Русской Православной Церкви, принятых в 2000 году, все обстоит иначе. Утверждая несовершенство государства и необходимость преображения его Церковью, Основы социальной концепции свидетельствуют о великом православном Предании, отмеченном, однако, историческими травмами советского и царского периодов, и отличаются потому осторожным отношением к государству. Этот пессимизм, контрастирующий не только с латинским учением о совершенном обществе (societas perfecta), но и в некоторой степени с византийским идеалом симфонии (оба подхода основаны на искреннем доверии к государству), напоминает чем–то лютеранское учение о двух царствах Zweireichelehre. По сравнению с заявлениями 1917 года, Основы социальной концепции отличаются большим прагматизмом. Прагматизмом, во–первых, в понимании принципов церковно–государственных отношений: на самом деле можно утверждать, что Основы социальной концепции, не говоря ни о симфонии, ни об отделении, но настаивая на невмешательстве, не защищают никакую из теорий. Прагматизмом, во–вторых, в понимании политической власти: государство является лишь временным явлением, демократия – наименее плохим устроением секуляризованного общества. Прагматизмом, в–третьих, в осознании роли Церкви, участие которой в общественной сфере строится в зависимости от обстоятельств и по–разному в различных секторах социального бытия, на усмотрение властей и самой Церкви.
В результате исследования автором были сделаны следующие выводы. На Соборе 1917–1918 годов зародилось новое понимание соборности. Не демократическое, как у многих славянофилов, и не «епископальное», как у некоторых инициаторов Собора, а «харизматичное», в котором гармонично сочетаются различные части Тела Христова, в зависимости от полученного от Духа дара. Таким образом, «все члены участвуют в труде остальных, и никто не может действовать в одиночку»8.
Это харизматичное понимание соборности отражается в первую очередь в самом Соборе, в его смешанном составе и в процедуре принятия решений, согласно которой правом голоса наделялись все участники, но за архиереями сохранялось право вето на решения пленарных заседаний. Таким образом, Собор разработал процедуру, которая, не претендуя на экклезиологическое совершенство (сам ее автор, архиепископ Сергий, признавался в этом), позволяла исправить – по крайней мере временно – изолированность священнослужителей и сдержать давление со стороны демократически настроенных слоев церковного народа.
В своих постановлениях Собор попытался ввести принцип соборности на всех уровнях церковного управления. Соборный принцип, положенный в основу реформы высшего церковного управления, наблюдается и на всех остальных уровнях жизни Церкви9: в епархии, в благочиниях и на приходах. Везде мы видим председателя (патриарха, архиерея, благочинного, настоятеля), собрание (Собор, епархиальное, благочинническое и приходское собрания) и постоянный совет (Священный Синод и Высший Церковный Совет, епархиальный, благочиннический и приходской советы). Собрания избирают членов совета; число мирян на собраниях должно быть равно числу священнослужителей. Председатели же избираются (патриарх, архиереи, благочинные) или назначаются, но с учетом мнения собрания (настоятели приходов). Председатель пользуется правом протеста по отношению к решениям совета: архиереи имеют право вето на Соборе, патриарх –на Синоде, архиерей – в епархиальном совете. В соборных постановлениях наблюдается стремление установить на всех уровнях тесный контакт между мирянами и их пастырями: уменьшение размеров епархии, сотрудничество между настоятелем и прихожанами.
Как уже отмечалось, многие богословы русской эмиграции оценивали Поместный Собор 1917–1918 годов не совсем положительно. Прот. Н. Афанасьев критиковал роль, которую Собор уделил мирянам в церковном управлении. Прот. А. Шмеман указывал на опасность делать в Церкви на каноническом уровне различие между духовной и мирской областью. Прот. И. Мейендорф сожалел, что Собор недостаточно уделил внимания отношениям между Церковью и государством. Наконец, прот. Г. Флоровский считал, что Собор не смог разрешить кризис, прежде всего духовный, который российское общество переживало в ту эпоху. Бесспорно, что применение принципа соборности основано на слишком демократическом понимании Церкви, не свойственном истинному идеалу соборности и способствовавшем систематичному насаждению представительного принципа и разделению между духовной и административной властью. Однако, могла ли Российская Церковь, в течение веков испытавшая на себе гнет административной власти, поступить иначе перед угрозой раскола? Кроме того, анализ упомянутых богословов не всегда основывается на правильном и объективном понимании принципов и учреждений, предложенных Собором.
Учение об отношениях Церкви и государства является одной из слабых сторон Собора. Несмотря на то, что вопрос этот был одним из мотивов созыва Собора, предсоборные комиссии, увлеченные преобразованием внутренних структур Церкви, не оказали проблеме должного внимания. Хотя Церковь была более подготовлена к революции, нежели государство, Собор 1917–1918 годов, как подчеркивает прот. И. Мейендорф, не стал рассматривать проблему церковно–государственных отношений по существу. Собор только защищался от некоторых инициатив нового правительства и, требуя независимости, сопротивлялся отделению Церкви от государства.
* * *
Поскольку цель настоящей работы состояла в том, чтобы представить применение на Соборе 1917–1918 годов принципа соборности, рассмотрению постановлений и их восприятия предшествуют две главы, в которых мы попытались представить истоки Собора с его замечательной подготовительной работой, объяснить на основании устава его состав и функционирование, в частности, относительно процедуры принятия решений.
Собор невозможно оценить вне минимального знания его исторического контекста, который позволяет понять причины его созыва. Положение Российской Церкви в начале 20 века оказалось парадоксальным: несмотря на административные тиски навязанной ей синодальной системы, она переживала во всех областях небывалый расцвет, одним из плодов которого – и немалым – стало учение о соборности. Собор 1917–1918 годов является не столько попыткой выйти из паралича, сколько результатом возрождения церковной жизни.
Собору предшествовали двенадцать лет подготовительных работ. Собор 1917–1918 годов начинается на самом деле в 1905 году вслед за Кровавым воскресеньем и Указом о религиозной веротерпимости, принятым по совместной инициативе представителей Церкви и первого конституционного правительства. Анализ трех меморандумов, положивших начало соборному процессу, показывает, что мотивы у каждого из авторов были разные. В 1906 году, после проведения опроса среди архиереев, Предсоборное Присутствие выставило первые предложения, обобщенные в 1912 году «расширенным предсоборным советом». Однако для окончательного вступления на путь созыва Собора пришлось ждать революционные муки 1917 года, когда Церковь оказалась в беспрецедентном положении после отречения императора от своего престола. При поддержке Временного Правительства предсоборный совет подготовил совместно со Святейшим Синодом Собор, открывшийся, наконец, 15(28) августа 1917 года. Собор нельзя полностью понять в отрыве от этих двенадцати лет подготовки, которые позволили соборным комиссиям представить в короткие сроки проекты, задолго до этого продуманные и подготовленные.
После исторического анализа, синхронный взгляд на состав и функционирование Собора необходим для оценки соборных постановлений. Одним из самых интересных моментов Собора является его устав. Предсоборный совет, после долгих обсуждений, решил допустить на Собор мирян и священнослужителей не епископов, избранных трехступенчатой представительной системой и пользующихся вместе с архиереями правом голоса. Для соблюдения архиерейских прерогатив запланированная процедура предоставляла архиереям, образовывавшим особое совещание, право вето на решения пленарного заседания. Среди членов Собора, отражавших состояние Российской Церкви в момент революции, прослеживалось несколько течений. Однако общая внешняя опасность способствовала объединению всех сил, стремившихся к спасению Церкви в течение всего времени работы Собора с 15(28) августа 1917 года по 7(20) сентября 1918 года.
Две предварительные вступительные части позволяют приступить к основной задаче исследования: изложению соборных постановлений с точки зрения соборности. Определения 1917–1918 годов являются в большинстве своем результатом компромисса, плодом интенсивных обсуждений в комиссиях и на пленарных заседаниях, подготовленным двенадцатилетними размышлениям в предсоборных органах и в прессе. Из этого следует, что только систематическое изучение соборных дискуссий, их контекста, различных докладов позволит оценить значимость и смысл каждого из постановлений. Настоящий труд ограничивается рассмотрением самого текста соборных решений и прибегает к контексту только для освещения особо неясных аспектов. Общий анализ постановлений позволяет проследить, несмотря на внешний беспорядок, их глубокое единство и основную идею. На Соборе решения принимались в кратчайшие сроки, повестка дня непрестанно менялась под влиянием внешних событий, по этой причине в официальном издании соборные определения представлены без особого плана. Тем не менее, можно выделить три главные темы: соборная организация Церкви с введением принципа соборности на всех уровнях; возрождение пастырской деятельности и реформа церковной дисциплины; отношения Церкви к государству и революции.
Было бы неправильно исключить из сферы нашего внимания вопрос о восприятии Собора 1917–1918 годов современниками и потомками, в т. ч. представителями православной богословской науки. Поэтому мы посчитали необходимым рассмотреть рецепцию соборных определений не только в церковной практике, но и в богословии. Задача эта не проста: во–первых, соборные постановления не были достаточно распространены или же распространялись в деформированном виде; во–вторых, политические обстоятельства делали невозможным какое–либо конкретное применение решений Собора. Тем не менее, мы постарались рассмотреть, в какой степени эти определения были приведены в исполнение не только в советской и постсоветской России, но и в Западной Европе, а также собрать некоторые суждения богословов о результатах Собора 1917–1918 годов.
Часть 1. У истоков собора
История Собора 1917 года начинается в 1905 году, когда по инициативе разных групп было создано Предсоборное Присутствие. Истоки и причины созыва Собора необходимо, следовательно, искать именно в этот период. Среди них, прежде всего, стоит отметить особенное положение Российской Церкви в начале 20 столетия. Парадокс его заключается, с одной стороны, в двусмысленном положении синодальной Церкви (с канонической точки зрения), а с другой стороны, в необыкновенном богословском, духовном, пастырском и миссионерском расцвете. Более того, Собор 1917 года никогда бы не состоялся, если бы Россия не осталась верна соборному духу, существовавшему в досинодальный период и возрожденному стараниями славянофилов10.
Глава 1. Русская Церковь в 1905 году
«Русская Церковь в параличе со времен Петра Великого»
«Русская Церковь в параличе со времен Петра Великого», – так охарактеризовал Достоевский кризис, пережитый Церковью в России в конце 19 века. Среди трех основных периодов истории Русской Церкви, московский (от падения Киева в 1240 году до перенесения столицы в Петербург в 1725 году) может, на первый взгляд, показаться золотым веком, подготовленным киевской эпохой (от крещения Руси в 988 году до 1240 года) и прерванным синодальным периодом (1721–1917 годов)11. На самом деле, подобное разделение российской истории и оценку выделенных периодов, девизом которой являются слова Достоевского, следует несколько релятивизировать.
Патриархальная московская эпоха сама подготовила почву для петровских реформ12. Установление патриаршества в Москве в 1589 году, ознаменовавшее окончательную независимость Русской Церкви по отношению к Византии, способствовало постепенному порабощению Церкви, достигшему позднее своего апогея в низложении патриарха Никона. Начиная с 16 века Русская Церковь оказалась под влиянием Запада, что более всего проявилось в Киеве в деятельности митрополита Петра Могилы (1632–1647). Его известное «Православное Исповедание» было написано в 1640 году на латинском языке в духе «Римского Катехизиса», опубликованного Тридентским Собором против протестантизма. Оно является символом того, что Флоровский называет «псевдоморфозой» православной мысли13. Киевская Академия была основана в 1635 году по принципам иезуитского ордена и заимствовала методы западной схоластики14. Она, в свою очередь, послужила образцом для славяно–греко–латинской школы, открытой в Москве в 1687 году братьями Лихудами15.
Нет никакого сомнения в том, что синодальный период является в некотором смысле результатом эволюции, начавшейся в 17 веке и приведшей к кризису 1905 года. Было бы совершенно тщетно, особенно в контексте русской истории, пытаться отделить в этой эволюции государственные факторы от чисто церковных. Тем не менее, очевидно, что кризис этот вызван столько же деятельностью Петра I, сколько и внутрицерковными обстоятельствами.
Внешние факторы паралича: синодальная система. Петр I не был первым и единственным основоположником эволюции, восходящей корнями в глубь 17 века, но именно он придал ей юридическую основу. 25 января 1721 года, предприняв необходимые предварительные меры16, Петр I издал «Духовный Регламент», составленный епископом Феофаном (Прокоповичем)17. Регламент внес значительные изменения в устройство Церкви и в ее отношения с государством.
Наиболее символичной реформой, введенной Регламентом, стало упразднение патриаршества, замененного «постоянным Духовным Коллегиумом»18. Этот орган, задуманный Петром как «постоянное соборное управление»19 и наделенный всеми атрибутами древнего понятия соборности Церкви, был переименован 14 февраля 1721 года в «Святейший Синод». Однако новое название не скрыло тот факт, что новоучрежденное церковное управление полностью соответствовало одиннадцати остальным административным Коллегиумам, сменившим в 1718 году Приказы и наделенным собственными общими Регламентами20. Образцом петровского государственного устроения в политическом плане стала западноевропейская коллегиальная административная система21, существовавшая, в частности, во вражеской Швеции, а в духовном – лютеранская концепция отношений между Церковью и государством22.
Святейший Синод был задуман Петром как некий сенат, представляющий интересы различных групп церковнослужителей23. Его решения должны были приниматься по принципу большинства, тогда как архиереи в нем являлись меньшинством24. Вся синодальная деятельность находилась под жестким контролем светского обер–прокурора, который наблюдал за соответствием постановлений Синода, над которыми он обладал правом вето, Духовному Регламенту и государственным интересам. Это «государево око» в 19 веке приобрело власть министра, назначаемого в зависимости от политики государства25. Его канцелярии, подобно канцеляриям Святейшего Синода, представляли сложный бюрократический аппарат.
Духовный Регламент не остановился на реформе церковного управления. В нем Петр также попытался всеми способами ограничить полномочия и власть епископов26. Архиереи оказались в зависимости от императора, назначавшего их из трех кандидатов, предложенных Святейшим Синодом, и должны были считаться с его мнением во всех делах27, подавать ему годовой отчет о состоянии своей епархии после обязательного ежегодного ее объезда28, испрашивать у него разрешение на отпуск29. Кроме того, Регламент предусматривал унизительную для архиереев процедуру чтения правил, касавшихся их прав и обязанностей30. В каждой епархии была создана епархиальная консистория, члены которой назначались Синодом по представлению епископа. Консистория эта играла в епархии роль, сравнимую с той, что в Русской Церкви исполнял Святейший Синод. Являясь судом первой инстанции по церковным делам, консистории не избежали бюрократизации и коррупции и способствовали административному подчинению епископов высшей власти. Секретарь консистории был мирянином и назначался обер–прокурором Синода, у которого он находился в прямом подчинении. Согласно тонко продуманной системе взаимного контроля, секретарь консистории должен был отправлять рапорты обер–прокурору, тогда как епископ и сама консистория отправляли свои в Святейший Синод31.
Реформа Петра Великого коснулась всех сторон церковной жизни. Особенно враждебной она была по отношению к монашеству, деятельность которого была регламентирована в малейших тонкостях в Приложении к Духовному Регламенту. Реформаторы попытались всеми путями уменьшить не только количество монахов и их владения, но и их духовное и интеллектуальное влияние. Например, вступление в иноческую жизнь разрешалось только после исполнения всех обязанностей по отношению к государству, к городским или сельским властям и к частным лицам и после отказа от привилегий своего сословия, от всякого владения и наследования. Мужчинам разрешалось давать обеты только после тридцати, а женщинам – после сорока лет. Показательно, что в 1701 году Русская Церковь насчитывала 965 монастырей, а в 1769 – лишь 31932. В 1906 году их количество возросло до 850. В то же время петровская администрация ввела в монашескую жизнь централизацию и бюрократизм. Сам Святейший Синод должен был утверждать открытие монастырей, поступление в них и назначать настоятелей. Приложение к Регламенту запрещало монашествующим, под угрозой телесного наказания, писать книги и иметь в келье бумагу и чернила без разрешения настоятеля33.
Выживание бюрократической системы на всех уровнях церковной жизни обеспечивалось духовной цензурой, учрежденной Петром I в 1740 году для борьбы с расколом и распространявшейся, в превентивной форме, на все церковные вопросы. Синодальная цензура и ее региональные комитеты состояли в основном из монахов, так что прогрессивная точка зрения женатого духовенства и светских православных мыслителей не могла быть свободно выражена в подцензурных изданиях и потому некоторые авторы вынуждены были выпускать свои сочинения за границей34.
Таким образом, синодальный строй, установленный Петром Великим, являясь частично результатом эволюции, наметившейся в 17 веке, поставил Церковь в зависимое и бюрократизированное положение, продолжавшее усиливаться на протяжении 18 и 19 веков на всех уровнях церковной жизни.
Внутренние факторы паралича: кастовое духовенство. Кризис Русской Церкви начала 20 века был вызван не одними административными реформами Петра I. Внутри Церкви существовало разделение между белым и черным духовенством. Это разделение не было связано с преобразованиями Петра I35. С одной стороны, монашествующее духовенство, из среды которого избирались епископы, составляло отдельную касту, имеющую мало общего с общежитийным монашеством: для молодых выпускников духовных Академий, стремящихся к архиерейству, монашеский постриг зачастую был всего лишь предварительной формальностью. С другой стороны, находилось так называемое белое духовенство. Устроение российского общества способствовало выделению его в самостоятельное сословие. Крепостное право не позволяло крестьянам покидать свои земли. На смену отслужившим сельским священникам приходили чаще всего их же сыновья. Несмотря на отмену крепостного права Александром II в 1861 году, подобное «левитство» продержалось до 1905 года и дожило до самой революции. Приходы в действительности передавались по наследству или через брак, хотя это и было осуждено указом 1867 года. Каста, о которой идет речь, включала многочисленные группы: в 1889 году из 500 000 клириков лишь 35 000 были священниками и 7000 диаконами (это те, кого называют священнослужителями), остальные же все являлись церковнослужителями: иподиаконами, чтецами, псаломщиками, звонарями36.
Для того чтобы ограничить влияние черного духовенства, враждебного реформам, Петр Великий включил в состав Синода женатых священнослужителей. Присутствие клириков не архиереев в Синоде, поддерживаемое по политическим причинам в разных пропорциях, в зависимости от желания обер–прокурора, далеко не способствовало сближению клира и епископов.
Кроме того, ограниченность пособий, выделяемых государством на содержание священнослужителей, повергала последних в бедность и ставила в финансовую зависимость от прихожан. Продажи свечей, а также взимания платы за совершение треб и служб, унизительного для священников, едва хватало на содержание их семей и остальных служащих прихода. Священнослужители были отрешены от крестьян из–за своего привилегированного положения (они были избавлены от телесных наказаний и освобождены от военной службы) и от буржуазии и дворянства, от которых они значительно отставали образованностью и воспитанием37. Не пользуясь особым уважением ни у тех, ни у других, священник превратился, в конце концов, в простого государственного служащего.
Превращению священников в обыкновенных чиновников способствовало и то, что они почти не занимались проповеднической деятельностью38. Согласно Духовному Регламенту Петра Великого, осознававшего ораторскую некомпетентность священнослужителей, допускались к проповеди только клирики, получившие на то особое дозволение Церковного Коллегиума (переименованного в Святейший Синод), остальным же для просвещения народа разрешалось читать духовную литературу между службами. Необразованность священнослужителей, необходимость получения особого разрешения на проповедь, боязнь показаться неправославными в глазах цензуры привели к тому, что проповедническая деятельность оказалась доступной одним лишь архиереям, которых в этой области цензура не контролировала. Некоторые из них, например, святитель Филарет Московский, в этом даже очень преуспели.
Семинарии и академии, находившиеся под бдительным надзором синодальной власти, способствовали также отчуждению белого духовенства. Семинарии, предназначавшиеся не столько для кандидатов в священство, сколько для детей священнослужителей, погрязшие в бесплодной схоластике и использовавшие устаревшие педагогические методы, со временем стали производить некий «интеллектуальный пролетариат» и превратились в рассадники нигилистов. Например, Чернышевский (1828–1889), самый видный российский материалист 19 века, был сыном священника. В последние годы царствования Александра II выпускникам семинарий был запрещен доступ в университеты для того, чтобы уменьшить число университетских нигилистов. Это привело семинарии к еще большей изоляции.
Была ли Русская Православная Церковь парализована со времен Петра Великого? Выше мы попытались нюансировать это утверждение, в особенности в том, что касается времени и причин подобного состояния Церкви. Во–первых, реформы Петра I большей частью явились результатом эволюции, уходящей корнями в 17 век. Во–вторых, Русская Церковь переживала трудности, которые не были вызваны исключительно петровскими административными новшествами: это разделение на касты и изолированное положение священнослужителей по отношению к российскому обществу. Теперь мы постараемся доказать, что релятивизировать стоит и само утверждение о церковном застое. Историкам необходимо, с одной стороны, положить конец мифу о московском периоде как о золотом веке церковной истории, а с другой, реабилитировать петербургскую эпоху.
Возрождение Русской Церкви в синодальный период
Несмотря на многочисленные трудности, Российская Православная Церковь пережила в 19 веке настоящее возрождение, позволяющее пересмотреть идею о вреде, нанесенном реформами Петра Великого. Кроме того, относительная долгожительность введенных изменений заставляет думать, что подобные реформы были в некоторой степени даже необходимы Церкви на том историческом этапе. Святейший Синод не был реформирован в 1802 году, когда император Александр I преобразовал Коллегиумы в Министерства, сосредоточив таким образом коллегиальную власть в руках одного министра39. Однако, главное для нас – это церковное возрождение, затронувшее в конце 18 века духовность, богословие и внешнюю и внутреннюю миссию Церкви.
Возрождение духовности и богословской мысли.
В синодальный период духовность пережила в России настоящий расцвет, укорененный в монашестве40, как и всегда в Православии, и породивший многих святых41. В 18 веке святитель Тихон Задонский (1724–1783), оказавшийся под влиянием немецкого пиетизма, способствовал возрождению аскетической и духовной жизни. В 1793 году в Петербурге был издан славянский перевод Филокалии Никодима Святогорца, сделанный преподобным Паисием Величковским (1722–1794)42 и позволивший русской духовности вернуться к святоотеческим источникам. В то же время блаженная Ксения Петербургская43, юродивая во Христе, являла один из особенных видов святости, издавна известный на Руси. Старцы Оптиной пустыни, такие, как преподобный Амвросий (1812–1891)44, или же Троице–Сергиевой Лавры, например, архимандрит Захарий (1850–1936), и праведный Иоанн Кронштадский45 были светилами и духовниками всего российского общества. Способствовали расцвету духовной жизни также архиереи–миссионеры, богословы и духовные наставники, такие, как святитель Игнатий Брянчанинов (1807–1867)46, патролог и епископ Ставропольский, святитель Феофан Затворник (1815–1894)47, профессор богословия, затем епископ Тамбовский, а после отшельник. За век, предшествовавший революции, в России открылось больше монастырей, чем в любое другое столетие. Это касалось также и женских обителей. В Дивеево преподобный Серафим Саровский (1759–1833) окормлял женскую общину в духе, отличном от строгости того времени48, тогда как в городах зарождались новые формы духовной жизни, например, сестры милосердия, появившиеся по случаю русско–турецкой войны 1877–1878 годов. Что касается финансового состояния, то секуляризация монашеских владений была компенсирована за счет публичных и частных пожертвований.
Одной из особенностей русского монашества было то, что у монахов окормлялась часть интеллигенции49. Интеллектуальная элита черпала вдохновение в святоотеческих источниках. Сначала «старшие славянофилы» обрели в Оптиной пустыни церковное и соборное измерение общества и разума: это Н. В. Гоголь (1809–1852), «пророк православной культуры», А. С. Хомяков (1804–1860), восхвалявший «церковный разум» в урон разуму католическому, И. В. Киреевский (1806–1856), стремившийся, под духовным руководством преподобного Амвросия Оптинского, обрести полноту веры и призывавший Россию к «вселенскому синтезу». Позже философы–почвенники, вслед за Достоевским (1821–1881), раскрыли для себя в Оптиной персонализм отцов Церкви. К. Н. Леонтьев (1831–1891), скончавшийся, кстати, монахом, и В. В. Розанов (1856–1919) противопоставляли гуманизм Отцов западному индивидуализму. В. С. Соловьев (1853–1900) обобщил все эти мысли в совершеннейшую в русской философии систему.
Параллельно с философией, происходящей из литераторской среды, в 19 веке развивалась философия духовных академий Киева, Москвы и Петербурга, представленная после реформ 1805, 1814 и 1850 годов замечательными богословами и философами50. Ф. Голубинского (1797–1854) можно рассматривать как основателя этого внутрицерковного движения, стремившегося выработать национальную философию, включавшую Запад и Восток. Вслед за ним П. Д. Юркевич (1827–1874), представитель Киевской школы, развил учение о сердце. В Москве А. Бухарев (1822–1871) наделил теоретическим основанием учение Гоголя о православной культуре. В конце 19 века академическая философия превратилась в настоящую «православную схоластику» при участии, в частности, В. Д. Кудрявцева (1828–1891), архиепископа Никанора (1827–1890) и епископа Антония (Храповицкого) (1864–1936), разработавших персоналистическую антропологию под святоотеческим влиянием. И, наконец, незадолго до революции, некоторые известные марксисты обратились сначала к идеализму, а затем к православию и продолжили философско–религиозные искания: П. Б. Струве (1870–1944), Н. А. Бердяев (1874–1948) и С. Н. Булгаков (1871–1944), принявший участие в Соборе 1917–1918 годов.
Внешняя миссия и социальный престиж.
Возрождение Русской Церкви проявлялось, более того, в необыкновенном миссионерском расцвете, которому способствовали многие святые. Синодальный период является, без сомнения, самым «миссионерским» в истории Русской Церкви51. В конце 18 века иноки Валаамского монастыря обосновались на Аляске и создали там Церковь, организовали богослужение на алеутском языке, под духовным руководством преподобного Германа Аляскинского (1757–1836)52, простого монаха, прожившего сорок лет на острове Кадьяк. В Западной Сибири св. Макарий (Глухарев, 1792–1847)53 основал в 1830 году миссию на Алтае и перевел Священное Писание и богослужение на местные языки. В результате, в 1903 году 25 тысяч местных жителей обратились в православие. В Восточной Сибири святитель Иннокентий (Попов–Вениаминов, 1797–1879)54 проповедовал Евангелие якутам, эскимосам, аляскинским индейцам и алеутам сначала как священник, затем в качестве епископа Камчатского и Северо–Американского (первой межконтинентальной епархии), а позже архиепископа Ново–Архангельского. В 1868 году он был призван стать преемником митрополита Филарета на Московской кафедре и создал Православное миссионерское общество, обратившее за тридцать лет своей деятельности 124 тысячи язычников в христианство. Казанская Академия, благодаря трудам Н. И. Ильминского, профессора мирянина, стала настоящей школой миссионеров, где для татар, якутов, бурятов, тунгусов, вотяков, мордвы, черемисов, остяков–самоедов и киргизов была создана православная библиотека, цель которой заключалась в противодействии наступлению ислама. Вне пределов Российской империи, в Японии, успешная проповедь святителя Николая (1836–1912)55, первого православного японского архиерея, привела к созданию настоящей Поместной Церкви.
Другой стороной расцвета церковной жизни стало развитие приходских школ. Созданы они были государством с несколькими целями: сблизить священнослужителей с народом, увеличить их доходы, обеспечить народное образование, не опасаясь распространения революционных идей, русифицировать нерусские народы. Граф Дмитрий Толстой, занимавший одновременно должности обер–прокурора Святейшего Синода и министра образования, и, в особенности, К. П. Победоносцев56, сделавший церковное образование орудием распространения консервативных идей, способствовали созданию десятков тысяч (18 000 в 1883 году) приходских школ, руководимых священнослужителями. Между прочим, это происходило как раз в то время, когда Франция, напротив, пыталась отнять у Церкви право на народное образование. Святейший Синод руководил приходскими школами, составлял их программы, подбирал книги для их библиотек. Успех их был таков, что Александр III поручил духовенству управление сельскими школами грамотности, а некоторые земства57 – своими зем скими школами. В 1917 году 37 000 приходских школ составляли пятую часть всех начальных школ империи. Финансировались они частично государственной казной, а частично самой Церковью, осознававшей миссионерское значение подобных школ.
Русская Православная Церковь вступила в революционные времена в качестве могущественной организации, превосходившей все остальные вместе взятые поместные православные Церкви. По официальным данным, к 1914 году Российская империя насчитывала более 100 миллионов человек, крещенных в Православии, 65 епархий, руководимых 65 епархиальными архиереями (часто – при поддержке викариев), 3246 протоиереев, 47 859 священников и 15 035 диаконов, служивших в 54 174 храмах, 94 629 монахов/послушников и монахинь/послушниц58, проживавших в монастырях59.
* * *
После краткого анализа состояния Российской Церкви в начале 20 века мы можем заключить, что итоги синодального периода не столь отрицательны, как утверждает Достоевский. Начался ли застой с петровских времен? Не совсем, так как в действительности синодальный строй является в некотором роде порождением московского периода, так часто идеализируемого. Но были ли реформы Петра единственной причиной церковного кризиса? Не очевидно, потому что помимо государственного давления в Церкви были свои внутренние проблемы. Были ли вообще вредными петровские реформы для Церкви? То, что они надолго прижились в России, подталкивает нас к мысли, что тогда они были неизбежны и даже полезны. И, наконец, стоит ли говорить о каком–то застое? Мы с уверенностью можем сказать, что признаки возрождения и активная деятельность Церкви, явленные многочисленными святыми этой эпохи, релятивизируют негативное суждение о синодальном периоде. В начале 20 века Российская Церковь снова встала на путь преобразований, что в равной степени объясняется существовавшими проблемами, а также и жизнеспособностью российского православия.
Глава 2. Собор и соборность в Русской Церкви
Выявление контрастного положения Русской Церкви в 1905 году недостаточно для объяснения причин соборного движения, связанного с развитием самой соборной идеи. Идея эта подпитывалась в России одновременно древним преданием, провалом всех попыток реформ в 18 и 19 веках и, более всего, успехом проповеданного славянофилами понятия соборности.
Древность соборного установления в Русской Церкви
Реформа, зародившаяся в 1905 году и вызванная одновременно необходимостью решения накопившихся проблем и церковным возрождением, не стала для Церкви чем–то новым. Можно даже считать, что Поместным Соборам60 на Руси свойственно было переустраивать церковную жизнь задолго до Петра Великого61. Соборы московского периода известны более всего. В 1274 году митрополит Киевский Кирилл созвал во Владимире Собор для уточнения обряда крещения и осуждения симонии и пьянства в среде священнослужителей62. Однако, эпоха великих Соборов началась в конце 15 века после того, как Русская Церковь полностью организовалась параллельно государству и стала Церковью национальной. В 1490 и в 1503 годах, при Иване III, созваны были два Собора в Москве, осудившие иудействующих иконоборцев и монахов–нестяжателей63. При Иване IV святитель Макарий, митрополит Московский64, созывал Соборы для переустройства Русской Церкви в соответствии с развитием Московского государства. В 1547 и 1549 годах, желая даровать молодому Российскому царству собственных святых, он созвал два Собора для того, чтобы канонизировать или, точнее, признать на уровне всей Поместной Церкви сначала двадцать два, а затем еще семнадцать святых. Стоглавый Собор 1551 года, самый известный и самый важный Собор Древней Руси, организованный митрополитом Макарием, преобразовал многие стороны церковной жизни и уточнил отношения между Церковью и государством. Соборы 1553–1554 годов осудили некоторые ереси, появившиеся под влиянием последователей нестяжателей и протестантизма. Патриарх Никон, избранный в 1652 году, созвал несколько Соборов, в 1654 и в 1656 годах, с целью подтвердить реформы, вызвавшие раскол65. Великий Московский Собор 1666–1667 годов, состоявшийся в присутствии Александрийского и Антиохийского патриархов, низложил Никона, признав православие его реформ. Это был последний Собор московской эпохи. Следующим после него стал Собор 1917–1918 годов.
Проекты церковных реформ 18 и 19 веков
За весь петербургский период не было созвано ни одного Собора. Не последнюю роль в этом сыграл тот факт, что Святейший Синод воспринимался как некий постоянный соборный орган. Однако, начиная с 18 века было предложено несколько проектов реформ для исправления некоторых недостатков синодальной системы. Первый проект был выставлен самим автором Духовного Регламента, архиепископом Феофаном Прокоповичем. Он предложил императрице Анне Иоанновне (1730–1740) преобразовать Синод: увеличить количество членов в епископском сане, назначить постоянных членов, таким образом более независимых по отношению к обер–прокурору. Проект принят не был66. Без большого успеха при Елизавете Петровне (1741–1761) два члена Синода, архиепископ Амвросий (Юшкевич) и митрополит Антоний (Мацеевич), издали меморандум, требовавший отмены синодальной администрации, упразднения должности обер–прокурора и возвращения к патриархальному строю67.
В первой четверти 19 века, в конце царствования императора Александра I, митрополит Московский Филарет (Дроздов)68 первым представил проект глобальных реформ69. Император желал разделить все российские губернии на девять генерал–губернаторств; стоящий во главе каждой из них генерал–губернатор должен был контролировать деятельность местных губернаторов. Митрополиту Филарету было поручено привести церковное деление в соответствие с административным. Он предложил сгруппировать епархии в девять митрополичьих округов, подчинить епархиальных архиереев митрополиту и доверить церковное управление митрополичьим Соборам, как это было в древней Церкви. Подобные реформы должны были стать первым шагом к приобретению Церковью большей независимости, по крайней мере, на региональном уровне, по отношению к консисториям. С другой стороны, подобные изменения могли бы также привести к созданию собрания митрополитов, способного сбалансировать синодальную власть и стать зачатком архиерейского Собора. Проект митрополита Филарета был отвергнут и не имел никакой поддержки во время консервативного царствования императора Николая I. Тем не менее, архиереям, оставленным в изоляции синодальным строем, разрешено было собираться на областные ассамблеи. Но эти Соборы не могли ни созываться, ни обсуждать, ни издавать что–либо без разрешения Святейшего Синода70.
Во второй половине 19 века необходимость переустройства Церкви становилась все более очевидной из–за роста давления синодальных обер–прокуроров. В первые годы царствования Александра II архиепископ Волынский Агафангел (Соловьев) отправил императору записку под названием «О пленении Церкви»; в ней он осуждал рабство, в котором обер–прокуроры держали архиереев71. Во второй записке, называвшейся «Высшая администрация Русской Церкви», он предлагал преобразовать Святейший Синод в постоянный Собор72. Разумеется, оба доклада остались без ответа. В то же время, на приходском уровне московское земство требовало право избрания или представления священников, что способствовало бы финансированию их приходом73. Просьба была отклонена обер–прокурором, утверждавшим, что подобные избрания оправданы могут быть лишь тогда, когда не будет семинарий и подготовленных кадров.
Понятие соборности
Понятие соборности74 Церкви, развитое славянофилами, сыграло в 19 веке более важную роль в подготовке к Собору, нежели проекты реформ и записки.
В славянском символе веры греческий термин καθολικός переведен прилагательным «соборный»75. Происходит он от глагола «собирать» и может быть истолкован по–разному, относясь в широком смысле к «собранию», а в более узком – к «собору».
Соборность – неологизм, изобретенный славянофилами, – стала понятием настолько же философским, насколько богословским. Согласно Сергею Николаевичу Трубецкому (1862–1905), автору труда под названием «Соборная сущность человеческой природы», соборность существовала в человеческом сознании прежде, нежели стала принципом церковным76. По мнению А. С. Хомякова, соборность подчеркивает коллективное измерение Церкви, а также равенство всех христиан, мирян, клириков, епископов друг перед другом77. Такой подход стирает различие между Церковью поучающей и Церковью поучаемой: Церковь является соборной, а не синодальной. Основывается он на авторитете Послания восточных патриархов папе Пию IX (1848): «У нас хранителем благочестия является само тело Церкви, то есть народ, всегда желающий сохранить нетронутой свою веру»78.
Другое понимание соборности, более каноническое, основывается на узком значении существительного «собор». Заключается оно в утверждении, что именно архиерейские Соборы имеют в Церкви полноту власти. При таком подходе соборность выявляет единство тела церковного, но в то же время сохраняет различие харизм и, в частности, авторитет епископов. В. С. Соловьев, последователь А. С. Хомякова, боролся с подобным, на его взгляд, «синодальным» значением соборности: «В славянском символе веры Церковь названа соборной, потому что, как всем известно, речь здесь идет об архаичном переводе греческого слова καθολικήν впоследствии термин «соборный» означает Церковь, собранную со всех концов вселенной, Церковь в ее полноте, а не по причине ее подчинения архиерейскому Собору; для обозначения последнего качества в греческом следовало бы употребить не καθολικήν, a συνοδικήν. Основывать «соборный принцип» Церкви на славянском термине символа веры было бы неверно и крайне неуважительно по отношению к православным грекам»79.
Несмотря на смысловую неоднозначность, а может быть, и благодаря ей, понятие соборности, развитое славянофилами, в большой степени способствовало созыву и организации Поместного Собора 1917–1918 годов. Юридически оно породило две разных по сути позиции по поводу участия мирян и священнослужителей на Соборе: «демократическую», предполагающую их участие с правом голоса, и «епископальную», противоположную ей. Поместный Собор 1917–1918 годов свидетельствует о конфронтации этих двух теорий. Опасаясь того, что славянофильское понятие соборности может привести к эксклюзивно демократическому пониманию Церкви в ущерб харизматическому принципу, архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) предложил некую юридическую середину между двумя подходами80.
* * *
Итак, соборные церковные реформы – реальность, существовавшая в Русской Церкви вплоть до 17 века. В 19 веке она приобрела новое осмысление, основанное на многочисленных проектах реформ, разработанных различными иерархами (в особенности, митрополитом Филаретом), и обретя в учении о соборности новые силы. Однако всего этого не было достаточно для созыва Собора, состоявшегося под влиянием революционных перемен и при поддержке государства.
Глава 3. На пути к Собору: 1905–1906
Одиннадцать лет понадобилось для того, чтобы был созван Собор, о котором говорил Николай II в обращении к трем митрополитам в декабре 1905 года. Без этого подготовительного этапа невозможно понять объем труда, выполненного Собором 1917–1918 годов менее чем за один год. В 1905 году, также, как и в 1917, соборный процесс начался и развивался под влиянием внешних социально–политических переворотов. «Собор есть, в некотором роде, плод революции»81. Впрочем, отношения между революцией и Собором не были односторонними: нет сомнения в том, что они взаимно оказали друг на друга влияние. Это, конечно, не случайное, а вполне объяснимое историческое проявление связи, существовавшей в ту эпоху между Церковью, обществом и государством в России.
На пути к Собору различаются три этапа: первый импульс 1905 года, вызванный общим духом реформ, затем подготовка Собора различными предсоборными комиссиями с 1905 по 1917 год и, наконец, созыв самого Собора вслед за революционными переворотами 1917 года82.
Переворот 1905 года
1905 год, ознаменовавший переход России от абсолютистской империи к думской монархии, является отправной точкой Собора 1917–1918 годов. Начало соборному процессу положено было тремя событиями: во–первых, тройной инициативой, исходившей от различных членов Церкви, во–вторых, стремлением Святейшего Синода избавиться от обременяющего контроля обер–прокурора Победоносцева и, в–третьих, решающим утверждением идеи созыва Собора императором.
В марте 1905 года стремление к реформе проявляется в Церкви в трех формах: в частной инициативе тридцати двух петербургских священников, в административной власти государственного человека, С. Ю. Витте83, в Святейшем Синоде в лице его председателя митрополита Санкт–Петербургского и Ладожского Антония (Вадковского)84. Трудно сказать, какая из этих инициатив оказалась самой важной; однако совершенно ясно, что отражали они духовное настроение многих православных85.
«Записка тридцати двух священников»: Церковь и народ. Действия некоторых петербургских священников стали решающими в движении за реформу Церкви. По утверждению прессы, «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года возглавлено было священником Георгием Гапоном86. 14 февраля 1905 года группа из столичных священников87, свидетелей событий 9 января, обиженных тем, что пресса упрекала священнослужителей в молчании и бездействии по отношению к общественным событиям, была принята митрополитом Петербургским Антонием. Позднее они составили записку, сопровождавшуюся петицией, на публикацию которой митрополит дал свое благословение. 17 марта 1905 года документ был опубликован в «Церковном Вестнике» под названием «О необходимости перемен в русском церковном управлении»88.
Письмо, приложенное к записке, осуждало зависимость Церкви от государства. Она, по мнению авторов послания, изолировала Церковь и не позволяла ей исполнять должную роль в обществе. Начиналось письмо с прошения:
Современное положение столичного духовенства, а равно и пастырей всей России, невыносимо тяжело. Со всех сторон слышатся требования, просьбы, мольбы, полные душевной муки: от нас требуют положительного и ясного ответа на постановленные современностью неотложные вопросы общественной жизни. [...] Для многих и многих в это тревожное и смутное время решается вопрос о том, идти ли им вперед под церковным крылом, или оставить ограду церкви, как «учреждения отжившего», связанного неразрывными нитями со старым порядком вещей.
Для разрешения ситуации авторы письма предлагали именно созыв Собора:
Для нас, несомненно, одно, что в эту тяжелую годину нам необходимо полное церковное единение. Бессильны будут канцелярские указы, циркуляры и послания. Чтобы быть уверенным в правоте решения жизненных вопросов, нужно слышать голос всей русской церкви, голос церковного сознания, пред авторитетом которого склонятся и пасомые и пастырь. Мы не слышали его двести лет. Двести лет не собиралось в русской церкви Поместного Собора, хотя настоятельная нужда в нем уже давно сознается и указывается.
Первой целью Собора должно было, по мнению священников, стать «восстановление канонической свободы» Русской Церкви. Именно свобода, основанная на церковных канонах, должна была позволить Собору впоследствии восстановить соборность на всех уровнях церковной жизни.
Мысль о свободе развивает подробно записка, следующая за письмом. Соборное управление должно, согласно ей, быть установлено не только на национальном уровне, но также на епархиальном, через создание соборов митрополичьих округов, уменьшение размеров епархий, избрание епископов клиром и народом, реформу епархиальной администрации в соответствии с соборным принципом, и на местном уровне – наделением приходов большей независимостью. Особенностью записки является то, что требовала она созыва Собора, состоящего из епископов, священнослужителей и мирян: «На вопрос – как же достигнуть великой и святой цели восстановления канонической свободы Православной Церкви в России, – ответ, по нашему глубокому убеждению, может быть только один: чрез нарочито для сего созванный Поместный Собор Русской Церкви»89. Вслед за Запиской тридцати двух священников в прессе появилось множество статей по вопросу церковной реформы.
Записка митрополита Антония: Церковь и государство. Митрополит Антоний (Вадковский) отнесся к записке священников своей епархии с большой симпатией, потому что сам одновременно оказался инициатором подобного действия в пользу церковной реформы на иерархическом уровне.
Инициатива его связана с актуальным в то время вопросом о свободе совести90. 12 декабря 1904 года императорский указ обозначил несколько важных реформ. Тотчас после этого Комитет министров провел заседания для «особенного обсуждения» намеченных преобразований с главами основных администраций. Одной из реформ в религиозной области стал Указ об укреплении начал веротерпимости 17 апреля 1905 года, снявший все ограничения с неправославных общин, в частности, старообрядческих. Последним было обещано не только прекращение всяких гонений, но и полное право организовывать съезды, собрания и избирать своих руководителей. Митрополит Антоний, будучи первоприсутствующим членом Святейшего Синода и желая распространить действие указа на Православную Церковь, отметил, что новый закон, награждая «раскольников» автономией по отношению к государству, ставит Церковь в низшее положение. Ведь со времен принятия Духовного Регламента Российская Православная Церковь находилась под строгим административным и политическим контролем государства через посредничество обер–прокурора. В 1905 году им был Победоносцев. С. Ю. Витте, председатель Комитета министров, также сторонник церковной реформы, нашел способ обойти обер–прокурора Победоносцева. Незадолго до принятия Указа 17 апреля он пригласил митрополита Антония выразить свое отношение перед особым совещанием министров и председателей Департаментов Государственного Совета.
В представленной Комитету министров докладной записке91 митрополит Антоний в общих понятиях испрашивал автономию Церкви по отношению к государству, полезную самому государству и позволяющую Церкви быть независимой в своей внутренней жизни. В глазах митрополита, было бы большой опасностью лишать Православную Церковь свободы, дарованной остальным исповеданиям, в особенности старообрядцам, известным под названием «австрийское священство»92: «Может явиться опасность, что эта община обратится в церковь народную, тогда как Православная Церковь останется только церковью государственной». Именно издание нового закона оправдывало, по мнению преосвященного Антония, пересмотр статуса Церкви и побудило его обратиться к правительству с подобной просьбой: «Ввиду этого, а также и ввиду того, что Православная Церковь составляет одну из главных основ русского государственного порядка и один из его исторических устоев, не является ли и с точки зрения государства существенно необходимым пересмотреть нынешнее государственное положение Православной Церкви в России [...]». Предлагал же митрополит «устранить или хотя бы несколько ослабить ту постоянную опеку и тот слишком бдительный контроль светской власти над жизнью церковной и над деятельностью церковного правительства, который лишает церковь самостоятельности и инициативы и ограничивая область ее ведения почти одним богослужением и исправлением треб [...]».
Только обретенная Церковью свобода могла позволить, по мнению митрополита Антония, провести необходимые внутренние преобразования в различных областях, а именно возродить приходскую жизнь, добиться децентрализации церковного управления, участия мирян в церковном управлении, делегатов от приходов – в епархиальных собраниях, получить приходам статус юридического лица и право на собственность, включить священнослужителей в земскую работу, восстановить относительно автономные митрополичьи округа, даровать церковной иерархии право участия в высших государственных инстанциях (с целью вырваться из обер–прокурорских тисков); пересмотреть программы и методы духовного образования. Хотя Записка не говорит открыто о Соборе, она все же указывает на необходимость «[...] образовать особое совещание из представителей церковной иерархии, с участием сведущих лиц из духовенства и мирян, для пересмотра существующего церковного управления и для выработки проекта необходимых в нем преобразований». Вслед за митрополитом Филаретом, владыка Антоний просил для Церкви независимости для того, чтобы она могла провести нужные преобразования внутри самой себя, но осуществление подобных преобразований он считал делом не только иерархов, но также рядовых клириков и мирян.
Записка С. Ю. Витте: интересы государства. После появления записки митрополита Антония Витте поручил нескольким либеральным профессорам духовных академий и некоторым другим церковным деятелям подготовить предложения реформы церковной администрации и составил свою собственную Записку «О современном положении православной церкви»93, которую представил от своего имени. Этот документ является первой попыткой со стороны самого государства даровать Церкви самостоятельность.
С самого начала Витте перенял мысль Достоевского о том, что «русская церковь в параличе» со времен Петра Великого. Он осудил синодальную систему церковной администрации с такой силой, что его посчитали в некотором роде Анти–Регламентом94. Для Витте подчинение Церкви государству не только неканонично, но и вредно самому государству, лишенному духовной и моральной поддержки живой религии:
Двести с лишним лет мы не слыхали голоса русской церкви, не пора ли, наконец, прислушаться к нему; не пора ли узнать, что скажет она о современном укладе церковной жизни, получившем место помимо ее воли вопреки завещанным ей традициям священной старины? [...] При настоящих неоспоримых признаках некоторого внутреннего шатания как общества, так и народных масс, ждать дальше опасно. Религия составляет главную основу народного духа, ей до сих пор стояла и была крепка русская земля, только при помощи этой силы может выйти русский народ и из настоящей тяжелой годины испытаний. И не может быть большего государственного вреда, как стеснять развитие и свободное проявление этой народной силы, пытаясь вложить ее в рамки сухих бюрократических начал, как это делается теперь95.
Записка Витте касается также внутрицерковных проблем: дезинтеграции приходской жизни, некачественности богословского образования... В очередной раз сами российские светские власти были заинтересованы во внутреннем преобразовании Церкви, но теперь они заявляли, что делают это ради восстановления канонического строя Церкви. Витте призывал к созыву Собора, с участием епископов, клириков и мирян: «Для того чтобы этот Собор представил собою действительно голос всей русской церкви, он не может быть замкнутою архиерейскою коллегиею, которая есть явление неканоническое. Как вселенские, так и Поместные Соборы были не коллегиями иерархов–епископов, а собранием всех лучших сил церкви – как клира, так и мирян»96. Только подобный Собор способен был, по его мнению, основанном на авторитете профессора канонического права Московской Духовной Академии Н. Заозерского97, довести до конца внутрицерковные преобразования, несколько сторон которых затрагиваются в Записке: независимость приходов, избрание священнослужителей, образование епархиальных собраний по принципу Поместных Соборов, преобразование духовных школ. Хотя некоторые из канонических и богословских утверждений Записки поддавались критике, многие современники Витте поддерживали большую часть из них. Записка была разослана членам Комитета министров для обсуждения на заседании 17 марта.
* * *
Импульсом к движению за созыв Собора послужили три докладные записки, поданные от клириков, от епископата и от правительства. По располагаемым нами данным, трудно сказать, какая из указанных инициатив стала первой. Однако, возможно, что именно так называемая «Записка тридцати двух священников» послужила предлогом для опубликования двух остальных официальных предложений преобразований, задуманных задолго до этого. Известно, что все эти священники находились в общении с митрополитом Антонием, и не исключено, что именно последний сподвиг их на такой шаг. В любом случае, обеспокоенность у авторов каждой записки была своя: у тридцати двух священников – это осознание на опыте Кровавого воскресенья отчужденности народа от Церкви; у митрополита Антония – положение Церкви в государстве после принятия Указа о веротерпимости; у Витте – интересы самого государства. Однако самих этих публикаций не было бы достаточно для созыва Собора. Необходимо было вмешательство Святейшего Синода.
Решающая роль Святейшего Синода
Хотя сама инициатива не исходила от Святейшего Синода, следует признать, что он все–таки сыграл в подготовлении Собора решающую роль. Несмотря на сопротивление обер–прокурора Победоносцева, члены Синода смогли приобрести некоторую независимость и обратиться непосредственно к императору.
Возражение Победоносцева на проект Витте.
К. П. Победоносцев, приложивший за двадцать пять лет своего пребывания на посту обер–прокурора Святейшего Синода многие усилия для сохранения синодальной системы, установленной Петром Великим, не мог оставаться равнодушным ко всему происходящему. Оспаривая у Комитета министров право рассмотрения церковных дел, он попытался взять контроль за событиями в свои руки. Во имя независимости церковной администрации он попросил императора передать вопрос о церковной реформе Святейшему Синоду; в таком случае он, конечно, нашел бы возможность остановить весь процесс98. И, действительно, 13 марта Комитет министров получил записку, в которой рукой императора было написано: «Изъять вопрос из совещания и передать на рассмотрение Святейшего Синода»99. Таким образом, в то время, когда Церковь просила светские власти вернуть ей автономию, обер–прокурор во имя самой же этой автономии требовал отклонить прошение.
На этом Победоносцев не остановился. Он представил Святейшему Синоду рапорт, опубликованный в журнале «Русь» 5 мая100, в котором очень умело защищал синодальную систему во имя принципа соборности. Поставив с самого начала вопрос о восстановлении патриаршества, он попытался доказать, что последнее служит более политическим, нежели духовным целям идеи Москвы – Третьего Рима и является угрозой для соборного принципа101. Более того, продолжал обер–прокурор, размеры страны не позволяют организовывать предписанные канонами Соборы. Следовательно, необходим некий ограниченный постоянный соборный орган: Святейший Синод. С большой ловкостью Победоносцев объяснил вмешательство чиновников в церковные дела неспособностью самой Церкви обойтись без поддержки светских властей. «Церковное управление несомненно обязано подчиняться общим государственным законам и нуждается поэтому в специальных знаниях, нуждается в содействии специалистов разного рода, инженеров, архитекторов и т. п. Как же при этом церковная власть могла бы обойтись без содействия чиновников, совершающих всю эту громадную работу, – и если церковь полагает свою автономию в устранении такого содействия, то, употребив на то массу духовных лиц, она только отвлекла бы их от прямого служения церкви и не получила бы того содействия (специальных работников), которое имеет теперь»102. В конце концов, по мнению обер–прокурора, церковный застой, если таковой действительно существовал, вызван был немощностью самой Церкви, а не государственным контролем.
В ответной статье, опубликованной снова в журнале «Русь»103, Витте без труда доказал несостоятельность доводов обер–прокурора Победоносцева. До тех пор, пока Святейший Синод не состоит из настоящих представителей Поместной Церкви, он является ничем иным, как «бюрократической коллегией», а ни в коем случае не постоянным соборным органом. По словам Витте, если Российская Церковь отошла от канонов, то возвратится она к ним не бюрократическими методами, а подчинением апостольским правилам и Вселенским Соборам.
Рапорт Святейшего Синода императору Николаю II.
Несмотря на то, что вопрос о церковной реформе был изъят у Комитета министров по ходатайству обер–прокурора, дело на этом не остановилось. Святейший Синод немедленно перенял инициативу и стал развивать ее. Митрополит Антоний, заручившись поддержкой нескольких членов правительства и зная о том, что сам император заинтересован в реформе Церкви, решил обратиться к нему непосредственно. 15, 18 и 22 марта 1905 года было организовано заседание Святейшего Синода для обсуждения преобразований в церковной администрации согласно императорскому указанию. Между тем, 17 марта в прессе появилась записка тридцати двух священников, составленная с согласия митрополита Антония. Святейший Синод направил императору обращение и рапорт с просьбой восстановить в Церкви соборность и созвать архиерейский Собор под председательством какого–нибудь митрополита или даже патриарха. Рапорт опубликован был лишь 5 ноября, а обращение, предшествовавшее ему, 24 декабря104. Подобно записке митрополита Антония, Святейший Синод основывался на неравенстве, порожденном «применением начал широкой веротерпимости к инославным исповеданиям, глаголемым старообрядцам и сектантам»105. Принимая во внимание свободу, дарованную прочим исповеданиям, Святейший Синод признал «существенно необходимым пересмотреть нынешнее государственное положение Православной Церкви в России, ввиду изменившегося положения инославных исповеданий, глаголемых старообрядцев и сектантов, и преобразовать управление церковное, руководствуясь церковными канонами и историей церковного управление как в Российской, так и в других поместных Церквах»106.
В отношении епархиального и общецерковного управления, новое положение должно основываться на соборных принципах, выраженных Отцами Церкви и Вселенскими Соборами, обильно цитируемыми в рапорте: «Основною формою высшего церковного управления, по каноническим правилам, является Поместный Собор епископов области, с митрополитом или патриархом во главе»107. В заключение рапорт призывал к созыву Собора и избранию патриарха:
Подвергая сии соображения на Всемилостивейшее Благоусмотрение Вашего Императорского Величества, Святейший Синод всеподданнейше испрашивает Высочайшего соизволения на созвание в первопрестольном граде Москве волею Вашего Величества, в благопотребное время, поместного собора всех епархиальных епископов православной Российской Церкви или представителей оных для устроения Синодального управления, избрания Всероссийского патриарха и разрешения вышепоставленных и других вопросов, имеющих быть предварительно разработанными в Святейшем Синоде108.
Несмотря на призыв к соборности, документ ничего не упоминает об участии мирян, а мыслит Соборы исключительно архиерейскими, в отличие от проекта Витте. Однако впервые официально ставится вопрос о восстановлении патриаршества.
* * *
Вступление Святейшего Собора в дебаты о церковной реформе, вслед за публикацией «Записок тридцати двух священников», митрополита Антония и С. Ю. Витте, стало решающим. Речь шла теперь не об отдельных инициативах, а о намерении всего высшего церковного управления избавиться от давления обер–прокурора и официально просить императора созвать Поместный Собор.
Согласие императора
Согласие императора созвать Собор стало окончательной победой движения за церковные преобразования. Однако приобретено оно было лишь после октябрьских бурь 1905 года.
Обещанный, но неосуществимый Собор. 31 марта 1905 года обер–прокурор передал Синоду резолюцию императора, в которой утверждалось, что созыв Собора невозможен в нынешней ситуации, но может состояться, как только появятся необходимые для этого условия109:
Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее и спокойствия, и обдуманности, каково созвание Поместного Собора. Предоставляю Себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам православных Императоров, дать сему великому делу движение и созвать Собор Всероссийской церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления110.
Императорский ответ разочаровал, конечно, тех, кто поверил в скорый созыв Собора. Посчитали, что сказалось влияние Победоносцева. Однако было совершенно очевидно, что причины откладывания Собора, упоминаемые императором, не являются одним лишь предлогом: война на Дальнем Востоке действительно не позволяла России заниматься Собором. К тому же, Указ об укреплении начал веротерпимости еще не выходил в свет. Было преждевременно подводить его итоги.
Впрочем, несмотря на разочарование, произведенное резолюцией, обещание императора рассмотреть возможность созыва Собора в более благоприятное время открывало большие перспективы. Впервые сам император открыто признал необходимость пересмотреть синодальный устрой, навязанный Церкви Петром Великим. Кроме того, в отличие от рапорта Святейшего Синода, в императорской резолюции говорилось о Соборе всей Русской Церкви, а не просто об архиерейском Соборе. В повестке дня будущего собора предусматривалось не только избрание патриарха, но и «каноническое суждение», что является скрытым признанием некомпетентности светских властей в управлении Церковью. Удивительно и то, что император допускал возможность для Собора пересмотреть некоторые вопросы веры.
Движение за реформу и отзывы епархиальных архиереев.
Истинное значение императорской резолюции не ускользнуло от Победоносцева. Во второй своей записке, появившейся 28 июня под названием «О преобразовании церковного управления в России на соборном начале», обер–прокурор примкнул к сторонникам созыва Собора. В этом документе, опубликованном 5 ноября в «Церковных Ведомостях», обер–прокурор изложил свои взгляды на то, каким должен быть состав Собора: «Участие на соборе представителей клира и мирян, если бы таковое признано было необходимым, вызывает чрезвычайно трудный и сложный вопрос о выработке такого порядка для избрания представителей, который при применении его не вызвал бы неудовольствия, неудобств и затруднений»111. Впрочем, Победоносцев настаивал на том, чтобы при Соборе создан был «временный руководственный и подготовительный орган работ», что приоткрывало возможности для возвращения бюрократии.
Более того, обер–прокурор почувствовал себя обязанным в том же самом рапорте предложить Святейшему Синоду провести опрос среди архиереев по поводу церковной реформы. Синодальным указом от 27 июля 1905 года епархиальным архиереям была разослана анкета; подготовленная Победоносцевым, ответить на которую надо было не позднее 1 декабря 1905 года. Рапорт Победоносцева и опрос епископов вызывали опасение, что соборный процесс затянется в бюрократических проволочках и, в конце концов, отменится совсем. Кроме того, все чаще вставал вопрос об участии в Соборе священнослужителей и мирян, до настоящего времени не вовлеченных в дебаты.
Революция 1905 года.
В очередной раз импульсом к реализации Собора послужили политические события. Впрочем, стремление к церковным реформам вписывалось в то время в общее тяготение к преобразованию общественных и государственных начал. Революция 1905 года, последовавшая за Портсмутским договором112, послужила толчком к повсеместной реформе. 17 октября 1905 года созыв Думы императорским манифестом положил конец абсолютистской монархии в России и ознаменовал переход к думской монархии. Граф Витте из титулярного председателя Комитета министров превратился в премьер–министра. 22 октября в «Церковных ведомостях» была опубликована неожиданная новость об отставке Победоносцева113. Казалось, что все преграды к созыву Собора отпали.
Тем временем на разосланную Победоносцевым анкету стали приходить ответы архиереев с положительными отзывами о восстановлении соборного управления. Казалось, что время для созыва Собора подошло. Отзывы архиереев были опубликованы в Церковных ведомостях, начиная с 1 января 1906 года114, а затем вышли отдельно в трех томах в Петербурге. 17 декабря 1905 года император Николай II пригласил в Царское Село митрополитов Антония Петербургского, Владимира Московского и Флавиана Киевского для того, чтобы узнать от них о продвижении дела организации Собора, и предложил создать специальный предсоборный комитет, состоящий из архиереев, священнослужителей и мирян–экспертов. В довершение, параллельно к манифесту от 17 октября, император Николай II отправил 27 декабря 1905 года митрополиту Антонию распоряжение о необходимости подготовки Собора:
Церковная власть, в лице Святейшего Синода, весною настоящего года заявила Мне о необходимости созвать, для устроения дел церковных, чрезвычайный Всероссийский Поместный Собор. Тяжелые обстоятельства на Дальнем Востоке не дали Мне возможности тогда привести в исполнение это благое намерение. Ныне же Я признаю вполне благовременным произвести некоторые преобразования в строе нашей отечественной церкви, на твердых началах вселенских канонов, для вящего утверждения православия. А посему предлагаю вам, владыко, совместно с митрополитами: Московским – Владимиром и Киевским – Флавианом, определить время созвания этого, всеми верными сынами церкви ожидаемого, Собора115.
Святейший Синод тотчас же решил взять соборную подготовку в свои руки независимо от государства, занятого к тому же решением многочисленных проблем.
В заключение к описанию переломных событий 1905 года отметим, в первую очередь, роль прессы, которая, публикуя почти без задержки все основные документы, служила настоящей трибуной для церковных дебатов; в них принимало участие практически все общество116. Во–вторых, следует признать, что решающую роль сыграли внешние события, начиная с Кровавого воскресенья (за которым последовала «Записка тридцати двух священников»), вплоть до октября 1905 года, подтолкнувшие императора к предпринятою конкретных шагов. Вместе с тем, возможно, что внешние перевороты и выявили в некоторой степени внутренние проблемы Церкви. Благодаря внешнему импульсу, в течение нескольких месяцев отдельные инициативы, вызванные разными причинами, привели к императорскому указу. Благодаря ведущей роли Святейшего Синода и капитуляции Победоносцева, сам император почувствовал необходимость созыва Собора. Подготовительные работы начались в 1906 году, но внешнее давление к тому времени пропало, и этим объясняется задержка в созыве Собора.
Глава 4. Годы комиссий
Революционные события 1905 года поставили Россию на путь реформ, казавшихся настолько же неизбежными, насколько и скорыми. Никто не подозревал, что до созыва столь долгожданного Собора оставалось еще двенадцать лет. За это время Собор подготавливали две комиссии.
Предсоборное Присутствие (январь–декабрь 1906 года): расширенный консультативный совет
С целью подготовки соборной работы Святейший Синод учредил в январе 1906 года Предсоборное Присутствие117. 14 января 1906 года император подтвердил синодальное решение и 6 марта Присутствие приступило к работе, продлившейся до декабря 1906 года. Задач у Присутствия было две: обобщить отзывы архиереев и на их основании составить предложения по поводу будущего Собора.
Предсоборное Присутствие являлось консультативной коллегией, состоявшей из тридцати девяти членов, представлявших все стороны церковной жизни. Под председательством митрополита Антония (Вадковского) в Присутствие входило девять архиереев, оказавшихся в меньшинстве, семь представителей белого духовенства (пять преподавателей и два настоятеля), двадцать один мирянин, из которых девятнадцать были преподавателями университетов или духовных академий118. Новый обер–прокурор Святейшего Синода, назначенный 22 октября 1905 года – князь Алексей Оболенский (1856–1933), а также его заместитель имели также право участия в работе комиссии. Митрополит Антоний постарался, чтобы в Присутствии были представлены все направления богословской мысли: архиепископ Антоний (Храповицкий)119, возглавлявший сторонников сохранения иерархических прерогатив, заседал вместе со славянофилом Н. П. Аксаковым, выражавшим демократические тенденции.
На первом заседании собрание было разделено на семь специальных комиссий, каждой из которых поручена была работа по одному вопросу: 1) о составе Поместного Собора, порядке рассмотрения и решения дел на Соборе и о преобразовании центрального церковного управления; 2) о разделении России на церковные округа и организации их, а также о преобразовании местного церковного управления; 3) об организации церковного суда и пересмотре законов по делам брачным вообще и о смешанных браках; 4) о благоустроении прихода, о церковной школе, о порядке приобретения церковной собственности, об епархиальных съездах и участии священнослужителей в общественных и сословных учреждениях; 5) о преобразовании высших духовно–учебных заведений; 6) по делам веры: о единоверии, старообрядчестве и других вопросах веры; 7) о мерах к ограждению Православной веры и христианского благочестия от неправых учений и толкований в виду укрепления начал веротерпимости120.
Впервые реформа Церкви рассматривалась специальной компетентной и научной комиссией. На смену вопросу о необходимости Собора пришло время разрешения вопроса о его составе, участии в нем клира и мирян, исследования их прав.
Толкование канонов и сущности Церкви в связи с вопросом об участии священнослужителей и мирян в Соборе
Вопрос об участии клира и мирян в работе Собора занял основное место в обсуждении на Предсоборном Присутствии. В своей записке митрополит Антоний писал об «особом совещании из представителей церковной иерархии, с участием сведущих лиц из духовенства и мирян». Что же касается Витте, то он заявил открыто, что Собор не должен быть «замкнутою архиерейскою коллегиею», а «собранием всех лучших сил церкви – как клира, так и мирян». Подобная идея выражалась в «Записке тридцати двух священников». В рапорте Святейшего Синода императору говорилось лишь об архиерейском Соборе, но сам император в предписании выступил за созыв «Всероссийского Поместного Собора».
Как только повеление императора было оглашено, в прессе стали появляться отклики на спор о возможности участия священнослужителей и мирян в Соборе. Аргументы были одновременно теоретическими и практическими.
Сторонники признания за священнослужителями и мирянами права голоса и их основные аргументы.
Что касается теоретической стороны, то участие неархиеереев в Соборе ставило вопрос о толковании церковных канонов, так как в императорском предписании подчеркивалась необходимость строгого соответствия реформ правилам Вселенских Соборов и вообще понимания сущности Церкви. Мнений на этот счет оказалось два.
26 мая 1905 года тридцать два священника направили митрополиту Антонию новую записку в форме статьи, в которой они снова защищали, но в этот раз с исторической точки зрения, право священнослужителей и мирян участвовать с правом голоса во «всецерковных» Соборах121. Под влиянием манифеста, часть состава Предсоборного Присутствия опубликовала статью под названием «Отдельное мнение меньшинства членов первого отдела Предсоборного Присутствия по вопросу о составе Собора»122, в которой твердо провозглашала, во имя приспособления канонов к эволюции церковных обычаев, полное право неархиереев голосовать на Соборе. Аргументы этой стороны могут быть обобщены в трех пунктах.
Во–первых, это библейские аргументы, ссылающиеся, помимо канонов, на устройство древней Апостольской Церкви. Признавая отсутствие канонических постановлений по поводу участия священнослужителей и мирян в Соборах, сторонники признания за ними права голоса призывали сохранить только те каноны, которые непосредственно происходят от устроения Церкви первых веков. Первым делом, необходимо вернуться к понятию Церкви как Тела Христова, согласно учению Апостола Павла. Органическое единство Церкви нарушается тогда, когда некоторые из ее членов наделены исключительно пассивной ролью; Церковь не есть лишь иерархия, но и тело верных, находящихся в единстве со своими пастырями. Сторонники подобного мнения ссылались также на описание первого Иерусалимского Собора в Деяниях Апостольских. Силу его постановлениям придало именно единодушие всех членов Церкви123. Позднее, во времена Вселенских Соборов, невозможность собрать воедино полноту Церкви явилась причиной того, что Соборы стали исключительно архиерейскими.
Во–вторых, исторический аргумент заключался в утверждении, что православие сумело сохранить единство древней Церкви потому, что сочетало аристократию епископов с демократией мирян, тогда как католичество считало Церковью одних архиереев, а протестантизм – одних мирян. Равновесие между народом и иерархией в православии поддерживалось избранием епископов и ролью, которую церковный народ играл в приятии соборных решений. По этому поводу цитировалось Послание восточных патриархов папе Пию IX: «У нас ни патриархи, ни Соборы не могут ввести никакое новшество, так как хранителем благочестия у нас является само тело Церкви, то есть народ»124.
Третий аргумент был более философским и богословским и основывался на славянофильском понятии соборности. Философ и мистик Розанов изложил его следующим образом: «По Хомякову, да и по основному учению догматов православных о «соборной церкви», т. е. о церкви «народной», не одно священство церкви, а весь народ православный есть хранитель, оберегатель и даже конечный судия веры. Это отличие Востока и Запада, может быть, более существенное и во всяком случае более практически–жизненное, чем спор о «Filioque». На этом и только на одном этом основана наша борьба против «папизма», который можно назвать, при раскрытых скобках, «иерархизмом» церковным»125. Именно подобный соборный подход к таинству Церкви являлся главным доводом против введения различия между решающим и совещательным правом голоса на Соборе, так как оно основывается на чисто юридическом понимании Церкви.
Доводы большинства членов Предсоборного Присутствия.
Большинство членов Предсоборного Присутствия не считало правомерным наделять правом решающего голоса священнослужителей и мирян. Некоторые же члены комиссии были настроены против всякого участия неархиереев на Соборе. Таковых было немного; в их числе находился архиепископ Антоний (Храповицкий). В 1905 году он написал ответ на вторую «Записку тридцати двух священников», направил его Святейшему Синоду и опубликовал в декабре 1905126. В своей статье архиепископ Антоний защищает на основании канонов идею исключительно архиерейского Собора.
Тем не менее, большая часть Присутствия была настроена скептически к недопущению на Собор клира и мирян и к наделению их правом решающего голоса. Доводы этой группы, в которую входили в основном преподаватели академий, можно также обобщить в трех пунктах.
Во–первых, в богословском плане, большинство членов Предсоборного Присутствия критически относилось к тому, что учение о Церкви как о Теле Христовом понималось как некое юридическое равенство христиан. По их мнению, учение Апостола Павла указывает скорее на то, что у каждого верующего есть свое место в Церкви. Однако роль не у всех одна и та же; напротив, каждый член Церкви имеет свое собственное назначение в зависимости от полученного от Духа дара.
Большинство членов Присутствия не согласилось с меньшинством и в историческом плане. Славянофил Николай Суворов, преподаватель канонического права в Московском Университете, отмечал, что священнослужители и миряне присутствовали на Соборах только в качестве заместителей отсутствовавшего епископа или экспертов по определенным вопросам, но никак не пользовались правом решающего голоса127. На Карфагенском соборе 257 года решение принято было одними епископами в присутствии многочисленных священников и диаконов. Илья Бердников (1841–1914), профессор канонического права в Казанской духовной академии, ссылался на церковную практику128. Опираясь на исторические труды профессора Алексея Лебедева129, он пытался доказать, что роль клириков и мирян, присутствовавших на Соборах, заключалась в признании решении, принимаемых исключительно архиереями130. Таким образом, большинство членов комиссии, за исключением архиепископа Антония, сходились на мысли, что участие клириков и мирян на Соборе должно было быть консультативным. Однако мнения их расходились по поводу оснований подобного участия. Некоторые, например, профессор М. А. Остроумов131 из Харьковского Университета, считали единственным его обоснованием православное понятие об икономии132. Другие, как митрополит Антоний, признавали, что участие клириков и мирян на соборе в качестве консультантов проистекало из самой сущности Церкви133.
Сам метод толкования канонов сторонников равноправного с епископами участия священнослужителей и мирян на Соборах был подвергнут критике профессором Бердниковым134. Он заявлял, что каноны являются церковным выражением основополагающих евангельских истин. Считать их временной и изменяемой трактовкой Писания неправильно, так как подобный подход противоречит учению о Предании и к Церкви относится субъективно. На самом деле, корень контроверзы – понимание сущности Церкви. На том настаивал профессор Суворов, упрекавший сторонников равноправия в том, что они отделяют Церковь земную от Церкви небесной135. По его мнению, учение о Теле Христовом не может быть полностью отрешено от земных условий, вызванных Воплощением Бога. Подобным условием следует рассматривать и то, что Отцы Вселенских Соборов, оказавшись под влиянием римского права, ввели в правах членов Церкви различие. Отбрасывать это как устаревший юридический фактор – недопустимо. Если Церковь является одновременно небесной и земной, то все, что в ней происходит, истекает из самой ее природы. Аргументы Суворова стали решающими на этом этапе дискуссии, закончившейся победой большинства. Следовательно, относительно общих соборных принципов, преобладало мнение о консультативном участии клира и мирян на Соборе.
Внешний фактор: угроза раскола.
. Политический контекст не позволял полностью игнорировать мнение меньшинства Предсоборного Присутствия. Проблема представительности русского епископата оставалась неразрешенной: на древнее разделение между белым и черным духовенством, усиленное синодальной системой, стали указывать революционные движения (роль священника Гапона в событиях Кровавого воскресенья является этому доказательством). Исключительно архиерейский Собор, на котором священнослужители и миряне исполняли бы только консультативную функцию, мог привести к расколу136. Вторая «Записка тридцати двух священников» с настойчивостью раскритиковала непредставительность русского епископата того времени:
Для того чтобы соборное решение имело обязательное значение для всей церкви русской, нужно, чтобы заседающие и решающие на Соборе были выразителями церковного сознания, устами верующих, как то было в древней церкви. Одни же наши русские епископы таковыми в настоящее время не являются. Они, прежде всего, не избранники их епархиальных общин. Притом, они и не знают, в большей их части, не только своей паствы, но даже и духовенства своего, – за своею частою сменою и кратковременностью пребывания на епархиях, за обширностью своих епархий и многочисленностью пасомых. Не имея тесной связи со своей паствою, нередко не виданный двумя третями мирян и доброй половиной духовенства, такой епископ и сам не дерзнет говорить от лица своей паствы, как он должен говорить на Соборе, и не будет признан за выразителя голоса своей паствы от нее самой, в случае ее несогласия с решением Собора137.
Самым веским доводом сторонников полноправного участия неархиеерев на Соборе была, следовательно, угроза раскола: «Чтобы избежать очень естественного при таких условиях и очень опасного церковного раскола, необходимо, чтобы на Соборе присутствовали избранные от духовенства его представители и избранники народа – известные своею ревностью о благе Церкви миряне»138. Угроза эта увеличивалась по мере роста солидарности белого духовенства с обществом, потрясенным революционными переменами, чему посвящена была (еще в ноябре 1905 года) статья в «Богословском Вестнике»:
Ввиду обозначившейся уже солидарности белого духовенства и общества можно быть почти уверенным, что борьба объединенного духовенства с епископским абсолютизмом не может кончиться победой последнего. К чему может повести этот разрыв в духовном мире, предугадать, конечно, трудно. Несомненно только то, что он принесет страшный вред церкви. Единственное средство предотвратить надвигающуюся опасность, это – теперь же, не дожидаясь открытого разрыва в духовенстве, и как можно скорее, отказаться от абсолютизма монашеского и епископского и дать права белому духовенству вместе с мирянами, как на предстоящем общецерковном Соборе, так и в постоянном церковном управлении139.
Подобный аргумент не мог не повлиять на ход дела в России, носящей раны раскола, вызванного реформами патриарха Никона. Таким образом, несмотря на то, что большинство поддерживало идею консультативного участия клириков и мирян на Соборах, во избежание раскола необходимо было некое среднее решение.
Серединное решение. Предложение архиепископа Сергия (Страгородского).
Архиепископ Сергий (Страгородский), бывший ректор Петербургской духовной академии, предложил выход из положения, способный удовлетворить обе стороны, не смешивая, тем не менее, церковные принципы с внешними контекстуальными факторами140. Прежде всего, владыка Сергий141 признал, что, согласно Преданию, законодательная власть в Церкви принадлежит архиереям:
По канонам церковным, епископы собираются на Соборе не в качестве депутатов от своей паствы, а в силу своего сана. Если угодно, они были и представителями своих епархий, но лишь в смысле свидетелей местного церковного предания, блюсти которое они обязаны и которое они заимствовали от своих предшественников. Предание же это может не только не совпадать с мнением и желаниями наличной паствы епископа, но и быть им прямо противоположным142.
Роль же священнослужителей и мирян заключается, по словам архиепископа Сергия, в принятии соборных постановлений. Поэтому комментирует он окружное послание восточных патриархов иначе, нежели Хомяков:
Если восточные патриархи в своем «Послании» народ церковный называют «хранителем благочестия», то, конечно, они этим не хотят сказать, чтобы народ большинством голосов чрез своих законно избранных представителей определял, чему должны учить епископы и каким канонам следовать; патриархи говорят лишь о том, что народ православный настолько тверд в своей вере и настолько ей предан, что не позволит никому, в том числе и епископам, как–нибудь эту веру исказить. [...] Но одно дело протестовать против злоупотреблений, и другое – участвовать в управлении, быть на это уполномоченным143.
Однако подобные утверждения не являлись для архиепископа Сергия препятствием для активного участия клириков и мирян на Соборе ввиду состояния Церкви и общества, по чисто прагматическим причинам:
При настоящем настрое церковного общества трудно ожидать, чтобы не-епископы удовлетворились одним совещательным голосом, особенно в виду совершенно исключительных задач предстоящего Собора. «Что, если этот Собор только усилит бюрократизм в нашей Церкви? Поправить беду впоследствии, ведь, будет еще труднее». Чтобы не мучиться этими опасениями, нужно или быть совершенно равнодушным к судьбам и делу Церкви, или же иметь к епископам идеальное доверие и послушание; окружающая же нас действительность говорит, наоборот, об отсутствии такого доверия144.
Предложение архиепископа Сергия состояло в том, чтобы заседания Собора были общими и участие в них принимали наравне с архиереями клирики и миряне. Последние должны быть избраны по трехступенчатой системе: от прихода, от благочиния, от епархии. Каждое из этих трех подразделений должно избрать четырех представителей, из которых один должен обязательно быть клириком, для вышестоящего уровня. Все участники Собора примут участие в голосовании, но особенность заключается в том, что Собор будет разделен на две группы: на низшую палату, включающую всех членов (архиереев, клириков и мирян) и на высшую, исключительно архиерейскую. В случае, если высший Собор не будет согласен с решением общего заседания, последнее должно будет его пересмотреть. Архиепископ Сергий уточнил также и итог пересмотра вопроса: в случае протеста более чем четверти членов Собора, дело снова передается на рассмотрение архиерейского заседания, которое в качестве высшей инстанции утверждает соответствие постановления церковным канонам. Предложение Владыки Сергия допускало неархиереев к голосованию, но сохраняло за епископами право вето. Мы увидим, каким образом этот проект повлиял на регламент будущего Собора.
Заключение Предсоборного Присутствия
Начиная с мая 1906 года, Предсоборное Присутствие заседало снова в полном составе для обсуждения предложений комиссий с целью представить Собору свои заключения145. Что касается состава Собора, решено было, что в него войдут архиереи, клирики и миряне146. Однако, вопреки предложению архиепископа Сергия, клирикам и мирянам уготавливалась исключительно консультативная функция для сохранения прерогатив епископата147. Более того, Присутствие постановило, что клирики и миряне, участвующие в Соборе (один клирик и один мирянин от каждой епархии), должны быть назначены самим епископом среди кандидатов, избранных собраниями благочиний (один клирик и один мирянин от благочиния)148. Таким образом, издавна установившемуся участию клириков и мирян на Соборах, о которых упомянуто было на заседаниях комиссии (Апостольский Иерусалимский Собор, Карфагенский Собор), придавалась каноническая форма, но лишь как представительской ассамблее.
Предсоборное Присутствие приняло ряд других предложений, в основном, довольно осторожных. Был поднят вопрос о степени участия на Соборе викарных епископов и архиереев, находящихся на покое. Здесь имеет значение то, как понимается статус архиерея: обладает ли епископ властью потому, что возглавляет Церковь, или ввиду полученной благодати, как преемник Апостолов. Ссылаясь на то, что намеченный Собор займется только административными, а не вероучительными вопросами, Присутствие решило допустить на него только правящих архиереев149. Относительно состава Синода, комиссия предложила исключить из него всех членов неархиерейского сана, то есть представителей белого духовенства, в частности, протопресвитеров армии и флота150. Ничего особенного не было решено насчет отношений между Церковью и государством, реформы епархиальной администрации и церковных судов, учреждения митрополичьих округов. Некогда разделение на подобные округи рассматривалось как шаг к местной автономии церковных регионов, которая должна была стать первым шагом к независимости всей Церкви. С возможностью созыва Собора создание митрополичьих округов представляло меньший интерес. Самым важным предложением комиссии стало восстановление должности патриарха как первоиерарха Российской Церкви и, особенно, как председателя Синода. Проект, разработанный Присутствием по этому поводу, послужил впоследствии основой для постановлений Собора 1917–1918 годов151.
Заседания Предсоборного Присутствия были окончены к середине декабря 1906 года. Труды его были изданы в четырех томах в Петербурге152. 25 апреля 1907 года император ратифицировал предложения Присутствия, из которых главным был, конечно, созыв Поместного Собора.
Со времени издания «Записки тридцати двух священников» до апреля 1907 года подготовка к Собору, казалось, проходила идеально: опрос епископов, созыв Предсоборного Присутствия, представлявшего все слои Церкви, принятие осторожной программы реформ. Все было готово к работе Собора уже за одиннадцать лет до его созыва.
Однако после того как прошла революционная волна 1905–1906 годов, приостановились и церковные реформы. Первая Дума была распущена 7 июня 1906 года, вторая – 3 июня 1907. В 1912 году скончался митрополит Антоний (Вадковский), и в течение пяти лет вопрос о Соборе почти не поднимался.
Для того чтобы не показалось, что интенсивная работа Присутствия оказалась тщетной, императорским указом 29 февраля 1912 года было созданое Предсоборное Совещание, задача которого состояла в обобщении предложений Присутствия153. Совещание не отличалось представительностью и интеллектуальным потенциалом Предсоборного Присутствия.
Задержка Собора имела несколько причин. Во–первых, Российская Церковь, тесно связанная с государством, была решительно неспособна продвигаться по пути реформ быстрее общественности. Во–вторых, Первая мировая война отставила церковные вопросы на второй план. В–третьих, начиная с 1912 года, над Церковью тяготело влияние Распутина, способствовавшего, в частности, назначению на петербургскую кафедру митрополита Питирима, а на должность синодального обер–прокурора – Н. П. Раева154.
Глава 5. 1917 год в истории Церкви: на пути к созыву Поместного Собора
Как и в 1905 году, в 1917 импульсом к соборному процессу послужили внешние события. Снова инициатива исходила от разных сторон – со стороны государства и со стороны Церкви. Причем, в последнем случае речь идет как об иерархии, представленной Синодом, так и о народе, потрясенном революционными движениями. Но порядок событий был уже не тот, что в 1905 году. В 1917 году роль «двигателя» сыграло само правительство, на смену которому пришел Синод, вскоре в свою очередь поглощенный волной церковного демократизма.
Роль Временного Правительства
Отречение от престола императора Николая II 3(16) марта 1917 года, следствие революции 23 февраля (8 марта) – 27 февраля (12 марта), и создание Временного Правительства поставили Церковь в совершенно небывалое положение. Юридическому основанию связи Церкви с государством был положен конец. Церковь позволяла государю располагать ее судьбой потому, что он являлся помазанником Божиим. Временное же Правительство объявило себя светским, хотя на определенном этапе и продолжало вмешиваться в церковную жизнь.
Вмешательство обер–прокурора В. Н. Львова.
Фактически, Временное Правительство сохранило некоторый контроль над Церковью. Должность обер–прокурора упразднена не была. В. Н. Львов155, член Думы, где он являлся председателем Комиссии по духовным делам, был назначен Временным Правительством обер–прокурором Святейшего Синода 28 февраля (13 марта) 1917 года156. Сразу по вступлении в должность157, Львов объявил Синоду от имени Временного Правительства, что Церкви будет предоставлена независимость по отношению к светской власти. Но, ожидая созыва Собора, который должен будет установить автономную церковную власть, Львов приказал принять через его посредничество указания от нового правительства, стремившегося, по его словам, помочь Церкви приобрести автономию. Первым впечатлением от его речи у членов Синода было опасение, что обещанная независимость наступит вовсе не так скоро.
Попросив убрать из зала заседаний императорский трон, Львов предложил Синоду опубликовать заявление о смене политического строя и призвать верующих к лояльности и к молитве за новую власть за богослужениями по установившемуся обычаю. Так поступила группа священников, избранных депутатами в Думу, призвавшая от своего имени всех священнослужителей России признать новое положение. Основным же стремлением В. Н. Львова было убрать всех ставленников Распутина, дабы ускорить созыв Собора. Многие епископы были отправлены на покой (в частности, митрополиты Питирим Петроградский и Макарий Московский).
Достаточно быстро отношения между Львовым и членами Синода обострились158. Последние были в большинстве назначены в Синод еще императором; методы Львова их шокировали, а действия его стали рассматриваться как вмешательство в церковное управление. Недовольство синодалов значительно замедляло проведение реформ и продвижение к Собору. Синод, в частности, отказался провести реформу процедуры развода, на которой настаивал обер–прокурор, и нехотя согласился признать автономию духовных школ. Взрывом послужил самовольный перевод официального журнала Синода, «Церковного Вестника», в ведение издательского комитета Петроградской духовной академии, более либеральной. Львов попросил трех членов Синода подписаться под этим решением: отказался сделать это один только архиепископ Виленский Тихон (Беллавин), будущий патриарх. Парализованное состояние Святейшего Синода становилось все более очевидным.
Смена состава Святейшего Синода.
14 (27) апреля 1917 года обер–прокурор решил воспользоваться своим правом, хотя и не имел больше поддержки императора, и распустить Синод159. В новом составе от предыдущего остались только архиепископ Сергий (Страгородский) Владимирский. Впервые в Синод были вызваны архиепископ Ярославский Агафангел (Преображенский), епископ Уфимский Андрей (Ухтомский) и епископ Самарский Михаил. Но импульс Синоду придала назначенная в него группа протоиереев: А. В. Смирнов, А. П. Рождественский, протопресвитер Н. А. Любимов и Ф. Д. Филоненко из группы думских священников. Задачей нового Синода была скорейшая организация Собора. Однако отношения иерархов с обер–прокурором не улучшились полностью, так как члены Синода сожалели, что призваны были к такому важному делу светской властью.
Синоду в новом его составе все–таки удалось избежать конфликта между государственной и церковной властями. По свидетельству А. Карташева160, знаком примирения стал перевод заседаний Синода в другой зал и изменение расположения мест, занимаемых иерархами и представителями государства161. Синод решил финансировать созыв Собора из церковной кассы, содержащей тогда четыре миллиона рублей. Церковь выделила два миллиона, тогда как государство добавило миллион со своей стороны.
* * *
Снова политические и общественные события сыграли решающую роль в истории созыва Собора. После Кровавого воскресенья 9 января 1905 года, послужившего причиной опубликования «Записки тридцати двух священников», после октябрьской революции 1905 года, обратившей императора к идее подготовки Собора, на этот раз революция 23 февраля (8 марта) – 27 февраля (12 марта) 1917 года вернула актуальность идеи Собора. Более того, значение государства в церковной реформе становилось все более очевидным. Однако в 1917 году контекст несколько изменился: отречение императора от престола позволило Церкви располагать своей судьбой самостоятельно. Пока Временное Правительство готовилось (слишком долго, так как ему не хватало легитимности162) к избранию Учредительного Собрания, Святейший Синод наконец–то нашел возможность созвать Собор.
Взятие инициативы Святейшим Синодом
Объявление Св. Синода от 29 апреля о созыве Собора.
Специальным указом от 29 апреля (12 мая) 1917 года163, опубликованным в «Церковных Ведомостях», новый Синод объявил и об осуществлении предварительных преобразований в Церкви, позволяющих ввести выборный принцип в церковное управление. Послание, обращенное к архиереям, клирикам и верным чадам Церкви, начиналось с того, что возможность созыва Собора объяснялась сменой политического строя:
Давно уже в умах православных русских людей жила мысль о необходимости созыва Всероссийского Поместного Собора для коренных изменений в порядке управления Российской Православной Церкви и вообще для устроения нашей церковной жизни на незыблемых началах, данных Божественным Основателем и Главою Церкви в Священном Писании и в правилах св. Апостолов, св. Вселенских и Поместных Соборов и св. Отец. Происшедший у нас государственный переворот, в корне изменивший нашу общественную и государственную жизнь, обеспечил и Церкви возможность и право свободного устроения. Заветная мечта русских православных людей теперь стала осуществимой, и созыв Поместного Собора в возможно ближайшее время сделался настоятельно необходимым164.
Послание призывало всех православных, епископов, священнослужителей и мирян к единению и взаимному уважению, дабы облегчить работу Собора, целью которого было установление в Русской Церкви соборного управления: «Широкое участие всех членов Церкви в делах церковных, при нерушимости присвоенных каждому прав и обязанностей, должно привлечь всех к живой деятельности на пользу Церкви и сделаться основою церковного устроения в настоящее время»165. Распоряжение сообщало также о преобразованиях в духовных школах и церковных судах.
Предсоборный Совет
В тот же самый день вышел указ о немедленном создании Предсоборного Совета. Совет этот сыграл в церковной жизни в период до созыва Собора ту же самую роль, что и Временное Правительство в стране. Состав его был уточнен декретом от 8 (21) мая166. Это была расширенная коллегия, включавшая в себя около шестидесяти членов: архиереев, священнослужителей, мирян. Последние были в основном преподавателями академий и университетов; в их числе был и А. В. Карташев. Миряне составляли в Совете большинство: из 62 членов 40 были мирянами, 12 епископами и 10 священниками. Совет был положительно настроен к реформам; таким же он желал видеть и сам Собор. Состав Совета объясняется давлением со стороны государства, заинтересованного в том, чтобы демократический и конституционный строй распространился на Церковь167.
Совет был созван 11 (24) июня в Петрограде и включал в себя десять комиссий, посвященных следующим вопросам: 1) производство выборов на Всероссийский Поместный Собор, его организация и составление наказа для него, 2) преобразование высшего центрального управления, разделение на округа, организация церковного управления в Грузии и Финляндии, 3) епархиальное управление, 4) церковный суд, 5) приход, 6) вопросы веры, богослужения, единоверия168 и старообрядчества, 7) церковная экономика, 8) юридический статус Русской Православной Церкви в государстве, 9) монашество, 10) богословские учебные заведения169.
Опираясь на труды Предсоборного Присутствия 1906 года и Предсоборного Совещания 1912 года, Совет, распущенный 1 (14) августа 1917 года170, значительно ускорил соборный процесс, подготовив проекты всех постановлений. Святейший Синод утвердил все проекты, выставляемые на повестку дня Собора, и опубликовал их список на заседании 12 (25) августа171. Некоторые из утвержденных проектов были изданы, в частности, «Правовое положение Православной Церкви в России», «О высшем церковном управлении», «Положение о церковно–соборном окружном управлении», «Основные положения об организации православного прихода», «Общие положения об устройстве церковного суда», «Положение о Единоверии или православном старообрядчестве», «Основные положения о церковном имуществе и хозяйстве», несколько проектов, касающихся монашества, и «Устав Поместного Собора Православной Всероссийской Церкви». Проекты реформ высших церковных учебных заведений, подготовленные десятой комиссией, были утверждены, но не опубликованы. Некоторое число разработанных комиссиями проектов из–за нехватки времени не было рассмотрено на пленарном собрании Совета и в свет не вышло. Это «Положение о созыве ординарного Поместного Собора», «Проект епархиального управления», «Проект уголовного регламента», «Об иерархии старокатоликов», «О литургии», «О миссии», «Общее положение по экономике».
Для того, чтобы ввести церковное брожение в некие рамки, Совет принял Временные постановления, утвержденные Синодом, о приходе и о церковной администрации, которым даровалась автономия, и Временный Регламент будущего Собора172. Были организованы общие выборы епископов. В большинстве случаев избраны были те же самые епископы на свои же кафедры; редкие отставленные архиереи были замещены Синодом через посредничество В. Н. Львова. В обеих столицах, митрополиты которых были отправлены на покой, выборы привели к неожиданным результатам. В Петрограде избран был молодой епископ Вениамин173, в Москве – архиепископ Тихон174, покинувший Вильнюс под натиском немецких войск. Подобно Временному Правительству, занимавшемуся подготовкой Учредительного Собрания, Святейший Синод вел Церковь к ее автономии. Введение выборного принципа на всех иерархических уровнях было результатом демократических стремлений, существовавших внутри самой Церкви.
Влияние революции 1917 года.
Параллельно с деятельностью Святейшего Синода революция продолжала свое продвижение в государстве и Церкви.
Церковная реформа осуществлялась не только одновременно с государственными преобразованиями, но и под давлением тех же самых факторов175. Революция проникала внутрь самой Церкви, настраивая подчиненных против священноначалия: мирян против клира, псаломщиков против диаконов, диаконов против священников, священников против епископов. Начиная с апреля, некоторые епархиальные съезды отказались признавать своих архиереев. Делегаты от этих съездов были допущены Львовым выступить перед Синодом. Возобновила свою деятельность группа тридцати двух священников. Союз прогрессивного петроградского духовенства призывал священников идти на встречу с рабочим классом. Александр Введенский176 образовал Всероссийский союз демократического православного духовенства, еще более социалистический. В конце мая 1917 года белое духовенство, опасаясь противления епископата реформам, организовало большую манифестацию, Всероссийский съезд духовенства и мирян, на который съехались тысяча двести участников. Съезд разработал свои пожелания по поводу церковных преобразований, которые, кстати, помогли работе Предсоборного Совета. Пожелания эти стали отзвуком стремлений прогрессивного духовенства, особенно в отношении свободы совести, но также отголоском некоторого консерватизма, под влиянием которого Съезд отклонил предложение об отделении Церкви от государства и выразил желание об обязательном преподавании катехизиса в начальных школах и о сохранении приходских школ177.
Тем временем ситуация в государстве продолжала изменяться. После большевистского восстания 21 июля (3 августа) обер–прокурор Львов подал в отставку. Заменил его А. В. Карташев, который декретом от 5(18) августа стал называться не обер–прокурором, а министром исповеданий178. Эта смена названия стала проявлением стремления покончить с прежним порядком взаимоотношений Церкви и государства. Обер–прокурор занимался отныне не только Православной Церковью, но и делами других конфессий179. Хотя министр сохранял атрибуты обер–прокурора на время проведения церковных реформ180 и, хотя Карташев поддерживал некоторую инициативу светских властей в церковных делах, правительство признавало полное право Церкви на независимость в организации своего устройства. Кроме того, особое постановление Временного Правительства, принятое 11(24) августа 1917 года181, обещало признать решения Собора имеющими силу для светского законодательства.
* * *
В первой части нашего труда мы пришли к парадоксальному выводу: идея созыва Собора зародилась не от кризиса, а от возрождения Церкви. Заключение нашей второй части настолько же парадоксально: Собор 1917–1918 годов был созван не вопреки революциям 1917 года, а благодаря ей. И в 1905 году, и в 1917 соборный процесс проходил под влиянием внешних факторов и параллельно с государственными реформами. Движение за преобразования было не только одновременным в Церкви и обществе, но имело у обоих общую форму: подобно Временному Правительству, управляющему государством в ожидании созыва Учредительного Собрания, обновленный Святейший Синод и Предсоборный Совет принимали временные постановления, ожидая созыва Поместного Собора. Однако революционные потрясения не застали Церковь врасплох, в отличие от государства. Когда разразилась буря 1917 года, в Церкви все было подготовлено к реформе за одиннадцать предыдущих лет. Этим и объясняется то, что столь огромная работа выполнена была Собором всего за один год, несмотря на смуту и гонения.
Часть 2. Поместный собор 1917–1918 годов: состав и функционирование
Глава 1. Регламентация Собора
Большой интерес Собора 1917–1918 годов для его исследователей заключается в самом факте его созыва. Состав и функционирование Собора интересны сами по себе и отражают положение Русской Церкви в 1917 году и ее намерение разрешить возникшие проблемы. Поэтому прежде чем заняться изучением соборных постановлений, стоит уделить внимание составу и уставу Собора не только на основании итоговых официальных документов, но и в историческом их развитии.
Демократическая избирательная система
Основным плодом работы Предсоборного Совета стало составление «Положения о созыве Поместного Собора» и «Устава Собора». Тогда как избрание членов Собора задумано было по исключительно демократическому принципу, процедура принятия решений удовлетворяла разным пониманиям соборности.
5(18) июля 1917 года Святейший Синод ратифицировал и опубликовал созывное послание и Положение о созыве Собора182 предложенное Предсоборным Советом.
Созывное послание.
Послание Святейшего Правительствующего Синода наметило созыв Поместного Собора Всероссийской Православной Церкви183, состоящего из архиереев, монахов, приходского клира и мирян, на 15(28) августа, в день праздника Успения Пресвятой Богородицы. Авторы послания стремились донести до верующих важность выборов и подчеркивали исторический характер Собора, задача которого состояла в организации церковной жизни согласно «соборным принципам». Синодальный период и нужды Церкви послание выставляло в более тревожном свете, нежели предыдущее обьявление о созыве Собора:
Более двух веков Россия не слышала голоса всенародно–православного разума о тех потребностях церковной жизни, которые настойчиво выдвигались на очередь этой же жизнью. Падала и охладевала вера на Руси, появились и развивались ереси и другие церковные разделения в народе, ослабевал союз любви между пастырями и пасомыми, а также среди самих пасомых рушилась постепенно церковная связь, крепкими узами братства соединявшая в минувшие времена православных христиан в малые церкви – православные приходы. И, несмотря на такое зло, Собор не созывался, и многие церковные нужды не получали своего разрешения и удовлетворения184.
Положение о созыве Собора: избрание по трехступенчатому принципу.
Согласно решениям Предсоборного Присутствия, клирики и миряне, члены Собора, должны были избираться епископом среди двадцати или тридцати кандидатов, представленных собраниями благочиний185. В положении от 5(18) июля 1917 года избранные епархиальным собранием представители признавались членами Собора без назначения архиерея186. Кроме того, положение 1917 года увеличило втрое число клириков и мирян на Соборе, запланированное Предсоборным Присутствием. Согласно проекту 1906 года, каждая епархия должна была быть представлена одним клириком и одним мирянином187, тогда как в 1917 году было решено, что от каждой епархии будет послано двое священнослужителей и трое мирян188. Из двух священнослужителей один должен обязательно быть в пресвитерском сане; второй же мог быть епископом (викарным или на покое), священником, диаконом или псаломщиком189. Таким образом, представители духовенства, включая епархиального архиерея, и мирян были в равном числе: трое с обеих сторон.
Избрание членов Собора задумано было трехступенчатым. 23 июля (5 августа) каждое приходское собрание должно было избрать представителей на собрание благочиния190. На последнем 30 июля (12 августа) избирали делегатов на епархиальное собрание191. На этом конечном этапе, с участием представителей от духовных школ, должны были быть избраны 8(21) августа делегаты на Собор192. В то же время, монастыри, армия, единоверцы, духовные академии, Академия наук и университеты, Дума и Государственный Совет также имели право отправить на Собор определенное количество представителей, подобно восточным патриархатам и автокефальным Православным Церквам. Каждый из этих представителей становился полноправным членом Собора193.
Устав Собора
11(24) августа 1917 года Святейший Синод утвердил доклад, подготовленный Предсоборным Советом и предложенный на повестку дня Собора. Кроме проектов реформ194, доклад содержал Устав Собора195. Хотя Синод признавал, что один лишь Собор имеет право принять предложения комиссии, он считал, что на данном этапе необходим некий путеводитель: «Признавая, с одной стороны, что право составления Устава Поместного Собора Православной Всероссийской Церкви принадлежит самому Собору, с другой стороны, имея в виду, что Собор до составления им Устава будет нуждаться в некоторых руководственных правилах, Святейший Синод определяет: признать составленный Предсоборным Советом Устав Поместного Собора в качестве руководственных правил для Собора вплоть до окончательного решения на Соборе вопроса об Уставе»196. Более того, первая статья Устава признавала за Собором полную власть в устроении церковной жизни: «Поместный Собор Православной Всероссийской Церкви обладает всей полнотой церковной власти для устроения Русской церковной жизни на основе Слова Божия, догматов, канонов и предания Церкви»197. Тем не менее, именно этот Устав стал основой для всех предпринимаемых Собором решений.
Структура Собора: разделение на два Собрания. Особенность Устава заключалась в разделении членов Собора на две группы: на общее собрание, включающее всех участников, и на Архиерейское Совещание, в которое входили «все участвующие на Соборе на правах Членов оного епископы»198. Следовательно, Совещание включало не только епархиальных архиереев. Согласно Положению о созыве, которое в этом плане переняло предложение Предсоборного Присутствия 1906 года199, членами Собора по должности являлись только епархиальные архиереи. Однако Устав несколько ослабил это постановление и допустил к участию на Соборе прочих архиереев, приглашенных самим Собором200 или избранных епархиальными собраниями201. В обоих случаях они становились полноправными членами Собора и, следовательно, входили в Архиерейское Совещание202. Подобное разделение на две «палаты» позволяло установить некий баланс между ролью архиереев и остальных соборных членов.
Устав предлагал также создание нескольких других инстанций. Речь здесь идет, в частности, об отделах203, состоящих в обязательном порядке из архиереев, духовенства и мирян204. Отделы могли создаваться по письменному предложению не менее тридцати членов Собора205. Роль их состояла в том, чтобы подготавливать предложения, выдвигаемые на соборных заседаниях назначенным докладчиком206. Именно отделам уделялась Уставом решающая роль в составлении соборных постановлений. Желающие участвовать в работе одного из отделов должны были сначала уведомить об этом Соборный Совет, который составлял списки207, а затем быть избранными Собором в порядке абсолютного большинства208. Каждый отдел избирал председателя и вице–председателя. Устав не уточняет, что они обязаны быть в епископском сане209. Между тем, три отдела должны были быть созданы с самого открытия соборных заседаний: Уставный отдел, которому поручалось «выработка Устава будущих поместных Соборов, а также образа высшего управления Православной Всероссийской Церкви на основании канонических и церковно–исторических данных, а также опыта и указаний действующего Собора»210, редакционный отдел, ответственный за окончательную редакцию соборных постановлений и за подготовку деяний211, и отдел личного состава, ответственный за проверку правильности голосований212.
Собор должен был избрать Председателя (в архиерейском сане), шесть вице–председателей (двух архиереев, двух клириков и двух мирян), Секретаря и его двух помощников. Все они, вместе с тремя другими членами (одним архиереем, одним клириком и одним мирянином), избранными Собором, составляли Соборный Совет, ответственный, под начальством Председателя, за внутреннюю организацию, за координацию работы Собора, в общем, и за составление повестки дня, в частности213.
Процедура принятия решений. Относительно принятия решений Устав руководствовался предложениями архиепископа Сергия Финляндского, представленными Предсоборному Присутствию 1906 года и приведшими к разделению соборных членов на две группы.
Вопреки проекту Предсоборного Присутствия, утвержденному императором в 1907 году214, Устав предоставлял духовенству и мирянам право голоса наравне с архиереями. Каковы были причины подобной эволюции? Привлечение клира и мирян к работе Собора в большей степени, нежели предусмотренной Предсоборным Присутствием, было, вероятно, вызвано драматическими обстоятельствами, угрожавшими все больше и больше Церкви, нуждавшейся поэтому в поддержке всего церковного народа. К тому же, многие священнослужители и миряне искренне желали помочь Церкви преодолеть политический кризис, в который она вступала. Более того, необходимо было сделать уступки демократическим настроениям, проникавшим в церковную среду.
Однако, несмотря на то, что Устав Собора не являлся выражением чисто епископального подхода, доминировавшего на Предсоборном Присутствии и признававшего за клиром и мирянами исключительно пассивную и консультативную роль, он не занял и чисто «пресвитерианскую» позицию, желавшую поставить архиереев в такое положение, в котором они не способны были бы проявить данную им над Церковью власть. На самом деле, документ организовал Собор на основе некоего синтеза обоих мнений, озвученных членами Предсоборного Присутствия 1906 года. Синтез этот состоял в том, что право голоса даровано было священнослужителям и мирянам наравне с архиереями, но за Архиерейским Совещанием признавалось право вето по отношению к принятым на пленарных заседаниях решениям.
На первом этапе все вопросы должны были выставляться на пленарном заседании, которое принимало решение абсолютным большинством голосов, причем голоса архиереев и остальных членов имели одинаковый вес215. Поставленные на повестку дня дела предлагались Синодом, отделами или по письменной просьбе, подписанной по меньшей мере тридцатью членами Собора216. В последнем случае, просьба подавалась сначала Соборному Совету, который мог передать ее одному из отделов217. Отделы, в свою очередь, передавали на пленарное заседание, принятое ими решение, подписанное председателем и как минимум половиной членов218. Пленарное заседание219 рассматривало предложение отдела в два этапа: сначала обсуждались основы предложения, затем следовала дискуссия по каждому пункту220. После обсуждения проект передавался редакционному отделу. Подготовленный текст ставился наконец на голосование на пленарном заседании221. Голосование всегда было открытым222: каждый раз те, кто выступал против, должны были встать223.
На втором этапе постановления пленарного заседания передавались Архиерейскому Совещанию224. Если в течение последующих трех дней Совещание отвергало по инициативе не менее трех четвертей своих членов принятое постановление полностью или частично, последнее возвращалось на переработку на пленарное заседание225. Если после этого переработанное постановление снова отвергалось архиереями, оно не считалось принятым Собором226.
Такая структура позволяла одновременно обеспечить участие всех соборных членов в принятии решений и сохранение епископский контроль над принимаемыми Собором постановлениями. Более того, почти все отделы избрали своими председателями архиереев, хотя и не были к тому обязаны Уставом227; подпись же председателя отдела была необходима для всех проектов, представляемых отделом Собору228.
Однако право вето Архиерейского Совещания, являющееся единственной прерогативой епископов, предусмотренной Уставом, было поставлено в узкие рамки. Во–первых, Совещание могло принять или отклонить решение пленарного заседания, а не исправить его229. Во–вторых, на заседании 10–11(23–24) августа 1917 года Святейший Синод внес поправку в Устав Предсоборного Совещания, согласно которому голосование Архиерейского Совещания проходило простым большинством, и потребовал, чтобы решения епископов принимались при согласии по меньшей мере трех четвертей из собравшихся членов230. В–третьих, Архиерейское Совещание могло отвергнуть только «правилодательные или основоположные» решения231. Следовательно, архиереи не могли отвергнуть второстепенные постановления административного характера, например, назначения. Кроме того, причиной отклонения могла быть только несовместимость решения со «Словом Божиим, догматами, канонами и преданием Церкви»232. И, наконец, ради сохранения юридической стабильности, право вето могло использоваться только на заседаниях Совещания и в течение трех дней после рассмотрения текста233. В итоге, соборные постановления становились единым плодом пленарного заседания и Архиерейского Совещания. Упомянутые ограничения права вето епископов способны были парализовать Собор. В действительности же, общее стремление соборных членов преобразовать церковное устройство, усиленное давлением внешних обстоятельств, обеспечило единодушие всех участников.
Описанная процедура была впервые введена в 1917 году234; установленное между двумя группами равновесие обеспечивало относительную уравновешенность постановлений и мирные отношения между членами Собора. Противовес, существовавший между двумя подразделениями, совсем не нейтрализировал их, а наоборот, позволял сотрудничать теснее, чему также способствовала и всевозрастающая угроза большевизма. Тем не менее, не стоит отождествлять соборное устроение с парламентским разделением на две палаты; такой подход нивелирует своеобразную природу соборного Устава. В парламентской системе каждая из палат состоит из разных членов и собирается независимо друг от друга. В случае разногласия, межпарламентские организации пытаются найти компромисс. Более того, в строгом смысле слова, право вето означает противостояние решению, принятому организацией, совершенно отличной от той, которая налагает вето. Ничего подобного нет в Уставе 1917 года. Архиерейское Совещание не являлось высшей палатой в прямом смысле, так как его члены принимали одновременно участие в пленарных заседаниях, на которых они также могли повлиять на принятие постановлений своими выступлениями или голосованием. Первая статья Созывного послания от 5(18) июля 1917 года заявляла, что Собор будет состоять из «архиереев, клириков и мирян». Следовательно, Собор являлся, по сути, единой церковной палатой, архиереи которой, однако, могли руководить деятельностью Собора и контролировать ее.
Для того чтобы понять, как функционировал Собор 1917–1918 годов, недостаточно просто изучить документы, касающиеся голосования и процедуры принятия решений. Вне контекста, повлиявшего на его состав, Собор невозможно понять так же, как невозможно это сделать и без изучения предшествовавшей ему истории.
Глава 2. Состав и работа Собора
Состав Собора
В момент своего созыва Собор насчитывал 564 члена235, из которых большинство были избранными. Первая часть первого тома Деяний (документы и материалы) содержит три списка соборных членов: 1) общий список в алфавитном порядке, где указываются имя, епархия, сан, возраст, адрес и категория («по должности», «по избранию»; мы не нашли указания «по приглашению», хотя представители от Поместных Церквей входили именно в эту категорию); 2) список по «основаниям полномочий», который распределяет членов Собора по категории их участия в Соборе: члены Святейшего Синода (члены по должности), епархиальные архиереи (по должности), делегаты от епархий, настоятели лавр и некоторых монастырей (по должности), делегаты от монашества, протопресвитеры, делегаты от духовенства Армии и флота, делегаты от армии (миряне), делегаты от единоверцев, члены Предсоборного Совещания (по должности), делегаты от Духовных Академий, делегаты от Академии наук и Университетов, делегаты от Думы и Государственного Совета, представители Поместных Церквей и заместители; 3) список по церковному чину: митрополиты, архиепископы, епископы, протопресвитеры, архимандриты, игумены, иеромонахи, митрофорные протоиереи, протоиереи, иереи, архидиаконы, диаконы, псаломщики, миряне и заместители.
Распределение по категориям236 всех 564 участников дает представление о положении Российской Церкви в 1917 году. Собор включал 9 членов Святейшего Синода (три митрополита, два епископа, один протопресвитер и три протоиерея – по должности), 73 епархиальных архиепископа и епископа (по должности), 330 делегатов, избранных епархиальными собраниями237, 11 делегатов от викариатств238, настоятелей четырех лавр по должности (Киево–Печерская, Троице–Сергиева, Почаевская и Александро–Невская), четырех настоятелей самых важных монастырей (Валаамский, Соловецкий, Оптина Пустынь и Саровский монастырь), 12 делегатов от монашества, 2 протопресвитера (по должности)239, 10 делегатов от духовенства армии и флота, 15 делегатов от военных, И представителей, избранных единоверцами, 62 члена Предсоборного Совещания (по должности)240, 12 делегатов от Духовных Академий (Московской, Петроградской, Киевской и Казанской), 13 делегатов от Академии наук и Университетов, 20 делегатов от Думы и Государственного Совета, 2 представителя от поместных православных Церквей241. Итого 156 членов по должности и 434 избранных.
Разрешение викарным епископам принимать участие в Соборе и в Архиерейском Совещании по избранию или по приглашению на деле было использовано довольно ограниченно. Из числа 80 соборных членов – архиереев лишь семеро были членами не по должности, а по избранию или по особому соборному постановлению. Двое были избраны епархиальными собраниями – епископ Владимир Белостокский, викарий Гродненской епархии, и епископ Феофилакт Слуцкий, викарий Минской епархии. Трое были избраны как представители от монашества – архиепископ Харьковский Антоний (который в любом случае был бы членом Собора по должности), викарий Самарской епархии и глава единоверцев области епископ Тихон Уральский и епископ Феодор, викарий Московской епархии242. Епископ Прокопий (Титов), настоятель Александро–Невской лавры, был включен в Собор особым постановлением243, хотя, согласно 86 статье Положения о созыве Собора, он мог быть соборным членом по своей должности. Из остальных 73 епархиальных архиереев – членов Собора по должности – только двое, отправленные на покой во время Собора, были зачислены соборными членами по особому распоряжению (речь идет о преосвященных Иоакиме Нижегородском и Назарии Херсонском). Следовательно, из 80 членов Собора в архиерейском сане только 7 (не считая архиепископа Антония Харьковского) принимали участие на Соборе не по должности, а по избранию (4) и по особому назначению (3)244.
Что касается церковного чина245, большинство членов Собора были мирянами или представителями белого духовенства. Согласно подсчетам, на Соборе присутствовало 10 митрополитов, 17 архиепископов, 52 епископа, 2 протопресвитера, 15 архимандритов, 2 игумена, 3 иеромонаха, 5 митрофорных протоиереев, 67 протоиереев, 55 иереев, 2 архидиакона, 8 диаконов, 26 псаломщиков и 299 мирян. Итого, мирян оказалось больше, чем духовенства: 299 мирян и 264 церковнослужителей. В среде духовенства архиереи оказались меньшинством: 79 против 195 церковнослужителей, из которых 149 в пресвитерском сане. Представителей белого духовенства было больше, нежели монашествующих: 163 немонашествующих церковнослужителя (129 священников, 8 диаконов, 26 псаломщиков) и 101 монашествующий, из которых всего 22 не были архиереями.
Своеобразие Собора 1917 года заключается, следовательно, в численном преимуществе мирян. Это является плодом богословского осмысления соборности в 19 и в начале 20 века, сказалось в этом и влияние демократических реформ государства. Подобное воздействие проявилось ранее в выборах Московского и Петроградского митрополитов и в работе московского съезда духовенства и мирян в мае 1917 года. Однако миряне, присутствовавшие на Соборе, сплоченной партии не составляли. Некоторые сыграли решающую роль в качестве богословов или юристов, например, С. Н. Булгаков. Член Думы В. А. Потулов, посланный от нее делегатом, был даже избран председателем отдела по вопросам, связанным с приходом246, тогда как все остальные отделы избрали своими председателями архиереев. На Соборе присутствовало также два десятка крестьян.
Что касается идей, то численное превосходство мирян и белого духовенства совсем не означало, что Собор от этого стал прогрессистским; наоборот: хотя в первые месяцы революции духовенство поддалось притяжению левых сил, епархиальные собрания, имевшие место после июльских дней (3–4(16–17) июля 1917 года), избрали делегатами на Собор людей скорее умеренных. Кроме того, за время работы самого Собора растущая угроза со стороны большевизма сплотила различные церковные слои в духе консерватизма, несмотря на первые либеральные шаги Собора. В результате, миряне и духовенство сохранили свое единство в отношении к священноначалию. Однако такое единство сил Собора не исключало различия во мнениях247. Консервативная тенденция сплотила большинство членов Собора вокруг архиереев248. Доминирующей личностью в ней был архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий). Центристское течение, выставлявшее на первое место принцип соборности, находилось под предводительством философа Е. Н. Трубецкого и профессора С. Н. Булгакова. Левое меньшинство, представленное, в частности, протопресвитером армии и флота Г. И. Шавельским249 и протоиереями Н. П. Добронравовым и Н. В. Цветковым, пользовавшееся поддержкой преподавателей духовных академий, пыталось создать некий противовес архиерейской власти.
Отделы Собора. Собором были учреждены двадцать два отдела250, включавшие председателя, его заместителей и секретарей, и касавшиеся следующих областей: 1) законодательство, 2) Высшее церковное управление, 3) епархиальное управление, 4) церковный суд, 5) приход, 6) юридический статус Церкви, 7) богослужение, проповедь и храмы, 8) церковная дисциплина, 9) внутренняя и внешняя миссия, 10) единоверие и старообрядчество, 11) монашество, 12) духовные академии, 13) церковные учебные заведения, 14) приходские школы, 15) катехизис, 16) церковная собственность и финансы, 17) юридическое и финансовое положение духовенства, 18) положение Православной Церкви на южном Кавказе в связи с провозглашением грузинской автокефалии, 19) Библия, 20) издательская деятельность, 21) кадровые вопросы, 22) редакция. Кроме того, три отдела были созданы при Соборном Совете: 1) по вопросам религиозного образования, 2) экономический и 3) юридический. Предварительная работа отделов стала решающей: из числа 104 соборных постановлений 73 (то есть более 70%) были приняты Собором по проектам отделов без внесения поправок251.
Внешнее давление
Начиная с открытия 15(28) августа 1917 года вплоть до 7(20) сентября 1918 года работа Собора постоянно находилась под давлением внешних политических событий.
Открытие Собора 15(28) августа 1917 года. 15(28) августа Собор был торжественно открыт после совершения божественной литургии в Успенском соборе Кремля252. Митрополит Киевский Владимир, старейший из иерархов, предстоял на литургии, в которой принимали участие все члены Собора и представители светских властей: председатель Совета министров А. Ф. Керенский253, министр внутренних дел Н. Д. Авксентьев и министр исповеданий А. В. Карташев. Последний описал двадцать пять лет спустя это торжественное событие и радостное переживание его участников:
После литургии, митрополитом Владимиром прочитана была грамота Св. Синода об открытии Собора, и из тесного собора все священство и народ крестным ходом вышли на кремлевскую площадь. А здесь уже стоял целый лес хоругвей, собравшихся со всей Москвы крестных ходов. В 33 храмах Москвы совершились одновременно литургии архиерейским служением, и из этих центров крестные ходы направились к единому центру – Кремлю. Соединенный крестный ход направился к Чудову Монастырю, а оттуда прошел через Спасские ворота на Красную площадь, на Лобное место, где и был пропет особый молебен самими членами Собора, без синодального хора, который замечательно спел литургию. Весь Кремль и вся Красная площадь были покрыты десятками тысяч народа. Но полицейского порядка не было. Веяло хаосом революции. Москва была переполнена и бурлила. [...]. В грозной и тревожной обстановке открывался Собор. В душе его участников сталкивались два диссонирующих переживания: чисто религиозное ликование от сознания участия в великом, издавна чаемом, вожделенном таинстве церковного соборования, наслаждение церковной канонической свободой и – с другой стороны – наблюдение явного растления патриотической воли народа, разложение армии, предчувствие поражений, унижения России и революционных ужасов254.
На следующий день, 16(29) августа, после второй торжественной литургии в храме Христа Спасителя, состоялось первое открытое заседание Собора:
Зрелище было необычное. Никогда еще Россия ранее, под запретом соборования, не видала такого количества епископов, собранных вместе. Их было около 80 – все в своих лиловых с бело–червлеными полосами («источниками») и черных клобуках, среди которых выделялись четыре белых – митрополита Киевского Владимира, экзарха Кавказского Платона и двух молодых новоизбранных митрополитов – Тихона Московского и Вениамина Петроградского. [...]. После краткого молитвословия, епископы в своих мантиях сели на приготовленных для них местах тремя возвышающимися друг над другом уступами, несколько сзади центра храма. За ними и по бокам сели без облачения пресвитеры и члены Собора в свободном порядке. За ними сидел и стоял народ, при обширности храма, казалось, не очень многочисленный. Между солеей (амвоном) и центром стояла легкая трибуна для ораторов, обращавшихся спиной к алтарю и лицом к собранию255.
17(30) августа началась регулярная работа Собора в Епархиальном Доме № 6 в Лиховом переулке (Садовая–Каретная). Именно там проходило большинство соборных заседаний. Предоставим еще раз слово Карташеву, чьи описания помещений, где заседал Собор, важны не только для понимания соборного протокола, но и символики:
Это было очень удачное и приспособленное для Собора место. Епархиальный Дом только что был построен заботами и усердием последних московских митрополитов Владимира и Макария для миссионерско–просветительной работы церкви. В центре его был храм с иконостасом в древнерусском стиле. Три четверти всей задней части храма был благоустроенной залой для лекций и заседаний. Теперь на широкой солее, пред иконостасом, сел епископат и президиум Собора, а ступенью ниже, в зале, все другие члены Собора, наглядно представляя соединение в нем «Верхней и Нижней» церковной палаты256.
18(31) августа Собор учредил свой президиум257. Ко всеобщему удивлению, новый митрополит Московский Тихон был избран председателем подавляющим большинством голосов: 407 из 432 проголосовавших. Такие личности, как архиепископ Антоний Харьковский и Арсений Новгородский, были избраны всего лишь помощниками председателя. Еще два помощника были в пресвитерском сане: протопресвитер кремлевского Успенского собора Н. А. Любимов и протопресвитер армии и флота Г. И. Шавельский. Двое были мирянами: Е. Н. Трубецкой, профессор Московского Университета, и М. В. Родзянко, бывший председатель Думы. Таким образом, все «направления» были представлены в президиуме.
Последующие дни были посвящены организации правильной работы Собора. После учреждения отделов и избрания их состава, 9(22) сентября председателями отделов было утверждено расписание работы Собора258: намечено, что отделы будут работать по понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам, тогда как среда и суббота будут посвящены пленарным заседаниям.
Три соборных сессии. Первая сессия Собора. 170 заседаний Собора проходили с 15(28) августа 1917 года по 7(20) сентября 1918 года и были разделены на три сессии сообразно с основными церковными праздниками: первая сессия: 15(28) августа – 9(22) декабря 1917 года, вторая сессия: 20 января (2 февраля) – 7(20) апреля 1918 года, третья сессия: 19 июня (2 июля) – 7(20) сентября 1918 года259.
Первая соборная сессия, длившаяся с 15(28) августа по 9(22) декабря 1917 года, учредила основные органы управления Церкви. На ней было образовано Высшее Церковное Управление, Св. Синод, 28 октября (10 ноября) восстановлено патриаршество, избран патриарх Тихон, определены его права и обязанности, а также компетенция ВЦУ. Соборный принцип был введен на всех уровнях церковного управления: высшем, епархиальном, приходском. Тогда же была подчеркнута необходимость живой проповеди Евангелия в то время, когда над верой нависла наибольшая опасность.
Исторические события принуждали Собор принимать решения, связанные с обстоятельствами, так как новое правительство издавало законы, не только касающиеся Церкви, но и посягающие на ее каноны. При Временном Правительстве, учрежденном в результате Февральской революции, передача подчинявшихся ранее Святейшему Синоду приходских школ министерству народного образования указом от 20 июня (3 июля) 1917 года обозначила резкое изменение в отношениях между Церковью и государством. Встал также вопрос о преподавании религии в школе: революционные преподаватели желали его полностью упразднить, тогда как Правительство – сделать факультативным. Отношений между Церковью и государством касался также закон о свободе совести, принятый 14(27) июля 1917 года. Свобода совести означала юридическое право граждан не принадлежать ни к какому вероисповеданию и, следовательно, заключать светский брак для тех, кто не исповедует никакую религию. Кроме чисто церковных вопросов, Собор был обязан выражать свое мнение по поводу политических и военных волнений, происходящих в стране260.
Позднее, после образования советского правительства 25–27 октября (7–9 ноября), большевистские декреты «О земле» и «Декларация прав народов России» положили начало национализации монастырских земель и уравниванию в правах всех вероисповеданий. 4(17) декабря 1917 года Положением «О земельных комитетах» были национализированы все сельскохозяйственные земли, включая церковные и монастырские. 11(24) декабря 1917 года пришел черед всех церковных учебных заведений, семинарий и академий. 18(31) декабря 1917 года декрет Совета народных комиссаров упразднил церковный брак, заменив его светским. Проект декрета об отделении Церкви от государства послужил поводом к кровопролитиям и погромам. Все это, разумеется, попирало интересы Церкви, на что Собор отреагировал заявлениями о приходских школах и преподавании катехизиса, а также проведением расследования по поводу покрытия соборных расходов. Более того, Собор был вынужден выразить свою политическую позицию в гражданской и внешней войне. На заседании 11(24) ноября 1917 года он обратился к русскому народу с призывом прекратить братоубийство и покаяться261.
Вторая сессия. Вторая сессия, с 20 января (2 февраля) по 7(20) апреля 1918 года, прошла в еще более угрожающей атмосфере преследований. Настоящие преследования начались с конца 1917 года первыми закрытиями церквей и убийством нескольких священнослужителей. 19 января (1 февраля) 1918 года патриарх анафематствовал всех творивших беззакония (то есть, по сути, большевиков) в послании262, зачитанном 20 января (2 февраля) на заседании Собора, возобновившего работу после праздников Рождества и Крещения. 21 января (3 февраля) в Петрограде263 была организована огромная манифестация (от 200 до 500 тысяч участников) в знак протеста против конфискации церковной собственности. В ответ на митинг и на послание патриарха 23 января (5 февраля) был принят Декрет об отделении Церкви от государства, лишивший Церковь статуса юридического лица, то есть права существования в качестве единой организации. Юридическими лицами оставались только приходы, сообщества верующих264. 25 января (7 февраля) было совершено злодейское убийство митрополита Киевского Владимира (Богоявленского), ставшее началом террора. Крестные ходы, организованные в знак протеста в Воронеже (26 января/ 7 февраля) и в Туле (2/15 февраля), закончились зверскими избиениями.
Вторая сессия поначалу занялась устроением епархий: епархиальным управлением, викарными архиереями, собраниями благочиний (69–е заседание). Однако важнейшим плодом этой сессии стал Приходской Устав. Принцип соборности был введен как на епархиальном, так и на приходском уровне. Но выражался он, как и на уровне Высшего Церковного Управления, на первый взгляд, несколько противоречиво. С одной стороны, усиливалась власть архиерея, с другой – увеличивалась независимость прихода, не доходящая тем не менее до избрания священнослужителей, предусмотренного временным приходским уставом лета 1917 года. Тогда же Собор занялся единоверием, внешней и внутренней миссией. Усиление гонений принудило Собор издать указы о защите церковного брака, об избрании местоблюстителя патриаршего престола (69–е заседание), принять срочные меры в отношении духовных школ (академий, семинарий, приходских школ, женских училищ). На 67–м заседании было решено, что количество присутствующих членов не будет влиять на каноничность соборных заседаний.
Третья сессия. Третья сессия проходила в еще более тяжелых условиях. Началась она 6(19) июля 1918 года панихидой в память об императоре, расстрелянном 4(17) июля, и окончилась чтением списка новомучеников, согласно которому к тому времени число погибших чад Православной Церкви достигло 121, а заключенных – 118. В числе мучеников: митрополит Киевский Владимир, три архиерея, расстрелянных осенью 1918 года, десятки священнослужителей и мирян.
Несмотря на внешнее давление, Собор нашел возможность подробно обсудить Устав монастырей и монашествующих. Были внесены дополнения в постановления относительно применения соборного принципа в церковном управлении (избрание патриарха, статус патриаршего местоблюстителя), относительно епархий (учреждение новых епархий, викариатств, округов), относительно отношений с украинскими и польскими епархиями, роли женщин в церковной жизни. На третьей сессии был восстановлен праздник всех Святых в земле российской просиявших; были также предприняты попытки сохранить церковную собственность. Не имея возможности продолжать свою работу, Собор в конце концов решил наделить всех соборных членов полномочиями вплоть до созыва очередного Поместного Собора, запланированного на осень 1921 года.
Неоконченный Собор. Собор был вынужден прервать работу 7(20) сентября 1918 года, во–первых, из–за нехватки средств (церковная касса была конфискована указом от 23 января (5 февраля), во–вторых, из–за захвата большевиками помещений московской семинарии, в которых размещалось большинство членов Собора.
Собор не успел рассмотреть все проекты, разработанные отделами. Протокол последнего заседания включает список нерассмотренных вопросов265. В их числе есть особо важные, например, проблема духовных академий, и второстепенные: 1) учреждение палаты церковного искусства и древностей, 2) основные положения Библейского Совета при Высшем Церковном Управлении, 3) устройство Православной Церкви в Финляндии, 4) автокефалия Грузинской Церкви, 5) церковно–издательский совет, 6) устройство церковного суда, 7) общие положения Устава церковного судопроизводства, 8) устав о церковных наказаниях, 9) устав расторжения церковного брака, 10) бюджет Высшего Церковного Управления, 11) образование ревизионной комиссии для передачи имущества от старых к новым высшим церковным учреждениям, 12) сохранение старого стиля для церковного исчисления до решения вопроса о реформе календаря всею Православною Церковью, 13) последование литии, «певаемой в нужде, скорби и обстоянии», 14) внешкольное религиозное просвещение народа, 15) учреждение представительства патриарха Московского и всея России пред всеми Восточными патриархами и главами Православных Автокефальных Церквей.
Собор 1917–1918 годов уникален в русской истории и по своему составу, и по методам работы, позволившим ему осуществить беспрецедентную реформу Русской Церкви и дать ответы на вызовы времени.
Часть 3. Соборные постановления
Соборные постановления во многом являются плодом предварительной работы, проделанной еще в 1906 году. Исключительность Собора 1917–1918 года, заключающаяся в его составе, в процедуре принятия решений, в значительности задуманных реформ, в политических обстоятельствах времен его работы, придает ему особое значение в истории Российской Церкви. Тем не менее, значимость Собора следует рассматривать, учитывая три факта. Во–первых, как говорилось нами в предыдущих частях, труд самого Собора 1917–1918 годов – всего только видимая часть долгих работ. Одиннадцать лет размышлений отделяют первые проекты от начала самого Собора, который, поэтому, может считаться «надводной частью айсберга». Во–вторых, постановления охватывают не полностью работу, выполненную соборными отделами, так как не все отчеты последних были рассмотрены на пленарных заседаниях. В–третьих, соборные решения представляют собой некий консенсус дебатов, записанных канцелярией266 и опубликованных Священным Синодом в 1918 году267 в неполной версии268. С 1994 по 2000 год Новоспасским монастырем репринтом были изданы Соборные Деяния 1918 года269, а также деяния, сохранившиеся в Московском Архиве. Соборные Деяния являются уникальным источником информации. Не имея возможности прокомментировать все соборные дискуссии, мы намереваемся проанализировать самые важные из них (в частности, восстановление патриаршества).
Впервые соборные деяния270, без вступления и комментариев, были опубликованы в Церковных Ведомостях, затем в «Собрании определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг.», изданном в 1918 году в Москве в четырех томах Соборным Советом. Тома эти до 1994 года найти было крайне сложно: ни одна из мировых библиотек не обладала всеми четырьмя. Поэтому исследования Собора до девяностых годов касались какой–нибудь одной части деяний271. В 1994 году они были переизданы272. Постановления первой сессии собраны в томах 1 и 2, второй сессии – в томах 2 и 3, третьей сессии – в томе 4273. Критического издания деяний и постановлений Собора не существует до сего дня.
Наша задача – представить основные решения Собора и выявить важнейшие аспекты в каждой области. Следовательно, мы оставим в стороне работу предсоборных комиссий и соборных отделов, к документам которых у нас нет доступа, а также деяния Собора, к которым мы будем обращаться только по самым главным вопросам. Представить синтетически соборные постановления совсем не просто, так как изложены они без всякой логики, без хронологического и без тематического порядка. Тем не менее, нам кажется возможным, после несколько искусственного упорядочения274, разделить соборные постановления на три группы: 1) соборное устроение Церкви, 2) пастырская деятельность и церковная дисциплина, 3) отношение Церкви к государству и революции.
Глава 1. Соборное устроение Церкви
Вплоть до своего роспуска 7(20) сентября 1918 года Собор, под давлением революции, сконцентрировал основные усилия на каноническом устроении Церкви. На самом деле, Собор выполнял функцию конституционной ассамблеи и поэтому обладал «всей полнотой церковной власти для устроения Русской церковной жизни»275. Предусмотренное Собором церковное устроение полностью основывается на принципе соборности. Мы увидим, как это проявляется на высшем церковном, епархиальном и приходском уровнях. В этой же главе мы рассмотрим реформу монашества и вопрос о статусе церковных структур.
Высшее церковное управление
Реформа Высшего церковного управления276 стала первой заботой Собора. Представленное в первом выпуске соборных определений277, Высшее церковное управление должно было состоять из следующих органов: патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета.
Поместный Собор и высшая власть в Церкви. Поместный Собор как орган церковной власти следует рассматривать в первую очередь, так как он является основой и вершиной церковного устройства. Однако Собор 1917–1918 годов посвящает ему всего несколько строк. Никакого особого определения не было предложено взамен того, что излагалось во временном уставе. Роль Поместного Собора определена не точно, а лишь по отношению к другим органам высшего церковного управления.
В других параграфах тексты различают три вида Соборов, созываемых патриархом278. Во–первых, очередной Поместный Собор, созываемый каждые три года, на котором избираются члены органов высшего церковного управления279, или пленарный, созываемый каждые девять лет280. Во–вторых, внеочередной Поместный Собор, на котором избирается патриарх281. В–третьих, архиерейский Собор, созываемый для того, чтобы судить патриарха282.
Самому Поместному Собору посвящена только одна статья определений, первая. В ней утверждается первенство Поместного Собора: «В Православной Российской Церкви высшая власть – законодательная, административная, судебная и контролирующая – принадлежит Поместному Собору, периодически, в определенные сроки созываемому, в составе епископов, клириков и мирян»283. Статья эта была задумана в некоторой степени в противовес восстановлению патриаршества. Понять ее значение вне контекста восстановления патриаршества невозможно; поэтому прокомментируем мы ее в следующей главе. Вне этого вступления, о Поместных Соборах говорится в постановлениях, относящихся к другим вопросам.
Первая статья начального определения Собора утверждает, что Поместный Собор обладает верховной «законодательной, административной, судебной и контролирующей» властью. На Предсоборном Присутствии 1906 года было предложено, чтобы Поместный Собор был наделен не только высшей законодательной, но и административной, судебной и контролирующей властью284. Тогда совмещение всех этих сторон власти казалось естественным, так как Предсоборное Присутствие решило признать право принятия решений за одними архиереями. В 1917 году подобное определение относилось к Собору, состоящему из архиереев, клириков и мирян. Это, возможно, является причиной лаконичности статьи о компетенциях Поместного Собора и отсутствия объяснений практического ее применения. Выводы о поле деятельности Поместных Соборов можно сделать косвенно, на основе других постановлений, в частности, тех, что в том же месяце были опубликованы по поводу полномочий патриарха285, Священного Синода и Высшего Церковного Совета286.
Законодательная власть Собора распространяется на те вопросы, которые выходят за рамки полномочий Синода, Высшего Церковного Совета и патриарха. Речь идет об организации церковного управления, так как вопросы вероучения должны были разрешаться Синодом, состоящим только из архиереев287. В области богослужения внесение имени святого в общецерковный календарь является прерогативой Поместного Собора288.
Административная власть Поместного Собора заключается, главным образом, в возможности преобразовать церковное управление законодательным путем. Однако «Определение о церковном имуществе и хозяйстве» признает за Собором «высшую власть в распоряжении церковным имуществом»289. В принятии этого решения (24 августа (6 сентября) 1918 года) сыграли, несомненно, решающую роль политические обстоятельства.
Судебная власть Поместного Собора ограничена тем, что судить патриарха поручено было Архиерейскому Собору. Она была бы ограничена еще больше, если бы Собор установил Верховный церковный суд. Однако рассмотреть вопрос о церковных судах Собору не хватило времени. Было решено только передать функции епархиального суда выборной организации, епархиальному Совету290.
Что же касается контролирующей власти Поместного Собора, то она заключается в рассмотрении отчетов ответственных перед Собором органов: патриарха291, Священного Синода, Высшего Церковного Совета292. Кроме того, Поместный Собор наделен полномочиями принимать жалобы на Синод и на Высший Церковный Совет293. В то же время, Собор не уточняет практического применения четвертой статьи первого определения, согласно которой «патриарх, вместе с органами церковного управления, подотчетен Собору»294.
Первое наше заключение следующее: роль Поместного Собора определена в соборных постановлениях нечетко; полномочия его неясны. Стремясь восстановить патриаршество и осознавая историческую особенность Собора 1917 года, члены Собора довольствовались тем, что утвердили Поместный Собор как высшую власть в Церкви. При чтении определений создается впечатление, что основное значение Поместного Собора заключается в том, что он избирает патриарха295, членов Священного Синода296 и Высшего Церковного Совета297.
Членам Собора пришлось также принять решения, вызванные внешними политическими обстоятельствами. Во–первых, Собор столкнулся с самого начала с финансовыми сложностями, ставшими осенью 1918 года одной из причин его роспуска. 2(15) декабря 1917 года было решено «установить особый сбор на покрытие расходов на содержание Собора» вплоть до 1 декабря 1919 года298. В последние дни работы Собора, 5(18) сентября 1918 года, было постановлено, что члены Собора сохранят свои полномочия до следующего окружного послания патриарха299. До этого патриарх имел право созывать Собор в любой момент в прежнем его составе300. Члены Собора могли по месту жительства принимать участие с правом голоса в церковных собраниях (епархиальных, митрополичьих округов, благочиний, приходских)301. 7(20) сентября 1918 года было принято постановление о «созыве будущего очередного Собора и о полномочиях членов Священного Синода и Высшего Церковного Совета», которое даровало патриарху право «созвать будущий очередной Собор весною 1921 года на началах, установленных в докладе Отдела о Высшем Церковном Управлении для созыва больших Соборов десятилетнего периода»302.
Патриаршество и соборность. Восстановление патриаршества является, без сомнения, самым символическим деянием Собора 1917–1918 годов. Однако хотя речь о нем шла в течение всего синодального периода, накануне самого Собора восстановление патриаршества не было само собой разумеющимся. Защитники патриаршества сами не разделяли единого мнения о роли патриарха: должен ли патриарх быть просто первым епископом или же обладать особенной властью. Для того чтобы осознать истинный смысл восстановления патриаршества, следует изучить предшествовавшие дискуссии, а затем рассмотреть сами права и обязанности патриарха.
Патриаршество было восстановлено в два этапа303. Первый этап, которому предшествовали долгие споры между сторонниками соборности и патриаршества, привел к принятию 28 октября (10 ноября) первого соборного определения, ставшего в некоторой степени обобщением обоих течений, соответствовавших двум пониманиям соборности. Второй этап заключался в выборе кандидатов и в избрании патриарха жребием 5 ноября.
Споры между сторонниками соборности и патриаршества. Вопрос о восстановлении патриаршества был подоплекой всех предшествовавших созыву Собора дискуссий. Записка «тридцати двух священников» утверждала, что председательствовать на Соборе должен архиепископ столицы с титулом Всероссийского патриарха304. Хотя записка митрополита Антония была на этот счет менее отчетлива, доклад Синода не раз касался этого вопроса305. Предсоборные дискуссии выявили положительное отношение к восстановлению патриаршества, но патриарх мыслился более как заступник и представитель Церкви, нежели как обладатель особой власти с собственными правами и обязанностями306. В контексте царской России главной целью была независимость Церкви по отношению к государству, а не независимость патриарха внутри Церкви.
Тем не менее, Предсоборный Совет, в отличие от Присутствия 1906 года и Предсоборного Совещания 1912 года, к восстановлению патриаршества был настроен отнюдь не благосклонно307. Совет состоял большей частью из либерально настроенных членов. На нем был поднят вопрос о соответствии патриаршества принципу соборности. Этот же самый аргумент о противоречии патриархата соборному принципу управления использовался и Петром Великим для обоснования упразднения патриарха: «Постоянное соборное правление, некий Синод или Синедрион, совершеннее и лучше, нежели правление одного человека»308. Кроме того, в революционных условиях Совет боялся прослыть контрреволюционным из–за восстановления патриаршества309. Подобно Предсоборному Совету, Собор был настроен либерально. Однако патриаршество стало рассматриваться как символ архиерейской власти в Церкви.
Соборный отдел по церковному управлению, возглавляемый архиепископом Митрофаном (Краснопольским), вызвал огромный интерес, считая по количеству желающих быть его членами (266)310. Отдел начал свою работу с обсуждения понятия соборности. По словам сторонников патриаршества, дискуссии наталкивались на вопрос о патриаршестве: положение патриарха слишком важно, чтобы о нем можно было умолчать при составлении проекта реформы церковного управления. Поэтому отдел решил задать вопрос Собору непосредственно.
11(24) октября 1917 года отдел по церковному управлению, устами своего председателя архиепископа Астраханского Митрофана, предложил вынести на соборное обсуждение проект предварительного постановления, состоящего из четырех статей и предполагавшего восстановление патриаршества при соборном устроении Церкви. По словам архиепископа Митрофана, восстановление патриаршества должно было стать отправной точкой работы Собора над преобразованием церковного управления.
Противники возрождения патриаршества подвергли критике сам принцип подобного действия: по их мнению, недопустимо восстанавливать сан патриарха, права и обязанности которого не были бы предварительно определены Собором. Сторонники того, чтобы патриарх был просто старшим из архиереев, ссылаясь на 34–е Апостольское правило, выразили подобное же мнение, но из более тактических побуждений: считать, что восстановление патриаршества необходимо для проведения Собора, равносильно признанию за патриархом особенных прав, превосходящих права остальных епископов. Несмотря на все это, Собор согласился выставить на обсуждение проект, представленный архиепископом Митрофаном. Это стало первой победой сторонников восстановления патриаршества.
Вопрос о принятии предварительного постановления о правах Собора и патриарха выявил наличие в среде Собора нескольких течений: более традиционно настроенные члены Собора выступали за немедленное избрание патриарха, тогда как более либеральные стремились к передаче власти избранному Синоду. Аргументы обеих партий можно разделить на четыре категории в зависимости от их природы: богословские, канонические, исторические и психологические.
Богословские доводы: соборность. Хотя большинство сторонников патриаршества, вслед за С. Н. Булгаковым, утверждали, что «патриаршество не есть, конечно, догмат Православной Церкви, каким является папство для католичества311», выставляя на первый план канонические аргументы, им доводилось также ссылаться на Священное Писание и на апостольское Предание. Так, например, И. Ф. Иорданский, мирянин, врач из Костромской епархии, основываясь на сравнения Церкви с Телом в посланиях апостола Павла (Кол. 1:18; 1Кор. 12:13), говорил о необходимости наличия видимой главы в Церкви312. Другой мирянин, Н. И. Троицкий, делегат от Тульской епархии, ссылался на первенство апостола Петра, действовавшего от имени всех апостолов313.
Однако из всех богословских доводов наиболее важным является соборность. Именно она занимала центральное место в аргументах за восстановление патриаршества и против него. Левая партия воспринимала соборность «демократически», настаивая на коллективной организации церковной власти и на участии мирян во всех областях церковной жизни. Занимавшие подобную позицию соборные члены изъявляли желание избежать епископского деспотизма и «патриархального папизма», которым могло способствовать падение монархического строя, тогда как консервативное движение воспринимало соборность как различение даров и функций членов единого церковного тела, что подразумевало подчинение главе. В понимании сторонников патриаршества соборность подразумевает равенство, но не исключает наличие личной власти. А. В. Васильев, мирянин, избранный от Петроградской епархии, настаивал на различии между соборностью и коллегиальностью314. Коллегиальность, введенная в Церкви Петром I, – это некий церковный парламентаризм. В коллегиальной системе епископы становятся всего лишь председателями собраний клира и мирян, которые, по принципу большинства голосов, защищают различные частные интересы. Соборность, напротив, является моральным принципом, требующим от каждого жертв, в частности, послушания, на пользу общему благу. От папистских же крайностей патриаршество оберегает подчинение патриарха, «первого среди равных», Собору.
Канонические доводы. Канонический довод занимал основное место в дебатах по поводу восстановления патриаршества. С самого начала соборного процесса возврат к каноническим истинам стал главным мотивом созыва Собора315. Сторонники патриаршества первым делом стремились доказать неканоничность синодальной системы, установленной Петром I во имя самой же соборности. Однако сделать это было непросто, так как синодальная структура была признана всеми Восточными патриархами316. Кроме того, все архиереи, вплоть до созыва Собора, приносили перед своей хиротонией клятвенное обещание оставаться ей верными. И, в конце концов, как отмечает Булгаков, нельзя же было считать, что в течение двух столетий Русская Церковь находилась в неканоническом положении317. По его же мнению, Русская Церковь стала удаляться от вселенского самосознания в сторону протестантской экклезиологии «cuius regio, ejus religio» после возникновения на Руси учения о Москве как третьем Риме и, следовательно, с установлением патриаршества318.
Сторонники патриаршества не довольствовались одним только утверждением неканоничности синодальной системы, но и приводили аргументы в доказательство каноничности патриаршего управления. С этой целью чаще всего цитировалось 34–е Апостольское правило, согласно которому епископу каждого народа подобает знать первого среди них, главу Церкви, а также комментарии к нему Вальсамона и Зонары319. В этом установлении «патриархисты» усматривали каноническое обоснование патриаршества, наделенного особенными полномочиями. Подтверждалось это также некоторыми другими канонами, в которых речь идет открыто о патриархе: канон 7 Трулльского Собора (692), канон 15 «Двукратного Собора» (861). Цитировались также каноны Вселенских Соборов: канон 6 1 Вселенского Собора, канон 3 II Вселенского Собора и, особенно, канон 28 Халкидонского Собора, признающий за архиепископом Константинопольским те же самые прерогативы, что и за Римским архиепископом.
Исторические доводы. Сторонники патриаршества использовали также исторические аргументы. Во–первых, они отмечали, что все православные поместные Церкви имеют своего первоиерарха. Приводя в пример Константинопольский Патриархат, они указывали на то, что, несмотря на центростремительные тенденции и некоторые недостатки, патриарший строй был всегда тесно связан с соборностью. Профессор истории Петербургской духовной академии И. И. Соколов отмечал, что со времен турецкого завоевания вплоть до 19 века в Константинополе было созвано более пятидесяти соборов, тогда как Синод при патриархе исполнял функцию постоянного соборного органа320. Во–вторых, сама русская история свидетельствует о том, что Русская Церковь всегда имела патриарха, так как до появления патриархов Московских русские митрополиты подчинялись Константинопольскому патриарху. Самыми соборными для Русской Церкви стали как раз времена патриаршества321. Кроме того, «патриархисты» указывали и на политическое значение митрополитов и патриархов Московских: некоторые из них (в частности, Петр, Алексий, Иона) стали идеологами не только церковного, но и национального единства322. На это противники восстановления патриаршества отвечали замечанием, что старообрядческий раскол произошел тоже в период патриаршества из–за папоцезаристских настроений патриарха Никона323.
Психологические доводы.
Сторонники патриаршества, не делавшие различия между церковной и политической сферами, не раз взывали к «церковному самосознанию» и подчеркивали необходимость для Русской Церкви иметь «Печальника», «Молитвенника»324, Отца325, Главу, Героя, способного на подвиги, указывая на то, что в коллегиальной системе понятие ответственности расплывчато326. Без патриарха Российская Церковь находится в приниженном положении по отношению к остальным Православным Церквам и к католикам. В государственном плане, восстановление патриаршества рассматривалось как гарантия стабильности не только Церкви, но и страны: «Когда идет война, нужен единый вождь, без которого воинство идет вразброд»327.
Внешние обстоятельства. Внешние обстоятельства придали особую силу психологическим аргументам. Во–первых, прекращение подчинения Церкви государству требовало, чтобы в новых церковно–государственных отношениях у Церкви был особый представитель перед властями. Во–вторых, набиравшая силу секуляризация, отход части интеллигенции от Церкви, появление нового врага, постепенное разрушение государства вынуждали Собор организовать крепкую высшую церковную власть. По мере развития дискуссии, патриаршество все больше и больше рассматривалось как гарантия стабильности. Давление, оказанное революцией 25 октября (7 ноября), ускорило процесс и перевесило чашу в пользу восстановления патриаршества. Голосование проходило в тот день, когда большевики подавляли сопротивление юнкеров, осажденных в Кремле с 27 октября (9 ноября), то есть в особом политическом контексте, принуждавшем Собор к интенсивной внешней деятельности328.
Принятие «переходного определения» 28 октября (10 ноября) 1917 года. Вопрос о восстановлении патриаршества встал конкретно перед Собором в момент принятия «переходного определения», поставленного на повестку дня епископом Митрофаном. В оправдание избранному подходу, заключавшемуся в принятии сначала общего определения, которое должно было служить опорой для всех последующих дебатов, Владыка Митрофан установил параллель между Собором и созданием Думы329. Предложенное отделом определение состояло из четырех статей330.
Первая статья утверждает принцип соборности в церковном управлении: «В Православной Российской Церкви высшая власть принадлежит Собору». Профессор Киевской духовной академии П. П. Кудрявцев предложил уточнить природу Собора331: «В Православной Российской Церкви высшая власть – законодательная, административная, судебная и контролирующая – принадлежит Поместному Собору, периодически, в определенные сроки созываемому, в составе епископов, клириков и мирян».
Вторая статья провозглашает восстановление патриаршества: «Восстанавливается патриаршество, и управление церковное возглавляется патриархом». Постановление это было подвергнуто критике со стороны сторонников синодальной системы, которые боялись сильной личной власти и задавались вопросом, что значит «возглавлять» органы, которые еще не созданы. Тем не менее, статья была принята без изменений332.
Третья статья была представлена «патриархистами» как предохранение от цезарепапизма: «Патриарх является первым среди равных ему епископов». Однако именно к этой статье, из–за ее двусмысленности, было обращено большинство критических замечаний со стороны противников восстановления патриаршества. Что означает выражение «первый среди равных»333? Должен ли патриарх обладать особой властью или быть всего–навсего первым епископом при соборном устроении, согласно 34 Апостольскому Правилу? В последнем случае, зачем нужен особый титул, к тому же запрещенный 48 каноном Карфагенского Собора во избежание смешения между административной властью и епископской благодатью? Стоило ли понимать слово «первый» как первенство чести, а слова «среди равных» – как первенство власти, или же, по мнению князя Г. Н. Трубецкого, делать различие между церковным правом («первый») и божественным («среди равных»)334? Н. И. Троицкий в защиту выражения «первый среди равных» сравнил его с первенством Бога Отца в Пресвятой Троице335. В конце концов, статья была принята.
Четвертая статья уточняет отношения между патриархом и Собором: «Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору». Здесь некоторые336 также предпочли бы определить сначала права и задачи патриарха, но статья была все–таки принята337.
Таким образом, «переходное определение», принятое голосованием 28 октября (10 ноября) 1917 года и предваряющее соборные постановления о церковном управлении, восстанавливая патриаршество, отдавало должное соборной точке зрения: заявление о восстановлении патриаршества включено в утверждение о передаче высшей власти Поместному Собору. Выражаясь политическими терминами, можно сказать, что церковный строй оставался скорее парламентарным, нежели президентским, то есть более синодальным, нежели патриархальным.
Назначение кандидатов и избрание жребием патриарха. Избрание патриарха последовало не сразу за решением о восстановлении патриаршества. Соборному Совету следовало предварительно определить способ избрания. Можно ли избирать мирянина338 или представителя белого духовенства339? Можно ли избрать патриарха, не дожидаясь определения способа избрания Собором340? 30 октября/12 ноября Собор ответил отрицательно на первые два вопроса и лишь слабое большинство выступило за немедленное избрание патриарха. В первом голосовании предстояло составить список кандидатов. Каждый член Собора должен был написать одно имя на особом листе. Возвращено было 273 листа, из которых 16 пустых. Упомянуто было 25 имен: 21 архиерей, два протопресвитера, один архимандрит и один мирянин. Кандидатуры мирянина и одного протопресвитера, женатого, были отклонены341.
На следующий день, 31 октября (13 ноября), прошли выборы трех кандидатов. В этот раз на листке нужно было указать три имени. Кандидатами считались только те, кто получил абсолютное большинство голосов. В первом туре абсолютное большинство получил только архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), и только он был зачислен кандидатом. Во втором туре был избран митрополит Арсений (Стадницкий) Новгородский. В третьем туре – митрополит Тихон (Беллавин) Московский342.
На последнем этапе патриарх избирался жребием. 4(17) ноября Собор установил церемонию избрания и настолования343. Дабы не откладывать более метание жребия и из–за невозможности служения в Успенском Соборе Кремля, было решено провести в разные дни избрание, запланированное на 5(18) ноября, и интронизацию344. Дадим снова слово Карташеву, участнику и внимательному наблюдателю событий345:
К сожалению, Успенский собор в Кремле, где, по старомосковской традиции, должна была бы совершаться церемония, был недоступен. А потому торжество назначено было в храме Христа Спасителя. Но, для связи со старомосковскими святынями, сюда, не без больших препятствий, привезена была из Успенского кремлевского собора древняя чудотворная Владимирская икона Богоматери. Газет уже не существовало. Известить нормально запуганное население о происходящем не было возможности. Поэтому все члены Собора старались передать извещение отдельным приходским священникам, а те в храме осведомляли богомольцев. 5–го ноября торжество состоялось. Литургию совершал митр. Киевский Владимир. Пред началом ее он, при особых соборных свидетелях, вписал имена трех избранных кандидатов на патриаршество на три жребия, вложил их в специальный ковчежец, перевязал его лентой и, запечатав, поставил пред иконой Владимирской Божией Матери. [...]. После литургии, на особый молебен из алтаря вышло в облачениях до 50 епископов и священников. Пред всем народом ковчежец с жребиями был распечатан, и митр. Владимир благословил члена Собора, иеромонаха–затворника Зосимовой Пустыни (Московской епархии)346, вынуть жребий. Вынуто было и оглашено имя митр. Тихона. Собор провозгласил «аксиос» и пропел «Тебе Бога хвалим». Три кандидата на патриаршество отсутствовали по ритуалу в храме Христа Спасителя. А потому депутация от Собора, во главе с митрополитом Владимиром, отправилась немедленно на Троицкое подворье московского митрополита, где имел пребывание новоизбранный, и, по установленному чину, в церкви возвестила Патриарху Тихону об его избрании, приняла его согласие, многолетствовала его и обменялась приветственными речами347.
Интронизация была совершена 21 ноября (4 декабря) в Успенском Соборе Кремля:
Чин посвящения патриарха был составлен заново из элементов чинов Константинопольского и Александрийского патриархатов и старомосковского. В отличие от последнего, из чина были опущены: повторная архиерейская хиротония и инвеститура царя, вручавшего жезл. Теперь посвящение сводилось к торжественному облачению патр. Тихона во время литургии в патриаршие ризы и троекратному посаждению в алтаре на горнее место, а после литургии – к облачению в патриаршую мантию (бархатную, а не шелковую) и патриарший белый клобук древнего образа и с херувимами, ко вручению ему митрополитом Киевским жезла первосвятителя Московского Петра и посаждению его на патриаршем месте посреди храма, у правой колонны348.
Законодательные постановления Собора. Только после восстановления патриаршества Поместный Собор определил обязанности и права патриарха, а также порядок его избрания в будущем. Первой теме посвящено «Определение о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России», принятое 8(21) декабря 1917 года349, которое пополняет «Определение о Священном Синоде и Высшем Церковном Совете», принятое 7(20) декабря 1917 года350. Кроме того, особое определение от 28 июля (10 августа) 1918 года касается Местоблюстителя патриаршего престола351, а определение от 31 июля (13 августа) 1918 года назначает порядок избрания патриарха352. На последнем своем заседании 7(20) сентября 1918 года Поместный Собор даровал патриарху особые полномочия для противостояния большевистским гонениям353.
Права и обязанности патриарха: «первоиерарх» и председатель органов церковного управления. Поместный Собор 1917–1918 годов определяет патриарха «первоиерархом» Российской Церкви354. Это определение основывается на предписании 34–го Апостольского правила епископам каждого народа знать первого из них, о котором в правиле не сказано, должен ли он просто быть предстоятелем или же обладать реальной личной властью.
Патриарха Московского Собор наделяет двумя литургическими прерогативами: возношение его имени за литургией (вместо поминовения Святейшего Синода)355 и предоставление ему права мироварения356. Последнее, как атрибут юрисдикции, принадлежащей одним только главам Церквей, который также сохраняется за митрополитом Киевским357, является символом патриаршей независимости358.
Патриарх пользуется также моральными правами, распространяющимися на всех православных верующих России: правом обращаться ко всей Российской Церкви с учительными посланиями и пастырскими воззваниями359, преподавать особое благословение духовным и светским лицам за их служение Церкви360, правом помилования361 и, особенно, правом печалования о Церкви перед государственными властями362. Это древнее право, не раз использовавшееся в русской истории (в частности, митрополитом Филиппом и патриархом Адрианом), делает патриарха настоящим защитником верующего народа перед светской властью.
В юридическом плане Собор наделил патриарха реальной властью в церковном управлении. Выражено это в Определении 3 об органах церковного управления: «Управление церковными делами принадлежит Всероссийскому Патриарху совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом»363. Однако «управление церковными делами» является понятием более узким и ограниченным, нежели «высшая власть», которую первое соборное определение признает за одним только Поместным Собором. Впрочем, важно то, что в подобной системе патриарх существует независимо от других органов, в частности, от Священного Синода.
Патриарх должен «иметь попечение о внутреннем и внешнем благосостоянии Российской Церкви»364 и отдавать отчет о своей деятельности Поместному Собору365. Патриарх созывает Соборы и председательствует на них366. На последнем заседании 7(20) сентября 1918 года, во избежание возможных затруднений, Собор даровал патриарху право созвать следующий Поместный Собор весной 1921 года367. Патриарх пользуется правом посещения всех епархий Российской Церкви в необходимых случаях368. Он обязан также заботиться о замещении архиерейских кафедр369. По отношению к епископату патриарх пользуется юридическими и дисциплинарными правами: разрешает отпуски370, дает братские советы371, рассматривает недоразумения между архиереями372, принимает жалобы на архиереев373.
По отношению к остальным органам церковной власти патриарх занимает центральное место, хотя наследует далеко не все прерогативы обер–прокурора. Во–первых, патриарх является председателем Священного Синода, Высшего Церковного Совета и их соединенного присутствия374. В качестве Председателя, патриарх может выставлять различные вопросы на повестку дня заседаний Синода и Совета375. Собор предоставил также патриарху право протеста относительно тех решений Синода и Высшего Церковного Совета, которые он посчитает неполезными для Церкви. Подобные решения должны быть пересмотрены Синодом и Советом: «Если патриарх, однако, не найдет возможным согласиться и с новым решением дела, то таковое или приостанавливается производством или передается им на окончательное разрешение ближайшего Всероссийского Поместного Собора, или по этому делу патриарх принимает самостоятельное решение и приводит его в исполнение; принятое в таком порядке решение вносится на рассмотрение ближайшего Собора – очередного или чрезвычайного, от которого и зависит окончательное разрешение вопроса376». Таким образом, органы высшего церковного управления не способны принять какое–либо решение без согласия патриарха, хотя последний может принять «личное решение», которое будет оставаться в силе до следующего Собора без согласия Синода и даже вопреки его мнению. Предоставление патриарху подобной власти вызвано обстоятельствами антирелигиозной политики большевиков и гонениями на Церковь. Следует также отметить, что право вето патриарха распространяется только на решения Священного Синода и Высшего Церковного Совета, а не на постановления архиерейского Собора, который в соборных определениях упоминается лишь на случай суда над патриархом.
Патриарх является также представителем Российской Церкви перед другими Поместными Церквами377 и перед государством378.
Власть патриарха увеличивается также за счет ограничений относительно возможности предания его суду. Во–первых, сам Священный Синод не имеет права предать патриарха суду. Если патриарх нарушает свои права или уклоняется от своих обязанностей, три члена Синода и Высшего Церковного Совета в архиерейском сане могут обратиться к нему с братскими увещаниями. Если два подобных увещания останутся безуспешными, то вопрос о патриархе может быть поднят не на Синоде, а на совместном заседании Синода и Совета, то есть перед собранием двенадцати архиереев и двенадцати клириков и мирян, избранных Собором. Совместное заседание может постановить предать патриарха суду архиерейского Собора, на который могут быть также приглашены главы или представители других Поместных Церквей. Для вынесения приговора требуется не менее 2/3 голосов379.
В заключение добавим, что юрисдикция патриарха как епархиального архиерея распространяется на патриаршую область, т.е. на московскую епархию, а также на духовенство армии и флота, через посредничество двух протопресвитеров380, и на ставропигиальные монастыри381.
Согласно соборным определениям 1917 года, Первоиерарх Русской Церкви – патриарх – не является просто предстоятелем, облеченным литургическими и символическими привилегиями и представляющим Церковь во внешних отношениях. Он наделен также действительной моральной властью по отношению ко всей российской пастве, иерархическими прерогативами по отношению к епископам и правом инициативы и протеста по отношению к центральным органам церковного управления. В действительности, Собор 1917–1918 годов не столько восстановил патриаршество в допетровской его форме, сколько создал новое патриаршество, наделив Всероссийского патриарха новыми правами и обязанностями.
Избрание патриарха. Превосходство патриарха над остальными органами церковного управления проявляется и в особенностях порядка его избрания. Патриарх Тихон был избран осенью 1917 года по правилам, установленным временным регламентом Собора. 31 июля (13 августа) 1918 года Собор издал окончательное определение о порядке избрания Святейшего патриарха382, которое во многом основывается на опыте восточных Православных Церквей383.
Общий принцип избрания патриарха указывается в первой статье определения: «Патриарх избирается Собором, состоящим из архиереев, клириков и мирян». В случае вакантности патриаршего престола Священный Синод и Высший Церковный Совет, под председательством патриаршего Местоблюстителя, издают указ о созыве в трехмесячный срок Собора для избрания патриарха384. Состав Собора должен обеспечивать численное равенство между представителями клира и мирян от каждой епархии; в него входят все епархиальные епископы, протопресвитеры, члены Священного Синода и Высшего Церковного Совета, по одному пресвитеру и по два мирянина от каждой епархии (за исключением Московской, Петроградской и Киевской епархий, для которых устанавливаются особые пропорции), настоятели важнейших монастырей, представители Академий и Миссионерского общества385.
Избрание патриарха проходит в три этапа. На первой сессии назначаются возможные кандидаты: каждый член Собора указывает одно имя на листке и отдает его в закрытом конверте386. Кандидатами могут рассматриваться «состоящие в иноческом чине архиереи и лица священного сана, удовлетворяющие каноническим требованиям, причем избранное в патриархи лицо в священном сане, не состоящее в иночестве, обязывается прежде поставления в патриархи принять иноческое пострижение»387. Председатель Собора оглашает список кандидатов с указанием количества голосов у каждого388. На второй сессии, после того, как из списка были исключены все добровольно отказавшиеся кандидаты, проходят выборы трех кандидатов на патриаршество. Каждый член Собора указывает три имени на особом бюллетене389. Три кандидата, получившие большее количество голосов среди тех, за кого проголосовало абсолютное большинство, считаются избранными390. И, наконец, на третьей сессии, которая должна проходить в патриаршем соборе, патриарх избирается жребием, подобно апостолу Матфию391.
Положение патриаршего Местоблюстителя уточняется в определении от 28 июля (10 августа) 1918 года392. Определение это было принято на 69–м заседании под угрозой ужесточавшихся гонений393. По освобождении патриаршего престола старейший из членов Синода созывает соединенное присутствие Священного Синода и Высшего Церковного Совета, на котором избирается Местоблюститель394. Последний, в свою очередь, созывает Собор для избрания патриарха. До созыва Собора Местоблюститель председательствует на заседаниях органов церковного управления и пользуется обычными патриаршими прерогативами395. Примечание к статье 8, касающееся случаев отпуска, болезни патриарха, его нахождения под судом или отказа от патриаршего престола, сыграло в дальнейшем важную роль.
Соборные органы. Священный Синод. Остальные органы высшего церковного управления описаны в определениях «О Священном Синоде и Высшем Церковном Совете»396 и «О круге дел, подлежащих ведению органов высшего церковного управления»397. Священный Синод и Высший Церковный Совет рассматриваются Собором на одном уровне с патриархом: «Управление церковными делами принадлежит Всероссийскому патриарху совместно со Священным Синодом и Высшим Церковным Советом»398. Хотя построение предложения указывает на некоторое превосходство патриарха, который пользуется правом председательства в обоих органах399, внесения дел на рассмотрение400, личным правом протеста на решения Синода и Совета401, все три упомянутых структуры ответственны перед Поместным Собором402. Священный Синод и Высший Церковный Совет были задуманы в качестве гарантов соборного управления Церковью.
Священный Синод состоит из патриарха и двенадцати архиереев: митрополита Киевского, постоянного члена, шести епископов, избранных Собором на три года, и пяти епископов, приглашаемых по очереди на год403. Для вызова архиереев в Синод все епархии Русской Церкви были разделены на пять округов: Северо–Западный, Юго–Западный, Центральный, Восточный и Сибирский, включающий также Северную Америку и Японскую, Китайскую и Урмийскую миссии404.
Священный Синод заведует делами «иерархическо–пастырского характера, относящимися преимущественно ко внутренней жизни Церкви405». Дела эти разделяются на четыре области: вероучение (попечение о сохранении догматов, канонов, наблюдение над текстом и переводами Священного Писания, сношения с остальными Православными Церквами, миссия), богослужение, церковное просвещение и церковное управление с церковной дисциплиной (утверждение новоизбранных архиереев, назначение начальствующих для подведомственных учреждений, учреждение новых монастырей, рассмотрение отчетов о состоянии епархий и т. д.). Кроме административной и дисциплинарной власти, Священный Синод обладает широкими полномочиями в духовных областях догматического и этического характера, в которых он довольно независим от Собора.
Священный Синод унаследовал обязанности и права архиерейского Собора, являющегося по преимуществу органом управления в Православных Церквах. Собор 1917–1918 годов сохранил также и архиерейский Собор как орган церковного управления, но исключительно на случай суда над патриархом406. В то же время, избрание членов Синода Собором и вызов епархиальных архиереев по очереди позволили упразднить преграды, существовавшие в синодальные времена между Синодом и епископатом.
Высший Церковный Совет. Священный Синод не должен был заниматься всеми административными делами. По сути, Синоду выделялась именно духовная сторона церковного управления, тогда как более материальные вопросы передавались в ведение Высшего Церковного Совета. Особенностью этого органа является его смешанный состав: председательствует на нем патриарх, состоит же он из трех архиереев, членов Синода, из пяти клириков, одного монаха и шести мирян407. Миряне в нем равны по своему числу клирикам, которые могут быть, как указывается в примечании, пресвитерами, диаконами или псаломщиками. Все члены Совета избираются на три года (на межсоборный период) Поместным Собором.
«Ведению Высшего Церковного Совета подлежат дела церковно–общественного порядка, относящиеся по преимуществу ко внешней стороне церковной жизни408». Это касается главным образом церковной администрации (назначение штатов церковных учреждений, учреждение церковных обществ и т. д.), церковного хозяйства (всякого рода финансово–экономические вопросы), школьно–просветительской деятельности, ревизии и контроля и юрисконсультской части. Собор 1917 года следовал характерной для его эпохи практике двойственности церковной администрации и разделения власти на духовную и хозяйственную409. Впрочем, безусловно главной целью Собора при учреждении Совета было желание предоставить мирянам и клирикам возможность живого участия в церковном управлении.
Что же касается вопросов смешанного характера или имеющих особую важность (защита прав и привилегий Российской Церкви, рассмотрение отчетов Синода и Совета, утверждение на особо важные должности), то они должны были решаться на совместном заседании Синода и Высшего Церковного Совета410. На совместных заседаниях, включающих патриарха, двенадцать архиереев, шесть клириков и шесть мирян, большинство оказывается на стороне епископата.
Постановления Собора, вызванные обстоятельствами переживаемого времени. Внешние политические обстоятельства вынудили Собор принять несколько дополнительных постановлений относительно Священного Синода и Высшего Церковного Совета. 3(16) апреля 1918 года было принято определение о содержании членов обоих учреждений411; 7(20) сентября 1918 года издан указ о положении и штатах органов Высшего церковного управления (канцелярии Священного Синода, Высшего Церковного Совета и Патриаршего Управления)412. В тот же день Собор решил сохранить за членами Высшего церковного управления, избранными на Соборе, их полномочия вплоть до созыва следующего Собора, намеченного на весну 1921 года413. То же было решено относительно полномочий членов Собора414.
* * *
Реформа Высшего церковного управления стала первым деянием Собора 1917–1918 года. Восстановление патриаршества было значительно ускорено политическими обстоятельствами, требовавшими от Церкви сильной власти, способной представлять ее перед лицом светских властей. Однако одновременно с восстановлением патриаршества Собор позаботился и о введении соборного принципа в управление Церковью. Во–первых, было определено, что высшая власть принадлежит только Поместному Собору, созывать который намечено было каждые три года. Во–вторых, был видоизменен Священный Синод. В–третьих, учрежден смешанный орган во главе Церкви, что свидетельствует о стремлении Собора дать мирянам возможность участвовать в высшем управлении. Эти же самые принципы и органы станут образцом для организации церковного управления на остальных уровнях.
Епархиальное управление
Система Епархиального управления была определена на 69–м заседании второй сессии Собора и стала заключительным моментом организации церковного управления, начатой на первой сессии415. Епархиальное управление представлено в определении от 1(14), 7(20) и 9(22) февраля 1918 года, составляющем пятую часть первого выпуска416. Распределение глав в этом объемном определении свидетельствует о том, что Собор здесь руководствовался теми же самыми принципами, что и при организации Высшего церковного управления: 1. О епархии, ее устройстве и учреждениях, 2. Об епархиальном архиерее, 3. Об епархиальном Собрании, 4. Об епархиальном Совете, 5. О благочиннических округах. Таким образом, на этом уровне архиерей занимает место патриарха, Епархиальное Собрание заменяет Поместный Собор, Епархиальный Совет исполняет функции Синода и Высшего Церковного Совета417.
Епархия – «часть Православной Российской Церкви». В первой статье Собор дает определение епархии, а не архиерея. Подобный подход, отдающий приоритет епархии, а не епископу, Церкви, а не управляющей ею власти, свидетельствует о желании наделить епархию, управляемую архиереем, особым церковным статусом, а не рассматривать ее как некий филиал синодального управления418. Однако Собор определяет епархию как «часть Православной Российской Церкви, канонически управляемую епархиальным архиереем»419. Термин «часть», употребленный также по отношению к приходу420, к Украинской421 и Польской422 Церквам и даже по отношению к самой Российской Церкви, названной «частью единой Вселенской Христовой Церкви»423, содержит мысль о том, что Полнота Церкви не пребывает в епархии424. Подобное учение подтверждается и некоторыми мерами, значительно ущемляющими автономию епархий, например, необходимостью согласия Высшего церковного управления на открытие нового прихода.
Два месяца спустя, 2(15) апреля 1918 года, Собор заявил, что размер епархий должен быть уменьшен, а викариатства должны быть преобразованы в епархии425. Таким образом, был открыт путь к образованию новых епархий, регламентируемому особым постановлением от 26 июля (8 августа) 1918 года426. Инициатива в образовании новой епархии должна была исходить от местных органов: вопрос должен был быть поставлен на общем Собрании выделяющихся в новую епархию или викариатство уездов427. Собрание это должно иметь место с благословения епархиального архиерея, который должен на нем председательствовать428. Проект учреждения епархии, к которому прилагаются предложения по ее финансированию, должен был быть представлен на решение Высшего церковного управления429. Последнее обязано принимать во внимание пожелания священнослужителей и мирян, количество приходов, монастырей, наличие духовных школ, миссионерские нужды, существование источников дохода, города и средств сообщения430.
Епархиальный архиерей. В соборном определении о епархии прослеживается стремление сблизить архиерея с его паствой, даруя последней право избирать его.
Епископ избирается по трехступенчатой процедуре, в которой принимают участие другие архиереи, клирики и миряне431. На первом этапе епископы области (или Священный Синод, если области нет) составляют список кандидатов, включая в него утвержденный список кандидатов от самой епархии. На втором этапе архиереи области (или делегаты Синода) вместе с клириками и мирянами епархии избирают, согласно особому Уставу, одного кандидата, который должен получить по меньшей мере две трети голосов. На третьем этапе этот кандидат должен быть утвержден Высшей церковной властью. Собор дозволяет назначение и перемещение архиереев Высшим церковным управлением «в исключительных и чрезвычайных случаях, ради блага церковного»432 или в миссионерских целях433.
Стремясь сблизить епископа с паствой и исключить перемещения архиереев с кафедры на кафедру с карьерными целями, Собор постановил, что «архиерей пребывает на кафедре пожизненно»434. Он не может отлучиться из епархии больше семи дней без разрешения Высшей церковной власти435. Подобное стремление упразднить разделение между пастырями и мирянами наблюдается и в определении от 2 (15) апреля 1918 года о викарных епископах, где подчеркивается необходимость уменьшения размеров епархий. Викарные епископы, назначаемые Синодом по представлению епархиального архиерея436, управляют частями епархии под руководством последнего, но с правами независимого епископа437. В больших епархиях им может быть также поручена особая епархиальная деятельность438 и начальство над монастырями439.
Соборное определение о епархии стремилось упрочить связи между архиереем и епархией, подчеркивая харизматический характер власти епископа и, одновременно, вводя в управление соборный принцип: «Епархиальный архиерей, по преемству власти от святых Апостолов, есть предстоятель местной Церкви, управляющий епархией при соборном содействии клира и мирян»440.
Епископ обладает высшей властью в епархии: он «пользуется, по Божественному полномочию, всею полнотою иерархической власти в делах веро– и нравоучения, священнодействия и пастырского душепопечения»441. Таким образом, ему «принадлежит преимущественное право почина и направляющее руководство по всем сторонам епархиальной жизни»442: катехизации, утверждению избраний и назначению священнослужителей, утверждению всех принимаемых решений. Подобно праву патриарха по отношению к Синоду, епископ может наложить вето на все решения Епархиального собрания443 и Совета444. Дело, в таком случае, передается на рассмотрение Высшей церковной власти.
Однако в определении от 6(19) апреля «О мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни» Собор предпринял меры для избежания злоупотребления архиереями данной им властью. Было решено, что епископ, противящийся Высшему церковному управлению и прибегающий при этом к поддержке светских властей, «запрещается в священнослужении с преданием церковному суду». Если он не явится на суд после трех приглашений, то низвергается из сана445.
Епархиальное собрание и епархиальный Совет: соборные органы в епархии. Архиерей управляет епархией не один. В управлении ему содействуют клир и миряне446 посредством Епархиального собрания и Совета.
Епархиальное собрание является «высшим органом, при содействии которого архиереи управляет епархией»447. Состоит оно из представителей клира и мирян, в равном числе избранных на три года. Рассматривает собрание вопросы, выставленные председательствующим епископом448 и касающиеся всех областей церковной жизни: проповедничества, образования, администрации, хозяйства.
Епархиальный Совет есть «постоянное непрерывнодействующее административно–исполнительное учреждение, состоящее из выборных членов, при содействии которого епархиальным архиереем производится управление епархией»449. Он, в некотором роде, является епархиальным эквивалентом Священного Синода и Высшего Церковного Совета. Пять членов епархиального Совета избираются на шесть лет Епархиальным собранием. Среди них должно быть не менее двух пресвитеров, в том числе председатель, который на свою должность также избирается450.
Благочиния и прочие подразделения епархиального управления. Заботясь о том, чтобы сделать Епархиальное управление более близким к православной пастве, Собор увеличил количество подразделений между епархией и приходом.
Благочиния – это структуры Епархиального управления, которым дано четкое определение: «В отношении управления епархия разделяется на благочиннические округа, которые находятся в ведении благочинных, действующих вместе с состоящими при них Советами»451. Подобно Высшей церковной власти и епархии, при благочиниях созданы два органа: благочинническое собрание, состоящее из клириков благочиния, избранных мирян и настоятелей монастырей, и совет благочиния. Количество клириков и мирян в этих органах должно всегда быть равным.
Благочинный, избранный благочинническим собранием, наделен широкими полномочиями в качестве исполнителя постановлений совета и собрания, а также посредника между епархиальным управлением и клиром благочиния. На него возлагается «ближайшее руководство и указания духовенству округа в его служебной деятельности», собирание налогов, опубликование епархиальных указов, наблюдение за клиром, за пастырской деятельностью, разрешение отпуска священнослужителям менее чем на 14 дней452.
На последнем заседании, предчувствуя, что в церковную администрацию могут проникнуть враждебные Церкви лица, Собор постановил, что «благочинный и члены благочиннического совета не могут быть избираемы из лиц, опороченных по суду или находящихся под судом»453.
Управление в уезде, округе, области. Позже Собор учредил еще три подразделения церковного управления, которые упоминаются без четкого определения. Речь идет об уездах, округах и областях.
Уездное собрание454 существует на уровне уезда, включающего несколько благочиний. Задачи уездного собрания миссионерские и пастырские. В него входят члены благочиннических советов, делегаты на епархиальное собрание и представители приходов. Созывается оно епархиальным архиереем или уездным благочинным; председательствует на нем викарный архиерей. Уездное собрание имеет право ставить вопрос об учреждении новых епархий и викариатств455.
Другое факультативное подразделение, созданное Собором, – это округа, в которые входят несколько уездов456. Округ находится уровнем непосредственно ниже епархии. Окружные собрания, включающие всех священнослужителей округа и равное число мирян, избранных приходскими собраниями, избирают членов Епархиального собрания на три года457.
Последним звеном церковного управления являются области или митрополичьи округа, в которые входят несколько епархий458. Учреждение подобных областей необходимо, по мнению Собора, по крайней мере, по двум причинам: во–первых, потому что «потребность образования округов в Русской Церкви признана Соборами 1666 и 1681–1682 годов и последующим церковным сознанием», во–вторых, потому что число епархий Российской Православной Церкви должно неуклонно расти, так как Собор требует, чтобы размеры епархий были меньшими. Соборы митрополичьих округов наделяются правом канонизации местночтимых святых. Установление числа и границ митрополичьих областей поручается Собором Высшему церковному управлению.
* * *
Синодальная система превратила епископа в чиновника, назначаемого и отставляемого Святейшим Синодом и лишенным связи со своей паствой. Соборная реформа, вводя в епархии те же самые принципы, что и в организации Высшего церковного управления, восстановила авторитет архиерея в епархии, благодаря избранию его Епархиальным собранием (что делает его более независимым от Синода), и одновременно учредила соборное управление посредством собрания и Совета. Подобные принципы были введены и на приходском уровне.
Приход
Реформа приходов была одной из основных тем, затронутых архиереями в отзывах 1906 года, в особенности, архиепископом Финляндским Сергием (Страгородским), чья епархия находилась в лютеранской стране, и архиепископом Тихоном (Беллавиным), находящимся в Соединенных Штатах459. Приходской устав, самый длинный документ Собора, был поставлен на обсуждение и принят 7(20) апреля 1918 года. Особенность его заключается в наличии вступления. Соборный отдел по приходу, председателем которого сначала был епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), а затем мирянин В. А. Потулов, оказался самым многочисленным после отдела по организации Высшего церковного управления: он насчитывал 233 члена460. Отдел по вопросам прихода во многом руководствовался Временным уставом 1917 года, создатели которого стремились активизировать приходскую жизнь. Однако в силу положения в государстве, устав этот постоянно адаптировался к новым юридическим условиям, последовавшим за принятием 23 января (5 февраля) 1918 года декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви.
Введение к приходскому уставу. Духовенство прихода. Длинное введение к приходскому уставу461 отличается от остальных соборных документов своей духовной глубиной. Написано оно было по просьбе Собора архиепископами Серафимом (Александровым) Тверским и Андроником (Никольским) Пермским совместно с двумя мирянами, Л. К. Артамоновым, генералом от инфантерии, и П. А. Астровым, юристом. Преамбула представляет собой глубокое рассмотрение экклезиологических и духовных аспектов прихода.
После первой части, посвященной богословским основам прихода, являющегося «малой отдельной Церковью» внутри Тела Христова, в которой каждый прихожанин наделен особым служением согласно полученному от Духа дару462, введение кратко описывает историю приходов на Руси463. Корнем прихода является не что иное, как епархия, руководимая епископом. Епархии развивались по–разному в Греции и на Руси: «Тогда как на Востоке епархии постепенно расширялись из одного прихода в соединение многих приходов, в России наоборот: епархии постепенно сокращались в своих пределах, увеличиваясь количественно в своем числе. Русский архиерей, управляя гораздо более обширною епархиею с множеством приходов, не мог так близко входить в управление и руководство каждым приходом в отдельности»464. Подобная изоляция архиерея, исправляемая лишь частично тем, что все священнослужители епархии собирались к своему епископу на «Сборное Воскресенье», на праздник Торжества Православия, способствовала увеличению независимости приходов, независимости не только экономической, но и социальной и культурной. Согласно введению, соборный приходской устав стремится к восстановлению подобного идеала древнерусского прихода: «Восстановлением указанных древних порядков в приходе и будет постепенное и осмотрительное, но решительное и планомерное проведение в жизнь принятого Собором Устава о православном приходе»465.
Во введении разбирается также и практическое исполнение устава466. Во–первых, священнослужителям необходимо объяснить своим прихожанам важность активного участия в жизни прихода и установить список прихожан, действительно готовых посвятить себя церковному делу. Затем приход необходимо разделить на участки, доверив их руководителям, которые и займутся приведением в жизнь устава под наблюдением настоятеля. Авторы настаивают на особой близости, которая должна существовать между настоятелем и прихожанами: «Его жизнь будет нераздельна от жизни паствы, и паства будет в тесной живой связи со своим пастырем, как проводником Божественной благодати, их просвещающей и оживотворяющей и всех объединяющей в одно церковное тело. При таких условиях пастырь и сможет от своего личного пастырского воодушевления вложить «дух жизни» в сухие кости положения о православном приходе. Так постепенно и устроится приходская жизнь по всей России в ее обновление из переживаемой духовной разрухи»467. Глава оканчивается проведением параллели между возрождением приходской жизни и народа: «Живительное начало христианской веры просветит тьму нашего духовного оскудения, поднимет дух в отдельных христианах, устроит семейную добрую жизнь, украсит через это и общественность нашу. Возродится душа народная от возрождения веры через приходскую жизнь, возродится и тело народной жизни – наша государственность»468.
Введение оканчивается шестью обобщающими пунктами469. Пострадавший на Кресте Господь основал Церковь, как «ковчег Ноев во время всемирного потопа». «Вне этой Его Церкви никто не может спастись470». Господь поручил Свою Церковь Апостолам, которые, в свою очередь, доверили ее епископам. Последние, не имея возможности лично управлять всей епархией, поручили пресвитерам ее «части», приходы471, в которых верующие помогают друг другу «в восхождении к Богу во свете Его евангельского закона»472. Следовательно, каждый христианин обязан принимать активное участие в приходской жизни473, «составляя единую духовную семью во Христе»474, под руководством епископа, помня слова святителя Киприана: «Епископ в Церкви и Церковь в епископе, и, если кто не с епископом, тот вне Церкви»475. После введения следует приложение, состоящее из шестнадцати пунктов, посвященных литургическим обязанностям прихожан, престольным праздникам и освящению домов, цель которого сблизить священнослужителей с прихожанами476.
Введение свидетельствует о стремлении Собора оживить приход, рассматриваемый, по примеру древней Руси, как основание духовной и социальной жизни народа. Борясь с тенденцией епископата и клира к изоляции, в документе особо подчеркивается необходимость тесной связи между священнослужителями и мирянами, между приходами и епископом.
Приходской устав. Приходской устав477 состоит из 177 статей, разделенных на тринадцать глав: 1) Общие положения, 2) О приходском храме, 3) О причте, 4) О прихожанах, 5) Об управлении приходскими делами, 6) О приходском Собрании, 7) О приходском Совете, 8) О приходских учреждениях, 9) Просвещение населения, 10) О храмовом и приходском имуществе, 11) О соборных храмах, 12) О кладбищенских храмах и кладбищах, 13) О союзах приходов. Дополнением к уставу служит определение от 25 ноября/7 декабря 1917 года и от 21 марта (3 апреля) 1918 года «О разделе местных средств содержания приходского духовенства478».
Собор стремился оживить приходскую жизнь и усилить связь приходов с архиереем. Стремление это прослеживается в определении, данном приходу в первой статье Устава: «Приходом в Православной Церкви называется общество православных христиан, состоящее из клира и мирян, пребывающих на определенной местности и объединенных при храме, составляющее часть епархии и находящееся в каноническом управлении своего епархиального архиерея, под руководством поставленного последним священника–настоятеля»479. Делая упор на подчинении епископу, статья дает приходу более традиционное определение, нежели временный регламент, который подчеркивал автономию прихода480. Независимость прихода уменьшается и за счет того, что юридическим лицом признается не только приходская община, но и храм.
Юридический статус храма и прихода. Самой важной статьей в первом параграфе Устава об общих положениях является седьмая, в которой статус юридического лица признается за храмом и за общиной: «Приходской храм и приход являются особыми юридическими лицами».
Эта краткая статья положила конец спорам между сторонниками придания статуса юридического лица одному храму и теми, кто хотел даровать его только приходской общине. Дебаты эти начались еще на предсоборных собраниях 1906, 1912 и 1917 годов, но с момента опубликования Декрета об отделении Церкви от государства, лишавшего церкви статуса юридического лица, они приняли новый характер481. Споры возобновились при обсуждении статьи 10 о приходском имуществе. В России зачастую храм рассматривался как владение приходской общины. Сторонники признания статуса юридического лица за одной только общиной (юрист Н. Д. Кузнецов и В. А. Потулов) считали, что подобное решение будет более сочетаться с большевистскими законами, признававшими только группы верующих, заставит прихожан бороться за сохранение церковного имущества и позволит общине вести диалог с местными властями напрямую. Сторонники же признания статуса юридического лица за храмом (епископ Серафим и митрополит Антоний) утверждали, что подобное постановление позволит уберечь храмы от посягательства властей и сохранит за Церковью право непосредственного наблюдения за своим имуществом.
Компромиссное решение – придать статус юридического лица и храму, и общине – должно было, по мнению Собора, облегчить возврат конфискованных церквей, поручив эту ответственную работу прихожанам482, и в то же время ограничить власть общины483. В главе десятой обнаруживаются последствия постановления, так как имущество четко распределяется между двумя учреждениями484. Однако большевистское правительство, инструкцией Наркомюста от 11 (24) августа 1918 года по поводу приведения в исполнение Декрета от 23 января (5 февраля), признало юридическим лицом только группы верующих, в частности, приходские двадцатки485. Лишившись всего своего имущества и собственности, приход становился исключительно ассоциативной организацией. Собор попытался нейтрализовать инструкцию Наркомюста, опубликовав 30 августа (12 сентября) 1918 года постановление «Об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания»486, призывая верующих к охране церковного имущества и совершению богослужений в частных домах.
Члены Собора прилагали все усилия к тому, чтобы объединить прихожан вокруг настоятеля и приходского храма (приход может, кроме приходского храма487, иметь различные дополнительные церкви, кладбища, молельные дома, часовни488, которые должны содержаться прихожанами489), даровав им право влиять на выбор настоятеля архиереем и введя обязательную перепись прихожан.
Священнослужители. Их избрание и содержание. Приходской клир490 состоит из пресвитера, диакона и псаломщика или же только из пресвитера и/или диакона, или псаломщика491.
Вопрос об избрании настоятеля прихода, так же, как и проблема юридического статуса прихода, вызвал значительные споры492. Противники избрания выставляли аргументы принципиальные и вызванные обстоятельствами. Что касается самого принципа, то подчеркивалось, что Апостолов избрал сам Христос. Более того, по мнению архиепископа Тамбовского Кирилла (Смирнова), прихожане могут избрать настоятелем себе подобного, не имеющего должного образования и компетенции для руководства паствой493. Кроме того, в силу обстоятельств переживаемого времени, как отмечал митрополит Антоний (Храповицкий), большевики способны своим давлением отнять свободу выбора у прихожан. Сторонники избрания настоятеля (священники А. А. Альбицкий и Л. Е. Иваницкий) подчеркивали, что лучшие времена русской церковной истории связаны с выборностью (например, при патриархе Гермогене) и что никакая система не ограждена от ошибок, тогда как выборный принцип способствует единству Тела Христова. В конце концов, Собор принял компромиссное решение, предложенное епископом Серафимом (Александровым)494: священнослужители назначаются епископом, «который при этом принимает во внимание и кандидатов, о коих ходатайствует приходское собрание495». Принимая это решение, Собор отступил от временного Устава, который предполагал избрание священнослужителей.
Приложение к введению упоминает некоторые обязанности настоятеля прихода: посещение прихожан по престольным праздникам496, для освящения домов497 и на поминовения усопших498.
К вопросу о приходском клире относится также определение от 25 ноября (7 декабря) 1917 года и от 21 марта (3 апреля) 1918 года «О разделе местных средств содержания приходского духовенства»499. Лишение священнослужителей государственного содержания остро поставило вопрос об обеспечении клира. Собор решил, что, начиная с 1(14) января 1918 года приходские доходы, предназначаемые для клира, – тарелочные сборы, проценты с капиталов, десятина с земли, различные приношения – делятся согласно следующему правилу: «каждый штатный псаломщик получает одну часть (1), каждый штатный диакон получает одну с третью часть (1 ⅓), каждый штатный священник получает две части (2)500». Правило это сопровождается многими исключениями: изменение коэффициента в кафедральных соборах, особенность распределения частных пожертвований.
Добавим, что одновременно с приходским Уставом Собор принял меры для улучшения образования приходских священнослужителей: параллельно с семинариями были учреждены пастырские училища501.
Члены прихода, состоящие в списках. Прихожан Собор призывает принимать более активное участие в жизни прихода502. Устав выделяет три характеристики прихожан: конфессиональную, географическую и духовную. Поэтому «прихожанами признаются все лица православного вероисповедания, живущие в пределах прихода и сохраняющие живую связь со своим приходским храмом503». Прихожане пользуются правом духовного окормления со стороны настоятеля504. В свою очередь, они обязаны быть записаны в приходскую книгу505. Как объясняет введение, запись эта необходима во времена гонений для того, чтобы настоятель знал, кто именно является верным Церкви и на кого он может опереться506. Прихожане должны принимать участие в литургической и социальной жизни прихода507, заботиться о содержании и жилище клира508. Приложение к введению упоминает и другие обязанности прихожан: участие в воскресной литургии (после трех неоправданных отсутствий прихожанин отлучается от причастия)509, в водосвятных молитвах и поминовениях усопших510.
Соборное управление приходом. Устав описывает подробно все органы приходского управления511. Управление приходом «совершается, под руководством епархиального архиерея, настоятелем прихода, совместно с другими членами причта и церковным старостой и при участии прихожан»512. Прихожане участвуют в управлении в рамках Приходского собрания и Совета513. За исключением одной статьи, описывающей административные обязанности настоятеля514, все остальные посвящены старосте, являющемуся настоящим управляющим приходского имущества. Последний избирается на три года Приходским собранием515, старостой может быть женщина516. Староста приводит в исполнение постановления собрания517 под контролем приходского Совета518, членом которого он является по должности519.
В Приходском собрании520, наделенном полномочиями для рассмотрения любых вопросов521, принимают участие по меньшей мере два раза в год все члены прихода старше 25 лет, включая женщин, записанные в приходскую книгу522 и не потерявшие своего статуса523, а в больших приходах – делегаты прихожан524. Приходское собрание избирает членов Совета525 «для ведения церковно–приходских дел и заведывания приходским имуществом526», а также для исполнения постановлений собрания.
Культурная и социальная роль прихода: приходские учреждения, школы. Устав подчеркивает культурное и социальное значение прихода. Социальную и культурную функцию при приходе исполняют такие учреждения527, как дома для сирот, странноприимные дома, больницы, ясли, библиотеки528. Приходские школы529 занимаются просвещением народа в религиозных и светских науках. Приходские школы основываются Приходским собранием530, находятся под контролем приходского Совета531, но управляются особым школьным советом532. Просвещению населения способствуют и другие учреждения: проповеднические братства, музеи, передвижные библиотеки и т. д.533.
* * *
Тогда как реформы Высшего церковного и епархиального управления из–за исторических обстоятельств не были проведены в жизнь, реформы прихода, задуманные Собором, были реализованы, правда, с некоторыми изменениями. Признавая общину юридическим лицом, Собор наделил приход статусом, подходящим к советскому праву. Даруя приходу независимость и автономность, хотя и немного ограниченную высшей властью, Собор обеспечил Церковь прочной основой, доказавшей свою силу в последующие тяжелые времена.
* * *
Итак, соборный принцип, положенный в основу реформы Высшего церковного управления, наблюдается и на всех остальных уровнях жизни Церкви534: в епархии, в благочиниях и на приходах. Везде мы видим председателя (патриарха, архиерея, благочинного, настоятеля), собрание (Собор, Епархиальное, благочинническое и Приходское собрания) и постоянный совет (Священный Синод и Высший Церковный Совет, епархиальный, благочиннический и приходской Советы). Собрания избирают членов Советов; число мирян на собраниях должно быть равно числу священнослужителей. Председатели же избираются (патриарх, архиереи, благочинные) или назначаются, но с учетом мнения собрания (настоятели приходов). Председатель пользуется правом протеста по отношению к решениям Совета: архиереи имеют право вето на Соборе, патриарх – на Синоде535, архиерей – в епархиальном совете536. В соборных постановлениях наблюдается стремление установить на всех уровнях церковной жизни тесный контакт между мирянами и их пастырями: уменьшение размеров епархии, сотрудничество между настоятелем и прихожанами.
Монашество
Определение от 30 августа (12 сентября) 1918 года «О монастырях и монашествующих»537 не касается, строго говоря, церковного управления, в отличие от предыдущих пунктов этой части. Рассматриваем мы вопрос о монашестве в этой же главе потому, что в реформе монашеской жизни прослеживается то же самое стремление внедрить соборный принцип. В этом, возможно, и заключается слабость соборного определения о монашестве538.
В предсоборный период возобновились дискуссии о смысле и организации монашества, которые проходили в Русской Церкви в 15 и 16 веках. В условиях секуляризации общества представители так называемого «ученого монашества» снова поставили вопрос о связи между монашеством и миром. С 5 по 11 июля 1909 года в Троице–Сергиевой лавре состоялся съезд 110 представителей важнейших мужских монастырей для обсуждения этой проблемы и вообще понятия монашества539.
За Всероссийским съездом монашества последовали в 1911–1912 годах многочисленные местные съезды, результаты которых послужили основой при составлении соборного определения о монашестве. Определение является самым объемным постановлением Собора после приходского устава: 97 статей, разделенных на 15 глав, из которых три первые посвящены тому, что 22–я статья называет «внешним строем монастырской жизни»: 1. Братия обители, 2. Должностные лица обители, 3. Монастырский совет, 4. Внутренний строй монастырской жизни, 5. Монастырский быт и дисциплина, 6. Монастырское имущество и хозяйство, 7. Образовательные учреждения для монашествующих, 8. Миссионерско–просветительская деятельность монастырей, 9. Благотворительная деятельность монастырей, 10. Монастырское управление, 11. Епархиальное монашеское собрание, 12. Участие монашествующих на епархиальных собраниях духовенства и мирян, 13. Всероссийское монашеское собрание, 14. Об ученом монашестве, 15. Иноческое всероссийское церковно–просветительское братство540.
Основные положения определения не должны вводить в заблуждение: русское монашество отличалось со времен его зарождения большим разнообразием. Впрочем, в статье 21 делается различие между монастырями с общими правилами и теми, которые обладают особенным статусом, например, лавры541, ставропигиальные монастыри542 и монастыри, архимандритом которых является архиерей543.
Не следуя полностью плану соборного определения, мы рассмотрим сначала вопрос о внешнем и внутреннем устроении монастырей, а после обратимся к их деятельности.
Монастырь: стабильная и автономная община. Соборное определение преследовало цель усилить единство и соборность не только внутри самих монастырей, но и между монастырями внутри самого монашества.
Монастырь должен быть единой и постоянной общиной. Это положение четко прослеживается в первой главе, подчеркивающей необходимость зрелости кандидатов в монашество (им должно быть не менее 25 лет, лицам младше этого возраста необходимо разрешение архиерея544) и пребывания монахов в одном монастыре, допуская перемещение их только в особых случаях. В подтверждение цитируются каноны нескольких Вселенских Соборов545.
В определении о монашестве подчеркивается также «соборность» монашеской жизни. Настоятели монастырей избираются в два этапа. Эта процедура напоминает избрание епархиальных архиереев. На первом этапе мантийные монахи выдвигают кандидатов. Имена двух кандидатов, получивших наибольшее количество голосов, предлагаются архиерею, которому принадлежит последнее слово546.
Настоятель монастыря ответственен не только за материальное, но и за духовное состояние обители: «Принимая все меры к устроению спасения братии и подавая во всем и всегда добрый пример, настоятель главное внимание сосредоточивает на духовном водительстве и воспитании вверенных ему душ»547. Без его разрешения «ничто в монастыре не предпринимается и не делается»548. В руководстве братией ему помогает благочинный549.
Управление монастырем принадлежит настоятелю, но в хозяйственных вопросах ему помогает монастырский совет550. Совет состоит из настоятеля, наместника, если таковой есть, казначея, ризничего, благочинного и эконома551. Монастырский совет заботится о сохранении монастырского имущества, составляет списки и отчеты для епархии552.
Как и в отношении епархии и прихода, Собор стремился наделить монастыри большей автономией.
Епархиальное и всероссийское значение монашества. Усиливая автономию монастырей, Собор одновременно позаботился о том, чтобы привлечь монашество к активному участию в жизни епархий и, в особенности, создать епархиальные и всероссийские монастырские структуры. В этом заключается своеобразие соборного определения.
Монастыри находятся в прямом подчинении епархиальному архиерею и задействованы в деятельности епархии: «Церковное управление осуществляется епархиальным архиереем при содействии Епархиального совета и епархиальных монашеских собраний»553. В управлении монастырями епископу помогают благочинные по монастырям554, особые следователи, которые составляют отчеты и проводят контроль555, и особая комиссия по финансовым вопросам556. В епархиях с малым количеством монастырей епископ может заниматься лично руководством монастырей с разрешения Высшей церковной власти.
Монашествующие представлены в различных епархиальных инстанциях с правом голоса: в епархиальном Совете, по делам монастырского управления557, а также на Епархиальном собрании клира и мирян558.
Кроме того, в епархиальном монашеском собрании559 принимают участие, по приглашению архиерея, настоятели и настоятельницы монастырей епархии, избранные представители монастырей, члены епархиального Совета и различные специалисты560. Собрание занимается вопросами, касающимися существования и деятельности монахов в епархии, рассмотрением отчетов о состоянии и нуждах монастырей, избранием представителей монашества в епархиальный Совет.
На национальном уровне перед каждым Поместным Собором организовывается в Свято–Троицкой Сергиевой лавре всероссийское монашеское собрание561, в котором участвуют избранные делегаты от монастырей и которое обсуждает общие положения монашества в России и избирает представителей от монашества на Поместный Собор.
Определение о монашестве подчеркивает также, что «высшее управление всеми монастырями и монашествующими принадлежит Святейшему патриарху, Священному Синоду и Высшему Церковному Совету»562.
Соборное определение не довольствуется одним учреждением соборного управления в монастырях; оно дает также краткую характеристику монашеского служения и указывает на его миссионерское призвание.
Особенности монашеской жизни: общежитие. Общежитие является первой характеристикой монашества: «Общежитие , согласно иноческим обетам, признается по сравнению с необщежитием более высокой формой иноческой жизни, и поэтому общежительные монастыри и впредь должны оставаться общежительными, а необщежительные желательно обращать в монастыри общежительные там, где это возможно по местным условиям»563. Собор подчеркивает в частности три элемента: упразднение личного владения монашествующих, способствующее установлению полного общежития564, их участие в богослужениях565 и духовное подчинение духовнику566 или старцу567. Духовник обители избирается настоятелем и братией и утверждается епископом568.
Работа и заведывание хозяйством являются важной стороной монашеского быта. Однако Собор подчеркивает, что «все движимое и недвижимое имущество, а также капиталы, принадлежащие монастырю, составляют собственность монастыря и являются достоянием всей Православной Российской Церкви»569. Собор призывает монастыри развивать экономическую деятельность, так как считает, что они являются «по своей природе не только молитвенными, но и трудовыми братствами»570. Кроме того, деятельность обителей должна иметь целью «не только нужды самого монастыря, но и удовлетворение наиболее настоятельных церковных нужд и пользу окрестному населению»571.
Определение подчеркивает также необходимость для монахов иметь образование. Каждая обитель должна организовывать еженедельные духовные, богословские и этические беседы для всех членов общины и начальные курсы (основы веры, монашеской жизни, церковное пение) для неграмотных иноков. Большие монастыри и лавры обязаны учредить общеобразовательные школы для обучения монахов или специализированные училища для священнослужителей. Епархиям надлежит основать школы для обучения монахов малых монастырей572. Все обители призваны обзавестись библиотеками и назначить компетентных библиотекарей573. Педагогические советы могут заняться организацией в монастырях образовательных и миссионерских учреждений574.
Миссионерская, социальная и интеллектуальная деятельность монастырей. Русское монашество всегда было настроено миссионерски575, и актуальность этого подчеркивается в соборном определении. Во–первых, Собор утверждает, что сами по себе все аспекты монашеской жизни носят миссионерский характер: «Духовно–просветительное служение монастырей мирскому населению выражается: в истовом уставном совершении церковного богослужения, в духовничестве и старчестве, в проповедничестве, в совершении молебных пений и крестных ходов, в устройстве внебогослужебных бесед для народа, в раздаче печатных изданий религиозно–нравственного характера, в устройстве школ»576. Собор призывает монастыри активно заниматься непосредственно самой миссионерской деятельностью. Монастыри обязаны организовать проповеднические кружки или братства577, заниматься издательством «религиозно–просветительских листков, брошюр, книг, календарей и журналов для распространения их в народе»578, основывать «церковно–монастырские школы (одноклассные или двуклассные), с ремесленным или сельскохозяйственным образованием и особенно с обучением церковно–христианскому искусству живописи и иконописанию»579, учреждать типографии, «чтобы слово Божие и назидательные книги могли иметь широкое распространение в народе и утолять его духовный голод»580. Особенно необходимо развивать благовестническое служение монастырей, находящихся среди инославного или подвергающегося «влиянию сектантства, раскола» населения. Подобные обители могут посвящать себя исключительно миссионерской деятельности581. Таким образом, миссия является неотъемлемой частью монашеского служения в России582.
Соборное определение о монашестве уделяет большое внимание социальному служению монастырей. Обители призваны развивать благотворительную деятельность как внутри себя, так и за своими пределами583. Внутри самих монастырей или совместно с другими обителями должны создаваться приюты и больницы для монахов. Монастыри призваны учреждать по мере возможности богадельни для больных, аптеки, дома для сирот, приюты для инвалидов, гостиницы для паломников584, особенно в годы народных бедствий585.
«Ученое монашество»586, которое включает многочисленных иноков, работающих преподавателями, исследователями, сотрудниками епархиальных управлений, образует особую категорию в иноческой среде587. На подготовительных соборных работах в адрес этого монашества было выражено множество упреков, в частности, отмечалась изолированность некоторых ученых монахов, принявших малую схиму для того, чтобы получить важный пост в Церкви. Однако стоит отдать должное «ученому монашеству», которое, унаследовав в некоторой степени идеал святоотеческой «философской» жизни588, даровало Церкви образованных святителей589. Соборное определение настаивает на единстве ученого иночества со всем остальным монашеством: ученые монахи «суть едино со всем монашеством, в силу единства цели иноческой жизни, хотя и состоят на особом послушании и исполняют его в особых условиях»590. Поэтому Собор призывает их «состоять в числе братства монастыря»591 и, особенно, «хранить монашескую дисциплину» и «исполнять монашеские молитвенные подвиги в том объеме, какой возможен в их послушании»592. Некоторые монастыри могут специализироваться в научной деятельности; их настоятели и насельники должны в таком случае подбираться среди образованных монахов593. Студенты семинарий и духовных училищ, стремящиеся к иноческой жизни, должны готовиться к постригу под руководством старца и проводить свободное время в монастыре своего духовного отца594. Постриг может быть совершен только по благословению последнего, по представлению ректора семинарии или пастырского училища и с разрешения епархиального архиерея595.
Для содействия единству ученого монашества Собор учредил Иноческое Всероссийское Церковно–Просветительское Братство596, главной задачей которого является «научная разработка высших богословских вопросов»: основание высших богословских учебных заведений, составление учебников, перевод святоотеческих творений, литургические, исторические, археологические и канонические исследования.
* * *
Со времени своего основания русское монашество разделялось на несколько течений, более или менее удаленных от мира. Особой силы достигли противостояния между «нестяжателями», следовавшими за Нилом Сорским, и «стяжателями», возглавляемыми Иосифом Волоцким, в конце 15 – начале 16 в. Собору 1917–1918 года выпала нелегкая задача создать единое монашество на столь, казалось бы, противоречивой почве. Это стало возможным только благодаря введению соборного принципа в монастырское управление, даровавшего обителям некоторую независимость. Однако справедливо можно задаться вопросом, в какой степени соборная реформа внешней стороны монашеской жизни способствовала ее внутреннему возрождению. Кроме того, соборное определение о монашестве основывается более на теории сторонников Иосифа Волоцкого, нежели на учении нестяжателей. Но верно и то, что истинное затворническое монашество возможно только в условиях мира, которого в 1918 году совсем не было.
Отношение к единоверию и к другим Церквам
Собор обсуждал вопрос о статусе трех родственных Российской Церкви Церквей: Единоверческой, Украинской и Польской. Хотя этот вопрос оказался несколько второстепенным по сравнению с реформой церковного управления, он все же является проявлением того же самого стремления к соборности в жизни Церкви. В этой части мы коснемся также двух других проблем, обсуждавшихся на Соборе, но оставшихся неразрешенными: речь идет об автокефалии Грузинской Церкви и об отношении Российской Православной Церкви к инославию.
Единоверие. Определение о единоверии597 было принято в первую очередь, 22 февраля (7 марта) 1918 года598. До принятия соборного постановления положение единоверцев определялось уставом 27 октября 1800 года, который впервые позволил принимать старообрядцев в Православную Церковь после прочтения разрешительной молитвы, снимающей с частного лица анафемы Собора 1666–1667 года599. Однако устав не наделял единоверцев равноправием: подчиняться должны они были местному православному епископу, а совершение богослужения по древнему обряду допускалось только из принципа икономии. Единоверие рассматривалось как некий переходный этап к полному православию; положение единоверцев было асимметрично: они могли причащаться в православных церквах, православным же разрешалось принимать таинства от единоверцев только в случае смертельной опасности. В 1905 году императорский указ об укреплении начал веротерпимости поставил Российскую Православную Церковь перед лицом «конкуренции» с теперь легальным старообрядчеством. Чтобы облегчить старообрядцам переход в единоверие, Предсоборное Присутствие 1906 года решило пересмотреть устав 1800 года и, в частности, установить полное общение в Таинствах и отдельную единоверческую иерархию, состоящую из викарных епископов.
Соборное определение 1918 года, составленное десятым отделом, занимавшимся единоверием и старообрядчеством под председательством митрополита Антония (Храповицкого), последовало предложениям Предсоборного Присутствия. В определении единоверцы значатся полноправными членами Православной Церкви: «Единоверцы суть чада Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, кои, с благословения Поместной Церкви, при единстве веры и управления, совершают церковные чинопоследования по богослужебным книгам, изданным при первых пяти Русских Патриархах, – при строгом сохранении древнерусского бытового уклада»600. Сделав единоверие составной частью Православия, Собор проявил в то же время стремление сохранить его самобытность и культурную особенность.
Единство епархиального управления сохраняется благодаря викарным единоверческим епископам, подчиняющимся епархиальным архиереям: «Единоверческие приходы входят в состав православных епархий и управляются, по определению Собора или по поручению правящего архиерея, особыми единоверческими епископами, зависимыми от епархиального архиерея»601. Таким образом, православные архиереи являются также архипастырями единоверцев и посещают их с пастырскими визитами, служа на их приходах Литургию по старому обряду.
Единоверческие епископы управляют единоверческими приходами на общих основаниях по поручению епархиального архиерея; они посещают, по благословению правящего архиерея, свои единоверческие приходы и приходы православные, служа в последних по новому обряду602. Избираются они собранием единоверцев епархии под председательством епархиального архиерея и утверждаются Высшей церковной властью603. Единоверческие епископы получают титул города, в котором имеются единоверческие приходы, но ни в коем случае их титул не должен совпадать с титулом православных епископов604. Все сношения единоверческих епископов с Высшей церковной властью должны проходить через посредничество епархиального архиерея605.
Несмотря на подчинение единоверческих епископов православным епархиальным архиереям, Собор проявил большое уважение к самобытности единоверцев. «В целях благоустроения и укрепления единоверия» Собор даровал им право организовывать епархиальные, окружные и всероссийские съезды. За исключением епархиальных съездов, на которых единоверческий архиерей может председательствовать по поручению епархиального, все остальные собрания единоверцев возглавляются православными епископами, назначенными патриархом или Священным Синодом606. Единоверческие епископы принимают участие в Поместных Соборах607. Более того, Собор высказал желание, чтобы богослужения в единоверческих храмах и монастырях проходили по неизмененному старому обряду608. Переход из одного обряда в другой допускается беспрепятственно, так как «употребляемые единоверцами при богослужении книги и обряды тоже православны»609. Собор также рекомендует создание единоверческих училищ для подготовки священнослужителей и для «ознакомления с тем, как нужно вести борьбу с расколом»610. Единоверческие кафедры учреждаются в пастырских нуждах по просьбе единоверческих приходов611.
Собор 1917–1918 годов осознавал, что единоверие – это единственное средство, которым Российская Православная Церковь располагает для нейтрализации старообрядчества, с 1905 года получившего право на открытое и легальное существование. Соборное постановление усилило позиции единоверия, учредив новые единоверческие кафедры, сохранив все особенности старого обряда и способствовав формированию особого единоверческого клира. Однако в статусе единоверцев наблюдается некоторая двусмысленность, прежде всего в используемых по отношению к ним терминах: соборное определение называет единоверцев православными, но тем не менее делает повсеместно различие между «единоверческими» и «православными» епископами612. Это свидетельствует о том, что единоверие и православие остались, несмотря ни на что, двумя разными мирами. Эта двусмысленность является, без сомнения, одной из причин упадка, которому подверглось единоверие именно в то время, когда полностью было признано Православием613.
Православная Церковь в Польше, на Украине и в Грузии. Война и Революция привели к изменениям границ Российской империи, что обязало Собор уточнить церковное положение на периферии страны. Польскую и Украинскую Церкви614 Собор наделил автономией, продолжая считать их «частями» Православной Российской Церкви. Грузинская же Церковь приняла одностороннее решение об автокефалии, что оправдывалось ее историей и удаленностью от Москвы.
Временное высшее церковное управление Украинской Церкви. В январе 1917 года на Украине была создана Украинская Народная Рада, которая провозгласила сначала автономию, а позднее, в январе 1918 года, полную независимость Украины615. Вследствие политических изменений в Украинской Церкви появились два течения: одно, стремящееся к автономии в лоне Российской Церкви, другое –к автокефалии. Рада учредила украинский церковный Комитет, который предложил созвать на Украине Поместный Собор. Предложение это было положительно встречено Всероссийским Собором 1917–1918 годов и получило благословение патриарха616. Украинский Собор был созван 7(20) января 1918 года и принял 9(22) июля 1918 года, вопреки автокефалистам, проект Положения о временном высшем управлении Православной Церкви на Украине. Проект был включен Всероссийским Собором в список постановлений с некоторыми пояснениями.
Положение начинается с утверждения автономии Украинской Православной Церкви: «Православная Церковь на Украине, высшее временное управление коей организуется на началах автономии, находится в канонической связи с Патриархом Всероссийским»617. Согласно Положению, «патриарх утверждает и благословляет Киевского Митрополита», архиереев же только благословляет, так как утверждает их украинский Собор618.
Что же касается внутреннего устройства Церкви на Украине, то оно во многом схоже с тем, что установлено Собором в России. Согласно проекту, «высшим органом церковной законодательной, правительственной и судебной власти является Украинский Церковный Собор»619. Подобно Всероссийскому Собору, он созывается каждые три года620 и состоит из епархиальных архиереев и выборных клириков и мирян621. Высшее управление Украинской Церковью поручено архиерейскому Собору и Высшему Церковному Совету с такими же полномочиями, что и у Синода и Высшего Церковного Совета Московского Патриархата622. Однако на Украине Высший Совет имеет большее значение, чем в России: архиерейский Собор созывается не менее одного раза в год и в остальное время поручает управление Совету, состоящему из архиереев, заседающих в нем по очереди, и избранных Собором клириков и мирян623. Киевский митрополит, в качестве председателя высшей церковной власти, является представителем Церкви перед государством624.
Постановление 7(20) сентября 1918 года625 одобрило проект Положения об автономных епархиях, добавив к нему несколько пояснительных статей, в которых автономия украинских епархий истолковывается с ограничениями626. Отметим, что, согласно своим прерогативам в отношениях с другими Церквами, патриарх играет основную роль в этой процедуре, так как именно он одобряет Положение и включает его в число определений Собора.
Согласно соборному постановлению, Украинская Церковь, являясь «неразрывной частью» и «церковной областью» Российской Церкви, пользуется статусом автономии «с особыми преимуществами»: «Православные епархии на Украине, оставаясь неразрывною частью единой Православной Российской Церкви, образуют церковную область ее с особыми преимуществами на началах автономии»627. Отметим разницу в терминологии между пояснением Собора и первым параграфом Положения: в последнем речь идет не о епархиях, а о Православной Церкви на Украине, которая состоит только в канонической связи с Московским Патриархом.
Соборное постановление уточняет, что автономия эта простирается на все церковные дела местного характера: администрация, образование, миссия, благотворительность, монашество, хозяйство, правосудие, заключение и расторжение браков, но не распространяется на вопросы общецерковной значимости628. Подобную автономию можно сравнить с принципом субсидиарности.
Постановления Всероссийских Соборов обязательно касаются Украинской Церкви, подобно патриаршим указам629. Патриарх утверждает не только Киевского митрополита, но и всех остальных украинских архиереев (тогда как в Положении сказано, что патриарх утверждает только митрополита, а остальных епископов «благословляет»)630, имеет право направлять своих представителей на Украинский Собор631 и пользуется всеми полномочиями, предусмотренными соборными определениями.
Епископы же и представители клира и мирян Украинских епархий принимают участие во Всероссийских Соборах на общих основаниях. Киевский митрополит является членом Священного Синода, тогда как от украинских архиереев в Синоде участвует по очереди один из них. По этой причине украинские епархии составляют особую группу, а остальные юго–западные епархии632 входят в другие округа633.
Православная Варшавская епархия. Захват и оккупация Царства Польского Германией634, начавшиеся летом 1915 года, обязали Собор уточнить положение местной Православной Церкви. Статус Варшавской епархии был определен соборным постановлением от 25 августа (7 сентября) 1918 года «Об устройстве Варшавской епархии в пределах бывшего Царства Польского»635.
Варшавская епархия называется «частью Православной Российской Церкви» и управляется «на общих основаниях, принятых Священным Собором для всех православных епархий Российской Церкви». Следовательно, Варшавская епархия находится в подчинении Высшему Церковному Управлению, подобно остальным епархиям, и входит в северо–западную группу для вызова на Синод иерархов. Собор также требует признания равноправия этой епархии по отношению к католическому большинству: «Православная Церковь в Королевстве Польском пользуется всеми правами, определяемыми государственными законоположениями Польского Королевства в отношении других христианских исповеданий»636. Таким образом, соборное определение довольствовалось в отношении Варшавской епархии подтверждением ее полной принадлежности Российской Церкви и подчинения постановлениям Собора. После Первой мировой войны новые польские границы, утвержденные Версальским (1919) и Рижским (1921) договорами, включали более четырех миллионов православных белорусов и украинцев. 13 ноября 1924 года польским православным епархиям Вселенским Патриархом была дарована автокефалия, не признанная Российской Церковью. В 1939 году Советский Союз снова оккупировал Польшу и включил восточную ее часть в свой состав. Православная Польская Церковь вновь вошла в Московский Патриархат. После войны новые границы Польши, отодвинутые на запад, включали всего лишь 350 тысяч православных. В 1948 году польские епископы принесли покаяние патриарху Алексию и получили автокефалию (на тот момент Польская Церковь включала 5 епархий и 160 приходов). В 1951 году главой Польской Церкви стал русский архиерей Макарий.
Вопрос об автокефалии Грузинской Церкви. Грузинская Церковь была основана в 4 веке и подчинялась Антиохийскому Патриархату. В 6 веке она стала автономной, а в 7 – автокефальной. В 1586 г., находясь под угрозой завоевания мусульманами, Грузия попросила российского царя о помощи. В 1801 г. Грузия снова прибегла к поддержке русских в борьбе с персами и была впоследствии присоединена к Российской империи. Одновременно Грузинская Церковь была включена в состав Российской Церкви. Независимость ее была упразднена в 1811 году после изгнания в Россию католикоса Антония II, замененного экзархом Грузии – членом Святейшего Синода. Только первый экзарх был грузином, тогда как все последующие оказались русскими и вели политику русификации Грузинской Церкви637.
Собор не успел обсудить доклад об автокефалии Грузинской Церкви, подготовленный 18–м отделом по организации Церкви на Южном Кавказе в связи с провозглашением грузинами автокефалии. Предсоборное Присутствие 1906 года предполагало вернуть Грузинской Церкви все ее древние привилегии. Революция 1917 года ускорила этот процесс. Воспользовавшись ситуацией, грузинские революционеры арестовали российского экзарха митрополита Платона (Рождественского) и объявили о выборах католикоса. Священный Синод этот поступок не одобрил. Обер–прокурор В. Н. Львов, со своей стороны, признал от имени Временного Правительства автокефалию Грузинской Церкви при условии, что последняя будет канонически одобрена грядущим Собором. Он учредил специальную комиссию по изучению вопроса и отправил в Грузию одного ее члена, профессора канонического права В. Н. Бенешевича. Между тем грузинские епископы избрали католикоса и не сочли нужным посылать представителей на Всероссийский Собор. Они отправили делегацию в Святейший Синод с заверениями о наилучших пожеланиях братской Российской Церкви накануне Собора и пожеланием успеха в проведении важных реформ, которые будут на нем предприняты638. Временный Святейший Синод ответил, что сам он не имеет полномочий признать автокефалию и предложил Грузинской Церкви отправить делегатов на Собор, который один способен принять решение по этому делу. В конце концов, на Соборе не было ни одного грузинского представителя639.
* * *
Политические потрясения поставили Собор перед необходимостью рассмотреть вопрос о статусе Православных Церквей в завоеванных и ставших независимыми странах: в Польше, на Украине и в Грузии. К каждой из этих Церквей подход был разный, в зависимости от отношений Российского государства к этим странам. И Польская и Украинская Церковь названы Собором «частями» Православной Российской Церкви. Однако если польская епархия руководствуется общими положениями, украинские епархии признаны отдельной территорией Российской Церкви, наделенной автономией. Собор не принял никакого решения по поводу Грузинской Церкви: эта отдаленная Церковь, пользовавшаяся автокефалией с 8 века, не могла впредь считаться «частью» Российской Церкви, так как разрыв политических сношений не позволял сохранить тесную церковную связь.
Вопрос об объединении со старо–католиками и англиканами. Собор собирался рассмотреть не только вопрос об отношении к Православным Церквам. К концу третьей сессии был создан отдел «о соединении Церквей» с целью сближения с некоторыми инославными Церквами: старо–католической и англиканской640.
Интерес к диалогу с другими Церквами появился у Российской Церкви задолго до Собора641. Начиная с 19 века, существовали контакты между православными и протестантскими богословами642. В 1878 году был предпринят богословский диалог между православными и старокатоликами643. Кроме того, в результате миссии на Аляске, в Канаде и в Соединенных Штатах Российская Церковь оказалась в географической близости с Англиканской Церковью644. С 1902 по 1905 год вопрос об объединении со старокатоликами и англиканами рассматривался в переписке Святейшего Синода со Вселенским Патриархатом, в которой была предпринята первая попытка найти общие принципы отношения Православных Церквей к инославию645.
В 1918 году преследования со стороны большевиков, началом которых послужило убийство 25 января (7 февраля) Киевского митрополита Владимира (Богоявленского), подтолкнуло православных к осознанию острой необходимости сближения с другими вероисповеданиями для противостояния общей угрозе, о чем свидетельствует ответ патриарха Тихона на пожелания генеральной евангелическо–лютеранской консистории Петрограда646. В конце второй сессии, 19 июля (1 августа) 1918 года, 33 члена Собора подписали проект Е. М. Витошинского, мирянина, преподавателя лицея в Варшаве, о создании Отдела о соединении Церквей. По словам Витошинского, Собор «взял бы на себя большую ответственность перед историей, если бы не поставил вопроса о соединении христианских Церквей и, если бы не дал этому вопросу соответствующее направление как раз в такое время, когда огромная опасность со стороны неверия и безбожия грозит не только одной какой–либо христианской конфессии, но и всему христианскому миру»647.
21 июля (3 августа) Собор учредил отдел, посвященный этому вопросу. В него записались 44 соборных члена, по большей части миряне, в числе которых профессоры В. А. Керенский из Казанской академии, И. П. Соколов из Петроградской академии, обер–прокурор Святейшего Синода А. В. Карташев. Участвовавшими в нем архиереями были архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) и архиепископ Алеутский и Северо–Американский Евдоким (Мещерский), который и был избран председателем. 4(17) сентября отдел предложил следующий проект постановления:
Отдел по соединению церквей рассмотрел состояние вопроса о соединении со старокатолической Церковью и англо–американской Епископальной Церковью, которые честно и настойчиво ищут единства и сближения. Отдел не находит никакого непреодолимого препятствия на пути к данной цели. Он считает объединение Церквей особенно важным в нынешнее время напряженной борьбы против неверия, грубого материализма и нравственного одичания и поэтому предлагает Св. Собору принять следующее постановление:
Священный Собор с радостью видит искренние устремления старокатоликов и англикан к объединению с Православной Церковью на основе учения и Предания Древней Вселенской Церкви. Он благословляет труды и усердие лиц, которые трудятся в поисках пути к соединению с названными дружественными Церквами.
Собор поручает Св. Синоду создать постоянную комиссию с отделением в России и за рубежом для дальнейшего изучения старокатолической и англиканской проблемы, чтобы путем контактов со старокатоликами и англиканами преодолеть трудности, стоящие на пути соединения, и по возможности способствовать скорейшему достижению конечной цели648.
6(19) сентября Соборный Совет вписал этот проект в повестку дня 170–го заседания Собора, состоявшегося 7(20) сентября 1918 года. Проект был рассмотрен и принят, но архиерейское совещание не успело утвердить постановление. По этой причине определение отсутствует в официальных документах Собора.
Сложно оценить значение этого заявления, не зная точного контекста, в котором оно было разработано. Однако говорить об «экуменизме» применительно к этому документу649 было бы некоторым преувеличением и анахронизмом. На самом деле мотивация проекта постановления является более практической, нежели богословской. В перспективе речь идет скорее о юридическом «единении», нежели о «единстве» в таинствах. Средство к его осуществлению заключается только в двусторонних переговорах с Церквами, разделяющими общую экклезиологию. Тем не менее, впервые со времен Флорентийского собора в Российской Церкви была признана на самом высшем церковном уровне законность сближения в целях единения с христианскими Церквами, признанными Церквами и названными даже «дружественными». Впервые был оправдан труд сторонников сближения и выражен призыв к установлению контактов с инославными. Важно и то, что при Синоде была создана постоянная комиссия, занимающаяся этим вопросом и ставшая предшественником Отдела внешних церковных сношений, основанного в 1946 году. Решение это было неоспоримо ново по своей сути и означало придание официальной формы церковному вовлечению в то, что еще не называлось экуменизмом. Все это произошло за два года до публикации окружного послания Вселенского патриарха «Церквам Христовым во Вселенной» и за сорок четыре года до 2 Ватиканского Собора.
Глава 2. Пастырская деятельность и церковная дисциплина
Поместный Собор 1917–1918 годов не довольствовался одним только преобразованием Церкви в соответствии с принципом соборности. Задачей его было также возрождение пастырской деятельности, для чего была необходима некоторая реорганизация церковной дисциплины. Начиная с конца 19 столетия, крепнущий атеизм бросал вызов за вызовом церковной проповеди. Кроме того, после революции 1905 года Российская Церковь оказалась в условиях свободы вероисповедания в государстве, что в принципе уравнивало ее в правах с остальными конфессиями. С декабря 1917 года начало большевистской пропаганды и гонений подвигло Церковь к сопротивлению. Все это требовало возрождения церковной проповеди, миссии, богословского образования, а также адаптации к новым условиям церковной дисциплины и литургической жизни.
Проповедь
Гомилетика была мало развита в Русской Церкви со времени ее основания. В 1880–е годы проповедничество несколько усилилось в борьбе за самодержавие против революционной пропаганды650. Поместный Собор 1917–1918 годов придал проповеди особое значение в условиях гонений на Церковь, посвятив ей отдельное определение 1(13) декабря651. Однако подобное отношение Собора к проповедничеству было вызвано не только внешними обстоятельствами, но и искренним желанием развить проповедничество в России.
Собор настаивает на необходимости проповеди и призывает священнослужителей проповедовать как можно чаще, за Литургией и вне ее. Право проповедовать признается также и за мирянами.
Собор призывает к широкому распространению проповеди и по богословским причинам, и ввиду внешних обстоятельств. Проповедничество представлено «одной из главнейших обязанностей пастырского служения»; проповедь «должна раздаваться возможно чаще» в любых случаях и повсеместно – не только по воскресеньям и праздникам – за Божественной Литургией и вне богослужений652. Соборное определение ссылается на многочисленные библейские тексты и требует включения в Служебник и архиерейский Чиновник правил с призывом проповедовать653. Проповедь должна совершаться на местных языках и диалектах654. Последний параграф постановления усугубляет необходимость проповеди историческими событиями и требует, чтобы «решительнее и настойчивее раздавался повсеместно учащий голос Церкви, спасительный и необходимый всегда, но преимущественно в дни переживаемых нашим Отечеством величайших бедствий»655.
Собор призывает к проповеди не только священнослужителей, но и мирян. Конечно, «право церковного учительства принадлежит пастырям Церкви» – в этом Собор ссылается на 64–е правило 4 Вселенского Собора, но «для большего усиления и развития православно–христианского благовестия весьма желательно привлекать к делу не только диаконов и псаломщиков, но и способных к проповедничеству благочестивых мирян». Кроме того, участие диаконов, псаломщиков и мирян в проповеднической деятельности, «наиболее удобное и полезное в области внебогослужебной проповеди, может быть допускаемо и на церковной кафедре за богослужением, по благословению епископа и с разрешения в каждом отдельном случае местного священника». Право проповеди даруется мирянам при трех условиях: мирянин–проповедник должен отличаться благочестием, иметь благословение архиерея и разрешение местного священника, а также должен посвящаться в стихарь и получить звание «благовестника»656. Тем не менее, речь идет не о каком–то отступлении от правил в виде исключения, а об официальном признании за мирянами возможности проповедовать.
Собор предложил принять особые практические меры для развития и распространения проповеднической деятельности. Можно выделить три важных пункта.
Во–первых, речь идет об учреждении на всех уровнях церковной жизни – на приходах, в благочиниях, в уездах, в епархиях – Благовестнических Братств, состоящих из духовенства и мирян и открытых для монашествующих657. На епархиальном уровне проповедничество должно координироваться епархиальным Благовестническим Братством, председателем которого является архиерей и в который входят все клирики епархии, миряне, задействованные на проповедническом поприще, и семинаристы. Епархиальные проповедники, занимающие особую должность при этих Братствах, являются непосредственными помощниками епископа в деле благовествования658.
Во–вторых, Собор настаивает на необходимости усугубленного обучения семинаристов искусству проповеди. Для улучшения преподавания гомилетики в духовных школах Собор предлагает несколько мер: усиление библейских и патристических основ «науки проповедания», составление специальных учебников и библиотек, организацию практических упражнений, назначение и продвижение опытных преподавателей, клириков и мирян, учреждение «благовестнических кружков» в семинариях659.
В–третьих, для постоянного повышения квалификации и поддержки преподавателей Собор предпринимает: создание общецерковного журнала, посвященного гомилетике, одновременно практической и теоретической, содержащего различные документы и библиографические указания; организацию занятий по гомилетике для монашествующих, священнослужителей и мирян; отправление опытных проповедников на приходы для братской помощи местному духовенству660.
Миссия
19 век оказался для Российской Православной Церкви наиболее миссионерским за всю ее историю661. Миссия в этот период была в основном внешней, направленной на обращение в христианство языческих народов окраин Империи. Не оставляя в стороне такого рода деятельность, Собор открыл перед миссионерским служением новые горизонты и возможности. Распространение нигилизма (в том числе внутри самих духовных школ), принятие закона об укреплении начал веротерпимости в 1905 году, затем необходимость сопротивления атеистической пропаганде поставили в 1917 году перед церковной миссией новые задачи. Необходима была внутренняя миссия, хорошо продуманная и организованная, в совершенно новых условиях662.
Вопрос миссии изложен Собором в одном из самых объемных определений (четвертом по количеству статей) «О внутренней и внешней миссии»663, принятом 6(19) апреля 1918 года. 46 статей определения разделены на три главы: А. Внутренняя миссия, Б. Внешняя миссия, В. Миссионерский Совет при Священном Синоде. Распределение статей указывает на то, что главной заботой Собора была внутренняя миссия (33 статьи из 46).
Миссионерское служение было заповедано самим Спасителем и является неотъемлемой частью церковной жизни: «Миссия, основанная и заповеданная Законоположником нашей веры Господом Иисусом Христом, есть то великое служение в Церкви, существование которого обусловливается назначением Церкви и требует к себе со стороны ее особливой заботы и попечений»664.
Тогда как Евангелие заповедует благовествовать миру, исторические условия делают миссию неотложной и особенно актуальной во внутреннем плане. По утверждению Собора, «в виду крайней усиливающейся пропаганды латинства, протестантства, расколосектантства и безбожия, необходимо и своевременно укрепить и усилить внутреннюю миссию и придать ей соответствующее ее значению и задачам в условиях настоящего времени устройство»665.
Для организации миссии Собор учредил координационные органы и статус «миссионера». Миссионерская деятельность в этом плане устроена по аналогичному с проповедничеством принципу.
Организация миссионерского служения должна стать общей задачей духовенства и мирян на всех уровнях новоучрежденного церковного управления: на приходах, в уездах, в благочиниях, в епархиях, в монастырях и на общероссийском уровне666. В уездах руководство миссией осуществляется Уездным Миссионерским Советом, состоящим из равного числа клириков и мирян и из уездных миссионеров и действующим согласно распоряжениям Уездного Собрания667. Аналогично на епархиальном уровне: Епархиальный Миссионерский Совет, избранный Епархиальным Собранием, координирует миссионерскую деятельность во всей епархии668. На региональном уровне, в митрополичьих округах, окружные Миссионерские Съезды должны созываться митрополитами669. И, наконец, Всероссийский Миссионерский Съезд созывается Миссионерским Советом при Священном Синоде по крайней мере один раз в три года670.
Внешняя же миссия управляется Советом Православного Всероссийского Миссионерского Общества. Это Общество находится под покровительством патриарха и под председательством одного архиерея671. Собор делает различие между «внешней» миссией и «иностранной», но не объясняет сущность этого различия. Очевидно, что «внешней миссией» соборное определение называет миссионерскую деятельность в неправославных регионах России, а «иностранной» – проповедь за пределами страны.
Общим органом управления внутренней и внешней миссии является Миссионерский Совет при Священном Синоде. Председатель его избирается на три года Священным Синодом. Одним из заместителей председателя Совета является председатель Всероссийского Миссионерского Общества, отвечающий за внешнюю миссию, а другим – ответственный за внутреннюю миссию. Миссионерский Совет состоит из представителей различных видов миссионеров (епархиальных, внешних, заграничных). Определение также отмечает, что представители от внешней миссии должны быть специально осведомлены «в области миссионерской борьбы с магометантством, буддо–ламаизмом и язычеством»672.
Главными деятелями на миссионерском поприще являются уездные, епархиальные и заграничные «миссионеры». Подобно «благовестникам», назначаются они в уездах архиереем, на епархиальном уровне – высшей церковной властью по ходатайству епископа673. Миссионеры, клирики и миряне должны получить специальное образование, особенно те, что действуют на епархиальном уровне. В каждой епархии должны существовать три вида миссионеров: «противораскольнические», «противосектантские» и «противокатолические»674. Соборное постановление о миссии дает очень четкое определение должности миссионера, являющейся краеугольным камнем внутренней миссии, и содержит указания даже по поводу их карьеры, заработной платы, пенсии и премий675.
* * *
Так же, как и в области проповедничества, по отношению к миссионерской деятельности у Собора существовало намерение придать ей организованный характер и повысить уровень образования. Исторические события не дали возможности воплотиться в жизнь соборным реформам в этих областях, так как с конца 1918 года речь шла уже не о миссии, а о выживании.
Духовно–учебные заведения. Создание пастырских училищ
Чтобы придать миссии и проповедничеству желаемый динамизм, Собору требовалось провести реформу духовно–учебных учреждений. В их число входили духовные академии676, семинарии, духовные училища для мужчин677, училища для женщин, епархиальные или находящиеся в ведении духовного ведомства678. Реформа духовных школ, в особенности семинарий и академий, была одним из наиболее обсуждаемых в предсоборных комиссиях вопросов679; необходимость этой реформы признавалась всеми и повсеместно.
Сам Собор создал два отдела для рассмотрения проблемы реформы духовного образования: отдел, посвященный духовным академиям, насчитывающий 46 членов680, и отдел, занимающийся всеми остальными образовательными учреждениями, в котором собралось 110 членов. К несчастью, Собор не успел рассмотреть решения обоих отделов на пленарном заседании681. Впрочем, советская власть не замедлила национализировать все учебные заведения Церкви, и Собору оставалось лишь принять несколько временных мер682. Единственным настоящим соборным решением в области духовного образования стало создание пастырских училищ.
По поводу реформы академий и семинарий было высказано несколько мнений683. Некоторые из членов отдела по семинариям предложили разделить духовные школы на два типа: одни преподавали бы гуманитарные науки вместе с богословием для студентов, не готовящихся к принятию сана, а другие были бы непосредственно пастырскими и обучали будущих священнослужителей. Другие члены Отдела предлагали установить один вид пастырских училищ, хотя бы учащиеся и набирались исключительно из священнических семей или из готовящихся к рукоположению. В конце концов, Собор решил сохранить прежнюю систему семинарий и духовных училищ, но учредил дополнительно пастырские училища. Семинарии, богословские школы и женские училища сохраняли свой административный и педагогический строй; проведение необходимых изменений «соответственно основным задачам служения их Церкви Христовой»684 поручалось Высшему Церковному Управлению. В дополнение к семинариям, Собор постановил создать, начиная с 1918–1919 годов, пастырские училища, которые должны были разместиться в зданиях епархиальных учебных заведений, в монастырях, архиерейских домах и т. д.685.
Что касается духовных академий, Собор не успел обсудить доклад, подготовленный отделом, и передал его на рассмотрение Высшей Церковной Власти686, даровав ей право издать, начиная с 1918–1919 учебного года, новый устав духовных академий, разработанный соборным отделом687. В финансовом отношении, Собор создал в экстренном порядке фонд для выплаты заработных плат преподавателям и рабочим учебных заведений, который пополнялся за счет налогов от продажи свечей688.
Перед закрытием Собора было решено – в связи с обстоятельствами – поручить центральное руководство духовно–учебными заведениями непосредственно Высшему Церковному Управлению689.
Церковная дисциплина
Наиболее либерально настроенные члены Собора690 требовали приспособления церковной дисциплины к новым условиям. Речь, в частности, шла о разрешении второго брака для вдовых и разведенных священнослужителей и об участии женщин в церковной жизни. Все пожелания были рассмотрены Собором как отделом по церковной дисциплине, так и на пленарных заседаниях. Принятые решения оказались осторожными.
Рукоположения. Собор облегчил процедуру рукоположения лиц безбрачного состояния и попытался улучшить положение вдовых и разведенных священнослужителей, напоминая о запрете для них вступать во второй брак.
Во–первых, Собор изменил законодательство относительно рукоположения в диаконский и пресвитерский сан неженатых и немонашествующих лиц691. Прежде рукоположение лиц безбрачного состояния допускалось только по достижении ими сорокалетнего возраста. Собор же разрешил рукополагать подобных кандидатов с тридцатилетнего возраста, «по особливом испытании со стороны рукополагающего епископа».
Во–вторых, соборно был дан ответ на прошение, обращенное Высшему Церковному Управлению и Собору, о разрешении вдовым и разведенным священнослужителям вступать во второй брак692. Соборное постановление призывает к строгому соблюдению запрета о заключении второго брака священнослужителями, основанного на Священном Писании и канонах: «Запрещение овдовевшим и бракоразведенным священнослужителям вступать во второй брак, как основанное на апостольских наставлениях (1Тим. 3:2, 12; Тит. 1:6), церковных канонах (3 пр. Трулльского собора и др.), идеале христианского брака и высоком понятии об обязанностях священнослужения, должно быть соблюдаемо неизменно»693. Однако Собор постарался облегчить положение вдовых и разведенных клириков: им должна оказываться поддержка со стороны епископа, который может предложить им другое подходящее служение или получение дополнительного образования, и со стороны собратьев694. Тем священнослужителям, которые не способны оставаться в одиночестве и вступают во второй брак, теряя право служения, Собор предлагает какое–нибудь другое церковное занятие, в качестве псаломщика, чтеца или место в образовательных заведениях695.
В подобном духе, сохраняя традиционные принципы и свидетельствуя в то же время об открытости, Собор разрешил и вопрос о восстановлении лиц, лишенных сана. В определении от 2(15) августа 1918 года «О возможности восстановления в священном сане лиц, лишенных сана по суду»696 Собор, утверждая, что «лица, лишенные священного сана приговорами духовных судов, правильными по существу и форме, не могут быть восстановлены в сане»697, требует, тем не менее, пересмотра решений неправильных судов698 и позволяет всем тем, кто был лишен сана до Собора, возбудить ходатайство о пересмотре их дела699. Рассмотрение таких ходатайств поручается церковным судам, которые планировалось сначала преобразовать, а до того – Священному Синоду700.
Участие женщин в церковной деятельности. Своеобразие Собора заключалось в том, что он стремился придать больше значения роли женщин в церковной жизни, оставаясь между тем сдержанным в своих официальных заявлениях701.
В самом начале работы Собора было зачитано, в числе других посланий, приветствие Содружества женщин для церковной работы, авторы которого выразили надежду, что члены Собора не забудут «женской половины народной церковной семьи702». Отдел по церковной дисциплине, ответственный за подобные темы, затронул вопрос о возможности допуска женщин к церковному служению в качестве псаломщиц, чтиц и диаконис, а также о допуске их в алтарь.
Главным каноном, запрещающим женщинам вступать в священный сан, является 11–е правило Лаодикийского Собора 341 года «О том, что нельзя устанавливать в Церкви тех, кого называют старейшинами или предстоятельницами». Входить в алтарь женщинам запрещено 44–м правилом того же Собора. По мнению Зонары, это правило основывается или на правиле 69 3 Вселенского Собора, запрещающем мирянам входить в алтарь (женщин он рассматривает еще более мирскими, нежели мужчин), или на опасности нечистоты (о которой упоминается в некоторых александрийских канонах). По этим двум пунктам отдел составил рапорты «О вопросе восстановления сана диаконисе» и «О праве женщин входить в алтарь». Третьим вопросом было участие женщин в различных церковных собраниях и советах, обсуждавшееся на пленарном заседании Собора 23 ноября (6 декабря) 1917 года703.
Только на первом заседании третьей сессии, 11(24) июля 1918 года, Собору был представлен доклад отдела по церковной дисциплине «Об участии женщин в церковной жизни»704. Во время очень интересного обсуждения проекта отдела705 один из самых ярых сторонников активного участия женщин в церковной деятельности, профессор И. М. Громогласов, преподаватель Московской академии, настаивал на том, что 69–е правило 6 Вселенского Собора (3 Константинопольского, 681 год), запрещающее мирянам доступ в алтарь, касалось мирян в общем, а не женщин в особенности. Так как церковная современная практика допускает мужчин мирян в алтарь, нет причины продолжать запрещать это женскому полу. Кроме того, Громогласов ссылался на византийский чин посвящения в диаконис (у Матфея Властаря) и на указание на то, что после причастия диаконисы ставили Чашу на Престол. И, наконец, он процитировал списки духовенства Константинопольской Церкви, в котором упоминаются женщины, что доказывает, что они рассматривались как члены духовенства706.
На последнем заседании в определении от 7 (20) сентября 1918 года «О привлечении женщин к деятельному участию на разных поприщах церковного служения»707 Собор занял в конечном итоге компромиссную позицию, сдержанную по сравнению с предложениями, выраженными в дискуссиях. Женщинам были дарованы значительные юридические права на местном уровне, но в литургическом плане и по вопросу допуска в алтарь Собор остался сдержан и не включил женщин в клир.
Собор признает «полезным привлечение женщин к деятельному участию на всех соответствующих их призванию поприщах церковного служения». На предыдущих заседаниях женщинам были дарованы важные права в приходской жизни, что было совсем ново для того времени. Приходской Устав разрешил им участвовать в приходских собраниях708, в приходских советах709 и назначаться церковными старостами710. Более того, женщинам позволяется принимать участие в благочиннических и Епархиальных собраниях711. Они могут занимать различные должности в епархиальных образовательных, благотворительных, миссионерских и хозяйственных учреждениях. Приходской Устав недвусмысленно призывал выбирать «образованных прихожанок» и поручать им руководство приходскими учебными заведениями, в особенности библиотеками712. Однако женщины не допускаются ни в благочиннические и епархиальные Советы, ни на юридические и административные должности713. В исключительных случаях они могут быть псаломщицами, не являясь при этом членами клира714.
Принятые решения по женскому вопросу могут показаться несколько отсталыми по сравнению с перспективами, открывавшимися в ходе дебатов. Несмотря на это, по открытости и свободе дискуссий и по новаторскому подходу к проблеме в постановлениях Собора, хотя и сдержанных, Собор проявил особую смелость, отвечая на требования времени и одновременно свидетельствуя о своем стремлении остаться во всем верным Преданию.
Богослужение
Богослужебные вопросы входят в число тех, которые Собор не успел рассмотреть полностью, хотя в предсоборный период им также было уделено очень много внимания715. Богослужебный язык, русские переводы, параллельные славянскому тексту, исправление богослужебных книг, переработка устава, служение Божественной Литургии, литургическое искусство – это темы, которые постоянно затрагивались, начиная с отзывов архиереев Святейшему Синоду, на Съезде священнослужителей, в церковной прессе, а также в предсоборных комиссиях. Кроме того, соборный отдел по Литургии, проповедничеству и храму, возглавляемый архиепископом Евлогием (Георгиевским) и включавший 174 члена, оказался самым многочисленным после отделов по Высшему церковному Управлению, епархии и приходу716. Подотдел по богослужебному языку подготовил рапорт: славянский язык сохранялся как богослужебный, но в пастырских целях допускалось использование русского и украинского, в частности, для апостольских и евангельских чтений, параллельно со славянским717. Другой подотдел разработал проект по исправлению богослужебного устава718. Ни один из этих документов Собор не успел рассмотреть.
В действительности, на момент вынужденного закрытия Собора в богослужебной сфере принято было лишь незначительное количество постановлений. Кроме уточнений по поводу возношения имени патриарха и его литургических привилегий, а также отличий Киевского митрополита, кроме призыва молиться о мучениках и исповедниках веры во время гонений, богослужебных рекомендаций, содержащихся в приходском Уставе, решения посвящать в стихарь новоучрежденных благовестников, еще два соборных определения, принятые во время третьей сессии, касаются богослужения719.
Первое соборное постановление, касающееся богослужения и принятое 13(26) августа 1918 года, – это восстановление празднования дня памяти «всех святых Российских»720. Собор распорядился о том, чтобы оно совершалось в первое воскресенье Петрова поста721.
Процедура канонизации святых изложена в определении от 21 августа (3 сентября) 1918 года «О порядке прославления святых к местному почитанию». Со времен соборов 1547 и 1549 годов, созванных святителем Макарием Московским, на которых имели место первые торжественные прославления святых Русской Церкви, канонизация и агиология стали важным элементом церковного и национального самосознания в России; прославления угодников Божиих были основными поводами созыва Соборов и, следовательно, главными факторами церковных реформ722. Порядок канонизации, установленный Собором 1917–1918 годов, отличается децентрализованностью: это реакция на практику, установившуюся в синодальный период, за время которого было канонизировано только одиннадцать святых723. В первом же параграфе Собор заявляет, что «прославление угодника Божия к местному почитанию в Российской Православной Церкви совершается Собором митрополичьего округа с преподаваемого через особую грамоту благословения Святейшего патриарха и Священного Синода»724. На самом деле постановление это не было проведено в жизнь, так как митрополичьи округа так и не были созданы. Собор предвидел это и временно передал полномочия в этой области патриарху и Синоду: «Впредь до надлежащей организации митрополичьих округов и окружных Соборов прославление совершается Святейшим патриархом со Священным Синодом725». Второй принцип заключается в том, что инициатива должна исходить от местного населения с благословения епархиального архиерея726. Для прославления угодника Божия необходимо выполнение двух условий: во–первых, святость его должна быть подтверждена чудесами, о которых клятвенно свидетельствуют те, кому довелось их испытать, перед особой комиссией, созданной по благословению митрополита, во–вторых, святой должен почитаться в народе727. Нетленность мощей, о которой в Русской Церкви было много споров728, не обязательна729. День празднования святого устанавливается митрополичьим Собором и Высшей Церковной Властью730. Имя святого включается во всероссийский месяцеслов с памяткой о том, что он местночтимый731. Причтение угодника Божия к лику общецерковных святых осуществляется Поместным Собором732. О таком событии патриарх оповещает предстоятелей остальных Православных Церквей733.
* * *
Собор 1917–1918 годов не принял никакого значительного постановления в области богослужения. Плоды дискуссий и размышлений, накопившиеся с 1905 года, не были воплощены в жизнь. Впрочем, есть сомнение в том, что Собор ввел бы какие-то коренные изменения, даже если бы не был распущен преждевременно. Принятие лжесобором обновленцев 1923 года некоторых реформ, затронутых в соборных дебатах, надолго дискредитировало их734.
Глава 3. Церковь и государство
После издания Указа об укреплении начал веротерпимости 17 апреля 1905 года и особенно после отречения императора от престола 3(16) марта 1917 года Российская Православная Церковь оказалась в беспрецедентном положении, заставившем ее переосмыслить полностью отношения с государством и обществом. Революция, позволившая в определенном смысле созвать Собор, вынудила Церковь отмежеваться от светски настроенного Временного Правительства, а затем радикально воспротивиться большевистской власти. Собор опубликовал постановления о юридическом статусе Церкви, о преподавании катехизиса, о приходских школах, о браке и разводе, о церковном имуществе и хозяйстве. Постановления эти были не просто временными мерами, но и попыткой определить новые принципы, на которых основывались бы отношения между Церковью, обществом и государством735.
Юридический статус Церкви
Соборное определение от 2(15) декабря 1917 года «О правовом положении Православной Российской Церкви»736 наделено особой значимостью: впервые за свою историю Русская Церковь выразилась по поводу своего места в государстве, в новой для нее ситуации. «Основные положения», которые обязано принять государство, должны быть направлены на «обеспечение свободы и независимости православной Церкви в России при изменившемся государственном строе»737. В момент принятия этого постановления Собор еще не подозревал о том, что большевистская власть останется совершенно глуха к призывам Церкви.
Первенствующее положение и независимость. Первая статья определения является ярким указанием на то, какое место Российская Церковь намеревалась занять в государстве по отношению к другим вероисповеданиям. С самого начала речь идет о первенствующем положении Православия по отношению к другим религиям, что объясняется богословскими и историко–социальными причинами: «Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском Государстве первенствующее среди других исповеданий публично–правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское Государство»738. Русская Церковь считает себя частью «Вселенской Церкви»739 и поэтому признает за собой первенство. Иными словами, Русское Православие является единственным законным воплощением Церкви Христовой на территории России. Это и есть богословский довод его первенствующего положения. Во второй части предложения Собор выставляет другое основание своему требованию: преимущество Российской Церкви обосновано также социальным фактором – это вера большинства, и историческим – Православие созидало российскую государственность. Таким образом, для подтверждения прерогатив Православия Собор располагал богословскими и историко–социальными доводами.
Во втором параграфе утверждается независимость (а не отделение) Церкви по отношению к государству, а также ее право на «самоопределение» и «самоуправление»: «Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными Церквами независима от государственной власти и, руководясь своими догматико–каноническими началами, пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда правами самоопределения»740.
Применение соборных принципов. Соборный подход к церковно–государственным отношениям предполагает признание церковного законодательства светскими властями: «Постановления и узаконения, издаваемые для себя Православной Церковью в установленном ею порядке, со времени обнародования их церковною властью, равно и акты церковного управления и суда признаются государством имеющими юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы»741. Иерархия и церковные учреждения должны также признаваться властями742, которые имеют право их контролировать только относительно их соответствия государственным законам743.
В соборном определении от государства ожидается не только признание церковных постановлений, но и совершенно положительное к ним отношение. Собор считает кроме того необходимым, чтобы все светские законы, касающиеся Православной Церкви, принимались с одобрения последней744. Глава Российского государства, министры исповеданий и народного просвещения должны, по мнению Собора, быть православными745. И наконец, «во всех случаях государственной жизни, в которых государство обращается к религии, преимуществом пользуется Православная Церковь»746.
Соборные принципы церковно–государственных отношений имеют и практические последствия в социальной и юридической областях: признание общепринятым церковного календаря747, признание нерабочими днями церковных праздников748, придание официального характера и значения актов гражданского состояния церковным реестрам749.
Собор требует применения к Российской Православной Церкви принципа свободы вероисповедания, дарованного инославным в 1905 году, и просит государство гарантировать свободу православного богослужения и проповеди. Соборное определение настаивает на введении уголовного наказания за публичные богохульства, поругание над священными предметами и священнослужителями и за насильственное принуждение к отказу от православной веры750. Добровольный отказ от Православия возможен только по достижении совершеннолетия; дети же покинуть Церковь могут только по желанию родителей и лишь тогда, когда сами родители отказываются от Православия751.
В области бракосочетания светское законодательство «устанавливается сообразно с нормами церковного права»752 и обязано признавать законным православное венчание753, а также развод или разрыв брака, постановленные церковными властями. В случае смешанных браков преимуществом пользуется православное право754. В области образования, основанные Церковью школы должны пользоваться одинаковыми правами со школами светскими. Кроме того, во всех государственных и частных школах «воспитание детей должно соответствовать духу Православной Церкви», преподавание Закона Божия должно быть обязательным, а преподаватели его имеют право получать вознаграждение от государства755. Священнослужители, монашествующие и штатные псаломщики освобождаются от служения в армии и от прочих повинностей756.
В хозяйственной области церковное имущество не может быть изъято и не должно облагаться налогами, если оно не приносит прибыли757. Православная Церковь получает из государственной казны ежегодное ассигнование по смете, установленной Высшей церковной властью и утвержденной законодательством758.
В правовом плане церковные учреждения признаются юридическими лицами по просьбе церковного управления759.
Из соборного определения о правовом положении Церкви следует, что идеал «симфонии» властей, разработанный со времен императора Юстиниана (527–565), по–прежнему доминирует в церковной среде, не примирившейся с идеей отделения Церкви от государства. Во имя богословского, исторического и социологического своего значения Российская Православная Церковь призывает светские власти признать ее первенство не только по отношению к другим вероисповеданиям, но даже и перед лицом государственных структур. Выражая желание, чтобы основные политические деятели были православными760, Собор старался воспротивиться полному отделению власти от Церкви и обмирщению государства.
Соборное определение о правовом положении – это некий идеал, отрешенный от реальности, который большевистская политика быстро превратила в утопию. Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви от 23 января (5 февраля) 1918 года, написанный под вдохновением тождественного французского закона 1905 года, лишил Церковь статуса юридического лица. Юридическим лицом с того времени стали считаться только группы верующих, состоящие сначала из 15, а затем из 20 лиц761. Этот большевистский декрет положил конец «константиновскому» периоду церковной истории в России. Впоследствии в настолько же беспрецедентных условиях Русская Православная Церковь вновь выразила свое мнение по поводу своих отношений с государством и обществом на архиерейском Соборе 2000 года в документе «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви».
Преподавание Закона Божия и приходские школы
Вопрос о преподавании Закона Божия и о положении приходских школ очень скоро стал знаком перемены в церковно–государственных отношениях при Временном Правительстве. В соборных определениях часто затрагиваются обе эти темы, а также вопрос о свободе совести. Впрочем, многие из посвященных этим проблемам постановлений являются реакцией Собора на государственные законы или законопроекты: на закон 14(27) июля 1917 года о свободе совести, на законопроекты от 20 июня (3 июля) и от 11(24) июля 1917 о церковных школах. Национализация церковных школ, перевод их в общественную сферу были осуждены всем духовенством, включая очень либеральный Всероссийский Съезд духовенства и мирян. Временное Правительство попыталось объяснить, что оно не отказывалось от самого принципа существования религиозных школ, а хотело взять под контроль те учебные заведения, которые находились на государственном обеспечении. Кроме того, Священному Синоду обещали вернуть деньги, вложенные Церковью в подобные школы. Несмотря на это, в церковной среде решение Временного Правительства извинено не было. 11(24) декабря в связи с требованием Левого Союза Педагогов упразднить преподавание Закона Божия в школах Собор отправил к председателю Временного Правительства А. Ф. Керенскому делегацию во главе с архиепископом Тамбовским Кириллом для разрешения обоих вопросов: и о положении приходских школ, и о преподавании Закона Божия. К тому времени государство уже приняло постановление по поводу школ, а для разрешения второй проблемы следовало ожидать очередного заседания Учредительного Собрания. Школа всегда была привилегированным местом христианского просвещения населения, поэтому Церкви приходилось искать совершенно новый способ проповедовать Евангелие детям и молодежи. Вызванные этими обстоятельствами соборные постановления выражают принципиально новую позицию762.
Обязательность преподавания Закона Божия в светских школах. Соборное определение от 28 сентября (11 октября) 1917 года «О преподавании Закона Божия в школах»763 частично стало ответом на правительственный закон от 24 июля (5 августа) о свободе совести, который позволял, начиная с четырнадцатилетнего возраста, сменять вероисповедание или заявлять себя атеистом и не ходить на уроки Закона Божия. Собор потребовал отменить возрастной барьер, так как четырнадцатилетний возраст «представляется слишком юным» и «не обеспечивает надлежащей зрелости суждения ввиду телесных и душевных особенностей отрочества»764.
Собор напоминает об обязательности уроков Закона Божия даже в светских школах: «Преподавание Закона Божия в качестве обязательного предмета должно быть поставлено в одинаковые условия со всеми главными предметами учебного курса»765 во всех учебных заведениях, где есть православные учащиеся.
Кроме того, «переход из одного вероисповедания в другое, а также и признание себя не принадлежащим ни к какой вере не могут быть осуществляемы учащимися во время пребывания их в низшей и средней школе»766. До тех пор «учащиеся средней и низшей школы могут прекратить изучение Закона Божия только при оставлении ими православия в связи с выходом из Православия их родителей»767. Соборное определение о Правовом положении Церкви768 предполагает, что выход из Православия возможен для несовершеннолетних только при трех условиях: по желанию родителей, при отречении самих родителей от Православия, с согласия самих детей, если им больше восьми лет. Только по этим трем причинам дети могли не посещать обязательные уроки Закона Божия.
Собор напоминает также, что преподаватели Закона Божия, «законоучители», должны иметь равные со всеми остальными учителями права769.
Приходские школы. Еще более острой, чем преподавание Закона Божия, оказалась проблема приходских школ, потому что здесь затрагивались вопросы собственности. Определения «О церковных школах»770 и «По поводу правительственного законопроекта о церковно–приходских школах»771 являются реакцией Собора на законопроекты Временного Правительства от 20 июня (3 июля) и от 11(24) июля 1917 года. В последних шла речь о передаче приходских школ и их зданий министерству народного просвещения, то есть их национализации, и по этому случаю прекращении выплаты Церкви пособий по их содержанию. Эти проекты, целью которых было не упразднение приходских школ, а только передача их имущества государству, обосновывались правительством тем, что в свое время их постройка была выполнена большей частью на государственные средства.
По мнению Собора, который подчеркивал свою общенациональную представительность, эти законопроекты являются попыткой ликвидации церковных школ. Государственные средства, выделенные на постройку подобных школ, совсем не являются причиной притязания на их владение, тем более что значительная часть финансировалась Церковью и частными благотворителями. Следовательно, правительство может требовать только возврата выделенных сумм, как и свидетельствует, согласно определению, закон от 12 июня 1913 года. По мнению Собора, настоящим стремлением законопроектов является несправедливый захват церковных школ для передачи их министерским учебным заведениям; они нарушают права благотворителей и приводят к осквернению храмов при этих школах772.
Собор требует от правительства не только возвращения Церкви приходских школ, но и уравнивания их в финансовых и педагогических правах со школами светскими773. Он просит также архиереев разъяснить духовенству и мирянам, «что церковные школы являются для Православной Церкви незаменимым способом распространения христианского просвещения и христианского воспитания» и что поэтому важно сохранить их движимое и недвижимое имущество в ведении Церкви774.
Перед закрытием Собора было постановлено775, ввиду обстоятельств, поручить непосредственно Высшему Церковному Управлению центральное руководство церковными школами, организацию преподавания Закона Божия в светских школах776, а также защиту прав преподавателей церковных наук777.
* * *
Соборные постановления о приходских школах являются ответом на конкретные вызовы времени. Тем не менее, они свидетельствуют о привязанности Церкви к такому виду школ, которые позволяли приходам заниматься христианским просвещением и воспитанием детей. Определения эти показывают также, насколько Собор недооценил радикальность перемены политического строя и последствий отделения Церкви от государства.
Брак и развод
Постановления Собора о браке вызваны политическими событиями. Тем не менее, вопрос об упрощении бракоразводной процедуры затрагивался и в предсоборных дискуссиях778. Большевистское законодательство как бы спровоцировало Собор выразить свое мнение по вопросу заключения и расторжения брака и напомнить основные церковные положения779.
Первое соборное определение по этому вопросу от 19 февраля (4 марта) 1918 года было принято в ответ на декрет о расторжении брака и гражданском браке780, который допускал развод по просьбе одного из супругов, а брак рассматривал как простую запись в гражданском суде без всякого ограничения.
Собор отреагировал очень отрицательно на оба большевистских декрета и отказался признать как гражданский брак, так и гражданский развод. Следовательно, верующие, которые осуществляют расторжение брака в гражданском суде, обвинялись в осквернении Таинства венчания781. Лица, заключающие повторный брак после подобного развода, рассматриваются как многоженцы и прелюбодеи и не допускаются к Причастию (Собор ссылается в этом на канон 6 Вселенского Собора и на правило св. Василия Великого)782. Состоящие в только гражданском браке считаются сожителями783.
Во втором своем определении от 7 (20) апреля 1918 года «О поводах к расторжению брачного союза, освященного Церковью»784 Собор напомнил основные богословские положения о заключении и расторжении брака. Это определение было дополнено постановлением от 20 августа (2 сентября) 1918 года785.
Собором упомянуты два основных понятия. Во–первых, принцип нерасторгаемости церковного брака: «Супружеский союз мужа и жены, освящаемый и укрепляемый в таинствах брака благодатною силою, должен быть у всех православных христиан супругов нерушимым; все они, приемля с покорностью воле Божией свой жребий жизни, должны до конца дней совместно нести и радости, и тяготы супружества, стремясь осуществить слова Спасителя и Господа: «еже Бог сочета, человек да не разлучает» (Мф. 19:6)786». Во–вторых, принцип «икономии», снисхождения к немощам человеческим, который допускает расторжение брака: «Расторжение брачного союза Святая Церковь допускает лишь по снисхождению к человеческим немощам, в заботах о спасении людей, – в предупреждение неизбежных преступлений и в облегчение невыносимых страданий, – при условии предварительного действительного распадения расторгаемого брачного союза или невозможности его осуществления»787.
В соответствии с этими двумя положениями Собор напоминает процедуру (решение церковного суда) и поводы расторжения церковного брака. Последние перечислены в определении: отпадение одного из супругов от Православия; прелюбодеяние и противоестественные пороки; неспособность к брачному сожитию; заболевание проказой или сифилисом; безвестное отсутствие; лишение одного из супругов права на состояние судом; посягательство на жизнь и здоровье супруга или детей; занятие оккультной практикой; вступление одного из супругов в новый брак. Определение от 20 августа (2 сентября) 1918 года788 дополнило список двумя другими причинами: психической болезнью и злонамеренным оставлением одного супруга другим789.
Церковное имущество и доходы
В самом центре церковно–государственного конфликта оказался вопрос о церковном имуществе и доходах. Кроме постановлений, принятых в ответ на конкретные действия властей, такие как национализация приходских школ Временным Правительством или изъятие храмового имущества большевиками, Собор издал несколько общих определений о владениях и доходах Церкви790.
Спорный вопрос заключался в том, кому принадлежит церковное имущество: Российской Православной Церкви, которая больше не существует как юридическое лицо, или общинам верующих? В приходском уставе эта проблема разрешалась компромиссным путем: юридическим лицом признавались одновременно община (согласно светскому праву) и храм (что позволяло сохранить некий общецерковный характер имущества).
Соборное определение «О церковном имуществе и хозяйстве»791 (24 августа/6 сентября) излагает основные положения по вопросу о церковной экономике по отношению к новым светским законам. В ответ на признание властями юридическим лицом только сообществ верующих, Собор утверждает, что имущество Церкви имеет общий, а не частный характер. Основное правило выражено следующим образом: «Имущество, принадлежащее установлениям Российской Православной Церкви, составляет общее ее достояние»792. Следовательно, высшая власть в управлении церковным хозяйством принадлежит Поместному Собору793. Представляемый Высшим Церковным Управлением в межсоборный период, Собор издает правила о церковном имуществе794, проверяет счета за межсоборный период, контролирует деятельность созданных им хозяйственных учреждений795, которые обязаны представлять ежегодный отчет Высшему Церковному Управлению796. Поместный Собор и Высшее Церковное Управление имеют право учреждать особые сборы на общецерковные нужды797, тогда как остальные церковные учреждения могут осуществлять сборы на свои частные нужды798. Имущество церковных организаций должно использоваться строго в соответствии со своим назначением799.
Отделение Церкви от государства, гонения со стороны большевистского правительства, общий экономический кризис вынуждали Собор срочно искать средства для содержания церковных структур. Тарелочные сборы и налог с продажи свечей стали основными источниками дохода. Самыми беззащитными в новых обстоятельствах оказались духовно–учебные заведения. Поэтому 15(28) марта Собор постановил создать общецерковную кассу на общие нужды и для «обеспечения содержанием преподавателей и служащих духовно–учебных заведений по 1(14) сентября 1918 года»800. 2(15) декабря было издано определение «Об установлении особого сбора на покрытие расходов по содержанию Собора» вплоть до 1(14) января 1919 года801. В очередной раз основной прибылью стал налог с продажи свечей, взимаемый самими свечными заводами. Постановлением от 31 августа (13 сентября) 1918 года был учрежден сбор «Церковная лепта»802. Он должен был осуществляться во всех приходах и предназначался на пополнение общецерковной казны.
Гонения на Церковь
Поначалу Собор терпеливо относился к ущемлениям со стороны Временного Правительства, но впоследствии попытался оказать активное сопротивление жестоким гонениям со стороны большевистской власти. 25 января (7 февраля) 1918 года зверское убийство Киевского митрополита Владимира (Богоявленского), первого в сонме новомучеников российских, обозначило начало гонений. Одновременно Церковь осознала, что оказалась перед лицом не только внешнего, но и внутреннего врага.
Внешний враг: молитва о мучениках и охрана храмов. Во время второй сессии, 5(18) апреля 1918 года, Собором было принято постановление «О мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь»803.
В первую очередь, Собор призывает верующих молиться о еще живых жертвах гонений и о скончавшихся мучениках и исповедниках804. 25 января (7 февраля), день гибели митрополита Владимира, или следующее за ним воскресенье становятся днем памяти всех новомучеников и исповедников805. Собор призывает к тому, чтобы во всех приходах, где кто–то мученически пострадал за веру, организовывались в понедельник второй недели после Пасхи крестные ходы на место погребения этих новомучеников806. Подвиги новых мучеников и исповедников должны доноситься народу посредством размножения и распространения сообщений, розданных членам Собора807. Тем временем, Святейший патриарх вместе со всеми архиереями должен ходатайствовать перед властями об освобождении христиан, находящихся в заключении из–за своей принадлежности к Церкви808.
В более конкретном плане Собор призывает верующих в том же самом определении сплотиться для того, чтобы попытаться уберечь церковное имущество от расхищения, вернуть конфискованное и защитить тех, кто преследуется за веру. Для этого верующие должны создать братства на разных уровнях и от их имени направлять властям свои заявления. Координация деятельности подобных братств поручается Всероссийскому Совету приходских общин при патриаршем престоле809. В организации братств на местном уровне члены Собора обязаны сыграть решающую роль810. В последней статье содержится заявление о том, что «Священный Собор Православной Российской Церкви, возглавляемый Святейшим патриархом и Преосвященными иерархами, состоящий из избранников всего православного народа, в том числе и крестьян, есть единственный законный высший распорядитель церковных дел, охранитель храмов Божиих, святых обителей и всего церковного имущества, которое веками составлялось главным образом из добровольных приношений верующих людей и является Божиим достоянием. Никто, кроме Священного Собора и уполномоченной им церковной власти, не имеет права распоряжаться церковными делами и церковным имуществом, а тем более такого права не имеют люди, не исповедующие даже христианской веры или же открыто заявляющие себя неверующими в Бога»811.
Несколько месяцев спустя, 30 августа (12 сентября) 1918 года, в ответ на инструкцию Наркомюста от 11(24) августа 1918 года об исполнении декрета об отделении Церкви от государства Собор на 169–м заседании принял определение «Об охране церковных святынь от кощунственного захвата и поругания» с целью организовать сопротивление конфискации церковного имущества812. С первых же строк Собор напоминает о том, что богослужебные предметы являются Божиим достоянием и, следовательно, изъятие их богохульно: «Святые храмы и часовни со всеми священными предметами, в них находящимися, суть достояние Божие, состоящее в исключительном обладании Святой Божией Церкви в лице всех православно–верующих чад ея, возглавляемых Богоучрежденною Иерархией. Всякое отторжение сего достояния от Церкви есть кощунственный захват и насилие»813.
Напоминая о принципе принадлежности церковного имущества всей Церкви, Собор утверждает, что охранение его «доступными для него и не противными духу учения Христова средствами» является долгом каждого верующего814. Отлучение от Церкви грозит всем тем, кто участвует в его конфискации815. Приходские собрания имеют право только передавать властям списки приходского имущества, следя за его сохранностью816. Небрежение прихожан к сохранению имущества прихода должно наказываться прекращением в нем богослужений и закрытием храма епархиальным архиереем817. Конфискованные светской властью священные предметы могут приниматься на хранение православными христианами по благословению епископа и использоваться только по назначению818; в противном случае их следует заново освящать819.
Общины, лишенные храма, могут собираться вокруг своего пастыря для совершения домашних и упрощенных богослужений: «Лишившаяся храма и его святынь община православных христиан объединяется около своего пастыря, который с разрешения епархиального архиерея может совершать для нее Божественные службы, не исключая и литургии, в частном доме или ином приличествующем помещении. Необходимые для богослужения предметы приобретаются в таких случаях на добровольные даяния верующих, причем священные сосуды могут быть без всяких украшений на них, а облачения из простой ткани»820.
Собор придает духовный смысл гонениям, которые подвигают Церковь к нищете, простоте и свидетельству: «Да будет ведомо всем, что Церковь Православная дорожит своими святынями по их внутреннему значению, а не ради материальной ценности, и что насилия и гонения бессильны отнять у нее главное сокровище – святую веру, залог ее вечного торжества, ибо «сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1Иоан. 5:4)»821.
О «церковном большевизме». В 1917 году у Церкви нашлись не только внешние враги. На 108–м заседании Собора 87 соборных членов подписали прошение об осуждении «церковного большевизма»822. Политический кризис стал причиной появления в Церкви революционного движения и даже предательства. Для борьбы с этими внутренними врагами Собор издал 6(19) апреля 1918 года определение «О мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни»823. Во вступлении Собор с большой горечью признает существование в Русской Церкви некоторых епископов, клириков, монашествующих и мирян, «непокоряющихся и противящихся церковной власти и обращающихся в делах церковных к враждебному Церкви гражданскому начальству и навлекающих через то на Церковь, ее служителей, ее чад и достояние многоразличные беды». Соборное определение оповещает об этой опасности «верных чад Церкви, во ограждение их веры и благочестия, а отпавших от истины церковной или колеблющихся в ней во увещание к покаянию». К отступникам и противникам Церкви Собор относится с особой строгостью и, «последуя велениям Утешителя Духа истины, предложенным в Слове Божием и правилах апостольских, соборных и святых отец, осуждает, как богопротивников».
В осуждении членов Церкви, прибегающих к поддержке «богоотступленнической власти» в своих интригах, Собор опирается на каноны апостольские и Вселенских Соборов. Определение предусматривает для них два наказания: сначала запрещение в священнослужении, а затем и низвержение из сана, если в виновнике не обнаружится покаяния. Архиерей, противящийся высшей церковной власти, должен запрещаться и призываться к церковному суду. Сана он лишается, если трижды откажется предстать перед судом824. Священнослужители, монашествующие и миряне, противящиеся своему епископу или настоятелю, работая в антицерковных организациях и поддерживая декрет об отделении Церкви от государства, должны соответственно низвергаться из сана, изгоняться из монастырей и отлучаться от Причастия825. Подлежат закрытию приходы, чьи члены будут виновны в осквернении, изъятии святынь и в наложении рук на священнослужителей826. Однако эта мера должна применяться только в том случае, «если дознанием на месте будет с несомненностью установлено, что перечисленные в этой статье действия явились результатом решения Приходского Собрания, Приходского Совета или вообще значительной группы прихожан, которой при том со стороны остальной части прихода не оказано никакого противодействия не только фактического, но и нравственного»827. Епархии, архиереи которых будут подвергнуты насилию и убиению без сопротивления со стороны верующих, теряют права избрания его преемника828. Твердость, с которой Собор принял эти постановления, свидетельствует о его решимости не допустить развития «церковного большевизма»829.
Гонения со стороны властей помешали Собору осуществить желаемую работу и в конечном итоге принудили его прервать заседания. Тем не менее, эти гонения придали Собору 1917–1918 годов больший авторитет, превосходящий обычную каноничную законность. Созван был Собор для разрешения церковно–административных вопросов, а в итоге стал настоящим сонмом мучеников и исповедников. Некоторые из его членов пострадали за веру до роспуска Собора830 – это митрополит Владимир, епископ Гермоген (Долганов); а многие погибли или стали исповедниками после. Среди них патриарх Тихон, митрополит Петроградский Вениамин (Казанский), митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский), будущий митрополит Нижегородский епископ Евгений (Зернов), епископ Прокопий (Титов), иеромонах Афанасий (Сахаров), ставший епископом в 1921 году, секретарь Собора архимандрит Сергий (Шеин), протопресвитер Александр Хотовицкий и многие другие архиереи, священнослужители, монашествующие и миряне, канонизированные на Соборах 1994, 1997 и 2000 годов831.
Часть 4. Исполнение и рецепция постановлений собора
Глава 1. Исполнение соборных постановлений
Канонический авторитет любого Собора зависит не только от его состава и от его членов, будь они все святыми, но и от приятия его решений полнотой Церкви. Собор 1917–1918 годов считал себя представляющим все тело церковное; можно по праву задаться вопросом, какое место он уделял этому восприятию. Рецепция Собора подразумевает некоторый промежуток времени: даже если на Соборе были представлены, как в 1917 году, и клирики, и миряне, а не только архиереи, он не может избежать проверки во времени всей полнотой церковной832. Пока еще рано подводить итоги всем сторонам рецепции Собора 1917–1918 годов, которой к тому же значительно помешали политические обстоятельства. В этой главе мы попытаемся рассмотреть практическое исполнение соборных постановлений, как в России, так и в эмиграции, и их оценку некоторыми известными богословами.
Приведение в исполнение постановлений Собора 1917–1918 годов сложно оценить по двум причинам: во–первых, в советские времена Русская Православная Церковь была более озабочена своим выживанием, нежели внутренней реформой, а во–вторых, на сегодняшний день было бы слишком рано утверждать, в какой степени Московский Патриархат воспользуется тем, что Г. Шульц назвал «забытым потенциалом реформ». Тем не менее, как на высшем уровне (сохранение патриаршества и соборной системы), так и на низшем (активное существование, иногда полуподпольное, приходов) Русская Церковь унаследовала основные идеи Собора 1917–1918 годов. Начиная с 1988 года и вплоть до архиерейского Собора 2000 года, определения 1917–1918 годов являлись официальной ссылкой и образцом для уставов Русской Православной Церкви, хотя в некоторых областях новые обстоятельства требуют новых решений833.
Применение соборных реформ в Московском Патриархате
Возрождение соборной структуры, выборности и соборного решения проблем стало главным плодом Собора 1917–1918 годов834. В 1921 году созвать очередной Собор, как это было запланировано, не удалось; вследствие этого члены Собора 1917–1918 годов потеряли свои полномочия. Некоторые схизматические группировки, пользуясь поддержкой властей, попытались завладеть соборной инициативой. 10 мая 1922 года патриарх Тихон был арестован под предлогом сопротивления изъятию церковных ценностей. Немного позднее группа священников, возглавляемая протоиереем Александром Введенским, предложила патриарху сложить с себя полномочия по управлению Церковью. Патриарх согласился передать свою власть впредь до созыва нового Собора митрополиту Агафангелу (Преображенскому), а до его прибытия передал о. Введенскому и его единомышленникам дела патриаршей канцелярии. Большевики не разрешили митрополиту Агафангелу приехать в Москву. Воспользовавшись этим, «обновленцы» организовали свое Высшее церковное управление, доминирующее место в котором поначалу заняла группа «Живая Церковь»835.
После ареста патриарха Тихона, патриаршего Местоблюстителя митрополита Агафангела (Преображенского) и расстрела митрополита Петроградского Вениамина (Казанского) Временное церковное управление, учрежденное «обновленцами», созвало 29 апреля 1923 года свой лжесобор. Собрание это было названо «вторым Поместным Собором Российской Православной Церкви», первым, конечно, считался Собор 1917–1918 годов. 430 членов этого «Собора» были в основном членами «Живой Церкви», Союза общин древнеапостольской Церкви (возглавляемого Александром Введенским) и Союза церковного возрождения (епископа Антонина Грановского). Этот «Собор» упразднил патриаршество, низложил патриарха Тихона, проголосовал за упразднение обязательности монашеского пострига для архиереев, разрешил второбрачие для всех священнослужителей и создал новый орган Высшей церковной власти836. Триумф «обновленческой» церкви продлился недолго: в июне 1923 года, под давлением зарубежных держав и после унизительной самокритики, патриарх Тихон был освобожден. 14 июня 1923 года он осудил обновленческий Собор и признал недействительными обновленческие хиротонии. Однако здоровье патриарха было подорвано; 7 апреля 1925 года он скончался при странных обстоятельствах. «Живая Церковь», в сотрудничестве с рядом других реформаторских группировок, была преобразована в Св. Синод («обновленческий»), созвавший в 1925 году при поддержке большевиков новый Собор, не признанный церковным народом в качестве легитимного837.
Только после начала Великой Отечественной войны Русская Церковь снова обрела возможность созывать Соборы: в 1943 – архиерейский Собор для выборов патриарха, в 1945 – Поместный Собор также для избрания патриарха, в 1961 – архиерейский Собор, в 1971 – Поместный Собор с целью избрания патриарха, в 1988 – Поместный Собор, в 1990 – Поместный Собор для избрания патриарха, в 1994, 1997 и 2000 – архиерейские Соборы. Из перечисленных девяти Соборов только четыре были «Поместными», то есть были проведены с участием священнослужителей и мирян (по одному священнослужителю и мирянину от епархии). Из этих четырех Поместных Соборов только один, в 1988, был созван не для выборов патриарха. Мы остановимся на тех Соборах, которые приняли Устав Церкви, и рассмотрим, насколько эти новые уставы совпадают с постановлениями 1917–1918 годов. Таким образом, в поле нашего зрения попадают Поместные Соборы 1945 и 1988 годов, а также архиерейский Собор 2000 года.
Архиерейский Собор 1943 года. Первым законным Собором Русской Церкви после 1918 года стал архиерейский Собор, созванный в сентябре 1943 года. Чтобы заручиться поддержкой Церкви в военное время, Сталин позволил созыв Собора, на котором был избран наконец преемник патриарха Тихона. В своем завещании патриарх Тихон указал имена трех возможных Местоблюстителей на период до созыва Поместного Собора: это были митрополиты Кирилл (Смирнов), Агафангел (Преображенский) и Петр (Полянский). Так как митрополиты Кирилл и Агафангел на момент кончины патриарха находились в ссылке, 28 июля 1925 года Местоблюстителем стал митрополит Петр Крутицкий. Из–за отказа признать обновленческую церковь он был арестован 10 декабря 1925 года. По его распоряжению «заместителем патриаршего местоблюстителя» стал митрополит Сергий Финляндский. 26 декабря 1926 года Владыка Сергий был арестован за то, что потребовал исполнения декрета 1918 года об отделении Церкви от государства. 9 марта 1927 года он был отпущен на свободу ценой признания легитимности советской власти. Митрополиту Сергию удалось создать временный Синод, признанный властями. Однако несколько архиереев, в том числе митрополиты Кирилл и Агафангел, которые упоминались в завещании патриарха Тихона, отказались подчиниться этому Синоду. Среди них были также священник Павел Флоренский и митрополит Ленинградский Иосиф (Петровых)838.
Собор 1943 года ни в чем не соответствовал определениям 1917–1918 годов о Поместных Соборах и об избрании патриарха: состоял он только из 19 архиереев, избравших открытым провозглашением (а не жребием, как предписывал Собор 1917–1918 годов) патриархом митрополита Сергия, который с 1926 года был заместителем патриаршего местоблюстителя. Тем не менее, собор этот был признан каноничным всеми православными Поместными Церквами и положил конец различным расколам, потрясавшим Русскую Церковь с 1921 года.
Поместный Собор 1945 года. Принятие «Положения об управлении Русской Православной Церкви». Изменения в отношениях с властями позволили патриаршему местоблюстителю митрополиту Ленинградскому Алексию839 после кончины патриарха Сергия созвать в 1945 году первый с 1918 года Поместный Собор. В новых, более благоприятных условиях, требовалось более каноничное избрание патриарха, а также проведение некоторых преобразований. Постановления Собора 1917–1918 годов, выполнение которых стало совершенно нереальным, могли быть исправлены только другим подобным Собором, состоящим также из архиереев, духовенства и мирян. 31 января 1945 года при финансовой поддержке советского правительства начал свою работу Собор, состоявший из 175 членов и продлившийся только три дня. Каждая епархия была представлена своим архиереем, одним священнослужителем и одним мирянином. Последние не избирались, а назначались Синодом; подобная процедура была предложена на Предсоборном Присутствии в 1906 году. На Соборе присутствовало 34 делегата от Поместных Православных Церквей; эта диспропорция в пользу последних указывала на желание государства и Церкви укрепить свою международную легитимность.
«Положение об управлении Русской Православной Церкви», предварительно одобренное на архиерейском совещании (21–23 ноября 1944), было единогласно принято на Поместном Соборе без критики и каких–либо исправлений. Оно стало в некотором роде компромиссом между постановлениями Собора 1917–1918 годов и ограничениями, навязанными советскими властями. Документ довольно лаконичен, состоит из 48 статей, разделенных на четыре главы: 1) патриарх, 2) Священный Синод, 3) епархии, 4) приходы.
Согласно Положению, «в Русской Православной Церкви высшая власть в области вероучения, церковного управления и церковного суда – законодательная, административная, судебная – принадлежит Поместному Собору, периодически созываемому в составе епископов, клириков и мирян»840. Однако это заявление похоже больше на принцип, нежели на факт, так как Положение не содержит никакого конкретного указания о периодичности, о составе Собора и о способе избрания делегатов из клира и мирян. «Для решения назревших важных церковных вопросов» патриарх созывает архиерейский Собор, но исключительно «с разрешения Правительства»841. Созыв Поместного Собора возможен только тогда, «когда требуется выслушать голос клира и мирян и имеется внешняя возможность к созыву очередного Поместного Собора»842.
Церковное управление, согласно Положению 1945 года, является намного более централизованным, чем в определениях 1917–1918 годов. Во главе его находится патриарх, управляющий Церковью «совместно со Священным Синодом»843. Последний состоит только из шести членов, трое из которых – основные митрополиты – являются постоянными844. При освобождении патриаршей кафедры Местоблюстителем становится старейший из членов Синода845. Собор же 1917–1918 годов предусматривал избрание местоблюстителя среди синодальных членов846. Епархиальные архиереи назначаются патриаршим указом847.
В Положении 1945 года экклезиологической единицей предстает вся Русская Церковь, а не епархия, являющаяся чем–то симметричным благочинию: подобно тому, как «Русская Православная Церковь разделяется на епархии, границы которых должны совпадать с гражданскими границами – областными, краевыми и республиканскими»848, так и «епархия разделяется на благочиннические округа во главе с благочинными, назначаемыми Епархиальным Архиереем»849.
Положение 1945 года не подразумевает никакого участия мирян в церковном управлении. Не упоминается и Высший Церковный Совет, учрежденный в 1917 году. На епархиальном уровне архиерей управляет своей епархией в одиночку или «при содействии Епархиального Совета»850, состоящего из трех или пяти священников. В Положении не идет речи о созыве Епархиальных собраний по примеру Поместных Соборов, с участием духовенства и мирян, как было предусмотрено на Соборе 1917–1918 годов.
Обустройство прихода в Положении 1945 года соответствует во многом духу Собора 1917–1918 гг. Постановление советского правительства «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года предусматривало поручение наблюдения за церковным имуществом исполнительному органу, состоящему из трех человек (староста, его помощник и казначей), избранных приходской общиной открытым голосованием и утвержденных властями851. Для получения статуса религиозного сообщества приход должен состоять как минимум из 20 человек852; право пользования храмом и его имуществом он получает от светской власти853. Декрет не предоставлял священнику никакого права: о нем ни разу не упоминается в 68 статьях декрета. Священник не только не председательствовал на Совете, но даже не входил в него. Действовать ему позволялось только в богослужебных рамках, не имеющих никакого соприкосновения с имущественными вопросами. Положение же 1945 года сделало священника председателем приходского Совета по должности854, согласно соборным предписаниям 1917–1918 годов. Эта мера не только восстанавливала единство прихода, но и способствовала росту пресвитерского авторитета.
Поправки, внесенные в Положение Собором 1961 года. В обстоятельствах новых гонений на Церковь855 18 июля 1961 года был созван архиерейский Собор856 для внесения поправок в Положение 1945 года, хотя канонически это мог сделать только другой Поместный Собор. Под давлением со стороны правительства патриарх Алексий был вынужден признать, что для созыва Поместного Собора отсутствовала «внешняя возможность». Изменить следовало два пункта Положения. Первый касался прихода. Государство больше не могло терпеть расхождение между церковным и светским законодательством и потребовало строгого исполнения постановления «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года. 18 апреля 1961 Священный Синод откорректировал Положение 1945 года, внеся изменения в главу 4, посвященную приходу. Архиерейский Собор созван был для того, чтобы ратифицировать внесенные исправления, касающиеся мер «по улучшению существующего строя приходской жизни и по приведению его в соответствие с гражданским законодательством «О религиозных объединениях» в СССР [...] до созыва очередного Поместного Собора Русской Православной Церкви857». Поправка заключалась в лишении настоятеля прихода права председательствовать на приходском Совете, состоящем из трех человек858, и вообще участвовать в нем; священнику снова уделялась исключительно культовая роль: «Настоятель прихода, памятуя слова Апостолов: «А мы постоянно пребудем в молитве и служении слова» (Деян. 6:2–4), осуществляет духовное руководство прихожанами [...]859». На самом деле, священник становился наемником прихода, подчиненным старосте, избираемому официально, но реально назначаемому местными властями и являющемуся их представителем. Вторая поправка касалась состава Священного Синода. 16 марта 1961 года патриарх и Синод решили увеличить число постоянных членов, включив в него председателя Отдела внешних церковных сношений и управляющего делами Патриархии. Это решение было одобрено архиерейским Собором860. На том же Соборе было постановлено вхождение Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей.
Устав, принятый Собором 1988 года. Следующим после Собора 1961 года стал Поместный Собор, созванный в Загорске с 30 мая по 2 июня 1971 года861. Он стал первым Собором после 1945 и вторым со времен Собора 1917–1918 годов. В нем приняли участие 236 членов и 74 православных, католических и протестантских наблюдателя, что намного превосходило число участников Собора 1945 года (175 членов и 29 наблюдателей). Главной его целью было избрание преемника почившего патриарха Алексия. Этот же Собор утвердил постановления архиерейского Собора 1961 года и принял ряд важных решений в области внешних церковных сношений: а) упразднение анафемы 1656 и 1667 гг. против старообрядцев; б) утверждение дарования патриархом Алексием и Священным Синодом автокефалии Польской (1948), Чехословацкой (1951) и Американской (1970) Церквам и признание автономии Японской Церкви (1970); в) утверждение упразднения унии с Римом на Западной Украине; г) прошение Высшему Церковному Управлению призвать верующих «Украинской зарубежной автокефальной Церкви» и карловацкого раскола (Русской православной зарубежной Церкви) воссоединиться с Русской Церковью, а в противном случае анафематствовать их; д) призвание к продолжению межправославного и экуменического диалога; е) принятие обращения (политического) к христианам всего мира с призывом к миру. Согласно постановлениям 1917 года, Собор состоял из епископов, священнослужителей и мирян. Каждая епархия была представлена, как и в 1945 году, своим архиереем, одним клириком и одним мирянином. Однако, как и в 1945 году, процедура принятия решений была противоположной той, что существовала на Соборе 1917–1918 годов: пленарному заседанию надлежало одобрить постановления, разработанные архиерейским совещанием, состоявшимся 28 мая в Новодевичьем монастыре. В 1917 году, наоборот, архиерейское совещание утверждало принятые пленарным заседанием определения. Что касается способа избрания патриарха, то в 1971 году он представлял некий компромисс между тайным голосованием, установленным в 1917, и простой выкличкой, имевшей место в 1945. По приглашению секретаря Собора Таллинского митрополита Алексия (Ридигера) каждая епархиальная делегация должна была встать и устами своего архиерея ответить: «Мы, духовенство и миряне такой–то епархии, избираем Патриархом Московским и всея Руси...». Таким образом, 2 июня 1971 года патриархом был избран митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен (Извеков), патриарший местоблюститель862.
Единственным Поместным Собором, организованным не для избрания патриарха, оказался Собор 8 июня 1988 года, созванный в Загорске по случаю Тысячелетия крещения Руси князем Владимиром. Как в 1945 ив 1971 гг., каждая епархия была представлена архиереем, одним священнослужителем и одним мирянином, что составило 272 члена863. 8 июня 1988 года этот Собор утвердил без внесения каких–либо поправок Устав, предварительно рассмотренный и одобренный подготовительным архиерейским комитетом, собравшим 71 епископа под председательством архиепископа Смоленского Кирилла (Гундяева). Этот Устав сменил принятое в 1945 году Положение, исправленное в 1961. Новый Устав, состоящий из 14 глав864, стал намного объемнее Положения, включавшего только четыре части.
Устав начинается с напоминания правовых основ, которых должна придерживаться Церковь: а) Священное Писание и Предание, б) апостольские правила, Вселенские и Поместные Соборы, отцы Церкви, в) постановления Поместных Соборов г) данный Устав, д) государственные законы, касающиеся Церкви865. Новым является не только перечисление церковных законодательных баз, но и включение в их список государственных законов866.
Как в 1917 и в 1945 гг., Поместный Собор остается высшей церковной инстанцией. В этот раз уточняется его периодичность: созывать его необходимо каждые десять лет. Епархиальные епископы наделяются еще большей властью: «архиерейское совещание», то есть архиерейский Собор, должно созываться каждые пять лет. Собор 1945 года об архиерейских Соборах умалчивал совсем, тогда как определения 1917–1918 годов наделяли его единственным правом суда над патриархом867. Увеличено также число членов Священного Синода: от пяти постоянных и трех временных оно переходит к пяти постоянным и пяти временным. Компетенция органов высшего церковного управления описывается более подробно, чем в Положении 1945 года.
Процедура назначения патриаршего местоблюстителя стала неким компромиссом между постановлениями 1917 и 1945 годов: согласно пожеланиям Собора 1917 года, местоблюститель избирается (а не назначается автоматически, как в 1945), но, в соответствии с Положением 1945 года, он может избираться только из постоянных членов Синода (а не из числа всех присутствующих, как в 1917). Избрание местоблюстителя проходит под председательством старшего митрополита Русской Церкви (то есть митрополита Киевского), а не старейшего по хиротонии, как было указано в постановлениях 1917 года868. Это решение свидетельствует о стремлении вернуть древней Киевской кафедре первенство среди русских митрополий.
Устав 1988 года излагает условия, необходимые для избрания в патриархи, значительно отличающиеся от тех, что перечислялись Собором 1917 года (Положение 1945 ничего подобного не содержало): отныне патриарх должен быть не моложе 40 лет, являться советским гражданином, иметь богословское образование, быть архиереем Русской Церкви. Это установление одновременно уточняет определение Собора 1917 года и в то же время противоречит ему, так как на последнем предусматривалось, что патриархом может быть избран «каждый состоящий в иноческом чине архиерей и лица священного сана, удовлетворяющие каноническим требованиям869».
Наибольшее сходство с Собором 1917–1918 годов наблюдается в главе Устава о приходе, совсем не соответствующей измененному в 1961 году Положению. Это относится, в частности, к статусу священников. Согласно определениям Собора 1917 года, на которые опиралось Положение 1945 года, и вопреки постановлениям архиерейского Собора 1961 года, следующим Постановлению «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года, настоящим управляющим прихода становится не староста, а настоятель. В новом уставе священник снова занимает должность председателя приходского Совета.
Собор канонизировал также девять святых: благоверного князя Димитрия Донского (1350–1389), преподобного Андрея Рублева (ок. 1360 – начало 15 в.), преподобного Максима Грека (ок. 1470–1556), святителя Макария Московского (1482–1563), преподобного Паисия Величковского (1722–1794), блаженную Ксению Петербургскую (1719/1732 – 1794/1806), святителя Игнатия Брянчанинова (1807–1867), преподобного Амвросия Оптинского (1812–1891) и святителя Феофана Затворника (1815–1894).
Устав, принятый Собором 2000 года. После кончины патриарха Пимена 3 мая 1990 года новый Поместный Собор был созван местоблюстителем митрополитом Киевским Филаретом (Денисенко) с 7 по 10 июня 1990 года в Троице–Сергиевой лавре. 330 членов Собора избрали патриархом митрополита Ленинградского Алексия (Ридигера). Впоследствии было созвано три архиерейских Собора: в 1994, в 1997 и в 2000 годах.
Поводом для созыва архиерейского Собора с 13 по 16 августа 2000 г. в этот раз послужило двухтысячелетие Рождества Христова870. Контекст Собора 2000 года, проходившего в восстановленном храме Христа Спасителя, в котором семьюдесятью тремя годами раньше был избран патриарх Тихон, представлял сходство с Собором 1917–1918 годов: новые политические обстоятельства даровали Церкви свободу, сравнимую с той, что она недолго имела при Временном Правительстве. Тем не менее, этот исключительно архиерейский Собор представлял Церковь, отношения которой с обществом существенно отличались от тех, что существовали в 1917 году, и требовали поэтому совершенно нового подхода и переосмысления. Новое положение позволило прославить в лике святых многочисленных новомучеников и исповедников, а также пересмотреть Устав 1988 года. На Соборе было принято два важных определения: «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию»871 и «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви»872. Мы же рассмотрим только доклад патриарха и новый Устав Русской Православной Церкви.
В своем докладе о положении Русской Православной Церкви за межсоборный период, произнесенном на юбилейном архиерейском Соборе, Святейший патриарх Алексий дважды ссылается на Поместный Собор 1917–1918 года. В первом случае он упоминается в главе о епархиях и приходах. Патриарх напоминает о том, что «Архиерейский Собор 1994 года поручил Синодальной богослужебной комиссии «продолжить начатые, но не завершенные Поместным Собором 1917–1918 годов труды по упорядочению богослужебной практики» и «продолжить редактирование богослужебных текстов»»873. Во втором случае, касаясь проекта составления Положения о монашестве, патриарх предлагает «использовать в этой работе опыт Поместного Собора 1917–1918 годов, на котором было обсуждено Общее положение о монашестве, включавшее рассмотрение вопросов об ученом монашестве, о монастырском быте, о монашеской дисциплине, о монастырском имуществе и хозяйстве874».
Устав Русской Православной Церкви, принятый на соборе 2000 года, с первого же взгляда представляется как переработка Устава 1988 года. Общее между обоими Уставами не только название, но и структура, за исключением четырех глав, добавленных в 2000 году (о церковном суде, самоуправляемых церквах, экзархатах и о печатях и штампах)875. Кроме того, из списка юридических основ Церкви исчезли государственные законы876, что свидетельствует о стремлении Церкви адаптировать Устав 1988 года, принятый в советское время, к новой политической действительности877, сблизив его с Собором 1917–1918 годов.
Устав 2000 года во многом схож с определениями Собора 1917–1918 годов. Хотя отсутствие ссылок в Уставе усложняет выявление непосредственных заимствований, схожая манера изложения, идентичные выражения не оставляют сомнений по поводу источников, использовавшихся при составлении нынешнего Устава Русской Церкви. Не имея возможности произвести систематическое и подробное сравнение Устава с определениями 1917–1918 годов, мы довольствуемся указанием на несколько схожих положений, свидетельствующих о том, что составители пользовались постановлениями Собора 1917 года.
Первое место в Уставе, как и в 1917 году, уделяется Поместному Собору. О нем говорится сразу вслед за общими положениями: «В Русской Православной Церкви высшая власть в области вероучения и канонического устроения принадлежит Поместному Собору»878. Устав не уточняет ни сроки созыва, ни состав Поместного Собора, ни пропорцию и роль мирян в нем: все это отныне решает архиерейский Собор. Однако процедура принятия решений вместе с правом вето «архиерейского совещания» очень напоминает определение 1917 года. Как и в 1917 году, при отказе большинства архиереев утвердить решение, принятое на пленарном заседании, последнее должно пересмотреться. Если же оно снова будет отвержено архиерейским совещанием, то полностью теряет юридическую силу879.
Определение прав и обязанностей патриарха в Уставе очень схоже с Собором 1917–1918 годов, а иногда является настоящей цитатой последнего. Так, например, патриарх обязан предоставлять отчет о состоянии Церкви за межсоборный период (что и сделал патриарх Алексий на Соборе 2000 года), он обращается с пастырскими посланиями, сносится с представителями православных Поместных Церквей, со светскими властями880. А главное, Устав сохранил за патриархом право вето на решения Священного Синода в той форме, в которой оно было определено Собором 1917–1918 годов.
Сходства с Собором 1917–1918 годов имеются и в главе, посвященной правам и обязанностям епархиальных архиереев. Статья 6 (10), называющая епископа «предстоятелем местной Церкви»881, является почти дословным воспроизведением ст. 15 Собора 1917 года. То же самое можно сказать и о статье 11, утверждающей полноту власти архиерея в области вероучения, священнодействия и пастырства882. Епископ пользуется также правом вето в отношении постановлений Епархиального собрания883. Управление епархией, благочинием и приходами, как и в определениях 1917–1918 годов, поручается собраниям и советам.
Перечисленные сходства не могут, однако, отодвинуть на второй план существующие расхождения с Собором 1917–1918 годов, обусловленные изменением внешних и внутренних обстоятельств Церкви.
Во–первых, Собор 2000 года делает особое ударение на единстве в разнообразии Русской Православной Церкви. Это проявляется в первой же статье. Церковь, находящаяся в юрисдикции Московского Патриархата, называется не Российской, как в определениях Собора 1917–1918 годов, а Русской, подчеркивая тем самым скорее культурное, нежели политическое единство. Более того, Русская Церковь названа «многонациональной»: «Русская Православная Церковь является многонациональной Поместной Автокефальной Церковью, находящейся в вероучительном единстве и молитвенно–каноническом общении с другими Поместными Автокефальными Церквами»884. Понятие «канонической территории»885, на которую распространяется юрисдикция Русской Православной Церкви, означает церковное единство, независимое от государственных границ: «Юрисдикция Русской Православной Церкви простирается на лиц православного исповедания, проживающих на канонической территории Русской Православной Церкви: в России, Украине, Белоруссии, Молдавии, Азербайджане, Казахстане, Киргизии, Латвии, Литве, Таджикистане, Туркмении, Узбекистане, Эстонии, а также на добровольно входящих в нее православных, проживающих в других странах»886. Само выражение «каноническая территория» не употреблялось Собором 1917–1918 годов, но подобное значение имел термин «церковная область», употреблявшийся в отношении украинских епархий, входящих в состав Российской Церкви887. Патриарх является гарантом единства Русской Православной Церкви888. Состав Священного Синода свидетельствует о том же стремлении к обеспечению церковного единства: из двенадцати членов семь являются постоянными, среди них предстоятели самоуправляемых Церквей и экзархатов (митрополиты Киевский, Минский, Кишиневский). В восьмой главе дано определение самоуправляемым Церквам (Литовской, Молдавской, Эстонской) и Украинской Церкви, пользующейся правами «широкой автономии».
Значение и роль архиерейского Собора как органа церковного управления в 2000 году889 сильно возросло по сравнению с 1917 годом, когда он рассматривался только как орган суда над патриархом. Отныне архиерейский Собор должен созываться каждые четыре года. Между тем, на Соборе 2000 года никак не упоминалось о Высшем Церковном Совете, установленном в 1917 году для управления церковным имуществом с привлечением мирян. В уставе 2000 года обязанности этого Совета распределены между различными синодальными и патриархийными структурами890.
Епархия определяется как «местная Церковь»891, а не как «часть православной Российской Церкви»892, хотя точкой отсчета все–таки остается Русская Православная Церковь, «разделенная на епархии».
Что касается роли мирян в церковном управлении, то в этом отношении Устав 2000 года является шагом назад по сравнению с Собором 1917–1918 годов. Конечно. Поместный Собор продолжает состоять из «архиереев, представителей клира, монашествующих и мирян», но «в количестве и порядке, определяемых архиерейским Собором»893. Ограниченным оказалось и выборное начало на всех уровнях церковной жизни: благочинные, например, назначаются теперь архиереем894, а не избираются благочинническим собранием, как определял Собор 1917–1918 годов895. Настоятели приходов также назначаются непосредственно епископом, тогда как в 1917 году архиерею было рекомендовано при назначении принимать во внимание кандидатов, выставленных приходским собранием896.
Следует отметить также появление контрольных комиссий на приходах, занимающихся проверкой счетов и управления приходским имуществом.
Что следует сказать в заключение о значении Собора 1917–1918 годов в последующей жизни Русской Православной Церкви после сделанного нами краткого обзора положений и уставов Русской Православной Церкви? Во–первых, то, что благодаря восстановлению патриаршества Русская Церковь смогла сохранить хотя бы свою видимость – и патриарх был зримым символом ее – несмотря на преследования со стороны светских властей и катастрофическое положение накануне Второй мировой войны. Во–вторых, начиная с 1943 года, опять–таки благодаря патриаршеству, соборный принцип был возрожден, о чем свидетельствует созыв архиерейских (1943, 1961, 1994, 1997, 2000) и Поместных (1945, 1971, 1988, 1990) Соборов. Конечно, архиерейские Соборы имели большее значение, чем предписываемое им Собором 1917–1918 годов. Кроме того, количество и порядок избрания мирян, участвующих в Поместных Соборах, совсем не соответствует определениям 1917 года. И наконец, Поместные Соборы созывались в основном для избрания патриарха (причем процедура избрания значительно расходится с установленной в 1917 году) или для автоматического утверждения заранее принятых священноначалием постановлений. Но главное то, что соборный строй сохранился и что представители клира и мирян продолжают в нем принимать участие. В–третьих, приходской устав, принятый Собором 1917 года и благоприятствующий увеличению автономии приходов и одновременно их сплоченности, способствовал сохранению в советский период приходской – и тем самым церковной – жизни. Несмотря на то, что приведение в жизнь приходского устава 1917 года было значительно затруднено Постановлением «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года, подчинившим настоятеля старосте (за исключением периода с 1945 по 1961 год), понимание прихода как общины верующих соответствовало в значительной степени советскому законодательству и позволило приходу осознать и более эффективно защищать свои интересы в тяжкие годы гонений.
С 1988 года Русская Православная Церковь вошла в новый период своей истории, но три основных ее свойства – соборность, участие мирян в Поместных Соборах и приходской устав – являются вне всякого сомнения достижениями Собора 1917–1918 годов. Что же касается остального, то, по совету патриарха Алексия II, Русская Церковь будет продолжать пользоваться опытом Собора 1917 года, не воспроизводя неизбежно устаревшие его постановления, а вдохновляясь его дебатами, ставшими плодом одной из самых блестящих эпох в истории Русской Церкви.
Применение постановлений Собора 1917–1918 годов в Архиепископии Православных Русских Церквей в Западной Европе
В советский период исполнение определений Собора 1917–1918 годов было для Русского Православия более реальным на Западе, нежели в Советском Союзе. Это касается Сурожской епархии Московского Патриархата в Великобритании, долгое время возглавлявшейся митрополитом Антонием (Блумом)897, и Русской архиепископии Западной Европы, входящей в состав Константинопольского Патриархата, которой после смерти архиепископа Евкарпийского Сергия (Коновалова) руководит архиепископ Команский Гавриил.
Эта Архиепископия является наследницей Временного управления русскими приходами в Западной Европе, созданного патриархом Тихоном и порученного митрополиту Евлогию (Георгиевскому) 8 апреля 1921 года. 17 февраля 1931 года по просьбе митрополита Евлогия, считавшего невозможным поддержание нормальных связей с Матерью–Церковью, Управление было преобразовано патриархом Константинопольским Фотием II во «Временный русский православный экзархат святого апостольского и патриаршего Константинопольского престола в Западной Европе». Экзархат был упразднен патриархом Афинагором 22 ноября 1965 года, а внеочередное епархиальное собрание 16–18 февраля 1966 года провозгласило епархию Архиепископией Русских Православных Церквей Франции и Западной Европы. 22 января 1971 года Архиепископия была снова принята в Константинопольский Патриархат с сохранением внутренней автономии.
В нашей работе мы ограничимся рассмотрением Архиепископии, устав которой, впрочем, во многом схож с уставом Сурожской епархии898.
Архиепископия Русских Православных Церквей в Западной Европе придерживается основных постановлений Собора 1917–1918 годов в области епархиального и приходского управления. Архиепископия управляется согласно Уставу объединения православных сообществ, принятому 26 февраля 1924 года и пересмотренному 7 февраля 1988, а затем 1 мая 1999 года. Архиепископия принимает форму ассоциации в соответствии с французским законодательством, более точно – союза культовых ассоциаций. Культовыми ассоциациями, подчиняющимися законам от 1 июля 1901 и от 9 декабря 1905 года, являются приходы, составляющие Архиепископию. Следует отметить, что в то же самое время к такому же положению приспосабливалась и Русская Церковь, так как советское законодательство899, подобно французскому, признавало юридическим лицом не Церковь как таковую, а сообщества верующих.
Устав Архиепископии. В Уставе Архиепископии содержится прямая ссылка на Собор 1917–1918 годов. Целью Архиепископии является «осуществление и координация богослужения, строго соответствующего православному греко–русскому обряду и определениям Всероссийского Собора 1917–1918 годов, совершаемого входящими в него сообществами, а также, в общем, удовлетворение духовных и религиозных нужд членов этих ассоциаций в соответствии с учением и каноническим правом Православной Церкви»900. Собор 1917–1918 годов упоминается также в числе канонических основ деятельности Архиепископии сразу после правил святых Отцов: «Архиепископия и входящие в нее сообщества руководствуются в литургической, пастырской, канонической и духовной деятельности правилами Православной Церкви в русском их предании, содержащимися в канонах святых апостолов, святых Вселенских Соборов, Поместных Соборов и Отцов Церкви, а также в деяниях и постановлениях Московского Собора 1917–1918 годов901».
Устав Архиепископии руководствуется «соборным принципом», введенным Собором 1917–1918 годов во все области церковной деятельности. Собор учредил в каждой епархии собрание и совет, состоящие равно из священнослужителей и мирян. Оба органа позволяли епископу управлять епархией соборно: «Епархиальный архиерей, по преемству власти от святых Апостолов, есть предстоятель местной Церкви, управляющий епархиею при соборном содействии клира и мирян902». Устав Архиепископии перенимает изложенное определение: «Архиепископ является ex–officio предстоятелем архиепископии и управляет ею согласно принципу коллегиальности православной экклезиологии»903. Употребление термина коллегиальность в данном контексте является, однако, непонятным, так как на Соборе 1917–1918 годов он противопоставлялся понятию соборности и считался секулярным новшеством, навязанным Церкви императором Петром I904.
Устав Архиепископии не только применяет соборный принцип к составу и функционированию Епархиального собрания и Совета, но в некоторых аспектах уходит даже дальше Собора 1917–1918 годов. Епархиальное собрание Архиепископии, очередное (созываемое каждые три года для утверждения докладов епархиальных структур и избрания их членов) или внеочередное (для избрания архиепископа), состоит – под председательством архиепископа или его Местоблюстителя – из всех клириков епархии (должностных и находящихся на покое, а также из всех псаломщиков, получивших назначение от архиепископа) и представителей мирян, избранных на три года приходскими собраниями, причем «число делегатов–мирян от каждого прихода должно равняться числу священнослужителей и псаломщиков прихода», а также из представителей монашества и некоторых организаций. Имеется в виду один представитель Свято–Сергиевского института, по два делегата от монашеских общин, состоящих из десяти человек и более, и по одному от монастырей, состоящих менее чем из десяти человек, но более трех, по одному делегату от неприходских ассоциаций и от часовен старческих домов (статьи 16, 5–8). На практике Епархиальное собрание состоит приблизительно из 180 человек с небольшим преимуществом мирян, так как некоторые священнослужители являются настоятелями нескольких приходов.
Подобный состав вполне соответствует предписаниям Собора 1917–1918 годов о том, что «епархиальные собрания составляются из представителей клира и мирян в равном числе, избираемых на три года»905. Разница заключается в том, что согласно определению 1917 года священнослужители присутствовали не все, а избранные; половина их должна была состоять в пресвитерском сане906. В некотором смысле устав превосходит Собор в применении принципа соборности по отношению к составу и функционированию епархиального собрания. Например, равенство в числе клириков и мирян наблюдается в Архиепископии и на уровне президиума Епархиального собрания, так как заместителями председателя являются один священнослужитель и один мирянин907. Собор 1917 года ничего подобного не содержал. Кроме того, более соборной представляется процедура разрешения конфликтов: в случае несогласия между архиепископом и собранием спорный вопрос рассматривается повторно пленарным заседанием под председательством первого заместителя, на котором архиепископ может изложить причины своего несогласия. В случае если никакой консенсус невозможен, дело решается голосованием и принимается то решение, за которое проголосовало больше 4/5 членов собрания. «Если более 4/5 голосов воспротивится мнению архиепископа, последний должен оставить свою позицию во имя принципа церковной соборности. Однако в особых случаях, когда речь идет о защите православия веры, архиепископ имеет право передать дело на рассмотрение Патриаршего Синода»908. Эта процедура, оправдываемая, конечно, статусом внутренней автономии Архиепископии, а также упомянутым принципом «церковной соборности», отличается от определения Собора 1917–1918 годов, которое все подобные затруднения поручало высшему церковному управлению, а за архиереем признавало право принятия неотложных решений по подобным конфликтным вопросам909.
Епархиальное собрание избирает членов епархиального Совета. Совет, состоящий из архиепископа, всех викарных епископов, шести священнослужителей и шести мирян, избираемых на три года910, является «постоянным исполнительным органом, помогающим архиепископу в осуществлении его служения»911, и «наделен полномочиями для исполнения или разрешения всякого действия, не входящего в число прерогатив епархиального собрания»912. Одним словом, он является точным эквивалентом учрежденного Собором 1917–1918 годов епархиального Совета, «постоянного непрерывно–действующего административно–исполнительного учреждения, состоящего из выборных членов, при содействии которого епархиальным архиереем производится управление епархией»913, ставшего, в свою очередь, епархиальным соответствием Высшего Церковного Совета. Тем не менее, Собор намечал несколько иной состав Совета и более четкое разграничение между епископской властью и компетенцией Совета. Из пяти выборных членов Совета двое обязаны были быть пресвитерами914, и из их числа должен был избираться председатель Совета, утверждаемый епископом915. Архиерей же возглавлял заседания только в том случае, если находил это целесообразным916. Согласно уставу Архиепископии, в случае разногласия между архиепископом и Советом дело вторично рассматривается на очередном заседании, на которое архиепископ и несогласные с ним члены Совета должны представить свои возражения в письменном виде. В крайнем случае, архиепископ советуется с архиерейским комитетом прежде принятия окончательного решения917. Подобная процедура дарует архиерею больше значимости, нежели Собор 1917 года, постановивший передачу подобных дел непосредственно на рассмотрение высшей церковной власти918, а архиерейский комитет наделяет функциями арбитра.
Архиерейский комитет, учрежденный уставом Архиепископии, Собором 1917 года не упоминается. Состоит он из всех епископов епархии, викарных и на покое919, и основывается на архиерейской благодати, а не на должностных привилегиях. Созывается он архиепископом в случае необходимости (не реже двух раз в год)920 и обсуждает все вопросы догматического и духовного характера (вероучение, Священное Писание, богослужение, иконопись), а также набор и дисциплину священнослужителей, разногласия между архиереями, отставку или уход на покой архиепископа921. Существование данного органа обусловлено внутренней автономией Архиепископии. По отношению к совету, архиерейский комитет является, mutatis mutandis, тем же, что и Священный Синод, занимающийся духовными делами, по отношению к Высшему Церковному Совету, компетентному в административных вопросах, по схеме, задуманной Собором 1917–1918 годов.
Наиболее символичной стороной исполнения постановлений 1917–1918 годов в Архиепископии является избрание архиепископа. Всероссийский Собор определил процедуру избрания епархиальных архиереев следующим образом: по освобождении кафедры, архиереи округа (или же Священный Синод) должны составить список кандидатов, включающий – после канонического утверждения – кандидатуры, представленные Епархиальным собранием. После обнародования этого списка в епархии «архиереи округа или архиереи, назначенные к участию в избрании епархиального архиерея Священным Синодом, клир и миряне епархии совместно производят по особым правилам выборы кандидата, голосуя одновременно всех, указанных в списке, причем получивший не менее 2/3 голосов считается избранным и представляется на утверждение высшей церковной власти»922. Устав Архиепископии предусматривает похожую процедуру: первым делом, Совет Архиепископии составляет список кандидатов и обнародует его после утверждения Патриархатом923; на втором этапе, внеочередное Епархиальное собрание избирает тайным голосованием одного кандидата, который должен получить более 2/3 голосов924; наконец, Святейший Синод «избирает канонически нового архиепископа, основываясь на результатах голосования внеочередного Епархиального собрания»925. Третий этап является по существу утверждением (такой подзаголовок и дан этой статье), причем не всегда формальным. По схеме устава миряне играют еще большую роль, нежели по плану Собора 1917 года, так как список кандидатов в Архиепископии составляется епархиальным Советом, а не архиереями округа и не Священным Синодом.
Архиепископ избирается пожизненно926: это Архиепископия также унаследовала от Собора 1917–1918 годов, настаивавшего на неперемещении архиепископов, обязанных оставаться на своих кафедрах пожизненно927. Высшее церковное управление могло их переместить только в «исключительных и чрезвычайных случаях»928.
Приходской устав. Типовой устав входящих в Архиепископию приходов также является адаптацией постановлений Собора 1917–1918 годов в рамках французского законодательства об ассоциациях. Это однозначно указывается в самом уставе: цель ассоциации заключается в том, чтобы «обеспечить ... служение православного обряда строго в соответствии с обрядом восточного греко–российского Православия и с постановлениями Всероссийского Собора Русской Православной Церкви от 1(14) – 9(22) февраля 1918 года»929. Согласно принятому в 1918 году Приходскому Уставу, приход управляется двумя органами: приходским собранием и приходским Советом. Приходское собрание включает всех членов ассоциации930, другими словами, всех записанных прихожан. Собор 1917 года также требовал записи прихожан в особые списки931. Совет же состоит из всех членов клира и из определенного приходским собранием числа избранных на три года мирян932.
В соответствии с соборным Приходским Уставом 1918 года933 (и в отличие от устава архиерейского Собора 1961 года, вынужденного приспособиться к советскому постановлению «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года), настоятель прихода является председателем приходского собрания и Совета934. Староста, избранный приходским собранием на три года с возможностью переизбрания, становится заместителем председателя приходского Совета. В 1918 году об этом речи не шло, а по уставу 1961 года староста являлся председателем Совета. Устав приходов Архиепископии предписывает не избрание, а назначение настоятеля прихода архиепископом935 подобно Собору 1917–1918 годов, который, однако, рекомендовал епископам принимать во внимание мнение приходского собрания936. Остальных священнослужителей (дополнительных священников, диаконов) также подбирает архиепископ, «следуя мнению их исповедника и оповестив об этом епархиальный Совет». Архиепископ назначает священников, диаконов и псаломщиков на место служения937; настоятели назначаются и перемещаются «по консультации с заинтересованными сторонами»938.
Устав Архиепископии Русских Православных Церквей в Западной Европе воспроизводит основные постановления Собора 1917–1918 годов в отношении епархиального и приходского устроения: соборное управление выборными смешанными органами (собраниями и советами), в которых число мирян равно числу священнослужителей, избрание архиерея, запрет на перемещение епископов, автономия приходов, обязательность записи для прихожан. Однако исполнение соборных определений приспособлено к особым обстоятельствам.
Во–первых, применение принципа соборности стало возможным благодаря статусу автономии, которым Архиепископия пользуется по отношению к Вселенскому Патриархату. Эта самоуправляемость избавляет Архиепископию от необходимости прибегать к посредничеству высшей иерархической власти, например, в случае несогласия архиепископа с епархиальным Советом. Она же объясняет сходство, существующее между устроением Архиепископии и задуманным Собором 1917 года Высшим церковным управлением. Впрочем, сам Собор установил симметрию между центральной властью и епархией: епархиальное собрание соответствует Поместному Собору, епархиальный Совет – Священному Синоду и Высшему Церковному Совету. Структура Архиепископии еще более близка высшей церковной власти, учрежденной в 1917–1918 годах. Епархиальный совет полностью соответствует Высшему Церковному Совету и по своему составу, и по характеру деятельности; эквивалент Священного Синода – архиерейский комитет Архиепископии, занимающийся более духовными делами; разница же между ними заключается в том, что комитет состоит из всех архиереев епархии, викарных и на покое, что объясняется малыми размерами Архиепископии. Таким образом, устав Архиепископии не только следует постановлениям Собора 1917–1918 годов, но и в некоторой степени пытается превзойти его в стремлении уподобить епархиальное управление высшему церковному. Причиной этого послужили отдаленность архиепископии от своего исторического центра и признание за ней статуса автономии.
Во–вторых, следует отметить, что соборное понятие прихода как автономного юридического лица отлично приспособилось к французскому законодательству о культовых ассоциациях. Это законодательство способствовало даже большей автономии приходов и некоторой децентрализации Архиепископии, названной «союзом ассоциаций»: «Архиепископия состоит из ассоциаций, утвержденных ее предстоятелем, архиепископом, после согласования с Советом архиепископии»939. Ассоциативный характер Архиепископии подразумевается и в самом его названии: «Архиепископия русских православных церквей в Западной Европе». Можно ли на основании этого утверждать, что французская законодательная база является наиболее подходящей к экклезиологии русской архиепископии? Вернее, следовало бы признать, конечно, что самой Архиепископии удалось применить наилучшим образом довольно гибкие законодательные ресурсы французского ассоциативного права.
Глава 2. Богословское восприятие Собора 1917–1918 годов
Восприятие Соборов не ограничивается практическим применением их постановлений, которому иногда препятствуют внешние обстоятельства. Последовавшие за Собором 1917–1918 годов события оказались особенно драматическими. Поэтому, не имея полной возможности оценить реакцию на определения Собора Народа Божьего, которому они были предназначены, следует обратиться к восприятию их признанными богословами. Но и эта задача осложняется прерыванием богословской мысли в России в советский период. Русские же богословы эмиграции не всегда имели доступ к деяниям и постановлениям Собора. Те из них, кто рискнул дать богословскую оценку соборным реформам, действовали не систематично, а в связи с какой–нибудь иной проблемой. Тем не менее, редкие отзывы свидетельствуют о несколько критическом подходе к Собору 1917–1918 годов и с богословской точки зрения (протопресвитер Николай Афанасьев), и с канонической (протопресвитер Александр Шмеман), и с исторической (протопресвитер Иоанн Мейендорф), и с духовной (протоиерей Георгий Флоровский)940.
Демократическое понимание Церкви (прот. Николай Афанасьев)
Поощрение роли мирян в церковной жизни – главная особенность Собора 1917–1918 годов, хотя ни одно из определений не рассматривает этот вопрос в отдельности. Соборность рассматривалась Собором в основном как активное участие мирян в церковном управлении. Протопресвитер Николай Афанасьев относится очень критично к подобному подходу и отрицательно оценивает роль, уделенную Собором мирянам в церковной администрации941. По этой причине отец Николай Афанасьев является самым критичным богословом по отношению к духу и трудам Собора 1917–1918 годов и, в конце концов, к самому его созыву и составу942. По его мнению, понимание роли мирян обусловлено на Соборе только демократическими, а не богословскими идеалами.
Отец Николай Афанасьев считает, что царское и пророческое служение мирян должно осуществляться в харизме свидетельства о Христе миру, а не в учении и не в управлении. Участие мирян в церковной администрации, основанное на демократических принципах, предполагает юридический подход к Церкви, настолько утвердившийся в наше время, что оспаривать его не представляется более возможным: «Как ни грозно обвинение в клерикализме, и можно, и нужно спросить себя, является ли аксиома самоуправления мирян выражением нормы активности и участия лаиков в церковном управлении»943.
По мнению Афанасьева, царское, пророческое и священническое служение мирян должно проявляться по–разному в разных областях. Свое священническое достоинство народ Божий проявляет непосредственно: вступая в Церковь, каждый крещенный поставляется в ней священником и сослужителем предстоятеля944.
Однако соучителями и соправителями миряне быть не могут. Ссылаясь на 1Кор. 12, 28 и Еф. 4, 11, отец Николай Афанасьев утверждает, что управление Церковью и проповедь являются особыми дарами Духа Святого945. Тем не менее, по примеру священномученика Киприана Карфагенского, постоянно спрашивавшего в своих письмах мнение своих подопечных946, миряне имеют право на суждение по поводу управления архиерея и проповеди: «Народу в этих областях принадлежит испытание, которое выражается в консенсусе и в церковной рецепции»947. Именно таким образом народ церковный осуществляет свое царское служение: не имея дара управления и проповеди, он следует своим пастырям, свидетельствуя о своем с ними согласии и соответствии их дел воли Божией. Он не управляет Церковью, не будучи наделен харизмой управления, а царствует по данной ему в крещении царской благодати.
Согласно отцу Николаю Афанасьеву, «в современном догматическом богословии и церковном праве участие народа в жизни Церкви строится на противоположных началах: священнодействие усваивается только церковной иерархией с полным отстранением мирян, к управлению народ допускается в качестве соуправителей епископа, а учительство усваивается лицами, не имеющим дара учительства»948. Этот процесс перемены ролей корнями своими уходит в константиновскую эпоху: ревниво сохраняя за собой сакраментальную область, священнослужители вынуждены были сделать мирянам значительные уступки в области управления. Подобная эволюция обусловлена постепенным превращением Церкви в юридическую структуру, в которой епископ стал неким сверхчиновником, подчинившим себе остальных священнослужителей и мирян. Этот процесс достиг апогея в России в синодальный период.
В глазах отца Николая Афанасьева, Собор 1917–1918 годов, желая упразднить расстояние, отделяющее мирян от епископата, на самом деле привел к обратному результату и стал плодом этого разделения. Право настолько проникло в церковные недра, что Собор вынужден был действовать в своих реформах теми же самыми методами, которые использовались ранее. Таким образом, он невольно стал продолжателем эпохи, которой хотел положить конец.
Собор привлек мирян к соуправлению Церковью в качестве помощников архиерея на представительной основе, а не согласно древней норме. Церковь была переустроена на всех уровнях (высшем, епархиальном, приходском, монастырском) по принципу репрезентативности. Отец Николай Афанасьев считает, что «Московский Собор не заметил, что идея представительства, как правовая идея, к Церкви неприменима. Епископ не является представителем своей епархии и не может действовать, как ее представитель. Он возглавляет епархию, как ее предстоятель, и действует от имени Церкви при постоянно сопровождающем согласии и последующей рецепции народа. В епископе через согласие и рецепцию действует вся Церковь»949. По мнению отца Николая Афанасьева, Собор 1917 года выставляет мирян, участвующих в церковном управлении, представителями групп с различными интересами. А «сумма имеющихся в Церкви отдельных групп не может составить живого тела Церкви. Воля Божия открывается только в Церкви, а не в соединении представителей отдельных групп»950.
Таким образом, «как ни парадоксально, но по схеме Московского Собора народ Божий не имеет участия в управлении». Миряне, превращенные в соуправителей, «не создают участия народа в управлении, а создают ряд должностных лиц и ряд церковных учреждений. Большинство этих учреждений было вновь создано Московским Собором, но некоторые из них перешли из Синодального периода в новый с соответствующими, конечно, изменениями. Между консисторией и епархиальным Советом нет различия по существу, а имеется только различие в большем или меньшем обладании прав, так как тот и другой орган- правовые учреждения. Выбранные мирянами лица разделяют с приходским священником, епархиальным епископом и Св. Синодом управление в Русской Церкви»951.
В конечном итоге Собор учредил два конкурирующих вида власти: юридическую, основанную на идее представительства, и харизматическую власть архиерея. Но «каким образом в Церкви обычные выборы представителей от мирян могут их облечь служением управления и преподать им благодать для этого служения? Двухстепенные выборы в Епархиальный Совет и в центральные органы никакой гарантии церковности дать не могут, так как они не могут дать благодатных даров»952. Введение демократической легитимности, сопоставляемой с легитимностью харизматической, приводит в конце концов к обмирщению Церкви:
Конечно, Московский Собор не отрицал благодатных даров управления у епископов, но, поставив с ним рядом мирян, которые, по общему сознанию, являются непосвященными, он тем самым признал до известной степени ненужными для управления Церковью благодатные дары. Во всяком случае, управление в благодатном организме Церкви становится безблагодатным, лаицизированным в дурном смысле этого слова. Это тот тупик, в который право завело церковное сознание953.
У отца Николая Афанасьева это утверждение не является отрицанием царского служения каждого христианина. Оно отражает особое понимание того, как это служение осуществляется: не по принципу представительности, а через свидетельство. Только архиерей обладает даром и правом управления, тогда как народ Божий наделен правом свидетельства. Вообще, «для церковного народа не имеет значения, управляет ли епископ сам или с представителями от мирян. Это не имеет значения потому, что народ не выполняет того служения в области управления, к которому он призван Богом – служение свидетельствования. Этого служения народ не может передать своим представителям, т. к. благодать не передается никому. Эти представители не могут создавать ни согласие народа, ни его рецепцию, т. к. одно и другое принадлежит не отдельным членам, а всему народу. Впрочем, в схеме управления, установленного Московским Собором, нет места ни для согласия народа, ни для церковной рецепции»954. А в Церкви, по мнению отца Николая Афанасьева, не может быть соуправления мирян, если нет места для согласия и рецепции.
В заключение отец Николай Афанасьев утверждает, что введение в церковную среду принципа представительности и соуправления является непосредственным влиянием революционного и демократического настроения общества того времени:
Как ни высоки и ни совершенны демократические принципы, которые введены в церковное управление Московским Собором, но им нет места в Церкви, так как Церковь – не демократия, а народ Божий, избранный самим Богом и Им поставленный на служение в Церкви. Его активность не имеет ничего общего ни с избирательным, ни с представительными началами, а покоится на благодатных дарах. Народ Божий не может быть соуправителем с теми, кто через сообщение даров Св. Духа призван к управлению в доме Божьем955.
* * *
Протопресвитер Николай Афанасьев в своей оценке Собора 1917–1918 годов основывается на особой экклезиологии и особом понимании служения христиан, которые в нашем труде анализироваться не будут. Критикуя Собор, он верно подчеркивает, что соборные отцы 1917–1918 годов многое восприняли от синодального периода и руководствовались принципами светской демократии. Совершенно очевидно, что епархиальные Советы в конце концов во многом схожи с консисториями; разница между ними заключается лишь в том, что члены первых являются избранными. Несомненно и то, что исторический контекст подвиг Собор к некоторой абсолютизации выборного принципа, вследствие чего существовала действительная угроза того, что члены церковного управления превратятся в представителей различных групп интересов. Оба симптома отец Николай Афанасьев приписывает юридическому подходу к Церкви.
Критика юридического права, которую развивает отец Николай Афанасьев, звучала и в предсоборной деятельности, но совсем в другой форме. В Предсоборном Присутствии меньшинство, расположенное к предоставлению всем членам Собора равных прав при голосовании, упрекало остальных, то есть большинство, в различении между решающим и совещательным правом голоса. Профессор канонического права Н. С. Суворов в ответ на эту критику утверждал, что различие между Церковью земной и Церковью небесной невозможно: учение о Церкви как теле Христовом не может быть отделено от земных проявлений, обусловленных таинством Воплощения, в числе которых следует отметить тот факт, что отцы первых Вселенских Соборов оказались под влиянием римского права, четко различавшего обязанности и роль каждого из членов собрания956.
Замечание Суворова следует принять во внимание, и тем самым релятивизировать критику Афанасьева. Хотя наблюдение отца Николая о том, что Церковь подверглась влиянию со стороны светского мышления, является верным, установленное им противостояние между харизматическим и демократическим принципами слишком бескомпромиссно. В 1917 году Российская Церковь имела за собой два века вынужденной секуляризации своего управления, обладала разделенным на касты духовенством и испытывала давление со стороны демократических кругов, угрожавших ей расколом. Мог ли Собор игнорировать все эти обстоятельства во имя некоего абстрактного и невоплощенного идеала Церкви? Основанные им учреждения и предложенные процедуры, начиная с той, что выдвинута была архиепископом Сергием (Страгородским), были представлены не как единственные истинные и непреходимые установления, а как временные, необходимые тому времени меры. Собор действительно ввел в лоно Церкви демократию, но, несмотря на это, он позаботился и о сохранении харизматического принципа, гарантировав его следующими мерами: утверждением всех выборов священноначалием957, обеспечением духовенства председательством на советах и собраниях958 и предоставлением ему права вето на решения последних959. И в конце концов, можно ли вообще назвать Собор 1917–1918 годов демократичным, если он сам никогда этот термин не употребляет? Справедливее считать, что он просто попытался восприять дары Духа Святого таким образом, чтобы последнее слово принадлежало харизматической иерархии, действующей, однако, сообща с народом, а не в самодостаточной изоляции.
Разделение между мирским и духовным (прот. Александр Шмеман)
Протопресвитер Александр Шмеман в одной из кратких, но содержательных сносок960, посвященных Собору 1917–1918 годов, разделяет критический настрой отца Николая Афанасьева по отношению к соборным реформам, но настаивает на опасности разделения в Церкви между административной и духовной областью.
Приветствуя «свидетельство о жизненности» Церкви, данное Собором, Шмеман подвергает критике его канонические постановления. По его мнению, соборные реформы руководствуются понятием соборности, основанным на принципе представительности и, следовательно, на конфликте интересов:
С этой точки зрения, Собор 1917–1918 годов не получил еще экклезиологическую оценку. Не отрицая его положительное значение в трагический момент российской истории, заключающееся прежде всего в свидетельстве жизненности Церкви, необходимо изрядно ограничить значение его канонической деятельности. Соборность была понята Собором как некая сложная система представления различных церковных степеней; самое неприятное последствие такого подхода – это мнение о том, что в Церкви интересы или точки зрения епископов, духовенства и мирян противопоставлены друг другу961.
Верно, что понимание Церкви как суммы частных интересов, ставшее, по мнению Шмемана, причиной различения Собором между мирским и духовным аспектами церковного управления, проявляется в распределении компетенций Священного Синода и Высшего Церковного Совета. Отец Александр Шмеман же считает, что подобное разделение противоречит христианскому учению о Воплощении Бога Слова:
Оттуда и все более и более четкая тенденция разделять жизнь Церкви на две сферы: одна из них чисто «духовная», касающаяся догматов и морали и входящая исключительно в введение духовенства, а другая – административная, в которой миряне, как считается, должны иметь чуть ли не решающее значение. Все это мало соответствует учению о Церкви как о теле Христовом, в котором духовное воплощается, а земное одушевляется, учению о таинстве неразделимости Церкви, Христа в теле962.
Критиковать различение в Церкви духовной и мирской областей и учреждение двух соответствующих видов инстанций (смешанных в области мирской и клерикальных в области духовной) было бы совершенно справедливо, если бы подобное разделение было действительно настолько четким, как это утверждает отец Александр Шмеман. При строгом применении это разделение на самом деле вредит церковному единству. Следовательно, отец Александр Шмеман правильно отмечает наличие подобной угрозы и тенденций на Соборе 1917–1918 годов. Однако, как нам кажется, Собор, привлекая некоторых компетентных мирян к участию в принятии решений в областях, к которым они более причастны, не сделал из этого различения между мирскими и духовными вопросами общего принципа и не применял его систематически. Ни в одном определении Собор не предусматривает разграничения между духовной областью, вверенной исключительно священнослужителям, и административной, в которой миряне играли бы решающую роль.
Разграничение между мирскими и духовными вопросами являлось далеко не универсальной истиной для Собора 1917–1918 годов. На самом деле, прибег он к нему только на уровне высшего управления, создав Высший Церковный Совет. Напротив, на приходском уровне, как мы уже отмечали, привлекая мирян к руководству общиной, Собор отчетливо утвердил первенство настоятеля и подчинение ему всех сторон приходской деятельности. Это единство мирского и духовного руководства приходов активно защищалось Русской Православной Церковью против советской власти, стремившейся всячески разделить обе области и доверить мирскую назначенным специально для этой цели мирянам963. Что же касается епархии, то верно, что миряне могли оказаться большинством в епархиальном Совете (из пяти его членов только двое, в том числе председатель, должны были состоять в пресвитерском сане); при этом архиерей не обязательно председательствовал на его заседаниях. Тем не менее Собор не устанавливал никакого различия между мирскими делами, находящимися в введении Совета, и духовными, вверенными архиерею. Напротив, вопросы, касающиеся распространения и сохранения веры, входили в круг полномочий Совета964 (они числятся даже на первом месте); между тем, за архиереем признавалось не только право вето965, но и требовалось, чтобы все решения органов епархиального управления приводились в исполнение только после утверждения их епископом966. Таким образом, Высшее церковное управление стало единственным эшелоном, в котором действительно существовало разделение между мирскими и духовными делами.
Впрочем, Высший Церковный Совет, который, кстати, не является нововведением Собора 1917–1918 годов967, по всей вероятности, не был задуман как орган, представляющий интересы мирян. Он должен был быть именно «советом», в соответствии с данным ему названием, в котором несколько мирян, компетентных в экономических и юридических вопросах, имели право участвовать в принятии решений, не имея решающего голоса. Напомним, что миряне, число которых (6) соответствовало числу священнослужителей (5) и монахов (1), были все–таки меньшинством в Совете, в отличие от подобных структур восточных православных патриархатов968. Совет включал также председателя патриарха и трех архиереев. Кроме того, разделение компетенций Синода и Совета было далеко не четким. Мирская функция Совета ограничивалась повседневной администрацией и управлением. Рассмотрение важных вопросов в мирской области поручалось Собором совместному заседанию Синода и Совета969. На подобных совместных собраниях архиереи оказывались в абсолютном большинстве: 13 архиереев (в том числе патриарх), шесть священнослужителей и шесть мирян. Напомним также, что определение о создании Высшего Церковного Совета так и не было приведено в исполнение. Архиепископия русских православных Западной Европы – единственная епархия, применившая на практике критикуемый отцом Александром Шмеманом принцип разделения, учредив Архиерейский комитет и Совет архиепископии.
Недостаточное переосмысление отношений между Церковью и государством (прот. Иоанн Мейендорф)
В отличие от отца Николая Афанасьева и отца Александра Шмемана, протопресвитер Иоанн Мейендорф высказывался с осторожностью о богословском значении Собора 1917–1918 годов и о характере его канонических постановлений:
Собрания [...], избираемые непрямым голосованием в епархиях, стали выражением экклезиологических тенденций, доминировавших в Русской Церкви в 19 столетии, согласно которым миряне должны были разделять с архиереями и священнослужителями церковное управление на всех уровнях административного аппарата970.
Критике же отец Иоанн Мейендорф подвергает подразумеваемую соборную концепцию церковно–государственных отношений или, скорее, отсутствие точного их определения:
Чего не хватало, однако, большинству членов Собора 1917–1918 годов и большинству русских того времени, так это достаточно четкого учения об отношениях между Церковью и новым российским государством. В короткое правление Керенского стремление к церковной независимости отчетливо наблюдалось в церковных кругах, а положительного учения о независимости государства от Церкви не существовало971.
Отсутствие определения новых церковно–государственных отношений заставило Собор принять лишь вызванные обстоятельствами решения. Последние свидетельствуют о том, что Русская Церковь, желая независимости, совсем не намеревалась отказываться от своего привилегированного положения в государстве и отделяться от него:
Таким образом, церковные руководители смогли, в первую очередь, подтвердить свою ответственность за судьбы России, потребовав от Временного Правительства материальной поддержки для Православия, как главной религии новой Республики, призывая армию продолжать войну с Германией и, затем, осудив Брест–Литовский мирный договор, подписанный Лениным. Эти поступки доказывают, что поначалу Церковь не намеревалась полностью отделяться от государства и что отделение это, состоявшееся по силе обстоятельств, не означало, что Церковь откажется от суждения по поводу правительственных действий. Она подготовила и осуществила свою внутреннюю реформу, но отношение ее к различным фазам русской Революции определялось ad hoc сознанием ее руководителей и, в особенности, ее предстоятелем, патриархом Тихоном972.
Критика протопресвитера Иоанна Мейендорфа, более четкая и историческая, нежели критика Афанасьева и Шмемана, является в то же время не менее глубокой. Напомним, что проблема церковно–государственных отношений была главной двигательной силой предсоборного процесса: поглощение Церкви государством при синодальном устроении стало невыносимым после опубликования указа о веротерпимости, поставившего Российскую Православную Церковь в конкурентное со старообрядцами и другими конфессиями положение. Неравенство, порожденное новой юридической ситуацией, признавалось в Записке митрополита Антония (Вадковского) Совету Министров основным мотивом реформ. Однако предсоборные комиссии, подобно самому Собору, сосредоточили внимание на внутрицерковных преобразованиях и не провели должного переосмысления церковно-государственных отношений. Стремясь к независимости от государства, Церковь, тем не менее, требовала от светских властей не только протекции, но и привилегированного положения, не столько из принципа симфонии властей, сколько по привычке, принятой за время синодального строя. Впрочем, исторические обстоятельства, сложившиеся после отречения императора и установления антиклерикального и атеистического правительства, поставили Русскую Церковь в такое положение, какое она никак не могла предусмотреть.
Собор, отмеченный духовным кризисом, но открывающий значительные перспективы (прот. Георгий Флоровский)
Отец Георгий Флоровский, подобно упомянутым богословам, высказывает критическое отношение к Собору 1917–1918 годов, но по причине более духовной. Он считает, что духовный кризис, постигнувший Российскую Церковь в тот период, совсем не предрасполагал к спокойным размышлениям, основанным на молитве, аскезе и святоотеческом предании. Флоровский отмечает, что с самого начала предсоборного процесса в 1905 году архиереи предлагали преобразовать Церковь чисто внешними организационными мерами, а не искали способов ее внутреннего возрождения:
Остается несомненным, однако, – внимание почти вполне поглощалось внешними реформами и преобразованиями. И очень немногие сознавали, что нужен духовный сдвиг. Очень немногие понимали, что восстановление внутреннего мира и порядка достижимо не на путях церковно–политических мероприятий, но только в духовном и аскетическом подвиге. Выход был именно в аскетическом собирании или возрождении. Но «аскетическую идею» нельзя было понимать формально. Ибо само монашество нуждалось в возрождении, против этого трудно было спорить973.
Усилению духовного кризиса способствовала Первая мировая война. В начале 20 века символом русской духовной мысли стало Философско–религиозное общество имени В. С. Соловьева, основанное в 1907 году и включавшее таких мыслителей, как С. Булгаков и Н. Бердяев, прошедших через марксизм, и таких, как П. Флоренский и А. Н. Трубецкой, увлеченных романтической философией и негласно основывавшихся на немецком идеализме. Выражавшаяся ими религиозная мысль была в той же степени оторвана от народа, что и церковная иерархия974. Народу же в этот военный и демократически настроенный период не хватало «аскетической умеренности»:
В подсознательном скоплялись дурные мистические силы. Было время массового гипнотического отравления. Отсюда все нарастающее беспокойство, тревога сердца, темные предчувствия, много суеверий и изуверства, прелесть и даже прямой обман. Темный образ Распутина остается самым характерным символом и симптомом этой зловещей духовной смуты... В революции вся эта темная и ядовитая лава вырвалась на поверхность и затопила дневную историю975.
В подобной атмосфере духовного кризиса Церковь и Собор не смогли уберечь себя от вовлечения в неподвластное им течение, помешавшее им довести до благополучного конца «творимый исторический синтез»:
В такой психологической обстановке все исторические трудности и противоречия оказывались в особенности острыми. Это сразу же и сказалось в семнадцатом году. Сказалось и в жизни Церкви, – и на собраниях епархиальных и общих, правящих и частных. Это был именно прорыв стихии. Отчасти это было и на Соборе. Наследие темного прошлого сказывалось, прорывалось и не было изжито, умерено, претворено в мудрости творимого исторического синтеза. Для этого не было времени. Процесс продолжался и продолжается, но следить за ним историку трудно976.
Таким образом, по мнению отца Георгия Флоровского, Собор 1917–1918 годов не может быть исчерпывающим. Потрясшие впоследствии Церковь расколы доказали a posteriori, что он оказался неспособным разрешить все вставшие перед Церковью вопросы:
Одно только ясно: Собор 1917–1918 годов не был последним решением. Это было только начало, начало длинного, опасного и туманного пути. И на Соборе было слишком много противоречий, неразрешенность и даже неразрешимость которых с такой очевидностью вскрывалась в восстании «живой церкви» и во всей дальнейшей истории «обновленческого» движения и церковных расколов977.
Несмотря на многие упреки в адрес Собора 1917–1918 годов, отец Георгий Флоровский, в отличие от отца Николая Афанасьева, считавшего Собор продолжателем синодальной эпохи, признает достоинством Собора то, что он положил конец петровской эпохе:
В одном только смысле Собор имел замыкающее, заключающее значение. Окончился Петровский период русской церковной истории. И было восстановлено патриаршество978.
К достоинствам Собора следует добавить, по мнению Флоровского, и желание не воспроизводить прошлое. В частности, патриаршество было скорее создано, нежели восстановлено. Вообще, Собор стремился разрешить проблемы своего времени на совершенно новой основе: то была «мужественная встреча с надвигавшимся будущим»979.
Тогда как отец Афанасьев, отец Шмеман и отец Мейендорф подчеркивают зависимость Собора от синодального строя, отец Флоровский является одним из редких богословов, признавших его разрыв с предшествующей петровской эпохой. Кроме того, отец Георгий Флоровский очень верно и чувствительно отнесся к духовному кризису, постигшему Россию в преддверье революции. Кризис этот, проявившийся в интересе к мистическому синкретизму, эзотеризму и даже оккультизму, характеризует весь этот период980 и представляет из себя в некотором роде бегство интеллигенции от тяжелого труда неизбежных общественных и политических реформ. Однако разве Российская Православная Церковь не доказала на Соборе свой отказ от бегства и смелое намерение встать на путь реформ, охвативших все области церковного бытия? Конечно, простых преобразований внешних структур и церковной политики было не достаточно. И, тем не менее, стоит ли упрекать Собор в том, что он занялся этими внешними сторонами церковного устроения и пастырской деятельности, которые одни только и входят в его компетенцию? Именно эти внешние преобразования должны были стать основанием для внутреннего, духовного возрождения.
Заключение
Является ли Собор 1917–1918 годов событием уникальным в истории Русской Православной Церкви? Особый характер его исторического контекста затрудняет его историческую оценку. Но мы все-таки попытаемся обобщить основные заключения нашего труда, в частности, относительно истоков, прохождения и итогов Собора.
Причины созыва Собора многочисленны и трудноописуемы, так как церковные и государственные инициативы пересекаются друг с другом, кризис смешан с возрождением, а внешние факторы значительны, но мутны:
Обычно считается, что Собор был созван для разрешения кризиса «иссохшей», но влиятельной Церкви, символом которой является Распутин981 Несомненно, что, как отмечает отец Г. Флоровский, русское общество начала века переживало серьезный духовный кризис. Но в то же время положение Русской Церкви накануне Собора может быть названо апогеем: совсем не являясь мертвой структурой, Церковь на тот момент переживала возрождение во всех областях своей жизни. Собор же в таком случае предстает плодом этого возрождения.
Самым больным вопросом для Церкви была проблема ее взаимоотношений с государством. Синодальное устроение поставило Церковь в положение юридической и институционной зависимости. Негодование по поводу этой ситуации стало еще более заметным после принятия в 1905 году указа об укреплении начал веротерпимости, в результате которого Православная Церковь оказалась в более невыгодной позиции, нежели остальные вероисповедания и, в частности, старообрядцы. Именно этот указ послужил поводом для провозглашения митрополитом Антонием (Вадковским) тезиса о необходимости реформ. Следовательно, вопрос церковно–государственных отношений, одним из аспектов которого стало восстановление патриаршества, являлся одной из важных причин церковных реформ.
Считается, что Собор был созван, несмотря на революцию. В действительности же отношения между Собором и революцией являются более сложными. Конечно, приход к власти большевиков помешал осуществлению значительной части соборной работы, но созыв Собора стал возможен только благодаря изменению политической ситуации, отречению императора от престола и поддержке со стороны Временного Правительства. Следовательно, политические перевороты оказались одновременно и факторами, позволившими осуществить созыв Собора, и преградой для окончания его работы.
Первым и основным плодом Собора стали не столько структурные преобразования, сколько возрождение обычая созывать Соборы, восстановление соборного института, обладающего тремя отличительными чертами.
Первой характеристикой Собора является его смешанный состав и, особенно, процедура принятия решений: правом голоса обладают все члены Собора, но архиереи, собранные в особое архиерейское совещание, наделены, кроме того, правом вето на постановления пленарного заседания. Процедура эта, не претендуя на экклезиологическое совершенство (сам архиепископ Сергий (Страгородский), ее автор, признавал ее недостатки), удовлетворяла, по крайней мере временно, демократическим требованиям эпохи и разрешала проблему изоляции духовенства.
Еще одной особенностью является то, что никакие вопросы, поставленные временем, Собор не отказался рассматривать a priori, даже самые авангардные: роль мирян, участие женщин в церковной жизни, второбрачие священнослужителей. На все эти вопрошания он дал живой и смелый ответ. Грандиозным и радикальным нововведениям отцы Собора мудро предпочли умеренность и осторожность в разрешении новых вопросов, которые позднее обновленческая «церковь» поставила им в упрек на своем «Соборе» 1923 года.
Наконец, следует отметить, что Собор не искал восстановления досинодального периода. Не идеализируя романтически московскую эпоху, он снова поставил перед собой все насущные вопросы и попытался ответить на них на языке, доступном современникам, основываясь на святоотеческом предании и на канонах Вселенских и Поместных Соборов. Основное его деяние – восстановление или, скорее, воссоздание патриаршества – является наилучшей иллюстрацией соборного метода. Можно только сожалеть о том, что Собор не успел рассмотреть все разработанные отделами доклады и проекты. Тем не менее, стоит признать, что Собор проделал основной труд, обобщив, хотя и не полностью, двенадцать лет подготовительных размышлений и работ.
Что касается самих соборных постановлений, применению которых воспрепятствовали исторические события и восприятие которых церковной полнотой, собственно, так и не состоялось, еще слишком рано предлагать окончательную оценку их значения. Но мы все-таки попытаемся сделать три заключения:
Совершенно очевидно, что история запомнит в связи с Собором 1917–1918 годов более всего восстановление патриаршества. Однако не следует заблуждаться по поводу смысла этого восстановления. Во–первых, Собор был созван не только для этого: мысль об избрании патриарха появилась у отцов Собора во время дебатов, ориентированных скорее на соборность. Во–вторых, восстановление патриаршества оказалось столь скорым из–за увеличения внешней угрозы, требовавшей от церковной власти большей конкретности и видимости. В–третьих, по словам протоиерея Г. Флоровского, патриаршество в 1917 году было не столько восстановлено, сколько создано заново.
Введение соборного принципа на всех уровнях церковной жизни стало самой яркой особенностью Собора 1917–1918 годов: привлечение мирян к участию не только в Поместных Соборах, но и в собраниях, к участию в избраниях не только патриарха, но и архиереев, а также вообще привлечение мирян к церковному управлению через посредство смешанных советов. Конечно, следование этому принципу зачастую становилось плодом слишком демократического подхода к Таинству Церкви, который не всегда основывался на идеале соборности и привел в конечном итоге к появлению идеи представительности, обличенной протопресвитером Н. Афанасьевым, и к слишком строгому разделению между духовными и мирскими областями, подвергнутому критике протопресвитером А. Шмеманом. Этими слабостями воспользовались советские власти для установления через своих ставленников контроля над церковными общинами. В то же время, в 1917 году Русская Церковь, имеющая за плечами горький опыт управления светскими обер-прокурорами, не имела большого выбора и вынуждена была во избежание раскола искать компромисса между различными направлениями и тенденциями.
Вопрос отношений Церкви и государства является слабым местом Собора 1917–1918 годов. Хотя он и послужил основной причиной созыва Собора, предсоборные дискуссии отвели ему довольно второстепенное место, уделив намного больше внимании внутрицерковным преобразованиям. Несмотря на то, что революция застала врасплох скорее государство, а не Церковь, Собор 1917–1918 годов, как подчеркивает отец И. Мейендорф, по–настоящему не задумался над проблемой церковно–государственных отношений. Касался он этого вопроса лишь в целях самозащиты: требуя для себя независимости, Собор, тем не менее, не мог смириться с мыслью об отделении Церкви от столь давно поддерживавшего ее государства.
* * *
Собор 1917–1918 годов остался незавершенным. Революция помешала ему довести до конца предпринятый церковной полнотой труд. Тем не менее, было бы неверно считать советский период перерывом, после которого следовало бы вернуться к буквальному исполнению постановлений Собора 1917–1918 годов. В Церкви (как в России, так и в других странах) постоянно существует соблазн рассматривать какой–то период истории как «золотой век» и стремиться к его восстановлению. Восемьдесят шесть лет, из которых семьдесят три – преследований и унижений со стороны советской власти, отныне являются неотъемлемой частью истории Русской Православной Церкви. Хотя вопросы, затронутые Собором 1917–1918 годов, и подход к ним остаются актуальными, решения их должны быть пересмотрены, по утверждению епископа Илариона (Алфеева), в новом, современном контексте:
Вопросы, поставленные Поместным Собором 1917–1918 годов, продолжают ждать своего решения; они не утратили актуальности. Как мне кажется, реальных сдвигов в различных областях церковной жизни можно будет добиться только тогда, когда мы вернемся к наследию этого Собора и рассмотрим его решения в контексте сегодняшней ситуации, а сегодняшнюю ситуацию – в контексте его решений982.
В этом, думается, и заключается интерес к Собору 1917–1918 годов: он напоминает нам о том, что в любую эпоху Церковь может созидаться в том случае, если она постоянно пересматривает в новом свете кажущиеся древними проблемы и находит на них новые, актуальные ответы, оставаясь тем не менее верной апостольскому и святоотеческому преданию. Таким образом, Церковь вливает вино новое в мехи новые, согласно заповеди Господней.
* * *
«Священный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918 годов. Обзор Деяний. Вторая сессия». М., 2001. С. 24–25.
Деяния пленарных заседания Собора были опубликованы в 1918 г. частично: все заседания первой сессии (заседания 1–65 // Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. Т. 1–5. Петроград, 1918), 24 заседания второй сессии из 64 (заседания 66–82, 104–106, 116–119 // Деяния... Т. 6, 7, 8, 9, 10) и ни одного заседания третьей сессии.
Постановления Собора были первоначально опубликованы без всякого вступления и комментария в Церковных ведомостях, затем отдельно под названием «Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг.» Выпуск 14. М., Издание Соборного Совета, 1918.
Первые шесть томов: Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. Т. 1. Документы. Материалы. Деяния 1–16; T. 2. Деяния 17–30; Т. 3. Деяния 31–40, переизданные в 1994 г.; Т. 4. Деяния 41–51; Т. 5. Деяния 52–65; Т. 6. Деяния 66–82, переизданные в 1996 г. Для издания пяти следующих томов использовались архивные документы (ГАРФ); Т. 7. Деяния 83–101; Т. 8. Деяния 102–117; Т. 9. Деяния 118–136 (изданы в 1999 г.); Т. 10. Деяния 137–151; T. 11. Деяния 152–170 (изданы в 2000 г.).
Священный Собор Православной Российской Церкви 1917–1918. Обзор деяний, третья сессия. М., 2000 (дополняет издание деяний третьей сессии архивными данными ГАРФ и РГИА), 2001 (дополнение к деяниям второй сессии), 2002 (дополнение к деяниям первой сессии).
Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917–1918 годов. О церковном пении. Сборник протоколов и докладов / Изд. Русоль Е. В. М., 2002.
Ореханов Георгий, священник. На пути к Собору. Церковные реформы и первая русская революция. М, 2002.
Congar Y. Le concile et les conciles. Paris: Cerf–Editions de Chevetogne, 1960. P. 301.
Cm.: Legrand H. La synodalite mise en oeuvre par le concile local de l’Eglise orthodoxe russe de 1917–1918 // Trenikqn T. 76. 2003. P. 506–531.
О положении Русской Церкви в начале 20 века см.: Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в 20 веке. М., 1995.
Подробнее о традиционном разделении истории Русской Церкви на периоды см.: Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. СПб., 2004. Т. 1–2.
Meyendorff J. L’Eglise orthodoxe. Hier et aujourd’hui. Paris, 1995. P. 85–98; Schmemann A. Le chemin historique de l’orthodoxie. Paris, 1995. P.319–367.
Флоровский Георгий, протоиерей. Пути русского богословия. Париж, 1988. С. 49.
Там же. С. 51–52. Доминирующее использование латинского языка было осуждено уставом Академий 1814 года. С 1840 года, под влиянием митрополита Филарета (Дроздова), во всех семинариях и академиях стал использоваться русский язык. Однако это совсем не значит отступление от схоластики. О развитии и реформах духовных академий и о значении латыни как языка преподавания см.: Kohler М. Die Geistlichen Akademien in Rutland. Ein Jarhundert hohere geistliche Bildung (1814–1917) // Ostkirchliche Studien Bd. 45 (1996). S. 116–135. Об их проблемах, согласно документам того периода, см.: Иларион (Алфеев), иеромонах. Православное богословие на рубеже столетий. М., 1999.
Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 80–82.
Император тщательно подготовил написание и издание Регламента. Лично проконтролировав его составление Феофаном Прокоповичем, он добился подписания Регламента сенаторами, шестью епископами и тремя архимандритами, подписал его сам, а позднее, довольный столь легитимным началом, представил его на подпись еще семидесяти церковным деятелям. Петру удалось также получить согласие восточных патриархов. В 1723 году патриархи Константинопольский и Антиохийский признали Священный Синод своим «братом во Христе». (См.: Карташев А. В. Указ. соч. Т. 2. С. 319–388).
Феофан Прокопович (1681–1736), составитель Духовного Регламента, стал в 1721 году первым вице–президентом Святейшего Правительствующего Синода. Родился он в Киеве, там же учился в академии. В 1689 году перешел в католичество и учился в греческом коллегиуме св. Афанасия Александрийского в Риме, где он и проникся глубоким презрением к «папизму». Он отрекся от католичества по возвращении в Россию в 1701 году и стал интересоваться протестантской реформой. Будучи истинным представителем эпохи Просвещения, поклонником Бекона и Декарта, он разделял позиции протестантов своего времени, особенно относительно Спасения. Став ректором Киевской академии, он впечатлил Петра Великого своими панегириками, посвященными императору – победителю Полтавской битвы. Феофан был сначала переведен в Петербург, затем стал Псковским, а позднее Новгородским епископом. (См.: Там же. С. 339–354).
Духовный Регламент: Указ об учреждении Духовной Коллегии. Paris, 1874. С. 1–5.
Петр настойчиво доказывает благо подобного церковного управления. (Там же. С. 6–11. Глава 1, ст. 15–32).
Riasanovsky N. V. Histoire de la Russie, des origines a 1984. Paris, 1987. P. 254–255; см. также комментарий Тондини: Tondini C. Reglement ecclesiastique. Paris, 1874. С. 3. Примечание 1; Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 84–89.
Петр Великий задал Лейбницу вопрос по поводу государственного управления и услышал в ответ: «Единственная правильная администрация – это коллегиальная. Это механизм часов, в которых винты поддерживают в движении друг друга» (Цит. по: Massie R. К. Pierre le Grand, sa vie, son univers. Paris, 1985. P. 726).
По поводу лютеранского влияния см. книгу: Liitiens G. F. Dissertatio de religiona Ruthenorum hodiema (1745), посвященную великому князю Петру Федоровичу, будущему императору Петру III, по случаю его бракосочетания с лютеранской принцессой Софией Анхальт–Цербстской, будущей Екатериной II. Цель этого труда – доказать, насколько Духовный Регламент и Катехизис Феофана Прокоповича близки по духу лютеранству: религия, «установленная и очищенная славнейшим Петром согласно священному писанию и древней и чистейшей Церкви <...> совершенно близка евангелическо–лютеранской». (S. 7). Автор выражает также надежду на то, что великий князь продолжит дело Петра Великого. (См. также: Карташев А. В. Указ. соч. С. 331–339). Тогда как R. Stupperich в работе Ursprung, Motive und Beurteilung der Kirchenreform unter Peter dem Groβen (Kirche im Osten. Bd. 17. 1974. S. 42–61) подчеркивает русскую специфику церковных реформ Петра и верность византийской модели.
Духовный Регламент. С. 22–24. Глава 1, статья 5.
Поначалу Св. Синод состоял из трех архиереев, четырех архимандритов, четырех женатых священников, назначенных императором. С 1763 года архиереям удалось приобрести большинство (см. комментарий Tondini С. Указ. соч. Р. 31, сноска 1). В конце 19 века Синод включал трех митрополитов (Московского, Киевского и Петербургского), являвшихся постоянными членами, четыре или пять «присутствующих» архиереев и представителей белого духовенства, среди которых было два протопресвитера.
Контроль государства над Св. Синодом не прекращал расти. При Александре I в 1817 году было создано Министерство духовных дел и народного просвещения, против которого яро востал митрополит Новгородский Михаил в письме, обращенном лично императору. Министерство было упразднено только в 1824 году. (См.: Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 160–161). Во второй половине 19 века Н. А. Пратасов превратил Синод в орудие национальной экспансии, тогда как Д. А. Толстой – в орудие народного образования. (См.: Leroy–Beaulieu A. L’empire des tsars et les Russes. Paris, 1889. T. 3. La religion. P. 207–209).
Духовный Регламент. С. 54–103. Глава 2. § 1–3.
Духовный Регламент. С. 57. 2. § 1–3. 4.
Там же. С. 90–103. 2. § 1–3. 17.
Там же. С. 58. 2. § 1–3. 5.
Там же. С. 56–57. 2. § 1–3. 3.
Административная зависимость епископов имеет несколько причин: централизация, существовавшая в Русской Церкви с киевских времен, стала еще более необходимой из–за увеличения территории государства, усложнявшего рассмотрение жалоб относительно злоупотреблений власти, и из-за некоторой вражды между женатыми и монашествующими священнослужителями, требовавшей модерирующей власти.
См. статистики в книге: Smolitsch I. Russisches Monchtum. Entstehung, Entwicklung und Wesen 988–1917. Wurzburg, 1953. S. 538.
Правило 36 в главе, посвященной монашеству.
К такому способу прибегли А. С. Хомяков, Ю. Ф. Самарин и В. С. Соловьев.
О «левитстве» в Русской Церкви см.: Freeze G. L. The Russian Levites, Parish Clergy in the Eighteenth Century. Cambridge Massachusetts and London, 1977. P. 184–217.
Leroy–Beaulieu А. Указ. соч. P. 263.
Согласно статистике, приводимой Г. Фризом (Freeze G. L. Указ, соч. Р. 202), в семинариях пропорция студентов, происходящих не из священнических семей, была совсем незначительна.
Leroy–Beaulieu А. Указ. соч. Р. 272–288.
Духовный Регламент. С. 31–32, сноска 1 (комментарий Тондини).
Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 144–147.
Пять святых этой эпохи были канонизированы на Соборе 1988 года и четырнадцать – на Соборе 2000 года. Эти канонизации способствовали, таким образом, опосредованной «реабилитации» синодального периода русской истории.
Канонизирован на Поместном Соборе 1988 г.
Канонизирована на Поместном Соборе 1988 г.
Канонизирован на Поместном Соборе 1988 г.
Канонизирован на Поместном Соборе 1990 г.
Канонизирован на Поместном Соборе 1988 г.
Канонизирован на Поместном Соборе 1988 г.
О женском монашестве см.: Senyk S. L’autre monachisme: Saint Seraphim et la communaute de Diveyevo // Irenikon. T. 70. 1997. P. 5–29; Smolitsch I. Указ. соч. S. 429–446.
Об этом течении см.: Зеньковский В. В. История русской философии. Москва, Ростов–на–Дону, 1999. Т. 1, 2.
Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С 162–166; 196–203; 333–339.
О миссионерской деятельности Русской Церкви см.: Bolshakoff S. Les missions dtrangeres dans l’Eglise orthodoxe russe // Irenikon. T. 28. 1955. P. 158–175; Glazik J. Die russisch–orthodoxe Heidenmission seit Peter dem GroBen. Ein missionsgeschichtlicher Versuch nach russischen Quellen und Darstellungen. Munster, 1954; Meyendorff J. L’Eglise orthodoxe. Hier et aujourd’hui. Paris, 1995. P. 96–98.
Канонизирован в 1970 г.
Канонизирован на Архиерейском Соборе 2000 г.
Канонизирован в 1977 г.
Канонизирован как «равноапостольный» в 1970 году по случаю предоставления Японской Церкви автономии.
Константин Петрович Победоносцев (1827–1907) был обер–прокурором Святейшего Синода с 1880 по 1905 год. Будучи сыном профессора словесности Московского университета, он начал слою карьеру с чиновнической должности, а также преподавателем гражданского права в Московском университете. В 1861 году стал наставником сына Александра II, Николая, а в дальнейшем (после его кончины) – нового наследника, будущего императора Александра III. В 1864 он составил проект юридических реформ. В 1868 году был назначен в Сенат, в 1872 году – в Государственный Совет. После убийства императора Александра II Победоносцев стал одним из наиболее влиятельных государственных деятелей империи, во многом определявшим идеологию «нового курса». Победоносцев был также учителем сына Александра III, будущего императора Николая И. Будучи обер–прокурором, он содействовал открытию церковно–приходских школ, установил строжайший контроль над Церковью с помощью цензуры и контроля за архиерейскими назначениями. Он перевел на русский язык «Подражание Иисусу Христу» Фомы Кемпийского, был одновременно почитателем Запада и борцом с конституционными идеями, называемыми им «великой ложью нашего времени». Политический консерватор и «охранитель», в 1901 году Победоносцев поддержал инициативу русских архиереев, добивавшихся отлучения Л. Н. Толстого от Церкви. Его социальные и политические идеи отличались как позитивизмом, так и националистическим популизмом и были обобщены в книге «Московский Сборник» (М., 1896). После революции 1905 года он вынужден был подать в отставку. Подробнее о нем см.: Byrnes R. F. Pobedonostsev. His Life and Thought Bloomington, 1969; Simon G. Konstantin Petrovic Pobedonoscev und die Kirchenpolitik des Heiligen Synod, 1880–1905. Gottingen, 1969; Curtiss J. S. Church and state in Russia. The years of the Empire. 1900–1917. New York, 1940. C. 42–44; Полунов А. Ю. Под властью обер–прокурора. Государство и Церковь в эпоху Александра III. М., 1996.
Земство – органы местного самоуправления, созданные в ряде губерний Европейской России по Земской реформе императора Александра II 13 января 1864 года. До того времени все российские провинциальные учреждения находились под контролем одного лишь дворянства. Земства положили начало системе автономии местных властей и смешению классов. Состояли они из депутатов, избираемых на три года, и собирались один раз в год в губернском центре под председательством местного предводителя дворянства. Земства занимались по преимуществу экономическими и социальными вопросами. Так как до 1905 года Россия не имела общенародного представительства (Государственной Думы), именно через посредство земств либеральные помещики и интеллигенция пытались знакомить верховную власть со своими взглядами по вопросам социальноэкономических и политических реформ в России.
См.: Фирсов С. Л. Православная Церковь и Российское государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. СПб., 1996. С. 583–656, 659–660.
На 1906 год в Российской империи числилось 508 мужских и 358 женских монастыря. (См.: Богатство и доходы духовенства / Составитель В. Кильчевский. СПб., 1908. С. 5).
Поместные Соборы созываются согласно пятому правилу 1 Никейского Собора, девятнадцатому Халкидонского Собора, восьмому Трулльского Собора, шестому 2 Микенского Собора, тридцать седьмому святых Апостолов, двадцатому Антиохийского Собора.
См.: Карташев А. В. Указ. соч. Т. 1. С. 433–442; Т. 2. С. 174–218, 234–237.
Стоит также упомянуть состоявшийся в 1311 году Собор, осудивший ересь одного новгородского священника, противившегося монашеству; Собор 1411 года предписал перекрещивание латинян; Собор 1448 года избрал Иону митрополитом Московским (в ответ на Флорентийскую унию, принятую русским митрополитом греческого происхождения Исидором).
Нестяжатели, прозванные также заволжскими пустынниками, были сторонниками преп. Нила Сорского. Они считали непозволительным монастырям владеть землей, а государству – вмешиваться в церковную жизнь. Они проповедывали полное отречение от мира, духовный подход к вере и преимущество Св. Писания над Преданием. Нил был сторонником перевода монашеской жизни в русло «скитского жития». Он и его сторонники противостояли «стяжателям», или иосифлянам, духовным лидером которых был игумен Успенского Волоколамского монастыря Иосиф (Санин; 1479–1505), сыгравший ключевую роль в разработке учения о самодержце как «земном боге». Своей теорией преп. Иосиф подтолкнул Церковь на путь сращивания с государственным аппаратом российского самодержавия. На эту тему см. подр.: Meyendorff J. Partisans et ennemis des biens ecclesiastiques au sein du monachisme russe aux 15е et 16е siecles // Irenikon. T. 29. 1956. P. 28–46; 151–164.
Канонизирован на Поместном соборе 1988 г.
См.: Карташев А. В. Указ. соч. С. 169–178.
Там же. С. 400–401.
Там же. С. 436–437.
Митрополит Филарет (Дроздов; 1783–1867) является одним из самых замечательных иерархов Русской Церкви 19 века. Сначала он был монахом в Троице–Сергиевой Лавре (1808), впоследствии профессором, а позднее и ректором Санкт–Петербургской духовной академии (1812). Он прославился своими проповедями, полемикой с иезуитами и поддержкой перевода Библии на русский язык. Епископ Ревельский в 1819 году, архиепископ Тверской и член Синода в 1820. В 1821 году был назначен архиепископом Московским, а в 1826 году получил титул митрополита. Пробыл он на московской кафедре 46 лет. Гуманист и превосходный богослов, автор Катехизиса, который, несмотря на критику, оказал значительное влияние на русское богословие 19 века. О его трудах см.: Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 166–184.
См.: Bogolepov A. A. Church Reforms in Russia 1905–1918. Bridgeport Connecticut, 1966. P. 7–9.
Leroy–Beaulieu А. Указ. соч. С. 218.
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. С. 10. Сноска 6.
Цит. по: Там же. Сноска 7.
Избрание священников, засвидетельствованное московскими Соборами 16 и 17 веков, практиковалось в некоторых епархиях вплоть до начала 19 века. Епископ в таких случаях рукополагал кандидата, представленного приходом. (См.: Leroy–Beaulieu А.. Указ. соч. С. 305).
Об этом понятии см.: Cioffari G. La sobomost’ nella teologia russa. La visione della chiesa negli scrittori ecclesiastici della prima meta del 19 secolo. Bari, 1978; Stavrou M. Lineaments d’une theologie orthodoxe de la conciliarite // Imnikon. T. 76. 2003. P. 470–505.
Об этом переводе см. полемическую статью: Deubner A. La traduction du mot ‘καθολικην’ dans le texte slave du symbole de Nicee–Constantinople// Orientalia Christiana. № 55. 1929. P. 54–66.
См.: Зеньковский В. Указ. соч. С. 379–393.
Khomiakov A. S. L’Eglise latine et le protestantisme au point de vue de l’Orient chretien. Lausanne, Vevey, 1872. P. 48–49 и 61.
Окружное Послание святой единой кафолической и апостольской Церкви православным христианам всех стран, изданное в мае 1848 года, было ответом на энциклику о Примате Престола апостола Петра, направленного папой Пием IX 6 января 1848 года восточным христианам. В феврале 1847 года Пий IX принял посла Оттоманской империи в Вене, который передал папе от лица султана Абдул–Меджида уверение в том, что христиане, живущие в империи, будут под покровительством властей. Это было первое подобное заявление султана. Папа воспользовался им, послав в Константинополь архиепископа Иннокентия Ферриери, добивавшегося улучшения положения католиков в империи. По этому случаю отправлена была и энциклика, призывавшая восточных христиан к единению с Римом. Об ответе восточных патриархов и о его трактовке Хомяковым см.: Schultze В. A. S. Chomjakow und das Halb–Jahrtausend Jubilaum des Einigungskonzils von Florenz // Orientalia Christiana Periodica. T. 4. 1938. P.473–496.
Цит. по: Deubner А. Указ. соч. С. 55.
Далее мы рассмотрим, как это выразилось на устроении Собора.
Schulz G. Das Landeskonzil der Orthodoxen Kirche in Rußland 1917/18 und seine Folgen fur die russische Geschichte und Kirchengeschichte // Kirche im Osten. Bd. 42/43. 2000. S. 24.
О подготовке к Собору см.: Pospielovsky D. V. Verso il concili // 2 concilio di Mosca. Atti del 6 Convegno ecumenico internazionale di spiritualita russa, A. Mainardi (Ed.), Bose, 2004. P. 21–39; Фирсов С. Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890–1918 гг.). М., 2002.; Firsov S. L. La preparazione del concilio e la ricerca di un nuovo modello di relazione tra chicsa e societa // 2 concilio di Mosca. P. 41–68.
Граф Сергей Юльевич Витте (1849–1915) был одним из наиболее ярких государственных деятелей императорской России. Происходил он из семьи голландского происхождения, с 16 столетия состоявшей на службе у российского государя. Начав службу в администрации железных дорог, в годы правления императора Александра III он стал управляющим Министерства путей сообщения, а затем министром финансов (с 1893 по 1903 годы). Все это время он фактически руководил всей финансовой и экономической деятельностью России. Заняв средства у европейских банков, он взялся за расширение железных дорог (в частности, за создание транссибирской магистрали) и за индустриализацию страны. В качестве председателя Комитета министров (с 1903 года) он был послан в 1905 году в Портсмут (САСШ) для установления мира с Японией. В октябре 1905 года был назначен премьер–министром и инициировал принятие законов, приведших к созданию думской монархии. После выборов в Первую Государственную Думу, потеряв доверие и поддержку самодержца, Витте подал в отставку и 22 апреля 1906 года покинул свой пост, до конца жизни оставаясь членом Государственного Совета.
Антоний (Вадковский; 1846–1912) происходил из священнической семьи, учился в Казанской духовной академии, где специализировался на изучении пастырского богословия и гомилетики (диссертация Вадковского была посвящена истории проповедничества в древней Церкви). После смерти жены принял монашество и священство. В 1883 году Антоний был возведен в сан архимандрита и стал инспектором сначала Казанской, а затем Петербургской духовной академии (в 1885). В 1887 году был назначен епископом Выборгским, викарием Петербургской епархии, ректором духовной академии, а затем первым архиепископом новосозданной Финляндской епархии (1892). В 1898 году стал Петербургским митрополитом; за время своего пребывания на кафедре попытался сблизить Церковь и богоискательски настроенную интеллигенцию, содействуя открытию в С.–Петербурге Религиознофилософских собраний (1901–1903). (См.: Simon G. Antonij Vadkovskij, Metropolit von St. Petersburg (1846–1912) // Kirche im Osten. Bd. 12. 1969. S. 9–32; Cunningham J. W. Указ. соч. P. 51–59.
Более подробно о настроении умов в 1905 году см.: Cunningham J. W. Указ. соч. Р. 49–126.
Георгий Аполлонович Гапон (1870–1906), православный священник Полтавской епархии, после смерти жены закончивший Петербургскую духовную академию (1903). С 1900 года был главным священником 2–го убежища Московско–Нарвского отделения Общества попечения о бедных и больных детях, с 1902 года служил в столичной церкви в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в Галерной гавани. Организовывал рабочие кружки, резко обличая в проповедях социальную несправедливость. С начала 1904 года служил при Доме предварительного заключения. Был поддержан полицией, благосклонно отнесшейся к идее создания поднадзорных рабочих кружков и организаций. Получал от полиции денежные вознаграждения за сведения о рабочем движении и за осведомление о деятельности зубатовских рабочих организаций. Участвовал в создании «Собрания русских фабрично–заводских рабочих С.–Петербурга» и разработке его устава. В начале 1905 года у Гапона возникла идея организовать мирное шествие рабочих к Зимнему дворцу для подачи петиции. Идея получила реализацию 9 января 1905 года. Во время демонстрации около ста тысяч безоружных участников, несших кресты и хоругви, были обстреляны армией. По официальным данным, в это «кровавое воскресенье» 130 человек погибли и несколько сотен были ранены. Гапону удалось эмигрировать. Встав в оппозицию режиму, он приобрел доверие революционеров, которое, впрочем, вскоре было уничтожено самим Гапоном. Вернувшись в Россию в декабре 1905 года, он предложил свои услуги правительству, был разоблачен бывшими единомышленниками и повешен на даче в пригороде Петербурга. (См. подр.: Sablinsky W. The Road to the Bloody Sunday: Father Gapon and the St. Petersburg Massacre of 1905. Princeton, 1976; Cunningham J. W. A vanquished hope. The Mouvement for Church Renewal in Russia, 1905–1906, London, 1981. P. 83–94; Riasanovsky N. V. Histoire de la Russie, des origines a 1984. Paris, 1987. P. 440–441).
Один из лидеров группы, отец Философ Орнатский, предположительно, был другом Г. Гапона.
Записка и приложение к ней, подобно остальным документам этого периода, на которые нам придется ссылаться, опубликованы были в 1906 году И. В. Преображенским в «Сборнике статей духовной и светской периодической печати по вопросу о реформе» (СПб., 1906. С. 1–6 и 281–282).
Преображенский И. В. Указ. соч. С. 6. (См. также: Церковный вестник. №11. 1905. Стб. 321–325).
Инициатива митрополита описана Преображенским (Преображенский И. В. Указ. соч. С. 85–89) и Боголеповым (Bogolepov Л. А. Указ. соч. С. 12–14).
Докладная записка в Комитет министров высокопреосвященного митрополита Антония: «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас православной церкви» // Слово. 28 марта. 1905. № 108. (См. также: Преображенский И. В. Указ. соч. С. 133–136).
«Австрийской» или «белокриницкой» иерархией (по названию старообрядческого монастыря в австрийской Буковине) называют иерархию, своим возникновением обязанную митрополиту Боснийскому Амвросию, согласившемуся с предложением старообрядцев–поповцев стать их епископом и в 1846 году ставшему их первым «законным» архиереем. (См. подр.: Johannes Chrysostomus, o.s.b. Die Einrichtung der Hierarchie der Altglaubigen im Jahre 1846 // Ostkirchlichen Studien. Bd.18. 1969. S. 281–307; Lambrechts A. Conciles, dioceses et eveques des Vieux–Croyants de Belokrinica entre 1898 et 1928 // Orientalia Christiana Periodica. T. 54. 1988. P. 429–479.
Опубликован И. В. Преображенским (Преображенский И. В. Указ, соч. С. 122–123); взято им из газеты «Слово» (28 марта. 1905. № 108).
Bogolepov А. А. Указ. соч. Р. 14.
Преображенский И. В. Указ. соч. С. 132–133.
Преображенский И. В. Указ. соч. С. 132.
Н. А. Заозерский (1851–1919) был профессором церковного права в Московской духовной академии. Он является представителем российской исторической школы, использующей при изучении канонического права исторические методы. Заозерский выступал за участие всех членов Церкви (в том числе священнослужителей и мирян) в органах церковного управления и в Поместных Соборах, но правом голоса наделял одних лишь епископов. Он был членом Предсоборного Присутствия 1906 г. и сыграл на нем значительную роль.
О планах К. П. Победоносцева см.: Преображенский И. В. Указ, соч. С. 91–93.
Церковные ведомости. 1905. № 45. Приложение. С. 1899.
«Соображения статс–секретаря Победоносцева по вопросам о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви» // Преображенский И. В. Указ. соч. С. 484–488.
Там же. С. 485.
Преображенский И. В. Указ. соч. С. 486.
Там же. С. 482–492 (Русь. 1905. № 117).
После отставки К. П. Победоносцева. Эти два документа не приводятся в сборнике Преображенского, который касается только периода с марта по май 1905 г.
Церковные ведомости. 1905. №. 45. С. 1897 (приложение).
Там же. С. 1898 (приложение).
Там же. С. 1898 (приложение).
Там же. С. 1899 (приложение).
Об этом см. подробнее: Фирсов С. Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890–1918 гг.). С. 169–171.
Преображенский И. В. Указ. соч. С. 228.
Церковные ведомости. 1905. № 45. С. 1900 (Прибавления).
Портсмутский договор положил конец русско–японской войне.
Церковные ведомости. 1905. № 43. С. 487.
См.: Церковные ведомости. 1905. № 45. С. 1897–1905 (приложение). Многие из ответов архиереев были опубликованы в Русской мысли.
Церковные ведомости. 1905. № 43. С. 487.
Об активности и значении прессы начиная с 1860 гг. см.: Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 318–324.
О составе и работе Присутствия подробнее см.: Ореханов Георгий, иерей. На пути к Собору. Церковные реформы и Первая русская революция. М., 2002. С. 131–198; Cunningham J. W. Указ. соч. Р. 125–312; Smolitsch I. Der Konzilsvorbereitungsausschuß des Jahres 1906. Zur Vorgeschichte des Moskauer Landeskonzils von 1917/1918 // Kirche im Osten. Bd. 7.1964. S. 53–93; Jockwig F. Der Weg der Laien auf das Landeskonzil der Russischen Orthodoxen Kirche Moskau 1917/18. Werden und Werwirklichung einer demokratischen Idee in der Russischen Kirche, Wurzburg, 1971. S. 133–177; Schulz G. Das Landeskonzil der Orthodoxen Kirche in RuBland 1917/18 – ein unbekanntes Reformpotential // Kirche im Osten. Bd. 23. 1995. S. 122–134; Bogolepov А. А. Указ. соч. P. 21–36; Bois J. L’Eglise russe et la reforme projet6e // Echos d’Orient. T. 10. 1907. P. 112–122.
Полный список членов см.: Bois J. Указ. соч. Р. 113.
Антоний (Храповицкий; 1863–1936), архиепископ Волынский, затем Харьковский (с 1914 по 1917 гг.), впоследствии митрополит Киевский и Галицкий. Окончил Петербургскую духовную академию, являлся ректором Московской, а после Казанской академии. Поддерживал ученое монашество и считал, что именно ему следует доверить управление Церковью во всех областях. Оказавшись под влиянием славянофильства Достоевского, встал на защиту сотрудничества между Церковью и государством, считая, что преимуществом должна обладать именно церковная власть. Выступал за восстановление патриаршества, за наделение патриарха широкими полномочиями. На Соборе 1917–1918 годов Антоний возглавил консервативную «партию»; был избран вице–председателем Собора. В 1920 году встал во главе признанного патриархом Тихоном Высшего церковного управления на территориях, находившихся под контролем Белой армии. В эмиграции был одним из инициаторов т. н. «Карловацкого раскола» и главой Русской Православной Церкви за границей.
Bois J. Указ. соч. Р. 113.
Церковный вестник. № 21. 1905. Стб. 646.
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. Р. 27.
Деян. 15:22,25 («Апостолы и старейшины... в согласии со всей Церковью»).
См. выше.
Тревожный «слух» // Новое время. 20 марта. 1905. С. 3. (См. также: Преображенский И. В. Указ. соч. С. 15).
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. Р. 20.
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. С. 23. Сноска 22. А. А. Боголепов использует Журналы и протоколы заседаний Высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия. (СПб., 1906. Т. 1. С. 9–10).
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. С. 23–24. Сноска 23. А. А. Боголепов использует Журналы и протоколы заседаний Высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия. (СПб., 1906. Т. 1. С. 14, 122, 123).
А. П. Лебедев (1845–1908) – профессор истории в Московской духовной академии, а затем в Московском университете. Автор диссертации «Вселенские соборы 4–5 веков» (М., 1879), против которой выступил отец Иванцов–Платонов. См. подр.: Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 373–374.
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. С. 24. А. А. Боголепов использует работу А. П. Лебедева «Об участии мирян на Соборах». (М., 1906. С. 17).
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. Р. 25. Сноска 26. (См. также: Журналы и протоколы заседаний Высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия. СПб., 1906. Т. 2. С. 466–467.) М. А. Остроумов был впоследствии избран делегатом на Собор от своей епархии.
Отступление от строгого выполнения канонов с целью спасения верующих.
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. Р. 26. сноска 28, 29. (См. также: Журналы и протоколы заседаний Высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия. СПб., 1906. Т. 2. С. 461,432–433.).
Bogolepov А. А. Указ. соч. Р. 30–32.
Цит. по: Bogolepov А. А. Указ. соч. Р. 32–34. Сноска 43. (См. также: Журналы и протоколы заседаний Высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия. Т. 1. С. 18, 190).
См. подробнее об этом: RateI A. Deux partis dans le clerge orthodoxe russe // Echos d’Orient. T. 9. 1906. P. 173–176.
Церковный вестник. 1905. №21. Стб. 646.
Там же.
Опасные симптомы в жизни русской церкви // Богословский вестник. 1905. № 11. С. 577.
О составе ожидаемого чрезвычайного Поместного Собора Русской Церкви Петербург // Церковные ведомости. 1906. № 1. Приложение. С. 11–22.
Сергий (Страгородский; 1867–1944) – известный церковный деятель первой половины 20 столетия. После обучения в Петербургской духовной академии был послан в Японскую миссию (1890), затем стал инспектором Московской духовной академии (1893) и ректором Петербургской духовной академии (1899). В 1901 году был хиротонисан во епископа, викария столичной епархии. С 1901 по 1903 год был председателем Религиозно–философских собраний в С.–Петербурге. В 1905 году был назначен архиепископом Финляндским. Сыграл важную роль з подготовке Собора (в частности, в разработке процедуры принятия решений), стал председателем комиссии по учебным делам, а позднее синодальной миссионерской комиссии (1913). В 1917 году был избран на Владимирскую архиерейскую кафедру. На Поместном Соборе возведен в сан митрополита (1917). В дальнейшем – митрополит Нижегородский. В декабре 1925 митрополит Сергий стал заместителем местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра (Полянского). Неоднократно арестовывался. В марте 1927 был выпущен на свободу после того, как согласился с навязываемым атеистическими властями сценарием государственно–церковных отношений. Автор так называемой «Декларации» 1927 года. В 1934 году стал митрополитом Московским. 8 сентября 1943 года был избран патриархом архиерейским Собором. Установил каноническое общение с Грузинской Церковью и укрепил отношения с восточными Церквами. Труд его «Православное учение о спасении» (1895) ставит задачей вывести моральное богословие из святоотеческого аскетического опыта, понимаемого психологически. Подобно митрополиту Антонию Храповицкому, патриарх Сергий является представителем русского «нравственного монизма» (см.: Флоровский Георгий, протоиерей. Указ. соч. С. 438–439).
Церковные ведомости. 1906. № 1. Приложение. С. 13.
Церковные ведомости. 1906. № 1. Приложение. С. 13–14.
Там же. С. 15.
Журналы и протоколы заседаний Высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия. Т. 2. С. 670–674; Т. 3. С. 384–386. Полный отчет в статье: Bois J. Указ. соч. Р. 112–122.
Статья 1 заседаний 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 г.
Статья 4 заседаний 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 г.
Статья 7 заседаний 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 г.
Статья 2 заседаний 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 г. Ниже мы увидим, как Собор нюансировал это решение.
Статья 2 заседания 1 июня 1906 г.
Главы А и Б заседания 1 июня 1906 г.
См.: Журналы и протоколы заседаний Высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия. СГТб., 1906–1907. Т. 1–4.
Подробнее о Совещании см.: Wuyts A. Le patriarcat russe au concile de Moscou de 1917–1918. Rome, 1941. P. 11.
О роли Г. E. Распутина в церковной жизни накануне Собора см. напр.: Curtiss J. S. Church and state in Russia... P. 366–409; Фирсов С. Л. Православная Церковь и государство... С. 152–262.
В. Н. Львов (1872–1934) – русский общественный и политический деятель, депутат Государственной Думы третьего и четвертого созывов; октябрист. После Февральской революции возглавил синодальную обер–прокуратуру. Сменен 25 июля 1917 года А. В. Карташевым. Член Поместного Собора. В 1920–1922 – в эмиграции. Вернулся в Советскую Россию и примкнул к обновленческой «церкви», работал в Высшем Церковном Управлении. В 1927 году был арестован и сослан в Томск, где и скончался.
Карташев А. В. Революция и Собор 1917–1918 годов // Богословская мысль. Париж, 1942. С. 76–79.
Карташев датирует почему–то это событие 4 марта (Богословская мысль. Париж, 1942. С. 77).
Богословская мысль. Париж, 1942. С. 79–81.
Богословская мысль. Париж, 1942. С. 80–81.
А. В. Карташев (1875–1960) – русский церковный и общественно–политический деятель. Окончил Петербургскую духовную академию, где в дальнейшем состоял приват–доцентом. Участник Религиозно–философских собраний 1901–1903 годов. С 1909 года был председателем петербургского Религиозно–философского общества. Сменил В. Н. Львова и стал последним в истории России обер-прокурором Синода. 5 (18) августа институт синодальной обер–прокуратуры был упразднен и Карташев стал министром исповеданий, сыграв важную роль в созыве Поместного Собора. После прихода к власти большевиков вынужден был покинуть страну (1919). Дальнейшая его жизнь была связана с Парижем, где он стал одним из основателей Свято–Сергиевского института. Известный богослов и историк Церкви, доктор церковной истории honoris causa, профессор Свято-Сергиевского института (1925–1960).
Прежде иерархи сидели за одним продолговатым столом, а обер–прокурор со своими товарищами за другим, маленьким, и в стороне. На деле же эти «скромные наблюдатели» властвовали над решениями иерархов. Теперь все сидели «дружно» за одним полукругом загибающимся столом. На внешней стороне – иерархи, а внутри против них – обер–прокурор и его товарищи. Идея этого символа и нового Синода была та, что, как Временное Правительство являлось только передаточным органом, доводящим страну до Учредительного Собрания, так и этот Синод – только временная комиссия, доводящая Церковь до Собора. Задачи аналогичны и природа двух властей – временная (Карташев А. В. Указ, соч. С. 81).
Согласно Рязановскому: «Ввиду того, что члены Временного Правительства уделяли такое внимание избранию Конституционного Собрания, их главной ошибкой было то, что они не созвали его достаточно быстро. Пока некоторые из лучших русских юристов пытались разработать совершенный избирательный закон, время шло. Когда же Собрание было созвано, оказалось слишком поздно: большевики уже завладели к тому времени властью». Историк также соглашается с мнением, что «отсутствие представительного и ответственного парламента наложило на ход русской революции отпечаток, отличающий ее от предыдущих революций – английской, французской и американской». (Riasanosky N. V. Указ. соч. С. 495).
С этого момента все документы, касающиеся Собора, находятся в Деяниях, опубликованных в 1918–1919 гг. (Репринт этого издания осуществлен Новоспасским монастырем. См.: Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг. М., 1994–2000. Т. 1–11). Распоряжение о созыве Собора является первым документом первого тома Деяний.
Деяния...М., 1994. Т. 1. С. 3. Протокол 1 и 2.
Деяния...М., 1994. Т. 1. С. 4.
Там же. С. 5–6. Протокол 3 и 4.
«Вместо того чтобы рассматривать Собор как пробуждение Церкви, члены правительства считали его демократическим органом, способным действовать против священноначалия и воспротивиться ему» (Volkonski Р. М. La reconstitution du patriarcat en Russie. Mgr Tikhon, patriarche de Moscou et de toute la Russie // Echos d’Orient. T. 20. 1921. C. 197).
Единоверцы – старообрядцы, присоединившиеся к Православной Церкви на основании выработанных митрополитом Платоном (Левшиным) правил (1800 г.).
Деяния... Т. 1. С. 6. Протокол 45.
Там же. С. 29. Протокол 45.
Там же. С. 34–36.
См. выше.
Вениамин (Казанский; 1873–1922) – русский церковный деятель. Окончил Петербургскую духовную академию (1897). Преподавал в духовно–учебных заведениях. В 1910 хиротонисан во епископа Гдовского, викария столичной епархии. Пользовался большой популярностью в рабочей среде. После Февральской революции в мае 1917 года был избран архиепископом Петроградским. В августе 1917 года возведен в сан митрополита. Отказался сотрудничать с обновленческими лидерами, инициировавшими церковную смуту в мае 1922 года. В июне 1922 года был арестован и привлечен к суду по делу «о сопротивлении изъятию церковных ценностей». 5 июля приговорен к расстрелу и вскоре расстрелян. Реабилитирован в 1990 году Причислен к лику святых в 1992 году.
Тихон (Беллавин; 1865–1925) – русский церковный деятель, патриарх Московский и всея Руси (1917–1925). Окончил Петербургскую духовную академию (1888), преподавал в духовно–учебных заведениях. В 1891 году пострижен в монашество и рукоположен в иерейский сан. В 1897 году стал епископом Люблинским, в 1898 – епископом Алеутским и Североамериканским. С 1905 – архиепископ. В 1907 – архиепископ Ярославский; с 1913 – Литовский и Виленский. Архиепископ Тихон вынужден был покинуть Вильнюс под натиском немецкой армии. В июне 1917 года был избран архиепископом Московским. С августа 1917 – митрополит Московский. 5/18 ноября 1917 года – по жребию избран патриархом Московским и всея России, первым со времен Петра I. Во время гражданской войны отказался встать на сторону Белого движения. В 1922 году был заключен советской властью в Донской монастырь под предлогом сопротивления изъятию церковных ценностей. Обновленческий «Собор» 1923 года, поддерживаемый большевиками, объявил Патриарха низложенным. В том же году Патриарх выступил с покаянным заявлением, навязанным ему властями, и был освобожден. Согласно одной из версий, был отравлен агентами ОГПУ. В своем завещании до созыва Поместного Собора патриарх Тихон указал возможных местоблюстителей: митрополитов Кирилла (Смирнова), Агафангела (Преображенского) и Петра (Полянского). Святитель Тихон был канонизирован в 1992 году. О контексте и значении его заявления о подчинении власти см.: Pospielovsky D. V. The Russian Church under the Soviet Regime 1917–1982. Vol. 1–2. New York, 1983. P. 483–487; см. также: Мазырин Александр, иерей. Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920–х – 1930–х годах. М., 2006.
Карташев А. В. Указ. соч. С. 81–82.
А. И. Введенский (1889–1946) – один из лидеров обновленческого раскола в Русской Церкви 1920–х – 1940–х гг. Учился в Петербургском университете, Археологическом институте, Петербургской духовной академии. С 1914 года – военный священник. После революции служил и преподавал светские предметы в ВУЗах Петрограда. Настоятель церкви Захария и Елизаветы, с 1921 года – протоиерей. Один из организаторов обновленческого «переворота» 1922 года. С сентября 1922 года жил в Москве. В мае 1923 года на обновленческом «Соборе» был избран архиепископом Крутицким, первым викарием Московской епархии. Хиротонисан в брачном состоянии. Член Высшего Церковного Совета. С 1924 года – митрополит «апологет–благовестник Христовой правды». Заместитель председателя обновленческого Синода. С 1941 года – Первоиерарх обновленческих церквей в СССР с титулом «Святейшего и Блаженнейшего». С его смертью обновленческое движение окончательно сошло с исторической сцены.
«Таким образом, Съезд, – отмечал А. В. Карташев, – в качестве репетиции к Собору, на опыте показал, что в массе духовенство, при всей левизне, в общей ревности об интересах пастырского служения не разойдется с епископатом». (Карташев А. В. Указ. соч. С. 84).
Деяния... Т. 1. С. 52. Протокол 56.
Там же. Статья 1.3.
Там же. Статья 1. 4.
Там же. С. 53. Протокол 57.
Положение о созыве Поместного Собора Православной Всероссийской Церкви в Москве 15 августа 1917 года И Деяния...T. 1. С. 12–18; см. также: Schulz G. Conciliarita е concilio. L’organizzazione interna del concilio: composizione, statuto e decisioni // 2 concilio di Mosca... P. 69–84; о последующей судьбе этих процедур: Destivelle Н. Composition et procedures de decision au Concile local de Moscou de 1917–1918: les principes et leur application // Nouveaux apprentissages pour l’Eglise. Melanges en l’honneur d’Herve Legrand. Paris, 2006, P. 295–317.
Деяния... Т. 1. С. 19–20. Протокол 20.
Там же. С. 19.
Общие заседания Предсоборного Присутствия 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 года. Статья 6.
Деяния... Т. 1. С. 17. Статья 70.
Общие заседания Предсоборного Присутствия 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 года. Статья 7.
Деяния... Т. 1. С. 16. Статья 62.
Там же.
Там же. С. 13. Статья 14.
Там же. С. 14. Статья 35.
Там же. С. 16. Статья 55.
Там же. С. 18. Статьи 82–97.
Деяния... Т. 1. С. 33–37.
Там же. С. 38–51. Протокол 55.
Там же. С. 37. Протокол 54.
Там же. С. 38. Устав Собора. Статья 1.
Там же. С. 42. Устав Собора. Статья 61.
Общие заседания Предсоборного Присутствия 5. 8, 12, 15 и 16 мая 1906 года. Статья 2.
Деяния... Т. 1. С. 12. Положение о созыве Собора. Статья 3.
Там же. С. 16. Положение о созыве Собора. Статья 62.
Ниже мы увидим, что это право оказалось на деле довольно ограниченным.
Деяния... Т. 1. С. 43–45. Устав Собора. Статьи 69–91.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 74.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 73.
Там же. С. 44. Устав Собора. Статья 77.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 70.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 72.
Там же. С. 44. Устав Собора. Статья 75.
Там же. С. 45. Устав Собора. Статья 79.
Деяния... Т. 1. С. 45. Устав Собора. Статьи 93–95.
Там же. С. 45. Устав Собора. Статьи 95–97.
Там же. С. 42. Устав Собора. Статьи 52–60.
Общие заседания Предсоборного Присутствия 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 года. Статья 4.
Общие заседания Предсоборного Присутствия 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 года. С. 39. Устав Собора. Статья 10.
Там же. С. 45. Устав Собора. Статья 98. Устав, составленный до преобразования обер–прокурора в министра исповеданий, признавал за ним подобное право.
Он мог также его отвергнуть или передать Синоду. Там же. С. 45. Статья 99.
Там же. С. 45. Устав Собора. Статья 100.
Пленарное заседание считалось действительным, если на нем присутствовали по крайней мере треть членов Собора. Там же. С. 46. Устав Собора. Статья 113.
Общие заседания Предсоборного Присутствия 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 года. С. 47. Устав Собора. Статья 130. Отметим, что докладчикам разрешалось пользоваться пометками, но не дозволялось читать заранее подготовленную речь (статья 118). Кроме того, выступление не должно было превышать получаса (статья 146).
Там же. С. 48. Устав Собора. Статья 139.
Там же. С. 50. Устав Собора. Статья 179.
Там же. С. 50. Устав Собора. Статья 174. Председатель мог проверить результаты голосования, попросив голосующих «за» встать в свою очередь (статья 174) или же попросив участников выйти в разные двери, или прибегнув к поименному голосованию (статья 175).
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 64.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 65.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 67.
Там же. С. 44. Устав Собора. Статья 75.
Там же. С. 45. Устав Собора. Статья 100.
Общие заседания Предсоборного Присутствия 5, 8, 12, 15 и 16 мая 1906 года. С. 43. Устав Собора. Статья 65.
Там же. С. 37. Протокол 54.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 64.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 64.
Там же. С. 43. Устав Собора. Статья 66.
Подобное решение проблемы отношений между архиереями, клиром и мирянами не существовало до этого в Православии. Ранее Соборы, состоящие из архиереев, клира и мирян, были исключительно избирательными (избрание Вселенского патриарха согласно постановлению 1860 года, митрополита Румынского с 1872 года, Сербского с 1890 года и Болгарского с 1895) или же существовали в малых Церквах на границе Австро-Венгерской империи (Карловацкая митрополия). В последнем случае Собор на две трети состоял из мирян, которые могли воспрепятствовать не только епископам, но и всему духовенству. См.: Milasch N. Das Kirchenrecht der morgenlandischen Kirche. Mostar, 1905. S. 346–351; также Боголепов А. А. Указ. соч. С. 45.
См.: Деяния... Т. 1. С. 60–133.
См. список. Деяния... Т. 1. С. 97–118.
Пять представителей от каждой епархии: два клирика и три мирянина. Из двух клириков один должен был обязательно быть в пресвитерском сане, второй мог быть архиереем, викарным или на покое, священником, диаконом или псаломщиком.
Четыре викариатства: Бакинское, Ереванское, Уральское и Камчатское (там же. С. 111).
Настоятель кремлевского Успенского Собора и протопресвитер армии и флота (должность протопресвитера придворного духовенства, разумеется, была упразднена).
Они были включены в Собор особым постановлением Синода от 2(15) августа 1917 года (там же. С. 29–30. Протокол 47).