Глава 4. Система духовного образования. Духовная цензура

Первые духовные школы в России были открыты при Петре I. Указы 1702 и 1708 гг. требовали ставить на церковные должности только «ученых», т.е. прошедших школьный курс. Но выполнение этого требования оказалось нереальным. Становление системы духовного образования проходило медленно и с большими трудностями. Причинами этого являлись и нехватка учителей, и недостаток средств, и нежелание многих архиереев тратиться на содержание школ. Поэтому духовные школы существовали далеко не во всех епархиях¹¹².

Духовный регламент 1721 г. не только напоминал об обязательном образовательном цензе для занятия священнических мест, но и детально определил структуру, характер и порядок занятий в духовных учебных заведениях (см. Приложение 3.1). В соответствии с этим Феофан Прокопович разработал подробный распорядок жизни духовной семинарии, который фактически вводил казарменный режим и поощрял доносительство (см. Приложение 3.3). Духовные школы были рассчитаны не только «для детей священства», но «и прочих, в надежду на священство определенных»¹¹³. Недостаток в грамотных кадрах для церкви и гражданской службы вызвал повеление Петра, чтобы «и градские лучшие приказные люди и дворяне» отдавали детей в Московскую академию, как для подготовки к духовному званию, так и для приобретения необходимых знаний для дальнейшего обучения в специальных учебных заведениях. Однако указом 1728 г. было запрещено принимать в эти школы «помещиковых людей и крестьянских детей», т.е. крепостных и казенных крестьян как представителей тяглых сословий, обучение которых грамоте считалось не только не обязательным, но и нежелательным. Сами церковные власти всячески противились приему в свои школы лиц, не принадлежавших к духовному сословию. Не только в семинариях, но и в низших духовных школах учились преимущественно дети из духовного сословия. Окончившим духовные школы давалась гарантия освобождения от рекрутчины и податей.

Первые духовные школы создавались при архиерейских кафедрах и на их средства «для приуготовления лучшего священства», которое имело бы «званию своему должное искусство»¹¹⁴. В 1721–1725 гг. было открыто 46 таких архиерейских школ. В 1737 г. они были преобразованы в семинарии, но полный курс семинарского образования был введен лишь в 8 школах. При этом они не имели единой программы обучения. Отсутствовала и системность в духовном образовании.

Характерно, что на первых порах обязательность обучения в духовной школе духовенство встретило как новую для себя повинность. В связи с этим дело не обошлось без применения принудительных мер. В 1723 г. было отдано распоряжение «имать в школы неволею». Посылали специальных приставов и даже солдат, которые доставляли учеников, связанных и закованных в колодки¹¹⁵. Принудительные меры применялись и впоследствии. Священнику назначался десятирублевый штраф и даже лишение должности за укрывательство сына от школы, а самому сыну, если ему минуло 15 лет, грозила солдатчина.

В 1740 г. последовало повеление принимать в духовные семинарии детей духовенства уже обученных грамоте (дома или в низших духовных школах); за нарушение этого правила с родителей взимался штраф¹¹⁶.

Первоначально программа преподавания и уровень получаемых знаний были невелики. Лишь во второй половине XVIII в. учебные курсы постепенно расширялись введением и светских дисциплин: истории, географии, литературы, математики; вводилось обучение сельскому хозяйству. Но на первом плане стояли «науки, святой церкви приличные и наипаче духовному званию потребные». При этом от учащегося требовалось лишь механическое заучивание материала: например, учителю истории предписывалось: «учителя долг есть только наблюдать, что знание истории (для учеников) состоит наипаче в чтении и памятовании ее, а толкования много не требуется»^{117 .} В конце XVIII в. в духовных семинариях стало постепенно вводиться обучение немецкому и французскому языкам (по выбору), что давало семинаристу возможность подрабатывать переводами и уроками. Некоторые семинарии посылали лучших своих учеников для слушания лекций в Московский университет, чтобы они «собирали плод познаний и с цветов светской учености». При этом посылаемые давали подписку, что останутся в духовном звании и будут числиться в своих учебных заведениях¹¹⁸.

Хотя в течение XVIII в. число семинарий и учащихся в них возрастало, но этот рост был крайне медленным из-за недостатка учителей и средств на содержание школ. Поэтому почти до конца века духовные школы существовали не во всех епархиях, так что знания и навыки служения у многих приходских священников носили «домашний» характер, т.е. передавались от отца к сыну. Иначе говоря, в течение всего XVIII в. специальное духовное образование так и не сделалось всеобщим для приходского духовенства, несмотря на неоднократно издаваемые указы ставить на церковные должности только прошедших курс обучения в семинариях или, по крайней мере, в духовных училищах.

В 30-х годах XVIII в. из 125 тыс. лиц мужского пола, принадлежавших к духовному сословию, в семинариях обучалось только 2600 человек. В середине XVIII в. из 303 протопопов и священников Москвы и Петербурга только 93 имели полное семинарское образование. Даже в 1806 г. (накануне реформы системы духовного образования), когда численность учеников духовных школ перевалила за 20 тысяч, среди приходских священников числилось 3368 человек, которые не прошли курса обучения в духовной школе; в этом числе оказалось 1166 неграмотных.

Но определенные успехи имела высшая духовная школа. Появление ее относится к XVII в. Первое высшее духовное учебное заведение было основано в 1632 г. при Киево-Печерской лавре киевским митрополитом Петром Могилой и первоначально называлось Киево-Могилянской коллегией. В 1701 г. она получила статус Духовной академии. В 1685 г. в Москве открылась Славяно-греко-латинская академия. Ее выпускники впоследствии стали известными государственными и церковными деятелями, поэтами, учеными. Она же поставляла и кадры учителей для духовных семинарий, которые в первой четверти XVIII в. были открыты в Новгороде, Переяславле-Залесском, Коломне, Туле, Орле и других городах. На основе Славяно-греко-латинской академии были созданы в 1721 г. Московская духовная академия, а в 1755 г. – Московский университет.

В 1721 г. при Александро-Невском монастыре была открыта Славянская школа, преобразованная в 1726 г. в Славяно-греко-латинскую семинарию, которая по уровню преподавания и задачам подготовки ученых духовных кадров приближалась к Киевской и Московской академиям. В 1788 г. она была преобразована в Главную семинарию, а в 1797 г. в Духовную академию. Такой путь прошла и открытая в 1723 г. Казанская духовная семинария, преобразованная в 1797 г. в Духовную академию (о дальнейших изменениях ее статуса см. ниже).

В 1768 г. была учреждена специальная комиссия, поставившая целью расширение и упорядочение системы духовного образования. Итоги были таковы: если в 1764 г. было две духовных академии и 26 семинарий с 6 тыс. учащимися, то в 1784 г. – 34 семинарии с 12 тыс. учащимися¹¹⁹.

Отметим, что духовные семинарии в XVIII в. (да и позднее) поставляли немало своих выпускников в Московский университет, в Медицинскую школу, в народные школы учителями, на государственную службу. Так, после губернской реформы 1775 г. возникла большая потребность в канцеляристах. Указом 1779 г. было дозволено определять семинаристов в государственную службу, чем и воспользовались сотни семинаристов¹²⁰.

В целях подготовки квалифицированных кадров преподавателей духовных семинарий указом Екатерины II от 6 мая 1788 г. было предписано направлять в Главную духовную семинарию при Александро-Невской лавре в Петербурге из старших (богословских и философских) классов прочих духовных семинарий по два лучших семинариста, «надежных в благонравии, поведении и учении, и лучшего перед другими понятия», а потом отправить их в те же семинарии в качестве их преподавателей. Расходы по обучению и содержанию их должна была нести пославшая их семинария¹²¹. В числе первых 30 отобранных для этой цели лучших семинаристов оказался и направленный из Владимирской семинарии М.М. Сперанский.

31 октября 1798 г. был издан первый Устав духовных академий. Он предусматривал преподавание в академиях «полной системы философии и богословия», «высшего красноречия», древнееврейского (по книгам Ветхого Завета), древнегреческого и латинского языков, а из новых – французского и немецкого, российской, всеобщей и церковной истории, физики и математики. Подтверждалось правило направления из каждой семинарии двух лучших учеников в Петербургскую духовную академию¹²².

Духовное образование к этому времени приобрело уже сословный характер: в семинарии и академии принимали только сыновей из семей духовенства. Считалось, что поповский сын обязательно должен был пройти семинарию. Индивидуальные его интересы и способности не принимались в расчет. Он должен был пройти весь курс обучения, сколько бы времени на это ни потребовалось. Поэтому нередко бывало, когда неспособных или ленивых из года в год оставляли в прежнем классе, так что в одном классе находились ученики в возрасте от 12 до 20 лет.

Современники и историки духовной школы рисуют неприглядную картину состояния духовных учебных заведений на рубеже XVIII-XIX вв., жизни и быта учеников духовных школ. В семинариях тогда ограничивались преподаванием Закона Божия, обучением чтению и письму, церковному пению, элементарными сведениями по богословию, но более всего «зубрили латынь и греческий», а также «упражнялись» в составлении проповедей. Св. Писание изучали в переложении, да и сама Библия находилась в семинарской библиотеке обычно в единственном экземпляре. Преподавание было пронизано мертвой схоластикой и канцелярщиной. «Педагогические меры, – пишет историк духовной школы Ф.Н. Белявский, – состояли только в наказаниях, которые поражают своей жестокостью: розги, палки, пощечины, битье линейками, дранье за волосы были единственными средствами поощрения. Под влиянием такой школы и вырабатывался тот бурсацкий тип, во имя которого всякая чувствительность, нежность нравственного чувства, совестливость преследовались как бабьи черты, недостойные порядочного бурсака». Немногим лучше было положение и учителя, который мог «за послабление» подвергнуться «равномерному наказанию, как и об учениках показано»¹²³.

Духовные семинарии терпели крайний недостаток во всем. Учителя семинарий из-за скудной оплаты своего труда стремились давать частные уроки. На содержание казеннокоштных семинаристов, по свидетельству того же автора, «падали такие крохи, что кроме ржаного хлеба, пустых щей, приправленных конопляным маслом, сухой каши, гороха и кваса, им не приходилось лакомиться другими блюдами». Школьные здания, особенно в провинции, по недостатку средств не ремонтировались и плохо отапливались. Бывшие семинаристы вспоминали о «страшном холоде», какой они испытывали в неотапливаемых классах (они же служили и столовыми, и спальнями), с разбитыми окнами, разломанными дверями, когда во время суровых зимних дней семинаристы «сбивались в кучу вокруг тлеющего очага, согревая друг друга своими телами, завернувшись в жалкие одежды». Нелегко приходилось и своекоштным семинаристам, жившим в снимаемых «углах» частных квартир обычно где-нибудь на окраине города в такой тесноте и грязи, что это приводило «в изумление» видавшую виды тогдашнюю полицию. Если кому из семинаристов повезет, то он мог заработать себе на кусок хлеба обучением грамоте детей какого-нибудь купца или чиновника, получая в качестве «платы» остатки обеда с хозяйского стола. «Менее удачливые кормились милостыней, распевая духовные канты под окнами городских жителей, попрошайничеством, а то и мелкими кражами в садах и огородах»¹²⁴.

Со стороны духовных властей предпринимались попытки положить конец надругательствам над семинаристами. Влиятельный в то время московский митрополит Платон (Левшин) в специальной инструкции предписывал «исправлять» учеников «более словом, моральным пристыжением, не позволять преподавателям по отношению к их ученикам такие посрамления, честь трогающие, как скотина, осел и т.п., не применять при наказании ремней, палок, розог, пощечин, дранья за волосы». Сам факт появления такой инструкции – свидетельство того, насколько широко были распространены подобные «педагогические приемы» в тогдашних семинариях. Впрочем, они продолжали бытовать и впредь, а розга была «в ходу» даже в начале XX в.

В начале XIX в., в контексте проводившихся Александром I других преобразований, была проведена и реформа системы духовного образования. Задача ее – устранить негативные стороны этой системы, придать единство и преемственность всех степеней духовных учебных заведений и программ обучения. Вместе с тем преследовалась и важная цель повышения общеобразовательного уровня духовно-учебных заведений, а в академиях и развития богословия.

Необходимо отметить, что все реформы и преобразования в Русской Православной Церкви синодального периода проводились по инициативе светской власти. «Реформы никогда не исходили от Святейшего Синода, он только проводил их, действуя под давлением преобладавшего политического направления или государственной власти, представленной в лице обер-прокурора», писал видный историк Русской церкви этого периода И.К. Смолич¹²⁵.

В связи с реформой народного образования 1803–1804 гг. и применяя создаваемую ею новые школьную и университетскую структуры, правительство Александра I в 1808–1814 гг. провело реформу духовного образования.

Разработать основные принципы реформы системы духовного образования было поручено могилевскому архиепископу Анастасию Братановскому и петербургскому викарию Евгению Болховитинову. Подготовленные ими проекты в 1805 г. были сведены в один под названием «Предначертания о преобразовании духовных школ». В конце 1806 г. обер-прокурор Св. Синода А.Н. Голицын предписал епархиальным архиереям собрать сведения о положении духовных училищ в своих епархиях и направить их в Синод. Затем как проект Анастасия Братановского и Евгения Болховитинова, так и доставленные архиереями сведения были представлены императору, который распорядился передать их М.М. Сперанскому. Для изучения этих материалов и составления на их основе окончательного текста закона о реформе духовной школы, 29 ноября 1807 г. был учрежден «Комитет об усовершенствовании духовных училищ», в который вошли петербургский митрополит Амвросий (Подобедов), назначенный его председателем, калужский епископ Феофилакт Русанов, обер-прокурор Синода А.Н. Голицын, духовник царя протопресвитер Сергий Краснопевков, обер-священник армии и флота Иоанн Державин и статс-секретарь М.М. Сперанский, который стал, по отзывам современников, «душой» этого Комитета. Сперанский, сам прошедший все ступени духовного образования, великолепно знал его нужды и стоявшие перед ним проблемы.

Перед комитетом стояли три задачи:

1) рассмотреть подготовленный проект реформы духовной школы и собранные материалы по этому вопросу и на их основании выработать окончательный проект;

2) исчислить суммы для училищ и жалованья приходским священникам;

3) приискать способы доставления этих сумм.

Результатом работы Комитета явился представленный 26 июня 1808 г. императору «Доклад об усовершенствовании духовных училищ, о начертании правил для образования сих училищ и о составлении капитала на содержание духовенства, с приложением штатов духовных академий, семинарий, уездных и приходских училищ». Текст доклада был написан Сперанским. По определению профессора Казанской духовной академии П.В. Знаменского, автора исследований о духовном образовании России, «доклад представил собою такое новое и свежее по направлению, такое стройное, изумительное по широте и единству основного взгляда по силе его логического развития в частностях изложение предначертаний касательно постановки духовных школ, что подобная работа только и могла выйти из Комитета, где работал Сперанский»¹²⁶. В докладе Сперанский глубоко проанализировал недостатки духовного образования и определил основные направления его реформы. «Доклад» был одобрен Александром I 26 июня 1808 г., а в 1809 г. издан¹²⁷. Он был положен в основу законов 1808–1814 гг. о реформе духовной школы¹²⁸.

М.М. Сперанский считал, что главным недостатком предшествовавшей духовной школы было отсутствие преемственности в образовании и «чрезмерное засилие латинского языка». «Цель просвещения духовенства, – указывал он, – есть без сомнения твердое и основательное изучение Религии. К познанию Религии, основанных на догматах ее, на Св. Писании и преданиях древних, нужно знать самые сии древние источники и части наук, непосредственно к ним принадлежащие... Из сего открывается, что главною целию духовного просвещения должна быть ученость, собственно так называемая»¹²⁹. Духовное образование, указывал Сперанский, призвано сформировать «просвещенных и благочестивых служителей церкви». Требовался «не просто знаток священных текстов, механически их воспроизводящий, а богослов, толкователь, понимающий потаенный смысл Св. Писания». Духовная школа должна была способствовать и подготовке высокообразованных представителей церковной иерархии, чему придавалось государственное значение. Предполагалось, что основательные богословские познания станут важным фактором при определении на высокие духовные должности¹³⁰.

Изданный 26 июня 1808 г. закон¹³¹ создавал новую структуру духовных учебных заведений, определял учебную, воспитательную и административную функции духовных школ, а также устанавливал источники их материального обеспечения. Подобно созданной в 1803–1804 гг. четырехступенчатой системе светских школ и университетов устанавливались 4 ступени и духовно-учебных заведений: 1) приходские училища (одно на благочиние), 2) уездные училища (для начального духовного образования), 3) семинарии, дававшие среднее духовное образование, и 4) духовные академии (высшая ступень духовного образования). По аналогии со светской школой вводилась окружная система организации и духовного просвещения: создавались 4 учебные округа во главе с духовными академиями – Санкт-Петербургский, Московский, Киевский и Казанский. Каждая епархия округа должна иметь одну семинарию, 10 уездных и 30 приходских школ, а вся система духовных учебных заведений должна была иметь 4 академии, 36 семинарий, 360 уездных и 1080 приходских училищ.

Образование учебных духовных округов из-за недостатка преподавательских кадров, особенно в академиях, потребовало длительного времени: сначала (в 1809 г.) был создан Санкт-Петербургский округ, в 1814 г. – Московский, в 1819 г. – Киевский и только в 1842 г. – Казанский. До образования Киевского и Казанского округов их духовные учебные заведения временно находились в составе Санкт-Петербургского и Московского учебных округов.

Уставы 1808–1814 гг. предусматривали преподавание следующих дисциплин на различных ступенях духовной школы.

1) Приходские школы (с двухгодичным обучением) основывались на принципах общего начального образования. В них хотя и принимались преимущественно дети духовенства (в возрасте 6–8 лет), но допускался и прием детей из податных сословий (в основном из крестьян). Курс обучения в этих школах состоял из «чистописания по-русски», освоения четырех правил арифметики и начал русской грамматики, краткого церковного катехизиса и «нотного пения».

2) В программу уездных духовных училищ с четырехлетним обучением входили: «Продолжение российской грамматики и обучение славянской, продолжение арифметики, продолжение церковного нотного пения (обиходного и партесного – многоголосого, разделенного «на голоса» или «партии»), начала языка греческого, начала языка латинского, начала истории и географии, особенно же священной (изложение основных библейских событий) и церковной истории, пространный катехизис и устав церковный, обучение соседственных языков в тех местах, где он различен от российского» (т.е. языков проживающих в данных местностях нерусских народов). Уездные училища были предназначены уже только для детей духовенства и призваны были готовить учеников для поступления в духовные семинарии.

3) В семинариях устанавливался шестилетний срок обучения, который делился на три двухгодичных «класса» (или отделения) – низший (риторики), средний (философии) и высший (богословия).В программу семинарского образования входили расширенные курсы латинского, греческого и древнееврейского языков, факультативно новых – французского и немецкого; в состав общеобразовательных дисциплин входили: математика (включая алгебру и геометрию), география, российская и всеобщая история, теоретическая и опытная физика, история философских систем; комплекс богословских предметов составляли: Священное Писание, герменевтика (толкование канонических текстов), гомилетика (искусство проповеди), догматическое, нравственное и пастырское богословие, церковная история и церковная археология. В программу обучения в семинарии также входило написание «сочинений на российском, греческом и латинском языках» и «разбирательное (т.е. аналитическое) чтение классических авторов». В поволжских и сибирских семинариях, готовивших в основном миссионерские кадры, преподавание классических древних языков заменялось обучением языков народов Поволжья и Сибири; в семинариях западных епархий вводилось преподавание польского языка, а в семинариях юга России – языков народов Кавказа.

Выпускники духовных семинарий по степени своих успехов подразделялись на три разряда. Лучшим семинаристам присваивался первый разряд; они получали звание «студента» и могли продолжить свое образование в духовной академии или стать священниками второклассной церкви, а также преподавателями в епархиальных духовных училищах. Выпускник, определенный по своим успехам во второй разряд, мог претендовать на места священника церкви третьего разряда, преподавателя приходской школы или поступить в Медико-Хирургическую академию. Тот, кому присваивался третий разряд, поступал на службу священником или дьяконом в церковь четвертого разряда. Однако выпускники второго и третьего разрядов могли пройти переэкзаменовку и повысить свой статус.

4) Обучение в духовных академиях проходило в течение 4 лет, с разделением на два «класса» – философского и богословского. Программа академического образования отличалась широким набором как богословских, так и общеобразовательных дисциплин. В комплекс богословских дисциплин входили: догматическое (каноническое) и церковное право, апологетика (учение «апологетов» – защитников христианства II-III вв.), патристика (или патрология – творения св. отцов Церкви IV-V вв.), библеистика (толкование Библии) и литургика (церковное богослужение), а в состав общеобразовательных – высшая математика (теоретическая и прикладная), углубленные курсы теоретической и прикладной физики, «метафизика» (учение о духовном мире), «философская история во всем ее пространстве», этика и эстетика, церковная история и церковная археология, древняя история, более основательное изучение латинского, греческого и древнееврейского языков, а из новых – французского и немецкого. Основная задача духовных академий заключалась в подготовке преподавателей духовных семинарий и настоятелей городских приходов, а также кадров для занятия административных церковных должностей и миссионеров. Особо отличившихся выпускников оставляли для преподавания в тех же академиях. В началеXIX в. некоторые из окончивших духовные академии стали и профессорами университетов.

Каждая духовная академия имела свой профиль. Преподавание в Петербургской академии во многом носило светский характер и приближалось к университетскому. Академия имела обширную библиотеку, в которой были почти все произведения западно-европейских просветителей XVIII – начала XIX вв.: Вольтера, Руссо, Дидро, Даламбера, Монтескье, немецких философов и английских экономистов. Солидная разработка богословия велась в Московской и Киевской академиях. Восстановленная в 1842 г. Казанская духовная академия готовила преимущественно кадры миссионеров и весьма компетентных в различных «расколоучениях» богословов-полемистов.

Духовные академии являлись крупными научными центрами, в которых разрабатывались проблемы богословия, истории церкви, церковной археологии и церковного права. По этим направлениям готовились солидные научные труды, защищались и публиковались магистерские и докторские диссертации. Духовные академии сотрудничали с университетами.

Окончившие духовные академии составляли две категории («разряда»). Первые – те, «кои наилучшие оказали успехи»; часть их оставляли при академиях для преподавания и подготовки «к профессорскому званию», других выпускников этой категории направляли преподавать в духовные семинарии, либо ставили священниками в «первоклассные» городские приходы или же предоставляли им возможность «увольняться в гражданскую службу». Выпускники «второго разряда» могли поступить настоятелями «первоклассных» или «второклассных» городских приходов. Изъявившие желание пойти в гражданскую службу получали по окончании академии звание «студента», а пожелавшие занять духовную должность – «кандидата богословия». Устанавливались четыре ученые степени – студент, кандидат, магистр богословия и доктор богословия.

Вводился принцип выборности при замещении должностей ректоров академии и семинарии, при этом ректор академии должен был иметь степень доктора, а ректор семинарии – магистра богословия. Магистры и доктора богословия в священническом сане имели право носить особые наперсные кресты. Все духовные учебные заведения получили строго фиксированные штатные расписания и соответствующее материальное обеспечение.

В отличие от западно-европейских университетов в российских (за исключением Виленского) не было богословских факультетов (преподавался лишь курс богословия). Против включения в состав университетов богословских факультетов еще в XVIII в. выступили иерархи Русской Православной Церкви, доказывавшие, что подготовка образованного духовенства – прерогатива не светских, а духовных учебных заведений. В России роль богословских факультетов играли духовные академии, непосредственно подчиненные Св. Синоду. В связи с этим попытка в 1819 г. министра духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицына ввести в Московском университете богословский факультет, натолкнувшись на сопротивление Синода, потерпела неудачу. Вместе с тем по Уставу 1804 г. в Московском университете (на нравственно-политическом отделении) в качестве общеобразовательных дисциплин преподавались нравственное богословие, церковное право и история Православной Церкви. Такое положение сохранялось и последующими университетскими уставами (1835, 1863 и 1884 гг.).

Следует отметить, что в первой половине XIX в. в российских университетах (особенно в Московском) свыше трети студентов, а также и профессорско-преподавательского состава, являлись выходцами из духовной среды, получив первоначальное образование в духовных семинариях.

Система управления духовными учебными заведениями строилась также по образцу светской. Образовывались четыре учебных округа, во главе которых были поставлены духовные академии. Для управления округом при академиях учреждались «конференции» из местных ученых и духовных лиц. Ближайшее попечение о духовных школах в епархиях возлагалось на епархиальных архиереев. Окончившие семинарию могли продолжить свое образование только в академии своего учебного округа, и преподавательский состав семинарий пополнялся преимущественно из выпускников этой академии.

Центральным органом управления всей системой духовных учебных заведений стала учрежденная 26 июня 1808 г. при Св. Синоде, но независимая от него, Комиссия духовных училищ. В нее вошли почти все члены временного Комитета об усовершенствовании духовных училищ (за исключением умершего Сергия Краснопевкова, которого заменил новый царский духовник П.В. Криницкий) и, кроме того, представители от профессуры духовных академий. Составленная из высокообразованных, компетентных и авторитетных лиц Комиссия являла собой своеобразное «ученое общество при Синоде», являлась как бы «особым министерством духовного просвещения». На нее была возложена задача составления уставов духовных академий и семинарий и проведение реформы в жизнь. Комиссия издавала постановления и инструкции по духовному учебному ведомству, разрабатывала учебные планы и программы. «Период существования Комиссии, – отмечает Ф.Н. Белявский, – был лучшим временем духовной школы»¹³². Тон в ее работе задавал М.М. Сперанский. Он придавал большое значение общеобразовательным дисциплинам в духовных учебных заведениях, чтобы тем самым по уровню знаний этих дисциплин приблизить их к светским. «Духовный пастырь, назначенный быть всем и вся, должен обладать широким развитием, – указывал он, – одна духовная выучка образует только ремесленника своего служения». Главным недостатком прежнего преподавания в духовных учебных заведениях считал он зубрежку и схоластику, требовал развивать у учащихся «самостоятельность в суждениях». «Лучший наставник не тот, кто блистательно говорит и сам изъясняет, но тот, кто заставляет учащихся размышлять и разъяснять. Посему все методы обучения должны быть основаны на собственных упражнениях юношества; учитель должен помогать развитию ума». Эти принципы Сперанского нашли свое отражение в тексте указа 26 июня 1808 г.¹³³ Кроме классных занятий большое внимание в семинариях уделялось писанию сочинений. Сочинения читались на занятиях и подвергались строгой критике со стороны товарищей «сочинителя». Преподаватель должен добиваться того, чтобы «самые посредственные ученики» приобретали навык писать «грамотно и связно». Лучшие сочинения ставились для «публичного их чтения», для чего устраивались «учено-литературные вечера».

На старших курсах устраивались и «ученые диспуты». «Для этих диспутов устраивалась особая кафедра; на ней два места – для «возражающего» и «отвечающего». На боковых сторонах этой кафедры были помещены изображения из мифологии и древней истории: с одной стороны, например, великолепный храм Минервы с латинскими стихами; с другой – диогенова бочка с надписью о мудрости, почивающей на мягком ложе, а с третьей – горящий светильник как символ просвещенных наставников. Участвовавшие в диспутах облекались в особое платье – длинные белые хитоны с крыльями и выступали в венках и с ветвями в руках. Семинарские певчие и музыканты готовили к «увеселению публики разные канты и другие пьесы». Городская публика охотно посещала эти диспуты. Она мало понимала, о чем говорилось и читалось, но, как отмечали современники, «высокопарные рассуждения вызывали у ней благоговейный страх перед семинарской ученостью»¹³⁴.

М.М. Сперанский написал общее введение к уставам духовных училищ, с изложением общих начал духовного образования, и первую часть академического устава, но остальные части устава составил Феофилакт Русанов, ибо Сперанский в начале 1809 г. был отвлечен Александром I для разработки Плана государственного преобразования России. К 1812 г. уставы духовных учебных заведений практически были подготовлены, но утверждение их задержалось в связи с Отечественной войной 1812 г. Они были утверждены лишь 30 августа 1814 г.¹³⁵

На завершающем этапе работы Комиссии (проведение реформы в жизнь) решающую роль сыграл ректор Петербургской духовной академии Филарет (Дроздов), впоследствии митрополит Московский. Исследователь духовного образования в России И.А. Чистович писал о нем: «В 1814 г. во всех постановлениях и распоряжениях Комиссии духовных училищ Филарет принимал самое живое и деятельное участие. В это горячее время Филарет, можно сказать, нес на своих плечах все это дело и в одно и то же время представлял обширнейшие и сложнейшие проекты, просматривал и дополнял уставы, подготовлял учебные заведения к преобразованию и наблюдал за преобразованиями их, организовывал порядок классных занятий в академиях и семинариях, составлял конспекты богословских наук для академий и семинарий, рассматривал программы академических и семинарских преподавателей, выбирал и рекомендовал учебники и держал в руках все нити учебных дел в России»¹³⁶.

Реформа 1808–1814 гг. сделала значительные улучшения по учебной части. Это проявилось в заметном подъеме духовного образования, в становлении отечественного богословия, патристики, церковной истории и церковного права. В это время были сделаны и первые шаги по пути «оживления веры»: создавались доступные «толкования», проповеди, катехизисы на русском языке»¹³⁷.

Реформа способствовала увеличению контингента преподавателей, в которых так нуждалась духовная школа, повышению их профессионального уровня. Преподавательский состав семинарий отныне формировался преимущественно из выпускников духовных академий, а уездных училищ – из выпускников семинарий. Духовная школа дала также немало образованных людей для возраставшего в первой половине XIX в. контингента чиновников светских административных учреждений: более трети чиновников составляли выходцы из духовной среды – воспитанники духовных семинарий. Поскольку реформа вводила новый порядок назначения и перевода священников в зависимости от ступени оконченного ими духовного учебного заведения и выданного аттестата, она изменила и отношение духовенства к своему профессиональному образованию. После реформы 1808–1814 гг. и принятых твердых требований для определения на духовные должности лиц со специальным духовным образованием духовенство убедилось, что чем солиднее получит оно такое образование, тем более благоприятными станут перспективы для духовной карьеры. Важным стимулом служили и льготы для окончивших семинарии, а тем более академии. Закон давал право занимать священнические места только окончившим полный курс семинарии. При этом на места определялись строго «по степеням, каждому разряду учеников присвоенным», то есть «лучшие по успехам» выпускники семинарий получали и более выгодные священнические места¹³⁸.

Известный церковный публицист и историк церкви Н.П. Гиляров-Платонов, сам вышедший из духовной среды, писал, что вследствие проведенной в начале XIX в. реформы духовной школы «ей сообщилась магическая сила: как прежде упирались, так теперь стали напирать. Кончить курс, быть «кончалым» стало мечтой, управляющей всеми помышлениями подрастающего духовенства. Магическую силу приобрело не только звание «кончалого», но и разряд, в котором курс кончен; кончивший курс в первом разряде всю жизнь потом свысока смотрел на второразрядного, тем более на третьеразрядного. Через двадцать лет по выходе из школы он всё еще видел в себе существо как бы из другого теста, слепленное из пшеничного, а не ржаного»¹³⁹.

Конечно, решить все проблемы не удалось. В первую очередь это относилось к расширению сети духовных учебных заведений. К началу учебно-духовной реформы в России существовало 3 духовных академии – Московская, Киевская и Петербургская (Казанская временно была переведена на положение семинарии), 35 семинарий и 76 уездных училищ с 25 тыс. учащимися. К концу царствования Александра I насчитывалось 3 академии; вместо планируемых 56 семинарий действовали 39, из предполагавшихся 360 уездных духовных училищ открылось 128, а численность приходских школ вместо предусмотренных 1080 составила лишь 170.

В течение XIX – начала XX вв. численность духовных учебных заведений и обучавшихся в них не претерпела существенных изменений (см. Таблицу 6).

Усиление реакционного правительственного курса, главным образом в сфере просвещения и цензуры, в последнее пятилетие царствования Александра I почти не коснулось духовного образования. В руководстве духовной школой не нашлось своих магницких и руничей, громивших в то время университеты. В духовной школе продолжала сохраняться и относительная свобода преподавания, какая была предусмотрена реформой 1808–1814 гг. Однако предпринимались попытки «приняться» и за духовную школу. В этом направлении пытался действовать «первоприсутствующий» в Синоде митрополит Евгений (Глаголевский) – «человек без широкого ума и дарований», как отзывались о нем со временники. Назначенный в 1824 г. министром народного просвещения А.С. Шишков (после отставки А.Н. Голицына) также пытался изменить «заразительные правила» 1808–1814 гг., но встретил противодействие со стороны влиятельного московского митрополита Филарета.

Таблица 6

Численность духовных учебных заведений и обучавшихся в них в I808–1914 гг. (за исключением церковно-приходских школ)

Источники: Преображенский И.Г. Отечественная церковь по статистическим данным с 1840/41 по 1890/91 гг. – СПб., 1901. С. 162, 168; Обзор деятельности ведомства православного исповедания за время царствования императора Александра III. – СПб., 1901. С. 559, 682–687; Титлинов Б.В. Духовная школа в России в XIX веке. – Вильна, 1908. С. 73–104; Смолин И.К. История Русской церкви. 1700–1917. Ч. 1. – М„ 1966. С. 667.

При Николае I система духовного образования подверглась существенным изменениям. Они проводились в контексте с реакционной политикой в просвещении и печати – в направлении усиления над ними надзора и регламентации. 1 марта 1839 г. был опубликован «Устав Духовно-учебного управления Святейшего Синода». Вводилась новая система управления духовного образования. В «Уставе» указывалось: «Вникая в необходимость тесной связи между управлением Православной Церкви и воспитанием юношества, приготовляемое в священное служение оной, мы признали за благо сосредоточить в Святейшем Синоде, как едином главном духовном правительстве империи Нашей, высшее заведование духовно-учебной частью, которой доселе было вверено особой Комиссии духовных училищ, а надзор за повсеместным исполнением по сей части законов вверить обер-прокурору Святейшего Синода». Тем самым упразднялась независимая от Синода Комиссия духовных училищ. Вместо нее учреждался Училищный комитет Синода в качестве его подразделения, и вся система духовного образования отдавалась под полный надзор обер-прокурора Синода¹⁴⁰.

В 1840 г. была введена новая программа семинарского преподавания. Решено было «потеснить» общеобразовательные предметы и в первую очередь особенно ненавистную Николаю I философию. Устав потребовал, чтобы из программ духовных семинарий были исключены все «светские познания», а всё преподавание было бы «проницаемо духом церковным». Из изучаемых в семинарии текстов латинских писателей потребовали исключить «места, проникнутые духом языческого мира», а из античной поэзии изъять те произведения, «в которых преобладает страсть и чувствительность». Предписывалось от них «остерегать юные умы; пусть они пленяются словом Писания и с тем вместе пропитываются его духом». На греческом языке дозволялось читать только творения «отцов церкви», а при изучении новых языков «удерживаться от чтения светских сочинений, а также и от сочинений, написанных в духе иноверия». В преподавании гражданской истории предписывалось «избегать усиленного критицизма, неосмотрительного политического направления, порождающего в незрелых умах наклонность к мечтанию судить о том, что не должно подчиняться их суждениям»¹⁴¹. В семинариях резко сокращался объем общеобразовательных дисциплин, упразднялась философия.

Весьма показательно свидетельство ректора Вятской духовной семинарии Никодима Казанцева о содержании своей беседы с обер-прокурором Н.А. Протасовым. «Помните, – говорил ему Протасов, – семинария – не академия. Из академий идут профессоры: им много знать нужно. Из семинарий поступают священники по селам. Им надобно знать сельский быт и уметь быть полезным крестьянину даже в его делах житейских... На что такая огромная богословия сельскому священнику? К чему ему нужна философия, наука вольномыслия, вздоров, эгоизма и фанфаронства? На что им тригонометрия, дифференциалы, интегралы? Пусть лучше затвердят хорошенько катехизис, церковный устав, нотное пение и довольно! Высокие науки пусть останутся в академиях». При этом Протасов ссылался на мнение Николая I: «Ты знаешь, – говорил Протасов Никодиму, – когда я напомнил государю, что в духовных семинариях читают философию, государь с гневом и недоумением воскликнул: «Как? У духовных есть философия, эта нечестивая, безбожная, мятежная наука? Изгнать ее!»¹⁴².

Преподавание философии сохранялось в сильно сокращенном виде лишь в духовных академиях, а в семинариях этот предмет был заменен курсами логики и психологии. По изданной в 1840 г. программе семинарского преподавания в качестве наиболее важных предметов стали пастырское богословие и гомилетика. Вводились и новые предметы, необходимые, по мнению Николая I, для будущих пастырей церковных приходов: преподавание агрономии, медицины, дабы окончившие семинарию при выполнении своих священнических обязанностей могли оказывать элементарную медицинскую помощь на селе и давать сельским прихожанам полезные советы по агрономии. В 1843 г. в духовных семинариях были отобраны 58 «отличных по наукам и благонравию» учеников и направлены в Горыгорецкую агрономическую школу (в Белоруссии). Они должны были пройти там трехгодичный курс агрономии с тем, чтобы преподавать этот предмет в семинариях. В 1845 г. в семинариях, где введен был курс агрономии, этому предмету обучались 4821 человек, а через год уже 6864¹⁴³. В 1843 г. в семинариях были введены курсы педагогики, а для обладавших способностями к рисованию – иконописание¹⁴⁴.

В связи с тем, что численность оканчивавших духовные семинарии стала превышать наличие вакантных священнических мест в приходах, в 1842 г. Николай I разрешил принимать выпускников семинарий на государственную службу, отменив существовавшие ограничения. А в 1850 г. по тем же мотивам распоряжением Св. Синода было отменено обязательное обучение сыновей духовенства в духовных школах. В 1851 г. последовало распоряжение Синода об ограничении контингента обучающихся в семинариях.

Быт семинаристов оставался традиционно таковым же, как и в конце XVIII – начале XIX вв. Неимущие (казеннокоштные) семинаристы размещались в казенных общежитиях (бурсах). Распорядок дня в семинарии был таков. Семинаристов поднимали в 6 час. утра, в 7 час. молитва и затем завтрак, до 9 час. подготовка к урокам, с 9 до 12 час. уроки, с часу до двух пополудни – обед, после обеда отдых или прогулка, с 6 до 8 час. вечера «домашние упражнения», в 9 час. ужин и в 10 час. отход ко сну.

В воскресные и праздничные дни все семинаристы непременно должны быть в церкви на богослужении. В свободное время семинаристы могли заниматься чтением книг, но лишь разрешенных начальством, которое строго следило за тем, что читают семинаристы. Рекомендовалось на досуге заниматься пением, но лишь духовного содержания. Отлучаться из общежития в свободное время можно было только с разрешения начальства, к которому каждый увольнявшийся непременно должен был являться. На время каникул – рождественских (с 24 декабря по 7 января), пасхальных (страстная неделя перед Пасхой и светлая после нее) и летних (с 15 июля до 1 сентября) своекоштных семинаристов отпускали к родителям.

Надзор за соблюдением семинаристами предписанных правил возлагался на инспектора семинарии, в помощь которому назначались «благонамеренные» семинаристы из старших классов. Инспектор надзирал и за поведением своекоштных семинаристов, живущих на частных квартирах: регулярно посещал их, следил, не читают ли они запрещенные книги и не заняты ли «недозволенными развлечениями».

В 30-х годах XIX в. стали создаваться специальные школы для обучения дочерей духовенства. Первая такая школа была открыта в 1832 г. в Москве.

В 1843 г. в Царском селе под покровительством великой княжны Ольги Николаевны открылось трехклассное училище для дочерей духовенства. В нем преподавались Закон Божий, церковное пение, русская грамматика, российская и краткая всеобщая история, география, арифметика, каллиграфия, рисование узоров для шитья и «разные рукоделия».

К концу царствования Николая I были открыты 22 женские трехгодичные духовные училища. Кроме духовных и общеобразовательных предметов для обучения девочек домашнему хозяйству в каждом училище положено было иметь огород, сад, скотный двор, птичник. Введено было также обучение воспитанию детей, ухода за больными, ознакомлению со свойствами лекарственных растений¹⁴⁵.

В начале царствования Александра II, в связи с подготовкой ряда реформ в социальной, административной, судебной и образовательной сферах, был поставлен вопрос и о проведении реформы системы духовного образования. Подготовка и проведение реформ проходили в обстановке общественно-политического подъема в стране. В прессе того времени, духовной и светской, оживленно обсуждались насущные проблемы всех сторон жизни России, в том числе и проблемы положения Русской Православной Церкви, проведения назревших реформ и не в последнюю очередь реформы духовного образования.

Среди многочисленной литературы начала 60-х годов о положении духовенства и состоянии духовной школы особенно горячий отклик получило вышедшее в 1862 г. автобиографическое произведение «Очерки бурсы» Н.Г. Помяловского, бывшего воспитанника духовной школы. В нем писатель с беспощадной прямотой раскрыл бездушную и жестокую атмосферу системы образования и воспитания в духовных училищах.

Первые шаги к подготовке учебно-духовной реформы были предприняты уже в конце 50-х годов. В 1858 г. с целью ознакомления с состоянием духовных учебных заведений на местах Александр II посетил Ярославскую, Вологодскую, Нижегородскую и Литовскую православные духовные семинарии. Одновременно были затребованы мнения ректоров духовных академий и семинарий о необходимых преобразованиях в системе духовных учебных заведений. В 1859 г. на основе присланных ими сведений был составлен Общий Свод, для рассмотрения которого и подготовки проекта реформы по повелению императора был учрежден специальный Комитет при Синоде.

Подготовка проекта проходила сложную бюрократическую процедуру. Проект разрабатывался в Комитете более трех лет. В 1863 г. подготовленный проект был разослан по епархиям для его обсуждения. Изучение и обсуждение проекта на местах заняло еще три года. Для выработки окончательного варианта проекта 19 марта 1866 г. был учрежден под председательством киевского митрополита Арсения (Москвина) новый Комитет при Синоде в составе ректоров духовных академий и университетов, а также четырех протоиереев. Для подготовки окончательного проекта Комитету потребовалось еще более года. Наконец 14 мая 1867 г. представленный императору проект Устава о духовных училищах был утвержден и получил силу закона¹⁴⁶.

Согласно Уставу отныне в духовные учебные заведения было разрешено принимать детей всех сословий, в том числе и податных. Духовные семинарии получали определенную автономию в решении своих внутренних дел. Существенно расширялось преподавание общеобразовательных дисциплин. Упразднено было деление на главные и второстепенные предметы. Преподавание стало более близким к жизни. Программа обучения в семинарии приближалась к гимназической; тем самым выпускникам семинарий облегчалось поступление в университеты. Устав запрещал применять к семинаристам практиковавшиеся ранее телесные наказания, а также и такие, как «стояние на ногах в классе, совершение земных поклонов, стояние на коленях во время совершения утренней и вечерней молитв, обеда и ужина, оставление после уроков», назначение в виде наказания «физических работ». Но оставлены в качестве мер наказания «голодный стол» (хлеб и вода на несколько дней) и «карцер».

При 6-летнем сроке обучения в семинарии первые два́ года семинаристы находились «на казенном содержании», а последующие четыре казенное содержание предусматривалось лишь для тех, кто дал обязательство по окончании семинарии избрать стезю священнического служения. «Достойным» семинаристам (хорошо успевающим и «примерного поведения») выплачивалась стипендия в размере 90 руб. в год. Предоставление окончившим семинарии права поступать в университеты привело к тому, что «семинаристы устремились в университеты», число поступающих в духовные академии снизилось. Уменьшение желающих по окончании семинарии идти в священники явилось «тревожным симптомом». «Само духовенство все чаще пользовалось правом обучать своих сыновей в гимназиях, чтобы обеспечить им светскую карьеру и избавить от стесненного положения приходского священника или учителя семинарии и духовного училища»¹⁴⁷. В связи с этим в 1871 г. вновь был введен запрет окончившим семинарии поступать в университеты.

14 мая 1867 г. Александр II утвердил представленное обер-прокурором Св. Синода Л.Д. Толстым «Положение об Учебном комитете при Святейшем Синоде». Прежнее Духовно-учебное управление как излишне «громоздкое» упразднялось на том основании, что по новому уставу духовных семинарий и училищ значительная часть функций по управлению ими отходила на места. Штат образованного при Синоде Учебного комитета сокращался до 10 человек, включая его председателя (духовного лица), существенно суживалась и его компетенция, ограниченная решением дел общего характера¹⁴⁸.

В 1867 г. началась подготовка нового устава духовных академий. Синод обратился к духовным академиям с предписанием прислать предложения на этот счет. Они прислали свои докладные записки, которые были переданы на изучение особой комиссии, готовившей устав Важную роль в разработке устава играл член этой Комиссии известный ученый-богослов, литовский архиепископ (впоследствии митрополит) Макарий (Булгаков), который отстаивал необходимость предоставления духовной школе «свободного и правильного развития» в соответствии с требованиями времени. 30 мая 1869 г. Устав был утвержден императором¹⁴⁹.

Особенное внимание обращалось на развитие богословских наук. Отныне в духовную академию могли поступить лица всех сословий, обязательно православного исповедания, с представлением свидетельства (аттестата) об окончании духовной семинарии или классической гимназии. Особое внимание Устав обращал на развитие «высшего образования для просвещенного служения Церкви», что способствовало повышению уровня в академиях богословской науки. Была существенно расширена программа преподавания. Введена была специализация по трем отделениям (или факультетам): богословскому, церковно-историческому и церковно-практическому, при этом во втором и третьем отделениях «небогословские науки» получили преобладание над «богословскими». Все предметы были разделены на общеобразовательные («общеобязательные») и специальные («отделенские»), К первым относились: 1) Священное Писание; 2) введение в богословие; философия (сюда же входили логика, психология и метафизика); 4) история философии; 5) педагогика; 6) один из древних языков (по выбору студента) и литература на нем; 7) один из современных европейских языков (французский, немецкий или английский). Они преподавались на всех трех отделениях. На богословском отделении изучались: 1) догматика и история догматов, 2) нравственное богословие, 3) сравнительное богословие, патристика, 5) древнееврейский язык, 6) библейская история. На церковно-историческом отделении специальными предметами были: 1) библейская история Ветхого и Нового Заветов, 2) всеобщая церковная история, 3) история Русской Церкви, 4) история и обличение русского раскола, 5) всеобщая светская история, 6) русская история. На церковно-практическом отделении преподавались следующие специальные дисциплины: 1) пастырское богословие, 2) гомилетика, 3) история проповеди в Православной Церкви и на Западе, 4) церковная археология, 5) литургика, 6) церковное право, 7) теоретическое литературоведение – история русской литературы с обзором важнейших произведений зарубежной литературы, 8) русский и другие славянские языки. Устав разрешал вводить и дополнительные предметы.

Все обучение в академиях было рассчитано на 4 года. В течение трех лет студенты проходили полный курс как общеобразовательных, так и специальных дисциплин. По успешном окончании третьего курса студент представлял «квалификационную работу», на основании которой ему присваивалась степень кандидата богословия. На четвертый курс академии допускались лишь получившие все отличные оценки на заключительном экзамене третьего курса. На четвертом курсе студенты под руководством профессоров готовились к преподавательской деятельности в семинариях. При этом студенту предоставлялось право выбора предмета, по которому он специализировался и впоследствии преподавал его в семинарии. Одновременно на четвертом курсе студент сдавал магистерские экзамены и готовил магистерскую диссертацию, после публичной защиты которой получал ученую степень магистра богословия. Ученая степень доктора богословия присуждалась после защиты докторской диссертации и при условии, что соискатель ее уже имел ученую степень магистра богословия.

По уставу 1869 г. духовные академии получали новые штаты преподавателей, а их жалованье приравнивалось к университетскому (согласно университетскому уставу 1863 г.). В каждой академии предусматривалось наличие 9 ординарных и 9 экстраординарных профессоров, 8 доцентов и 3 преподавателей современных иностранных языков. Академия могла иметь и приват-доцентов (число их не устанавливалось) на положении внештатных преподавателей. Для получения должности экстраординарного профессора достаточно было диплома магистра богословия, а ординарного – доктора богословия.

Новый Устав предоставлял академиям значительную самостоятельность – право выбора ректора, профессуры (тайным голосованием). Вопросы управления академией, обучения и воспитания студентов находились в ведении Академического совета, хозяйственная часть – в ведении Правления академии. По новому уставу ректором мог быть и представитель белого духовенства, хотя предпочтение отдавалось лицу в монашеском звании. Богословские предметы преподавали только духовные лица, а общеобразовательные могли преподавать и светские профессора, что способствовало появлению в духовных академиях светской профессуры. Ректора, его помощников (ассистентов), инспектора и профессоров после их избрания утверждал в должности Синод.

Академии получали право устраивать публичные чтения своих профессоров, основывать ученые общества, публиковать научные труды и источники, при этом они не подвергались, как ранее, цензуре. Хотя уставы 1867–1869 гг. предоставляли право поступать в духовные учебные заведения лицам из всех сословий, однако представители не из духовной среды составляли среди учащихся всего 8%.

Согласно уставам духовных училищ и семинарий (1867 г.) и университетскому (1869 г.) окружные академические управления, введенные в 1808 г., упразднялись, и университеты лишались функций быть во главе учебных духовных округов. Семинарии и духовные училища отныне возглавлялись правлениями, состоявшими из представителей преподавательского состава этих семинарий и епархиального духовенства. Из ведения духовных академий изымалась духовная цензура.

В 1868 г. был издан Устав епархиальных женских училищ, расширявший программу преподавания в них и устанавливавший шестилетний срок обучения. Содержание этих училищ возлагалось на епархии. В эти школы за особую плату могли поступать и девушки из недуховных семей. Выпускницы таких школ обычно поступали учительницами в земские и церковно-приходские школы.

Контрреформы в царствование Александра III затронули и духовную школу. В начале 80-х годов были изданы новые уставы учебных заведений (в «исправление» уставов 1867–1869 гг.), преследовавшие цель ликвидации автономии духовных академий и семинарий, усиления надзора за студентами академий и семинаристами. Для этого имелись и свои резоны. Новые веяния 60–70-х годов не обошли и духовные учебные заведения. Власти с тревогой отмечали участие в народническом движении студентов духовных академий и семинаристов старших курсов. Беспокоили и факты «нигилизма», и даже «атеизма», замеченные среди учащихся духовных школ. У студентов академий и семинаристов находили «крамольную» литературу социалистического и атеистического содержания. Еще в начале 60-х годов министр народного просвещения А.В. Головнин в одной из «всеподданнейших записок» царю писал: «Духовные школы дали нам известных нигилистов, которые старались распространять самые безобразные, крайние учения»¹⁵⁰. Это отмечал несколько позднее и московский митрополит Иннокентий (Вениаминов). В своем трактате «Несколько мыслей касательно воспитания духовного юношества» он с тревогой писал: «Дети поступают в [духовные] училища благонравными, а из училища выходят с испорченною нравственностью и совсем не с молитвенным духом... В духовных академиях у нас появились уже вольнодумцы и даже безбожники..., и этот злой дух проявляется уже и в семинаристах»¹⁵¹. Проведенные в конце 70-х годов ревизии семинарий обнаружили «снижение церковности учащихся и падение дисциплины». Это явилось одной из серьезнейших причин принятия уже в начале царствования Александра III ряда мер по устранению этих явлений в духовной школе.

В 1881 г. при Синоде была образована комиссия во главе с епископом Сергием (Ляпидевским) для пересмотра уставов духовных учебных заведений 1867–1869 гг. К концу 1883 г. она представила на обсуждение Синода подготовленные ею проекты уставов духовных учебных заведений. После дополнений и исправлений проекты были представлены императору. 20 апреля 1884 г. был утвержден «Устав православных духовных академий»¹⁵². Этот Устав (его называли «антиуставом») ставил целью не столько научное образование будущего духовенства и учителей Русской Церкви, сколько подготовку политически и конфессионально благонадежного церковно-административного персонала, который должен был к тому же поставлять преподавателей для духовных учебных заведений низшего звена. Устав отменял выборность ректоров и инспекторов, которые снова стали назначаться Синодом. Сокращена компетенция советов духовных академий, из ведения которых был исключен ряд административных, учебных и хозяйственных вопросов. Упразднялись отделения (факультеты). Усиливалась зависимость академий от Синода и тех епархиальных архиереев, в епархиях которых находились академии. С 1884 г. ректорами академий Синод стал назначать только «ученых монахов» (лиц монашеского звания, имевших ученые степени). Отныне кандидатуры на преподавательские должности не выбирались, а представлялись епархиальным архиереем и утверждались Синодом. Все богословские и философские предметы были сделаны обязательными для всех студентов. Остальные предметы были разделены на две группы: словесные (теория словесности и всеобщая история, русский и церковно-славянский языки, палеография, история русской литературы, древнееврейский язык и библейская археология) и исторические (история, разбор западноевропейских исповеданий, история и обличения русского раскола, всеобщая и российская гражданская история). Устанавливались три специальности ученых степеней магистра и доктора: 1) богословия, 2) церковной истории и 3) канонического права.

С введением в действие академического устава 1884 г., как отмечал известный богослов-академик Н.Н. Глубоковский, бывший студентом Московской духовной академии в 1884–1889 гг., наступила эпоха «академической поднадзорности, приведшая к бесправной безответственности при господстве и обилии всяких стеснений»¹⁵³. По уставу 1884 г. епархиальный архиерей получил право «начальственного» наблюдения за направлением преподавания и воспитания в академии. Полномочия преподавательских органов управления – Совета и Правления – были сужены, отменена баллотировка (выборность) при занятии профессорской кафедры, первые административные должности были предоставлены монахам, независимо от их образовательного и даже морального уровня, усилен контроль со стороны ректора академии.

К общеобразовательным предметам были отнесены Введение в курс богословских наук, Священное Писание Ветхого Завета, Священное Писание Нового Завета, библейская история, догматическое богословие, нравственное богословие, пастырское богословие, гомилетика и история проповедничества, педагогика, церковное право, патристика, история церкви, церковная археология и литургика, история философии, логика, психология, метафизика и, кроме того, по шесть предметов первого (словесного) или второго (исторического) специальных отделений, предоставляемых изучению со 2-го курса на выбор учащихся, а также и из древних (греческий или латинский) и один из новых (английский, немецкий, французский) языки. В ряде академий вводились и свои предметы сверх указанных (апологетика в Московской, восточные языки и этнография народов Поволжья в Казанской). Такая многопредметность признавалась главной причиной снижения уровня богословского образования. Высказывались мнения: «Лучше изучить немного, но основательно, чем много и поверхностно».

В учебном плане была отменена специализация по интересующим вопросам, и большинство дисциплин сделаны «общеобразовательными», что сказалось на снижении их научного уровня и основательности знаний студентов. Усилен контроль инспектора и двух его помощников над студентами. Речь шла об усилении церковного контроля за высшими духовно-учебными заведениями, строгой регламентации их научной, учебной и воспитательной жизни, стремление оградить их от «вредного» светского влияния и направить на узко утилитарные церковные нужды. В результате, из 200 выпускников, ежегодно оканчивавших академии, лишь немногие постригались в монашество или рукополагались в священство. Неохотно они шли и на духовно-педагогическое поприще. Несмотря на то, что обучавшиеся четыре года в академии обязаны были шесть лет прослужить в духовном ведомстве, массовое бегство выпускников академий с каждым годом усиливалось¹⁵⁴. Вместе с тем духовная академия рассматривалась ее воспитанниками как средство «воспользоваться возможностью при казенном содержании выйти в господа, перейти из среды сельского духовенства в более привилегированную – чиновников духовного и светского ведомств» – писал один из ревизоров в 1908 г.¹⁵⁵

В 1889 г. изданы «Правила для рассмотрения сочинений, представленных на соискание богословский степеней». Они резко стеснили свободу исследований по богословию. «Правила» требовали, чтобы «сочинения заключали в себе такую полноту и определенность изложения, <...> при которой не оставалось бы сомнения в истинности православного учения, а также точность выражений, которые устраняли бы всякий повод к ложным вопросам». Категорически не допускались к защите «такие труды, в которых отрицается хотя бы с видимостью научных оснований, достоверность таких событий, к которым церковное предание и народное верование привыкли относиться как к достоверным». Отменялись публичные диспуты при защите магистерских и докторских диссертаций; ученые степени присваивались на основании отзывов рецензентов. Снизился уровень самих диссертаций, которые превратились в упрощенные компиляции, не дававшие ничего нового и оригинального. Цензурные стеснения привели к тому, что ученые силы в духовных академиях стали сосредотачиваться на вопросах археологических, исторических, филологических, ибо неосторожное выражение или сомнительная мысль могли лишить автора искомой ученой степени¹⁵⁶.

Ужесточилась духовная цензура, что привело к снижению теоретического уровня богословских исследований. Существенно сужалась компетенция академических советов духовных академий и усиливалась их зависимость от епархиальных архиереев.

22 августа 1884 г. был утвержден и новый «Устав духовных семинарий»¹⁵⁷. Он также отменял введенную в 1867 г. выборность ректора и инспектора семинарий; в учебную программу вводились новые богословские предметы: библейская история, история русского раскола, сравнительное богословие, апологетика. На философском курсе обзор философских учений был заменен краткой философией и дидактикой. За счет сокращения философии и математики увеличивался курс по русской литературе, расширено преподавание церковного пения. Расширялось преподавание латинского и древнегреческого языков. Изучение новых европейских языков стало факультативным. «Для улучшения религиозно- нравственного воспитания» в семинариях вводилась должность «духовника семинарии». Введена была плата за обучение в семинарии для лиц не из духовного сословия. Введен строгий контроль за библиотеками семинарий. Из них изымались выходившие ранее журналы либерального направления, книги Н.Г. Помяловского, И.М. Сеченова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.А. Добролюбова, Н.А. Некрасова, Д.И. Писарева, Виктора Гюго. За чтение этих книг семинаристов сажали в карцер. В уездных духовных училищах усилено было преподавание русского и церковно-славянского языков, а также церковного пения.

Однако предпринимавшиеся для «оздоровления» духовных учебных заведений меры, как показало начало XX столетия, не принесли ожидаемых результатов. Революционные события 1905–1907 гг. затронули семинарии и духовные академии. В их стенах создавались политические организации и кружки. Осенью 1905 г. десятки семинарий и все четыре академии были охвачены забастовками Дело доходило до покушений на ректоров и инспекторов академий и семинарий. «Везде разливался яд протестантского реформаторства и политического либерализма»¹⁵⁸. Студенты требовали предоставления им совещательного голоса в академии, освобождения от инспекторского надзора, свободы студенческих сходок и собраний, расширения курса светских дисциплин в академической программе, свободной специализации, расширения приема в академии представителей других сословий. Преподаватели также требовали автономии и демократизации академического строя, восстановления выборности ректорской должности, расширения состава Совета и Правления университета.

Правительство пошло на некоторые уступки. Временные правила 1906 г. для духовных академий, принятые под влиянием волнений, начальственное наблюдение архиерея было заменено его попечительством. Для занятия должности ректора допускалось и светское лицо, расширялся академический совет за счет включения в него и представителей младших преподавателей. Совету предоставлялось право окончательного присуждения ученых степеней и самостоятельного решения учебных вопросов.

После поражения революции 1905–1907 гг. власти снова приняли ряд мер по «укреплению» духовной школы. В 1908–1909 гг. Св. Синод провел ревизии духовных учебных заведений. Ревизоры обнаружили в них много «Светского духа и церковного либерализма, упадок дисциплины». Синод поручил Ученому комитету переработать уставы и пересмотреть штаты академий, семинарий и духовных училищ. Особое значение в новых уставах придавалось усилению религиозного и нравственного воспитания.

2 мая 1910 г. был издан новый «Устав духовных академий». В 1912 г. в него были внесены некоторые дополнения. Устав 1910/1912 гг., предусматривал увеличение кафедр в академиях и соответственно расширение штата преподавателей. Были открыты кафедры истории византийской и славянских церквей, введены практические занятия со студентами. Но особое внимание уделялось «религиозному и нравственному воспитанию студентов и укреплению дисциплины». Посещение богослужений стало обязательным и для преподавателей, и для студентов. Ректору университета присваивался епископский сан, а инспектору – сан архимандрита. От преподавателей требовалось читать лекции «в строго православном духе». Отменена была возвращенная в 1906 г. академическая автономия. Повышалась роль инспекторов и их помощников, отвечавших за религиозно-нравственное воспитание и за дисциплинарный надзор за студентами и семинаристами.

В то время из-за нежелания выпускников академий и семинарий избрать себе духовную стезю возникла острая нехватка священников в епархиях. Св. Синод принял решение организовать в Москве, Житомире и Оренбурге специальные пастырские курсы для дьяконов и лиц с незаконченным семинарским образованием; окончившие эти курсы сразу рукополагались в священники¹⁵⁹.

В 1914 г. в Государственную думу был внесен проект об учреждении в Томске пятой православной духовной академии. Дума одобрила проект, но начавшаяся мировая война помешала его осуществлению.

После Февральской революции 1917 г. Комиссия из представителей духовных академий выработала проект нового устава духовных учебных заведений и представила его на рассмотрение Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917–1918 гг. Предусматривалось восстановление принципа выборности, открытый характер преподавания, более детальной специализации, а также допущения в духовные академии женщин на положении «вольнослушальниц».

С установлением советской власти и во исполнение декрета 23 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» духовные учебные заведения были закрыты. Однако в начале 20-х годов предпринимались попытки возродить высшую духовную школу. В 1920 г. в Петрограде был открыт Богословский институт, просуществовавший до мая 1923 г., а спустя два года – Высшие богословские курсы, закрытые властями через три года.

Несмотря на неблагоприятные явления в жизни православной духовной школы, обусловленные изменениями в политическом курсе российского самодержавия, заслуги ее в развитии культуры и вообще в духовной жизни страны были несомненны.

Наиболее значительными успехи были в высшем духовном образовании, представленном духовными академиями. За исследуемое столетие численность студентов достигла свыше 900 человек (т.е. утроилась). Академии превратились в крупные центры подготовки педагогических кадров для системы духовного просвещения и развития русского богословия. Они являлись важными (и фактически единственными) центрами разработки богословских наук в России, публиковали фундаментальные исследования, имели свои периодические издания.

Ведущее место в этом плане занимала Московская духовная академия, особенно в разработке патрологии, русской церковной истории в области догматического богословия, канонического права, истории духовной литературы, апологетики, религиозной философии. Академия издавала свой журнал «Богословский вестник».

В Петербургской духовной академии проводились фундаментальные исследования в области догматического богословия, канонического права, истории первых веков христианской церкви, византинологии. С 1821 г. академия издавала богословский журнал «Христианское чтение», в котором публиковались переводы творений отцов церкви, церковно-исторические и богословские сочинения, труды византийских историков, а также античных философов.

В Киевской академии успешно разрабатывались проблемы литургики, гомилетики, сравнительного богословия, истории западных церквей.

Особенностью Казанской духовной академии было ее Миссионерское отделение, на котором преподавались восточные языки, этнография, история ислама, буддизма, миссионерское дело. Много внимания уделялось изучению старообрядчества. Выпускники академии просвещали народы Поволжья и Сибири, а также вели миссионерскую деятельность за пределами России – в Северной Америке, Корее, Японии, Китае. В издаваемом академией журнале «Православный собеседник» печатались материалы деяний вселенских и поместных соборов, памятники древнерусской литературы (например, «Стоглав», произведения Иосифа Волоцкого, Максима Грека). Профессора академии переводили на восточные языки книги Ветхого и Нового Завета, Православный катехизис, богослужебные руководства для русских миссионеров, направляемых в восточные страны.

В системе высшего духовного образования трудились выдающиеся ученые-богословы и историки церкви. Среди них особенно выделялись: ректор Московской духовной академии, богослов и историк церкви протоиерей А.В. Горский, чьи блестящие лекции были так же популярны, как и лекции по русской истории В.О. Ключевского; профессор Петербургской духовной академии В.В. Болотов, которого называли «гордостью русской науки»; профессор Казанской духовной академии П.В. Знаменский – автор многих учебников и глубоких исследований по истории Русской Церкви; профессор той же академии – крупный ученый в области церковного права И.С. Бердников.

Некоторые университетские профессора преподавали и в духовных академиях: так, профессор Казанского университета А.П. Щапов одновременно был и профессором Казанской духовной академии, В.О. Ключевский свой курс русской истории читал и в Московской духовной академии.

Духовная школа занимала солидное место в обшей системе образования в России. Только за 1837–1891 гг. православные духовные учебные заведения окончили 2 млн. 878 тыс. человек, в том числе 28,6тыс. – духовные академии, 850,5тыс. – семинарии и до 2 млн. – епархиальные училища¹⁶⁰. Система духовного образования подготовила не только большой контингент церковных пастырей и видных церковных деятелей, но и трудившихся на «светском поприще» – в политике, науке, литературе и искусстве. Воспитанниками духовной школы были такие знаменитые люди, как выдающийся государственный деятель М.М.Сперанский, известные историки А.П. Щапов и В.О. Ключевский, общественные деятели и публицисты-демократы Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов, писатели Н.Г. Помяловский, Г.И. Успенский, Н.Н. Златовратский, Д.Н. Мамин-Сибиряк, художники братья A.M. и В.М. Васнецовы.

Как указывалось выше в этой главе, реформа 1808–1814 гг. в качестве первой ступени духовного образования предусматривала церковно-приходскую школу. Она предназначалась для начального обучения детей и других сословий, в первую очередь податных.

В первой половине XIX в. церковно-приходская школа не получила широкого развития. По данным И.Преображенского, в 1841 г. числилось 2700 церковно-приходских школ с 25 тыс. учеников. Существенный рост церковно-приходских школ начался в 50-х годах XIX в.: в 1851 г. насчитывалось уже 44713 школ с 93350 учениками, а в 1860 г. – соответственно 7 907 и 133 666¹⁶¹. Этому несомненно способствовала обстановка общественно-политического подъема в связи с подготовкой отмены крепостного права и разработкой других реформ Само правительство было заинтересовано в дальнейшем распространении церковно-приходских школ. Александр II, ознакомившись 4 июня 1861 г. с представленными обер-прокурором Синода А.П. Толстым сведениями, выразил свое удовлетворение и распорядился «об успехах по лому делу» доносить ему «ежемесячно». 26 июня 1861 г. последовал указ Синода епархиям об этом, Указ довели до сведения всех приходских священников под расписку, и он принял обязывающий характер «С этого момента открытие церковно-приходских школ приняло лавинообразный характер», – отмечает историк С.В. Римский. Уже в 1861 г. число церковно-приходских школ возросло до 18587, а число учеников в них до 320350¹⁶².

18 января 1862 г. Александр II утвердил решение Совета Министров, которым Церкви разрешалось и впредь учреждать церковно-приходские школы. Одновременно и Министерству народного просвещения предписывалось на всей территории страны открывать свои начальные школы, при этом оба ведомства обязывались оказывать друг другу помощь «по мере возможности». Однако Министерство народного просвещения не склонно было отдавать начальное обучение в руки «поповства», которое «может и способно лишь растлевать и губить»¹⁶³. На этой почве возникли серьезные трения между Министерством народного просвещения и духовным ведомством, представители которого считали, что начальное обучение вообще должно принадлежать духовенству, о чем определенно писал Н.П. Гиляров-Платонов в записке «О первоначальном обучении народа», поданной Александру И.

Земская реформа 1864 г. предоставляла земствам заводить свои начальные школы. Таким образом, с 60-х годов в стране официально действовали три типа начальной школы – церковноприходская, министерская и земская. В пореформенный период самостийно возникли и крестьянские «школы грамотности». Они создавались по инициативе крестьян и за свой счет. Распространение таких школ было вызвано, с одной стороны, возросшим стремлением крестьян к образованию, которое всё более осознавалось ими как практическая необходимость, а с другой – недостатком существовавших начальных школ (церковно-приходских, министерских и земских). К тому же эта форма обучения была «дешевле» и более доступна «мужицкому карману»: учеба проходила в крестьянской избе, а непритязательные «учителя» из «захожих грамотеев» (отставных солдат, женщин-"черничек», монахов, «изгнанных из обителей за мирские искушения», а также и самих крестьян, выучившихся грамоте на стороне) довольствовались обычно медными грошами, «теплой печкой и куском хлеба». Разумеется, «качество» такого обучения оставляло желать лучшего, но крестьяне были довольны тем, что такая школа учила сельских детей читать и писать. Численность этих школ быстро росла в 80-х – начале 90-х годов: по официальным данным, в 1884 г. их было зарегистрировано 840, в 1888 г. – 9215, а в 1892 г. – уже 15 143 с 365464 учащимися¹⁶⁴.

Между тем церковно-приходская школа, начиная с 1864 г., стала стремительно сокращаться, о чем свидетельствуют следующие данные, приведенные С.В. Римским (см. Таблицу 7).

Таблица 7

Церковно-приходская школа в 1863–1881 гг.

Источник: Римский С.В. Российская Церковь в эпоху великих реформ. (Церковные реформы в России 1860–1870-х гг.). – М., 1999. С. 444.

Как указывает С.В. Римский, «в процесс сокращения церковно-приходской школы свою лепту внес Д. Толстой», когда с 1874 г. церковно-приходские школы стали интенсивно замещаться начальными народными училищами Министерства народного просвещения, в которых духовенству отводилась всего лишь роль учителей.

Положение коренным образом изменилось в обер-прокурорство К.П. Победоносцева. В начале 80-х годов по его инициативе церковно-приходские школы получили как бы «второе дыхание» и впоследствии – вплоть до 1917 г. они являлись одной из важных форм начального обучения.

В изданных по его инициативе 13 июня 1884 г. «Правилах о церковно-приходских школах» говорилось, что «школы сии имеют целью утверждать в народе православное учение веры и нравственности христианской и сообщить первоначальные полезные знания»¹⁶⁵. Сам Победоносцев более откровенно говорил об истинном предназначении церковно-приходских школ: «Церковноприходские школы по самым условиям существующего в них обучения и надзора представляют собой гораздо более гарантий для правильного и благонадежного в церковном и народном духе образования и потому заслуживают со стороны правительства поддержки и поощрения».

Победоносцев придавал церковно-приходским школам решающее значение в деле воспитания народных масс в духе преданности Православной Церкви и престолу. Он надеялся, что эти школы, субсидируемые правительством, дающие народу необходимую грамотность, будут поддержаны и духовенством, и народом.

Следует отметить, что учреждение этих школ было встречено неоднозначно. В печати развернулась бурная полемика по поводу целесообразности ее расширения. Против церковно-приходских школ высказалась не только демократическая, но и либеральная печать, указывая на неподготовленность к учительской деятельности в этих школах большей части духовенства, на опасность перенесения в эти школы традиционных для духовных школ «долбни» и начетничества, на то, что церковно-приходская школа и светская (министерская и земская), как построенные «на противоположных началах», вместе существовать не могут.

После издания «Правил о церковно-приходских школах» Синод разослал епархиальным архиереям циркуляр о всемерном поддержании и «попечении» церковно-приходского образования. При Синоде был учрежден специальный Училищный совет для заведования этими школами.

Вновь воссоздаваемые церковно-приходские школы были двух типов – «одноклассные» (с двухлетним образованием) и «двухклассными» (с четырехлетним). В первых обучались молитвам, священной истории, краткому катехизису, церковному пению, чтению церковной и гражданской литературы, четырем правилам арифметики. В «двухклассных» воскресных школах к указанным предметам добавлялись история церкви и краткий курс гражданской истории страны. Преподавали в церковноприходских школах не только приходские священники, диаконы, церковнослужители, но и светские лица, даже учительницы (при утверждении их епархиальным архиереем и под наблюдением приходского священни¹⁶⁶. Церковно-приходские школы находились в подчинении Синода. Заведовали этими школами приходские священники, которые являлись и «законоучителями» (преподавателями главного предмета в школе – Закона Божьего).

В 1884 г. (ко времени издания «Правил») в стране насчитывались 4213 церковно-приходских школ с 98,8тыс. учениками. Благодаря усилиям Синода и правительственной поддержке количество церковно-приходских школ стало быстро возрастать. 14 марта 1890 г. последовало предписание Министерства народного просвещения: «Все открываемые по деревням и поселкам школы грамотности, на какие бы средства они ни содержались, подлежат ведению и наблюдению». К 1894 г. численность их возросла до 30 тыс., а учеников до 917 тыс. Такой резкий рост был обусловлен еще и тем, что 18 тыс. крестьянских школ грамотности были переведены в разряд церковно-приходских школ. В том же 1890 г. духовному ведомству были подчинены и все воскресные школы для взрослых.

По данным годовых отчетов обер-прокурора Синода число церковно-приходских школ и учащихся в них в 1895–1914 гг. составляло:

Данные предоставил Т.Е. Житенев.

Хотя создание сети церковно-приходских школ преследовало вполне определенные клерикально-политические цели, тем не менее, они сыграли огромную положительную роль в распространении грамотности в народе.

Духовная цензура существовала с XVII в. Церковь уже тогда контролировала Печатный двор – крупнейшую типографию того времени, печатавшую и духовную литературу. Цензуру печатаемых книг проводили высшие чины церкви, в том числе и сам патриарх.

Официально духовная цензура была введена Петром I, когда учрежденному в 1721 г. Св. Синоду было поручено установить надзор за печатанием богослужебных и прочих духовных книг, чтобы охранить чистоту православной веры от вредных сочинений и возможных лжеучений. Согласно «Духовному регламенту» 1721 г., все печатаемые церковно-богослужебные книги, а также касающиеся веры и церкви предъявлялись в Св. Синод. Для этого при Синоде была учреждена Контора школ и типографий¹⁶⁷. Синод поручал рассмотрение богослужебных книг своим членам – епархиальным архиереям и синодальным переводчикам, а также преподавателям Московской духовной академии и Александро-Невской духовной семинарии. На основании их донесений Синод запрещал или разрешал печатание того или иного духовного сочинения. В 1722 г. по указу Петра I была введена и цензура иконописания¹⁶⁸.

Во второй половине XVIII в. умножилось число частных типографий. В связи с этим были приняты меры к усилению цензуры, в том числе и духовной. В 1786 г. были осмотрены все вольные типографии в Москве и с их владельцев взяли подписки не печатать книг без письменного разрешения духовных и светских цензоров. В 1787 г. последовал указ, согласно которому все книги духовного содержания должны были издаваться только в духовных типографиях и под контролем Св. Синода. 18 марта 1793 г. последовало постановление Синода, чтобы все печатавшиеся в России книги, в которых затрагивались вопросы веры, подлежали его апробации¹⁶⁹. Екатерина II указом от 16 сентября 1796 г. повелела закрыть вольные типографии, а в Петербурге, Москве, Риге, Одессе и на таможне в Радзивилове учредить цензурные комитеты из духовных и светских лиц для просмотра как печатающейся в России, так и ввозимой из-за границы духовной и светской литературы. Св. Синоду было предписано усилить надзор за принадлежавшими ему типографиями¹⁷⁰.

При Павле I цензурные правила стали еще строже. Ввоз в Россию литературы на иностранных языках вообще был запрещен¹⁷¹. По ходатайству Св. Синода 13 марта 1799 г был издан указ об учреждении особого духовного цензурного ведомства под наименованием «Соборного духовенства»¹⁷². На основании этого указа была создана Цензурная комиссия в составе архимандрита, нескольких ученых монахов и представителей белого духовенства с академическим образованием (всего 58 человек), «с успехом и пользою кончившие духовные академии и семинарии, известные по своим познаниям в словесных науках и языках». Комиссия находилась в непосредственном ведении Св. Синода. Распоряжение Св. Синода от 4 января 1800 г. потребовало, помимо тщательной проверки текста духовных книг, составлять на них подробные рецензии «и исправлять сомнительные места». В 1800 г. был запрещен ввоз из-за границы в Россию всякого рода книг.

При Александре I светская и духовная цензура была смягчена. В 1801 г. был снят запрет на ввоз книг из-за границы, дозволено открывать частные типографии. В 1804 г. были изданы цензурные уставы для светских и духовных книг. Духовный цензурный устав содержал подробные правила для духовных цензоров. Согласно этому уставу в 1805 г. были учреждены духовные цензурные комитеты при духовных академиях. Эти комитеты, состоявшие из профессоров духовных академий, непосредственно подчинялись Синоду. Надо отметить, что светский и духовный цензурные уставы 1804 г. носили довольно либеральный характер. Цензорам рекомендовалось руководствоваться «благоразумным снисхождением к сочинителю и не быть придирчивым».

Поворот политического курса в последнее пятилетие царствования Александра I к реакции проявился и в ужесточении цензуры. Хотя либеральный по своему духу цензурный устав 1804 г. не был отменен, но негласным распоряжением министра духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицына подчиненной ему светской и духовной цензуре предписывалось принять меры к недопущению в печати идей, «противных принятым ныне твердым правилам», обнаруживать и пресекать «вольнодумство, безбожие, своевольство, мечтательное философствование».

Последующее усиление реакционного политического курса при Николае I выразилось в первую очередь в сфере просвещения и печати, в ужесточении цензурных правил. 10 июня 1826 г. был утвержден «Устав о цензуре» с такими жесткими правилами, что современники назвали его «чугунным»¹⁷³. Это был тяжелый удар по печати. Посыпались жалобы со стороны издателей. Николай I согласился на разработку нового цензурного устава, который был издан 22 апреля 1828 г. Но устав 1828 г. лишь смягчил наиболее жесткие предписания устава 1826 г.

Согласно цензурному уставу 1828 г., вводилась предварительная светская и духовная цензура. Все сочинения, большие и малые, духовного или светского содержания, периодические издания и переводы зарубежной литературы, должны были поступать на рассмотрение цензуры, а книги на иностранных языках подлежать проверке «Комитета цензуры иностранной».

Для духовной цензуры при Петербургской и Московской духовных академиях создавались два главных, имеющих всероссийское значение, цензурных комитета; кроме того, при Киевской духовной академии и Казанской духовной семинарии – цензурные комитеты местного значения (рассматривавшие представленные к публикации небольшие брошюры духовного содержания, тексты поучений и проповедей).

Рассмотрению духовной цензуры подлежали богословско-догматические и церковно-исторические сочинения. Наряду с ними через духовную цензуру проходили и светские сочинения, если они содержали «места духовного содержания, относящиеся к догматам веры или к священной истории». Такие произведения передавались комитетами светской цензуры в цензуру духовную. Сама духовная цензура призвана была бороться не только с религиозным «вольномыслием». Согласно цензурному уставу, цензор должен был «особенно следить и ни в каком случае не допускать произведений, не только противных христианской нравственности и религии, но и правительству»¹⁷⁴.

В свою очередь и устав гражданской цензуры обязывал цензоров не только заботиться об интересах светской власти, но и запрещать к изданию светские книги, если в них обнаружится что-либо «клонящееся к колебанию учения Православной Церкви, ее преданий и обрядов, или вообще истин и догматов христианской веры». Цензор должен был следить за «благонамеренностью рассуждений автора о Церкви и Боге, запрещать мысли, ведущие к безбожию, материализму и т.п.»¹⁷⁵.

Таким образом, и духовная, и светская цензура в плане защиты православия и самодержавия призваны были действовать рука об руку.

4 апреля 1851 г. Николай I повелел учредить особый цензурный комитет при Св. Синоде, действовавший до 20 августа 1860 г. Все одобренные им сочинения духовного содержания (богословские труды, учебную литературу, тексты проповедей и поучений) повелено было печатать только в Синодальной типографии.

В эпоху «цензурного террора» (1848–1855 п.) составлялись списки ранее изданных книг, но теперь запрещенных к продаже и для библиотек. В эти списки попали вызывавшие подозрение не только духовные, но и светские книги, в которых «колебалась христианская вера и наносился ущерб нравственности». В списках значились некоторые сочинения А.С. Пушкина, В.Г. Белинского, Л.С. Грибоедова и даже Г.Р. Державина и В.А. Жуковского, а из европейских авторов – Виктора Гюго, Оноре Бальзака, немецких философов Гегеля и Фейербаха.

Характерно, что и в 1857 г., уже при ослаблении цензурного гнета, последовало запрещение на ввоз в Россию изданных за рубежом Библейским обществом книг Св. Писания.

В начале 1863 г. началась подготовка нового цензурного устава для светской литературы. 6 апреля 1865 г. он был издан в виде «Временных правил о печати». Параллельно с подготовкой новых правил о цензуре и печати шла работа по составлению нового устава духовной цензуры. При Синоде была учреждена специальная комиссия, но ее деятельность была безрезультатной. Разработанный ею устав духовной цензуры не был утвержден. Вместо него действовали секретные инструкции и определения, которые предписывали запрещать произведения, в которых содержались «пропаганда атеизма, социализма и материализма». Так, в июле 1865 г. Синод вынес определение: «Строго подтвердить всем духовно-цензурным комитетам и цензорам духовно-периодических изданий, чтобы они с должным вниманием рассматривали назначаемые к печати рукописи, не допуская в них ничего противного существующим требованиям духовной цензуры и установленным для него правилам»¹⁷⁶. Вместе с тем духовным академиям было разрешено выписывать необходимые для научных исследований книги духовного содержания, не подвергая их цензуре. Академический устав 1869 г. сделал цензурные комитеты при духовных академиях самостоятельными учреждениями; академиям было предоставлено право цензуры только их собственных сочинений.

В 1885 г. внесены изменения в структуру духовной цензуры. Были закрыты духовные цензурные комитеты в Киеве и Казани. Остались духовные цензурные комитеты при Петербургской и Московской духовных академиях. Зато были расширены полномочия епархиальных архиереев в вопросах духовной цензуры¹⁷⁷.

В 1888 г. Синод разработал «Правила для рассмотрения сочинений, представленных на соискание богословских степеней», которыми устанавливались особые цензурные меры по отношению к научным исследованиям профессоров академий, так что каждый из них был поставлен перед выбором – не лучше ли им будет разрабатывать и читать свои лекции, пользуясь лишь дозволенными учебниками¹⁷⁸.

Указ 24 ноября 1905 г. отменил «предварительную как общую, так и духовную цензуру для повременных (т.е. периодических) изданий, выходящих в городах империи», а указом 26 апреля 1906 г. была отменена светская и духовная цензура и для «неповременных» изданий (книг и брошюр). Однако сохранялись возможности для светских и духовных властей запрещать по суду или в административном порядке уже вышедшие издания, что широко практиковалось в годы реакции после поражения революции 1905–1907 гг. В связи с указами 1905–1906 гг. об отмене предварительной цензуры Св. Синод 25 ноября 1906 г. издал «Правила о литературной деятельности церковно-должностных лиц». Согласно этим «Правилам», богословские исследования по-прежнему контролировались Синодом. Бдительный контроль за духовной литературой и жесткие цензурные правила существенно сковывали деятельность русских ученых-богословов. Нельзя не согласиться с И.К. Смоличем, что «в течение всего XIX века богословская наука (в России. – В.Ф.) находилась под присмотром ориентированной на традицию духовной цензуры. Совершенно бесспорно, что задачей Церкви является охранение чистоты веры; но научные работы – по большей части значительного объема и предназначенные для чтения специалистов – очень редко становились доступными широким массам народа; поэтому они едва ли могли способствовать сохранению чистоты веры в массе верующих. Однако, несмотря на все эти трудности, как в церковном проповедничестве, так и в богословских исследованиях были известные достижения. За пределами России эта литература известна мало, поэтому может возникнуть впечатление, что проповедь Русской Церкви молчала и что русская богословская наука безплодна»¹⁷⁹. Таким образом, несмотря на формальное упразднение духовной цензуры указами 1905–1906 гг., она фактически действовала вплоть до 1917 г.