Ф.А. Арсеньев

Источник

Повествование монаха Арсения об устроении Ульяновской обители

«Пошли свет Твой и истину Твою, да ведут меня они и приведут на святую гору Твою и в обители Твои».

(Пс. 42)

Вступление

Да не посетует на меня, убогого инока, любезный читатель, благоволивший прочесть сие повествование: боясь, чтобы не предались забвению первоначальные труды старцев по устроению сей обители, аз убогий возымел желание привести с начала и до сего времени все по порядку, хотя некоторую часть их трудов: потому что старцы-устроители – в преклонных уже летах и уже становятся дряхлыми, да и я от болезни к тому же концу бреду; хотя и не много мне еще лет, но нервное расстройство взяло свое, и вот уже 20 лет, как носят меня на руках, по случаю слабости ног, ко всякому Богослужению для пения. Об этом может засвидетельствовать всякий, посещающий сию обитель, потому что я занимаю должность уставщика со дня приезда в обитель; а потому ничем более не могу воздать сим великим старцам, призревшим меня убогого, как этой малой данью – описанием ихних трудов, – как очевидец всего; потому что вместе с ними и из Соловецкого Монастыря прибыл в сию обитель и Божиею милостию и ихним благословением живу и по сие время.

А на сей труд побудил меня почтенный составитель сей книги Ф. А. Арсеньев при личном свидании в моей келий; он же и изъявил согласие из моих записок составить книгу для печати; глубокая ему благодарность!

Грешный инок Арсений

I. Отъезд иноков из Соловецкого Монастыря. Прощание. Путь по морю. Пребывание в Архангельске. Неожиданная помощь. На пароходе по Двине. Ненастная погода. Фельдшер-санитар. Ускорье. Сольвычегодск. Странный в нем обычай. Плавание по Вычегде от Сольвычегодска. Устьсысольск. Радушие, оказанное инокам Устьсысольцами. Селение Деревянское. Прибытие в Ульяновскую обитель. Бедность ее. Первая служба в Ульяновском храме. Трапеза. Во всем недостаток

Наместник Соловецкого Монастыря, Иеромонах Матфей, 22 Июня 1866 года в последний раз совершил Божественную литургию в храме преподобных Зосимы и Савватия. В сослужении участвовали Иеромонахи: Паисий и Амвросий и Иеродиакон Феофилакт. Все эти пять иноков назначены волею высшего Начальства отправиться на новое место, в неведомую им страну, для устройства обители в среде зырянского населения. Проживши десятки лет в Соловецком Монастыре, сроднившись с ним духом и плотию, воспитавши себя на его правилах, они приняли хотя и со скорбию сердечною, но безропотно крест послушания на предстоящий подвиг, испрашивая у Соловецких угодников благословение на трудное и необычное для них дело.

После обедни отслужен был напутственный молебен, где воссылали свои горячие молитвы к Господу три послушника, тоже сопутствующие инокам, и один монах. В числе этих лиц находился и излагающий это повествование.

Преклонив колена перед гробницами чудотворцев и приложившись к оным, мы с тайною грустью вышли из храма. Нам осталось пробыть в Соловках только несколько часов и затем навсегда проститься с иноками знаменитой обители, с окружающими ее окрестностями, с видом безбрежного моря, с братиею и тихою монастырскою жизнью. Тем временем отправлявшиеся старцы сходили к настоятелю Монастыря, Архимандриту Феофану, простились с ним, приняли благословение, выслушали с чувством напутственное наставление и получили от него в дар книгу преподобного Ефрема Сирина.

Вот уже пароход разводит пары; черный дым густыми волнами валит из трубы, расстилаясь над поверхностью моря и сливаясь вдали с воздухом; свистки один за другим дают знать о скором отвале. Мы все собрались уже на палубе, с своим небольшим багажом. Настоятель наш, о.Матфей, прибывши на пароход, сейчас же спустился в каюту и уже не выходил оттуда. Его, видимо, смущала грусть по Соловецкой обители; удрученный душевною скорбью, он не хотел при всех выказывать своего печального состояния. Мы же все толпились на палубе, насматриваясь в последний раз на родную и возлюбленную нашу обитель. Последний отвальный свисток резнул нас по сердцу. Пароход начал отходить от пристани; все набожно перекрестились; осенила себя крестным знамением и провожавшая нас братия, столпившаяся на пристани. Вот мало-помалу начали удаляться мы от обители; все меньше, все туманнее, все тусклее обозначалась она на горизонте, заслоняясь выпуклостью моря; наконец, основание ее исчезло совсем; блестят только в воздушной синеве главы и кресты; но скрылись и они, в душе что-то оборвалось, оставя в ней безысходный след грусти. В воображении невольно восставали вопросы: куда и с чем мы едем и что ждет нас там? Что это за Ульяновская обитель, которая требует возобновления, и на какие средства мы совершим это возобновление? Соловецкий Монастырь, отправляя нас в дорогу, не дал нам никакого материального пособия, не снабдил даже деньгами на путевые расходы, не только на устройство обители. Но, подчиняясь послушанию, мы твердо и с верою уповали на Того, кто сказал: «где два или три соберутся во имя Мое, там и Я посреди их».

Плавно скользил пароход по безбрежному морю, шумя машиною и бойко мутя воду лопастями своих колес.

Спустились сумерки, разлилась вечерняя заря; густой алый отсвет ее мягко ложился на гладкую поверхность обширной водной площади. Сумрак усилился, наступила ночь; мы все сошли в каюты, где кое-как разместились на покой. Пароход шел безостановочно. Народу было очень много, всякого звания людей, возвращавшихся с богомолья из Соловецкого Монастыря. 23 Июня утро было ясное; солнце весело поднялось из морских вод, обливая словно золотом их слегка рябившую поверхность. Широко, ясно и покойно. Вот в голубой дали начали показываться мачты кораблей и других судов. Мы с каждою минутою подходили к ним все ближе и ближе и затем врезались в узкий проход, пролегающий между находящимися на стоянке судами и ведущий к Соломбальскому порту. Вскоре пароход наш остановился у пристани против подворья в Соломбале. Оттуда на лошадях мы отправились в Архангельск, на Соловецкое подворье, где и остановились в ожидании отбытия парохода в Устюг. После непродолжительного отдыха, в тот же день, отец Паисий и Феофилакт ходили в контору Двинского пароходства за справкою, когда пойдет в Устюг пароход и что будет стоить проезд на нем восьми человек до Ускорья20, с незначительным количеством клади.

Узнали они, что пароход отправится 29 Июня под вечер, а за проезд и за провоз клади надо заплатить 100 рублей. Сумма – тяжелая при том положении и при тех средствах, при каких в это время находились старцы. Чтоб уладить дело на более выгодных условиях, пожелали Паисий и Феофилакт повидаться с управляющим конторою; но на этот раз их не допустили до него, так как он был тяжело болен и никого не принимал. Иноки пришли в смущение; их сильно тревожила забота, где достать денег на проезд, а еще сколько предстояло расходов впереди...

Но в святом деле, в тот момент, когда человеческая сила проходит к концу, является неожиданно сила высшая, для поддержания духа человека; Тот, Кто дает пищу птенцам врановым, призывающим Его, не оставит кольми паче человека, уповающего и надеющегося на Него. Так случилось и тут: на другой день нашего приезда в Архангельск, является в Соловецкое подворье весьма хорошо одетый господин и спрашивает отца Матфея. Ему указали занимаемые настоятелем комнаты, куда он войдя, встретился с отцом Матфеем, как коротко знакомый. Оказалось, к общей нашей радости, что явившийся господин – племянник отца Матфея, Вятский купец Василий Степанович Сунцев (отец Матфей из рода Сунцевых), едет в Соловецкий монастырь на богомолье. Услыхав о приезде своего дяди в Архангельск, он захотел повидаться с ним.

В продолжение двух суток пребывания в Архангельске Сунцев часто видался с отцом Матфеем, который подробно передал ему о выпавшей на него с братиею миссии, чем возбудил сочувствие к предстоящему трудному делу, так что при расставании Сунцев вручил отцу Матфею 200 рублей. Отец Матфей, как опытный, дальновидный практик, возымел намерение употребить из этих пожертвованных денег часть на приобретение столярного инструмента. Один из послушников, едущих с нами, был хороший столяр, а впереди на новом месте по этому мастерству предстояло много дела, следовательно инструмент был необходим. Отправились мы в лавки и купили все необходимые принадлежности для столярного ремесла, которые и уложили в ящики, что и увеличило количество нашей клади. В то же время один Архангельский купец Г.Б. пожертвовал нам несколько ящиков сальных свечей, мыла и спичек. Еще прибавка к клади.

Время между прочим шло; приближался срок отхода парохода в Устюг, и снова Паисий и Феофилакт идут к управляющему пароходной конторы для личных переговоров о сбавке за проезд. На этот раз им удалось видеть управляющего: его больного выносили в кресле в сад подышать чистым воздухом, – до того он был расслаблен и удручен хворостью. На иноков он обратил внимание и расспросил, в чем дело. Выслушав просьбу старцев, он не согласился на уступку, остановившись на той же цифре за проезд и провоз клади до Ускорья, т. е. 100 руб., как было назначено ранее. Делать было нечего; Паисий и Феофилакт поклонились управляющему и дали ему просфору от Соловецких Чудотворцев на телесное здравие. Управляющий пригласил их придти на другой день для окончательного решения вопроса по отъезду.

Еще новое доказательство милости Божией и покровительства Святого Провидения, в самом начале ниспосылаемого инокам послушания: приходят они на другой день к управляющему, и что же видят: он совершенно здоров, принимает их благодушно и объявляет, что он всех восемь человек и сколько есть с ними клади доставит безвозмездно до Ускорья на барже, причаленной к пароходу.

Таких благоприятных последствий никто не ожидал. Поблагодарили старцы управляющего за такую милость, возвратились на подворье, сообщили свою радость настоятелю и остальной сопутствующей братии и общими силами возблагодарили Господа, сотворившего великое и славное с нами.

Обсуждая наше трудное, почти безвыходное положение в Архангельске, некоторые могут упрекнуть нас, – почему-де мы не обращались за содействием и помощью к богачам города; без сомнения, они не затруднились бы оказать помощь в таком благом деле. Обращались, но вот что вышло.

В то время гремела в Архангельске торговая фирма миллионера Г... Он сам случился на этот раз в Архангельске, и к нему-то отец Матфей отправил Амвросия просить доброхотного вспомоществования на возобновление Ульяновского Монастыря. Старца провели в сад, где Г... сидел под тенью дерев ветвистых. На вопрос: «что надо?» Амвросий обстоятельно изложил трудное положение братии, отправлявшейся на послушание в неведомый далекий край и просил именем Божиим пожертвовать на дорогу и на нужды обители. Но вместо того, чтобы отозваться сочувственно на просимость. Г... разразился упреками и укорами: «Вы, говорит, монахи, только и знаете, что шатаетесь из Монастыря в Монастырь: не живется вам на одном месте!» Вынул он из портмоне трехрублевую бумажку и, бросив на стол, презрительно произнес: «На, возьми, да убирайся!» Тяжело было Амвросию выслушать незаслуженный укор, оскорбительна была выходка богача, она заслуживала бы возражения, но смирение, налагаемое на монаха его саном, замкнуло уста; инок низко поклонился Г..., взял выброшенные три рубля, произнес: «Спаси Господи и помилуй за все!» и удалился. Рассказ Амвросия братии о том, как отнесся Г... к просьбе о вспомоществовании, утвердил во всех решение отложить до времени всякое искательство пожертвований, а возложить все упование на Господа.

Наступил Петров день, назначенный для отвала парохода из Архангельска в Устюг. Накануне отслужили мы всенощную, а поутру, в самый праздник, часы и молебен на благополучное совершение дальнего пути. После обеда на Соловецком подворье, часов около пяти вечера, погрузили на баржу всю нашу кладь и, простившись со всеми монашествующими, находящимися на подворье, отправились мы на пароход. Смотритель подворья, Иеромонах Феоктист, и прочие его сотоварищи провожали нас до пристани. Вечер в тот день был прекрасный: безоблачное небо, тишина, чистый воздух, успокоительно действовали на душу. Народу на пристани было множество, вся набережная была наполнена колыхающеюся толпою людей, то любопытствующих, то провожающих своих знакомых и родных. Но пароход еще не скоро отвалил. До восьми часов привелось дожидаться отхода. Солнце начало уже склоняться к закату, когда отчалились мы от пристани и ровным ходом стали удаляться от Архангельска. Помню хорошо я этот чудный вечер, какою-то особенною силою благодати на нас повеявший. Было тихо. Ветер упал; безоблачное небо сияло над колыхавшеюся рекою. Пароход с баржею, усиливая свой ход, бойко резал целое море расплавленного, сверкавшего тысячами искр и лучей серебра. Горизонтальные лучи склонившегося на закат солнца дивным светом обливали широкое русло Двины, и бриллиантами играли на ней мелкие струйки воды; в пароходных колесах, разбивающих воду в мелкие брызги, стояла радуга. Налюбовавшись видом, пробывши на палубе до тех пор, пока возможно было различать окрестные предметы, мы начали забираться во внутренность баржи. Она нагружена была бочонками сельдей в таком количестве, что по поверхности этого груза надо было пробираться чуть не ползком; но и то слава Богу, что приютились мы под крышею, представляющею защиту от непогоды. На сельдяных бочках поместились мы в повалку, рядом, конечно без особенного удобства, да и требовать этого было невозможно, потому что народу было множество, тесно и душно, а характерный запах от сельдей действовал одуряюще на голову. За ночь погода изменилась. Выйдя на палубу по утру, мы охвачены были северо-западным ветром. Мелкий дождь, как сентябрьская изморозь, обильно обдавал влагою. Все небо покрылось сплошными свинцовыми облаками. Сидеть на палубе было невозможно: холодно, сыро и неприглядно. И чем дальше, тем пронзительнее делался ветер, холод усиливался, запорхали снежинки; затем началась настоящая осенняя погода, т. е. и снег и дождь из хлябей небесных посыпались непрерывно. Только выйдешь на палубу – сейчас же назад, в душную конуру, для возлежания на бочках. К благополучию пассажиров, на палубе разведен был небольшой очажок, какие обыкновенно устраиваются на баржах и барках. На нем постоянно кипятили воду и раздавали желающим по 2 коп. за чайник. В такую ненастную погоду это много облегчало пассажиров, давая им возможность согреваться чаем. Так и пробивались мы с грехом пополам между теплом и холодом, сыростью на воздухе и покровом под крышею. Вдруг откуда ни возьмись, является к нам в баржу охранитель народного здравия в лице фельдшера и дает строгое приказание всем немедленно выходить на верх. В числе пассажиров большинство было чернорабочих, не имеющих теплой одежды, кроме плохонького зипунишка. Таким вовсе не желательно было выходить под снег и дождь, и потому они сперва не обратили никакого внимания на строгий приказ фельдшера; но ревностный блюститель санитарных условий, неизвестно с какого права и с чьего распоряжения, не удержался и, не внимая никаким резонам, начал орать во всю глотку: «Эй, вы – что тут лежите; все на палубу, все!» Выбрались. Холодно на палубе. Ветер и дождь со снегом хлещет немилосердно; сесть некуда; скамей нет, а под ногами сырость и грязь. Постояли немного, потешили горлопана, но стало невмоготу, и, не взирая на запрещения фельдшера, – один по одному опять забрались под крышу баржи: там хоть и душно, да по крайней мере не мочит и не так холодно.

Ненастная погода сопровождала нас до Ускорья, куда мы прибыли 6 Июля. Селение это находится на левом берегу Двины, против впадения в нее реки Вычегды. Здесь мы расстались с отцами Паисием и Феофилактом, их благословил отец Матфей – отправится в Устюг для сбора и испрошения помощи у благотворителей на возобновление и устройство Ульяновской обители. Паисий и Феофилакт поехали на пароходе в Устюг, а мы, выгрузив всю нашу кладь в Ускорье на берег, начали нанимать тут же подошедших к нам лодочников доставить нас с кладью до Сольвычегодска, в котором рассчитывали подрядить новых лодочников для дальнейшего следования в Ульяновскую обитель. Наняли мы в Ускорье три легких лодки и отправились благословясь, сперва некоторое расстояние по Двине, а потом, войдя в Вычегду, поплыли вверх по ее течению, где на веслах, где тягою, которая весьма удобна была по обширным песчаным отмелям, в изобилии встречающимся по реке Вычегде.

От Ускорья до Сольвычегодска около 25 верст водою. В переезде этого пространства мы, не видавшие столько дней солнца, обрадованы и оживлены были прояснившейся погодой. Ветер переменился, облака порастащило, пахнуло теплом и облило природу солнечным светом. В третьем часу дня, того же 6 Июля, мы подъехали к Сольвычегодску, приставши к берегу почти против Собора, знаменитого исторического памятника нашего дальнего севера. Построение его относят ко временам владычества графов Строгановых, оказавших помощь Ермаку, покорителю Сибири. В Соборе до сих пор сохранилось еще несколько заслуживающих внимания предметов старины, относящихся к Строгановскому владычеству. В нем хранится, как святыня, ветхое облачение Святителя Стефана, в котором он совершал обыденное богослужение.

Доставивших нас в Солъвычегодск лодочников мы просили остаться до утра, для того собственно, чтоб, при найме лодки для дальнейшего следования, сделать перегрузку клади прямо с лодок, без излишней ломки. Двое не согласились и две лодки уплыли, а третья осталась. Какой багаж был на двух лодках, – выгрузили на берег, явилась необходимость безотлучно караулить кладь, как выгруженную на берег, так и оставшуюся в третьей лодке. Стали затем мы разыскивать, – не наймется ли кто-либо доставить нас водою от Сольвычегодска до Устьсысольска. Расспросы об этом продолжались не долго: нам указали на одного местного мещанина, у которого был крытый шняк, небольшое палубное суденышко, вместимостью до 200 пудов груза. Отец Матфей на другой день, т. е. 7 Июля, отправился к этому мещанину, который и условился с ним за 45 рублей доставить нас в этом шняке до Устьсысольска. Хозяин привел свою лодку, и все что было на берегу клади, а также и в третьей лодке, перетаскали и уложили в шняк с чрезвычайным удобством, после чего, как называется, сердце стало на место. После продолжительного переезда на барже в духоте и сырости, под влиянием дурной погоды, затем в маленьких лодках по Вычегде до Сольвычегодска, перебраться в крытое судно, спокойно и свободно в нем поместиться уже составляло для нас своего рода блаженство и отдых. Хозяин судна объявил нам, что до завтрашнего дня он не будет отваливать, так как завтра (8 Июля) в городе праздник: Прокопьев день, и ему хочется отстоять обедню.

Накануне, в 6 часов вечера, начался благовест ко всенощной во всех церквах города, а их в Сольвычегодске более десяти. Наши иноки почти все ушли кто в какую церковь помолиться Богу; на лодке осталось нас только двое для караула. Около половины всенощной, мы услыхали в городе веселое в несколько голосов пение, неприятно подействовавшее на нас, не привыкших к нарушению благоговейности и смиренной тишины в то время, когда перед праздником совершается богослужение и когда помыслы человеческие невольным образом должны возноситься к Господу, чего требует не только убеждение каждого верующего, но даже приличие. С рынка, по набережной, около самого Собора, из которого в открытые окна раздавалось стройное духовное пение, шла по направлению к Монастырю толпа девиц, около 15 человек. Взявшись за руки, они бесцеремонно, во всю силу горланили песни. За этою толпою появляется другая, наконец и третья. От песней девицы перешли к игрищам, в которых и кружились до полуночи. Спрашиваем мы, что это за беснование, по какому обстоятельству, отчего накануне праздника, когда бы и неприличествовало?

А это, объясняют, козачихи или работницы; обычай здесь такой: одним из них кончился срок найма, другие в этот день нанимаются на новый срок; на радостях те и другие и разгуливают, пока еще на воле, а там уже надо работать, не до гулянья.

На другой день, в праздник Прокопия и Казанской Божией Матери, заблаговестили в 9 часов утра к обедне, отстоявши которую, мы напились на судне чаю, кроме отцов Матфея и Амвросия, не употреблявших чаю, потом сварили сухую треску, да еще купили сельдей соленых и этими продуктами пообедали во славу Божию.

В четвертом часу пополудни пришел хозяин судна с тремя рабочими и, помолившись Богу, попросил благословения у отца Матфея, после чего распорядился отвалом для продолжения нашего путешествия. Город еще был на виду, когда зазвонили в нем к вечерне. Услышав звон, все осенили себя крестным знамением, а отец Матфей и говорит: «Разве и нам прочитать вечерню и повечерие?» Надел он епитрахиль и сделал начало. Прочитали мы вечерню, пропели стихиры, потом малое повечерие, с канонами и акафистами. Таким образом с Божиим благословением начали мы свое путешествие вверх по реке Вычегде. И частенько мы затем занимались на лодке церковным песнопением, разнообразя им наше медленное плавание и ободряя душу и сердце на предстоящие подвиги.

Погода утвердилась хорошая, попутного ветра не было; стояла тишина, а если и дунет ветер, то встречный. Мы шли исключительно тягою, около песков, переваливая с одной стороны на другую сообразно тому, как с одного берега на другой переходили песчаные косы. На смену рабочих часто выходили наши иноки тянуть лодку, мерно шагая песками около заплеска верст по 15-ти, по 20-ти без отдыха. Трудился в этой работе и настоятель наш, отец Матфей, подавая своим чадам безропотный пример смирения.

С каждым поворотом реки менялись виды: то расстилались перед нами обширные глади сенокосных пожней, уходивших в мутную даль, развертывавшихся как в панораме по мере движения лодки; то из волнистых линий зеленеющего берега выплывали села; изредка белый храм легкими очертаниями подымался посреди скучившихся вокруг его деревянных изб. На его кресте и главах играло солнце. Вдали, по краю плеса, куда только мог забраться глаз, синела на горизонте смутная полоса сплошного хвойного леса.

Медленно тянулась лодка, медленно шло время, однообразно день за днем. Уже половина Июля, народ страдует, сенокос в полном разгаре. Мы знаем, что в Ульянове есть монастырские пожни. Отца Матфея очень заботило, – что-то там делается. Невольным образом, как-то независимо от самих себя, начала водворяться в нас дума об интересах обители, как о своих собственных. И чем ближе подвигались мы к цели, тем более крепчала и мужала эта дума. Отец Матфей нашел удобнее из Яренска отправиться в Ульянов на лошадях, чтоб захватить сенокосные работы. Он прибыл туда 21 Июля.

Мы, во главе с о. Амвросием, остались на судах. Надоело нам плыть: и жар утомлял, и комары нападали, и бездеятельность сокрушала дух. Только и думы, чтоб поскорее добраться до места; но Господь не ускорял наш путь, испытывая наше слабое терпение. Но вот 24 Июля по-утру увидали мы вдали город Устьсысольск. День был Воскресный. Думали мы попасть к поздней обедне, но не тут-то было: город на виду, отчетливо слышен звон колоколов, призывающих богомольцев, но добраться до него скоро не можем: река перед ним извилиста; обход песков и излучины ее удлиняют путь. Когда мы, въехав в Сысолу, пристали к городскому берегу, обедня в Соборе уже отошла. Остановились мы в Устьсысольске у одной вдовы, с расположенностью принимающей странников. У ней же останавливался отец Матфей, когда проезжал в Ульянов. Тут же встретили мы отцев Паисия и Феофилакта, которые из Устюга уже два дня как .прибыли в Устьсысольск, ехавши сюда через Лальск. Радость этой встречи была самая искренняя: опять мы все вместе под знамением одной цели и одних забот. Отдохнувши малость, отправились мы: на судно выгружать нашу кладь, для перевозки которой в городе местный купец Михаил Назарович Забоев дал нам лошадь и дозволил весь наш багаж сложить в один из своих амбаров, до отправки в Ульяновскую обитель. Отправкою этою не замедлили. О. Матфей оставил приказание, если найдутся извозчики, то кладь спешно препроводить в Ульянове. Извозчики нашлись и были наняты, но весьма за большую цену, так как стояла самая кипучая страда и время ценилось дорого. В отправку снарядили один экипаж тройкою и два по паре, уложили на эти подводы багажа, сколько было возможно, из вещей самих: необходимых, а остальное, не очень нужное, оставили в Забоевском амбаре до времени.

Обыватели города Устьсысольска приняли нас радушно и некоторые делали посильные приношения нам, переселяющимся монахам на созидании обители во славу Божию. Слышно было, что в Ульянове нет ни муки для просфор, ни ладану, ни церковного вина; а между тем близится праздник коренной, Ульяновский, – Нерукотворенного Образа, 16 Августа. В удовлетворение этой нужды, Устьсысольский купец Суворов пожертвовал инокам один мешок первого сорта муки, пять фунтов ладану и бутылку церковного вина; все это мы отправили вместе с кладью. Узнав цель нашего переселения, и другие горожане Устьсысольска помогали нам, кто чем мог. Но нужно было поспешать на призыв о. Матфея: он велел скорее приезжать в Ульянове. Во время пребывания нашего в Устьсысольске ты у некоторых лиц служили всенощные, у других молебны по усиленной просьбе обывателей. В том же доме, где мы стояли на квартире, у благочестивой вдовы, правили мы каждый день молебны и два раза всенощные с вечера. Народу на наши богослужения собиралось множество и все выстаивали до конца, несмотря на то, что служба продолжалась более трех часов.

Прожили мы в Устьсысольске до 29 Июля не без пользы для обители. Паисий и Феофилакт заезжали в Устюг тоже не понапрасну; возвращаясь оттуда, производили они сбор и по дороге, так что подаяния от доброхотных жертвователей не оскудевали, хотя собирались и не в большом количестве.

Вечером, 29 Июля, мы распрощались с Устьсысольском, из которого выехали в Ульянов на лошадях. Отец Паисий, Амвросий и Феофилакт ехали безостановочно до Деревянского, последнего селения на пути к Монастырю.

Двое послушников следовали хотя тоже на переменных, но по временам задерживались на станциях, поджидая отправленных из Устьсысольска извозчиков с кладью, при которой неотлучно был третий из послушников. 31 Июля, часов около трех пополудни приехали мы в село Деревянское, где старцы, прибывшие сюда ранее, нас ожидали. Мы объявили, что извозчики с кладью будут в Деревянск к вечеру. Старцы наши остановились у местного Священника, о. Симеона, куда и мы примкнули, пользуясь его радушием и гостеприимством. В ожидании извозчиков, о. Феофилакт начал в Деревянске подыскивать мужичков – доставить нашу кладь в лодках по Вычегде до Ульянова. Тогда еще не существовало в обитель сухопутной дороги.

Священник передал нам, что он виделся с о. Матфеем, когда он проезжал несколько дней тому в Ульянове. На вопрос отца Симеона, кто он и куда едет, настоятель наш отвечал: он послушник, едет в Ульяновскую обитель, куда командирован начальством, и просил благословить его. – «Я, говорит о. Симеон, от души благословил его, а вот теперь, как узнал, что то был не послушник, а настоятель, то и стыдно мне, что принял я его не подобающе».

Между тем время подвигалось к вечеру; показались и извозчики, которых мы и направили на ту часть берегового угора, под которым стояли нанятые нами лодки, чтобы грузить на них кладь прямо с возов. Покуда возились с багажом, стаскивая его под гору и укладывая в лодки, и рассчитывали извозчиков, в это время у радушного отца Симеона готовился для нас ужин. После погрузки лодок, поужинавши у Священника, поблагодаривши его за гостеприимство, пошли мы на берег к лодкам, в сопровождении отца Симеона, пожелавшего нас проводить и посмотреть, как мы усядемся. На пути перехватил нас о. Диакон, старичок того же села, и начал усердно просить побывать у него в доме, но по случаю позднего времени мы не могли воспользоваться приглашением отца Диакона. На берегу собралась толпа мужиков и баб, любопытствующих посмотреть на нас, монахов с моря. Некоторые подходили под благословение к старцам. Простившись со Священником и Диаконом, пригласив их в Ульянов на праздник 16 Августа Нерукотворенного Образа, мы уселись в лодки и отвалили от берега. Солнце уже закатилось. Ярко разлилась заря по безоблачному небу; загорелись кой-где звездочки, но месяца не было, и потому темнота по мере того, как угасала заря, все более и более стала сгущаться. Мы без остановки поднимались вверх, нам хотелось к утру добраться до Ульянова, чтоб поспеть к службе, так как 1 Августа, в которое мы должны были закончить свое путешествие, был водосвятной праздник. Первое плесо проехали благополучно; но темнота усиливалась, скрылись в ночи очертания берегов и мы частенько стали наползать на мель, а иногда так крепко заседали, что гребцы спускались в воду и продергивали лодки волоком на более глубокое место. А ночь становилась все темнее и влажнее; нужно было потеплее одеться; особенно стало прихватывать на утренней заре. Казалось бы уж и приехать в Ульянов пора, не далеко бы от Деревянска, водою считается около 20 верст, а все не можем добраться. Рассвело; гребцы говорят, что – близехонько, тут и есть; но вдруг туман закутал реку, расстилаясь перед нами белою, непроницаемою пеленою: ни окрестностей, ни берега, ни растущего на нем леса, ни самой воды – ничего не было видно. Но рабочие хорошо знали местность; они скоро пристали к берегу и объявили нам, что приехали. Туман, однакож, препятствовал нам рассмотреть Ульяново. Отец Феофилакт с одним из послушников пошли известить о. Матфея о прибытии. Между тем солнце пробило своими светлыми лучами густой туман и он заволновался, начал прядями расстилаться сначала по земле, потом стал медленно подниматься к небу. Скоро возвратился отец Феофилакт с двумя лошадьми, запряженными в дровни для перевозки клади. Нас всех несколько удивил странный способ езды на дровнях в летнюю пору. Но оказалось, что в здешней стороне колесные экипажи отсутствуют и крестьяне все тяжести при своих сельскохозяйственных работах и в летнее время перевозят на полозьях. Такой же способ перевозки практиковался и в Ульянове.

Выгрузили мы нашу кладь из лодок, сложили на дровни и вместе с возами пошли к обители сначала лугом около полуверсты, а потом поднялись несколько в гору и дошли до самой церкви, которая как-то резко выделилась перед нами из тумана, точно из земли выросла. Церковь бревенчатая, одноглавая, как видно еще не очень давней постройки; над нею срублена небольшая колокольня, на которой висят несколько мелких колоколов. Мы, осенив себя крестным знамением перед храмом, не долго его рассматривали, спеша к своему дорогому Настоятелю, о. Матфею. Против церкви старый деревянный дом, крытый на два ската тесом топорного дела, как обыкновенно строят в деревнях; неподалеку от него еще два подобных же дома, принадлежавшие причту, значительно обветшали: рука времени наложила на них признаки разрушения. Мы подошли к тому дому, где приютился о. Матфей. Он как раз вышел в это время умываться на крыльцо, на котором, по деревенскому обычаю, подвешен был на деревянном крюке умывальник, сделанный из берестяной коры. Увидавши нас, о. Матфей обрадовался, поздравил с приездом и, показывая белую кору берестяного умывальника, сказал: «Вишь в какой мы роскоши живем: и умывальник у нас серебряный!» Поднялись мы на крыльцо к отцу Матфею, взошли в сени: по одну сторону их – изба с русской печью; в ней никто не живет; по другую – изба, где помещается отец Матфей, но чтобы попасть в нее, надо было сперва пройти на сарай, где складывается сено, и оттуда уже в избу. Куда неказисто было внутреннее убранство в помещении нашего Настоятеля; нет ни одного стула, так что не на что было сесть; хромоногая скамейка около стены, на ней разостлан подрясник, и это – постель, на которой спал отец Матфей. Ветхий стол, закоптелый потолок, старые рамы с разбитыми стеклами в окнах, отсутствие посуды на полках посудника, словом – нищета во всей своей грустной неприглядности.

Перевезенную с лодок кладь сложили мы в общую кучу до времени. Отец Матфей пока не проверял ее: он торопился в церковь служить обедню; всенощная отслужена была с вечера. Мы тоже отправились в храм. Господи, какая бедность! Церковь двух-престольная: на правой стороне престол в честь Спаса Нерукотворенного Образа. Тут же против правого клироса в иконостасе помещена чудотворная икона Нерукотворенного Образа. Мы приложились к ней, поручив себя мыслями Господу Вседержителю и Его святой воле. Налево престол во имя Похвалы Богородицы, икона коей, почитаемая тоже чудотворною, находится в местном ряду против левого клироса. Иконостас храма сооружен в три яруса, с иконами посредственной иконописи местных Устьсысольских мастеров. Резьбы на иконостасе нет никакой; выкрашен он темноголубой краской; четыре лампады перед иконами медные, и только две из них, которые перед чудотворными образами, отбелены. Выносной подсвечник зеленой меди помятый; свечи в лампадах хотя и восковые, но заплывшие и запыленные до крайнего неряшества. Украшения на чудотворных иконах медные. Служебные книги все истрепаны; одежды на престолах полиняли и обветшали; других на смену их не имеется. Запрестольное Евангелие в 1/4 долю листа только одно во всем храме; доска на нем медная; крест тоже один медный, кадило с порванными цепями. При виде всей этой скудости, доходящей до убожества, заныло сердце, затосковала душа и невольно вспомнилось богатство и благолепная обстановка Соловецкого Монастыря, изобилующего сокровищами. Боже милостивый, помоги и укрепи нас! Сколько борьбы с нуждою и недостатками предстоит впереди; хватит ли на это сил и терпения!

В притворе храма сложена большая, неуклюжая печь, но тепла она, говорят, не держит. Окна в церкви четвероугольные, небольшие с мелким переплетом, и потому в храме постоянно господствует полусвет. Вместо ограды около церкви – частокол.

Пока мы все это рассматривали, о. Матфей, облачившись, совершил проскомидию; и начался благовест к обедне, по случаю праздника, в большой колокол; а этот большой колокол всего весил 16 пудов. В церкви мы увидали местных иноков обители, старцев, убеленных сединами; их было три Иеромонаха и один послушник. Вот и весь почти штат Ульяновской пустыни, заведыванием которой эти монахи занимались до нашего приезда. Один из Иеромонахов, о. Виталий, занимал должность настоятеля; прежде он долгое время был экономом Семинарии в Вологде.

Местный Иеродиакон, старичок лет 70, служил в этот раз с о. Матфеем. Мы встали на клирос, прочитали часы, начали петь обедню уже по Соловецкому Уставу. Вышел Диакон на амвон в ситцевом засаленном стихаре. Голос старческий, дрожащий. У отца Матфея тоже риза ситцевая, парная с диаконским стихарем. По окончании литургии пошли святить воду на речку, протекающую под горой, неподалеку от церкви. Для крестного хода оделись соборно, надев из старого небольшого запаса здешней ризницы облачение – кому какое досталось; иное было до того поношено, что едва держалось на плечах. После освящения воды, возвратившись в храм, отслужили благодарственный молебен Господу Богу и Божией Матери, Св. Стефану Пермскому и преподобным Соловецким Чудотворцам Зосиме и Савватию за благополучное прибытие наше к месту назначения, с испрошением помощи и вразумления в предстоящем труде. Долго продолжалась наша первая служба в Ульяновской обители, усердно воссылали мы к Господу Богу молитвы наши на укрощение душевной скорби; но плоть немощна и потому, после бессонной ночи и длинного богослужения, с удовольствием попили мы чайку у отца Матфея. Туда же пришли и коренные обитатели монастыря, поименованные выше старцы. За чайком потолковали о хозяйственных делах, о том за какое дело сперва приняться нужно, но на определенном решении ни на каком не остановились.

Трапезовать собрались мы все в отдельную избу. Небольшая комната в ней, разделенная перегородкой, носила наименование трапезы. Посредине ее сложена печка, по запечке проход, вокруг стен лавки, около лавок два небольших, ничем не покрытых стола. После обычного благословения пищи, принялись мы за предлагаемое, истинно монашеское ястие и питие: перед каждым из нас положено по ярушнику (хлебцы из ячной муки), в долбленых самодельных чашках – старая кислая капуста, в таких же чашках квас свареный без солоду, затем грибница, т. е. похлебка из свежих грибов, вот и весь обед; но и на том спасибо: время постное, чревоугодничать не приличествует.

Жаль теперь, что все эти вещи – как церковные, так и бывшие в трапезе, – мы не догадались сохранить до настоящего времени. Они служили бы фактическим доказательством той бедности обители, в которой мы нашли ее при нашем в ней водворении.

В тот же день стали мы разбирать привезенные с собою вещи и потом занялись размещением прибывшей братии в существующих при обители зданиях, и устроились на жительство по углам, как только было возможно: Паисий и Феофилакт поместились к старому Настоятелю; Амвросий – к о. Матфею в комнату; Феодосии и два послушника – через сени в отдельную избу, благо нашлось жилье. Таким-то образом и поселились мы на нашем новом жилище, не имея перед собою ничего утешительного, кроме твердой надежды на Подателя благих. Явились мы сюда устраивать Монастырь, поднять его из положения запустения в прославление имени Божия, значит дело делать, но как его делать, за что приняться, – эти тревожные мысли, вероятно, ни на минуту не оставляли и старцев наших, и мы часто видели глубокий след задумчивости на их лицах и грустно опущенные головы. За что бы ни взяться для простой обыденной потребности, – ничего нет; понадобилась небольшая кадочка и ту привелось идти отыскивать в селении за 9 верст. Но не возроптали наши старцы, не упали духом; они проявили в себе в критические минуты силу воли настоящих подвижников и с бодростью принялись за труд. Видя в своем назначении Промысел Божий, приведший их на это пустынное место, они не усомнились в той помощи, которую с упованием ожидали от благости Всевышнего и щедрот Его. На первых же порах покровительство Божие проявилось к нам в водворении единомысления; все мы с одинаковою энергией) стремились к цели, розни во мнениях между нами не было; все думали о предстоящем нам деле – как один человек. В том-то и заключалась наша сила.

II. Местность Ульяновской обители. Вид на окрестности. Приступ к работам. Выбор места под Монастырь. Подвоз леса. Отец Настоятель обжигает кирпичи. Проложение новой дороги. Выкладка фундамента первого братского корпуса. Отъезд иноков за сбором. Занятия в Монастыре. Зима. Сборщики в Устьсысольске. Успех их. Приезд их в Вологду. Внимание к ним Епископа, разрешившего сбор. Иноки в Москве

Местность Ульяновского Монастыря, как картина природы, весьма привлекательна. Церковь и обительские дома построены под горою; напротив их, по направлению к югу, ровной скатертью расстилаются монастырские луга вплоть до реки Вычегды. Сзади домов, к северу, поднимается гора, на склоне которой посеяна была рожь, колеблемая теперь легким ветерком, нагоняющим живые волны в ее золотистых колосьях. Поднялись мы на гору, поросшую мелким ельником. Под ногами у нас засеянные поля, далее зеленый ковер ровного луга, за ним Вычегда, широкою блестящею полосою уходящая на запад, в глубину темного леса. Вершина горы представляла из себя ровное место, от которого скат весьма правильно спускался на все четыре стороны. У всех нас мелькнула мысль: как бы хорошо было, если б Господь благословил воздвигнуть Монастырь именно на этой горе. Мы обозревали ее в первый день нашего приезда уже под вечер. Солнце склонялось к закату; мелкие тени ложились в овраги. Свежим, здоровым ветерком веяло с реки. На душе росло какое-то мягкое, разливающееся в неопределимых смутных надеждах чувство. Как хороша перед нами эта яркая разцвеченная низь! Все оттенки этой низи, с раскинувшимся на ней озером в плоских берегах, облегаются при закате в такие краски, каких не создать никакою кистью, никаким воображением.

Выше я сообщил, что отец Матфей оставил нас в Яренске доканчивать путь водою, а сам на лошадях поспешил в Ульянове, чтобы захватить сенокос. Он приехал на место 21 Июля и хорошо сделал, что поспешил. Местные старцы Ульяновской обители, по неимению средств, до приезда его, сенокоса и не начинали. Отец Матфей как только приехал, ни мало не медля, стал нанимать поденщиков для уборки сена. Ко времени нашего приезда, т. е. к 1 Августа, сенокос на пожнях, принадлежащих монастырю, уже почти был окончен.

По вступлении прибывших в Ульянове старцев в отправление своих обязанностей: о. Матфея – Настоятельской, о. Паисия – Казначейской, о. Феофилакта – Эконома, о. Амвросия – Духовника, они дружно принялись за то дело, на которое посланы. Отец Матфей написал своему брату С. А. Сунцеву в Вятку об оказании вспомоществования на благоустроение обители. Ответ не замедлил последовать с приложением 600 рублей.

По окончании полевых работ, Настоятель, Феофилакт и Феодосии, с несколькими нанятыми рабочими, начали собственноручно заготовку лесного материала для постройки братского корпуса и церкви, в выборе места под которые в первый раз произошли разногласия между иноками: отец Матфей выразил мнение возводить новые постройки около старой церкви, под горой, во избежание затруднений и излишних расходов при поднятии материалов на гору; а все прочие старцы желали строиться на горе, на облюбованном месте, с которого Монастырь, в случае его благоустроения, будет иметь чрезвычайно привлекательный вид из далека. По случаю разделившегося мнения, решили бросить жребий, где быть монастырю. Желая, чтоб Сам Господь указал для этого место, метание жребия совершено было с некоторым священнодействием: два билетика с подписью «на горе» и «под горою», перемешавши, положили под пелену престола и через неделю, по усердной молитве иноков, вынули из-под пелены и пал жребий – строиться на горе. Решив таким образом спорный вопрос, не медля начали мы расчищать поросшее кустарником темя горы. Дружно закипела работа, и в непродолжительное время образовалась на горе довольно обширная площадка.

Паисий и Феофилакт, объездив ближайшие к Монастырю деревни, произвели довольно удачный сбор хлеба и овощей для продовольствия братии, приглася крестьян оказать помощь вывозкой бревен из леса к месту постройки. Некоторые из окрестных жителей приезжали по первому снежку и бревна по два, по три вывезли, подняв их на гору. Скоро вывезено было столько леса, что для основания здания оказалось достаточно. Слух о проектируемых постройках в Ульянове распространился; пришли плотники, подрядились осенью заложить основание корпуса, а великим постом, с наступлением Мартовских дней, возвести его стены и продолжать затем дальнейшую отделку. Между тем старцы решили перекласть в церкви, до наступления зимы, печку из простой пекарки в голландку; но вот беда: кирпичей достать негде. Начали оповещать, нет ли мастеров для кирпича. Явился один мужичок, наделал немного кирпичей и, оставя их так сырцом, без обжигу, ушел.

Сидим мы однажды, после обедни, у о. Паисия и пьем чай. Кто-то из нас посмотрел в окно и видит – идет человек, обутый в коты21 в белом холщовом балахоне, на голове колпачок, сам перемаран весь в саже. Смотрели все и узнать не можем, кто бы это был такой. Вышли мы на крыльцо и изумились: Настоятель наш – отец Матфей оказался в таком виде. Когда мы были в церкви, у обедни, он, сообразив, что кирпичи необходимо требуются, а обжечь их некому, решился сам приняться за это дело: перетаскал в овин сырец, сложил в печку и начал обжигать, Провозившись в дыму и копоти несколько часов, он весь перепачкался в саже. Подивились мы тогда его самоотвержению, его необыкновенной способности, не щадя живота своего, трудиться для предназначенной цели, не гнушаясь свойством самого труда. Правда, что и прочие старцы не складывали рук, не знали себе отдыха, но о. Матфей был впереди всякого дела, на которое воистину избрал его сам Бог, дав таких же ретивых и убежденных помощников.

До начала заморозков прорубили мы от реки Вычегды по направлению к трактовой дороге просеку, на протяжении девяти с половиной верст для проложения этою просекою грунтового пути; а то в обитель не было никакой дороги: надо было попадать в нее от Деревянска снизу и из Устькулома сверху летом водою по Вычегде, а зимой дорогою, пролагаемой по льду тоже рекою. Теперь прорубленною просекою устроена хорошая дорога, для постоянного сообщения с Монастырем.

Фундамент под братский корпус был готов к 27 Сентября. В этот день, составляющий память преподобного Савватия Соловецкого, совершили соборно литургию, подняли чудотворные иконы Нерукотворенного Образа и Похвалы Божией Матери и пошли крестным ходом на гору, к месту постройки; отслужили там молебен с водосвятием, воздав благодарение Богу об оказании помощи в начале основания первому дому возобновляемой обители. В тот же день простились мы с дорогими нашими старцами, отцами Паисием и Феофилактом. Еще ранее решено было, что из среды братии следует непременно командировать двоих в Вологду к Епископу, просить у Его Преосвященства для устроения Монастыря разрешения на сбор не только в пределах Вологодской Епархии, но и в столицах. Часа в три пополудни, 27 Сентября, все мы собрались в церковь и отслужили напутственный молебен, призывая на помощь Господа Бога, Пречистую Богородицу, Святителя Стефана Пермского, Соловецких угодников Зосиму и Савватия. После чего, уже в доме, Паисий и Феофилакт пали в ноги Настоятелю, прося благословения и его молитв в успехе на предстоящем им новом и трудном послушании по сбору приношений от доброхотных дателей для обители.

Простились наши труженики с Настоятелем, простились и с братиею и со всеми находящимися в обители послушниками и рабочими (а в то время уже было всех живущих в Монастыре до 25 человек), простились скорбно, сели в лодку и поплыли вниз по Вычегде к селению Деревянскому.

Провожая их, мы не сходили с берега до тех пор, пока лодка не скрылась из глаз за излучиной реки. И когда они скрылись, отец Матфей простер руку и истово послал еще раз им свое благословение.

Монастырский день проходил у нас по установленному порядку, однообразно; главные занятия иноков заключались в отправлении церковной службы: вечерни, утрени, обедни и проч. По некоторым дням обедни не было, а служили часы; случалось это по неимению вина. Мы тогда заимствовались им из двух ближайших сельских приходов; но с Ноября нужды в вине мы уже не испытывали: Паисий и Феофилакт прислали нам его из Устьсысольска в достаточном количестве на целый год, и с того времени обедня в обители совершалась ежедневно. Вскоре после отъезда Паисия и Феофилакта, получился разрешающий указ из Вологды от Епископа Павла на устройство деревянного храма во имя Преподобных Зосимы и Савватия при строящемся деревянном братском корпусе. Девятого Октября, тем же порядком как и ранее, подняли мы чудотворные иконы, после литургии с крестным ходом отправились на гору к месту постройки, отслужили там водосвятный молебен, как положено на закладку храма, которую тут же и сделали.

Наступила зима со всеми ее неприветливыми явлениями, с северо-восточными суровыми ветрами, дующими с холодных волн ледовитого океана, с ледоходом по Вычегде, с заносами наших тропинок в обители, с короткими днями, с негреющим солнцем, едва поднимающимся на горизонте. Как только установилась зимняя дорога, Настоятель нанял крестьян вывозить заготовленные бревна из лесу и подрядил на новую значительную заготовку лесного материала для обители.

Время шло. Слухи доходили до Монастыря, что о. о. Паисий и Феофилакт, доехавши до Устьсысольска, все еще живут в нем и что они там делают, зачем застряли, – неизвестно; уведомления от них не получалось, и у Настоятеля беспокойство дошло до тревожного состояния: – «Надо, – говорит, – ехать им в Вологду к Епископу, а там, по получении разрешения, спешить в большие города, для отыскания благотворителей, которые бы могли дать серьезную помощь обители, а они живут в маленьком городе, без пользы». Но на деле вышло не то: старцы не жили праздно в Устьсысольске; обыватели города, видя чистосердечные заботы иноков об Монастыре, проявили материально к нему свое сочувствие, жертвуя от избытков своих по силе возможности, – кто чем мог. Кроме того, о. о. Паисий и Феофилакт приобретали в городе средства своими трудами: они служили всенощные, молебны, у всех кто бы ни попросил, и не смотря ни на какую погоду, – по первому же зову бежали к приглашающим. Последствиями такого труда было то, что от приношений, жертв и вознаграждений возможно было изготовить несколько шелковых и хотя не дорогих парчовых риз, подризников, стихарей, воздухов, покровов и других священных принадлежностей. Все это отправлено было старцами из Устьсысольска в Ноябре месяце в Монастырь в двух больших сундуках. В них уложены были кроме церковных принадлежностей и другие пожертвованные предметы для домашнего обихода, а также и часть съестных продуктов.

Помимо приобретенной иноками от доброхотных дателей для обители движимости, в Устьсысольске одна купеческая вдова Сидорова пожертвовала в пользу Монастыря двухэтажный дом, где находится в настоящее время Ульяновское подворье. Таким образом от Устьсысольска, от нашего маленького уездного города, началась первая материальная помощь для обители: отсюда начал являть милость Всевышний Господь на благоустроение Монастыря, а затем впоследствии эта милость возбудила сердца усердием и жителей великих градов и потом и всей святой Руси, всегда отзывчиво откликающейся приношениями на построение храмов и созидание обителей. Неиссякаемо, со всех концов России, потекли милости в помощь к нашему Монастырю, словно разверзлись хляби небесные, изливающие на нас свою благодать, как увидим из дальнейшего рассказа.

Старцы Паисий и Феофилакт, прибыв в Вологду, явились к Преосвященному Павлу, который принял их весьма ласково, расспросил о Настоятеле, отце Матфее, и обо всем, касающемся устройства обители, причем отнесся к стараниям иноков с отеческим сочувствием. Он немедленно распорядился приготовлением разрешения на сбор и выдачею на этот предмет установленной книги. С этою книгою иноки посбирали сперва в Вологде, хотя сбор этот и не был значителен, а потом отправились в Москву и Петербург. Настоятель часто получал от них письма, с более или менее подробным изложением успехов на поприще их послушания. Нередко пересылались ими в обитель деньги, собранные в разных местах, иногда и церковная утварь, пожертвованная или изготовленная в столицах. Теперь мы их оставим при их деятельности, и снова возвратимся к нашей Монастырской жизни.

III. Жертва на колокол. Благотворение Сунцова. Весна и работы в обители с наступлением весеннего времени. Деятельность Настоятеля. Внезапный приезд Епископа Павла. Пребывание его в обители. Посвящения. Проводы Преосвященного. Окончание братского корпуса. Переход на новоселье. Присылка духовных книг. Получение иконостаса в новый храм. Освящение церкви. Трапеза после освящения. Обитель усиливается имуществом и средствами. Посвящение о. Матфея в сан Архимандрита. Исчезновение монаха. Подготовка к сооружению Соборного храма. Закладка оного. Второй братский корпус. Новый Епископ

Дожили мы до Рождества Христова. В такой большой праздник следовало бы совершить литургию соборно, но привелось служить одному Настоятелю, да еще и без диакона, который перед праздником сделался нездоров. Постороннего народа в тот день собралось в нашем маленьком храме много. Один крестьянин, пришедший в Монастырь помолиться верст за 30, изъявил желание соорудить для Ульяновской обители колокол в тридцать пудов и в тот же день, после обедни, передал на это отцу Матфею 300 рублей. Но этих денег недостаточно на тридцатипудовый колокол, почему Настоятель, послав их в Вятку к своему брату, просил его, не найдет ли он кого-нибудь из благотворителей для оказания помощи на пополнение расходов по сооружению колокола. На такое благотворение вызвался сам Сунцев, и колокол был заказан на заводе Бакулевых в г. Слободском.

В Январе 1867 года в обитель доставлено было клади из Вятки от Сунцева на 30 подводах.

Все, что нужно было для церкви, припасов для монастыря, а также приборов и разных принадлежностей для внутренней отделки корпуса, не было забыто нашим радетелем, г-м Сунцевым. Прислано было им также достаточное количество и съестных продуктов для братии. За приношения благодетеля, с такою искренностью и открытою душою отнесшегося к нуждам нашей бедной обители, мы возблагодарили Господа и отслужили заздравный молебен за жертвователя. С увеличением Монастырских средств, возбудились в заботливой голове отца Матфея более широкие планы по устройству обители. К весне приискан был подрядчик на выделку 300 тыс. штук кирпича для сооружения каменного храма.

Перед праздником Похвалы Богородицы привезли из Слободского новый тридцатипудовый колокол. Освятивши, повесили его на столбах. Для маленькой деревянной колокольни он был велик, и потому приспособить его там мы опасались. В течение великого поста богомольцев в нашу Ульяновскую обитель стекалось очень много. Не взирая на недостаточные средства, решено было, согласно установленного порядка в Соловецком Монастыре, всех приходящих в обитель продовольствовать в трапезе братской пищей. Так решили иноки с первого раза по прибытии в Ульяново, так это продолжается и до сих пор.

Наступила весна. Дохнула она своим благотворным веянием на природу, оживила нас своею благодатью. Дни длиннее и светлее, небо глубже и прозрачнее; чувствуешь бодрость в силах, веселие на душе.

Плотники вместе с рассветом начинают стучать своими топорами на постройке, работая над сооружением церкви и братского корпуса. Отец Матфей не дает себе ни покоя, ни отдыха: раньше плотников встает от сна, вместе с ними уходит с работы, и в течение дня то и дело поднимается на гору на постройку. Не опускает он в то же время и церковной службы, соблюдая свою череду. Это был воистину вполне окрепший и установившийся для высшего призвания пастырь словесного стада Христова и домовитый хозяин: он и на служении, он и около построек, он и на полевых работах, и на кирпичном заводе, и в столярной, где изготовляли рамы, двери, шкапы для церкви и проч.

В Июле пришло известие, что Вологодский Архиерей, Преосвященный Павел, будет в Устьсысольске. Настоятель командировал в город отца Амвросия приветствовать Владыку. С Амвросием поехал монах Феодосии для рукоположения в Иеромонахи. В Ульяновскую обитель Преосвященного не ждали. 26 Июля вечером, накануне рождения покойной Государыни, отец Матфей служил малую вечерню; во время чтения акафиста Божией Матери входит в церковь послушник и тихо докладывает Настоятелю: – «Архиерей приехал!» Отец Матфей подозвал недалеко стоявшего Иеромонаха, велел ему доканчивать повечерие, а сам поспешил распорядиться приемом Владыки, приказав немедленно звонить. Преосвященный был уже недалеко. Он шел пешком от самой реки, по дороге, проложенной лугом. Приехал он в Ульяново в лодке из Деревянска, не предупредив заранее иноков о своем прибытии, потому и не было устроено для него подобающей встречи. Настоятель, однакож, велел запречь в имеющийся при Монастыре плохонький тарантасик лошадь и ехать навстречу Преосвященному. Сажен сто не дошел Владыка до Церкви, как подкатил к нему тарантасик; хоть и близко было, но он сел в него и доехал до ворот церковной ограды. Тем временем отец Матфей поубрал свою келью для принятия неожиданно прибывшего высокого гостя. Собственно Вычегодский край, в центре которого находилась Ульяновская обитель, не видал Архиерея несколько столетий. В Устьсысольск хотя Епископы временами и наезжали, но далее от города, в глубь края, не бывали. А тут вдруг, неожиданно, явился Владыка, как будто на благословение возрастающей из убожества и нищеты обители. Мы все и робели, и радовались его приезду. Распорядившись отправить тарантас, бегом возвратился о. Матфей в церковь, надел ризу, и прочие Иеромонахи тоже облачились, взял напрестольный крест, и все вышли из церкви встретить Преосвященного с пением тропаря: «пречистому Твоему образу». Не успели спуститься с крыльца, как подъехал к церкви Владыка, одетый в ряску, на голове бархатная скуфейка; сам видный и бодрый; на лице живыми чертами изображалась энергия и ум; взгляд черных глубоких глаз выражал внимательность и доброту; они горели приветливостью и тою открытою ласкою, которая глубоко западает в душу, вселяя в нее добрые чувства и вызывая на искренность и расположение. Такое впечатление Владыка произвел с первого раза на всех нас. Он вышел из тарантаса, подошел ко крыльцу, сделал три поясных поклона, взял с блюда крест и приложился к нему, потом обратился к о. Матфею с следующими ласковыми словами: – «Давно я вас, отец Настоятель, имел сильное желание видеть, и вот Господь привел и сподобил меня познакомиться с вами!» Облобызавшись с о. Матфеем, Преосвященный предложил идти в храм, в который и двинулись с пением: «Достойно есть». Затем, по окончании молебствия, сказано было Владыке многолетие, после чего, вышедши на амвон, он благословил всю братию и всех предстоящих сначала общим благословением, потом когда начали подходить к нему поодиночке, то каждого отдельно, не исключая и служащих при обители и рабочих.

Из церкви Преосвященный прошел к Настоятелю, в его убогое, лишенное всякого удобства помещение, но сейчас же оттуда вышел и отправился с отцом Матфеем на гору для осмотре постройки. Владыке понравилась местность, на которой устраивалась обитель; он долго любовался видом, открывавшимся с горы; а вид был действительно хорош: внизу, за обширным лугом, темно-голубою лентою тянулась Вычегда; за излучинами реки синел неопределенный простор далей, в тот день особенно светлых и лучистых; у подножия горы волновалась желтеющая рожь; кругом, весь холм, луговую площадь и противоположный берег реки обступал зеленый, весь проникнутый изумрудным блеском, тенистою дремой и влажным покоем – лес. Чудное местечко выбрали в Ульянове старцы для сооружения обители.

Корпус тогда подведен уже был под крышу и оттделывался внутри. Владыка выразил благодарность Настоятелю за аккуратную постройку. Спустившись с горы, он прошел опять к о. Матфею, где приготовлен был чай, после которого приказал звонить ко всенощной, но к ней не пошел: он не взял с собою секретаря и сам занимался письменной частью, почему и сидел за бумагами всю ночь, почти до рассвета. По докладу Настоятеля о потребности обители в Священнослужителях, Владыка приказал во время всенощной двух послушников постричь в мантию. Для рукоположения же этих послушников в Иеродиаконы, а монаха Феодосия в Иеромонахи, он распорядился отправить их в Устюг, где, на возвратном пути, при своем служении, и хотел совершить это таинство. Отцу Матфею Преосвященный велел готовиться к посвящению в сан Игумена, для чего отдал приказание припасти Игуменский посох. Все распоряжения Владыки были исполнены в точности. К литургии он обещался быть в церкви сам и предложил Настоятелю приготовить, сколько он может, человек для посвящения в стихарь. Таких оказалось из числа послушников одиннадцать человек. На другой день, 27 Июля, благовест к литургии, по распоряжению Преосвященного, начался в 8 часов утра. Взойдя в церковь, он остановился по средине, где приготовлен был для него табурет и постлан коврик. Во время чтения часов Владыка посвятил в стихарь всех одиннадцать человек послушников, в том числе и двух назначенных в Иеродиаконы. Во время малого выхода, отец Матфей посвящен был в сан Игумена. Затем Преосвященный взошел в алтарь, где и простоял всю обедню. Тот день был высокоторжественный. По окончании литургии, по случаю царского молебна, Владыка вышел из алтаря на амвон в сопровождении отца Матфея. Когда кончился молебен, он приказал подать Настоятелю Игуменский посох и, взяв его в руку, обратился к предстоящим с прочувственным словом, содержание которого заключалось в наставлении и разъяснении обоюдных отношений Игумена к братии и наоборот. После чего отцу Матфею вручен был Владыкою жезл Пастырства.

После обедни, напившись чаю и оттрапезовав в келье вновь поставленного Игумена, чем Бог послал, Владыка заторопился в обратный путь. Немедленно поданы ему были лошади, чтобы довезти до лодки. Вся братия собралась проводить Преосвященного и еще раз получить от него благословение. Старшие из иноков зашли в тесную каморку игумена, где был Архиерей, а остальные дожидались выхода его в сенях и на крыльце. Владыка приказал пропеть «Достойно есть», сам сказал отпуск и направился к выходу, благословляя всех и поучая в то же время содержать в обители союз иноческой жизни в мире, любви и согласии, как повелевает Господь и Его святая церковь. Глубоко залегли в душу теплые слова Архипастыря. Они укрепляли и восстановляли силы наши на труд беззаветный и безропотный не для мира суетливого, но в исполнение обета отрешения для прославления имени Божия.

При проводах хотели петь догматики; больше мы ничем не могли выразить нашу горячую благодарность Владыке за ласковое обращение, за его внимание к нам, за добрые его наставления, но он отклонил это и мы, с сокрушением в сердце, молча должны были проститься с ним. Преосвященный сел в тарантас, еще раз благословил всех окружающих и поехал к реке. С ним же отправились и два монаха, назначенные в Иеродиаконы. После проводов пошли мы в церковь и отслужили благодарственный молебен Господу Богу с многолетием за Владыку.

Постройка шла успешно и приближалась к концу. В братском корпусе и новой церкви начали печи класть, рамы вставлять, двери навешивать. На зиму всем нетерпеливо хотелось перейти на жительство в новое здание; в старых неудобных и холодных жить страх надоело. Для нового храма нужен был иконостас с иконами. Отцы Паисий и Феофилакт уведомили Игумена, что иконостас, пожертвованный для обители Вологодским купцом Павлом Александровичем Белозеровым, они пришлют из Вологды по первому зимнему пути. Поэтому освящением храма нечего было торопиться, и его назначили на 11 Декабря, полагая, что к этому времени иконостас получится. О предстоящем освящении было дано уведомление как в ближайшие селения, так и в город Устьсысольск.

В Октябре постройки были кончены. Братский корпус и кельи в нем совсем отделаны для жительства. Игумен назначил переход на новоселье 22 Октября, в день Казанской Божией Матери. С вечера отслужили всенощную, а в самый праздник, в 7 часов утра начали совершать литургию соборно, по окончании коей с крестным ходом, с поднятием чудотворных икон Нерукотворенного Образа и Похвалы Богородицы, пошли на гору. Там в новом храме и потом в кельях отслужили молебны с водосвятием и окропили все помещения святою водою. После чего в новом храме иконы поставили в ряд, а возвратясь в келью Игумена, поздравили его с новосельем, а он начал угощать нас чаем. После того гурьбою отправились в новую трапезу, устроенную в том же корпусе, а потом разместились в корпус, по кельям. Переход в более удобные жилища, воздвигнутые с благословения Божия своими заботами, радовал нас, как детей. Слава и благодарение Господу и вечная признательность старцам труженикам. С небольшим год прошел со времени нашего сюда переселения, как мы имеем уже здание с обликом настоящего монастыря. Теперь покойно живи в безмятежной иноческой обители, трудись, молись и спасайся; у каждого свой угол; никто тебе не помешает сосредоточиться в мыслях, облечься душевным миром. Не то, что ранее, когда по приезде приводилось спать в сараях, толкаться в тесноте, постоянно пребывать на народе, ни на минуту не иметь уединения необходимого для души монаха.

Вновь выстроенный корпус состоял из 24 братских келий, расположенных по обе стороны довольно широкого коридора. Угол здания на юго-восточную сторону отделен для помещения Игумена; у него три небольшие кельи. Внизу, под кельями Игумена, трапеза и кухня. В конце корпуса, на восточной стороне, церковь; ход в нее через внутренний коридор здания.

Ко дню нашего перехода, во вновь устроенных кельях мебели еще не было изготовлено: ни столов, ни стульев, ни коек. Столяры работали безостановочно и усердно, но не успели еще исполнить и ту работу, которая необходима была для здания и храма в нем. Но мы примирялись с недостатками внутренней обстановки; и то благодать, что попали в теплые и светлые кельи, а посидеть и прилечь и на полу можно. Ощущался большой недостаток в духовной пище, не было псалтирей по кельям, читать не по чем, а выписать не на что, деньгами все еще было скудно. Но Господь и в этой нужде не оставил нас своею милостию: старцы Паисий и Феофилакт послали в обитель целый ящик духовных книг; из них большая часть состояла из псалтирей, и тогда Игумен раздал их по кельям.

Приближался день, назначенный для освящения храма. В начале Декабря доставили иконостас. Столяры принялись уставлять его на место. Иконостас был небольшой, двухъярусный, соответственно величине церкви. Десятого Декабря 1867 года, в последний раз служили литургию в старом храме под горою. Вечерни и заутрени, с переходом нашим в братский корпус на гору, мы постоянно служили в новой церкви, хотя и не освященной. Накануне освящения с вечера отслужили всенощную по уставу. Народу на предстоящее торжество собралось множество, так что, по словам окрестных жителей, никогда еще не бывало в нашем Монастыре такого громадного скопления людей. Для размещения их в обители уступили иноки свои кельи, наполнили посетителями оба коридора, нижний и верхний, в корпусе, а также и старые здания. В семь часов утра, 11 Декабря, благовест возвестил начало службы. Храм освятили во имя Преподобных Зосимы и Савватия, угодников Соловецких, в благодарное воспоминание прежней жизни нашей под их святым покровом, при полном и глубоком сознании их чудотворной милости в успехе созидания нашего Монастыря, яко исходящего светлого луча Соловецкой обители.

После литургии всем пришедшим на освящение была предложена трапеза. Столы накрыли в коридоре; в трапезной не было места, да и в коридорах, по случаю множества народа, образовалась непролазная теснота, и всех накормить разом было не возможно: одни выходили из-за стола, другие садились, так что обед происходил в несколько перемен. По окончании трапезы богомольцы почти все удалились из обители.

Миновал 1867 год. В хлопотах, заботах об устройстве обители, в деятельности по хозяйству, в отправлении послушания по уставу Соловецкому, год этот прошел для нас необыкновенно быстро, что называется, оглянуться не успели; а все потому, что дело ободряло и веселило нас: все у нас спорилось, все мы работали, повинуясь послушанию не ради личной корысти, а по убеждению, для обители. В Марте 1868 года Паисий и Феофилакт прислали в обитель нашу приобретенные на сборе от доброхотных дателей ризы на чудотворные иконы Нерукотворенного Образа и Похвалы Богородицы, серебряные с вызолоченными венцами и драгоценными украшениями на венцах. В Мае они же через транспортную контору доставили и колокол в 100 пудов из Москвы, пожертвованный купцов Моисеевым, на каковое усердие он вызван был убеждениями наших почтенных старцев, неутомимо действующих на чужбине для пользы обители. И велика и плодотворна была их деятельность: и не перечислить всего, сколько они переслали к нам, за время своего отсутствия, всякого добра для пополнения ризницы, напрестольных Евангелий, крестов, потиров и всякой церковной утвари разной ценности. Получал от них также Монастырь и значительные суммы, приобретенные как сбором, так и вознаграждением за служение всенощных и молебнов.

Наступило лето, в которое главные работы по обители заключались в заготовке кирпича для каменного соборного храма и в обычных занятиях по полевому хозяйству. Во второй половине Июля получается указ от Преосвященного Павла о вызове нашего отца Игумена в Вологду для посвящения в сан Архимандрита. 25 Июля, отслуживши напутственный молебен, отец Матфей отправился в Вологду, поручив на время своего отсутствия управление Монастыря духовнику Амвросию. Владыка принял нашего Настоятеля чрезвычайно ласково, и 15 Августа, в день Успения Пресвятой Богородицы, посвятил в Вологодском кафедральном Соборе в сан Архимандрита. Итак наша возникающая на дальнем севере обитель возведена была этим посвящением на степень Архимандрии.

В отсутствие Игумена случилось в нашей обители происшествие: монах потерялся, Иеродиакон Акиндин. В одно утро он ушел в лес собирать грибы; прошел день, его нет. Хватились старцы, встревожились и все, сколько было в Монастыре народу, начали его искать, бродили по лесу, кричали, но без успеха. На третий день объявили становому приставу, в селении Устькулом, в 20 верстах от Ульянова, где была становая квартира. Он немедленно согнал народ из ближайших волостей; явилось несколько сот человек, рассеялись они по лесу, оглашая громкими криками и бора, и ложбины, и густозаросшие уремы, но все было напрасно: так и не отыскался монах, и где восприял свою кончину бедный старец – и до сих пор осталось неизвестным. Мир праху твоему, несчастный инок, не покаялся ты перед смертью, не закрыла твои очи заботливая, благословляющая рука!

Новопосященный Архимандрит, отец Матфей, возвратился в обитель 1 Сентября, после обедни, только что кончившейся. Услыхав о его приезде, мы все поспешили в церковь для парадной встречи дорогого нашего Настоятеля. Приказали звонить во вся; вышли из храма со крестом и в церковном коридоре с почетом встретили Архимандрита. Затем последовало благодарственное молебствие, с обычным многолетием.

При Архимандритском служении в храме нашем стало больше появляться богомольцев; хотя оно ничем не рознится от священнического, но митра Архимандрита была интересна для зырян, – в здешнем крае никогда ее не видели.

Так как в будущем 1869 году предположено было начать постройку каменного соборного храма, то в конце 1868 стали мы отыскивать благонадежных подрядчиков для кирпичной кладки. Выискался на этот подряд Вельский купец Пешков, с обязательством приступить весной к работам. Кирпичи и потребное количество извести у нас было готово, так что зимою мы занялись исключительно возкою камня для фундамента, приготовлением связей, балок и всего, что требуется для закладки храма. Весна в тот год (1869) выдалась ранняя, так что артель каменщиков прибыла к нам в обитель в конце Апреля. С 1 Мая приступили они к выемке земли под фундамент. Самого подрядчика с артелью не было, а заведывал ею и работами десятник. Копать рвы под фундамент начали в размерах согласно утвержденному плану; а размеры эти были велики. Отец Архимандрит смутился духом и приуныл: здание выходило большое, пожалуй не по средствам, но главное – кирпич оказывается слаб, следовательно непригоден для возведения массивного сооружения. Что тут делать? Убавить, но без подрядчика он не решался на это, так как рвы были совершенно готовы и убавка потребовала бы лишней работы.

Только что хотели бутить, как приезжает подрядчик Пешков. Ненадолго работу остановили. Пешков сначала не соглашался на убавку против утвержденного храма, но когда осмотрел материал, то сам убедился, что убавка вызывается необходимостью, и уменьшение произошло кругом по сажени.

Отслужили водосвятный молебен на основание храма и заложили фундамент. За работу принялись усердно, так что к осени нижний этаж храма был поднят и сведен свод. Сверху покрыли его тесом и отложили окончание храма до 1871 года с тою целью, чтоб произведенная кладка нижнего этажа перегодовала и тем временем хорошо просохла, да и материал для постройки в течение года можно заготовить в таком количестве, чтоб не было остановки. Помимо всего этого не мало заботили Архимандрита и средства обители: в течение года они могли скопиться в таком количестве, чтобы не затрудниться в расчетах по подрядам.

В год основания соборного Монастырского храма выстроен был другой братский деревянный корпус на северной стороне, на 13 саженях длины, со столькими же помещениями, как и в первом корпусе. В этом новом здании отделено несколько келий на случай приезда Преосвященного, где затем постоянно и останавливались Архиереи, когда приезжали в обитель.

В том же году Епископ Павел, так внимательно и сердечно относившийся к Ульяновскому Монастырю, переведен был в Псков, а на его место в Вологду назначен Преосвященный Палладий, в настоящее время Экзарх Грузии.

IV. Пребывание отцов Паисия и Феофилакта со святынею в Вятке. Милостивое внимание к ним местного епископа. Его распоряжение о встречах и сопровождении святыни в пути. Прибытие старцев в Устьсысольск. Возвращение их в обитель. Торжественная встреча. Успех сбора. Чудесное явление иконы. Отъезд отца Паисия снова в Москву. Деятельность Настоятеля

Весною 1870 года получили мы от старцев Паисия и Феофилакта письмо, в котором они возвещали о своем пребывании в Вятке, описывая – с каким вниманием принял их местный Вятский Архипастырь Аполлос. Он беспрекословно дозволил им совершать молебны и всенощные в домах Вятских обывателей, с усердием и верою приглашавших старцев с явленною иконою Спасителя, о которой будет сказано после22. С ними были и части святых мощей, пред которыми сам Владыка Вятский нередко молился, утверждая этим примером веру в святыню в сердцах своих пасомых. Но были и более убедительные знамения, исходящие на молящихся от явленного образа и частиц мощей, как действительной святыни: это – чудесные исцеления; о них имеются документальные свидетельства, хранящиеся ныне в ризнице Ульяновского Монастыря.

Вятский Преосвященный Аполлос явил себя истинным христианином и глубоко убежденным Архипастырем перед святынею, которая была со старцами Паисием и Феофилактом. Высокое чувство благоговения к оной, выраженное им всенародно, сильно подействовало на души верующих, что видно из следующего. Когда старцы, оставляя Вятку, пришли благодарить Владыку за оказанное покровительство, он выразил желание торжественно проводить их со святынею за городскую черту, с крестным ходом. Нездоровье не дозволило ему исполнить свое намерение, но он распорядился участвовать в торжестве всему городскому духовенству, поручив вместо себя сопровождать святыню Ректору Семинарии, с колокольным звоном всех церквей губернского города, что и было совершено при скоплении нескольких тысяч человек народу. Кроме того, Преосвященный предписал настоятелям всех церквей своей епархии до границы Устьсысольского уезда, чтобы по пути следования отцов Паисия и Феофилакта в каждом селе встречали и провожали святыню с крестным ходом и колокольным звоном. Священники с великою верою и усердием везде исполняли распоряжение Владыки, и народ скапливался по деревням и селам, через которые проходили иноки с явленною иконою и ковчегом со частями мощей, служил молебны и всенощные. То же было по вступлении старцев и в Устьсысольский уезд, по которому хотя и не было сделано такого распоряжения от Вологодского Епархиального Начальства, но духовенство само по примеру соседнего Вятского, с таким же торжеством встречало и провожало священное шествие вплоть до Устьсысольска. Здесь встретило старцев духовенство города соборно; святые мощи поставлены были в городской храм, из которого по желанию граждан и носили их старцы по домам, совершая богослужение. Из Устьсысольска Протоиерей со всем местным духовенством, тоже с крестным ходом и колокольным звоном, провожали святыню. Городское население от мала до велика участвовало в крестном ходе до кладбищенской церкви, где отслужена была краткая лития, и городское духовенство возвратилось в Устьсысольск; а старцы, сев в экипажи, отправились далее, по Вычегодскому тракту.

Одиннадцатого Июля 1870 года, в 9 часов утра, получили мы уведомление от старцев, что они прибыли со святыней в село Деревянское и около трех часов пополудни будут в обитель. Отец Архимандрит сейчас же начал готовиться к встрече святыни и к почетному приему старцев. Прошло уже около четырех лет, как они оставили обитель, посвятив себя на трудный и скитальческий подвиг сбора. В два часа пополудни начался в обители благовест в один колокол, а в половине третьего зазвонили во все колокола, и с крестным ходом отправились на реку Вычегду к перевозу. Все Иеромонахи облачились в ризы, и отец Архимандрит в митру. Когда пришли на берег, то за рекой, на противоположной стороне, где выходила из лесу дорога в обитель, никого еще не было видно. В ожидании шествия мы отслужили молебен. Минут через десять после этого, из соснового бора по побережью начал показываться народ все в большем и в большем количестве; наконец появился и экипаж, в котором ехали облаченные в ризы старцы со святынею. Они, увидя через реку дожидавшийся их крестный ход, вышли из экипажа и, держа на руках ковчег с мощами, спустились к пристани, где сели в приготовленные для них лодки. По переправе через реку, они высадились из лодки на берег и отец Архимандрит подошел к ним, сделал троекратное поклонение святым мощам и благословил старцев. В храм обители возвратились торжественным шествием в преднесении чудотворных икон и ковчега со святыми мощами, который в церкви поставили на столике посредине и начали к ним все прикладываться. Закончивши служение, как подобает по чиноположению при таком важном обстоятельстве, поздоровались мы с глубокою сердечною радостию с благополучно возвратившимися отцами Паисием и Феофилактом. Обмен чувств при встрече был сопровождаем нераздельною искренностью, братскою любовью и уважением.

Следующий день был воскресный. Литургию отправляли соборно, с прибавлением службы Спасителю, в чествование явленного образа, привезенного с собою старцами. После литургии совершен был благодарственный молебен о благополучном возвращении старцев в обитель и всех ниспосланных им от Господа щедротах и милостях на них во время продолжительного их странствования по лицу земли Русской. А щедроты эти выразились в таких значительных приношениях, что теперь явилась возможность без нужды и спешно производить созидание обители. Такой успех нельзя ничем иным объяснить, как особым покровительством и милостию к нашему Монастырю Господа Бога, все устрояющего по своему мудрому изволению.

Явленная икона Спасителя была написана на холсте. Во время крестного хода она была свернута в свиток. По прибытии в обительский храм, ее развернули и временно повесили за правым клиросом. В настоящее время она находится в колонне у правого клироса в соборном каменном храме. Спаситель изображен сидящим на троне; на главе его корона, в левой руке держава, а правая рука приподнята и сложена в благословляющий крест. Кроткий лик Вседержителя сияет святостию, навевая чудное спокойствие на верующие сердца. Во взгляде Его глубоких глаз так и высказывается тихий, ласковый, умиляющий призыв: «Приидите ко Мне, вси труждающиеся и обремененные и Аз успокою вы!»

На эту икону пожертвована усердными благотворителями серебряная вызолоченная риза, с таким же венцом и короной, украшенной драгоценными камнями. Образ размерами довольно велик: вышины 2 аршина 10 вершков, ширины 1 аршин 6 вершков, и потому риза очень ценная. На ней, внизу, вычеканена следующая надпись, объясняющая знаменательное явление иконы23: «Сей образ Господа нашего Иисуса Христа приобретен чудодейственно: По соизволению Государя Императора и указа Святейшего Синода в 1866 году для возобновления сей обители определены из Соловецкого братства строитель Иеромонах Матфей и четыре инока. Из числа оных, по скудности средств, казначей Иеромонах Паисий и эконом Иеродиакон Феофилакт были посланы за сбором доброхотных подаятелей и по прибытии в Москву в 1867 году на первый раз не без скорби продолжали приучать себя к возложенному послушанию, и в некоторое время могли собрать (кое-что) из ризнаго облачения и 11 Июля определили (собранное) послать в Монастырь, и по оказании потребности в клеенке, пошли в город и зайдя в дом купчихи Ольги Сергеевны Окороковой и по осведомлении их надобности (в клеенке) Окорокова предложила, не возьмут ли они старую с давнего времени находящуюся у ней на чердаке клеенку; по изъявлении согласия и по приказанию Окороковой принесли клеенку, на которой ко всеобщему удивлению оказался образ Спасителя. Иноки и Окорокова прославили Бога, почли за чудо. Простившись с Окороковой и пройдя неподалеку в дом Коротковой и по объяснению о случившемся и при развертывании вторично (полотна с образом Спасителя) еще отпали две иконы Спасителя и Божией Матери, что более привело старцев к изумлению; для разъяснения того, накануне кончины Высокопреосвященнейшего Филарета, Митрополита Московского, явились (старцы) к нему и подробно объяснили о случившемся. Владыка благоговейно приложился к оному образу и сказал: «Это милость и благословение Божие над вашею обителью, сохраните сию икону!» Благословил иноков напрестольным перламутровым крестом, который в настоящее время служит достопамятством, потому что по сказанию его (Митрополита) он ему прислан с гроба Господня». Таким образом явленных икон следует считать три, а не одну. При вторичном развертывании клеенки в доме купчихи Коротковой, к которой иноки пришли прямо из дома Окороковой, никуда не заходя и нигде ни с кем не останавливаясь, из свитка выпали еще две иконы меньших размеров. Такое явление, как очевидное и несомненное чудо, поразило старцев необычайно, так что они взяли на себя смелость объявить все несодеянное и неизмышленное Митрополиту Филарету, явившись к нему за несколько часов до его смерти, и были приняты им, и получили от него благословение. Слух о необыкновенном событии с иноками разнесся по Москве, весьма склонной к чествованию чудесных явлений. Заручившись благословением Митрополита и разрешением от Святейшего Синода, старцы начали молебствия с явленными изображениями сначала в Москве, потом и в других многолюдных городах России, и широким, обильным потоком потекли пожертвования от верующих на сооружение Ульяновской обители, превзойдя, как мы уже упоминали, всякое в этом отношении ожидание.

Две явленные иконы малых размеров, – Спасителя и Божией Матери, находятся в ряду местных образов в иконостасе придела Нерукотворенного Образа, у царских врат соборного храма; а перламутровый крест Митрополита Филарета, обложенный теперь серебром и золотыми украшениями, хранится в Монастырской ризнице.

Возвратившиеся старцы жили до зимней дороги в обители. По наступлении зимы отец Архимандрит послал Паисия снова в Москву к благотворителям за помощью, а Феофилакт остался в Монастыре. Братия удержала его в облегчение трудов о. Матфея, не дававшего себе покоя. Днем он постоянно корпел на постройке, зорко смотрел за ходом дела; утром всех раньше разбудит пономарей, прежде их, пока они еще одеваются, уйдет в церковь, зажжет лампадки, свечи, и когда придут пономари, то у него уже все готово, таков был Настоятель наш отец Матфей, неуклонно изо дня в день трудившийся, пока не оставили его силы и зрение.

V. Иноки обжились и сроднились с обителью. Разнообразие и успех работ по устроению Монастыря. О. Феодосий как архитектор. Приезд в обитель Преосвященного Палладия. Встреча его. Пребывание Владыки в Монастыре. Обзор обители. Отзыв Преосвященного о ней после обзора. Отъезд и проводы. Окончание наружной постройки Собора. Закладка колокольни и корпусов при ней. Штукатурные работы в Соборе и настилка пола. Новый большой колокол. Встреча его и перевозка в обитель. Несчастие при перевозке. Освящение придела в нижнем этаже соборного храма. Продолжение монастырских работ. Новая трапезная. Освящение еще двух приделов в храме. Скопление богомольцев. Командировка старцев на новый сбор

Наступил 1871 год; пришла весна, а с нею и забота и хлопоты о работах и занятиях по устроению. При сознании своего долга, при беззаветной покорности послушанию, нам было хорошо в нашей заброшенной в лесную глушь обители в трудах и работах, как никогда не было среди покоя и беззаботной жизни всем обеспеченного богатого Соловецкого Монастыря. Тут мы опытом познали, что в призвании есть отрада и утешение для тех, кто несет крест. И это сознание было не рассудочное и холодное, но объемлющее все силы духа. Под влиянием этого сознания мы трудились и трудились, не чувствуя ни усталости, ни необходимости в отдыхе.

С наступлением теплых весенних дней явилось в Монастырь множество рабочих по разным специальностям: кирпичников, плотников, каменщиков. Последние прибыли для кладки верхнего этажа соборного храма, успевшего перегодовать и достаточно просохнуть. Работа бойко пошла во всех концах монастыря; с нее не сходили Настоятель и Эконом. Иноки, послушники и весь состав обители тоже не оставался праздным, принимая деятельное участие в работах. Собственно техническою частью построек заведовал у нас свой доморощенный архитектор самоучка, отец Феодосии, переселившийся вместе с нами в Ульяновскую обитель из Соловецкой. По происхождению он был кровный зырянин, мало поучившийся, простой монах, но Господь умудрил его большими способностями по строительному делу. Он и доныне им заведывает.

Дошел до нас слух, что летом сбирается посетить Ульяновскую обитель Преосвященный Палладий. Затем получено было официальное извещение, которым приезд его в Ульяново назначался 10 Июля. С раннего утра этого числа все мы, озабоченные ожиданием Владыки, беспрестанно смотрели в ту сторону, с которой должен был показаться к нам желанный гость. Народу собралось множество; заслыша о приезде Преосвященного, пришло немало крестьян даже из Керчемьи, верст за пятьдесят. Верховой, посланный из Деревянска, предуведомил Настоятеля, что Владыка едет. Все заволновались, забегали, бросились к реке, на встречу. Преосвященный встречен был у перевоза через Вычегду Экономом Феофилактом24,.а у самой обители, вне Монастырской ограды, Архимандритом Матфеем со всею братиею, в преднесении хоругвей и икон. По вступлении в церковь и по окончании входной литии, Владыка произнес приветственно-назидательное слово к братии, в котором, напомнив нам кратко обязанности иноческого звания и вместе указав на особенную цель служения их в этой отдаленной, пустынной, малопросвещенной и отчасти зараженной духом раскола стране,25 поучал, чтобы мы всемерно старались подавать собою во всем пример истинно христианской жизни и самого искреннего, древле-отеческого благочестия, и тем располагать и привлекать к православной церкви удаляющихся от нее своих соседственных по месту жительства собратий.

Затем, после непродолжительного отдыха, Владыка осматривал церкви, кельи и другие монастырские здания. Теперь Преосвященному Палладию уже можно было многое показать, содеянное иноками по благоустроению обители, не то что Епископу Павлу, посещавшему Монастырь при полной его скудости, когда ничего в нем не было, и нигде даже было поместить Преосвященного для отдохновения с дороги. Кроме вновь возведенных построек, состоящих из двух братских корпусов, самая обстановка храма и утварь оного уже не имела убожеского облика: внутренность церкви богато и обильно украшена святыми иконами не только в иконостасе, но и по стенам храма; многие иконы покрыты серебряными ризами и окладами, а некоторые украшены жемчугом и ценными камнями. Богослужебных сосудов, напрестольных крестов и Евангелий, подсвечников и лампад, равно и облачений в ризнице, с избытком достаточное количество и все это новое и большею частью ценное, включая сюда и неоцененную святыню; два серебряные ковчега, вроде гробниц, с частицами святых мощей.

В семь часов вечера началась всенощная, которую совершал о. Архимандрит, а на литию и полиелей выходил и Владыка. Церковь наполнена была до тесноты народом. В воскресенье, 11 Июля, Владыка присутствовал на литургии и во время чтения часов посвятил в стихарь двух послушников Монастыря, а на малом входе наградил набедренниками Иеромонахов: Феофилакта, Феодосия, Корнилия и приходского Священника Устькуломской церкви Иоанна Рогова. После литургии отправлено было Преосвященным соборно молебствие Пресвятой Троицы, Божией Матери, Святителю Стефану, Соловецким Чудотворцам и Равноапостольной княгине Ольге. По выходе из церкви, Владыка посетил и благословил братскую трапезу, а затем, в сопровождении о. Матфея, обозревал Монастырские окрестности, осведомляясь о всем хозяйстве обители.

Особенное внимание обратил Преосвященный Палладий на строющийся соборный храм. Он доведен уже был тогда до самой верхней крыши и казался громадным. Владыке объяснили, что в храме назначаются три придела, для которых уже заказаны иконостасы и иконы, и что кроме возведенных построек на Монастырской горе, со времени переселения в обитель Соловецких иноков, в течение каких-нибудь пяти лет построены еще следующие здания при Монастыре: деревянная двухэтажная гостиница для богомольцев, два одноэтажные дома для разных мастерских, баня, прачечная, скотный двор, на котором заведено до 80 голов рогатого скота и до 25 лошадей, мукомольная мельница и кирпичный завод. На нем заготовляется теперь кирпич для новой колокольни; в связи с нею предположено выстроить каменный корпус для помещения братской трапезы и монашеских келий; а в нижнем этаже под самой колокольней соорудить трапезную церковь. Расширение помещений в обители вызывалось необходимостью, так как число братии в ней к приезду Преосвященного Палладия (1871 г.) было уже до 70-ти человек, кроме наемных рабочих и обещанцев26. .Вообще наш Монастырь был такой же хороший, такой же деятельный и заботливый хозяин, как и Соловецкий, откуда прибыли устроители. Этою стороною он лестно зарекомендовал себя перед Владыкою.

– «Ну, отец Архимандрит, сказал Преосвященный в одну из откровенных бесед с Настоятелем, не чаял я встретить здесь то, что нашел. Ведь я ехал сюда с целью закрыть Монастырь, но теперь воочию убедился, что мне о нем наговорили много клеветы; устроили вы здесь целую Лавру и теперь не о закрытии помышлять, а остается бесконечно благодарить вас за все, отец Настоятель»27.

В пять часов пополудни, 11-го Июля, Преосвященный, отслушав напутственный молебен и преподав благословение братии и множеству собравшихся богомольцев, отправился в обратный путь. При переправе через Вычегду присутствовал Эконом Монастыря о. Феофилакт и с ним несколько человек клиросных. Когда сел Владыка в приготовленную для него лодку, то пригласил с собою Эконома и клиросных. При переправе, по благословению Преосвященного, клиросные пели тропари в чествование более уважаемых икон обители. Переехав реку и выйдя на берег, Владыка еще раз благословил предстоящих и провожавших его, потом, обратившись лицом к обители, осенив ее крестным знамением, сел в приготовленный для него экипаж и уехал.

Не лишним будет сказать здесь, что когда Преосвященный Палладий осматривал строющийся соборный храм, то взойдя в верхний его этаж, выразил Настоятелю такое мнение: – «в нижнем этаже пусть будет три придела, а здесь, в верхнем, благословляю только один придел: это будет величественный Собор и стеснять его не для чего». Согласно благословения Владыки, так и устроено, т. е. в верхнем этаже один придел во имя Живоначальной Троицы.

Кладка Собора приближалась к концу; заложены верхние связи, окончены своды, выведены все пять глав. Приступили к покрытию железом. За это дело взялся сам о. Феодосии: он, вместе с техническим архитектурным знанием, был искусным кровельщиком и каменщиком, имел способность работать быстро и аккуратно. Взяв себе в помощники двух, трех послушников, он до заморозков кончил эту работу.

Перезимовали. Весной 1872 года приплавили на легких лодках в обитель через Екатерининский канал чугунные плиты на пол в нижний этаж храма. В ту же весну приступили к кладке каменной колокольни значительных размеров: с крестом она должна была выйти выше 30 сажен, с четырьмя башнями по углам. В связи с колокольнею, по обеим сторонам ее, два корпуса: с южной – для братской трапезы, под которою просфорня и хлебопекарня, с северной – в два этажа монашеские кельи. Под зданием колокольни, посредине между корпусами, трапезная церковь, ход в которую прямо из трапезы. Над этою церковью, во втором этаже колокольни, еще небольшая церковь. В третьем и четвертом ярусах колокола; выше их еще ярус, где решили поместить башенные часы. Венчаться колокольня должна семериком, срубленным из дерева. Так проектировали в тех видах, что явилось опасение, может ли такое громадное здание выдержать тяжесть, если оно будет все построено из кирпича, к несчастию не совсем доброкачественного и потому не прочного.

Нижний этаж в Соборе отштукатурили; рабочие были Устюгские; маляры красили крышу храма. Работа кипела в обители, как в муравейнике: стук топоров, лязг железа, гомон рабочих, покрикивание и понукание приставников, необыкновенно оживляли трудовой день. Вдруг сорвется и звонко взлетит светская песня. Словно шаловливая птица, взовьется и заныряет она в теплом воздухе. Мы не препятствовали этому: нельзя зажать уста свободных людей, да и особой надобности к этому не было. Отдавшись с любовию устроению Монастыря, иноки не упускали и полевых работ и вообще в порядке держали, улучшали и расширяли все внутреннее хозяйство по обители: разрабатывали огороды, увеличивали пахотные поля, расчищали сенокосы, улучшали скотоводство. Ко всякому делу приставлены были способные люди, усердные, преданные интересам обители, а за всем зорко смотрели неусыпные глаза Настоятеля и Эконома. По окончании штукатурной работы, о. Архимандрит сейчас же велел приступить к настилке пола в нижнем этаже посредством укладки чугунных плит. Пол был настлан весь руками монашествующих, без найма посторонних людей.

Около половины Августа получено от о. Паисия уведомление, что из Вологды идет к нам судно с разною кладью, в числе которой посылается большой колокол, весом в 303 пуда. Обрадовало нас это известие: благодарение Господу! не оскудела еще святая вера на Руси православной. Феофилакт отправился навстречу судну, чтобы нанять побольше рабочих и поскорее доставить кладь и колокол в Монастырь. Когда судно пришло к перевозу, то колокол оттуда в обитель решили тащить народом; об этом оповестили окрестные деревни и народу в назначенный день собралось для перевозки колокола множество: и оказать помощь желали, и взглянуть на такой большой колокол всем было интересно. Расстояние от берега до Монастыря около двух верст. Бережно сняли, посредством подкладней, колокол с судна, уставили его на выстилку, уложенную сверху дровней, с надежными полозьями, и дружно поволокли на гору. Колокол пошел ходко; но на половине дороге произошло несчастье: один из Монастырских рабочих шел рядом с колоколом, поправляя вымостки. Поскользнувшись или запнувшись о что-то на дороге, он подвернулся под колокол и в этот момент ему сломало ногу. Высвободив из придавившей тяжести, уложили его на носилки и унесли в рабочий дом, где случившийся костоправ уложил раздробленные кости и перевязал ногу. Затем колокол перетащили уже благополучно, подняли на гору и ввезли в самую середину Монастыря. Заранее приготовлены были столбы с переводами, на которые и повесили колокол.

26 Августа вышли иноки из церкви с крестным ходом, отслужили водосвятный молебен по требнику на освящение колокола; Настоятель, окропив его святой водой, первый ударил три раза в небывалой в здешнем крае такой величины колокол. Звучно раздался звон, перекатами разлился по окрестностям, густым эхом отозвался в лесах и долинах, возвещая на далеком пространстве о славе, торжестве и радости обители. После окончания литургии звон в новый колокол продолжался целый день.

В конце Сентября начали установлять иконостас в нижнем этаже соборного храма, где пол из чугунных плит уже совсем был окончен настилкою. Сначала усиленным топлением печей хорошо просушили стены в храме, что было необходимо сделать, чтобы затем влияние сырости не отразилось на иконостас. Установка его потребовала довольно продолжительного времени при кропотливой работе с резьбой. Иконы для иконостаса привезены были вместе с колоколом; в числе их доставлен образ Святителя Стефана Пермского, – большого размера, в серебряной вызолоченной ризе, довольно тяжеловесной. Он находится в настоящее время на левой руке, в колонне у левого клироса.

Января 29-го 1873 года, назначено было освящение придела в нижнем этаже соборного храма, в честь Нерукотворенного Образа, на что и получено было благословение Преосвященного Палладия. Об этом торжестве старцы известили всех своих благодетелей, усердствующих к обители, а равно и зырян Устьсысольского и Яренского уездов, а также и население некоторых уездов смежных губерний.

К назначенному дню собралось народу в обитель великое множество; приехали даже из Чердыня Пермской губернии и с Ижмы Архангельской губернии, так что храм, несмотря на его обширность, и половины не мог вместить прибывших богомольцев. Большая часть их стояла на улице, невзирая на Январскую стужу. Освящение совершалось обычным порядком с подобающею торжественностью. После литургии сколько было народу, – всех насытили братской пищей. Трапезовали в коридоре братского корпуса; за столы садились очередным порядком. Посетители из ближайших мест разошлись в тот же день, а дальние выбыли кто на другие, кто и на третьи сутки. С этого времени до великого поста в обители почти никого не было богомольцев. Вообще зимний мясоед не изобиловал ими. Великим же постом они стекались в Монастырь толпами, прогрессивно с 1867 года увеличиваясь в численности, по мере того, как слава о Монастыре распространялась, подобно лучам восходящего солнца, все шире и шире.

Благодарение Господу! дожили до служения в каменном храме, где и началось отправление богослужения непрерывно со дня его освящения.

Прошел пост; а с весною опять прибыло в обитель множество рабочих по разным отраслям мастерства: каменщики для кладки колокольного корпуса, кирпичники для заготовки кирпичей, плотники для настилки деревянного пола в верхнем Соборе, штукатурщики для штукатурки стен в нем, а также и в братской каменной трапезе, още в прошлом году выведенной под крышу. К осени хотелось перебраться инокам в эту новую трапезу из старой, которая стала тесна даже и для своей братии, не только для приходящих богомольцев.

Работы шли усиленно. За лето верхний этаж Собора и трапезная были отштукатурены, В первой половине Октября, в один из Воскресных дней – после литургии, пошли с крестным ходом уже в новую трапезную, где о. Архимандритом, вкупе с Иеромонахами, отслужен был молебен с водосвящением, по окончании которого началось на новоселье трапезование. Новая трапеза представляет из себя обширную комнату, высокую и светлую, со сводами. Она свободно может вместить до 500 человек.

В эту осень случилась важная перемена в Епархии: Преосвященный Палладий переведен был в Тамбов, а в Вологду перевели Епископа Феодосия, смиренного старца.

В Январе 1874 года в 18 и 19 числа назначили освящение двух боковых приделов в нижнем этаже каменного храма: на правой стороне – во имя Похвалы Пресвятой Богородицы, на левой – Святителя Стефана Пермского. На освящение это установленным порядком получено благословение от Епископа Феодосия. По предшествующему примеру известили иноки всех радеющих к Монастырю о предстоящем освящении двух приделов. В местные Волостные Правления по этому предмету разосланы были особые объявления. Задолго до торжества стали приготовляться старцы к приему богомольцев, которых ожидали в значительном количестве, и ожидания оправдались: народу на освящение явилось вдвое более против предшествующего года, когда освящали средний придел. За два дня до торжества дальние посетители: Пермяки Чердынского и Соликамского уездов и Ижемцы стали съезжаться в обитель, а за ними повалил народ Яренского и своего уезда, так что не только гостиница, но все службы под горой, что замещаются рабочими, наполнены были до тесноты богомольцами; мало того – братский корпус внутри Монастыря на северной стороне пришлось уступить посетителям. Приходских Священников приехало восемь человек. Служение было торжественное; совершали его все монахи Монастыря и все приехавшие Священники, во главе с о. Архимандритом. Освящение приделов происходило по чину, как положено церковным уставом. Трапеза, как и раньше, предлагалась всем богомольцам, без исключения; но новая обширная комната трапезной не в состоянии была вместить и десятой части всех прибывших: так много их было на этот раз в дни освящения приделов. Как в общей трапезной, так и в зданиях под горой происходило кормление приходящих обедами и ужинами по три дня, и на всех, слава Богу, хватило продовольствия. Те из богомольцев, которые оставались в обители на несколько дней, исповедывались и приобщались святых тайн.

После этого освящения, когда отхлынула от обители народная волна, и в Монастыре водворилась тишина и спокойствие, время для иноков потянулось обычным порядком, в труде и молитве. Особенно выдающееся в эту зиму случилось только то, что о. Архимандрит вновь отправил в Москву за сбором28 .о. о. Паисия и Феофилакта и еще двух иноков. Снова Настоятель остался один заправителем, распорядителем и блюстителем всего дела по обители.

VI. Приезд в обитель Епископа Феодосия. Архиерейское служение. Переименование приделов. Пожар в Монастыре. Новый иконостас – в верхний этаж соборного храма. Освящение его. Окончание кладки колокольни. Новая Святыня, приобретенная обителью. Поднятие большого колокола. Каменная ограда около обители. Освящение городского Монастырского храма. Первый пароход в Ульяновскую обитель. Впечатление, произведенное им на местное население. Прогулка крестьян на пароходе. Устройство водопроводов и паровой мельницы. Каменная гостиница. Вторичный приезд Епископа Феодосия. Настоятель слабеет зрением. Поездка его в Петербург для излечения. Роковой приговор врачей. Устройство скотного двора и овинов. Окончательная отделка каменной гостиницы. Пожар кладбищенского храма. Неурожай 1884 года. Построение каменной кладбищенской церкви и часовни

В весну этого года в Монастыре работало почти такое же количество рабочих, как и в предшествующие. Кладка колокольни продолжалась; она поднималась все выше и выше, все массивнее, все величественнее обрисовывался ее корпус. Вскоре после Петрова дня Настоятель получил маршрут о приезде в обитель 20 Июля Преосвященного Феодосия и что 21 и 22-го он будет служить в монастыре сам. Никогда в здешнем крае не видывали Архиерейского служения. Павел и Палладий хотя и посещали нашу обитель, но служение в ней по чину Архипастырскому не совершали.Двадцатого Июля, в праздник Ильи Пророка, около полудня прибыл Владыка со своею свитою к переправе через Вычегду. Звон колоколов, торжественная встреча Владыки в облачениях совершались обычным порядком. По вступлении в храм и после краткой литии и многолетия, Преосвященный взошел на амвон и начал благословлять сперва монашествующих, а потом и собравшийся народ. Затем Владыка вышел из храма и в сопровождении Настоятеля направился в назначенные для его приезда кельи. Свита Преосвященного состояла из Протоиерея, Диакона, Иподиакона, келейника и восьми певчих; всех было 12 человек. Архиерейскую ризницу привез из Устьсысольска монах Герасим, который жил в городе на Монастырском подворье за хозяина и доверенного от обители. Он прибыл в Монастырь с ризницею часа за два до приезда Владыки. Жители окрестных сел и деревень, заслыша, что Архиерей будет служить в Монастыре, несмотря на страду, бросили все свои работы и пришли в Монастырь посмотреть Архиерейское торжественное служение и получить благословение Владыки.

Всенощную Владыка распорядился начинать в 6 часов в оба дня его служения. На правом клиросе пели Архиерейские певчие, на левом – монашествующие. После полиелея, когда начали прикладываться, Преосвященный всех помазывал елеем, что, по случаю большого стечения народу, продолжалось очень долго. Во время чтения часов два послушника были посвящены в стихарь; на литургии рукоположены: один Иеродиакон в Иеромонахи и монах в Иеродиаконы. Здешний народ, интересуясь Архиерейским служением, старался сколь возможно подняться повыше, чтобы яснее видеть торжественную службу: они влезали на подоконники, на скамейки и на табуреты, расставленные около стен храма.

Странное совпадение дней: 21 Июля вступил о. Матфей в Ульяновскую обитель на должность Настоятеля и 21 же Июля происходило первое Архиерейское служение в ней, уже устроенной и украшенной стараниями и трудами доблестного сподвижника и его усердных товарищей.

За обедней 22 Июля Преосвященный рукополагал Диакона Помоздинской церкви Арсения с назначением на Печеру и одного монаха в Иеродиаконы. После литургии Владыка, по случаю тезоименитства Государыни Императрицы, выходил на молебен со всеми Иеромонахами и Священниками, находившимися в Монастыре. В этот день Преосвященный изъявил желание разделить общий обед вместе с братией в трапезе и чтобы излишнего не было ничего готовлено.

После трапезы немного отдохнувши, Владыка вместе с Настоятелем отправились осматривать постройки. Поднялись они сначала в верхний этаж каменного храма. Там все уже было готово, кроме иконостаса и икон, которые работались в Петербурге. Долго любовался, Преосвященный как обширностью храма, так и светом. Все пять глав, венчая купол Собора, были открыты для пропуска света, что и придавало храму величественный, какой-то торжественный вид. Потом осмотрели строющуюся колокольню; ее громадные размеры поразили Владыку. При осмотре Монастыря, Настоятель просил Преосвященного о разрешении перенести деревянную бывшую трапезную церковь за Монастырскую ограду, на западную сторону, для устройства при ней кладбища. Церковь эта была во имя преподобных Зосимы и Савватия; Настоятель желал, когда она будет перенесена, переименовать ее в Успенскую. В старой деревянной церкви, что внизу под горою, приделы во имя Нерукотворенного Образа и Похвалы Богородицы переименовать во имя Александра Невского и мученицы Иулиании. Преосвященный согласился исполнить предложение Настоятеля и тут же сделал об этом распоряжение.

23 Июля обедню служил очередной монах. Владыка пребывал в алтаре. В этот день свиту свою Владыка отправил назад до Устьсысольска, где назначено было им Архиерейское служение, и сам около полудня, после напутственного молебствия, возблагодарив Настоятеля за все его труды по постройкам и за весь монастырский порядок, уехал в обратный путь. Как только скрылся экипаж с Преосвященным, Настоятель сейчас же распорядился соборно отслужить молебен Господу Богу о благополучном пути Владыки.

Спустя несколько времени после отъезда Преосвященного, Господь послал на Монастырь наш испытание, объявшее нас великим страхом. В Августе, в самую глухую полночь, когда после трудов все спали крепким сном, кроме старцев, бодрствующих на молитве, какой-то злоумышленник поджег дрова и щепки, приваленные внутри Монастыря к ограде, в то время еще деревянной. Пламя быстро охватило сухой хлам и дрова, моментально распространилось по ограде, и если б еще несколько минут, то не уцелели бы и все Монастырские постройки. Но милосердный Господь не попустил исполниться роковому замыслу врага; некоторые монахи, увидя пламя, ярко осветившее весь монастырский двор и горевшие дрова в двух саженях от братского корпуса, подняли тревогу; к месту пожарища набежали со всех сторон: кто начал заливать, кто растаскивать поленья, кто разбрасывать щепки, и с Божией помощью скоро огонь затушили, не дав ему распространиться. Кто посягнул на такое преступление, кому нужно так жестоко восставать против обители? – одному Господу Богу известно. Пострадал один послушник по подозрению в этом деле, но заслуженно ли, – для нас дело темное.

Под осень доставили для верхнего этажа соборного храма иконостас, пожертвованный Петербургским купцом С. А. Моденовым, совсем готовый, окончательно сработанный в Петербурге, оставалось только поставить на место. В одно время с иконостасом привезли и иконы для храма, писанные тоже в Петербурге академическим художником греческим стилем. Знатоки весьма хвалят живопись, признавая за этими иконами большое художественное достоинство. Столяры принялись деятельно за работу. Собрали иконостас, разместили образа; вот и верхний этаж Собора готов к освящению. Преосвященный Палладий справедливо высказал, что храм этот будет величественный. Действительно он таковым представлялся каждому посещавшему обитель.

Весной 1875 года послал отец Архимандрит известие Владыке о постановке иконостаса и окончательном убранстве храма в верхнем этаже Собора и просил на 21 Июня приехать на освящение. Оповещение об этом торжестве сделано своим порядком, также как и прежде. По случаю экзаменов в Семинарии, Преосвященный отказался прибыть в обитель, а поручил освящение совершить о. Архимандриту, которым и освящен верхний Собор. В этом торжестве принимали участие все Иеромонахи обители и несколько сельских Священников ближайших приходов. Народу на этот раз было немного, вероятно по случаю страдного времени. Храм освящен во имя Живоначальной Троицы, как решено было ранее. За первою литургиею во вновь освященном храме принесена бескровная жертва за всех благодетелей обители живых и умерших, в ознаменование и память созидания храма щедротами благотворителей православного нашего отечества.

В Июле отец Архимандрит удостоился получить Высочайшую награду – Св. Анны 2-й степени.

К осени этого года кончили вчерне кладку колокольни, доведя ее до самого верха. Теперь осталась в ней внутренняя работа: штукатурка, настилка полов, двери, рамы, лестницы. Крыть колокольню железом начали сейчас же по окончании кладки; работали до тех пор, пока было только возможно. Плотники в это время настилали полы в тех ярусах, где должны быть колокола, и устанавливали лестницы с двух сторон: один ход из корпуса, другой из башни, с северной стороны. В пролетах колокольни вставляли перила и подготовляли балки для колоколов, так как будущей весной отец Настоятель хотел поднять весь звон колоколов на колокольню.

В начале Декабря о. Феофилакт привез из Москвы неоцененную святыню для нашей обители и особенно знаменательную для всего зырянского края, – это часть мощей Св. Стефана Епископа Пермского, просветителя зырян. Частицу эту разрешили отделить Московский Митрополит Иннокентий от частицы же св. мощей Стефана, находящейся в Москве в Рождественском Девичьем монастыре. Отделял оную Синодальный Ризничий в присутствии Игумений Рождественского монастыря – Ефросиний. Об этом имеется документ, хранящийся в Монастырской ризнице.

26 Апреля 1876 года, в день, посвященный памяти Святителя Стефана Пермского, поднимали на колокольню большой в 303 пуда колокол. После литургии и молебна Св. Стефану, вышли из храма с крестным ходом и отслужили молебен перед колокольней. Настоятель окропил святою водою колокол. Народ, собравшийся на поднятие колокола, взял с трех сторон за веревки, которыми посредством известных блоковых приспособлений был окутан массивный колокол. Раздалась команда распорядителя, канаты потянули, колокол сперва пошевелился, потом медленно и плавно пошел кверху. – «Не сдавай! тяни ровней! Молись Богу, ребята, идет, хорошо идет!» – слышался чей-то громкий повелительный голос, а колокол при хоровом пении иноков, поднимался все выше и выше, и наконец встал на место. Сейчас же прикрепили его на балку. Остальные малые колокола, все до одного, подняли в тот же день после обедни.

В это лето доканчивали затем каменный корпус с северной стороны колокольни, навели на него железную крышу и доделали крышу на колокольне. Те ярусы в ней, кои назначены были для храмов, отштукатурили, крыши выкрасили. Готова колокольня; высоко, высоко вознесся на ней золотой крест, заиграли на нем солнечные лучи, отражаясь яркими искрами на сияющем просторе голубого неба, указывая, как маяк, место святой обители верующим и желающим успокоить измученную душу от треволнений житейских. Поднятый на высоту колокол перекатными звуками широко разносил призывный благовест, и весело и радостно стало на душе иноков, с благословения Божия не всуе трудившихся.

С весны 1877 года приступили к кладке каменной ограды вокруг Монастыря, как необходимой принадлежности всякой обители. В сущности начата была постройкою не ограда, а довольно широкая и высокая стена на протяжении в окружности 440 сажен с четырьмя башнями по углам, с крытою галереею для крестного хода. Постройка ее продолжалась не один год и стоит Монастырю очень дорого, потому что на нее потребовалось громадное количество кирпича и камня. Над святыми вратами в стене устроена церковь во имя Архистратига Михаила. В связи со стеною на западной ее стороне, столярная, на северной, в ограде же, прачечная и братская баня. В двух угловых башнях кладовые, в других двух – кузница, слесарня и кельи.

Во время Устьсысольской ярмарки, 28 Ноября того года, с разрешения Преосвященного Феодосия, назначено освящение Монастырского храма в городе, устроенного при Ульяновском городском подворье. Ко дню освящения отправился в Устьсысольск о. Архимандрит, два Иеромонаха, два Иеродиакона и несколько человек певчих. При освящении принимало участие в служении духовенство городского собора. После литургии в комнатах подворья Архимандритом предложен был посетителям чай и небольшая закуска. На другой день Архимандрит отправился в Монастырь. Для постоянного богослужения оставлены при подворье один Иеромонах, один Иеродиакон и два послушника. Все они и до сих пор живут тут постоянно.

В Июне 1878 года в первый раз по Вычегде прибыл в нашу обитель пароход Архангельского купца А. В. Булычева. Он привез порядочное количество богомольцев. С тех пор каждый год один раз по открытии навигации Булычев отправляет пароход до Монастыря, доставляя на нем безвозмездно от Вологды закупленный товар для потребностей обители и, весьма за умеренную плату, богомольцев. Первый пароход произвел чрезвычайное впечатление на Вычегодское население, никогда не видавшее пароходного судна, особенно на женский пол и детей. Толпы народа бежали по берегу, как будто стараясь перегнать пароход, и что-то кричали. Многие женщины спускались к самой воде и умывались волной, которая настилалась на заплеск от быстрого пароходного движения; из этого можно заключить, что в понятии их пароход представлялся каким-то сверхъестественным явлением, имеющим чудодейственное значение. Пришел пароход к Монастырю; интересующихся им набежало из окрестных деревень множество. Жгучее любопытство посмотреть на красивую барку, которая сама идет против воды, шипит, свистит и полымем пышет – разжигало Вычегодских детей природы до крайнего малодушия: все отдельные части парохода ощупывали они руками, ходили по каютам, спускались в машинное отделение, ахали и охали, судили и рядили всяк на свой лад. Булычев, желая потешить народ, объявил всем собравшимся на Монастырскую пристань, что завтра утром, сколько может поместиться людей, он всех бесплатно прокатит до Устькуломского селения (20 верст) и обратно. По утру каждый спешил поскорее забраться на пароход, чтобы не прозевать – прокатиться на невиданном судне. Набралось народу полнехонько. Пароход, при общем восторге даровых пассажиров, полным ходом полетел вверх против течения. Булычев расщедрился: он приказал буфетчику всех мужчин угощать водкой, а женщин чаем. Пошел пир горой, зыряне вступили в благодушное настроение: катанье на пароходе, даровая водка и чай – возбудили в них чувство благодарности к Булычеву; поклоны и спасибо адресовались к нему со всех сторон за неожиданный праздник. Теперь не то; пароходу уже не удивляются: каждый год ходит, привыкли к нему и поняли его устройство.

На этом пароходе доставлен был Булычевым в Монастырь паровой двигатель для подъема воды из речки Ульяновки29 для потребности обители. На берегу речки построили каменное здание, уставили машину, проложили водопроводные трубы вверх на гору в обширный резервуар, из которого провели по трубам воду в разные отдельные помещения: в кухню, хлебопекарню, настоятельский и братский корпуса, прачечную, баню и даже в гостиницу для богомольцев. Независимо от сего в паровой машине, накачивающей воду, было достаточно сил для устройства мельницы, которую и незамедлили поставить. Она теперь прекрасно мелет муку для потребностей обители и приготовляет для нее из ячменя крупу. Машинистом на водокачке и мельнице – о. Феодосий.

Между тем в два года (1877–1878) приготовили иконостасы для храмов, устраиваемых в корпусе колокольни, и заложили в осень 1878 года каменное здание гостиницы на 13 саженях в длину и 8 1/2 – в ширину. Решили выстроить ее в три этажа. Главные работы по возведению этого здания были начаты с весны 1879 года. В этот же год получено уведомление, что Преосвященный Феодосии опять собирается посетить нашу обитель и что прибудет к нам 17 Июля.

Встреча Преосвященного, торжественный прием его, представления и благословления совершались в том же порядке, как и в предшествующие приезды, только с более парадною обстановкою, так как средства обители настолько были уже достаточны, что дозволяли это сделать; например, для шествия Владыки от Святых ворот, где его встретил с крестом Настоятель со всею братнею, было постлано красное сукно и ковры по всему пути и по лестнице, ведущей в храм Живоначальной Троицы, во второй этаж собора, а из собора в кельи Преосвященного.

Свита Владыки в этот приезд была не многочисленна: певчих своих он с собою не взял, а сопутствовали ему Священник Николай Кириков, Протодиакон Васильевский, Ипподиакон Студентов, регент и келейник. В день приезда Преосвященный оповестил, что будет служить в обители четыре дня сряду: 19, 20, 21 и 22 числа и изъявил желание освящать два храма, которые были приготовлены для этого к его приезду.

На другой день приезда в Монастырь, Владыка ездил в Устькулом для ревизии; и в тот же день часу во втором возвратился в обитель.

19 числа освящена была Преосвященным трапезная церковь в колокольном корпусе с обычною торжественностью, а 21-го освятил он деревянную за оградой кладбищенскую церковь, что прежде была трапезною и находилась в одной связи с братским корпусом, а потом перенесена. За служением Владыки было несколько посвящений в Диаконы, в Иеродиаконы и в Иеромонахи.

Во всех четырех Архиерейских служениях пели монастырские певчие, подготовленные нами заранее, задолго до приезда Владыки; мальчики-исполатчики были обучены из проживающих в монастыре годовиков-обещанников. Несмотря на то, что Архиерейское служение во многом отличалось от обыкновенного Священнического, пение шло во всем безошибочно. 22 Июля в третьем часу дня Преосвященный Феодосии оставил нашу обитель. Архимандрита, старцев и всех иноков, благословляя перед расставанием, он с глубоким чувством благодарил за устроение обители, преподал наставление о соблюдении мирной, Христолюбивой братской жизни и простился с такою искренностью, с такими теплыми, сердечными пожеланиями нам полных успехов и благословения Божия в делах наших, что мы не могли удержаться от слез; плакал и добрый Архипастырь наш, расставаясь с нами, как будто предчувствовали мы обоюдно, что не видаться нам более никогда. Преосвященный Феодосии более уже не приезжал в Ульяновскую обитель; он скончался 22 Августа 1883 года. Архимандрит наш, отец Матфей, от постоянного занятия и ночного бдения, начал слабеть зрением. Давно это он замечал за собою, но не обращал особенного внимания; наконец болезнь до того усилилась, что он с трудом стал читать даже в очках. Ему советовали обратиться к опытным врачам за помощью, покуда возможно. Но время от времени откладывая, полагая, что может быть и так пройдет, Настоятель долго не мог собраться на лечение.

С благословения Преосвященного, 22 Сентября 1879 года было в обители освящение храма во имя Св. Николая Чудотворца во втором этаже колокольного корпуса. Отец Матфей, в сослужении монастырского духовенства, еще сам освящал храм. Но вскоре после этого глазная болезнь особенно усилилась у него, так что он решился после Рождественских праздников съездить в Петербург полечиться у специалистов по глазным болезням.

Тринадцатого Января 1880 года, отслужил отец Матфей литургию и, после напутственного молебна, простился с братиею, объяснив, что он вынужден, по случаю постигшей его болезни, ненадолго оставить обитель, что ему необходимо съездить в Петербург к искусным врачам за советом, что вместо себя оставляет управлять монастырем отцев Амвросия и Феодосия, и чтобы братия слушалась этих старцев, с уважением бы относилась к их распоряжениям и подчинялась бы им. Отца Паисия в Монастыре в это время не было; он все еще находился в Москве по сбору, а отец Феофилакт должен был сопровождать Настоятеля. Полуслепого его нельзя было отпускать одного в Петербург. Все иноки и служащие в Монастыре простились со своим возлюбленным Настоятелем, от души пожелав ему поправиться в здоровье и укрепиться силами для будущих трудов по обители.

Путешествие Архимандрита в столицу недолго продолжалось. Он не мог жить вне своего Монастыря, о котором у него постоянно болело сердце и забота томила дух. 26 Февраля около полудня вдруг подкатился возок к братскому корпусу. Из экипажа сначала вышел о. Феофилакт, а затем и Архимандрит. Не ожидали мы такого скорого его возвращения. Немного времени спустя, с час какой-нибудь, приезжает и о. Паисий. Дело в том, что о. Матфею врачи не в состоянии были оказать помощи; зрение навеки потеряно, в глазах темная вода. Роковой убийственный приговор, обрекающий на безотрадное существование: очи лишены света дневного, у сподвижника отнята возможность любоваться созданием рук своих. Этим объясняется скорое возвращение Настоятеля и неожиданное – Казначея Паисия. Теперь ему, за слепотою о. Матфея, необходимо пребывать безотлучно в Монастыре. Сильною гнетущею скорбью поражены были иноки, выслушавшие от возвратившихся старцев приговор врачей. Жаль было всем нам нашего дорогого Настоятеля. Да укрепит его Бог на конце его жизни и поможет без ропота перенести тяжелый крест, с верою и надеждою на милость Божиею: «его же любит Господь, наказует».

Летом 1880 года кладка каменной трехэтажной гостиницы подведена была под крышу, которую успели по осени навести, и тогда приступили к внутренней отделке этого здания. В этот год 22 Сентября освятили маленькую церковь, устроенную над Святыми воротами во имя Архистратига Михаила и прочих бесплотных сил.

Весной 1881 года, на берегу речки Ульяновки, в линию с паровою мельницею начали наши неусыпные устроители кладку каменного скотного двора, с кельями для служащих при нем монахов и гуменника с овином для сушки и молоченья хлеба. Постройка эта совершена скоро: она была окончена в то же лето. Отделка гостиницы, штукатурка стен во всех ее этажах выполнены были все в тот же год. Так как здание гостиницы пришлось на косогоре, почему стена на скат, к югу, естественно вышла выше, то на эту сторону устроили еще лишний внизу этаж под квасную. 8 Ноября 1881 года, после литургии, подняли иконы и с крестным ходом шествовали в гостиное здание, отслужили в нем водосвятной молебен, окропили все номера и отдельные помещения, и вот с тех пор все приходящие и приезжие богомольцы в обитель помещаются в этом здании и живут в тепле и покое по нескольку дней. Корпус вышел очень хорош.

В следующем 1882 году приступили к постройке каменного двухэтажного корпуса в г. Устьсысольске на Монастырском подворье, рядом с церковью, для живущих там иноков.

В 1883 году на 15 Августа, ночью, сгорела в обители деревянная кладбищенская церковь; что было внутри ее – ничего не могли спасти. В храме этом, освященном во имя Успения Божией Матери, совершалось на 15 Августа всенощное бдение. Служба продолжалась долго, до 12 часов ночи. В церковь для праздничного служения принесены были хорошие ризы и разные церковные вещи. После всенощной храм заперли, и когда расходились по кельям, то ни гари, ни дыму, даже никакого смрадного запаха никто не чувствовал. В церкви для караула на ночь, не подозревая никакой опасности, как на грех – не оставили никого. А в прежние годы всегда оставляли человека или двух для присмотру после всенощной – до утра. Не прошло и часа после того, как заперли кладбищенский храм, не все еще улеглись на покой, вдруг зарево осветило весь монастырь и сильный стук в Монастырские ворота, с криком «пожар!» поднял на ноги всех иноков обители. Что горит, где горит, – с переполоху недоумевали и ничего не могли сообразить. В ворота стучали богомольцы; они из гостиницы первые увидали пламя горевшего храма и подняли тревогу. Когда прибежали на место пожара, то церковь вся была объята пламенем, так что и близко к ней подойти уже не было возможности и потому ничего не удалось спасти.

Благодарение Господу в том, что пожар ограничился только одною этою деревянною церковью, а не разошелся далее, чему обязаны особой милости Божией, пославшей в эту ночь совершенно тихую погоду. Отчего произошел пожар, – неизвестно: может быть уголь выпал из кадила и закатился в щель под пол, может быть и от жаровни, которую разводили около церкви для кадил. Бог весть: ни доискаться, ни догадаться невозможно.

В 1884 году посетил Вычегодский край неурожай. Ранние заморозки погубили хлеб на корню, когда зерна, как в озимовых посевах, так и в яровых еще не достигли полной зрелости. Не миновала этого бедствия и наша обитель. Нужда народная в продовольствии сказалась в сильных размерах. Хлеб хотя и убрали с полей, и обмолотили, но его вышло очень мало, и кроме того зерно было легковесное, а мука получилась солоделая, противная на вкус, в квашне не ходила и в печи хлеб расплывался в тонкую лепешку. Для Монастырской потребности ржаная мука была закуплена в Чердыни Пермской губернии и доставлена в обитель по первому зимнему пути; а для уезда заготовило продовольствие и семена и вовремя доставило местное Земство, принявшее горячее участие в народной нужде и, при содействии администрации, оказавшее помощь в размерах потребности. Да благословит Господь деятелей за такое доброе дело!

В 1885 году шла заготовка кирпичей и других материалов для сооружения каменной кладбищенской церкви – на место сгоревшей деревянной; а в 1886 году с весны приступили к ее кладке, которая и окончена была в первой половине Августа, немедля начали крыть церковь железом и к осени храм к наружной отделке совсем был готов. В ту же осень, после окончания кладбищенского храма, каменщики приступили к кладке каменной часовни по левую сторону Собора, для помещения в одном ее отделении бассейна для воды, а в другом пожарного обоза и снарядов для тушения огня.

И так в какие-нибудь двадцать лет устроилась Ульяновская обитель, не уступающая в настоящем ее состоянии тем, которые существуют целые столетия; устроилась не в центре деятельной жизни, не вблизи блестящих городов и пышных столиц, посреди метелей и снегов, на дальнем севере, в глухом наусторонье, в лесных пустынях, у народа бедного средствами, но богатого верою и чистотою души.

Преосвященный Палладий, при своем посещении обители, назвал ее Лаврою; посмотрел бы он теперь на наш Монастырь! Воистину Господь возлюбил место сие и восхотел прославить подвиги Своего угодника Стефана, апостольски подвизавшегося в здешней, тогда еще языческой стране, которую он просветил истиною Христовой веры и основал обитель на этом месте. Через пять столетий Господу угодно было избрать ревнителей на возобновление этой обители и она восстала во всей красе и благолепии. Не миновало цодвижничество усердных старцев несправедливых обвинений, ложных нареканий, клеветы и зависти: все перенесли смиренные старцы с верою и надеждою, что Господь узрит их усердие и воздаст по делам их за труды не для славы суетной, а для прославления имени Божия. Поседели иноки, согнулись под бременем лет, забот и трудов их спины, поблекли очи, но бодро стоит обитель, ярко блестят ее золотые кресты, сверкая знамением славы тружеников, и не исчезнет, не поблекнет она во веки веков. Дивны дела Твои Господи и судеб Твоих бездны кто исследит! В непостижимом успехе старцев по устроению обители несомненно действовал промысел Божий: «аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущие». Аминь30.

VII. Порядок братской жизни в обители. Исполнение послушания в совершении богослужения. Продолжительность вечерни, утрени, обедни и всенощной. Трапеза. Кушанья, подаваемые за оной. Мастеровые. Полевое хозяйство. Скотоводство. Огородничество. Мельница на речке Тыбь-ю. Рыбная ловля. Число лиц, живущих в обители. Количество богомольцев. Перечисление особенно замечательного имущества Монастыря и его святыни

Все порядки в обители, обусловливающие братскую жизнь, совершаются по Соловецкому уставу, неотступно во всех подробностях исполняемому. Благовест к вечерне почти всегда начинается в 5 часов, и с чтением кафизм, псалмов, правил и с установленным пением, вечерня с повечерием и ужином оканчивается около восьми часов вечера; пение знаменное столповое. Во время ужина читается житие дневного Святого. В два часа по полуночи один из иноков проходит по кельям братии с колокольчиком и будит их к утреннему богослужению. Подойдя к дверям кельи, инок произносит обычную молитву: – «Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас!» Из кельи отвечают – аминь! Тогда будящий говорит: – «пению время, молитве час!» и идет далее. Когда поднимет всех, сейчас же начинается благовест и братия собирается в церковь. Утреня продолжается до половины пятого, иногда и до пяти часов. В 7 часов утра – обедня. За полчаса до начала ударяют три раза в колокол, оповещая служащих к прибытию в храм для совершения проскомидии, за которой бывает поминовение всех жертвователей на обитель, а также родственников своих и знакомых. Служение литургии занимает времени около трех часов. В воскресные и праздничные дни после литургии всегда бывает молебен. По четвергам всякой недели, если не случится в такой день какой-либо праздник, вызывающий бдение, служится молебен соборно, с чтением акафиста Святителю Стефану, со звоном в большой колокол.

Всенощные с вечера на воскресенье и праздники начинаются после Пасхи с Фоминой недели, и продолжаются до Воздвиженьего дня включительно, а затем уже всенощных не бывает, а заменяются они утренями. Всенощные служатся с соблюдением полного церковного устава по канонарху и продолжается иногда часа четыре и более, если на большие праздники. В великий пяток, на Страстной неделе, по окончании царских часов, бывает омовение частиц святых мощей, имеющихся в обители, после чего все прикладываются к ним; а в великую субботу, перед часами совершается чин Елеосвящения (соборование), на котором елепомазуют всех предстоящих в храме и молящихся по уставу и обычаю Соловецкому.

Звонок к трапезе бывает в 11-м часу дня. К обеду собирается обязательно вся братия обители, не исключая и Настоятеля: особого стола не готовится ни для кого. Когда прибудет к трапезе Настоятель, то очередной Иеромонах ударяет три раза в колокольчик и иноки начинают петь «Отче наш». Затем тот же Иеромонах или Настоятель благословляет трапезу и все садятся за столы, покрытые белыми скатертями. Перед каждым обедающим – оловянная тарелка, а на ней – ломоть черного хлеба; в воскресенье и праздники – прибавляется ломоть белого. С правой стороны тарелки деревянная ложка братского рукоделья и полотенце одно на три прибора. Никто не приступает к принятию пищи, пока не ударят в колокольчик и пока очередной чтец, получив установленным порядком благословение, не откроет жития дневного Святого. Каждая перемена кушанья сопровождается звоном колокольчика и известною обрядностью в чтении молитв. В воскресные и праздничные дни совершается в трапезе чин панагии. После трапезы оставшиеся куски собирает в корзины монастырский повар.

Обед состоит из четырех перемен: а) холодное – ботвинье на квасу из архангельской трески со сметаной; б) щи из капусты с прибавлением моркови, репы, картофеля и рыбы – палтуса; в) уха из свежей рыбы своей ловли и г) каша, при ней пресное молоко в отдельном блюде. Такой обед готовится обыкновенно в скоромные дни: воскресенье, вторник, четверг и субботу. В постные: понедельник, среду и пятницу – те же кушанья, только без сметаны и молока. В великий пост трапеза полагается из овощей и грибов. Рыба постом разрешается в Благовещенье, Вербное воскресенье и в день Похвалы Пресвятой Богородицы по случаю местного празднования чудотворной иконе и храма ее. В Успенский пост кроме овощей ничего не полагается; рыба готовится, согласно уставу, только в один день этого поста – в Преображение Господне.

За ужином подаются три перемены: холодное, щи и уха или творог с молоком, смотря по тому – какой день: постный или скоромный.

Одежда зимняя и летняя и рабочая для послушаний всем живущим в обители дается из монастырской рухлядной. От послушаний никто не освобождается, особенно хозяйственных: полевых, огородных, сенокосных и т. п., так что все в монастыре работают, начиная с Иеромонахов и кончая послушниками, за исключением не способных к физическому труду. Кроме очередных и полевых работ, в обители в числе братии есть специалисты по разным ремеслам: портные, сапожники, маляры, столяры, кузнецы, плотники, печники. При них обучаются ремеслам мальчики, проживающие временно в Монастыре, год и два, из усердия по обещанию, так называемые обещанники, по примеру того обычая, какой установился в населении северного поморья по отношению к Соловецкой обители. Мальчики, обладающие хорошими голосами, обучаются, кроме того, церковному пению.

Жалованья монашествующим никому не полагается; все живут на полном иждивении Монастыря во всех потребностях. Чай и сахар отсыпается по старшинству и заслугам, начиная с полуфунта и до восьмой. На освещение употребляется керосин и сальные свечи.

Земельные владения Ульяновской обители, как поименовано выше, заключаются в 815 десятинах с саженями. Самое большое пространство этого количества земли находится под лесами, часть под лугами, разработанными на заливных пожнях вычегодского побережья, небольшое количество под пашнею и Монастырскими постройками. Пахотные поля состоят из борового грунта супесчаного качества. Посев невелик: до 60 пуд. ржи и до 100 пуд. ячменя. Урожай, вследствие хорошего удобрения земли, почти постоянно бывает вполне удовлетворительный: рожь приходит сама 14-я, ячмень сам 8-й. Севооборот трехпольный. Обработка полей производится способами, усвоенными местными обычаями от старины и крайне не усовершенствованными орудиями, а именно: поля удобряют с осени – под ячмень, пашут сохой, боронят деревянной бороной, косят горбушей. Для молотьбы хлеба и провейки вороха старцы завели ручную молотилку и Бутеноповскую веялку, но как-то они у нас не действуют и потому не в употреблении.

Сена на Монастырских угодьях накашивается до 7500 пудов, но этого количества не хватает для прокормления всего скота, содержимого в обители.

Рогатый скот в настоящее время в Монастыре весь холмогорской породы. Его начали разводить с 1875 года, приобретя сначала из Холмогорского женского Монастыря шесть голов; теперь развелось до 40 прекрасных коров, очень рослых и видных. Уход за ними поручен монаху и трем послушникам. Они доят коров, приготовляют творог и масло. Лошадей при Монастыре более двадцати. Они помещаются в отдельной деревянной конюшне.

Огородничество в обители ведется весьма старательно; садят все овощи, свойственные климату и составляющие потребность Монастыря. Для огурцов устроено несколько парников холодных и теплых разной конструкции, и огурцы родятся каждый год удовлетворительно, так что их хватает на все годовое продовольствие братии. Капустники разработаны под горою на низменных мысках, образуемых излучинами речки Ульяновки. Капуста родится очень хорошая и в значительном количестве.

Ульяновский Монастырь – хозяин заботливый и неусыпный старатель. Недаром в него вложена душа и жизнь Соловецкой обители переселенцами из оной, твердо соблюдавшими те же порядки, ту же хозяйственную экономию, как и в Соловках. Помимо хозяйственных приспособлений в самой Ульяновской обители, она имеет еще отдельное владение – на речке Тыбью, в 35 верстах от Монастыря, состоящее из превосходно устроенной мукомольной водяной мельницы, работающей на три постава. Она выполняет частные помолы от крестьян из окрестных деревень и приносит доход. Там постоянно живет один монах с рабочими.

В подспорье Монастырского продовольствия производится монахами в Вычегде и окрестных небольших озерах лов рыбы, начиная с весеннего вскрытия воды и кончая осенними заморозками. Рыба весною, в разлив, когда она бросается по логам и по лоям на чистую воду, ловится ветелями, а затем во все лето и осень неводом. Добычею служат: лещи, язи, щуки, налимы, окуни, сиги, нельмы и изредка стерлядь.

В обители число монашествующих братии с послушниками восходит ныне до 70-ти человек и временно проживающих до 30-ти человек; кроме того живет на братской пище постоянно до 20-ти наемных работников, а во время летних работ бывает и более. Управление Монастыря, как уже не один раз упоминал я в своем повествовании, находится в руках тех старцев, которые вышли из Соловецкой обители.

Все они до сих пор живы, все находятся при своих прежних должностях. Богомольцев, посещающих Ульяновскую обитель, бывает в год более пяти тысяч, преимущественно крестьян. Купцы в последние годы стали реже посещать Монастырь, вероятно по причине дальнего расстояния. Значительный прилив посетителей бывает в обитель весною, когда приходит пароход, и во весь великий пост, в который являются к нам богатые торгующие крестьяне с Ижмы, из Чердыня и Соликамска для говенья; сытуются богомольцы все за общей братской трапезой.

В заключение не лишним будет перечислить выдающееся имущество Монастыря и его святыню, которая пользуется особым уважением или составляет капитальную ценность.

Рассмотрим это по храмам: Собор двухэтажный. В верхнем этаже престол в честь Живоначальной Троицы. Престол бронзовый в 14 пудов весу, вызолочен, с чеканными изображениями святых. Иконы в иконостасе этого храма писаны придворным художником Василием Макаровичем Пошехоновым. Паникадило изящной работы, высеребренное, в 64 свечи, весу 20 пудов; пожертвовано Московскою купчихой Г-жою Суховой.

В левой колонне храма за левым клиросом чудотворная икона Похвалы Божией Матери, в серебряной ризе с вызолоченным венцом и с драгоценными украшениями, весу 7 фунтов; пожертвована Московскою Г-жою Эзеревой.

Перед всеми местными иконами большие посеребренные подсвечники.

На левой стороне у стены подле клироса плащаница под стеклянной рамой, вышитая золотом, стоит более 1000 руб. Пожертвована Суховой.

Хоругви бронзовые, вызолоченные, круглой формы. Пожертвованы из Московской дворцовой, Кремлевской церкви Спаса на бору, где почивают мощи Св. Стефана Пермского.

В нижнем этаже Собора главный средний придел Нерукотворенного Спаса. В иконостасе иконы: Спасителя и Божией Матери. На них оклады бронзовые вызолоченные, с драгоценными украшениями. Икона – Зосимы, Савватия, Германа, Иринарха, Елеазара Соловецких Чудотворцев и Святителя Филиппа Московского. Риза на этой иконе серебряная. Пожертвована Мышкинским Господином Серебряковым. Самая икона привезена иноками с собою из Соловецкой обители и составляет ее благословение.

В правой колонне, за клиросом икона Нерукотворенного Образа Господа нашего Иисуса Христа, почитаемая чудотворною. Риза на ней серебряная, венец вызолоченный с украшениями; пожертвована Щенниковым в Москве.

С правой стороны этой же колонны явленная икона Спасителя, сидящего на престоле. Об ней говорено выше. Оклад на этой иконе серебряный вызолоченный, а также венец и корона с драгоценными камнями. Пожертвована риза Г-ном Сафоновым в Москве.

В левой колонне – икона Св, Стефана Пермского, написанная в рост, с изображением по сторонам чудес из его апостольского подвижничества.

Эти три последние иконы в летнее время, когда служба бывает в верхнем Соборе, переносятся туда.

В левой же колонне, за клиросом, икона Похвалы Божией Матери, копия с чудотворного образа. Риза на ней серебряная, пожертвована монахом Иоакимом, в соучастии Г-жи М., очень ценная и тяжеловесная.

На правой стороне, у стены, в особой раке часть мощей Св. Мученицы Иулиании, и на налое серебряный вызолоченный складень с частию животворящего древа креста Господня и частями святых мощей. Складень этот сооружен усердием Московского фабриканта Мешкова.

У левой стены храма в трех ковчегах: одном позолоченном и двух серебряных, имеющих форму гробниц, покоятся части святых мощей разных угодников. Серебряный ковчег пожертвован Г-ном Котовым в Москве. Посредине ковчегов устроен небольшой металлический киот, в коем – икона с изображением Стефана Пермского и частица мощей этого угодника, составляющая величайшую святыню Ульяновской обители.

По сторонам среднего алтаря два придела: по правую – во имя Похвалы Божией Матери, по левую – Святителя Стефана. В иконостасе правого придела икона Спасителя, несущего на раменах своих овча; риза на этой иконе глазетовая, с разноцветными камнями. На образе Похвалы Божией Матери – риза серебряная, вызолоченная; пожертвована Г-ном Щипуновым, Чердынским обывателем. В том же иконостасе древняя икона Толгской Божией Матери, в бисерной с камнями ризе, и образ Великомученика Пантелеймона, присланный из Афонского Монастыря.

В иконостасе левого придела особенно ценная икона Св. Николая Чудотворца, в серебряной ризе, с вызолоченными митрой и венцом на главе угодника.

Трапезная церковь под копусом колокольни, во имя преподобных Зосимы и Савватия, Соловецких чудотворцев. Образ угодников помещается в этом храме за колонной на правой стороне; на нем риза серебряная вызолоченная, пожертвована Щипуновым. Церковь во имя Николая Чудотворца, во втором ярусе колокольни. В иконостасе этой церкви Образ Святителя Николая в серебряной вызолоченной ризе.

Церковь Архистратига Михаила, маленькая, над святыми вратами. В ней особенно ценных образов нет; но все иконы хорошей живописи, на цинковых досках.

Кладбищенская церковь – за оградой, во имя Успения Пресвятой Богородицы вновь выстроенная; иконостас в ней пожертвован Соликамским куп. И. А. Рязанцевым. Обнесена оградой с чугунною решеткою.

Старый деревянный храм, под горой – во имя Александра Невского, а придел в честь мученицы Иулиании; ценных образов в ней нет.

Всякой церковной утвари в обители достаточно и ризница находится в удовлетворительном состоянии; укажу на главнейшие священные предметы:

Напрестольное Евангелие в лист; доски обложены серебром и вызолочены. Весу в нем 1 пуд 35 фунт. Пожертвовано.

Другое напрестольное Евангелие тоже в лист, с обложенными серебром и вызолоченными досками. На верхней доске посредине образ Воскресения Иисуса Христа, украшенный стразами и эмалью; по углам четыре Евангелиста; на нижней доске изображение Благовещения, тоже убранное стразами. Весу в этом Евангелии 27 фун. 60 золот. Пожертвовано.

Напрестольный крест серебряный вызолоченный, весу 3 фунта. Перламутровый крест – Митрополита Филарета. Отделан в серебряную с позолотою оправу. Весу 1 ф. 75 золотников.

Крест серебряный вызолоченный со стразами. Весу 1 фун. 53 золот. Пожертвован дворянкой из города Орла Натальей Францовной Новицкой.

Потир серебряный вызолоченный, с перламутровыми изображениями, украшен стразами; весу с прибором 9 фун.

Второй потир поменьше, тоже серебряный, вызолоченный с финифтяными изображениями и со стразами; весу с прибором 6 фун. 2 золот.

Блюдо, употребляемое при служении всенощных для благословения хлебов, серебряное вызолоченное. Весу 12 фун. Пожертвовано Суховой.

Кадило вызолоченное серебряное; один фунт 21 золот.

Чаша серебряная, для освящения воды, с крышкою и вызолоченным крестом, в 8 фун. 70 золотников.

Панихидница серебряная с крышкою и крестом, в 2 фун. 35 золотников.

Мелких серебряных вещей, состоящих из потиров, лампад, кадил, крестов, дискосов, дароносиц, пасхальных подсвечников – за множеством их не перечисляю.

Заслуживает еще внимания большая красной меди чаша с крышкою для освящения воды в Крещение; внутри она вылужена, имеет четыре крана по сторонам; вмещает воды до 30 ведер, весу 4 пуд. 33 фун. Сооружена усердием и трудами обывательницы города Слободского Марьи Ивановны Ончуковой.

Митр Архимандритских три, посох Архимандритский бронзовый золоченный, со змейками, наверху крест из камней; под крестом яблоко, украшенное стразами.

Риз несколько перемен разной ценности; из них около сорока из золотой, серебряной парчи и бархата. Соответствующее количество подризников, епитрахилей и набедренников.

Кресты на церковных главах все вызолочены червонным золотом чрез огонь. Для прочности они сделаны из дуба и обложены латунной медью.

Колоколов в общей сложности всего звона в обители до 700 пудов.

Библиотека большею частью состоит из богослужебных книг и сочинений духовных, богословских и частию исторических. В ней всех около 1000 томов. Все эти томы собраны старцами от пожертвователей. Желающим инокам книги выдаются для чтения беспрепятственно.

* * *

20

Ускорие – селение на левом берегу Двины, почти против устья впадающей в нее р. Вычегды)

21

Грубые кожаные башмаки, вроде туфель

22

Очевидец, бывший в то время в Вятке, когда Ульяновские монахи туда явились, передавал мне, что на отправление молебнов у них не хватало времени; что многим приходилось дожидаться очереди по два дня, и что приношения были чрезвычайно большие. – (Примечание Ф. Арсеньева.)

23

Передаем надпись дословно, с соблюдением того стиля, какой удержан на чекане.

24

Епархиал. ведом. 1871 г. N 18–20

25

Соседняя к Монастырю волость Керчемская населена раскольниками

26

Обещанцы – проживающие в обители год или два по обещанию. Они занимаются работами по хозяйственной части Монастыря

27

По возвращении в Вологду Владыка выразил официально благодарность Настоятелю Ульяновской обители. Благодарность эта напечатана в 29-м N Епархиальных ведомостей 1871 г.

28

Святейшим Синодом разрешен был сбор по России на Ульяновскую обитель в течение 10 лет со времени переселения в оную Соловецких иноков. Срок этот истек в 1876 году. Настоятель желал воспользоваться разрешением сколько возможно полнее и потому в интересах обители не давал засиживаться инокам подолгу дома

29

Речки Мельничная и Ульяновка – одна и та же

30

На заботливости старцев предстоят еще в скором времени следующие постройки по Монастырю: подведение каменного фундамента под оба братские деревянные корпуса и прочие необходимые мелкие постройки.


Источник: Арсеньев Ф.А. Ульяновский монастырь у зырян. Троицко-Стефановская новообщежительная обитель. М.: Типо-Литография Н. И. Куманина, 1889. – 179 с.

Комментарии для сайта Cackle