Введение. Источники для истории Юстиниана

Царствование Юстиниана представляет несомненно один из периодов византийской истории, о котором имеются самые обильные и разнообразные сведения. Исторические источники греческого, латинского и восточного происхождения; источники дипломатические и юридические; источники литературные, – ни в чем нет недостатка для ознакомления с этой столь важной эпохой греко-восточной империи. И если добавить, что большинство историков, летописцев, полемистов и поэтов – современники событий, о которых они сообщают, что большое число дошедших до нас документов исходит oт самого императора или от непосредственно окружавших его лиц, то исключительная ценность таких исторических источников выступает еще с большей силой. Однако некоторые из них подвергались большому сомнению и нередко даже оспаривалась их истинность, а потому становится совершенно необходимым указать в начале нашей книги на каких именно авторитетах она основывается и какую цену следует придавать документам, которые послужили для нее материалом.

Наиболее важный историк царствования Юстиниана бесспорно – Прокопий Кесарийский ⁶ , но не менее бесспорно и то, что он более всех вызывал сомнения и подвергался критике. Три его сочинения – восемь книг Войн, трактат О постройках и Секретная История – полны драгоценных сведений об императоре и его времени, но в них встречается столько явных противоречий, обнаруживается столько внушающих сомнение признаков пристрастия, нравственной, а подчас и умственной посредственности, что точное определение и установление исторической ценности произведений Прокопия является самой существенной и в тоже время самой трудной задачей для разрешения. ⁷

Сириец по происхождению, родившийся несомненно в конце V столетия, – Прокопий с ранних лет состоял при Велизарие в качестве ассесора или советника по юридической части. В этом звании он сопровождал его в Персидских походах с 527 по 531 года, затем последовал за ним в Африку в 533 г., где провел сначала с Велизарием, а потом с его преемником, Соломоном, три года. Наконец в 536 г. он снова прибыль к Велизарию, находившемуся в Сицилии, и участвовал с ним в его итальянских походах, а в конце 540 года возвратился вместе с своим начальником в Константинополь. В последующие годы он, по-видимому, проживал в столице; во всяком случае он там находился в 542 году. В это самое время, между 543 и 545 годом, он начал писать историю войн Юстиниана. Тогда он был исполнен энтузиазма к предпринимаемому им труду. Он не желал, как он говорит в своем предисловии, чтобы эти сверхчеловеческие события были, за неимением историка, осуждены на забвение ⁸ ; он желал в достойных выражениях прославить подвиги, которые выше всего, даже самого удивительного, что знала древность ⁹ ; и, исполненный восхищения перед Велизарием и даже перед Юстинианом, он рассказал в семи книгах о войнах Персидских, Африканских и Итальянских. ¹⁰ Есть основание думать, что в 546 году он отправлялся еще раз вдогонку за Велизарием в Италию ¹¹ ; во всяком случае в 550 году он выпустил семь первых книг своей истории, ничего не изменяя в редакции 545 года, но дополнив рассказ некоторым количеством прибавлений. ¹² Как это будет видно из последующего, можно с большой вероятностью предположить, что в том же 550 году он написал также и  Секретную Историю . Во всяком случае в 554 году он добавил к сочинению О Войнах восьмую книгу, составленную в этот раз не так как предыдущая, по географическому распределению фактов, но излагая события царствования за годы 550 по 554 в их целом. В 560 году, по желанию императора, всегда очень заботившегося о своем прославлении ¹³ , он составил трактат О постройках , задуманный им еще в 545 ¹⁴   году и содержавший, кроме перечисления сооружений церковных, гражданских и военных этого царствования, еще самый безусловный и самый плоский панегирик Юстиниану. Возможно, что Прокопий был награжден за этот труд назначением на высокий пост городского префекта. ¹⁵ Во всяком случае он имел титул illustris и какой-то Прокопий в 562 году носил титул городского префекта.

И так обстоятельства жизни и характер Прокопия дали ему возможность быть хорошо осведомленным на счет главных событий царствования и его современник Агафий мог о нем по справедливости сказать, «что он рассказал с большой точностью большинство фактов, случившихся в царствование Юстиниана». ¹⁶ Его История войн в действительности значительно переходит за тесный круг военных событий, а трактат О постройках является неисчерпаемым источником географических, топографических и экономических сведений. Но, будучи так хорошо поставлен для выполнения фактической стороны своего труда, обладал ли Прокопий теми умственными и нравственными качествами, которые соответствовали бы его задаче? Эти качества не редко подвергались сомнению и притом с несколько излишней несправедливостью. Прокопий был историк добросовестный, «который знал, говорит Агафий, неимоверно много предметов и так сказать перерыл всю историю» ¹⁷ ; по-видимому, он внимательно изучил собранные им источники и встречающееся иногда его разногласие с другими летописцами отнюдь не может быть поводом не доверять ему. ¹⁸ Он интересовался неизданными сведениями, заботился о том чтобы представить своим читателям события и людей, в которых они участвовали, «дабы, говорит он, они не походили на людей, которые сражаются с тенями» ¹⁹ , и он с удовольствием увеличивал с этою целью количество географических и этнографических описаний, представляющих для нас очень большую ценность. Вообще, будучи хорошо осведомленным, он в то же время питает достаточную любовь к истине и бесспорно обнаруживает беспристрастие. ²⁰ Несомненно, что в книге О войнах он не все сказал: во времена Юстиниана и Феодоры нельзя было безнаказанно говорить все. ²¹ Но не трудно прочесть между строк строгую критику, на которую он не скупится по отношению к политике и управлению императора, и надо было иметь некоторое мужество, чтобы написать, как он это сделал, что одно должностное лицо было назначено на важный пост «единственно лишь потому, что оно было самым жестоким из людей и наиболее способным добывать деньги неправыми путями». ²² Без сомнения, чтобы смягчить резкость своих суждений, он зачастую с искусной осторожностью влагал их в уста врагов императора. Но понимающий читатель легко может прочесть между строк сущность дела. Наоборот: его сильно упрекали в чрезмерной снисходительности к Велизарию; между тем нет оснований думать, чтобы он когда-либо искажал факты из симпатии к генералу и там, где это было уместно, он судит его строго, даже сурово. ²³ Наконец было бы ребячеством думать, что, так как он склонен подражать в своем рассказе Геродоту и Фукидиду, то для большего сходства с своими образцами он выдумывал события и создавал положения. ²⁴ Несомненно, что в его труде встречается много речей, по образцу Фукидида, которые никогда не были произнесены; в них надо искать, как и у Фукидида, впечатление, которое историк испытывал от событий. Но самая точность рассказа от этого нисколько не терпела.

Можно ли, однако, безусловно положиться на все, о чем сообщает Прокопий? Изучение его характера и его политических чувств, как это так тщательно сделано Даном, показывает чего недоставало Прокопию, чтобы быть непогрешимым историком. Прежде всего на его суждения должны были неизбежно влиять его политические взгляды: консерватор и аристократ, он имел мало склонности к новшествам; крайний патриот, он глубоко чувствовал все, что ему казалось унижением империи перед варварским миром; наконец, как бы мало он не был привержен к павшей династии Анастасия, все же он чувствовал антипатию ко всему делу Юстиниана. Будучи скептиком или безразличным в вопросах религии и убежденный, что течение событий управляется роковыми силами, он был при этом крайне суеверен, веруя довольно ребячески в предсказания, в гадания, словом в чудесное. К тому же он не обладал сильным характером. Хотя и говорят, что лесть, которую он расточает Юстиниану в трактате О постройках , в своих преувеличениях заключает скрытую иронию ²⁵ ; но каковы бы не были побуждения, внушившие Прокопию этот панегирик, надо признаться, что его пошлость несколько чрезмерна. И как бы не были остроумны доводы, при помощи которых пытались объяснить его изменчивые суждения о Юстиниане и Beлизаpиe ²⁶ , надо сознаться, что эти перемены тем не менее возбуждают некоторые сомнения и выставляют в прискорбном свете совесть писателя. Однако ж, хотя бы и с такими оговорками, книга О Войне заслуживает в общем безусловного доверия; трактат О Постройках , не смотря на избыток лести, сохраняет большую документальную цену. Таким образом, при всех своих достоинствах, Прокопий является перед нами натурой впечатлительной, склонной к преувеличениям, способной переходить без зазрения совести от крайностей похвалы к крайностям порицания, сомнительной нравственности, умом недовольно огражденным от суеверий и сплетен, – а это не маловажно для разрешения трудной задачи определения достоинств Секретной Истории.

Один писатель X века, Свида, сообщает, что Прокорий составил, под названием Anecdota , продолжение к своей истории Войн , «содержащее критику и сатиру на Юстиниана и Феодору, на Велизария и его жену». ²⁷ Это произведение, открытое в 1623 году Алеманни в ватиканской библиотеке, подало повод с тех пор к нескончаемым спорам. Возникал вопрос действительно ли это произведение Прокопия или оно подложное? В особенности юристы сильно оспаривали подлинность скандальной хроники, которая представляла в таком дурном свете великого императора-законодателя. В этом сочинении хотели видеть, – и еще совсем недавно ²⁸ , – политический памфлет, составленный из нескольких кусков, может быть и сочиненный по заметкам Прокопия, но принявший в кругах антидинастической оппозиции тенденцию явно враждебную тогдашнему правлению. В нападках, направленных на Beлизария, искали внушений Нарзеса, который действительно странным образом пощажен в Секретной Истории . Однако ж, вопреки этим гипотезам, по-видимому достоверно, что Anecdota принадлежат все таки Прокопию. Дан очень ясно доказал сходство стиля и мысли, существующее между бесспорными произведениями Прокопия и  Секретной Историей ; он показал, что противоречия в подробностях, которые можно заметить между этими двумя книгами, несущественны; а весьма убедительное доказательство, приведенное Haury, относительно времени, когда Anecdota были написаны, окончательно, по моему мнению, сделало неоспоримой принадлежность этого памфлета Прокопию.

Долгое время думали, что составление Секретной Истории следует относить к 559 году и глубоко возмущались, видя одного и того же человека сочиняющим, почти одновременно, эту скандальную хронику и панегирик О постройках . Ныне достоверно известно, что книга эта была написана в 550 году в то самое время, когда Прокопий обнародовал семь книг Войн . ²⁹ А известно в каком состоянии духа был тогда Прокопий, как его патриотизм, жестоко оскорбленный разочарованием, постигшим его большие надежды, с каждым днем все более возмущался неудачами Велизария, нерадением Юстиниана и автор с отчаянием видел империю на краю гибели. ³⁰ Понятно, что он пытался выяснить причины такой плачевной неудачи, высказать в секретных мемуарах то, что страх помешал ему поместить в книге, которую он издавал ³¹ ; понятно, что он при этом излил в памфлете все свое раздражение, все разочарование, все свои страсти, всю ненависть. Он не прощал Велизарию, что последний обманул великие надежды, какие он на него возлагал, и смешал его с грязью. Он никогда не питал особой любви к Юстиниану и его правлению и сделал его всецело ответственным за все беды империи. Если бы при том было доказано, что в этот момент Прокопий жил в отдалении от столицы ³² , то стало бы еще понятнее каким образом он, без критики, передал все сплетни, которые ходили по империи на счет Феодоры или Антонины. Наконец, он был ритор, склонный преувеличивать вещи для надобностей своей задачи. Из всего этого и родилась Секретная История.

Но если этим путем возможно объяснить происхождение книги, то необходимо еще рассмотреть на сколько историк может полагаться на нее. Было бы нелепостью слепо принимать все, что передают Anecdota : надо очень принимать в соображение горечь, которая наполняет душу автора и заставляет видеть в наихудшем свете самые безразличные факты; надо принять в расчет его легковерие в отношении всего, в особенности наиболее скандального, о чем он сообщает, как только это может послужить для его доказательств, и явные преувеличения, к которым его увлекало раздражение; а также смешную и до ребячества нелепую страсть во что бы то ни стало делать Юстиниана ответственным за все. Есть в этом памфлете явная ложь и чистейшие глупости, и однако же нельзя сказать, чтобы в нем совершенно не было правды. Слишком удобно, но вместе с тем и невозможно, как огульно доверять Секретной Истории , так и отбросить ее. Внимательное изучение, путем сравнения современных свидетельств, показало, что в том, что касается политики и управления в царствование Юстиниана, в Anecdota не все вымышлено. ³³ В других сочинениях – и даже в Войнах – можно найти подтверждение тому, что Прокопий сообщает о крайней алчности и постоянной нужде в деньгах императора, о жестокости финансового управления, о разорении провинций, о чрезмерных расходах, производившихся для удовлетворения роскоши сооружений и требований варваров. Только эти бесспорные факты преувеличены в Секретной Истории  и доведены до крайности; отдельное происшествие, единичный случай, Прокопий возводит в общую практику и из него выводить самый принцип управления. ³⁴ Он постоянно преувеличивает и таким образом из действительных фактов он ухитряется вывести самые ложные заключения. Само собой разумеется, что в отношении лиц его оценка еще более сомнительна; он приписывает Юстиниану множество вещей, за которые император никоим образом не мог считаться ответственным, или о которых, по свидетельству Лида, он зачастую ничего даже не знал. В своем желании все порицать, Прокопий ставит ему в вину меры, достойные всяческой похвалы; он перетолковывает в худом смысле, и притом очень глупо, действия отнюдь не заслуживающие порицания или легко допускающие иные объяснения. Он принимает лакейские сплетни, восхищавшие столичных зевак, и часто – как увидим – сам становится недостойным всякого доверия. Но если он преувеличивает до эпических размеров скандальные приключения отдельных лиц, то и в этом случае, так же как и в политической части памфлета, уместно предположение, что в основе рассказа лежит незначительное, более простое, но реальное, происшествие. Распознать эту часть истины часто трудно; но эта трудность не дает права пренебрегать свидетельством Секретной Истории.

Следует ли заодно с Haury предполагать, что Прокопий сам почувствовал преувеличения своего памфлета и что, изменив в 553–554 годах свои чувства, он сожалел, что написал Anecdota , что в предисловии к своей последней книге Войн он пытался отвергнуть свое авторство и что трактат О постройках был формальным отречением его от своей скандалезной хроники? ³⁵ Это – остроумные гипотезы, которые ничем не подтверждаются. Впрочем, вовсе не важны выводы, которые можно извлечь из этих фактов и этих противоречий относительно моральных качеств самого Прокопия; важна только объективная ценность, которую следует придавать Историям , и в этом отношении несомненно, что, если историк в них сказал не все, то по крайней мере он ничего не сказал такого, что не следовало бы считать точным и правдивым. Нужно даже придавать некоторую веру и другим двум сочинениям Прокопия, не смотря на их недостатки, заключающиеся в противоречиях. Без книг Прокопия было бы, собственно говоря, невозможно написать историю царствования Юстиниана, и можно пожалеть, что он не имел времени для составления труда о религиозных делах своего времени, как он это по-видимому намеревался сделать. ³⁶

Важность сочинений Прокопия, бесконечные споры, к которым они подали повод, обязывали нас несколько остановиться на обсуждении ценности его рассказа. Относительно других источников, из коих можно почерпнуть данные для истории того времени, мы ограничимся более кратким перечислением их. Прежде всего надлежит назвать двух писателей, поставивших себе задачей быть продолжателями Прокопия. Один из них, Агафий ³⁷ получивший по своей профессии адвоката прозвание Scholasticos, написал после смерти Юстиниана сочинение в пяти книгах περὶ τῆς "Iονστινιανοῦ βασιλείας , составляющее точное продолжение Войн Прокопия ³⁸ ; оно содержит рассказ о событиях, в особенности военных, с 552 по 558 г. Труд этот остался неоконченным; Aгафий намеревался продолжить его далее 558 года, но он умер довольно молодым, в 582 году, 46 лет от роду. Как справедливо заметил Гиббон ³⁹ , в то время, как в Прокопие мы встречаем государственного человека и солдата, в Aгафиe мы имеем дело только с ритором и поэтом. Aгафий начал литературное поприще с сочинения стихов, о которых нам придется еще говорить; это отозвалось и на его истории. Не только стиль у него претенциозен и вычурен, но он предается разглагольствованиям и бесконечно растягивает рассказ. Кроме того, он не обладает основательной осведомленностью Прокопия; по-видимому, он пользовался в качестве источников обыкновенно изустными свидетельствами; сверх того он поручил одному другу перевести себе отрывки из персидских хроник. ⁴⁰ Тем не менее его рассказ ценен. В предисловии ⁴¹ он пространно объясняет, как он понимает обязанности историка: «непозволительно, говорит он, насиловать историю», и заявляет, что его постоянной заботой будет говорить, насколько это от него будет зависеть, правду. Так как Юстиниан умер в то время, как он писал, то он мог правдиво говорить о царствовании, последнее десятилетие которого он имел возможность знать хорошо и, благодаря этому, его свидетельство чрезвычайно интересно. Aгафий, в свою очередь, имел своим продолжателем и подражателем Менандра ⁴² , прозванного Protector, потому что он служил в гвардии императора Маврикия. После беспокойной юности, он возымел мысль стать историком и написал сочинение, в котором изложил события с 558 по 582 год. От него сохранились важные отрывки, которые, по обилию географических и этнографических сведений, «составляют, по словам одного авторитетного писателя, один из важнейших исторических источников VI века». ⁴³

Извлечения из Менандра сохранились в большой исторической компиляции, составленной в X веке по приказанию Константина Порфирородного. Тому же императору мы обязаны знакомством с отрывками из труда патриция Петра, который был в царствование Юстиниана начальником служб  и одним из наиболее влиятельным советников государя. ⁴⁴ Близко причастный к государственным делам, дипломат, на которого возлагались важные поручения, живший в интимном кругу дворца, и вдобавок человек весьма выдающийся. Петр имел положение и качества, необходимые для того, чтобы оставить нам чрезвычайно интересные сочинения. Мы не будем говорить об обширном труде, в котором он излагает историю римской империи со второго триумвирата до времени Юлиана; но он написал под заглавием περὶ πολιτικῆς καταστάσεως, трактат о церемониале, значительные части которого перешли в книгу О Церемониях Константина VII ⁴⁵ и который дает любопытные сведения о византийской придворной жизни и этикете VI века. Сверх того Менандр сообщает об официальных донесениях, сделанных Петром о своих посольствах в Персию ⁴⁶ , при чем отрывки из них, по-видимому, он включал в свой собственный рассказ. ⁴⁷

Другой дипломат Юстиниана, Нонозос ⁴⁸ , также написал книгу о своих посольских путешествиях. Сохранился разбор ее, сделанный патриархом Фотием, к несчастью слишком краткий, который заставляет очень сожалеть об утрате чрезвычайно ценного труда для изучения переговоров, веденных Византией с арабами Иемена и с государями эфиопской империи Аксума.

Ничего не сохранилось, из сочинения, утрата которого крайне прискорбна, в котором Исихий Милетский рассказывал о царствовании Юстина I и о первых годах правления Юстиниана; остался лишь очень небольшой отрывок сочинения, в котором Феофан Византийский изложил, может быть в качестве введения в свою историю 566–581 годов, события царствования Юстиниана. ⁴⁹ Но важными сведениями нас снабжает Церковная История Евагрия. ⁵⁰ Сириец родом, Евагрий провел в Антиохии, в качестве адвоката, большую часть своей жизни; он оставил историю Церкви, обнимающую года с 431 по 593. Эта История имеет большое значение не только для изучения религиозных споров V и VI века, но также для светской истории, которой Евагрий часто касался. Для нас важна лишь 4-ая книга его труда, где он излагает царствования Юстина I и Юстиниана; в ней автор много пользовался Прокопием и хроникой Малалы; но сверх того он сообщает любопытные сведения и в особенности по Антиохийской области. Не смотря на некоторое пристрастие, вообще он точен, хорошо осведомлен, а старание, которое он приложил к выбору и исследованию источников, служит ручательством его правдивости, даже в том случае, когда он пользовался документами, ныне утраченными.

Таковы, собственно говоря, историки царствования Юстиниана, – современные эпохе, о которой они повествовали. Несколько летописей, современных или позднейших, в равной мере заслуживают быть принятыми в соображение. Самая древняя и самая важная из них принадлежит Иоану Малала ⁵¹ или ритору, антиохийскому сирийцу, который составил в VI веке всемирную историю доходящую, в единственной, хранящейся в настоящее время в Оксфорде рукописи, до 563 года. Она представляет замечательный пример того, чем была в Византии монастырская и народная летопись, писанная для масс, где все поставлено на один план, важные события и незначительные происшествия, где анекдоты, портреты, замечательные явления природы и легенды занимают важное и несоответственное им место. По отношению к нашему труду – имеют значение лишь XVII книга, повествующая о царствовании Юстина I, и в особенности книга XVIII, в которой излагается царствование Юстиниана. Нет надобности доискиваться было ли эта последняя книга, – в которой Антиохия перестает быть центром действия и заменяется Константинополем, – добавлена самим Малалой к первому изданию его летописи или она была написана другим автором: во всяком случае это источник современный и представляет для эпохи Юстиниана, не смотря на свои слабые стороны, первенствующее значение; изложение персидских войн в нем должно в особенности привлечь внимание. К сожалению Малала, который пользуется в восточном миpe чрезвычайной славой и которому в течение шести веков подражали все летописцы, дошел до нас лишь в сокращенном виде. Есть, однако, возможность, благодаря сохранившимся в различных рукописях извлечениям из оригинала и отрывкам, дословно списанным позднейшими летописцами, а также существующим славянским переводам, восстановить первоначальный текст. Критическое издание Малала, основанное на последних изысканиях, было бы крайне нужно; но такового еще нет. ⁵²

Надо различать от Иоанна Малала – хотя его часто с ним смешивали – другого летописца, Иоанна Антиохийского ⁵³ , который жил, как кажется, в VII веке. Его всемирная история, по-видимому предназначавшаяся для замены истории Малала и составленная с большим тщанием и на основании более внимательного изучения источников, начиналась с сотворения миpa и доходила до смерти Фоки (610 г.). До нас дошли только отрывки ее. ⁵⁴ Равным образом к VII столетию относится Пасхалиева летопись ⁵⁵ , которая тянется от начала миpa до 629 года. Написанная в Константинополе, она содержит интересные сведения о столичных происшествиях во времена Юстиниана, в частности же рассказ о мятеже Ника . Наконец полезные сведения можно извлечь из летописи Феофана ⁵⁶ (IX века), которая, хотя и следует обыкновенно Малале и Прокопию, тем не менее относительно волнений партий в Византии содержит новые факты, вроде того, почерпнутого из одного архивного протокола, диалога, который происходил в цирке, накануне восстания Ника, между Зелеными и императором. ⁵⁷ Наконец следует ознакомиться с летописями Кедрина ⁵⁸ и Зонары ⁵⁹ (начало XII в.), которые оба имели в руках, для периода, продолжающегося с 457 по 565 год, неизвестный и ныне утраченный, но по-видимому превосходный источник ⁶⁰ и это придает части XIV книги Зонары совершенно особую ценность.

Для истории религиозного движения в эпоху Юстиниана многое следует заимствовать из писаний великого aгиoграфа VI века Кирилла Скифопольского, в особенности из написанного им жития св. Саввы, знаменитого палестинского пустынника. ⁶¹ Имеются также жизнеописания других монахов или епископов VI века, частью написанные современниками ⁶² , частью, например житие св. Симеона Младшего ⁶³ , подвергшаяся позднейшим переделкам. ⁶⁴ О монастырской и аскетической жизни того времени многое можно почерпнуть из Λειμών или Νέος παρὰδεισος (Pratum spirituale), в котором монах Иоанн Мосх ⁶⁵ , живший в конце VI века, собрал благочестивые сказания, слышанные им во время своих странствий по знаменитейшим монастырям Востока. Равным образом существуют современные биографии константинопольских патриархов Мены и Евтихия. ⁶⁶

Относительно административной географии империи надлежит обратиться к важному трактату Гиерокла ⁶⁷ , Συνέκδημο, который изображает политическое состояние империи незадолго до 535 года. По общей географии и распространению торговых сношений Византии высокий интерес представляет Христианская Топография ⁶⁸ , труд Козмы, прозванного, за его дальние путешествия, Indiсopleustès . Уроженец Александрии, Козма, побывав в качестве коммерсанта в Аравии, восточной Африке и Индии, удалился затем в один Синайский монастырь, где и написал около 545–547 г. свою книгу. ⁶⁹ Здесь не место останавливаться на претендующих на научность теориях, главным объектом которых служит эта книга; для нас более важны те сведения, которые дает Козьма о том, что видел ⁷⁰ или слышал во время своих путешествий. Тут имеются любопытные сообщения о торговых сношениях империи с Египтом, Eфиопией, Индией и Китаем; живописные и занимательные подробности, касающиеся нравов и произведений экзотических стран, которые посетил этот торговец. Все это рассказано ясным и легким языком, к которому византийские просвещенные люди выказывали презрение, но который чрезвычайно привлекателен.

Для военной истории царствования драгоценные указания о составе, тактике и вооружении византийских войск имеются в анонимном трактате VI века озаглавленном περὶ στρατηγικῆς, к которому можно присоединить небольшое сочинение о стрельбе из лука περὶ τοξείας. ⁷¹ Для истории сооружений Юстиниана или скорее для легенд, которые позднее связало с ними народное воображение, можно многое почерпнуть из сборника Πάτρία ⁷² , написанного в конце X и в начале XI века, который долгое время произвольно приписывали какому-то, совершенно неизвестному Кодину. Следует в особенности отметить трактат περὶ άγαλμάτων (de Signis), περὶ κτισμάτων (de Aedificiis) и περὶ τῆς οίκοδομῆς τῆς άγίας Σοφίας. Пользоваться этими сочинениями нужно с большой осмотрительностью, но совершенно не принимать их в соображение нельзя, так как источники, из которых почерпнуты сообщаемые в них сведения, часто имеют большую цену, тем более, что документы подобного рода чрезвычайно редки. ⁷³ Наиболее интересный труд из того, что мы имеем по административной истории царствования Юстиниана, на ряду с Прокопием, это – конечно трактат О магистратурах , составленный в VI веке Иоанном Лаврентием Лидийцем ⁷⁴ (Иоанном Лидом). Это был чиновник префектуры претория, довольно сведущий и занимавшийся составлением сочинений, что было достаточно для того, чтобы император поручил ему составить панегирик в его честь. ⁷⁵ Он – тоже принадлежит к недовольным и не прощает некоторым из своих начальников, например знаменитому префекту Иоанну Капподокийскому, внесенных ими в службу нововведений; но его еще более раздражает то, как он был уволен администрацией. ⁷⁶ Однако он близко видел вещи и людей и его книга, которую нельзя заподозрить в неприязненном отношении к Юстиниану, представляет полезное дополнение к Секретной Истоpии Прокопия. На мой взгляд, до сих пор ею недостаточно пользовались, а между тем из нее можно многое извлечь для понимания трудной истории внутреннего управления Юстиниана.

Надо наконец упомянуть и о знаменитой Жизни Юстиниана , приписываемой некоему Феофилу, который будто бы был наставником. императора. Алеманни сделал очень много позаимствований из нее в своем комментарии к Секретной истории , и на этом сочинении основываются все общепринятые до последнего времени рассказы о славянском происхождении Юстиниана. Брайс доказал, что рукопись, цитируемая Алеманни, не что иное как сделанное в XVII веке одним далматским священником, Иваном Марнавичем, сокращенное изложение славянской рукописи, хранившейся на Афоне, которая, если и существует, то относится, самое раннее, к XIV столетию . Таким образом так называемая «Жизнь Юстиниана» есть не более как любопытный сборник славянских легенд, относящихся к циклу Юстиниана; но книга эта не имеет решительно никакой исторической цены. ⁷⁷

Латинские источники несравненно менее многочисленны и менее содержательны, чем источники греческие. Это – большей частью довольно сухие хроники, составляющие продолжения известной летописи св. Иеронима. Из них полезна хроника комита Марцеллина ⁷⁸ , которая захватываем время с 379 по 534 год и затем неизвестным лицом продолжена до 548 года. Она – произведение современника, лично преданного Юстиниану, и в ней отражаются мнения придворных кругов; – летопись Виктора Тонненнаского ⁷⁹ , которая идет с 444 по 567 год, – очень страстное произведение одного африканского епископа, сильно замешанного в споре о трех главах  и которому пришлось много претерпеть за свою приверженность к православию; – летопись Иоанна Бикларского ⁸⁰ , испанского епископа, детство которого протекло в Константинополе и который изложил события с 567 по 590 год; – наконец История Готов Исидора Севилльского ⁸¹ жившего в VII веке, рассказ которого чрезвычайно ценен для освещения испанских событий в VI веке. По истории отношений франков к империи некоторые сведения дает летопись Мария Аваншского ⁸² , идущая от 445 по 581 год, а также История Григория Турского ⁸³ , но латинские источники дают гораздо более сведений, касающихся Италия. Гот Иордан ⁸⁴ написал в середине VI столетия историю своего народа, Getica , и хронику Rоmanа , которая доходит до 551 года, составленную вообще в безусловно римском духе, т.е. в тоне человека, проведшего в Константинополе несколько лет своей жизни и не понимавшего будущности для Готов вне тесного союза с империей. Приблизительно около того же времени, в первой трети VI века, компилировалась в Риме Liber pontificalis . ⁸⁵ Написанные современниками жизнеописания пап той эпохи, Гормиздаса, Иоанна I, Феликса IV, Бонифация II, имеют очень серьезное историческое значение, а равно и последующие биографии (Иоанна II, Агапита и Сильверия, в начале его понтификата), добавленные около 538 или 539 года, хотя автор, свидетель событий, обнаруживает в них сильную враждебность к папе Сильверию. К несчастью, жизнеописания пап двух последних третей VI века (начиная с 536 года) гораздо менее авторитетны: они относятся к концу VI века и сообщаемые в них, часто фантастические, сведения должны быть принимаемы с большой осторожностью. ⁸⁶ Точно также не надо очень доверять и  Liber pontificalis Равеннской церкви, которую составил в IX веке аббат Агнеллус. ⁸⁷ Но если история в собственном смысле часто в его рассказе оказывается сомнительной и довольно странно смешанной с народными легендами, зато Агнеллус ценен знанием памятников своего родного города, вниманием, с каким он относится к надписям, мозаикам, живописи: это писатель – археолог, вещь редкая, почти единственная в середине века, и этим он чрезвычайно дорог для изучения памятников, которыми VI век украсил тогдашнюю столицу Италии.

Из агиографических сочинений, я нахожу нужным отметить лишь жизнь Фульгенция ⁸⁸ , аббата Руспы Бизаценской, которая содержит интересные данные относительно вандальской и византийской Африки.

О царствовании Юстинианa несравненно больше можно научиться и получить более новых сведений у восточных историков и в частности из переведенных лишь в самое последнее время сочинений сирийских писателей, которые были современниками Юстиниана.

Около конца V века, Захария Ритор ⁸⁹ , епископ Митиленский, написал по-гречески церковную историю, продолжающуюся с 450 по 491 год. Около 569 года один сириец, монофизит, включил перевод этого труда в обширную историческую компиляцию, которую он составлял, и сам продолжил рассказ до 568–569 года. Поэтому совершенно напрасно цитируют все это сочинение в его целом под именем Захарии: шесть последних книг сирийской компиляции (VII-XII) ему решительно не принадлежат. Но анонимный автор для нас не менее ценен; современник царствования Юстиниана, он имел случай воспользоваться оригинальными документами, которые он полностью цитировал и таким образом сохранил их для потомства. ⁹⁰ Правда, он монофизит; но именно вследствие этого чрезвычайно ценны все сведения, которые он дает об одной, до сих пор недостаточно выясненной и крайне важной стороне религиозной политики Юстиниана; и сверх того он сообщает очень интересные данные о политических событиях, в особенности тех, которые касаются Сирии. ⁹¹

Другой монофизитский епископ, знаменитый Иоанн Ефесский ⁹² или Иоанн Азийский, представляет собой для истории VI века еще более важный источник. Родившись в Сирии около 505 года, сначала монах монастыря св. Иоанна в Амиде он около 535 года явился в Константинополь и, не смотря на то, что был монофизитом, находился в большом фаворе у Юстиниана и еще более Феодоры. Когда в 543 году Иаков Барадей преобразовал монофизитскую церковь, Иоанн был одним из епископов, которых посвятил новый апостол, что не послужило препятствием к возложению на него императором поручения по обращению в Азии и в столице все еще весьма многочисленных язычников. Царствование Юстина II к нему было менее милостиво: преследования монофизитов возобновились; заключенный в тюрьму, сосланный, осужденный на изгнание, Иоанн принужден был бежать, скрываться: он умер в 585 году. Подобно анонимному сирийцу, он составил объемистую Церковную историю , которая, начинаясь с сотворения мира, доходила до 584 года. Она состояла из трех частей, в каждой по шести книг. Первая часть к сожалению утрачена. Вторая, которая шла от Феодосия II по 572 год, известна по некоторым отрывкам; но сверх того есть полное основание думать, что она целиком вошла в одну сирийскую летопись VIII века, известную – и притом совершенно неправильно, – под именем Дионисия Телльмареского; третья часть этого труда по-видимому представляет в неприкосновенном виде вторую часть труда Иоанна Ефесского. Наконец, мы имеем, хотя с некоторыми пропусками, оригинальный текст третьей части Церковной истории. Не смотря на замечаемую в ней беспорядочность, – так как Иоанн писал изо дня в день, во время преследований, не имея времени на приведение в порядок своих повествований, – это сочинение имеет высокую историческую цену. Автор много видел и принимал участие в весьма крупных событиях; не смотря на свое сочувствие монофизитам, он правдив и оригинален. Для истории религиозной политики царствования и монофизитской Сирии он неоценим. Не меньшую цену для истории монофизитской секты, ее пропаганды и ее вождей во времена Юстиниана имеют его Жития восточных блаженных , написанные им около 569 года. ⁹³

С VI же века берет начало Едесская сирийская летопись ⁹⁴ , которая обнимает время с 131 года до P. X. по 540 год. В VI веке другой яковитский священник, Фома, сократил летопись Евсевия и продолжил ее до своего времени. ⁹⁵ Я уже говорил о сирийской летописи VIII века, которую Ассемани ошибочно приписал антиохийскому патриapxy Дионисию Телльмарескому и которая для VI века не имеет иного значения, кроме того, что сохранила нам вторую часть сочинения Иоанна Азийского. ⁹⁶ Следует наконец назвать, так как оба они пользовались древними источниками, Михаила Мелитенского или сирийца ⁹⁷ , патриapxa Антиохийского с 1166 по 1169 год, автора одной Летописи , которая тянется от сотворения миpa до XII века, и в особенности епископа Алепского, Григория Абулфаради, обыкновенно называемого Бар-Гебреус ⁹⁸ , который жил с 1226 до 1286 года и оставил по себе два труда – Chronicon syriacum и Chronicon ecclesiasticum, – оба весьма важны по источникам, которыми пользовался автор. ⁹⁹

Я упомянул уже в числе сочинений по агиографии Жития восточных блаженных   Иоанна Ефесского. Сохранилась также биография антиохийского монофизитского патриapxa Севера, сирийский перевод произведения Захарии Митиленского ¹⁰⁰ , и написанные современниками жизнеописания великих яковитских проповедников, Иоанна Телльского и Иакова Барадея. ¹⁰¹

В конце VII века один египетский епископ, Иоанн Никиуский ¹⁰² , составил на греческом языке летопись, которая идет от сотворения миpa до конца VII века, причем много пользовался трудом Малалы. Переведенная на арабский язык, а затем с арабского на эфиопский, эта летопись дошла до нас лишь в этом последнем переводе.

Следует наконец назвать арабского историка Табари ¹⁰³ (839–923), Анналы которого идут с сотворения миpa до X века. У него мало критики, но он пользовался весьма важными и ныне уже утраченными источниками и переписал их, каковы например, по истории Персии, Chodhainamè, или Книга Государей , составленная в VI веке по повелению Хозроя I и переделанная в VII столетии. ¹⁰⁴

1. Великий законодательный труд Юстиниана, история которого будет изложена ниже, сохранил для нашего времени очень большое количество актов, исходивших непосредственно от императора. Не говоря о больших указах, которые предшествуют Дигесте и Институциям , и где чрезвычайно интересно рассказана история законодательной реформы, в Кодексе Юстиниана помещено довольно много рескриптов, начиная с 527 г. и по 534 г., которые имеют большое значение для политической, административной и религиозной истории царствования. Собрание Новелл  имеет еще большую цену: в нем можно найти полную историю административного управления царствования Юстиниана. Из этих документов, изученных до сих пор особенно в тех частях, которые относятся к частному праву, можно извлечь первоклассные данные об императорском правлении, о великих проектах административных реформ, о политике и религиозной жизни эпохи. ¹⁰⁵

Кроме императорских рескриптов, сохранившихся в Corpus juris civilis, отдельные акты до нас дошли либо в виде надписей (рескрипт 527 года, найденный в Памфилии ¹⁰⁶ , Абидосская надпись о праве перехода через проливы ¹⁰⁷ , либо в рукописях (указ о торговле шелком ¹⁰⁸ , золотая грамота, данная игумену Синайского монастыря. ¹⁰⁹ Некоторые акты религиозного значения включены в пасхальную летопись ¹¹⁰ эдикт 533 г., эдикт 552 г.).

2. Наконец большое число официальных актов находится в собрании Деяний соборов . ¹¹¹ Протоколы великих религиозных собраний, заседавших в Константинополе в 536 и 553 годах, акты провинциальных синодов или переговоров о примирении, имевших место в различное время, например в 533 году; эдикты касающиеся религий, и императорские послания к соборам, – все это там собрано, облегчая изучение религиозной политики Юстиниана.

Сюда же относятся, помимо собрания Деяний соборов , отдельные памятники, каков, например, Типикон или правила, написанные Св. Саввой для своих монахов. ¹¹²

Для эпохи Юстиниана источников литературных в тесном смысла, писем, речей и богословских сочинений, наконец стихотворений имеется достаточно много на греческом, латинском, а иногда и на сирийском языках. Я не буду их различать по языку – одни и те же лица иногда писали и по-гречески и по-латыни – но для простоты дела я их классифицирую предпочтительно по тому роду литературы, к которому они принадлежат.

Юстиниан очень любил писать. От него осталось много писем, написанных иные по-гречески, но большей частью по-латыни. Они адресованы к папам Гормисдасу, Иоанну II, Агапиту, Вигилию, к константинопольским патриархам, к епископам, соборам, и все они посвящены церковным делам. ¹¹³ Равным образом мы имеем несколько писем константинопольских патриархов, Епифания и Евтихия ¹¹⁴ , а псевдо-Захария Митиленский сохранил крайне интересную переписку между патриархами Анфимом константинопольским, Севером антиохийским и Феодосием александрийским. Еще многочисленнее папские письма. Сношения между Римом, императорским дворцом и патриархатом были часты: мы имеем целую cepию важных писем, исходящих от пап Горимсдаса, Иоанна II, Агапита, Вигилия и Пелагия I, адресованных к императору и патриархам. ¹¹⁵

Все эти письма по существу относятся к духовной литературе; напротив, переписка Кассиодора ¹¹⁶ – всецело политическая. Квестор и начальник служб в царствование остготского короля Теодориха, неоднократно префект претория при Амалазунте, Теодате и Витигесе, он был другом, советником, секретарем последних готских королей Италии. В качестве такового он очень часто брался за перо для обсуждения от их имени важнейших политических и административных дел; а в книгах с VIII по X сборника Vаriае помещен ряд важных документов, имеющих отношение к дипломатическим переговорам, начатым с империей и к последовавшему за ними разрыву. Последние письма сборника, где Кассиодор говорит последовательно от имени Аталариха, Амалазунты, Теодата и Витигеса относятся к 537 году. Здесь мы не будем говорить о Хронике Кассиодора, которая останавливается на 519 году, ни об его утраченной истории готов; но у нас имеются любопытные отрывки из речи, произнесенной им в честь Витигеса и несколько небольших трактатов _; из коих один, De Institutione divinarum litterarum , представляет интерес для истории литературы того времени.

Следует наконец упомянуть о нескольких сохранившихся письмах из переписки Юстиниана с франкскими королями Австразии. ¹¹⁷ Сохранилось также несколько документов, исходивших от Теодеберта или Теодебальда; другие принадлежат франкским епископам.

Великие религиозные споры VI века, борьба с монофизитской ересью, распря из-за Оригена, дело о трех главах , естественно породили великое множество полемических сочинений. Здесь также Юстиниан занимает первое место ¹¹⁸ , и хотя он наверно для составления этих трактатов прибегал к содействию своих придворных богословов, тем не менее есть полное основание думать, что их главный автор – сам он. Он любил богословские прения, считая себя в них мастером; он любил писать. Отсюда родилась целая cepия богословских сочинений, трактат против Оригена, обращенный в 543 году к патриарху Мене, трактат против монофизитов, обращенный к александрийским монахам, другой трактат того же рода, от которого сохранились лишь отрывки, обращенный к александрийскому патриарху Зоилу (542–550), наконец большой эдикт против Трех Глав (551) и полемическое произведение, впрочем неполное, направленное против некоторых единомышленников Трех Глав. ¹¹⁹

Но великим греческим богословом того времени бесспорно должен считаться Леонтий Византийский. ¹²⁰ История его жизни известна очень мало. Разделяя сначала несторианскую ересь, он потом вернулся к православию; по-видимому он был в Риме около 519 года, затем удалился в монастырь св. Саввы. Оттуда он вышел около 531 года и отправился, в Константинополь, где и умер вскоре после 542 года. Такая же неизвестность царит и относительно точного определения его труда. Он – автор трактата в трех книгах против несториан и евтихиан, и по всей вероятности большого сочинения против монофизитов, от которого сохранились лишь отрывки или переделки. Современники о нем мало говорили; однако ж, он по-видимому был одним из самых замечательных церковных писателей своего века и не мало способствовал к установлению примирительной доктрины, восторжествовавшей на соборе 553 года. ¹²¹

Из полемических произведений, написанных монофизитами, большая часть ныне либо утрачена, либо пребывает в забвении в сирийских рукописях, еще неизданных. Мы располагаем лишь несколькими отрывками из значительного литературного произведения антиохийского патpиapxa Севера, еще менее – из принадлежащих патриархам александрийским Тимофею III  и Феодосию и епископу галикарнасскому Юлиану. Существует несколько неизданных отрывков писаний патриapxa константинопольского Анфима. ¹²² Равным образом утрачено довольно значительное количество сочинений православных писателей, которые опровергали еретиков. ¹²³

На Западе несколько африканских прелатов приняли в деле о « Трех Главах » значительное участие и в своих сочинениях осведомляют нас на счет этого великого спора. Либерат ¹²⁴ , карфагенский диакон, рассказал в своем Breviarium'e о причинах распри. Факунд ¹²⁵ , епископ Гермианский, составил в защиту Трех Глав обширный трактат в двенадцати книгах и несколько сильных памфлетов. Подобно всем только что поименованным полемическим сочинениям, они – страстные и часто пристрастные, но это однако ничуть не умаляет значения сведений, которые могут быть из них почерпнуты о вопросах, касающихся религиозных дел VI века.

Следует наконец упомянуть о диаконе св. Софии, Агапите ¹²⁶ , посвятившем Юстиниану краткий трактат об обязанностях государей, и о комментариях на Священное Писание, написанных александрийским диаконом Олимпиодором и ритором Прокопием газским. Впрочем, этот последний более известен своим трактатом против неоплатонической философии. К той же Газской школе, прославившейся в конце V и в начале VI века, принадлежат еще епископ митиленский, Захария, уже упомянутый нами в качестве историка и написавший при Юстиниане, около 527 года, трактат против манихеев, а также ритор Хориций газский ¹²⁷ , декламации которого богаты интересными подробностями по общественной и артистической жизни VI в. В частности, он оставил описание живописи, которой была украшена одна из церквей его родного города: это весьма ценный документ для ознакомления с тогдашними способами украшения церквей. ¹²⁸

Ценность поэтических произведений, сохранившихся от VI-го века, состоит только в тех сведениях об этой эпохе, которые можно из них почерпнуть. В Антологии ¹²⁹ можно найти целую cepию эпиграмм того времени, относящихся к произведениям искусства. Так книга II содержит описание бань Зевксиппа, составленное Христофором до великой катастрофы 532 года. Имеются еще поэмы Юлиана Египтянина, Леонтия схоластика, Дамохариса, Македония,  Иоанна Газского, который сделал описание одной карты вселенной; наконец мы имеем более сотни эпиграмм историка Агафия. ¹³⁰ С другой стороны мы обязаны Павлу Силенциарию ¹³¹ пространным и интересным описанием св. Софии и амвона, который украшал собор Юстиниана. ¹³² К этим современным свидетельствам надлежит добавить поэму Константина Родосца ¹³³ , который в X веке описал чудеса Константинополя и в особенности церковь святых апостолов, построенную Юстинианом.

Наконец следует назвать одного латинского поэта, Кориппа ¹³⁴ , произведения которого не смотря на их посредственность, весьма поучительны. Уроженец Африки, он, как очевидец, рассказал в своей Иоанниде часть византийских войн и занимательно описал жизнь туземных племен. Явившись позднее в Константинополь и состоя на службе при квесторе Священных Палат, он в своем панегирике Юстину II (In laudem Justini) дал интересное описание церемониалов византийского двора. Корипп – жалкий и довольно ограниченный поэт, но он видел, и притом хорошо видел, то о чем говорит, и описывает вещи с видимым удовольствием, что и делает его чрезвычайно поучительным.

Эпиграфия сохранила для нас некоторое количество греческих и латинских памятников, имеющих отношение к царствованию Юстиниана ¹³⁵ : несколько императорских эдиктов, интересных надписей, исходящих от варварских царей Эфиопии или Нубии. Сюда же, в особенности, относятся посвящения, находимые в церковных, гражданских или военных сооружениях царствования. Они встречаются в Константинополе, Трапезунте, в Сирии, в Крыму, особенно в Африке, среди развалин византийских крепостей, в Италии и в некоторых других местностях. Это – драгоценные памятники, как по своей современности, так и потому, что они весьма точно показывают величие дела, предпринятого Юстинианом.

Нумизматика также обладает интересными монетами Юстиниана и государей вандальских, остготских, франкских, бывших номинальными вассалами империи. ¹³⁶ Сигиллография сохранила свинцовые печати, правда немногочисленные, с именами Юстиниана и некоторых из его сановников и генералов. Но эти буллы VI века, ни по полноте надписей, ни по имеющимся на них изображениям, не представляют того интереса, какой имеют этого рода памятники позднейших веков. Тем не менее они, по своей редкости, достойны внимания. ¹³⁷

Но главным образом сами монументальные памятники свидетельствуют о величии царствования Юстиниана. Такие громадные, имеющие в виду общественную пользу сооружения, как Константинопольские цистерны или мост на реке Сангариос; великолепные, столь многочисленные, в особенности в Африке, развалины военных сооружений; наконец церковные постройки с их могучей оригинальностью архитектурных сочетаний, с их роскошными украшениями из разноцветных мраморов и золотых мозаик, – все способствует величию славы византийской империй и блеска искусства в VI веке. Я назову лишь главные из этих сооружений. В Константинополе: – церкви св. Сергия, св. Ирины и, более всего, дивная св. София; в Сирии: Эзра, Босра, Вифлеем и еще почти нетронутые развалины мертвых городов сирийской пустыни; дальний Синайский монастырь с его мозаиками; Салоники и его церкви св. Димитрия и св. Софии и в Италии – Равенские базилики св. Виталия, св. Аполлинария Nuovo, св. Аполлинария in Classe и чудная церковь в Поренцо, в Истрии. На ряду с этими архитектурными памятниками, с мозаиками, особенно же с мозаиками св. Виталия, в поразительных изображениях которых оживают Юстиниан и Феодора, есть еще много других произведений искусства, иллюстрирующих блестящий VI век. Таковы тонкой работы изделия из слоновой кости, консульские диптихи, пиксиды, ковчежцы для мощей, епископские кафедры, переплеты для евангелий; таковы – рукописные миниатюры, писанные золотыми буквами по пурпуровому пергаменту, например, Codex Rossanensis или недавно приобретенный Национальной Библиотекой отрывок Евангелия и те миниатюры, которые украшают другие удивительные рукописи: Венский Диоскорид, Ватиканский Козьма, флорентийские или эчмиадзинские сирийские рукописи. Таковы, наконец, обломки золотых священных предметов, пощаженные временем лоскутья роскошных, тонко изукрашенных тканей, – произведений, в которых находил себе удовлетворение вкус к утонченной роскоши византийского искусства VI века.

Таковы главные источники, которые дают возможность писать историю царствования Юстиниана. При всем своем обилии, они все же оставляют много тёмных и неясных пунктов; при всем разнообразии их происхождения, они постоянно требуют к себе самой строго-внимательной критики. Однако, каковы бы они не были, но теперь, благодаря в особенности недавно изданным подлинникам и новейшим подробным изысканиям, они дают ясное и достаточно цельное представление об этом важном историческом периоде, полном контрастов, величая и унижения, великолепных замыслов и жалких неудач, соединения несказанных слабостей с делами, достойными удивления, и, может быть, внимательное и добросовестное изучение их позволит сделать попытку написать историю, – чего до сих пор никогда не делалось, – царствования Юстиниана и византийской цивилизации в VI веке.

Юстиниан и его двор (Мозаика в церкви Св. Виталия в Равенне)