1.4. На Горе

В воскресенье (22 апреля) я провел день на Горе. Перед обедней и за обедней говорил по обычаю в церкви. Во время проповеди я коснулся несколько вопроса об имени Иисус, из-за которого старообрядцы не идут в церковь. «Они, – говорил я, – не идут в церковь, не желают с нами молиться Богу, исповедывать Его вместе с нами едиными усты и единем сердцем. Из-за чего же? – из-за того, между прочим, что будто мы имя Христу Спасителю переменили. А это имя Иисус есть в Евангелии, печатанном при патриархе Иоасафе, которое сейчас, здесь, в церкви, лежит на престоле». – Вдруг раздался возглас от западной стены храма: «Сжечь эту книгу, если в ней так написано!» Я остановился и сказал: «Кто крикнул это слово, что нужно сжечь старопечатную книгу из-за имени Иисус, с тем, я поговорю после обедни, а теперь слушайте»! – и я продолжал проповедь.

После обедни нашелся тот, кто сделал удивительный возглас «сжечь такую книгу!» Это оказался Иван, по прозвищу Шаньеров.

– Ну, Иван, – говорю ему, – как ты расправляешься с книгами, где написано не то, что тебе угодно! Ведь книга-то старопечатная, печатана при святейшем патриархе Иоасафе!

– Она печатана в Риме! – ответил мне Иван.

– В каком Риме?!... читай: в Москве...

– Да он и читать-то не умеет! – сообщил о нем один мужичок.

– Вот и смотрите, – говорю, – на таких грамотеев, которые и читать-то не умеют, а требуют святые книги жечь! Можно ли с ними разговаривать? Как же ты, Иван, берешься толковать о книгах, когда и читать не умеешь? – У меня, говорит, жена маленько маракует... сам же я, действительно, неграмотный.

Беседа после обедни велась сначала на паперти; потом, когда к вечеру стало холодно, – внутри храма. Я показывал древние Евангелие и Триодь из семинарской библиотеки, и Евангелие, осужденное Иваном Шаньеровым на сожжение. Были обычные попытки истолковать одну букву в слове Иисус, как прилог (союз). Особенно усердно пытался это сделать некий Гаврила с Сухолома, Мешехонского прихода.

Еще запомнился мне из собеседников этого дня Онисим Кузнецов из деревни Зубова. Этот ожесточенно нападал на нашу церковь за принятие ею четвероконечного креста. Когда все, что я говорил ему о важности не концов, а силы креста, на нем же распят был Христос Спаситель, оказалось мало убедительным для него, и он все называл крест четырехконечный ругательно крыжем латинским, я попросил его показать, какой крест у него на шее? Он был очень смущен этой просьбой, и не показал своего креста, потому что у него, как и у всех старообрядцев, на шее крест четырехконечный. Иные тут же, при нем, говорили, что он и совсем не носит креста, – чему невозможно поверить.

Этот же Онисим очень не любит, когда идет речь собственно о предметах веры, когда говорят не о концах креста, не о пальцах, не о просфорах, а о теле и крови Господа нашего Иисуса Христа, о вечности и неразрушимости, созданной Им церкви, о благодати Божией, спасительной всем человекам. Это, впрочем, общее свойство раскольников.

На беседу пришло не мало народа из соседнего Елданского прихода. В числе их мне запомнился Карп Никонов, черноватый, улыбающийся мужичок, очень смышленый и, как говорят, довольно начитанный. Он, да еще их церковный староста, звали меня к себе в Бродково, – говорили, что у них в приходе начинает распространяться раскол из соседних раскольнических приходов. Я обещал побывать.

Интересно, что когда Карп Никонов и другие из елданских прихожан начинали вступать в беседу, делая замечания против раскольнических мнений, домшинские старообрядцы запрещали им говорить на том основании, что они «не здешнего прихода». Разумеется, этого запрета не было бы, если бы Карп говорил за старообрядцев. Я рад был видеть, что и среди крестьян находятся опровергающее беспоповщинские бредни. Такие начетчики из православных имеют важное значение среди раскольничьего населения. Они дают отпор начетчикам из раскольников. Несмотря на то, что я еще слишком мало знаю Вологодскую губернию и ее крестьянское население, но у меня уже есть на примете три-четыре человека из таких начетчиков.

Беседа 22 апреля шла до вечера.