Высокопреосвященный Сергий, митрополит Московский

Источник

Содержание

Вместо предисловия I. Родители митрополита Сергия, его детство и воспитание II. Служение в должности бакалавра и инспектора Московской Духовной Академии III. Служение в должности ректора Московской Духовной Академии IV. Служение в сане святительском  

 

Вместо предисловия

Уста праведного поучатся премудрости, и язык его возглаголет суд. Закон Бога его в сердце его, и не запнутся стопы его. Пс. 36:30–31

Такими чертами псалмопевец описывает праведного, т. е. благочестивого человека, верного и строгого исполнителя Закона Божия, и в этих чертах ясно отражается нравственный облик в Бозе почившего 11 февраля сего 1898 года архипастыря нашей Церкви высокопреосвященнейшего Сергия, митрополита Московского и Коломенского, который, в юности восприяв в сердце своё и усвоив себе закон Божий, до конца дней многолетней жизни своей остался верным исполнителем его, и ни разу не поколебались стопы его в этом исполнении. За то и Господь хранил и умудрял его, так что уста его изрекали премудрость и язык его произносил суд и правду. К голосу его прислушивались не только простые и лишь искавшие премудрости, назидания и суда, но и достигшие в той или другой мере обладания ею, правом назидания и суда люди, стоящие у кормила власти.

При жизни своей почивший архипастырь не любил, чтобы о нём говорили, чтобы его восхваляли и т. п. «Обо мне же, – писал он в одном частном письме от 17 февраля 1894 года, – чем меньше упоминается, тем для меня приятнее»1. Как известно, он был враг юбилейных торжеств и чествований отдельных лиц и, ввиду приготовлений других к чествованию его собственного 50-летия общего служения Церкви и отечеству, имевшего исполниться именно в означенном 1894 году летом, решительно и во всеуслышание заявил, что «поздравлений принимать или на присланные отвечать не будет»2. Ещё в 1888 году в одной из проповедей с церковной кафедры, именно в слове на день Успения Пресвятыя Богородицы, сказанном на текст темже прежде времене ничтоже судите (1Кор. 4:5), в Бозе почивший архипастырь коснулся вопроса о «восхвалении живых» и, опираясь как на слова приведённого сейчас текста, так и на слова одной богослужебной книги, относящиеся к празднику Успения Богоматери понеже никтоже прежде смерти достойне блажим бывает3, сильно восставал против юбилейных чествований живых людей и находил, что «прославление живого преждевременно»4. В отношении к себе лично он и с этой стороны остался вполне верен. Ни одного юбилея в своей жизни он не допустил праздновать. Портретов с себя он также не дозволял снимать5.

Но теперь он уже почил. Смерть – общий удел всех земнородных – смежила очи его. Раскроем же завесу его земной жизни, чтобы хотя сколько-нибудь видеть, как слагался нравственный облик почившего и столь твёрдый, устойчивый, своеобразный характер его, что ни разу не запнулись стопы его на многолетнем жизненном пути, и… поучиться жить так, как жил почивший, тем более, что в настоящее время всё менее и менее находится в жизни таких поучительных примеров.

I. Родители митрополита Сергия, его детство и воспитание

Родиною высокопреосвященнейшего Сергия, в мире Николая Яковлевича Ляпидевского, был город Тула. Родитель его Иаков Иродионович Каркадиновский (род. в 1794 г.), получивший свою фамилию от своей родины, села Каркадинова Епифанского уезда Тульской губернии, по окончании курса наук в Тульской духовной семинарии в 1816 году был определён во священника в самый г. Тулу к Богородицерождественской, или, в просторечии тульских жителей, Пречистенской, что в Гончарах, церкви, находившейся в заречной (за реками Упою и Тулицею) слободе почти на самой окраине города, среди населения большею частию бедного, состоявшего из мещан или оружейников.

В этом-то приходе отец Иаков долгое время священствовал, был добрым пастырем своих овец словесных и добрым простым человеком, был любим прихожанами и уважаем знающими. Хотя он ничем особенным не выдавался, однако добрыми качествами пастырскими и рачительным исполнением своих обязанностей привлекал к себе внимание и начальства, быв сделан по времени благочинным, возведён в сан протоиерея, награждён наперсным крестом и определён членом консистории6. Только уже в старые годы жизни, именно лет за пять до кончины, он был переведён в ключари Тульского кафедрального Успенского собора и в этой должности скончался в 1855 году7, 12 декабря. Но самое поступление о. Иакова к Пречистой во священники обусловлено было по тогдашним обычаям взятием за себя в замужество дочери умершего протоиерея той же Пречистенской церкви Ст. Ем. Ляпидевского Анны Степановны Ляпидевской, ставшей впоследствии матерью в Бозе почившего архипастыря и скончавшейся в 1886 году 79-ти лет. Её фамильные черты ещё более сильно, нежели черты её супруга, отпечатлелись в характере высокопреосвященнейшего Сергия. Строгое благочестие, ясный проницательный ум, твёрдость воли и характера, прямота и откровенность в словах и действиях, точность и неуклонная правильность в исполнении обязанностей и правил жизни, величавость вида и всех движений, невольно внушавшие к ней всеобщее уважение и даже заставлявшие многих побаиваться её, – вот главные черты, её отличавшие. Знавшие в Москве и ещё не забывшие родного брата её, заслуженного протоиерея Скорбященской, на Большой Ордынке, церкви Павла Степановича Ляпидевского, скончавшегося 14 февраля 1891 года, без сомнения, согласятся, что подобные черты замечались и в нём. В 1882 году, когда торжественно празднуем был 50-летний юбилей общей службы его8, это даже открыто высказывалось о нём, притом в слове с церковной кафедры. «Муж тонкого ума, он здраво и метко оценивает значение чужих мыслей», – говорилось в этом слове9… «Не от одного начальства, но и от прихожан и вообще от многочисленных посетителей здешнего храма10 он заслужил его ревностию к исполнению священнослужительских и пастырских обязанностей, к благолепию храма Божия, особенно благоговейным молебствованием пред здешнею чудотворною иконою Богоматери. От подведомых его благочинническому надзору11 причтов он пользуется не менее заслуженным уважением. В сношениях с ними он отличается прямотою, за которую в похвалу ему о нём можно сказать словами Христовыми о Нафанаиле: се воистину Израильтянин, в немже лести несть. Его прямота подчас доходит до некоторой строгости; но эта строгость не тяжело чувствуется ввиду доброжелательности и благонамеренности, из которых она истекает»12. Благообразие же и благочиние в церковной и частной жизни, о коих о. протоиерей П.С. Ляпидевский в течение более нежели 30-ти лет имел попечение как благочинный и коих образец более всего в себе самом являл, составляют даже главный предмет этого слова13.

В такой-то семье 9 февраля 1820 года родился и затем воспитался будущий архипастырь Московский. Начальное и среднее образование Николая Яковлевича, по желанию матери получившего при этом не отцовскую, а её материнскую фамилию Ляпидевского14, прошло обычным порядком. Но уже и в это время отрока и юношу Ляпидевского всегда и неизменно отличали те похвальные черты и качества, которыми он постоянно отличался и впоследствии и которых, естественно, желал найти и в других, вверяемых его попечению. «Вёл он себя хорошо и весьма прилично, – свидетельствует о нём за то время хорошо знавший его современник и почти соученик его15, – был весьма далёк от всех шалостей, а по временам и безобразий семинаристов. Вина не пил и нигде не шатался, от чего не свободны были многие из наших товарищей. Семинарию посещал исправно16 и всегда был в числе лучших учеников, не отставая нисколько от своих товарищей: Базарова17, Назаревского18 и Поспелова19. К товарищам он относился хорошо, по-товарищески, но друзей не имел».

В 1840 году, при самом окончании Н.Я. Ляпидевским курса, Тульскую духовную семинарию, принадлежавшую к Московскому духовно-учебному округу, приехал ревизовать в учебном, хозяйственном и других отношениях профессор Московской духовной академии священник П.С. Делицын († 1863). Правление семинарии назначило было для поступления в Московскую духовную академию в видах получения высшего духовного образования на казённый счёт помянутых учеников: Назаревского и Поспелова. Но ревизор предпочёл Ляпидевского Поспелову, обещав, впрочем, и последнему, что если он приедет в Московскую академию волонтёром, то также будет принят20, что и действительно оказалось потом21. Таким образом, посланными на казённый счёт из Тульской семинарии в Московскую академию по требованию были Владимир Назаревский и Николай Ляпидевский, а волонтёром приехал Михаил Поспелов. Благодаря академическим архивным данным и особенно бумагам покойного знаменитого профессора философии в Московской духовной академии протоиерея Феодора Александровича Голубинского, сообщением коих мы обязаны сыну последнего, доселе здравствующему профессору той же академии Д.Ф. Голубинскому, мы имеем возможность составить ясное и полное представление о том, какое впечатление произвели в академии все эти товарищи по семинарии, как выдержали приёмные испытания в ней и с каким успехом учились в самой академии. Но мы, понятно, главное внимание обратим на Ляпидевского. О нём сохранилась такая запись Ф.А. Голубинского в означенных его бумагах: «Николай Яковл. Ляпидевский, 20 лет, роста среднего, тёмно-русый, Тульского протоиерея сын, способностей превосходных, прилежания неослабного, поведения весьма честного»22. Выдержал приёмные испытания «по Библейской и церковной истории отлично хорошо, по еврейскому языку хорошо, по прочим предметам весьма хорошо. Из новых языков избрал немецкий. – Устные ответы даны были 17 и 24–27 августа. При этом, в частности, Ф.А. Голубинским об ответах Ляпидевского замечено – по философии: «во время сна? – Не могло бы по крайней мере начаться мышление. Довольно хорошо. – Разные причины. Не совсем полно. Примеры хороши»; – по богословским наукам и именно по догматическому богословию: «argum. mor. pag.»23. Бог яве есть в них – не договорил; доказательства бытия Божия в Писании действиями… порядочно. Не самые точные тексты… О существе Божием – заговорил о единстве… потом сюда относил понятие о свойствах… О непостижимости о. ректор24 напомнил… узрим якоже есть – яснее… не точно… будем подобны, а не равны, не Боги; а чтобы Бога познать в сущности, должно быть Богом – хорошо. Свойства же по отношению к бытию Божию и к силам нравственных существ – правильно. Единство и к тем и к другим – справедливо25. Вообще же и ответы устные, и сочинения на приёмных испытаниях при имени Н.Я. Ляпидевского отмечены следующим образом: ответы – по философии «хорошо», по богословию «порядочно»; сочинения – философское «очень хорошо» и богословские (два) также «очень хорошо»26. В частности, относительно сочинения по своему предмету, т. е. по философии, данного для приёмных испытаний на тему De morali principio Wolfii («О нравственных принципах Вольфа»), которое испытуемые должны были писать по-латыни, Ф.А. Голубинский при имени Н.Я. Ляпидевского пометил: «Очень хорошо. Мысли дельные, свои. Изложение свободное и довольно живое. Языком владеет. Знание латинского языка очень хорошо. Может быть поставлен в 1 разряд»27. Таким образом Ляпидевский уже по силе приёмных испытаний принят был в академию в первом разряде по всем предметам и притом выше всех своих земляков тульских, принятых также в первом разряде (причём Поспелов принят был немного ниже Назаревского).

И в самой Академии Н.Я. Ляпидевский учился и вёл себя всё время очень хорошо, ровно. Как обладавший красивым почерком, он в бытность свою студентом Академии, по воспоминаниям Н.С. Дружинина, «был письмоводителем при экономе, жил один в маленькой комнате рядом с квартирою эконома. По номерам студенческим не шатался, и к нему товарищи заходили только изредка. Он любил гулять по лесам и собирать грибы. Я нередко бывал его сопутником. Я сам был письмоводителем в редакции28 и жил недалеко от него в том же корпусе. На последнем году его студенчества помогал ему в письмоводстве, когда он был занят курсовым сочинением, перебелял ему это сочинение и поэтому был к нему ближе других. Лекции посещал он исправно, сочинения подавал в срок; вёл себя безукоризненно; с товарищами был хорош, деликатен; друзей не имел, из товарищей ближе других к нему был А.О. Ключарев, ныне высокопреосвященный Амвросий, архиепископ Харьковский29. Между прочим, на первом курсе по философии дано было на первом же году учения (в 1840 г.) Н.Я. Ляпидевского Ф.А. Голубинским студентам сочинение «О самопознании» (De cognitione sui ipsius), на латинском языке30. К числу написавших это сочинение лучше всех остальных31 отнесён и Н. Ляпидевский, притом под № 4 из таковых 10-ти лучших32. Равным образом по переходе на старший (двухлетний) курс в 1843 году Н.Я. Ляпидевский за похвальные успехи и поведение в числе немногих лучших был награждён от академической конференции Библиею большого формата и экземпляром Толкования на послание к Римлянам (св. Иоанна Златоуста), причём записан был в числе лучших, под № 6. Наконец, и курсовое сочинение его «О поминовении усопших» был так основательно и обработано так хорошо, что при тогдашней очень строгой цензуре Филаретовского времени в числе весьма немногих других сочинений того же курса удостоилось напечатания отдельною брошюрою на казённый счёт (Москва, 1844 г.), дав сочинителю одно из высших мест в ряду магистров XIV курса выпуска 1844 года.

Так кончилось время воспитания и обучения Н.Я. Ляпидевского, после чего предстояла ему жизнь деятельная, общественная.

II. Служение в должности бакалавра и инспектора Московской Духовной Академии

Быть может, ещё данное на первом году обучения в академии сочинение «О самопознании» побудило Н.Я. Ляпидевского углубиться в своё внутреннее существо и поразмыслить о жизни, путях её и проч., склонив его на избрание в близком предстоящем уединённой, более всего удобной к самопознанию иноческой жизни. А, может быть, и другие причины побуждали его к такому избранию. Но, как дело внутреннейшего самоопределения, это избрание, к которому так хорошо подготовлен был Н.Я. Ляпидевский и всею своею предшествующею жизнию и воспитанием, он до самого последнего времени не открывал никому и даже не подавал вида, что собирается в монашество поступить. Он, как свидетельствует современник его, бывший в то время на младшем курсе в той же академии, «монахом не прикидывался, и почти до самого пострижения никто не знал, что он пойдёт в монахи. Вероятно, что его личное расположение поступить в монахи усиливали влияние Евсевия33, с одной стороны, и желание быть полезным родным, с другой»34. Как бы то ни было, но только в 1844 году 12 мая Ляпидевский подал прошение о пострижении в монашество. В июне последовало соизволение на то Святейшего Синода, изъявленное особым указом, и 24-го июня, согласно резолюции митрополита Филарета на сём указе, студент Николай Ляпидевский по исполнении обычных в таких случаях формальностей ректором академии архимандритом Евсевием был пострижен в монашество, причём ему дано было имя Сергия – в честь и память почивающего в Лавре св. мощами великого угодника Божия преподобного Сергия, основателя сей обители, под сению которой укрылась и обитель высшего духовного просвещения, Московская духовная академия. Затем, уже после выпускных экзаменов, 20 июля того же 1844 года новопостриженный инок Сергий самим владыкою митрополитом Филаретом, пребывавшим значительную часть лета этого года в Лавре Сергиевой35, был рукоположён в иеродиакона в Троицком соборе Сергиевой лавры, а 6 августа – им же – в иеромонаха36.

Одновременно в этою переменою в образе жизни молодого инока шло дело и об определении его на общественное служение.

Окончив курс академической части в числе первых магистров, иеромонах Сергий имел полное право на занятие должности при самой академии, тем более, что курсовое сочинение его получило редкую для тех времён отметку со стороны строгого ценителя всякого рода литературных произведений митрополита Филарета при разрешении этого сочинения к напечатанию на счёт академических сумм. Именно митрополит Филарет от 5 июня на представлении академического Правления о напечатании сочинения о. Сергия написал: «Согласен. И с удовольствием нахожу сочинение довольно обработанным и не требующим особенных указаний к исправлению»37. В то время за выходом со службы академической в епархиальное ведомство бакалавра по кафедре греческого языка в высшем отделении и библейской истории П.К. Славолюбова академическая конференция предназначила было о. Сергия на эту кафедру38, о чём с согласия его высокопреосвященства митрополита Московского Филарета и представила 1-го августа означенного 1844 года исправляющему должность Обер-Прокурора Св. Синода. Но затем вскоре положение дела изменилось. Инспектор академии архимандрит Евгений (Сахаров-Платонов)39, занимавший кафедру чтения Св. Писания, по слабости здоровья пожелал перейти на означенную кафедру П.К. Славолюбова, как представлявшую собой «предметы менее трудные», нежели его предмет – Свящ. Писание. Конференция согласилась с этим и представила теперь митрополиту на утверждение такие предположения: предоставив о. инспектору академии кафедру греческого языка в высшем отделении и Библейской истории, кафедру Свящ. Писания поручить бакалавру деятельного (т. е. нравственного и пастырского) богословия иеромонаху Иоанну (Соколову)40, а на кафедру последнего переместить иеромонаха Сергия. На журнале о сём правления академии митрополит Филарет от 26 сентября дал такую резолюцию: «Во внимание к поддержанию здоровья о. Инспектора согласен»41. Таким образом о. Сергий, можно сказать, прямо по окончании академического курса поступил на кафедру нравственного и пастырского богословия, которую и занимал (будучи утверждён в звании бакалавра по этой кафедре от 30 октября того же 1844 года) с тех пор в продолжение целых 13-ти лет до октября 1857 года, когда с назначением на должность ректора академии по исконному обычаю должен был взять на себя преподавание догматического богословия.

В продолжение тринадцати лет о. Сергий основательно изучил нравственное и пастырское богословие и хорошо, авторитетно преподавал его, столь же авторитетно руководя и учёно-литературными занятиями студентов в области этого предмета. У нас под руками были записанные одним трудолюбцем из слушателей о. Сергия, воспитанником XIX курса (1850–1854 годов) лекции его по этому предмету. Из этой записи42 видно, что о. Сергий располагал преподавание своего предмета так, что в течение первого учебного года старшего курса, иначе сказать, высшего отделения академии, он прочитывал нравственное, а в течение последнего учебного года того же курса – пастырское богословие. После обычного введения в науку нравственного богословия, в коем о. Сергий раскрывал пользу этой науки, её связь с догматическим богословием, отношение нравственности христианской к нравственности философской, указывал источники нравственного богословия, излагал историю мнений о нравственности христианской (этому посвящаемо было несколько лекций) и т. п., он начинал самое изложение предмета указанием на источник зла – в повреждённости природы человека вследствие грехопадения (Рим. 5:12) и на задатки добра в этой природе, которых не уничтожило грехопадение и о которых так же, как об упомянутом источнике зла, ясно свидетельствует Божественное откровение. Затем, определяя повреждённое состояние как болезненное, а доброе направление как здравое состояние природы человека, о. Сергий подвергал исследованию вопрос о том, где искать и где искал человек способов к избавлению себя от повреждённого состояния и к возвращению в состояние здравое. Подвергая критике различные способы такового искания, профессор приходил к мысли, что без благодатной сверхъестественной помощи такое избавление и возвращение невозможно. Далее, по связи предметов, он рассуждал об отношении благодати Божией к свободе воли человеческой в нравственной деятельности, о необходимости закона для человека и в благодатном, и в греховном состоянии и о других соприкосновенных с тем предметах. При этом профессор обстоятельно определял самое понятие о законе, говорил о внешнем положительном законе, в частности, о Моисеевом законодательстве и законе Христовом, о главном начале христианской нравственной деятельности – любви, о побуждениях к исполнению нравственного закона (несколько лекций о сём последнем), о совести как одном из побудителей к исполнению нравственного закона с рассуждениями о соприкосновенных с понятием о совести предметах и т. д., как, например, о нравственном вменении. Затем, уже во втором полугодии учебного года, о. Сергий читал о добродетели, о грехе и пороке, о богопочтении, обязанностях в отношении к Богу (вере, надежде, любви, страхе, повиновении и благодарности), о самопознании, образовании ума как обязанности нравственной, образовании художественном – вообще об обязанностях в отношении к самому себе. При этом несколько лекций о. Сергий посвящал разбору студенческих сочинений, писанных по его предмету, как, напр., «Об определении тяжести греха», «О христианской свободе» и др.

Во второй год старшего курса о. Сергий читал лекции, как мы замечаем выше, по пастырскому богословию. При этом он также сначала раскрывал важность и значение сей науки, определял границы её, излагал план преподавания [а) умственные и нравственные качества пастыря церкви, б) учение и священнодействие], указывал источники её в Свящ. Писании и Церковном предании, причём делал разбор книги св. И. Златоуста «О священстве», св. Григория Великого De cura pastorali и нек. др. из древних, а из новых – писем А.С. Стурдзы, книги «О должностях пресвитеров приходских» и др. Затем говорил о необходимости пастырского служения, о необходимости различных степеней священства, о высоком достоинстве пастырского служения, о превосходстве священства новозаветного пред ветхозаветным; о трудности служения пастырского, осторожности, с какою приступали к нему древние; об ответственности, лежащей на пастырях Церкви, о призвании к пастырскому служению и условиях ко вступлению в это звание, опровергал латинское учение о безбрачии духовенства, говорил о необходимости умственного и нравственного образования для пастырей, о важности для них и светского образования, о необходимости доброй жизни и благочестия для пастыря, о нравственных качествах пастыря (несколько лекций), о грехах, неприличных пастырю (с изъяснением X главы Апокалипсиса), и о добродетелях, ему свойственных, о занятиях и удовольствиях, ему дозволительных, об обязанностях пастыря – учить (несколько лекций) и священнодействовать (о сём в 1853–54 учебном году о. Сергий, по обстоятельствам, не успел прочитать). Лекции по пастырскому богословию также сопровождались разбором подходящих сочинений и особых вопросов.

При этом о. Сергий, как человек весьма аккуратный, каждой своей лекции давал полную законченность, хотя бы предмет её располагался и на несколько лекций. «Ставши бакалавром, – говорит о нём по воспоминаниям Н.С. Дружинин, – он читал свой предмет вполне удовлетворительно. Лекции его были всегда аккуратно рассчитаны на час. Никогда не случалось, чтобы лекция его о том или о другом осталась неоконченною до другого раза, и никогда не случалось, чтобы он окончил лекцию ранее часа»43. Величественная наружность, звучный голос, постоянное сохранение достоинства в манере держать себя пред слушателями-студентами и т. п. дополняли надлежащее впечатление от него как профессора на кафедре в высшем духовно-учебном заведении. До нас сохранилось письмо одного из слушателей о. Сергия, магистра XVI курса (выпуска 1848 г.), покойного Московского протоиерея С.Г. Вишнякова († 5 июня 1892) к покойному архиепископу Тверскому Савве († 13 октября 1896) от 8 сентября 1848 года, напечатанное, только не в полном виде, в помещаемых в приложении к Богословскому Вестнику автобиографических записках преосвященного Саввы («Хроника моей жизни»)44. В этом письме С.Г. Вишняков, характеризуя тогдашних профессоров академии (А.В. Горского, о. Леонида Краснопевкова и др.), продолжает в шутливом тоне: «Не говорю об инспекторе о. Сергии. Он, я думаю, пришедши в класс и окинув всех гордым оком, начнёт попевать славно!»45

Хотя отец Сергий уже с 1844 года по окончании курса, как мы знаем, состоял бакалавром, однако даже и по решении участи его курсового сочинения в самой академии только чрез год он был утверждён в магистерской степени Св. Синодом, именно от 26 октября – 15 ноября 1845 года. Извещая об этом Конференцию Московской духовной академии отношением от 16 ноября означенного 1845 года № 14381, Духовно-Учебное Управление вместе с тем препровождало в конференцию магистерские кресты – для о. Сергия и для утверждённого одновременно с ним в той же степени земляка его, уже известного нам иеромонаха Андрея Поспелова, назначенного по окончании курса на должность инспектора Ярославской духовной семинарии. Между тем как последнему конференция чрез внешнее правление академии отослала крест в Ярославль по месту службы, об о. Сергии она представила митрополиту Филарету с ходатайством, «не благоугодно ли будет его высокопреосвященству возложить оный крест на бакалавра иеромонаха Сергия». На представлении этом, сделанном от академии 30 ноября того же 1845 года, митрополит Филарет пометил: «Дек. 2. Возложен»46.

Так состоялось окончательное утверждение в учёной степени и в учёном положении для иеромонаха Сергия. Вместе с тем о. Сергий мало-помалу утверждался всё крепче и крепче в самых обязанностях своего нового служения на учёном и учебном поприще, так что, несмотря на состоявшееся в 1846 году начальственное распоряжение о литографировании лекций47, осложнившее заботы профессоров о преподавании своих предметов, вскоре начальство стало возлагать на Сергия и другие, помимо профессорских, обязанности и поручения. Именно, ещё в 1847 году 31 августа иеромонах Сергий определён был на должность помощника библиотекаря академии48. А в следующем 1848 году, следовательно, на четвёртом году общей службы молодого бакалавра, на него возложены были и ещё более важные обязанности. В этом году вследствие назначения исправлявшего должность инспектора академии бакалавра патристики иеромонаха Илариона49 на должность ректора Воронежской духовном семинарии, Обер-Прокурор Св. Синода граф Н.А. Протасов делал запрос Правлению Московской духовной академии, кого оно предназначало бы на место о. Илариона в академии. Академическое Правление представило митрополиту Филарету для исправления должности инспектора бакалавра иеромонаха Сергия, и митрополит Филарет на этом представлении от 14 марта означенного 1848 года написал: «Согласен». Затем правление сочло нужным ходатайствовать и об утверждении о. Сергия в должности инспектора. «Приняв в уважение, – писало оно в новом представлении к владыке митрополиту, – отлично усердную и примерно исправную и полезную свыше трёхлетнюю службу бакалавра деятельного богословия иеромонаха Сергия и имея в виду особенную способность его к исправлению инспекторских обязанностей, оно признаёт его вполне достойным к занятию инспекторской должности в здешней академии с оставлением по-прежнему преподавателем деятельного богословия». И на этом представлении митрополит Филарет от 31 марта написал: «Согласен», а затем графу Протасову писал от того же 31 марта: «Соглашаясь с мнением академического Правления, долгом считаю покорнейше просить Ваше Сиятельство ходатайствовать пред Святейшим Синодом о назначении бакалавра иеромонаха Сергия инспектором Московской духовной академии». Вместе с тем митрополит ходатайствовал по представлению академического же Правления о перемещении профессора Вифанской духовной семинарии по предмету гражданской истории иеромонаха Леонида на освободившуюся после выхода помянутого иеромонаха Илариона кафедру патристики в академии. То и другое ходатайство было уважено, и определением Св. Синода от 23–25 апреля иеромонах Сергий был назначен инспектором, а иеромонах Леонид – бакалавром патристики в Московской духовной академии50.

Как только получен был указ о сём Св. Синода, Правление академии сделало митрополиту Филарету представление об освобождении иеромонаха Сергия от должности помощника библиотекаря «по трудности совместить сию должность с обязанностями инспектора» и о возложении её на бакалавра иеромонаха Леонида. Резолюция митрополита Филарета на этом представлении от 9 мая последовала такая: «Согласен»51.

Но если о. Сергий освободился от должности помощника библиотекаря с назначением на инспекторскую должность, то уже в связи с этою последнею должностию на него возложены были мало-помалу, и притом в непродолжительном времени, новые, также весьма ответственные и важные обязанности, хотя они и свидетельствовали о новых знаках доверия к нему начальства. Именно уже 9 июля того же 1848 года ректор Московской духовной академии Архимандрит Алексий предложил академической конференции избрать в действительные члены оной инспектора иеромонаха Сергия по уважению к отлично ревностной и полезной его службе, присовокупив к тому, что на избрание сие его высокопреосвященство Филарет, митрополит Московский, согласие изъявил. Тогда конференция сделала о том представление Обер-Прокурору Св. Синода графу Протасову с просьбой предложить Св. Синоду об утверждении о. Сергия в сём звании, и граф Протасов уведомил конференцию, что Св. Синод определением от 29 июля – 11 августа постановил определить инспектора бакалавра иеромонаха Сергия в число действительных внутренних членов академической конференции52. Того же 9-го июля 1848 года состоявший в то время при Московской духовной академии Московский Комитет для цензуры духовных книг вошёл в конференцию сей академии с представлением такого содержания: «Число книг и рукописей, представляемых в Цензурный Комитет, умножается с каждым годом, отчего члены комитета весьма затрудняются своевременным исправлением возложенных на них обязанностей. Затруднение сие ещё увеличилось со времени открытия при здешней академии повремённого издания Творений св. Отцев, ибо между тем как один из трёх членов почти исключительно должен заниматься рассмотрением переводов и оригинальных статей, приготовляемых для помянутого издания, двое остальные члены обязаны рассматривать почти все книги и рукописи, представляемые посторонними лицами. Вследствие сего Комитет мнением полагает: 1) Для ускорения хода дел по рассмотрению книг и рукописей и в облегчение трёх членов, ныне, на основании Св. Зак. т. XIV, ст. 162, составляющих Цензурный Комитет53, ходатайствовать об определении четвёртого члена; 2) одному из членов, именно ректору Вифанской семинарии архимандриту Евгению54, поручить исключительно заниматься рассмотрением переводов и оригинальных статей, приготовляемых для издания Творений св. Отцев; 3) сверхштатному члену производить жалованье из сумм Редакционного Комитета, учреждённого для издания Творений св. Отцев, смотря по средствам Комитета и с утверждения его высокопреосвященства». Представляя о сём, Цензурный Комитет и просил конференцию ходатайствовать пред высшим Училищным Начальством55 о назначении в оный четвёртого члена на прописанных условиях, присовокупляя, что Редакционный Комитет не встречает препятствия к выдаче жалованья этому члену из своих сумм, о чём извещён был от него Цензурный Комитет особым отношением. Конференция, признавая представление Цензурного Комитета уважительным, просила митрополита Филарета принять на себя означенное ходатайство, причём в четвёртого члена и предлагала инспектора иеромонаха Сергия. Митрополит Филарет от 14 июля написал на этом представлении: «Согласен», а домашний секретарь его уведомил отца ректора академии, что «по сему представлению конференции Моск. духовн. академии отношение от лица его высокопреосвященства с послужным списком иеромонаха Сергия к г. Обер-Прокурору Св. Синода графу Н.А. Протасову учинено июля 14 дня 1848 г. за № 297». Наконец 16 сентября того же 1848 года Цензурный Комитет доводит до сведения конференции, что 15 сентября им получено от митрополита Филарета отношение к его высокопреосвященству Духовно-Учебного Управления, в коем изображено определение Св. Синода от 13/23 августа: «Для ускорения дел по рассмотрению книг и рукописей определить в состав Московского Цензурного Комитета четвёртым членом инспектора академии иеромонаха Сергия с производством по сей должности жалованья из сумм Редакционного Комитета». На отношении сём резолюция митрополита Филарета последовала такая: «Цензурному Комитету предлагаю в руководство и исполнение». Вслед затем о. Сергий по узаконенной форме принял присягу на должность члена Комитета в присутствии ректоров академии архимандрита Алексия и Вифанской семинарии архимандрита Евгения и профессора философии Ф.А. Голубинского, приводившим же его к присяге был эконом академии иеромонах Геронтий56.

Затем в 1850 году по определению Св. Синода о. Сергию поручено было обревизовать Владимирскую духовную семинарию с находящимися при ней училищами, в 1854 и 1859 годах – Вологодскую семинарию с находящимися при ней училищами, в 1856 году – Ярославскую и Костромскую с их училищами и в 1857 г. – Вифанскую семинарию.

Наконец, всё ещё в бытность инспектором академии, именно 18 февраля 1853 года отец Сергий определён был и членом Редакционного Комитета по изданию Творений св. Отцев в русском переводе. «Ведомо да будет вам, отец ректор, – писал к ректору академии архимандриту Алексию от 5 февраля означенного 1853 года митрополит Московский Филарет, когда тот спрашивал его о сём мнения, – что быть ли инспектору членом Редакционного Комитета, сие зависит от рассуждения Комитета, с которым всегда согласен быть желаю»57.

Менее года пробыл бакалавр иеромонах Сергий помощником библиотекаря академии, а потому и особенно заметных следов исполнения обязанностей по этой должности не оставил по себе, тем более, что библиотекарем академии был опытный человек и хороший знаток библиотеки профессор Александр Васильевич Горский. При всём том и о. Сергий, как человек аккуратный, тщательно исполнял свою главную обязанность по сей должности – выдачу книг студентам и приём от них по миновании надобности в книгах. Когда же по назначении на должность инспектора отец Сергий был освобождён от должности помощника библиотекаря, он вместе с А.В. Горским и новым своим заместителем бакалавром иеромонахом Леонидом совершил общую проверку книг библиотеки, которые при сём найдены были все в целости58.

Гораздо больше времени, целых девять лет с лишком провёл о. Сергий в должности инспектора академии и потому гораздо более следов оставил по себе в памяти академии исполнением обязанностей по этой должности.

Обязанности инспекторские были очень сложны и разнообразны и притом гораздо скорее, нежели профессорские, в их исполнении доходили до ближайшего усмотрения митрополита Филарета, зорко за всем следившего во вверенной ему академии. Кроме участия в делах управления академией вообще и по должности инспектора, как ближайшего помощника ректора, и по званию члена конференции, кроме непосредственного наблюдения за поведением студентов и их отношением к своим обязанностям, за их здоровьем и проч., а равно и наблюдения за хозяйственною частию в академии инспектор должен был периодически доносить, с одной стороны, Правлению академии о поведении студентов, а с другой – самому митрополиту Филарету о благосостоянии академии вообще. Донесения первого рода хотя и имели для себя образцы в инспекторских донесениях предшественников о. Сергия, однако требовали внимательного отношения к студентам академии и наблюдения за их поведением, а донесения второго рода требовали ещё и величайшей осторожности, ибо зоркий взгляд митрополита Филарета часто усматривал в них то, чего не доглядывал обыкновенный взор того или другого инспектора.

Для образца берём донесения инспектора иеромонаха Сергия Правлению академии о поведении студентов за сентябрьскую треть 1848 года. В характеристике студентов замечается у него большая изобретательность и меткость. Так, например, студент младшего курса Виктор Кудрявцев, впоследствии знаменитый профессор философии, по одному из этих донесений собственноручно инспектором помечен, как отличающийся «любовию к учёным занятиям, ищущею в них себе утешения»59; студенты старшего курса: Василий Нечаев, что ныне преосвященнейший Виссарион, епископ Костромской, – «примерно добрым поведением»60; иеромонах Савва, впоследствии архиепископ Тверский, – «глубоким вниманием к иноческим обязанностям»61; Пётр Виноградов – «благодушным взглядом на свои нужды и болезнь»62 и т. п.

Ещё любопытнее и важнее донесения митрополиту о благосостоянии академии. Эти донесения были для отца Сергия важною школой той мудрой осторожности и всесторонней осмотрительности, к какой и вообще митрополит Филарет приучал питомцев своей замечательной школы. Между тем как обыкновенно на этих донесениях и у других более или менее опытных инспекторов, и у самого о. Сергия в последующие годы его служения в должности инспектора чаще всего встречается помета рукою митрополита Филарета: «В Академическое Правление», по началу служения каждого из инспекторов находим и особые замечания владыки на этих донесениях. Так было и с донесениями о. Сергия в 1848 году, который к тому же был холерным, как известно, годом. На донесении исправляющего должность инспектора бакалавра иеромонаха Сергия от 23 апреля, в коем говорилось между прочим то, что студенты Андрей Холуйский и Павел Щеглов не явились после пасхи в академию по неизвестной причине, митрополит Филарет написал от 25 апреля: «О Холуйском и Щеглове надобно знать последующее»63. Когда затем о. инспектор от 30 апреля донёс митрополиту, что Холуйский и Щеглов возвратились, а Василий Цораев, также не явившийся после пасхи, ещё нет и неизвестно почему, митрополит Филарет, удовлетворившись сведениями о первых двух, от 3 мая написал на донесении: «Ожидается последствие о Цораеве». И когда в донесении от 7 мая инспектор сообщил, что Цораев «6-го числа сего месяца прибыл в академию, объясняя, что по причине постигшей его в доме родственников болезни он не мог явиться в оную к положенному сроку», то митрополит Филарет от 9 мая написал на донесении этом: «Объяснение Цораева бездоказательно. Академическому начальству обратить особое внимание на его поведение»64. Далее, между тем как на июньском и июльском донесениях инспектора митрополит помечал просто «В Академическое Правление», на донесении от 17 августа опять встречается особая помета. Именно в этом донесении между прочим значилось, что «назначенный для поступления в академию из Тульской семинарии воспитанник Иван Богданов65 умер 14 числа в академической больнице от холеры. Болезнь в нём открылась на пути; по прибытии же больного в академию 13 числа и освидетельствовании его в больнице состояние его здоровья оказалось сомнительным, на другой день – безнадёжным, несмотря на усиленные врачебные пособия. Ночью на 15 число он помер и утром 15-го погребён. Вскоре по поступлении в больницу заболевший был исповедан, спустя несколько времени Св. Таин приобщён, а в час кончины елеем освящён», митрополит Филарет от 17-го же августа написал на этом донесении: «Уведомить семинарию, от которой прислан, изъяснив обстоятельства, доведённые до моего сведения, что больной повредил себе на дороге и по прибытии в Посад потеряно немало времени, прежде нежели дошло сие до академии»66. Дальнейшие донесения инспектора о благосостоянии академии митрополит помечал обычным «В Академическое Правление»67, и только изредка встречаются на них какие-либо особые его замечания, как, например, на донесении о состоянии академии с 23 июня по 2 июля 1850 года митрополит Филарет от 6 июля заметил: «Инспектор считает Астрова68 больным в доме родственника; но Астров сегодня явился ко мне и говорит, что уже с неделю находится здесь. Видно, не поспешил он явиться к своему начальству»69. Или на донесении от 8 сентября того же 1850 года, в коем сказано было между прочим, что 7-го сентября были окончены приёмные испытания, а преподавание ещё не начиналось, митрополит Филарет написал: «Сент. 10. Время бы начать уже учение»70; и под. Вообще же в этих своих донесениях отец инспектор старался быть как можно снисходительнее для академии и её студентов, чтобы не повредить чему-либо и кому-либо в ней. Об общем состоянии академии в них обыкновеннее всего являются отзывы, что всё в ней было благополучно, происходило в надлежащем порядке и т. д. О студентах, их поведении, здоровье и проч. отзывы у о. Сергия также обыкновенно встречаются самые успокоительные, хотя бы такие отзывы, как это случилось с отзывом об упомянутом студенте Астрове, грозили о. инспектору и замечаниями от митрополита. Так, например, вот ещё более ясное доказательство подобного отношения о. Сергия к студентам в этих случаях, свидетельствующего о мягкости и снисходительности его к ним, особенно же к лучшим из них, подававшим добрые надежды в будущем. К составу XVII курса (выпуска 1850 года) студентов Московской духовной академии из числа лучших принадлежал Гр. Петр. Быстрицкий, который потом и окончил курс четвёртым магистром. На самом последнем году своего академического образования, уехав на святки к родителям71, он после святок долго не приезжал в академию, так что о. инспектор, которому пора была представлять митрополиту Филарету обычное донесение о благосостоянии академии, начал беспокоиться о нём и поручил земляку его иеромонаху Савве72 написать ему письмо по этому случаю. И вот что писал о. Савва Г.П. Быстрицкому от 21 января 1851 года: «Что это ты делаешь, mon cher! Ни сам не едешь, ни известия о себе никакого не шлёшь. О. инспектор почти сердится на тебя. Ему нужно было рапортовать митрополиту, и он крайне затруднялся, как отозваться о тебе: отрапортовать больным – нет основания; сказать, что не явился неизвестно почему – значит повредить тебе. Итак, одно из двух: или рапорт присылай, или сам являйся скорее в академию, но всё-таки не без рапорта о болезни. Я давно намерен был писать тебе, но всё поджидал рапорта. Наконец вышел из терпения»73.

С другой стороны, и в отношении к поведению студентов, следя за ними весьма зорко и хорошо зная каждого из них, о. инспектор если кого знал и ценил постоянно высоко за его поведение, того случайную погрешность не ставил в вину и нисколько не уменьшал за неё оценку за поведение. Так, например, один из питомцев XXI курса (выпуска 1858 года) сам рассказывал при составителе настоящего очерка бывший с ним по переходе на старший курс (осенью 1856 года) случай, что когда он, никогда дотоле не пивший вина, однажды в товарищеском кружке, собравшемся у студента их курса, объявленного стипендиатом митрополита Платона74, по этому именно случаю был вынужден выпить лишнее, не по своим силам количество вина и потом, вернувшись в академию75, находился в очень возбуждённом состоянии, говорил несвязные речи и в этом состоянии был встречен о. инспектором, то последний, и заметив его в ненормальном состоянии, сделал вид, что будто бы не заметил этого, и последствий для оценки поведения случайно лишнее выпившего студента это обстоятельство не имело равно никаких76. Если о. Сергий замечал, что поведение кого-либо из студентов было более нежели сколько можно было к нему быть снисходительным и прощать его неисправно, то он всё-таки же прежде нежели карать его, долго и отечески увещевал его келейно у себя в покоях, куда обыкновенно призывал неисправного студента и там усаживал его на кресло для такого увещания, бывшего иногда очень продолжительным. Отсюда и произошло название «кресло терпения», столь известное в преданиях Московской духовной академии в отношении времени инспекторства отца Сергия.

А вот ещё неоглашённый доселе пример отеческой заботливости о. Сергия как инспектора о больных студентах. В 1852 году из Костромской духовной семинарии в Московскую духовную академию поступил студент Гавриил Левашев77. Он уже на первых порах обнаруживать стал некоторые странности в своём поведении, показывавшие, что это был человек не вполне здоровый душевно. Так, например, по сообщению одного из современников78, он однажды, прикладываясь к св. мощам преподобного Сергия в Троицком соборе Лавры Сергиевой, вздумал было снять покров с мощей угодника Божия, но был вовремя остановлен гробовыми иеромонахом и иеродьяконом. И вообще он много доставлял заботы академической инспекции. Поэтому-то в 1853 году, когда ректор академии архимандрит Алексий на пасху уехал в Москву, где был в то время и профессор А.В. Горский79, а сам о. инспектор был не совсем здоров, последний, т. е. о. инспектор Сергий, писал А.В. Горскому между прочим следующее: «За письмо приношу вам усердную благодарность. Ныне же открылся случай сказать вам несколько слов в ответ. Левашеву80 становится лучше. Он тих и спокоен, просится в свою комнату и в церковь. В комнату его опасаюсь пустить, ибо в больнице надзор за ним легче, а между студентами больше повода ему прийти опять в расстройство. Позволяю однако ж приходить ему в комнаты и некоторым студентам советую навещать его чаще в больнице. В церковь трапезную входа ему не возбраняю; но в Троицкий собор должен он ходить не один и не во время богослужения. Он отказывается почти от всего, что делал во время припадков; а когда изобличается, что не всё делал в самозабвении, то старается объяснить свои поступки с разумной стороны. О. ректора81 усердно благодарю за отеческое сожаление обо мне. Теперь, как больной показывает себя лучше, и я чувствую себя легче»82. Такую же заботливость о. Сергия как инспектора о студентах, их здоровье и проч. показывает ещё, например, и то, что иеромонах Савва, много потрудившийся за последний год своего академического образования над курсовым сочинением «Об устной исповеди», которое, надобно заметить, и писал на тему, данную о. инспектором, и значительно утомившийся вследствие этой работы, самим о. инспектором убеждён был на святки 1849–1850 г. дать себе отдых поездкою в Переславль-Залесский (Владимирской губернии) к знакомому ему настоятелю тамошнего монастыря архимандриту Нифонту, как это видно из «Автобиографических записок» самого преосвященного Саввы83.

Вообще девятилетнее инспекторство отца Сергия в Московской духовной академии составляет настоящую эпоху, притом весьма благотворную в истории сей академии, особенно ввиду того, что другие инспектора в сей академии по большей части очень скоро менялись.

В качестве члена академической конференции отец Сергий участвовал в решении всех высших вопросов и дел, подлежавших её ведению, как-то: цензурных, чисто академических – по избранию в действительные и почётные члены конференции, по рассмотрению сочинений, поручаемых высшим духовным начальством, по удостоению студентов академии учёных степеней, перевода из курса в курс, наград и под. И так как при этом личное действование отца инспектора, особенно выдающееся, выражалось лишь в рассмотрении сочинений разных лиц и в делах цензурных84, то первого рода действия его мы подвергнем обозрению в разряде особых поручений (ибо все сочинения, которые рассматривал о. Сергий, относились к предметам его кафедры, и, следовательно, рассматривал он их не как член конференции, а как профессор), а к обозрению дел цензурных сейчас приступим, рассматривая деятельность его как члена Цензурного Комитета.

С самого первого года своего служения в должности члена Цензурного Комитета, то есть, в 1848 года, о. Сергий стал получать почти непрестанные поручения прорецензировать ту или другую книгу, рукопись и под. для одобрения или неодобрения её к печати. Так, несмотря на то, что сделался он членом Цензурного Комитета лишь в начале последней трети 1848 года, он до конца этого года успел рассмотреть 11 рукописей, из коих 7 пропущены им к печатанию, 3 не пропущены и 1 возвращена автору для исправления. Само собою разумеется, что в последующие годы ещё более рукописей передаваемо было о. Сергию на рассмотрение от Комитета, помимо рукописей, которые подвергаемы были общему рассмотрению членов Комитета (каковы, например, были проповеди митрополита Филарета). Кроме того, как в отношении к исполнению инспекторских обязанностей митрополит Филарет выдерживал его в своей строгой школе, так и в отношении к исполнению обязанностей цензорских. Так, например, ещё в начале бытности его членом Цензурного Комитета, именно 1 ноября 1848 года, чрез о. ректора академии архимандрита Алексия поступила в Цензурный Комитет на рассмотрение и одобрение к печати рукопись под заглавием «Записки о нынешнем состоянии Пантелеимонова монастыря на святой Афонской горе», в лист, 68 страниц. Рукопись эту поручено было читать о. Сергию, который 15-го же ноября применительно к 207 и 209 статьям Устава о Цензуре пропустил её к напечатанию. Митрополит Филарет в то время не обратил на это дело особенного внимания. На представлении конференциею отчёта Цензурного Комитета в рассмотренных им сочинениях за месяц ноябрь означенного года, в коем значилось одобрение и этой рукописи, митрополит Филарет от 22 декабря написал обычное «Смотрено. Возвратить»85. Но когда рукопись эта была напечатана, он обратил на неё внимание и от 8 декабря 1850 года сделал конференции Московской духовной академии такого рода «предложение». «Издана в Москве книга Записки о Пантелеимоновом монастыре по одобрению Цензурного Комитета сей академии. В ней на стран. 50 проповедуются два нетления: 1) Общепринятое Восточною нашею Церковию благодатное нетление, свойственное святым, и 2) нетление отличное от общепринятого благодатного, признаваемое якобы Афонским монашеством, принадлежащее грешникам. Академической конференции предлагаю рассмотреть сие учение и действие Цензурного Комитета. Книга прилагается»86. Конференция по рассмотрении дела и истребовании объяснения от о. Сергия от 6 февраля 1851 года сделала следующее «представление» митрополиту Филарету. Прописав содержание вышеизложенного «предложения» владыки митрополита, она продолжала: «Во исполнение сего конференция благопочтеннейше представляет в архипастырское благоусмотрение вашего высокопреосвященства, что 1) в книге Новая скрижаль, назначенной по определению святейшего Синода в руководство для преподавания церковной археологии в семинариях, излагается в виде церковного мнения следующее учение о нетлении тел: «Тела в землю превращение за знак тот почитается, что умерший соединение возымел с Церковию… Человека в те вещества, из которых составился, превращение как за грехи есть наказание, так и знаком умилостивившегося Бога ко грешникам быти оказуется, и дар сей многими иногда молениями испрашиваем бывает… Притом и чрез оказующееся после смерти нетление в теле праведных от наказания за грехи прощение и разрешение, а отлучённых за грехи от Церкви великий гнев Божий быти доказуется. Посему Восточные, ежели которые тела в землю не преобращённые находят, оные или за святые мощи, или за отвратительные отлучённых тела почитают. Святые мощи те суть, ежели приятное издают благоухание, некоторою красоты лучею просиявают и ничего страшного не представляют; отлучённых же неистлевшие тела наподобие колокола или пузыря надуты, чёрные и безобразные быти кажутся. Многими доказательствами изведано, что отлучённых тела после смерти не истлевают и по получении разрешения явным образом паки в землю свою обратились» (§ 4, 21-й гл. ч. III); 2) вышеизложенным учением утверждается не нетление в собственном смысле, а только замедление разложения тел грешников, отлучённых от Церкви. Посему употреблённое в Записках о Пантелеимоновом монастыре выражение «в нетлении, отличном от общепринятого Восточною нашею Церковию нетления», как неточное и неопределённое, не может быть одобрено, и представляется нужным одобрившему к напечатанию Записки цензору сделать замечание, чтоб на будущее время рассматривал назначаемые для печати рукописи с большею внимательностию; 3) инспектор академии архимандрит Сергий, одобривший означенные Записки к напечатанию, на сделанный ему запрос от конференции об одобрении к напечатанию изложенного мнения о двух нетлениях, ответствовал, что выражение «в нетлении, отличном от общепринятого Восточною нашею Церковию нетления» оставлено им без исправления по неосмотрительности и недостатку углублённого внимания; в объяснение же своей неосмотрительности представил то, что книга Записки о Пантелеимоновом монастыре была из первых, пропущенных в печать по его одобрению по недавнему ещё определению к цензорской должности87. При сём прилагаются: книга Записки о Пантелеимоновом монастыре и объяснение инспектора академии архимандрита Сергия». Под этим представлением подписались: ректор архимандрит Алексий, профессор математики протоиерей П.С. Делицын, профессор церковной истории А.В. Горский и экстраординарный профессор гражданской истории П.С. Казанский. Митрополит Филарет, удовлетворившись объяснением88, написал на представлении: «Фев. 8. Быть цензору осторожным впредь»89.

Затем известно также ещё более сего строгое «предложение» митрополита Филарета конференции академической от 30 марта 1853 года по поводу пропуска в печать, также по одобрению о. Сергия, стихов Молитва при кресте (Stabat Mater dolorosa) с сопровождающими это заглавие ариями и хорами, показывающими назначение сих стихов для театра, причём, несмотря на удовлетворительное объяснение цензора и конференции, он должен был наконец «принести раскаяние в погрешительности» своего поступка90.

Зато после такой строгой выдержки в школе мудрого святителя Московского для отца Сергия настала пора большей опытности в деле цензурном, а потому и большего доверия к нему со стороны митрополита Филарета. Когда в 1851 году ректор Вифанской семинарии архимандрит Евгений перемещён был на таковую же должность в Московскую духовную семинарию и вследствие сего испросил себе за неудобством исполнения из Москвы обязанностей цензора увольнение от этих обязанностей, а на его место членом Цензурного Комитета избран был новый ректор Вифанской семинарии архимандрит Леонид (Краснопевков)91, то отец Сергий должен был принять на себя и обязанности о. Евгения по Цензурному Комитету, т. е. должен был рассматривать переводные и оригинальные статьи, предназначавшиеся для помещения в академическом издании Творения св. Отцев. Доверие же митрополита Филарета к о. Сергию выразилось в том, что ещё в бытность его инспектором академии митрополит Филарет сносился с ним письмами и именно по делу цензурному. Мы имеем под руками два письма к нему владыки митрополита собственноручных и доселе ещё нигде не напечатанных, из которых одно писано в сентябре, а другое в декабре 1854 года. В первом владыка от 29 сентября означенного 1854 года пишет: «Возвращаю вам, отец архимандрит, житие преподобного Павла, дабы цензура кончила дело. Сомнительным представляется один вопрос: хорошо ли поймут статью, в которой сказано: «покади нас и тогда, когда будешь епископом»? Лучше ли сохранить её или опустить? Но как бы ни решили сие, беды в сём не предвидится»92. Во втором от 22 декабря того же года: «Возвращаю вам, отец архимандрит, посвящение. Выражения его не так просты и степенны, как можно было бы говорить об отцах. Но писатель идёт во дворец, где требуется изящество. Цветы, которые рассыпает он, суть цветы красноречия и поэзии, которыми он облекает свои сказания. Подвиги святых не упадут от того. Думаю, что цензура может допустить печатание посвящения, а переменять выражения без писателя неудобно»93. Под обоими письмами подписано просто: «Ф. М. Московский». Первое из этих писем касается жития преподобного Павла Латрского (956 г.), о котором в пространных Четиях-Минеях святителя Димитрия Ростовского под 15-м декабря сказано: «В той же день память преподобного отца нашего Павла, в пустынях Латрских подвизавшегося. Жития его в нашей Российской стране сыскати не возмогохом»94, и житие которого, стало быть, в 1854 году впервые выпущено было в свет95. Второе же письмо святителя относится к рукописи сочинения известного отца Парфения, впоследствии игумена Гуслицкого, под заглавием «Сказание о жизни и подвигах в Бозе почившего старца Даниила, подвизавшегося в Сибирской стране, в Енисейской губернии, в пределах города Ачинска и скончавшегося в Енисейском Христорождественском женском монастыре 15-го числа апреля 1843 года при игумении Евгении». Рукопись в начале имела посвящение сказания одной из Высочайших Особ, изложенное в изысканных выражениях, и вот почему потребовалось разрешение митрополита на печатание этого посвящения, о чём владыка, принимавший большое участие в судьбе о. Парфения, и пишет в письме к инспектору академии от 22 декабря 1854 года. В тот же день владыка, посылая рукопись «Сказания» чрез о. наместника Лавры архимандрита Антония в Московский духовно-цензурный Комитет, писал о. наместнику: «Посылаю вам, отец наместник, сказание о. Парфения о житии Даниила. Оно занимательно и может быть полезно. Только некоторые статьи едва ли может вместить цензура. Одна статья особенно могла подвергнуться неблагоприятному суду и злоупотреблению. Это упорный отказ от военной службы и рассуждение о несовместимости служения двум царям. И трудно представить, чтобы унтер-офицера, удостоенного офицерского чина за то, что не принял чина и упорно отказался от службы, судили как изменника. Это случается, что дослужившиеся до офицерского чина из простолюдинов не принимают его по неудобности держать себя прилично в офицерском звании, и, кажется, не слишком трудно вместо офицерского чина дать отставку. О всемилостивейшем манифесте упоминается в такие годы, в которые, кажется, его не было. Потому сию часть сказания в некоторых местах я сократил, а в некоторых пояснил. Прочитайте тетрадку для усмотрения, не нужно ли что ещё опустить или очистить. Затем можно отдать в цензуру и притом попросить цензора, чтобы он почистил некоторые слова и словосочинение, например, вместо картошки поставил бы картофель»96. Отец наместник 29 декабря отдал рукопись в Цензурный Комитет, который и поручил читать её о. инспектору академии архимандриту Сергию, а сей последний, приняв во внимание писанное митрополитом Филаретом и ему самому, и отцу наместнику, исправив «Сказание» насколько возможно и сделав ещё новые замечания, прежде нежели окончательное высказать суждение о рукописи в Цензурном Комитете, сдал её со своими замечаниями о. наместнику для передачи владыке митрополиту. Митрополит Филарет, снова пересмотрев рукопись, от 10 января следующего 1855 года писал о. наместнику: «Сказание о старце Данииле просмотрел я в тех частях, которые отметил цензор. Не скажу, что осторожность его излишня. Думаю, я вам сказывал, какие в Св. Синоде были затруднения при рассмотрении жития о. Серафима и как даже после дознания и подтверждения написанного некоторые места были исключены. Но если исключить всё, что отметил цензор, сказание будет испорчено. Я исключил некоторые места, неудобоприемлемые для некоторых, и затем, думаю, может цензура пропустить сказание безопасно»97. Действительно, после сего о. Сергий одобрил рукопись к напечатанию, пометив одобрение 13-м числом января 1855 года98. Так продолжительным опытом наш цензор научился «неизлишней осторожности», которая, в свою очередь, послужила основанием и для доверия к нему со стороны осторожного в высшей степени митрополита Филарета. Кроме того, из дел архива Цензурного Комитета мы видим, что, возвращая часто рукописи при руководстве этою «осторожностию» без одобрения к напечатанию, о. Сергий чаще всего старался всячески способствовать одобрению рукописей к напечатанию, нередко подвергал их более или менее значительным со своей стороны исправлениям и по исправлении одобрял к напечатанию99, что ясно доказывает его искреннее стремление с требованиями осторожности, строгой законности и справедливости соединять и милость, снисходительность к недостаткам людским.

С 1853 года, как мы знаем из предшествующего, о. Сергий сделался членом и Редакционного Комитета по изданию Творений св. Отцев, приняв на себя труд цензурного просмотра переводов и статей для этого издания ещё в 1851 году. В этом отношении им также очень много сделано для академического журнала в бытность его бакалавром и инспектором академии. Так, частию из архивных, частию из печатных данных выясняется, что он трудился и над переводом некоторых творений св. Отцев с греческого языка на русский, и над составлением статей для этого журнала, и над цензурою и над редакцией переводов и статей, предположенных к помещению в журнале академическом. Из переводов ему принадлежат значительные части переводов творений св. Ефрема Сирина, св. Иоанна Лествичника, блаж. Феодорита и др.100 О статьях его, помещённых в академическом журнале, мы скажем впоследствии, когда будем вести речь об учёно-литературной его деятельности. Цензурному рассмотрению и одобрению о. Сергия принадлежали очень многие переводные части и оригинальные статьи, предназначенные к помещению в академическом издании Творений св. Отцев или Прибавлений к Творениям, начиная с 1851 г. Так, например, из цензурных отчётов одного 1851 года, притом начиная с месяца июня и до конца года, видно, что о. Сергием просмотрено и одобрено к напечатанию в академическом издании три статьи101, а в 1852 году – 12 статей для переводной части (самые творения св. Отцев) и 18 оригинальных статей102, и т. д. Немало труда понёс о. Сергий и по редактированию того и другого рода статей, предназначавшихся к помещению в академическом издании, причём, естественно, по большей части его цензурный труд в этом отношении совпадал с редакционным, так как преследовал в сущности одни и те же цели.

Помимо всего вышеуказанного о. Сергий за время своего служения в должности бакалавра и инспектора составлял и произносил обязательные проповеди и исполнял особые поручения, на него возлагаемые начальством. Из архивных дел так называемого внутреннего Правления Московской духовной академии мы узнаём, что на каждый почти год о. Сергию назначаемо было по две проповеди, как, например, в 1845 году на 1846 год – на праздники св. Петра и Павла (29 июня) и преподобного Сергия (25 сентября)103, в 1846 году на 1847 год – на праздники Пятидесятницы (11 мая) и Введения во храм Пресвятыя Богородицы (21 ноября)104, в 1848 году на 1849 год – на праздники преподобного Сергия (5 июля) и Рождества Христова (25 декабря)105 и т. д. А из особых поручений мы для примера укажем хотя бы на два поручения дать отзывы: о лекциях по Нравственному Богословию, составленных профессором Богословия в Ярославском Демидовском лицее протоиереем Иоанном Троицким в 1853 году, и о Пастырском Богословии архимандрита Кирилла (Наумова)106 в 1855 году.

Ещё в 1852 году при отношении от 4 июля № 7842 обер-прокурор Св. Синода граф Н.А. Протасов сообщал конференции Московской духовной академии, что преосвященный Ярославский (Евгений Казанцев), представив лекции означенного протоиерея Троицкого, читанные последним в Лицее в 1851/52 учебном году, в Св. Синод и с похвалою отзываясь о них, предлагал их в качестве учебного руководства в Лицее и на будущее время, и что он, граф Протасов, на основании определения Св. Синода от 17 июня 1852 года, препровождает эти лекции в академическую конференцию с тем, чтобы по рассмотрении оных представлено было ему надлежащее о них заключение для предложения Святейшему Синоду. Академическая конференция поручила рассмотрение лекций инспектору академии о. Сергию, который занимал кафедру нравственного богословия и который в своё время составлял по поручению начальства самую программу для преподавания нравственного богословия в высших учебных заведениях ведомства Министерства Народного Просвещения107. Отец Сергий в начале марта 1853 года представил в конференцию свои замечания на лекции протоиерея Троицкого, и конференция, признавая эти замечания «основательными», представила их в подлиннике графу Протасову при бумаге от 4 марта 1853 года «с таким присовокуплением, что при всём уважении к отзыву о помянутых лекциях преосвященнейшего Ярославского конференция находит, что лекции сии без исправления не могут быть употреблены в руководство к изучению нравственного богословия в Ярославском лицее»108.

По второму делу граф Протасов отношением от 25 октября 1854 года № 11756 из Духовно-Учебного Управления предлагал конференции Московской духовной академии следующее: «Конференция С.-Петербургской духовной академии вошла ко мне с представлением о принятии сокращённого Пастырского Богословия109 архимандрита Кирилла в классическое употребление для духовных семинарий. Означенное представление, равно как и самое сочинение архимандрита Кирилла на основании состоявшегося 11-го текущего октября постановления Св. Синода препровождаю при сём в конференцию Московской духовной академии с тем, чтобы по рассмотрении сего сочинения представлено было заключение о том, может ли оно быть введено в употребление в духовных семинариях в виде учебника»110. Конференция Московской духовной академии поручила рассмотрение означенного сочинения опять о. Сергию, который мог представить свой отзыв по делу уже после смерти графа Протасова († 16 января 1855 г.), именно 23 января следующего 1855 г., причём доносил конференции, «что книга сия ( т. е. сокращённое Богословие Пастырское архимандрита Кирилла) вообще может соответствовать означенной цели (т. е. чтобы быть введённою в качестве учебника в семинариях). Однако же для облегчения памяти учащихся в оной книге представляются нужными некоторые сокращения и исправления. Какие именно в ней места почитаю за лучшее исключить и какие нужным признаю исправить, сие показано мною в «отзыве» о книге, которые при сём благопочтеннейше представляю на благоусмотрение конференции»111. В самом отзыве о. Сергий говорит о книге архимандрита Кирилла: «Достоинство сей книги состоит в том, что она составлена вне всякого влияния иностранных учебников. Сочинитель пользовался учением св. Отцев о книгами, изданными от Св. Синода в руководство для священников. А главным пособием для сочинителя служила «Книга о должностях пресвитеров приходских», преподающая им много добрых наставлений. Язык, каким написана книга, выразителен, хотя и не краток. Некоторые в ней места представляются требующими исправления или сокращения. Понятие о Пастырском Богословии (§ 1) дано такое: «Пастырское Богословие есть систематическое изложение нравственных обязанностей пастыря Церкви». Но есть действия, совершаемые священником, которые выше нравственных, ибо чрез тайнодействия освящаются самые добродетели человека и делаются богоприятными. Притом и сии действия, как, например, таинство Евхаристии, священник имеет право совершать не как нравственно добрый человек, а как чрез хиротонию освящённый служитель Бога Вышнего. В разделении второй части некоторые статьи не соответствуют общему заглавию. Общее заглавие второй части такое: «Обязанности священника в отношении к самому себе». Под сим заглавием стоят и такие параграфы, в которых излагаются обязанности пастыря в отношении к Богу и ближним или пасомым (до § 34). Второй отдел второй части заключает в себе отчасти повторение сказанного, а больше изложение того, что пространнее изъясняется в других частях или приличнее должно быть отнесено к ним». И далее рецензент подробно сопоставляет места сходные в книге архимандрита Кирилла, как, напр., сказанное на стр. 128 и 129 с сказанным на стр. 183, 184 и 186; стр. 132 с стр. 185; стр. 135 с стр. 197 и т. д. А затем говорит: «Дабы указанные неточности и повторения не препятствовали книге сделаться учебною, представляется возможным: а) понятие Пастырского Богословия изменить и принять то, какое дано во «Введении в Православное Богословие» – книге, уже рассмотренной и утверждённой Св. Синодом. В сей книге Пастырское Богословие называется наукою, «руководствующею пастыря, как ему проходить вообще все свои обязанности в спасении словесного стада Христова» (Введение в Православное Богословие Макария, епископа Винницкого112, 2-е исправленное издание, § 162, стр. 353); б) заглавие второй части Пастырского Богословия выразить так: «О добрых качествах, особенно свойственных пастырю, и о пороках, не терпимых в пастыре» (Введение в Православное Богословие, § 186, стр. 327); в) второй отдел второй части оставить, а мысли, в нём заключающиеся, соединить с теми исследованиями, которые по содержанию сходствуют с ними в других местах книги и преимущественно в третьей её части. Мнение сие благопочтительнейше представляю на благоусмотрение конференции Московской духовной академии»113. Конференция, получив и рассмотрев это мнение с отзывом, в своём представлении митрополиту Филарету от 29 генваря 1855 года по изложении хода дела писала: «Признавая отзыв сей, при сём в подлиннике прилагаемый, основательным, академическая конференция полагает представить высшему училищному начальству, что Пастырское Богословие, составленное архимандритом Кириллом114, согласно с мнением конференции С.-Петербургской духовной академии, может быть введено в употребление в духовных семинариях в виде учебника, если сочинителем будут сделаны исправления и сокращения по замечаниям инспектора здешней академии архимандрита Сергия»115. Митрополит Филарет весьма внимательно отнёсся к этому делу, просмотрел не только отзыв о. Сергия, приложенный к представлению конференции, но и самое сочинение архимандрита Кирилла и от 25 мая того же 1855 года положил на этом представлении следующую пространную резолюцию: «По состоянию здоровья и занятиям не могу принять на себя дознание чтением всего сочинения. Соглашаюсь с конференциею в доверии к её внимательности. Но поскольку книга классическая требует особенной заботы, то не удержусь от некоторых мыслей, к соображению сочинителя. Основательно старое, ныне вообще не довольно соблюдаемое правило: учебная книга должна излагать учение точно. Сего требует основательность науки и потребность приучать к точности ум ученика, по молодости и несовершенству склонный к неопределённости, вредной для истины и ясности. Стр. 6. «Мы изложим их в двух отдельных частях» и пр. Во-первых, это представляет вид произвольного распоряжения понятиями, тогда как основательная наука требует сказать, как должно разделить учение и почему. Во-вторых, известно, что ученик уносит из учебной книги с мыслями по большей части и выражения. Но если вышеприведёнными словами ученик выразится на испытании, это будет неуместно. Итак, нужно употребить выражение, предлагаемое не произволением сочинителя, а точностию науки и удобное для употребления ученика. – Стран. 20. 23. «Главнейшая и существеннейшая сторона назначения священнического». «Две другие стороны назначения священнического». Есть ли точность, вразумительность, сообразность в словах выражения сторона назначения? Главнейшая сторона – это понятно. Но так ли понятно выражение существеннейшая сторона? Существенное есть нечто внутреннее, глубокое; сторона есть нечто внешнее, поверхностное. Как вместо выражения назначение крестьянина сказать назначение крестьянское было бы менее правильно и менее понятно, так и вместо выражения назначения священника сказать назначение священническое. После заглавия две стороны о сём самом предмете говорится: сосредоточивается. Опять сбивчивость. Сторона не бывает в средоточии. Говоря сбивчиво в учебной книге, вы учите ученика говорить сбивчиво. Стран. 34. Заглавие § 15 обещает говорить о «высоком достоинстве» служения священника, а текст говорит о «вожделенном». Опять неточность. И не лучше ли было бы говорить о важности служения, чтобы внушить благоговение, без употребления слова высокий, чтобы не подать мысли гордой? – На странице 37 доброму священнику одному усвояются многие пророчественные обетования, данные в Апокалипсисе различным Ангелам Церквей по различным их подвигам. Не принуждённо ли сие приспособление? На стран. 289 предписывается священнику «давать имена не студные, не от басней и иные смеху достойные, или от языческих идолов». Не слыхано ли в великой России, чтобы кто давал при крещении такие имена. Есть ли где, когда сие было: там тогда и нужно было наставление. Теперь говорить о сём значит только полагать нарекание на духовенство, будто сии нелепости подлинно делаются»116. Конференция, заслушав эту резолюцию на заседании своём от 27 мая того же 1855 года, определила: «Представить г. исправляющему должность Синодального обер-прокурора117, прописав резолюцию его высокопреосвященства, с приложением Пастырского Богословия архимандрита Кирилла, отзыва инспектора здешней академии и представления С.-Петербургской конференции»118.

Продолжительное и усердное служение отца Сергия в должности бакалавра и инспектора воспитавшей его академии вполне заслуживало поощрения и награждения. И начальство не оставляло его своим вниманием. Уже в 1847 году 22 июня о. Сергий награждён был набедренником119. А между тем ещё ранее того, именно от 13 августа 1846 года конференция Московской духовной академии, «принимая во уважение особенную ревность и усердие к училищной службе бакалавра деятельного богословия иеромонаха Сергия», особым представлением просила митрополита Филарета ходатайствовать пред высшим начальством «о помещении означенного бакалавра в число соборных иеромонахов», и митрополит Филарет от 14 августа того же 1846 года написал: «Представить от меня Св. Синоду»120. Но почему-то дело это в Св. Синоде оставалось без движения долго, так что в генваре 1848 года конференция вновь возбудила о сём ходатайство121, и только уже 11 апреля 1849 года о. Сергий определением Св. Синода за «отлично ревностную службу при академии» был «причислен к соборным иеромонахам Московского Ставропигиального Донского монастыря»122. Зато гораздо скорее удовлетворено было возбуждённое в конце того же 1849 года начальством Московской духовной академии ходатайство о возведении соборного иеромонаха Сергия в сан архимандрита. Одновременно с ходатайством о сём митрополит Филарет ходатайствовал и о назначении бакалавра иеромонаха Леонида на должность ректора Вифанской духовной семинарии на место архимандрита Евгения, переведённого в Москву на должность ректора семинарии. На отношении графа Протасова к митрополиту Филарету с извещением о том, что Св. Синод определением от 19–21 декабря означенного 1849 года удовлетворил это двойное ходатайство митрополита Московского, святитель Филарет от 26 декабря дал такую резолюцию: «Академическому Правлению предлагаю о распоряжении, чтобы ректор Московской семинарии архимандрит Евгений сдал Вифанскому ректору иеромонаху Леониду Вифанскую семинарию и немедленно отправился для принятия Московской семинарии, и чтобы иеромонахи Леонид и Сергий в удобное время явились для произведения в архимандриты123. Для иеромонаха Сергия это «удобное время» настало 15 января следующего 1850 года, когда он на шестом году своей службы возведён был в сан архимандрита с присвоением ему лично степени настоятеля третьеклассного монастыря. «Есть новости приятные, – писал от 21 января означенного 1850 года своему товарищу Г.П. Быстрицкому студент Московской духовной академии иеромонах Савва (Тихомиров), что впоследствии архиепископ Тверский. – О. инспектор с прошедшего воскресенья124 – архимандрит. О. Леонид тоже архимандрит и ректор Вифанской семинарии»125. Отцу Сергию в то время ещё не было 30-ти лет.

Вскоре после того, именно в самом начале 1851 года Правление Московской духовной академии возбудило ходатайство о возведении архимандрита Сергия соответственно новому сану его в звание экстраординарного профессора богословских наук. На представлении о сём Правления митрополит Филарет от 18 января означенного года написал «Согласен», и по этому ходатайству архимандрит Сергий, доселе числившийся бакалавром, в силу определения Св. Синода от 1–20 марта был утверждён в звании экстраординарного профессора126.

Наконец в 1855 году инспектор, экстраординарный профессор архимандрит Сергий по ходатайству того же митрополита Филарета, который незадолго пред тем (в 1853 году) доставил ему некоторую скорбь по Цензурному Комитету возбуждением дела о разрешении к печати стихов Молитва при Кресте, был и утешен посредством награждения орденом св. Анны 2-й степени, не имея дотоле никаких знаков отличия, кроме магистерского креста. Всемилостивейшее сопричисление о. Сергия к этому ордену и именно «в воздаяние отлично усердной службы его»127 последовало уже в новое царствование Государя Императора Александра Николаевича, 16 апреля, хотя начало ходатайства относится ещё к концу царствования Государя Императора Николая Павловича († 18 февраля 1855 года). По этому поводу митрополит Филарет от 25 апреля 1855 года писал к и. д. обер-прокурора Св. Синода А.И. Карасевскому следующее: «Примите искреннюю благодарность мою за благосклонное принятие моего довольно позднего ходатайства о ректоре и инспекторе академии и за исходатайствование им Высочайшей милости128. Они утешены, и я предохранён от тягости быть виноватым пред ними чрез мою малодеятельную немощь»129.

III. Служение в должности ректора Московской Духовной Академии

Выдержанный в такой школе строгости и вместе милосердия долговременным опытом действования на поприще учёном, учебно-воспитательном, административном и других, архимандрит Сергий хорошо подготовленным оказался и к занятию высшего поста в воспитавшей его академии – ректорского. Ещё летом 1857 года более и более утверждалось в предположении, а 20 июля и состоялось по Высочайшему повелению назначение викария Московского епископа Дмитровского Алексия (Ржаницына) самостоятельным епископом Тульским, и 11 августа того же года митрополит Филарет, не получив ещё указа о сём назначении, предлагал в преемники преосвященному Алексию по званию викария ректора Московской духовной академии архимандрита Евгения (Сахарова-Платонова)130. 14 сентября состоялось и самое назначение архимандрита Евгения во епископа Дмитровского, викария Московской митрополии131. Вследствие сего митрополит Филарет от 1 октября того же 1857 года писал обер-прокурору Св. Синода графу П. Толстому следующее: «Назначением архимандрита Евгения в епископа Дмитровского открылась вакансия ректора и профессора богословских наук в Московской духовной академии. Занять оную способным усматривается инспектор той же академии архимандрит Сергий, который продолжает учёную службу при оной 12 лет и 11 месяцев. Есть ли он удостоен будет занять сию вакансию, то открывающуюся вакансию инспектора академии занять способным усматривается той же академии экстраординарный профессор архимандрит Порфирий132, продолжающий учёную службу при оной133 6 лет и 9 месяцев134. С достаточными способностями и образованием оба соединяют нравственное достоинство, по которому могут руководствовать подведомых и наставлением, и примером. Препровождая при сём послужные обоих списки, покорнейше прошу предложить сие на благоусмотрение Св. Синода»135. Это представление было, конечно, уважено, и архимандрит Сергий назначен на должность ректора Академии 4 октября 1857 года.

С недоверием к своим силам и с молитвою о помощи Божией вступил в свою новую должность архимандрит Сергий. О первом он сам писал митрополиту Филарету, испрашивая его наставлений вообще и в частности на некоторые начальные недоумения и распоряжения, а о втором сообщал святителю Филарету наместник лавры архимандрит Антоний. По поводу того и другого митрополит Филарет писал а) от 15 октября 1857 года самому ректору Академии архимандриту Сергию: «Отцу ректору и братии высших духовных учений, мир. Есть ли вы, отец ректор136, вступаете в новую должность свою с недоверием к себе, это сколько справедливо, столько и благонадёжно. Сознание нашего недостаточества сильнее побуждает нас прибегать к помощи Божией, без которой мнящиеся нечто быти ничто же суть. Господь да благословит начинаемое служение. Есть ли представите официально те распоряжения о занятии должностей, о которых пишете, я соглашусь»137 и б) от 18 того же октября наместнику лавры архимандриту Антонию: «Радуюсь, что ректор вступает в должность в молитвою»138.

Новая должность весьма изменила положение, права и обязанности архимандрита Сергия. Вместе с тем она уже сама по себе поставила его в особые отношения и к митрополиту Филарету, и к Академии, а равно принесла ему с собой новые заботы, поручения и труды.

Как ректор Академии, архимандрит Сергий уже поэтому самому в самой Академии занял положение не члена, как прежде, а председателя правления, конференции и редакционного комитета, а на основании 283 статьи устава духовных консисторий поэтому же самому сделался членом Московской духовной консистории. По званию же ректора и прежний предмет преподавания, деятельное богословие, он должен был, как мы замечали раньше, оставить и преподавать в силу издавна существовавшего обычая догматическое богословие. Затем, если, сделавшись в 1850 году архимандритом, он, доколе был инспектором, числился только «титулярным» архимандритом, «то есть, без монастыря», то по назначении на должность ректора он вскоре получил и в действительное управление Московские монастыри, сперва (с 8 апреля 1858 года) – второклассный Высокопетровский с присвоением ему лично степени настоятеля первоклассного монастыря, а потом (с 8 августа 1859 года) – Ставропигиальный Заиконоспасский монастырь. Равным образом, как начальник Академии, он теперь и с митрополитом Филаретом, и с самою Академиею вступил в более тесные и близкие взаимные отношения. Письма митрополита Филарета к нему по разным случаям с 1857 года стали более частыми и пространными. Но, по слову Писания, ему же дано будет много, много взыщется от него: и ему же предаша множайше, множайше просят от него (Лк. 12:48), с возложением на архимандрита Сергия начальственной должности в Академии увеличились заботы и труды его, так же, как и все поручения со стороны высшего духовного начальства шли прямо к нему или чрез него.

С переходом на должность ректора Академии архимандрит Сергий освободился от должности члена цензурного комитета, закончив впрочем 1857 год исполнением обязанностей по этой последней должности. Принимая во внимание, что архимандрит Сергий в течение свыше 9 лет, начиная от 23 августа 1848 г. и по 31 декабря 1857 г., ревностно и честно исполнял многотрудные обязанности цензора, притом с 20 июля 1851 и до апреля 1853 года имел поручение заниматься рассмотрением переводных и оригинальных статей для повремённого академического издания Творений св. Отцев, не оставляя однако же за это время, в облегчение трудов других членов комитета, и рассмотрения многих других рукописей и не получая во всё свыше девятилетнее служение своё никаких наград по комитету, а ограничиваясь одним лишь небольшим годовым окладом жалованья по должности члена цензурного комитета (228 р. 80 коп.), цензурный комитет просил академическую конференцию ходатайствовать о награждении его годовым окладом по должности экстраординарного профессора, то есть, 357 р. 50 к. единовременно. Конференция находила справедливым исходатайствование архимандриту Сергию такой денежной награды. Руководясь приведённым в отношении цензурного комитета соображением, что в сём комитете к 1858 году был значительный денежный остаток (2657 р. 63 ¼ к.) и выставляя на вид а) одно из примечаний к штатам цензурных комитетов, в котором сказано: «могущие случиться остатки употреблять в единовременные награждения и пособия служащим в комитете по уважению особенных трудов по службе» и б) Свод. Закон. т. III, кн. 1, ст. 1118, где изображено: «Денежная награда, в обыкновенном порядке жалуемая одному лицу, не должна превышать годового оклада его жалованья, а буде чиновник получает несколько окладов, то высшего из оных», конференция от 4 марта 1858 года и вошла к митрополиту Филарету с представлением об исходатайствовании архимандриту Сергию пред высшим училищным начальством означенной суммы в 357 р. 50 к.139 Митрополит Филарет изъявил на то своё согласие, и ходатайство было удовлетворено, о чём духовно-учебное при Св. Синоде управление отношением от 8 апреля того же 1858 года за подписью К.С. Сербиновича140 и уведомило митрополита Филарета, а Филарет написал на этом отношении: «Апреля 12. Академическому правлению учинить по сему соответственное исполнение»141.

На место архимандрита Сергия в члены цензурного комитета и в члены конференции избран был бакалавр священник Филарет Александрович Сергиевский. Об этом-то между прочим занятии должностей и писал митрополит Филарет новому ректору в приведённом выше письме от 15 октября 1857 года. Это было одно из первых административных распоряжений архимандрита Сергия как ректора академии, на которое он и испрашивал тогда соизволения архипастыря Московского. Вместе с Ф.А. Сергиевским в члены цензурного комитета избран был также член конференции экстраординарный профессор по классу метафизики Виктор Дмитриевич Кудрявцев-Платонов. Представление конференции о сём за подписью новых – ректора архимандрита Сергия и инспектора архимандрита Порфирия, а потом профессоров – П.С. Делицына и А.В. Горского была препровождено к митрополиту Филарету ещё 18 октября 1857 г.142 В то же время при совершившемся передвижении в личном составе начальства академического открылись и другие вакансии, которые также требовалось заместить. Так, именно кафедра деятельного, то есть, нравственного и пастырского богословия, которую дотоле занимал о. Сергий, оставалась свободною, ибо новый инспектор о. Порфирий остался на прежней своей кафедре патристики. На свободную кафедру изъявил желание перейти и был правлением предназначен помянутый выше Ф.А. Сергиевский, дотоле занимавший кафедру логики и истории новой философии в звании бакалавра и летом 1857 года принявший сан священства. Затем свободною была и должность помощника инспектора академии, на которую правлением предназначен был бакалавр Н.И. Субботин. И между тем как эти две последние должности, то есть, бакалаврская и помощника инспектора довольно скоро были замещены согласно резолюции митрополита Филарета, должности членов цензурного комитета и конференции довольно долго оставались незамещёнными, так что новый ректор начал беспокоиться. Воспользовавшись тем, что один из подписавших вышепоказанное представление членов конференции проф. А.В. Горский в то время был в Москве по делу описания рукописей Синодальной библиотеки и имел случаи видеться с митрополитом, он писал ему от 10 ноября 1857 года143 следующее: «Высокоуважаемый и возлюбленнейший Александр Васильевич! Спешу принести вам сердечную мою благодарность за посредничество между владыкою144 и мною, а также за извещение о вашем с ним свидании. Конечно, подробности вашего с ним разговоры должны быть оставлены до вашего к нам возвращения, мне пока только то и было нужно знать, что вы написали. Благодаря вашему ходатайству вслед за вашим письмом ныне же получили пакет от владыки с согласием его на определение помощника инспектора и на замещение бакалаврской вакансии. Но, к сожалению, недостаёт дела об избрании Филарета Александровича на цензорскую должность. Представление о сём пошло отсюда 18 октября за № (по делам конференции) 50145. Прибегаю снова к участию и содействию вашему: поговорите с Н.В. Даниловым146, и ежели иначе нельзя обойтись, побеспокойте снова самого владыку. В случае, если бумага утратилась, не позволите ли с его согласия прямо представить в Питер»147. К счастию, в этом не довольно обыкновенном действии надобности не оказалось. В то время, как о. ректор писал изложенное письмо А.В. Горскому, митрополит Филарет уже озабочен был подписанием бумаги, которую о. ректор считал утратившеюся. На вышеозначенном представлении конференции от 18 октября владыка от 10 ноября подписал: «Согласен».148

Однако и этим замещения должностей не ограничились. 2 сентября 1857 года умер от холеры ректор Вифанской семинарии архимандрит Нафанаил (Нектаров), состоявший дотоле членом конференции, внешнего правления академии и цензурного комитета; на его место в ректоры семинарии 25 октября назначен был инспектор Московской духовной семинарии архимандрит Игнатий (Рождественский). Тогда академическая конференция в своём заседании 18 ноября того же 1857 года избрала нового ректора Вифанской семинарии в члены конференции, внешнего правления академии и цензурного комитета на место архимандрита Нафанаила и сверх того в члены же цензурного комитета –экстраординарного профессора академии Петра Симоновича Казанского, а равно сделала и другие предположения о замещении должностей. Это избрание также предварено было письмом ректора академии к митрополиту Филарету, коим тот испрашивал согласия владыки на такое избрание, и владыка от 16 ноября писал о. ректору: «Чтобы ректора семинарии Вифанской представить в члены конференции и цензурного комитета, на то я согласен, а также и на то, чтобы инспектора Вифанского149 перевесть в Московскую семинарию, а иеромонаха Епифания150 определить инспектором Вифанской семинарии»151. Но самое представление об этих замещениях опять затерялось было у владыки митрополита среди множества бумаг, так что напомнить о ней владыке пришлось уже самому ректору, который к святкам 1857–1858 года отправлялся в Москву для произнесения проповеди на Рождество Христово, почему и писал оттуда в посад к возвратившемуся сюда из Москвы профессору А.В. Горскому от 24 декабря 1857 года: «Дело о цензорстве о. Игнатия владыка обещал отыскать и потребовал, чтобы я напоминал ему об ожидаемых от него бумагах»152, а от 30 того же декабря и ему же писал: «Филарет Алекс. утверждён цензором; инспекторы в Вифанию и Москву также утверждены»153.

Но особенно много заботы в административном отношении архимандриту Сергию принёс с собой выпускной и приёмный 1858 год, когда произошли также весьма значительные перемены в личном составе вверенной ему академии и находившихся в её ведении духовно-учебных заведений. В это время по разным причинам оказалась также надобность в замещении многих должностей. Так, в самой академии вследствие помянутого выше перемещения Ф.А. Сергиевского на богословскую кафедру оставалась вакантною философская кафедра логики и истории новой философии, каковые предметы до конца учебного 1857–1858 года временно преподавал профессор метафизики В.Д. Кудрявцев-Платонов; затем бакалавр церковно-библейской истории и греческого языка Н.А. Сергиевский154 в конце того же учебного года оставил службу при академии, был назначен чиновником особых поручений при обер-прокуроре св. Синода; бакалавр церковной археологии и еврейского языка П.А. Смирнов155 также изъявил желание оставить службу при академии для поступления в епархиальное ведомство. Кроме того, по особому представлению конференции Московской духовной академии с разрешения высшего духовного начальства в ней открыта в 1858–1859 учебного года особая кафедра русской церковной истории. На первую из этих четырёх кафедр назначен был воспитанник XXI курса (выпуска 1858 года) Василий Никифорович Потапов156; на вторую, но под условием совмещения библейской истории не с греческим, а с еврейским языком «по близкому его отношению к библейской истории»157 – воспитанник того же курса Павел Иванович Горский-Платонов158; на третью, но под условием совмещения с археологиею не еврейского, а греческого языка, – питомец того же курса Михаил Иванович Сабуров159, и наконец на русскую церковную историю с присоединением к ней преподавания немецкого языка – того же курса воспитанник Николай Кириллович Соколов160.

Предположение конференции об учреждении новой кафедры «Российской церковной истории» исходило от самого ректора академии архимандрита Сергия и помечено 7 июля 1858 года. Оно выражено было в следующих словах: «В общей истории христианской Церкви161 преимущественно обращается внимание на дела восточной Церкви. Но в настоящее время при более частых сношениях наших в Западною Европою настоит нужда подробнее знать религиозное состояние Запада. Сие потребно для более удовлетворительного приготовления воспитанников академии, когда впоследствии вступят в духовную службу: к охранению вверяемых руководству их православных от неправых западных учений и для успешного действования против латинян, которые в своих обществах и книгах выражают дух превозношения латинской церкви пред угнетённым востоком; вообще от воспитанников высшего духовно-учебного заведения нужно отклонить упрёк в недостаточном знании того, что было и отчасти есть в обществах иных вероисповеданий, недалёких от нас по месту жительства и по общественным сношениям. Для споспешествования сему на благоусмотрение академической конференции честь имею представить следующие соображения: а) предписать профессору церковной истории Александру Горскому, чтобы историю западной церкви излагать полно и подробно, чего прежде он не мог делать по недостатку времени, и для сего освободить его от преподавания истории Церкви российской; б) преподавание российской церковной истории поручить особому наставнику; в) назначить для сего один класс в неделю, и именно последние 1 ½ часа (12-й и ½ 1-го пополудни) в четверток, в которые доныне были разбираемы студенческие сочинения; г) на класс немецкого языка, который был поручен экстраординарному профессору Виктору Кудрявцеву за половинный оклад бакалаврского жалованья, назначить нового особенного бакалавра с тем, чтобы он преподавал два урока в неделю по немецкому языку студентам низшего отделения и один урок по российской церковной истории студентам высшего отделения; д) за всё сие новому наставнику производить полный оклад жалованья и к половине его, выдаваемой из штатной суммы за преподавание немецкого языка, испросить другую у высшего начальства из духовно-учебных капиталов, по недостатку экономической суммы в академии»162. Конференция академии всё это представила 8 июля на благоусмотрение владыки Московского Филарета с просьбою ходатайствовать «пред высшим училищным начальством» об исполнении изложенного в предложении о. ректора. Митрополит Филарет того же 8 июля написал на этом представлении: «Согласен»163, и к синодальному обер-прокурору пошло это ходатайство от 9 июля того же 1858 года за № 31 от имени академической конференции, с согласия митрополита Филарета. Духовно-учебное управление при св. Синоде отношением от 25 сентября 1858 года № 9694, подписанным «за обер-прокурора» тайным советником К.С. Сербиновичем, уведомило конференцию, что св. Синод, рассмотрев представление конференции и признавая его заслуживающим уважения, определил установить преподавание указанных в представлении предметов и назначение жалованья новому бакалавру согласно предложению ректора академии, ассигновав добавочное вознаграждение бакалавру из духовно-учебных капиталов в размере 178 руб. 75 коп. ежегодно164.

Из назначений в другие подведомые Московской духовной академии учебные заведения мы обратим внимание лишь на некоторые, именно состоявшиеся относительно Московской и Вифанской духовных семинарий, ближайших к академии и лучше других поставленных во всех отношениях, почему в них назначаемы были лучшие воспитанники академии после предназначенных для самой академии и из этих двух семинарий нередко в случае надобности наставники (как и начальствующие) перемещаемые были в академию.

В Московской семинарии за выбытием одного наставника и одного помощника инспектора было два свободных места. Относительно последнего из них митрополит Филарет ещё от 28 июня 1858 года писал о. ректору академии архимандриту Сергию: «В помощники инспектора Московской семинарии просят определить кандидата. Желательно лучше магистра, потому что с сего места обыкновенно желают поступать в профессора»165. Академия так и сделала. На свободную кафедру словесности и латинского языка в низшем отделении в Московскую семинарию академическая конференция назначила только что окончившего курс магистра Алексея Фёдоровича Некрасова166, а на место помощника инспектора – также магистра Алексея Ивановича Рождественского167. В Вифанской семинарии было три свободных наставнических кафедры: одна по Св. Писанию, которую занимал дотоле магистр соборный иеромонах Никодим168, перемещённый на должность инспектора в Московскую духовную семинарию; другая по словесности, так как занимавший её магистр Павл. Льв. Миролюбов169 также перемещён был в Московскую семинарию, и третья по гражданской истории и соединённым с нею предметам, которую занимал священник Александр Сем. Ильинский170, пожелавший оставить училищную службу для поступления в епархиальное ведомство. На первую их этих кафедр конференцией назначен был из числа магистров того же XXI курса (выпуска 1858 г.) иеродиакон Григорий171, на вторую – Е.Е. Голубинский172 и на третью – В.Н. Страхов173.

Но и помимо назначения на разные должности, помимо непосредственных распоряжений по академии, руководства делами в заседаниях академического правления, конференции и редакционного комитета и проч., у ректора академии было много забот по управлению ею, как ординарных, так и случайных. Так, например, в ноябре 1857 года был назначен на епископскую кафедру Кавказскую известный аскет, архимандрит с.-петербургской Сергиевской пустыни Игнатий Брянчанинов174. Принимая на себя необычное бремя епархиального управления, он имел нужду в советах лиц опытных и для сего на пути в свою епархию заехал в Москву, чтобы принять советы от мудрого и многоопытного святителя Московского. Митрополит Филарет, братски приняв175 его, между прочим, желал ознакомить его и с устройством подведомых ему духовно-учебных заведений. С этою целью, отправляя преосвященного Игнатия в Сергиеву лавру, он писал от 23 ноября означенного 1857 года ректору академии архимандриту Сергию: «Примите, отец ректор, преосвященного Кавказского в академию и сопроводите в Вифанскую семинарию. Он, внимая настоящему своему служению, желает ближе узнать училища. Споспешествуйте ему в сем»176.

Независимо от административных, архимандрит Сергий продолжал нести и профессорские обязанности, читая лекции по догматическому богословию и по-прежнему к экзаменам подготовляя нарочитые отделы из этого предмета, как, например, в 1859 году «о Боге едином по существу» и «о святой Троице»177, в 1860 году «О совершении Иисусом Христом нашего спасения, или о таинстве искупления» и «О Боге, как Судии и Мздовоздаятеле»178 и т. п.

Затем, если новый ректор освободился от трудов по цензурному комитету, то не ушла от него весьма нелёгкая цензура переводов и статей оригинальных, помещаемых в академическом издании Творений Св. Отцев с Прибавлениями. В качестве председателя редакционного комитета по изданию сему архимандрит Сергий много труда, забот и беспокойств имел, особенно при внимательном наблюдении и за этим со стороны митрополита Филарета. Ректору приходилось следить бдительно за всеми статьями, представляемыми к помещению в академическом журнале, а не ограничиваться лишь рассмотрением некоторых из них, как это делал он в бытность свою цензором за показанное раньше время. И ближе всего в ректорство архимандрита Сергия, как в предшествовавшие времена, каждую книжку академического издания украшал своими проповедями святитель Московский Филарет, отдавая их в редакцию сего издания обыкновенно чрез ректора академии, по просьбе ректора. Когда вступил в должность ректора архимандрит Сергий, то митрополит Филарет в приведённом выше письме от 15 октября между прочим писал ему: «По предложению вашего предшественника179 посылаю вам беседу по освящении храма на кладбище. Цензурный180 и редакционный комитеты властны поступить с нею, как угодно. Естьли не употребите: возвратите. Естьли захотите употребить: не прибавляйте ничего в заглавии. Почти то же говорено в двух местах в два времени. Потому я не указал места и дня181. При этом разумеется «Беседа на обновление храма на месте погребения усопших в сентябре 1857 года»182. Само собою разумеется, академия с благодарностью приняла проповедь своего владыки митрополита и «употребила» её в дело, напечатав эту проповедь в IV книжке Творений св. Отцев за 1857 год (ч. XVI, стр. 521 и дал.) и притом именно так, как желал митрополит. Подобное же было и в последующее время. Другие статьи, которые предназначаемы были к помещению в академическом издании, также по большей части предварительно были представляемы на просмотр митрополита Филарета. Так, например, вот что писал владыка митрополит ректору архимандриту Сергию от 2 июня 1858 года: «Возвращаю вам, отец ректор, письмо о значении вселенских соборов. Оно может быть напечатано с пользою. Только немногие выражения нашёл я нужным охранить от неправильного разумения. Что неопределённо сперва сказано о свободе совещаний, то после ограничено достаточно»183. А в PS митрополит Филарет приписал: «Впрочем, цензура властна рассуждать, как благоусмотрит»184. С такими ограничениями письмо о значении вселенских соборов и было напечатано в Творениях св. Отцев за 1858 г. ч. XVII, стр. 305–320185. Подобно тому от 11 января 1860 г. владыка писал ему же: «Посылаю вам две записки миссионеров. Не возьмёте ли в ваше издание? А естьли не угодно: возвратите мне. Примечательно ясное признание шамана, кем оно возбуждается»186. Здесь речь идёт о присланных от преосвященного архиепископа Камчатского Иннокентия (Вениаминова) по обычаю187 к митрополиту Филарету двух записках, представлявших собою извлечения из журналов а) Квихпакского миссионера протоиерея Иакова Нецветова с 1856 года по июль 1857 года и б) Нушагакского миссионера иеромонаха Феофила188 за 1856 и 1857 годы. Обе записки и напечатаны были в Прибавлениях к Творениям св. Отцев за 1860 г. кн. I, ч. XIX, стр. 95–116. Упоминание о шамане заключается в записке о. Феофила189. Много и других подобных случаев можно было бы указать из переписки митрополита Филарета с архимандритом Сергием. А иногда митрополит Филарет не проповеди только, но и статьи свои помещал в Прибавлениях к Творениям св. Отцев. Так, в ректорство отца Сергия им напечатаны были статьи: О догматическом достоинстве и охранительном употреблении седмидесяти толковников и славенского переводов священного Писания, составленная ещё в 1845 году, а напечатанная в 1858 году190, и Значение церковной молитвы о соединении церквей, напечатанная в 1860 г.191 Относительно этой последней статьи митрополит Филарет от 21 января 1860 года писал архимандриту Сергию: «Естьли хотите напечатать статью, напечатайте по прилагаемой редакции, потому что прежняя приспособлена к особенному случаю. Имени не надобно. Сличения с текстом литургии св. Иакова не нужно. Литургия св. Василия и Златоустого имеет своё самостоятельное достоинство и сама себя изъясняет. Молитва пред Флорентийским собором – не высокий авторитет, потому что, может быть, внушена тем же политическим духом, который насильно влёк епископов на собор. Чтобы греческий текст не возразил против толкования словесников, я прибавил дополнение, которое показывает, что и греческий текст, хотя разногласит, имеет тот же смысл»192. Статья эта, весьма важная и для настоящего времени, была, конечно, напечатана в академическом издании по её последней присланной митрополитом редакции без означения имени автора её193, с теми опущениями, какие он в ней сделал, и с тем дополнением194, которое он же прибавил.

Но уже из приведённых доселе писем митрополита Филарета к архимандриту Сергию по делам редакции академического издания видно и то, что хотя ректор покинул дела свои в цензурном комитете, однако всё же чрез него шли эти дела от митрополита и в цензурный комитет. Так, например, письмом от 23 мая 1858 г. митрополит Филарет спрашивал ректора: «Меня спрашивают из Петербурга, и я спрашиваю вас, отец ректор, не было ли в академической цензуре и не одобрено ли ею к напечатанию письмо преосвященного Кирилла195, напечатанное в Московских Ведомостях, о котором я говорил с вами. Не думаю, чтобы сделала сие наша цензура, но для достоверности прошу вас дать мне о сём ответ как можно скоро»196. И когда о. ректор дал владыке успокоительный ответ на этот запрос, владыка снова писал ему от 26 мая того же 1858 г.: «Слава Богу, отец ректор, что цензура наша не причастна делу иерусалимского письма». И далее, по другому цензурному же делу в том же письме: «На вопрос не так заботливый желаю иметь ответ. В старых описях Саввина монастыря записан стихарь польского дела. На каком основании г. Смирнов197 в описании Саввина монастыря переименовал сей стихарь в царский далматик? Далматики наших царей длинные, с длинными рукавами, украшенные драгоценностями, они почитались как бы священным облачением, и цари одевались в них в одном из приделов Успенского собора. Стихарь польского дела, произведённый г. Смирновым в далматик, короткий, с широкими рукавами, на нём не было и по описаниям никаких драгоценностей, он беднее домашних царских одежд, а в далматиках дома не ходили. Исходатайствуйте мне на сие ответ». И в PS ещё: «Изыскатели древностей должны иметь в соображении то, что обличение только в одной древности бросает тень сомнения на многие»198.

Если по консистории новый ректор имел занятий не много и не часто, то по монастырям, которыми он управлял, дел было немало, особенно когда ректор в свободное от учебных занятий время (в святки, в пасхальную седьмицу и в летние вакации) лично присутствовал в своих обителях. Так, например, от 10 августа 1859 года митрополит Филарет делал следующее «предложение» Московской Синодальной конторе: «В состоявшемся на моё имя указе Св. Синода от 7 сего августа № 539 изображено: на имеющуюся вакансию настоятеля в ставропигиальном Заиконоспасском монастыре определить настоятеля Высокопетровского второклассного монастыря, ректора Московской духовной академии архимандрита Сергия. На случай, если о сём не получено указа Св. Синода в Синодальной конторе, предлагаю, дабы при благовременном пребывании ныне ректора академии в Москве сделано было распоряжение о поручении ему Заиконоспасского монастыря»199. Иначе сказать, настоятель архимандрит Сергий должен был лично сдавать Высокопетровский и принимать Заиконоспасский монастырь по документам, описям и наличности. Потом, забот требовала и нравственная, и хозяйственная сторона при заведывании монастырями. Так, от 14 февраля 1861 года, когда архимандрит Сергий был уже епископом Курским, митрополит Филарет, делая представление о кандидатах в настоятели вышеупомянутых монастырей, доносил Св. Синоду, между прочим, относительно Заиконоспасского монастыря: «Бывший пред сим настоятель, нынешний Курский епископ Сергий усмотрел, что южная стена монастырской церкви ослабела и требует подкрепления. Для чего по совету архитектора идут соображения о том, чтобы между церковию и колокольнею сделать постройку, которая служила бы для церкви вместо контрафорса»200.

Но, кроме того, было много ещё и особых поручений ректору академии архимандриту Сергию, главным образом, со стороны митрополита Филарета, коих исполнение требовало и его личного труда, и трудов других членов академии. Так, например, ещё в конце 1858 года по поводу появившихся тогда в России заграничных безыменных изданий на русском языке о сельском духовенстве, его образовании и влиянии на народное образование ввиду назревавших в то время реформ митрополит Филарет писал наместнику Сергиевой Лавры архимандриту Антонию: «О книжке о сельском духовенстве надобно бы написать правду. И мне думалось написать что-нибудь, но я утопаю в делах и не могу выплыть. У меня немало дел, на которые ждут ответа в Петербурге, а я всё не успеваю. Написать что-нибудь об училищной жизни в истинном её виде может быть небезопасно. Но лучше, чтобы это сделалось не по приказанию начальства, а как бы само собою. Передайте мысль о сём о. ректору академии, чтобы она дошла до тех, которые могли бы её порядочно исполнить, и скажите ему, что я нахожу сие заслуживающим внимания»201. Затем в 1859 году протоиерей Тверского кафедрального собора Косма Чередеев, желая издать составленную им рукопись под заглавием «Биографии Тверских иерархов», к числу коих принадлежал за 1819–1820 годы и митрополит Московский Филарет в сане архиепископа, испрашивал согласия святителя Московского на это издание и его указаний для верности биографических сведений. Так как дело шло чрез ректора академии, то митрополит Филарет и писал сему последнему от 19 октября означенного 1859 года: «Отец ректор потрудится ответствовать, что нет препятствия, тем паче, что нет биографии, а только послужной список, без упоминания даже о том, что собственно Тверской епархии принадлежит, как то, что архиепископ Филарет, получив назначение Тверским в Петербурге и не предвидя возможности вскоре прибыть в епархию, приветствовал её грамотою или посланием; что в 1820 году он провёл в пределах епархии сто дней, а собственно в Твери 40 дней с несколькими; что в сие время посетил все уездные города и все монастыри, кроме Теребенской пустыни; что в Твери почти ежедневно совершал священнослужение, потому что епархия, долго лишённая присутствия архиерея, имела нужду в рукоположении священнослужителей и посвящении церковнослужителей, которых в сто дней рукоположено и посвящено несколько сот. Справедливо ли это, можно дознать до консисторскому архиву; надобно также проверить числа, например, пострижение 16202, а не 18 дня»203. Или от 31 июля 1860 года сам о. ректор академии писал профессору её С.К. Смирнову, своему товарищу по курсу: «Возлюбленный Сергей Константинович! Переводы ваши с греческого так понравились владыке, что он даёт вам новое поручение в том же роде. Греческое письмо, при сём прилагаемое, прошу вас перевести как возможно поскорее. Вы имеете новый случай заслужить внимание владыки»204.

Особенно же важным было поручение, состоявшее в связи с возбуждённым тогда делом перевода Библии на русский язык. Состоявшийся о сём с Высочайшего соизволения в мае 1858 года Синодальный указ получен был в Москве уже в июле, когда отец ректор академии был в Москве же и при свидании с митрополитом Филаретом из уст последнего услышал все подробности дальнейших распоряжений по этому делу и ведения его. Так как подробности этого дела мы излагали в других своих исследованиях205, где касались и степени участия в нём архимандрита Сергия, то теперь не будем касаться их, а приведём лишь то, что доселе не было напечатано, заимствуя из тех подробностей лишь существенно необходимое для уяснения дела.

От 16 июля означенного 1858 года о. ректор архимандрит Сергий из Москвы писал в Сергиев Посад профессору А.В. Горскому следующее: «К общему нашему утешению, делу о переводе Священного Писания дано решительное движение. Вчера сдал мне владыка полученный им из Св. Синода указ, копия с которого при сём к вам препровождается. Владыке не все распоряжения нравятся, прописанные в указе, но он очень рад, что дело начинается. Например, он не одобряет, что перевод Евангелия поручается разным академиям – отчего он опасается разнохарактерности в переводе; что одного Евангелиста поручают двум академиям; что требуют следовать редакции подлинного текста, какая принята для печатания Нового Завета, назначаемого к употреблению в духовных училищах; что предписывается размещать слова не так, как стоят они в греческом тексте, и проч. Труд перевода владыка поручает вам, призывая на вас и на поручаемое вам дело благословение Божие. Конечно, и в академии, начиная с меня, все уверены, что никто другой лучше вас исполнить это поручение не может. Комитет же для пересмотра перевода владыка приказал составить из меня, Петра Спиридоновича206 и вас. В таком виде прикажите заготовить представление ко владыке и оставьте место мне для подписания; кроме Петра Спиридоновича и вас пусть подпишут Виктор Дмитриевич207 и Сергей Константинович208. Представление это нужно переслать ко мне не позже 22-го числа. Указа я не посылаю из опасения, как бы не утратился или не замарался, но вы прикажите записать в журнал так, как бы сдан был от владыки подлинный указ. Препровождаемая при сём точная копия с него пусть останется в конференции при деле о переводе Св. Писания, в исполнение пятого пункта архипастырской резолюции209. Ежели Егор Васильевич210 уехал в Ростов, то надобно подождать его возвращения, хотя бы ждать пришлось далее 22-го числа: ему надобно подписать представление. Я, слава Богу, пребываю в Петровском211 благополучно. В Тулу ещё не просился212, потому что не доносил ещё о принятии монастыря213. Деньги Готье214 мною переданы, и он хотел немедленно известить редакцию об их получении. Просит оригинала для печатания. Если у о. эконома215 на неделе нет особенной надобности посылать лошадь в Москву216, то пусть отложит до следующей недели, и тогда с своим нарочным пошлёте бумагу о переводе Св. Писания, для представления владыке. Всем вашим сослуживцам от меня почтение засвидетельствуйте»217. Таким образом, главный труд в деле перевода Св. Писания пал на А.В. Горского, который и без того очень занят был множеством работ, в том числе столь важною, как известное «Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки»218. И поэтому и поскольку в деле перевода предварительно нужно было точнее определить и установить основные начала и правила перевода, текст греческого подлинника и под., согласно указу Св. Синода и резолюции на нём Филарета митрополита, чем занялась ближе всего Московская духовная академия219, – к переводу посланий св. ап. Павла по исполнении перевода Евангелия от Марка А.В. Горский не мог приступить ранее весны следующего 1859 года. В этом смысле на Пасхе 1859 года ему из Москвы снова писал ректор академии архимандрит Сергий, от 7 апреля: «При первом свидании владыка спросил: какие книги Нового Завета вам поручены и начался ли перевод? Сказав, какие поручены книги220, я отвечал, что по множеству лежащих на вас дел вы ещё не начинали перевода, но к весеннему прибытию владыки в лавру приготовите несколько глав»221. Затем, кроме перевода порученных Московской духовной академии книг, она должна была по требованию владыки митрополита в то же время принимать участие и в проверке переведённого в других академиях, которую Св. Синод поручил святителю Московскому222. В этом смысле ещё в 1859 году от 15 сентября митрополит Филарет писал ректору академии архимандриту Сергию: «Посылаю вам, отец ректор, остальные примечания на последние восемь глав перевода Евангелия от Матфея. Кстати, посылаю дело о двух записках г. Левинсона223. Сих записок здесь нет, но содержание их видно из посылаемых записок224, в которых они рассмотрены. Прочитав, возвратите. Желаю знать, что будете думать о первой записке, о трёх текстах пятокнижия»225. И от 1 июня 1860 года из Гефсиманского скита близ Сергиевой Лавры владыка писал о. ректору: «Приглашаю вас, отец ректор, и о. Александра226 ко мне к 3 часам пополудни. Возьмите с собою, что нужно для чтения перевода книги Деяний Апостольских»227. Так, и отец ректор академии архимандрит Сергий много потрудился в пересмотре и проверке перевода Евангелия от Марки и посланий св. ап. Павла к Римлянам и Галатам, порученных Московской духовной академии, равно в пересмотре и проверке всего Четвероевангелия и книги Деяний Апостольских, переведённых другими академиями, хотя главный в сём труд бесспорно принадлежал А.В. Горскому. Именно отец ректор внимательно пересматривал, тщательно проверял и искусною рукою правил этот перевод, на что есть убедительнейшие доказательства в архивах Московской духовной академии228.

Переходим к учёно-литературной деятельности архимандрита Сергия. Кроме лекций, которые он должен был обрабатывать в самого начала вступления своего на дело общественного служения, с того же времени он должен был приобретать навык, упражняться и в особенном роде литературной деятельности, в области церковного красноречия – составлять и произносить проповеди. Так, например, уже в 1845 году бакалавру иеромонаху Сергию назначены были для составления и произнесения в 1846 году проповеди на Петров день – 29 июня и на праздник преподобного Сергия 25 сентября229; в 1846 году для составления и произнесения в 1847 году – на Пятидесятницу (11 мая) и Введение во храм Пресвятыя Богородицы (21 ноября)230 и т. д.

И чем дальше, тем, разумеется, лучше и совершеннее выходили из-под его пера проповеди, тем более, что, получив начальственное положение в академии, архимандрит Сергий был цензором и проповедей других подчинённых ему лиц в академии, а в то же время стал чаще и чаще пользоваться в этом отношении наставлениями такого мудрого святителя и замечательного проповедника, как митрополит Филарет. Так, например, на первых порах его ректорства митрополит Филарет писал ему между прочим от 16 ноября 1857 года: «О произнесении проповеди в день Рождества Христова также сказал231, что вы наследовали сию обязанность от вашего предшественника232. Надобно, чтобы не была продолжительна»233. Так как эта проповедь должна была быть произнесена в Москве при служении самого митрополита, то по изготовлении её ректор должен был представить её на предварительный просмотр митрополиту, и вот что сам о. ректор накануне праздника Рождества Христова от 24 декабря того же года писал из Москвы в Посад к успевшему вернуться туда А.В. Горскому: «Путешествие моё совершилось благополучно, и первое свидание с владыкою было для меня благоприятно. Проповедь не подверглась запрещению, и завтра я должен произнести её»234.

Тем не менее, между тем как из лекций своих отец Сергий, состоя на службе при академии, кое-что обработал для печати, из проповедей своих до самого назначения во епископа не печатал ни одной. Впрочем, зато некоторые маленькие статьи его из области нравоучения могли бы служить вместо проповедей, каковы, например, «О терпении в молитве», напечат. в Прибавл. к твор. св. отцев за 1855 г., ч. XIV, стр. 397–408, и «О любви к Богу, испытуемой скорбями», напечат. там же за 1856 г., ч. XV, стр. 160–173. Затем, частию из лекций обработанными, частию же по особым случаям написанными являются следующие статьи и исследования архимандрита Сергия, напечатанные в период его инспекторства и ректорства235: 1) «О побуждениях к исполнению нравственного закона» (в Прибавл. к твор. св. отцев за 1851 г., ч. X, стр. 263–340); 2) «О клятве» (там же, 1853, XII, 521–597); 3) «О произвольных обетах» (там же, 1858, XVII, 65–149); 4) «О таинстве елеосвящения» (там же, стр. 580–627); 5) «Ответ на письма князя-писателя относительно латинского учения о папе» (там же, 1859, XVIII, 241–268); 6) «Об исхождении Св. Духа. (Ответ князю-писателю)» (там же, стр. 417–521) и 7) «Брак и безбрачие лиц духовных» (там же, 1860, XIX, 169–235). Из этих учёно-литературных трудов архимандрита Сергия означенные под №№ 1, 3, 4 и 7 с большею или меньшею несомненностию могут быть отнесены к числу обработанных автором из его академических лекций, как то отчасти можно видеть и из сличения их с представленным раньше содержанием этих лекций за 1852–1854 годы. Остальные же составлены по особым случаям.

Так, довольно большая статья «О клятве» написана по следующему случаю. Митрополит Филарет, нередко имевший обыкновение давать те или другие предложения (темы) в подведомую ему академию для писания рассуждений на них, в то время (в 1853 году) имел беседу с одним выходцем из Греции, который между прочим сообщил, что в Греции священники не произносят клятвы и не присягают, а только совестию своею священническою свидетельствуются. По этому случаю митрополит Филарет и дал ректору академии архимандриту Евгению (только что вступившему тогда в должность ректора) предложение, чтобы кто-либо в академии написал рассуждение о клятве. Отец ректор поручил было написать это рассуждение Д.Ф. Голубинскому236, как одному из лучших студентов; Д.Ф. Голубинский, естественно, пришёл в затруднение от неожиданности выпавшей на его долю задачи и с своими недоумениями обратился к о. инспектору архимандриту Сергию, который, чтобы вывести его из затруднения, решил, по соглашению с ректором, сам написать рассуждение «о клятве». Этим объясняется то странное на первый взгляд явление, что в ноябре и декабре 1853 года о. инспектор неожиданно прервал свои лекции по пастырскому богословию и читал студентам в аудитории о клятве. Затем и ответы князю-писателю составлены по особым обстоятельствам. Под князем-писателем разумеется известный в своё время князь Н.Б. Голицын, Курский помещик237, который в 1858 году в Лейпциге издал написанную им в духе латинства книгу «О возможном соединении Российской церкви с западною, без изменения обрядов православного богослужения». Известный ревнитель православия и также писатель А.Н. Муравьёв, раньше нами упомянутый, написал «Обличение» на эту книгу и поместил его в виде статьи в 1-й книжке Прибавлений к твор. св. отцев за 1859 год (ч. XVIII), конечно, с благословения митрополита Филарета, который от 26 генваря 1859 года писал о. ректору архимандриту Сергию: «Посылаю вам, отец ректор, статью Андрея Николаевича: Обличение на книгу о возможном соединении церкви Российской с западною. Пусть цензура рассмотрит её и, надеюсь, одобрит, так как она читана уже первенствующему члену Св. Синода238 и им одобрена. Есть ли же цензура встретит какое сомнение, скажите мне. Есть ли сомнения не будет, напечатайте сию статью в Прибавлениях к изданию святых отец и мне 500 экземпляров на мой счёт. Не позабудьте вставить прилагаемое при сём дополнение, по моему напоминанию сделанное. После пришлю вам самую книгу239 или часть её. Нужно, чтобы вы или кто-нибудь у вас потрудился над нею. Нападения на православную церковь умножаются и нужно отражение»240. Дело в том, что А.Н. Муравьёв при первом появлении книги «О возможном соединении церкви Российской с западною» обратил на неё внимание русского правительства и высшей церковной иерархии, обличил её латинское направление и указал автора её (книга вышла без подписи имени автора) в лице помянутого князя Голицына. Поведал он о ней и митрополиту Московскому Филарету, с которым находился в переписке, и выразил намерение написать на неё «Обличение». Митрополит Филарет от 12 января 1859 года писал ему: «Враждебную книгу не худо бы иметь. Благодарение вам за намерение защищать. Но может быть и отсюда нечто сказали бы»241. Итак, как уже последствием первоначальных разоблачений А.Н. Муравьёва пред правительством было то, что князю Голицыну по Высочайшему повелению воспрещён был выезд из его Курского имения и официальному расследованию подлежал вопрос о том, может ли он, князь, более считаться в числе членов православной Церкви, то естественно, что князь Голицын весьма озлобился на А.Н. Муравьёва, писал ему и правительственным лицам против него (и в защиту себя) оскорбительные письма242 и, наконец, когда в Московском академическом журнале появилась упомянутая обличительная статья А.Н. Муравьёва, он и в редакцию сего журнала прислал несколько писем с колкими выражениями, направленными против автора «Обличения», а одним из этих писем вызвал и самого ректора академии архимандрита Сергия на исполнение прописанного в вышеприведённом письме от 26 генваря 1859 года предложения митрополита Филарета вступить в борьбу с латинским учением, проповедуемым в книге русского князя-писателя.

Между тем, обер-прокурор Св. Синода граф А.П. Толстой, озабоченный правильностию официальной постановки помянутого вопроса о принадлежности князя Голицына к православной Церкви, испрашивал на то мнения Московского святителя Филарета и вместе с тем просил его доставить ему, обер-прокурору, также переписку князя с Московскою духовною академиею. О том, какое мнение по сему предмету дал митрополит Филарет, нам нет надобности говорить243, ибо это не близко касается нашего настоящего предмета; по вопросу же о переписке князя с академией митрополит дал такую резолюцию на отношении графа А.П. Толстого: «1) о. ректор даст мне сведение, была ли там переписка, и если была, представит оную. 2) Для исполнения сего послать ему список с его отношения и с сей резолюции»244. Ректор академии архимандрит Сергий представил митрополиту подлинные письма князя Н.Б. Голицына, объяснив, что редакционным комитетом при академии с февраля по май245 было получено от князя Голицына несколько писем, но никто из членов комитета не отвечал ему письменно; во второй же книжке издания246 за 1859 год напечатана была статья под заглавием «Ответ на письма князя-писателя относительно латинского учения о папе» (стр. 241–268)247. К помещению сей статьи комитет побуждён был требованием, изложенным в письме от 20 февраля того года.

К помещению той же статьи, принадлежащей перу о. ректора, побуждением служило, как мы замечали, и письмо митрополита Филарета от 26 генваря. А затем владыка и повторял это побуждение, когда по прочтении вновь статьи А.Н. Муравьёва, уже рассмотренной академическою цензурою, от 3 февраля того же 1859 года писал о. ректору. «Обличение прочитал я всё, и хорошо, что прочитал, потому что без исправления оставлено было слово, которого нет в русском языке. С исправлениями вашими соглашаюсь. Греческие выражения для исправления славянских, где нужно, я поставил под страницею248 – Андрей Николаевич прислал новое дополнительное окончание статьи. Как сию часть не видела цензура, то возвращаю вам всё. В дополнении я исключил слова, которые очень тяжелы, и частию такие, которые преграждают связь обличаемого с последним заключительным обличением. Надеюсь, это дополнение не затруднит цензуры. Затем извольте печатать. Посылаю вам третью часть обличаемой книги. Обличением сей надобно потрудиться кому-нибудь у вас»249. Действительно, отец ректор, как мы видели, для 2-й книжки академического журнала и потрудился заготовить ответ князю-писателю, причём в предисловии к этой статье250 указывает на письма князя, как на повод к полемике против его книги и писем. Он же в письме к А.В. Горскому от 7 апреля того же 1859 года после сообщения ранее приведённого запроса владыки митрополита о переводе новозаветных книг Св. Писания при академии говорит: «Потом я доложил о письмах Голицына и изложил их содержание. Оказалось, что владыка нечто знает251 об угрозах князя252. Он (так сказал владыка) уже несколько писем посылал к Муравьёву, тот не стал принимать, но князь прибегнул к хитрости: продолжает посылать письма, надписывая адрес не своей рукой и запечатывая их чужою печатью. О том, нужно ли продолжать ответные против князя статьи и принимать ли в соображение письма его, владыка заметил: «На него глядеть нечего, писать статьи надобно, писем его разбирать не нужно. Но если в них заключается что новое в сличении с тем, что напечатано в книге, то надобно на эти новые возражения дать ответ»253. Таким образом, кроме опровержения учения о папе, о. ректору пришлось и ещё написать статью в ответ князю-писателю – «Об исхождении святого Духа». Когда митрополит Филарет прочитал эту статью, разделённую на три части, ещё в рукописи, то от 21 ноября 1859 года писал ректору академии: «Возвращаю вам, отец ректор, две статьи, опровергающие лжеучение князя. Опровержения вообще основательны. Внимательный читатель удовлетворится. Но много таких читателей, которые любят читать легко и у которых ненадолго достаёт напряжённого внимания. Для таких надобно, чтобы формы речи были не очень многосложны и выражения всевозможно ясны. Может быть, с сею мыслию вы пересмотрите некоторые места статей. Не решаюсь утверждать (потому что читал поспешно), а предлагаю вопрос, нельзя ли было бы некоторые длинные выписки из книги князя разделить на части и отвечать порознь: ответ ударял бы ближе и сильнее. Укорительных слов не надобно, но иногда излишняя мягкость может показаться недостатком силы. Где-то говорите вы: можно усомниться о сказанном князем. На это он вам скажет: видно, вы не могли сказать более, а сомневаться можно и о том, что истинно. – Говоря о Флорентийском соборе, вы ни слова не сказали о Марке Ефесском. Думаете ли, что это не есть важный пропуск? – Когда будете печатать, по моему мнению, надобно текст князя напечатать буквами мельче тех, которыми напечатается ваш ответ. Читатель лучше будет находить нужное ему, есть ли он от ответа захочет возвратиться к возражению для лучшего сличения. – Так мне думается, а вы рассуждайте лучше меня»254. Архимандрит Сергий при печатании, конечно, принял во внимание все эти замечания митрополита Филарета. И именно, между тем, как в «ответе на письма князя-писателя» относительно учения о папе текст слов князя напечатан шрифтом одинаковым с словами ответа255, в статье «Об исхождении св. Духа» текст слов князя напечатан шрифтом более мелким, нежели текст опровержения его мыслей256; упомянут известный борец в пользу православия на Флорентийском соборе Марк Ефесский257 и т. д. Вообще статья «Об исхождении св. Духа», и сама по себе довольно большая, обработана так тщательно и основательно, что и доселе может служить хорошим пособием в борьбе с латинством по этому весьма важному в ней обсуждаемому вопросу, почему и спустя несколько лет после её напечатания на неё указываемо было даже иностранцам, как на авторитетную опору по этому издавна спорному вопросу258. Сам митрополит Филарет придавал этой статье гораздо больше значения, нежели другим статьям архимандрита Сергия в том же роде. Так, от 12 мая 1860 года митрополит Филарет писал ему: «Прочитал я взгляд на брачную и безбрачную жизнь в отношении к пастырской службе. Мне кажется, здесь не достаёт точности, какая соблюдена в двух предшествовавших статьях259. И потому есть ли сия статья не получит значительного пересмотра, то не лучше ли ограничиться двумя предыдущими260. Не имею времени писать вам подробно; есть ли Бог дарует мне быть в Лавре261, там можно будет лучше объясниться о сем»262.

Между тем уже и из этого письма митрополита Филарета видно, что полемика, возникшая по поводу книги князя Голицына, продолжалась в академии Московской и далее, но уже трудились в ней другие, как, например, покойный профессор В.Д. Кудрявцев-Платонов, а о. ректор, ограничившись лишь указанными выше статьями, являлся теперь в ней как цензор статей других лиц, как, напр., того же В.Д. Кудрявцева263.

Вообще же достоинства учёно-литературных трудов отца архимандрита Сергия, устоявших и против строгой критики митрополита Филарета, суть: сжатость изложения, ясная раздельность рассмотрения предмета, последовательность, строгая логичность и основательность при обширной начитанности автора в области литературы предмета.

Продолжительная, весьма усердная и плодотворная служба архимандрита Сергия при одном из немногих высших рассадников духовного просвещения – Московской духовной академии, которой одной безраздельно посвятил он лучшие свои силы, уже сама по себе достойна была поощрения посредством возведения его на высшую степень иерархии, тем более, что в 1859 году архимандрит Сергий по представлению митрополита Филарета «за отлично-усердную службу» Всемилостивейше пожалован был высшим в его тогдашнем положении знаком отличия – орденом св. Владимира 3 степени. Но, кроме того, такая перемена службы для архимандрита Сергия желательная была и ввиду новых веяний, возникших в новое царствование, особенно в эпоху преобразований, предпринятых в это царствование. Веяния эти, далеко не всегда тихие и благотворные, напротив, иногда бурные и разрушительные, мало-помалу стали проникать и в мирную обитель высшей духовной науки, приютившуюся в обители преподобного Сергия, нарушая по временам этот мир волнением умов учащейся молодёжи, а тем самым нарушая покой и тех, управлению коих вверена эта молодёжь. Уже от 10 января 1859 года митрополит Филарет писал наместнику Лавры архимандриту Антонию: «Увы! Зараза светских училищ едва ли не переходит в духовные. Слышу из верного источника, что между студентами Петербургской и Киевской академии есть секретная переписка. Скажите сие о. ректору, чтобы он знал сие один и чтобы бдел над вверенным ему стадом». Такое предостережение было далеко не излишне. В самой Московской духовной академии уже начиналось брожение умов, и причины для него крылись не только в общем настроении умов того времени, но и отчасти в самых условиях жизни академической, заключённой в стенах Лавры и в пределах Сергиева Посада. В доказательство этого мы могли бы указать на бывший в 1859 году случай с неудачным выбором врача для академической больницы в лице Н.С. Соколова, которого при выборе кандидатов на место служившего довольно долго (с 1854 года) и известного врача А. Брызгалова академическое начальство предпочло доктору медицины Н.П. Страхову, но который был малоопытен и отношениями своими к больным студентам настолько не нравился последним, что они подавали начальству академическому коллективное прошение об увольнении его, каковое и состоялось не далее как чрез год по назначении его на должность врача264. Но мы обратим внимание на более веское, убедительное и известное свидетельство – на свидетельство самого митрополита Московского Филарета, зорко и бдительно следившего за вверенной его попечению академией. «При многолетнем наблюдении моём над академиею, – писал он в декабре 1860 года, – в настоящее время замечаю в её состоянии некоторые новые черты, не представляющие неприятных видов и не озабочивающие много, требующие однако внимания, предусмотрительного для будущего времени. Повсюдные неумолкные не столько рассуждения, сколько необдуманные и неопределённые провозглашения о свободе оказали такое влияние на обучающихся в светских училищах, что наставляемые присвояют себе права быть свободнее своих наставников и полномочнее начальников, и сие не раз и не в одном месте открывалось в действиях, о которых неприятно было бы, но и не нужно говорить, потому что, к сожалению, оные очень известны265. Новейшая литература, которая порицает всё, и в том числе и училища, и учителей, и учебные книги, и уставы, и распоряжения, и распорядителей, и начальников, и судей, получила такое распространение, что проникает всюду, если не в двери, то чрез преграды и сквозь щели. Такие примеры, такие мысли составляют искушение для учащихся в духовных училищах и могут иных под благовидными побуждениями выводить из должных пределов. Когда прошедшим летом266 повремённая литература наполнила всякое ухо то поощрительными, то хвалебными речами о воскресных школах, между некоторыми студентами Московской духовной академии возникло было предположение и соглашение открыть воскресную школу для мещанских детей Сергиевского Посада (хотя есть народное училище в Лавре и Посаде)267: только прежде нежели дошло до исполнения сего предположения, я изъяснил им, что в сём нет настоятельной нужды для студентов; что это могут делать приходские священники и диакон; что студент, ревностный к своей существенной обязанности, имеет с избытком много своего дела для своего времени; что вместо обучения детей русской азбуке некоторые из них более имеют нужды употребить свободное время для усилия своего знания латинской и греческой словесности»268. Всё это и подобное побуждало отца Сергия желать скорейшей перемены службы, хотя он и твёрдо держал в своих руках кормило управления вверенною ему академиею269.

Ещё в ноябре 1860 года, после того, как состоялось увольнение на покой епископа Курского и Белгородского Илиодора (Чистякова), митрополит Филарет представил ректора академии архимандрита Сергия в воздаяние его многолетней, усердной и полезной службы кандидатом на Курскую архиерейскую кафедру и, согласно этому представлению, 3 декабря того же года состоялось Высочайшее повеление о бытии ему, архимандриту Сергию, епископом Курским и Белгородским. Об этом 4 декабря обер-прокурор Св. Синода граф А.П. Толстой и известил митрополита Филарета частным письмом. Но так как Синодального указа о сём довольно долго не было из Петербурга, то отец ректор был в недоумении относительно своего положения, особенно ввиду приближения времени полугодичных экзаменов пред святками270, и с этим недоумением обратился к митрополиту Филарету. В разрешение недоумения владыка писал ему от 15 декабря: «Как указа ещё нет, то вы, отец ректор, действительный начальник академии, и в сём смысле прошу вас действовать. Так и на предстоящих экзаменах»271. Того же 15 декабря, однако, митрополит Филарет писал обер-прокурору Св. Синода графу А.П. Толстому: «От 4 дня сего декабря ваше сиятельство известили меня, что 3 дня Высочайше утверждён доклад Святейшего Синода о возведении ректора Московской духовной академии архимандрита Сергия в епископа Курского. После сего я оставался в ожидании указа Святейшего Синода, но доныне он не получен. Между тем до академии дошёл слух о новом назначении ректора её. Междуправление всегда производит волнение ожидания, и потому продолжение оного бывает не без неудобств. Посему долгом поставляю войти в соображения о занятии открывающейся вакансии»272. И далее, ввиду потребности времени и состояния академии, изображённых вышеприведёнными словами, из числа кандидатов, как наиболее пригодного, предлагает тогдашнего ректора Московской духовной семинарии архимандрита Савву273, который, по отзыву владыки, «с основательными познаниями соединяет твёрдый характер в управлении»274, а «в настоящее время», говорит владыка о конце 1860 года, «паче прежнего требуется, чтобы ректор академии имел характер твёрдости в управлении»275. Наконец 17 декабря получен был давно ожиданный указ Св. Синода, и митрополит Филарет 19 того же декабря посему сделал такое «предложение» академии: «Высочайше утверждённым определением Святейшего Синода ректор академии архимандрит Сергий призывается на Курскую архиерейскую кафедру. Посему академическому Правлению предлагаю привести в исполнение следующее: 1) производящиеся теперь академические испытания окончить под начальством ректора архимандрита Сергия. 2) Затем он сдаст академию со всеми её принадлежностями, находящимися в его ведении, назначаемому в должность ректора, при посредстве ординарного профессора протоиерея Александра Горского. 3) В должность ректора назначается инспектор архимандрит Порфирий. 4) В должность инспектора назначается экстраординарный профессор архимандрит Михаил. 5) О сдаче и приёме академии должно мне получить сведение за общим подписанием сдавшего и принявшего. 6) По сдаче академии архимандрит Сергий не умедлит прибыть в Москву и ко мне для дальнейшего исполнения определения о нём Святейшего Синода»276.

Правление академии в точности и скорости исполнило это «предложение» архипастыря. 23 декабря оно в составе вышеозначенных лиц, освидетельствовав целость всех сумм и имущества академии по всем частям с истребованием донесений от лиц, заведовавших отдельными частями сего имущества, как, например, от эконома, библиотекаря и др., о том, не значится ли чего-либо в них за бывшим отцом ректором академии, с участием и самого архимандрита Сергия произвело акт передачи им всех дел, сумм и имущества исправляющему должность ректора инспектору архимандриту Порфирию, а на следующий день 24 декабря донесло о сём владыке277. В свою очередь владыка от 26 декабря донёс о том Синодальному обер-прокурору278.

Затем, так как и вдовствовавшая Курская епархия жаждала скорее увидеть нового своего архипастыря, тяготясь его отсутствием, и сам бывший ректор академии, как мы замечали, желал возможно скорее сложить с себя бремя управления последнею, то в первые же дни святок архимандрит Сергий во исполнение последнего пункта вышепрописанного «предложения» митрополита Филарета поспешил прибыть в Москву и ко владыке митрополиту, который, согласно указу Св. Синода, должен был в Москве рукоположить его во епископа. Как ни трудно было праздничное время в этом отношении для немощного телом, хотя и бодрого духом почти осмидесятилетнего старца первосвятителя Московского, однако и он, торопясь делом, на него возложенным, устроил так, что 30 декабря состоялось наречение, а 1 января нового 1861 года и самое рукоположение архимандрита Сергия во епископа. «Чтобы не длить вдовства епархии, большею частию неблагоприятного для дел, – писал от 4 января 1861 года сам святитель Филарет наместнику Лавры архимандриту Антонию, – я побуждён был не откладывать рукоположения епископа и с трудом решился назначить для сего день нового года, однако милостию Божиею дело совершилось»279. С другой стороны, «по восприятии хиротонии преосвященный Сергий, – как писал о нём современник события, – поспешил к своей новой пастве, которая с нетерпением ожидала его и даже прислала за ним зимний экипаж: и он иде в путь свой радуяся. Я же, – добавляет о себе самом тот же современник, – ранним утром 21 января отправился на его место в академию с грустным и печальным настроением духа»280. Этот современник и был тот архимандрит Савва, которого митрополит Филарет ещё в декабре 1860 года представлял первым кандидатом в ректоры академии на место оставлявшего эту должность архимандрита Сергия.

Так кончилось шестнадцатилетнее не безтрудное, но зато ревностное и многополезное служение преосвященного Сергия в Московской духовной академии, в которой всего со студенчеством он пробыл двадцать лет и четыре месяца, и началось его высшее иерархическое служение в сане архиерейском.

IV. Служение в сане святительском

Преосвященному Сергию судил Господь восприять хиротонию от рук знаменитейшего иерарха, святителя Филарета, митрополита Московского, под высшим руководством которого он совершал своё служение и в академии и который обыкновенно рукополагаемых им во епископы также не оставлял своим мудрым словом поучения на будущее их высокое служение церкви Божией. В этих случаях чаще всего, с одной стороны, речи имевших быть рукоположёнными во епископов по наречении их в сие высшее звание, а с другой, личные свойства их давали мудрому святителю Московскому обильный материал для таких его поучительных речей, полных глубокого смысла и значения.

Так было и в настоящем случае. В своей речи по наречении во епископа, произнесённой 30 декабря 1860 года пред собором епископов – будущих рукоположителей своих, архимандрит Сергий говорил следующее: «Милостивейшие архипастыри и отцы! Служение епископское, к которому благодать Божия меня призывает, есть подвиг трудный и небезболезненный. Подвизайся (1Тим. 6:12), злопостражди, яко добр воин Иисус Христов (2Тим. 2:3), – пишет апостол Павел одному из первых епископов, а в лице его и каждому из преемников епископского служения. От предстоятеля Церкви требуется не только терпеливое научение неведущих, но и многопопечительный надзор за трудами учащих. Долг его не только тайнодействовать и молиться, но и поставлять священнослужителей, под опасением ответственности даже и за поспешное их избрание. Пастырю вверяется управление стадом Христовым. Но если представить превратность жизни человеческой, как в ней близко соприкасается благоденствие с злополучием, довольство с нуждами, невинность с преступлением, правда с клеветою, мир с опасностию потерять его, то духовному домоправителю великим нужно вооружиться терпением в уверенности, что ему чаще потребно будет плакать с плачущими, нежели радоваться с радующимися. Немалое утешение для меня, что область, куда ныне промысл Божий зовёт меня, от дней преподобного Феодосия Печерского, оросившего её слезами своей печали по Бозе, известна верою и благочестием своих обитателей. Но так как и там, подобно другим местам, есть младенцы о Христе и могут быть юноши, у которых чувства не обучены в познание добра, то недалека от сердца моего мысль, что чем обширнее дом, тем более забот домоправителю, чем многочисленнее семейство, тем с большими скорбями для руководителя его сопряжено содействие духовному воспитанию его. С упованием верую, что и в скудельный сосуд моей души положена будет часть той живительной силы, которая укрепляла первых вероисповедников и не только благотворно действовала, но и чудодействовала в их действиях. Но благодать требует усердия, и дающий силу призывает к самопожертвованию. Что же я принесу Пастыреначальнику Христу? Разве только то, что нельзя именовать даром, а прилично называть лишением, – мои бессильные силы и остающиеся отчисленные мне дни. О святители Христовы! Прежде нежели возложите на мою смиренную главу священные руки ваши, вознесите ко Господу ваши чистые молитвы, да предочистится душа моя к приятию великого дара, да будет свет благодати епископства светильником для меня на всех путях предлежащего мне служения, и, если неизбежно на них нечто стропотное, да не покрыет меня мрак уныния, и да не угаснет во мне до конца моей жизни чистое усердие к священному делу, на меня возлагаемому. Добрый пастырю престольного града сего! Под твоим кровом и руководством протекли годы моего служения Церкви и обществу, тобою преподана мне благодать рукоположения в первые степени священства. Ныне, отпуская меня с миром, не изринь из твоего любящего сердца заботливого обо мне помысла, подобно как чадолюбивые отцы и в разлучении живущих детей своих не оставляют своим попечением, наставлением и молитвами. И поскольку непреложно слово, что благословение отчее утверждает домы чад (Сир. 3:9), то простри благословение твоё и на тот дом духовный, где призван я быть домостроителем, да будут единомысленны о Господе и пастырь, и паства, да созидается сей дом во спасение, да будет моё служение в нём небесполезно для вверяемых мне, небезутешно для тебя и непостыдно пред нашим общим и единым Пастыреначальником Христом»281.

Таким образом, в этой речи нам предоставляется, с одной стороны, как бы исповедь новонаречённого епископа пред собором иерархов в сознании великости и трудности предстоящего служения, а с другой – обращение к духовной помощи этого собора и особенно предстоятеля сего последнего, святителя Московского Филарета.

И в ответ на эту речь, и в назидание будущему архипастырю Курской епархии митрополит Филарет после рукоположения архимандрита Сергия во епископа, которое совершено было им в сослужении члена Св. Синода архиепископа Евгения бывшего Ярославского282 и епископов Дмитровского Леонида283 и Фиваидского Никанора284, произнёс такую речь: «Преосвященный епископ Сергий! Благословением Святейшего Синода, благоволением Благочестивейшего Самодержца, над сими же невидимым мановением Господа Вседержителя и Великого Архиерея, прошедшего небеса, ты призван и ныне благодатию Святого Духа освящён в служение епископства. Служение высокое, по благодати, данной ему, смиренное, по примеру и заповеди смиренного сердцем Иисуса Христа, трудное, по причине страстей и немощей человеческих, спасительное по своей цели. Как смотришь ты теперь на поприще, открывшееся пред тобою? Радуешься ли? Страшусь за тебя. Страшишься ли? Радуюсь о тебе. Если, по учению апостола, каждый должен со страхом соделывать спасение (Флп. 2:12) своей одной души, с каким страхом должно служить спасению тысящ и тем душ. Страх усилит бдение и подвиг, и смирение привлечёт вышнюю помощь. Твоей деятельности предлежат молитва, учение, управление, церковный суд. Подвизайся, чтобы молитва была крепка и чиста, учение православно, управление благопопечительно, суд праведен и растворён милостию. Да будут у тебя вера и любовь к Богу крилами молитвы, слово Божие непреложным основание учения, правила и примеры святых отцев руководителями жизни управления и суда. Наипаче да не изнемогает молитва. Как из облака молния, так из молитвы свет истины и разумения. От молитвы сила власти. С молитвою проницателен и верен суд. Возноси от земного жертвенника к небесному молитвы о Благочестивейшем Самодержце нашем, о Святейшем Синоде, о всей православной российской Церкви и царстве, о всей православной вселенской Церкви, и ныне, как древле, и безопасной от бед во лжебратии (2Кор. 11:26), а в некоторых странах в сии христианские времена пред лицом христианских царств так же, как в языческие времена, гонимой врагами христианства. И если при помышлениях о великом не неуместно внимание и к малому, предлагаю вниманию твоего братолюбия, чтобы не забвен был в молитвах твоих послуживший с собратиями твоему освящению, дабы помилованный много во входе и прохождении поприща обрёл милость во исходе. Милость Господня да предваряет и сопровождает тебя вся дни живота твоего»285. В этой глубокознаменательной речи московского архипастыря кроме отечески-попечительного внимания его к питомцу своей школы, указания путей, видов и способов предстоявшей ему деятельности, видно и упоминание о своей личной, склонявшейся тогда уже к исходу жизни и обращение мысленного взора на более широкое поле жизни Церкви русской и даже вселенской, и чисто аскетическое воззрение на молитву, и собственное глубокое смирение первосвятителя, и твёрдое, опытное, мудрое мнение о коренных основах общеепархиального управления. Для самого же новорукоположённого во епископа эта речь маститого Московского архипастыря вполне могла и должна была служить своего рода программою будущей его архипастырской деятельности, а молитвенное благожелание великого святителя Московского в заключение речи и его благословение, которого испрашивал сам новоназначенный во епископа, сопровождали без сомнения вожделенным успехом эту деятельность последнего, как видно из всего дальнейшего совершённого под покровом «милости Господней» поприща её.

Исполнив долг свой как главный рукоположитель в отношении к новорукоположённому и совершением тайнодействия, и поручением286, святитель Филарет от 2 января 1861 года доносил Святейшему Синоду: «Во исполнение указа Св. Прав. Синода от 14 декабря прошедшего 1860 года № 6294 наречение настоятеля Московского ставропигиального Заиконоспасского монастыря, ректора Московской духовной академии архимандрита Сергия во епископа Курского в синодальной конторе совершено 30 дня того же декабря, а в 1 день генваря сего 1861 года в Большом Успенском Соборе мною с преосвященными: синодальным членом Евгением архиепископом, Леонидом епископом Дмитровским и Никанором епископом Фиваидским рукоположён он, архимандрит Сергий, во епископа Курского. Благопочтеннейше донося о сём Св. Синоду, представляю при сём архиерейское исповедание и обещание, подписанное рукополагавшими и рукополагаемым»287.

С своей стороны новорукоположённый епископ Сергий, напутствуемый молитвой и благословением святителя Московского, ехал к своей новой пастве с ясною и определённою программою будущей деятельности среди неё и отношения к ней, с искренним желанием осуществить на деле для неё то, что высказывал в конце своей речи по наречении во епископа.

Двадцать почти лет пробыл епископ Сергий на кафедре Курской и ни на одну минуту не уклонился от предначертанной программы, не преклонился под тяжестию бремени, возложенного на его рамена. Всегда ровный, спокойный, неторопливый в действиях, безукоризненно честный, он твёрдою поступью шёл по широкому, но и усеянному терниями пути своего епископского служения. Неустанно сам изучая слово Божие и правила церковные, руководясь в жизни и деятельности своей правилами и примерами святых отцов согласно наставлению святителя Московского Филарета, он искусно и мудро правил кормилом корабля епархиального. На нём вполне осуществилось слово Писания: уста праведного поучатся премудрости, и язык его возглаголет суд. Закон Бога его в сердце его, и не запнутся стопы его (Пс. 36:30–31). Курская паства была для него первою паствою, на которой ему приходилось применять к делу и свои способности, и свои познания, она была второю школою для него после школы митрополита Филарета, школою жизни и учения по пословице «век живи, век учись». И время, в которое епископу Сергию приходилось учиться в этой школе, было самое мудрёное. Это было время реформ едва ли не во всём строе и не во всех частях жизни русской, причём нередко законоположения, которые вырабатывались по случаю и ввиду этих реформ, далеко не вполне согласны были с каноническими устоями Церкви, долженствовавшими быть непоколебимыми. И нужно было много искусства, чтобы, оставаясь верным канонам Церкви архипастырем, быть в то же время и верным сыном отечества, слишком быстрыми шагами шествовавшего по пути реформ разного рода.

Пока жив был мудрый святитель Московский Филарет, рукоположитель преосвященного Сергия, он не оставлял питомца своей школы без разъяснений на тот или другой недоумённый случай в его епархиальной практике как с этой, так и с других сторон. А после кончины святителя Московского († 19 ноября 1867 г.), ведшего с ним переписку, преосвященный Сергий сам должен был решать все недоумения и затруднения. И он – к чести его должно сказать – так искусился в делах епархиального управления, что его решения многоразличных вопросов этого управления стали образцовыми. Твёрдо опираясь на законном основании и от всего и всех требуя строгой законности, преосвященный Сергий где возможно и нужно растворял правду законною милостию, как внушал ему рукоположитель его, без милосердия карая только противозаконные поступки, совершаемые сознательно и с намерением. В подтверждение этого приводим один рассказ со слов лица, заслуживающего полного уважения и доверия. Один священник Курской епархии искал для себя лучшего места и, прибыв с этою целию в Курск, затратил до 200 рублей на подарки старшему члену и секретарю консистории, но цели не достиг и с оставшимися 10-ю рублями в кармане, необходимыми на дорогу, в унынии ходил по архиерейскому двору. В это время из архиерейского сада выходит монах и, увидя священника, разговорился с ним и расспросил о деле. Узнав о данных им уже взятках, он сказал: «Ну, дай и мне тоже взятку, чтобы получить место, а то не получишь». Священник сказал, что у него осталось всего только 10 р., а монах говорит: «Ну, дай хоть 10 р.». Тот, хотя с великою скорбию, однако отдал последние 10 р. Тогда монах велел ему на другой день явиться в консисторию, а сам (ибо это был преосвященный Сергий) тотчас распорядился по консистории, чтобы на другое утро было возможно более полное собрание членов и служащих консистории, добавив в распоряжении, что он сам будет председательствовать в этом собрании. Такое необычное распоряжение естественно изумило всех консистористов, и все недоумевали о причине его. Наступило утро следующего дня. Все явились в консисторию, и владыка прибыл, явился и священник. Владыка сказал: «Вот священник, подававший просьбу на такое-то место, место ему ещё не дано, а взятки за это уже даны такому-то и такому-то. Каюсь, и я взял с него 10 р. Так как мы измучили его ожиданием, пока ещё напрасным для него, места, то мы должны за полученные с него взятки вознаградить его с избытком. Удесятерим то, то мы взяли с него, и возвратим ему, а вдобавок дадим ему и место, которого он искал. Вот мои 100 р. вместо 10 р. Творите и вы такожде». Все должны были исполнить волю владыки, и священник, изумлённый неожиданностию превращения вчерашнего монаха в архиерея и благоприятным оборотом своего дела, с радостию и капиталом возвратился восвояси288.

А вот случай требования строгой законности в консисторских решениях. «В деле Сербинова, – писал преосвященный Сергий первоприсутствующему члену Курской духовной консистории архимандриту Вонифатию, – широко объясняется ясное, что по двум документам «препятствий не оказалось», но оставлено в темноте главное, в чём заключается препятствие. Законы не выписаны, почему и род преступления не означился и осталось в неизвестности, какими словами церковного закона он преследуется. Сказано легко и косвенно, что «преступление… не может быть признано беспрепятственным священному сану, для чего требуется совершенная чистота и непорочность». Проситель на это возразит вам вопросом: «Вы, отцы судьи, поступили во священники совершенно чистыми и непорочными?» И действительно, он уже и говорил, что великие грешники сподоблялись пресвитерского сана. Церковный закон нигде не допускает, чтобы прелюбодеяние или другое в этом роде преступление могло быть совершено в беспамятстве, а в удостоверении прокурора не объяснено, как это могло произойти, что преступление, подходящее под 995 статью, совершилось «в болезненном состоянии с совершенным беспамятством». Посему консистория, хотя и не может судить о степени виновности просителя, но преступление его, в законе церковном нигде не извиняемое беспамятством, не может признать не препятствующим принятию священного сана. Для чего же в допросе уверяет допрашиваемый, что он дел законопреступных «не чинил»? Предлагается прописанное принять в соображение и определению дать силу основательности»289.

Строго соблюдая в суде духовном прежде всего справедливость и законность, а потом и милость, преосвященный Сергий и в суде светском желал видеть то же самое. «Если спросить, за что чаще подвергалось упрёкам прежде правосудие, – говорил он в речи при открытии Курского окружного суда 20 ноября 1867 года, – то утвердительно можно сказать, что за поблажку виновным и обижающим. Милость судей не может служить к раскрытию правды в суде, а правда может сообщить милости высшее значение. Только при беспристрастном и строгом рассмотрении дела имеют подлинную цену смягчающие обстоятельства. Народ наш жаждал не поблажки виновным, не покровительства недобрым, а справедливости ко всем. Здесь-то сретаются милость и истина (Пс. 34:11), ибо законы наши, требуя строгой справедливости, проникнуты вместе и духом евангельской любви»290.

Когда же в Курской губернии вводились земские учреждения, то преосвященный Сергий в своём слове «при открытии» их, произнесённом 26 августа 1865 года, указав истинный смысл и границы дарованного в них правительственною единодержавною властию самоуправления, даёт слушателям наставление, чтобы представителями этого самоуправления избираемы были люди испытанной мудрости и честности. «Ибо все мы, конечно, желаем, – говорил он, – чтобы сооружение и исправление общественных зданий ни для кого и никогда не делалось источником преступного обогащения, чтобы мосты не казались только крепкими, а выдерживали перевозимые по ним тяжести, чтобы житницы народного продовольствия всегда наполнены были хлебом действительным и чистым, а не воображаемым или гнилым, чтобы в больницах врачевались больные охотно, а не напрягали последних сил, как бы избавиться оттуда»291.

Но не только «суд» и «учение» предлежали епископу Курскому Сергию согласно преподанному для него наставлению его рукоположителя, но и «молитва» и «управление». И, должно быть, молитва его была «крепка и чиста», что «свет истины и разумения» ярко сиял и в учении его, и в управлении, которое всюду отражало в себе «силу власти», будучи в то же время в полном смысле «благопопечительно», и что суд его был «проницателен и верен». Удостоившись как бы сугубого освящения свыше в своём архипастырском служении, и притом в самом начале последнего чрез участие в открытии мощей святителя Тихона Задонского292, преосвященный Сергий ревностно и честно совершал своё высокое служение. Бодро стоя на страже в неуклонном совершении келейного молитвенного подвига, преосвященный Сергий благоговейно и величественно совершал и открытое богослужение в своей епархии, с особенною заботливостью также стараясь о благоукрашении и построении храмов Божиих. Для убеждения в этом достаточно вспомнить, с одной стороны, построение благолепного соборного храма Воскресения Христова в Курском Знаменском монастыре293, а с другой – множество проповедей его по случаю освящения храмов294.

Как «благопопечительный» домоправитель, преосвященный Сергий заботился также, чтобы вверенная ему паства имела добрых, хорошо подготовленных к своему занятию пастырей, чтобы питалась нескудною и доброкачественною пажитию, чтобы живущие в его доме, т. е. Церкви, епархии Курской пользовались достаточным и чистым светом. Посему преосвященный Сергий особенное обращал внимание на вверенную ему духовную семинарию, ещё находившуюся в Белгороде, сделал то, что она мирно пережила период преобразования и неизбежного при сём брожения, быв поставлена во всех отношениях очень хорошо, и вполне подготовил её к перемещению в губернский город Курск295. А епархиальное женское училище, которое теперь является одним из самых благоустроенных, ему именно и его благопопечительности обязано своим возникновением и первоначальным устройством (с 1866 года)296. При нём же и по его ходатайству основаны Курские Епархиальные Ведомости в 1870 году.

Даже и в скорбях, с какими сопряжено было служение преосвященного Сергия на кафедре Курской, он остался верен себе. «Служение епископства», – говорил ему в речи рукоположитель его, – есть служение «трудное, по причине страстей и немощей человеческих». Страсть воздвигла одного из подчинённых преосвященному Сергию (священника из г. Белгорода) к клевете и доносу на своего архипастыря. Дело доходило до Св. Синода, который ради выяснения истины назначил ревизию епархии Курской, поручив эту ревизию соседственному с Курским Харьковскому архиепископу Нектарию297. Во время этой ревизии, или, точнее, следствия, преосвященный Сергий, как не чувствовавший за собой вины, выдержал себя с полным достоинством доброго пастыря. С минуты прибытия архиепископа Нектария он выехал на свою дачу и возвратился в Курск лишь по окончании следствия, и таким образом предоставил полную свободу действовать следователю, и ни одним словом, ни одним действием не влиял на ход следствия. Следствие, конечно, изобличило лишь клевету доносчика и безусловную невинность архипастыря, который ещё более возвысил себя тем, что не преследовал потом доставившего ему огорчение ябедника, великодушно простив его и даже явившись благодетелем в отношении к нему.

Вообще же и то, что сделано было преосвященным Сергием для его первой паствы – Курской и то, каковы их были взаимные отношения, лучше всего засвидетельствовано было и открылось при расставании его с нею в 1880 году, когда он, возведённый в сан архиепископа, назначен был на епархию Казанскую. Прощальные, притом весьма трогательные адресы и речи произнесены были пред ним и от всего духовенства Курской епархии, и от курского общества, представителем которого явился сам губернатор, и от духовно-учебных заведений, и от других учреждений и отдельных лиц298. Так, представитель духовенства, кафедральный протоиерей и член консистории В.Ф. Краснитский в прощальной речи к нему, уподобляя прощание курского духовенства с ним прощанию пресвитеров Ефесской церкви с св. апостолом Павлом в Милете, между прочим говорил: «Благодарим ваше высокопреосвященство за православное учение о покаянии и вере в Господа Спасителя и о любви к Нему, которое мы удостоились слышать из ваших святительских уст и назидаться осуществлением сего учения в вашей жизни; благодарим за ваши архипастырские молитвы, которыми вы ограждали нас как от внешних, так и от внутренних врагов спасения; благодарим за богослужение, которое было совершаемо вами с глубоким вниманием и так благообразно и торжественно, что к участию в оном стекались в храме Божием многие тысячи верующих; благодарим за ваше управление, предметом которого было устроение не только временного нашего благополучия, но и душевного спасения, и притом среди наветов и скорбей, в духе долготерпения и снисхождения к нашим немощам и в духе любви к самым наветникам и оскорбителям вашим, воздавая им за зло их добром; благодарим за отправление вами церковного суда, в котором правда растворялась милостию к виновным, кающимся в своей вине, оказывалась защита и объявлялось оправдание невинным»299. В той же речи сказано было, что его многолетнее управление Курскою епархиею для духовенства этой епархии и в то время служило и впредь должно было служить «предметом утешительного воспоминания»300.

В свою очередь, преосвященный Сергий увозил из Курска после прощания с своею первою паствою самые лучшие, дорогие о ней воспоминания, забывая перенесённые там скорби. «Оставшись один в вагоне, – писал он бывшему наместнику своему архимандриту Вонифатию от 18 февраля 1880 года из Тулы на пути в Казань после прощания с Курскою паствою, – я успокоился и даже немного заснул. Это меня подкрепило. До Тулы доехали благополучно, и теперь в кругу родных чувствую себя хорошо. Однако ж духом не разлучаюсь с Курском: часто воображаю подробности прощанья. Говорите всем мою благодарность: вы знаете, кому передать её. К Жедринским301 съездите и скажите, что их участие не выходит и не выйдет у меня из сердца. Завтра располагаюсь служить в своей родной церкви302 по просьбе прихожан и особенно моей матушки, которая у обедни быть хочет, а в церковь более отдалённую отправиться не может»303. И далее, упомянув о забытых вещах и прося о. наместника и игумению Людмиллу304 переслать к нему эти вещи частию в Москву, частию в Казань, заключает своё письмо опять следующими словами: «Моя сердечная ей305 и вам благодарность и моё благословение»306.

Каким был преосвященный Сергий на Курской епархии, таким же оставался и на дальнейших епархиях, а именно: на Казанской (с 11 января 1880 года), Кишинёвской (с 21 августа 1882 года)307, Херсонской (с 12 января 1891 года) – в сане архиепископа и наконец Московской (с 9 августа 1893 года) в сане митрополита. Везде он оставался верен себе и принятым в основание архипастырской деятельности его началам, и ни разу не запнулись стопы его. Так, например, во вступительном слове своём по прибытии на Кишинёвскую паству архиепископ Сергий прямо «указал те начала, которыми он руководствуется в своём высшем иерархическом служении Церкви, это: слово Божие, учение Церкви и требование закона308. И на Кишинёвской епархии он явился столь же великим благодетелем и покровителем сирот309, каким был в Курске; и Херсонская епархия, отпуская его в первопрестольную Москву, исповедала при прощании с ним, что «всегда видела в нём учителя веры и воздержания»310. А из москвичей кто не знает, насколько ревностен и неутомим был в Бозе почивший архипастырь Московский, несмотря на преклонный возраст свой, в совершении продолжительных богослужений и крестных ходов, в преподавании благословения народу, в совершении дел епархиального служения вообще, насколько непоколебим был в принятых однажды навсегда началах и правилах своей жизни, убеждений и деятельности? Самый Высочайший рескрипт, которым сопровождалось назначение его на Московскую кафедру, указуя на пройденное им дотоле поприще служения, предуказывал и то, что ожидалось от него на кафедре первосвятителей Московских. «Приняв во внимание, – сказано было в этом знаменательном рескрипте, – пройденное вами архипастырское служение, Я признал за благо вверить вам управление Московскою епархиею с возведением вас в сан митрополита. Многолетнее благоплодное для Церкви святительское служение ваше подаёт Мне несомненную надежду, что вы, как ближайший свидетель трудов и подвигов приснопамятного митрополита Филарета, шествуя по стопам великого ревнителя православия и благочиния церковного, окажете себя на сём вашем поприще священного служения достойным преемником доблестных иерархов первопрестольной столицы, мудрым руководителем духовенства в деле пастырского служения его в церкви и школе и ревностным охранителем древних церковных уставов, кои так дороги и любезны православному русскому народу. Да поможет вам благодатно Господь в предстоящих новых священных подвигах»311. Едва только опубликован был этот рескрипт, покойный граф М.В. Толстой († 23 января 1896 г.), бывший с преосвященным Сергием издавна в самых добрых отношениях, приветствуя его с новым назначением, напоминал ему, что он и прежде писал к нему о возможности такого назначения, и заключил письмо словами: «Да поможет Господь новому владыке Московскому быть (для Москвы) вторым Филаретом». В ответ на это граф от 21 августа 1893 года получил такого содержания телеграмму из Одессы от преосвященного Сергия: «Когда предсказанное вами сбылось, помолитесь, чтобы ожидаемое от меня оправдалось. Митрополит Сергий»312. И действительно, новый митрополит Московский старался сколько возможно оправдать это «ожидаемое», и самую вступительную проповедь свою к Московской пастве начав и окончив апостольскими словами: Братие, стойте и держите предания313. Так, например, кроме указанного выше, он восстановил прежнее общее пение духовенства при служениях в Большом Успенском Соборе; подобно Филарету, отнёсся к раскольникам, явившимся к нему с хлебом-солью по вступлении его на кафедру святителей Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и др. «Если вы, – сказал он им, – не хотите принять от меня благословения, какое у меня может быть общение с вами? Не могу принять от вас хлеба и соли»314. Резолюции его также отличались Филаретовскою сжатостию, основательностию, меткостию суждений и другими высокими качествами и, подобно резолюциям митрополита, заслуживали бы обнародования в руководство и назидание последующим поколениям.

Это последнее обстоятельство побуждает нас обратить внимание на значение и деятельность почившего Московского архипастыря, высокопреосвященного митрополита Сергия, вне пределов тех епархий, коими приходилось ему управлять. Уже при вступлении его на Московскую кафедру о нём в органе высшего церковного управления, в издаваемых при Святейшем Синоде Церковных Ведомостях, было сказано, что и на кафедрах Курской, Казанской, Кишинёвской и Херсонской «высокопреосвященный Сергий пользовался славою осторожного и мудрого правителя, благоговейного совершителя таин Божиих и ревностного проповедника слова Господня, человека высокого ума, обильных сведений, богатого жизненного опыта, строгой во всём меры, настойчивого труда и неослабной энергии. Всегда окружала его и в особенности сияет теперь слава питомца и сподвижника Филарета, носителя его духа и заветов»315. Уже тогда он стал быть вызываем часто и на более или менее продолжительное время в С.-Петербург для участия в заседаниях Св. Синода и для обсуждения важнейших вопросов высшего управления Российскою Церковию. Особенно же много потрудился высокопреосвященный Сергий в деле окончательного решения вопроса о духовно-учебной реформе 1884–1885 годов, быв назначен председателем учреждённого с сею целию в 1881 году комитета316. Эти заслуги в Бозе почившего архипастыря не только для тех епархий, которыми он управлял, но и для всей русской Церкви достойно оценены были в 1896 году с высоты Царского Престола по случаю священного коронования Их Императорских Величеств, во всех торжествах которого в Бозе почивший архипастырь принимал деятельное участие. Разумеем слова Рескрипта, которыми сопровождено было в 14-й день мая означенного года удостоение его лестной награды – бриллиантового креста для ношения на митре: «Ознаменовав долговременное деятельное и просвещённое святительское служение ваше в разных епархиях многочисленными и разнообразными трудами на пользу святой Церкви и отечества, вы и ныне, назидая с ревностною попечительностию вверенную вам паству словом и делом и охраняя дорогие Нашему сердцу предания церковной старины, являетесь достойным преемником приснопамятных предшественников ваших на святительской кафедре первопрестольного града Москвы. В совещаниях же Святейшего Синода просвещённою вашею опытностию и ревностным усердием вы приносите великую пользу делу высшего церковного управления»317.

В своё время говорили мы об учёно-литературной деятельности преосвященного Сергия. И не без основания мы вели речь об этом тогда. Ибо, сделавшись епархиальным архиереем, он уже не имел прежнего досуга заниматься учёно-литературными трудами. Даже и для дружеской переписки не доставало у него времени. Так, когда в 1862 году известный профессор А.В. Горский назначен был по представлению митрополита Филарета на должность ректора академии, то преосвященный Сергий писал ему из Курска от 15 декабря означенного года: «Приветствую вас со вступлением в новую должность и от полноты моего сердца, искренно вас уважающего и вам преданного, желаю, чтобы Господь вам помог проходить ваше новое служение с тою ревностию, какою горит душа ваша и которой требуют современные обстоятельства, и с тою великою пользою, которая так справедливо ожидается от вашей опытности и вашего учёного авторитета318. Вы жалуетесь в письме ко мне на своё молчание. Что до меня, я совершенно достоин того, что вы не пишете ко мне. Трудно найти человека, который бы менее меня любил переписку и меньше меня находил досуга для неё. Дела поглощают всё моё время, и я прошу у вас только снисхождения, чтоб вы не упрекали меня за моё молчание и не сочли его признаком уменьшения моей к вам глубочайшей признательности»319. Только один вид литературной деятельности не оставлял преосвященный Сергий и будучи в сане архиерейском, это – проповедь. Следуя слову апостола: аще благовествую, несть ми похвалы: горе же мне есть, аще не благовествую (1Кор. 9:16), преосвященный Сергий проповедание слова Божия почитал одною из важнейших и наиболее непременных обязанностей своего архипастырского служения и не преставал произносить проповеди до самой кончины своей, на что, как мы видели, и в Высочайшем рескрипте указано было. Проповеди его, которые он, по заповеди Апостола (2Тим. 4:2; сн. Тит. 1:9), произносил весьма часто при всяком удобном случае и которые отличались, с одной стороны, простотою, общедоступностию, а с другой – глубиною мысли, силою слова, сжатостию выражения и назидательностию, уже в 1870 году, по собрании их воедино, составили целый большой (стран. VII+678) том, изданный в Москве. С 1870 года и до самого последнего времени проповеди преосвященного Сергия стали печататься на страницах Душеполезного Чтения, быв печатаны в то же время и в местных органах духовной печати тех епархий, в которых святительствовал проповедник, как-то: в Курских Епархиальных Ведомостях, в Православном Собеседнике, издаваемом при Казанской Духовной Академии, в Кишинёвских, Херсонских Епархиальных и Московских Церковных Ведомостях, а равно и в некоторых других повремённых изданиях. Пред самым перемещением преосвященного Сергия на Московскую святительскую кафедру Одесское свято-андреевское братство, состоящее при Одесской духовной семинарии и имеющее целию укрепление в народе истинной православной веры и благочестия и ограждение его от пагубного влияния лжеучителей, издало снова все «Слова и речи архиепископа Сергия» в двух томах (Одесса, 1893 г. В большую осьмушку. Стран. VII+394; IX+397). В последнее время владыка Сергий даже и жаловался, что мало приготовляет нового для общего назидания верующих. «Себя осуждаю, – писал он в редакцию Душеполезного Чтения, в котором, кстати сказать, он всегда принимал самое живое участие, – за то, что только старое моё перепечатывается, а нового ничего к общему назиданию не приготовляю»320.

И учёно-литературная деятельность в Бозе почившего иерарха, и другие заслуги его Церкви и Отечеству издавна обращали на себя внимание и предержащей власти и общества. Кроме упомянутых раньше наград, преосвященный Сергий постепенно удостоен был и высших орденов: св. Анны 1 степени, св. Владимира 2 степени, св. Александра Невского с алмазными украшениями, бриллиантового креста для ношения на клобуке и, незадолго до возведения в сан митрополита, пожалования в члены Святейшего Синода (15 мая 1893 г.), а в 1896 году, как замечено было, он пожалован был бриллиантовым крестом для ношения на митре. С другой стороны, он избран был в звание почётного члена духовных Академий – Киевской, Московской и Казанской, Новороссийского университета, Славянского Благотворительного Общества и других учреждений.

Обращаемся к посильному описанию нравственного облика его, хотя некоторые черты его можно было видеть и из предшествующего.

В 1860 году декабря 30 в речи по наречении во епископа уже заметна и отмечена была в своём месте исповедь новонаречённого архимандрита Сергия.

Исповедь едва ли не всей жизни его можно находить в речи его, произнесённой в Троицком соборе Сергиевой лавры 23 сентября 1893 года, когда он впервые явился туда как настоятель её в сане митрополита Московского. Как путник, долго странствовавший по разным землям, наконец возвращается под кров родного дома, из которого некогда вышел, так и владыка митрополит Сергий после 30 с лишком лет пребывания на разных святительских кафедрах, возвращался в обитель преподобного Сергия, имя которого носил, как в родную, издавна знакомую, из которой он и вышел некогда. Поэтому тем задушевнее должна была быть речь его в ней, исповедь его. И она действительно такова. «Много лет тому назад, – так начал владыка речь свою, – вошёл я в эту обитель и водворился в учебной обители, находящейся в стенах её. Там я не только учился наукам, но и навыкал послушанию. Для меня было утешением быть в подчинении. Потом, чтобы лучше навыкнуть послушанию, я принял иноческое звание, и в этом самом храме, на этом месте неожиданно для меня наречено мне имя, которое недостойно ношу. Вскоре затем у этого престола я получил первую священную степень: был рукоположён в иеродиакона321. В этой святой обители в течение шестнадцати лет я находился в послушании у моих добрых незабвенных начальников, которым да будет вечная память. Не по своему хотению я вышел отсюда, но был выведен изволением Божиим. Прошло время послушания, и наступило для меня время начальствования. В нескольких епархиях мне пришлось быть пастырем словесных овец. Теперь если бы кто меня спросил: что легче – жить в послушании или начальствовать, то не только по учению святых отцов, но и по собственному опыту при всех, не обинуясь, скажу: легче быть подначальным, нежели повелевать. Был я послушником, исполнявшим мне повеленное с готовностию, и я был спокоен. В моих недоумениях я обращался к начальникам и к архипастырю322. При моих ошибках получал наказания, как их исправлять. Малое стадо, мне вверенное, юношество учащееся, шло за мною, и мы под общим руководством начальствующих вели жизнь безмятежную. Но когда пришло время повелевать – я почувствовал себя одиноким: не у кого мне было спрашивать советов, другим надобно было их давать; никто меня не предупреждал, как должно было действовать, надобно было других вразумлять. Ныне призванный руководить здешнюю паству, я чувствую бремя более тяжким, потому что к нему присоединяется ещё и управление этою великою обителью. В сём затруднении повергаю себя в настоятельство тому, кто первый здесь возрастил многих чад послушания, кто в течение пяти веков настоятельствует в сей обители. Ему возвещаю печаль мою, от него требую помощи таинственного наставления, как мне действовать323. Достоин подражания дух его кротости, которым он и строптивых обуздывал; любезен моему сердцу дух той простоты, в которой он жил; вожделенен дух его совета, силою которого он давал вразумления не только своим ученикам, но и лицам высоким в обществе»324. Итак, во дни послушания, то есть, в те двадцать лет (1840–1860), которые владыка Сергий первоначально провёл под сению обители преподобного Сергия, он воспитывал свой ум, характер и своё сердце для времени более самостоятельной начальственной деятельности, как бы заботливою рукою собирал в своё сердце и душу то, что после (в 1861 и дальнейшие годы) должен был щедро раздавать, расточать другим, нуждающимся.

Какие же плоды послушания воспитало, возрастило в себе это чадо послушания, этот новый, один из многих ученик преподобного Сергия?

Первее всего, это – «дух кротости», плод истинного «смирения»325 по примеру великого пустынножителя, преподобного Сергия. Этому высокому качеству души особенно удобно было научиться в строгой школе Филарета, так беспощадно бичевавшего всякое самомнение, всякое проявление гордыни и, наоборот, так высоко ценившего смирение, как мы видели это в своё время и на письме митрополита Филарета к преосвященному Сергию по вступлении последнего в должность ректора академии. Хотя эта должность была и начальственная уже, однако и в ней мудрый святитель Московский желал видеть продолжение периода послушания и подчинения, а не повелевания и начальствования безусловного. И преосвященный Сергий оказался настоящим верным послушником, научился вполне смирению, которое постоянно отличало его и после, в годы архиерейства, как о том свидетельствовало, например, сказанное в речи протоиерея Краснитского при прощании его с Курскою паствою и которое между прочим выражалось в том, что он, как мы замечали в своё время, не любил ни того, чтобы восхваляли его, ни того, чтобы снимали с него портреты326. Духу кротости и смирения не противоречила и та наружная величавость и строгость, которою он окружал себя. Справедливо было сказано, что «нередко он был более грозен в своих речах, чем строг в мероприятиях, и многие принимали его святительскую величавость за неприветливую суровость327. Строг же он был в действительности только в тех случаях, когда, с одной стороны, видел проявление злой воли, а с другой – прямое нарушение долга и закона. Более же всего он был строг к себе самому. К другим же он был и приветлив, и ласков и, когда оказывалась надобность, снисходителен, например, к людям, случайно провинившимся. Эта ласковость, приветливость почившего, без сомнения, никогда не выйдет из сердца и памяти тех, кто имел счастие пользоваться его мудрой и назидательной беседой. Дух кротости выражался и в том невозмутимом спокойствии, в каком он всегда умел держать себя и с каким встречал отношения к себе самые неблагоприятные, выслушивал речи, способные привести в раздражение человека самого спокойного.

Любезен был его сердцу и дух простоты, в которой жил преподобный Сергий. Кто знал его обстановку и видал его самого в этой обстановке, тот согласится, что «не любил он пышного блеска и роскоши чертогов предпочитал простую, скромную обстановку иноческой кельи. Не любил он дорогого платья, предпочитал ему лепоту священных одежд, говоря, что красота их ткани способствует благолепию церковной службы и относится не к нему, в них облачённому, а ко Господу»328. Простота же выражалась и в прямоте его характера, с какою он открыто высказывал свои мысли, убеждения и решения не только подчинённым, но и лицам всякого звания и состояния, даже иномыслящим в религиозном отношении, как, например, это было менее чем за год до его кончины при посещении России архиепископом Йоркским В. Маклаганом. Сопровождавший последнего англичанин Биркбек, бывший вместе с архиепископом Йорскским и у митрополита Сергия, вполне верно оценил эту черту характера владыки Московского и в связи с другими впечатлениями от личности последнего так изображает эту личность в журнале «Гардьен». Сказав вообще о благолепии православного русского богослужения, англичанин замечает, что это естественное, чуждое всякой искусственной аффектации благолепие с неподражаемою силою выразилось в личности Московского митрополита Сергия. «Находится ли он, – писал г. Биркбек, – среди блеска первосвященнического служения, или обращается с словом к пастве, или председательствует за своим гостеприимным столом, или занят частным разговором, у него всегда заметно то же приятное сочетание естественного достоинства и чуждой всякой аффектации простоты. Принадлежа, как хорошо известно в России, к старой школе русских богословов и глубоко проникнутый преданиями великого Филарета Московского, одним из отличнейших учеников которого он был, он не скрывает своего чуждого всяких компромиссов отношения ко всем западным вероисповеданиям – к великой латинской общине или к тем общинам (в одно и то же время – её порождениям и её соперницам, как он смотрит на них), которые отделились от неё в XVI веке. При таких обстоятельствах его большая богословская учёность вместе с его весьма значительным знакомством с различными вероисповеданиями запада и их слабыми пунктами делает его несколько страшным в разговорах богословского свойства, в которые он сам, не пытаясь принуждать к ним своих гостей, всегда готов вступить, если желают того. И однако я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь уходил после этих рассуждений с чувством раздражения или недовольства. Его слова, даже когда вы наименее согласны с ним, всегда достойны запоминания и оставляют по себе не менее приятное впечатление, как и та ласковая добрая улыбка, которою они сопровождаются. Как бы ни мало такие лица были пригодны для того, чтобы принимать на себя руководительство в том прогрессивном движении касательно общих судеб христианского мира, для которого, по-видимому, божественный Промысл готовит русскую церковь, однако поистине для России будет чёрным тот день, когда переведутся в ней иерархи этой школы»329.

Последние слова иностранца невольно побуждают, особенно каждого из нас, русских, с благоговейным вниманием и уважением относиться к таким архипастырям, каким был в Бозе почивший владыка Сергий. Вместе с тем свидетельство того же иностранца открывает вид на другие стороны личного характера почившего – на его ум, волю и сердечность. Это был ум строго дисциплинированный в школе доброго старого времени, находившийся в полном послушании вере и тем правилам и началам, какие заложены были в основание деятельности почившего в означенной школе, – ум светлый, проницательный, самостоятельный, обогащённый к тому же обширною богословскою учёностию, что и делало его «несколько страшным в разговорах богословского свойства». Каждое свое слово и действие почивший архипастырь строго взвешивал и обдумывал наперёд. «Я всегда предварительно обдумываю не только мысли, но и форму выражения их, когда собираюсь что-либо говорить в храме», – говорит он, например, о проповедях своих330. Или «я всякому делу прежде всего предъявляю препятствия», – говорил он ещё о действовании331. В соединении с приобретённою годами опытностию этот ум являлся у почившего святителя мудростию, обнаруживавшеюся особенно в решении каких-либо сложных и спутанных вопросов. «Как мудро и как скоро решал он самые запутанные вопросы одним или двумя словами, – говорил о нём человек, стоявший к нему близко за последние четыре года. – Да вы вот так-то поступите или так-то сделайте. И для вас ясно становилось тёмное дело, и вы дивились, как это вы сами не догадались, как это сами не поняли: так просто дело являлось теперь»332. Убеждения в этом уме укладывались прочно, непоколебимо. Почивший чужд был всяких компромиссов, уступок, коль скоро он убеждён был, что должно было поступить так, а не иначе. Это особенно дорогая черта ныне, когда для Церкви представляются опасности не столько от внешних, открытых, сколько от внутренних, тайных врагов, когда многие обещают ей многое, но только непременно под условием каких-нибудь уступок из вековечных устоев Церкви, чтобы тем облегчить, например, присоединение к православию раскольников или представителей инославных исповеданий. «Высокопреосвященный Сергий обладал тою единоспасающею православною церковностью, которая предохраняет пасомых от всяких и явных, и скрытых опасностей. Он был глубоко проникнут верой в вечную истину святой православной Церкви, где ничего нельзя ни прибавить, ни убавить без искажения целой истины. Подобно митрополиту Филарету, он хранил церковность, как святыню»333. Поэтому же он не любил делать исключений из общего правила, которому неуклонно следовал. На просьбы сделать что-либо такое в виде исключения он отвечал: «Не знаю, кому и когда следует делать изъятия, а потому и не делаю их»334. Всё это свидетельствовало в то же время и о силе, твёрдости воли в почившем. Но мы упомянули и о сердечности его. Вполне признавая в нём несокрушимость убеждений и непоколебимую силу воли, многие считали его, как и митрополита Филарета, человеком бессердечным. Жестокая ошибка как в отношении к тому, так и в отношении к другому. О митрополите Филарете в этом отношении мы говорили в своё время и в своём месте335. Теперь у нас речь о митрополите Сергии.

Кто знал его ближе, тот знал и то, какое нежное любящее сердце скрывалось за оболочкою сурового вида старца-архипастыря. Не говорим уже о нежной сыновней привязанности его к матери своей, о любви его к многочисленным, по большей части бедным родным, которым он щедрою рукою благотворил, будучи сам, как истинный монах, вполне нестяжателен336. Но не можем не сказать в доказательство его сердечности о благотворительности его к бедным и нуждающимся вообще. Помимо раздачи милостыни бедным и337 помимо упомянутых нами раньше благотворений, почивший архипастырь оставляет по себе несокрушимые памятники своего отзывчивого на нужды других сердца своей широкой благотворительности в двух учреждениях в Туле и в Москве. Разумеем устройство школы-приюта с храмом при них для бедных детей всех сословий в Туле, близ того места, где родился почивший владыка, с одной, и предположенный к устройству по предсмертной воле владыки в Москве приют для неизлечимых больных – с другой стороны.

Побуждения к устройству благотворительного учреждения в г. Туле, цель его и другие стороны этого доброго дела лучше всего раскрывает речь самого митрополита Сергия, сказанная 19 июля 1896 года пред закладкою храма в этом сиротовоспитательном заведении в присутствии множества народа в Успенском соборе г. Тулы. Вот эта речь, во всех отношениях знаменательная и особенно в отношении к оценке сердечности почившего владыки:

«Тула мне родной город. И где я ни был, я никогда не забывал этого города. Здесь я родился, здесь крещён, здесь я провёл и детство, и отрочество, и юность. Тот край города, в котором я воспитался в доме родительском, был тогда царством нищеты. Зрелище этой нищеты, нередко и беспомощного сиротства всегда так сильно поражало меня, что и в позднейшие годы моей жизни, когда я уже надолго должен был оставить мой родной край, не переставало живо вспоминаться мне. И у меня ещё в раннюю пору моей жизни предносилась мысль о том, как бы помочь этой бедноте. Когда ещё не было никакой надежды, что Бог даст мне на это средства, я не переставал задумываться над этим вопросом. Воспоминаний о моей родной семье, о родительском доме, о летах моего детства и юности я не мог отделить от воспоминаний об окружавшей родной мой дом нищете. Иной раз как будто слышишь тот плач сирот, идущих за гробом своего отца, который нередко приходилось слышать близ родной церкви, плач малолетних детей, которые плачут, вот как это дитя338, ещё далеко не понимая того несчастия, которое ожидает их. Все эти воспоминания питали и поддерживали давно зародившуюся во мне мысль о благотворительном учреждении для бедноты и сиротства моего родного края. Когда мои средства стали увеличиваться, мысль моя уже созрела в определённый для сего план339. Если жизнь есть дар Божий, то и родина, где Господь даровал мне жизнь, для меня всегда была столь же драгоценным даром. Благодарю Господа, что я родился в Туле. Побуждаемый же этим чувством благодарности, я всегда желал воздать за все дары Божии преимущественно благотворениями моей родине. Я решился употреблять мои средства меньше всего на себя, но больше на мою родину, на мою родную семью и ещё больше потом на бедность и сиротство, о которых сохранились у меня столь живые воспоминания. Я желал при этом следовать строгому – можно сказать, грозному – наставлению Апостола: аще кто о своих, паче же о присных не печется… невернаго горший есть340. Под присными Апостол разумеет близких по родству или по каким-либо другим отношениям. При воспоминании о присных на моей родине мне припомнилось одно никем не населённое, никому не нужное место там, на краю города, которым я и желал воспользоваться, чтобы в самой глубине этой области нищеты устроить дом воспитания сиротствующих. Добрые граждане Тулы уступили мне это место, и уже устроился сиротовоспитательный дом для той окраины, начинается постройка храма для воспитывающихся сирот. Вот что и было причиною моего настоящего прибытия в этот город. Я прибыл сюда, чтобы видеть, что здесь построено, – не для горделивого самоуслаждения, но для того, чтобы видеть, что ещё нужно построить или сделать для жилища и для воспитания сирот. В собравшемся в таком множестве желавших меня встретить я вижу любовь и сочувствие ко мне со стороны жителей родного мне города. Но и моё настоящее прибытие в Тулу пусть будет явным свидетельством непрестающей любви моей к этому городу. Живя вдали от родного города, я всегда с радостию встречал у себя посетителей, приезжавших из Тулы, не только родных, но даже и незнакомых. Я всегда расспрашивал о жизни Тульских жителей, лучше ли прежнего их христианские нравы, как они относятся к своим приходским церквам, и слышал от них утешительные сведения. И теперь, проезжая по Туле, я видел некоторое подтверждение этим сведениям: внешний вид городских церквей теперь значительно лучше того, что он был прежде»341.

Место, избранное почившим архипастырем для сиротовоспитательного учреждения и уступленное ему Тульским городским обществом, находится на окраине заречной части города, в конце так называемой Миллионной улицы, невдалеке от той церкви (Пречистой, что в Гончарах), при которой родился и воспитался владыка. Оно представляет продолговатый четвероугольник приблизительно в 3125 квадр. саж. и ныне, кроме законченных раньше двух корпусов для общежития сирот, церковно-приходской школы и проч. и некоторых других помещений, имеет уже почти законченную строением и внутренним благоукрашением Церковь342, так что можно сказать: да узрят нищии и возвеселятся (Пс. 68:33)343.

Что касается другого, имеющего быть в Москве благотворительного учреждение, т. е. приюта для неизлечимо больных, то здесь чувство, руководившее благотворителем, равно так же трогательно уже по тому одному, что оно было, можно сказать, предсмертным выражением его любви к людям, действием его сострадательного сердца. Испытав на себе самом тяжесть давно томившего его недуга – сердечной жабы344, он не хотел умереть, не доставив себе духовного утешения – осчастливить страждущее человечество означенным учреждением, и лишь за несколько часов до кончины подписал проект устава этого учреждения, вручив кому нужно и потребную для сего сумму денег345. Приют рассчитан на 100 человек духовного и других сословий из жителей Москвы, Московской и отчасти Тульской епархии, с церковью при этом приюте. В настоящее время идут приготовления к осуществлению доброй мысли почившего владыки о сём приюте.

Как при Тульском сиротовоспитательном заведении, так и при Московском приюте для неизлечимых больных в Бозе почившему благодетелю-владыке непременно желалось видеть и церковь, храм Божий, очевидно, для того, чтобы с благодеянием по удовлетворению телесным нуждам соединено было и благодеяние для души, с временным – вечное346. Подобно митрополиту Филарету, митрополит Сергий придавал особенное значение устроению и благоустройству храмов Божиих и с любовию всегда спешил сам принять участие в освящении их. При этом в проповедях своих он развивал мысль, что всякая жертва на доброе дело имеет своё значение, но нет выше жертвы, как жертва на дом Божий, вносящий благодать, мир, любовь и радость в сердце человечества. «Воздевая руки горе, он приходил в восторженное умиление от благолепия вновь устроенных храмов, благословлял строителей иконами, призывая на них небесное благословение, и нередко, подобно Филарету, удостоивал их дома личным посещением, отечески лаская и благословляя всю их семью»347. Этим объясняется и особенное внимание, какое оказывал он лицам, не щадившим своих средств на дела благотворения вообще и устроения храмов Божиих в особенности348.

Наконец, то самое, что в Бозе почивший владыка, по мере того, как постепенно угасал светильник его телесной жизни, тем большим воспламенялся желанием оказать благодеяние страждущему человечеству, ясно свидетельствует, какою любовию к последнему горело сердце его – любовию не земною, вечною, истинно христианскою, объединяющею в любви к ближнему и любовь к Богу, по слову Писания (Ин. 4:20–21), и как глубоко проникнут он был мыслию, что благотворяй, от Бога есть, а злотворяй, не виде Бога (3Ин. 1:11). Ибо о благотворящем сказано и другое, не менее утешительное слово Писания: расточи, даде убогим: правда его пребывает в век века: рог его вознесется в славе (Пс. 111:9).

Принимая во внимание всё вышеизложенное о почившем святителе, до конца жизни своей твёрдо устоявшем на высоте своего положения, – истинного архипастыря и человека-христианина, так что ни разу не запнулись при этом стопы его, нельзя не пожалеть глубоко о том, что его теперь уже нет на страже дома Израилева, т. е. Церкви Российской. Не напрасно и с высоты Царского престола изречено было о нём такое слово: Глубоко сожалею о кончине этой почтенной и светлой личности. Большая потеря для нашей Церкви, а также для Москвы349.

Своё магистерское сочинение О поминовении усопших почивший архипастырь заключил словами св. Иоанна Златоуста: «Потщимся, сколько возможно, помогать усопшим вместо слёз, вместо рыданий, вместо пышных гробниц нашими о них молитвами, милостынями и приношениями, дабы таким образом и им, и нам получить обетованные блага»350. Ввиду означенной потери и нам, ещё живущим на земле, ничего более не остаётся, как со всем усердием исполнять сию заповедь св. Иоанна Златоустого по отношению к усопшему святителю Сергию и молить Пастыреначальника – Христа, чтобы Он воздвиг и воздвигал возможно более таким мудрых, неусыпно бодрых, строгих и вместе милостивых стражей и архипастырей в нашей Церкви, каким был почивший святитель.

* * *

1

Письмо, доселе не изданное, к составителю настоящего очерка. Далее в письме и говорится: «Это была причина, что я удержал вашу статью с биографическими обо мне подробностями» Статья эта была заготовлена для академического журнала «Богословский вестник» по случаю вступления высокопреосвященнейшего Сергия на кафедру Московской митрополии и озаглавливалась так: «Новый митрополит Московский», но вследствие вышеозначенного мнения владыки не была напечатана.

2

См. Московские Ведомости 1894 г. № 161. Заявление это сделал по поручению владыки кафедральный протоиерей А.И. Соколов. Оно гласит так: «Газеты возвещают о пятидесятилетней служебной деятельности высокопреосвященнейшего митрополита Сергия. День для празднования своего юбилея его высокопреосвященство отказался назначить, самое празднование отклонил» и т. д. Равным образом и вообще не любил он приветственных себе речей, содержащих похвалы. Так, он отклонил произнесение подобной речи при вступлении на Кишинёвскую паству в 1888 году. См. Кишинёвские Епархиальные Ведомости за 1883 г. № 13. Так же поступал он и на других епархиях, в которых был архиереем.

3

Псалтирь с возследованием, месяц авг. 15.

4

См. Слова и речи Сергия, архиепископа Херсонского и Одесского, т. I, стр. 326. Издание Одесского Свято-Андреевского братства. Одесса. 1893 г. Слово это перепечатываемо было потом и в других изданиях. См., напр., в Московских Церковных Ведомостях за 1894 г. № 11. Первоначально же напечатано было оно в Кишинёвских Епархиальных Ведомостях за 1888 г. и в Душеполезном Чтении за 1889 г. ч. III, стр. 84–88.

5

Приложенный при сей книжке портрет есть фототипия с портрета, писанного художником Барташевичем без ведома Митрополита Сергия: художник в продолжение полугода являлся на каждое Богослужение, совершаемое Митрополитом, и, оставаясь в толпе народа, принимавшего благословение, запоминал черты лица святителя и потом, возвратясь домой, наносил их на полотно. Так написан был этот единственный портрет, верно передающий выразительный лик святителя. Подлинник его приобретён в собственность Троицкой Сергиевой Лаврой и украшает митрополичьи кельи в оной.

6

Как этими сведениями о родителе почившего архипастыря, так и многими другими ниже сообщаемыми подробностями о родных почившего владыки и о самом владыке мы обязаны современнику почившего, доселе здравствующему и состоящему по выходе в отставку с духовно-учебной службы председателем Тульского Общества взаимного страхования Н.С. Дружинину (которому и приносим за сие глубочайшую благодарность), воспитаннику XV курса (выпуска 1846 года) Московской духовной академии, учившемуся и в Туле, и в академии одновременно с митрополитом Сергием и хорошо знавшему его и родных его.

7

См. Тульские Епарх. Ведомости за 1864 г., т. I, ч. неофиц. стран. 362.

8

П.С. Ляпидевский в 1832 году, по окончании Московской духовной академии со степенью магистра, определён был на должность профессора Казанской духовной семинарии, из которой чрез год перемещён был на таковую же должность в Вифанскую семинарию, а 13 сентября 1835 года, по увольнении от духовно-учебной службы, в Бозе почившим митрополитом Филаретом произведён был во священника в Москву и состоял сперва у Воскресенской в Кадашеве, а потом (с 20 сентября 1838 г.) у Скорбященской церкви, при которой и скончался.

9

Слово – о благообразии и благочинии в церковной жизни – в день празднования 50-летия службы о. благочинного протоиерея П.С. Ляпидевского, сказанное протоиереем В.П. Нечаевым (ныне преосвященнейшим Виссарионом, епископом Костромским). См. Душеполезное Чтение 1882, III, 165.

10

Т. е. Скорбященского, в Москве.

11

Протоиерей П.С. Ляпидевский уже с 1847 года назначен был помощником благочинного, а с 25 мая 1858 года и благочинным и был в этой должности до 30 июня 1889 года, когда за старостию уволен был от этой должности.

12

Душеполезное Чтение 1882, III, 165–166.

13

Вопрос иной – о степени влияния П.С. Ляпидевского на его племянника Н.Я. Ляпидевского. Мы здесь говорим лишь о фамильных чертах Ляпидевских. Быть может, П.С. Ляпидевский, как уроженец того же города Тулы, как учившийся до 1828 года в Тульской духовной семинарии и как близкий родственник дома Каркадиновских, живший и воспитывавшийся на их средства, поначалу и помогал урывками начальному и среднему образованию Н.Я. Ляпидевского, но о более сильном и значительном влиянии здесь не может быть и речи. Это же подтверждает и упомянутый выше достопочтимый Н.С. Дружинин.

14

Эту же фамилию имел и средний брат в Бозе почившего владыки Московского Александр Яковлевич, бывший чиновником и уже давно скончавшийся, но уже младший его брат Николай Яковлевич (также чиновник в отставке), доселе здравствующий, родившийся после того, как владыка пострижен был в монашество, и таким образом получивший его мирское имя как бы взамен переменившего мирское имя монашеское брата его, в силу известного последовавшего в конце царствования Императора Николая I указа имеет фамилию родителя – Каркадиновский. Кроме этих братьев у почившего владыки было 6 сестёр, из которых 4 и доселе здравствуют (2 вдовы, а у 2-х и супруги-протоиереи здравствуют).

15

Помянутый выше Н.С. Дружинин, который, по его собственным словам, «отстал от него (т. е. высокопреосвященнейшего Сергия) в училище. Когда нужно было переходить в семинарию, – говорит Н.С., – я сломал себе руку, упавши с лошади, и поэтому остался на другой курс в 4-м классе училища. Таким образом я шёл за ним, а не рядом, но знал его, пожалуй, лучше других, потому что он жил у Пречистой, а я у дяди у Вознесенья. Оба за рекой, оба удалённые от семинарии и семинарских квартир. Я часто бывал в него в доме, иногда и он заходил ко мне».

16

Кстати, когда П.С. Ляпидевский был профессором Вифанской духовной семинарии (т. е. в 1833–1835 гг.), тогда и Н.Я. Ляпидевский учился там же, но только один первый год семинарского образования, а потом опять перешёл в Тульскую семинарию.

17

I.I., протоиерей заграничной придворной православной церкви в Штутгарте, скончавшийся 5 января 1895 года.

18

Вл. Гр., скончавшегося в сане протоиерея Московской Трифоновской церкви в 1881 году 9 марта.

19

Мих. Ив., в монашестве Андрея, скончавшегося 30 мая 1868 г. в сане епископа Муромского.

20

Сообщено Н.С. Дружининым. Предпочтение же Ляпидевского Поспелову можно объяснить как тем, что Н.С. Делицын нашёл Ляпидевского лучшим Поспелова, как ученика семинарии, по успехам, которые мог видеть в сочинениях того или другого и на устных экзаменах, так и тем, что, согласно сообщению того же Н.С. Дружинина, к семейству Каркадиновских очень расположен был тогдашний инспектор Московской духовной академии архимандрит Евсевий (в мире Евфимий Поликарпович Орлинский), скончавшийся в 1883 году в сане архиепископа Могилёвского, товарищ не только по академии, но и по семинарии П.С. Ляпидевского, пользовавшийся родственным приёмом в доме Каркадиновских и потому дружественно расположенный и к нему, и к ним. Он, быть может, и обратил особенное внимание ревизора на Н.Я. Ляпидевского, к которому затем и в академии имел особенно внимание и расположение.

21

Впрочем, Поспелов и сам, как талантливый, выдвигался из среды других воспитанников. Он кончил курс академии в числе магистров из 27-ми 15-м. И поступил в академию также высоко. А надобно заметить, что весь курс их (XIV-й) был довольно большой, простирался почти до 60-ти человек.

22

Эти последние сведения, очевидно, взяты из семинарского аттестата Н.Я. Ляпидевского. В этом отношении тут же о Вл. Гр. Назаревском замечено: «способностей отлично хороших, прилежания неослабного, поведения очень честного», а о М.И. Поспелове: «способностей превосходных, прилежания постоянного и поведения весьма честного».

23

Т. е. доказательство бытия Божия нравственное, от признания его и язычниками.

24

Архимандрит Филарет (Гумилевский), скончавшийся в 1866 году в сане архиепископа Черниговского.

25

Такая отрывочная и даже более сокращённая форма выражений является в самых бумагах (списки) Ф.А. Голубинского, писанных, очевидно, на самых экзаменах.

26

Эти заметки писаны рукою А.В. Горского († 1875).

27

Относительно Назаревского замечено: «оч. хорошо. Своё изложение; слог свободный и вместе твёрдый. знание латин. языка хорошее. К 1-му разряду». Относительно Поспелова: «оч. хорошо. Мысли дельные, свои. Изложение свободное, развязное, довольно живое. Языком владеет. Знание лат. языка оч. хор. К 1-му разр.» В списках среди бумаг Ф.А. Голубинского.

28

Творений св. отцов в русском переводе с прибавлениями духовного содержания, издан. при Московской духовной академии с 1843 года (Начало положено ещё в 1841 году).

29

Из письма П.С. Дружинина к составителю настоящего очерка. Письмо, конечно, не издано.

30

По-русски писавшими это сочинение у Ф.А. Голубинского отмечены только 11 человек (в том числе А.О. Ключарев), но Н.Я. Ляпидевский по-латыни его написал.

31

Все студенты, писавшие это сочинение, разделены Ф.А. Голубинским на пять разрядов: написавших «очень хорошо» (10 чел.), «хорошо» (тоже 10 ч.), «довольно хорошо» (25 ч.), «порядочно» (15 чел.) и «слабо» (остальные).

32

В числе таковых же лучших значатся и А.О. Ключарев и М.И. Поспелов, а В.Г. Назаревский отнесён уже ко второму разряду (написавших «хорошо»).

33

Бывшего ректором Московской академии с 1842 г. по 1846 г.

34

Слова Н.С. Дружинина.

35

В то время святитель Филарет вместе с духовником своим, наместником Лавры архимандритом Антонием († 1877), полагал основание Гефсиманскому скиту близ Лавры.

36

См. о сём № 55 дел внутреннего правления Моск. дух. академии за 1844 год. Из этого же № дел архива академического видно, что 20 июля же был рукоположён в иеромонаха ранее Сергия постриженный товарищ по академии иеродиакон Андрей Поспелов, земляк о. Сергия, уже известный нам из прежнего.

37

№ 72 дел внутреннего правления Моск. дух. академии за 1844 г. Вместе с сочинением о. Сергия лишь немногие ещё сочинения его товарищей разрешены были к напечатанию на казённый счёт. О них см. у о. С.К. Смирнова в «Истории Моск. дух. академии», стран. 240, 241. Москва, 1879.

38

№ 6 дел конференции Моск. дух. акад. за 1844 г.

39

Впоследствии епископ Симбирский, сконч. в 1888 г.

40

Впоследствии епископу Смоленскому, сконч. в 1869 г.

41

№ 8 дел внутр. Правл. Моск. дух. академии за 1844 г.

42

Эта запись ведена была теперешним профессором Московской духовной академии Д.Ф. Голубинским, которому и почитаем долгом принести глубокую благодарность за пользование сею записью.

43

В упомянутом не раз (неизданном) письме Н.С. Дружинина к составителю настоящего очерка.

44

См. стран. 386 тома I автобиографических записок преосвященного Саввы в декабрьской книжке Богословского Вестника за 1897 г.

45

Это место письма, как печатанное ещё при жизни владыки – митрополита Сергия, было опущено при печатании. Оно в подлиннике письма прямо следует за словами о ректоре академии. Подлинник письма, как и всех автобиографических записок преосвященного Саввы, наследником последнего московским священником Г.Ф. Виноградовым пожертвован в библиотеку Московской духовной академии.

46

№ 6 дел конференции Моск. дух. академии за 1845 г.

47

№ 7 дел конференции Моск. дух. академии за 1846 г.

48

№ 44 дел внутреннего Правления той же академии за 1847 г.

49

Боголюбова, скончавшегося в 1866 году в сане архимандрита и настоятеля Макариевского Желтоводского монастыря.

50

№ 44 дел внутреннего Правления Моск. дух. академии за 1848 г. Сравн. Письма митр. Филарета к архиепископу Алексию, стран. 29. Москва, 1883 года.

51

Об этом см. в том же № дел. А в № 62 идёт дело и о сдаче книг библиотеки академической о. Сергием о. Леониду.

52

№ 9 дел конференции Моск. дух. академии за 1848 г.

53

Этими тремя членами, составлявшими в рассматриваемое время Московский духовно-цензурный комитет, были: ректор Вифанской духовной семинарии архимандрит Евгений и профессора Московской духовной академии протоиереи Феодор Александр. Голубинский и Пётр Спир. Делицын.

54

Сахарову-Платонову, ранее упомянутому.

55

Т. е. пред тогдашним Духовно-учебным Управлением при Св. Синоде.

56

Все эти подробности можно видеть в упомянутом № 9 дел конференции за 1848 год. Под формой присяги о. Сергий подписал своеручно так: «По сей форме присягу принял на должность члена Комитета для цензуры духовных книг академии инспектор иеромонах Сергий».

57

Письма митр. Моск. Филарета к архиеписк. Тверскому Алексию, стран. 108. Москва, 1883.

58

См. о сём в № 28 дел внутреннего правления академии за 1848 г.

59

№ 77 дел внутреннего Правления Моск. дух. академии за 1848 г.

60

Там же.

61

Там же.

62

Там же.

63

№ 78 тех же дел и за тот же год.

64

Там же.

65

1848 год был и выпускной, и приёмный год в Московской духовной академии, и Богданов приехал было сюда держать приёмные экзамены.

66

№ 78 дел внутреннего Правления Моск. духовн. академии за 1848 год.

67

См., напр., № 39 дел того же Правления за 1851 год – все донесения; также № 38 за 1852 г. и др.

68

Николай Астров, окончивший курс с званием действительного студента в 1850 году.

69

№ 54 дел внутр. Правления за 1850 г.

70

Там же. 1850-й год опять, как чётный, был выпускной и приёмный в Московской духовной академии, почему и несколько позже было в этот год начало учения в ней.

71

Он был родом из Быстрицкого погоста Гороховского уезда Владимирской губернии.

72

Впоследствии архиепископу Тверскому, вышеупомянутому, происходившему родом также из Владимирской губернии.

73

Автобиографические Записки преосв. Саввы под заглавием «Хроника моей жизни» за 1850 г. (т. I), стран. 437–438. Москва, 1898 г. Печатаются в приложении к Богословскому Вестнику.

74

Почему эти стипендиаты и получали в добавление к своей родовой фамилии ещё фамилию Платонова, каковы: Побединский-Платонов, Гиляров-Платонов, Кудрявцев-Платонов, Горский-Платонов и другие.

75

Новый Платоник имел ближайших родных в Посаде, и там-то собрался в настоящем случае товарищеский кружок.

76

Этот питомец кончил курс 5-м магистром и после был известным профессором воспитавшей его академии, пользуется заслуженною известностию в учёном мире и вне академии.

77

Левашев кончил курс со степенью кандидата в 1856 году.

79

Занимавшийся в то время описанием славянских рукописей Синодальной библиотеки.

80

Быть может, А.В. Горский, как сам Костромич по происхождению, желал знать о Левашеве и писал о том о. Сергию, а может быть, и от имени о. ректора он наведывался у о. Сергия о Левашеве, наделавшем много хлопот академическому начальству.

81

Архимандрита Алексия (Ржаницына).

82

Письмо не издано. Хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Московской духовной академии. Годовой даты на нём нет. Означено только 23 число апреля. Но, судя по тому, что в конце его говорится о присылке определения Св. Синода касательно рассмотрения лекций опытной психологии, составленных профессором Главного Педагогического Института о. Солярским (что именно было в апреле 1853 года, как видно из № 12 дел конференции за этот год), мы с несомненностью относим его к 1853 году.

83

Автобиографические Записки преосв. Саввы т. I, стран. 437. Москва, 1898 г.

84

Дела Цензурного Комитета с отчётами ежемесячно восходили на усмотрение конференции, которая в свою очередь представляла их на благоусмотрение митрополита Филарета, и за этим строго и зорко следившего.

85

В № 3 дел конференции Моск. дух. академии за 1848 г. в отчёте Ценз. Комитета за месяц ноябрь.

86

№ 6 тех же дел за 1851 год. Всё предложение написано рукою письмоводителя и только подписано собственноручно митрополитом Филаретом. Его же рукою приписано в конце «Книга прилагается».

87

В самом объяснении о. Инспектора к сему ещё добавлено: «для которой (т. е. цензорской должности) тогда я не успел ещё приобрести надёжной опытности». Объяснение собственноручное.

88

Судя по тому, что объяснение конференции к 22-му декабря 1850 года изготовлено было, особенно в отношении к 2-му пункту, как видно из показанного выше № дел, в ином виде, нужно думать, что митрополит сначала не удовлетворился этим объяснением и только уже в переделанном к 6-му февраля 1851 года виде принял его.

89

№ 6 дел конференции Моск. дух. академии за 1851 год. Дело это доселе было совершенно неизвестно в печати.

90

Дел Московского духовно-цензурного Комитета за 1853 год № 19. Подробности дела со стихами «Молитва при кресте» можно читать в статье о преосвященном митрополите Сергии, помещённой в Богословском Вестнике за 1898 г., кн. 2 (февраль), стр. 244–246, отд. III.

91

№ 4 дел конференции Моск. дух. академии за 1851 год.

92

Подлинник письма, который мы имели под руками, хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Московской духовной академии в числе писем митр. Филарета к митр. Сергию.

93

Там же.

94

См. эти Четии-Минеи за месяц декабрь, стран. 213. Москва, 1837 г. славянской печати.

95

Как принимавший участие в пропуске Жития в печать, митроп. Филарет, по отпечатании Жития получив его в дар много экземпляров, из которых несколько послал и в Лавру Сергиеву. См. Письма митр. Филарета к архим. Антонию, ч. III, стр. 307. Москва, 1883 г.

96

Письма митр. Филарета к архим. Антонию, III, 309. Москва, 1883 г.

97

Там же, стран. 310.

98

№ 2 дел конференции Моск. дух. академии с отчётами Цензурного Комитета за 1855 год. Отчёт за январь под № 3.

99

Например, в № 4 дел конференции за 1849 год в отчёте Цензурного Комитета за месяц апрель о рукописи (под № 14) «Описание Нижегородского кафедрального Спасо-Преображенского собора, составленное протоиереем оного магистром Иоанном Лебединским», которое в рукописи читать поручено было о. Сергию, прямо сказано: «Сия рукопись по исправлении оной цензором применительно к 207 стат. Устава о цензуре пропущена к напечатанию». Подобно же было и в других случаях. С другой стороны, внимательность и осторожность о. Сергия в рассмотрении и одобрении рукописей усматривается, например, хотя бы в том, что в проповедях разных лиц (как-то: Кунгурского священника Евгения Попова, Шуйского протоиерея Иоанна Субботина в 1850 году и др.) он одобрял к печати не все, а только лучшие, и под. № 4 дел конференции за 1850 г. и др.

100

Сравн. нашу актовую речь «К истории изучения греч. языка и его словесности в Моск. дух. академии», стран. 44, примеч. 5-е. Москва, 1894 г. Отд. оттиск.

101

При этом ещё должно заметить, что за месяц октябрь отчёт Цензурного комитета не сохранился в делах конференции за 1851 г.

102

И за этот год отчёта за март не сохранилось. В числе оригинальных статей за 1852 год о. Сергием одобрены, между прочим, известные «Письма о конечных причинах» и магистерская диссертация В.Д. Кудрявцева «О единстве рода человеческого».

103

№ 45 дел внутреннего Правления Моск. дух. академии за 1845 г.

104

№ 76 тех же дел за 1846 г.

105

№ 37 тех же дел за 1848 г.

106

Впоследствии епископа Мелитопольского, начальника Русской миссии в Иерусалиме († 1866).

107

Дело о составлении этой программы и поручении её о. Сергию находится в № 3 дел внутреннего Правления Моск. дух. академии за 1851 год. Надобно заметить, что в бумаге 1852 г. № 7842 сказано было, что лекции о. Троицкого составлены были именно по сей программе.

108

№ 6 дел конференции Моск. дух. академии за 1853 год.

109

«Пастырское Богословие» архим. Кирилла вышло в свет в С.-Петербурге в 1853 году.

110

№ 8 дел конференции Моск. дух. академии за 1855 год.

111

Там же. Донесение собственноручно писано о. Сергием.

112

Впоследствии митрополита Московского, скончавшегося в 1882 г. 9 июня.

113

В деле конференции за 1855 г. № 8 отзыв этот находится в копии. Подлинный отослан в Духовно-Учебное Управление.

114

Архимандрит Кирилл с 16 января 1855 года был инспектором и с 12 апреля того же года ординарным профессором нравственного и пастырского Богословия в С.-Петербургской духовной академии и имел учёную степень доктора богословия, состоя при академии с 1847 года.

115

№ 8 дел конференции Моск. дух. академии за 1855 год.

116

Тот же № 8 дел конференции за 1855 год. Резолюциею этою исписано почти всё представление конференции.

117

Александра Ивановича Карасевского, заступившего место скончавшегося графа Протасова.

118

№ 1 дел конференции за 1855 г. Журналы заседаний конференции. Заседание 27 мая 1855 г.

119

№ 49 дел внутреннего Правления Моск. духовн. академии за 1847 год.

120

№ 10 дел конференции за тот же 1847 год. Подписывали это представление ректор архимандрит Евсевий, инспектор архимандрит Евгений и профессор математики протоиерей П.С. Делицын. Скрепил секретарь Е.В. Амфитеатров.

121

Там же.

122

Послужной список о. Сергия, коего несколько экземпляров за разные годы сохранилось в делах архива академии.

123

№ 63 дел Внутреннего Правления Моск. духовн. академии за 1850 г.

124

15-е января в 1850 году и было воскресенье.

125

Автобиографич. Записки преосв. Саввы, т. I, стран. 438, сн. 437. Москва, 1898 г. В прилож. к Богосл. Вестнику за 1898 г. Срав. ещё там же, стран. 439: «о. инспектор также архимандрит, но только титулярный, т. е. без монастыря». Письмо к о. Стефану (Матвееву).

126

№ 80 дел внутр. Правления Моск. дух. ак. за 1851 г.

127

Так значится в послужном списке архимандрита Сергия.

128

Ректор академии архимандрит Евгений одновременно с инспектором получил орден св. Владимира 3 степени.

129

Письма митр. Филарета к Высочайшим особам и другим лицам, издан. архиеписк. Саввою, ч. II, стран. 24. Тверь, 1888 г.

130

См. там же, стран. 48 и 51; сравн. 49–50, подстрочное примечание.

131

Таким образом о. Сергий, поступивший в Московскую духовную академию учиться в ректорство архимандрита Филарета (Гумилевского), что впоследствии архиепископ Черниговский, а на службу – при ректоре архимандрите Евсевии (Орлинском), служил бакалавром и инспектором при ректорах: архимандритах Евсевии (до 17 янв. 1847 г.), Алексии (до 20 сент. 1853 г.) и Евгении, которому преемствовал в ректорстве.

132

В мире Егор Ив. Попов, скончавшийся в 1866 году в сане архимандрита настоятелем русской посольской церкви в Риме.

133

Выражение «при оной» в подлиннике письма самим же митрополитом Филаретом отчёркнуто как излишнее.

134

Архимандрит Порфирий, один из магистров Московской Духовной академии выпуска 1850 года, начал службу в Вифанской духовной семинарии, откуда в Академию бакалавром назначен в 1852 году.

135

Подлинное письмо митрополита Филарета хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Московской Духовной Академии. На нём рукою секретаря конференции и правления Московской Духовной Академии Е.В. Амфитеатрова карандашом написано: «Сняв копию, оставить её при делах, а подлинник представить о. ректору». Так и хранился подлинник у преосвященного Сергия, пока он в 1864 году не прислал его из Курска вместе с другими письмами к нему митрополита Филарета по просьбе тогдашнего о. ректора Академии протоиерея А.В. Горского «в полное распоряжение» сего последнего, как написал сам преосвященнейший Сергий на обороте одного из этих писем.

136

Самое назначение архимандрита Сергия на должность ректора Академии состоялось, согласно сказанному выше, 4 октября 1857 года, так же, как и назначение о. Порфирия инспектором.

137

Письмо из неизданных. Хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Московской Духовной Академии.

138

Письма митрополита Филарета к архимандриту Антонию, IV, 56. Москва, 1884 г.

139

Представление было подписано следующими членами конференции: Вифанской семинарии ректором архимандритом Игнатием, академии инспектором архим. Порфирием и профессорами П.С. Делицыным, А.В. Горским, П.С. Казанским и Ф.А. Сергиевским. Скрепил секретарь Е.В. Амфитеатров.

140

Тайный советник Конст. Степ. Сербинович, имевший большое значение при графе Протасове в качестве директора канцелярии обер-прокурора Св. Синода. Умер в 1874 году.

141

№ 7 дел конференции Моск. дух. акад. за 1858 г.

142

№ 14 тех же дел за 1857 год.

143

Года в подлиннике письма не означено; но, судя по всему содержанию письма, оно относится именно к 1875 году; в письме выставлено лишь: «10 ноября».

144

Посредничество именно и касалось замещения должностей в академии, как видно из содержания письма.

145

Таковой № и значится на представлении в № 14 дел конференции за 1857 год.

146

Домашним секретарём митрополита Филарета.

147

Письмо из неизданных хранится в архиве А.В. Г-го. «В Питер», то есть, в св. Синод чрез обер-прокурора.

148

№ 14 дел конференции за 1857 год. Самое утверждение Св. Синода по этому представлению состоялось 10 декабря того же года.

149

Иеромонаха Никодима (Белокурова), после (в 1862–1866 гг.) бывшего ректором Вифанской же семинарии и скончавшегося в 1877 году в сане епископа Дмитровского, викария Московской митрополии.

150

Избицкого, окончившего курс магистром в 1856 году, скончавшегося в сане архимандрита в 1869 году.

151

Письмо из неизданных. Хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Московской духовной академии.

152

Письмо также не издано. Хранится там же.

153

И это письмо не издано. Хранится там же.

154

Ныне попечитель Виленского учебного округа, тайный советник.

155

Ныне председатель учебного комитета при св. Синоде, заслуженный протоиерей.

156

Скончавшийся в звании заслуженного экстраординарного профессора и почётного члена Московской духовной академии в отставке в 1890 г. 5 февраля.

157

№ 8 дел конференции Моск. дух. академии за 1858 г.

158

Доселе здравствующий заслуженный экстраординарный профессор той же академии, с преобразования академии в 1870 г. преподававший еврейский язык с библейскою археологиею и оставивший службу при академии в 1895 г.

159

С 1862 г. вышедший со службы академической в епархиальное ведомство (во священники в Москву) и скончавшийся в 1881 году 30 марта.

160

В 1867 г. из академии перешедший в Московский университет на кафедру канонического права. Скончался 25 октября 1874 г.

161

Дотоле и общую, и русскую церковную историю с 1833 года в Московской духовной академии читал знаменитый профессор А.В. Горский, и только в 1844 г. из общей выделилась у него в особую кафедру библейская история, на которую тогда назначен был бакалавром Ст. Ив. Зернов, после Московский протоиерей († 1886 г.).

162

№ 9 дел конференции Моск. дух. академии за 1858 г.

163

Там же.

164

Там же.

165

Письмо из неизданных. Хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Моск. дух. академии.

166

Ныне протоиерея Казанского собора в Москве.

167

К сожалению, в том же 1858 году и скончавшегося. Это был сын знаменитого протоиерея И.Н. Рождественского (Это был сын знаменитого протоиерея И.Н. Рождественского († 1894 г.).

168

Белокуров, вышеупомянутый.

169

Скончался священником в Москве, недолго прослужив профессором семинарии.

170

Протопресвитер Большого Успенского собора в Москве († 1900 г.).

171

Воинов, впоследствии архимандрит Московского Спасо-Андроникова монастыря. Сконч. 1 авг. 1896 г.

172

Доселе здравствующий заслуженный ордин. проф. Моск. дух. акад.

173

Скончавшийся в 1878 г. священником в Москве. Обо всех этих назначениях прописано в № 8 дел конференции Моск. дух. академии за 1858 год.

174

С половины 1861 года по увольнении на покой жил в Николо-Бабаевском монастыре и скончался 30 апреля 1868 года.

175

Митрополит Филарет издавна знал хорошо и весьма ценил преосв. Игнатия. По назначении последнего во епископа он подробно рассказывал историю его прежней жизни проф. А.В. Горскому, как о том последний пишет в своём дневнике за ноябрь 1857 года. См. Прибавл. к Твор. св. Отц. за 1884 г., ч. XXXIV, стр. 345, 346. Срав. Письма митр. Филарета к архим. Антонию, ч. IV, стр. 66–67. Москва, 1884 г.

176

Письмо не издано. Хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Моск. дух. академии.

177

№ 60 дел внутреннего правления Моск. дух. акад. за 1859 г.

178

№ 2 дел конференции той же академии за 1860 г. Из этого дела видно, между прочим, то, как зорко и за испытаниями (экзаменами) следил митрополит Филарет. В «Обозрении предметов», назначенных «для открытого испытания студентов Московской духовной академии» в 1860 году, например, по догматическому богословию, в отделе «О Боге, как Судии и Мздовоздаятеле» было написано между прочим: «блаженство праведных до всеобщего суда несовершенное; мучения грешников также несовершенные». Так было написано рукою переписчика и подписано самим ректором («Богословия профессор архимандрит Сергий»). Митрополит Филарет, внимательно просматривавший таковые «Обозрения» по всем предметам, предназначенным для испытания, собственноручно карандашом написал над приведёнными выражениями: вместо «несовершенное» – «только начинательное», вместо «мучения» – «наказания» и вместо «несовершенные» – «только начинательные». Подобное же и по другим предметам.

179

Преосвященного Евгения Сахарова-Платонова.

180

В цензурном комитете проповеди митрополита Филарета, как видно из ежемесячных отчётов сего комитета, обыкновенно рассматривались не одним каким-либо цензором, а в общем собрании членов комитета.

181

Письмо не издано. Хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Моск. дух. академии.

182

Другая подобная проповедь, также рассуждающая о потребности храма вообще и в особенности на кладбище, была произнесена митрополитом Филаретом в 1831 году и озаглавливается так: «Слово по освящении храма на кладбище». С таким заглавием (то есть, без означения места и дня) она напечатана была в собраниях проповедей святителей изданий 1844 и 1848 годов (в полном собрании 1874–1885 г. см. её в т. III, стр. 181 и дал. Москва, 1877 г.). Но в рукописном сборнике проповедей святителя, которым пользовались мы по любезности владельца его Е.В. Барсова, прямо означено, что эта проповедь (1831 года) произнесена была на Ваганьковском кладбище 13 сентября. Это ясно показывает, как строго следил митрополит Филарет за тем, чтобы не повторяться в своих проповедях. Беседа же 1857 года по напечатании её в Творениях св. Отцев была перепечатана в собрании 1861 г. и в полном собрании 1873–1885 годов в т. V, стр. 427 и дал. (Москва, 1885 г.). Здесь же в примечании можно видеть и то, где и когда именно была произнесена и повторена она.

183

Автором «Письма» был известный А.Н. Муравьёв.

184

Из неизданных писем митрополита Филарета. Хранится вместе с другими в архиве А.В. Горского в библиотеке Моск. дух. акад.

185

Письмо написано было автором к графу П.С.С. (Павлу Сергеевичу Строганову) 1 мая 1858 г.

186

Письмо также из неизданных. Хранится в том же архиве.

187

Об этом обычае см. в нашей статье о преосв. митроп. Иннокентии, помещённой в Богословском Вестнике за 1897 г., сентябрь, ч. III, стр. 278 и дал., отд. III.

188

Иеромонах Феофил и взят был в Камчатскую миссию согласно его желанию из лавры преподобного Сергия, о чём см. в журн. Вера и Разум 1898 г. кн. I, отд. I, стр. 11 и дал.

189

Приб. к Твор. св. Отц. 1860 г., ч. XVII, стр. 109, 110.

190

Приб. к Твор. св. Отц. 1858 г., ч. XIX, стр. 452–484. Об этой статье достаточно известно из обширной литературы по вопросу о переводе Библии на русский язык, между прочим и в наших нескольких исследованиях, ниже упоминаемых.

191

Приб. к Твор. св. Отц. 1860 г., ч. XIX, стр. 1–5.

192

Письмо опять из неизданных. Хранится с прочими в архиве А.В. Горского.

193

Между тем как под статьёй О догматическом достоинстве и проч. прямо подписано имя автора.

194

Приб. к Твор. св. Отц. 1860 г., ч. XIX, 5. Дополнение касалось разъяснения слова всех (о соединении всех) в молитве о соединении церквей, по греческому тексту этого слова.

195

Наумова, который в это время был начальником русской миссии в Иерусалиме.

196

Письмо опять из неизданных и хранится в архиве А.В. Горского.

197

Сергей Константинович, профессор, а впоследствии ректор Моск. дух. акад., протоиерей († 16 февраля 1889 г.). Речь об его сочинении «Историческое описание Саввина Сторожевского монастыря». 1-е изд. Москва, 1846 г., 2-е дополн. 1860 г. и 3-е изд. 1877 г.

198

Письмо из неизданных, хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Московской дух. академии.

199

Чтения в общ. люб. дух. просвещения 1878 г. ч. III, стр. 128 «Материалов для истории русской церкви».

200

Душеполезное Чтение 1892 г. ч. II, стр. 466.

201

Письма митроп. Филарета к архим. Антонию, IV, 144, 145. Прямого и полного ответа на предложение митрополита Филарета никто из наставников академии не представил, но некоторого рода ответом на то служит помещённая в академическом издании за 1862 год и предварительно просмотренная самим владыкою митрополитом статья бывшего некогда бакалавром академии (в 1848–1855 годах) П.П. Гилярова-Платонова «О первоначальном народном обучении».

202

16 ноября 1808 года.

203

Чтения в общ. люб. дух. просвещения 1876 г. ч. III, стр. 147 «Материалов для истории русской Церкви». Разумеется, о. ректор в точности исполнил поручение владыки и в вышедшей в том же 1859 году в Твери книге о. Чередеева (стр. 162) помещены эти дополнительные сведения.

204

Письмо это, хранящееся в подлиннике у вдовы покойного о. протоиерея С.К. Смирнова С.М. Смирновой, впервые напечатано было в составленном нами некрологе его (Москва, 1889 г., стр. 40 и 41 отд. оттиска). Из неизданных писем митрополита Филарета к архимандриту Сергию за 1858–1860 годы можно привести также несколько случаев особых поручений по рассмотрению различных изданий Оптинских старцев, которые обыкновенно по просьбе последних владыка передавал о. ректору академии. Так, например, в письме от 29 генваря 1858 года владыка ведёт речь о «руководстве к духовной жизни св. Варсанофия великого»; в письме от 8 дек. 1859 г. – о рукописи духовно-нравственных слов аввы Исаии; от 19 сентября того же года – о рукописи «Последние дни старца иеросхимонаха Макария» и т. д.

205

См., напр., в нашем исследовании «О подвигах Филарета митрополита Московского в деле перевода Библии на русский язык», во II томе Филаретовского Юбилейного Сборника, изданного Моск. Обществом любителей дух. просвещения по случаю столетия со дня рождения митроп. Филарета (1782–1882), стран. 404 и дальн. Москва, 1883, и др., особенно же в исследовании под заглавием «Труды Московской духовной академии по переводу Св. Писания и творений св. отцев на русский язык за 75 лет (1814–1889 гг.) её существования» в Прибавл. к твор. св. отц. за 1889–1891 годы. О настоящем собственно предмете там см. за 1891 г., ч. XLVII, стран. 483 и дал.

206

Делицына, профессора протоиерея († 1863).

207

Кудрявцев-Платонов, профессор философии († 1891).

208

Смирнов.

209

Всё это так и исполнено было, о чём см. в помянутых выше исследованиях наших.

210

Амфитеатров, профессор словесности и секретарь правления и конференции академии († 1888).

211

Монастыре в Москве, только порученном тогда в управление архим. Сергию.

212

Высокопреосвященный Сергий и прежде 1858 г. и после того почти ежегодно посещал Тулу, чтобы навестить любимую им и его любившую родительницу.

213

Определение архим. Сергия в настоятеля Высоко-Петровского монастыря состоялось 8 апреля 1858 года.

214

Содержатель типографии, в которой тогда печаталось академическое повремённое издание «Творения св. отцев».

215

Иеромонаха Геронтия († 1867).

216

В то время ещё не было железной дороги от Москвы до Троицы.

217

Письмо из неизданных, хранится в библиотеке Московской дух академии в архиве А.В. Горского.

218

Ещё в 1855 году вышел из печати первый отдел этого «Описания», содержащий «Священное Писание».

219

См. о сем, напр., в исследовании нашем «О подвигах митр. Филарета» и пр. на стран. 410 помянутого издания.

220

Именно Московской духовной академии поручены были для перевода Евангелие от Марка и послания св. ап. Павла к Римлянам, Галатам и Евреям. О сём см. там же, стр. 408. Перевод Евангелия от Марка исполнен был в два приёма: в конце 1858 и в начале 1859 года.

221

Письмо из неизданных. Хранится там же.

222

В Московской дух. академии этот труд лежал также на переводном комитете, состоявшем из ректора академии, П.С. Делицына и А.В. Горского.

223

Василия Андреевича († 1869), профессора еврейского языка в С.-Петербургской дух. академии.

224

Самого владыки митрополита, на рассмотрение и заключение которому присланы были из Петербурга записки Левинсона.

225

Письмо из неизданных. Хранится там же. Подробнее о сём деле см. в замечаниях святителя Филарета на мнение Левинсона о еврейском, самаританском и греческом LXX-ти текстах Пятокнижия, напечатанных в Собрании мнений и отзывав митр. Филарета. Т. IV, стр. 442–445. Москва, 1886. Замечания эти писаны были 13 сентября 1859 года.

226

Т. е., А.В. Горского, который незадолго пред тем принял священство и возведён в сан протоиерея. Принимавший в этом деле живое сердечное участие ректор академии архимандрит Сергий по сему случаю писал к А.В. Горскому от 3 февраля 1860 года следующие знаменательные строки письма, доселе неизданного: «Достопочтеннейший и возлюбленный Александр Васильевич! Не совсем уверен я, застанет ли вас это письмо в Москве, но такою радостию наполнило душу мою ваше известие, что я не могу не отозваться на ваш голос, в котором слышится мне чистое и как бы родное ваше расположение ко мне. Радуюсь, что церковь наша приготовила себе наконец священнослужителя, который ей послужит украшением и утешением, подвизаясь для неё в чине иереев благоговейных. Радуюсь за вас, что давнее и святое желание ваше пришло к исполнению. Если долговременное лишение того, чего вожделевала душа ваша, ещё более возбуждало духовную эту жажду, то теперь, приступая к источнику и престолу благодати, тем сладостнейше ощутите утешение в служении алтарю Божию. Для меня же на все дни жизни моей останется утешительным то, что и я послужил орудием Промысла, благословляющего исполнением святое ваше желание. На трудном поприще моего ректорства сильнейшим для меня одобрением отныне будет то, что, служа мне добрым наставником, вы обещаетесь быть священным и тёплым о мне молитвенником. Одного ещё желаю, чтобы сподобил меня Бог видеть ваше посвящение». Письмо это в числе прочих хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Московской духовной академии.

227

И это письмо хранится там же.

228

См. о сём в нашем исследовании «Труды Моск. дух. акад.» и проч. в Приб. к твор. св. отц. 1891, XLVII, 484 д., 490 д.

229

Это видно из дел внутреннего Правления Моск. дух. академии за 1845 год, № 45.

230

Тех же дел за 1846 г., № 76.

231

Т. е. митрополит Филарет (говорящий здесь о себе) – А.В. Горскому, бывшему в то время в Москве, для передачи ректору.

232

Преосвящ. Евгения Сахарова-Платонова.

233

Письмо из неизданных. Хранится в архиве А.В. Горского в библиотеке Моск. дух. академии.

234

Письмо также из неизданных. Хранится там же.

235

Раньше того напечатано было только одно магистерское сочинение о. Сергия, как мы знаем.

236

Об этом сообщал нам сам Д.Ф. Голубинский, ныне почтенный профессор Моск. дух. академии.

237

Скончался в 1866 году. По совпадению обстоятельств и архимандриту Сергию судил Господь с 1861 и по 1880 год быть епископом Курским, как увидим далее.

238

Митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому Григорию († 1860).

239

Князя Голицына.

240

Письмо из неизданных. Хранится в архиве А.В. Горского.

241

Письма митроп. Моск. Филарета к А.Н. Муравьёву, стр. 545. Киев, 1869. «Отсюда», т. е., из Моск. дух. академии. Этими и другими словами письма объясняется и иное в приведённом письме митроп. Филарета к архим. Сергию от 26 янв. 1859 г.

242

Ср., напр., в Письмах митр. Филар. к А.Н. Мур. стр. 538.

243

Это мнение можно видеть на стр. 415–419 тома IV-го Собрания мнений и отзывов митр. Моск. Филарета. Москва, 1886. Только здесь, по нашему убеждению, хронологические данные немного перепутаны издателями или типографиею.

244

См. там же, стр. 415.

245

1859 года.

246

Творений св. отцев с Прибавлениями.

247

Уже это одно показывает, что отношение графа А.П. Толстого не могло быть от 9 ноября 1858 года, как значится в помянутом издании Собрания мнений и отзывов митр. Филарета, а, скорее, от 9 ноября 1859 года, когда ещё не появлялась в свет вторая статья о. ректора в ответ князю-писателю, что подтверждается и имеющеюся в архиве А.В. Горского между письмами митроп. Филарета к архим. Сергию копиею с означенного отношения графа, где оно прямо помечено «9 ноября 1859». Сообразно с этим должны быть изменены и другие находящиеся там, т. е., в Собрании мнений и отзывов, относительно сего обстоятельства хронологические данные.

248

См., напр., Приб. к твор. 1859 г., ч. XVIII, стр. 29 и 30.

249

Письмо опять из неизданных. Хранится там же. Срав. приведённые слова письма митроп. Филарета к А.Н. Муравьёву от 12 января 1859 г.

250

Прибавл. к твор. св. отц. 1859, XVII. 241–243.

251

Если бы отношение графа А.П. Толстого к митрополиту Филарету было от 9 ноября 1858 г., то владыка знал бы не «нечто», а всё, что нужно.

252

Знал же он «нечто» ещё в начале 1859 года, без сомнения, из сообщений и писем А.Н. Муравьёва.

253

Письмо из неизданных. Хранится в архиве А.В. Горского.

254

Письмо это впервые напечатано нами в Богословск. Вестнике за 1898 г., кн. 2, стр. 249, отд. III, в некрологе высокопреосвящ. митроп. Сергия.

255

См., напр., Приб. к твор. св. отц. 1859, XVIII, 243, 246, 247 и др.

256

См., напр., там же, стр. 419, 425, 426, 427 и др.

257

См. там же, стр. 516.

258

См. Приб. к твор. св. отц. 1882, XXX, 57. Здесь говорится, что в 1864 году посетивший Московскую духовную академию Американский пастор Юнг по указанию князя С.Н. Урусова спрашивал у А.В. Горского эту статью для вящего уразумения православного учения о предмете её.

259

Разумеются статьи о. ректора в ответ князю-писателю.

260

Ибо и статья о браке и безбрачии хотя и не прямо, а всё же направлена была против учения, которого держался князь Н.Б. Голицын.

261

К празднику св. Троицы.

262

Письмо из неизданных. Хранится в архиве А.В. Горского.

263

См. 1-й вып. I тома изданных Братством преподобного Сергия сочинений В.Д. Кудрявцева-Платонова, стр. 40–41 (в биографии его). Сергиев Посад, 1893.

264

Так как врачи при академической больнице обыкновенно состояли вместе с тем и врачами при Лавре Сергиевой, то означенные перемены касались и последней, для чего см. Письма митроп. Филарета к архим. Антонию IV, 103, 107, 108, 128. Москва, 1884. Об увольнении Н.С. Соколова и об определении на его место прежнего конкурента его Н.П. Страхова можно читать в делах внутр. Правления Моск. дух. академии за 1860 г. № 45.

265

Срав. о сём также Письма митроп. Филарета к Высочайш. Особам и другим лицам, ч. II, стр. 64, 73. Тверь, 1888.

266

Т. е. летом 1860 года.

267

Лаврское начальное народное училище, в то время только для мальчиков, а с 1865 года и для девочек, по преобразовании в 1879 году в двухклассное (и, кроме того, с приготовительным классом) находится в состоящем под Высочайшим Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны покровительством Александро-Мариинском Доме Призрения, а Посадское ныне также является уже двухклассным городским и разделяется на мужское и женское.

268

Собрание мнений и отзывов митр. Моск. Филарета, т. IV, стр. 574–575. Москва, 1886.

269

В 1864 г., когда праздновался 50-летний юбилей Московской духовной академии, в читанной на юбилее исторической записке о сей академии сказано было: «С благодарностию воспоминаем ректоров… Сергия и Савву, известных своими учёными трудами и умевших в трудное время поддержать дух уважения к порядку в подчинённых». См. стр. 14 и 15 в Юбилейном Сборнике. Москве, 1864.

270

Эти полугодичные экзамены продолжались в академиях согласно прежнему уставу их (1814 года) до самого вступления в силу устава 1869 года. В 1860 году расписание декабрьских экзаменов составлено было Правлением ещё 7 декабря, о чём можно читать в № 64-м дел внутр. Правления Моск. дух. академии за 1860 год.

271

Письмо из неизданных. Хранится в архиве А.В. Горского.

272

Собрание мнений и отзывов митроп. Моск. Филарета, IV, 573.

273

Скончавшегося 13 октября 1896 года в сане архиепископа Тверского и Кашинского.

274

Собрание мнений и отзывов митроп. Моск. Филарета, IV, 574.

275

Там же, стр. 575.

276

№ 42 дел внутреннего Правления Московской духовной академии за 1860 год.

277

Это донесение можно видеть там же со всеми документами сдачи, к нему относящимися.

278

Копия с этого донесения имеется там же.

279

Письма митр. Филарета к архим. Антонию, IV, 271. Москва, 1884 год.

280

Саввы, епископа Харьковского, «Воспоминания о высокопреосвященном Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском», стр. 90. Харьков, 1877.

281

Прибавл. к Твор. св. отцев, 1860, XIX, 637–639.

282

Скончался с 1871 году.

283

Скончался в 1876 году в сане архиепископа Ярославского.

284

Скончался в 1867 году в сане патриарха Александрийского.

285

Приб. к Твор. св. отцев, 1860, XIX, 640–642. (См. Сочинения Филарета, митроп. Московского, т. V, стран. 511, 512. Москва, 1885).

286

О своём долге при архиерейской хиротонии сказать поучение новорукоположённому митрополит Филарет говорит и в одной из речей по рукоположении, о чём см. Сочинения митр. Филарета, т. III, стран. 283. Москва, 1877.

287

Чтения в Общ. Люб. Дух. Просвещения за 1877 г., ч. III, стран. 68 «Материалов для истории русской Церкви».

288

Рассказ этот слышан был автором настоящего очерка в 1895 году от одного почтенного лица, доселе здравствующего и живущего в Москве.

289

Из неизданных писем преосвященного Сергия, переданных в распоряжение редакции Душеполезного Чтения.

290

См. Слова и речи Сергия, епископа Херсонского и Одесского. Издание Одесского Свято-Андреевского Братства. Том II, стран. 305. Одесса, 1893. Срав. подобную речь в Кишинёве, произнесённую в 1887 году. Там же, стран. 307.

291

См. там же, стран. 303. Сн. 300–302.

292

Согласно Высочайше утверждённому 25 мая 1861 года докладу Св. Синода, к участию в открытии мощей св. Тихона 13 августа того же 1861 года назначены были: первенствующий член Св. Синода митрополит Новгородско-С.-Петербургский Исидор, архиепископ Воронежский Иосиф и Сергий, епископ Курский (См. для сего Филаретовский Юбилейный Сборник, т. I, стран. 749. Москва, 1883). Позже к сим иерархам присоединён был по особому Высочайшему повелению ещё епископ Тамбовский Феофан, о чём см. № 7 Тамбовских Епархиальных Ведомостей за 1861–1862 год.

293

Этот храм сооружён был на собранные преосвященным Сергием лично средства и стоил до 100 000 рублей.

294

См. для сего во II томе одесского издания проповедей преосв. Сергия, стран. 97–231.

295

См. о сём в адрес корпорации Курской семинарии, поднесённом преосвященному Сергию, в № 6 Курских Епархиальных Ведомостей за 1880 год.

296

См. для сего Моск. Ведомости за 1898 г. № 61 в статье Мих. Овсянникова. Срав. в Курских Епархиальных Ведомостях за 1880 г. № 8 прощальное стихотворение одной из воспитанниц Курского епархиального женского училища под заглавием «Разлука с благодетелем и отцем, архиепископом Сергием, бывшим Курским».

297

Скончавшемуся в 1874 году.

298

При этом духовенство поднесло своему архипастырю богато украшенную икону его небесного покровителя преподобного Сергия, а общество – драгоценную панагию. См. Курские Епарх. Ведомости за 1880 г. №№ 6 и 8. См. Известия по Казанской епархии за 1880 г. № 8.

299

Курские Епархиальные Ведомости за 1880 год № 8. Почти то же высказывалось и в речи губернатора, произнесённой от лица всего курского общества. См. там же № 6.

300

Там же № 8. См. Известия по Казанской епархии за 1880 г. № 8.

301

Жедринский (с его семейством) Александр Николаевич, бывший Курский губернатор.

302

Т. е в Пречистенской, или иначе Богородице-Рождественской, что в Гончарах.

303

Матери преосвященного Сергий в то время было уже 77 лет от роду.

304

Настоятельницу Белгородского Рождество-Богородицкого женского монастыря, весьма чтившую владыку Сергия.

305

Т. е. Людмиле. Подобное же в письме от 8 апреля высказывается и по отношению к игумении Курского Троицкого женского монастыря Софии, также весьма чтившей владыку.

306

Из неизданных писем, переданных в распоряжение редакции Душеполезного Чтения.

307

Из Казани в Кишинёв преосвященный Сергий сам перепросился, чтобы воспользоваться мягким климатом Бессарабии, как сам говорил во вступительном слове своём по прибытии в Кишинёв, о чём см. Кишинёвские Епарх. Ведомости за 1883 г. № 13.

308

См. Кишинёвские Епарх. Ведомости, 1883 г. № 13.

309

Напр., в отношении к Кишинёвскому епархиальному женскому училищу и приюту при нём см. там же за 1891 г. № 3, стр. 42.

310

Херсонские Епарх. Ведомости, 1892 г. № 17, стран. 424. Но замечательно при этом то, что говорившему сие в речи прощальной кафедральному протоиерею А. Лебединцеву владыка тогда же разъяснил, что «прославление живого преждевременно», и отклонил от себя похвалу. См. там же, стран. 425. Срав. также Москов. Церк. Ведомости за 1893 г. № 38 и Москов. Ведомости за тот же год № 244 в отделе внутренних известий.

311

Этот Высочайший рескрипт напечатан был и в Церковных Ведомостях, и в других повремённых изданиях за 1893 год.

312

Пишущий эти строки получил от самого покойного графа М.В. Толстого и собственноручно последним снятую копию с части письма его от 14 августа и ответной депеши митрополита Сергия от 21 августа 1893 года.

313

См. Душепол. Чтение за 1893 г. ч. III, стр. 117–179.

314

Из надгробного слова в память о почившем митрополите Сергии, сказанного бывшим ректором Московской духовной академии, ныне епископом Курским Лаврентием в Троицкой Сергиевой Лавре 15 февраля и напечатанного вскоре после сего в Московских Церковных Ведомостях, в Богословском Вестнике и в Тульских Епарх. Ведомостях.

315

Церковн. Ведомости 1893 г., № 34, стран. 1226 и 1227 «Прибавлений».

316

Это и было причиною, что преосвященный Сергий, быв назначен на Кишинёвскую кафедру 21 августа 1882 года, только после коронации 1883 года, в которой он также участвовал, именно 24 июня сего года впервые вступил в пределы своей новой епархии, о чём см. Кишинёвские Епарх. Ведомости за 1883 г. № 13, стр. 430.

317

Церковные Ведомости за 1896 год №№ 19–20, стран. 158. Рескрипт сей был напечатан и в других газетах того времени.

318

В пропущенных нами словах преосвященный Сергий благодарит А.В. Горского за присылку ему двух экземпляров статьи А. В-ча «О сане епископском в отношении к монашеству в церкви восточной», напечатанной в Прибавлениях к твор. св. Отцев за 1862 г. ч. XXI, и делает оценку этой статьи.

319

Письмо из неизданных. Хранится с другими в архиве А.В. Горского в библиотеке Московской духовной академии. Как бы в соответствие сказанному в этом письме от дальнейших годов не сохранилось вовсе писем преосв. Сергия к А.В. Горскому.

320

См. Душепол. Чтение за 1898 г., ч. I, апрель, стран. 576. Конечно, в последних словах святителя видно лишь его глубокое смирение. И на Московской кафедре он говорил много проповедей в форме слов и речей. Самый оригинал только что названного письма высокопр. Сергия находится в «Приходской библиотеке имени Луки и Матвея Васильевичей Лосевых».

321

В сан иеромонаха митрополит Сергий рукоположён был в Вифанском Спасо-Преображенском соборе, где по случаю праздника служил в 1844 году митрополит Филарет, рукополагавший его.

322

Разумеется Филарет, митрополит Московский.

323

Это обращение к основателю Лавры, преподобному Сергию, тем впечатлительнее в речи владыки Сергия, что и самые святые мощи преподобного почивают в Троицком соборе Лавры Сергиевой.

324

Церк. Ведомости 1893 г., № 41, стран. 1469, 1470 «Прибавлений». См. Душепол. Чтение 1893 г., ч. III, стр. 341, 342.

325

Припомним слова тропаря преподобному Сергию: и чада послушания… плоды смирения возрастил еси.

326

О последнем сравн. между прочим сказанное в одной из проповедей его «об иконопочитании», где он, говоря, что ныне пренебрежение к иконам, их изгнание из домов зависит «от легкомысленного идолопоклоннического порабощения духу времени», продолжает: «им увлекаясь, иные украшают обильно стены своих жилищ картинами и светописными изображениями разных лиц, в том числе и собственных, а то место оставляют пустым, где следует быть иконам». Слова и речи, т. II, стр. 348. Одесса, 1893.

327

Слова речи товарища Обер-Прокурора Св. Синода В.К. Саблера, произнесённой 15 февраля 1898 года на память о почившем архипастыре в Вифанской духовной семинарии накануне погребения его. Речь эта напечатана была в Московских Ведомостях за 1898 г. № 51. См. также Церковн. Вестник за 1898 г. № 9.

328

Из той же речи.

329

См. Церковный Вестник, 1898 г., № 8, стран. 268. См. ту же газету за 1897 г. № 24, стран. 782.

330

Из слова отца И.Ф. Мансветова о почившем. См. Москов. Церк. Ведомости за 1898 г. № 8, стран. 107.

331

Там же, стр. 108.

332

Слова из упомянутой выше надгробной речи бывшего ректора Московской духовной академии, ныне епископа Курского Лаврентия, состоявшего некоторое время ещё членом Московской духовной консистории и благочинным монастырей в Москве.

333

Церковный Вестник, 1898 г. № 8, стран. 299.

334

Из речи В.К. Саблера, вышеупомянутой.

335

См., напр., нашу речь «Гармоническое развитие сил и способностей души в святителе Филарете митрополите Московском», Москва, 1893.

336

«Он никогда ничего не заключал под замок, во всей его комнате не было замков, вероятно, беречь было нечего, потому что всё, что он получал, раздавал бедным своим родным и бедным вообще», – читаем в упомянутой речи преосвященного Лаврентия.

337

Кроме указания на это в предшествующем примечании, на это есть неоднократные указания и в разных письмах митрополита Сергия, напр., находящихся в распоряжении Редации «Душеполезного Чтения», раньше упомянутых.

338

Владыка при этом указал в ту сторону собора, откуда послышался плач дитяти, принесённого на руках своею матерью.

339

Это было ещё в 1891 году, когда высокопреосвященный Сергий испросил у Тульской городской думы позволение воспользоваться участком земли для сиротовоспитательного заведения своего. См. Тульские Епарх. Ведомости за 1893 год № 20.

341

Тульские Епархиальные Ведомости за 1896 г. № 14, части неофициальной, стран. 451 и 454.

342

Довершением этого дела заведует по поручению покойного владыки зять его, Тульский протоиерей Михаил Александрович Рождественский.

343

Подробности устройства этого сиротовоспитательного заведения можно читать в том же № 20-м Тульских Епархиальных Ведомостей за 1893 год.

344

Уже из писем почившего владыки митрополита, переданных после его кончины в распоряжение Редакции «Душеполезного Чтения» и относящихся к Курскому периоду его архипастырской деятельности, видно, что он носил в себе задатки хронической болезни, угрожавшей жизни его. Ещё сильнее и заметнее признаки этой его болезни стали обнаруживаться впоследствии, особенно в Московский период, когда с летами и силы его слабели, как, например, это было в 1895 г. в Гефсиманском ските. Незадолго до кончины эти признаки усилились, и, ещё уезжая в Петербург в конце ноября 1897 года, владыка высказывал предчувствие близости кончины. Роковой исход болезни последовал в Петербурге, и в Москву привезено было бездыханное тело её архипастыря. Подробности кончины и погребения владыки были описаны в своё время в газетах.

345

Именно 525 тысяч рублей, полученных покойным, как было сообщено в газетах, «от одной благодетельницы». См. Москов. Ведомости 1898 г. № 103.

346

Это между прочим было причиною и того, что покойный владыка так сочувственно отнёсся к мысли о построении храма при убежище для бесприютных и престарелых, основанном в Сергиевском Посаде Благотворительным Обществом во имя преподобных Сергия и Никона, Радонежских чудотворцев. Храм этот устрояется на благотворительные средства.

347

Из передовой статьи Е.В. Барсова, напечатанной в Московском Листке вскоре после кончины владыки митрополита Сергия.

348

Как, например, известным своими благотворениями Е.С. Ляминой, И.А. Колесникову и др.

349

Церковн. Ведомости, издав. при Св. Синоде, 1898 г., № 8, стран. 36.

350

О поминовении усопших, стран. 78. Москва, 1844.


Источник: Свято-Троицкая Сергиева Лавра. Собственная типография. 1901г. От Московского Духовно-Цензурного Комитета, печатать разрешается. Февраля 28 дня 1901 года. Цензор Протоиерей Иоанн Петропавловский

Комментарии для сайта Cackle