Книги в христианской древности

Книги в христианской древности. Книжное дело в христианской древности стояло, конечно, иначе, чем теперь; особенности его могут быть рассмотрены по следующим пунктам: 1) внешняя сторона книжного дела (материал, орудия письма, переписчики, распространение книг, библиотеки и утрата книг); 2) авторство; 3) критика и отношение публики к писателям.

I) В качестве материала для манускриптов в христианской древности употреблялись исключительно папирусная бумага, приготовлявшаяся на фабриках из египетского растения „папирус“, и пергамент, выделывавшийся из кожи и получивший свое название от города Пергама, где был изобретен этого рода писчий материал. Папирус отличался своей сравнительной дешевизной и был в большем употреблении, чем пергамент. Последний по своей прочности более подходил для книг Свящ. Писания и книг богослужебных, назначенных для ежедневного употребления. Евсевий кесарийский свидетельствует (Жизнь Конст. 4, 36–37), что император Константин великий, захотев одарить вновь устроенные храмы Константинополя, поручил ему написать на пергаменте – 50 томов с „избранными“ (в богослужебных целях) местами из Свящ. Писания. Так как в те времена книгопечатанье не было известно, то книги писались от руки. Орудием для письма была пористая трость (calamus), расщеплявшаяся на конце. Древнехристианские писатели упоминают в качестве писчего инструмента и грифель, или стиль (stylus), но или не точно (вместо „calamus“), или не в собственном смысле (vertere stylum имело специальное значенье „исправлять написанное“: ср. Иеронима Творения, т. II, стр. 49, 277): дело в том, что стилем, который представлял собою палочку с одним концом заостренным и другим тупым, можно было писать только на вощеной дощечке; а последняя употреблялась исключительно в школе и еще в качестве записной книжки. Что касается чернил, которыми писали на папирусе и пергаменте, то они приготовлялись из смолы и сажи, или из так называемой чернильной рыбы (sepia); употреблялись для письма и другие красящие вещества.

Авторы не всегда сами переписывали свои сочинения, чтобы издать их в свет, а иногда держали у себя для этой цели писцов (ibid., стр. 260) и даже учили их искусству писать быстро и каллиграфически, о чем свидетельствуют два письма св. Василия великого к его переписчикам (Творен., т. VII, стр. 333–334 по изданию Москов. Дух. Акад.). Последние не только копировали рукописи автора, но и писали под его диктовку. К такому способу изложения своих мыслей прибегал неоднократно Ориген (Евсевия Ц. И. 6, 23) и блаж. Иероним (Твор. I, 178, II, 278, III, 57, IV, 310, V, 346); беседы Иоанна Златоуста частью записывались скорописцами в то время, когда они произносились в церкви (Сократа Ц. И. 6, 4). Чтобы быстро записывать за диктующим поспешно автором, писцы употребляли сокращения и символические значки (notae, signa), которыми обозначались известные слоги, слова и даже целые обороты речи; писцы, знавшие такого рода стенографию, назывались у римлян нотариями (notarii), у греков – скорописцами. Если к этому прибавить, что интерпункция была почти в полном пренебрежении и что слова ставилась одно к другому очень близко, то будет понятно, что книги писались и переписывались далеко не без ошибок. Сами авторы, издавая свое сочинение чрез переписчиков, не всегда сверяли его с подлинником, – в чем сознается блаж. Иероним в письме к Люцинию (Твор. II, 259). Конечно, при дальнейшей переписке сочинения число допущенных в нем ошибок все увеличивалось, почему могла явиться, наконец, необходимость исправить текст; так нужно понимать намерение Василия великого (Твор. VІІ, 87) редактировать сочинение Григория Чудотворца „Разговор с Элианом“. Порча книг происходила не только от неразборчивости написанного, от небрежности и невежества переписчиков, но и от злонамеренного искажения текста еретиками; такую печальную участь испытали на себе некоторые сочинения Оригена и Илария пиктавийского, или пуатьеского (Иеронима Апология против Руфина кн. 2, 19–20); на злонамеренную порчу своих книг жаловался Дионисий коринфский (Евсевия Ц. И. 4, 23). После этого не покажется странным, что иные христианские писатели (напр., Ириней лионский и Руфин) заклинали переписчиков делать свое дело внимательно и без погрешностей (ibid. 5, 20, Иеронима Твор. II, 349).

Несмотря на такие трудности и неудобства переписки книг, последние пользовались большей, или меньшей распространенностью. Первому ознакомлению с новым сочинением иногда содействовало устроенное автором чтение в кругу избранных лиц, или вообще народа: так сочинение „против Евномия“ до выхода в свет было читано Григорием нисским (Hieronymi De viris illustribus, cap. 128); а писатель арианский Астерий, следуя обычаю античных авторов, читал свои произведения в разных странах Востока всенародно (Созомена Ц. И. 2, 33). Гораздо важнее то обстоятельство, что писатели, издав свое сочинение в нескольких списках, рассылали их своим друзьям и знакомым и при этом иногда просили последних позаботиться о распространении книги (Киприана карфагенского Твор. I, 83–84 по изд. киев. Дух. Ак.). В числе почитателей того или иного автора, содействовавших успеху его издания (конечно, не материальному), мог оказаться предстоятель поместной Церкви; известен факт, что папа Феликс посредством послания рекомендовал одну книгу Кесария арелатского или арльского (Gennadii De script., cap. 86). Что же касается распространения книг чрез книгопродавцев, то оно сопряжено было с денежными издержками для автора и в больших размерах не практиковалось. Как бы то ни было, любители науки и литературы имели возможность приобретать книги и даже составлять из них целые библиотеки, которые были, напр., у блаж. Иеронима (Твор. I, 18–19), у пресвитера Филиппа Сидета, автора не дошедшей до нас церковной истории (Сократа Ц. И. 7, 27), у арианского епископа Георгия и др. В христианской древности существовали не только частные, но и церковные (общественные) библиотеки; сведения о них мы находим у блаж. Иеронима (Тв. I, 175, 111, 82, Апология против Руфина, кн. 3, 20) и Евсевия (Ц. И. 6, 20). Существование библиотек, конечно не могло вполне предохранить книги от той массы случайностей, которая влекла за собой их потерю для потомства. Уже во времена Иеронима некоторые толкования Оригена на книги Свящ. Писания считались затерянными (Иеронима Твор. VII, 4, I, 175). Некоторые книги не дошли до нас вследствие преследований на них со стороны государственной и церковной власти. Известно распоряжение Константина великого об истреблении арианских книг (Деян. всел. соб. I, 179) и подобное же распоряжение императора Аркадия – относительно евномианских книг, а императора Феодосия относительно книг, вообще несогласных с православной верой (Деян. II, 493). Церковная власть также принимала меры против „вредных“ сочинений, – примером чему может служит александрийский собор 399 г., запретивший читать или иметь книги Оригена.

II) Вот те внешние условия книжного дела и литературной деятельности, среди которых приходилось работать древнехристианским писателям. Последние с благоговением относились к своему делу религиозного назидания, за которое должны дать отчет на страшном суде Божием (Киприана Твор. I, 259), и приступали к нему с молитвой на устах (Евсевия Ц. И. I, 1). Поводом к написанию сочинения нередко служила просьба друзей и знакомых писателя; образовался в языке даже особый термин „подгонятель“ (ἐργοδιώκτης) для обозначения лица, производившего давление на волю христианского автора с указанною целью. Ἐργοδιώκτης"ом у Оригена был некто Амвросий, у блаж. Августина епископ медиоланский Симплиций. Сократ написал свою церковную историю по поручению какого-то Феодора (Ц. И. 7, 48), а блаж. Иероним обширный комментарий на книгу пророка Исаии составил по просьбе женщины Павлы (Твор. VII, 1). Вообще женщины несколько раз обращались к блаж. Иерониму, интересуясь даже чисто научными вопросами. Так как письма известных христианских деятелей имели нередко общий интерес, то они публиковались (в виде исключения – даже без согласия авторов), образуя собою особый род древне-церковной литературы. Любознательность читателей и общение с ними поддерживали в писателях их благородное рвение к литературной деятельности. Плодовитость древних авторов, напр. Оригена, написавшего 6.000 сочинений по свидетельству Епифания кипрского (Панарий, ересь LХIV, гл. 63), блаж. Августина, Феодора мопсуестийского, Аполлинария лаодикийского, св. Иоанна Златоуста, Феодорита киррского, блаж. Иеронима и других, изумительна, – если даже допустить согласно с некоторыми известиями, что они посвящали своему труду не только дни, но иногда и ночи. Приходится признать, что древние авторы не всегда заботились о тщательной обработке сочинений, которые писались даже путем диктовки к невыгоде для стройности и ясности изложения (Иероним Твор. III, 66), и не считали необходимым для себя знакомство с литературой предмета. Блаж. Иероним сам свидетельствует о себе, что он мало читал Августина (Твор. II, 396) и Иоанна Златоуста (De viris illustr., cap. 129); Геннадий массилийский или марсельский, по его собственному признанию, не читал много сочинений, которые обозревал в своем произведена „Liber de scriptoribns eсclesiaticis“. Побуждением к многописательству могло быть для автора стремление послужить своими званиями нуждам времени и даже желание получить известность, но вовсе не материальные расчеты, так как издание книг приносило автору один расход; лишь немногие христианские писатели имели своих „меценатов“, каким был для Оригена его ἐργοδιώκτης Амвросий (Евсевий Ц. И. V, 23). Произведения древних, по своему содержанию и характеру, делятся на классы точно так же, как и современные богословские сочинения. Особенностью того времени нужно считать поэтически-песенную форму произведений, к которой прибегали писатели, искавшие популярности у народа, напр. Арий (Филосторгия Ц. И. II, 2). Переводов с греческого на латинский и наоборот до нас сохранилось не много, так как этот род литературной деятельности считался очень трудным (Иеронима Твор. I, 345–347).

Сочинения христианских авторов сопровождались оценкой со стороны критиков и пользовались большей или меньшей известностью в среде читающей публики. От критика требовалось хорошее знание предмета, о котором он судил (Василия вел. Твор. VII, 67), беспристрастие (Исидора пелус. Твор. III, 280), указание недостатков без всякой придирчивости в духе такой снисходительности, что умному писателю можно было простить промахи в понимании самого христианского учения (Иеронима Твор. II, 3). Критика особенно вооружалась против плагиата и заимствований, замаскированных посредством порицания того автора, откуда сделано заимствование. Христианские писатели высоко ценили здравую критику и искали случая услышать отзыв о своем сочинении от компетентного лица; некоторые, в том числе Диодор тарсийский, обращались с указанной целью к Василию великому, который считался одним из лучших критиков богословских сочинений (Созомена Ц. И. III, 16); но и сам Василий, прежде чем издать свое сочинение „О Св. Духе“, послал его для критики Амфилохию иконийскому. Много критических замечаний и отзывов сохранилось в церковной истории Евсевия, в сочинении Иеронима „De viris illustribus и у Геннадия массилийского в сочинении „Dе scriptoribus ecclesiosticis“. Но наряду с благожелательною и целесообразной критикой существовало и притязательное критиканство, возникавшее иногда на почве личных отношении и старавшееся как можно более досадить разбираемому автору. Критики этого рода иногда объясняли свои нападки на писателей ревностью по благочестию и объявляли неугодных лиц еретиками; иногда грозили доносом и гражданским судом и прибегали к другим недостойным средствам. В одной из анонимных брошюр, которых много ходило в обществе, обвинялся в неправославии св. Василий великий (его Твор. VII, 126). Нужно заметить, что пример пристрастной недоброжелательной критики показали корифеи церковной литературы: блаж. Иероним и Феодорит кирский, из которых первый полемизировал с Руфином, а второй с Кириллом александрийским, тоже не остававшимся в долгу. Но не одни неприятности выпадали на долю древнехристианских авторов. Общество относилось с глубочайшим уважениям к писателям, в особенности с талантливейшим из них. О славе, которой пользовался Ориген, получивший название Адаманта и Халкентера, говорят историки Евсевий (Ц. И. VI, 8) Сократ (Ц. И. 4, 26); о необыкновенной популярности Василия великого свидетельствует Григорий Богослов (Твор. IV, 124–125; VI, 148–9); есть много указаний и фактов относительно известности других древнехристианских авторов. Христиане даже в домашних беседах цитировала замечательных церковных авторов (Иеронима Твор.). Слава последних распространялась и за пределами христианского мира в кружках ученых язычников, как это достоверно известно относительно Оригена, Василия великого и Иоанна Златоуста, и способствовала торжеству христианства над язычеством.

А. В. П-в.