Глава XII. Временные отлучки старца Макария из своей обители: в Орловскую и Курскую епархии, в Киев и прочие. Посещение Оптиной Пустыни наместником Троицко-Сергиевой лавры о. архимандритом Антонием. Поездка старца Макария в Москву и Сергиеву лавру. Отношения Московского митрополита Филарета и лаврского наместника архимандрита Антония к старцу Макарию и его к ним. Участие митрополита Филарета в книжных трудах оптинских братий

Среди забот и хлопот как по внешнему благоустройству скита, так и по внутреннему духовному окормлению всего немалочисленного оптинского братства, не исключая и книжных занятий, старец Макарий находил возможность уделять время и на отлучки из своей обители – на малый срок нередко, а кое-когда и на довольно продолжительное время, всегда, впрочем, с благою целию оказывать духовную пользу ближним, а вместе и самому воспользоваться.

Так, в 1848 году 4 октября отправился он, в сопровождении одного послушника, по консисторскому паспорту в Орловскую и Курскую губернии на целый месяц. А несчастный в дороге случай со старцем заставил его пробыть вне своей обители и долее. Того же октября 18 числа получено было в Оптиной из г. Севска письмо с уведомлением, что батюшка о. Макарий, не доехавши до г. Дмитровска, повредил себе руку вследствие того, что повозка, в которой он рано в темноте выезжал с постоялого двора, нечаянно взвалилась. Врачи – дмитровский, а за ним и севский – думали, что у старца в правой руке переломлена кость; оттого и пользовали его руку перевязками и примочками. Старец стал даже чувствовать некое облегчение. Но на деле оказалось иное. Оптинский настоятель о. Моисей с братиею, долго ожидая возвращения старца, стали сомневаться, правильно ли понимали врачи его болезнь. И потому, списавшись со старцем, послали к нему в Севск его келейника о. Иродиона с опытным костоправом, который нашел вместо перелома вывих кости у плеча. Нужно было старцу решиться на трудную операцию, дабы вправить в свое место кость, которая уже стала было зарастать. Боль была сильнейшая. Но, при помощи Божией, операция прошла весьма удачно; и старец в тот же день мог уже поднимать и опускать свою больную руку. А 20 ноября он имел возможность, к общей радости всего оптинского братства, и возвратиться восвояси.

Любовь старца Макария к своим оптинским питомцам так была велика, что, несмотря на свою болезненность, он во все время своего пребывания в гостинице Севского женского монастыря не оставлял их без духовного окормления. На получавшиеся от них, с его же дозволения, письма, хотя не своею рукою, а посылал ответы, с трудом подписывая свое имя больною рукой. Скитский летописец замечает, что несчастие приключилось старцу по наваждению исконного нашего невидимого врага. Это, между прочим, подтверждалось тем, что одна тамошняя бесноватая женщина, как раз перед этим несчастием, выкрикивала мужеским голосом на старца угрозы. Враг хотел лишить духовной пользы давно ожидавших своего духовного наставника севских монахинь; так как у них по случаю вновь выбранной начальницы на место умершей были в обители нестроения. Но Промысл Божий самое несчастие старца обратил к пользе смущавшихся насельниц монастыря. Ибо старец, вследствие позднего осеннего времени, рассчитывая проехать в Курскую губернию, думал пробыть в Севске не более трех дней. Но душевные нужды как новопоставленной игумении, так и монахинь – духовных дочерей старца, требовали пребывания его там даже не одной недели, дабы всех их умиротворить. Что, при помощи Божией, и достигнуто было старцем.

В другой раз, в 1850 году, старец Макарий, также с консисторским двухмесячным паспортом, ездил в Воронеж и Киев для поклонения св. мощам угодников Божиих, взяв с собою в проводники скитского послушника Ивана Ивановича Антимонова⁸⁴. Отъезжая 15 мая в путь, старец поручил духовное окормление братий духовникам иеромонахам Амвросию и Паисию, а управление скитом, или наблюдение за внешними порядками, – скитскому иеромонаху Никону. Завещав братиям иметь мир и любовь между собою, он опять дозволил им писать к нему о своих духовных нуждах, назначив места своих остановок и обещаясь на письма их отвечать – как и было все это на деле. В эту поездку старец, между прочим, по пути посетил свою родную сестру Варвару Николаевну Глебову в ее имении, селе Никольском Ефремовского уезда Тульской губернии. Но года через два после сего свидания, именно в декабре 1852 года, эта благочестивая особа скончалась в Петрограде от холеры. Терпеливый и вместе любвеобильный, отзывчивый и к чужим скорбям старец принял в свое время горестную весть о кончине любимой своей сестры с покорностию неисповедимым судьбам Промысла Божия и вместе с глубокою скорбию, усугубив свое отеческое внимание к ее детям (отца они лишились ранее), и на закате дней своих имел утешение видеть, что мудрые его советы, а наипаче усердные о них ко Господу молитвы поставили одних и утвердили других на пути христианской благочестивой жизни.

Но продолжим прерванную нить главного рассказа. После свидания с сестрой своей Варварою Николаевной старец был в Воронеже и Белграде Курской губернии на поклонении св. мощам святителя Митрофана и еще не прославленного в то время святителя Иоасафа Горленки; также в Борисовской женской пустыни и в г. Курске у посетившего несколько лет тому назад Оптинский скит архиепископа Илиодора; а квартиру имел в доме почетного потомственного гражданина Ивана Васильевича Антимонова, родителя взятого им с собой послушника Ивана Ивановича Антимонова, где они прожили пять дней. К сему понудило старца следующее обстоятельство. Иван Иванович уехал из дома и поступил в Оптину Пустынь вопреки воле своего родителя, даже не сказавши ему о сем; почему отец недоволен был сыном за его своеволие. Нужно было потому примирить их. Пробывши же известное время в доме Ивана Васильевича, старец, при помощи Божией, достиг сей цели. Отсюда чрез Севск старец Макарий со своим проводником 18 июня прибыли в Киево-Печерскую лавру и приняты были с любовию и с особенным почтением к старцу екклисиархом лавры иеромонахом Мелетием, родным братом Ивана Ивановича Антимонова, и другими монахами, полагавшими в свое время начало иноческой жизни в Оптиной Пустыни. В лавре пребывали они в келлиях о. екклисиарха в продолжение десяти дней. В это время они неоднократно сподоблялись прикладываться к святой чудотворной иконе Успения Божией Матери и к мощам почивающих в пещерах угодников Божиих и св. великомученицы Варвары в Михайловском монастыре. Были на благословении у высокопреосвященнейшего митрополита Филарета, основателя Оптинского скита, и приняты им были отечески благосклонно. Посетили расположенных к Оптиной Пустыни инспектора Киевской академии иеромонаха Даниила и ректора семинарии архимандрита Антония (Амфитеатрова). Пред отъездом же из Киева были в Голосеевском скиту, где слушали Литургию и приняли на возвратный путь благословение от находившегося там владыки митрополита, который еще оставлял было гостей на несколько дней; но по краткости срока паспорта нельзя им было долее в Киеве оставаться. И так, с чувством духовного утешения и благодарения Богу, Матери Божией и святым угодникам, распростились они с близкими знакомыми лаврскими монахами, которые, по любви и усердию к старцу Макарию, поднесли ему в дар – кто образочки, кто книжки или еще что-либо достойное замечания. 4-го июля после обеда путешественники отправились из Киева и чрез Севск прибыли в Орел, где представлялись архиепископу Смарагду, который принял посетителей тоже очень благосклонно и угощал их чаем и фруктами. Вообще во все время своего долгого путешествия, где бы старец Макарий ни останавливался, везде встречал весьма радушный прием. Везде знавшие его, по усердию своему, удерживали его на некое время и относились к нему с глубоким уважением и почитанием. Наконец старец с сопутствовавшим ему братом, проехавши на лошадях в оба конца 2040 верст в продолжение 70 дней, к общей радости всего оптинского братства прибыл 24 июля в свой скит, от всей души возблагодарив Господа, сохранившего его целым и здравым.

Каждый раз по возвращении из далекого путешествия старец Макарий, по обычаю, продолжал заниматься своими делами; между тем в недалеком будущем, после поездки в Киев, его ожидала еще поездка в Москву для личного представления высокопреосвященному Московскому митрополиту Филарету, а затем в Свято-Троицкую лавру для поклонения св. мощам угодника Божия преп. Сергия. Это сложилось так.

Еще в 1849 году в октябре посетил Оптину Пустынь известный умом и благочестивою жизнию пользовавшийся в свое время благоволением Московского митрополита Филарета и уважением всего московского знатного общества наместник Троицкой Сергиевой лавры архимандрит Антоний в сопровождении вышеупомянутого настоятеля Малоярославецкого монастыря досточтимого о. игумена Антония. Оба они в этот раз неоднократно посещали скит. Были и в келлиях скитоначальника о. Макария, который преподнес о. наместнику несколько изделий скитских братий – ложечек и некоторых точеных вещиц. С любовию принял о. наместник эти незатейливые дары и даже хотел некоторые из них поднести митрополиту Филарету. Затем, по возвращении из скита в монастырь, немало времени проведено было старцами в духовном собеседовании. И тут же благоугодно было о. наместнику почтить старца Макария и скит драгоценным подарком – частью мощей преп. отца Сергия Радонежского от его ножного пальца. Каковой дар принят был старцем Макарием и всеми скитянами с великим благоговением и благодарением Господу и боголюбивому посетителю обители, обещавшему в то же время прислать еще в скит крест с некоторыми святынями. 24 того же октября, по отслушании ранней Литургии, Оптинские старцы – о. игумен Моисей и батюшка о. Макарий – распростились с дорогими гостями со слезами обоюдной любви духовной, устроив для них почетные проводы. И вот как старец Макарий писал об этом посещении о. наместником лаврским Оптиной Пустыни 31 того же октября к своим племянницам, монахиням Севского монастыря:

«Все эти дни были мы в приятных хлопотах. В пятницу вечером, то есть 21 числа, утешили нас своим посещением почтенно-любезные гости – лаврский наместник о. архимандрит Антоний с мало-ярославецким игуменом о. Антонием. Какое его было ласковое, приятное обращение с нами, убогими, а паче со мною, ничтоже стоющим! Надобно было удивляться. Кажется, он любовию дышал, – что все выражалось умиленными его чувствами. Всякое слово любвеобильной его беседы запечатлевалось в сердцах наших; а описать оных тупое мое перо с таким же умом не имеет способности. Наградил скит наш святынею; и еще обещал прислать. С каким благоговением принял рукоделие скита нашего – ложечки и точеные штучки! – надобно было удивляться. И хотел представить оные митрополиту. Ну, словом, оставил нам память и пример нелестной любви и смирения. Что можем воздать ему? Токмо в благодарном сердце сохранить сие чувство и молить Господа простым словом: спаси его, Господи!»⁸⁵

Вскоре за сим, именно 10 ноября, получен был через почту от того же о. архимандрита Антония и обещанный им в скитскую церковь крест сребропозлащенный, на верхней доске коего серебряное белое изображение распятого Христа Спасителя, украшенное по сторонам разноцветными камешками. Внутри сего креста вложены: часть животворящего древа Креста Господня, а внизу часть мантии преп. Сергия; и оставлено место для вложения подаренных мощей сего угодника Божия⁸⁶.

Чрез год после посещения старцем Макарием киевских святынь ему почему-то нужно было поехать в Малоярославецкий монастырь. 11 октября 1851 года он и отправился туда в сопровождении послушника Иоанна Половцева. Оттуда вместе с о. настоятелем игуменом Антонием проехали они в Боровский преп. Пафнутия монастырь и после любезного свидания с настоятелем оного монастыря архимандритом Геннадием отправились в Зосимову женскую пустынь, бывшую под особенным покровительством Московского митрополита Филарета и наместника Троицко-Сергиевой лавры архимандрита Антония. Там неожиданно пришлось им свидеться и с о. наместником. Вот как писал о сем сам старец Макарий к своим севским племянницам: «В понедельник рано приехали в Зосимову пустынь... От преизбытка их (сестер) радости и любви они не знали, какое нам подать успокоение. Но мы были довольны; и нельзя не быть признательным к всеобщему радостному и усердному приветствию и растворенному откровенному чувству. Но в самое время нашего у них пребывания умножилась их радость: получили известие, что завтрашний день, то есть 16-е число, приедет к ним отец наместник лаврский, отец архимандрит Антоний, и пробудет у них день своего Ангела бывшего, Андрея Критского, 17-го числа, что и исполнилось. 16 числа в 3 часа пополудни приехал отец архимандрит; и для нас было это такое неожиданное утешение, так что если бы и списываться к съезду, то нельзя бы было так приноровить. Приятное его любовное простое обращение, душеполезные и назидательные беседы для всех и каждого служили большим утешением. И в это все время у сестер работы и занятия все были оставлены, кроме нужных; а все при седели при ногу его и нашею и питались душевною пищею, исходящею из уст его»⁸⁷. Здесь, между прочим, старец Макарий в присутствии о. наместника объяснился, что в недавно изданном академическом русском переводе «Лествицы» замечены некоторые неточности. По возвращении своем из Зосимовой пустыни о. наместник не преминул довести о сем до сведения митрополита. Владыка через духовную дочь старца Макария Н. П. Киреевскую изъявил желание, чтобы старец изложил свои замечания на бумаге и доставил ему. Делом этим под непосредственным наблюдением старца Макария, занялись иеромонах Амвросий и о. Иоанн Половцев. Сличив академический перевод со славянским Молдавского старца Паисия и с русским переводом бывшего настоятеля Болховского монастыря архимандрита Макария (Глухарева), они выписали должные замечания. Выписки эти через ту же г-жу Киреевскую доставлены были старцем митрополиту при следующем смиренном письме:

«Простите, Милостивый Владыко, что осмеливаюсь утруждать Вас худосложными моими строками. По благословению Вашего Высокопреосвященства, переданному мне через Н. П. Киреевскую, призывая на помощь Ваши архипастырские молитвы, вновь изданную книгу св. Иоанна Лествичника в русском переводе с некоторыми из братий нашей обители прочитав и сличив с переводом старца Паисия, архимандрита Молдавского, сделал замечания, в чем, по нашему разумению, находил несходство или слова, не выражающие на русском языке духовного разума, которым, составив особый реестр, осмеливаюсь представить на благоусмотрение Вашего Высокопреосвященства. И повергая себя к стопам Вашего Высокопреосвященства, испрашиваю прощения за сие наше дерзновение; и отнюдь не смеем утверждать справедливости нашего мнения, предая на Ваше архипастырское усмотрение и решение; и аще что или все изволите найти неправильным, то всенижайше просим покрыть Вашею архипастырскою любовию и снисхождением. Получая неоднократно благословение Вашего Высокопреосвященства, и паки дерзаю испрашивать оное, и, ввергая себя в молитвенный Ваш покров и архипастырские милости, с достодолжным моим высокопочитанием имею честь пребыть...»

Письмо это послано было в первых числах января 1852 года и было началом интересной переписки старца с митрополитом.

Нельзя сказать достоверно, чтобы до издания Оптиною Пустынью душеполезных книг (до 1845 г.) старец Макарий хорошо был известен митрополиту Филарету. Когда же приближенные к старцу люди стали просить у владыки благословение на начало книжного дела, святитель, без сомнения, не мог не полюбопытствовать, кто же будет заниматься подготовкою к печатанию рукописей. В свою очередь, давно известные митрополиту гг. Киреевские и другие почитатели старца не могли не высказаться о нем с самой похвальной стороны как о муже мудром и высокодуховном подвижнике; через что владыка митрополит не мог не расположиться сердцем к старцу Макарию. Какова была приязнь к нему митрополита, можно видеть из ответного письма Н. П. Киреевской к старцу, писанного в мае 1849 года, в котором упоминается и о содействии московского святителя в издании книги преп. Нила Сорского. «Бывши у владыки, – так, между прочим, писала Наталья Петровна, – я сообщила ему вашу признательность за его милостивое внимание и прочла ему несколько строк из начала и конца письма, где Вы мысленно повергаетесь к стопам его и испрашиваете св. молитв и благословения. Он выслушал это с чувством и сказал: «Напишите к о. Макарию, что прошу Господа, и посылаю ему Божие благословение, и прошу его св. молитв. О Ниле Сорском справлялся; разрешили напечатать и не спрашивая Синода, и вскоре вы получите его книгу для печатания». Это собственные слова владыки».

Наконец, отзыв о старце Макарии недавно с ним сблизившегося наместника Троицко-Сергиевой лавры о. архимандрита Антония, к которому митрополит имел полное доверие, без всякого сомнения, произвел на душу святителя Филарета глубокое впечатление. А доставленные ему старцем осмысленные замечания на академический перевод Лествицы, можно думать, послужили уже как бы подтверждением всех похвальных о нем отзывов пред митрополитом. Вследствие же всего этого мудрый святитель, не спешивший в делах, требовавших осторожности, решился наконец письменно изъявить старцу желание видеться с ним лично.

Поехать в Москву побуждали старца Макария, кроме сего, и иные причины, в особенности его слабое здоровье. Давно уже преданные ему особы уговаривали его съездить в Москву посоветоваться о своем здоровье с тамошними врачами; но он на их неоднократные уговаривания только отвечал: «Пусть будет, что Богу угодно», – или чаще отмалчивался. Между прочим, по случаю предпринятого оптинцами издания книг старец Макарий, можно сказать, уже и по необходимости входил в переписку с митрополитом. И вот в ответ как на прежнее его с замечаниями письмо, так и на другое, поздравительное, в том же 1852 году с праздником Светлого Христова Воскресения, старец удостоился получить от владыки митрополита письмо следующего содержания:

«Преподобнейший отец Макарий! Христос воскресе! Примите от меня сие целование к общему соутешению общею верою. Господь воскресший да дарует Вам обещанную Им радость, исполненную и неотъемлемую.

Простите, что поздно благодарю Вас за сообщение замечаний на новый перевод Лествицы. Я дал их переводчикам и еще не имею от них отчета, которого ожидаю и требую, чтобы над книгою побеседовать с Вами посредством Ваших замечаний.

Наши общие знакомые, сообщая мне сведения о Вас, возбудили во мне заботу о Вашем здоровье, а от сего родился помысл, который Вам сообщаю. Вы далеко путешествовали к Киевским чудотворцам: почему бы не предпринять Вам путешествие не так далеко – к Московским чудотворцам и к преподобному Сергию? Они не оставили бы без благословения Ваше посещение. Кстати, Вы могли бы выслушать советы врачей, а мы воспользовались бы Вашим общением. Если бы я звал Вас к себе, Вы могли бы отказать не думавши. Но как я зову Вас к Московским чудотворцам и к преподобному Сергию, то надеюсь, Вы подумаете о сем не без внимания. Господь да устроит Ему угодное. Прошу молитв Ваших. – Филарет м. Московский. Апреля 3. 1852».

Это милостивое, любвеобильное и смиренномудрое писание великого святителя Московского, при глубоком уважении к нему старца Макария, вызвало со стороны последнего замечательно смиренный ответ. Так писал старец:

«Христос воскресе! Ваше Высокопреосвященство, милостивейший отец и архипастырь! Вы столь много изволили излить на меня архипастырской и отеческой милости, удостоив худость мою своеручного Вашего писания, что я не в силах вполне выразить чувствуемых мною к особе Вашего Высокопреосвященства благоговения и нижайшей сыновней благодарности. При получении столь дорогого для меня знака Вашего благоволения, я облобызал слова, писанные святительскою Вашею десницею, мысленно повергаясь к стопам Вашим.

Осмелюсь ли я отказываться от столь милостивого Вашего предложения и благословения мне, худейшему, – поклониться Московским великим чудотворцам и преподобному Сергию Радонежскому, нашим великим заступникам и ходатаям спасения, что для меня будет служить великим утешением? Но и благоговея к особе Вашего Высокопреосвященства, давно имею желание получить лично Ваше архипастырское благословение, чего до сих пор не мог удостоиться. Теперь же за счастие себе сочту при первой возможности, по слитии воды, с благословения нашего архипастыря и отца игумена, припасть лично к стопам Вашего Высокопреосвященства. Осмеливаюсь, испрашивая Вашего архипастырского благословения и святых молитв, с нижайшим моим высокопочитанием и сыновнею преданностию припасть к стопам Вашим и пребыть Вашего Высокопреосвященства, милостивейшего отца и архипастыря, нижайший послушник, многогрешный иеромонах Макарий. 8 апреля 18S2 года».

Одновременно с письмом к старцу Макарию митрополит прислал особое письмо и о. игумену Моисею, прося его отпустить старца в Москву. Но со стороны смиренного и доброрассудного о. игумена задержки нельзя было и предполагать, хотя бы митрополит и не просил его об этом. И вот, с наступлением мая месяца, старец собрался в путь, пригласив с собою в проводники вышеупомянутого, теперь уже рясофорного монаха, о. Иоанна Половцева. 8-го числа, на праздник Вознесения Господня, в послеобеденное время, батюшка отец Макарий пригласил всех скитских братий к себе на чай и объявил, что в отсутствие свое поручает смотрение за внешним порядком в скиту иеромонаху Пафнутию, а духовное окормление братий, как и прежде, иеромонаху Амвросию. Завещавал при том всем хранить мир и единомыслие, как главные признаки учеников Христовых, и не оставлять келейных занятий. При сем он заметил: «Вот и светские мудрецы указывают нам исход – отеческое писание. Недавно Иван Васильевич Киреевский прислал (как вы слышали) мне свою книжку, в которой он гласно признается, что, исчерпав всю мудрость западных философов, убедился, что истины несть у них; а она таится в писаниях отцов Православной Церкви».

В следующий за тем день, 9 мая, после бывшей в скиту Литургии отслужен был для отъезжающих напутственный молебен с коленопреклонением; а потом и состоялись замечательные проводы старца братиями. Все после молебна поспешили к батюшке в келлию, где, как выразился летописец, совершалось торжество любви Христовой в наше скудное любовию время. Затем все скитские братия и большинство монастырской семьи последовали за старцем к выездным монастырским воротам. Туда же вышел и о. игумен Моисей. Здесь достойные друг друга старцы простились, а братия провожали отъезжавших через р. Жиздру, протекающую саженях в ста от монастыря, где монастырские, приняв от старца благословение, повинуясь его желанию, возвратились назад, скитяне же проводили старца и еще несколько далее. Наконец, он вышел из своей кибитки, благословил каждого брата и отправился в преднамеренный путь.

Может быть, такие торжественные проводы старца устроились вследствие разнесшейся молвы, что он едет в Москву по вызову великого московского иерарха. Думается, впрочем, что и прежние проводы старца, при отъезде его на долгое время, не лишены были интереса.

15 мая, в послеобеденное время, возвратился из Малоярославца скитский кучер⁸⁸ с лошадьми, на которых возил туда старца. С этим кучером получено было скитянами от батюшки и первое письмо, в коем он, после подробного описания пути до Малоярославца, изволил, по обычаю своему, приписать свое отеческое благожелание: «Пребывайте, братие, в самоукорении и любви; и мир Божий пребудет с вами».

Около полутора месяцев, с проездом в Москву и обратно, пробыл в отлучке старец Макарий. В промежуток этого времени изволил посетить Оптину Пустынь новый преосвященный, епископ Григорий (Миткевич), занявший Калужскую кафедру с 9 декабря 1851 года после предместника своего, епископа Николая. Приехал он 31 мая и пробыл несколько дней. Ко всем и ко всему в обители владыка был очень внимателен и любезен. Бывши в скиту, пожелал посетить келлию скитоначальника и старца Макария. Войдя в залик, он спросил: «Это приемная, кажется? А я желаю видеть келлию старца». Тогда сопровождавший преосвященного о. игумен Моисей приказал отпереть дверь келлии. Войдя туда, владыка помолился на святые иконы, потом, взглянув на шкап, проговорил: «А! Книги?» И, надев очки, начал пробегать сквозь стекло шкапа оглавления. Затем обратился к другому шкапу: «И тут тоже книги? Вот сколько! Значит, старец пользуется ими. А чьи это?» О. игумен объяснил, что собственные старца. После сего, осмотрев скит и пасеку при нем, возвратился в монастырь.

Отслужив в монастыре 3 июня Литургию, преосвященный пожелал в следующий день и в скиту послужить. Прослушав с вечера в скитской церкви бдение и возвращаясь на ночлег в монастырь, он в разговоре с сопровождавшим его о. настоятелем спросил: «А откровение к кому (братия) имеют?» О. игумен ответил: «Откровение имеют к старцу о. Макарию». «Вот это – главное, – продолжал владыка. – В этом-то и состоит все дело. Это есть источник спасения. Не то или упадет человек слишком низко, или вознесется высоко. Первое худо, а за вторым как раз следует прелесть. Не правда ли?» «Точно так, ваше преосвященство, – ответил о. игумен. – Иной самочинением попадет в такую прелесть, что и исправить бывает трудно». Далее владыка говорил о том, сколь важным считает он откровение помыслов, посредством которого очищается сердце и увядают страсти, и заключил разговор словом Писания: безсовестием же пленяется нечестивый (Притч.11:6). Этот замечательный во всех отношениях разговор послужил для владыки и темою беседы, которую он на другой день произнес в скитской церкви по совершении Божественной литургии.

Но продолжим разговор о путешествии старца Макария. В Москву он прибыл 14 мая, утром в 9-м часу, в дом Киреевских, который находился у Красных Ворот, где хозяева ожидали его как благословение Божие. Но едва успел старец выйти из повозки, как посланный от митрополита Филарета приехал узнать, когда ожидают старца? До слез тронут был батюшка о. Макарий вниманием милостивого владыки; и поспешил сам выказать митрополиту душевную признательность – явиться к нему лично. В это же первое свидание митрополит изволил пригласить его к своей трапезе.

Как затем старец проводил в Москве время, заимствуем сведения из его собственноручных писем к своим севским племянницам. В следующее, 15-е ,число мая он писал так: "12-й час. Мы после обедни удостоились получить от владыки благословение и удостоились его беседы. Около часа был я у него; говорил (владыка) о разных предметах, более духовных, и выше моего достоинства; явил архипастырскую свою милость – приехать приказал во втором часу обедать, где обещал познакомить худость мою с преосвященным Григорием Казанским. Ну стою ли я того? Боюсь, да не будет мне сие во осуждение».

(Того же) «15-го числа, после письма моего к вам, я удостоился быть сотрапезником двух иерархов; истинно не по моему достоинству, взирая на жизнь мою нерадивую, и при том горе мне! Яко имя мое выше дел моих, а я, окаянный, уловляя славу, далече бегу от поношений; а не имею равенства и к тому, и к другому. Но что делать? Господи! Имиже веси судьбами, спаси мя, недостойного».

«Ныне (должно быть, в следующее, 16-е, число) опять благословил владыка побывать к нему, и я поеду туда в 8 часов к обедне и надеюсь получить его благословение».

«17-е мая. Слава Богу! Вот мы уже в Москве четвертый день живем, и кое-что поисправили, и у некоторых были. Я писал к вам о благополучном нашем приезде и о получении благословения от владыки; и теперь утром, имея свободное время, пишу к вам сии строки, или беседую с вами. Вчера, уже не рано, получил письма из Пустыни от вас, от братий, и все присланные на мое имя в Пустынь».

»18-е мая. Сего дня праздник Сошествия Св. Духа; и я, грешный, выше моего достоинства сподобился быть сослужителем при митрополите в Чудове монастыре. Он служил Литургию, и я был в числе служащих. Благодарение Господу!»

«На память Алексея Митрополита (20 мая) был я в Чудове. Владыка служил, а я стоял в алтаре с М... После был на закуске у владыки; и он благословил мне отправиться в лавру. Думаю завтра или в пятницу туда поехать. А вы, кажется, бредите в жару о моей мнимой высоте, не понимая того, что я ничтоже значу. Владыка со мною еще почти ничего не говорил; а как поговорит, то и увидит мое неразумие и ленивое и нерадивое житие. Он, может быть, думал найти во мне какие-нибудь высокие дарования и плод духовный; а я всего этого чужд и един от грешных и немощных есмь. Вы бредьте, как хотите, а мне на деле виднее».

м26-е мая. Пишу к вам из лавры преподобного Сергия, угодника Божия, куда мы приехали в пятницу 23 числа, в 2 часа пополудни. И в тот же день приехал сюда и владыка. На другой день после утрени мы служили молебен преподобному Сергию, где и ваши имена воспоминали. После обеда отправились в скит; и отец наместник туда же приехал и показал нам все заведения тамошние. Мы там были у всенощной и обедни в воскресенье; там и заговлялись. И на тот же день приехала в лавру Великая Княгиня Мария Николаевна. Нынче утром мы приехали в лавру: владыка будет служить».

«Пишу после обедни... В церкви мы стояли в алтаре, и довольно хорошо можно было видеть Великую Княгиню с сыном... Слава Богу, что державный Двор наш имеет такое усердие к угоднику Божию, преподобному Сергию, они нарочно приезжали для поклонения. В Москве только переночевали».

"30-е мая. Второе пишу к вам, возлюбленные о Господе чада, отсюда из лавры, где пробудем до воскресенья или понедельника...»

«Благодарение Господу! Удостоившись побыть в лавре преподобного Сергия и поклониться святым его мощам, вчерашний день возвратились паки в Москву. Оттоль я писал к вам, почему теперь нахожу излишним описывать вам тамошнее наше пребывание. Скажу только, что молитвами угодника Божия нам было там очень хорошо. Владыка милостиво и отечески нас принимал и проводил благословением и иконою Успения Пресвятой Богородицы; и коралловые четки из своих святительских рук благословил».

Здесь представляется нужным сделать небольшую вставку. В январе 1859 года новый начальник Оптинского скита, иеромонах Пафнутий, в бытность свою в Москве, представлялся митрополиту Филарету, который принял его милостиво и очень ласково, расспрашивал об Оптинских старцах, о. Макарии, о. архимандрите Моисее и о. игумене Антонии, и в заключение, благословив его, прибавил: «Скажи о. Макарию, что четочки, которыми мы с ним поменялись, я ношу; и теперь их имею в своих руках». Слова эти показывают, что старец, по глубокому смирению своему, об обмене с митрополитом четками умолчал.

Продолжаем говорить о расставании о. Макария с о. наместником лавры собственными словами старца:

«А о. наместник явил велию свою к нам любовь и всем снабдил: образами, книгами, чаем, сахаром, самоваром, деньгами, рясою и камилавкою с клобуком; дал до Москвы своих лошадей и преспокойный тарантас; сам проводил за 10 верст, где мы и чайку попили. А о. Ф. с о. Д. проводили до половины дороги, то есть до ночлега. По приказанию владыки, мы пробыли в лавре и в скиту 10 дней. Я представил ему, что срок наш сближается, а он говорит: «Можно отсрочить; когда нужно, я напишу к вашему архиерею, а вам надобно в Москве полечиться». Нам же осталось сроку только 7 дней, а тут еще ни у кого не были, что делать? Просил о. игумена прислать еще отсрочку на две недели. А между тем, мы будем часто беседовать на письмах, – что я и делаю всякую почту: пишу к своим братиям и сестрам, то есть к вам, а вы пишите ко мне и не скучайте»⁸⁹.

Этим заканчиваются сообщенные самим старцем Макарием сведения о его пребывании в Москве и лавре. Можно из них видеть, как были ему рады и какую показывали к нему любовь митрополит и лаврский наместник, а с другой стороны, каково было и смирение старца!

13 июня выбыл батюшка о. Макарий из Москвы. Киреевские проводили своего духовного любвеобильного отца до заставы. А 20 июня, в конце вечернего правила, он возвратился из своей поездки в скит. Свиделись скитяне со своим дорогим батюшкой и получили от него благословение в церкви. А затем, до позднего вечера, келлии старца наполнены были монастырскими братиями, приходившими к нему получить благословение и изъявить свою радость о благополучном его возвращении.

Насколько приятно было митрополиту личное свидание со старцем, можно видеть из следующего письма к нему владыки:

«Преподобный отец Макарий! Первее всего благодарю Вас за доброе посещение. Надеюсь, что труд Ваш небесплоден. Жалею, что не довольно беседовал с Вами. Но слава Богу о всем!

Благодарю за книги⁹⁰. Вы очень щедры, и мне совестно было пользоваться щедростию Вашею: но меня убедили не прекословить. Польза, которую обретут читающие, Богу тайнодействующу, да обратится и Вам в духовное приобретение. Целование моего смирения всему братству Вашему. Благодать и мир Господень с Вами! Прошу не лишить меня благой помощи молитв Ваших. Филарет м. Московский. Августа 13. 1852».

Действительно, труд поездки старца Макария в Москву, по словам митрополита, был небесплоден. Там он имел утешение помолиться св. угодникам Московским и лобызать их нетленные мощи, а затем и преп. Сергия в его лавре; видеть лицом к лицу великого святителя Московского, получить от него благословение и насладиться его смиренно-любовным собеседованием; в лавре же быть принятым с братскою любовию – и даже, кажется, больше того – о. наместником лавры, а затем еще ректором духовной академии архимандритом Алексием, инспектором архимандритом Сергием и профессором Ф.А. Голубинским. Кроме того, старец воспользовался и пособием главного доктора Московского сухопутного госпиталя г. К.К. Пфеля. Издавна страдая, а последние годы и постоянно, занятием духа, страдалец поддерживал себя каплями, которые прописывал ему означенный доктор.

Благосклонно относился митрополит Филарет к старцу Макарию и до личного с ним свидания; а после того стал относиться еще с большим вниманием, благорасположением и благопожеланием. Так, например, 25 февраля 1854 года старец получил от митрополита письмо следующего содержания:

«Преподобному отцу Макарию о Господе радоватися. Как пишу к Вам при вступлении в пост, то время просить у Вас прощения, может быть, и в больших винах, нежели та, о которой теперь думаю, – в долгом молчании. С участием слышу, что здоровье Ваше слабо. Дайте себе отдых. Не истощайте сил, которые при умеренном употреблении долее могут служить на пользу.

Слышу также, что Вы озабочены неправыми суждениями о некоторых людях, получавших от Вас наставления. Сколько знаю обстоятельства: надобно им советовать терпение, потому что мнение их начальства не вдруг изменить можно. Впрочем, нет причин опасаться, чтобы могли случиться затруднения, подобные случившимся с покойным отцом Леонидом⁹¹.

Мир и тишина душе Вашей. Помолитесь о моей, молвою житейскою обуреваемой. Филарет м. Московский. Февр. 21. 1854.

Целование Вашему отцу архимандриту и отцу Антонию. У первого также прошу прощения в молчании».

Или в письме того же года к старцу Макарию писала Наталья Петровна Киреевская: «В пятницу имела счастие быть у владыки митрополита... Несмотря на занятия, он сделал милость – принял нас внимательно и изволил спрашивать о здоровье Вашем; и, узнав о ослаблении и занятии духа, случающемся с Вами, крайне соболезновал и сказал: нужно бы о. архимандриту спокоить старца; передайте старцу желание мое ему здоровья и благословение Божие. Исполняю сие приятное поручение от всей души».

Во взаимных отношениях владыки митрополита и старца Макария проглядывает даже поистине детская друг к другу любовь. Духовную дочь старца Н.П. Киреевскую митрополит принимал без промедления во всякое время – и когда был занят делами, и даже когда нездоров был и потому, кроме нее, никого не принимал. 25 октября того же 1854 года Киреевская писала старцу следующее:

«Милостивый отец мой, благодетель души! В пятницу, как предполагала, была у владыки. Он был нездоров и еще никого не принимал. Я решилась сказать, чтобы доложили обо мне, и, конечно, за ваше святое благословение, была принята милостиво владыкой. Передала ваше земное поклонение, отец мой, и, получая вам святое благословение от владыки, я развязала узелок с дарами от вас и подала сперва чашу точеную, потом ложечки, ковшик. Владыка все пересмотрел со вниманием и, держа в руке ковшик, сказал: «Скажите, зачем тут внутри розаны? Чтобы их выпить? Ведь они сойдут, вот и у меня в скиту тоже так расписывают; кажется, это лишнее?» Я ответила владыке: «Эти цветы не сойдут, они тщательно кроются олифою и удерживаются, что на опыте видела, употребляя ложечки одинаково расписанные; это очень красиво». Владыка: «Ну хорошо, буду за обедом употреблять и пить из этого ковшика...» Потом подала подсвечники (точеные), которые очень понравились владыке. Он сказал, что «со шпилькою чище». А когда я доложила, что батюшка совестился послать их, – они в олове просто отделаны, владыка сказал: «Напрасно; я олово предпочитаю; оно гораздо лучше меди».

После всего я подала владыке книги св. Исаака и объяснила, почему несколько измяты листы, – от моей вины, и что для себя вы изволили сами ставить литеры для удобства приискания строк той же материи, и показала – как (приискивать), и что усердствуете владыке, собственно думая, что не будет ли это удобство угодно для владыки. Владыка сказал: «Очень благодарен. Но для себя отчего же старец не оставил и лишил себя?» Я отвечала: «Батюшка еще себе потрудится сделать; а вам, владыка, он рад служить всем, что имеет, по глубокой преданности его к вам». Владыка сказал: «О, спаси их, Бог! Благодарю их. Видно, мне еще долго жить. Как они много всего мне прислали! Они хотят, чтобы я долго жил». И все с приятностию улыбался. Я отвечала, что следовало по приличию. Владыка с участием расспрашивал о здоровье вашем. Я объяснила, что видела, и душою утешилась любовию к вам владыки, отец мой! Потом передала поклон и почтение от о. архимандрита (Моисея) и о. игумена Антония...»

Находясь в таких близких отношениях вообще к Оптинским старцам, и в особенности к старцу Макарию, владыка митрополит пожелал и еще раз свидеться с ним и с о. игуменом Антонием, к чему представился и благоприятный случай. В скитской летописи под 26 сентября 1855 года читаем следующую заметку: «В сей день, в 4 часа утра, старцы – о. игумен Антоний и батюшка о. Макарий поехали в Зосимову девичью пустынь по приглашению начальницы оной к освящению храма, которое будет совершено владыкою Московским Высокопреосвященным Филаретом, который также изъявил желание, чтобы старцы воспользовались сим случаем для личного с ним свидания и беседы». Но подробности сего свидания, к сожалению, неизвестны.

Какая притом еще была великая внимательность владыки митрополита к изданию оптинцами во главе со старцем Макарием святоотеческих писаний – внимательность, соединенная с глубоким смирением святителя Христова, преимущественно по отношению к старцу! Мало того, что митрополит внимательно прочитывал и тщательно исправлял составленные оптинцами пояснения на некоторые темные места святоотеческих писаний; он сам даже переводил некоторые трудные места св. отцов, сличая с греческим или латинским подлинником, и побуждал цензора к скорейшему исполнению порученного ему дела.

Особенно святитель желал и всячески заботился об издании 1) книги «Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни», – находя ее более других полезною для иночествующих. В письме своем к старцу Макарию Н.П. Киреевская в июле 1849 года, между прочим, писала, что владыка, узнав о желании оптинцев напечатать «Поучения преп. Феодора Студита» и преподобных Варсануфия и Иоанна, заметил: «Мнение мое: прежде всего начать печатать Варсануфия Великого – вот это бы лучше». А от 19 сентября того же года та же Киреевская сообщила старцу Макарию следующие слова митрополита: «О книге св. Варсануфия, бывши в лавре, я занялся. Нашел и греческий подлинник; и древний славянский мы отыскали, и, что странно, славянский гораздо ближе и вернее греческого. Мы положим так: перевод старца Паисия печатать так, как он есть. Но как есть в нем в некоторых местах пропущенные речи и места: то все и тому подобное из древлеславянского, и частью сверяясь с греческою (книгою) будем выставлять внизу в примечаниях, как то сделано и в книге св. Нила». «Выслушав сии радостные слова, – писала затем Киреевская, – я поклонилась владыке в ноги с глубочайшею признательностию и благодарением... Я еще прибавила несколько слов о том, что боялась отвлекать Феодора Александровича (Голубинского), теперь иным занятого, от книги св. Варсануфия. Владыка сказал: «Ну, я ему приказал исключительно ею заняться». Когда же книга была напечатана и от имени старца Макария поднесена была Киреевскою митрополиту, он очень был доволен. Киреевская по этому поводу писала в Оптину следующее: «Владыка принял нас отечески благосклонно. Я подала ему подносный экземпляр от имени вашего, батюшка, благодарила от вас с поклоном земным. Владыка с большим удовольствием принял книгу и сказал: «У старцев как все поспевает, удивительно! Очень им благодарен». Я просила владыку обратить внимание на печать, на алфавит, и владыка все очень-очень одобрил. Любезно говорил».

Вместе с книгою преподобных отцов Варсануфия и Иоанна митрополит одобрял издание 2) преп. аввы Фалассия. Продолжая предыдущее письмо, Киреевская писала к старцу: «Я подала владыке 3-ю сотницу перевода Фалассия. Владыка спросил: «Что это?» – «Остальная сотница Фалассия. Самые последние главы 4-й сотницы батюшка о. Макарий не перевел, потому что боялся погрешить в изложении сих высоких предметов богословия, и оставил это на волю Вашего Высокопреосвященства, и как вам Господь возвестит». – «Напрасно; лучше бы перевели – мне бы помогли. Погодите, сейчас...» – и пошел в другую комнату. Владыка возвратился, держа в руках 1-ю сотницу св. Фалассия: «Вот 1-я сотница, я ее прочитал, некоторое изменил. В одном месте думал, что догадался, переправил, а как здесь в лавре нашел греческий подлинник, то увидел, что ошибся, и изменил поправку. В другом же месте было не так, вероятно, потому что пропущено было одно слово в подлиннике. Вот, отдайте от меня старцам и спросите, угодны ли будут им мои поправки. Я озабочивался и не знал, как мне им переслать эту сотницу. Очень рад, что вам могу отдать ее». Я очень благодарила и говорила, что вы примете милость владыки с глубочайшим чувством признательности и что ваши поправки – благодеяние. Владыка сказал: «Ну, это как старцы найдут». Потом я спросила: «Когда старцы перепишут, то позвольте к вам обратно доставить?» – «Можно и в цензуру отдать – как хотите».

По возвращении же первой сотницы аввы Фалассия митрополит писал к старцу Макарию:

«Мир свышний преподобному отцу Макарию! Возвращаю перевод аввы Фалассия, испещренный мною, может быть, так же некрасиво в отношении к разуму, как в отношении к буквам. Отдаю на Ваше рассуждение.

Не излишним думаю сказать, что мною сделано и почему.

Первую сотницу сличал я только с переводом старца Паисия. В немногих главах усомнясь, прибегнул к подлиннику.

Три остальные сотницы что-то побудило меня постоянно сличать с греческим подлинником, а иногда и с латинским переводом, который напечатан при греческом подлиннике, но не всегда с ним сходен. Оказалось, что для некоторых глав необходима была помощь греческого подлинника, а иногда и латинского перевода, хотя в некоторых других главах наш перевод, очевидно, верен, а печатный греческий темен – очевидно, испорчен.

В 59-й главе 3-й сотницы перевод наш оставлен неприкосновенным; а перевод с греческого поставлен в примечание, потому что несколько сомнительно, которое чтение правильное, хотя, по моему мнению, вероятнее, что истинное чтение – греческое; ибо только догадочно и принужденно можно дать значение словам: в трудолюбивом друге ты найдешь покров очам твоим. Но слова: в трудолюбивом друге ты найдешь покров твоим погрешностям – дают ясный смысл. И можно видеть их источник в словах апостола: обративый грешника от заблуждения покроет множество грехов».

О том, что 89-я и 92-я главы 4-й сотницы не на своем месте, прилагается при сем особая записка.

Прилагаю также последние 21 главы, переписанные особо, дабы вы лучше могли прочитать; нежели то, что я связно пишу по недосугу, по немощи, а более всего по лености, от которой избавиться помогите мне молитвами Вашими. Паки целование мира Вам, и о. архимандриту, и о. Антонию. Филарет м. Московский. В лавре. Июня 22, 1855 г.»

В ответ митрополиту старец Макарий писал следующее:

«Ваше Высокопреосвященство, милостивейший архипастырь и отец! Неоднократно получая от Вашего Высокопреосвященства чрез Н.П. Киреевскую архипастырское благословение, принимал оное благоговейно, с чувством благодарности и, не смея беспокоить Ваше Высокопреосвященства писаниями моими для выражения оного, сохранял в молчании доселе. Но ныне вновь излиянная архипастырская и отеческая милость Ваша подала смелость к написанию сих моих скудоумных строк.

При всех Ваших многотрудных и полезных занятиях Вы изволили уделить время для рассмотрения представленной от нас Вашему Высокопреосвященству чрез Наталью Петровну рукописи аввы Фалассия первой сотницы со славянским текстом перевод на русский язык. Получа оную обратно, с радостию увидели во многих местах исправление перевода, сделанное святительскою рукою Вашего Высокопреосвященства, которое нам ясно показало правильность славянского текста и наше скудоумие; и еще столько явили милости – изволили принять и остальные три сотницы на Ваше благорассмотрение. Простите, милостивейший владыко, такую нашу дерзость, что мы осмелились сим утруждать особу Вашего Высокопреосвященства.

Считаем также велиею милостию к нам и счастием для себя то, что удостоили принять от нашего глубочайшего усердия экземпляры книги св. Варсануфия и Иоанна в русском переводе. Это не наше произведение, а плод Вашего архипастырского благоволения и благословения, без коих не могло бы совершиться сие предприятие. Продолжая Ваши архипастырские и отеческие милости, Ваше Высокопреосвященство изволили прислать чрез о. наместника лавры о. архимандрита Антония в нашу обитель 100 рублей серебром.

Все оное слагая в сердцах наших, осмеливаемся в сих слабых скудоумных строках принести вашему Высокопреосвященству нашу наиглубочайшую благодарность, и мысленно припадаем к стопам Вашего Высокопреосвященства, лобызая святительскую Вашу десницу.

Причем, дерзая испрашивать Вашего архипастырского благословения и св. молитв всей нашей скитской братии, трудившейся в деле книжном, и мне последнему с беспредельным высокопочитанием и сыновнею преданностию, имею счастие пребыть Вашего Высокопреосвященства, милостивейшего архипастыря и отца нижайший сын и послушник, многогрешный иеромонах Макарий. 25 июня 1855 г.».

Но в особенности владыка митрополит заботился об издании Оптиною Пустынью 3) книги св. Исаака Сирина в славянском переводе старца Паисия Величковского. Книга эта, впрочем, напечатана была немного раньше преп. аввы Фалассия. В памятной записке старца Макария читаем о сем следующее:

«О напечатании книги св. Исаака Сирина мы не смели надеяться предпринимать какие-либо средства (вероятно, потому что уже напечатан был русский академический перевод сего святого отца); но Бог судьбами Своими устроил неожиданно и даровал нам иметь духовное утешение велие – видеть ее напечатанною в 2400 экземплярах. Вот как это случилось: в 1852 году, когда я был в Москве, говоря с гг. Киреевскими о русском (академическом) переводе сей книги, как бы хорошо и полезно было напечатать сию книгу на славянском языке старца Паисия, предложил им при случае предложить о сем высокопреосвященному митрополиту Филарету. Бывши в Троицкой лавре в то же время, предложил о сем о. наместнику архимандриту Антонию. По отъезде моем он, улучив время, в разные времена при разговоре докладывал о сем его преосвященству».

По этому поводу в сентябре того же 1852 года получено было старцем Макарием от лаврского наместника следующее письмо:

«Боголюбивейший и любезнейший старец отец Макарий, благословите! По. слову Вашему о напечатании Исаака Сирина писал я к старцу нашему, святому владыке. Извольте выслушать, какой ответ он мне написал: «Рад буду, если напечатают отцы Оптинские книгу Исаака Сирина на славянском, и для цензуры затруднения не предвижу. Желательно было бы, чтобы при сем на некоторые места сделаны были с подлинника пояснения, как сделано в издании Варсануфия Великого. Но если сие окажется трудным, и без сего напечатать хорошо. А с пояснениями славянский текст, по мне, лучше русского, потому что по свойству языка перевод ближе к подлиннику. Новым переводам я меньше верю». Вот Вам, любезный батюшка, от слова до слова ответ владыки. Теперь остается Вам, призвав Господа в помощь, приступить к делу. Испрашивая св. молитв Ваших, с сердечною любовию есмь навсегда н.[едостойный] Антоний.

Отцу игумену Моисею, о. Антонию и всей скитской Вашей братии передайте братский поклон. 18 сентября 1852 г.»

На следующей за сим почте получено было письмо от Н.П. Киреевской, в котором она уведомляла старца о. Макария о разговоре своем с митрополитом. Владыка: «Не пишет ли вам о. Макарий что о печатании книги св. Исаака Сирина? Он писал о сем к о. Антонию, почему это?» Я отвечала: «Не знаю ничего о сем, владыко. Но если батюшка писал к о. Антонию; то, вероятно, основываясь на словах, сказанных Вами прежде мужу моему, что Вы рады будете видеть сию книгу напечатанною, подобно книге св. Варсануфия, на славянском языке с пояснениями. Но только, владыко, осмелюсь заметить, что если пояснения эти поручите сделать Голубинскому; то будет очень медленно. Да, кажется, владыко, вновь потом надобно будет отсылать в Синод и оттуда ожидать разрешения о напечатании?» Владыка: «Нет, в Синод посылать я не буду – ведь эта книга святого отца, – а отдам ее на рассмотрение в Комитет; и если он не решится пропустить, то потребую к себе и сам подпишу. Пусть делают выговор мне одному».

В вышеозначенной памятной своей записке старец Макарий заметил, что в отношении пояснений на темные места св. Исаака Сирина митрополит «не знает, кому поручить это сделать». Вследствие сего, продолжает старец, «мы писали к Н.П. Киреевской предложить владыке, не угодно ли будет его высокопреосвященству дозволить нам заняться сим делом. На это и получили его благословение и дозволение взять в Московской духовной академии греческую книгу св. Исаака Сирина». Приготовленная затем к печати рукопись представлена была митрополиту Филарету на рассмотрение. «Владыка – продолжает в своей записке старец, – принял оную благосклонно и, отправившись в Троицкую лавру, находясь там в скиту, первую неделю Великого Поста занялся просматриванием наших пояснений и замечаний; некоторые поправил и своеручно о сем удостоил меня писанием от 9 марта 1853 года, и что он передал рукопись сию в цензуру для рассмотрения и дозволения печатать, – которая и поручена цензору, о. инспектору академии архимандриту Сергию, который с любовию занялся рассматриванием оной и по окончании того же года в июле месяце подписал дозволение печатать и доставил в Москву к гг. Киреевским. А они, с благословения архипастыря, приступили к печатанию и продержали корректуру. Между тем, Господь помог нам сделать на оную книгу алфавитный указатель, который также утвержден цензурою к печатанию».

Нелишне здесь предложить вниманию читателей и самое писание святителя Филарета от 9 марта 1853 года, коим он почтил смиренного старца Макария:

«Преподобнейшему отцу Макарию о Господе радоватися! Помолитесь о нас, борющихся с волнами людей и дел, да не погрязнем, но да касаемся, хотя несколько, брега тишины и свободы. Несколько месяцев прошло, доколе я нашел, наконец, время оторваться от дел неволи, чтобы заняться делом желаемым – чтением рукописи св. Исаака Сирина, приготовленной Вами к печатанию: но и теперь, не кончив сего, принужден возвратиться к окружающим меня неизбежным делам должности. Около половины книги читал я непрерывно, внимая учителю и Вашим толкованиям. Далее просматривал некоторые места: но, не могши продолжать и опасаясь еще надолго остановить дело, решаюсь завтра послать рукопись в цензуру. Простите меня, что я дерзновенною рукою коснулся некоторых примечаний Ваших, не имея возможности предварительно изъяснить Вам, почему так коснулся.

Некоторые места книги темны в греческом так же, как и в славянском тексте. Вероятно, сему причиною, между прочим, греческий переводчик с сирского. Некоторые примечания на такие места показались только догадочными и не довольно соответствующими греческому тексту. В таких случаях мне показалось лучшим – оставить темное темным, нежели подвергаться опасности дать читателю нашу мысль вместо мысли Исаака Сирина. В некоторых случаях мне показалось, что толкование не соответствует духу учения. Таково следующее место в слове 44-м. Текст: «Безмолвие простое посреде правды укорно есть».

Примечание к слову «простое»: Без ощущения благодатных действий «(пояснение старца Макария).» Неужели всегда, – писал митрополит, – когда не ощущаются благодатные действия, безмолвие уже есть укорно или достойно осуждения? И добрые подвижники тотчас ли получают ощущение благодатных действий? И у достигших не скрываются ли иногда сии ощущения, по несовершенству или смотрительно? Почему я изменил сие толкование так: без других подвигов и добродетелей. В сем смысле сделано замечание и в греческой книге.

Одно толкование не решился я переменить сам собою и представляю Вам о сем при сем записку. Если согласитесь на предлагаемую перемену, то возвратите предлагаемое мною толкование, дабы передать оное цензорам для внесения в рукопись.

О изменениях меньшей важности, которые позволял я себе сделать, говорить не нужно и, по немалому числу их, неудобно. Божие благословение и мир Вам и братству Вашему усердно призывая, поручаю себя молитвам Вашим. Особенно отцу игумену изъявите мое почтение и признание моей вины, что не пишу к нему особо и что молчал долго, в чем у обоих вас прошу прощения. Филарет м. Московский».

Толкование старца о. Макария, которое не решился митрополит переменить сам собою, следующее:

В 21-м слове св. Исаака Сирина текст: «Чистота есть забвение разума сущих чрез естество, обретенных в мире от естества"». Толкование: «Под видом знания здесь разумеется неестественное употребление вещей, находящихся в природе», и проч.

Особая записка митрополита по поводу сего толкования: «Иное – виды знания, а иное – употребление вещей. И не под всеми видами знания разумеется неестественное употребление вещей. Есть вид знания сущих чрез естество: и прежде его есть вид знания сущих по естеству. Сей вид знания принадлежит чистоте, а тот – состоянию страстному. Мысль замечания правильна, но выражение не точно.

Не угодно ли так изложить замечание: преподобный Исаак различает здесь вид знания сущих по естеству и вид знания сущих чрез естество. Первый не противен чистоте, а второй должен быть забвен для достижения чистоты. Вид знания сущих чрез естество есть знание вещей не просто по естеству, но с применением мыслей, происшедших от употребления вещей не по естеству, а по страсти. Так, представление в мыслях золота как создания Божьего есть знание сущего по естеству, а представление золота с корыстным вожделением есть знание сущего чрез естество».

Ответ старца о. Макария на сие писание митрополита: «Ваше Высокопреосвященство, милостивый отец и архипастырь! Высокое смирение Вашего Высокопреосвященства, явленное в своеручном писании Вашем от 9 числа сего марта, коим удостоили мою худость, до глубины души тронуло меня, и еще более дало познать и видеть мою нищету, и навело боязнь, да не будет мне на осуждение таковое снисхождение Ваше. Молчанием обротеваю⁹² ум мой и, повергаясь мысленно к святительским стопам Вашим, безгласное приношу благодарение. При многотрудных и многосложных подвигах и попечениях Вашего Высокопреосвященства о великой пастве пространного нашего отечества, Вы изволили уделить время на прочтение рукописи св. Исаака Сирина, по благоволению и благословению Вашего Высокопреосвященства приготовленной нами к напечатанию, с толкованиями или пояснениями на некоторые неудобопонятные места славянского текста, и удостоили слабый труд наш Вашего архипастырского внимания, рассмотрев оный. Это сродно токмо высокой особе Вашей и Вашей любви к распространению духовного учения святых отцов для напитания оным чад Православной нашей Церкви. Представляя сию рукопись Вашему Высокопреосвященству, мы никак не смели считать наши пояснения точными и правильными; но утешались надеждою, что Ваше Высокопреосвященство обратите на них милостивое внимание, и, быв осчастливлены оным, почитаем изменения, сделанные Вами, справедливыми и святыми. Зная просвещенный разум и опытность Вашего Высокопреосвященства, с любовью и чувством невыразимой благодарности лобызаем мысленно святительскую Вашу десницу, потрудившуюся в сем исправлении наших погрешений. В некоторых же темных местах мы хотя и дерзали делать пояснения, не желая оставить их так; но если Ваше Высокопреосвященство изволите находить, что лучше оставить темное темным, нежели основаться на догадочных мыслях: то веруем, что Господь возвестил Вам сие; и это, без сомнения, будет надежнее и полезнее.

Касательно двух мест, на которые Вы изволили сделать замечание и изменение, осмелимся доложить Вашему Высокопреосвященству, как мы понимали, не считая, впрочем, нашу мысль за правильную. В 44-м слове на слова: «Безмолвие простое посреде правды укорно есть"», – сделано нами пояснение: «Без ощущения благодатных действий». Ваше Высокопреосвященство справедливо изволили заметить, что подвижник может не иметь сих ощущений, не доспев еще до сего или по другим причинам. Но мы имели в виду повыше сих строк исчисленные действия преуспеяния безмолвия и рассматривали слова: «Безмолвие простое посреде правды укорно есть», – только по отношению к оным, в высоком устроении находящимся людям, а не в таком разуме, чтобы простое безмолвие вовсе было укорно, или осуждения достойно. В нем, конечно, есть свои степени и умаления, и приращения по мере духовного возраста каждого. Мы так понимали, но не могли вполне выразить нашу мысль. Исправление же Ваше: «без других подвигов и добродетелей», – ближе к понятию многих и точнее; ибо от совершения подвигов бывает и преуспеяние в благодатных ощущениях. В 21-м слове наше замечание на текст: «Чистота есть забвение разума сущих чрез естество, обретенных в мире от естества», – не выражает настоящего разума и точности; а замечание Вашего Высокопреосвященства очень ясно и правильно, и мы смиренно просим заменить оным наше ошибочное, если есть на сие Ваше соизволение. Во всех же наших недостатках и погрешениях, какие сделаны в сем деле по самосмышлению или по недоразумению нашему, припадая к стопам Вашего Высокопреосвященства, испрашиваем, как я, так и сотрудники мои, Вашего архипастырского и отеческого прощения и милостивого снисхождения.

Отец игумен наш принял благословение Вашего Высокопреосвященства с невыразимым чувством благодарности и зазрением себя о высоком Вашем смирении и считает себя счастливым, что удостоился получить Ваше благословение.

Молитвами и благословением Вашего Высокопреосвященства Господь даровал нам помощь окончить перевод на русский язык книги св. Варсануфия и Иоанна, которую надеемся вскоре представить Вашему Высокопреосвященству, и смиренно просим Вашего соизволения и благословения на представление оной в цензуру для рассмотрения и утверждения к напечатанию.

Дарованное нам Вашим Высокопреосвященством в писании Вашем архипастырское благословение принимаем с верою и любовию и благодарным сердцем и на будущее время осмеливаемся испрашивать оного и святых Ваших молитв на укрепление наших немощей душевных и телесных. И паки припадая к стопам Вашим и лобызая благословляющую десницу Вашу, с глубочайшим моим высокопочитанием и невыразимою сыновнею преданностию имею счастие пребыть Вашего Высокопреосвященства, милостивого архипастыря и отца, нижайший послушник и. Макарий. 17 марта 1853 года».

С каким благоговением старец Макарий относился к великому святителю Филарету, это можно видеть из его письма и к своим севским племянницам: «Сегодня, – писал он, – Господь сподобил меня, не по достоинству моему, получить милостивое писание от Московского владыки, митрополита Филарета, от 9-го марта, своеручное... О, велие смирение высокого сего мужа! Как он милостиво и смиренно выражается пред нашею худостию! Даже в стыд и страх приводит своим снисходительным смирением. И при столь обширных его епаршеских занятиях избрал время к прочитанию сей книги (св. Исаака). Как велика его любовь к отеческим учениям и желание оные передать верным сынам России для напитания душ их манною духовного учения сего св. Исаака Сирина! Для нас очень приятно, что он своею святою рукою поправил наши ошибки. Слава Богу о сем Его даре!»⁹³

Но всего этого внимания к изданию книги св. Исаака было мало для милостивого Филарета. Он чрез Н.П. Киреевскую пожертвовал собственно на это издание 100 рублей. Вместе с тем выражал заботу о том, чтобы издание книг, при щедродательности Оптинских старцев, окупалось продажею их, дабы на эти деньги можно было печатать другие книги.

«Итак, – заключает старец Макарий в своей записке, – сия богодухновенная книга (св. Исаака), помощию Божиею, напечатана благословением владыки, и первые три печатных экземпляра оной (в переплете) присланы к нам в обитель на Светлой неделе, 13 числа (апреля 1854 г.), на третий день праздника, как самый приличный подарок для Светлого праздника». В письме к своим севским племянницам старец еще добавляет: «Иван Васильевич и Наталья Петровна (Киреевские) все усилие употребили докончить к Пасхе. Почти даже и невозможно было сего сделать». Не один, впрочем, боголюбивый старец, но и все любители святоотеческих писаний были несказанно обрадованы выходом в свет сей книги. Прославляя за сие Бога, они вместе благословляли и высокого покровителя дела сего, митрополита Филарета. Да и как было не радоваться сему? Ибо было время, когда ревнители иноческой жизни и христианского любомудрия платили за рукописные экземпляры сей книги по 100 и более рублей ассигнациями; но и то трудно было достать. А хотя перевод старца Паисия и был напечатан в Молдавии в Нямецком монастыре еще в 1812 году; но, по существующему доселе запрещению ввоза из-за границы книг славянской печати без всяких изъятий в отношении их содержания, книга эта попадала в Россию лишь случайно и потому продавалась все же недешево – рублей по 15 и более серебром.

Последующие же оптинские издания, хотя также печатались с соизволения и благословения митрополита; но он уже не так участливо относился к ним по следующей, высказанной им И.В. Киреевскому, важной причине: «Я не знаю, – говорил он, – для чего печатать много. Не лучше ли ограничиться немногим, явно полезным? Светская литература представляет нам невыгоды многого печатания. Там враг человеческого рода постарался устроить так, что хорошие книги задавлены грудою бесполезных, так что до них и не доберешься. Не надобно ли остерегаться, чтобы и духовная литература не подверглась такой же участи?» Впрочем, святитель Христов и после такого высказанного им вполне истинного и отличавшегося по дальновидности его замечания, приложимого к нашему времени, не только не воспрещал оптинцам издавать душеполезные книги, но и содействовал.

Какова вообще была любовь митрополита Филарета к старцу Макарию и даже, если не дерзновенно так выразиться, уважение к нему, можно видеть из следующих строк, писанных к старцу Н.П. Киреевскою в марте 1859 года. Вот эти строки: «О вышедшей недавно вредной книге владыка митрополит Московский сказал, что ее знает, и что уже на нее пишут ответ, и что владыка сам будет об этой книге писать к Вам, отец мой! О чем и спешу Вас предупредить и просить Вас, Господа ради: отвечать владыке откровенно и сильно, как бы Вы были его старец духовный. Владыка этого отношения к Вам желает и глубоко ценит прямое, твердое, неуступчивое слово. Владыка имеет к Вам, отец мой, чувство особенной любви. Отношения к его чувству, конечно, Вам будут облегчены и Вашею к нему любовию. Простите, Господа ради, что смею о сем предлагать Вам; но делаю сие по неограниченной преданности к Вам о Господе».

Того же 1859 года 22 декабря старец Макарий, как бы в подтверждение пред тем написанного Натальею Петровною, получил от митрополита Филарета смиренное письмо чрез вышеупомянутого о. Леонида Кавелина, бывшего в то время скитским иеромонахом, который при поездке в С-Петербург был у Московского владыки.

Так как 1 декабря празднуется память праведного Филарета Милостивого – день Ангела двух Филаретов, митрополитов Киевского и Московского, то издавна в скиту бывала, как и теперь бывает, в этот день служба, на которой поминались в свое время о здравии и спасении эти два иерарха; теперь же поминаются о упокоении.

Письмо Московского владыки по этому поводу следующего содержания: «Преподобному отцу Макарию о Господе радоватися! Утешен я воспоминанием Вашим о мне в день моего Ангела: разумевая, что сие воспоминание есть молитва, в которой немощь моя и недостоинство имеют великую нужду. Господь обильно да утешает Вас Своим утешением, и да обновляет крепость Вашу многих немощей Ваших⁹⁴, да совершает силу Свою».

«Предостережение» я прочитал и думаю, что оно благопотребно некоторым, дерзновенно вступающим в сокровенный путь внутреннего духовного делания без опытного руководителя. Впрочем, оставляю еще рукопись у себя и надеюсь еще сказать Вам о ней слово⁹⁵.

Божие благословение усердно призываю Вам, и начальнику обители Вашей, и сподвижникам. Благословите меня миром. Филарет м. Московский. Декабря 11, 1859».

Московский митрополит Филарет призывает старцу Божие благословение и сам в то же время просит этого старца, простого иеромонаха, благословить его миром. Дивное смирение митрополита, и вместе с тем не менее дивное понимание им жизни духовной!

В заключение сей главы нелишне заметить следующее. С целию предлагаемые здесь письма приведены полностью, дабы читатели яснее видели, в каких искренних и смиренно-любовных отношениях были митрополит Филарет и духовник его, наместник Троицкой Сергиевой лавры архимандрит Антоний к старцу Макарию, как и он к ним.