Глава XIX. Чудесные действия благодати Божией по молитвам старца Макария, во избавление обращавшихся к нему с верою за помощию от недугов душевных и телесных, и Божий наказания за непочитание старца, прославлявшегося Самим Господом

Следующие рассказы покойного скитоначальника Оптиной Пустыни иеросхимонаха Анатолия (Зерцалова), вначале жившего в монастыре во время старчествования о. Макария, будут пополнением описанных выше чудес Божиих, совершавшихся в свое время смиренным старцем, подвижником, истинным рабом Божиим.

Имея от Господа дар исцелять болезни душевные и телесные, сам старец всевозможно заботился о том, чтобы не подать людям повода считать его человеком святым и приписывать его молитвам исцеление от той или другой болезни. Когда приводили к нему разного рода больных и бесноватых, он, не придавая себе никакого значения, посылал их в церковь отслужить молебен какому-либо святому, сам оставаясь, таким образом, как бы в стороне. Между тем, просившие его молитвенной помощи получали ее, оздоравливали и отходили от него с великой благодарностию.

В иное время, как говорено было выше, старец давал страждущим разными, не всегда понятными, болезнями освященный елей от неугасимой лампады, горевшей в его келлии пред особенно чтимой им Владимирской иконой Божией Матери, Единой Свидетельницы сокровенных подвигов верного раба Ее, или воды святой. И рассказы об исцелениях от сего, по-видимому, простого действия были многочисленны. Передаваясь от одних другим, они умножали и число посетителей старца. Во всех же случаях старец всячески старался укрывать присущую ему благодать исцелений.

Представим несколько сему примеров.

Брянского женского монастыря монахиня Макария (бывшая Аполлинария) начала подвизаться по своему разумению, самочинно, и впала в бесовскую прелесть. Однако, по милости Божией, она еще могла, хотя отчасти, видеть свое душевное повреждение. И потому, когда услыхала о святости и мудрости старца Макария, решилась искать его помощи и для сего прибыла в Оптину Пустынь. Остановившись на гостинице, она пошла в скит. Но на полдороге среди леса вдруг явился перед нею бес в ужаснейшем и отвратительнейшем виде, чего она и в воображении своем представить не могла. Изрыгая хулы на старца и на шедшую монахиню, он с яростию говорил ей: «Ты куда идешь? К безумному старцу? Воротись. Или я сейчас же удавлю тебя вот на этом дереве». Монахиня от ужаса оцепенела. Однако ж, призвав в помощь Имя Божие, она пересилила страх свой и быстро побежала в скит. Но когда вышел к ней старец, она упала пред ним без чувств. Желая скрыть от посторонних людей истинную причину припадка пришедшей монахини, старец обратился к своему келейнику: «Иларион, Иларион! Воды, воды! Холодной воды!» И начал ее опрыскивать, показывая вид, что с нею случилась обычная дурнота. Когда же она пришла в чувство, старец начал ее расспрашивать о ее жизни и подвигах. Но услышав, что она оставила чтение отеческих книг и даже Св. Писания, а упражняется в молитве Иисусовой, он велел ей тут же при себе прочитать одну кафизму из Псалтири. Напрасно усиливалась получившая хорошее образование монахиня сделать то, что легко делали недоучки. Смущение и страх совершенно сбивали ее с толку, и она оставила Псалтирь, отозвавшись решительною невозможностию читать. Тут м. Макария уже окончательно убедилась в своем повреждении и просила старца не оставлять ее руководствовать в жизни духовной. По приезде же в свой монастырь, она долгом сочла письменно благодарить старца за его милости и попечение о ней и, между прочим, написала следующее: «Когда я в первый раз увидела вас, какой-то блестящий и жгучий луч поразил глаза мои, и я упала наземь без чувств». Так вот что было истинной причиной упомянутого выше припадка м. Макарии. Но когда помогавший старцу в письмоводстве иеромонах Гавриил, прочитывая для него ее письмо, прочитал и эти строки, старец, обращая это в шуточную сторону, повторил несколько раз скороговоркою: «Ишь, ты, баба дура! Поверь, поверь ей! Ишь, какую чушь несет!» Между прочим, не сразу м. Макария избавилась от прелести; и по этой причине долгое время велась у ней со старцем переписка. В конце же концов она совершенно оздоровела и душевно благодарила своего духовного врача за исцеление.

Другая м. Макария, Домогацкая, монахиня Севского монастыря, рассказывала следующее: «Съехалось нас однажды в Оптину на богомолье с разных сторон много. Между нами случилась какая-то странница, которую я несколько раз видала, но все поодаль батюшки. Заметив, что она сторонится старца, я однажды сказала ей: «Что ты вместе с нами не подходишь к батюшке под благословение?» Она созналась, что ее что-то не допускает к старцу, и она страшится его, хотя внутренно и не желала бы этого. Получив такой ответ, я при первом же свидании со старцем сказала ему об этом. Он тут же подозвал ее к себе, обласкал и затем сказал: «Мы с тобой после еще увидимся и поговорим». На другой день после ранней обедни мы опять пришли к старцу, и странница с нами. Была Пасха. Батюшка повел всех нас в скитскую церковь. Тут было несколько монахинь и светских дам, которых привел иеродиакон Исаия¹²⁵. Старец показывал нам ризницу и некоторые достопримечательности, а странница в это время сидела в Предтеченской церкви на лавочке возле печки, по входе в церковь на левой стороне. После того батюшка повел нас вон из церкви. Но лишь только поровнялся он с сидевшею около печи странницею, она в то же мгновение ударилась об пол и начала самым ужасным образом метаться и кричать: «Вот тебе напал на своего! Вот тебе напал-то! Осьмнадцать лет меня никто не видал. Осьмнадцать лет я жил спокойно – никто не знал меня. А теперь напал на своего! Напал!.. Беда нам от тебя, Макарий! Гонишь ты нас, Макарий!» Уклоняясь от беснующейся, батюшка с поспешностию обращается к нам: «Теперь в трапезу! В трапезу! Тут все осмотрели». И с этими словами он вышел из церкви. Мы все пошли за ним в трапезу. Потянулась за нами и странница. Когда же при осмотре трапезы случилось батюшке опять проходить мимо бесноватой, она опять ударилась об пол с прежними странными припадками, говоря: «Горе нам от тебя, Макарий! Гонишь ты нас, Макарий! Нет нам места от тебя, Макарий!» Старец, опять повернувшись, предлагает нам: «Не угодно ли теперь посмотреть и подвал под трапезой?» И тотчас спустился с нами вниз, оставив странницу в жестоком припадке. Когда же при осмотре запасов подошли мы к квасным бочкам, батюшка предложил желающим откушать скитского квасу. Тут пришла некоторым из нас мысль попросить старца, чтобы он благословил стакан квасу, дабы им напоить бесноватую. Мы твердо были уверены, что старец может исцелить ее, но уклоняется от сего единственно по смирению. Теперь мы вздумали воспользоваться хотя таким благословением, веруя, что и этого достаточно будет для исцеления страждущей. Шепнули об этом общем нашем желании о. Исаии. Он налил стакан квасу и поднес его к батюшке, прося его благословения. Уразумев, для чего о. Исаия просил благословить квас, старец просто сказал: «Хорошо; напойте ее». Но о. Исаия опять попросил: «Нет, батюшка, вы благословите квас». Старец ответил: «Все равно; ведь я благословил; отнесите ей». О. Исаия продолжал настаивать на своем. Тут и мы приложили общую просьбу. Тогда батюшка, как бы против воли, перекрестил квас, и его тотчас понесли к страдалице. Увидев это, она еще с большим беспокойством и ожесточением начала метаться и стиснула зубы. С трудом разняли их и насильно влили ей в рот квасу. Страдалица тут же опомнилась, успокоилась и, оправившись, стала совершенно здоровою. Дня три после того видала я ее. Она уже не боялась старца, а, напротив, изыскивала случая видеть его и получить от него благословение и наставление. После она мне созналась: «Во всю мою жизнь я не чувствовала такого жестокого терзания от припадка, как при свидании со старцем в скитской церкви и трапезе; я едва осталась жива; зато теперь уже не чувствую ни малейшего признака прежнего мучительного состояния духа ни в присутствии старца, ни без него; и так хорошо я никогда себя не чувствовала». Действительно, никто из нас уже не видал в ней ничего похожего на прежнюю ее болезнь. Она была спокойна в духе и здорова.

Алексей Васильевич Говоров, сын помещика Ливенского уезда Орловской губернии, в бытность свою в Оптиной Пустыни 16 сентября 1863 года, в келлиях старца иеросхимонаха Амвросия, сказывал о себе следующее: «Издавна я подвержен был пьянству в сильнейшей степени. Бывало, как придет время запить, никакая сила не в состоянии удержать меня от этой слабости. Этим я совершенно расстроил и свое состояние, и семейство. Люди советовали жене моей обратиться к некоторым лицам в надежде получить от них исцеление недуга моего; но дело почему-то не ладилось. Посоветовали мне, наконец, побывать в Оптиной у о. Макария. Вот мы с женой и отправились. По приезде же, когда мы объяснили старцу о моей немощи, он только шутя ударил слегка три раза по моей голове рукою; и затем велел готовиться к причащению Св. Таин. Но когда я стал подходить к Св. Тайнам, меня всего так начало ломать, что я сам не в силах был подойти. Самого ломает и трясет; а злой помысл-то и твердит: «Зачем идешь? Что, тебе поможет причащение? Все это пустяки. Оставь! Ступай прочь!» И какая-то невидимая сила как будто отталкивала меня. Однако жена уговорами и силою помогла мне подойти к Св. Дарам. Тотчас же после причащения почувствовал я облегчение, которое по времени все более и более усиливалось во мне. Когда же, наконец, я совсем успокоился, во мне родилось такое отвращение ко всем спиртным напиткам, что я и запаха их не мог терпеть. И вот уже шесть лет я ни меду, ни пива, ни шампанского не могу даже отведать. Не могу есть хлеба, если он поставлен был на винных или пивных дрожжах». К сему Говоров прибавил: «По кончине о. Макария, при вести о сем, мы очень восскорбели, и в особенности жена моя. Ночью он и является ей во сне, точь-в-точь как она видала его живым, в той же одежде, только видом гораздо светлее, и говорит: «Не скорби! Продолжайте ездить в Оптину. Вы и от праха моего получите то же, что получали от меня живого. Я все тот же!» Когда же мы недоумевали, ехать ли и как ехать, старец опять явился во сне и говорит: «Что же вы не едете в Оптину? Я сказал, что я тот же; и вы получите такую же пользу от праха моего, как и от меня живого». И мы более не смели сомневаться».

Дочь орловского помещика г. Матвеева, Наталья, 11-ти лет от роду, отличавшаяся особенным благочестивым настроением, получила исцеление во время сна по молитвам старца Макария от неизлечимой болезни, называемой «Виттова пляска». Родители отроковицы знали старца, приезжали иногда к нему, хотя далеко не понимали его так, как узнали после. Вот как они рассказывали об исцелении своей дочери: «Наташа страдала около двух лет. Мы перепробовали всех окружных врачей, возили ее в Москву и долго там прожили, много средств употребляли; но ничего не помогало. Получив наконец от лучших московских докторов окончательное решение о невозможности излечения, мы отправились назад. И мать с больной Наташей поехала прямо домой, а я (отец) в Оптину, чтобы испросить у старца о. Макария совета – что делать с больной дочерью. Он посоветовал мне поехать с нею на богомолье в Воронеж к мощам святителя Митрофана, а оттуда заехать в Задонск к святителю Тихону. С таким решением я возвратился домой, где жене моей уже натолковали о каком-то бывшем в Орле магнетизере. Жене хотелось испытать это средство; а я настаивал исполнить совет старца. При таком взаимном разногласии решились мы опять спросить его о сем, но он опять дал нам прежний совет. Тогда уже мы окончательно вознамерились исполнить его в точности. И в ту же ночь совершилось с больною нашей дочерью чудо. Кому известна «Виттова пляска», тот знает, как тяжело болеть и как жалко смотреть на страдающую этою беспокойною болезнью. Больная непрестанно день и ночь то вздергивала членами, то поднимала и опускала их, то перекидывала. Ни сна не было, ни бодрствования. И потому для нее была отдельная комната и неотлучно находившиеся при ней две девушки сиделки. Когда мы решились ехать в Воронеж, Наташа почувствовала себя поспокойнее. Настала ночь, и больная, к удивлению находившихся при ней девушек, заснула спокойно. Заметив это, одна из сиделок сказала подруге: «Барышня крепко заснула; теперь можно и нам обеим уснуть». Но все-таки, желая удостовериться, действительно ли больная спит, они поднесли к лицу ее горевшую свечу. В это само время Наташа поднимается, свешивает с постели ножки и протягивает правую ручку, как бы желая что-то принять. Девушки, думая, что она требует их помощи, взяли ее за ручку и спрашивают: «Что вам угодно, барышня?» А та взаимно их спрашивает: «Где же батюшка о. Макарий?» Они отвечают, что никого здесь кроме них не было. Наташа утвердительно говорит: «Как не было? Сейчас был вот здесь батюшка о. Макарий и сказал мне: вставай, Наташа, и приезжай ко мне в Оптину. И я протянула к нему руку, чтобы он благословил меня». Изумленные девушки не знали, как и подумать о таком обстоятельстве. Между тем больная слезла с постели и начала без всякой посторонней помощи ходить по комнате. Обрадованные таким явлением, девушки сиделки забыли уже и о сне в ожидании нашего пробуждения. Проснувшись в пять часов утра, и мы с женой увидели такое чудо, какого не смели и ожидать. После такого радостного события принуждены мы были опять утруждать старца вопросом: «Куда же нам теперь ехать?» Он опять ответил: «К святым Митрофану и Тихону». А дочке приказывал – в Оптину. И мы с величайшею радостию исполнили и то, и другое. А Наташа получила совершенное оздравление и осталась все такою же набожною, как и прежде была.

Доживавший в Оптиной Пустыни последние годы своей жизни отставной генерал-майор Андрей Андреевич Петровский, духовный сын покойного старца Макария, бывши в мае 1862 года в келлии старца Амвросия, поведал о себе следующее: «Когда я перешел, – говорил он, – на постоянное жительство с ваших гостиниц в монастырь (это было около 1859 года), напала на меня такая душевная тягота, что я потерял аппетит, ночи проводил без сна, читать ничего не мог; а о молитве и говорить нечего. Помыслы день ото дня более и более внушали смущенной душе моей, что у меня потеряна надежда ко спасению, что я живу в монастыре, сам на зная для чего, что в моих преклонных летах болезни, немощи и скорби съедят меня. Я не знал, что мне делать и к кому обратиться, когда уж и молиться не мог. Изнемогши духом и телом, я, наконец, из глубины сердца возопил: «Господи! За молитвы отца моего духовного, старца Макария, помози мне». И что же? Не успел я проговорить эти слова, как случилось со мною то, что как будто невидимая рука в один миг сняла с меня всю тяжесть. Я обновился духом и в ту же минуту решился при первом свидании со старцем батюшкой о. Макарием объяснить ему это обстоятельство. Заметить должно, что старец, если когда захаживал ко мне, то всегда это бывало после ранней обедни, когда я поуберусь и займусь с часок каким-либо делом. Но на этот раз, то есть на другой же день после рассказанного мною обстоятельства, он пришел ко мне, застав меня еще в постели. Едва я успел кое-как принять его, как он сверх всякого моего ожидания и прежнего обыкновения спросил о здоровье, повернулся и тотчас ушел, оставив меня в недоумении и не дав объяснить причину скорого моего выздоровления; в чем он всегда принимал живое участие. Этим я, однако, не удовлетворился, пошел к нему на исповедь и объяснил причину моего выздоровления. Старец все как-то уклонялся положительно выразуметь смысл моих слов. Но когда я сказал ему ясно и определительно, что получил исцеление именно чрез призвание его имени, он только заметил: «Можно и это делать; святые отцы не запрещают, но только как можно реже».

Еще сказывал тот же генерал Петровский: «Долгое время не мог я найти себе по сердцу книги для чтения. Хотя и читал св. отцов, но все это не вполне соответствовало моему желанию. Назначая мне для чтения то ту, то другую книгу, старец всегда приговаривал: «Есть у меня книга; уж та верно вам понравится, но подождите». Действительно, приносит он мне однажды рукописную книгу, озаглавленную «Ставрофилия»¹²⁶, и говорит: «Ну, вот вам и обещанная книга. Эта будет вам по сердцу. Бог благословит вам читать и списывать ее до самой смерти». Когда я стал ее читать, оторваться не мог. Во всю мою жизнь ни одна книга из всех возможных назидательных книг не нравилась мне столько, как «Ставрофилия». Так полно она удовлетворяла всем тонкостям моего желания. Вот уже четвертый год, несмотря на немощи моего 80-летнего возраста и слабость глаз, постоянно копирую ее, списываю восьмой экземпляр. И вообразить не могу, чтобы дело это когда-нибудь мне показалось тяжелым. И надеюсь, за молитвами старца, продолжить это занятие до самой смерти без опасения наскучить им». Списываемые экземпляры генерал рассылал разным своим родственникам мирским.

Следующие за сим рассказы передаются вышеупомянутым иеромонахом (впоследствии архимандритом) о. Леонидом:

«Многие из нас, – писал он в свое время, – помнят одну бесноватую женщину, которая, сидя на дорожке, ведущей из монастыря в скит, поносила старца, говоря между прочим: «Скоро ли умрет этот Макарий? Он измутил весь мир. Ох! Горе мне» и т. п. Привлеченная к старцу по вере ее мужа, женщина эта, несколько лет страдавшая беснованием, после употребления данного ей старцем освященного елея выздоровела совершенно. Впоследствии она разрешилась от бремени ребенком, который кричал без умолку непрестанно. Когда же принесли его к старцу, который осенил его во имя Божие благословением, младенец успокоился, и денноночные, ужасавшие его родителей вопли с тех пор, по милости Божией, прекратились.

Был и еще замечательный случай. Один из людей образованного круга имел несчастие подвергнуться припадкам беснования. Родные его обратились за помощью к искуснейшим докторам. Те долго лечили больного дома; наконец послали его за границу к водам; но облегчения не было. Признаки беснования были очевидны; ибо припадки болезни совпадали с днями нарочитых церковных праздников; а конвульсии усиливались от прикосновения священных предметов: Св. Креста, Евангелия, богоявленской воды. В заключение всего больной не в состоянии был добровольно приступать к таинствам покаяния и причащения Св. Таин. Несмотря на то, родные его боялись или не хотели назвать болезнь страдальца своим именем. Видя беспомощное состояние больного, один из близких к нему людей из сострадания взял на себя труд свозить его в Оптину Пустынь с намерением попросить совета у старца Макария, которого он знал лично, – что делать с непонятною болезнию приятеля. Успел ли он уговорить больного или привез его в монастырь, употребив для сего какую-либо хитрость, неизвестно. Только по приезде, остановившись в гостинице, он тотчас послал просить к себе в номер старца, не упоминая о приехавшем с ним приятеле и приятелю ничего не говоря о сем. Несмотря на это, больной в то же самое время начал обнаруживать сильное беспокойство – признак приближавшегося припадка, и говорил: «Макарий идет, Макарий идет!» Старец, действительно, пришел, но едва вошел в занимаемые гостями покои, как больной бросился на него с бешенством, произнося разные неистовые слова, и, прежде чем успели удержать его, заушил старца. Зная, кто управлял в этом деле рукою несчастного, смиренный старец употребил против него сильнейшее оружие. По заповеди Христовой, он тотчас же подставил ему другую ланиту, произнося слова Господа: Аще тя кто ударит в десную твою ланиту, обрати ему и другую [Мф.5:39]. Опаленный смирением старца, бес тотчас же оставил страдальца, который упал без чувств к ногам благодатного посетителя и пролежал долгое время в совершенном оцепенении; но потом, очнувшись, встал уже здоровым, не сохранив ни малейшего воспоминания о своем поступке, в котором он, попущением Божиим, был только лишь орудием.

Кроме здесь описанных и подобных им случаев благодатных исцелений по молитвам старца батюшки о. Макария, были и другие, так сказать, наказательно-вразумительные случаи, когда некоторые за непочитание старца подвергались наказанию Божию, а вследствие раскаяния получали от премилосердого Господа и помилование.

Так, один купец, не раз приезжавший к старцу за советами по поводу своих торговых дел, не исполнив старческого наставления, клонившегося к примирению с Богом его совести, и видя увеличивающееся расстройство своего имения, приехал опять попросить у старца совета, что ему предпринять. Приезд свой купец приурочил к одному из двунадесятых праздников, когда число посетителей обители и всегда значительно увеличивается, а при жизни старца Макария увеличивалось особенно. Старец едва успевал удовлетворять духовные нужды обращавшихся к нему с разными вопросами, давая на них краткие ответы. Прошло три дня, а старцу не было возможности заняться с упомянутым купцом. Скучая от нетерпения, сей последний стал роптать, давши место презорливым мыслям: «Уеду, – думал он. – Да и в самом деле, чего я жду? Такой же человек, как и все мы, грешные. Целый день в народе. Добро бы, затворник какой был...» и т. п. Сложившись с такими мыслями, коими враг, очевидно, хотел отвлечь его от принятия душеполезного старческого совета, он пришел в монастырскую церковь к ранней обедне. Борьба помыслов продолжалась и тут. Вдруг почувствовал он, как сам после рассказывал, головокружение. Относя это к тому, что был тепло одет, купец снял с себя шубу. Но вот ему представилось, что церковь колеблется, своды ее рушатся и грозят своим падением задавить его. Позабыв о шубе и без шапки, несмотря на бывший сильный мороз, купец стремительно выбегает из церкви и бежит без оглядки в скит. Дорогой ему кажется, что растущие по обеим ее сторонам вековые деревья валятся на него. И потому он бежал с громким криком, как будто преследуемый свирепым зверем. Было рано. Упомянутый выше скитянин о. Леонид (Кавелин) читал в это время Псалтирь по благодетелям и братиям, живым и усопшим. Слыша необыкновенные и учащенные восклицания, он остановился на той мысли, что, вероятно, это один из бесноватых, которых иногда насильно приводили к старцу сострадательные родные. После уже он узнал о случившемся от келейников старца Макария. Вбежав на крыльцо старцевой келлии, купец упал на колени пред запертою изнутри дверью. В это время читались для старца келейниками его положенные Св. Церковью часы. На доносившийся с крыльца крик вышел один из келейников, о. Иларион. Увидев бледного и трепещущего всеми членами человека и по возможности успокоив его, он спросил: «Что вам угодно?» «Батюшку, батюшку, отца Макария, Бога ради!» – проговорил он, задыхаясь от усталости и испуга. Недоумевая, что случилось с ним, о. Иларион доложил старцу, который и вышел навстречу пришедшему. Увидев старца, купец упал ему в ноги и, обливаясь слезами, говорил: «Простите, батюшка, простите! Бога ради, простите! Я подумал, что вы такой же грешный человек, как и мы». «Да ваше мнение и правильно, – говорил, успокаивая его, смиренный старец, – я не только такой же грешный человек, но еще и хуже всех грешников, по слову: от них же первый есмь аз. Успокоенный любовию старца и получив от него благословение и разрешение своих недоумений, купец оставил его келлию утешенный и в совершенно здоровом состоянии. После сего он остался в обители еще на некоторое время, говел, причастился Св. Христовых Таин и уехал, славя Бога и смиренного раба Божия, научась явным наказанием не уничижать смиренных, о них же благоволит Господь, сказавший: Близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренных духом спасет. И: Уши Его в молитву их [Пс.33:19,16].

Еще наказательно-вразумительный случай, записанный иеросхимонахом Анатолием (Зерцаловым):

Белобережской общежительной пустыни некий послушник Адриан по поступлении в эту обитель начал проходить путь жизни подвижнической хотя усердно, но самочинно. Ищущий же погибели душ христианских лукавый враг внушил ему мысль ради спасения души своей принимать к себе странников и успокаивать их. Около семи лет подвизался так Адриан в своей обители. В это время в Оптиной Пустыни старчествовал описываемый здесь высокой духовной жизни старец Макарий. Как истинный пастырь, собственным опытом изведавший пользу старческого пути, он всячески оберегал врученное ему стадо Христово, отлучая тех вновь поступивших послушников, которые не хотели следовать этим путем. Другие же из них и сами оставляли Оптину Пустынь и переходили в иные монастыри или обращались в праздношатающихся странников. Послушник Адриан вместе с другими странниками принимал и этих оптинских выходцев, которые наносили на старца Макария много клеветы. Таким образом, Адриан, хотя старца никогда не видал, но составил о нем понятие самое невыгодное. Старец представлялся ему человеком нрава жестокого, самовольно и пристрастно распоряжавшегося братиями. За год до кончины старца Макария Адриан вместе с другими пятью послушниками представлен был своим настоятелем к постригу в рясофор. Но в то время как он подписался к пострижению, видит ночью во сне, что входит к нему в келлию их настоятель и за ним неизвестный старец в мантии, камилавке и с двумя крестами на шее. Когда они подошли к Адриану, неизвестный старец, обратившись к о. настоятелю, говорит: «Вы представили в числе других к рясофору и Адриана; а я вам говорю, что Адриан недостоин сего. Другие пусть будут пострижены; а его должно оставить – он недостоин». Настоятель будто стал оправдывать его, объясняя старцу, что Адриан давно живет в обители, что исправен в послушаниях и вообще хорошо ведет себя. Но старец уже с гневом опять начал говорить настоятелю: «Я вам говорю, что он живет дурно; он недостоин жить в обители, его должно изгнать; он сделает вот то-то, и еще... и... и если вы не выгоните его, то стены его выгонят». Настоятель, будто, после этого поклонился старцу и вышел. Адриан в то же время проснулся и видит, что подле него уже в действительности стоит виденный им во сне старец. При виде сего нежданного посетителя послушник вспыхнул от гнева, вскочил с кровати и, сжав правую руку в кулак, спросил: «Кто ты такой, что пришел возмущать против меня настоятеля?» Незнакомец ответил: «Я старец, настоятель Оптинского скита Макарий». При последнем слове, припомнив все прежде о нем слышанное от странников худое, Адриан еще большим закипел гневом. «Что же тебе нужно? – вскрикнул он. – Из своего монастыря ты всех разогнал; и пришел еще чужую обитель возмущать? Блажени миротворцы. А ты у себя всех разогнал и отсюда выгонять хочешь?» «Я прогнал из своей обители, – ответил старец, – таких же негодных и недостойных, как ты. Ты недостоин пострижения. Ты сделаешь вот то-то, и еще... и... Тебя непременно должно изгнать из обители. Если настоятель тебя не выгонит, то камни выгонят тебя. Три года ты будешь всеми гоним и нигде не найдешь покоя». Слова эти довели Адриана до крайней степени гнева. Он обругал старца и со словами: «Вот Бог, а вот тебе порог,» – с яростию устремился на него. Но явившийся старец стал невидим. На другой день после этого Адриан почувствовал в душе беспокойство. На него восстали некоторые из старших братий. И сколько настоятель ни защищал Адриана, они принудили сего последнего выйти вон из обители.

Оставив Белобережскую пустынь, Адриан, действительно, в продолжение трех лет нигде не мог найти себе покоя или пристанища. В некоторых монастырях он и желал было остаться и даже получал на это от настоятелей соизволение; но вдруг с какой-либо другой стороны встречал препятствие, и желание его оставалось безуспешным. Иногда дело об определении Адриана в монастырь доходило до утверждения архиерея; но владыка, никогда не видавший и ничего о нем не знавший, сверх всякого чаяния отказывал настоятелю в просьбе о его определении. В продолжение этого трехлетнего странствования Адриан, по предсказанию являвшегося ему старца Макария, действительно сделал что-то, по-видимому, укоризненное, и еще... и... Между прочим, он так был ожесточен против старца, что после полутора года своего бродяжничества, проходя в г. Козельск, нарочно миновал Оптину Пустынь, отвернув даже лицо свое от монастыря. Но когда стало к концу приходить роковое трехлетие, сердце Адриана начало смягчаться. И он в мае 1862 года, вопреки своему намеренному пути, сделал 200 верст крюку, чтобы только побывать в Оптиной Пустыни. Когда он прибыл в эту обитель, уже почти два года минуло с тех пор, как старец Макарий скончался. Тогда он обратился за советом к преемнику покойного, старцу Амвросию, – что ему предпринять и как быть и жить. Старец Амвросий посоветовал ему предварительно сходить на могилу старца Макария и испросить у него прощения. Исполнив этот совет, Адриан возвратился к старцу Амвросию и объявил ему, что после поклонения могиле почившего сердце его успокоилось и как бы подсказало ему, что он прощен. Еще месяц оставался до окончания назначенной старцем Макарием виновному трехлетней эпитимии по изгнании его из своей обители; но по совету старца Амвросия он уже отправился прямо на жительство в свое прежнее место – Белобережскую пустынь.

Здесь приведены примеры скорой помощи Божией нуждавшимся в оной по молитвам старца Макария, в свое время бывшие общеизвестными. А сколько было еще таких, которые остались известными только Единому Господу и тем людям, которые обращались к старцу за помощию! Сколько можно было ежедневно насчитать исцеленных душевно! Одни уходили от него утешенными в скорбях, другие возбуждены были им от греховного оцепенения, иные разрешены от уз отчаяния и тому подобного. Прославляющие Мя прославляю [1Цар.2:30], – сказал Господь. Слова эти вполне можно отнести к описываемому здесь блаженной памяти старцу Макарию. Господу угодно было открыть некоторым, какой славы сподоблял Он смиренного старца еще при жизни его. Приводятся здесь по этому поводу два записанных иеросхимонахом Анатолием замечательных случая.

Один благочестивый посетитель Оптиной Пустыни рассказывал следующее: «Еще до знакомства моего с Оптиной раз представилось мне в сонном видении внутреннее устройство ее храма, сооруженного в честь святой Казанской иконы Божией Матери, точно в таком виде, как оно было в действительности¹²⁷. Стоял я, будто, среди церкви во время какого-то торжественного богослужения. Царские врата были отворены, и в алтаре по обе стороны св. престола стояли в два ряда иеромонахи в полном священническом облачении. Чинное их стояние и благоговение мне очень понравилось, и я утешался, глядя на них. Только один из стоявших в алтаре иеромонахов показался мне исключением из этого сонма смиренных иноков; и я, признаться сказать, немножко блазнился им. Но вот слышу, какой-то голос говорит мне: «Не соблазняйся и этим монахом. Он так держит себя от простоты, и ты напрасно им соблазняешься. А вот, если хочешь, посмотри вон там (при этом как бы кто-то указывал мне на придельный алтарь с южной стороны), вон там есть мудреная простота. Вон там уж есть что посмотреть». С этими словами будто кто-то взял меня за руку и повел в южный алтарь во имя Воздвижения Креста Господня. Вошедши туда, я увидел стоявшего на южной стороне св. престола по виду смиренного, но очень святолепного старца. «Вот это мудреная простота!» – сказал мне тот же голос. Впоследствии, когда Бог привел мне побывать в Оптиной Пустыни и в самой Казанской церкви, я чрезвычайно удивился тому, что, никогда прежде не бывши в этой обители, увидел все здесь совершенно мне знакомым. В особенности же поразил меня вид никогда прежде не виданного мною старца Макария, совершенно сходный с тем, который года два тому назад представлялся мне в сонном видении».

Старец Макарий, когда приходил в монастырь к обедне, действительно, в Казанском храме всегда становился на том месте, где видел его в сонном видении упомянутый здесь богомолец.

А вот еще случай прославления Господом Богом смиренного старца Макария, когда он еще был жив.

Вышеупомянутая Севского монастыря монахиня м. Макария Домогацкая 27 мая 1862 года в присутствии многих лиц в хибарке старца Амвросия рассказала следующее: «Это было, – так говорила она, – еще при жизни батюшки Макария. В июне или июле 1860 года нашего (Севского) монастыря послушница Елисавета вместе с другими двумя монахинями приехала в Оптину к батюшке о. Макарию. Все они, по обычаю, поместились в монастырской гостинице, определенной собственно для приезжих монахинь. Нелишне заметить здесь, что послушница Елисавета в особенности замечательна была простотою нрава и множеством понесенных ею скорбей по причине бедности после мирской жизни в довольстве. Из окон келлий остановившихся в них монахинь был вид на гостиный двор и на дорожку, пролегавшую через лес из скита на гостиницу. В один день, около восьми часов утра, сидела Елисавета в одной из этих келлий и смотрела в окно на скитскую дорожку и вдруг услыхала доносившиеся оттуда звуки удивительно приятного пения. Смотрит: идет старец Макарий и по сторонам его двенадцать мужей, которые одеты были в белые одежды, а сверху имели схимы. На головах у них были схимнические кукули, также белые и блестящие. Какое-то странное внутреннее чувство подсказало ей, что это были св. апостолы. Двое из них вели старца под руки, а некоторые шли впереди и несли подсвечники с возжженными свечами. Между тем, простодушная послушница не придала этому видению особенного значения. Ей вообразилось, что, вероятно, в Оптиной Пустыни установился обычай с такою торжественностью носить Св. Дары для приобщения больных; а в гостинице в то время была больная. Должно быть, Елисавета в самозабвении и не подумала о том, что видела св. апостолов. Старец действительно в конце ранней обедни приходил из скита на гостиницу; но только кроме Елисаветы никто не видал сопровождавших его мужей. Когда же послушница эта пошла в церковь к поздней обедне, она случайно встретила на гостином дворе возвращавшегося в скит старца. Приняв от него по обычаю благословение, она пошла с ним по одной дорожке; а другие, сопровождавшие старца, шли сзади их. Прошедши несколько шагов, старец, обратившись к ней, спросил: «А кого ты, Лиза, ныне видела?» Послушница и вообразить не могла, чтобы старец знал о виденном ею; но, опомнившись и все еще хорошо не понимая смысл старцева вопроса, ответила: «Я видела, батюшка, апостолов». «А кого они вели?» – продолжал старец спрашивать с улыбкою. Пораженная такою нечаянностию и открытием ее тайны – так как до сего времени никто об этом не знал, – Елисавета вскрикнула: «Ах, батюшка, да ведь вели-то они вас!» При этом старец строго запретил ей открывать это кому бы то ни было до самой его кончины».

Видению этому мы верим несомненно, как действительному событию. Ибо если Сам Господь, Царь Небесный, был в свое время среди учеников Своих, яко служай, когда умывал ноги их на Тайной Вечери, подав чрез это им образ глубочайшего Своего смирения и вместе с тем вложив в стопы их Свою Божественную силу, дабы они непреткновенно могли идти во весь мир с проповедию евангельскою: то ничего нет дивного в том, если и ближайшие ученики Господа св. апостолы, по примеру своего Учителя Бога, своими мощными молитвами, как бы руками, поддерживали и подкрепляли верного раба Божия, старца Макария, ведя его к определенной Промыслом Божиим цели, сиречь к продолжению трудов апостольских, дабы таким образом целить многоразличные недуги в людях и светом учения Христова просвещать омраченные грехами души.