архим. Агапит

Источник

Глава XXI. Последние годы и обстоятельства жизни старца о. Макария, его предсмертные страдальческие дни и блаженная кончина

Жизнь старца батюшки о. Макария близилась к концу, и здоровье его все более и более ослабевало. На поздравительное письмо своих севских родственниц в ноябре 1859 года он отвечал: «Благодарю вас за поздравление меня со днями моих рождения и Ангела. Да, уж 71-й год. Долго ли будет пришельствие, неизвестно. А как явиться пред Богом, не знаю. Буди воля Господня над нами! Вы скорбите о моем нездоровье, но оно изменчиво. Нельзя сказать, чтобы я лежал; но иногда бодрствую и хожу, а иногда уж и никуда не гожусь. Слава Богу о всем! Да душа-то больше тела. Тело поболит, да и тем кончится; а душевная-то болезнь простирается в вечность. Избави нас, Господи, от сей болезни и даруй исцеление!»

За два года до своей кончины, именно в 1858 году, старец Макарий принял пострижение в великий ангельский образ – схиму. Мысль о сем в первый раз выражена была старцем по получении известия о кончине Киевского митрополита Филарета (Амфитеатрова), основателя Оптинского скита, постриженного пред кончиною в схиму с именем Феодосия, который скончался 21 декабря 1857 года. К нему старец имел великую любовь и благоговение, как писал он вскоре после кончины сего святителя своим севским родным: «Думаю, уже вы слышали о кончине достоблаженного митрополита Киевского Филарета 21 числа декабря. Жаль, что Церковь лишилась такого иерарха; но, видно, пришло время почить ему от трудов своих и получить награду за оные. Молитвами его да помилует нас Господь!»

Впрочем, хотя старец о своем здоровье писал: «Иногда уже никуда не гожусь», – однако до самой своей предсмертной болезни был на ногах и даже летом 1860 года, незадолго до своей кончины, имел возможность съездить в Калугу, и именно в Калужский Лаврентьев монастырь, место летнего пребывания калужских владык, дабы проститься с отъезжавшим в С.-Петербург для присутствования в Св. Синоде уважаемым архипастырем своим Григорием. Там, в ожидании, пока владыка окончит прием просителей, старец пошел пройтись по монастырскому саду. Остановившись против виденного им сельца Железники, бывшего имения его родителя, Николая Михайловича Иванова, он указывал сопровождавшим его место, где стоял их дом и окружавшие его службы, и рассказывал сохранившиеся в памяти его впечатления детства. Потом на монастырском кладбище отыскал при помощи одного штатного служителя поросшую травой могилу иеромонаха Павла, бывшего настоятеля Площанской пустыни, который некогда постригал его в монахи, и с чувством умиления поклонился его могиле, сказав: «Добрый был старец!» Затем, помолчав, примолвил: «Вот и нам всем предлежит путь, одному ранее, другому позже; а мне уж и пора...» То был его намек на близкую свою кончину. Между тем, окончив прием посетителей, преосвященный пригласил старца с другими немногими к столу; и во время трапезования был весьма милостив и внимателен к батюшке, ласкал его и сам клал кушанье на его тарелку. Наконец, распростившись с милостивым владыкой, старец в тот же день отъехал сначала в Тихонову пустынь и, пробывши там двое суток, возвратился в свой скит.

Был и еще замечательный случай, указывавший на близость кончины старца Макария. За год пред сим (одна) очень близкая к нему помещица, благочестивая старушка Мария Михайловна Кавелина подверглась сильной болезни, так что была на краю гроба. Между прочим, по своей вере к старцу она просила его помолиться Господу, чтобы Он продлил дни ее жизни ради свидания с любимым своим сыном, оптинским иеромонахом, который был тогда в отлучке из обители. Старец сказал ей утвердительно: «Ты выздоровеешь, а умрем мы вместе». Слова старца оправдались. Бывшая в опасности умереть – выздоровела, но после того говорила близким: «Бойтесь моей смерти, с нею связана жизнь старца, вот что он сказал мне». Это предсказание старца, вместе с другими вышеприведенными намеками на близкую его кончину, показывает, что ему было тайное от Господа извещение о времени его отшествия из мира сего. Кроме того, он часто говорил ученикам своим: «Пора, пора домой!» Но они не обращали на эти его слова особенного внимания, может быть, отчасти потому, что мысль о смерти, как одно из духовных деланий, никогда не оставляла его. Некоторые же из братий обратили внимание на следующее неожиданное обстоятельство: внутри скита на юго-восточной стороне росли три вековые сосны – две от одного корня, а третья немного поодаль; старец настоятельно сберег их от посечения, которому при разведении на этом месте сада подверглись другие росшие с ними деревья. Скитяне всегда между собою переговаривали так: «Эти три сосны – символ союза наших старцев; две от одного корня – напоминают родных братьев: о. архимандрита Моисея и о. игумена Антония, а стоящая поодаль – нашего батюшку о. Макария». Когда же летом, без всякой видимой причины, эта последняя сосна внезапно засохла, вид ее наводил на скитян невольную грусть, причину которой каждый угадывал, но не хотел высказать, боясь быть предвестником общей скорби. Когда же старец заболел, братия уже открыто стали сообщать друг другу, на какие мысли их невольно наводил вид этого засохшего дерева, которое, будучи сперва обязано старцу сохранением от посечения руками человеческими, засохши потом по воле своего Творца, сделалось предвестником кончины своего благодетеля, старца Макария.

Теперь будем следить за состоянием здоровья старца по дням: 23 августа 1860 года вышеупомянутая старушка Кавелина скончалась. В здоровье старца в этот день, кроме обычной по временам слабости сил телесных, ничего особенного не замечалось. Он даже настолько был бодр, что мог пойти на монастырскую гостиницу, где находилась умиравшая старушка, и присутствовать при блаженной ее кончине. Она скончалась, сидя в креслах, через четверть часа после принятия Св. Христовых Таин, сказав бывшему при ней своему духовнику: «Такой радости и сладости, какую я теперь ощущаю, нельзя выразить никакими словами». Прослезившись при сем, старец назвал эту тихую, наподобие угасавшей свечи, кончину «преподобническою», примолвив: «Я считаю себя счастливым, что Бог сподобил меня видеть кончину праведную».

25 августа батюшка о. Макарий имел возможность выйти в облачении вместе с другими на погребение означенной старушки. Вечером того же дня, накануне празднования сретения чудотворной Владимирской иконы Божией Матери, старец, который особенно чтил эту икону, как и его предместник, старец и вместе духовный друг и спостник иеросхимонах Леонид, по обычаю своему, как и в прежние годы, отправил в честь ее в своей келлии с несколькими близкими своими учениками всенощное бдение и отошел ко сну в здравом состоянии духа и тела, преподав им предварительно обычное благословение. Ученики разошлись с миром по своим келлиям, не имея, по-видимому, никаких причин ожидать той скорби, которую породил наступивший день.

26 числа, на самый праздник, в пятницу, собираясь к обедне, старец вдруг почувствовал припадки болезни мочезадержания (называемой на медицинском языке Ischuria) и ее последствия, на которую, впрочем, жаловался по временам и прежде. В обители в это время случился городской белевский врач г. Базелев, который, будучи приглашен к больному, тотчас оказал ему первоначальное пособие, но, к сожалению, не мог остаться на некоторое время при старце для наблюдения за действием данного лекарства. К вечеру того же дня, когда больной стал чувствовать себя хуже, он благословил находившегося при нем иеромонаха Леонида (Кавелина) согласно сего последнего предложения, съездить в находящееся близ Оптиной Пустыни имение князя Д.А. Оболенского и пригласить домашнего его врача; но, к крайнему прискорбию, иеромонах не застал его у князя: врач уехал несколько дней тому назад на свою родину. На обратном пути через г. Козельск, заехав к козельскому городскому врачу г. Б-ву, о. Леонид отобрал у него необходимые советы, которые по возвращении его в обитель и были немедленно приведены в исполнение.

27-го, суббота. Особенного облегчения от лекарственных пособий не виделось. Вечером исповедавшись, старец в следующий день после ранней обедни причастился Св. Христовых Таин и предал себя в волю Божию.

30-го, вторник. В шесть часов утра старец опять причастился в келлии Св. Христовых Таин во время ранней обедни. Вслед за сим, по его собственному желанию, совершено было над ним таинство елеосвящения, которое совершал о. игумен Антоний с шестью иеромонахами. Несмотря на то что по слабости сил старец не мог в это время не только стоять, но и сидеть, и потому возлежал на одре, он все-таки сказал: чтобы певчие пели все положенное пение великопостным напевом, и даже сам двукратно голосом напоминал им сей напев. Вслед за таинством началось трогательное по своей знаменательности прощание больного с братиями. Старец преподавал всем им прощение, смиренно в то же время испрашивая оное у них и себе самому. Хотя он и во все предшествовавшее время болезни был бодр в духе; но после совершенного над ним таинства св. елеосвящения видимо для всех еще более укрепился духом и телом. С поразительным спокойствием, ясностию ума и твердостию воли он сделал необходимые распоряжения на случай своей кончины до малейших подробностей. Благословлял всех приходивших и, утешая скорбных учеников своих словом и делом, оделял их образками, четками, книгами и тому подобными видимыми знаками своего отеческого к ним благоволения.

Следующий день – 31-е августа – был для оптинцев одним из дней надежды. Старец был совершенно покоен духом и беседовал с приходившими к нему. Замечательно только было, что преподавал он им духовные наставления кратко и выразительно, так что каждый вопрошавший, несмотря на спокойствие старца и возбуждаемую сим в окружавших его надежду, невольно чувствовал, что это наставление последнее, что недалек день и час, когда эти выну благоглаголивые уста сомкнутся навеки, и потому, выходя из присно поучительной келлии старца под влиянием такой мысли, плакался горько. Приближенные ученики его, не обманывая себя относительно положения больного, спешили воспользоваться казавшеюся бодростию его сил для испрошения решения вопросов, которые для каждого из внимавших себе могли быть названы вопросами жизни; например, к какому благословит он относиться духовно после его кончины, как поступить в том или другом предстоявшем случае иноческого пути. И старец невозбранно, ясно и спокойно удовлетворял сим вопрошениям, конечно, и сам внутренно сознавая, что дни его уже сочтены пред Господом. На вопрос учеников: «Как нам быть без вас, батюшка?» – старец указал им в Алфавитном патерике ответ аввы Исаака на точно такой же вопрос его учеников. Там написано: «Сказывали об авве Исааке – когда он был близок к преставлению, собрались к нему старцы и вопросили: что мы будем делать без тебя, отче? Он же сказал: вы видели, как я вел себя пред вами; если хотите подражать сему, сохраняйте и вы заповеди Божий, и Бог пошлет благодать Свою и сохранит место сие; если же не будете сохранять заповедей, не пребудете на месте сем. И мы также скорбели, когда отходили от нас ко Господу отцы наши; но, соблюдая заповеди Господни и завещания старцев, жили так, как будто они были с нами. Поступайте так и вы и спасетесь133.

Это предречение старца Макария – «не пребудете на месте сем» – кажется, прежде всего касалось нового скитоначальника, который по своей еще небольшой опытности в жизни духовной имел неосторожность по кончине старца Макария несколько уклониться от его старческих заветов, и потому в непродолжительном времени под предлогом повышения по воле высшего начальства выведен был из скита в иной монастырь с возведением его в сан игумена. Выходили, кроме его, из скита по времени и еще некоторые иноки.

1 сентября. Болящий имел утешение видеть в своей келлии боголюбивых старцев – настоятеля обители о. архимандрита Моисея и брата его по плоти и по духу о. игумена Антония; довольно беседовал, особенно с первым; причем они преподали друг другу взаимное прощение и благословение. Проникнутый чувством горести о предстоявшей потере, о. архимандрит выражал это чувство многим из посетителей обители смиренными словами: «Видно, за грехи мои Бог наказывает меня, отнимая у обители опытного старца, а у меня духовного друга и мудрого советника». А о. игумен Антоний, неоднократно и после навещавший старца, лишь плакал и молился, как и многие другие. В монастырских церквах множество спешно прибывших с разных сторон лиц обоего пола и всех сословий, пользовавшихся духовными наставлениями старца, беспрерывно служили молебны и, проливая горячие слезы, усердно молились Господу о его выздоровлении. А в промежутках церковных служб они стояли у скитских врат, жаждая услышать от выходивших из оных благую весть о состоянии здоровья старца, готовые поверить всякому слову надежды. В течение всего этого дня братия, как скитские, так и монастырские, невозбранно входили к старцу получать от него благословение и последние наставления.

Сентября 2-го числа приехали ожидавшиеся старцем племянницы его, инокини Севского женского монастыря. А после полудня одна из преданных духовных дочерей старца по первому известию о болезни его прибыла из Москвы и привезла ему от митрополита Филарета драгоценный дар – финифтяную Владимирскую икону Божией Матери и не менее драгоценное обещание молиться о нем ко Господу Сил. Другая боголюбивая особа прислала старцу свою семейную святыню – крест с вложенною в него частицею животворящего древа Креста Господня. Надобно было видеть, с каким умилением и духовным восторгом принял старец обе эти святыни и с каким радостным видом показывал потом посещавшим его дар глубокоуважаемого и сердечно чтимого им архипастыря – икону, висевшую на груди его вместе с упомянутым крестом.

3 сентября, после скитской обедни, старец причастился Св. Христовых Таин, которые принесены были ему из церкви.

В следующий день, 4-го сентября, чувствуя ослабление сил, старец принимал весьма немногих. Статс-секретарю князю Д.А. Оболенскому, нарочно приехавшему со своим семейством и с графинею Протасовой узнать о его здоровье, выслал из своей образной келлии чрез иеромонаха Леонида на благословение икону, которую благочестивый князь принял с благоговением как последнее благословение отходившего из мира сего подвижника. После вечерни, часов в восемь, больной пожелал еще приобщиться и принял Св. Таины уже сидя в креслах. Несмотря на страдальческое свое положение, старец, как духовный воин Христов, до конца жизни не оставлял своего иноческого оружия – молитвы. Тихие восклицания: «Мати Божия! Спаситель мой!» – сопровождали почти каждый болезненный вздох его. Во все время болезни умиравшего ходившие за ним братия вычитывали для него своевременно положенные скитские молитвенные правила, которые он выслушивал с глубоким вниманием и умилением. Также просил близких учеников своих читать некоторые назидательные статьи из творений св. отцов, духовнопомазанное слово коих составляло его ежедневную духовную пищу. Последние из читанных для него статей были: Слово св. Кассиана к Леон-тину игумену и главы св. Иоанна Карпафского134. Между прочим, старец объявил окружавшим его, что лекарства ему наскучили и он более принимать их не будет.

Пользовал старца в продолжение многих лет, главным образом, козельский врач Иван Львович Плетнер, не православный, а, кажется, или католик, или, может быть, лютеранин. Нужно было подать больному при мочезадержании помощь, на что сам старец сначала не соглашался и, только уступая усиленным просьбам окружавших его близких учеников, не мог с ними не согласиться. Однако действие врача было неудачно. Между тем, старец испытывал жесточайшую боль. Впрочем, какого числа это было, положительно сказать нельзя.

5 сентября, понедельник. По совету медика, больной перенесен был из своей тесной опочивальни в соседнюю с нею приемную комнату и положен, по собственному его желанию, на полу. Этим, кроме большего простора для прислуживавших и пребывания в более чистом воздухе, старец доставил и утешение братии и посторонним посетителям: они могли хотя через окна наглядеться в последний раз на отходившего от жизни сей своего любвеобильного отца. В наступившую ночь с понедельника на вторник скончался в монастыре схимник Иларион, старец лет 90. После утрени, по обычаю, троекратный в монастыре редкий удар в большой колокол известил братию об отшествии в вечность одного из среды их. Этот унылый и протяжный звон, внезапно раздавшийся среди ночной тишины, тяжело отозвался в сердцах народного множества учеников и учениц старца, наполнявших все монастырские гостиницы. Они думали, что слышат весть о кончине их отца и благодетеля, и, встревоженные этою мыслию, бежали в беспорядке к скитским вратам, которые оказались запертыми. Смятение это, впрочем, продолжалось лишь несколько минут и было успокоено вестию из монастыря, что умер иной старец.

6-е число, вторник. С наступлением утра появилось у старца занятие духа – прежняя всегдашняя его болезнь, что уже само по себе составляло худой признак. После поздней обедни он причастился Св. Христовых Таин. Утром того же дня приехали было к больному, кроме своего, козельского, еще два медика, привезенные настоятелем Малоярославецкого Черноострожского Николаевского монастыря архимандритом Никодимом по собственному его усердию к старцу; но уже было поздно. Им выпало на долю, расспросив о ходе болезни, лишь подивиться доблественному терпению духовного воина Христова, который укреплял себя памятью страданий святых мучеников, ограждаясь крестным знамением; принимал самые горькие врачевства; страдал и молчал или тихо стенал и вместе молился.

К вечеру того же дня больному сделалось значительно хуже, и потому он пожелал вторично приобщиться Св. Таин и приобщился в восемь часов, сидя в креслах; после чего страдания его несколько уменьшились. Около полуночи потребовал он своего духовника и после получасовой беседы с ним, получив его напутственное разрешение, просил прочесть отходную, которую слушал сидя. Затем, по желанию и просьбе больного, прочитаны были с вечера канон и акафист Божией Матери, а во время утрени канон и акафист Сладчайшему Иисусу; причем замечено было, что во время чтения страдания не только уменьшались, но и совершено успокаивались. Больной часто обращал слезящий умильный взор свой то на стоявшую против его ложа на столике икону Спасителя в терновом венце, восклицая: «Слава Тебе, Царю мой и Боже мой!» – то на особенно чтимую им Владимирскую икону Божией Матери, говоря: «Мати Божия! Помози мне!» – или, простирая безмолвно руки к Царице неба и земли, молился о скорейшем разрешении от телесных уз. Страдания от занятия духа продолжались чрез всю ночь. Больной при помощи ходивших за ним братий то подымался, то опять ложился, то просил посадить его в кресла, но в духе был совершенно спокоен и тих, как дитя у груди матери, выражая благодарность за попечение о нем окружавшим его то нежно отеческим взглядом, то благословением, то безмолвным пожатием руки и слезами. Так наступило утро того дня, в который Господь благоволил поять к Себе душу верного раба Своего.

7-е сентября, среда. День предпразднства Рождества Божией Матери, к Которой старец, как и все православные подвижники, питал глубокую сердечную веру, выражая ее постоянно призыванием все-святого Ее имени, чествованием богородичных праздников, келейными всенощными бдениями в честь некоторых икон Пресвятой Богородицы и, наконец, неопустительным чрез всю 50-летнюю иноческую жизнь чтением в честь Ее ежедневных канонов и в положенные дни – акафиста. В шесть часов утра в последний раз старец удостоился приобщиться Св. Таин – Тела и Крови Христовых, которые в этот раз принял уже от телесного изнеможения лежа, но в полной памяти и с глубоким чувством умиления. После причащения произнес он троекратно с воздением рук горе: «Слава Тебе, Боже наш! Слава Тебе, Боже наш! Слава Тебе, Боже наш!» И это были последние его слова. Почти через час после сего, при окончании чтения канона на разлучение души от тела, на 9-ой песни оного, старец предал свою праведную душу в руце Божии, окруженный сонмом своих близких учеников и других преданных ему особ, проводивших при нем бессонные ночи при неиссякаемых источниках слез. Кончина старца была мирна и тиха, проста и вместе величественна, как и вся жизнь его, угасшая словно вечерняя заря светлого дня, оставив в сердцах преданных ему глубокую ночь печали.

Тотчас по кончине старца, по обычаю, пропет был установленный Св. Церковью канон по исходе души, и тело его честно опрятано было руками близких его учеников; причем, согласно завещанию усопшего, возложена была на него освященная на Гробе Господнем схима, привезенная ему в дар в 1859 году из святого града Иерусалима бывшим и служившим некое время в иерусалимской миссии иеромонахом Леонидом Кавелиным. При вести о кончине старца-подвижника келлии его наполнились разного рода людьми, по просьбе коих началось тотчас, одна за другой, беспрерывное служение панихид, которое продолжалось как до выноса тела почившего в церковь, так и после выноса. Церковь скитская, бывшая во все время жительства в скиту старца предметом его особого попечения, куда посему преимущественно обращалось усердие и всех духовно относившихся к старцу, была убрана с особою заботливостью и тщанием, как в Светлый праздник. Ярко пылали многочисленные свечи, возжигавшиеся приходившими помолиться о упокоении души старца посетителями. Сквозь дым кадильного фимиама виднелся гроб, усердием одного христолюбца обитый бархатом, а усердием прочих духовных детей старца – покрытый дорогою парчою. Тотчас после переноса тела в церковь прежде всего совершена была по усопшем соборная панихида о. игуменом Антонием с шестью иеромонахами. Затем панихиды сменяли одна другую до глубокой ночи. Все теснились к дорогому фобу, чтобы поклониться святолепно возлежавшему в нем покойнику. Надгробное рыдание сливалось с надгробным пением. Слезы искренней любви орошали дорогие останки дорогого старца. Это был праздник веры, исполнение еще в сей жизни обетования Господня воздать комуждо по делом его.

8-е число, четверг. Праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Поздняя обедня была в монастыре, а в скиту – ранняя, после коих панихиды продолжались непрерывно и в скиту, и в монастыре до конца дня.

9-е число, пятница. Празднование памяти святых Богоотец Иоакима и Анны. В монастыре было бдение (по случаю храмового праздника во имя св. праведной Анны); а в скитской церкви одна лишь ранняя Литургия соборная с панихидою. В этот же день, к великому утешению всех скорбевших о кончине старца, получено было с почты письмо Московского митрополита Филарета. Оно было написано святителем, когда еще слух о кончине старца не успел дойти до него, и служило ответом на уведомление о его болезни, полученное владыкою от одной боголюбивой особы. Письмо это для всех почитателей покойного старца было и будет незабвенным памятником великой благосклонности к нему митрополита, который так писал: «Мир вам от Господа! Что скажет немощный духом, смотря на подвижника, страждущего телом, но не изнемогающего духом? Потерпи Господа, отче, мужайся, и да крепится сердце твое. Но, Господи, аще и не подвизавшихся и прещения достойных милуеши, облегчи подвизавшегося Тебе ради. Если и праведно ему желати разрешитися и с Тобою Быти, но и еще пребыти во плоти не благопотребно ли есть многих ради? Призри на сих, и еще даруй им его. Обаче Ты Един веси лучшая, и даруеши полезнейшая. Твоя да будет воля, и Тебе слава во веки. Аминь. 7 сентября 1860 г.»

По той же почте получено было письмо лечившего старца медика (вероятно, Плетнера) к одному из скитских отцов. Оно тем замечательнее по своему содержанию, что писавший не принадлежал к Православной Церкви. Пораженный крепкодушным терпением мучительных страданий старца, врач писал: «Только теперь могу сказать, что я видел человека, говорил с человеком. Не знаю, почему я прежде его не видел; а 18 лет знакомства, кажется, могли открыть глаза. Вот как трудно видеть совершенство; а достигнуть до совершенства, я думал, не в натуре человека... Представьте себе теперь мое положение: увидеть человека таким, каким он должен быть. Я чувствую себя нездоровым. Так нечаянно увидеть живой образец человека потрясло меня. Ах! Почему прежде вы не открыли мне глаза? Теперь я страдаю. Сохрани, Господи, нам жизнь о. Макария. Но сердце говорит, да и ум, что такой человек есть жилец другого мира, – мы не достойны иметь его. 6-го сентября 1860 г., вторник». Письмо это, как показывает выставленное число, писано было накануне дня кончины старца Макария.

Не упустим без внимания и сего обстоятельства: бывший управляющий канцеляриею Св. Синода, Петр Иванович Соломон (впоследствии член Государственного совета, действительный тайный советник), поступил под духовное руководство старца иеросхимонаха Макария года за два до его смерти. Весною 1860 года Петр Иванович, по особому поручению правительства, командирован был за границу, в Палестину, где и пробыл все лето. Возвращаясь в начале сентября в Россию, он не мог знать о болезни старца, так как болезнь эта была нечаянная и, можно сказать, скоропостижная; а, отъезжая из Оптиной, при прощании со старцем Петр Иванович оставил его с обычным здоровьем; потому и вообразить не мог чего-либо относительно его кончины. «7 сентября утром (день и час кончины старца Макария), – сказывал Петр Иванович, – когда мы на пароходе по Черному морю приближались к Одессе, я заснул легким сном. И вдруг представилось мне что-то вроде торжественной процессии: проходило мимо меня множество святителей, и все они были в полном монашеском одеянии. Но хотя они одеты были в мантии, однако чувство сердца говорило мне, что этот бесконечный ряд монахов, проходивших мимо меня чинно, тихо, безмолвно и вместе величественно, был ряд не простых монахов, но что все они были святые иерархи. Между ними увидел я и батюшку о. Макария, также в мантии, и с удивлением подумал: как это в сонме св. святителей явился о. Макарий? Видение это так врезалось в моей памяти, что я никак не мог забыть его, хотя и не понимал, как это и почему пустынный иеромонах явился в лике почивших св. иерархов». Сновидение это стало понятно Петру Ивановичу, когда он уже приближался к Оптиной Пустыни и находился от нее в 30-ти верстах. Тут он с глубокою сердечною скорбию услыхал о кончине многолюбимого им батюшки о. Макария и что она последовала в тот самый час, когда он в тонком сне на пароходе, еще не видавши берегов своего отечества, видел старца, куда-то мимо него проходившего в сонме почивших св. святителей.

* * *

133

Достопамятные сказания о подвижничестве святых отцев, с. 115.

134

Статьи эти в славянском Добротолюбии, в 4-й части.


Источник: Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Макария / [Архимандрит Агапит ; Ком. Е. Болдиной и др.]. - Москва : Отчий дом, 1997. - 415, [1] с., [16] л. ил., факс. : ил.

Комментарии для сайта Cackle