архим. Агапит

Источник

Глава XXIII. Посмертные добродейства старца о. Мака-рия некоторым из почитателей его чрез сновидения: исцеления, утешения, ободрения, обличения

Праведницы во веки живут (Прем.5:15), сказал премудрый. И мы веруем ему несомненно; ибо видим на деле, что отходящие в мир горний, в особенности близкие к нам подвижники Христовы, только телом отлучаются от нас, а духом пребывают с нами. Они являются многим, преимущественно имевшим и имеющим к ним любовь и усердие, и в доказательство истинности своего явления так или иначе благодетельствуют им. Приводим здесь несколько замечательных сновидений, бывших по кончине старца о. Макария некоторым из его почитателей.

1. Оптинскому монаху о. Акакию139 поручено было очень трудное послушание. Он жил верстах в восьми от обители на монастырской даче, известной под названием «Рыбной ловли», где, кроме рыболовства, по р. Жиздре и смежным озерам убиралось в летнее время по лугам много сена и имелось колод до ста пчел. За всем этим поручено было ему смотреть. И так как при обычных хозяйственных заботах о. Акакий и сам наравне с жившими при нем братиями и наемными рабочими нес великие труды; то и нажил себе чрез это две грыжи, которые от повседневных неизбежных напряжений, а вместе и от долгого стояния на церковных богослужениях, когда он приезжал по праздникам или для говения в монастырь, время от времени все более и более увеличивались. Особенно одна, по выражению самого о. Акакия, по временам выходила наружу с кулак, наливаясь как стекло; тогда он падал на землю, не помня себя от боли. Болезнь эта его многим была известна, в особенности старцам – о. Макарию, о. Амвросию и о. Пафнутию, скитоначальнику. В год кончины старца о. Макария, именно в декабре 1860 года, о. Акакий, намереваясь подготовиться к принятию Св. Таин Христовых, прибыл в монастырь и поместился, как всегда так бывало, в келлии своего родного брата, монаха Каллиста, бывшего в то время помощником пономаря. В первый же день говения о. Акакий, хотя чувствовал от грыж сильную боль, однако понудил себя отстоять всю утреню до конца. Но лишь только дождался он отпуста, как в тот же час последовал возглас иеромонаха на заупокойную обедню, которая, по усердию детей покойного старца, служилась в продолжение года по нем исключительно. Литургию эту о. Акакию, за дальностию места и хозяйственными хлопотами, еще ни разу не приходилось слушать. Теперь давнее его сердечное желание помолиться за этой Литургиею о упокоении души своего любимого отца и с минуты на минуту усиливавшаяся боль поставили его в крайне затруднительное положение. До четырех раз он пытался уйти в келлию брата, который отдыхал у себя в ожидании второй ранней Литургии как помощник пономаря; но опять и опять оставался в храме Божием. Наконец, невыносимая боль заставила его удалиться в келлию, где брат встретил его укором – зачем ушел от батюшкиной обедни. Когда же больной объяснил причину, брат немедленно уступил ему свою постель, а сам лег на лежанку. Долго о. Акакий, болезнуя телом и духом, не мог успокоиться, наконец задремал и увидел знаменательный сон. «Будто я, – после рассказывал он, – у себя на «Рыбной ловле». И вот пришли ко мне из скита отцы – Флавиан, Ювеналий, Сергий и Андрей (Глушков). Желая их угостить, будто пошел я половить для них рыбки; но на дороге боль от грыжи так крепко схватила меня, что я повалился на землю и от сильного страдания начал по земле валяться. Вдруг вижу, является батюшка о. Макарий, одетый в схиму, и спрашивает меня обычною скороговоркою: «Что ты делаешь? Что у тебя болит?» А я, лежа на земле кверху животом, ответил: «Да вот, батюшка, пошел для ваших скитских монахов поймать рыбки, чтобы угостить их; а теперь (вам известна моя болезнь) и дойтить-то даже не могу, такая ужасная боль!» «Дай-ко, я полечу, – сказал явившийся старец, – да только стерпишь ли, я семь раз буду давить. Зато, если не умрешь, грыжи никогда не будет». – «Попробуйте, батюшка!» – ответил я ему, лежа на спине. Старец ухватил меня за живот и пальцами своей руки начал давить мне под левое ребро. Каждый раз, надавливая, он считал: раз, два, три и далее до семи. В это время от жесточайшего невыносимого страдания я метался туда и сюда, кряхтел и не чаял остаться в живых; едва не вышел из меня дух. Но в то же время я ощутил, что внутренность моя в левом боку как бы приподнялась и окрепла; а в душе почувствовал великую радость и какой-то страх – чего вполне не могу выразить. В благодарном и радостном трепете бросился я к батюшке и, обняв его живот, поцеловал схиму его, а он поцеловал меня в голову. В это время меня обдало как бы теплым паром, и я проснулся. Среди сна вследствие сильных в постели движений от нестерпимой боли я упал на пол; а пришедши в себя, увидел, что я сижу на полу с распростертыми руками, как во сне держал их, обнимая старца. Радость и трепет наполняли мою душу. В это время пришел будильщик звать брата, чтобы шел пономарить на второй ранней обедне. Брат, вставши и увидев меня сидевшим уже на постели, спросил: «Что с тобою?» Я рассказал ему виденное. «Ну, а что твоя грыжа? – продолжал он спрашивать, – пощупай». Ощупываю и отвечаю: «Нет ни боли, ни следа грыжи». Тут ударили в колокол к обедне, и мы вместе пошли в церковь. По окончании службы, пришедши в келлию, брат опять спросил меня: «Что грыжа?» Я хоть и боялся вполне верить своему исцелению – однако все-таки опять сказал, что нет и следа ее. После обеда, когда нужно было мне съездить на дачу, со стороны брата последовал прежний его вопрос, а от меня был ему прежний мой ответ. И вот, благодаря Бога, до сих пор не чувствую никакой боли, хотя и тружусь по-прежнему. Прежде, когда у меня была грыжа, я с трудом мог поднимать полпуда; а теперь ни подъемы в три и четыре пуда, ни долгое стояние, ни жар и вообще никакие труды не дают мне и знать, что у меня прежде была грыжа. Спустя около полугода после моего исцеления прибыл ко мне на дачу прежний мой товарищ по послушанию, монах о. Памво, живший здесь со мною лет десять и не раз видавший мои страдания и слыхавший мои стоны. Когда я стал передавать ему рассказ о своем исцелении, он никак не мог сему верить, как я ни убеждал его. Наконец, неверивший собеседник решился сам освидетельствовать бывшее мое больное место. Освидетельствовал, поверил; и тут же залился слезами от ужаса и удивления.

2. Упомянутый в вышеприведенном рассказе монах Каллист, родной брат монаха Акакия, сказывал, что в сентябре 1861 года у него очень разболелись зубы. «Три дня, – говорил он, – ни на минуту я не имел от них покоя и в это время все ходил. Наконец, вижу, что и ходьба не помогает. Дай, думаю, выдерну. Мне и выдернули, но после того боль еще больше усилилась. Ныне (14 сентября) во время вечерни так мои зубы разболелись, что хоть впору умирать. Уткнул я голову в подушку, стало еще хуже. Потом, приподнявшись, увидел в окно – идет мимо моей келлии монах о. Леонид. «Батюшка, – говорю ему, – ради Бога, принеси мне маслица с могилы батюшки о. Макария, умираю!» О. Леонид вскорости принес; и лишь только я выпил этого масла, как тотчас боль прекратилась. Нарочно головой трясу и боли нисколько не ощущаю».

3. Монахине Белевского женского Крестовоздвиженского монастыря, м. Раисе, было замечательное сновидение по следующему случаю. Незадолго до кончины старца о. Макария богатый помещик Феодор Захарович и супруга его Александра Николаевна (впоследствии в монашестве м. Амвросия) Ключаревы, по взаимному согласию и по благословению старца, решились переменить мирскую рассеянную жизнь на монастырскую. И Феодор Захарович поступил в Оптинский скит под ближайшее духовное руководство старца Макария; а Александра Николаевна в женский монастырь в г. Белеве, отстоящем тоже недалеко от Оптиной Пустыни – верстах в сорока, чтобы иметь возможность тоже чаще пользоваться советами и наставлениями старца. И хотя старец Макарий при жизни своей поручил обоих Ключаревых духовному руководству иеросхимонаха Амвросия, имевшего вскоре заместить старца Макария; однако Александра Николаевна, как уже года два относившаяся к старцу Макарию, так привязалась к нему душою, что после его кончины стала очень скорбеть и смущаться, чрез что сделалась совершенно больною и ночи проводила без сна. В одну из таких ее тяжелых бессонных ночей м. Раиса увидела во сне: будто идет она по монастырскому своему двору и встречает покойного старца о. Макария, одетого в рясу, в простой монашеской шапке и с палочкой в руках. Шел он куда-то поспешно. Обрадовавшись несказанно этой нечаянной встрече, м. Раиса поклонилась старцу в ноги, прося его благословения. Но старец, благословляя ее, сказал: «Мне теперь некогда, я спешу к Александре Николаевне; она больна; надо ее утешить». После этих слов м. Раиса проснулась в великой радости. Сходила она затем к ранней обедне; а по приходе из церкви пошла навестить Александру Николаевну, которая, оказалось, была довольно здорова и покойна духом. Когда же м. Раиса рассказала виденное ею во сне – тогда и Александра Николаевна, в свою очередь, объявила, что хотя она не видела во сне старца, да и не могла видеть, потому что от тучи сердечной во всю ночь не могла заснуть; но около того времени, как видела во сне старца м. Раиса, она, больная, ощутила облегчение своей душевной болезни и безотчетную сердечную радость; а рассказом м. Раисы была вполне утешена и вскоре совершенно выздоровела.

4. Известному Оптинскому старцу, иеросхимонаху Амвросию, около 11 ноября 1861 года было такое сновидение. «Сижу я будто, – так поведал старец, – на своей постеле; а против меня, в другой стороне келлии, стоит иеромонах о. Леонид (Кавелин) с образом Божией Матери в руках, образок был вершка два с половиной. Оба мы, как бы в ожидании чего-то, молчали. Вдруг будто входит к нам батюшка о. Макарий, кладет пред образом три земных поклона и прикладывается к нему. Затем он быстро начал осматривать передний угол и перебирать бумаги на столе; потом опять положил три поклона и тихо, как будто сторонясь о. Леонида, сказал мне вполголоса: «Благодари Бога!» Наконец, пошел к двери и пред выходом прибавил: «Да белье перемени». Вскоре после сего сновидения старец Амвросий так сильно заболел, что врачи теряли надежду на его выздоровление.

5. Долго врач, пользовавший болящего старца Амвросия, усиливался возбудить в нем хотя малейшую испарину, но все было тщетно. Наконец, 6 января следующего 1862 года у больного появилась такая сильная испарина, что смочила не только бывшую на нем фланелевую рубашку, но даже и одеяло, и подушку. И в этот день упомянутая выше послушница Белевского женского монастыря Александра Николаевна Ключарева, теперь уже духовно относившаяся к старцу Амвросию и сердечно расположенная к нему, необычайно ясно увидела сон, который и был ею записан: «Под 7-е число января 1862 года, – так поведала она, – я, угнетаемая тоскою о болезни батюшки о. Амвросия, долго не могла заснуть. Вздремнув около 12-ти часов ночи, вижу, будто встречает меня покойный батюшка (о. Макарий), одетый в белый балахон. Я в невыразимой радости упала ему в ноги и просила благословения. Батюшка, как бы куда-то поспешая, выходит в дверь из моих келлий и говорит с обычною ему живостию: «Надобно благодарить Бога. Благодари Бога за исцеление». Когда я стояла в недоумении, не догадываясь, кто именно исцелился, батюшка прибавил твердо и повелительно: «Благодари, что исцелился». Хотя он и не сказал имени, но я поняла тут – о ком он говорил. После чего начал нас благословлять, и прежде, казалось мне, отца Амвросия, потом меня, а потом и других лиц предстоявших». Александра Николаевна проснулась в великой радости вследствие надежды на скорое выздоровление любимого ею духовного отца и старца Амвросия, который с того дня, действительно, стал понемногу оправляться здоровьем и наконец совсем поправился.

6. Послушница Белевского женского монастыря, бывшая помещица Надежда Егоровна осенью 1861 года, бывши в Оптиной Пустыни и отправляясь на свою родину, по вере своей к покойному старцу Макарию взяла песочку с его могилы. Во время ее пребывания в своем имении в октябре месяце одна ее дворовая женщина около двух месяцев страдала сильною зубной болью, в особенности по ночам, и оттого все ночи проводила без сна. Лечилась она некоторыми домашними средствами, но ничто не помогало. Сострадая больной женщине, Надежда Егоровна, со своей стороны, придумывала, чем бы ей помочь. И вдруг пришло ей на мысль приложить к щеке болящей привезенного ею из Оптиной Пустыни песочку. Призвала она к себе в комнату больную, положила вместе с нею пред св. иконою Царицы Небесной три земных поклона, сначала намазала больную щеку елеем из лампады пред образом, а затем осыпала всю ее песком. Этого же песку дала она больной и выпить в воде. Немедленно после того больная заснула; а на другой день встала совершенно здоровою. Зубная боль к ней уже не возвращалась.

7. Когда вышеупомянутая дворовая женщина помощию Царицы Небесной по молитвам старца Макария исцелена была от жестокой зубной боли; тогда доложили Надежде Егоровне, что в ее имении еще есть девочка лет 15-ти, которая сильно страдает жабою в горле. Дали больной выпить в воде несколько песочку и приложили его же к горлу; в то же время девочка получила большое облегчение.

8. Бывшая помещица, а затем послушница Дивеевского женского монастыря Нижегородской губернии Мария Васильевна Ананьевская вскоре по кончине старца о. Макария рассказывала о себе следующее: «В первые дни после кончины батюшки о. Макария я, при великой грусти о лишении его, подверглась какой-то ужасной болезни, похожей на ту, которую в простонародье называют волосатиками. Боль была неослабная. Ни днем, ни ночью не было мне от нее покоя; и я уже несколько суток провела без сна. Рекомендованные средства не помогали. Бывши в это время в Оптиной Пустыни, иду я однажды из скита и думаю: дай схожу на могилку батюшки о. Макария и возьму с нее земельки для пальца – авось полегчает. Пришла, взяла сначала из горевшей над его могилой лампады маслица, обмазала им свой больной палец и затем, осыпав его землею с могилы, обвязала и ушла на гостиницу. Тут я и скоро заснула крепким сном; а поутру встала совершенно здоровая».

9. Одна из сестер Вяземского женского монастыря Смоленской губернии, Евдокия Смирнова, более двух недель страдала сильною рвотою и чувствовала боль и расслабление во всех членах. Обращалась за помощию к доктору; ей ставили мушку, давали лекарства внутрь, но болезнь не уступала. В изнеможении от частой рвоты больная к вечеру на 6 марта (год неизвестен) сказала сестре своей: «Теперь более не пойду к доктору – никакой нет пользы». Перед диваном, где она лежала, на стене между другими изображениями висел портрет покойного старца Макария. Лично она его не знала, но много доброго слышала о нем. С верою и внутреннею молитвою к старцу, она пристально смотрела на его портрет. В таком положении она незаметно заснула так крепко, что не слыхала, как сестра ее входила к ней и выходила. В это время она увидела во сне, будто пришел к ней батюшка о. Макарий с матерью игуменьею ихней обители. И старец спрашивает: «Знаешь ли ты, что это за матушка?» Больная отвечает: «Знаю, батюшка, что это наша матушка». Старец: «Так что же ты лежишь?» Больная: «Да мне встать нельзя – у меня рвота сильная». Старец перекрестил уста, грудь больной и всю ее и сказал: «Не будет рвоты; пойди, отслужи молебен Успению Божией Матери». Больная: «А у меня и акафист Ей теперь есть». Старец: «И с акафистом отслужи; а после приди ко мне, я тебе маслица дам». Больная, привыкшая все делать по благословению матери игуменьи, ответила: «Если матушка благословит». Старец: «Благословит. Матушка и сама ко мне придет». С этими словами старец встал и запел: «Воскресни, Господи Боже мой, да вознесется рука Твоя, не забуди убогих Твоих до конца». Проснувшись, больная уже не ощущала в теле своем боли, и рвота более не повторялась у нее. И во весь этот день ей было невыразимо отрадно и легко.

10. Орловской губернии Малоархангельского уезда, сельца Стрелки сын богатого крестьянина Ивана Афанасьева Дунаева, 24-летний юноша Иван, в продолжение шести годов был нем и несколько помешан умом. Некоторые близкие к Ивану Афанасьеву знакомые советовали ему съездить с больным сыном в Оптину Пустынь к старцу Макарию, бывшему еще в живых. После неоднократных таких предложений родитель, наконец, решился повезти сына своего в Оптину. В октябре 1860 года они прибыли в монастырь, но старца в живых не застали: по нем уже оканчивался сорокоуст. Поскорбев немало о своей неудаче, они в свое время пришли в храм Божий отслушать бдение, которое служилось ради памяти покойного старца Макария. И усердие их к почившему старцу вознаграждено было великою милостию Божиею: среди бдения немой сын начал говорить и получил прежнюю светлость мыслей. Об этом исцелении стало известно в Оптиной Пустыни в 1863 году.

11. В первой половине февраля 1861 года жена станционного смотрителя вблизи г. Орла, Анна Антоновна Зайцева, женщина, по отзыву видевших ее, умная, обстоятельная и благочестивая, приходила в Оптину Пустынь для богомолья. Остановившись на монастырской гостинице, она рассказала бывшему в то время гостиннику, о. Алексею Калинкину, следующее обстоятельство, побудившее ее к сему путешествию. «Около пяти лет, – говорила она, – я страдала болезнию расслабления во всем теле, так что не могла ходить. К концу 1860 года расслабление мое усилилось, и муж мой советовал мне причаститься Св. Христовых Таин. Я долго не соглашалась; но настойчивость мужа заставила меня уступить его требованию. И вот ночью, накануне напутствования меня Св. Тайнами, увидела я следующий сон: лежала я будто, по обыкновению, в постеле, и ко мне подходят два старца – впереди мне не известный, а за ним невдалеке хорошо мне известный батюшка о. Макарий. Неизвестный обращается ко мне с такою речью: «Для чего ты к себе требуешь Христа? Ты сама иди к Христу». Отвечаю: «Как же я пойду, когда я и с постели не могу сойти?» Неизвестный продолжает: «Сходишь и в Оптину Пустынь, да еще пешком. Сходи и помолись там; и получишь исцеление». «Отче! – спрашиваю, – кто же ты? Вот сзади-то тебя батюшка о. Макарий – я его знаю; а ты-то кто такой?» Он говорит: «Я оптинский иеросхимонах Леонид»140. В это время стоявший молча позади старца Леонида о. Макарий говорит печальным голосом: «Вот прежде (то есть при жизни) меня всем угощали; а теперь уж не заботятся обо мне и не думают». Я, как будто, вскочила с постели и стала с поспешностию набирать стол. Подав что могла, я просила его покушать. Батюшка подошел к столу, отщипнул двумя перстами несколько крошек хлеба и положил себе в рот. Я стою, кланяюсь и упрашиваю его покушать еще, а он сказал: «Я и это сделал только ради благословения дома». Проснувшись, я почувствовала укрепление во всех своих членах и поднялась с постели. Чрез несколько дней я почувствовала себя настолько здоровою, что, несмотря на зимнее время, решилась идти пешком на богомолье в Оптину Пустынь». Пробыв три дня в обители, г-жа Зайцева отправилась в обратный путь. Она была в таком здоровье, что не взяла предлагавшихся ей лошадей до Орла, и в зимнюю пору, при сильных еще морозах, отправилась пешком до своего местожительства за 135 верст.

12. Орловской губернии Дмитровского уезда, прихода села Островского, деревни Лубенца 18-летняя крестьянка Евдокия Грышаева около половины ноября 1861 года, спустя год после замужества, подверглась страшной болезни. Она вся ослабела, в особенности же у нее совсем отнялись руки, так что она ничего не могла ими делать. Кроме того, в груди у нее чувствовалась тяжесть и тревожное томление, а по временам появлялось сильное болезненное ощущение, которого она объяснить не могла. Месяца чрез два после того ей прибавилось еще горе. 7 января следующего 1862 года ночью Евдокия увидела во сне какого-то безобразного мужика, который производил на нее очень неприятное впечатление. Он будто сорвал с нее головной убор, который взял с собою, а некоторые вещи при ней же изрезал в куски и сказал: «Ты теперь от меня не избавишься», – затем исчез. Проснувшись, она рассказала свое видение домашним, которые по осмотре, к общему своему удивлению, головного ее убора не нашли; некоторые же вещи оказались изрезанными в куски. С этой ночи безобразный мужик стал являться Евдокии во сне уже нередко с тою же угрозою: «Ты теперь от меня не избавишься». По временам он уносил ее платки или еще что-либо из головных ее уборов; а иные вещи – иногда подушку или рубашку – изрезывал на месте. Промучившись так с месяц, больная оставила дом мужа и свекрови и перешла на жительство к родному брату; но и там не нашла себе покоя. Те же сновидения тревожили ее до пятой недели Великого Поста. В начале же этой недели, в одно время, кто-то наяву крепко ударил ее в затылок и сказал: «Уж мне неохотно ходить за тобой». Несчастная упала на пол без памяти. Когда же ее подняли, оказалось, что у нее отнялся язык. Целую неделю после того Евдокия оставалась немою и в забытьи. Чрез несколько дней после этого случая пришла навестить ее жившая в соседстве Анна Евстафьева, которая при жизни старца Макария кое-когда хаживала к нему. Сочувствуя бедственному положению Грышаевой, Евстафьева советовала ей сходить ей в Оптину Пустынь помолиться Богу; но больная, немая, при душевном расстройстве, ничего ей не отвечала. Вот однажды ночью эта немая увидела во сне (как сама она выражалась) какого-то седенького старичка, который ей сказал: «Иди туда, куда тебя звала старушка помолиться Богу, тебе будет лучше. И я отыщу твои вещи: они лежат в доме твоего мужа, в клети за стрехой (то есть между стропильным бревном и крышею). Только сама за ними не ходи, а пошли кого-нибудь». Вставши от сна, она почувствовала, что язык ее разрешился от онемения и душевное состояние ее улучшилось – она уже стала с родными разговаривать, чем немало удивила их. В тот же день Евдокия послала свою сестру в дом мужа поискать вещи, о коих говорил ей в сновидении являвшийся старичок. Действительно, нашли в клети – один платок за стрехой, а четыре платка лежали на сундуке, хотя их прежде никто тут не видал. После того Грышаева со своею свекровью и соседкою старушкою Анною и с другими некоторыми приходила к Св. Пасхе в Оптину Пустынь помолиться Богу и поклониться могилке старца Макария, хотя путь был неблизкий – до 200 верст. Крестьянка эта была уже в полном здравии душевном, но чувствовала еще некоторый остаток слабости в теле.

13. Старец о. Макарий при жизни предрекал скитскому иеромонаху о. Исаакию, что ему не миновать настоятельства в Оптиной Пустыни, хотя о. Исаакий вовсе не желал сего. Менее чем через два года после кончины старца предсказание его исполнилось. В 1862 году, после кончины о. архимандрита Моисея, о. Исаакий, действительно, был избран и утвержден на настоятельство. Но так как вскоре после кончины старца о. Макария и настоятеля о. архимандрита Моисея порядок старчествования в Оптиной Пустыни, по обстоятельствам, не мог установиться как должно – то новый о. настоятель, привыкший в жизни руководствоваться советами старца о. Макария, при всегдашнем нерасположении начальствовать находился в великой скорби. Потому, конечно, не без воли Божией скорбевший о. Исаакий чаще других братий и был утешаем посредством явлений ему старца Макария в сонных видениях. Таковых сновидений в продолжение первых 40 дней после кончины старца было ему более десяти. Но так как все они носят характер частных утешений, относившихся собственно к о. Исаакию – то они здесь и не перечисляются. Для примера приводится только одно. «Стоял я, будто бы, с братиею, – так сказывал о. Исаакий, – в коридоре больничной церкви в ожидании ранней обедни. Неподалеку от меня стоял о. Паисий (иеромонах), готовившийся служить раннюю Литургию, и еще кто-то говоривший с ним. Вдруг в главных дверях храма будто является батюшка о. Макарий, одетый в мантию, и куда-то идет очень скоро. Удивленный такою нечаянностию, полный до глубины души радости, я воскликнул: «Батюшка идет!» О. Паисий тоже с восторгом проговорил: «О! Воскрес!» Трепеща от радости, я побежал к нему и пал на колени, с тем чтобы получить от него благословение. Он благословил меня несколько раз и затем приветствовал меня по обычаю монашескому – целуя в плеча. Схватив его руку, я крепко держал ее, не выпуская; а он меня еще несколько раз благословил. От избытка радости слезы ручьем лились у меня, и я никак не мог их удержать. Затем вдруг черная монашеская одежда на батюшке изменилась в чистую, белую, и он стал невидим. Проснувшись, я трепетал от избытка радости и душевного утешения».

14. Оптиной Пустыни братский повар монах о. Сергий так рассказывал сон, виденный им в 1862 или 1863 году: «Представилось мне, что я вхожу в небольшую, но светлую комнату, похожую несколько на часовню над могилой батюшки о. Макария. Впереди стояла гробница, но, казалось мне, повыше и обширнее той, которая там стоит. С правой стороны от меня пред гробницею же будто стоит наш новый настоятель, о. строитель Исаакий, очень грустный, и, смотря на гробницу, говорит: «Как мы несчастны, что нет с нами батюшки! Очень бы он был нам теперь нужен». Я отвечал: «Да, батюшка, я тоже желал бы на него теперь посмотреть». После этих моих слов, смотрю, будто поверх гробницы лежит покойный батюшка о. Макарий, как бы живой, и, глядя на меня, говорит: «Пойди, пойди, посмотри! Ты желал меня видеть? Вот я! Пойди сюда!» При этом явлении о. строитель Исаакий пал пред старцем на колени и, обняв его ноги, облился слезами. А батюшка, глядя на меня, продолжал: «Пойди, пойди сюда!» Я подошел. А он говорит: «На! Целуй меня! Ты желал меня видеть». Я не осмеливался поцеловать его, а он повторял: «Целуй, целуй меня! Ты желал». Я поцеловал. А он продолжал: «Целуй, целуй еще!» Я еще поцеловал. Старец еще и в третий раз велел мне поцеловать его. Я поцеловал и в третий раз. Наконец, обратившись к о. строителю, старец начал говорить ему с тоном укора: «О чем ты все скорбишь? Чего тебе хочется? Ведь я с вами, постоянно с вами. Никогда не отхожу от вас. Экой ты! А еще настоятель!» О. строитель наш, действительно, в это время очень скорбел и всеми силами старался было оставить настоятельскую должность. Я же, грешный, много утешенный бывшим мне сновидением, проснулся с чувством радости.

15. Сновидение оптинского монаха о. Матфея Попова. «Не очень долго спустя после кончины батюшки о. Макария, – так говорил он, – приключилась мне чрез одного отца такая напасть, что я не знал, что мне и делать. Нигде не находил я себе утешения – просто хоть ложись да и умирай. Но вот я однажды в свое время заснул и вижу: будто пришел я к батюшке в его келлию. Он сидел на диване в белом балахоне. Лицо у него светлое и веселое. Хотел я подойти к нему, чтобы получить благословение, да как-то запутался ногами в постилках и упал к нему прямо в ноги, а на лету-то и обнял его. Затем и говорю: «Простите, батюшка, я запутался в постилках и упал». Он меня ободрил и спросил: «Зачем пришел?» Я рассказал ему свое горе. А он меня благословил и сказал: «Ничего, ничего; пройдет; это все пройдет». Тут я проснулся, а в душе ощутил такую радость, что и выразить нельзя. Куда девалось горе? С того часа и напасть вся прошла».

16. Один казенный крестьянин Крапивенского уезда Тульской губернии, по имени Петр, имевший жену и детей, при жизни старца Макария коротко знавший его, с давнего времени имел стремление к подвижнической жизни. Раз как-то он сильно увлекался помыслами оставить жену и детей, дабы ради спасения душевного проводить жизнь отшельническую. Но вот он увидел во сне покойного старца, который будто явился ему среди Оптинского скита, одетый в рясу; а на голове у него была простая монашеская шапка. Подошедши к Петру, старец крепко взял его за руку своими обеими руками и, держа так, сказал: «Петр! Оставь свое намерение. Корми жену и детей. Это тебе будет полезнее. Да смотри свою гордость!» (то есть, чтобы не упускал из виду мнения о себе, что будто он жил благочестивее других). После этого сна день и ночь смущавшие Петра помыслы рассеялись как дым, и он уже спокойно проводил семейную жизнь.

17. Помещица г. Белева Тульской губернии полковница Кахно, духовная дочь покойного старца о. Макария, много лет страдавшая хроническою болезнию, имела от него заповедь как можно чаще приобщаться Св. Христовых Таин – если бы можно было, то каждый месяц. В конце 1861 года она была особенно нездорова. Телесная всегдашняя болезнь, хозяйственное неустройство и постоянная душевная скорбь уложили ее в постель. А она не всегда исполняла заповедь старца, то есть причащалась не так часто, как было ей завещано. Впрочем, делала она это не по небрежению к старческой заповеди и не по неуважению к Св. Таинам, а единственно по недоразумению. Ей представлялось, что для приготовления к причастию Св. Таин по установленному порядку обязательно должно ходить несколько дней в храм Божий ко всем службам церковным; а не имея сил исполнять это, она приобщалась реже заповеданного ей старцем. Теперь же, при совершенной невозможности идти в храм Божий, больная хотя изъявила желание приобщиться дома, но все-таки смущалась. Когда же послали за священником и она уже слушала правило ко Св. Причащению – вдруг видит наяву – входит в ее комнату покойный старец Макарий, подходит неспешно к св. иконам, кладет пред ними три поясных поклона и тотчас удаляется. Этою нечаянною радостию Кахно до того была поражена, что во время сего видения не могла произнести ни одного слова. Между прочим, это послужило для нее знаком, что вынужденное необходимостью, по-видимому, и недостаточное приготовление к причащению Св. Христовых Таин – не зазорно. Недоразумение ее и смущение исчезли, и она с верою и в радости духовной приобщилась.

18. Один молодой офицер, мало веровавший старцу Макарию, после кончины его видел такой сон. «Пришел будто я, – так сказывал он, – в храм Божий, где происходило приготовление к архиерейской службе, и увидел, что какой-то благообразный муж машет мне из алтаря и говорит: «Пойди, посмотри, где покоится о. Макарий, которому ты мало верил». Ввел он меня в алтарь, и я увидел богатую вызолоченную раку, подошел к ней и земно поклонился лежавшему в ней праведнику со слезами раскаяния в своем маловерии. «Вот, – говорил мне тот же муж, указывая на прикрепленный к стене алтаря золоченый лист, – вот тут будет изображение вашего старца. Сегодня будет служить владыка и будет величание преподобному Макарию. Скажи на клиросе, чтобы читали и пели канон угоднику Бо-жию Макарию». О сем писала в обитель родная сестра видевшего сон молодого офицера.

19. Рассказывал вышеупомянутый монах Дометий: «Как-то я чувствовал себя не в духе и был нездоров. Ложась спать, я очень смущался помыслами и малодушествовал насчет своего слабого здоровья. Заснувши, вижу, будто я стою пред батюшкою о. Макарием и объясняю ему свои немощи и слабое здоровье. А он, сказав на мои объяснения несколько слов в назидание мне и утешение, прибавил: «А чаек-то внакладку пить надобно оставить. Это не монашеское дело. Надо оставить, надо оставить!» А я, признаться, привыкши с малолетства к сладкому чаю, и в монастыре все продолжал по немощи пить сладкий чай».

20. Было и еще немало подобных замечательных сновидений некоторым из почитателей старца о. Макария; но, дабы не продлить очень слова, ограничимся еще одним, последним, сновидением, бывшим орловскому купцу Ивану Михайловичу Немытову, который находился в близком духовном общении с Оптинскими старцами иеросхимонахами о. Львом и о. Макарием и по наставлению их проходил высокую умную молитву.

«Снилось мне, – говорил Немытов, – что будто нахожусь в саду необычайной красоты. Все деревья и листья на них блистали, как бы серебряные. Тут видны были два дома. Из них один, стоявший на правой стороне, был величественный и красоты неописуемой, и из него слышался такой чудный звон, что я содрогался всеми членами и говорил сам себе: «О, если бы кто сказал мне: чьи это палаты, откуда исходит этот звон!» Тут я увидел, что из сего чудного дома вышел батюшка о. Макарий в необыкновенной славе. Я очень обрадовался ему, поклонился в ножки и просил: «Батюшка! Простите моему дерзновению, удовлетворите мое любопытство. Мне желательно знать, чей это великолепный дом?» Батюшка со свойственным ему смирением отвечал: «Божий, Божий». Я опять поклонился ему и, указывая на другой дом, который много уступал первому в великолепии, спросил: «А этот, другой дом кому принадлежит?» Батюшка ответил: «Поди, спроси самого хозяина». Оглянувшись, я увидел, что из этого дома вышел покойный батюшка о. Лев. Я подошел к нему, поклонился до земли и спросил: «Желательно мне, батюшка, знать, почему этот дом менее славен и величествен того дома?» Батюшка о. Лев ответил мне: «Смирение батюшки о. Макария превзошло труды мои». Тут я уже узнал, что первый дом – батюшки о. Макария; и, еще раз поклонившись ему, сказал: «Вот теперь-то я известился, что дом этот принадлежит вам». Но батюшка о. Макарий опять смиренно отвечал: «Богу, Богу так угодно!» Тем сновидение мое и кончилось».

Более 30 лет прошло со дня кончины старца батюшки о. Макария, как скончался и преемник его, старец Амвросий. Когда же копали для новопреставленного могилу рядом с могилой старца Макария, в это же время от могильного над сим последним склепа отвалился кирпич. В образовавшееся от сего отверстие некоторые из монахов вставляли горящую свечу и при свете ее видели гроб старца Макария, нисколько не поврежденный тлением, и даже запаха гнилого не ощущали. В этот раз один монах дерзнул оторвать кусочек гаса от гроба старцева и в тот же день понес наказание Божие: он почувствовал боль в кисти своей руки, так что перестал и пальцами владеть; что продолжалось около трех недель; но когда отслужил он несколько панихид на могиле старца – болезнь прошла.

Конец, и Богу слава и благодарение.

* * *

139

Монах этот впоследствии перешел в Коренную пустынь Курской губернии, где получил иеромонашество и был там долгое время духовником, там и скончался.

140

Предместник старца Макария.


Источник: Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Макария / [Архимандрит Агапит ; Ком. Е. Болдиной и др.]. - Москва : Отчий дом, 1997. - 415, [1] с., [16] л. ил., факс. : ил.

Комментарии для сайта Cackle