Глава IX. Общий взгляд на великое значение старца Макария как старца. Об откровении старцам (в женских монастырях – старицам) помыслов. Взаимные духовные отношения старца Макария и оптинских братий, как скитских, так и монастырских, во главе с о. настоятелем, и благие их последствия

Все внешние по скиту улучшения при усердном содействии блаженной памяти старца Макария, конечно, имеют свою цену, похвальны, да и необходимы. Ибо монахи – не Ангелы бесплотные; а потому при деятельном попечении о спасении душ своих имеют нужду и во внешних скромных удобствах, приличествующих монашескому чину. Не отказывают они, между прочим, себе в заботах и о более лучших внешних удобствах, если имеют к тому возможность, в особенности при помощи боголюбивых благотворителей, которые еще не все перевелись в православной России. И это, главным образом, во всех иноческих обителях относится к украшению храмов Божиих. Каковое украшение желательно и предпринимается монахами не столько для себя, сколько ради посетителей, на души коих благотворно действует церковное украшение. Да и то еще должно помнить всем православным христианам и никогда не забывать: кому и посвящать драгоценности природы, как не Творцу их и Господу?

При всем том, как известно, никакая блестящая внешняя обстановка недостаточна к искоренению страстей из зараженного ими сердца и к совершенствованию человека в жизни духовной. И как для больного тела потребны врач и врачевства телесные: так и для души, страдающей греховными навыками, необходимы врач и врачевства духовные. Или иначе: необходим руководитель в жизни духовной, умудренный жизненным опытом, могущий прилагать благодатные цельбы к ранам греховным и исцелять их. Старец Макарий как нельзя лучше соответствовал этому высокому призванию. Так пишет о нем современник его, скитянин, иеромонах о. Леонид Кавелин⁵⁷: «Где найду слов изобразить влияние старца на каждую отдельную личность – его умение каждого вести к одной цели разными путями, смотря по различию характеров, способностей и духовному устроению, его пастырскую и отеческую любовь ко всем вообще и к каждому в особенности, снисходительность к немощствующим и раскаивающимся, строгость к самочинным и прекословным, умение утешить единым словом, обрадовать взором или благословением, ободрить малым, но драгоценным (потому что оказано вовремя) вниманием, поощрить трудящегося к вящему труду, отсекая при том вредное тщеславие, восставить к деланию разленившегося без укора и гнева, поддержать унывающего, удержать пылкого от ревности не по разуму, от искания дарований духовных прежде очищения от страстей, видения прежде деяния, молитвы умной прежде деятельной на страсти и помыслы? Кто из относившихся к старцу не испытал на себе, что он, по апостолу, умел радоватися с радующимися, и плакати с плачущими (Рим.12:15), умел быть всем вся, да всяко некия спасет (1Кор.9:22), приводя к Пастыреначальнику Христу? Про него, не обинуясь, можно сказать то же, что было сказано про тезоименитого ему великого подвижника, авву Макария Египетского: «Он, как Бог, всех покрывает любовью»⁵⁸.

Вследствие этих боголюбезных качеств старца Макария все духовные его дети, и прежде всего ближайшие к нему по месту жительства скитяне, имели к нему полную веру и глубокую сыновнюю преданность. Вышеупомянутый современник старца Макария свидетельствует о сем так: «Сила его любви столько привлекала к нему сердца всех, что мы готовы были не отходить от него, чтобы выну наслаждаться светлым его лицезрением и сладкою беседою благоглаголивых уст его». А все это располагало каждого брата к искреннему, по преданию св. отцев, откровению пред ним совести, состоящем в частом и, если возможно, даже ежедневном и вместе чистом исповедании пред старцем не только всех дел и поступков, но и тончайших помыслов и умственных приражений, с получением от него советов и наставлений, как противостоять той неотдышной внутренней брани, которую ведут невидимые враги с воинами Христовыми. Ибо, по Писанию, несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф.6:12).

В силу такого отношения старца Макария к своим ближайшим ученикам двери его келлии отверсты были для них во всякое время. Каждый из них свободно мог входить к нему без доклада келейников, не опасаясь прийти не вовремя или обеспокоить старца своим приходом.

Проживший 20 лет при старце Макарии келейник его в свое время говорил, что ни разу он не видел, чтобы старец выразил на кого-нибудь из братий неудовольствие за несвоевременный приход, не исключая даже и того часа, который он, утомленный трудами, употреблял на краткий послеобеденный отдых. Как чадолюбивый отец, он одним лишь обеспокоивался – если долго не видел у себя кого-либо из постоянно относившихся к нему. Отворяя дверь, каждый пришедший, по общепринятому в обителях обычаю, обязательно должен был произнести молитву Иисусову. Ведущая из коридора в переднюю старца дверь, когда отворялась, скрипела на своих ржавых петлях. По этому только скрипу старец узнавал о приходе посетителя и немедленно выходил к нему, оставляя свои келейные занятия.

Но вот однажды келейники, наскучив скрипом двери, вздумали в отсутствие старца подмазать скрипевшую дверь маслом. На другой день старец, не слыша обычного скрипа, встревожился: «Кто испортил мою дверь?» – спросил он келейников. Те сознались, что сделали это умышленно. «Исправьте! Сейчас исправьте! Пусть будет по-прежнему». Нечего делать, пришлось снять дверь с петель. Тщательно обтерли масло, и дверь опять стала скрипеть по-прежнему, возвещая старцу о приходивших и через то заменяя докладчиков.

Коснувшись откровения помыслов, нелишне будет сказать о том, как смотрел старец Макарий на это весьма важное дело⁵⁹. Именно:

а) как открывать помыслы старцу (или в женских монастырях – старицам) с пользою душевной? Так писал он к одной монахине: «Если согласится та сестра, о которой ты пишешь, принимать твои помыслы, то советую изъяснять перед нею, но не простым рассказом, а в виде раскаяния. И Господь силен устроить тебе пользу».

В другом месте: «Устроивши, помощию Божиею, себе откровение помыслов к матери Г., должна соблюдать сие с верою и смирением и страхом Божиим, говоря не простым разговором, но со стыдением и похудением себя. А Бог, по вере твоей, даст слово, которое послужит к укреплению твоему и освобождению от страстей и успокоению совести».

б) Какой ищется плод чрез должное откровение помыслов? И каково бесполезное откровение? «Откровение твое, писанное мне, есть как должно. Но я у тебя спрашивал, получаешь ли пользу? Имеешь ли сокрушение сердца, болезнование об оном и приходишь ли во смирение? А также ощущаешь ли тишину от бурь оных? В этом-то и состоит существенная польза откровения; как пишется в слове св. Кассиана к Леонтину игумену: «Само то еже являти и открывати злые помыслы отцем увядают оные и немощнейшая творит». Что и на многих опытах дознано нами. Можно и открывать бесполезно, если – равным, безболезненно и вместо простого рассказа, который не приносит стыда и пользы, но еще может другую страстную повредить. Потому я и вопрошал тебя о пользе, ощущаешь ли оную»⁶⁰.

в) «Но какие помыслы открывать и о каких умалчивать? – писал старец Макарий к другому лицу. – В слове о рассуждении об откровении помыслов, какие должно открывать своим отцам, научают, что должно всякие помыслы стужающие открывать, но проходящие мимо и ничтожные не нужно говорить и время напрасно терять. Да это есть уже малодушие. И не будешь иметь времени ни на что, а только говорить о помыслах. Это также есть сеть вражия. Не повинуйся ей. Время брани, опыт и наставление покажут тебе, как должно поступать в таком случае».

г) При всем том ни уединенная жизнь, ни самое откровение помыслов без других пособий не сильны избавить человека от страстей бесчестия. Писал старец к тому же лицу: «Ты думаешь найти в келлии покой; но обманываешься. Прочти о сем ответ Иоанна на вопрос 313 в книге Варсонофия, стр.292. Ты хочешь без скорби стяжать покой? Страсти тебе не дадут покоя. А ты еще и понятия не имеешь, как бороться с ними и противиться им. Только и думаешь, что будешь ко мне о всех помыслах писать и тем успокаиваться. Нет, этого мало. А надобно, в случае восстания страстей, иметь поближе врачевства. А у тебя главная страсть – духовная гордость. От ней-то вся и беда – и смущение происходит, и прелесть».

д) Какие же это врачевства? «Постарайся жить с отсечением своей воли и разума, как учат нас св. отцы: св. Иоанн Лествичник (степень 1 и 4), святой авва Дорофей, св. Симеон Новый Богослов, св. Феодор Эдесский и проч. Приемля в разуме их учение, старайся исполнять делом. Но и тут остерегайся мнения о себе, что ты уже исполняешь как должно. Это – посев, а ищется плод – смирение. От послушания рождается смирение, пишет св. Иоанн Лествичник. Однако надобно знать, что враги нашего спасения ненавидят находящихся в повиновении и стараются отвратить от сего. Они стараются или мнением о себе уничтожить плод послушания, или совсем отвратить от оного. И если ощутишь в себе оные, не закосневай открывать и обличать козни вражии. Обличаемые, они убегают, пишет св. Кассиан к игумену Леонтину».

е) При отсечении своей воли и разума предлагаются старцем против самолюбия и еще иные врачевства: «Жизнь монастырская, – пишет он, – требует искушения для познания нам своей немощи и своего устроения. Нам показан путь Самим Спасителем – иго благо и бремя легкое – отвержение своей воли и разума, (но по-твоему), нехорошие эти руководители! Ты плачешь, что сестра определяется к N. и не будет жить с тобою; а между тем ты с нею ни в чем не сходишься в нравах и действиях. А тебе, по моему мнению, необходимо к совлечению страстей отвергнуться своей воли и разума... Не говорю, что пред М., но хотя пред сестрою, и то хорошо. А ты думаешь довольствоваться только откровением м. игумении. Этого одного мало. Если открывать свои раны, надобно и лекарства на них: укоризну, досаду, поношение, насмеяние и прочие неприятности для самолюбия и гордости – врачевства, которых ты и не будешь иметь, а будешь обольщать себя, что живешь с откровением».

ж) Для очищения от страстей нужна и молитва Иисусова, но только устная, и по указанию опытных, ибо при мнении о себе и самая молитва без указания старца не может иметь должного направления. Слова старца к той же особе: «Просишь благословения почаще молиться. Я никому не запрещаю молиться: молитва много нам приносит блага. Но приниматься за высокую молитву я опасаюсь предавать, чтобы не впасть в прелесть, а призывать устно Имя Иисусово, и во время стужения страстей нужно молить Господа. А с мнением, которое враг повергает в ум неопытных, помысл говорит, что мало молился, так смиряйся. А когда будешь много молиться, он скажет тебе, что хорошо делаешь. Вопрошаешь о конце молитвы и приводишь слова Иоанна Лествичника, что ночная молитва освящает наши дневные делания. Да идет ли к твоему устроению? И к кому это сказано? Как во всем, так и в этом, проси мать М. наставить тебя: она видит твое устроение и скажет тебе полезное. Ты будешь ночью молиться, а ее же осудишь, что она не встает на молитву и себя поставишь лучше от нее».

з) Старец еще рассуждает о недостаточности молитвы и чтения книг (конечно, святоотеческих) в деле совершенствования духовного и опять сводит мысль свою к необходимости терпеть скорби: «Ты все увлекаешься своими молитвенными исправлениями, но какую же пользу обрела? Много читала, и после ум помрачился, а надобно разделять время на все. Мы составлены из духа и плоти, и должны каждому давать свое делание. А ты ничего не делаешь; оттого и впадаешь в такое смущенное устроение. Надобно непременно чем-нибудь заниматься, то есть рукоделием и каким-нибудь послушанием, чтобы тебе и со стороны могли быть какие-нибудь толчки к познанию своей немощи и к смирению. Хорошо правило – пост и поучение в писаниях; но это – возделание земли и посев; а когда же будет плод терпения, смирения, любви и проч.? И как ты оные стяжешь, не имея ни с кем сообращения?»

Душа неопытного подвижника слепа. И потому старец пишет своей ученице разъяснения на некоторые предметы, касающиеся жизни духовной. Так как разъяснения эти очень полезны для стремящихся ко спасению и интересны: то, кажется, не неуместно будет ознакомить с ними читателей. Так писал он к той же особе: «Спрашиваешь, как очищать страсти? И что есть страсть? И как нужно засматривать почаще в глубину своего сердца? Какие же ты будешь очищать страсти, когда ты и не знаешь, что есть страсть? И как входить в глубину сердца своего? Это высокий вопрос! Страстей много есть в нас, но главных три: славолюбие, сластолюбие и сребролюбие; а от сих еще пять, о коих подробно пишут св. Кассиан и Нил Сорский, и как оным противиться. Еще у св. Исаака много писано о страстях и у прочих отцов. Как же ты хочешь входить в глубину сердца, когда оно завалено колодами, каменьями, хворостом, сором, паутиною и пылью? Входить в глубину сердца – значит и пылинки чтобы не было. Ты прежде выбрось крупные вещи: колоды, камни, хворост, а потом сними паутину, и тогда будешь выметать и пыль⁶¹. А ты, прочтя, что надо сходить в глубину сердца, уже и лезешь туда. Св. отцы пишут: «Люто есть предати новоначальному высокая». Еще скажу тебе попроще пример: сердце наше – земля; а тернии – страсти, которыми оно заросло. Так надобно исторгати тернии всякий день, хотя понемногу стараться и очищать землю; и тогда сеяти добрые семена. Они и плод принесут. А то ведь терние подавит их, и пропадут. Еще св. Пророк Давид учит: «Уклонися от зла и сотвори благо». А не уклоняся от зла, видно, и благо не воспользует. Ты начинай с отвержения своей воли и разума, и найдешь путь истинный.

Ты желаешь духовного делания; а оно состоит в отвержении воли и разума. Говоришь: нет во мне рассуждения. Однако ты скоро вздумала стяжать такое высокое дарование. Прочти в 7 степени Кассиана, в послании к Леонтину игумену, как оно стяжавается: «Истинное рассуждение не приходит, аще не от истинного смирения». Смирения не имеешь; а с гордостию хочешь иметь рассуждение.

Пишешь о сомнении твоем вкушать трапезу один раз, а вечером не вкушать, и думаешь этим утончением плоти мысли утончить и что более будешь иметь внимания к своему спасению. А если ошибаешься, то что будет? Ты все лезешь в высоту, а не снисходишь к смирению. Если вкусишь мало и вечером трапезы, не помрачится ум, а более смирится. И в этом отдайся на волю старице, видящей твое устроение. Ты хочешь вдруг взойти на небо; а старцы говорят: «Аще видеши юна, текуща на небо, запни ему ногу». Ты не летами, а разумом юна. Прочти у св. Иоанна Лествичника в 4-й степени 118 главу о безвременно ищущих великих исправлений – что он пишет. Да и всю эту степень прочти повнимательнее и найдешь пользу послушания.

На вопрос твой о бане, что ты не ходишь в баню. Невелика добродетель. А если сим возносишься, а других судишь, то и пользы нет. Опасайся мечтать о своем целомудрии. Помни, что и девы не вошли в Чертог Небесный, не имея елея в светильниках своих.

Страсти в полной мере тобою обладают, а паче страсть самолюбия. Ты жила в мире, основывала свое спасение на одном исполнении правила и на посте; а о нравственности нимало не помышляла, и страсти в тебе спали; а когда вышла на подвиг, то они и возбудились, и восстали на тебя. Хотя тебе и помогает правильный путь борения со страстьми и на них победы – отвержение своей воли и разума и истинное послушание; но враг, напротив, вооружает тебя против сих спасительных действий, как написано у св. Феодора Едесского в главе 40-й и далее, о коих я тебе много раз писал и лично предлагал. Ты, принявши злой его совет, видишь в М. противное; а когда воспротивилась (сему злому совету), то пишешь, что получила успокоение. Из сего ты должна впредь быть опытною»⁶².

Говоря о должном откровении помыслов, старец Макарий, как мы видим, всемерно старался наклонять ученицу свою ко смирению. Заметим при этом, что правильное откровение естественно должно приводить держащегося сего пути человека к самопознанию, или правильному взгляду на свою великую греховность и никуда негодность, а чрез это и ко смирению. В самом деле, при тщательном к себе внимании человек видит, что вся прежняя его жизнь прошла в грехопадениях, что и вчера он грешил пред Господом в том и том, и ныне опять то же и то же, и завтра лучшего нельзя ожидать, и так далее, и так далее. Поневоле он должен приходить к смиренному о себе мнению, выраженному в 4-й запричастной молитве: «Аз есмь пучина греха и несмь достоин, ниже доволен воззрети и видети на высоту небесную от множества грехов моих, их же несть числа». К сему-то и старался старец Макарий направлять всех своих чад духовных, приводя в своих письмах, без сомнения, и в личных собеседованиях, слова св. Петра Дамаскина: «Тогда бывает душа сокрушена и видит грехи своя, яко песок морский; и сие есть начало просвещения души и знак ея здравия»⁶³.

Из всего же вышеприведенного можно видеть, что отношения духовных детей к старцу Макарию, как и его к ним, были правильные, согласные с учением о сем св. отцов. Именно вследствие боголюбезных качеств его души все доброрассудные дети его духовные имели к нему полную веру, которая заставляла их истинствовать пред ним в словах, делах и откровении помыслов, или чисто и без утайки высказывать их. А старец, со своей стороны, поучал их отсечению своей воли и разума, причем естественно должны были отвергаться всякое прекословие и спорливость. Все же это направлялось к одной спасительной цели – стяжанию плодов духовных: терпения, смирения и проч.

Бывали еще и такие, которые, поручив себя духовному руководству старца, вместе с тем хотели жить и действовать по своей воле и нередко прекословили ему. Таковых старец оставлял ходить по воле сердца своего, да накажет их самое отступление их (Иер.2:19). Послушнику, вопрошавшему о чем-либо старца лукаво, с желанием исполнить волю свою, последний отвечал: «Как хочешь». И это повторялось им с терпением на все следовавшие оправдания виновного до тех пор, пока самочинник не сознавал искренно своей вины и, раскаявшись, вопрошал старца уже чистосердечно: «Как посоветуете мне, батюшка? Я оставляю на вашу волю: как возвестит вам Бог сказать, так и постараюсь исполнить при помоши ваших святых молитв». Тогда и старец преподавал потребный совет. По данному ему от Бога дару прозорливости он иногда предостерегал самочинных от угрожавших им опасностей. «Делай как знаешь, – говорил он иному, – но только смотри, как бы ни случилось с тобою вот того-то». И слова старца всегда оправдывались на деле.

Вообще же, по отношению ко всем временно уклонявшимся по действию вражию от пути откровения, долготерпеливый старец мудро выжидал, когда постигнет кого-либо из таковых какое-нибудь искушение, внешнее или внутреннее. Тогда, выслушав, вразумлял и утешал к нему пришедшего, говоря так: «Вот, это постигло тебя за то, что ты уклонился на шуее. Ах, брате, брате! Рассуди, мне ли нужно твое откровение? Врагу не нравится этот путь, как верный и кратчайший ко спасению. По свидетельству св. отцов – аввы Дорофея, Феодора Едесского и многих других, – он не только не любит откровения помыслов, но даже терпеть не может и самого голоса, которым оно произносится. Вот почему он и старается всячески тебя отвлечь от сего. Хотя я грешен, неразумен и немощен душевно и телесно; но не отрекаюсь тем, кто ищет с верою утешения (в скорбях) и пользы душевной, сказать, что Бог подаст омраченному моему уму к их пользе, и быть в сем орудием милосердого Его отеческого Промысла, аще и недостоин. Если с верою будешь искать и принимать мои слова, то и чрез грешника получишь пользу. А если – без веры или с сомнением и испытанием, разбором слов и действий: то, хотя бы и праведник был, пользы быть не может. Это знаешь и из отеческих писаний, и на деле испытал. Говорю сие, не упрекая тебя, но утверждая на предняя»⁶⁴.

Сими и подобными словами старец так, бывало, утешит и ободрит виновного, что тот выйдет из его келлии, сам себя не помня от радости, благодаря Бога, что возвратился на правый путь и вместе укоряя себя и раскаиваясь в том, что на время отступил от сего пути, послушав вражия коварства.

Впрочем, не всегда так тихо и кротко обращался старец Макарий с братиями. Бывали случаи, когда он не только строго, но и грозно поступал с некоторыми из них. И это было в особенности тогда, когда замечал он в ком-либо из близких и искренно относившихся к нему спорливость, непокорность и вообще горделивость, хотя бы в тонком виде; а иногда и для испытания. Примеры сему будут далее. А теперь упомянем о том, что благостный старец о. Макарий не только заботился об удовлетворении душевных нужд сожительствовавших с ним братий, но и старался по возможности облегчить их внешнее затруднительное положение. Рассказывал о себе современный старцу скитский послушник Илия Силаев (впоследствии настоятель Оптиной Пустыни архимандрит Досифей): «Происходя из крестьянского звания и поступив в монастырь в молодых летах, я должен был вскоре и оставить монастырь для отбытия страшной в те былые времена воинской повинности. Узнав о моем безвыходном положении, старец спросил: «Хочешь уходить из монастыря?» С великой скорбию я ответил ему: «Лучше бы я согласился, батюшка, умереть, нежели оставить обитель». Тогда старец озаботился найти благодетелей, которые пожертвовали достаточную сумму денег, дабы откупиться от солдатчины». Оказывал старец такую же помощь и другим послушникам, если видел в них искреннее желание иноческой жизни. По обязанности скитоначальника, старец Макарий как сам строго соблюдал, так и во вверенном ему братстве силою своего влияния поддерживал соблюдение скитских правил. Сам всегда присутствовал в храме Божием при церковных богослужениях и ходил вместе с братиями в трапезу. Чтобы ни в чем не отделяться от прочих братий и не выказывать особенных подвигов и своего пред ними превосходства, старец Макарий вместе с братиями ходил и в баню мыться. Но как он мылся? Лишь только войдет, ополоснется водой и уже идет вон. Ему скажут: «Батюшка, батюшка! Что же вы так скоро-то?» «Довольно, довольно» – ответит. Затем поплюет на свое тело, например на руку, а другою разотрет. «Ничего, ничего, – скажет, – хорошо, довольно». Тем и кончалось его омовение. Так самым делом наставлял старец учеников своих презирать плоть свою, преходит бо. С искусством, приобретенным долговременным опытом, старец сам распределял между братиями и частные послушания и назначал каждому по его силе, способностям и душевному устроению келейные занятия. Сам входил во все подробности каждого дела; решал возникавшие при прохождении того или иного послушания недоумения, неприятные столкновения и смущения; вразумлял, наставлял, поощрял, вспомоществуя каждому брату и словом, и делом. Каждый брат поэтому воочию видел и чувствовал, что бремя его трудов и скорбей сострадательно разделяет с ним любвеобильный его отец и мудрый наставник. От сего и трудное послушание для проходившего оное казалось легким. Сам же старец нередко и посещал келлии своих учеников и, как замечено ими, приходил всегда благовременно, имея в виду духовную цель – утешить одного, ободрить другого, поддержать падающего духом, вразумить неразумного. А потому посещения эти проливали в души посещаемых успокоение и духовное веселие. По уходе же такого вожделенного гостя, казалось, и самая келлия брата исполнялась благоуханием смирения, которым запечатлены были все дела и слова сего поистине дивного мужа.

Как духовный наставник, старец Макарий каждому из относившихся к нему вменял в существенную обязанность к пояснению и подтверждению получавшихся от него духовных советов заниматься в келлии в свободное от послушаний время чтением святоотеческих книг и сам каждому брату назначал, что читать, сообразуясь с мерою его духовного возраста, отнюдь не дозволяя браться за чтение книг самочинно, по собственному выбору каждого. Новоначальным, или вновь поступившим в монастырь, послушникам предварительно и преимущественно назначал читать книгу поучений преподобного аввы Дорофея, называя ее «монашескою азбукою»; так как без усвоения содержащихся в ней правил нельзя положить твердого основания иноческой жизни.

Затем старец поучал и наблюдал, чтобы никто из учеников его никогда не был праздным. А для сего он внушал им, чтобы каждый сверх определенного ему скитского послушания для прогнания уныния занимался каким-либо рукоделием, которое у св. отцов обычно называется «поделием», указывая при том на отеческое слово, что монах, занятый делом, борется только с одним бесом, а праздный – со многими. Поэтому он завел в скиту и поддерживал личным участием и поощрением разные рукоделия: токарное, переплетное, футлярное и ложечное. Из них три первые старец сам знал. Искусные в краснописании занимались списыванием по уставу святоотеческих книг, в чем старец, как выше сказано, тоже был сведущ.

Желавших заниматься рукоделиеми старец снабжал материалом; а трудившиеся взаимно приносили ему свои изделия. Между тем, батюшка о. Макарий тут, как и везде, имел духовную цель, ибо через такой оборот незаметно отсекалось в братиях веществолюбие и насаждалась беспопечительность. Приносившие старцу свою работу получали от него в поощрение так называемое по-монастырски «утешение» – кто осьмушку или четверку чая и фунт или два сахара, кто иной раз платочек, четки, книгу или еще что-либо. Чтобы понять значение слова «утешение», присоединяемого к столь, по-видимому, маловажным вещам, надобно было видеть, как высоко пенились эти подарочки горячо любимого и любвеобильного старца даже и седовласыми старичками, как знак отеческой его любви и милостивого внимания. Между тем как через эти малые утешения братия незаметно привыкали довольствоваться малым и навыкали к самоограничению, что в духовной жизни имеет великое значение. Старец же приносимые братиями изделия обыкновенно дарил благотворителям обители, а иногда подносил их и почетным лицам, посещавшим Оптину Пустынь, мирским и духовным.

Отношение старца о. Макария к монастырю, так же как и к скиту, обусловливалось, главным образом, многотрудною обязанностию духовника и наставника. Обязанность эта была возложена на него, как выше упомянуто, в 1836 году, еще при жизни старца о. Леонида, мужа приснопамятного по своим духовным дарованиям, опытности и разуму духовному. Вследствие чего старец о. Макарий и принимал от Евангелия всех постригавшихся о. настоятелем братий, как скитских, так и монастырских. Принято же старцем постриженных в Оптиной Пустыни с 1839 по 1860 год, в конце которого он преставился ко Господу, шестьдесят человек⁶⁵.

Одаренный от Господа духовным разумом, старец наставлял всех своих учеников словами Св. Писания и отеческих учений, глубоко вкоренившихся в чистом его уме и сердце. До самой блаженной кончины своей он старался главным образом поддерживать в братстве заведенное его предшественником, старцем о. Леонидом, откровение помыслов, от которого проистекает хранение совести, справедливо признавая сие делание, как выше сказано, основанием внутреннего благоустройства и порядка, а следовательно, и процветания обители⁶⁶.

Смиренномудрый Оптинский настоятель, о. архимандрит Моисей, сам первый подавал в этом пример для всего братства. С глубоким уважением и искреннею любовию относился он к старцу Макарию, находясь у него в безусловном самопроизвольном послушании, считая каждое слово его законом для себя, будучи в то же время глубоко почитаем и любим и старцем.

Наблюдал также батюшка о. Макарий, чтобы сохранялось в братстве и наружное благоговение и благоприличие, особенно чтобы младшие братия отдавали должное почтение старшим, во исполнение заповеди Господней о почитании родителей, под коими разуметь должно и вообще всех старших ближних наших, отцов и братий, так как внутреннее расположение души согласуется с внешними поступками у не очистивших от страстей сердце свое.

Входя таким образом во все обстоятельства всех братий, не исключая и о. настоятеля, старец всемерно старался поддерживать во всех них мир, любовь и единодушие. При удобном случае, по примеру своего предшественника, старца о. Леонида, всем вообще и каждому порознь он напоминал слова Спасителя: О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин.13:35). Конечно, батюшка о. Макарий разумел здесь любовь чистую, духовную. Ибо всякое страстное движение в учениках своих и ученицах он всячески преследовал, как увидим ниже из рассказов некоторых относившихся к нему монахинь. Так он и писал к одной их своих племянниц: «Любить мы всех обязаны, но чистейшею любовию, успокаивающею нас, а не причиняющею смущение. А иначе будет то, что мы любим тварь паче Творца; тогда как должны любить ближнего ради любви Божией. А ты было увлеклась пристрастною, а не истинною любовию, которую св. Симеон Новый Богослов запрещает в 125-й главе, и прочие отцы. Проси Бога, чтобы тебе даровал иметь к ним... равную любовь; а различие и пристрастие от врага, которое укрыться не может, тебя и их беспокоит. Молись Богу и отдай Ему свое сердце; исполняйся к Нему любовию; и с м.П. имей мир. Господь силен сохранить тебя от козней сопротивного. Будь мирна и спокойна»⁶⁷.

Поучая учеников своих соблюдать все заповеди Господни, изложенные в Св. Евангелии, старец Макарий в особенности наставлял их заботиться о приобретении самоукорения и смирения, носить немощи ближнего и душу свою полагать о брате, доблественно претерпевать случающиеся искушения, то есть оскорбления, поношения, укоризны, досады; а также мужественно претерпевать с благодарением и находящие телесные многоразличные искушения: недомогания, болезни, лютые и горькие временные злострадания ради вечного спасения душ своих.

Вследствие таких взаимных отношений между старцем и братия-ми время старчествования батюшки о. Макария в Оптиной Пустыни, в особенности к концу его жизни (1854–1860 гг.), по рассказам вышеупомянутого о. игумена Марка, было поистине блаженным временем, золотым веком для обители по причине установившегося внутреннего строя в среде братства через старческое и именно отеческое влияние старца на внешнюю и внутреннюю жизнь братий, несмотря на видимую их разрозненность по их званию и состоянию. Все это богособранное братство поистине представляло одну родную единомысленную семью, восходящую от силы в силу в отношении иноческого совершенствования. Если же кто из поступавших в обитель начинал отступать от установленных старцами правил, о коих сейчас было сказано: тот уже не мог ужиться среди оптинского единодушного братства и переходил в другой, по своему вкусу, монастырь. Вспоминая это блаженное время, преемник старца Макария старец Амвросий при личном свидании с игуменом Марком неоднократно говаривал: «За счастье мы должны счесть, что жили при таких великих старцах, каковы были: о. архимандрит Моисей, брат его о. игумен Антоний и старец о. Макарий».

О будущности же и значении старчества в Оптиной Пустыни батюшка о. Макарий выражался так: «Старчество в Оптиной Пустыни будет более или менее поддерживаться до тех пор, пока откроются в ней мощи». Но чьи мощи – известно только Единому Господу.