Книжники и писатели Древней Руси

В XV–XVI веках в древнерусской литературе появляется особый ряд памятников агиографической литературы, в которых описаны последние дни жизни, кончина и погребение отечественных подвижников благочестия; некоторые из них позднее были канонизованы Русской Церковью. Хронологически первый такой памятник, который и был первым опубликован – это описание кончины преподобного Пафнутия Боровского (†1477; пам. 1 мая).

Насельники Волоколамского монастыря особо почитали своих духовных старцев¹³⁵⁰. 26 февраля 1563 года почил находившийся на покое в Волоколамском монастыре бывший архиепископ Феодосий (1542–1551). Описание его последних дней принадлежит его ученику старцу Евфимию (Туркову) и было опубликовано Г. 3. Кунцевичем¹³⁵¹. Он же опубликовал аналогичный памятник, посвященный святителю Макарию, Митрополиту Московскому (†1563; пам. 30 дек.)¹³⁵². Нами были обнаружены новые, более ранние списки памятника и была сделана его атрибуция¹³⁵³.

Завершает данный ряд агиографических памятников о подвижниках Повесть о кончине Тверского епископа Акакия (1522–1567)¹³⁵⁴. К этому же жанру относится также Повесть о кончине Великого князя Василия III (1505–†1533). Она неоднократно публиковалась¹³⁵⁵ и являлась предметом изучения¹³⁵⁶, но не было сделано атрибуции памятника.

В Повести описаны последние дни князя Василия III, начиная с 12 августа 1533 года и по 4 декабря. В ней говорится о набеге крымских татар, о богомольной поездке Великого князя в Троицкий монастырь, затем – о поездке в Волоколамск. В это время у князя начала развиваться болезнь, завершившаяся его отшествием в иной мир. Вернулся князь в Москву в тяжелом состоянии. В Повести говорится о давнем желании князя Василия III принять монашество и о том, как оно исполнилось перед его кончиной¹³⁵⁷. Напрашивается вывод, что автор был духовным лицом и был очень близок к великому князю.

Прежде чем говорить об авторе Повести, приведем некоторые высказывания, которые характеризуют данный жанр агиографической литературы: «Произведения этого жанра, в отличие от Житий святых, были написаны, как правило, людьми очень близкими к описываемым лицам, и причем сразу же после их кончины. Поводом для написания «Повестей» была горечь разлуки с дорогим духовным лицом, стремление письменно зафиксировать последние дни жизни того, к кому питалась особая любовь и почитание»¹³⁵⁸. «"Повесть о болезни и смерти Василия III» – один из интересных образцов изображения личности в средневековой русской литературе. Она была написана вскоре после смерти Василия очевидцем событий, человеком, близким великому князю, создавшим эту хронику болезни и смерти Василия III, по-видимому, как подготовительный материал для будущего жития»¹³⁵⁹.

В связи с определением авторства данной Повести необходимо обратить внимание на инока Мисаила (Сукина), имя которого неоднократно в ней называется. Находясь в Волоколамском монастыре, князь вызывает к себе из Москвы разных лиц. «Потом князь великий послал в Москву за старцем своим, за Мисаилом Сукиным: болезнь его была тяжелой. И послал за боярином своим, за Михаилом Юрьевичем. Старец же его Мисаил и боярин его Михаил Юрьевич быстро к нему приехали»¹³⁶⁰. Уже возвратившись в Москву, «начал совещаться великий князь с отцем своим, Митрополитом Даниилом, и с владыкою Коломенским Вассианом, и со старцем своим Мисаилом Сукиным, и с отцем своим духовным Алексеем протопопом о том, чтобы принять ему иноческий сан, ибо давно уже думал он о монашестве». «И, когда еще был на Волоке, князь великий приказал старцу своему Мисаилу Сукину и отцу своему духовному Алексею: «Смотрите, старец Мисаил и протопоп Алексей, чтобы не случилось так, что вам меня в мирском платье придется в гроб положить. Даже если бы я был здоров, то и тогда сокровенное мое помышление и желание – постричься в иноки"» (с. 31). Затем, желая принять святое Причастие, «велел князь великий служить в церкви Благовещенья, в приделе Василия Великого, благовещенскому попу Григорию; а на обедне тут были: владыка Коломенский Вассиан, и Мисаил Сукин, и протопоп Алексей, и несли к великому князю Дары владыка Коломенский Вассиан и Мисаил Сукин» (с. 31). Когда князь соборовался первый раз «и не знал об этом никто», то среди духовенства назван инок Мисаил (с. 31). В следующий раз «князь великий послал за владыкой Вассианом и за старцем Мисаилом Сукиным, и велел ему принести платье монашеское, и спросил про игумена кирилловского, ибо прежде еще думал он постричься в иноки у Пречистой в Кириллове монастыре. И сказали ему, что кирилловского игумена нет в Москве. И тогда послал он за игуменом троицким Иоасафом; Мисаил же пришел к нему и принес черное платье» (с. 39). Перед самой кончиной князя Митрополит Даниил (1522–1539) «послал за старцем Мисаилом, веле принести платье монашеское в комнату, а патрахиль и все необходимое для пострижения у Митрополита было с собой <...> И пришел старец Мисаил с платьем, а князь великий был уже при смерти» (с. 43). После кончины князя у его тела «остался игумен Троицкий Иоасаф и старец великого князя Мисаил Сукин» (с. 45). Особая близость к князю позволяет предположить, что «старец великого князя Мисаил» и является автором Повести, в которой описаны последние дни жизни, кончина и погребение Великого князя Василия III¹³⁶¹.

История Повести о кончине князя Василия III связана с творческим наследием святителя Макария, «...не ранее 1539 г. был составлен сохранившийся в двух редакциях Новгородский летописный свод, который, как явствует из содержания, представляет собою владычный свод Макария»¹³⁶². Повесть о кончине князя Василия III была помещена во владычный летописный свод 1539 года¹³⁶³, а затем, при составлении Успенского списка Великих Макарьевских Четьих Миней, она была внесена в Августовский том¹³⁶⁴.

Родственники старца Мисаила (Сукина) были государевыми дьяками¹³⁶⁵. Некоторые сведения об авторе Повести имеются в монастырских документах Соловецкого монастыря, в которых можно прочесть следующее: «Старец Мисаил Сукин дал пятьдесят рублев»... Возможно, об этом Мисаиле повествуется в пятом из дополненных при Филиппе в 1548 г. чудес в Житии Зосимы и Савватия Соловецких¹³⁶⁶. В описи Кирилло-Белозерского монастыря указано «Евангелье в десть, писмяное <...> А дал то Евангелье Мисаило Сукин»¹³⁶⁷. В указателе к изданию он назван старцем Никитского монастыря в Переславле¹³⁶⁸. В кормовой книге Кирилло-Белозерского монастыря отмечена августовская память: «Того же месяца в 17 день: по старце Мисаиле Сукине дачи сродичев его, Федора да Бориса Сукиных, денег 200 Рублев»¹³⁶⁹.

Судя по всему, старец Мисаил был близок в последующее время и к сыну Василия III. Озлобленный А. Курбский в «Истории о Великом князе Московском» пишет об обстоятельствах падения священника Сильвестра в 1560 году следующее: царь Иоанн Грозный собирает «соборище не токмо весь сенат свои мирскии, но и духовных всех, сиречь Митрополита и градских епископов призывает, и к тому присовокупляет прелукавых некоторых мнихов, Мисаила, глаголемого Сукина, издавна преславнаго в злостях, Васьяна беснаго, по истинне реченнаго, неистового, и других с ними таковых тем подобных, исполненных лицемерия и всякаго безстыдия диявола и дерзости; и посаждает их близу себя, благодарне послушаюше их, вещающих и клевещущих ложное на святых и глаголющих на праведных беззаконие, со премногою гордынею и уничижением»¹³⁷⁰. Но, очевидно, со временем царь изменил свое отношение к иноку Мисаилу¹³⁷¹.

Говоря же о Повести, следует сказать, что инока Мисаила, очевидно, можно отнести к числу авторов Древней Руси, который потрудился в агиографическом жанре. Помещение Митрополитом Макарием Повести о кончине князя Василия III во владычный летописный свод 1539 года, а затем и в августовский том Великих Четьих Миней позволяет предполагать о связях автора Повести со святителем Макарием. Несомненно, необходимы дальнейшие разыскания о жизненном пути старца Мисаила, о его книжных вкладах и интересах.

Остается добавить, что труд старца Мисаила не остался единственным в истории древнерусской литературы. Аналогичная «государева» Повесть, посвященная первому царю из династии Романовых, была известна еще исследователям XIX века, но, к сожалению, остается до сих пор неопубликованной. «Повесть о кончине царя Михаила Феодоровича», так же как и все подобные произведения, была написана вскоре после его кончины (†1645). Однако в ней, судя по всему, очень сильно общественное звучание событий того времени. Вслед за царем вскоре скончалась и царица, а перед этим расстроился брак царевны Ирины Михайловны с датским королевичем Вальдемаром, так как он не стал принимать Православие. Автор Повести пишет: «Тот окаянный королевич жив и здоров остался и никакой тщеты не сотворилось ему, а нам, православным Христианом, не благо явилось – царя и царицы лишились. Точно по смерть самодержца и самодержици приходил окаянный»¹³⁷².

Обитель преподобного Сергия, игумена Радонежского (†1392; пам. 25 сент.) взрастила в течение веков сонм святых иноков и подвижников благочестия. Подобно дивным птицам, которых преподобный Сергий узрел в видении, бесчисленные насельники Троицкого монастыря несли в нем различные подвиги, сохраняя заветы родоначальника обители. Здесь были и известные в русской истории XVI–VII вв. келари¹³⁷³ обители: старцы Адриан Ангелов, Евстафий Головкин (1571–1593; †1603)¹³⁷⁴, Авраамий Палицын (1609–1620; †1626)¹³⁷⁵, Александр Булатников (1622–1641; †1655)¹³⁷⁶, Симон Азарьин (1646–1653; †1665)¹³⁷⁷, Арсений Суханов (1655–1659; †1668)¹³⁷⁸. Менее всего изучена деятельность первого из них – старца Адриана Ангелова¹³⁷⁹. Только академик Н. К. Никольский собрал краткие сведения о нем и связанных с ним книгах¹³⁸⁰.

Довольно необычно фамильное прозвище троицкого келаря. У С. Б. Веселовского имеются интересные сведения, возможно, проливающие свет на происхождение старца Адриана: «Ангеловы Эммануил и Иван, греки, выехавшие в Россию в свите кн. Софьи Палеолог. Ср. селение Ангелово под Москвой»¹³⁸¹. Очевидно, до своего пострига он был женат и у него был сын Димитрий¹³⁸². Можно предположить, что монашество он принял в Троицкой обители, где в 1550–1560-е гг. был келарем¹³⁸³. Источники того времени свидетельствуют о его трудах на благо монастыря преподобного Сергия, встречается его имя и в описании церковных событий середины XVI в.

В 1553 г., как сообщает летопись, на Руси «прозябе ересь и явися шатание в людех в неудобных словес о Божестве»¹³⁸⁴. После соборных разбирательств в Москве еретики были осуждены. Среди осужденных находился также Артемий, бывший Троицкий игумен (1551 г.), сосланный после Собора в Соловецкий монастырь. В соборной грамоте, посланной на Соловки, подробно описываются лжемудрования еретиков XVI в. Келарь Адриан Ангелов, несомненно знавший Артемия, свидетельствовал на Соборе о некоторых его заблуждениях. О его возражениях келарю на Соборе было сказано: «да и сам Артемий на Соборе против Андрияновых речей отвечал негораздо»¹³⁸⁵.

Важнейшим Собором середины XVI в. был Стоглавый Собор 1551 г., на заседаниях которого рассматривались многие вопросы церковной и общественной жизни. В 1555 г., следуя предписаниям «Соборного уложения», то есть постановлениям Стоглава, игумен Троице-Сергиева монастыря Иоасаф (1555–1560), «поговоря с келарем с Андреяном и с соборными старцы», строго запретил в «Присецкой волости», принадлежащей обители, держать скоморохов, волхвов и лихих людей. Судя по содержанию грамоты, она писалась «в Присеках, а велел ее писати келарь Андреян, а у грамоты печать келарская»¹³⁸⁶. Таким образом, будучи в этом селении, принадлежащем монастырю, келарь сделал необходимое письменное распоряжение о порядке в нем, согласованном с соборными постановлениями.

Монастыри на Руси были не только духовными лечебницами, но и телесными; эта традиция Московской Руси восходит к Радонежскому подвижнику. «Построенная еще при Сергии в XIV в. больница (в 71 км к северу от Москвы) впоследствии приобрела значение «образца» монастырского больничного уклада для всех монастырских больниц»¹³⁸⁷. Традиции врачевания, заложенные в обители еще ее основателем, продолжались и развивались в последующее время. В XVI в. больничное помещение было перестроено. «Лета 7069-го, при царстве благочестиваго царя великого князя Ивана Васильевича всеа Русии и преосвященном Макарие Митрополите всеа Русии и при Троицком Сергиева монастыря игумене Иларионе и при келаре Андреяне Ангелове поставили больницу в Сергиеве монастыре, да келарскую поставили камену, да пруд Болшей, что от Клементиевьского пруда, а на нем два мосту; а рядил ево келарь Андреян»¹³⁸⁸. С этой записи Троицкого летописца все последующие сообщения середины XVI в. упоминают имя старца Адриана.

Никоновская летопись сообщает под 1556 годом о позолоте по царскому повелению купола Троицкого собора в обители преподобного Сергия, воздавая должное царской власти¹³⁸⁹. В Троицкой летописи названы при этом имена настоятеля обители, келаря и царского дьяка, который «у дела был»¹³⁹⁰.

А год спустя в истории обители произошло важное событие. В Москве на Троицком монастырском подворье¹³⁹¹ было завершено строительство храма, который был освящен Главой Русской Церкви. «Лета 7069-го (1557) <...> при Троицком Сергиева монастыря игумене Иасафе и при келаре Андреяне Ангелове, почали делати на Москве церковь великого чудотворца Сергиа да трапезу и ворота и ограду камену; а совершили церковь в лето 7060 седмаго, месяца сентября в 20 день. А свящали церковь великаго чюдотворца Сергиа месяца октебря в 16 день, на память святаго мученика Логина сотника, иже при кресте Господни. А свящал церковь Макарей Митрополит всеа Руси сам, а с ним владыка Крутицкой Нифонт и архимандриты и игумены: а на освящение был царь и великий князь, и з своею царицою, и з своими детми: царевичом Иваном и царевичом Феодором, и з братом своим со князем Юрьем Васильевичом, и со царем Александром Казанским и з боляры; и всеношного и обедни слушал, ел и пировал в новой трапезе и с Митрополитом»¹³⁹². Этот храм просуществовал до 1808 г., поэтому ныне о его архитектуре можно судить только по сохранившимся изображениям¹³⁹³.

Храм подворья сооружался одновременно с памятником казанской победы, храмом Покрова «на рву» на Красной площади, известным ныне как собор Василия Блаженного. М. А. Ильин пишет, что «церковь Сергия на Троицком подворье в Московском Кремле органически вписывается в круг памятников башенно-шатрового типа середины XVI века <...> Она, можно думать, была призвана прославить известного подвижника Русского государства, а потому была наделена необычайными декоративными свойствами. Само прославление Сергия в архитектуре храма, видимо, стояло в зависимости от посещения царем Иваном Грозным Троице-Сергиева монастыря на обратном пути из Казани в Москву. Ее архитектура должна была отражать, как и Василий Блаженный, торжество и славу единой Руси»¹³⁹⁴. «Этот храм преподобного Сергия явился выражением царской благодарности Преподобному за его незримое молитвенное предстательство при покорении Казани в 1552 году»¹³⁹⁵. Упомянутый в летописце келарь Троицкого монастыря Адриан Ангелов, несомненно, много потрудился при сооружении храма монастырского подворья.

В это же время начинаются большие работы и в самой обители преподобного Сергия, «...царь Иван Васильевич с Митрополитом Макарием и всем освященным собором, с игуменом и старцами Троицкого монастыря решил было построить в монастыре большую церковь св. Троицы на место малой Никоновой, но что потом отложил намерение из опасения, что это может быть неугодным преподобному Сергию»¹³⁹⁶. Среди старцев обители был несомненно келарь Адриан. Было принято решение о строительстве большого нового Успенского собора, на закладке которого в 1559 г. присутствует сам царь Иоанн Грозный¹³⁹⁷. Существует мнение о том, что Успенский собор был сооружен в память покорения Казани и Астрахани¹³⁹⁸.

Еще раньше, в 1552 г. келарь Адриан возил царю под Казань в благословение от Живоначальныя Троицы и преподобного Сергия различные святыни¹³⁹⁹. Он же описал как очевидец казанское взятие русскими войсками¹⁴⁰⁰. Вот как он написал о первосвятительском благословении царю перед его походом в Казань: «И по сем приходит ко святейшему отцу своему Макарию Митрополиту всеа Русии и ко священному Собору <...> и просит благословения и молитвы себе и всему своему Христолюбивому воинству. Святейший же вселенныя отец пресвященный Макарии Митрополит всеа Русии со архиепископы и епископы и со всем священным Собором благословляют и молитвуют прилежно»¹⁴⁰¹.

Можно говорить о его посреднической роли между монастырем преподобного Сергия и главой Церкви, святителем Макарием (†1563; пам. 30 дек.). Возможно, через него осуществлялся вопрос о переплете Великих Четьих Миней в Троицкой обители¹⁴⁰². В 1559 г. троицкий игумен Иоасаф через келаря Адриана Ангелова сообщил Первосвятителю о чудесах, совершившихся у гроба святителя Серапиона Новгородского (†1516; пам. 16 марта), погребенного в Троицкой обители. Об этом говорится в житии архиепископа Серапиона: «игумен же Иоасаф з братьею совеща: не просто быти дело се. И посла к Москве, к келарю Андреяну и повеле то сказати подлино Макарию Митрополиту. Макарий же Митрополит, слышав то преславное знамение, удивися о даровании Божием, яко угодников Своих прославляют и по смерти явлением. Послав ко игумену Иоасафу совет свой»¹⁴⁰³.

В 1545 г. великий князь Иоанн IV «пожаловал, указал» места, то есть старшинство настоятелей нескольких монастырей, причем Троице-Сергиев был поставлен вторым после Митрополичьего Чудова¹⁴⁰⁴. В связи с этим, несомненно, был указ Митрополита Макария. В 1561 г., уже став царем, Иоанн Грозный «учинил архимандритию» в Троицкой обители¹⁴⁰⁵. Последовало соборное суждение, и обитель преподобного Сергия была поставлена превыше других монастырей в Русской Церкви, о чем была дана грамота Митрополита Макария ее первому архимандриту Елевферию¹⁴⁰⁶.

А перед этим старец Адриан писал челобитную грамоту царю. В ней Троицкая обитель сравнивается со Святой Горой, но в отличие от нее Пречистая Дева «сниде духом не по земли от места на место плотию ходяща, но от страшнаго и трепетнаго и неисповедимаго престола Сына Божия и Бога своего с святыми Его ученики, прииде от небес на землю в Богоименитую и в свою великую обитель к своему угоднику великому Сергию». В челобитной келарь просит оказать милость «царской обители», являющейся ему «славой и венцом»¹⁴⁰⁷.

Троице-Сергиева Лавра известна в истории богатым рукописным собранием. «Любовь к книжной отеческой письменности от первых игуменов перешла и к преемникам их и к ученикам последних»¹⁴⁰⁸. «XVI век – время наибольшего расцвета книгописного дела в Троице-Сергиевом монастыре»¹⁴⁰⁹. Заботился о книжных сокровищах обители в свое время и ее келарь старец Адриан. По его повелению «многогрешный Фирсишка» написал Четью Минею за Май месяц¹⁴¹⁰, затем месяц Июль¹⁴¹¹. В обитель преподобного Сергия келарь дал Апостол, переписанный в 1550–1560 гг.¹⁴¹². В описи «Троицк. 1641/2 г.» упоминается «Книга в десть, на бумаге, Варлаам да Иоасаф да в ней же Григорий Амиритский, Андрияновская Ангилова»¹⁴¹³. Книжные богатства служили духовному просвещению. «Под влиянием книг в обители «у Троицы» преобразовывался дух русских людей»¹⁴¹⁴.

Можно говорить, что старец Адриан Ангелов стремился снабдить монастырское подворье в Москве книгами, о чем свидетельствуют сохранившиеся на них приписки. При Троицком настоятеле Серапионе (1495–1506) в 1499 г. была написана книга «Златоуст». Затем, став Новгородским владыкой, он дал ее Троицкому монастырю, «а ныне послали сию книгу в монастырь Сергиев на Москву на Богоявленью на время, а подписал келарь Андреян»¹⁴¹⁵.

Старец Адриан давал различные вклады в Троицкий монастырь или на его подворье. «67 (1559)-го году июля в 7 день по старце Порфирье Воронцове да по отце ево иноке Трифане, да по матере ево Матрене дали вкладу келарь старец Андреан Ангелов да казначей старец Дарофей по ево Перфирьеве духовной денег 512 рублев на алтын 4 деньги»¹⁴¹⁶.

Н. Никольский называет 4 Трефолоя (годовой круг праздничных Миней), которые «Адрианом же Ангеловым были даны по Семене Федоровиче Киселеве (†12 июня 1560 г.) в дом Богоявления Сергиева Монастыря»¹⁴¹⁷. В Троицкую обитель по нем же келарь вкладывает на молитвенную память книгу творений преподобного Иоанна Дамаскина конца XV в.¹⁴¹⁸.

Монастырскими настоятелями при старце Адриане были игумены Гурий Лужецкий (1552–1554), Иларион Кирилловец (1554–1555), Иоасаф Черный (1555–1560) и первый ее архимандрит Елевферий (1560–1564). В это время в монастырь давались различные вклады¹⁴¹⁹.

Последние дни жизни келарь Адриан Ангелов провел, очевидно, в обители преподобного Сергия и был в ней погребен, хотя точное место его погребения неизвестно. «Адриан Ангелов, в 1550–1561 г. келарь отошел в вечность по воле Иоанна Грозного в 1561 г.»¹⁴²⁰. В кормовой монастырской книге под 30 июля 1561 г. действительно назван уже другой келарь – старец Дорофей¹⁴²¹. Составители «списка погребенных в Троице-Сергиевой Лавре», называя дату кончины келаря, ссылаются при этом на Синодик опальных из Нижегородского Печерского монастыря, где в конце, например, наряду с Новгородским архиепископом Геннадием Новгородским (†1505; пам. 4 дек.) указан и «Адриан (Ангелов)»¹⁴²². Однако опричнина на Руси началась несколькими годами позже его кончины и эти события не могут быть взаимосвязаны.

Заупокойная память троицкого келаря старца Адриана молитвенно вспоминалась также в обители преподобного Кирилла Белозерского (ок. 1337–1427; пам. 9 июня). «По старце Адриане Ангелове была дана в Кириллов Белозерский монастырь Псалтирь Следованная, в полдесть, поволоченная вишневым бархатом и серебряными застежками и жуками»¹⁴²³.

Старец Адриан Ангелов был важной и деятельной фигурой в истории Троице-Сергиева монастыря середины XVI в., а его келарство осталось памятным в истории обители. Нельзя обойти его имя, если говорить об учреждении архимандритии в обители «у Троицы». Ему приходилось часто обращаться к царю и Митрополиту, быть в Москве, проявлять попечение о монастырских владениях в других местах. Как келарь, он активно занимался монастырским строительством. Кроме того, он проявлял большую заботу об обеспечении новопостроенного храма подворья необходимыми книгами. Его следует отнести к числу книжников и писателей Древней Руси.