Иероним (Экземпляровский)

Иероним (Экземпляровский Илья Тихонович), архп. Варшавский и Привисленский.

Родился 20 июля 1836 года в семье священника.

В 1852 году окончил Владимирское духовное училище.

В 1857 г. окончил духовную семинарию, а в 1861 г. – Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия, и 25 окт. назначен учителем в Черниговскую духовную семинарию.

В 1862 г. – преподаватель Киевской духовной семинарии.

30 июня 1870 года удостоен степени магистра богословия.

19 сент. 1871 г. рукоположен во священника к церкви свв. Петра и Павла в Киеве и определён законоучителем Коллегии Павла Галагана и Киевской 1-й гимназии.

15 марта 1877 года возведён в сан протоиерея.

С 1882 г. – благочинный Киево-Подольской церкви.

27 июля 1885 года пострижен в монашество, а

28 июля – возведён в сан архимандрита.

3 ноября 1885 года хиротонисан во епископа Чигиринского, вик. Киевской епархии. Хиротония состоялась в Софийском кафедральном соборе в Киеве.

С 3 июня 1890 г. – епископ Тамбовский и Шацкий.

С 30 апр. 1894 г. – епископ Литовский и Виленский.

6 мая 1895 г. возведён в сан архиепископа.

14 мая 1896 г. награждён панагией с украшениями.

С 27 февраля 1898 г. – архиепископ Холмский и Варшавский.

С 8 ноября 1899 г. – почётный член Казанской духовной академии.

20–22 февраля 1901 г. подписал постановление Св. Синода об отлучении от Церкви графа Л. Толстого.

С 16 июня 1905 г. – архиепископ Варшавский и Привислинский.

Скончался 2 ноября 1905 года.

Святитель имел особый дар привлекать к себе других духом архипастырской любви, своей замечательной тактичностью, миролюбивой снисходительностью и искреннейшим ко всем доброжелательством. Ещё был у него редкий удивительный дар – это уменье снизойти до каждого, приподнять до своей высоты. Это заставляло в беседе с ним, открывать свою душу, как родному отцу. Когда он делал замечания провинившимся пред ним, то эти замечания начальнические только он один умел высказать так просто, безобидно, мягко, деликатно, хоть иногда и прямо. Слышали – и сколько раз! и его ободряющие слова милости и благодарности и, если можно так выразиться, ласки отеческой. Всех он хотел утешить, всем помочь, всех наградить. Виновных он щадил, в надежде исправления, так что никаких следственных по консистории дел за всё это время почти не было; резких не только карательных, но и повелительных мер избегал, действуя более кротостью вразумления, в надежде, что каждый сам сознает и почувствует лежащий на нём долг. Ссор и раздоров не терпел, тайные доносы и ябеды отстранял, более всего любил и рекомендовал мир, как величайшее благо для священнослужителя, и всегда настойчиво оберегал его.

Светлую память о святителе долго хранил Владимир на Клязьме, место его родины, с его духовной семинарией, где он был слава и краса её, а затем Киевская духовная академия, где с блестящим успехом развивались его духовные дарования.

Светлую память о нём также хранил Киев, Тамбов, Вильна. Там все с сердечной радостью приветствовали его прибытие на кафедру и всегда с горькими слезами провожали его. Везде оставлены памятники его архипастырской любви, и эта память, как и в Варшаве, увековечена крупными благотворительными, многотысячными учреждениями.

До последней минуты своей жизни архипастырь сберёг елей веры и любви.

Святитель поражал всех, знавших его, своей исключительной приветливостью, ласковой речью, чуждой обидного упрёка, нежным обращением со скорбной, мятущейся и даже пред ним виновной душой. Чувствовалась такая теплота и доброта души, что искренность охватывала человека, и он высказывал все сокровенное, как доброму, участливому отцу. Могу ли забыть? Три года, из них два особенно часто, по долгу службы, я бывал у владыки, – и ни разу я не вышел из его приветливых покоев угнетённым, неудовлетворённым, немирным. И выговор, который трудно было заслужить у нашего владыки, облекался в такую осторожную, мягкую форму, что уча, наставляя, он не бил, не угнетал. Бывало, идёшь к архиерею, не раз угнетённый, смущённый, со скорбью на душе, служебной ли, житейской, даже семейной – и несколько минут беседы и общения с умиротворённой душой архипастыря так тебя успокоят, так тебя ободрят, что иным, примирённым идёшь в жизненный путь. Только на почве высокой христианской любви мог развиться этот мир, эта радость души святителя, во всех ценившего образ Божий и человеческое достоинство.

Но красота и доброта души владыки ни в чём так ярко не отражалась, как в делах милосердия. Часто он со слезами говорил:

– Не могу видеть спокойно горя людского; вот – бедная диаконская сирота, как бы ей помочь, устроить?

– Владыка, – говорю однажды, – бедная женщина просит разрешения сделать церковный сбор в соборе для уплаты за правоучение в гимназии.

– Зачем собирать, я могу дать, – и передаёт немалую сумму. И как знали доброту души владыки! Две недели назад встречаю в коридорах собора плачущего юношу. Говорит: «я к архиерею, слышал, что он помогает; я – сын священника (Василевский), сирота, мать бедная, – 8 детей». Говорю о нём владыке в соборе – во время причастия, и сразу – «при первом свидании поговорим и устроим его». И дождался бы бедный внимания к себе и начало уже сделано, если бы не болезнь и смерть...

А последнее горе народное – голод в России... Как оно близко было сердцу владыки, это лучше всего говорит одна из последних резолюций архипастыря, в которой так рельефно отразилась великая душа святителя, благословляющая своих сотрудников – пастырей на подвиг милосердия теми путями, какие подскажет каждому его сердце.

Несколько отличается от этих Жиркевич отмечает, что подчинённое духовенство Виленской епархии называло его «архиереем-баричем», так как он подчас небрежно, грубо, свысока относился именно к этому, бедному, подчинённому духовенству, несмотря на то, что сам вышел из той же среды. В материальной поддержке подчинённому духовенству архиепископ Иероним был даже скуп, но отличался удивительной доступностью и щедростью в сношениях со светскими просителями, причём не делал тут разницы между православными, католиками, евреями. «Через всю деятельность архиепископа Иеронима красными нитями проходят веротерпимость, глубокое уважение к чужой религии, даже нехристианской».

Внешность архиепископа Иеронима была такова, что характеризующий описывает её в самых ярких красках.

«Давно не видел наш город такого элегантного, такого прямо „шикарного“ по внешности красивого архиерея... Высокий, стройный, хотя и старик, но бодрый, с глазами (несмотря на болезнь одного из них) сверкающими порой, в минуты особого одушевления из-за тёмных очков, из-под густых, седеющих, нависших бровей, блеском молодости, с важной осанкой ветхозаветного патриарха, подающий возгласы чистым, звучным, высоким тенором (точно всё время поющий), так что каждое слово расплывалось по всему огромному храму, неся в медленных, как бы рассчитанных на эффект движениях своих нечто театральное, хотя и внушительное. К этому следует прибавить светскую любезность архп. Иеронима, особенно с дамами... Как человек наблюдательный, притом не без кокетства, Иероним отлично видел поклонение женщин, но он привык к этому и не скрывал этого... Несмотря на его несколько чопорную внешность... любил в подходящем обществе пошутить, – рассказать... какой-нибудь курьёз из собственного прошлого.

В присутствии его в такие минуты забывалось положение, которое занимал он в жизни, чувствовался только добрый, задушевный, радушный хозяин, ставящий у себя в доме непосредственное общение с людьми выше архиерейского этикета...

Неустанно заботившийся о благолепии храмов, щедро жертвовавший на нужды церквей, часто по приезде в Вильну скорбел владыка, видя убогую обстановку большинства приходов бедной Литовской епархии. Впрочем, не одни лишь нужды храмов привлекали к себе внимание покойного, щедро откликался он и на горе ближнего...

Главный недостаток натуры архп. Иеронима – при всей природной недоверчивости, поддаваться чужому влиянию...

... В характере его проглядывала какая-то женственная изменчивость настроения, зыбкость, нерешительность. Но доброта сердца в этом человеке так очаровывала, пленяла: что все дурное, странное, малосимпатичное, почти всегда было навеяно извне».

«Взгляд на состояние белого духовенства в России с начала XVIII столетия».

«Очерк нескольких дней из жизни приходского сельского священника и его семейства в некоторых местах Владимирской губернии».

«Педагогические заметки о преподавании Закона Божия в сельских школах».

«Как учить малолетних детей молиться Богу».

«Заметки о церковном пении».

«По вопросу о православном церковном пении».

«Воскресная школа, как приготовление к пастырству кандидатов священства».

«Практическое применение в церковно-приходских школах системы взаимного обучения».

«Ответ брату – сельскому священнику – на вопросы его о том, чему и как обучать детей до поступления их в училище».

«Беседы к простому народу о святых таинствах».

«В ответ брату – сельскому священнику – по поводу высказанной им в письме жалобы на невнятность и неразборчивость чтения в церкви».

«О внутреннем украшении храмов христианских».

«Краткий исторический обзор состава Литургии нашей Православной Церкви».

«Речь о религиозном образовании в семье и школе».

«Частная дидактика или методика народной школы».

«Слова и архипастырские послания к пастве».

«Слова, беседы и поучения на дни воскресные и праздничные».

«Поучения и слова, произнесённые в дни Великого поста».

«Речи и поучения при погребении и в дни поминовения усопших».

«Речи при освящении храмов».

«Речь и обращения к учащимся при посещении учебных заведений».

«Речи и поучения при разных случаях общественной жизни».

Все перечисленные труды помещены в книге: «Высокопреосвященный архиепископ Иероним (Экземпляровский)». Т.П, Киев, 1906 год.