Поучение при погребении Владимирского городского головы А. А. Никитина. (1867 г.)

Воистину суета всяческая, житие же сень и соние; ибо всуе мятется всяк земнородный, якоже рече писание. (Послед. погреб. мир. челов. седал.).

Грозная истина о ничтожестве и суете нашего земного бытия, которой так боится животолюбивое сердце наше, и которая представляется нам так незаметною в обыкновенное суетливое течение нашей повседневной жизни, восстает во всем своем ужасающем величии при зрелище гроба и смерти. Эти оледенелые члены, эти потухшие и закрывшиеся на веки глаза, этот вид бездыханной, безобразной и бесславной красоты человеческой, вся эта тяжелая погребальная обстановка, какое грозное и потрясающее действие производит на дух наш, как она смиряет его, какую тоску смертельную наводит на душу! И вот вдаемся мы иногда при сем случае из одной крайности в другую; из беспечных и веселых, смотрящих на жизнь как на бесконечный ряд удовольствий и наслаждений, мы делаемся смятенными, трусливыми, растерянными и пригнетенными существами, якоже не имущий упования (1Фес. 4:13). Страшный вид смерти убивает нашу энергию, мрачные думы одна за другой вторгаются в душу, и подчас мы не умеем придумать лучшего для себя утешения, как только то, что еще живем и будем жить, а там… будь, что будет! Но так ли сему быть надлежит? Это ли христианский взгляд на жизнь?! Взирая на предлежащий нам гроб приникнем нашею мыслию к тому, что внушает нам святая вера и церковь в своих глубоких и трогательных погребальных песнях, и какой взгляд на жизнь она предлагает нам.

Воистину суета всяческая, житие же сень и соние, поет св. церковь. Итак, неужели вся земная жизнь наша есть нечто случайное, мелкое и отрывочное, исчезающее вместе с этим бренным телом, рассыпающимся в могиле в прах и пепел? Неужели она есть некоторое животное состояние, замирающее с прекращением телесной жизни? да не будет! По учению веры Христовой, настоящая жизнь наша есть только начало некоторого высшего и лучшего бытия, настающего по смерти, есть только сумерки прекрасного и светлого дня, имеющего воссиять за гробом; есть некоторое приуготовительное поприще, или предварительная школа, за которою наступит настоящая, широкая и свободная жизнь. Все это конечно истины известные нам еще с детства, силу и значение которых прирожденным некоторым чутьем постигает сердце наше, хотя ум подчас и хочет и затемнить их своими сомнениями и колебаниями. Но дело в том, что не умеем мы обыкновенно этого возвышенного христианского взгляда на жизнь доводить до конца и прилагать к делу. То, что предстоит нам за гробом, мы все-таки обыкновенно представляем себе только мраком и тьмою; а то, из чего слагается и чем украшается земная жизнь наша, мы все-таки представляем чем-то существенным, жизнию истинною. Вот где разгадка того колеблющегося и, тк. ск., неровного отношения нашего к жизни, по которому мы, когда живем и здравствуем, то вовсе почти не думаем о жизни, безотчетно и беспечно предаемся одному чувству своего бытия, а когда сталкиваемся с явлениями смерти, или сами приближаемся к последним дням нашего существования, то замираем от страха и теряемся. Не таков истинный христианин, и не такими хочет видеть нас св. церковь. Истинный христианин и верный сын церкви смотрит на земную жизнь свою, как на преддверие будущей лучшей жизни, и блага настоящей жизни ценить на столько, насколько они имеют отношение к благам и целям ожидаемой загробной жизни и потому он спокойно ждет конца своей земной жизни, не страшится, а даже радуется, когда чувствует его приближение. Как безмерно превосходит это святое и величественное спокойствие христианское ту непрочную и бесчувственную беспечность людей маловерующих или неверующих, которой они хотят иногда гордиться и удивлять окружающий мир! Вот с этой то целию, т. е. чтобы установили мы, и как можно прочнее утвердили в своей душе истинный взгляд на жизнь свою, чтобы не пристращались к земле с ее благами и за недостойное употребление даров ее не подверглись праведному суду Божию, св. церковь и напоминает нам постоянно о суетности земного существования нашего. Но особенно сильно и настоятельно проповедует она о сем, когда мы приходим в храмы Божии оплакивать чью-нибудь угасшую жизнь и молиться за усопших братий наших. Сейчас услышим мы сии прискорбные, но умилительные песни: Воистину суета всяческая, житие же сень и соние! Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть... Что сие, еже о нас бысть таинство? како предахомся тлению, како сопягохомся смерти! Да не мимо же нас идет сей скорбный и поучительный голос церкви, предстоящие собратия о Христе!...

Но не перестать ли в таком случае вовсе заниматься делами житейскими, не распроститься ли с миром и его удовольствиями, и не уняться ли исключительно тем, что нужно не для земли, а для неба? Хорошо бы, но не для всех возможно! И святая вера Христова, внушая нам мысль о суете и непрочности временной жизни, хочет только того, чтобы последнюю и самую важную цель бытия своего мы полагали в блаженной и вечной жизни загробной, а вовсе не того, чтобы, находясь на земле, мы были бы только праздными и безучастными зрителями того, что около нас делается. Она не запрещает нам пользоваться законными и невинными радостями земными, не требует от нас постоянных вздохов и слез, а требует только трезвого взгляда на жизнь и неуклонного исполнения воли Божией, выражающейся для нас в обязанностях и требованиях того самого звания и состояния, к которому каждый из нас принадлежит и в которое поставляет нас сам же Господь Бог. Если настоящая временная жизнь, как отдельных человеческих личностей, так и целого человечества, по взгляду св. церкви православной и по учению Господню, есть постепенное приготовление к будущей блаженной жизни в вечности; то конечно все, что содействует к благоустройству сей временной жизни, от которого весьма много зависит благоустройство и самой нравственно-духовной жизни, имеет свою цену. Всякий гражданский подвиг, всякая общественная заслуга, содеянная из любви к Богу и ближнему, есть вместе и христианский подвиг, и нравственная заслуга, и чем более кто одушевлен христианским духом, тем деятельнее и энергичнее он бывает в жизни общественной, ибо жизнь, – это самое широкое поприще для нашей любви к ближним. Неизменное и неуклонное исполнение общественных обязанностей, соединенное с внутренним подвигом самоочищения и самоотречения – ради славы имени Божия и ради пользы ближнего – и есть тот узкий и прискорбный путь житейский, которым идут христиане крестоносцы, истинные ученики Иисуса Христа, которым уготованы почести и венцы небесные.

После всех сих внушений св. веры нашей, с спокойною мыслию можно обратиться к сему усопшему брату нашему, дни которого исполнены были не малочисленных трудов на пользу общественную. Несколько лет с усердием неся не легкое бремя общественной службы в звании представителя городского общества, он вполне оправдывал доверие сего общества и просвещенным взглядом на свои обязанности и деятельным исполнением оных. Сочувственно относился он ко всему, где предвиделась польза общественная, и не щадил для нее ни трудов своих, ни средств. Доверие общественное к почившему все возрастало и умножалось, – и вот с званием городского головы он соединил в себе под конец не менее почтенное звание и не менее важную, по нынешним общественным условиям, должность председателя земской юродской управы. Не раз почивший удостоен был высочайшего внимании и благоволения, представляясь к монарху в качестве представителя здешнего общества, и был украшен всеми наградами, доступными его общественному положению. Устроенный по его мысли, его трудами и попечительностию водопровод, обеспечивший целое городское население в удовлетворении самонужнейшей жизненной потребности, навсегда останется добрым памятником его просвещенной заботливости о благе общественном. Что касается нравственных качеств почившего, то прямота и добродушие его характера и благородство намерений известны, больше или меньше, всем владимирским жителям, особенно тем, кто находился в более близких и коротких с ним отношениях. Итак, умерьте свою скорбь о почившем вы осиротелые члены его семейства, и дети так хорошо его попечением направленные в жизни, его присные и други, и растворите сию скорбь надеждою на милосердие Божие к почившему и теплою молитвою ко всеблагому судии, обещавшему воздать сторицею за одну даже чашу студеной воды, поданной во имя Его.

Мы же все, предстоящие братие, собравшиеся отдать последний долг почившему, получивши назидание у гроба его, Христу помолимся дати во веки сему упокоение! Возлюбленный о Христе брат наш! Христос тя да упокоит во стране живущих, и врата райския да отверзет ти: и царствия покажет жителя, и оставление тебе даст, о них же согрешил еси в житии! (Послед. погр. мир. челов. Блажен.) Аминь.

***