О благоговейном совершении богослужений диаконом, псаломщиком и певцами

Цель православного богослужения – принесение общественной молитвы, а не отбывание повинности. Стало быть, и служащие – священник, диакон и псаломщик, и стоящие в храме должны молиться единеми усты и единем сердцем. Только такая молитва и может быть возвышенна и захватывать собою души и сердца молящихся.

Плохо, если молящиеся идут в храм только потому, что «это нужно». Придя в храм, они душами переносятся к домашним заботам и не стараются отложить всякое житейское попечение. Отсюда является раcсеянность. Человек, присутствуя в храме, фактически не принимает участия в общественной молитве. Своим пассивным отношением заражает других и тем уже отчасти мешает молитве.

Хуже этого, если не участвующий в молитве и раcсеянный заводит разговоры, достигающие слуха священника. Эти разговоры переносятся в другое место и в храме слышится шепот, а иногда и громкие разговоры, достигающие слуха священника. Это невольно смущает священника, заботящегося о религиозном подъеме молящихся и теряющегося в мерах к достижению этого.

Такое положение не может быть терпимо. Оно возмущает дух пришедших с единственной целью помолиться. И вполне естественно, отсюда сыплются обвинения на священника, отчего он не принимает меры к водворению порядка!

Но какие могут быть применимы меры священником? Выйти ему из алтаря и остановить разговаривающих с кратким увещательным словом к ним?! Получится никому не желательная остановка в богослужении. А потом, что может быть порукою тому, что вновь пришедшие в храм не поведут себя так же, как только что выслушавшие замечание священника. Поучения после богослужения? Но ведь молящиеся большею частью поддаются только непосредственному воздействию. Поучение несомненно произведет свое действие, но только сейчас и на тех, кто его слушает. А в следующую службу большинство молящихся может быть из не слышавших поучения и не находящихся под его впечатлением. Говорить опять о том же – не будет времени для других тем.

Согласно существующим законоположениям за благочинием в храме должны следить церковные старосты. Весьма желанная вещь. Но в большинстве случаев, если не всегда, церковные старосты смотрят на свои обязанности с чисто коммерческой точки зрения: их дело побольше собрать «выручки», а остальное для них не интересно. Да и времени он не имеет и возможности, оставив ящик, идти по церкви и наблюдать за благочинием в храме. Даже напротив, около церковного старосты и беспорядок-то. Одни просят свечку, другие требуют «сдачи», и естественно, заводятся разговоры, так что сами церковные старосты или лица, их заменяющие, первые и нуждаются в призыве к порядку.

Более частыми нарушителями порядка в храме являются дети школьного возраста. Эти молящиеся требуют непременного надзора. Обучающиеся в школе должны быть под наблюдением учителей, а для не учащихся необходимо должно быть приставлено одно или несколько лиц, следящих за их поведением. Нельзя не возмутиться духом, когда видишь впереди всех стоящих толпу мальчишек, проделывающих всевозможные шалости. А если взглянуть на толпу более взрослых, стоящих около дверей, – около них и молиться-то невозможно. Эти также требуют особого надзора.

Для поднятия духа молящихся остается единственная, кажется, мера – это такое совершение богослужения, которым бы молящийся невольно захватывался и уносился весь в молитву.

Возьмем в пример школьное дело. Что мы там видим? Видим следующее. В одной школе ученики ведут себя крайне рассеянно: разговаривают, смеются, перебегают с места на место. Учитель возмущается таким их поведением, нервничает, кричит, даже прибегает иногда к наказаниям, и ничто делу не помогает. Одно и то же повторяется в школе изо дня в день и переходит в установившиеся привычки или, вернее, беспорядок.

В другой школе как раз наоборот: учитель ни разу не крикнет, не выйдет из себя, и ученики с замиранием духа слушают его каждое слово. Для них незаметно проходит урок, и они готовы не ходить и на перемену. Не только в разных школах, но и в одной школе при разных учителях приходится наблюдать такое явление: при одном учителе ученики ведут себя так, при другом те же ученики как бы перерождаются и становятся прямо неузнаваемыми. Таково действие учителя!

Не то же ли бывает и в храме?

Я с полной уверенностью скажу – да, то же. Мне, прослужившему почти пятнадцать лет в двухштатных приходах, представлялась возможность убедиться в этом. Как свободный, не в свою чреду, я часто приглашался и приглашаюсь служить в другие храмы за отсутствующих священников, а иногда я являлся в другой храм и в качестве молящегося, и в толпе убедился, что в храме то же, что и в школе. В одном храме полный порядок: ни разговоров, ни перехода с места на место – одно молитвенное настроение, охватившее всех. В другом храме нет такого порядка, так что невольно является вопрос – зачем все присутствующие собрались? И все это зависит несомненно от совершителей богослужения. Здесь, как и в школе, одни могут поднять религиозный дух молящихся, другие бессильны в этом. В этом наше горе, наша беда, размеры которой мы, пожалуй, и не сможем определить. Но беда страшная...

Человек с разбитой душой, с растерзанным сердцем ищет успокоения в молитве, стремится в храм, чтобы здесь найти успокоение своей мятущейся душе. Приходит – и вместо молитвы единеми усты и единем сердцем он находит беспорядок и невозможность для него принесения молитвы Богу. Выходит он с подавленным настроением. А что дальше? А дальше – услужливые «проповедники» внушают ему: напрасно и ходить. Это разве молитва – один грех. А вот у нас так молятся...

Иной выдержит искушение, а иной и пропал безвозвратно... И взыщется с нас, пастырей, душа его. От нас же, пастырей, зависит и то, чтобы сего не случилось.

Необходимо применить все старания к тому, чтобы наше богослужение могло вполне располагать к молитве, чтобы всякий имел полную возможность молиться, а не рассеиваться своими мыслями. Это надо делать теперь же, не откладывая, иначе как бы не было поздно. Да ведь это и не так трудно, как может показаться на первый раз. Для весьма многих вполне доступно овладевать настроением молящихся. Могу подтвердить примером.

Недавно мне пришлось стоять за вечерним правилом. Читающий его стоял среди церкви, хотя читал далеко не внятно, без всякого оттенка главных мыслей. Но ему достаточно было сделать земной поклон – и за ним кланялись почти все молящиеся; он становился на колени – за ним становились и все. А что было бы, если бы чтение было вполне внятное и неспешное.

Этот пример ясно показывает, что при желании можно с успехом трудиться на этом поприще и доставлять молитвенное услаждение верующим. Благодарить надо Господа, что народ наш еще очень религиозен, и нам необходимо только не гасить эту его религиозность, а по возможности возгревать.

Главными помощниками в этом деле для пастырей служат их сослуживцы – диаконы и псаломщики, а также церковные хоры и прихожане, участвующие в церковном пении и чтении. Думаю, не погрешу, если скажу, что им-то и принадлежит главная роль в этом деле. На долю священника приходится произнесение почти одних возгласов и чтение некоторых молитв, большинство которых читается тайно. Священник почти всегда в алтаре и мало видим молящимися. Совершенно другое положение диакона.

Он произносит ектении на амвоне – в виду всех молящихся, настроение которых зависит от способа произнесения этих ектений и молитвенного положения диакона. Он произносит раздельно, внятно – и все его слушают. Он каждое прошение сопровождает поясным поклоном – и за ним все молятся. Напротив того, если диакон вместо внятного произношения бормочет, не давая возможности разобрать ни единого слова, и ни разу не перекрестит своей физиономии, – настроение получится совершенно обратное. Особенно если он, исполнив эту давно ему наскучившую обязанность, ушел на клирос, возлег на аналой и в добавление всего – в ожидании своей очереди занялся смехом и разговорами, в присутствующих в храме – соблазн и отвращение. Это не молитва, а отбывание повинности и по недоразумению взятых на себя обязанностей. Это не возгревание религиозного духа, а неуклонное гашение его. Священник в алтаре что угодно делай – он ничем не может оставить страшного впечатления у молящихся; будь он с какими угодно талантами, с самым пылким желанием послужить в этом направлении на пользу Церкви и народу – желания его в прах разобьются о скалу противодействия и упорного нежелания делать с ним одно дело.

То же самое следует сказать и о псаломщике. Если псаломщик читает внятно, не лежит на аналое, а держит себя в соответствующем молитве положении, чтение свое сопровождает поясными, а где более удобно – и земными поклонами, с ним, без сомнения можно сказать, будет молиться и вся церковь. Наоборот, если псаломщик ляжет на аналой, отставив до полного неприличия ноги, будет бормотать себе под нос, с единственным желанием как можно скорей «отвертеть» службу, то из этого не знаю что получится, только во всяком случае – не молитва.

А сельские хоры? Как много значат они в общественном богослужении! Где хор поет на четыре голоса, поет просто, не увлекаясь пресловутыми «партесами»; певчие ведут себя на клиросе чинно, обращаясь лицом к иконам и не забывая, что они стоят на молитве, – душа молящихся размягчается и невольно текут слезы умиления. И наоборот, если деревенский хор бросил все простые напевы и увлекся «партесами», шумит, кричит; в свободное от пения время певцы разговаривают, смеются, стоят спинами к иконам, то не молитва имя сему, а что-либо другое.

Ввиду всего сказанного я считаю необходимым:

1. Для поддержания порядка в храме поручить членам миссионерских кружков, где они имеются, становиться на определенных местах в храме и наблюдать за нарушителями порядка и тишины. Лиц, нарушающих своим поведением этот порядок, призывать к нему братскими замечаниями. Более внимательный надзор установить за детьми, которые являются самыми первыми нарушителями порядка. Где нет миссионерских кружков, там пригласить к сему несколько лиц из прихожан, желающих взяться за это дело и могущих его исполнить.

2. Обратиться с просьбой к отцам диаконам, дабы они при исполнении своих служебных обязанностей вели себя так, чтобы всегда могли являть собою для молящихся пример, достойный подражания, и своим молитвенным настроением возгревали религиозный дух находящихся в храме. А этого, по моему мнению, можно достигнуть тогда, когда диакон произносит ектении неспешно, так что его каждое слово отчетливо доносится до слуха молящихся; стоит на амвоне, держит в правой руке орарь, как это требуется Уставом, каждое прошение непременно сопровождается поясным поклоном. По произнесении ектении отнюдь не скрывается в углу на клиросе, где удобнее отдохнуть, а стоит на указанном ему Уставом месте, не оставляя своего молитвенного настроения. Если диакон желает, например, во время утрени, принимать участие в клиросном чтении и пении, что весьма одобрительно, то пусть подает пример для молитвы, сопровождая пение и чтение поклонами. Не должен диакон без надобности переменять своего места, ходить по алтарю, выходить из алтаря на солею, когда в этом нет необходимости.

Около 1912 года