Рассказы из истории Русской Церкви. Книжка третья

Святой Иона, епископ Рязанский. – Междоусобия между великим князем Василием и дядею его Юрием. – Митрополит Исидор и Собор во Флоренции для соединения Церквей. – Последствия этого Собора. – Злодейства Шемяки. – Обличительное послание святителей. – Возведение святого Ионы на престол митрополии. – Пастырские его подвиги. – Завоевание Константинополя турками. – Кончина святого Ионы. – Чудеса его. – Смерть Василия Темного.

По кончине святителя Фотия митрополичья кафедра в Москве оставалась несколько лет праздною: непрестанные распри между юным великим князем Василием и дядей его Юрием Галицким не давали досуга позаботиться о замещении кафедры. Хотя в сан первосвятительский был избран и наречен Рязанский епископ Иона,¹ но не спешили отправить его в Царьград для посвящения.

Родившись близ Солигалича, епископ Иона с двенадцатилетнего возраста был иноком в одном из Галичских монастырей, а после перешел в Московскую Симоновскую обитель, которая славилась святостью жизни первых своих настоятелей. Юный инок еще застал здесь старцев, которые хорошо помнили и неизменно хранили их правила и учреждения. Между ними известны: Варфоломей, строитель (эконом) Симонова монастыря, Иоанн Златой и Игнатий иконник. Собственная ревность Ионы к подвигам иноческим скоро сдружила его с этими благочестивыми старцами, а их наставления и пример воспитали в нем самом строгого подвижника. Подобно им, он неуклонно стоял за исполнение правил монастырских и, не выходя из границ послушания, с дерзновением напоминал новым настоятелям о правилах благочиния, переданных святыми их предшественниками. А сам подвизался в непрерывных трудах: пощении, молитве и чтении слова Божия, проходя разные иноческие послушания.² В этих подвигах дух его возрастал и совершенствовался столь быстро, что прозорливому оку и в простом послушнике можно было провидеть будущего великого пастыря Церкви Русской.

Строгая жизнь и твердое знание правил церковных доставили блаженному Ионе такое всеобщее уважение, что он посвящен был в сан епископа Рязанского, а когда скончался митрополит Фотий, назначен управляющим делами митрополии.

Между тем кровавые междоусобия между дядей и племянником продолжались несколько лет и сопровождались страшными злодействами.³ Счастье служило попеременно той или другой стороне: сначала Василий, разбитый дядей, должен был удалиться в Коломну; по смерти Юрия великий князь долго вел борьбу с сыновьями его, Василием Косым и Дмитрием Шемякой; только младший из Юрьевичей, Димитрий Красный, не принимал участия в междоусобии.⁴ Наконец, Василий Васильевич, по-видимому, утвердился прочно на великом княжении.

Между тем Смоленский епископ Герасим отправился в Царьград, а осенью следующего года возвратился оттуда уже в сане митрополита.⁵ Он остановился в Смоленске и не пошел в Москву, где продолжались княжеские междоусобия. Впрочем, он управлял западными епархиями не более двух лет.⁶

После смерти Герасима великий князь Василий с согласия великого князя Литовского, всех русских князей, духовенства и народа, отправил нареченного митрополита Иону в Константинополь для поставления. Только и теперь не суждено было святителю Рязанскому сделаться первосвятителем всей Русской земли: еще до приезда его был избран на Русскую митрополию и посвящен в Царьграде Исидор, родом болгарин, а блаженному Ионе обещали, что он будет митрополитом после Исидора.

Избрание Исидора было в связи с делом, давно уже задуманным. Греческая империя находилась тогда в крайней опасности; она была заключена почти в одних стенах столицы; все ее области были уже во власти турецкого султана; войска были немногочисленны и большей частью наемные; финансы государства почти не существовали. Император Мануил Палеолог и сын его Иоанн очень ясно видели, что греки решительно не в силах защитить себя от турок; они думали, что единственное средство для спасения империи состоит в примирении с папою, чтобы через него получить помощь от западных христиан.

Переговоры об этом продолжались более 20 лет. В 1433 году отцы Базельского Собора (который считал себя Вселенским и действовал в духе независимости от папы), приглашали греков к себе для рассуждения о примирении Церквей и уверяли, что от Собора вернее можно ожидать помощи, нежели от папы Евгения II, который находился тогда в самом ненадежном положении, между тем как на стороне Собора было несколько королей и сам немецкий император Сигизмунд. Но император Иоанн, возлагая всю свою надежду на папу (хотя и отправлял посольство для предварительных совещаний в Базель), согласился на то, чтобы Собор был открыт в Италии, и притом с тем условием, чтобы папа доставлял от себя содержание грекам, присутствовавшим на Соборе. Указ императора созывал в Константинополь всех православных епископов. Многие из них прибыли лично, но из Патриархов вселенских один только Иосиф Цареградский согласился ехать в Италию; Патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский отказались присутствовать на Соборе и назначили вместо себя местоблюстителей.

Исидор был давно известен императору; еще в сане игумена он был отправлен в числе посольства в Базель.⁷ После посвящения в сан митрополита, он получил поручение склонить Русских к участию в предполагаемом соборе. Прибыв в Москву, Исидор тотчас же начал возвещать, что в Италии готовится восьмой вселенский собор для примирения Церквей, в котором необходимо участвовать и представителю Русской Церкви. Он стал собираться к путешествию. Напрасно Великий князь Василий Васильевич убеждал митрополита не ездить в латинскую землю и даже запрещал ему своею властью. Наконец видя упорство Исидора, Василий сказал ему: «Если уже ты непременно желаешь идти на собор, то приноси нам оттуда наше древнее православие, которое мы приняли от предка нашего св. Владимира; а нового и чуждого не приноси нам, – мы того не примем». Исидор дал клятву стоять за православие⁸ и отправился в Италию, взяв с собою епископа Суздальского Авраамия и много других духовных и светских лиц, числом до ста.

Между тем император Иоанн с патриархом Иосифом, 22 митрополитами и епископами и почти 700 других лиц духовных и светских отправились на папских галерах в Италию. Собор был открыт в Ферраре 1438 года, 9 апреля, под председательством папы Евгения, при котором было 11 кардиналов и до 150 латинских епископов. Несколько месяцев прошло в частных совещаниях о чистилище и о состоянии праведников по смерти; папа, видя непреклонность Греков к принятию латинского учения, начал действовать принудительно, прекратив выдачу назначенного им содержания. Наконец 8-го октября открыты торжественные заседания собора. Для ведения прений назначены были с обеих сторон по шести лиц и в числе их со стороны Греков блаженный Марк митрополит Ефесский и Исидор митрополит Русский. Предметом для соборных рассуждений избран был вопрос: законно ли прибавление к Символу веры «Filioque» (и от Сына), сделанное Латинами? Этим вопросом занимались до 8 декабря в 15 соборных заседаниях. Спорившие тщетно истощали все свое знание и искусство: ни та, ни другая сторона не хотела уступить ни в чем; не состоялось никакого решения и соборного определения.

После того собор был перенесен во Флоренцию. Здесь с 26 февраля возобновлены торжественные заседания, посвященные рассмотрению латинского учения об исхождении святого Духа от Отца и Сына. Все прения со стороны Греков вел почти один Марк Ефесский, а со стороны Латинян один провинциал ордена Доминиканцев Иоанн, славившийся своей диалектикой. Начали разбирать свидетельства отцов церкви греческой и в продолжении пяти заседаний рассмотрели только весьма немногие, вдаваясь в величайшие тонкости и словопрения, которые утомляли всех. Император, наскучив медленностью, поручил Марку Ефесскому изложить главные основания православного учения о спорном предмете. Это изложение и было читано в следующем заседании собора. Но как Латиняне и после этого не хотели согласиться с Греками и требовали продолжения соборных заседаний, то император, убедившись из опыта, что прения не приводят решительно ни к какому соглашению, запретил Марку являться на заседания. Греки слушали, что говорил провинциал Иоанн, и не возражали ему ни слова. Тогда раздраженный папа прислал объявить патриарху, что как Греки отказались от дальнейших состязаний, то они должны к наступающей пасхе (5 апреля) или изъявить согласие на учение Римской церкви, или отправляться в отечество. Этим окончились соборные действия во Флоренции, не приведшие ни к какому результату. Отселе начинается долгая и тяжкая борьба между совестью императора Иоанна и требованиями Латинян, между видами на помощь колеблющейся империи и опасением подвергнуться общему укору и проклятиям за измену православию. Надежда на истинный христианский мир Церквей была потеряна. Надобно было купить его уступками и уступками тяжкими.

Чтобы принять на себя как можно менее ответственности перед Церковью и народом, Палеолог старался приблизить к себе тех членов собора, которые оказались наиболее преданными делу соединения: Виссариона Никейского, Исидора Русского и Григория духовника. С ними он советовался, через них старался направлять умы прочих, грозил своим гневом тем, которые оставались верными православию, не допускал их к участию в прениях и вместе с тем никому не дозволял возвратиться в отечество. Папа с своей стороны старался действовать на Греков, задерживая выдачу денег на содержание.

Когда (в понедельник страстной недели) возобновились частные совещания Греков в кельях больного патриарха Иосифа, митрополит Исидор первый подал голос: «Лучше душою и сердцем соединиться с Латинянами, нежели возвратиться не кончивши дело. Возвратиться конечно можно; но как возвратиться, куда и зачем?» С этим мнением открыто согласился Виссарион; другие молчали. Один Марк Ефесский оставался непреклонным.

После нескольких собраний сделана была первая уступка Латинянам: Греки признали, что «Дух Святой исходит от Отца через Сына». После того патриарх Иосиф внезапно скончался. Уступки продолжались: согласились, что таинство Евхаристии равно действительно при совершении на квасном хлебе или на опресноках; признали, хотя не ясно, учение о чистилище и наконец решились написать, что Греки почитают папу верховным первосвященником, наместником Иисуса Христа, пастырем и учителем всех христиан, управляющим церковью Божьею, с сохранением прав и преимуществ четырех восточных патриархов, так что они занимают первые места непосредственно после папы.

Латиняне и Греки спешили составить соборное определение о соединении церквей (unio ecclesiarum). К нему подписались сперва Греки – немногие, как первые виновники дела, с радостью; другие увлекаемые подкупом или боязнью. Немногие успели освободиться от подписи, скрывшись из Флоренции.⁹ Одного только Марка Ефесского никто не тревожил, потому что все были убеждены в непоколебимой твердости сего великого мужа православной Церкви. Когда соборное определение было принесено для подписи к папе и на вопрос его: «Подписался ли Ефесский?» – ему отвечали: нет, то папа невольно воскликнул: «Так мы ничего не сделали!» Вместе с папой подписались кардиналы, епископы и аббаты.

Торжественное обнародование соединения совершено в кафедральной церкви Флорентийской; Кардинал Юлиан и митрополит Никейский Виссарион громогласно прочли с кафедры соборное определение, один на латинском, другой на греческом языках.

Так заключен был мир, но мира не было! Не было мира в духе примирившихся! Признали, что таинство Евхаристии равно действительно как на опресноках, так и на квасном хлебе. Но Греки отказались от причащения за литургией латинской, а Латиняне отказались и присутствовать при литургии греческой. После того Греки начали разъезжаться с собора. Папа напутствовал императора одними благословениями и обещанием выслать флот и войско на помощь Царьграда, если согласятся европейские государи. Странники, слишком два года не видавшие отечества, прибыли в Константинополь 1 Февраля 1440 года.

Как смотреть на это соединение Церквей, восточной и западной, будто бы совершившееся во Флоренции? Без всякого сомнения, это было соединение незаконное и не действительное, а только мнимое, призрачное. Рассматривая обстоятельства, предшествовавшие собору, с первого взгляда можно видеть, что не искреннее, святое желание мира церковного, но посторонние своекорыстные цели побуждали императора и папу стараться о восстановлении древнего союза церквей. На соборных прениях Латиняне не могли опровергнуть несомненных доказательств, приводимых Греками. По прекращении публичных собраний мало-помалу начались со стороны Греков уступки, вынуждаемые то стеснением в способах содержания, то подкупом, то льстивыми убеждениями, то милостями, то насилием. Наконец, разными неправдами через немногих изменников православию, Латиняне достигли призрака поверхности над Греками. Такой ли собор присваивает себе право именоваться восьмым вселенским?¹⁰ Если даже не принимать в соображение очевидной незаконности определений, то нельзя признать Флорентийского собора вселенским уже и потому, что акт соединения не подписан никем от имени патриарха Константинопольского, за смертью Иосифа, а равно и от имени патриарха Антиохийского, потому что местоблюститель его Марк Ефесский остался непреклонным поборником православия. Со стороны Латинян собор также не был вселенским: кроме папы с немногими кардиналами и епископами, на нем не присутствовали епископы Французские и других стран Европы, которые упорно продолжали свой собор в Базеле и наконец осудили папу как еретика, а созванный им собор признали незаконным.

Не можем умолчать об одном дивном событии, явно подтверждающем не православие лжесобора Флорентийского. Суздальский священник Симеон, бывший с Исидором на соборе не хотел покориться латинству, много пострадал за это и вместе с Тверским послом Фомою решился бежать в отечество. Не имея ни средств, ни защиты, ни знания путей, они пристали было к путешествующим купцам: но приближаясь к одному, грозно укрепленному городу, купцы отогнали их от себя, опасаясь потерпеть за них, как за людей неизвестных и сомнительных. На одной горе, утомившись и недоумевая о пути, Симеон и Фома легли и задремали. Вдруг видит пресвитер старца, который взяв его за правую руку, сказал: «Благословился ли ты от последовавшего стопам апостольским Марка, епископа Ефесского»? Он отвечал: «Да! я видел сего чудного и крепкого мужа, и благословился от него». Тогда явившийся говорил далее: «Благословен от Бога человек сей, потому что никто из суетного Латинского собора не преклонил его ни имением, ни ласкательством, ни угрозами мук. Ты сие видел, не склонился на прелесть, и за то пострадал. Проповедуй же заповеданное тебе от святого Марка учение, куда ни придешь, всем православным, которые содержат предание святых апостол и святых отцов семи соборов; и имеющий истинный разум да не уклоняется от сего. О путешествии же вашем не скорбите: я буду неотступно с вами, и через сей непроходимый город проведу вас безопасно. Теперь восстав, идите; пройдя немного, увидите место, где две палаты, и подле них жену, именем Евгения, которая примет вас в дом свой и успокоит; а потом вскоре и через город пройдете без задержания». Пресвитер спросил старца: кто он? и явившийся ответствовал: «Я Сергий Маковский (Радонежский), которого ты некогда призывал в молитве. Ты обещался придти в обитель мою, но не пришел; и теперь обещания не исполнишь, но по неволе там будешь». Пробудившись, пресвитер рассказал видение своему спутнику, и они пошли с радостью. Все случилось по предсказанию; Евгения пригласила их для успокоения; потом прошли они через город среди множества вооруженных людей, не быв никем задержаны. Так Симеон возвратился в отечество, где сбылось над ним предсказание великого чудотворца.¹¹

Достиг ли папа своей цели, успел ли утвердить свою власть над Греками? Нисколько. Лишь только бывшие на соборе сошли с галер на родной берег и были встречены вопросом: «чем кончился собор», то многие из них с сокрушением отвечали: «Мы продали нашу веру, мы променяли православие на ересь латинскую!» Как бы отдавая себя на суд своих соотечественников и отрекаясь от принятого соединения, они восклицали: «Да отсечется рука, подписавшая беззаконное определение! Да исторгнется язык, изрекший согласие с Латинянами»! Один из митрополитов, бывший местоблюстителем патриарха Александрийского, Антоний Ираклийский, явившись на собор соархипастырей в Константинополе, торжественно исповедал: «Я не был согласен с одобрявшими соединение, как вы сами знаете, однако же подписался под определением, хотя недобровольно. И с той поры совесть меня мучит. Я отвергаю соединение и предаю себя суду Церкви, как виновного.» Такие известия произвели сильное смущение в православных жителях столицы. Все чуждались новоприбывших. Духовенство остававшееся в Царьграде, не хотело совершать богослужения даже с теми, которые раскаивались в своем согласии на унию. Патриархи Востока, собравшись в Иерусалиме, произнесли осуждение на всех, соединившихся с западной Церковью. Не молчал и твердый адамант православия блаж. Марк Ефесский, изнуренный летами и болезнями, но твердый духом: окружными посланиями ко всем православным христианам он заклинал всех удаляться от Флорентийского единения, как от дела богоненавистного. II голос великого поборника православия имел неотразимую силу: Собор Флорентийский не только не привлек Греков к папе, но еще сильнее возбудил в них ненависть к латинству.

Достиг ли император того, чего так пламенно желал достигнуть, принося чистоту своей веры в жертву земным выгодам? Нет. Бог не благословил предприятий основанных на измене православию. Император не получил из Рима обещанных пособий, никто из государей Европейских не отозвался на воззвание папы, кроме короля Венгерского и Польского Владислава, который ополчился против Турок и погиб под Варной. Иоанн Палеолог, хотя находил нужным казаться ревнующим о соединении и для того поставлял на Цареградский патриарший престол лица преданные унии, но до конца своей жизни не хотел или не смел обнародовать определения Флорентийского, и умер (в 1448 г.) православным, отрекшись от всякого союза с Римской Церковью. А по смерти его новая попытка сближения с Римом для защиты от Турок произвела сильное волнение между православными и только ускорила падение империи.

Каков был успех Исидора в Русской земле? Облеченный саном кардинала и званием легата от ребра Апостольского (а latere apostolico) для всех стран северных, он возвестил соединение Церквей в Будине, Кракове и Львове, совершая литургии в храмах латинских, провел зиму в Киеве, где получил грамоту на все митрополичьи отчины и доходы.¹² Весной, 1441 года, он прибыл в Москву, но там уже знали о действиях его в Италии. Перед ним несли крест латинский. Лжепастырь, надеясь на простоту и малообразованность своей паствы, поступил решительнее, нежели его собратья в Константинополе. На первой литургии уже возносимо было имя папы Евгения, а по окончании службы архидиакон с амвона прочитал определение Флорентийского Собора. Все эти новости, неслыханные в Церкви Русской, сильно изумили и духовных и мирян. Никто не знал, что и думать о виденном и слышанном. Но великий князь Василий, одушевляясь ревностью к чистому учению Церкви, торжественно в храме стал обличать изменника Исидора, называл его лжепастырем, губителем душ, еретиком, наконец велел низвести недостойного митрополита с престола и, посадив его под стражу в Чудове монастыре, созвал на собор епископов¹³ и знатнейшее духовенство для рассмотрения Флорентийской соборной грамоты. Когда сие определение признано было противным древнему православному учению, и от спутника Исидорова Аврамия узнали весь ход дел на Соборе Флорентийском; тогда Великий князь повелел склонять Исидора к раскаянию и исправлению. Но все было напрасно. Пробыв в заключении все лето, предатель православия бежал сначала в Тверь, где также подвергся заключению, потом в Литву, и наконец в Рим, с печальной вестью о неудавшемся замысле.

Может быть он надеялся иметь более успеха в областях Русских, подлежавших Литовскому и Польскому, иноверному владычеству. Но и там православные не под-

дались обольщению, не прельстились привилегиями Владислава Варнского, не уступали даже преследованиям.¹⁴ Таковы были последствия Флорентийских постановлений! Вместо сближения Русской Церкви с Римом, или уклонения ее от православия, они только усилили отвращение Руси от латинства.

После побега из Москвы изменника Исидора, Великий князь послал грамоту в Царьград о том, чтобы собором восточных святителей разрешено было избирать и поставлять митрополита в Москве; но слухи об измене православию в Царьграде заставили воротить посла с дороги.¹⁵

А между тем новые, страшные междоусобия надолго отодвинули заботу о делах церковных. Великий князь Василии был захвачен врагом своим Дмитрием Шемякой, в обители Троицкой, ослеплен (16 Февраля 1446 года) и заточен в Углич. Похититель великого княжения вызвал в Москву святителя Рязанского, встретил с почетом, как нареченного митрополита, и успел убедить его, чтобы принял «на свою епитрахиль» и доставил к нему малолетних детей Василия из Мурома, куда укрыли их верные бояре. Обманутый коварным обещанием милостей детям несчастного отца, святитель исполнил волю Шемяки, но сам же должен был вскоре отвести их в отцовскую темницу – в Углич.

Управляя церковными делами в Москве, как блюститель митрополии, правдолюбивый святитель был всегдашним обличителем беззаконного князя и ходатаем за Василия Темного (так прозвали современники венценосного слепца). Он непрестанно твердил Шемяке: «Ты поступил несправедливо и меня ввел в грех и стыд. Тебе бы следовало выпустить князя на свободу, а ты и детей его засадил с ним в неволю. Ты мне дал свое правое слово, и сделал меня обманщиком, посрамив седины мои. Какой вред может причинить тебе князь, лишенный зрения, с малыми детьми? Если еще ты сомневаешься в том, возьми с него клятву при свидетельстве братии нашей, епископов». Шемяка решился созвать епископов на совет об этом деле, объявил свободу Темному и дал ему в удел Вологду.

Спустя несколько месяцев Василий, успокоенный советом любивших отечество иноков,¹⁶ снова занял престол великокняжеский, беззаконно у него отнятый. Враги спешили примириться с ним. Когда же Шемяка и по заключении мирного договора продолжал коварствовать и заводить новые смуты, тогда Собор пастырей русских обратился к нему с грозным обличительным посланием. «Враг рода человеческого возбудил тебя на брань междоусобную, – писали святители. – Презирая святость крестных обетов, ты, второй Каин и Святополк в братоубийстве, разбоем схватил старшего брата твоего великого князя и злодейски истерзал его: на добро ли себе и людям? Долго ли властвовал и в тишине ли? Не беспрестанно ли волнуемый, мучимый страхом, перебегал с места на место, днем томимый заботами, а в ночи сновидениями и мечтами? Искал ты большего, но сгубил свое меньшее. Великий князь снова на престоле, ибо данного Богом никто отнять не может. Одно милосердие государя спасло тебя: он поверил клятве твоей и опять видит измену.... Ты дерзаешь быть вероломным, презрел крестное целование, а епитрахили наши сквернишь своими богомерзкими речами.... Епитрахили наши святительские не могут скверниться твоими гнусными клятвопреступными словами, но ты губишь бедную душу твою.... Никогда между христианами не было слуху о таких злодействах, какие ты совершил. Принеси покаяние перед Богом и примирись с великим князем, а он готов, по нашему ходатайству, жаловать тебя и держать как брата. Если же не раскаешься, то чужд будешь Богу и Церкви Божией и православной вере, не будет тебе части с верными, не будет на тебе милости Божией, и силы животворящего креста, который ты целовал клятвопреступно. Ты будешь проклят и погибнешь на веки».¹⁷

Закоренелый клятвопреступник смирился, но не на долго. Вскоре он опять ополчился на междоусобие,¹⁸ потерял свой Галичский наследственный удел и бежал в Новгород. Потом еще раз пытался, но напрасно, возвратить удел свой, снова нашел убежище в Новгороде, и там, отлученный от Церкви, умер от яда.¹⁹

Еще прежде смерти непримиримого врага своего великий князь Василий Темный, едва успев утвердиться на своем престоле, начал помышлять о поставлении митрополита. Из Константинополя ожидать было нечего: в Москве уже слышали, что в Царьграде свирепствует разделение между верными православию и принявшими соединение с Римом. Основываясь на правилах церковных и примерах прежнего времени,²⁰ Собор пастырей Русских, 5 декабря 1448 года, возвел Иону на престол митрополита Киевского и всея Руси.

Новый первосвятитель прежде всего озаботился соединением епархий юго-запада под одно управление, что было особенно нужно в виду опасности со стороны латинства. Он принял участие в мирных сношениях великого князя с королем Казимиром²¹ и утвердил своим благословением договор их. Король со своей стороны изъявил согласие на подчинение святителю Ионе православных епархий Литовского княжества и звал самого Иону в Литву для личного свидания. В начале 1451 года митрополит отправился в Литву. Король сдержал свое слово и выдал святителю грамоту на управление Киевской митрополией. При таком положении своем, св. Иона немедленно вытребовал к себе Волынского епископа Даниила, посвященного Исидором, заставил его отречься от согласия с Римской Церковью и дать обязательство на верность православию, после чего отпустил его на епархию. Он так же назначил наместников своих для городов, непосредственно зависевших от киевской митрополии (Киева, Вильны, Новогрудка и Гродна), с правами выдавать одобрительные грамоты ищущим духовного сана, надзирать за соблюдением церковных постановлений, судить виновных и управлять церковными имениями.

Кроме попечений о поддержании православия в западном краю Руси, св. Ионе, уже одаренному благодатью прозорливости и чудес, предстояло много забот и скорбей внутри московского государства. Едва успел он возвратиться в Москву из Литвы, разнеслись слухи о нашествии на Россию Мазовши, сына Седиахмета, хана Ногайского. Великий князь выехал из Москвы, вверив ее охранение св. Ионе и боярам. Неприятель (2 июля 1451) зажег посады московские. Пастырь, готовый положить душу свою за стадо, подкреплял заключившихся вместе с ним в Кремле духовными пособиями. Под зноем страшного пожара, в облаках дыма, несшегося на Кремль, он совершал крестные ходы по стенам его. Стрелы татарские искали своих жертв. Один инок Чудова монастыря Антоний, по прозванию Кловыня, уважаемый святителем за строгость жизни, едва успел сказать, что Господь за молитвы святительские спасет город, как пал пронзенный стрелою.²² В вечеру того дня осажденные сделали вылазку, бились с татарами до ночи. На другой день неприятеля уже не было под стенами Московскими: он бежал, оставив тяжелые запасы в добычу осажденным. Св. Иона сам почтил погребением богоугодного инока, и в память милости Божией, поставил церковь на своем дворе в честь Положения ризы Пресвятой Богородицы, которое празднуется Церковью 2 июля.²³ После другого нашествия Ногайских татар, которые приходили «похваляясь на Русь», как говорит летописец, и были прогнаны юным сыном великого князя Иоанном, святитель устроил в Успенском соборе придел в «похвалу Божией Матери».²⁴

Содействуя благоденствию Русской земли своими молитвами, престарелый митрополит, как попечитель отечества, разделял с великим князем важнейшие государственные заботы, постепенно приготовлявшие самодержавие государей Московских. Своим благословением он утверждал все договоры Василия с удельными князьями и старался удерживать последних в зависимости от великого князя и в согласии с ним. Когда жители Вятки, возмущенные Шемякой, долго не покорялись Великому князю, св. Иона отправил к ним игумена со своим посланием к воеводам и прочим начальникам земским, в котором укорял их за своевольство и грабительство, и увещевал принести великому князю раскаяние в своих винах, в то же время духовенству вменял в обязанность строже наблюдать за поведением своих духовных детей. Видим отсюда, как усердно власть духовная вспомоществовала распоряжениям власти гражданской!

Святитель Божий старался насаждать в пастве своей истинное благочестие и искоренять дурные привычки, то увещаниями и распоряжениями пастырскими, то помощью гражданской власти. Вот что писал великий князь своим сельским волостелям: «Отец мой, митрополит Иона, говорил мне, что ваши люди ездят не званные в митрополичьи села на праздники, пиры и братчины и на этих пирах бывают убийства, воровства и другие худые дела. И я, великий князь, дал митрополиту грамоту, чтобы в его села не ездили не званные на праздники, пиры и братчины».²⁵ В Вышгороде, волости верейского князя Михаила, десятильник и дворяне святителя прибиты были до полусмерти. Святитель потребовал от князя, дабы горожане немедленно подвергнуты были наказанию. «Спроси старых бояр своих, – писал святитель князю, – бывало ли такое неуважение к церкви Божией и святителям при твоих прародителях и родителях? Тебе известно, что великий князь Витовт, как и теперешний король и все их княжаты и паны – не нашей веры; но спроси, как они оберегают церковь и какую воздают ей честь! А эти люди, будучи православными христианами, поносят и бесчестят церковь Божию и нас... Молю тебя, чтобы ты, как православный властитель, защитил от горожан церковь Божию и меня, своего отца и пастыря, дабы вперед не было ничего подобного».²⁶

Жители Смоленска скорбели о том, что древняя чудотворная икона Богородицы Одигитрия оставалась в Москве. Епископ их Мисаил прибыл в Москву с усердной

просьбой возвратить Смоленскую святыню в Смоленск. Св. Иона, желая, чтобы древняя святыня питала и поддерживала древнее благочестие в Смольянах, убедил великого князя отпустить к ним чудотворную икону.²⁷

В 1453 году Константинополь пал под ударами поклонников Магомета. Несчастные Греки искали себе убежища на западе, имея там уже довольно своих соотечественников, то переменой вероисповедания, то своей образованностью снискавших себе покровительство папы и государей; но были выходцы из порабощенной империи и у нас: Россия отверзала свои сокровища для облегчения их участи и для искупления страдавших в плену.²⁸ Страдания Церкви Греческой были неизобразимы. Дивный защитник веры от латинства и исламизма, св. патриарх Геннадий (в мире Георгий Схоларий) просил святителя Иону о помощи бедствующим христианам Востока. Отправляя ответ с послом великого князя, святитель Московский извинялся в скудости посылаемых пособий и писал, что дорожит поддержанием союза с православной Церковью Цареградской.²⁹ Может быть по причине этих сношений даровано было Русской Церкви право избирать и поставлять себе первосвятителей, не сносясь с Константинопольским престолом, и митрополия Русская поставлена выше всех прочих, первою после престола патриархов Иерусалимских.³⁰

Отношения Московского первосвятителя к воссоединенным епархиям не изменялись, доколе не явились из Рима новые притязания на западную половину Русской митрополии. В 1458 году Григорий, ученик отступника Исидора, поставлен в Риме митрополитом Русской земли. Великий князь, лишь только услышал об этом, писал к королю Казимиру, чтоб он не принимал к себе новопоставленного митрополита, который ни за что не будет принят в Москве. Епископы северо-восточной Руси на соборе определили: не иметь никаких сношений с самозванцем Григорием и признавать законным митрополитом только того, кто посвящен у гроба чудотворца Петра. Сам св. Иона, удрученный старостью и болезнью, не мог отправиться в Литву, но вместо себя послал с письмами к Литовским православным епископам, князьям, панам и народу двух игуменов знатнейших монастырей своей митрополии: Троицко-Сергиева – Вассиана, знаменитого красноречием, и Кирилловского – Кассиана. Князья успокоили митрополита твердостью в православии; епископы литовские также обещались быть верными, но, к скорби св. Ионы, некоторые из них вошли в сношение с Григорием. Лжемитрополит привез с собой в Литву грозную буллу Пия II. Папа, поручая королю Григория, повелевал «поймать и сковать нечестивого отступника Иону».³¹ Но Господь посрамляет гордость человеческую! Папа называет св. Иону нечестивым отступником, а Господь тогда уже прославил его даром предвидения и чудотворений.³² Внушая всем твердо стоять в православии, св. Иона писал: «Если бы кому пришлось и умереть за свое исповедание, верую Христу моему Владыке, причтен будет пострадавший к лику мучеников.»

Так подвизался святитель Божий уже близкий к блаженной кончине! По совету великого князя и с согласия прочих епископов, он сам назначил себе преемником

старшего из архиепископов по служению, а может быть и по летам, Феодосия Ростовского. Эго было сделано с тем намерением, чтобы Церковь Русская, в таких затруднительных обстоятельствах, не оставалась без архипастыря.

О близости кончины св. Иона извещен был свыше. Тогда же для засвидетельствования святости его перед людьми открыто было о том же ключарю Успенского собора, священнику Иакову. В одну ночь сторож Успенского собора приметил не обыкновенное освещение в запертом храме и услышал пение. По его объявлению, ключарь немедленно отпер церковь, вошел в нее, нашел свечи горящими, но никого здесь не видел; только слышал голос: «Пойди, скажи рабу Моему Митрополиту Ионе, что по его молитве о посещении его тела, ради спасения души, Я попустил быть знамению на ноге его с болезнью. Он же, устроив потребное о себе и о порученной ему пастве, с благодарением переселится из жизни временной в вечную, где всем веселящимся жилище». Смущенный пресвитер не посмел явиться к своему митрополиту с такой вестью: но на утро сам святитель призвал его, обличил за ослушание божественному повелению и предсказал ему за это скорую смерть жены его, тогда здоровой. Болезнь открылась в ноге святителя, но преодолевая болезнь, святитель Иона не отлучался от церкви, с радостью приготовляясь к блаженному исходу. Он скончался в глубокой старости 31 марта 1461 г., во вторник на страстной неделе. Мощи его преданы земле в северо-западном угле Успенского собора.

Память св. митрополита Ионы осталась священной для Церкви Русский. Не прошло и года после блаженной его кончины, как духовный друг его св. Иона, владыка новгородский, поручил сербскому иноку Пахомию, жившему тогда в России, составить канон в честь св. Ионы митрополита. Спустя 11 лет, при построении вновь Успенского собора, мощи его обретены нетленными, причем многие больные получили исцеление. А в 1547 году, на соборе Московском установлено повсеместное празднование памяти великого святителя.³³

После св. Ионы сохранилось много посланий.³⁴ Одни из них относятся к охранению гражданского покоя России и порядка внутреннего церковного управления; другие к защите православия от насилий папизма; третьи утешают скорбящих или вразумляют нарушителей закона.

Св. Иона писал к вятскому духовенству: «Молю вас, священники Господни, осмотритесь всячески и содрогнитесь. Смотрите, в какия уста входит безсмертное тело и честная кровь Христа, Спасителя нашего и владыки. Если с устами нечистыми и гнусными дерзаете приступать или допускать кого-либо к тем безсмертным п животворящим тайнам, вы как трава прикасаетесь к огню».

Святитель писал к детям, не повинующимся своей матери:³⁵ «Жаловалась мне на вас мать ваша, а моя дочь, княгиня, что вы, по нерадению ли своему, или по научению диавола, или по своей молодости, не только не почитаете ее, но еще обижаете ее во всем. Муж ее, князь, дал ей отдельное владение, чем ей прожить, пока угодно Богу, а потом по смерти учинить помощь душе своей; вам отец ваш дал особые части, а вы отняли у своей матери данное ей. Это дело богопротивное, дети; вы строите себе погибель, во времени и вечности. Ужели не помните вы Господа, Который говорит: иже злословит отца и матерь, смертию да умрет»? И апостол сказал: чада послушайте родителей своих., – это благоугодно Богу. И в другом месте Писание говорит: яко раб послужи родившим тя: что бо воздаси противу даяния их? В книге Притчей писано: чтяй отца и матерь долги дни сотворит и очистит свои грехи, благословение бо отчее утверждает домы, клятва же матерняя искореняет и основание.... Пишу вам коротко, чтобы вы пришли в чувство, испросили бы прощения у матери и возвратили бы ей почтение по Божию повелению, – слушались бы ее во всем, а не обижали; пусть она заведывает своим, а вы – своим, по благословению отцовскому. Отпишите к нам, когда вы примиритесь со своей матерью, и я, по святительскому долгу, и по вашему чистому покаянию, буду молить за вас Бога. Если же станете опять гневить и оскорблять свою мать: то, делать нечего, сам боясь Бога, по святительскому долгу, пошлю за своим сыном, за вашим владыкой, и за другими многими лицами и вместе с ними возложим на вас духовную тягость церковную, свое и прочих священных лиц не благословение».

Москва утвердилась и окрепла под покровом деятельности и молитв трех дивных святителей. Великий в смирении святитель Петр перенес престол митрополии в малый и убогий город св. князя Даниила: пророческим словом он возвестил будущее величие Москвы. Великий в вере святитель Алексий упрочил великокняжеское достоинство в роде Иоанна Калиты, поддержав малолетнего внука его и возвысив Москву над прочими удельными городами. Великий в законе и правде святитель Иона возвратил престол законному великому князю смирил междоусобие, был крепкой

подпорой несчастного слепца в делах государственных, и неусыпным стражем православия в делах церковных.

Первоначальное образование под надзором строгих иноков Симоновского монастыря имело влияние на всю жизнь святителя. Сам неуклонно держась правил церковных и закона христианского в исполнении своих обязанностей, он требовал и от других строгого исполнения своего долга.³⁶ И не однократно в суде его над нарушителями сего долга изрекался грозный приговор суда Божия. Малолетняя дочь Великого князя Василия Анна была при смерти. Молитвы святителя, к которому принесли ее почти бездыханною, возвратили болящей здоровье и силы. Между боярами нашелся один, который говорил, что княжна выздоровела сама собою. Святитель призвав его сказал: «Страшна хула на св. Духа. Поверь, сын мой, здоровье возвращено больной Самим Господом по вере родителей благочестивых.» В ответ на эти слова неверующий начал кощунствовать. «Да заградятся хульные твои уста, изрек святитель, и да умрешь ты вместо княжны, бывшей при смерти.» Боярин внезапно пал мертвым к ногам святителя. Другой вольнодумец, боярин Василий Кутуз страдал зубной болезнью. Св. Иона подозвал его к себе по окончании литургии, дал ему наставление и сильно ударил по лицу. Пришедши в себя от сильной боли, Василий почувствовал, что зубная болезнь совершенно миновалась и раскаялся в своем неверии. Клюшник св. Ионы Пимен, обличенный в том, что отказал бедной вдове в малой мере меда для ее подкрепления в немощи, в тот же день, по предсказанию святителя, лишился жизни. Другой слуга святителя, которому поручено было раздаяние милостыни бедным, отказавший в подаянии также нищей вдове, за жестокосердие и обман перед св. Ионою, по его обличению, немедленно впал в болезнь и вскоре умер.³⁷ Достойно замечания, что в двух последних случаях кара постигла виновных за недостаток любви.

Вскоре после святителя Ионы скончался великий князь Василий Темный, на 47 году жизни: страдания и скорби преждевременно изнурили в нем телесные силы. Он утвердил великое княжение за старшим сыном своим Иоанном, который с юных лет был соправителем отца, лишенного зрения; но отделил небольшие уделы и меньшим

сыновьям, клятвенно обязав их слушаться матери не только в делах семейных но и государственных. Он приготовил многое для успехов своего преемника: присвоил себе большую часть уделов, принадлежавших потомкам Донского, властвовал в Суздале и Рязани,³⁸ покорил Вятку и ослабил вольность Новгородскую. Хотя Василий не умел повелевать, как повелевали отец и дядя его, но оставил сыну государство более сильное и более обширное: рука Божия явно влекла Москву к величию, благословив доброе начинание Калиты и Донского.

Угодники Божии, современные св. митрополиту Ионе. Святители: Евфимий и Иона Новгородские; Герасим, Питирим и Иона Пермские. – Преподобные: Паисий Галичский; Дионисий, Амфилохий, Макарий и Тарасий Глушицкие; Филипп Рабангский и Григорий Пельшемский; Макарий Желтоводский и Унженский; Александр Куштский, Евфимий и Харитон Сянжемские; Иоасаф Спасокаменский; Варлаам Шенкурский или Важский; Савва Вишерский и Ефрем Перекомский; Пафнутий Боровский. – Юродивые: Максим Московский, Исидор Ростовский и Михаил Клопский.

При архипастырстве св. митрополита Ионы просияли в нашем отечестве святостью жизни многие богоугодные мужи. Различными путями достигали они одной цели – царствия небесного в блаженной вечности. Одни из них сияли ярким светом на престолах святительских, другие укрывались от мира в пустынных обителях, но и там, примером жизни своей, учили мир благочестию; третьи трудились в тяжком подвиге юродства для Христа.

На Софийской кафедре сияли благочестием и святостью, один после другого, двое святителей-чудотворцев: Евфимий и Иона.

Родители св. Евфимия, священник Михей и благочестивая жена его Анна, долго жили в супружестве, но не имели чад; наконец, по усердной молитве их, Господь даровал им сына, которого они назвали при крещении Иоанном и посвятили на служение Господу и пречистой Его Матери. Весьма рано научился грамоте блаж. отрок, и почувствовал влечение к пустынному безмолвию: 15-ти лет он удалился в непроходимое место, называемое Вяжищи, где жило тогда несколько иноков под настоятельством Пимена, который с радостью принял юношу Иоанна, и немедленно постриг его под именем Евфимия. Вскоре юный инок столько прославился послушанием, смирением и всеми добродетелями, что блаж. архиепископ Симеон³⁹ взял его к себе в архиерейский дом, и назначил казначеем над церковными имениями. По кончине святителя Симеона, Евфимий удалился на безмолвие в Хутынскую обитель, откуда, по неотступной просьбе братии Лисицкого Богородицкого монастыря, поступил к ним на игуменство.

Когда умер преемник святителя Симеона, народное вече Великого Новгорода вместе с духовенством, запечатав по обычаю, жребии с именами избираемых, положили на престоле святой Софии; по воле Господней выпал жребий блаж. Евфимию. С радостью устремился народ на Лисичью гору, чтобы возвести благоговейного игумена на владычния сени палат Софийских.⁴⁰ Но по причине смятений в Москве между великим князем Василием и дядей его Юрием, нареченный владыка не успел принять посвящения от святителя Фотия. Только спустя три года после избрания, 26 мая 1434 года, он посвящен был в Смоленске митрополитом Герасимом. Новый святитель трудился неусыпно в управлении паствой; не опуская ежедневного иноческого правила, он исполнял ночью то, чего не успевал исполнять днем, а во все дневное время был доступен каждому, имевшему до него нужду. Тайная милостыня его была известна единому Богу, но все ежедневно видели, как он был милостив ко всем странным и убогим, подражая страннолюбию Авраама, так что никто не отходил от него скорбным. И не на один Новгород простиралась его щедрость: милостыни св. Евфимия достигали до Царьграда, до Святой горы, и до самого Иерусалима. Пост и воздержание его были беспримерны: во всю первую неделю св. четыредесятницы он вовсе не вкушал пищи, а в прочие недели великого поста вкушал понемногу через день. То же правило соблюдал он и в прочие посты, разрешая на пищу только по праздникам.

Прилагая особенное попечение о храмах Божиих, святитель Евфимий обновил и благолепно украсил первопрестольный храм Софийский,⁴¹ построил Софийскую звонницу и украсил многие храмы в Новгороде и окрестностях. С особенной любовью занялся он благоустройством той обители, где он постригся и где предназначал себе вечное упокоение. При нем сооружены палаты архиерейские, сохранившие доныне название Евфимиевых, и высокая башня с боевыми часами заморского искусства, которые служили предметом удивления для Новгородцев.

Ночью в 1439 году пономарь Софийского собора Аарон, не во сне, а на яву, видел почивших святителей Новгорода, вошедших во храм из притвора. Объятый ужасом, не смел он разбудить своих товарищей. Немного спустя, святители вышли из алтаря в полном облачении и, став перед Корсунской иконой Богородицы, начали совершать молебное пение; голос их слышал Аарон, но слов не мог понять. Они молились долго и возвратились в алтарь. Тем кончилось видение. На рассвете Аарон донес о том архиепископу Евфимию. Блаженный архипастырь соборно отслужил литургию и панихиду по всем архипастырям св. Софии потом роздал щедрую милостыню бедным.⁴²

В том же году, при возобновлении Софийского собора внезапно упал камень сверху стены и так сильно ударился в крышу близ стоявшей каменной гробницы, что она расселась; гробница была без надписи, и давно уже все забыли, кто в ней покоится. Услышав об этом блаж. архиепископ Евфимий пришел в церковь, приказал отвалить рассевшийся камень, причем весь храм наполнился благоуханием, и заглянув в гробницу, со свечей, увидел нетленное тело, облеченное схимою. «Разумею, сказал он предстоящим, что здесь почивает великий раб Божий.» После того он приказал снова покрыть гробницу, а сам в кельи своей усердно молился Богу, да проявит ему, кто сей угодник Божий? Однажды ночью явно предстал архиепископу виденный им во гробе старец и сказал: «Не ужасайся, раб Божий: я тот, лежащий во гробе, о котором ты молился, архиепископ Илия, в схиме Иоанн, сподобившийся послужить чуду пречистой Богородицы честного Ее знамения. Господь послал меня к тебе, да устроишь память преставившихся и погребенных во храме Премудрости Божией князей Русских, святителей Великого Новгорода и всех православных в 4-й день октября, и поминовение сие да будет установлено навсегда, потому что тебя избрал Бог достойным строителем Церкви и дела твои угодны Богу. Я же буду молить Господа о всех христианах, и ты сам будешь причтен вместе с нами в царствии небесном». С того времени сделались известны и положены открыто многоцелебные мощи великого святителя Иоанна и тогда же устроено ежегодное поминовение в 4-й день октября всем почивающим в Софийском соборе, продолжающееся и до ныне.⁴³

Вскоре, после того, другой чудотворец Новгородский явил святителю славу нетления мощей своих, остающихся под спудом. Св. Евфимий пожелал видеть мощи преп. Варлаама Хутынского. После трехнедельного поста в обители и многих всенощных бдений, он с игуменом Тарасием и иподиаконом своим, по имени Иоанном, вошел в церковь. Владыка стал у главы, а игумен у ног раки, и вместе сняли они каменную доску, прикрывавшую гроб. Тогда увидели честные мощи, лежащие поверх земли и совершенно нетленные, лик и брада почившего сходны были с изображением на гробовой иконе, и на том образе, который стоял в иконостасе.⁴⁴

Нравы Новгородцев того времени доставляли много скорби святителю, который был сколько заботлив о несчастных, столько же и строг для нераскаянных грешников. В обличении греха не могли остановить его ни просьбы, ни дары, ни угрозы. Особенно тяготила св. Евфимия связь Новгородцев с бессовестным клятвопреступником Шемякой. Своевольные граждане Новгорода, смотревшие с ненавистью на усиление Москвы, кричали на вече: «Св. София – защита притесненным», и поддерживали крамолы мятежного князя, уже отлученного от Церкви Собором Русских святителей.⁴⁵

Даже и достигнув глубокой старости и чувствуя близость кончины, св. Евфимий беспокоился в душе, что союз Новгорода с Шемякой поставлял его в неблаговидные отношения к первосвятителю, которого он глубоко чтил. Смиренный святитель послал нарочного в Москву, испрашивая молитв и прощения у св. митрополита Ионы, и вскоре после того мирно преставился 11 марта 1458 года. Мощи его были преданы земле в Вяжицком монастыре, а найденные на теле его тяжкие вериги повешены над гробницей.⁴⁶

На шестнадцатый день после погребения св. Евфимия, прибыл в Новгород митрополичий духовник старец Евмений с прощальной грамотой, которую он должен был вложить в руки почившего владыки, если не застанет его в живых. Когда открыли гроб, все изумились, видя, что тление не коснулось архиерея Божия: лице его было светло, как бы уснувшего на время от житейских забот, и правая рука была сложена, как бы для благословения паствы. «Еще хранит Бог Великий Новгород, за него молится владыка Евфимий» – сказал вслух старец Евмений и, прочтя грамоту

св. Ионы, вложил ее в руку почившего святителя. Гробницу снова закрыли, а святость угодника Божия засвидетельствована многими чудесами.⁴⁷

Непосредственным преемником св. Евфимия был св. Иона, игумен Отней пустыни.⁴⁸ Он был избран на вече и принял рукоположение в Москве от св. митрополита Ионы.

К утешению паствы своей, он показывал в судах столько же правосудия, не взирающего на знатность и богатство, сколько снисхождения к немощам и бедности.⁴⁹

После дружеских отношений Новгородцев к Шемяке, продолжавшихся до самой смерти этого неукротимого крамольника, великому князю естественно было помышлять об укрощении своевольного Новгорода. Новгородцы знали это и усердно просили своего владыку отправиться в Москву, чтобы утишить гнев государя. Несмотря на долготу пути и преклонную старость, святитель исполнил желание сограждан своих. Приближаясь к Москве, он вспомнил великого Сергия Радонежского, не задолго перед тем прославленного чудотворца, и положил обещание воздвигнуть в

честь его храм на дворе своем, если достигнет исполнения своих намерений. В Москве приняли святителя с почетом и любовью. Однажды великий князь Василий, при сыне своем Иоанне и св. митрополите Ионе, стал сильно жаловаться владыке Новгородскому на своеволие сограждан его и грозил наказать Новгород войною. Подвигнутый любовью к родине, св. архиепископ умолял Василия не поднимать оружия, от которого могут пострадать невинные. «Если ты презришь старческую мольбу мою, – сказал он, – и поднимешь руку на невинных, то помни, государь, что между детьми твоими поднимутся раздоры зависти. Не твори неправды, и не дерзай порабощать людей свободных.⁵⁰ Конец жизни твоей близок. Наследнику твоему предстоит обладание всеми пределами Русскими. За счастье его я смиренный и паства моя будем усердно молить Бога и я уповаю, что Господь пошлет ему свободу от ига ордынского, укрепит и распространит державу его, в награду за милость твою к родине моей». Этим пророчеством старца был тронут и обрадован великий князь и при ходатайстве св. первосвятителя Ионы отложил гнев на Новгород, а оба соименных святителя обещались молиться об исполнении предсказанного архиепископом. Когда все замолчали, владыка Новгородский прослезился и стал горько плакать. Великий Князь и митрополит в удивлении спрашивали о причине неутешной скорби в то время, когда он уже получил желаемое. Старец отвечал: «Кто в состоянии унизить и смирить вольный город мой, такой сильный и многолюдный? Междоусобие сограждан, неправды, зависть, раздоры низложат Великий Новгород. По крайней мере при жизни моей да ниспошлет Господь благословение, мир и тишину людям моим»!

По возвращении в Новгород св. Иона исполнил обет свой и устроил в своих палатах первую церковь в честь новоявленного чудотворца преп. Сергия.⁵¹

Когда великий первосвятитель Иона, чувствуя приближение кончины, желал видеть в Москве владыку Новгородского смиренный архиепископ отвечал ему: «Я уже стар, в ногах у меня болезнь, не могу исполнить воли твоей, господин и отец; скоро увидимся в другой жизни». Но в 1463 году, маститый святитель решился снова предпринять путешествие в Москву для свидания с новым великим князем Иоанном Васильевичем, который был недоволен Новгородом. Приняв почтительно владыку, Иоанн просил молитв его за себя и напомнил обещание свободы от ханов ордынских. Святитель сказал ему: «Не презрит Господь слезные молитвы угнетенных, рассеет орду своими неисповедимыми судьбами, если только государь пребудет

в твердом благочестии и будет надзирать тихими очами за своей державой».

Во все время архипастырства св. Ионы, Новгород наслаждался миром; соседи не тревожили его пределов и граждане не заводили междоусобий. Пользуясь спокойным временем, престарелый владыка обратил заботливую любовь свою на Отнюю пустынь, построил в ней два храма, снабдил ее землями и рыбными озерами, которые купил на свои келейные деньги. Он вызвал к себе в Новгород ученого инока серба Пахомия, жившего тогда в Москве и поручил ему составить жизнеописания и службы чудотворцам Новгорода и Пскова.⁵² При страшной моровой язве в 1467 году, св. Иона показал себя добрым пастырем и отцом своего народа.⁵³

Св. архиепископ Иона мирно почил в глубокой старости 5 ноября 1470 года. Мощи его положены были в могиле, им самим приготовленной в Предтечевском храме Отней пустыни, но не засыпаны землей, потому что чистое тело святителя не издавало запаха тления.⁵⁴

Между тем как Великий Новгород наслаждался миром и благоденствием при архипастырстве двух великих своих святителей – Евфимия и Ионы, святители Церкви Пермской, не задолго пред тем насажденной апостольскими трудами св. епископа Стефана, боролись с диким язычеством и проливали кровь свою за веру Христову. После блаженной кончины первого просветителя пермской земли, преемник его епископ Исаакий архипастырствовал недолго и большую часть времени провел в Москве. Новая паства, оставшаяся без пастыря, и сама по себе скоро дозволила себе беспорядки, а фанатики язычества – волхвы рады были, не встречая препятствий, рассевать плевелы на ниве Божией; дикие Вогуличи даже насилием стали принуждать новых христиан к язычеству. При таком положении дел, новому пастырю, ревностному к своему долгу, много надлежало трудиться, много перенести неприятностей. Блаженный епископ Герасим ревностно очищал плевелы, появившиеся

на новой ниве Христовой. В последние годы его жизни Вогуличи, под начальством свирепого князя Асыки, снова стали врываться в поселения крещеных Зырян. Святитель до того простирал свою отеческую заботу о покое паствы, что с опасностью жизни являлся сам в стан Вогуличей. Несмотря на свирепость начальника, просьбы и убеждения святителя подействовали на дикарей и они удалились в свои места. Ревностный пастырь занялся потом водворением покоя и порядка в поселениях, пострадавших от дикого неприятеля: он проникал в самые глухие места, если слышал, что там страдает беспомощная бедность; входил во все нужды жителей и спешил оказывать помощь. Такими подвигами заслужил он имя благодетеля народа. По одному древнему известию, близь Усть-Вымской крепости, святитель был удавлен омофором, рукою Вогулича, принятого им на воспитание.

Преемник св. Герасима, блаж. Питирим испросил у великого князя Василия Темного многие льготы и пособия для Зырян, пострадавших от нападения того же Асыки и успел даже обратить к вере Христовой некоторых Вогуличей, живших по соседству с пермскими христианами. Он был схвачен и убит Вогуличами 19 августа 1455 года. В продолжении 40 дней, тело святителя оставалось на месте кончины, и тление не коснулось его. Из ближних и дальних мест стекались жители к нетленным мощам священномученика и многие по вере своей получали благодатную помощь.

После св. Питирима, блаженный епископ Иона, неусыпными апостольскими трудами довершил, крещение Великой Перми.⁵⁵ После нелегкой борьбы с волхвами, он успел склонить к вере Христовой местного князя (кажется сына Асыки) и окрестив назвал его Михаилом. Этот новопросвещенный князь усердно помогал святителю в дальнейших успехах его. Волхвы были изгнаны, предметы суеверного и нечестивого обожания истреблены, идольские капища заменены храмами Божьими, на новой ниве поставлены трудолюбивые сеятели, из опытных священников Усть-Выми.⁵⁶ Блаж. святитель был образцом искреннего благочестия и неутомимо трудился для блага паствы своей. Он мирно почил в Усть-Выми в 1470 году.⁵⁷

Во второй половине XV века прославились святостью жизни многие иноки. Некоторые из них жили отшельниками в отдаленных окраинах Русской земли, другие положили основание многолюдным обителям и принимали невольное участие в событиях своего времени. Так преп. Паисий, игумен Галицкой Успенской обители был духовником князя Димитрия Красного, меньшего брата Шемяки, и свидетелем междоусобных распрей князя Юрия Галицкого и сыновей его с великим князем Василием. По кончине князя Димитрия,⁵⁸ преп. Паисий проводил тело его в Москву и по завещанию усопшего принес великому князю икону Богоматери, списанную с чудотворной Овиновской;⁵⁹ в Москве св. митрополит Иона, великий князь, бояре и народ благоговейно встретили св. икону и первосвятитель почтил Паисия саном архимандрита. Блаж. старец преставился 23 мая 1460 года.⁶⁰

Преп. Дионисий Глушицкий, вологодский уроженец, пострижен в обители Спасокаменской соименным ему игуменом-святогорцем и подвизался там в посте и молитвах несколько лет. После того, он отправился с учеником своим Пахомием искать места для пустынной жизни и нашел близь селения Святой Луки запустевший монастырь, построил деревянный храм св. Николая и возобновил древнюю общежительную обитель.⁶¹

Оставив здесь Пахомия, блаж. Дионисий пошел далее. За 15 верст от Луки, подвижник Божий поселился в глухом лесу, на берегу реки Глушицы, поставив себе хижину под черемуховым кустом. Сюда стали собираться к нему и селиться вокруг убогой кельи его любители безмолвия. В 1403 году срублена небольшая церковь Покрова Богородицы и, по совету Ростовского архиепископа Григория, учреждено строгое общежительство, под настоятельством блаж. Дионисия, который еще прежде, на Святой Луке, рукоположен в иерейский сан тем же архипастырем.

Не ослабляя своих подвигов, ревностный игумен строго требовал от братии полной нестяжательности, терпения и сострадательности к нуждающимся. «Дети, – говорил он ученикам своим,– не смущайтесь трудами пустыни. Многими скорбями надобно достигать небесного царствия. Для нас эти скорби – пост и лишения всякого рода. Молитва наша должна быть от чистого сердца. О милостыне к нищим будем помнить слова Спасителя: «блаженны милостивые». Подавая собою пример инокам во всех трудах и послушаниях, блаж. Дионисий особенно любил заниматься писанием икон.⁶²

Когда Глушицу стали посещать многие, любитель безмолвия удалился за 4 версты в непроходимую дебрь и у огромной сосны, оставившей и месту название Сосновца, соорудил себе келью, а потом небольшой храм во имя пустынного ангела Предтечи. Это было в 1420 году. К нему приходили жены с желанием слушать наставления его и желали бы часто слушать их: а потому Дионисий в 2 верстах от Покровской обители устроил женское общежитие с храмом святителя Леонтия Ростовского. В устроении и поддержании всех трех обителей щедро помогали преподобному князья Дмитрий Заозерский⁶³ и Юрий Бохтюжский, особенно же последний.⁶⁴

Блаж. Дионисий ревностно заботился о распространении славы имени Божия. В 18 верстах от Глушицкой обители, на р. Сухоне, построен им храм во имя Воскресения Христова, с тем, дабы окрестные жители могли в нем слушать слово Божие и учиться страху Божию. Другой храм, во имя свят. Николая построен им в с. Двинице, по просьбе бедных жителей того села, и для этого храма писал он сам иконы.

За семь лет до кончины, богоносный основатель трех обителей приготовил себе могилу и часто приходил к ней, размышляя о загробной жизни. Он мирно почил 1 июня 1437 года.⁶⁵ Строго-благочестивая жизнь, насажденная аввой в его пустыни, долго процветала и по кончине его.⁶⁶ Собор 1547 года установил чтить память преп. Дионисия, прославленного многими чудесами, во всех церквах Русских.⁶⁷

Известность блаж. Дионисия, как опытного наставника, привлекала к нему весьма многих подвижников. В числе их были преподобные: Амфилохий, Макарий и Тарасий Глушицкие, Филипп Рабангский⁶⁸ и Григорий Пельшемский.

Блажен. Амфилохий пришел уже иноком из Устюга к преп. Дионисию, кода основаны были обители Глушицкая и Сосновец. Преп. игумен особенно любил Амфилохия за кротость и смирение, и перед кончиной своей сказал ему: «Вижу, что смерть близка ко мне, тебе же велит Господь жить, – предай тело мое земле; не оставляй сего места, подвизайся каждый день. Кто из нас может заплатить чем-нибудь Владыке Христу?» – Когда Амфилохий стал плакать о разлуке с учителем: «Ты еще не довольно подвизался, – сказал он, – для получения назначенной тебе награды,» – и поручил ему управление своими монастырями. Преп. Амфилохий скончался спустя 15 лет после своего наставника, 12 октября 1452 года.⁶⁹

Юноша Матфей, Ростовский уроженец, с 12 летнего возраста поступил в обитель преп. Дионисия. Постриженный там в иночество с именем Макария и посвященный в иерейский сан Ростовским епископом Дионисием (прежде бывшим игуменом Спасокаменским), Макарий жил в келье блаженного аввы до самой его кончины, отличаясь чистотою и простотою души. Он был игуменом Глушицким после Амфилохия.⁷⁰

Игумен одной из Пермских обителей, основанных святителем Стефаном, блаж. Тарасий добровольно оставил начальство, чтобы подвизаться в послушании. Когда сказали Дионисию о прибытии его в Глушицкую лавру, он вышел на встречу к Тарасию. «Издавна желал я видеть лице твое, честный отче, и много молил о том Господа», – сказал Тарасий при встрече с Дионисием. «Благословен Бог, пославший к нам недостойным мужа опытного и благоговейного», – отвечал Дионисий. «Тебя прославил Господь по делам твоим, – сказал Тарасий; – позволь же моему смирению подражать тебе и исполнять твою волю.» Дионисий говорил ему: «Не ты ли был сам пастырем и целителем людей, блуждавших во мраке язычества в земле Пермской»? Поселившись в Глушицах, преп. Тарасий проводил суровую пустынную жизнь в Глушицкой обители, сохранял строгий пост и приобрел благодатные слезы умиления, которые часто текли из очей его. Он преставился в 1440 году.⁷¹

Преп. Григорий Пельшемский из рода Галицких дворян Лопотовых, постриженный в ранней юности, был игуменом Спасской обители, что на Песках, в Ростове,⁷² но тяготясь настоятельством и чувствуя неодолимое влечение к безмолвной жизни, он удалился в дебри Вологодские. В келье Сосновецкой пустыни он нашел себе желаемый покой и стал продолжать свои подвиги, пользуясь опытными наставлениями преп. Дионисия Глушицкого. Приятна была Григорию тишина уединенной жизни, но он почувствовал нужду потрудиться для спасения других.

С крестом на плечах пустился отшельник искать удобного места для иноческого пребывания и на берегу р. Пельшемы водрузил крест в основание обители. Скоро стали собираться к нему любители пустынной жизни и построен первый деревянный храм, для которого преп. Дионисий принес иконы праздников Господних своей работы и книги Пролога. Преп. Григорий в свободное от подвигов время любил списывать священные книги для своего монастыря. Обитель его цвела братской любовью и иноческими подвигами. Когда, при гибельных междоусобиях того времени, князь Димитрий Шемяка опустошал страну вологодскую, несчастные жители бежали из жилищ своих и скитались в лесах, не зная где преклонить голову; многие умирали с голоду. Толпы разоренных стекались за пищей в обитель Григория, и он помогал им, сколько мог. Одушевляясь любовью к отчизне, он решился сказать правду Шемяке. «Князь Дмитрии, говорил пустынник, ты творишь дела не христианские; ступай лучше в сторону языческую, к людям поганым и не знающим Бога; вдовы и сироты христианские вопиют против тебя перед Богом. Сколько людей гибнет от тебя голодом и стужей»! Шемяка, взбешенный гордостью, приказал сбросить Григория с высокого моста. Старец несколько часов лежал без чувств, сильно разбитый. Очнувшись, сказал он окружавшим: «Каков господин, таковы и слуги; но погибнут они несчастные». Вскоре Шемяка должен был оставить Вологду, разбитый войсками великого князя, а мужественное ходатайство отшельника за несчастных усилило уважение в народе к преп. Григорию и его обители.

Старец-подвижник не изменял своих правил до гроба, соединяя смирение с подвигами любви к Богу и ближним; после молитвенной беседы с Господом, лучшим

утешением для него было принимать странных и оказывать возможную помощь нуждающимся. Приблизившись к кончине, он приобщился св. Тайн, и преподав наставление братии, о себе сказал: «Когда умру я, не воздавайте мне никакой почести, а взяв за ноги оттащите меня в болото». Он предал дух свой Господу 30 сентября 1441 года.⁷³

Из Печерского нижегородского монастыря, основанного св. Дионисием Суздальским,⁷⁴ воссиял светильник, предназначенный светить не только христианам, но и поклонникам Магомета. К Дионисию, еще во время настоятельства его, пришел 12-тилетний отрок, сын благочестивых жителей Нижнего Новгорода, в детстве обученный грамоте, при чем он обнаружил особенное дарование ума и сильную любовь к ученью. На вопрос настоятеля: кто он и откуда? отрок отвечал, что он безродный сирота и желает работать Господу. Дионисий принял его в свою келью и вскоре по- стриг, назвав Макарием. Юный монах начал подвизаться со всей пылкостью души юношеской, был послушен каждому в обители, особенно же настоятелю. Спустя три года отец Макария, по слухам о молодом монахе, пришел в обитель для свидания с любимым сыном, которого считал погибшим, но сын, посвятивший себя Богу, сказал, что отец его Господь, а по нем настоятель. Отец, слыша голос его за стеною, со слезами говорил: «Сын мой, сын мой! дай посмотреть на тебя». Макарий отвечал: «Лучше будет для обоих, если не увидимся здесь; увидимся там – в вечности». «Не хочу я препятствовать твоему благому намерению, – говорил отец; – радуюсь о твоем спасении: но не отойду от кельи, пока не увижу тебя». Блаженный оставался твердым в своей решимости; тогда отец просил, чтобы сын протянул ему по крайней мере свою руку. В успокоение рыдающего отца сын выставил в окошко руку. Отец схватил ее, поцеловал и сказал: «Теперь спасайся о Господе, сын мой! и молись о нас.

Блаженный Макарий отличался необыкновенной строгостью поста: хотя всегда ходил в трапезу вместе с другими, но принимал пищу в такой мере, чтобы только не умереть с голоду. Братия, замечая это, стали уважать постника, а Макарий, тяготясь уважением других и пламенно желая безмолвия, решился удалиться в пустыню.

Тайно оставив обитель Печерскую, он пришел на реку Лух, при впадении в нее речки Добрицы; там он поставил себе хижину и стал жить один. Мало-помалу стали собираться к нему ревнители благочестия и образовался общежительный монастырь.⁷⁵ Устроив обитель и назначив игумена для братии, преп. Макарий стал снова искать безмолвия. Переходя из пустыни в пустынь, он пришел на берег Волги и выкопал себе пещеру близь озера Желтые Воды. Узнали и здесь великого подвижника: не только православные, но и чтители лжепророка Магомета, с благоговением и изумлением смотрели на строгую и многотрудную жизнь отшельника. Они приносили ему то хлеб, то мед, то другие припасы, которые Макарий раздавал приходившим к нему. Когда собралось довольно братии, преп. Макарий построил (в 1435 году) деревянный храм во имя св. Троицы и был посвящен в игумена Троицкой Желтоводской обители. Для всех служил он примером труда и смирения; обходясь ласково с соседними язычниками – Мордвою, Черемисами и Чувашами, он проповедовал им веру Христову и многие из них крестились.⁷⁶

Когда Улу-Ахмет утвердился в Казани,⁷⁷ сын его Мамотяк в 1439 году напал на Нижний Новгород и опустошал окрестные селения. Тогда толпы хищных Татар на-пали неожиданно и на обитель Желтоводскую, разорили ее, умертвили многих иноков, а самого Макария увели в улусы. Когда Улу-Махмет увидел Макария, то, зная высокую жизнь его и благотворительную любовь ко всем, немедленно отпустил на родину доблестного старца. Из уважения к нему он дал свободу и другим христианам, так что с Макарием вышли из плена до 400 человек. «Но не смей жить на Желтых Водах, говорил хищный Татарин, это земля наша». Макарий выпросил себе еще дозволение совершить погребение убиенных братий в разоренной обители.⁷⁸ «Вот Божий человек, – сказал хан; – он заботится не только о живых, но и о мертвых.» Оплакав пострадавших братий, преподобный убедил вышедших с ним из плена не селиться на прежних местах, – иначе татары предадут их злой смерти. Все согласились идти в Галичскую сторону, за 240 вер. и помолясь Богу отправились лесами и местами топкими. На дороге не стало у них хлеба, голод начал терзать непривычных к нему. Преп. Макарий стал молиться и вот нашли они завязшего в узком месте лося. Это было во время поста апостольского. Путники просили у Макария дозволения утолить голод лосем. Но он не благословил им нарушать пост и убеждал потерпеть до праздника св. ап. Петра и Павла. «Поверьте, братия, – прибавил старец, – лось будет в ваших руках, когда придет время разрешить пост; потерпите еще три дня, Господь сохранит жизнь вашу». Путники послушались преподобного и надрезав ухо лосю пустили его, а преп. молил Господа, чтобы укрепил слабых товарищей его. По милости Всемогущего даже малые дети остались живы, пробыв без пищи до праздника апостолов. В праздник, преп. Макарий, отойдя в сторону от прочих, преклонил колена и воздав благодарение Господу за Его благодать всесильную, молил Его пропитать голодных спутников его. И вот неожиданно явился тот самый лось, которого пустили на свободу за три дня перед тем. Св. старец с радостью благословил его для трапезы. «Надейтесь же, друзья мои, на Господа, – прибавил он. – Он не

оставит нас и впредь». И точно после того то попадался им лось, то без труда ловили оленя, и так благополучно дошли до старинного и многолюдного города Унжи. Там спутники Макария рассказали жителям Унжи об избавлении своем из плена, о чудном прокормлении в дальнем странствии, и Унжане приняли Макария как ангела Божия, а он отыскал себе безмолвное место в 15 верстах от города, на правом берегу р. Унжи, окруженное лесом, ровное и красивое; здесь он поселился, основал третью обитель и преставился 25 июля 1444 года,⁷⁹ на 95-м году от рождения, после 83-летнего монашества.⁸⁰

В пустынной обители Спасокаменской, орошаемой водами Кубенского озера, созрело несколько дивных подвижников. Один из них просиял святостью жизни на том самом острове, где получил духовное воспитание; другие сделались отцами пустынножителей на диких берегах Кушты и Сянжемы.

При игуменстве блаж. Дионисия, постриженика Афонской горы, введен в Спасокаменском монастыре строгий Афонский устав. К нему стеклись многие любители пустынной жизни. В числе их был преп. Евфимий, уроженец вологодский. Он вскоре перешел из обители, с благословения настоятеля, за две версты от Кубенского озера, на реку Кушту и в тесной келье работал Господу постом и молитвой.

Вскоре после того пришел в ту же пустынную обитель молодой странник, родом также из Вологды, по имени Алексей. Он пал к ногам настоятеля и со слезами про-

сил облечь его в иноческий образ. «Чадо, – сказал ему игумен, – это место скорбное и требует подвигов. Ты молод, не перенесешь здешней жизни». Странник отвечал: «Бог всем желает спасения. Он привел меня сюда, и я готов исполнять все, что повелишь, только не отвергай меня». Игумен велел ему служить братии и скоро постриг с именем Александра. Новый инок предал себя Богу, выполнял все послушания, соблюдал строгий пост, неослабно пребывал в молитве и прогонял леность рукоделием. Братия дивились его подвигам и смотрели на него, как на ангела Божия.

Тяготясь всеобщим уважением в обители и стремясь душою к подвигам безмолвия, блаж. Александр отправился искать пустынного места и пришел на реку Сянжему, где был густой лес, окруженный озерами. Здесь поставил он себе хижину и проводил жизнь в молитве, терпя голод и стужу. Мало-помалу стали приходить к нему люди и дивились жизни пустынника. Он удалился и отсюда и встретив близь устья р. Кушты⁸¹ преп. Евфимия, провел с ним несколько времени в духовной беседе. Потом пустынники поменялись кельями. Преп. Евфимий пошел в хижину Александра на Сянжеме, а ему уступил свою малую келью на Куште и при прощанье оставил ему на благословение свой крест.

Когда блаж. Евфимий поселился на Сянжеме, вскоре пришел к нему делить подвиги отшельник Харитон и мало-помалу возникла Вознесенская обитель. Блаж. Евфимий и ученик его Харитон сами копали землю, садили овощи, рубили лес и таким образом, изнуряя плоть, возвышались в жизни духовной. Наставник стоял в храме, как перед лицом Божьим и слезы умиления текли из очей его; он пел псалмы Давидовы наизусть, упражняясь в рукоделии. Перед кончиной он передал управление монастырем блаж. Харитону.⁸²

Тихая пустыня на берегах Кушты очень понравилась преп. Александру. Там он водрузил крест, полученный от Евфимия и усердно молился, да благословит Господь собрать на место сие ревнителей тесного пути Христова. Блаж. отшельник трудился одиноко, копал лопатой землю и сеял рожь для своего пропитания. Когда пришли к нему, один за другим, двое пустынников, преп. Александр испросил благословение бывшего игумена своего, а с 1418 года архиепископа Ростовского, Дионисия на устроение пустынной обители с храмом Успения Богоматери. Князь Димитрий Васильевич Заозерский очень рад был тому, что являются новые молитвенники в малонаселенной его отчине. Он помогал пустынникам при основании монастыря; супруга его, княгиня Мария, часто присылала припасы для обители, а по кончине мужа⁸³ отдала ей сельцо на поминовение души его. Однажды она нечаянно пришла в монастырь и вошла в церковь, где преп. Александр читал псалтирь в простоте пустынной, с обнаженной грудью, которую терзали насекомые; преп. Александр огорчился безвременным посещением и сказал: «Не следует тебе, княгиня, назирать за нашим убожеством и недостоинством». Княгиня смиренно просила прощения. Отшельник простил ее и дал ей наставление: «Корми свою нищету в доме своем». Скоро она занемогла и прислала просить молитв, но преп. Александр отвечал: «Пусть готовится к вечной жизни». Спустя 20 дней княгиня скончалась.

Предчувствуя близость блаженной кончины, старец сказал ученикам своим: «Я ослабеваю и оставляю вас, а вы, чада мои, терпите на этом месте, храните смирение и любовь взаимную». Совершив литургию и причастившись св. Таин, преп. Александр преклонил колена, помолился со слезами за себя и за обитель свою и на 68 году мирно предал дух свой Господу 9 июня 1439 года.

Мощи преп. Александра положены были, по завещанию его, вне церкви, у южной стороны алтаря. Год спустя после его кончины, выросло над могилой его рябиновое деревцо. Отрок из поселян отломил ветку от этого дерева и внезапно разболелась рука его; родители привели сына на гроб преподобного и больной исцелился. С тех пор народ стал брать ягоды с дерева на исцеление себе. Особенно одержимые духами нечистыми исцелялись у гроба преподобного.⁸⁴

Сын благотворителей Куштской обители, князь Андрей Дмитриевич Заозерский, воспитанный с детства в страхе Божьем, оставшись сиротой и лишившись отцовского наследия,⁸⁵ рано почувствовал суетность мирской жизни. Он пришел к Спасу на Каменный остров и просил игумена облечь его в иночество.

Молодость князя (ему было не более 20 лет), знаменитый род его и нерасположение великого князя к семейству князей Заозерских смущали игумена Кассиана. Он сказал юному князю: «Место твое не здесь, а в думе боярской или на поле брани.» Князь Андрей отвечал ему: «Напрасно смущаешься, отче; я твердо решился не принимать услуг от других, а служить другим и нести крест по следам Господа моего». Игумен, после многих увещаний, решился принять его в монастырь и вскоре постриг, назвав Иоасафом, именем царевича, который оставил царство для Христа. Юный князь-инок с радостью исполнял обеты иночества. С братиею имел он свидание только в храме; все время его посвящалось молитве и размышлениям о вечности; пост соблюдал он самый строгий. Чистый душой и телом, он еще на земле удостоился посещения небесного. Раз пел он псалмы в кельи и услышал голос, в

ответ на молитву души его. Голос уверял: «Обширная пустыня, окружающая озеро, наполнится пустынниками, певцами славы Божьей и если они будут хранить заповеди Божии, все будет готово для их земной жизни». Князю Борису Васильевичу Ржевскому пришло на мысль посетить племянника и предложить ему денег с тем, чтобы построил себе свой монастырь: предложение приятное для самолюбия, но опасное для душевного спасения. Блаж. Иоасаф отвечал князю-дяде: «Не нужно нам серебра и золота, когда искренно желаем жить в пустыне; раздай бедным, что принес для нас и получишь щедрую награду от Господа». Юный подвижник чувствовал, что путь подвигов его не будет продолжителен и с пламенным усердием спешил творить добро. Только пять лет подвизался он в обители, в последний год своей жизни он вкушал пищу один раз в неделю, в день воскресный, по приобщении св. Таин. Тело его от подвигов весьма ослабело, но он благодарил за то Господа. Не долгая, по богоугодная жизнь князя-инока прекратилась 10 сентября 1453 года. Девственное тело его положено было в храме Спасокаменской обители, и скоро стало источать чудесные исцеления.⁸⁶

Еще далее к северу, в глубине Заволочья пустынные берега реки Ваги прославлены преп. Варлаамом Шенкурским, и в мирской его жизни и в иночестве.

Посадник Великого Новгорода, Василий Степанович Своеземцев, человек весьма богатый и уважаемый великими князьями, имел обширные наследственные владения в Заволочье,⁸⁷ и употреблял огромные средства свои для пользы дикой страны, а особенно для нравственного образования туземцев. Он жил в Новгороде и посылал в

отчину свою управителей, а по временам и сам бывал на Ваге.⁸⁸ Исполняя заповедь Спасителя, он был питателем сирот, одеждою нагим, покровителем странников.

Тревоги и неправды, при союзе Новгорода с Шемякой, возмущали совесть богобоязненного посадника; он совсем удалился из шумного Новгорода в любимый Важский край; на Ваге он основал иноческую обитель, в честь евангелиста Иоанна, наградив ее селами и угодьями. Приготовив душу к подвигам самоотречения делами благотворительности и глубоко чувствуя пустоту мирской жизни, Василий Степанович, оставив жену и детей, поселился в обители евангелиста и принял монашество с именем Варлаама. Иноческая жизнь его была весьма строга: смирением и послушанием он ставил себя ниже всех, как будто и не был основателем обители и владельцем богатых земель. Сколько знаменит он был за оградой обители, столько в обители, в одежде инока, старался отличаться только иноческими подвигами. Верный Владыке своему раб, он работал Ему каждый день со всем усердием, упражняясь

в посте и молитвах. Достигнув глубокой старости, преп. Варлаам мирно преставился 10 июня 1462 года, незадолго до покорения Новгорода и всего Важского и Двинского края державным великим князем Иоанном.

При необыкновенном разливе р. Ваги в июне 1552 года оторвалась часть горы, на которой стоял монастырь Богословский. Тогда открылось много гробов, в том числе и гроб преп. Варлаама. Братия перенесли гроб основателя своей обители в церковь и увидели, что мощи преп. Варлаама совершенно целы, даже иноческие одежды его и сам гроб не истлели.⁸⁹

Около того же времени основана новая обитель иноческая в окрестностях великого Новгорода, уже доживавшего эпоху своей вольности. Преп. Савва, уроженец г. Кашина, второй из восьми сынов Тверского боярина Ивана Васильевича Борозды,⁹⁰ с ранней молодости не любил рассеянной жизни: нося мирскую одежду он постился и усердно ходил в храм Божий. Увлекаемый божественною ревностью и любовью к Богу, он оставил дом свой и родственников, принял пострижение в одной из обителей своей родины⁹¹ и беспрекословно исполнял самые тяжкие послушания, днем трудясь в хлебне и поварне, ночи проводя без сна на божественной службе. Безмерное смирение подвижника привлекло к нему всеобщее уважение, так что не только

братия обители, но и все жители того края почитали его как ангела Божия. Избегая славы человеческой, подвижник отказался от игуменства и отправился на Афонскую гору. Неизвестно долго ли он пробыл на Афоне: но впечатления Афона надолго остались в душе его.⁹² Возвратившись со святой горы в отечество, блаж. Савва странствовал в виде бедного инока по окрестностям Новгорода, отыскивая себе место для уединенных подвигов.

В 7 верстах от великого вольного города, на р. Вишере, понравилось ему тихое место. Он поставил тут крест,⁹³ а вблизи хижину и стал жить отшельником. Случилось одному из Новгородцев проходить мимо того места, где подвизался Савва. День был знойный; а инок пустынный стоял на молитве, недвижимый: лице его покрыто было комарами и истерзано до крови, а он как бы ничего не чувствовал, погруженный в молитву. Изумленный Новгородец рассказал другим, какого видел он раба Божия. Когда до архиепископа Иоанна III дошла молва, что в его епархии явился неведомый отшельник, он послал спросить, как дозволил себе тот жить в его епархии без его благословения? «Одна девица, – поручил отвечать Савва, – сидела у окна близь площади и бесстыдно смотрела на всех проходивших; другая же, сидя у другого окна, бережно хранила чистоту души своей. Люди добрые осуждали первую и одобряли вторую; не будет, говорили добра в той суетной и рассеянной. Поселившись в этой пустыне, я убегаю только мира, а не архипастыря, которого молитв и благословения жажду». Архиепископ понял по такому ответу, что отвечающий – старец духовной жизни и захотел посетить его. Он встретился с Саввою на пути и не узнав его, покрытого рубищем, велел ехать с собой до кельи Саввы. Беседа во время пути показала архиепископу в спутнике смиренномудрого раба Божия и архиепископ полюбил Савву, прежде чем узнал его. Перед кельей своей Савва назвал себя по имени и архипастырь с живейшей радостью любви благословил его. Разделив с ним пустынную трапезу и насладившись духовной беседой его, архиепископ Иоанн присылал потом свои дары для пустыни Саввы.

Но случаю спора, поднятого иноками Лисичьего монастыря⁹⁴ на землю, преп. Савва обратился к начальникам Славянского конца с просьбой отвести ему место на р. Вишере для пустынной обители; они с любовью отвели. В 1481 г., по благословению блаж. архиепископа Симеона, преподобный построил деревянный храм в честь Вознесения Господня и поставил кельи для братии. Когда он рубил своими руками храм, пришли к нему трое разбойников. «Дети, – сказал Савва, – помогите мне поднять дерево на стену». Он указал им на тонкий конец огромного дерева, а сам взялся за толстый. Они не могли поднять своего конца, а старец Савва, крепкий телом и духом, легко подхватил свой конец и положил на место. Разбойники переглянулись между собой и поспешили уйти.

К подвижнику стали стекаться ревнители пустынной жизни. Он принимал их с любовью и учил подвигам собственным примером, трудясь более всех.

Устроив обитель, преп. Савва поставил себе столп и стал подвизаться на нем, в посте и молитвах. Столпник сходил со столпа в субботу, слушал службу воскресную, разделял с братией трапезу и потом возвращался на столп, никогда не изменяя своего правила. Однажды родной брат пришел к нему из Твери; Савва сошел со столпа, молча благословил брата и возвратился на столп. В обители сохранилась по- весть о том, как преп. Савва привел однажды на вече дикого медведя, жалуясь, что он растерзал двух рабочих коней монастырских. По суду посадников, медведь осужден был работать вместо лошади и нес это наказание несколько лет. Так и лютые звери повинуются угодникам Божиим!

Много лет провел блаж. столпник в многотрудном своем подвиге и мирно преставился на восьмидесятом году жизни, 1-го октября 1461 года.

Вскоре начались чудотворения при гробнице преп. Саввы; в особенности исцелялись многие, страдавшие продолжительными лихорадками.⁹⁵

Под руководством преп. Саввы образовались дивные подвижники. Блаженный Андрей, ученик и преемник его в игуменстве, до того изнурил тело свое постом и бдением, что едва оставались кожа и кости. Другой ученик его преп. Ефрем Перекомский или Перекопский, вскоре после кончины наставника своего удалился на западный берег озера Ильменя, на устье р. Веренды и там поставил себе келью в

глухом безмолвном месте, в 25 верстах от Новгорода. Когда собрались к нему пустынники, он основал обитель с деревянным храмом св. Николая, а чтобы осушить болотистую почву и доставить монастырю чистую воду, выкопал проток из р. Веренды в озеро. По уставу его, братия ночью мололи рожь, после утрени работали в поле или на огороде, после литургии трудились по кельям. Преп. Ефрем достиг глубокой старости и почил 26 сентября 1492 года.⁹⁶

Почти в то же время в пределах Московского великого княжения просиял святостью жизни дивный подвижник, из духовного потомства великого чудотворца Сергия. Преп. Пафнутий Боровский, внук татарина, бывшего баскаком в Боровске,⁹⁷ в молодости ушел из родительского дома в Боровский Высоко-Покровский монастырь; здесь наставником его был блаж. Никита, один из учеников богоносного Сергия Радонежского. Спустя несколько лет, братия упросили Пафнутия принять на себя начальство над обителью, но на 13-м году игуменства он тяжко заболел, принял схиму и отказался от управления монастырем. Выздоровев, Пафнутий стал жить в трех верстах от Боровска, среди густого леса,⁹⁸ с одним послушником. Мало-помалу начали приходить к нему братия и построили деревянный храм в честь Рождества Богородицы. Так основался Боровский Пафнутьев монастырь!

В числе многих, поселявшихся в новой обители, чтобы пользоваться наставлениями опытного подвижника, были, юноша Иоанн Санин, в иночестве Иосиф будущий основатель Волоколамского монастыря, родной брат его Вассиан, в последствии архиепископ Ростовский, дивный старец Иннокентий, Исаия – родственник блаж. Пафнутия и несколько других.

Жизнь свою преп. Пафнутий проводил так: в понедельник и пятницу ничего не ел, в среду – сухой хлеб; в прочие дни вкушал вместе с братией. Всегда пребывал в трудах, сек дрова, орошал растения, копал в саду землю, занимался другими тяжелыми работами и никто прежде его не являлся ни на работе, ни на общем правиле молитвы. В зимнее время занимался чтением и рукоделием, плел мрежи для ловли рыбы. К телу своему не дозволял касаться никому, а женскому полу не дозволен был и вход в обитель его; чистота девства сохранена им от рождения до смерти. Тем не менее с того времени, как принял он схиму, не литургисал он, как обрекший себя на уединенную молитву смиренного схимника; только однажды в день Пасхи по нужде совершил он таинство с глубоким умилением; после того говорил он ученикам своим: «Ныне душа моя едва осталась в теле». Когда было нужно, вступал он в разговор; а когда надобно было молчать, молчал; во всем, любил нищету и бедность; о телесных нуждах не заботился. Относительно догматов веры наблюдал такую строгость, что если кто начинал говорить несогласно с св. Писанием, не медля выгонял того из обители. «Чистота жизни, неутомимые подвиги, твердая любовь к Богу, надежда на заступление пречистой Богородицы привлекли к преп. Пафнутию особенную благодать Божию, по которой он провидел сердечные помыслы, исцелял болезни, получал все, чего просил с верою у Бога».⁹⁹

Так он провидел тайные мысли учеников своих, искушения лености, ропота и нечистоты плотской, открывал виновным собственные их чувства и намерения и приводил их к покаянию.

Преп. Пафнутий говорил ученикам своим, что можно узнать по взору, добрыми ли кто занят мыслями или дурными. Ученики дивились, но потом увидели и опыты прозорливости богоносного своего наставника. Однажды пришел в обитель Пафнутьеву один странник, монах; прозорливый старец, никогда прежде не видав его, сказал ученикам: «Видите ли этот человек и иночеством не очистился от

крови князя Дмитрия, которого уморил». Это был Иван Котов, убийца Шемяки.

Много исцелении и других чудес совершил преп. Пафнутий в земной своей жизни.¹⁰⁰ Во время сильного голода он ежедневно кормил до тысячи человек окрестных жителей, и запасы монастырские не истощались.

После 63-х лет иночества преп. Пафнутий приблизился к блаженной кончине, которую предсказал за несколько дней, и мирно почил 1-го мая 1478 года.¹⁰¹

В ХѴ-м веке видим несколько дивных подвижников, принявших на себя юродство и превосходивших прозорливой мудростью всех тех, которые сами себя считают умными. Так в Москве юродствовал блажен. Максим; он ходил почти нагим в морозы и терпел голод; «хоть люта зима да сладок рай», говорил он, бегая по улице. Добровольные страдания его служили к спасению не только ему самому, но и многим. Он жил в бедственное время: то набеги татар, то засуха и голод, то моровые поветрия томили бедный народ. Блаж. подвижник вольным терпением своим учил народ невольному терпению, переносил мысли людей к раю, для которого охотно переносил он все на земле. Он говаривал народу: «Не все по шерсти, ино и напротив. Не верти головой, как бешеная коза: не продали бы татарам. За дело побьют, повинись, да ниже поклонись. Не плачь битый, плачь не битый». Купцам и знати Москвы говаривал: «Божница домашна, а совесть продажна. По бороде Авраам, а по делам Хам. Всяк крестится, да не всяк молится. Бог всякую неправду сыщет. Ни Он тебя, ни ты Его не обманешь», – Блаж. Максим почил от тяжких подвигов своих 11 ноября 1434 года.¹⁰²

В Ростове подвизался другой дивный угодник Божий. Блаж. Исидор родился в Германии от богатых родителей, покинул родителей и латинскую веру по твердому убеждению в истинах православия, принял на себя юродство и пришел в Ростов. Здесь бедный странник, представляя из себя безумного, терпел насмешки и побои, проводил целые дни на улице, а ночью в молитве, в непокрытой хижине из хвороста, которую он поставил себе внутри города, на болотистом пустыре. За тяжкие подвиги блаж. Исидор удостоен был благодати чудотворений. В житии его повествуется, что один знакомый ему купец, утопая в море, был спасен св. Исидором, чудесно явившимся к нему на помощь. В другой раз, по молитве его, пустые сосуды наполнились вином на трапезе у князя в присутствии архиепископа. Современники звали его Твердисловом потому что слово его всегда сбывалось. Блаж. Исидор преставился 14 мая 1474 года. В минуту кончины его по всему городу разлилось благоухание в воздухе. Ростовцы погребли его в самой хижине и подле построили деревянную церковь Вознесения Христова.¹⁰³

Третий дивный подвижник прославился в Великом Новгороде. Однажды летом во время утрени в Клопской обители,¹⁰⁴ иеромонах, совершая каждение в храме, вздумал покадить и свою келью, нашел ее отворенною, а в ней – человека в монашеском одеянье, писавшего книгу. На все вопросы игумена и братии пришлец отвечал повторением тех же слов и представлял из себя юродивого. Впрочем на литургии читал он апостол, а за трапезою житие, весьма приятно и вразумительно. Игумен дал ему келью и незнакомец поселился в монастыре. Это было в 1408 году.

Однажды князю Константину Дмитриевичу (сыну Донского) случилось быть в Новгороде и обедать за трапезою. Незнакомец читал житие, и князь, долго смотрев на него, поклонился ему и сказал игумену: «Это наш родственник Михаил Максимович, из княжеского рода».¹⁰⁵ Сам же подвижник ничего не хотел открыть о себе кроме того, что имя его – Михаил.

В преп. Михаиле открылся дар прозорливости и чудес: он узнавал и предсказывал будущее, а во время засухи, когда пересохли речки и источники, извел своими молитвами поток чистой и свежей воды. Однажды он начал звонить во все колокола и объявил св. архиепископу Евфимию «Теперь в Москве радость: у великого князя родился сын Иван. Он будет наследником Московского государства и грозою

для соседей, покорит Новгород, отберет у вас золото и изменит все ваши обычаи».

Отшельник свободным языком говорил правду князьям Русским. Когда Шемяка будучи изгнанником в Новгороде, просил блаж. Михаила об успехе дела его, юродивый отвечал: «Довольно бед натворил ты в земле Русской к радости врагов ее; если и теперь воздвигнешь междоусобие, со стыдом воротишься сюда, а здесь готовы для тебя три локтя земли». После нового междоусобия, старец сказал закоренелому крамольнику: «Слышу, князь, земля простонала три раза и зовет тебя к себе». Вскоре после того Шемяка умер от яда.

Преп. Михаил преставился 11 января 1454 года,¹⁰⁶ в глубокой старости, прожив в Клопской обители 45 лет.

Bo все это время он только один раз в неделю ел сухой хлеб и пил немного воды; в келье не было у него ничего, даже и рогожки; подвижник спал на голом полу и

не знал теплой одежды.

Таков был дивный старец, отрекшийся от славы земной для небесного наследия, провидевший рождение державного собирателя земли Русской и плачевный конец вольности Великого Новгорода.

Иоанн III Васильевич. Великий и Держанный. – Покорение Новгорода: брак с Греческой царевной; освобождение от ига монгольского; уничтожение уделов. –Война с Литвою для защиты православия в Западной Руси. – Соборы в Москве. –Ересь жидовствующих. – Подвиги св. Геннадия Новгородского и преп. Иосифа Волоцкого.

Приступаем к описанию той блистательной эпохи, когда северо-восточная Русь, свергая с себя иго рабства ордынского, восстает, как воскрешенный мертвец из гроба, свободная извне и сильная внутри своею целостью, под скипетром единого самодержца. Православная Церковь перестает страдать от нашествий варваров, которые обращали в груды пепла храмы Божии и обители иноческие, и от кровавых междоусобий князей; она находит себе ревностных защитников в благочестивых государях, помазанниках Божьих.

После двух тяжких веков внешнего порабощения и внутреннего неустройства Руси, Господь «вознес избранного из людей Своих». На престоле обширной державы русской является Иоанн III, сын Василия Темного: он свергает иго орды, уничтожает уделы, подчиняет себе вольный Новгород, водворяет самодержавие в расширенной им державе, и становится твердым стражем и поборником православной веры в пределах западной Руси, соединенной с иноверною Польшей.¹⁰⁷

Начинаем с судьбы Новгорода. По кончине святого архиепископа Ионы избран владыкою на вече протодиакон и ризничий Феофил. Испросили дозволение нареченному владыке явиться за посвящением к митрополиту, но в Новгороде открылись сильные волнения против великого князя, который требовал, чтобы Новгородцы не смели «вступаться в его земли и воды и держали имя его честно и грозно, по старине и по крестному целованию». Легкомысленный народ, несмотря на увещания Феофила, мечтал о прелестях свободы, хотел тесного союза с Казимиром, королем Польским и великим князем Литовским, принял от него воеводу – князя Михаила Олельковича. Мятежом руководила, к удивлению современников, женщина гордая и честолюбивая – вдова посадника Исаака Борецкого, Марфа, мать сыновей уже взрослых, из которых один, Дмитрий, был в то время посадником. Заключили договор с королем: он обязан был дать помощь Новгороду, в случае войны с Московским государем, не ставить Римских костелов на земле Новгородской и предоставить владыке посвящаться там, где будет угодно Новгороду. Два последние условия были поставлены для того, чтоб удержать на кафедре Феофила, который хотел удалиться в монастырь, не желая быть пастырем мятежников и клятвопреступников. На вече громко кричали: «Не хотим Иоанна! Да здравствует Казимир! Да исчезнет Москва!». Иоанн взялся за оружие, разбил дружины Новгородские на берегах Ше-

лони (14 июля 1471 года) и оказал умеренность: он взыскал с Новгорода около 80 пудов серебра отнял северное поморье и поселения на берегах Двины, обязал Новгородцев присягою платить ему народную дань, а митрополиту судную пошлину, ставить владык в Москве, не иметь сношений с Казимиром, не принимать к себе врагов великого князя. Со своей стороны, государь дал слово забыть прошедшее, простил всех злоумышленников, в том числе и Марфу Борецкую с сыновьями и не прикоснулся к вольности Новгородской.

Феофил был посвящен в Москве и отпущен с честью. Но умеренность самодержца не отрезвила людей, привыкших к своеволию; несогласия Новгородцев с наместниками великокняжескими продолжались, недовольные являлись в Москву требовать суда. Наконец некоторые из знати Новгородской, устроили дела так, что двое чиновников веча прибыли в Москву с признанием Иоанна государем Великого Новгорода. Державный собиратель земли Русской был убежден, что настало время водворить единовластие и если при первом походе не покорил Новгорода, то единственно потому, что надеялся изменить порядок дел мало-помалу, не прибегая к мерам насилия. Теперь он спешил воспользоваться данным ему поводом и потребовал, чтобы Новгородцы отказались от всех древних прав своих, уже отживших свой век и несогласных с новым положением государства Московского. Буйный народ остервенился, избил многих, которых считал сторонниками Москвы, и отважился снова вступить в сношения с Казимиром. Иоанн снова вооружился, пошел с многочисленной ратью на Новгород и окончательно покорил его (в конце 1477 года).

Ударил последний час Новгородской вольности! Иоанн принял присягу от новых подданных, уничтожил вече, перевез в Москву вечевой колокол, казнил начальников мятежа и отправил в ссылку Марфу Борецкую.

В числе виновных пострадал один невинный: архиепископ Феофил, принужденный, по званию владыки, принять участие в договоре с Литвою, должен был отказаться грамотой от управления епархией, был заточен в Московском Пудовом монастыре, где пробыл около трех лет в тесном заключении и тяжко заболел. В болезни явился ему св. Нифонт епископ Новгородский, почивающий в ближних пещерах Киевской лавры и напомнил ему прежнее обещание – поклониться печерским чудотворцам. Больной святитель отправился в Киев и уже приближался к Днепру, как болезнь его усилилась и он получил откровение, что хотя не достигнет живым до пещеры, но тело его успокоится в них.¹⁰⁸

Другим важным делом государя Московского был брак его с Греческой царевной. Брат последнего императора Греческого Константина Палеолога, деспот Фома умер в Риме. Сыновья его жили благодеяниями папы, не заслуживая их легкомысленным поведением; но юная сестра их, царевна София Фоминишна, была предметом общего доброжелательства. Папа Павел II искал ей достойного жениха и обратил взоры на великого князя Московского, не задолго перед тем овдовевшего.¹⁰⁹ Папа надеялся через юную царевну, воспитанную в правилах Флорентийской унии, убедить Иоанна к соединению с Римом и таким образом покорить себе Русскую Церковь. Он сам через особое посольство предложил великому князю знаменитую невесту «отрасль царственного древа, которого тень покоила некогда все христианство православное, еще не разделенное». Брак Иоанна с царевной совершился (в ноябре 1472 г.) и доставил Московскому государству более известности в

Европе, которая чтила в Софии племя древних венценосцев Цареградских. В виде приданого, Иоанн принял герб властителей Восточной Римской империи – орла двуглавого, соединив его на своей печати с гербом Московским. Но папа не успел в своих замыслах и присланный им легат, хотя имел прение с духовными лицами в Москве, но сам принужден был прекратить спор, будто бы по неимению книг. Сама София сделалась в Москве ревностной православной христианкою.

Наконец наступило для Русской земли время полного освобождения от ига ордынского. Мы видели, что Димитрий Донской отважился вступить в бой с татарами на берегах Непрядвы; но незабвенная Куликовская битва не освободила Руси от постыдной власти монголов. Сам победитель и потомки его подвергались нашествиям татар, земля Русская обагрялась кровью и дымилась пожарами. Хотя Большая Ор-

да давно уже не была так сильна, как во времена Батыя, хотя отделились от нее уже многие другие орды, как-то: Ногайская, Крымская, Казанская и Астраханская, но и при державном Иоанне хан большой орды Ахмат еще осмеливался вторгаться в Русские пределы. Иоанн, помня обетование двух соименных святителей – Московского и Новгородского, девять лет не платил дани и наконец в 1180 году решился торжественно объявить свободу Русского государства. Когда хан Ахмат отправил в Москву послов для сбора дани, великий князь взял при них басму (изображение хана), бросил на землю и растоптал ногами, велел умертвить послов, кроме одного, которого отправил сказать хану, что и с ним поступит также, как с его басмою, если он не оставит в покое Русской земли. Скоро услышали в Москве о походе Ахмата. Иоанн встретил его на берегах Угры, осенью, когда реки начинали уже замерзать.

Прошло около двух недель в бездействии: Иоанн, не любивший проливать крови в битвах, решился отступить на поля Боровские. Бояре изумились, а воины оробели, думая, что великий князь страшится битвы. Митрополит Геронтий и Ростовский архиепископ Вассиан убедительными грамотами напоминали Иоанну обет его стоять крепко за веру и отечество. Старец Вассиан, достойный брат преп. Иосифа Волоколамского, писал так: «Наше дело говорить царям истину: что я прежде изустно сказал тебе, славнейшему из владык земных, о том ныне пишу, ревностно желая утвердить твою душу и державу. Когда ты, вняв молению и доброй думе митрополита, своей родительницы, благоверных князей и бояр, поехал из Москвы к воинству с

намерением ударить на врага христианского, мы усердные твои богомольцы, денно и нощно припадали к алтарям Всевышнего, да увенчает тебя Господь победою. Что же слышим? Ахмат губит христианство, грозит тебе и отечеству: ты же перед ним уклоняешься, молишь о мире и шлешь к нему послов; а нечестивый дышит гневом и презирает твое моление?... Государь! каким советам внимаешь? людей недостойных имени христианского. И что советуют? повергнуть ли щиты, обратиться ли в бегство? Но помысли, от какой славы и в какое уничижение низводят они твое величество! Предать землю Русскую огню и мечу, церкви разорению, тьмы людей погибели! чье сердце каменное не излиется в слезах от единыя мысли? О государь! кровь паствы вопиет на небо, обвиняя пастыря. И куда бежать? где воцаришься, погубив данное тебе Богом стадо? Смертным ли бояться смерти? Судьбы Божии неизбежны. Я стар и слаб, но не убоюся меча татарского. Не отвращу лица моего от его блеска…. Отложи страх и возмогай о Господе в державе крепости Его? Един поженет тысящу, и два двигнут тьму, по слову мужа святаго: «не суть боги их, яко Бог наш! Господь мертвит и живит»: Он даст силу твоим воинам. Поревнуй предкам своим: они не только землю Русскую хранили, но и многия иныя страны покоряли; вспомни Игоря, Святослава, Владимира, коих данниками были цари Греческие, и Владимира

Мономаха, ужаснаго для Половцев. А прадед твой, великий, достославный Димитрий, не сих ли неверных татар победил за Доном? Презирая опасность, сражался впереди; не думал: «имею жену, детей и богатство; когда возьмут землю мою, вселюся инде»; но стал в лице Мамаю, и Бог осенил главу его в день брани. По какому святому закону ты, Государь православный, обязан уважать сего злочестиваго самозванца, который силою поработил наших отцев за их малодушие, и воцарился, не будучи ни царем, ни племени царскаго? То было действием гнева Небеснаго; но

Бог есть отец чадолюбивый: наказует и милует; древле потопил Фараона и спас Израиля: спасет и народ твой и тебя, когда покаянием очистишь свое сердце: ибо ты человек и грешен. Покаяние государя есть искренний обет блюсти правду в судах, любить народ, не употреблять насилия, оказывать милость и виновным. Тогда Бог возставит нам тебя, государя великаго, яко древле Моисея, Иисуса и других, освободивших Израиля, да и новый Израиль, земля Русская, освободится тобою от|нечестиваго Ахмата, новаго Фараона: Ангелы снидут с небес в помощь твою; Господь пошлет тебе от Сиона жезл силы, и одолеешь врагов, и смятутся, и погибнут. А мы соборами святительскими день и нощь молим Его, да разсыплются племе-

на нечестивыя, хотящия брани; да будут омрачены молниею небесною, и как псы гладные да лижут землю языками своими».¹¹⁰ Но осторожный Иоанн не решился на битву. Тогда по словам летописца совершилось чудо: при отступлении Русских войск от левого берега Угры, татары вообразили, что их заманивают в сети и вызывают на бой, приготовив засады. Объятый странным ужасом, хан спешил удалиться, Представилось зрелище удивительное: два воинства бежали друг от друга, никем не гонимые! Россияне наконец остановились; но Ахмат ушел в степи, разорив в Литве двенадцать городов, за то, что Казимир не дал ему помощи. Так кончилось это последнее нашествие хана большой орды на Россию: он не мог ворваться в ее пределы; не вывел ни одного пленника Московского. «Да не похвалятся легкомысленные страхом своего оружия – писали современники. Нет, не оружие и не мудрость человеческая, но Господь спас ныне Россию»!¹¹¹ При всеобщем ликовании народа, в благодарность Богоматери, заступлению Которой приписали освобождение от ига монголов, установлен был ежегодный крестный ход в Москве, с чудотворной Владимирской иконой, 23 июня, в день бегства Ахмата от Угры.

Так положен был конец бедственному рабству наших предков! Оно продолжалось около двух с половиною столетий. Иго, в начале своем страшное и губительное, позднее сделалось более легким, ограничивалось временными нашествиями, вмешательством в распри князей и в последнее время одним платежем дани. Наконец Господь помиловал Русскую землю и положил конец монгольскому владычеству, даровав Иоанну победу без пролития крови.

Освобождение России было почти современно уничтожению уделов и водворению самодержавия. Покоритель Новгорода присоединил к своему государству все отдаленные северные владения бывшего вольного города – Вятку и Пермскую землю до самого хребта Уральского, присвоил себе уделы многих¹¹² мелких владетелей, подчинил верховной своей власти ханов или царей Казанских и наконец завоевал

Тверское княжество, которое боролось некогда с Москвой и спорило с ней о первенстве.¹¹³ Собиратель уделов в одно целое мог справедливо именоваться самодержцем всея Руси; только Псков оставался еще вольным городом¹¹⁴ и Рязанское княжество сохраняло вид державы независимой.¹¹⁵

Счастливый в делах государственных, Иоанн был менее счастлив в делах семейных. От второй супруги своей Софьи царевны Греческой, он имел сначала несколько дочерей, потом по предстательству великого чудотворца Сергия Радонежского¹¹⁶ – сына Василия. Старший сын и наследник Иоанн Младый скончался еще при жизни отца, оставив после себя малолетнего сына Димитрия, которого державный дед назначил своим наследником и сам венчал на царство в первопрестольном Успенском соборе венцом Мономаховым.¹¹⁷ Но как видно, промысел Божий судил царствовать в России потомству императоров Греческих: Иоанн разгневался на невестку, мать Димитрия, (может быть по проискам греческой партии), заключил под стражу юного внука и запретил ему называться великим князем, а вскоре объявил сына Василия наследником престола.

Дочь Иоанна Елена, была в супружестве за Александром, сыном Казимира, наследственным великим князем Литовским и избранным королем Польским. При совершении сего брака, Александр обязался грамотой не беспокоить супруги в исповедании православной веры, и дозволить ей иметь домовую церковь, но слишком слабый характером допустил изуверов силой обращать православных к папизму, запретил строить храмы православные, умножил костелы в городах Русских и даже стал стеснять и оскорблять совесть супруги своей. Иоанн, разгневанный на зятя, объявил войну. Грамота его заключалась словами: «хочу стоять за христианство, сколько мне Бог поможет». Бог благословил оружие, поднятое за православную веру: Александр лишился многих владений, которые перешли к Московскому государству.¹¹⁸ Но Иоанну не суждено было окончить войну с Литвой и наказать зятя: он скончался после 43-летняго царствования, 27 октября 1505 года.

Иоанн принадлежит к числу весьма немногих государей, воздвигаемых Провидением для решения судьбы народов. Явившись на троне в то время, когда новая государственная система возникала повсюду, вместе с новым могуществом государей, на развалинах системы Феодальной или поместной, Иоанн, Великий и Державный, совершил в Русской земле то, что современные ему венценосцы совершали в Западной Европе; он не только учредил единовластие, но был первым истинным самодержцем России, заставил благоговеть перед собой вельмож и народ, восхищая милостью, ужасая гневом и карой. Князья племени св. Владимира и Гедимина служили ему наравне с другими подданными, славились чинами бояр, дворецких, окольничих, приобретая эти чины долговременной службой государю. Не принимая на себя титла царя¹¹⁹ он умел внушить народу беспредельную покорность воле монаршей. Он первый завел сильное и многочисленное войско и умел найти воевод смелых и счастливых, хотя сам не был отважным войном и никогда не решался на войну без крайней необходимости. При Иоанне были иностранные художники, которые лили пушки, чеканили монету, строили великолепные здания.¹²⁰

Царствование Иоанна может служить ясным доказательством той истины, что венценосцы великие являются в свое время по воле Того, Кем цари царствуют и сильные пишут правду. Рожденный и воспитанный данником степной орды, без учения, без наставлений, руководимый только природным умом, Иоанн сделался одним из знаменитейших государей своего времени: силой и хитростью он восстановил свободу и целость России, теснил Литву, сокрушил вольность Новгорода, захватил уделы, расширил свои владения до пустынь Сибири и Лапландии на севере, а на юге – почти до самого Киева. Браком с царевной Софьей, обратив на себя внимание Европы, он дал себе мудрое правило для политики внешней: ласкаемый от

Рима до Константинополя, Вены и Копенгагена, не уступая первенства ни императорам западным, ни гордым султанам, он не хотел мешаться в дела чужие: избирал союзы только для пользы России, искал орудий для своих замыслов, а сам никому не служил орудием. При нем Россия, как держава независимая, величественно подняла главу свою на пределах Европы и Азии, спокойная внутри и не боясь врагов внешних.

Таков был наш первый самодержец в делах государственных, в политике внутренней и внешней! Но в делах церковных он не присваивал себе власти, на которую не имел права. При всех важных случаях он ограничивался тем, что созывал на Соборы святителей и знатнейшее духовенство. Соборы в царствование Иоанна созывались чаще, нежели прежде.¹²¹ Государь только утверждал соборные решения и содействовал исполнению приговоров своей властью. Так поступали и преемники Иоанна.

На Соборе 1503 года Иоанн предложил вопрос об имениях церковных, по поводу вотчин владычних и монастырских, отобранных им в Новгородской епархии после покорения вольного города. Самодержец желал, чтобы были отобраны в казну имения и прочих монастырей Русских. Замечательно, что того же желали и пустынники

Белозерские: Паисий Ярославов, и ученик его преп. Нил Сорский¹²² говорили, что неприлично монастырям владеть селами; чернецы должны жить в пустынях и кормиться своим рукодельем. Но преп. Иосиф, ученик Пафнутия Боровского и основатель монастыря близь Волока-Ламского, держался другого мнения. Он находил необходимым, как для благолепия церковного, так и для поддержания монашеской жизни в сословиях более образованных, чтобы монастыри пользовались некоторым довольством и владели недвижимыми имуществами.¹²³ Святители рассудили, что в Греческой Церкви не существовало запрещение монастырям и церквам владеть недвижимыми имениями; в Русской земле было тоже со времен св. Владимира и Ярослава, даже злочестивые ханы ордынские щадили собственность епископов и обителей иноческих. «Не смеем, заключил Собор, отдать церковного стяжания: оно принадлежит Богу и неприкосновенно». И государь, которого слово было законом, добровольно подчинился решению Собора.

На том же Соборе рассуждали о вдовых священниках. Еще св. Фотий, желая пресечь повод к соблазну стригольникам во Пскове, запрещал Псковским вдовым священникам священнодействовать. Митрополит Феодосий особенно заботился о нравственности белого духовенства, вдовых священников он отсылал в монастыри, развратных лишал сана. К скорби доброго пастыря недостойных оказалось много, и много храмов опустело без священников; народ поднял ропот на святителя и Феодосий отказался от кафедры.¹²⁴ Собор 1503 года постановил правилом, что бы вдовые священники и диаконы не отправляли священнослужения, пока не решатся обязать себя монашеским обетом чистоты. Им предоставлено, если ведут они жизнь непорочную, причащаться в алтаре – иереям в епитрахилях, диаконам в стихарях, а за пение на клиросе пользоваться четвертой частью доходов. С того времени стали выдавать епитрахильные грамоты.¹²⁵

Важнейшим предметом для Московских Соборов в конце XV и в начале XVI века была ересь жидовствующих. В 1470 году пришел в Новгород из Киева еврей Схария (Захария); хорошо знакомый с естественными науками, известными тогда под именем алхимии, он успел обольстить легковерных мнимыми чудесами магии и совратить их в ересь. Два священника, Дионисии и Алексий, обманутые Схарией и вновь прибывшие из Литвы четыре еврея распространили заразу ложного учения; сам Софийский протопоп Гавриил был в числе зараженных. В1480 году великий князь Иоанн взял в Москву двух начальников общества, священника Алексия протопопом в Успенский собор, а Дионисия священником в Архангельский; сюда перешла с ними и ересь. Они казались людям кроткими, воздержанными, праведными и тайно рассевали плевелы лжеучения. Действуя тайно и хитро, они нашли себе слушателей даже при дворе; таковы были: близкий к великому князю дьяк Федор Курицын, с братом Иваном Волком. Алексий и Курицын имели такой свободный вход к великому князю, какого никто не имел. Нельзя было требовать обстоятельств более благоприятных для распространения ереси. Она вошла под защиту таких людей, которые занимали важные места в Церкви и государстве, могла даже надеяться покровительства от самого великого князя, которого, как сам он после признавался, еретики старались уловить в свои сети. Так прошло и еще несколько лет.

В Новгороде архиепископ Сергий, слабый духом и телом и не любимый народом, видел опасность, но не имел твердости действовать против нее.¹²⁶ Наконец провидение дало Церкви Русской сильного поборника веры. На кафедре Новгородской явился известный ученостью, а еще более ревностью по правде, мужественный, деятельный, твердый Геннадий.¹²⁷ Вскоре по прибытии па паству, он открыл существование тайного общества и донес о том великому князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. Некоторые из еретиков уличены в Москве и преданы казни. Со своей стороны ревностный Геннадий, руководствуясь строгим указом государя, действовал успешно. В Новгороде еретики присмирели; одни принесли раскаяние, другие подверглись заточению.

Не так было в Москве; там ересь находила покровительство, с одной стороны в Курицыне, с другой – в новом митрополите Зосиме. Не смотря на то, по державной воле Иоанна, в Москве, 17 октября 1490 года, открыт был собор.¹²⁸ Допросили еретиков, обличили их, предали проклятию, некоторых сослали в заточение, других отправили в Новгород к святителю Геннадию, который, давно желая искоренить настоящее зло и страхом наказания предотвратить будущее, подверг еретиков всенародному позору.¹²⁹

По-видимому лжеучение утихло, тем более, что и суд Божий карал богохульников,¹³⁰ но в тайне оно продолжало распространяться в Москве. Зосима не только давал волю злу, но и наказывал смелых обличителей нечестия. Даже в самом Новгороде еретики, употребляя во зло снисходительность св. Геннадия, исходатайствовали себе свободу лицемерным покаянием и разнесли свое нечестивое учение по многим городам и селам. Всеобщее ожидание кончины мира, оказавшееся напрасным,¹³¹дало им повод с бесстыдной наглостью смеяться не только над ожиданием христиан

но и над самыми догматами православия: «Если Христос есть Мессия, – говорили они, – почему же не является Он в славе Своей, по вашему ожиданию?» Ересь снова подняла голову в Новгороде,¹³² с диким нечестием и страшными мерзостями разврата. Пламенный ревнитель православия, Геннадий призвал к себе на помощь преп. Иосифа Волоколамского: они оба стали действовать решительно, не смотря на силу ереси при дворе. Хотя митрополит Зосима принужден был, в 1494 году, оставить кафедру, но для искоренения зла нужно было участие целой Церкви Русской, нужен был новый Собор, который и был созван державным Иоанном в 1503 году. В числе заседавших на соборе был и игумен Волоколамский; он требовал казни еретиков. Обвиняемые были столь дерзки, что решились открыто защищать свое учение. Но пламенное, проникнутое силой слова Божия и писаний отцов Церкви, слово Иосифа на всех пунктах обличало и опровергало их; важнейшие из еретиков наконец были осуждены на смерть и всенародно сожжены в клетке; другим резали языки, иных заключали в темницу. Осужденные хотели было спасти себя лицемерным раскаянием, но Иосиф настаивал, что притворство, вынужденное страхом наказаний, не есть раскаяние истинное; и еретики не избегли строгости гражданского суда. Так по крайней мере наружно кончились успехи ереси, которая распространялась тайно, свирепствовала долго и сильно.¹³³

Мы изложили ход жидовской ереси в Русской Церкви, но не сказали еще ни слова о сущности лжеучения еретиков, известных под именем жидовствующих. По соборному дознанию 1503 года они 1 ) отвергали воплощение Сына Божия; 2) не верили воскресению Иисуса Христа и вообще воскресению мертвых; 3) не чтили Богоматери, угодников Божиих, икон и мощей; 4) не признавали св. Евхаристии и

прочих таинств; 5) держались более ветхого завета, нежели нового, празднуя пасху по Иудейски (т.е. по Иудейскому календарю); 6) не наблюдали постов, отвергали монашество и предавались явному разврату.

Происхождение ереси из Литвы ясно указывает на то, что начал ее нужно искать в брожении идей рационализма, распространенных на западе задолго до времен Лютеровой реформы и даже до появления Социнианства.¹³⁴ Жидовский элемент был внесен в учение ереси, по всей вероятности, самим Схарией или людьми пришедшими с ним в Новгород, потому что они сами были евреи.

Весьма болезненно было для Церкви Русской появление в недрах ее такой новой, совершенно противной христианству ереси. Но в тоже время отрадой и славой Церкви были два ревностных деятеля, неутомимый в подвигах св. архиепископ Геннадий¹³⁵ и искренно-благочестивый учитель чистой веры, преп. Иосиф Волоколамский.¹³⁶

Ревность о православии и просвещении в южно-русской митрополии, – Собор в Вильне, – Священномученик Макарий, митрополит Киевский. – Упадок образовании в северной Руси. – Обители иноческие – рассадники духовного просвещения. – Библия, собранная святителем Геннадием. – Жизнь и писания прeп. Иосифа Волоцкого и Нила Сорского. – Свет Христов на крайнем севере: преп. Евфимий Корельский и первоначальники Соловецкие – Савватий, Герман и Зосима.

Обозрение достославного царствования Иоанна III отвлекло нас от дел южной митрополии, о которых мы почти не упоминали с того времени, когда православная Русская Церковь, по преставлении святителя Ионы, окончательно разделилась на две половины, под отдельным управлением двух иерархов.

Чистота веры и ревность к православию сохранялись в юго-западной Руси под иноверной властью, не смотря на козни папизма. Мы видели, что гонение, воздвигнутое в Литве против православия, послужило во вред самим гонителям: слабый великий князь Александр за послабление фанатизму принужден был уступить Москве свои восточные владения по Днепр. Хотя папа, со времени Флорентийского собора, считал себя верховным распорядителем Церкви не только на западе, но и на востоке, но уния не распространялась в Литовской Руси, не смотря на то, что ученик отступника Исидора, Григорий долго занимал первосвятительскую кафедру Киева.¹³⁷ Преемники его были архипастыри православные, избираемые своими епископами, с утверждения патриарха Константинопольского. Несмотря на скудость сведений об этом времени, мы часто встречаем указания на сношения их с Константинополем, и никакого намека на сношения с Римом.¹³⁸

Живое и общее стремление к наукам, пробудившееся в Европе, отразилось и на западной Руси. Некоторые из дворян православных еще в XV веке слушали уроки в Краковской академии, в Праге и других местах. Необходимость охранения чистой веры предков от покушений папы, заставила умножать собственные училища. А для размножения православных богослужебных книг и сохранения их от злонамеренных повреждений, послужили типографии в Кракове, Вильне и других местах, учрежденные вскоре по изобретении книгопечатания.¹³⁹

Блистательным памятником заботливости южных пастырей о лучшем управлении Церковью Христовой служит Виленский собор 1509 г. На нем составлены были правила благоразумные, твердые, достойные восточного православия. Изобразив печальное состояние южной своей Церкви, собор постановил: 1) Не подкупать никого, для получения сана епископского, и епископа, поставляющего в священство за

деньги, лишать власти. 2) Не поставлять в священство людей чужой епархии. 3) Поставлять в священство людей достойных, одобренных судом духовника. «Если бы и сам государь прислал недостойного, то всем епископам с митрополитом, явясь к государю, объявить недостоинство того, и ни за что не посвящать.» 4) Отлучать от священства тех, которые, скрыв свое поведение перед духовником, обнаружат жизнью свое недостоинство. 5) Не допускать до священнодействия священников и иночествующих, когда являются без увольнительной грамоты. 6) Не допускать к служению и вдовых священников, пока не поступят в монашество. 7) Священников и игуменов без вины не лишать церквей их. 8) «Если князь или боярин отнимет церковь от священника без вины и свидетельства святительского, то не давать другого священника, пока не оказана будет справедливость невинно-обиженному.» 9) Князь или боярин может оставлять церковь без священника не долее, как на три месяца; по прошествии срока сего посылать священника по усмотрению епископа. 10) Не отнимать имений у церквей. 11) Священник, священствующий только по воле князя или боярина, но без благословения святителя, лишается сана. 12) Также игумены и иеромонахи, произвольно удаляющиеся из обители. 13) Епископам не принимать на себя мирских дел и не уклоняться от соборов за недосугами. Наконец 14) «если государь, если бояре, или другая власть пришлют за митрополитом или епископом по какому-либо из постановленных и утвержденных теперь правил, желая разрушить заповедь, положенную по правилам апостольским, и выполнить свою волю, то никому на то не осмеливаться, а всем немедленно съехаться к митрополиту, каждому на свой счет, смиренно просить государя и твердо стоять, дабы не был нарушен закон, положенный и утвержденный по правилам Божьим, апостольским и отеческим».¹⁴⁰

Эти определения писаны, как очевидно, под влиянием особенной осторожности и внимания к влиянию иноверной гражданской власти; они поставлены таким образом в главное руководство для управления православием среди козней папизма.

Южная Русь много страдала от набегов Крымских татар; они несколько раз опустошали юг, убивали или уводили в плен христиан, грабили и жгли храмы. Особенно поражен был юг глубокой скорбью, когда татары, сделав внезапный набег, умертвили митрополита Макария,¹⁴¹ мужа святой жизни и пастыря ревностного (1 мая 1497 г.). Макарий отправился из Вильны в Киев с тем, чтобы заняться исправлением дел, расстроенных нападениями тех же татар, преимущественно же возобновлением Софийского храма; татары нагнали его в селе Скрыголове на р. Бчичи, за 5 миль от Мозыря. Современный летописец, знавший жизнь Макария, оплакивает смерть его, как наказание за грехи паствы и как залог наград за его святую ревность. И он не ошибся: мощи Макария прославлены нетлением, как мощи священномученика.¹⁴²

В северной Руси, или государстве Московском, усердие к вере и отвращение от всего не православного были так же живы и искренни, как и на юго-западе Русской земли, хотя образование не только мирян, но и клира находилось в жалком положении. В XIV веке, даже в начале ХV-го еще были (особенно в Новгороде, Москве и других городах) училища для первоначального обучения грамоте, чтению, письму и церковному пению под руководством местных священнослужителей,¹⁴³ но к концу ХV-го столетия, невежество стало усиливаться. Как печальна картина, представленная блаж.. архиепископом Геннадием, богомудрым ревнителем просвещения! «Вот, – пишет он к митрополиту, – приводят ко мне мужика для поставления в священный сан: я приказываю ему читать апостол, а он и ступить не умеет; приказываю дать ему псалтырь, а он и по той едва бредет. Я отказываю ему, и на меня жалобы: «земля, господине, такова; не можем добыть, кто бы умел грамоте». Вот и обругал всю землю, будто нет человека на земле, кого бы ставить в священство! Бьют мне челом; «пожалуй, господине, вели учить.» Приказываю учить эктению, а он и к слову пристать не может; ты говоришь ему то, а он другое. Приказываю учить азбуку, и они, не много поучившись азбуке, просятся прочь, не хотят учить ее. А у меня духа не достает ставить неучей в священники. Мужики невежи учат ребят грамоте и только портят; а между тем за учение вечерни принеси мастеру кашу да гривну

денег, за утреню тоже, или и больше; за часы особо.,.. А отойдет от мастера, и ничего не умеет, едва-едва бредет но книге; а церковного порядка вовсе не знает.» Вот как готовили к сану учителей Церкви! Вот каковы были познания будущих наставников народа! Святитель Геннадий молил великого князя и митрополита об учреждении первоначальных училищ, но не видно, чтобы желания его были исполнены.¹⁴⁴

Не было в храмах живой изустной проповеди слова Божия: она, по необходимости, заменялась уставными чтениями из древних учителей Церкви. Люди неграмотные, составлявшие огромное большинство народа, не могли освободиться от суеверия и ложных толкований, потому что поучения, писанные для древнего времени, для другой страны, переведенные неясным языком и читаемые в церкви без

всякого изъяснения, были для них совершенно невразумительны. Такое невежество народа открывало к нему свободный доступ всем учителям лжи, всем сеятелям ересей и расколов. Пагубные плоды такого посева увидим в последующее время.

Только смиренные обители иноческие продолжали распространять просвещение духовное по Русской земле; в них, по-прежнему, живой опыт объяснял подвижникам тайны веры и благочестия; примеры святой жизни разливали свет и жизнь на современников. Во многих обителях списывали отеческие сочинения, заносили в летописи события современные, писали жития угодников Божьих.

Памятником пастырской заботливости св. владыки Новгородского Геннадия сохранился составленный им полный список Библии.¹⁴⁵ При этом он желал не только доставить православным возможность читать священное Писание, необходимое для всех и почти никому недоступное,¹⁴⁶ но и оградить простодушных от обольщений еретиков, которые выдавали подложные и баснословные сочинения за книги священные.

Другой знаменитый ревнитель и труженик духовного просвещения был преп. Иосиф Волоцкий чудотворец. Уроженец Волока-Ламского, он происходил из дворянского рода Саниных. Ученик опытного наставника, преп. Пафнутия Боровского, Иосиф наследовал ему, по желанию братии, в управлении монастырем. Как пламенный приверженец общежительного жития, он предлагал братии ввести в обитель чин общежития, и когда предложение не было принято, тайно ушел на Белое озеро и там, несколько лет, в виде простого послушника, на опыте изучал устав общежития, который был составлен преп. Кириллом и сохранялся во всей строгости. Там у братии все было общее, и пища и одежда; собственности личной не было: послушание было совершенное, так что без благословения старца не делалось ни малейшего дела; в храме иноки вели себя благоговейно, каждый стоял па своем месте, погруженный в молитву; за трапезой безмолвно внимали чтению душеспасительных книг. Иосиф принял на себя послушание в хлебопекарне монастырской: между тем старался точнее узнать устав преп. Кирилла, и беседовал со старцами, более прочих знакомыми с преданиями богомудрого основателя обители. Здесь Иосиф нашел тот порядок, который желал учредить в своем братстве. Посетив еще несколько монастырей,¹⁴⁷ ревностный игумен возвратился в свою обитель, снова предложил братии правила общежития и получив новый отказ, решился оставить навсегда Пафнутьев монастырь и основать свой собственный, чтоб устроить его по своему желанию; Для сего с семью преданными ему иноками он удалился в знакомые ему леса Волоколамские.

Князь Волоколамский Борис Васильевич, давно слышавший о добродетелях Иосифа узнав о прибытии его в пределы Волоколамские, отдал в полную его волю выбрать место для обители.¹⁴⁸ Она была основана преп. Иосифом в 1479 году.

При самом начале монастыря, ревностный основатель не имел возможности учредить общее житие, но когда число братии возросло значительно и удовлетворение внешних нужд обеспечено было обильными вкладами, тогда Иосиф учредил порядок общежительных монастырей, избрав образцом преимущественно устав Кириллова Белозерского монастыря.

По правилу преп. Иосифа у братии должно быть все общее: одежда, обувь, пища, питие; никто из братии без благословения настоятеля не мог взять в келью ни малейшей вещи; не должен был ничего есть и пить отдельно от других; хмельные напитки не только не позволялось держать в монастыре, но запрещалось привозить приезжающим и на гостиницу. К божественной службе должно было являться по первому благовесту, и занимать в храме определенное для каждого место; переходить с места на место или разговаривать во время службы запрещалось. После литургии все должны были идти в трапезу, вкушать пищу безмолвно и внимать чтению. В свободное от службы время братия должны были участвовать в общих работах, или, сидя по кельям, заниматься рукодельем. После повечерия не позволялось останавливаться в монастыре, или сходиться, но каждый должен был идти в свою келью и с наступлением вечера исповедоваться отцу своему духовному, в чем кто согрешил в течение дня. Женщинам и детям запрещен был вход в монастырь, а братии всякая беседа с ними.¹⁴⁹ Без благословения никто не мог выходить за ворота. Для управления монастырем учрежден был совет из старцев.

Под руководством преп. Иосифа братия подвизалась усердно па поприще иноческой жизни. Все время было посвящено или молитве или трудам телесным. Пища была самая простая; все носили худые одежды, обувь из лык, терпели зной и холод с благодушием; не было между ними смеха и празднословия, но видны были постоянные слезы сокрушения сердечного. В кельях своих братия ничего не имели, кроме икон, книг божественных и худых риз, а потому у дверей келий и не было запоров. Кроме обыкновенного правила монашеского, иной полагал еще по тысяче, другой по две и по три тысячи поклонов в день. Для большего самоумерщвления иной носил железную броню, другой тяжелые вериги, третий острую власяницу. Большая

часть ночи проходила в молитве. Сну предавались на короткое время, иной сидя, иной стоя. И все такие подвиги предпринимались не самовольно, но с благословения настоятеля. Таким образом послушание освящало их и любовь увенчевала. Каждый готов был помочь телесным и душевным нуждам своего брата. Знаменитость происхождения, мирская слава и богатство за вратами обители были забываемы. Приходил ли в монастырь нищий или богач, раб или вельможа, они равны были; на каждого возлагались одинаковые труды, и почесть отдаваема была только тем, которые более подвизались и преуспевали на поприще иноческих подвигов.

Сам Иосиф во всем был примером для братии. Прежде всех приходил он в храм Божий, пел и читал на клиросе, говорил поучения, и после всех выходил из храма. Была ли общая работа для братии, он спешил и здесь предварить всех; трудился, как последний из братии; носил такую убогую одежду, что часто его не узнавали; изнурял себя постом и бдением, вкушая пишу большей частью только через день, и проводя ночи в молитве. Но не видали его никогда дряхлым, или изнемогающим; всегда лицо его было светло, отражая душевную чистоту. С любовью помогал он братии во всех их нуждах; особенное внимание обращал на душевное состояние каждого, подавал мудрые советы, и силу слова подкреплял усердной молитвой к Богу о спасении вверенных ему душ. Когда кто из братий боялся, или стыдился открывать ему свои помыслы, опытный старец, провидя внутренние помышления, сам заводил беседу о них и подавал нужные советы. Ночью тайно обходил он кельи, чтобы видеть чем кто занимается, и если слышал где разговор после повечерия, то ударял в окно, показывая свой надзор. Во время одного из таких обозрений заметил он, что кто-то крадет жито из монастырской житницы. Увидев Иосифа, тать хотел бежать, но Иосиф остановил его, сам насыпал ему мешок жита и отпустил с миром, обещаясь вперед снабжать его хлебом.

Благодетельное влияние Иосифа не ограничивалось одним монастырем, но распространялось на всю Волоцкую область. Слава добродетельной жизни Иосифа, мудрость наставлений, подкрепляемых свидетельствами Писания и Отцов Церкви,

сила слова привлекали к нему многих. Князь Волоколамский Борис часто посещал его, открывал ему свою душу и руководствовался в жизни благочестивыми его советами. Сын его Иоанн был крестник и духовный сын Иосифа. Вельможи и высшие сановники считали для себя за счастье удостоиться беседы с Иосифом, избирали его себе духовным отцом, с любовью исполняли его советы и исправляли жизнь свою по его указанию. Женщины, не имея возможности лично пользоваться наставлениями Иосифа, спрашивали советов его письменно, или через своих духовников.

Особенно любил оп помогать нуждающимся. Имел ли кто из поселян нужду в семенах для посева, или лишался домашнего скота и земледельческих орудий, приходили к Иосифу, и он снабжал всем нужным. В один год, в Волоколамской области был голод. Не имея насущного пропитания, поселяне стекались к обители Иосифа, прося хлеба. В продолжении всего этого несчастного времени, Иосиф питал около семи сот человек, кроме детей. Чтобы дать приют некоторым из них, и особенно детям, Иосиф построил подле монастыря странноприимницу и при ней церковь в честь Введения во храм Богородицы, велел покоить болящих и страждущих, кормить всех бедных, поставил здесь особого смотрителя, и эта странноприимница получила название «Богорадного монастыря». Когда истощились собственные средства обители, Иосиф, несмотря на ропот братии, делал займы и кормил бедных. В тоже время убеждал и владетельных князей употребить свои меры для вспомоществования страждущим от голода. По устроению Промысла Божия, пожертвования препод. Иосифа в пользу бедных не остались без вознаграждения, для новых раздаяний бедным. Великий князь Василий Иоаннович, лично удостоверившись в оскудении обители, обильными дарами спешил вознаградить издержки. Братья великого князя: Симеон, Дмитрий и Юрий, также присылали от себя пожертвования в обитель Иосифа.

Мы знаем уже подвиги преподобного Иосифа, в борьбе с ересью жидовствущих. Твердые речи его на Соборе и богомудрые писания много способствовали к обузданию ереси¹⁵⁰ и успокоению Церкви.

Но вскоре неутомимый оберегатель мира церковного сам подвергся огорчениям в собственном своем монастыре. Главной причиной этих беспокойств был князь Волоколамский Федор Борисович. Он начал делать различные притеснения Иосифову монастырю, который принадлежал тогда, вместе с владениями Волоцкого князя, к епархии Новгородской. Чтоб избавиться от обид, преп. Иосиф решился, по примеру некоторых других обителей,¹⁵¹ перейти под непосредственное покровительство великого князя и митрополита. В 1507 году желание его было исполнено и он получил от великого князя несудимую грамоту.

Переход Иосифа из Новгородской епархии в область митрополита оскорбил владыку Новгородского: архиепископ Серапион¹⁵² подверг Иосифа церковному запрещению за то, что он без ведома и воли своего архипастыря уклонился из паствы его, а великий князь, приняв запретительную грамоту Серапиона за личное себе оскорбление,¹⁵³ объявил владыку лишенным кафедры, и подверг тяжкому заключению в Москве, в Андрониевом монастыре. На Соборе 1509 года, обвинили Серапиона за неправильное отлучение Иосифа, который желал, но не мог получить благословение

своего архипастыря,¹⁵⁴ а Иосифу выдали разрешительную грамоту. Спустя несколько времени двое богоугодных мужей: святитель и игумен примирились, и прежняя любовь водворилась между ними.¹⁵⁵

Пользуясь расположением великого князя, преп. Иосиф последние годы жизни своей провел в мире. Но он подвергался тяжким и частым недугам. Перед концом жизни, ослабело у него зрение, так что он с трудом видел, не мог ничего читать, едва мог ходить и в церковь, водимый и поддерживаемый братией. Чувствуя свою немощь и приближение к смерти, он вновь просил в. князя охранять своим покровительством монастырь, насажденный его потом и трудами, и возращенный молитвами и слезами. Чувствуя приближение кончины, он поручил братии избрать из среды себя преемника ему. Выбор пал на Даниила, старца, любившего нищету, пребывавшего в трудах, посте и молитвах. Пр. Иосиф утвердил это избрание и после того часто беседовал со своим преемником об обязанностях его звания, завещал ему поступать во всем по духовной грамоте, написанной самим Иосифом, а братии внушал иметь любовь и почтение к новому игумену.

В последние дни своей жизни, преп. Иосиф принял великую схиму, и пребывал постоянно в совершенном уединении и в молитвенной беседе с Богом Во время церковного богослужения, братия выносили его в храм: там в уединенном месте, невидимый другими, он слушал церковную службу. В субботу, 8 сентября 1515 г., приобщившись св. Таин, он созвал всех братий, преподал им мир и благословение и, при последнем прощании, изрек им утешительное обетование: «Вот вам знамение, – сказал он, – если я получу некое дерзновение и милость у Господа, – место сие святое не оскудеет, и обитель распространится». На следующий день братия отпели у него в последний раз утреню. В церкви богослужение еще продолжалось, и в то время, как там начали петь: «Святый Боже,» преп. Иосиф, оградив себя крестным знамением, предал дух свой Богу, 75 лет от рождения.¹⁵⁶

В обители преп. Иосифа образовалось много великих подвижников. Некоторые из них возведены были на кафедры святительские: непосредственный преемник Иосифа, Даниил был после митрополитом. Ростовский архиепископ Вассиан II-й, брат Иосифа; епископы: Смоленский Савва Слепушкин, Коломенский Вассиан Топорков, Тверской Акакий, Крутицкие Савва Черный, Нифонт и другие были пострижениками и учениками богомудрого игумена Волоколамского. Из простых иноков замечательны по своей жизни Герасим Черный и Кассиан Косой, пришедшие с Иосифом из Пафнутьева монастыря. Первый из них, строгий постник, жил в последствии вне обители, в затворе, занимаясь молитвой и рукоделием. Одним из главных его занятий было списывание книг. Кассиан Косой ни летом, ни зимой не носил обуви, не знал меховой одежды; он так изнурял себя постом, что преп. Иосиф находил нужным умерять его подвиги.

Известен также по жизни добродетельной Иона Голова, в мире бывший приставником у детей князя Бориса. В одно время он не досмотрел за князем Федором, который упал и повредил себе язык. Избегая гнева князя, он удалился, как в тихое пристанище, в обитель Иосифа, постригся в монашество и проходил самые тяжелые послушания, непрестанно пребывая в трудах и молитве. Непрестанное сокрушение и смирение наделили его обильным даром слез, а любовь и святость жизни привлекали к нему всех. Проходящие мимо обители воины брали хлеб, который он пек, на благословение, а больные для исцеления. Ему отдался в послушание племянник его, юный Епифаний, оставивший двор князя Бориса, и убежавший от похвалы человеческой, чтоб удостоиться благословения Божия. Шесть лет провел он в беспрекословном повиновении своему духовному отцу, подвизаясь в молитве; никакое обидное слово не могло вызвать с его стороны гнева и ропота. Через 14 лет по кончине Епифания тело его найдено было нетленным. Славился также своим благочестием Дионисий, из рода князей Звенигородских; он исправлял послушание в хлебопекарне за двоих братий, и каждый день прочитывал по 77 псалмов и полагал по 3000 земных поклонов. Но любя уединение, он выпросил себе у Иосифа позволение идти на Белоозеро к Нилу Сорскому. С ним вместе удалился туда и другой знаменитый инок Иосифова монастыря Нил Полев, из рода князей Смоленских. Князь Андрей Андреевич Голенин-Ростовский был душевно привязан к Иосифу и любил слушать его наставления. В одно время, отправившись на охоту, он заехал в монастырь Иосифа, взошел в церковь, где совершалась Божественная служба, и, пав к ногам Иосифа, умолял его немедленно постричь в монашество, повторяя, что он не выйдет из храма, пока не исполнится его желание. И тут же, свергнув с себя драгоценную одежду, облекся в грубую власяницу инока, и получил при пострижении имя Арсения. Свое имение он подарил монастырю, слуг отпустил на свободу. Отданный в послушание Ионе Голове, он разделял с братией все труды, держал череду на поварне и хлебопекарне, ходил за больными. Никогда, не видели его праздным; одежду носил он одинаковую с братией, и питался той же пищей.¹⁵⁷

Писания преп. Иосифа по большей части, находятся в тесной связи с обстоятельствами его жизни: та же ревность о славе Божьей и вечном благе своих братий, которая одушевляла его во всех делах, открывается и в сочинениях праведника. Преп. Иосиф одарен был обширной и твердой памятью; при светлом уме, при опытности в духовной жизни, он обладал обширными сведениями.¹⁵⁸ Главное из творений его –шестнадцать слов против еретиков жидовствующих, известное под общим наименованием «Просветителя». Здесь богоносный игумен является глубоким богословом, основательно защищающим догматы и постановления христианской Церкви местами св. Писания и свидетельствами Отцов церкви, а иногда объясняющим и своими умозаключениями. В предисловии к этой книге, изложив начало Новгородской ереси, он говорит о соборе, бывшем против еретиков при Зосиме, и о нечестивых мнениях самого Зосимы. После сего, прерывая повествование, занимается опровержением еретических мнений, в XIV словах. В ХѴ-м слове он доказывает, что не всякого еретика, тотчас же после покаяния, можно допускать к общению с Церковью, но нужно различать свойство и тяжесть ереси и отступления от веры. Рассматривая действия Новгородских еретиков после собора, бывшего на них при Зосиме, до второго собора, преп. Иосиф доказывает, что с такими еретиками нельзя поступать снисходительно. В XVI-м слове, он старается доказать, что раскаяние, вынужденное страхом казни, не должно освобождать кающегося от наказания.

Основатель Волоколамского монастыря желал оградить обитель свою определенными правилами, дабы своеволие не ввело в нее, ко вреду духовной жизни, своих обычаев. В таком духе писаны им: «Устав монастырю», в 14-ти главах.¹⁵⁹ В заключении устава приложены «Завещание или духовная грамота грешного и худого игумена Иосифа» и дополнительные правила для иноков.

Сверх того преп. Иосиф оставил после себя много посланий, писанных им во время борьбы с еретиками, по поводу спора со св. Серапионом и для назидания разных лиц в жизни духовной.¹⁶⁰

Чтобы ближе ознакомить читателей с писаниями преп. Иосифа, извлечем из них наставление его о том, как надобно служить единому Богу:

«Прежде всего возлюби Господа Бога всем сердцем и всем умом твоим и крепостью; пусть не отлучает тебя от любви Божией ни жизнь, ни смерть, ни настоящее, ни грядущее. Пусть все правила и привычки твои будут угодны Богу.... Мало говори и много размышляй; не будь дерзок в слове, не излишествуй в беседе, не будь склонен к смеху, украшайся стыдливостью. Трудись руками своими, благодари за все, терпелив будь в скорби, охраняй сердце от гордости и худых помышлений. – Не засматривайся на жизнь ленивых, а ревнуй житию святых; радуйся успехам добродетельных, но не завидуй. Плачь о согрешающих, но не осуждай их – есть Судия, Который воздаст каждому по делам его. Не оправдывай себя, а признавай себя грешником перед Богом и людьми; не беседуй льстиво; не клевещи ни на кого и не слушай клеветы. Пусть ярость не делает тебе насилия и похоть не владеет тобою; не гневайся напрасно и не думай о мести, чтобы платить злом за зло. Пусть укоряют тебя, но ты не укоряй; пусть бьют тебя, но ты не бей; пусть обижают тебя, но ты не обижай. Остерегайся бесед женских и вина: то и другое отуманивает даже самых умных людей. Совершая заповеди Господа, не будь печален, а жди награды от Бога и ищи жизни вечной».

«Читай завещанные книги и отнюдь не читай запрещенных. Ищи небесного и не жаждай земных благ: над ними растянута сеть; увязнешь как птица. Откажись от мирской мудрости и умудряйся во Христе. Иное дело мудрость Его и другое –мудрость мира, который распял Христа, Господа славы».

«Пусть исходит из уст твоих слово утешения, укрепляя любовь к тебе других. Беседуй с лицом веселым, чтобы весело было и разговаривающему с тобой. Разговаривая с бедняком, не оскорби его: кто обижает нищего, оскорбляет Создателя. Не стыдись кланяться всякому, как созданному по образу Божию. Старшего летами постарайся почтить; с равными встречайся мирно; младших принимай с любовью; перед почтенными не ленись стоять. Алчущего накорми, жаждущего напой, как повелел Господь, нагого одень, странного введи в дом, больного посети, дойди до темницы и узнай беду тамошних; чего требуют, подай; поскорби, вздохни и прослезись с ними; вспомни, что многие из них страждут за один какой-нибудь грех, а мы постоянно грешим и однако живем счастливо. Так скорби о грехах своих, воздыхай о соблазнах и падениях города, где живешь».

«Ищи человека боящегося Бога и служащего Ему всей душой и к нему прилепись душою и телом. Если нашел ты такого человека: будь покоен; ты нашел ключ к царству небесному. Следуй ему во всем, внимай словам его, делай приятное ему. Монастыри и дома святых пусть будут для тебя пристанищем; прибегай к ним, принимай в них участие, утешай их в нищете их. Если есть у тебя нужное для них, принеси им: ты отдашь это в руки Божии. Пойми, чего требует Царь небесный от твари своей? Малой и легкой милостыни. Подай же малость и получишь вечное; подай немногое и возвратится тебе во сто раз. Милующий убогого дает взаймы Богу».

«Мир этот пройдет мимо вас и слава его исчезнет; а придет Господь с небесными силами, поставит каждого на суд и каждому воздаст по делам его. Помни, что можешь завтра же увидеть, как разверзнутся небеса, сойдут ангелы и ты станешь перед страшным судилищем и будешь давать отчет в твоей жизни, в делах, словах и мыслях. Позаботься же о себе, вспомни грехи свои, не забывай о суде. Помни, что ты человек смертный, немощный и подверженный страстям. Помни, что ты живешь в

жизни печальной, погубившей многих добрых и злых, умных и неумных, богатых и бедных. Помни, что ты человек слабый, не можешь вынести труда одного дня, ни

бдения одной ночи. Вспомни, сколько ты грешил перед Богом в юности своей. Вспомни, что день и ночь борешься ты с грехом, как со львом. Подумай, сколько там под землей душ, оскорблявших Бога, желавших получить малый отдых и не получивших. Подумай, как часто поднималось море жизни нашей от плоти нашей, сколько бурь и мятежей, сколько ветров, сколько грехов, сколько слез по городам, домам и торгам! Подумай, сколько было людей, после Адама, и все прошли без следа. Прославились на небе и на земле лишь те, которые жили по заповедям Божиим. Что в этом мире – не ложь? Все полно болезни и страха. Рождение наше со страстями и смерть страшна. А что будет по смерти, не известно; все пути наши –печальны. Плоть наша неумирима. Здоровая воюет, немощная печалит нас; не давай ей хлеба – ослабеет. Кто в этой жизни прожил без скорби? Кто не стонал? Сколько обманутых жизнью! Подумай, что скоро, скоро оставишь ты все видимое: и эту землю, и это небо, и этих людей. Подумай, как ничтожен ты телом и душою. Малая скорбь одолевает тебя, малое слово громит тебя, малая болезнь как огонь обжигает тебя и ввергает в скорбь. Каждое веселье света оканчивается печалью. Ныне играют свадьбу, завтра плачут над мертвецом, Ныне рождаются, завтра погребаются. Ныне радость, завтра слезы. Ныне богат, завтра нагой. Ныне знатен, завтра труп, поедаемый червями. Содрогнемся и вострепещем. Что с нами будет, незнаем. Покаемся теперь; после смерти нет покаяния. Что сделаем здесь, то и найдем там; что посеем, то и пожнем».¹⁶¹

Другим путем, но к той же цели – спасению своей души и пользе ближнего, шел, великий отец Русской Церкви, преп. Нил Сорский, из дворянского рода Майковых. Он родился в 1433 году и положил начало иноческой жизни в Кирилловой обители, где пользовался советами мудрого и строгого старца Паисия Ярославова. Спустя несколько времени, он пошел, вместе с учеником своим и сотрудником, монахом Иннокентием, к святым местам восточным, и несколько лет провел на Афонской горе и в монастырях Константинопольских. В это особенно время он напитал дух свой наставлениями великих отцов пустынных, которые путем внутреннего очищения и непрестанной молитвы, совершаемой умом в сердце, достигали светоносных озарений Духа Святого. Душеспасительные уроки сих богомудрых Отцов не только изучил он умом и сердцем, но и обратил в жизнь и постоянное упражнение.¹⁶²

Возвратясь в Белоозерский монастырь, пр. Нил уже не остался жить в нем, но срубил себе келью не вдалеке от него; потом отошел за 15 верст, где водрузив крест, поставил сперва часовню и уединенную келью, и при ней ископал кладезь, а когда собралось к нему для сожития несколько братий,¹⁶³ то построил деревянную церковь

Покрова Богородицы. Отсюда писал он к другу своему Иннокентию: «Когда мы жили вместе с тобой в монастыре (Кирилловом), ты знаешь, как удалялся я мирских связей и старался жить по священному писанию, хотя по лености моей и не успевал. По окончании странствования моего пришел я опять в монастырь, устроил себе вблизи его келью, жил сколько мог. Теперь переселился я вдаль от монастыря, нашел благодатью Божьею место по мыслям моим, мало доступное для мирских людей, как сам ты видел.¹⁶⁴ Живя наедине, занимаюсь испытанием духовных писаний: прежде всего испытываю заповеди Господни и их толкование, и предания апостольские, потом жития и наставления св. отцов. О всем том размышляю, и что по рассуждению моему, нахожу богоугодного и полезного для души моей, переписываю для себя. В этом жизнь моя и дыхание. О немощи моей и лени возложил упование на Бога и пречистую Богородицу. Если что случается мне предпринимать и если не нахожу того в Писании, на время отлагаю в сторону, пока не найду. По своей воле и по своему рассуждению не смею предпринимать что-нибудь. Живешь ли отшельнически или в общежитии, внимай святому Писанию и следуй по стопам отцов или повинуйся тому, кто известен тебе, как муж духовный в слове, жизни и рассуждении Святое Писание жестко лишь для того, кто не хочет смириться страхом Божьим и отступить от земных помышлений, а желает жить по своей страстной воле.

Иные не хотят смиренно испытывать св. Писание, не хотят даже слышать о том, как следует жить, как будто писание не для нас писано, не должно быть выполняемо в наше время. По истинным подвижникам и в древние времена и в нынешние и во все века слова Господни всегда будут словами чистыми, как очищенное серебро; заповеди Господни для них дороже золота и камней драгоценных, слаще меда и сота».

Как для себя, так для и учеников своих, преп. Нил поставил правилом не общежительное житие, а строгое скитское (аскетическое). При построении храма надлежало сделать на болотистой почве высокую насыпь, тем более, что под церковью назначалась братская усыпальница. Руками богомудрого старца и живших при нем скитников насыпан был высокий холм для храма и усыпальницы. Кельи поставлены на возвышении; каждая – от другой и от храма – на расстоянии брошенного камня. Скитники собирались в храм свой, по примеру восточных, только по субботам, воскресеньям и праздникам; в прочие дни каждый молился и трудился в своей келье. Всенощная скитская продолжалась во всю ночь в полном смысле слова: за каждой кафизмой предлагалось по три и четыре чтения из Отцов. Во время литургии пели только трисвятую песнь, аллилуия, херувимскую и достойно; все прочее читалось протяжно, на распев. В субботу приходили в братскую усыпальницу, где совершалась панихида за упокой усопших. В завещании ученикам преп. Нил так изображает внешнюю сторону скитского жития: «а) Пропитание снискивать трудами рук, но не заниматься даже земледелием, так как оно по сложности своей не прилично отшельнику, б) Только в случае болезни или крайней нужды принимать милостыню, но не ту, которая могла бы служить кому-либо в огорчение, в) Не выходить из скита, г) В церкви не иметь никаких украшений из серебра, даже и для священных сосудов, а все должно быть просто, д) Здоровые и молодые должны утомлять тело постом, жаждой и трудом, а старцам и слабым дозволяется успокоение в известной мере, е) Женщинам отнюдь не входить в скит.» Не многосложно правило для наружной жизни! Но преимущественный труд и подвиг скитского жития состоит во внутреннем подвижничестве, в бдительности над состояниями души, в очищении ее молитвой и богомыслием. Сие-то подвижничество пр. Нил изображает довольно подробно в завещании для учеников своих, и в обширном сочинении: «Предание о жительстве от св. Отец учеником своим» или скитском уставе.¹⁶⁵

Сколько устав пр. Иосифа Волоцкого отличается внешней строгостью, столько творения дивного подвижника Сорского глубокими сведениями о внутренней жизни во Христе.¹⁶⁶ Введенный им, неслыханный дотоле на севере, скитский образ жизни, полное отречение от всего земного, высказанное им на Соборе¹⁶⁷ и заботы об исправлении, испорченных переписчиками, церковных книг, восстановили многих против преп. Нила и учеников его, но он продолжал терпеливо идти путем своим, не обращая внимания на клеветы людские.

Преп. Нил предал дух свой Господу 7 апреля 1508 г., достигнув 75 летнего возраста. Перед кончиной он заповедал ученикам своим: «Молю вас, бросьте тело мое в пустыне, потому что оно согрешило перед Богом и недостойно погребения; пусть растерзают его звери и птицы. Или, если, хотите, выкопайте яму и положите его туда без всякого уважения. Бойтесь слова сказанного Великим Арсением ученикам его; на суд стану с вами, если кому отдадите (для почитания) тело мое. Во всю жизнь мою избегал я чести и славы века сего; того же желаю и по смерти.» И предсмертное желание великого ревнителя нищеты и смирения исполнилось: обитель его осталась одной из самых малолюдных и бедных на севере России и св. мощи его почивают под спудом в убогой часовне.¹⁶⁸

И дальние окраины севера, суровые берега и острова «студеного моря» (как называли наши предки Северный Океан с его заливами) населялись пустынножителями. В начале XV века пришел (неизвестно откуда) на Корельский берег Белого моря преп. Евфимий. Но едва усердный труженик успел построить храм святителя Николая и несколько келий, как, в 1419 году, Норвежские разбойники напали на монастырь, сожгли церковь и умертвили нескольких иноков. Вскоре потом сыновья Марфы посадницы, владевшей на севере огромными пространствами земли, осматривая имения свои, утонули в устье Двины¹⁶⁹ и погребены в развалинах разоренной обители, а мать их доставила богатые средства для возобновления церкви и келий. Блаж. Евфимий известен не только по заботам об устройстве монастыря, но и по ревности к просвещению дикого Карельского края светом евангельской истины. Он просвещал заблудших словом и примером жизни своей. Преставление преп. Евфимия последовало около 1435 года.¹⁷⁰

Почти в то же время на одном из бесплодных островов Белого моря возникла обитель иноческая, которой суждено было занять одно из самых видных мест между

монастырями Русской земли.

В Белозерской лавре преп. Кирилла подвизался инок Савватий. Безответное послушание игумену, кроткая любовь к братии и строгая жизнь стали приобретать ему уважение. Это тяготило старца и он решился скрыться в безмолвное место. Услышав, что в Новгородской стороне на озере Нево (Ладожском) есть остров Валаам и на нем монастырь, отделяемый от мира водою, любитель смирения и безмолвия собрался идти на тихий остров; белозерские иноки не без скорби расстались с подвижником Божиим. На Валааме Савватий явился инокам послушливым и безответно выполнял поручения, не спрашивая и себя, для чего требуют того или другого. Дошло до слуха Савватия, что еще дальше на север есть Соловецкий остров,¹⁷¹ никем не обитаемый, весьма не легкий для пребывания на нем, редко доступный даже для рыбаков. Загорелась душа пустынолюбивого старца желанием пожить там в любезном безмолвии. Когда объявил он о своем желании игумену и братии, они никак не хотели расстаться с Савватием. Чудная ревность к суровым подвигам! Убеленный сединами старец ночью бежал с Валаама. Когда достиг он берега Белого моря и стал расспрашивать прибрежных жителей о Соловецком острове, они рассказали ему, что остров велик, с озерами, лесами, горами, но необитаем от того, что очень неудобно сообщение с ним. Этот рассказ еще более воспламенил в старце желание поселиться на нем. «Чем же ты будешь питаться и одеваться там, старец, когда ты так беден и дряхл»? – спросили люди, с которыми беседовал Савватий. Подвижник отвечал: «У меня такой Владыка, Который и дряхлости дает силы свежей юности и голодных питает до сытости». Старец решился остаться на время в часовне, стоявшей вблизи устья р. Выги.¹⁷² – Здесь увидался он с отшельником Германом и от него узнал еще более, как благоприятен для безмолвия остров. Герман изъявил готовность не только проводить его до острова, но и поселиться с ним там. На малой ладье отправились они по беспокойному морю и хранимые Господом на третий день счастливо достигли берега. Близь горы Секирной, в расстоянии 12 верст от нынешней обители, поставили они крест¹⁷³ и себе кущи. Это были первые отшельники на дальних Соловках. Подвиги их с 1429 года освятили негостеприимный остров сурового севера. Это отшельничество далеко тяжелее отшельничества восточного. На здешней почве нельзя было иметь никакой растительной пищи, а страшный холод зимы и сырость осени сжимали самую жизнь в организме телесном. Подвижники Божии терпеливо выносили все перемены климата в плохих своих хижинах, согреваясь любовью к Господу: они молились и пели псалмы, ожидая вечности блаженной.

Когда прибрежные жители Кеми услышали, что на Соловецком острове поселились монахи, они позавидовали и послали туда одну семью, с тем чтоб она, ознакомясь там ближе со средствами острова, открыла удобства и другим для поселения. Раз Савватий пел с другом своим воскресную всенощную и вышел покадить крест, поставленный перед кельею. Неожиданно слышит он крик и вопль и в смущении спешит в келью сказать о том Герману. Оградясь крестным знамением, Герман идет на голос крика и видит горько рыдающую женщину. «О чем ты так плачешь»? –спросил он. «Я шла к мужу, – отвечала она, –и вдруг встретились мне двое юношей светлых, с гневом стали жестоко бить меня и говорили: бегите отселе, не для вас это место, сонмы иноков будут здесь славить Бога,– бегите, чтобы иначе скорая смерть не постигла вас. И мгновенно исчезли они». Герман рассказал старцу, что узнал, и оба прославили Господа за Его дивную волю.

На шестом году Соловецкой отшельнической жизни, авва Герман для нужд келейных отправился на берег к р. Онеге. После него в том же году старцу Савватию было извещение о скором разрешении его от уз телесных. Он поспешил на твердую землю, чтобы приобщиться св. Таин и в два дня на утлой ладье достиг берега. Там

встретил он игумена Нафанаила, жившего при часовне на р. Выге; рассказав о себе, где он жил, Савватий просил преподать ему разрешение и приобщить св. Таин.–Нафанаил спешил напутствовать больного и просил св. старца идти в часовню и там ждать его до утра. «Не веете, что утре будет» сказал старец и просил не отлагать исполнения просьбы его до утра. Игумен исполнил желание св. старца и просил подождать его в часовне, чтобы насладиться духовною беседою. «Как Господу угодно, так и будет», отвечал старец и пошел к часовне. В это время прибыл на берег Новгородский купец Иоанн. Помолясь в часовне, зашел он в келью и здесь увидел благолепного старца. Усладясь беседою его, купец предложил ему богатое подаяние. «Мне это не нужно, сказал старец, раздай бедным» и объяснил, как много значит для души подаяние милостыни. – Купец опечалился тем, что св. старец не принял у него ничего для себя, а Савватий с ласкою любви сказал ему: «Останься, друг, до завтра здесь: не будешь жалеть о том и путь твой будет покоен». Купец отвечал, что ныне же должен отправиться в море. Но едва вышел он из кельи, как на море поднялась буря. Пришлось и против желания остаться на берегу. На утро добрый купец пришел принять благословение у старца, с молитвою толкнул в дверь, ответа не было, – взошел в келью и увидел старца сидящего в куколе и мантии, с кадильницею в руке, но не слышал ответа на приветствие: старец скончался с молитвою на устах. Это было 27 сентября 1435 года. Пришедший игумен Нафанаил похоронил, вместе с Иоанном, почившего подвижника.

По кончине преп. Савватия, остров, освященный его молитвами и подвигами, не на долго остался необитаемым. В поморский край пришел инок, по имени Зосима,¹⁷⁴ искавший удобного места для безмолвия. На устье р. Сумы встретил он блаженного авву Германа, и узнал от него о подвигах преп. Савватия. Зосима обрадовался и вместе с Германом пустился в ладье, через Белое море, на Соловецкий остров. Прибыв безбедно на желаемое место, пустынники ходили по острову с мыслию, где бы Бог благословил устроить обитель, и остановились не далеко от морского берега, на берегу озера с приятною водою. Они поставили себе кущи и провели ночь в молитве. Это было в 1436 году. На утро пр. Зосима вышел из хижины и увидел над местом их необыкновенный свет и на воздухе церковь. Незнакомый еще с видениями, он ужаснулся и в страхе поспешил в кущу. Старец Герман, увидев изменившееся лице его, понял, что он видел что-нибудь особенное и спросил: «Что случилось с тобою, брат мой? Ты видел что-то необыкновенное»! Зосима передал ему, что видел. Старец рассказал ему в свою очередь, как еще при Савватие прогнаны были с этого места мирские люди и как оно свыше назначено было для пребывания иноков. Обрадованный уверением небесным о назначении места, Зосима утвердился в намерении основать здесь обитель. Помолясь Господу, отшельники начали рубить деревья для сооружения кельи; днем они занимались работою, а ночь проводили в молитве. В исходе лета Герман отправился на Сумский берег, чтобы запастись хлебом и надеялся возвратиться осенью. Но ветры и потом снег не позволили ему пуститься в море и он провел зиму на берегу. Зосима остался один, но возложил упование на Господа. Он удвоил молитвенные бдения свои.¹⁷⁵ Духи злобы стали тревожить отшельника разными призраками, домогаясь прогнать его с места. Зосима подвизался твердо. «Если дана вам, говорил он, власть надо мною, делайте что хотите; если же нет, напрасно трудитесь». Призраки исчезли. Но стала грозить голодная смерть: скудный запас хлеба исчезал. Зосима обратился с молитвою к Господу о помощи. И вот приходят к нему два человека с запасом хлеба, муки и масла и говорят: «Возьми это и положи у себя; – если будешь иметь нужду, можешь употреблять в пищу до нашего возвращения». Зосима не успел спросить, кто они и как зимою попали на остров? Напрасно прождав их не малое время, он понял, что это помощь от Господа и возблагодарил Его. Весною Герман привез с собою запас хлеба и рыболова Марка со снастью для рыбной ловли. Духовные друзья прославили вместе Господа за дивную благость Его.

Когда разнеслась молва о новом подвижнике Соловецком, к преп. Зосиме стали приходить любители безмолвия, он принимал их с любовью. На месте дивного видения срублен был небольшой храм Преображения Господня и при нем трапеза. Послали одного монаха в Новгород испросить благословение архипастыря и антиминс для нового храма. Возблагодарив Господа за благодать, одушевившую таким мужеством рабов Его, святитель¹⁷⁶ послал игумена Павла с антиминсом для освящения храма и для управления новым братством. Так началась обитель Соловецкая! Для содержания своего братия рубили дрова, копали под огород землю, доставали из озер соль. Последнюю по времени продавали они и для сторонних людей, которые стали ездить на остров и в замен соли привозили хлеб. Приобретая трудами рук средства к жизни, иноки, по наставлению и примеру Зосимы, ревностно славили Бога в храме и довольны были малым. Но жадная зависть подняла войну против пустынников. Боярские люди являлись на остров и отнимали у иноков рыбную ловлю. «Это отчина бояр наших», – говорили они, тогда как дотоле никто не жил на острове. Лопари также жестоко обижали иноков. Эти нападения злости сильно тревожили Зосиму. Старец Герман успокаивал его: «Нужны терпение и молитва», –говорил он. Между тем игумен Павел не долго мог вытерпеть трудности жизни на суровом и глухом острове. После него были еще два игумена, но и они возвратились в Новгород.

Как настоятели, посылаемые на остров, не могли уживаться там, то братия решились избрать игумена из среды себя и стали просить первоначальника своего, преп. Зосиму, чтоб он принял на себя игуменство. Но смиренный подвижник не хотел и слышать о том. Пустынники собрались к Герману и сказали: «Мы собрались сюда для подвижника Божия Зосимы, из нас никто не может быть игуменом; игуменом должен быть тот, кому поручили мы души свои». Затем тайно отправили посла в Новгород, чтоб архипастырь вызвал и посвятил в игумена Зосиму. Святитель согласился и, вызвав Зосиму, убедил его принять сан священства и игуменства. В Новгороде уже слышали о чудном подвижнике Соловецком и многие желали получить от него благословение в домах своих. Преп. игумену Зосиме дарили для обители церковную утварь и хлеб; другие вызывались помогать обители в возможных нуждах.

Возвратившись на свой остров, преп. Зосима ревностно занялся устроением внутреннего быта обители. Постановив непременным правилом для нее общежитие, он внушал братии вести жизнь иноческую так, как заповедали великие отцы общежития: не желать и не искать ничего для себя, а заботиться об общем покое; в храме стоять со страхом Божиим, не сходить с места до конца службы, не разговаривать с другими: в трапезе сохранять молчание и внимать назидательному чтению. Поныне еще известен устав его о жизни братии. «Игумен, – говорится в нем, – священники, старцы, вся братия едят и пьют в трапезе; кушанье для всех одинаковое; по кельям, за исключением больных, нет стола; из трапезы не выносить кушанья и питья. Одежда и обувь выдаются из казны. Если кто может, покупает себе келью; иначе живут в кельях обители. Дохода нет никакого ни священникам и братии, ни служащим в монастыре и за монастырем: все нужное для каждого выдается из казны».¹⁷⁷

Бог благословлял монастырь по молитвам угодника Своего. По двум грамотам¹⁷⁸ новая обитель получила земли по р. Суме и право на владение целым островом Со-

ловецким, и другими соседними островами.

Слух о высокой духовной жизни преп. Зосимы привлекал на остров ревнителей вечного спасения со всех сторон. Приходили священники, диаконы, причетники, иноки, желая жить с преподобным и пользоваться наставлениями его; старец принимал их с любовью. Даже Лопари и Чудь, даже Норвежцы приходили к преп. Зосиме и поучались душевному спасению. Мало зная язык Русский, они слушали язык сердца чистого, которое без слов говорит сердцам о Боге и вечности.¹⁷⁹

В 1465 году, по совету Кирилловских иноков,¹⁸⁰ преп. Зосима перенес мощи преп. Савватия, уже прославленные чудесами, с берега р. Выги, в свою обитель. Между тем люди мира грешного не переставали оскорблять иногда соловецких иноков. Блаж. игумен отправился в Новгород. «Часто приходят к нам боярские дети, – говорил он владыке Феофилу, – и много делают оскорблений, не позволяя ловить рыбу и угрожая даже совсем выгнать нас из нашей пустыни; заступись за нас». Владыка обещал помощь. Старец обратился с просьбою и к Новгородским боярам. Боярыня Марфа, вдова посадника, была тогда лицом сильным в Новгороде. К ней более, чем к кому-нибудь, нужно было обратиться с просьбою, потому что слуги ее жившие на ее землях, близких к острову, более чем кто-нибудь делали оскорбления послушникам обители. Преподобный явился к ней. Гордая боярыня, возмущенная своими слугами, сочла за оскорбление себе жалобы иноков и приказала выгнать Зосиму из своего дома. Преподобный спокойно перенес оскорбление и сказал со вздохом ученикам: «Настают дни, когда обитатели сего дома не станут ходить в нем; затворятся двери его и двор зарастет травою». Прочие бояре почтительно принимали преподобного, у кого только он был. Марфа почувствовала за тем вину свою и пригласила к себе св. старца. Встретив его с детьми своими, просила она простить ее вину перед ним и обителью. Она вручила ему новую вкладную грамоту на землю и рыбные ловли. За обедом, к которому приглашено было несколько бояр, Зосима сидел молча и по обыкновению мало кушал. Взглянув на сидевших с ним, он увидел, что шестеро бояр сидят без голов; в другой и третий раз смотрел он на всех и видел одно и тоже. Слезы жалости потекли из глаз его и он уже более не касался пищи. Ученик его Даниил, когда вышли они из дома боярина, спросил его: «Что значит, отче! что во время стола три раза смотрел ты на сидевших и потом с поникшим лицом плакал?» Св. старец открыл ученику, что видел он, и не велел говорить о том до времени другим.¹⁸¹

Великий светильник глубокого севера Русской земли, начальник общежития в стране нестерпимых морозов, богоносный Зосима прожил 42 года на Соловецком острове и 26 лет настоятельствовал в созданной им обители. Убеленный сединами, чувствуя близость кончины, созвал он братию и сказал: «Дети, я иду в путь отцов, изберите себе наставника». Они зарыдали о разлуке с ним. «Не плачьте, сказал преподобный, поручаю вас милостивому Спасителю и Матери Божией». Братия со скорбью объявили, что только он, наставник их, может назначить им вместо себя наставника. Преподобный указал на Арсения, и обратясь к последнему сказал: «Ты строитель и питатель обители сей; смотри, чтобы сохранялось все установленное по храму и трапезе и соблюдался чин введенный смирением моим. Заповедую ученикам моим соблюдать устав киновии; опьяняющее питье и женские лица не должны быть на этом острове; даже и дающие млеко животные не должны быть здесь. Телесно разлучаюсь я с вами, но духом с вами пребывать буду». Сказав последнее: «мир всем», он осенил себя крестным знамением и предал душу свою Господу 17 апреля 1478 года.¹⁸²

Вскоре по блаженной кончине преп. Зосимы, множество исцелений и других благодатных знамений доказали святость угодника Божия. Особенно пловцы Белого моря много раз испытывали дивную помощь в страшных опасностях, когда призывали на помощь преп. Зосиму. «Постоянно обуреваемые бедами и страстями, прибегаем к тебе, преп.Зосима, и молим быть молитвенником за нас перед Богом. Посещай милостиво, отче наш, да тобою спасаемые поем: благословен Бог отцов наших».¹⁸³

Под руководством великого аввы образовались крепкие подвижники благочестия. Таковы были свещеносец и ученик его Иоанн, Василий ученик, Онуфрий ученик и пустынник, Герасим ученик и отшельник.¹⁸⁴ Все они пережили дивного наставника. Пережил его и ветхий старец Герман. Более 50 лет прожил авва на острове Соловецком. Он не был человеком книжным, но многолетняя духовная опытность научила его различать явления духовные от естественных. Убежденный в том, что жизнь великих подвижников доставляет назидание многим, авва Герман приказывал ученику своему Досифею¹⁸⁵ и другим записывать все, что он видел при жизни преп. Савватия и как жил с ним на острове. Он любил слушать назидательное чтение и собирал книги. Не смотря на глубокую старость, он много раз путешествовал на твердую землю для нужд обители, и самая кончина застигла старца в 1479 году, вдали от обители – в великом Новгороде, куда он был послан игуменом Арсением. Преп. Герман преставился в обители преп. Антония Римлянина.¹⁸⁶

Прославляя подвиги первоначальников Соловецкой обители, св. Церковь воспевает: «Избегая шума многомятежного мира, мудрый Савватий, ты поселился на пустынном острове, и в ладье телесной, при кротком дыхании всеоживляющего Духа, легко переплыл пучину житейскую, в которой мы теперь подвергаемся бурям и напастям; молись о душах наших»!¹⁸⁷

«Воссияла весна духовная в стране лютого мороза, когда ты, богомудрый Зосима, руководимый доблестным Германом, проник в незнакомые отоки моря, в селение Савватия, и там собрал множество подвижников, неусыпно прославляющих Господа».¹⁸⁸

Подвижники и основатели монастырей в конце XV и начале XVI века: преп. Мартиниан и ученик его блаж. Галактион; преп. Макарий Калязинский, Паисий Углицкий, князь Иоанн – Игнатий, Кассиан грек, Савва Крыпецкий, Александр Свирский, Корнилий Комельский и Кирилл Новоезерский.

Прежде нежели приступим к изложению общецерковных и соединенных с ними гражданских событий при преемнике Иоанна III, обратим благоговейный взор на подвиги тружеников Божиих, насадителей иночества, основателей пустынных обителей, которые светили, как яркие светильники, среди лесов, болот и дебрей покрытой мраком земли Русской.

В стране Белозерской доживал последние дни долгой своей жизни дивный подвижник Мартиниан, ученик преп. Кирилла Белозерского, основатель общежительной обители на безлюдном острове озера Вожа, а после преп. Ферапонта настоятель в монастыре его. Там подал он совет державному слепцу изгнаннику, Василию Темному, искать наследия, отнятого Шемякой,¹⁸⁹ и благодарный великий князь, возвратив снова престол, вызвал Мартиниана к себе и поручил ему игуменство в Лавре чудотворца Сергия. Искренно любя великого князя Василия и желая ему добра, преп. Мартиниан всегда прямо говорил ему правду. Однажды Василий поручил ему уговорить вельможу, удалившегося к Тверскому князю, возвратиться в Москву, и обещал, что тот не только будет прощен, но и получит награду. Боярин послушался преподобного, но, вместо почести, заключен был в темницу. Услышав о том, Мартиниан, немедленно явился к великому князю и сказал ему: «Таков ли праведный суд твой, государь! Ты продал грешную мою душу, лишив свободы того, кому ручался я за свободу душою моею. Да не будет благословение мое на тебе и на твоем княжении»! Великий князь сознал свой грех. В слух бояр своих сказал он, как бы гневаясь: «Судите бояре, что со мною наделал болотный чернец? Пришел ко мне во дворец и снял с меня благословение Божие». Бояре не понимали, что это значит. Великий князь прибавил: «Виноват я перед Богом, забыл свое слово и поступил не справедливо; пойдем к св. Троице, к пр. Сергию и блаж. Мартиниану, чтобы получить прощение». Вслед за тем освободил он боярина и осыпал его милостями, и потом отправился в обитель преп. Сергия. Здесь со всей братиею вышел к великому князю на встречу обрадованный Мартиниан. Но обитель, близкая к столице, тяготила пустынника. Он припоминал себе слова наставника своего преп. Кирилла: «Добро иноку хранить молчание и нестяжание и избегать всего, что может возмущать чувства». С другой стороны, желал он докончить устроение внутреннего порядка в любезной ему Ферапонтовой обители.

Он простился с братией Лавры в 1455 году, и еще 28 лет управлял обителью преп. Ферапонта. Здесь он преставился, 86 лет от рождения, 12 Января 1483 года.¹⁹⁰ Любимый ученик великого Кирилла и собеседник подвижника, Ферапонт воспитал много духовных чад. В числе их особенно замечателен преп. Галактион. Он жил в

келье своего отца и наставника, и когда старец, по дряхлости, не мог ходить в церковь, Галактион носил его на плечах своих. Достигая тайными подвигами до высокого совершенства духовного, и желая сохранить смирение, Галактион, по благословению преп. Мартиниана, иногда налагал на себя юродство, и предсказывал будущие события. По кончине наставника своего он прожил еще 20 лет в обители, служа примером строгой жизни и подкрепляя ослабевавших. Так сказал он одному брату, который впал в уныние и хотел оставить обитель: «Что это, брат, задумал ты? от волнения не убежишь, хотя бы ты и удалился от нас: нельзя нигде избежать искушений вражьих». Когда, в 1505 году, великий князь Василий посылал войско против Казани, прозорливый подвижник говорил: «Еще много раз князь Василий будет хлопотать о Казани, но безуспешно; родится сын Иван, тот овладеет Казанским царством».¹⁹¹ Блаженный Галактион предвидел свою кончину, и известил о том братию; сотрудник его Савва скорбел о разлуке с ним; «Не скорби, через восемь дней

увидимся», – сказал Галактион. И точно, спустя 8 дней после блаженного Галактиона, умер и Савва. Это было в 1506 году.

В Тверской области, близь г. Кашина, в селе Грибкове (что ныне Кожино), у боярина Василия Кожи¹⁹² родился сын Матвей. Рано обученный грамоте, молодой Кожин женился на девице из рода Яхонтовых, но, скоро овдовев, решился быть слугою Царя небесного и постригся в Клобукове монастыре,¹⁹³ с именем Макария. Спустя несколько лет, не довольствуясь подвигами послушания и стремясь душою из городской обители в пустынное уединение, Макарий удалился с семью иноками из Клобукова, чтоб отыскать безмолвное место для подвигов. В 18 верстах от Каши-

на, между двумя озерами, вблизи Волги, нашел он место красивое и тихое, какого искал душою. Водрузив крест, поставил он хижину и стал подвизаться в безмолвии. За местом трудов его оставил название Колязиной пустыни боярин Иван Коляга, которому принадлежали ближние земли. Этот Коляга сначала ненавидел пустынников, но исцеленный преп. Макарием от тяжкой болезни, отдал свои земли под новую обитель иноческую. Она была устроена в честь св. Троицы и Макария принудили принять на себя настоятельство. В сане игумена Макарий трудился на ряду со всею братией, как и в то время, когда был простым иноком. Для умножившейся братии купил он у Тверского князя с. Сергеевское. Игумен к подвигам инока присоединил заботу и труд наставлять братию и посетителей обители. К Макарию приходили и простые люди и многие вельможи. Они уважали его как отца, хотя носил он одежду худую, покрытую заплатами. По такому одеянию и по простоте обращения иные принимали его за человека простого и даже смеялись над ним. Утешением для него было ходить по местам безмолвным и беседовать с природою. Тогда жителями пустынного края были дикие звери: но они были кротки с кротким рабом Божиим и иногда принимали от него пищу,

Духовная жизнь цвела в обители Макария. Вот что говорил сам Макарий посещавшему его преп. Иосифу Волоколамскому: «Когда пришел я на это место, то со мной пришли из Клобукова монастыря семь старцев. Они были так совершенны в добродетелях и духовной жизни, что все братия приходили к ним принимать наставления; они же учили всех полезному, одних утверждали в добродетелях, а уклонявшихся к бесчинию удерживали запрещением и не дозволяли следовать своей воле». Благодать Божия проявлялась в подвижнике Божием чудными знамениями еще в земной жизни его. Раз привезли в обитель его расслабленного Захарию и больной со слезами просил Макария помолиться за него. «Зачем привезли тебя ко мне, брат мой, зачем просишь ты помощи у грешника, который едва кое-что приобрел только для своего спасения»? – говорил смиренный игумен. Расслабленный не преставал просить помощи. «Знаю, – говорил он, – что молитва твоя за меня несчастного не останется тщетною перед Богом». Макарий сказал ему: «Сын мой! Бог не хочет смерти грешника и ведет его к покаянию. Вот и на тебя пришло посещение Божие. Если покаешься и отстанешь от прежних привычек худых, получишь исцеление; если же нет, хуже будет с тобою». Захария со слезами исповедал все грехи свои. Блаженный благословил его и больной стал здоров. Другой опыт был с бесновавшимся молодым человеком Василием Рясиным. Макарий отслужил молебен о его здравии, осенил его крестом и выздоровевший больной уже не возвратился в свой дом, а принял в обители иночество. Раз не добрые люди украли рабочих волов обители, но внезапно ослепли. Блуждая по окрестностям, они невольно воротились в обитель и покаялись в грехе своем Макарию; преподобный разрешил их от греха и слепоты, прибавив: «Вперед не грешите».

С тех пор, как поселился в пустыне, Макарий не изменял своего иноческого правила до глубокой старости: твердо стоял он на молитве днем и ночью. Раз вступив

на жесткий путь, не оставлял его до гроба и часто лил слезы умиления. По смерти нашли на нем тяжелые вериги, о которых дотоле не знали. Блаженная кончина его последовала 17 марта 1483 года, па 83 году жизни его.¹⁹⁴

Родная сестра преп. Макария Ксения Васильевна была в замужестве за помещиком Иваном Гавреневым, верным слугою Углицкого князя Андрея Васильевича. Сын их, отрок Павел Гавренев, часто приходил в обитель Колязинскую, а по смерти родителей совсем перешел к дяде, был им пострижен на 11 -м году возраста и наречен Паисием. Под руководством опытного старца, в тиши обители, юный инок возрастал в жизни духовной, не тревожимый опасными волнениями и советами мира; с юных лет научился он подвигам послушания, поста и молитвы. Он занимался списыванием душеполезных книг и между прочим списал книгу св. Григория Богослова. Не засоряемый впечатлениями мирскими и очищаемый подвигами самоотречения, дух его стал способен и к созерцанию мира духовного. Раз, во время ночной молитвы, явился ему ангел и сказал: «Ты должен быть наставником для многих; ты выйдешь отсюда и будешь жить там, где тебе велят: так надобно для славы Божией». Паисий со страхом выслушал эту весть и тайно пересказал наставнику своему препод. Макарию.

Прошло несколько времени после чудного видения. По просьбе князя Андрея, желавшего основать обитель иноческую в Угличе, преп. Макарий отпустил к нему юного инока. Паисий поселился в хижине, на левом берегу р. Волги, в 3 верстах от Углича и на первый раз построил деревянный храм Богоявления с несколькими кельями. К нему собралось 10 братий, и он ввел строгое общежитие. По настоянию князя подвижник принял сан игумена. Благочестивый и добрый князь искренно уважал Паисия и щедро подавал пособия для новой обители; в 1482 году освящен

был каменный храм в честь Покрова Богоматери. Но ни уважение князя, ни сан игумена не ослабили подвижнической строгости в достойном ученике преп. Макария. Он сам копал землю, носил воду, и в жестокие морозы ходил в одной власянице. Светская ветреность смеялась над трудолюбивым старцем, но к своему вреду. Раз

молодой боярин ехал мимо обители и, увидав старца, заступом копающего землю, посмеялся над ним. Вдруг лошадь сбросила его с себя и он упал без чувств: блаженный Паисий привел его в чувство и кротко сказал: «Не осуждай иноков». Печальная участь любимого князя Андрея, скончавшегося в темнице (в 1493 г.)¹⁹⁵ и детей его, сосланных в заточение, оживляла в душе подвижника мысль, что в царствие Божие входят путем скорбей многих. Преподобный просил вел. князя за невинных детей; но это не облегчило горькой их участи; удручаемый скорбью и немощами глубокой старости, передал он управление монастырем ученику своему Геннадию, но неутомимо продолжал молитвенные подвиги. Каждый воскресный день и каждый праздник сам он совершал литургию. Когда же наконец ноги отказались служить, ослабленные дряхлостью и подвигами, он сидя совершал келейное правило. Преп. Паисий почил от трудов на 107 году своей жизни 6 июня 1504года.¹⁹⁶

Между тем невинные дети князя Андрея Васильевича, жертвы подозрительности державного дяди, невинно томились в Вологодской темнице. Старший из них Димитрий тосковал, и по временам горько жаловался не жестокость Иоанна III-го. Но младший – Иоанн, с юных лет кроткий и богобоязненный, находивший утешение только в изучении закона Божия, и самую темницу сделал для себя училищем благочестия: не только не роптал он на суровую участь свою, но благодарил за нее Господа, по примеру мучеников Божиих; он подвизался в молитве и в ней находил для себя силу и утешение. Он утешал брата теми высокими мыслями христианскими, которыми жила душа его. «К чему скорбеть, брат мой? – говорит он Димитрию.– Бог внушил великому князю позаботиться о спасении душ наших. Не видишь ли, как мы далеки от мира, опасного для души? Все, что есть в мире – похоть плоти, похоть очей и гордость житейская – все это не от Отца, но от мира. Счастливы мы, что разлучены с такими не завидными преимуществами мира. Тесен затвор наш? Но не тесным ли путем шли в царство небесное святые? Они терпели голод, стужу, побои, раны, темницу, потерю всего; но пели псалмы и утешались чтением слова Божия. Будем и мы подражать им и нам дан будет венец нетления». Так чистая душа блаженного юноши смотрела на земную участь свою, как на строение благой премудрости Божией, обращающей и дела людские в средства к спасению. Наконец страдалец Божий истомился в душном воздухе темницы и чувствуя близость кончины своей, захотел облечься в иноческую одежду. Почему же давно он не облекся в эту одежду? Тогда подозрительная политика людская, конечно, возвратила бы ему свободу. Но в таком случае брат Димитрий, не желавший иночества, не принявший его и перед смертью, остался бы один в темнице; а этого не допускала нежная любовь к брату. По просьбе блаженного узника, Прилуцкий игумен Михаил облек его в иноческую одежду, назвав Игнатием. Страдалец причастился св. тайн и осеня себя крестным знамением, сказал: «В руки твои, Господи, предаю дух мой». Так перешел он в вечный покой 19 мая 1523 года, 45 лет от рождения. Горько плакал брат Димитрий о потере утешителя и наставника – брата. Но смотря на светлое лице почившего, не имевшее вида мертвенности, и ощущая легкое благоухание, исходившее от почившего, успокоился уверенностью в блаженной его доле. Весь город собрался к темнице, услышав о преставлении блаж. князя: его уважали в узах более, нежели других владевших силою власти земной. Во время погребения блаженного князя-инока совершилось несколько чудес.¹⁹⁷

Собеседником и другом преп. Паисия был пришелец из Греции, потомок княжеского рода, по имени Константин. Он прибыл в Москву с невестою Иоанна III-го царевной Софией, но не захотел остаться при дворе великокняжеском и, любя уединение, скорбя о горькой участи своей родины, страдавшей под игом Турок, избрал себе скромное место боярина при ростовском архиепископе Иоасафе, из рода князей Оболенских. Когда святитель Иоасаф отказался от кафедры и удалился в Ферапонтов монастырь, на место своего пострижения, сюда вместе с ним перешел и кн. Константин. Здесь в молитве и чтении книг находил он покой душе. Это было спустя шесть лет по преставлении преп. Мартиниана. Константин не желал пострижения иноческого, хотя и уговаривали его блаж. Иоасаф и другие; явившись ему в сонном видении, преп. Мартиниан грозил подвергнуть его строгому наказанию за сопротивление доброму совету. «Видел я во сне, рассказывал он владыке Иоасафу, благолепную церковь с иноками; посреди ее как бы кафедра и на ней преп. Мартиниан, с жезлом в руке. Постригись, говорит мне игумен. Не постригусь, отвечал я. Если непослушаешься, продолжал он, буду бить тебя жезлом, и хотел ударить меня». От страха я проснулся. Константин тогда же, по просьбе его, пострижен был с именем Кассиана.

В обители Ферапонтовой жил он не долго, и удалился, с несколькими братьями, в удел доброго угличского князя Андрея, с которым был дружен еще в мире. В 15 верстах от Углича, на берегу Волги и р. Учмы, водрузил он крест, поставил кельи и по благословению Ростовского архиепископа построил храм в честь Успения Богоматери. – Но храм поврежден был разливом Волги. Добрый князь Андрей доставил ему средства построить храм и кельи на новом мете и назначил еще пособие на содержание обители. Чудотворец Кассиан, предузнав свое отшествие к Господу, преподал наставление братии, приобщился св. Таин и преставился 2 октября 1504 года.¹⁹⁸

В половине XV века подвижник, по имени Савва, пришедший из чужих стран (из Сербии, а по сказанию других, со св. горы Афонской), спасался в окрестностях Пскова, сначала в Снетогорском,¹⁹⁹ потом в Елеазаровом монастыре,²⁰⁰ где пользовался наставлениями преп. Евфросина; наконец удалился за 15 верст далее, на урочище, называемое Крипцы, находившееся в непроходимом месте, где жили только медведи и другие дикие звери, около озера, обильного рыбой. Там, на камне, поставил себе Савва малую хижину, подвизался в посте и молитве, питался хлебом и водою, а в среду и пяток пребывал вовсе без пищи, возделывая землю своими руками, что в последствии завещал и ученикам своим, которые вскоре начали стекаться к нему на сожительство, привлекаемые молвою о святой его жизни. Не желая сам начальствовать, блаженный старец в обители своей поставил игумена, по имени Кассиан, и устроил общежительство, не дозволяя никому из братии считать что-либо своим, хотя бы кто и пожертвовал из имения своего при вступлении в монастырь. В кельи у самого Саввы ничего не было, кроме икон Спасителя и Божией матери, убогой мантии и ветхой рогожи, на которой он ложился для краткого успокоения. Посадники и бояре Псковские усердно жертвовали имение для нового монастыря, а Псковский наместник, князь Ярослав Васильевич Оболенский, имел великую веру к преп. Савве, подавал много милостыни обители и еженедельно приезжал туда к всенощному бдению. Однажды он вздумал отправиться туда со своею супругою, которая была больна и хотела просить преподобного о исцелении. Но прозорливый старец выслал к нему на встречу ученика своего с такими словами: «Грешный старец Савва говорит тебе, князь: не входи с княгинею в монастырь, ибо по преданию св. отцов, не дозволено женщинам входить в обители иноческие; если же не послушаешь меня, то супруга твоя не получит исцеления». Князь смиренно повиновался, взошел один в монастырь и просил прощения в нарушении заповеди, которой не знал, а старец вышел к княгине за врата обители, там отслужил для нее молебен с водосвятием, и окроплением св. воды исцелил княгиню от болезни. Благодарный князь, в память сего избавления, устроил, через непроходимые болота, мост к обители преп. Саввы в 1400 саж. длины, существующий доныне под именем «моста Ярославля», а в 1487 году, по совету с посадниками, с тысяцкими и со всем Псковским вечем, по благословению духовенства всех соборов богоспасаемого града Пскова, дал обители крепостную грамоту на владение землями.

В том же году препод. Савва, достигнув маститой старости, впал в тяжкую болезнь и мирно отошел ко Господу 28 августа 1487 года. Ученики с великим плачем погребли его на правой стороне построенной им деревянной церкви св. Иоанна Богослова.²⁰¹

В дикой и суровой стране Олонецкой воссиял великий светильник благочестия преп. Александр Свирский.²⁰² Жизнь его чудно-высокая, отражение чистой евангельской жизни.

Дивный раб Божий родился в древней обонежской пятине, в с. Мандере, что ныне в Каргопольском урзде. Когда он отдан был учиться грамоте, то сначала тупо учился в сравнении с прочими. Это сильно огорчало отрока. Раз со слезами молился он в храня о раскрытии разумения своего и услышал голос: «встань, ты получишь, чего просил». Веселым воротился он в дом и с того времени легко и скоро стал понимать книжную мудрость. Богобоязненный отрок постоянно соблюдал пост и молился по ночам. «Зачем ты, сын мой, так изнуряешь себя»? с скорбию говорила мать. Сын отвечал: «зачем же тебе, мать моя, отклонять меня от приятнаго мне воздержания»? Родители хотели, чтобы вступил он в брак: но он отклонялся от того под разными предлогами и думал об одном, как* бы совсем разстаться с миром.

Тайно оть родителей отправился он прямо на Валаамский остров и па 26 году возраста облекся в иночество. Здесь провел он 13 лет, как самый строгий к себе послушник. Крепкий здоровьем, он усердно служил всем, носил воду, таскал из леса дрова, а того и до души своей не допускал, чтоб отказаться от приказания старших. Ночь проводил в молитве, а иногда обнаженное тело свое отдавал в пищу комарам.

В 1486 году Александр удалился на озеро Рощинское, в 6 верстах от р. Свиры, избрал себе место и там, где в последствии построен храм Спасителя, 7 лет подвизался в тесной хижине. Здесь по случаю нашел его боярин Завалишин и подумал, что видит привидение: так изнурил себя подвигами раб Божий. По усердной просьбе набожного боярина преподобный открыл ему жизнь свою, под условием молчания. «Семь лет живу я здесь, не видя никого, говорил он; ни раза ни вкушал я хлеба, а довольствовался травою; иногда же приходилось мне есть одну сырую землю». –«Трудно было жить тебе так?» – спросил изумленный боярин. «В начале было тяжело, – отвечал подвижник, – сильно страдал желудком; по временам валялся на земле, не в силах будучи поднять головы; я совершал пение свое, лежа на земле; раз очень сильно страдал я и – вот вижу кого-то светлого. Чем ты болен? Спросил он меня. Желудком, отвечал я. Покажи мне больное место, сказал он. И когда я указал, он возложил на меня руку и сказал: «се здрав еси, ктому не согрешай, но работай Господу». С того времени чувствую себя здоровым. Была и еще борьба отшельнику. Духи злобы не раз являлись ему в грозных привидениях, но он не уступал насилию их и молитвою рассеивал мечтания. Спустя 7 лет стали собираться к нему труженики, но и они сперва жили отшельнически, не близко один от другого. Боярин Завалишин доставлял по временам отшельникам хлеб, что укрепляло слабых. , .

По особенному внушению преп. Александр начал строить монастырь в 130 саженях от своей хижины, а сподвижники убедили его принять на себя сан священства и настоятельство. В 1508 году освящен храм св. Троицы. Новый игумен не переменил строгости к себе, но казался последним в обители. Он первый выходил на труды и больше других трудился: то месил в хлебне тесто и пек хлебы, то носил воду из озера, то рубил и носил дрова, то молол рожь за других своими руками. Никогда не спал он даже на рогоже, а на голой доске или сидя. Одежда его была покрыта заплатами. Иные и смеялись над ним за такую одежду, но он оставался верным себе. Усердно заботился он о спасении чад своих, иноков, и умолял братию приближаться к Богу смирением, трудами послушания, постом и молитвою.

Высокая духовная жизнь северного пустынника привлекала к нему многих, из близких и дальних мест. К великому авве одни приходили для испрошения благословения и молитв, другие шли со скорбями земной жизни, третьи открывали больную совесть свою. Преподобный принимал всех с кроткою любовью и старался помогать всем.

Вот один из многих опытов прозорливости великого подвижника. При освящении храма св. Троицы, народ подавал ему деньги и вещи. Соседний поселянин Григорий также хотел подать от себя что-то: но преподобный не принял. Два и три раза Григорий пытался положить дар свой в фелонь игумена, но старец отталкивал руку его. «Рука твоя смердит, сказал ему наконец преподобный: ты бил ею мать твою и тем навлек на себя гнев Божий». «Что же мне делать?» – спросил в сокрушении Григорий. «Ступай, испроси прощение у матери твоей и впредь не смей оскорблять ее». Не задолго до блаженной кончины, пустынный авва утешен был видением Богоматери, обещавшей ему не забывать обители его и умножить число братии богоугодной.

Много подвижников благочестия воспитал преп. Александр. В бывшей Оредежской пустыни подвизался ученик его преп. Макарий, основатель этой обители, почивший в 1532 году. В Важеозерской Спасской пустыни, в 12 вер. от Свирского монастыря, почивает сподвижник его и основатель пустыни преп. Никифор. В Оятской

пустыни скончались питомцы Свирского наставника Игнатий, Леонид, Дионисий, Феодор, Ферапонт, Корнилий и Афанасий (поставленные, по рукописным святцам, в лике преподобных). Александр в духовном своем завещании писал: «Братии моей приказываю жить о Христе, и отнюдь не держать в нашей пустыне опьяняющего питья, не иметь вражды между собою и не считаться ни в чем. Бог дал, доселе считаться не из чего, – казны монастырской нет: что Бог посылал при моей жизни, какой христолюбец давал вклад в монастырь, – то все пошло в дом св. Троицы и боголепного Преображения, на храм и теплую церковь и на другой монастырский расход». Св. старец скончался на 85 году от рождения, 30 августа 1583 года.²⁰³

И из необъятного леса комельского свет Божий продолжал сиять на окрестности. Какое благословенное Богом место была эта дубрава, расстилавшаяся во всю южную полосу Вологодского края, рассекаемая пустынным течением Нурмы и Комелы и других безвестных речек! Казалось, дебри были созданы для витания диких зверей, но туда стремились ангелоподобные люди, чтобы сперва по краям леса, где только позволяла местность, а потом даже и в самой дремучей глуши его, с большим дерзновением, ставить свои духовные твердыни.

Преподобные Сергий Нуромский и Павел Обнорский с южной стороны коснулись только сих девственных лесов и едва ли тогда не впервые застучала их иноческая секира на вековых соснах, не видавших дотоле руки человеческой.²⁰⁴ В конце XV столетия подвизались здесь преп. Аврамий и Коприй – на берегу р. Печенги,²⁰⁵ преп. Иннокентий, друг и собеседник Нила Сорского,²⁰⁶ преп. Онуфрий и Авксентий основатели Перцовой пустыни,²⁰⁷ и наконец великий отец пустынножителей –Корнилий.

Родители прей. Корнилия, люди знатные и богатые, по прозванию Крюковы, оставили его сиротою в младенчестве, поручив дяде, Лукьяну Крюкову, служившему при дворе великой княгини Марии, супруги Темного. Лукьян, удаляясь в Белозерскую обитель преп. Кирилла, взял с собою и 12-ти летнего племянника. Здесь отрок, приняв пострижение, начал труды иноческие тяжелым послушанием в хлебнях, в свободное время списывал книги, носил вериги, потом предпринял странствование по пустынным обителям.²⁰⁸ Это странствование не было праздным: юный инок собирал опыты жизни духовной, терпел голод и жажду, зной и мороз, для Господа.

В 1497 году Корнилий перешел в глухой и дикий комельский лес и поселился в 45 верстах от Вологды. Сначала он подвизался одиноко и безмолвно, потом стали собираться к нему любители безмолвия; он построил (1501 г.) деревянную церковь Введения Богоматери во храм и посвящен был в сан священства. Решась жить в обществе братии, блажен. Корнилий не щадил себя для их пользы. Он сам наряду с другими трудился в лесу и в обители, рубил и очищал лес. Разбойники, досадуя на

старца, как на помеху ремеслу их, избили его до того, что едва добрел он до кельи. Раз шел он с братией по лесу и на него упало дерево, мимо которого другие прошли счастливо; последствием была тяжкая болезнь, от которой пролежал он на одре полтора года; а рана на голове его оставалась еще долго. Едва оправился он от этой болезни, как, будучи на работе, оскользнулся и покатился по ребрам страшной стремнины; он разбился до того, что отчаивались в его жизни: но Господь сохранил раба своего. Не мало пришлось ему перенести огорчений и за самое место, где основалась пустынная его обитель. На него жаловались даже в. князю, будто он отнимает чужую собственность, тогда как заселял он непроходимый лес. Когда число братии увеличилось, он построил (в 1512г.) новый, более прежнего обширный храм; – при этом одни из братии плотничали, другие писали иконы или занимались резною работою, третьи списывали книги. Корнилий построил и еще храм в честь начальника пустынной жизни Антония Великого; при теплом храме устроена братская трапеза. Для наблюдения за порядком в храме назначил он экклесиарха, а для хозяйственных дел келаря; установил чин утренних и вечерних служб. В постоянное руководство своей братии он дал письменный устав.²⁰⁹ Для больных и странников поставил больницу и странноприимный дом. Если приходилось преподать кому либо из братии наставление в присутствии других, старец не обличал его лично, а говорил против греха его. Если же кто сам приходил к нему исповедать грех свой, для облегчения совести он возлагал эпитимию.

Преп. Корнилий особенно любил выполнять заповедь Спасителя о милостыне. Случилось, что ко дню праздника преп. Антония запасы вышли и раздавать было нечего. Преподобный обратился к молитве и на рассвете дня праздничного посланный великого князя Василия принес богатую милостыню, так что весь народ питался с избытком. Милосердие и вера его открылись в блистательном виде во время голода, посетившего вологодскую страну. Для всех приходящих отворены были клети с мукою, хотя мука покупалась по дорогой цене. Родители оставляли детей у стен обители, не имея чем кормить их: преподобный устроил для них богадельню на монастырском дворе и кормил их. Иные по два и по три раза получали милостыню, во зло употребляя доброту старца и приставники говорили о том преп. Корнилию, но он приказывал подавать помощь всем просящим, без различия. За подвиги любви утешен он был видением. В праздник великого Антония, вечером после обычного правила, сел он отдохнуть и в тонком сне видит преп. Антония: египетский отшельник приказывает ему идти за ним и выводит на обширное поле, с грузами просфор и калачей. «Вот твои подаяния нищим, сказал небесный посетитель, собирай себе в полы». Корнилий стал собирать, собралось так много, что они посыпались на землю. Корнилий проснулся и с радостными слезами дивился видению. Потом рассказал он о том братии и заповедал, чтобы при жизни и по смерти его щедро подаваема была милостыня нищим.

Устроив обитель свою, старец по случаю неудовольствий, поднятых против него некоторыми строптивыми людьми, решился удалиться в новое уединение. Напрасно уговаривали его лучшие из братий не оставлять обители своей. Сказав им, что он не расстанется с ними духом, он поручил управление монастырем 12 ученикам, а сам с учеником Геннадием отправился искать себе уединения и за 70 вер. от своей обители, на Сурском озере, стал подвизаться в посте и молитве. В 1526 г. великий князь Василий с молодою супругою Еленою ходил на богомолье в Кириллов монастырь – и на пути посетив Корнилиеву обитель, узнал, что Корнилия нет там. Он послал сказать Корнилию, что желает видеть его. Старец явился к великому князю в Вологду. Василий рад был свиданию с дивным подвижником; он просил его молить Господа и Богоматерь, дабы даровано было ему чадородие; потом потребовал, чтобы старец возвратился в свою обитель, и смиренный пустынник повиновался. После сего Великий князь сказал ему: «Слышал я, отче, что монастырь твой не имеет ни сел, ни деревень: проси, что тебе нужно – дам все». Преподобный благодарил Великого князя и просил утвердить за монастырем окружающую его землю с лесом, дабы братия спокойно, трудами рук своих доставали себе хлеб. Великий князь исполнил желание старца.²¹⁰

В обители с радостью встретили преп. Корнилия. Он принялся по прежнему трудиться здесь и очищать лес для нивы. Раз в полдень братия отдыхали, а он собирал хворост; внезапно поднявшееся пламя обхватило вокруг него лес и едва не сгорел он: но поднявшийся ветер открыл ему дорогу среди пожара. Не взирая на старость, он не уклонялся ни от каких трудов по обители и первый являлся на церковную службу. – Одежду любил он самую бедную. Инок Закхей просил его, чтобы мантия Закхеева, связанная лыками, заменена была другою. Игумен отдал Закхею свою, а на себя надел Закхееву.

Сила Божия, могущественно действовавшая в дивном подвижнике, действовала через него и в других людях, которых сердца были открыты для нее. Осязаемый опыт тому был следующий: инок, посланный на работу, принесен был в монастырь едва живой, быв избит разбойниками. Преподобный велел позвать духовника, а сам пошел к больному и лишь только коснулся перстом ран его, как тот встал здоровым.

За год до смерти передал он правление обителью ученику своему Лаврентию. На четвертой неделе после Пасхи, изнемогший от лет старец велел вести его в церковь,

чтоб еще раз причаститься св. Таин. Возвратясь из церкви, простился со всеми, выслушал акафист Спасителю и Богоматери и тихо предал дух свой Господу; это было

19 мая в 1537 году, на 82 г. жизни.²¹¹

Великий пустынножитель Комельский примером жизни своей и наставлениями возрастил для духовной жизни много мужей богоугодных. Таковы: блаж. Лаврентий Комельский²¹² основатели монастырей: преп. Геннадий Любимский, Иродион Илоезерский, Адриан Пошехонский,²¹³ Кирилл Новоезрский.

Земною родиною Кирилла был г. Галич; родители его были люди богатые и благочестивые, из дворянского рода Белых или Белого. Еще в летах отрочества, Кирилл

ушел из родительского дома – искать преп. Корнилия, о котором много слышал. Дорогою встретил он старца. На вопрос: куда идешь? Кирил отвечал: «К Корнилию;

у него, как слышно, учатся спасению, а мне хотелось бы спастись». «Благословен Бог вразумивший тебя, отвечал старец; если хочешь, иди за мною к Корнилию». На другой день в виду было местопребывание Корнилия; указывая на него, старец сказал: «Иди чадо, к блаженному Корнилию, я попрошу его за тебя»; – благословил его и расстался с ним. Преп. Корнилий с любовью принял отрока и вскоре же постриг его в иночество; ему было тогда около 20 лет. Молодой инок с горячею любовью начал совершать подвиги иночества, учиться послушанию, посту и молитве. После молитвы общей, со всем усердием трудился он, то в пекарне, то на другой службе. В свободное от трудов время поучался житию святых, читал св. книги, особенно псалмы Давидовы. Чистая, духовная, жизнь его радовала всех, живших с Корнилием. Родители блаженного, без пользы искав сына долгое время, начали уже считать его умершим, как спустя 7 лет Комельский монах сказал им, что в их пустыни ведет высокую жизнь молодой инок, неизвестно откуда пришедший. Отец отправился в пустынь с богатыми пожертвованиями и не узнал в строгом постнике Кирилле сына своего.

Сын продолжал молить Господа о спасении родителей. Наконец отец, узнав сына, объявил ему, что сам желает иночества, и его постригли с именем Варсануфия.

Спустя 8 дней получено известие, что мать блаж. Корнилия скончалась инокинею Еленою. По распоряжению Кирилла, оставшееся имение роздано было бедным и слугам дана была свобода. Отец прожил в обители около трех лет в посте и молитвах и сын покоил старость его до гроба.

Спустя год по смерти родителя, Кирилл, стремясь к высшему совершенству, решился вести жизнь отшельническую, в глуши лесов северных. По благословению Корнилия отправился он на север и ходил по пустыням; пищу его составляли теперь то разные травы,²¹⁴ то кора сосновая; чаще ему случалось видеть зверей, чем людей. Так провел он около 7 лет, очищая в уединении душу молитвою и созерцаниями духовными. По временам посещал он, как благоговейный поклонник, святые места Новгорода и Пскова: но, проходя по жилым местам, не заходил он ни в один дом и не брал ни от кого подаяний, кроме разве куска хлеба. Дух его возвысился в таких подвигах, но телесное здоровье ослабело и он молил Господа указать ему место постоянного пребывания. Молитва была услышана.

По небесному указанию блаж. Кирилл в 1507 году из Тихвина пошел к Белуозеру; с Кобылиной горы увидел Новое озеро и на нем Красный остров; ангел во сне известил его, что здесь назначено ему место.²¹⁵ Пустынник под высокою елью устроил себе хижину; выпросил у соседних крестьян Красный остров для основания обители; поставил другую келью, сборную для ожидаемой братии, соорудил две малые церкви Вознесения Христова и Одигитрии. Вероятно, тогда, как испрашивал он благословение архипастыря на освящение храмов своих, посвящен он был в сан священства. Один за одним стали собираться к Кириллу искатели безмолвия. Но на пустынном острове предстояли им скорби. Рыболовы, приезжавшие на остров, для своего промысла, видели в Кирилле своего врага; опасаясь, что озеро сделается собственностью монастыря, они делали ему разные оскорбления, домогаясь согнать его с острова. Блаженный переносил оскорбления их терпеливо. Не так принял он людей, живших бесчестным, бесчеловечным ремеслом. Шайка разбойника, грабившего берега Нового озера, досадовала уже на то, что поселились на острове люди, которые могут знать о ее делах. Хищники приплыли на челнах к Красному острову. «Сыны беззакония, грозно сказал отшельник при встрече с ними, вы забыли, что есть грозный суд правды Божией, и на пустой остров явились вы для грабежа, и у пустынника думаете найти корысть? Что вы делаете?..» Приведенные в ужас, хищники молили простить их. «Вперед не злодействуйте, чтобы не быть в аду», сказал преподобный, и отпустил их.

Он служил для учеников своих образцом подвижнической жизни; сам копал землю и рубил лес, в жесточайшие морозы ходил в худой одежде и даже иногда босой. Когда только нужно было для других, сам совершал литургию, никогда не утомляясь. Похотливая жена вздумала прельстить блаженного на грех; она явилась в келью, когда чтением молитв готовился он к совершению литургии. На вопрос блаженного: зачем пришла? лукавая отвечала, что не зная где добыть огня, пришла за огнем. Преподобный обличил ее перед всею братиею: «Вздумала, – говорил он, – видеть тело мое мертвое, заживо погребенное». Пораженная страхом, трепетала она всем телом. Преподобный успокоил ее кротким наставлением, но запретил женщинам являться на остров его.

Опыты прозорливости и чудесных исцелений доказали святость угодника Божия, который мирно преставился 4 Февраля 1532 года.²¹⁶ В числе чудес преп. Кирилла Нового (так звали его современники) особенно замечательно следующее: в с. Кеме, в 1620 году, жена священника Михаила сильно страдала от родов. Преподобный явился ей в иерейском облачении с крестом в руке и сказал: «Иди в монастырь мой и будешь здорова». Она почувствовала облегчение, хотела идти в обитель, но удержана была родными, по опасению за ее здоровье, Преподобный явился опять в прежнем виде. «Не бойся, Антонина! – сказал он; – пусть священник отслужит молебен и ты будешь здорова. Мужу твоему иерею Михаилу скажи, чтоб учил людей добру. Видите гнев Божий: то нападают иноплеменники, то посещает голод и мор. Это за то, что презирают праздники Божии, не постятся в среду и пяток, не чтят воскресного дня и валяются в тине грехов. Если не покаются, хуже того будет».

«По успении твоем, блаженный, и рака твоя – учитель наш. Истекающими из нее чудесами, возбуждая к трудам и подвигам, она говорит нам: любите Господа, чтоб обрести благодать; не ставьте ничего выше Его, дабы тогда, как приидет Он, найти покой с избранными и сподобиться жизни вечной».²¹⁷

Великий князь Василий Иоаннович. – Завоевание Смоленска, присоединение

Пскова, Рязанского и Северского уделов. – Нашествие Крымского хана и чудное видение инокини. – Расторжение брака великокняжеского. – Блаж. княгиня-инокиня София. – Преподобный Максим Грек. – Блаженный Феодорит и преп. Трифон Кольский, просветители северных Лопарей. – Утверждение веры Христовой между Чудскими племенами. – Второй брак великого князя и рождение наследника. – Кончина Василия Иоанновича.

Сын и наследник державного Иоанна, великий князь Василий принял державу родительскую без всяких священных обрядов, которые могли бы напоминать народу о злополучном Димитрие, пышно венчанном и сверженном с престола в темницу. Безжалостно осужденный на самую тяжкую неволю, скрытый от людей, от света солнечного в тесной, мрачной палате, изнуряемый горестью, скукою праздного уединения, лишенный всех приятностей жизни, без отрады, без надежды в летах цветущих, юноша Димитрий преставился в 1509 году.²¹⁸

Война с Литвою, начатая при Иоанне, продолжалась более десяти лет при Василии, благоприятствуя иногда одной, иногда другой стороне. Важнейшим приобретением для Московского государства было завоевание Смоленска, крепкого оплота со стороны Литвы (28 июля 1514 года). Оно, по словам летописца, казалось «светлым праздником для всей Русской земли.» Сто десять лет находился Смоленск под властью Литвы. Уже обычаи изменялись, но имя русское еще трогало сердца жителей, и любовь к древнему отечеству, вместе с братолюбием православным, облегчили для великого князя это важное завоевание, которое увековечено в памяти народной основанием Новодевичьего монастыря в Москве.²¹⁹

Хотя после того войска литовские и польские, под предводительством князя Константина Острожского,²²⁰ разбили войска Московские в Оршинской битве, но Василий, при замирении с Литвою, удержал Смоленск и все прежние приобретения державного Иоанна.

Государствование Василия казалось только продолжением Иоаннова. Будучи подобно отцу ревнителем самодержавия, твердым, непреклонным, хотя и менее строгим, он следовал тем же правилам в политике внешней и внутренней; решал важные дела в совете бояр, учеников и сподвижников Иоанна, их мнением утверждая собственное, являл скромность в действиях монархической власти, но умел повелевать; любил выгоды мира, не страшась войны и не упуская случая к приобретениям важным для государственного могущества.

Утверждение самодержавия было главною его целью. Еще Рязань сохраняла тень независимости, под управлением вдовы княгини Агриппины, за малолетством сына ее Иоанна. Но когда этот последний владетель Рязани, достигнув совершеннолетия, захотел свергнуть с себя опеку матери и великого князя Московского и вступил в союз с ханом Крымским, Василий заключил его в оковы и взял себе Рязань с остальными городами этого древнего княжества.

Еще Псков считался вольным городом, и пользовался вечевыми правами, хотя под управлением Московских наместников. Но самые остатки народного правления не могли уцелеть в общей системе самодержавия. Повод к тому скоро представился. Псковитяне жаловались на своего наместника. Великий князь, приехав в Новгород, вызвал к себе на суд посадников и старост Псковских, они были задержаны и в тоже время объявлено во Пскове, что граждане, если хотят жить по старине, должны исполнить волю государя – отменить народное вече, снять вечевой колокол и во все города свои принять наместников великокняжеских. Горько было Псковитянам расстаться с своею вольностью, но они покорились беспрекословно, не оказав дерзости Новгородской.²²¹ Так кончилась самобытность Пскова, как вольного города! Отселе он становится уже областным городом Московского государства, но продолжает быть оплечьем Руси со стороны Литвы и Ливонии, и жители города, не охотно покорившеся Москве, служат ей верно и за нее проливают кровь свою в тяжкой борьбе с соседями-врагами!

Оставался еще один удельный владетель в Путивле, в стране северской, князь Василий Шемякин, перешедший добровольно из Литовской зависимости под власть великого князя Московского. Он был верным стражем южной России, но как родной внук ненавистного Шемяки, не внушал к себе доверия. Вызванный в Москву, он умер в темнице, не смотря на ходатайство Троицкого игумена Порфирия²²² и самого митрополита Варлаама.²²³

Успехи великого князя Василия в войнах с соседями и ограждении целости государства возбуждали зависть в Крымском хане Магмет Гирее. Воспользовавшись войною Литовскою и надеясь, что не встретит сильного сопротивления, хан возмутил Казанских татар и в одно время с ними двинулся к Москве. Татары восточные и южные соединились в Коломне и стали под Москвою, где все трепетало от ужаса. В это время одна престарелая инокиня Вознесенского монастыря, лишенная зрения, сидя в своей кельи узрела в видении, что во Флоровские (Спасские) ворота выходит из кремля, как бы в крестном ходу, сонм святителей, в числе которых она узнала чудотворцев Петра, Алексия, Иону и святителя Ростовского Леонтия, среди их чудотворный Владимирский образ Богоматери. Едва вышли они из ворот, как встретили их богоносные подвижники: Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский близь великого торга Ильинского, и, припав к стопам святителей, вопрошали их: «За чем они идут вон из города, и на кого оставляют его при настоящем нашествии врагов?» святители со слезами ответствовали: «Много молили мы всемилостивого Бога и Пречистую Богородицу о избавлении от предлежащей скорби; Господь же не только повелел нам выйти из города, но и вынести с собою чудотворный образ Пречистой Его Матери; ибо люди сии презрели страх Божий и о заповедях Его не радели, и посему попустил Бог прийти сему варварскому народу, да накажутся ныне и через покаяние возвратятся к Богу». Чудотворцы Сергий и Варлаам стали умолять отходящих святителей, чтоб они своим ходатайством умилостивили правосудие Божие, и начали вместе с ними петь молебен, произнесли молитву Пречистой Богоматери и, осенив град крестообразно, возвратились в кремль.²²⁴ Москва была спасена: Татары удовольствовались дарами и удалились без кровопролития.²²⁵

После того великий князь, свободный от дел воинских, занялся важным делом семейным, тесно связанным с государственною пользою. Он был уже двадцать лет супругом, не имея детей, следовательно и надежды иметь их. Отец с удовольствием видит наследника в сыне: таков устав природы; но братья не так близки к сердцу, и сверх того братья великого князя Василия не оказывали ни великих свойств душевных, ни искренней привязанности к старейшему брату, более опасаясь его как Государя нежели любя как единокровного.²²⁶ Не только льстецы придворные, но и ревностные слуги отечества могли советовать Василию, чтоб он развелся с супругою, обвиняемою в неплодии, и новым супружеством даровал наследника престолу. Следуя их мнению, и желая быть отцом, Государь решился на дело жестокое в смысле нравственности; он без милосердия отвергнул Соломонию²²⁷ и повелел постричь ее в Рождественском девичьем монастыре. Повествуют, что она противилась совершению беззаконного обряда, билась об землю, вырывала ножницы из рук митрополита Даниила; наконец, видя неодолимое насилие, залилась слезами и, надевая мантию, сказала: «Бог увидит и отмстит моему гонителю». Но порывы страстей скоро утихли

в сердце невольной постриженицы: она всею душою обратилась к Господу и изгнала из души мирские мечты. Она стала очищать сердце, столько нечистое у всех нас, духовной бдительностью, самоукорением, покаянием, молитвою. Так восходя от совершенства к совершенству путем скорби и борьбы с собою,²²⁸ блаж. инокиня София прожила в Суздальской Покровской обители, (куда заточили ее после пострижения) 17 лет и мирно почила 16 декабря 1542 года.²²⁹ Современники почитали ее преподобномученицею²³⁰ и осуждали Василия за жестокость и нарушение церковных уставов.²³¹

Если митрополит Даниил, уклончивый и человекоугодливый, охотно согласился на развод великого князя и сам постриг супругу его, то нашлись любители правды, которые прямо сказали государю, что дело его противно совести: таковы были князь инок Вассиан²³² и преп. Максим Грек-святогорец.

Преп. Максим хотя и не родился в русской земле, но по великим подвигам своим вполне принадлежит св. Русской Церкви, для которой он был светильником при жизни и остался светильником по смерти в своих сочинениях.

Получив начальное воспитание в отечестве своем г. Арте, Максим, по любви к наукам, путешествовал по Европе: в Париже у знаменитого грека Иоанна Ласкаря,

потом во Флоренции и Венеции изучал словесные науки, историю философию, богословие; основательно узнал языки латинский и древний греческий, познакомился с языками французским и итальянским. По возвращении в отечество поступил на Афон и здесь в Ватопедской обители принял иночество.

Когда в. к. Василий Иванович, желая разобрать в своей библиотеке собрание греческих рукописей и некоторые из них видеть в переводе, просил начальство Афонских обителей прислать к нему ученого грека: то на Максима указали, как на человека, самого способного исполнить желание великого князя. Максиму не хотелось расстаться с безмолвием св. горы, но, повинуясь воле старцев, он в 1516 году отправился в Москву. Здесь принят был ласково; ему указано жить в Чудове монастыре и получать содержание от великого князя. Сокровища греческой учености

привели его в восторг; сочинений, непереведенных на славянский язык, нашлось много. На первый раз ему поручили перевести толкование на псалтирь. В помощь ему, мало знакомому со славянским языком, даны переводчики с латинского Димитрий Герасимов и Власий и для письмоводства инок Сергиевой Лавры Силуан и Михаил Медоварцев. Через полтора года перевод толковой псалтири совсем был окончен; Максима осыпали милостями, и оставили для новых трудов. Потом поручили ему пересмотреть богослужебные книги, и он принялся за это дело, по прежнему, при пособии переводчиков. Многосведущий Максим нашел много грубых ошибок, внесенных невежественными переписчиками в церковные книги, и «раз-

жигаемый – как говорит он – божественною ревностью, очищал он плевелы обеими руками.» Но слепая страсть к старине принимала отзывы его о старинных ошибках писцов за оскорбление святыни. Сначала ропот был тайный. М. Варлаам, у которого испрашиваемо было разрешение на важные перемены в древних книгах, понимал преп. Максима; в. князь отличал его своею любовью. И клевета не смела открыто восставать на труженика. Советами его пользовались в делах Церкви и государства, отличая в нем человека умного и образованного, инока пламенного в любви к истине и вере. Он был усердным ходатаем за вельмож, впадавших в немилость в. князя, и Василий был внимателен к его просьбам.

В конце 1521 года на кафедру первосвятительскую, оставленную правдивым и рассудительным Варлаамом, взошел новый митрополит Даниил. Блаженный Максим скоро понял, что он не может уже с прежней свободою и покоем трудиться для истины и он обратился к новым предметам деятельности: он стал писать против папизма,²³³ магометан и язычников. Митрополит Даниил требовал, чтобы Максим перевел церковную историю Феодорита. Рассудительный Максим представлял, что это сочинение по содержащимся в нем письмам Ария и других еретиков может быть опасно «для простоты». Даниил принял такой ответ за непослушание непростительное и остался в сильной досаде. Он не только не приближал к себе Максима, но как видно из последствий, был очень не доволен им за исправление книг, совершавшееся при Варлааме. В. князь продолжал быть благосклонным к Максиму. Пользуясь этою любовью, Максим свободно обличал пороки в вельможах, в духовенстве, в народе. Он писал, что не прилично, не полезно, весьма опасно инокам владеть недвижимыми имениями. Это сильно оскорбило Даниила и ему подобных.²³⁴

Когда в. к. Василий вознамерился приступить к расторжению своего брака, преп. Максим прислал ему обширное сочинение «главы поучительные к начальствующим правоверных» начинавшееся убеждением не покоряться плотским страстям. «Того признавай царем истинным и самодержцем, благоверный государь (так писал Максим Василию), кто управляет подданными по правде и закону, а бессловесные похоти и страсти старается преодолевать в себе…..      Кто побеждается ими в оскорбление смыслу: тот не образ одушевленный Владыки небесного на земле, а человекообразное подобие бессловесного естества». Разгневанный государь повелел заключить обличителя в темницу Симоновской обители, отягчив его цепями.

С того времени вся остальная жизнь преп. Максима была длинною и непрерывною цепью страданий. Сначала старались, но тщетно, уличить праведника в мнимом соучастии в деле виновных бояр, потом осыпали его обвинениями в порче книг, оскорбительной для веры. Действительно нашлись в первых переводах его некоторые неточности в выражениях: Максим искренно признался в них и извинялся недостаточным знанием русского языка. Узника схватили из Симонова, отправили в Волоколамскую темницу, запретив ему не только приобщение св. Таин, но и самый вход в церковь как еретику нераскаянному; здесь, от дыма и смрада, от оков и побоев, по временам приходил он в омертвение: но здесь же явившийся ему ангел сказал: «Терпи, старец! этими муками избавишься вечных мук». Там Максим углем на стене написал канон св. Духу-Утешителю. Спустя шесть лет (в 1531году), снова потребовали Максима к духовному суду в Москву. Это потому, что в Москве лучшие люди стали говорить за Максима и против Даниила, а сам Максим не признавал себя ни в чем виновным, когда в монастыре увещевали его каяться. Из книг Максима выбрали все, что можно было выставить против него. Но и по судному списку ошибки в поправках оказываются то ошибками писцов, то ошибками незнания Русского языка. Тщетно блаженный страдалец три раза повергался перед собором, умоляя о

помиловании ради милости Божией, ради немощей человеческих, – со слезами просил простить ему ошибки, если какие и допущены им в книгах, и отпустить его в Афонское уединение. Максима оставили и после суда под запрещением церковным: но не малым облегчением для него было то, что послали его в Тверь, под надзор добродушного епископа Акакия, который принял его милостиво и обходился с ним приветливо. Особенно приятно было для Максима, что он теперь мог читать книги и писать. В 1532 году написал он для себя самого «мысли, какими инок, скорбный, затворенный в темнице, утешал и укреплял себя в терпении».²³⁵

В то время, когда исповедник правды, Максим томился в тесном заключении, проповедь слова Христова распространялась на крайних пределах Русской земли. Еще преп. Авва Лазарь²³⁶ благовествовал Евангелие Лопарям, жившим по берегам Онежского озера. Теперь благовестие достигло до собратий их на берегах Колы и Печенги, на северных окраинах «моря студеного».

Уроженец Ростовский, с юных лет постриженик Соловецкой обители, блажен. Феодорит, после многолетних подвигов в разных обителях,²³⁷ по любви к совершен-

ному безмолвию удалился на устье реки Колы; по рукоположении во пресвитера, он построил здесь монастырь. Долговременное пребывание в соседстве с Лопарями ознакомило Феодорита с их языком: он начал благовествовать бедным детям бедной природы, простым и кротким, по собственному его отзыву, и скоро некоторых крестил. Он учил Лопарей грамоте и перевел на их наречие некоторые молитвы. Наконец, проповедь ревностного инока, подтверждаемая и чудесными знамениями принесла обильные плоды: в один день он окрестил до двух тысяч человек.

В тоже время призван Господом на подвиг просвещения Лопарей еще другой труженик, сын Новгородского священника, Митрофан. С юных лет благочестивый, он по временам удалялся в уединение, чтобы беседовать со своею душою и Господом. Раз когда он молился в уединенном месте, услышал он голос: «Не здесь твое место; тебя ждет земля непросвещенная и жаждущая». Повинуясь небесному призванию, отправился он на р. Печенгу, к диким Лопарям. Эта страна дальнего севера входила прежде в состав Новгородских владений, а потом перешла под державу Московскую. Русские и в начале 16 в. бывали здесь только временными гостями, являлись для рыбных и звериных промыслов. Для них в Коле была часовня, а церквей вовсе не было. Длинная и широкая полоса по р. Печенге была занята более кочующими, чем оседло живущими, Лопарями. Тут было поле обширное для деятельности проповедника, полного ревности к истине Христовой и к спасению людей.

Первые сношения с Лопарями завязал Митрофан под видом дел торговых. Потом он говорил с ними о их верованиях и об одной небесной вере. Лопари обожали

не только духов, но даже гадов и ночных нетопырей, покланялись и камням. Проповедник Евангелия говорил им, что один есть истинный Бог, один Творец земли и не-

ба, один Отец всех племен и народов, один Спаситель всех потомков первозданного и согрешившего человека. Он внушал им, как близок к людям Отец небесный, посылающий пищу, и одежду и как грубо ошибочно обожание идолов и духов, из которых первые не видят и не слышат, а другие не более, как слуги Божии, мятежные или покорные, но творение одного Творца вселенной. Тяжелы подвиги, какие надлежало совершать проповеднику Лопарей. Жрецы языческие кебуны восстали на Митрофана сперва с гордою надеждою оспорить его, потом с ярою злобою, готовою убить и растерзать непобедимого проповедника новых мыслей и дел. Не раз они били его жестоко и таскали за волосы. «Ступай прочь отселе, говорили ему кебуны, иначе ждет тебя злая смерть»; не раз собирались они и убить его: но Господь хранил раба Своего. Ревнитель небесной истины с кротостью переносил брань и побои и когда свирепела злоба, удалялся в горы, а потом опять выходил на проповедь. Когда он снова являлся к дикарям, одни из них, волнуемые слепою злобою, кричали: убьем его: Другие говорили: он ни в чем не виноват перед нами, напротив он желает нам добра: за что же убивать его? Таким образом сперва немного было таких, которые принимали к сердцу слова проповедника истины; потом число их становилось значительнее. Для научения новопросвещенных, Митрофан пользовался молитвами, которые перевел на язык Лопарей блаж. Феодорит.²³⁸

После долгих трудов и скорбей проповедника, значительное число Лопарей живущих у реки Печенги уверовали в Господа Иисуса. Блаж. Митрофан не крестил их, потому что не был облечен саном священства и даже не был еще иноком. Он отправился в Новгород испросить у архиепископа Макария грамоту на построение храма. Из Новгорода привел он с собою и плотников, которые более из усердия к Богу, нежели за деньги, решились идти с ним в дальнюю и дикую сторону. При построении церкви блаж. храмоздатель за три версты носил на плечах своих бревна и лес. В Коле, тогда еще малолюдном местечке, он нашел иеромонаха Илию, который освятил храм, крестил обученных вере Лопарей и постриг в монашество самого проповедника, с именем Трифона. Это было не прежде 1531 года.²³⁹ Блаж. Трифон стал устроят на устье р. Печенги обитель св. Троицы. Теперь у него были два труда – труд

распространения Евангелия и труд устроения обители. Чтобы продолжать дело евангельской проповеди надлежало путешествовать. А что это значило в той стране? Жилища Лопарей разбросаны по местам болотистым, пересеченным горами и скалами; ни сел, ни деревень нет, а только уединенные шалаши. Каково же было не встретив готовности сердец в одном жилье идти по тундрам и горам, чтобы встретить, может быть, подобный же прием в другом отдаленном месте? Но подвижник Божий трудился терпеливо. Когда между обращенными им нашлись готовые по-

святить жизнь свою служению Господу, это облегчило труды проповедника веры. Лопари, наученные Трифоном живому благочестию, с живым одушевлением передавали другим семена благочестия и целый дикий край получил совсем новый вид. Крещенные Лопари до того полюбили св. веру, что одни приносили в пользу обители плоды торговли своей деньги, другие отдавали земли, озера и приморские угодья.

Звание игумена в новой обители преп. Трифон предоставил другому иноку, а сам озаботился тем, чтоб оградить рассадник благочестия, насажденный в дикой стране,

защитою гражданской власти. Он отправился в Москву и испросил у государя охранную грамоту.²⁴⁰

С 1557 года во всем северном краю был сильный, продолжительный голод. Несколько лет сряду мороз убивал посев хлеба. Это вызвало блаж. Трифона на новые тяжкие труды для обители. Взяв с собою нескольких братий, он ходил по Новгородскому краю из одного поселения в другое, испрашивая у боголюбивых подаяния. Все, что получал, отсылал он на содержание братии. Так кормил он духовных детей своих целых 8 лет.

С юных лет возлюбив Господа, перенесши столько трудов и скорбей для Него в летах зрелости, дивный старец продолжал подвизаться до гроба. Раз купил он в Коле ручные жернова и положил их себе на плечи, чтобы нести в свою обитель. Ученики просили его не мучить себя такою ношею. «Братия! сказал старец, тяжелое бремя лежит на потомках Адама, с рождения до самой смерти; лучше повесить камень на шею, нежели соблазнять братию праздностью.» И 158 верст от Колы до Печенгской обители, дорогою то болотною, то гористою, нес он жернова на себе и при таком труде мало вкушал пищи.

Такими подвигами преп. Трифон достиг великой крепости духовной. Раз медведь вошел в его келью, опрокинул квашню и начал есть тесто. Подвижник, подходя

к келье, сказал медведю: Иисус Христос, Сын Божий, повелевает тебе выйти из кельи и стоять смирно. Медведь вышел и стал у ног преподобного. Взяв жезл, преподобный наказал виновного медведя и сказав, чтоб вперед не смел беспокоить обители, отпустил его. С того времени, прибавляет писатель жития преп. Трифона, медведи никогда не делали вреда ни оленям, ни другим животным обители.

В последние годы жизни своей преподобный часто удалялся в пустыньку, где построив храм успению Богоматери, проводил время в уединенной молитве.

Перед кончиною своею блаж. Трифон был тяжко болен. Наконец, близкий к смерти, сказал он братиям: «Заповедую вам, погребите меня у церкви Успения Богородицы в пустыньке, куда отходил я на молчание.» Он преставился в глубокой старости, 15 декабря 1583 года, прожив на Печенге около 60 лет.²⁴¹

Чудь поморья Балтийского, в Ижоре и Копорье,²⁴² еще не отставала от жрецов давнего суеверия колдунов, чтила камни и дерева, совершала обряды языческие при рождении и смерти родных, и оставляла таинства христианские. Архиеп. Макарий, по сношению с государем, в 1530 году отправил способного священника к суеверам, велел разорять мольбища их, местному духовенству строго подтвердил о его долге. Старики, по привычке к старине, со страхом смотрели, как священник сокрушал страшные для них деревья и камни. Но дети оказались умнее стариков: они помогали священнику в трудах его. С того времени христианство прочнее утвердилось между Чудью.

Апостольские подвиги распространения веры христианской между Лопарями и Чудью происходили в последние годы жизни великого князя Василия Иоанновича и перед самою его кончиною.

Отвергнув добродетельную, но неплодную супругу, Василий поспешил вступить в новый брак, чтоб иметь наследника. Он избрал невестою княжну Елену Глинскую,

родную племянницу знаменитого изменника князя Михаила Глинского.²⁴³ Великолепно отпраздновали брак, но более трех лет Елена не имела детей. Наконец 25 августа 1530 года родился столь давно ожидаемый сын и наследник. Он был окрещен в обители Троицкой и наречен Иоанном: обрадованный отец принял младенца из рук восприемников – столетнего старца Кассиана Босого и преп. Даниила Переславского и положил в раку чудотворца Сергия, моля угодника Божия, да будет ему заступником в опасностях жизни. Василий не знал, как изъявить благодарность небу; сыпал золото в казны церковные и на бедных; велел отворить все темницы, и снял опалу со многих знатных людей, бывших у него под гневом.

Но дни его были уже сочтены. Спустя три года по рождении первенца, великий князь заболел и через несколько недель скончался (3 декабря 1533 года), приняв перед смертью монашество с именем Варлаама, благословив младенца-сына на царство тем самым крестом, которым некогда св. Петр митрополит благословил Иоанна Калиту, и простясь со всеми окружавшими смертный одр его.

Любовь народная к почившему государю, которого летописец называет «добрым и ласковым», раскрылась вполне при его погребении. Скорбь народа была неописанная, плач и вой раздавался в кремле; видно было, что дети хоронили отца.²⁴⁴

Может быть всеобщая горесть увеличивалась еще страхом предстоящего царствования государя-младенца, под опекою матери, которую мало любили, и еще менее уважали жители Москвы. Но они не знали еще, какие ужасы ожидают их в будущем; они не могли предчувствовать, что плод законопреступного брака²⁴⁵ сначала возвеличит царство и раздвинет пределы его, но потом обольет землю Русскую потоками Русской крови и оставит по себе страшную память кровожадного мучителя!