Вселенские соборы

(По поводу «Обращения к православным богословам»)⁶⁶

В русском католическом журнале «Китежъ» (1930 г., № 1) напечатан ряд вопросов в связи с предстоящим велеградским съездом, на которые предлагается православным богословам дать ответ. Редакция «Китежа» предпосылает этим вопросам замечание, что они были переданы инициаторами анкеты для напечатания в один православный русский журнал, который отказался это сделать. Редакция «Китежа» делает предположение, что этот отказ последовал в силу того, что анкета исходила от католиков. Не смеем ни в малейшей степени не доверять Редакции, но позволим себе заметить, что отказ мог последовать не потому, что анкета исходит от католических кругов, но по причинам, обусловленным самой анкетой. Эта последняя составлена таким образом, что она не только преследует выяснение взглядов по вопросам истории вселенских соборов и их правомочности, но известным образом направляет предполагаемые ответы в плоскость католической концепции вселенских соборов. Мы не боимся никаких вопросов, откуда бы они ни исходили, мы всегда рады и готовы всегда отвечать на них, если они преследуют выяснение только одной истины, если они касаются наших взглядов и наших верований, но трудно бывает отвечать на такие вопросы, которые в себе уже заключают ответ. Это значит или повторить эти ответы, или вступать, увы, в бесполезную полемику. В данном случае, отвечая на предлагаемые вопросы, мы должны от какой бы то ни было полемики, догматической или канонической, отказаться, и мы надеемся, что ответы не вызовут таковой, т. к. мы стремимся остаться в области исторических фактов и тех выводов, которые можно сделать на основании этих фактов. Мы позволяем себе ответить не в том порядке, в каком заданы вопросы. Мы готовы даже заранее согласиться, что печатаемые ниже строки не есть ответ на вопросы, а скорее замечания по поводу этих вопросов.

* * *

Для того чтобы установить общую точку зрения на вселенские соборы, должно прежде всего строго ограничить тот материал, который имеется в нашем распоряжении. Исторический опыт православной и католической церкви по вопросу о вселенских соборах неодинаков. Тогда как мы, православные, признаем и только можем признать 7 вселенских соборов, католическая церковь признает их во много раз больше, и ничто не мешает ей завтра созвать собор, признав его вселенским. Если католические ученые в своих суждениях исходят из своего объема исторического опыта, то мы вполне естественно ограничиваемся тем материалом, который дает нам история 7 вселенских соборов, признанных православной церковью. По вопросу о вселенских соборах у нас нет другого материала. Такое ограничение материала вполне возможно и для католического богослова, так как эти соборы признаны и католической церковью. Из этого ограничения вытекает одно весьма важное следствие: первые 7 вселенских соборов были не только церковным институтом, но и государственным. Это имперский государственно-церковный институт. Здесь не место разбирать те причины, которые привели к образованию такого института. Можно лишь заметить, что появление этого института в историческом процессе было вполне законно и вызывалось совокупностью условий, в которых христианская церковь находилась с момента издания Миланского указа. Эта особенность кладет резкую грань между соборами доконстантиновской эпохи и последующими вселенскими соборами. Как чисто церковный институт, вселенские соборы продолжали деятельность предыдущих соборов, и этой своей стороной I Никейский собор тесно примыкает к Антиохийскому собору 267 или 268 года. Государственное значение обусловлено ролью на них римской государственной власти в лице императора или его представителей и тем влиянием, которое оказал и сам собор, и его постановления на общую государственную жизнь. Это было новым фактором не только в истории церковных соборов, но и в истории церкви вообще. Естественно, что это участие государственной власти и государственное значение соборов не могло не отразиться на самой структуре вселенских соборов. Они приобретают целый ряд особенностей, которых не знают предыдущие соборы. Эти изменения не идут особенно глубоко, не затрагивают самого организма соборов, но тем не менее они имеют весьма важное значение, т. к. создают новые формальные условия авторитетности собора и его правомочности. Нам придется несколько остановиться на этих особенностях для правильной оценки предлагаемых анкетой вопросов и для правильного ответа на них.

Можно по-разному относиться, по-разному расценивать, но нужно признать как факт, что христианский римский и византийский император занял в церкви особое положение, которое выдвинуло его из ряда других мирян. Он получил такие полномочия и обязанности, которых не имел ни один другой мирянин. Одним из основных таких полномочий был созыв вселенских соборов. Это было прерогативой императорской власти и было признано за ним самой церковью, самим вселенским собором, главами всех церковных округов, в том числе самими римскими папами. Это не означало, конечно, что император принимал самостоятельно свои решения о созыве собора. Он это делал часто под влиянием тех или иных церковных или государственных деятелей, но, конечно, тех, кто в данный момент был ближе к императору или чей авторитет ценился императором в порядке его личных отношений. Император не только не был обязан консультировать их мнение, но он мог созвать собор тех или иных епископов вопреки их желанию, в том числе вопреки воле и желанию римского папы. Задача статьи не позволяет нам привести выдержки из исторического материала, подтверждающие это положение. Мы ограничимся только одной. Папа Лев писал Феодосию по поводу приглашения на Разбойничий собор: «Хотя ко дню епископского собора, который назначен Вашим благочестием, мне никак нельзя явиться, потому что на это не было прежних примеров, и настоящая необходимость не позволяет оставить своего города, особенно же потому, что предмет веры так очевиден, что по разумным причинам можно было бы удержаться и от созывания собора (praesertim cum tarn evidens fidei causa sit utrationabilius ab indicenda synodo fuisset abstinendum)»⁶⁷. Тем не менее папа послал своих легатов и собор состоялся. Аналогичный случай произошел с тем же папой по поводу созыва Халкедонского собора⁶⁸. За главами церковных округов оставалось право только просить императора о созыве собора, но эти просьбы не были обязательны для императора. Все тот же папа Лев, один из величайших пап, чей авторитет стоял очень высоко, после Разбойничьего собора, в грозный час, когда ересь восторжествовала над православием, когда заступники правой веры кровью заплатили за свою верность, а другие должны были замолчать, мог лишь со слезами умолять перед гробницей св. Петра императора Валентиниана, чтобы он побудил Феодосия созвать новый собор внутри Италии. Феодосий отклонил не только просьбу папы, но Валентиниана, своей матери и своей сестры. Ни один вселенский собор не мог иметь место без созыва его императором. Нам неизвестно, чтобы в течение долгой истории вселенских соборов какой-нибудь самый влиятельный церковный предстоятель рискнул созвать сам лично вселенский собор. Соборы созывались церковными предстоятелями часто и по разным поводам, но ни один такой собор не претендовал быть вселенским. Из этого положения об исключительном праве императора созывать соборы вытекает обратное положение: созыв императором собора есть одно из формальных условий того, чтобы собор мог быть признан вселенским и авторитетным. Принявши решение о созыве вселенского собора, император издавал свой сакрум. Этот сакрум послышался сначала главам митрополичьих округов, а впоследствии патриархам. В нем император определял число членов собора: или предоставляя каждому митрополиту привести любое число подчиненных ему епископов, или ограничивая это число. Но этого мало, император мог в личном порядке пригласить того или иного епископа на собор, он же мог отвести заранее тех лиц, которых присутствие он считал почему-либо неудобным. Император Феодосий в личном порядке пригласил на III вселенский собор блаж. Августина, и тот же император запретил Феодориту Киррскому присутствовать на Разбойничьем соборе. Таким образом, количественный состав собора до известной степени находился в зависимости от императора. Посылая приглашения на собор всем митрополитам или патриархам, император регулировал число приводимых ими епископов. Церковь никогда не возражала против этого права императора, и самое большее, чего она добивалась, это равномерности представителей от митрополичьих округов. На вселенском соборе должны были присутствовать все областные митрополиты или патриархи или лично, или в лице своих представителей. Присутствие их, как вообще всех приглашенных, было обязательно, а уклонение влекло за собой известные последствия, но отсутствие того или иного представителя церкви не препятствовало собору открыть свои заседания. II вселенский собор не имел вообще представителей папы, папа Вигилий отказался принять участие на V соборе, на VI и VII соборах не присутствовали все восточные патриархи. Поэтому мы вправе утверждать, что количественный состав собора не являлся формальным условием ни признания собора вселенским, ни его авторитетности. Действительно, количественный состав имевших место вселенских соборов очень сильно колеблется.

Согласно установившейся традиции, идущей еще из доконстантиновской эпохи, представителями церкви на соборах были епископы. Мы не имеем возможности здесь рассматривать, в силу каких исторических или догматических условий возникла эта традиция. К началу эпохи вселенских соборов она была вполне установившейся. Только епископ был полноправным представителем церкви на соборе. Если епископ в силу каких-либо условий не имел возможности присутствовать на соборе, он вместо себя посылал другое лицо. Мы довольно часто видим на соборах пресвитеров, дьяконов и даже чтеца, которые представляют «лицо своего епископа». Они части собора в такой же самой степени, в какой и любой епископ, но они не представители церкви, а представители своих епископов. Тем не менее у нас нет оснований утверждать, что епископальный состав собора необходимое условие вселенского собора. Наоборот, у нас есть данные, указывающие на изменение состава вселенского собора по сравнению с чисто церковным собором. Государственная власть в лице императора постепенно расширяет состав собора, вводя в него тех или иных лиц с разными правами. Впервые Феодосий вводит на Разбойничий собор 449 г. архимандритов, из которых один был, безусловно, полноправным членом собора. Это нововведение не сразу привилось и с монахами, которых членами собора мы встречаем только на VI и VII вселенских соборах. Право участия на соборах в качестве его членов с правом голоса признается за ними самим собором. Это уже был шаг, меняющий чисто епископальный состав собора, и меняющий его в сторону мирян. С точки зрения канонического права монахи не принадлежат клиру, но и не рассматриваются как простые миряне. Кроме того, расширение шло в другом направлении. Во вселенских соборах участвовал или император, или его представитель. Константин Великий принял участие на I вселенском соборе. Затем мы встречаемся с императорами на II, IV, VI и VII соборах. В тех случаях, когда император не присутствовал вообще на соборе или присутствовал только на одном или нескольких заседаниях, он посылал своих легатов, так, на III соборе мы находим одного представителя императора, 2 представителей на соборе 449 г., многочисленный сенат на IV, VI и VII соборах. Ни император, ни его представители не могут быть рассматриваемы как полноправные члены собора. Наряду со специальными чиновниками они приданы собору с чисто внешними по отношению к собору задачами. Их роль в главном сводилась к наблюдениям за полицейским порядком на соборе, к тому, чтобы собор выносил свои решения вполне свободно, чтобы не было допущено ни с какой стороны насилия. Они руководили иногда процессуальным ходом заседания, иногда даже, как это было на IV соборе, высказывали свои догматические убеждения, но нам неизвестен ни один случай, когда бы они приняли участие в вотуме собора. Этими группами лиц ограничивался состав соборов. Таким образом, нам неизвестны миряне как члены собора⁶⁹, но этими историческими данными еще не решается вопрос о допустимости мирян на вселенский собор. Мы не знаем, в каком бы направлении пошло расширение состава вселенского собора, если бы институт вселенских соборов продолжал свою деятельность в том виде, в каком он существовал. Изменившиеся отношения церкви и государства, все возрастающее значение общественных сил, более активное участие мирского элемента в самой церкви могло бы привести к участию на соборе мирян с правами, соответствующими их положению. Созванный императором через сакрум собор должен был обладать еще одним условием для своей авторитетности: свободой мнений и взглядов, высказываемых членами собора, и решением, вынесенным свободно, без угроз, давления с чьей бы то ни было стороны. Как мы упоминали, личное присутствие императора должно было быть гарантией этой свободы. Вот почему довольно часто собор и его отдельные члены добивались этого присутствия. В тех случаях, когда свобода была стеснена, когда были допущены насилия и угрозы, авторитетность собора уменьшалась, и это было причиной требования кассации решений собора. Так было с собором 449 г. Папа Лев, требуя отмены Разбойничьего собора, как причину такой просьбы выдвигает нарушение Диоскором Александрийским свободы мнений и применение им угроз и насилия.

Предметом суждения вселенского собора являются главным образом истины веры. Все вселенские соборы созывались императором для обсуждения определенного еретического учения и для правильного формулирования соответствующего православного учения. Император, созывая собор, ставил определенную задачу собору, ради которой собор созывался. Вселенские соборы не имели задачей чисто позитивное догматическое исследование, т. е. собор не созывался ради установления догматов, потенциально содержащихся в православном учении Церкви. Его задача была отрицательной: собор обсуждал только те вопросы веры, которые предварительно неправильно были раскрыты в еретических учениях. Вполне естественно, что осуждение еретического учения могло быть на основе православного учения. Чтобы то или иное учение стало предметом обсуждения собора, необходимо, чтобы оно было предварительно поставлено в церковном сознании как неправильное, как искажающее смысл христианского учения и, что особенно важно, чтобы оно было осуждено церковным сознанием. Предварительная, так сказать предсоборная, работа должна произойти в самой церкви; необходимо чтобы с особой силой назрела потребность в едином и единственном формулировании православного учения, выражением которого должен быть вселенский собор. Имея определенную задачу, собор тем не менее не был ограничен этой задачей. «Есть обычай на соборе: после того как определено самое важное, заниматься другими необходимыми вопросами» (έτερά τινα, άναγκαΐα γυμνάζεσθαι καί τυποΰσθαι)⁷⁰. Действительно, собор переходил к обсуждению текущих задач: суд над разными лицами, разбор разного рода дел, вопросы канонического характера, вызванные условием времени и исторической обстановкой. Все, что имело отношение к церкви, к жизни клира и мирян, все вопросы, которые опосредованно или непосредственно затрагивали интересы церкви, могли обсуждаться и обсуждались на соборе. Каждый член собора имел право инициативы на соборе, а поэтому очень трудно ограничить круг вопросов, подлежащих рассмотрению собора. Все решения такого рода, принятые на соборе, суть решения окончательные, но, конечно, они не могут быть рассматриваемы в одной плоскости с догматами веры, формулированными на соборе. Эти последние – абсолютные истины, не допускающие никаких изменений или ограничений; раскрытые в определенный исторический момент, они сами вне времени. Канонические решения вызваны временем и потребностью определенной исторической эпохи. Совокупность условий, вызвавших эти решения, может измениться, и потребность в них пройдет.

Техника принятия решений на соборе, особенно по вопросам веры, не поддается научному исследованию. Принцип решения по большинству голосов был известен грекам и римлянам: большинством голосов принимались решения на греческих κοινά и в римских провинциальных собраниях, связанных с культом императора. Этот принцип не мог быть вполне принят христианскими соборами. Мы бы не могли охарактеризовать технику принятия решений на соборах как принятие решений по большинству голосов, особенно так, как она существует в наших представительных учреждениях. Это не означает, что собравшиеся члены собора были одного мнения, что на соборе не было ни меньшинства, ни большинства. Задача заключалась именно в том, чтобы в результате обмена мнений, споров, доказательств принять такое решение, которое было бы истинно, решение не эмпирического человеческого ума, а при содействии благодати Св. Духа, которая собирает собор⁷¹. Принятие решения большинством голосов в представительных учреждениях не исключает истинности мнения меньшинства или, точнее, совмещает правильность мнения и большинства и меньшинства, почему и оставляет за меньшинством право оставаться при своем мнении, домогаться победы этого мнения в том же самом учреждении. Истина веры, формулированная правильно, богооткровенная истина, исключает возможность всякого иного мнения, она обязательна для всякого, кто в церкви. Большинство и меньшинство возможны на соборе лишь до определения истины веры. Оно лежит на путях к определению этой истины. Количество на соборе не имеет правового значения. Собор является одним из орудий, через которые раскрывается вечная истина веры. В силу этого постановления собора не могут быть объектом веры, или объектом уверенности в их правдивости. Объектом веры становится истина веры, благодатно раскрытая на соборе. Собор не только эмпирическое учреждение, но и мистически благодатный организм.

Единственное истинное решение собора предполагает, что осуждение собором противоположного учения есть осуждение абсолютное и также для всех обязательное, т. е. осуждение учения означает, что оно «опасно, губительно, искажено, неправдиво, совершенно ложно, совершенно ошибочно». Конечно, ни о каком релятивизме в области догматического суждения собора не может быть речи.

Соблюдение всех указанных выше формальных условий, необходимых для той эпохи, когда имели место вселенские соборы, показывает неповрежденность эмпирической стороны собора. Они еще не являются полной гарантией того, что не повреждена мистическая сторона собора, что соблюдено основное материальное условие, т. е. действительное раскрытие собором истины веры. Примером таких безблагодатных соборов, созванных как вселенский, с соблюдением всех формальных условий, могут служить иконоборческие соборы. «Испытывайте духов, от Бога ли они» (Ин. 4: 1) – этого апостольского правила Церковь строго держалась. После собора наступало принятие и усвоение соборных решений. Это принятие имело задачей установить, что собор не только вынес свободно и единодушно свои решения, но что он действовал в полном согласии со Св. Писанием и Преданием, с учением Церкви, что его решения были не только с соизволения членов собора, но и Св. Духа. Оно имело несколько моментов. Прежде всего, должно было последовать принятие со стороны императора. Своим утверждением он не только признавал за постановлениями собора силу государственных законов, но их и принимал, как первый член Церкви в силу того особого положения, которое он имел в Церкви в качестве носителя высшей имперской власти. «Константин во Христе Боге царь и император Римский прочитал и согласился» (άνέγνωμεν και συνηνέσαμεν)⁷². Так подписался Константин Погонат под постановлениями VI вселенского собора. Он «прочитал и согласился» как βασιλεύς и αύτοκράτως έν Χριστφ τφ Θεφ, что означало, что он их не только принимает сам, но что он обязывается особым актом дать им силу государственных законов. С момента утверждения императором они становятся обязательными для всех его подданных, но этим принятие и усвоение постановлений собора не исчерпываются. Решения собора должны быть приняты общим телом Церкви, как клиром, так и мирянами. Насколько важно такое принятие, видно из того, что сами соборы были заинтересованы иметь за собой даже в момент своей деятельности общую массу церковного народа. I Ефесский собор специальными посланиями на имя клира и мирян извещает о принятых решениях, ища в них поддержки и одобрения. Значение такого принятия и усвоения церковным телом очень ясно видно из примера иконоборческих соборов. Императорская власть могла заставить часть епископов принять постановления, но не могла заставить всю церковь. Другой пример значения принятия мы находим в истории III вселенского собора. Естественно, что принятие и усвоение церковью постановлений собора находит свое выражение в форме принятия их епископами, как представителями церкви. Разумеется, что для епископов, присутствующих на соборе, такое принятие происходило на самом соборе. Остальных епископов, клир и мирян собор извещал своими посланиями. Чем важнее кафедра, занимаемая епископом, чем выше его личный авторитет, тем важнее его согласие. В особом положении оказались римские епископы. Первенствующее по чести положение их кафедры, их моральный и религиозный авторитет в эпоху вселенских соборов, их большая независимость от императорской власти, обширность их территории и народов, им подведомых, их догматическая устойчивость и верность, – все это создавало особое значение, какое имел голос римского первосвященника для принятия решения собора. Имеется одно обстоятельство, которое невольно, может быть, выдвигало и усиливало это значение папы. Первоначально случайно, а потом в силу установившегося обычая папы не присутствовали лично ни на одном вселенском соборе, посылая на них только своих представителей. Вследствие этого папы давали свое согласие не на самом соборе, как это делало большинство патриархов и епископов, а в отдельном порядке после собора⁷³. Поэтому мы вполне можем согласиться с автором анкеты, что для авторитетности собора необходимо было принятие и согласие папы, но в такой же мере, в какой необходимо было согласие остальных патриархов. Формально здесь нет никакой разницы. Все значение принятия и усвоения папой зависело от его религиозного и морального авторитета. Исторический материал не дает нам право утверждать большее. Это последующее после собора принятие и усвоение его постановлений объясняет указанный выше факт, что отсутствие того или иного епископа, даже патриарха, не является препятствием для признания собора вселенским. Оно восполнялось этим принятием.

Истины веры, раскрытые на вселенском соборе и принятые и признанные Церковью как богооткровенные, суть непогрешимые догматы. Поэтому каждый последующий собор торжественно заявлял о своей верности догматическим определениям предыдущих соборов⁷⁴.

Нам остается для рассмотрения 5-й и 6-й вопросы. Мы считаем, что эти вопросы имеют целью выяснить происхождение соборной деятельности. Вопрос этот настолько сложен, настолько разнообразны даваемые ответы, что мы позволяем себе его не касаться. Каково бы ни было учение о происхождении соборов, для православного сознания собор, а тем более вселенский, является высшей формой церковной деятельности, носителем высшей церковной власти во всех ее функциях. Высказывая это убеждение или даже своего рода верование, мы остаемся в области истории, ибо церковь в течение многих веков не знала другой высшей власти⁷⁵.

На этом мы кончаем. Мы все время старались оставаться в области исторических фактов, мы все время говорили не вообще о вселенских соборах, а об имевших место 7 вселенских соборах. Говоря о формальных условиях авторитетности вселенских соборов, мы до известной степени намеренно не касались тех уклонений, которые имели место в деятельности соборов. Мы считаем, что на этих страницах нет надобности их указывать и подчеркивать. Если для негативной критики эти уклонения могут быть предметом нападок, попыткой унизить авторитет соборов, то для верующего они являются лишь доказательством Божьего промысла над Церковью. Несмотря на те или иные недочеты, соборы раскрыли истину, которая живет в Церкви.

Такова обстановка, таковы условия, в которых действовали вселенские соборы, но это не значит, что будущий собор должен полностью повторить все эти условия. Известная историческая эпоха пережита, и нет данных, которые бы говорили о возможности ее возврата. Вселенский собор, как государственно-церковный институт, неповторим, но тем не менее будущий вселенский собор, если он состоится, должен быть преемственно связанным с предыдущими вселенскими соборами как церковным институтом. Отправной точкой деятельности такого собора было бы сохранение догматов веры, раскрытых на предыдущих соборах. Отпадение государственной стороны соборов должно, конечно, привести к изменению многих формальных условий. Каковы будут эти новые условия, мы не беремся сказать. Когда явится возможность созыва собора, то Церковью будут выработаны и эти новые условия.