Преосвященный Евсевий (Орлинский), архиепископ Могилевский, бывший ректор (1847–1850 гг.) Санкт-Петербургской духовной академии

Евсевий (Орлинский) оставил по себе добрую память мудрого и благостного архипастыря, но для С.-Петербургской Духовной Академии, в которой состоял ректором и профессором, он явился чужим и, кажется, жил и покинул её несколько чуждым.

Именовался он в Мире Евоимием и был сыном дьячка Поликарпа Евоимиевича Орлинского (скончавшегося в 1833 г. диаконом при прежней церкви) села Чернога Тульской губернии, где родился 21 декабря 1806 года.¹ Выросши тут, он всегда сохранял душевное расположение к этому месту, помогали деньгами, заботился о нем построением храма,² старался выгадать и выпросить случаи для побывки при служебных командировках,³ завещал туда свои книги⁴ и т. п. Учился сначала в ближайшем Белевском Духовном Училище, а в 1822 г. перешел в Тульскую Семинарию и обучался в ней наукам богословским, философским, словесным, историческим, математическим и языкам: еврейскому, греческому, латинскому и немецкому. За весь семинарский период Евоимий Орлинский был на полукоштном содержании и – за неустройством еще семинарского общежития – получал оклад в 60 тогдашних рублей. Занятия юноши шли успешно и настолько ценились начальством, что с 9 сентября 1826 г. до самого окончания семинарского курса ему поручено было отправлять обязанности «лектора» по среднему греческому классу, каковое звание существовало тогда на основании § 37 устава 1814 г.⁵ и рассылавшегося в 1818 г. через окружные академические правления особого распоряжения Комиссии Духовных Училищ; Евоимий Орлинский – сверх полукоштного оклада – получал за свое лекторство по 60 руб. в год. При ревизии Тульской Семинарии в июле 1828 г. профессор Ф. А. Голубинский († 22 августа 1854 г.) обратил внимание на ревностного воспитанника-лектора и избрал его для отправления в свою Московскую Духовную Академию, причем истрачено было на экипировку 100 руб., выдано 10 руб. на путевые расходы и прогоны нa одну лошадь, да кроме того полукоштный оклад до 15 августа и лекторский – до 1-го сентября 1828 г. Видимо, Тульская Семинария ценила своего питомца, – и последний оправдывал это внимание, если даже семинарский штаб-лекарь, свидетельствовавший Евоимия Орлинского, удостоверял, что ощущаемая им боль в груди происходит от слабого сложения и, может быть, от излишних занятий в науках, хотя «явной болезни у него не явствуется». В Московской Духовной Академии Евоимия Орлинского в составе восьмого выпуска (1828–1832 гг.) выслушал высший курс наук богословских, философских, словесности церковной и всеобщей истории церковной и гражданской, а также обучался языкам еврейскому, греческому и немецкому, отличался всегда благочестиво-научной ревностью, выдержанным характером⁶ и благонастроенностью;⁷ кончил он седьмым магистром, имея товарищами Тимофея Успенского, после митрополита Киевского Филофея († 29 января 1882 г.), А.В. Горского († 11 октября 1875 г.) и др.

По благочестивой склонности Евфимия Орлинского еще до выхода из академических стен поспешил принять монашество и пострижение 29 мая 1832 г. с именем Евсевия в честь священномученика, епископа Самосатского (конца IV в.), который прославляется, как «кроткий и незлобивый, смиренномудрый и тихий», «любве божественныя исполнен», так что, «обличая Ариевы единомыслинники», он готов был принять «и нуждную смерть». Все эти черты притягательно отвечали внутреннему настроению и всему характеру молодого инока,⁸ который 1-го июня был рукоположен Филаретом Московским в иеродиакона и 3-го числа в иеромонаха, а 29-го августа академической конференцией произведен (с утверждения Комиссии Духовных Училищ) на степень магистра (потом, получив обычным порядком магистерский крест) и назначен инспектором⁹ и профессором церковной истории и греческого языка в Вифанскую Духовную Семинарию,¹⁰ где ( – согласно его прошению и ходатайству правления от 28-го октября – ) с 20 ноября 1833 г. со второго переведен на класс еврейского языка, поменявшись со своим братом Иваном,¹¹ но в конце 1834 г. – взамен этого предмета – поручено ему преподавание пастырского богословия.¹² За свои труды здесь о. Евсевий был отличен тем, что 15 сентября 1833 г. он удостоен звания соборного иеромонаха при Ставропигиальном Донском монастыре¹³ и 26 августа 1836 г. «за ревность в неусыпном надзоре за нравственностью воспитанников» Вифанской Семинарии получил одобрение Комиссии Духовных Училищ. В бытность свою Вифанским инспектором о. Евсевий, – по определению семинарского правления от 22 мая 1834 г., – обозревал (с 9-го июля) Дмитровские и Звенигородские училища и представил о них подробный отчет с замечаниями по всем частям, а сверх сего возвратил обратно неистраченные им 20 руб. ассигнациями из выданной ему на проезд суммы в сто рублей... 25 ноября 1834 г. о. Евсевия перевели инспектором и профессором философии в Московскую Семинарию, но там он должен был наблюдать еще за исправлением здания для вновь открытых в Москве Донских училищ, за что 21 февраля 1837 г. опять была ему изъявлена от Комиссии признательность.¹⁴

Педагогическая карьера достаточно рекомендовала о. Евсевия, – и 31 августа 1838 г. он перемещен инспектором и баккалавром богословских наук в родную Московскую Академию, где находился под бдительным контролем в своей службе со стороны благоволительного митрополита Филарета,¹⁵ 15 октября удостоен сана архимандрита¹⁶ и в том же месяце определен действительными членом академической конференции, в июле 1840 г. обозревал Нижегородскую и Саратовскую Семинарии¹⁷ и 30 мая возведен на степень экстраординарного профессора.¹⁸ После Филарета (Гумилевского), 7 октября перешедшего на кафедру викария Псковской епархии епископом Рижским, о. Евсевия с 14 сентября 1841 г. исправлял в Московской Академии должность ректора и 17–25 ноября определен в неё Св. Синодом с сохранением профессуры по богословским наукам; – хотя на запрос обер-прокурора графа Н.А. Пратасова от 9 октября 1841 г. митр. Филарет рекомендовал других лиц: Иосифа (Богославского, † 19 февраля 1892 г. архиеп. Воронежским на покое), Никодима Казанцева († 11 июня 1873 г. епископом Енисейским на покое) и Феогноста (Лебедова, † 22 апреля 1869 г. apxиeп. Псковским),¹⁹ но потом рассудил иначе.²⁰ 9 апреля 1842 г. о. Евсевий назначен еще и настоятелем Московского второклассного Богоявленского монастыря и уже 10 октября того же года получил от Св. Синода благословение за усердие, способности и нравственный характер, удостоенный митр. Филаретом полного одобрения, по случаю обозрения им Московской Академии. В последней с апреля 1845 г. о. Евсевий был членом строительного комитета по постройке бани и чугунных лестниц, в студенческих помещениях под названием «чертоги» отделил (в 1847 г.) особые спальни и участвовал в возведении академического дома на замонастырском дворе (на Ильинской горе).²¹ Вне непосредственной академической сферы, но по ближайшей связи с обязательной академической службой – он многократно ревизовал разные Семинары Московского духовно-учебного округа: – в июле 1843 г. Тульскую, Рязанскую и Калужскую, в июле 1845 г. Костромскую и Вологодскую,²² в июле 1846 г. Вифанскую).²³ 31-го августа 1845 г. о. Eвсевий из Богоявленского монастыря переведен настоятелем второклассного же Высокопетровского, с присвоением ему лично степени архимандрита первоклассного.²⁴

Митрополит Филарет, имея «доброе мнение о действовании Евсевия и о состоянии академии» Московской при нем,²⁵ видимо благоволил Евсевию,²⁶ – и ему скоро открылось более широкое поприще, когда освободилась С.-Петербургская академическая ректура²⁷ за переводом 13 января 1847 г. епископа Винницкого Афанасия (Дроздова) на Саратовскую кафедру. Из трех кандидатов Евсевий, рекомендованный митр. Филаретом, стоял первым перед ректорами Семинарий С.-Петербургской Феогностом (Лебедевым) и Владимирской – Поликарпом (Сосниным, † 18 января 1868 г.) и был высочайше утвержден 17 января 1847 г. епископом Винницким с настоятельством в Шаргородском Спасском Николаевском первоклассном монастыре Подольской епархии, а по ходатайству С.-Петербургского митрополита Антония (Рафальского, † 16 ноября 1848 г.) Духовно-учебным Управлением определен 21 января в ректоры С.-Петербургской Академии.²⁸ Расстался он с Alma Mater, напутствуемый от митр. Филарета «благословением и пожеланием преуспеяния служению его везде, куда призовет Божие Провидиние и священная власть»,²⁹ а прибыл в С.-Петербург 24 февраля в 6 часов вечера и вступил в академическую должность 25 числа,³⁰ подписавшись тогда под «клятвенным обещанием», как «Новоопределенный Ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии Архимандрит Евсевий». 9 марта 1847 г. последовала его хиротония в Казанском соборе митр. Антонием с присутствовавшими (1843 – 1848 гг.) в Синоде преосвященными Венедиктом (Григоровичем) Олонецким († 7 декабря 1850 г.), Илиодором (Чистяковым) Курским († 2 февраля 1861 г.) и Гедеоном (Вишневским) Полтавским († 11 октября 1849 г.) и с викарием С.-Петербургским, епископом Ревельским Наоанаилом (Савченко, † 4 марта 1875 г. в Чернигове). Вместе с сим преосвящ. Евсевием должен был заменить своего предшественника по председательству в комитете для рассмотрения конспектов о преподавании учебных предметов в Семинариях (с 7 апреля 1847 г. согласно предложению графа Н.А. Пратасова),³¹ где немало хлопотал,³² и по главному наблюдению за преподаванием Закона Божия в светских учебных и воспитательных заведениях столицы и её окрестностей (с 15-го марта).³³ Приходилось ему и покидать С.-Петербург, напр., летом 1849 г., когда Евсевий был отправлен для обозрения Семинарии Псковской, Могилевской и Смоленской, но сам потом просил продолжить командировку – частью для поправления здоровья, особенно же для осмотра в родном селе отстроенной им вчерне церкви³⁴ и для посещения не менее родной Академии Московской;³⁵ вернулся он обратно 9 августа и представил обстоятельные отчеты о всех ревизованных им Семинариях.³⁶

Вообще петербургский период протекал весьма успешно при неослабном благоволении высших властей. Еще по поводу кандидатур на Винницкое викарианство граф Н.А. Пратасов Всеподданнейше докладывал, что «преимущественное право» имеет именно Евсевий, «которого труды и благонадежность в образовании юношества обратили на себя особенное внимание членов Св. Синода», а в рескрипте 3 апреля 1849 г. о награждении орденом Анны 1-й степени особо отмечались «заслуги его по управлению преемственно двумя академиями и приготовлению образуемого в них юношества к достойному прохождению священного сана». Власти явно ценили благоустроенного С.-Петербургского ректора, еще в конце 1848 г. думали о последнем при замещении Рижской епископии (после Филарета, переведенного 6 ноября 1848 г. в Харьков)³⁷ и в 1850 г. по освобождении Нижегородской кафедры (за смертию Якова Вечеркова, † 20 мая 1850 г.),³⁸ а потом пожелали видеть в нем благого устроителя новой епархии Самарской, куда он был определен, в день Высочайшего повеления об открытии последней – 19 декабря 1850 г. – вскоре после образования Самарской губернии.³⁹ Однако «преосв. Евсевий смотрел на свое назначение, как на неблаговоление к нему и на оскорбление Петербургского Митрополита Никанора»;⁴⁰ далее Филарет Московский утешал так, что этим способом «устроилось лучшее для самарской епархии, и её поздравляем более, нежели его»,⁴¹ хотя сам скорбел, что Евсевия послали не в Нижний Новгород, но «в выгоревшую Самару»,⁴² на «пожарище»,⁴³ а Филарет (Гумилевский) видел в этом прямое «искушение».⁴⁴

И, действительно, трудное поприще предстояло в Самаре, где все надо было заводить вновь, – и преосв. Евсевий по пути заехал к Троице, чтобы подкрепиться духом. В Самаре не нашлось даже приличного помещения, – и епископ, прибыв туда 28 марта,⁴⁵ должен был временно приютиться у губернатора Ст. Гр. Верховского († 15 сентября 1858 г.)⁴⁶ в «углу его квартиры из небольших комнат» и после скитаться в «наемной хате»,⁴⁷ перенося даже злостные неприятности.⁴⁸ 30 марта 1851 года он учредил Самарское епархиальное управление, 31 числа в Вербное воскресенье открыли Самарскую епapхию,⁴⁹ 1 апреля торжественно совершили первое священнослужение в Вознесенской церкви, обращенной в кафедральный собор,⁵⁰ и бодро принялся за работу, не смотря на труды и огорчения,⁵¹ хотя бы по тому случаю, что 7 января 1852 г. во время литургии сгорел дом, где едва только устроился преосв. Евсевий, заведший там домовую церковь Иоанна Богослова.⁵² Приятной неожиданностью поражает его активная энергичность. Архипастырь пожелал самолично изучить свою епархию, и каждый год предпринимал неоднократные поездки по всем закоулкам,⁵³ почему, обладая большой памятью и наблюдательностью, знал статистику губернии лучше всех. Его заботами и попечениями основана женская обитель в Бузулуке и в честь Иверской Божией Матери – в Самаре,⁵⁴ для которой подготовлено сооружение кладбищенской Покровской церкви,⁵⁵ а также приняты все меры к устройству мужского Николаевского монастыря.⁵⁶ Особой заботливостью пользовалось переведенное из г. Ставрополя Духовное Училище, но Евсевием же предположено открытие Семинарии, состоявшееся после его отбытия в Иркутск.⁵⁷ Для ограждения православных и по христианской ревности преосвящ. Евсевий немало уделял внимания миссионерству, сам беседовал с молоканами по селам подле церквей (напр., в Березовом Гае, Яблоновом Враге, Тяглом Озере и др.) и обращал к православию, успевая распространять свет его среди чуваш и магометан. Евсевием был «твердо и основательно сложен фундамент Самарской церкви»,⁵⁸ и о нем, спустя много времени, вспоминали там с благоговением и любовью.⁵⁹ Учительность и личный авторитет во всех кругах стояли весьма высоко, – и А.В. Горский, называя Евсевия «Владыкою предобрым», уверен был слышать о нем лишь прекрасное,⁶⁰ а бывший главный управляющий учреждениями Императрицы Марии протестант К.К. Грот еще 15 января 1868 г. писал ему: «Я всегда с удовольствием вспоминаю о годах, проведенных в Самаре и знакомство с Вашим Высокопреосвященством составляет одну из самых светлых сторон этих воспоминаний. Редко случалось мне после того встречать людей, личные сношения с которыми были бы так отрадны и утешительны, как беседы с Вашим Высокопреосвященством».

Миссионерские труды и послужили к тому, что 3 ноября 1856 г. Евсевий был переведен епископом Иркутским и Нерчинским. Это сначала сильно потрясло Самарского владыку, яко бы им пренебрегают, и его жалобы производили тяжелое впечатление, будто он человек – притязательный и недовольный.⁶¹ Вообще же, тяжело ему было расставаться с Самарской паствой, которая 14 декабря при прощальном служении в кафедральном соборе буквально рыдала всей церковью, и ехать в страшную Сибирь с мучительным чувством, что его «хотят удалить от людей».⁶² Но митр. Филарет видел тут благорасположение начальства,⁶³ а тогдашний экзарх Грузии Исидор (Никольский, † 7 сентября 1892 г. митрополитом С.-Петербургским) рассуждал, что «Евсевия Бог ведет путем особенным. В Иркутске нужен apxиepeй с недюжинными способностями для обращения язычников. Евсевий для сего вполне годен... Правда, что трудов понадобится немало, но apxиереев для трудов и посылают, а не для покоя».

Евсевий выехал из Самары⁶⁴ 15 декабря 1856 года и достаточно оправдал эти надежды своей ревностью с самого дня прибытия в Иркутск 17 января 1857 г., а в глазах своего друга А.В. Горского стал отселе «святителем православного востока».⁶⁵ О его сибирской деятельности хорошо говорит собственное письмо к митр. Филарету от 15 декабря 1858 г., т. е. всего лишь через два неполные года по переселении. Здесь мы читаем:⁶⁶ «Только дня два прошло, как я возвратился из последнего в этом году путешествия, которое простиралось на северо-запад от Иркутска по московскому тракту, в оба конца до 1400 в. Туда – было мною предположено ехать во второй половине лета; но непредвиденное путешествие в Кяхту воспрепятствовало исполнить предположение. В некоторые дни морозы, восходившие свыше 30 градусов, довольно затрудняли путешествие. Впрочем, при помощи Бoжиeй, кроме одного дня во все дни совершал я литургии по сельским церквам, которые везде теплые, а в иных селах совершал всенощное. Вся свита бывшая со мною – певчие и диаконы – состояла из десяти человек. Особенной целью моего путешествия было знакомство с одним новоизбранным Тайшею – ламайцем,⁶⁷ заступившим место своего отца, который был крещеный и много обещал благого влияния к обращению своего ведомства бурятов в христианство. Новый Тайша принял меня в свиту радушно. В доме его совершено всенощное. На другой день в соседней церкви, при которой погребено тело его родителя, после литургии, которую совершал я, совершена панихида по умершем Тайше в присутствии его сына язычника. Это ему было очень приятно. А в доме священника местного он разделял трапезу со мною. Приятно было видеть, что цель моего посещения бурятского Тайши достигалась в надежде... Если та надежда оправдается, которая возбуждена словами и некоторыми распоряжениями этого Тайши, то, кажется, весною мне опять надобно будет ехать в эту часть бурятского поселения, – если Богу то будет угодно. Каждое путешествие мое дает мне встречать случаи неприятные и тяжелые, показывающие недостаточность нашего понятия о благом влиянии на инородцев. В помянутой стране бурятского населения до 10 тысяч бурят обоего пола, и около них не нашел я ни одного священника, который бы заботился или имел возможность с удобством заботиться о просвещении их; но, напротив, двоих встретил таких, которых бы надлежало немедленно отстранить от своих мест, как вредно действующих на бурят своим обращением с ними. Хотя вполне благонадежных не имею в виду, но, по крайней мере, устраню неблагонадежных, а новым дам наставление при назначении на места – поступать не по примеру предместников. – Мне издали пишут, что я напрасно себя обременяю и изнуряю длинными путешествиями по трудным сибирским дорогам. Могло такое слово дойти и до слуха Вашего Высокопреосвященства. Правда, что мог я много сократить свои путешествия: закон не мог от меня требовать, чтобы я в минувшее время, по вступлении моем в управление иркутской епархией, проехал по здешним трудным дорогам, летом и зимою, до 14 тысяч! верст. Но я делал по сознанию долга и по внушении совести. Когда меня послали на это трудное место, то конечно не для того, чтобы я заботился об удобствах своего положения. Если бы в этом отношении хотели оказать мне снисхождение, то не послали бы меня сюда. Служивши прежде по совести, мне и теперь хочется исполнить долг по совести. Говорят: мог бы я доверить обозрение отдаленных частей кому-нибудь из священников. Но около себя таких людей я не имею. При том такие обозрения не могут заменить архиерейского. И каждый раз, возвращаясь из путешествия, сознавал я нужду исполненного обозрения более, нежели когда предпринимал оное: каждый раз много мне открывалось такого, чего может быть и в десять лет не узнал бы я издали, если бы не решился быть на месте, а потому и не сделал бы, или не старался бы делать то, что нужно по требованию усмотренных обстоятельств».

И из других сведений нам известно, что преосвящ. Евсевий не напрасно взял «жезл путнический»⁶⁸ и уже в 1857 г. «измерил» 5596 верст, а вообще путешествовал целыми месяцами непрерывно и проникал даже до Кяхты на китайской границе, не стесняясь ни пространством, ни всевозможными неудобствами, ни прямыми опасностями.⁶⁹ Странствовал он истинно апостольски, как миссионер-просветитель, пользуясь то лодками (напр. в 1858 г. вниз по реке Ангаре до села Кеульского и от устья р. Илимки до заштатного города Илимска), то ездя верхом (по горам около реки Сеть). Успехи этих самоотверженных трудов были достаточно удовлетворительные по фактическим условиям:⁷⁰ так, после крещения 25 мая 1857 г. в Иркутском кафедральном соборе вышеупомянутого тайша Занея Хамакова с именем Николая тункинские буряты крестились в количестве 720 человек на р. Тоёне в бытность Евсевия в Торском улусе в сентябрь того же года. За период Евсевиева архипастырства в Иркутске всего обращено не одна тысяча язычников. Все донесения Евсевия о религиозном состоянии напр., забайкальских инородцев были «примечательные»⁷¹ и свидетельствовали об архипастырской заботливости, которая тем почтеннее, что у него не было соответственных помощников.⁷² Для прочного утверждения миссионерского дела преосвящ. Евсевий ввел в Иркутской Семинарии преподавание монгольского языка, чтобы выходящие оттуда священники могли удобнее проповедовать среди монголо-бурят, а для общего руководства составил брошюру: «Наставление священникам, служащим между язычниками и новообращенными к православной вере», которую раздавал всем кончающим воспитанникам и иереям; равно проектировалось обучение медицине, необходимой по условиям тамошнего быта – «тем более, что (православные) миссионеры в Монголии должны на каждом шагу встречаться с ламами».⁷³ Евсевием отправлена миссия в Пекин⁷⁴ и обновлена рака у мощей св. Иннокентия, при нем присоединен к России в 1858 г. левый берег реки Амура и им вместе с архиепископом Камчатским Иннокентием (Вениаминовым, † 31 марта 1879 г. митрополитом Московским) рукоположены два епископа: в апреле 1859 г. Петр (Екатериновский, † 27 мая 1889 г. епископом Томским на покое) в Ново-Архангельск и в марте 1860 г. Павел (Попов, † 25 мая 1877 г. епископом Камчатским) в Якутск. Преосвящ. Евсевий всей душей предан был своему великому служению в глухой и дикой Сибири и сроднился с ним, почему уже из Могилева писал 22 апреля 1864 г. своему почитателю, начальнику артиллерии в Западной Сибири генерал-майору П.А. Семенову: «если опять будете путешествовать по отдаленным местам южных пределов тобольской и томской епархии, обратите внимание на местности, и укажите мне, где бы я мог основать для себя келью с тем, чтобы она со временем могла обратиться в миссионерский монастырь, из которого братья-миссионеры удобно могли бы предпринимать путешествия к неозаренным лучами божественного евангелия». По словам письма тому же лицу от 4 февраля 1868 г., Евсевий «любил мыслями странствовать по пространным степям и кочевьям дикарей». Эта именно ревность от чистого сердца поддерживала, ободряла и утешала архипастыря благословенными успехами,⁷⁵ хотя у него отнималось много даже физических сил и подрывалось здоровье.⁷⁶

Вверху вполне ценили архипастырское усердие, – и уже 31 марта 1858 г. Евсевий был пожалован саном apxиепископа, а Высочайшим повелением от 29 августа 1860 г., выраженным в указе Св. Синода 17-го сентября, был переведен в (неважный по иерархическому рангу) Могилев⁷⁷ на место Анатолия (Мартыновского), уволенного на покой 17-го июля. Указ пришел в Иркутск только 20 октября, и Евсевий, отслужив последнюю литургию 21 ноября 1860 г., отправился 24-го числа на свою новую кафедру. Тогда со всей яркостью в прощальных речах (прот. Громова,⁷⁸ ректора Семинарии архимандрита Димитрия) сказалась со стороны паствы вся любовь, которая была настолько не постыдна и нелицемерна, что – вопреки обычаям и предосторожностям – прот. Громов, приветствуя Евсеевиева преемника, преосвящ. Пароения (Попова, † 21 января 1871 г.), при вступлении в apxиерейский дом, не преминул решительно упомянуть, как «недавно подвинут с места сего дорогой светильник, которым озаряться думали мы, желали бы мы на много лет».

Прибыв в Могилев 29 января 1861 г. в 5 часов вечера, apxиепископ Евсевий 30-го числа отслужил здесь первую литургию и архипастырски со словом мира и любви утвердился на своей епархии, которой и управлял 22 с половиной года непрерывно, хотя встречен был не очень сочувственно,⁷⁹ и хотя были слухи о переводе его в Рязань⁸⁰ (на место apxиеп. Смарагда Крыжановского, t 11 ноября 1863 г.) и считалась возможной кандидатура на – экзаршество (в 1857 г.) в Грузию⁸¹ (за переводом Исидора Никольского в Киев), в Казань (в 1863 г.)⁸² и в Ярославль⁸³ (на место Леонида, † 15 декабря 1876 г.). Могилевская кафедра была не из легких⁸⁴. Теперь Евсевий попал в совершенно иной край, гдe православие в «довольно-таки расстроенной» епархии нуждались в очищении, оживлении и защите от «ветхого кваса унии»⁸⁵ и от влияний, злоумышлений и пропаганды католицизма. Значит, здесь требовалось разбудить и разжечь православно-русское чувство, прояснить и осветить православное самосознание, охранить и обеспечить религиозно-церковным напоминанием и назиданием. Привлечением святынь с Афона и торжественными процессами и служениями по сему случаю в 1867 году владыка оживлял память того, как еще за 400 лет свет веры Христовой пришел сюда именно с Востока и искони был православным, почему уния являлась искажением истинной православной чистоты. И это оживление было столь ярко и действенно, что возврат к православию из польского панства, шляхты и крестьян начался в 1865 г. знаменательным переходом одного Могилевского помещика с большим семейством из той самой фамилии Рагозы, из которой был и киевский митрополит Михаил Рагоза († 1599 г.), соблазнивший западно-русское население в конце XVI века к отпадение от православной веры отцов и от русской народности. – Для постоянного церковного назидания и православного воспитания apxиеп. Евсевий горячо заботился о построении, обновлении, украшении святынями и иконами церквей в самом Могилеве и в провинции, собирая средства со всех концов Poccии и привлекая к нему членов царствующего дома. Иерархов (митр. Филарета), губернаторов (местного А.П. Беклемишева), купцов (Ив.Ив. Четверикова в Москве), обители русские и заграничные, ходатайствуя перед Св. Синодом об ассигнованиях, учреждая специальные комитеты и т. п. Можно полагать, что за весь Могилевский период Евсевием созданы и обновлены целые десятки церквей. – В интересах приготовления достойного и убежденного пастырства Евсевий большое внимание уделял духовно-учебным заведениям: при нем Семинария ремонтирована и расширена применительно к требованиям нового устава; Могилевское Дух. Училище обновлено и увеличено приготовительным классом, а в 1867 г. освящена обновленная училищная церковь; Буйничское женское училище окончательно открыто 3 сентября 1864 г. по обновленному и приспособленному к местным условиям уставу, но apхиепископ не раз просил Св. Синод о переводе его в Могилев; Гомельское Дух. Училище перемещено в другое, лучшее здание; а в Мстиславском устроена училищная аптека. Владыка тщательно и душевно следил за всей учебной жизнью, был ласков к ученикам и воспитанницам и не редко приглашал к себе летом на дачу в Печерск,⁸⁶ где «отдавал не мало времени попечению» о своих юных гостях и так очаровывал юношей, что один (Н.Н. Клириков, бывший потом старшиной Могилевского братства) называл (в письме от 7 сентября 1875 г.) эти «дни лучшими днями отпуска». И перед кончиной Евсевий не забыл распорядиться, чтобы часть книг перешла в Могилевскую Семинарию (1480 экземпляров) и в училище. Наконец, архипастырь не преминул употребить усилия, чтобы парализовать антиправославные и антирусские влияния костелов, где это требовалось, – они были частью закрыты и частью возвратили православным святыни. Но архипастырь действовал здесь не по вражде и не ради нападения, а единственно по отеческому попечению о своей пастве, и потому все указанные события совершались тихо, без осложнений, и сам он пользовался уважением от иновецев,⁸⁷ не отказываясь от посещения их при своих объездах по епархии,⁸⁸ а вообще всему «Могилевскому духовенству дал лучшее прежнего направление мирными средствами». Наряду с этим преосв. Евсевий не оставлял миссионерства среди раскольников и в 1866 г. начал дело об открытии при Могилевском православном братстве особого противораскольнического отдела; штунда, латыши-переселенцы (в селе Высоком, Оршанского уезда) и даже евреи⁸⁹ тоже захватывались в кругозор архипастырской заботливости Евсевия⁹⁰.