Св. апостол Лука, евангелист и дееписатель

Содержание

Профессор Николай Никанорович Глубоковский (1863–1937)

Внутренняя историографическая связь третьего Евангелия и книги Деяний

Писатель третьего Евангелия и книги Деяний по указаниям их

Св. Лука – писатель третьего Евангелия и книги Деяний

Евангелие св. Апостола Луки. Источники и условия происхождения третьего Евангелия Задача и характер третьего Евангелия Объем источников и способ пользования ими у третьего Евангелиста Литературные достоинства историографических трудов св. Луки Цель третьего Евангелия Ближайшее предназначение третьего Евангелия Время издания третьего Евангелия Место написания третьего Евангелия Подлинность третьего Евангелия Текст третьего Евангелия в теперешней редакции Анализ содержания третьего Евангелия План третьего Евангелия Общий характер повествовательной изобразительности, Книга Деяний св. апостолов Положение и Значение в новозаветном каноне Наименование книги «Деяний Апостолов» адекватно ее содержанию Цель и характер апостольской историографии Содержание книги Деяний Фактически-художественный объективизм изображения и законченность книги Деяний Язык книги деяний Историческую достоверность, Фактическая достоверности книги Деяний Апостольских Дееписатель был спутник св. Павла Дееписатель – это Евангелист Лука Подлинность книги Деяний Время издания книги Деяний Вопрос о месте издания книги Деяний Достоверность сообщаемых в ней речей I) Речи Апостола Павла II) речи Апостола Петра III) речь архидиакона Стефана Фактическая достоверность книги Деяний Историко – литературная ценность книги Деяний Священно-догматическое значение книги Деяний  

 

Профессор Николай Никанорович Глубоковский (1863–1937)

Николай Никанорович Глубоковский родился 6 (19 по новому стилю) декабря 1863 года в селе Кичменгский городок Никольского уезда Вологодской губернии в семье бедного сельского священника Никанора Петровича Глубоковского. Фамилия Глубоковский происходила от названия озера Глубокое, на берегу которого стояла Глубоковская Спасо-Преображенская церковь – в ней более 70 лет дед и прадед Николая Никаноровича служили дьячками.

В большой семье, насчитывавшей пять братьев и две сестры, Николай был седьмым, самым младшим ребенком. В 1866 году, когда ему было два года, отец умер, и семья оказалась в трудном положении: старший брат Петр учился на 5 курсе семинарии, сестры были не пристроены. К счастью, вскоре старшая сестра Анна вышла замуж; новый зять, священник Василий Михайлович Попов, проявил сострадание, и вся семья переехала к нему.

Мать Николая Никаноровича понимала, что учеба является единственным средством для сына найти дорогу в жизни и старалась способствовать этому. Первоначальное образование он получил под руководством сестры и зятя, посещал занятия в местной церковноприходской школе. Подготовка оказалась достаточно слабой, поэтому в 1873 году, по поступлению в Никольское духовное училище, его определили в подготовительный класс. В училище он занимался усердно и окончил его в 1878 году первым учеником, а в 1884 году – с отличием Вологодскую духовную семинарию, после чего был направлен за казенный счет в Московскую духовную академию. В академии он проучился пять лет, поскольку на четвертом курсе из-за досадного недоразумения с руководством он был уволен, но на следующий год восстановился. В июне 1889 года Н. Н. Глубоковский окончил МДА первым в своем выпуске, имея отличные оценки по всем предметам, со званием кандидата богословия, и оставлен стипендиатом для подготовки к профессуре на кафедре общецерковной истории.

С 16 августа 1889 года по 15 августа 1890 года под руководством известного церковного историка профессора Алексея Петровича Лебедева (1845–1908) молодой ученый работал над магистерской диссертацией о блаженном Феодорите, епископе Киррском [12]. Она принесла автору известность: сочинение вызвало широкий отклик и высокую оценку российских и зарубежных патрологов и историков Церкви.

Осенью 1890 года в судьбе Н. Н. Глубоковского произошел неприятный поворот: из-за случившегося при его обучении на четвертом курсе МДА инцидента, он не был удостоен профессуры и был направлен, в соответствии с общепринятой практикой того времени, преподавателем провинциальной духовной семинарии – Воронежской. Это было нелегким испытанием для молодого ученого. Пережив на собственном опыте трагедию временного расставания с академической средой, Николай Никанорович впоследствии много сил потратил на то, чтобы исключить ситуацию, когда молодые ученые, окончившие академию и полностью построившие свою жизнь в видах дальнейших научных исследований, вдруг оказывались выброшенными за борт духовных академий всего лишь по причине отсутствия свободных преподавательских мест. В позднейшей записке «К вопросу о нуждах духовно-академического образования» [89] он предлагал вводить в расписание академий специальные дополнительные часы, дабы удержать подготовленные перспективные молодые кадры в рамках академических структур путем удобной для них возможности приобретать преподавательский опыт, читая спецкурсы.

Целый год (с 18 октября 1890 по 21 октября 1891) провел Николай Никанорович в Воронежской духовной семинарии в качестве преподавателя Священного Писания. Здесь на него обратил внимание правящий Воронежский епископ Анастасий (Добрадин, †1913), посещавший его занятия в семинарии, и летом 1891 года порекомендовал молодого ученого ректору Санкт-Петербургской духовной академии епископу Выбогскому Антонию (Вадковскому).

В результате осенью того же года Николай Никанорович был приглашен на кафедру Священного Писания Нового Завета в СПбДА, на которой трудился сначала в должности доцента, далее с 1894 по 1898 год – экстраординарного профессора, а затем – в качестве ординарного профессора вплоть до 1919 г., когда ему пришлось перейти в Петроградский богословский институт в связи с закрытием академии.

Момент занятия им кафедры Нового Завета в СПбДА в 1891 году был не лишен драматизма: в качестве претендента на эту кафедру влиятельный профессор Василий Васильевич Болотов рекомендовал Александра Петровича Рождественского (1854 – 1930), который и был избран большинством голосов Ученого совета (9 против 4). Но на том же заседании ректор епископ Антоний (Вадковский) предложил кандидатуру Н. Н. Глубоковского, и через 10 дней митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский и Финляндский Исидор (Никольский, 1799–1892) утвердил его своей резолюцией.

Возможные шероховатости первоначального вхождения Н.Н Глубоковского в профессорско-преподавательскую корпорацию СПбДА были изглажены блестящей деятельностью ученого на ниве библеистики. Это подтверждает и то, насколько высоко ценил Николай Никанорович свое положение профессора в СПбДА, не допуская никаких служебных совмещений и отказываясь от многократных приглашений в его адрес на профессорские кафедры в Санкт-Петербургском и Московском университетах.

К петербургскому периоду деятельности относится не только интенсивная научная деятельность, но и последовавшее признание

Николая Никаноровича как ученого. В 1897 году Московской духовной академией Николаю Никаноровичу была присуждена степень доктора богословия за его сочинение «Благовестие св. Апостола Павла по его происхождению и существу» [6]-[8], которое было удостоены Св. Синодом полной Макарьевской премии. В 1909 году он был избран членом-корреспондентом Императорской Академии наук по отделению русского языка и словесности. Он становится также почетным членом Киевской, Казанской и Московской духовных академий, Московского и Петроградского археологических институтов, действительным членом Императорского православного палестинского общества и ряда других научных обществ и братств. В 1904 году ему (после скончавшегося профессора СПбДА А. П. Лопухина) было доверено руководство Православной богословской энциклопедией.

Николай Никанорович постоянно привлекался высшей церковной властью к работе в различных комиссиях, создаваемых при Св. Синоде. Он готовил материалы, посвященные вопросам поводов к разводу (1895) [48], права евреев именоваться христианскими именами (1911) [96], исправления славянского перевода богослужебных книг, устройства русского богословского института в Париже и другие. Он принял активное участие в Предсоборном присутствии 1906 года, где обсуждались разнообразные вопросы преобразования церковной жизни.

Непросто складывалась семейная жизнь Николая Никаноровича. С 1890 года «спутницей его земного странствования», как выражался он сам [74], была Анастасия Васильевна, урожденная Николо-Толмачевская, но их церковный брак был оформлен лишь 27 ноября 1920 года, поскольку с 1877 по 1890 год она была замужем за учителем Николая Никаноровича – профессором МДА Алексеем Петровичем Лебедевым (†1908)...

После закрытия в 1918 году большевиками всех богословских школ, в том числе – Санкт-Петербургской духовной академии, Николай Никанорович был одним из тех, кто пытался спасти академию путем ее объединения с университетом. Несмотря на положительное решение Совета университета этому не суждено было сбыться из-за противодействия большевистского режима. И вот тогда «жить стало физически невозможно, – вспоминал Н. Н. Глубоковский, – просто нечего было есть и негде взять» [74]. В сентябре-декабре 1918 года он был приглашен читать лекции, посвященные проблемам объединения церквей, в Упсале (Швеция). [34] После возвращения из Швеции Николай Никанорович преподавал на восточном факультете Петроградского университета и в Петроградском богословском институте, а также состоял архивариусом Четвертой секции Второго отделения Единого государственного архивного фонда (бывший Архив и библиотека Св. Синода). В это время был убит его родной брат, а племянник пропал без вести. Бедствия Николая Никаноровича увеличивались: «от ежедневного физического изнеможения меня самого стали оставлять последние силы, а у жены их уже совсем не было, и она выглядела погибающей былинкой. Кругом буйствовал террор, и каждый звук автомобиля мог предвещать конец». [74]

В этих условиях 16 (29) августа 1921 году Н. Н. Глубоковский вместе с женой был вынужден эмигрировать в Финляндию, оттуда в Германию, некоторое время занимал кафедру Священного Писания Нового Завета в Праге, в 1922–1923 годах читал лекции в Белградском университете.

В мае 1923 года он принял предложение занять кафедру Священного Писания Нового Завета и должность ординарного профессора богословского факультета Софийского университете. Николай Никанорович прибыл в столицу Болгарского Царства 11 июля и остался там до самой кончины, получив возможность продолжить научную работу. Вместе с ним в Софии работали и многие его бывшие ученики. В 1929 году он стал дописным членом Болгарской академии наук. Он читал также лекции в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже, являлся куратором Русского христианского студенческого движения в Болгарии.

Всего за свою жизнь Н. Н. Глубоковский написал около сорока крупных работ и множество статей. Великий русский библеист скоропостижно скончался 18 марта 1937 года от болезни почек. Отпевавший его в Софийском кафедральном соборе митрополит Софийский Стефан в прощальном слове назвал Н. Н. Глубоковского «величайшим экзегетом, <...> любящим и верным сыном Церкви, могучим столпом Православия».

К концу XIX – началу XX века русская библеистика достигла наивысшего развития. Изучение Священного Писания было направлено на органичное сочетание церковной и святоотеческой методологии в исследовании библейского текста, с одной стороны, и в привлечении в русле этой методологии новейших западных фактологических разработок. Однако наряду с положительным раскрытием библейско-богословского учения русским ученым пришлось решать проблему апологетического плана, выражая свое отношение к ставшему популярным к концу XIX столетия на Западе «историко-критическому методу». Этот метод получил в русской науке название «отрицательной библейской критики», поскольку предполагал изучение Священного Писания на основе ряда нецерковных предпосылок, первой из которых было отрицание богодухновенности библейского текста и изучение Библии как обыкновенного человеческого литературного произведения. Задачей метода было выделение «подлинных» и «неподлинных» текстов Писания, их датировка и оценка. Аргументируя свои построения, отрицательные библейские критики выдвигали смелые (хотя зачастую – нелепые) гипотезы и предположения, но при этом делали попытку досконально рассмотреть библейский текст в историческом, филологическом, археологическом и других контекстах, что выставляло их исследования привлекательными в научном плане. К концу XIX века «историко-критический метод» пополнился еще одним априорным постулатом – что библейская история как Ветхого, так и Нового Завета развивается по гегелевской схеме: «тезис – антитезис – синтез».

В области Ветхого Завета появилась теория Графа-Велльгаузена, утверждавшая, что «истинная» история израильского народа была эволюцией от язычества, как и у прочих народов («тезис»), через выступление пророков, учивших о Господе (Ягве) как Едином Боге («антитезис»), до появления в период вавилонского плена священников, предложивших монотеистический культ Господа-Ягве («синтез»). Во второй половине XIX – начале XX века в русской библейской науке появились серьезные аналитические труды профессоров епископа Михаила (Лузина; 1830–1887), протоиерея Николая Елеонского (1843–1910), Владимира Петровича Рыбинского (1867–1944), Павла Александровича Юнгерова (1856–1921), а также Дмитрия Сергеевича Леонардова (1871–1915), в которых выявлялись как ложные предпосылки, так и несостоятельные выводы этой и подобных теорий.

В области Нового Завета отрицательную критическую теорию предложила новотюбингенская (баурова) богословская школа в лице Ф. Х. Баура (1792–1860), Д. Ф. Штрауса (1808–1874), А. Ричля (1822–1889) и А. фон Гарнака (1851–1930), которые попытались перенести гегелевскую схему на почву истории ранней церкви. В результате их построений представлялось, что изначальному органическому христианству, видевшему в Иисусе из Назарета только Мессию («петринизму»), стало противостоять движение, возглавляемое св. апостолом Павлом («паулизм»), исповедавшее Христа как Сына Божия. Результатом «борьбы» стал синтез этих учений в лице св. ап. Иоанна Богослова. В данной схеме св. ап. Павел представлялся не верным учеником Христовым, а исказителем Его учения, сделавшим крайние выводы из Его проповеди под влиянием разного рода иудейских и эллинистических воззрений.

Деятельность Н. Н. Глубоковского по изучению богословия св. ап. Павла была направлена как на положительное раскрытие павлова учения по существу, так и на апологетическое выявление несостоятельности указанных отрицательных воззрений.

В 1897 Н. Н. Глубоковским была защищена докторская диссертация «Благовестие святого апостола Павла по его происхождению и существу» [5], которая стала ядром громадного одноименного исследования в трех книгах общим объемом 2350 страниц [6]-[8]. В этом капитальном труде Н. Н. Глубоковский, полемизируя с бауровой школой, показывает, что учение ап. Павла, расщепленное отрицательными критиками на множество якобы различных идей, на самом деле представляет собой целостную систему и имеет своим источником учение Господа Иисуса Христа. По каждому спорному пункту русский ученый излагает точку зрения отрицательной критики, и демонстрирует, что для объяснения учения апостола Павла как «исключительно человеческого» критике приходится или преувеличивать смысл и значение тех текстов и выражений из иудаизма или эллинизма, которые приводятся как основа Павловых писаний, или преуменьшать достоинство и содержание посланий апостола. Путем всесторонней экзегезы Н. Н. Глубоковский доказывает, что в большинстве случаев приводимые в качестве «исходных» тексты поняты в источниках неправильно и имеют иной смысл. Систематизировав учение апостола Павла, он показывает, что между богословием апостола и его мнимыми «источниками» лежит глубокая пропасть. Однако основная ценность этого труда – не в его полемической части. На каждой странице труда автор раскрывает перед читателем тонкости и нюансы богословия св. ап. Павла, показывает исторический, религиозный и философский контекст не только деятельности святого апостола, но и жизни ранней Церкви. По обилию фактического материала этот труд представляет собой богатейшую сокровищницу и до сих пор остается актуальным и востребованным.

В последующие годы Н. Н. Глубоковский продолжил изучение богословия св. ап. Павла в рамках христианской трилогии: «Благовестие христианской свободы в Послании св. ап. Павла к Галатам» [10], «Благовестие христианской святости в Послании св. ап. Павла к Евреям» (рукопись объемом 3000 стр., до сих пор не издана) и «Благовестие христианской славы в Апокалипсисе» [11].

Н. Н. Глубоковский занимался также исследованиями Евангелий и книги Деяний. Кроме дореволюционных лекций по Новому Завету в СПбДА (они сейчас готовятся к публикации в Издательстве Свято-Владимирского братства в Москве), его перу принадлежат две работы, написанные в эмиграции: «Евангелия и их благовестие о Христе-Спасителе и Его искупительном деле» (1932) [23], где он решает синоптическую проблему, и «Святой Лука, евангелист и дееписатель» (1932) [32], в которой он видит в спутнике апостола Павла Луке автора Евангелия и книги Деяний.

Другим направлением деятельности ученого было составление подробного текстологического комментария на церковно-славянский и русский переводы Евангелий. Поводом к этому послужило обращение в 1892 году обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева к ректорам духовных академий с просьбой дать анализ неточностей славянского и русского переводов Нового Завета; в СПбДА это было поручено сделать Н. Н. Глубоковскому. С 1892 по 1897 год он подавал замечания и поправки на тексты всех четырех евангелий. Рукописный объем труда составил более тысячи страниц, причем в особом экземпляре Нового Завета с широкими полями поправки были сделаны почти к каждому стиху Евангелий.

Уважительное отношение Н. Н. Глубоковского к Славянской Библии выражено в одноименной статье, написанной в 1932 в эмиграции в Софии [56]. Он особо останавливается на достоинстве древнегреческого текста Септуагинты, с которого был сделан перевод на церковнославянский язык. Ученый высказывает смелую по тем временам мысль о том, что разночтения греческого перевода Семидесяти и традиционного масоретского текста обусловлены не переводческими проблемами первого и не текстологическими погрешностями второго, а могут быть объяснены тем, что они восходят к двум различным редакциям древнееврейского текста. Поэтому-то в Септуагинте находит явное выражение «персоналистический универсальный мессианизм», столь хорошо соответствовавший проповеди об Иисусе Христе в ранней Церкви, тогда как в масоретском тексте ученый видит уже «националистически-мессианскую» окраску. Отсюда Н. Н. Глубоковский делает вывод об «особой религиозно-научной важности» Славянской Библии как «почтенного свидетеля византийско-греческого оригинала» текста Ветхого Завета. Предположение Н. Н. Глубоковского о разных «текстуальных типах» подтвердилось текстологическим анализом кумранских библейских рукописей (найденных в 1947–1952 годах и датируемых III-I веками до Р. Х.). Указанный анализ позволил Ф. М. Кроссу и еще ряду исследователей выделить, по крайней мере, три редакции древнееврейского текста (палестинскую, александрийскую, вавилонскую), существовавших до Рождества Христова.

Кроме трудов исследовательского характера Н. Н. Глубоковскому принадлежит целый ряд обзоров русской и иностранной богословской литературы [110]-[116]. Ему же принадлежит интереснейший труд «Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии» [49], в котором он описывает основные тенденции развития, а также вопросы и проблемы русской богословской науки XIX-начала XX века.

Особой сферой деятельности ученого была забота об улучшениях в сфере духовного образования. В 1895 году он разработал новую программу по Священному Писанию Нового Завета для семинарий и направил в Учебный комитет при Св. Синоде записку [88], которая стала основой для пересмотра Учебным комитетом семинарской программы по Священному Писанию. В ней он отмечал необходимость для преподавателя «говорить не столько о фактах во всех их подробностях, <...> сколько извлекать мысли из фактов». В следующем году он пишет в записке в Комиссию по внесению изменений в Устав академий при СПбДА, что богословские дисциплины сильно взаимосвязаны между собой, поэтому введение специализации, понимаемой в привычном для светских наук смысле, невозможно. Первые несколько лет занятий в богословских школах необходимо изучать систему богословских дисциплин в целом. Однако позже, при занятиях в академии, необходима, по выражению Н. Н. Глубоковского, «сосредоточенность» студента на одной конкретной сфере богословских дисциплин. Такая сосредоточенность «ничуть не мешает основательному знанию, а только объединяет его и потому созидается на нем. Она заботится только о том, чтобы свои научные занятия каждый студент мог свести к одному знаменателю и располагал их с осмысленной и понятной для него систематичностью» [88]. В противном случае творческие силы студента гибнут, задавленные потоком разнопрофильной информации. Достичь сосредоточенности можно путем самостоятельного написания студентами специальных работ, прежде всего – кандидатских диссертаций. Полезна будет, с точки зрения, ученого, и возможность выбора студентом интересующих его предметов из ряда альтернативных.

Труды профессора Н. Н. Глубоковского до сих пор практически не утратили свой научной значимости; поднятые и рассмотренные в них библейские вопросы остаются в большинстве своем актуальными. Некоторые работы ученого переизданы или переиздаются в бумажном варианте, но большая часть его научного наследия по-прежнему недоступна для широких кругов библейских исследователей. Учитывая это, Кафедра библеистики Московской духовной академии совместно с Региональным фондом поддержки православного образования и просвещения «Серафим» подготовили более 30 работ Н. Н. Глубоковского в электронном варианте в рамках проекта по созданию электронных книг по библеистике, включая основной труд профессора – «Благовестие св. апостола Павла по его происхождению и существу» (объемом 2350 страниц).

Священник Димитрий Юревич

Библиография основных трудов проф. Н. Н. Глубоковского (полужирным выделены книги, электронные издания которых подготовлены Кафедрой библеистики МДА совместно с Региональным фондом поддержки православного образования и просвещения «Серафим»)

I.             Библейско-богословские сочинения

1.            Библейский греческий язык в Писаниях Ветхого и Нового Завета. К.,

1914,    76 с. Отт. из: Труды КДА, 1914. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

2.            Благовестие св. Апостола Павла и иудейско-раввинское богословие // ХЧ, 1897, февр., с. 277–316; № 3, с. 323–372; № 4, с. 566–611.

3.            Благовестие св. апостола Павла и иудейско-эллинистическое богословие // ХЧ, 1901, февр., с. 266–287.

4.            Благовестие св. апостола Павла и мистерии // ХЧ, 1909, апр., июнь- июль. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

5.            Благовестие св. апостола Павла и теософия Филона Александрийского // ХЧ, 1901, март, с. 402–438; апр., с. 566–603; май, с. 720–759; июнь, с. 902–936.

6.            Благовестие св. апостола Павла по его происхождению и существу: библейско-богословское исследование. Кн. 1: Введение. Обращение Савла и «Евангелие» св. апостола Павла. «Евангелие» Павлово и иудейско-раввинское богословие, апокрифы и апокалиптика. СПб., 1905, LXX†890 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

7.            Благовестие св. апостола Павла по его происхождению и существу: библейско-богословское исследование. Кн. 2: «Евангелие» св. апостола Павла и теософия Филона, Книга Премудрости Соломоновой, эллинизм и римское право. Заключение. СПб., 1910, 4†1307 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

8.            Благовестие св. апостола Павла по его происхождению и существу: библейско-богословское исследование. Кн. 3: Божественность «Евангелия» Павлова и метод обоснования сего в исследовании о нем. Дополнения и указатель содержания первых двух книг. СПб., 1912, 80 с. Эл. вариант: М.: Изд. Кб МДА и Фонда «Серафим», 2005.

9.            Благовестие св. апостола Павла по его происхождению и существу: библейско-богословское исследование, СПб., 1897, XII†290 с.

10.          Благовестие христианской свободы в послании св. апостола Павла к Галатам: сжатый обзор апостольского послания со стороны его первоначальных читателей, условий происхождения, по содержанию и догматически-историческому значению. СПб., 1902, 156 с. То же: София, 1935. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

11.          Благовестие христианской славы в Апокалипсисе св. апостола

Иоанна Богослова: сжатый обзор. Джорданвиль, 1966, 115 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

12.          Блаженный Феодорит, епископ Киррский: Его жизнь и литературная деятельность: Церковно-историческое исследование. Т. 1–2. М., 1890.

•              Т. 1: Жизнь блаженного Феодорита, епископa Киррского. 349 с.

•              Т. 2: Литературная деятельность блаженного Феодорита, епископa Киррского. 510 с.

13.          Бог-Слово: экзегетический эскиз пролога Иоаннова Евангелия (1:118) // Православная мысль, 1928, 1, с. 29–121. Эл. вариант: М.:

Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

14.          Был ли допущен Иуда предатель к соучастию в самом Таинстве Евхаристии при установлении его Господом Спасителем на Тайной вечере // ХЧ, 1897, май, с. 812–813.

15.          Вера по учению св. апостола Павла: по поводу сочинения протоиерея И. Беляева «Учение апостола Павла о вере» (М., 1900) // ХЧ, 1902, май, с. 686–715.

16.          Ветхозаветный закон по его происхождению, предназначению и достоинству // Путь, 1928, № 10, с. 43–52. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

17.          Вновь найденный пурпуровый список Евангелия // ХЧ, 1897, кн. 2.

18.          Греческий рукописный Евангелистарий из собрания проф. И. Е. Троицкого. СПб., 1897, 256 с. Эл. вариант: М.:

Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

19.          Греческий язык Библии – особенно в Новом Завете, по современному состоянию науки. СПб., 1902, 34 с. Отт. из: ХЧ, 1902.

20.          Греческий язык Нового Завета в свете современного языкознания. Пг., 1915, 36 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим»,

2005.

21.          Дидаскалия и Апостольские постановления по их происхождению, взаимоотношению и значению // ХЧ, 1916, март, с. 339–360; апр., с. 434–456. То же: София, 1935, 127 с.

22.          Евангелие и Евангелия // ВР, 1896, № 7, с. 417–424. То же: Харьков, 1896.

23.          Евангелия и их благовестие о Христе-Спасителе и Его искупительном деле. София, 1932, 160 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

24.          Замечания о 1-м Послании св. апостола Иоанна Богослова // ХЧ, 1904, июнь, с. 857–877.

25.          Из лекций по Священному Писанию Нового Завета, читанных студентам СПбДА в 1896–1897 уч. году. СПб., 1897, 493 с.

26.          Искупление и Искупитель (по Евр., гл. 2). Пг., 1917, 100 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

27.          Историческое положение и значение личности Феодорита, епископа Кир- рского: речь и библиографический указатель новейшей литературы о блаженном Феодорите. СПб., 1911, 30 с.

28.                                                             К вопросу о пасхальной вечере Христовой// ХЧ, 1897, март, с. 508–511.

29.                                                             К вопросу о пасхальной вечере Христовой и об отношениях к Господу современного Ему еврейства: по поводу исследования

проф. Д. А. Хвольсона // ХЧ, 1893, июль-авг., с. 84–121; сент.-окт., с. 289–320. То же: СПб., 1893, 70 с.

30.          Католический Index и римско-католическая цензура // Странник, 1906, № 4, с. 630–634.

31.          Конспект по предмету Священного Писания Нового Завета для переходных испытаний гг. студентов 1–2 курсов СПбДА:

•              в 1900 году. СПб., 1900, 5 с.;

•              в 1902 году. СПб., 1902.

•              в 1904 году. СПб., 1904, 8 с.

32.          Лекции по Священному Писанию Нового Завета, читанные студентам СПбДА:

• в 1891–1892 уч.году.СПб.,1892,365 с.

• в 1892–1893 уч.году.СПб.,1892,432 с.,литогр.

• в 1893–1894 уч.году.СПб.,1893,530†VI с., литогр.

• в 1894–1895 уч.году.СПб.,1895,415, XVI с., литогр.

• в 1897–1898 уч.году.СПб.,1897,576 с.,литогр.

• в 1898–1899 уч.году.СПб.,1899,608 с.,литогр.

• в 1899–1900 уч.году.СПб.,1900,592 с.,литогр.

• в 1900–1901 уч.году.СПб.,1901,720 с.,литогр.

• в 1901–1902 уч.году.СПб.,1902,592 с.,литогр..

• в 1902–1903 уч.году.СПб.,1902,722 с.,литогр.

• в 1903–1904 уч.году.СПб.,1904,365 с.,литогр.

• в 1905–1906 уч.году.СПб.,1906,411 с.,литогр.

• в 1906–1907 уч.году.СПб.,1907,663 с.,литогр.

• в 1911–1912 уч.году.СПб.,1912,415 с.,литогр.

• в 1914–1915 уч.году.Пг., 1915, 512 с., литогр.

33.          Лекции по Священному Писанию Нового Завета. М., 2005 [в печати].

34.          Лекции, читанные в Упсальском университете в сентябре и октябре 1918 года. Стокгольм-Упсала, 1921.

1915,    О Втором послании св. апостола Павла к фессалоникийцам // Пг.,1915, 118 с. Из: ХЧ, 1915. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Сера¬фим», 2005.

35.          О значении надписания Псалмов // ЧОЛДП, 1889, № 12, с. 567–601. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005

36.          О Квириневой переписи по связи ее с Рождеством Христовым. К., 1913, 59 с. Отт. из: Труды КДА, 1913. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

37.          Обращение Савла и Евангелие св. апостола Павла: речь, произнесенная на торжественном годичном акте СПбДА 17 февраля 1896 г. СПб., 1896, 150 с. Из: ХЧ, 1896. То же: Харьков, 1896, 121 с. То же: ВР, 1896, № 4–7. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

38.          О пасхальной вечери Христовой и об отношениях к Господу современного Ему еврейства. СПб., 1893. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

39.          Опыт русской обработки материала для жизнеописания св. ап. Павла // ХЧ, 1894, 11. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

40.          Послание к Евреям и историческое предание о нем // Годишник на Софийский университет, кн. 14, 1936–1937. София, 1937, 62 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

41.          Православие по его существу. СПб., 1914, 23 с. Из: ХЧ, 1914. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

42.          Православная пасхалия и общедоступные пособия и руководства по хронологии. СПб., 1892, 22 с. Из: ХЧ, 1892.

43.          Преображение Господне: критико-экзегетический очерк. М., 1888, 91 с. Отт. из: ПО, 1888. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Сера¬фим», 2005.

44.          Происхождение, характер и значение монархианства: по поводу взглядов А. Гарнака на монархианское движение. М., 1889, 73 с. Из: ЧОЛДП, 1889.

45.          Путешествие евреев из Египта в землю Ханаанскую (физико-географический очерк). М., 1889, 75 с. Из: ЧОЛДП, 1889, 1–4. Эл. вариант:

М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

46.          Разбор учения Гартмана об абсолютном начале как бессознательном. Харьков, 1889, 66 с. Отт. из: ВР, 1888.

47.          Развод по прелюбодеянию и его последствия по учению Христа Спасителя. СПб., 1895, 100 с. Из: ХЧ, 1895. Эл. вариант: М.:

Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

48.          Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии. Варшава, 1928, 116 с. То же: [М.,] 1992, 184 с. То же:М., 2002, 192 с.

49.          Св. апостол Лука, Евангелист и дееписатель. София, 1932, 200 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

50.          Св. апостол Павел и неканоническая книга Премудрости Соломоновой // ХЧ, 1902, апр., с. 447–503; авг., с. 129–160.

51.          Св. апостол Павел и павлинизм антиохийской школы (в ее экзегетике и догматической деятельности за период I-IV Вселенских Соборов) // Труды V Сезда рус. акад. орг. за границей. Ч. 1 София, 1932, с. 99–132.

52.          Св. апостол Павел и Филон Александрийский // ХЧ, 1901, дек.; 1902, янв., февр., авг., нояб., дек.

53.          Свобода и необходимость: Против детерминистов. Харьков, 1888, 50 с. Отт. из: ВР, 1888.

54.          Священное Писание в духовных академиях на рубеже двух столетий // Церковный вестник, 1909, № 50.

55.          Славянская Библия. София, 1932. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

56.          Смысл 34-го апостольского правила // БВ, 1907, июль, с. 731–751; 1908, февр, с. 396–399.

57.          Теософическое общество и современная теософия // ВР, 1888, № 8, с. 555–574.

58.          Учение книги Премудрости Соломоновой о Божественной Премудрости или Духе по сравнению с апостольским // ХЧ, 1904, май, с. 615–659. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

59.          Учение св. апостола Павла и апокрифическая иудейская литература // ХЧ, 1900, февр.

60.          Учение св. апостола Павла и книги Премудрости Соломоновой о происхождении и характере язычества // ХЧ, 1905, февр.

61.          Учение св. апостола Павла о грехе, искуплении и оправдании //ХЧ, 1898, март, с. 301–343; апр., с. 471–516; май, с. 629–666; июнь, с. 793–840.

62.          Учение св. апостола Павла о добрых и злых духах // ХЧ, 1900, янв.

63.          Учение св. апостола Павла о загробной жизни и воскресении мертвых // ХЧ, 1888, янв.

64.          Учение св. апостола Павла о предопределении по сравнению с воззрениями книги Премудрости Соломоновой // ХЧ, 1904, июль-авг.

Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

65.          Учение св. апостола Павла о христианской жизни в «Духе» и его самобытная независимость // ХЧ, 1904, апр., с. 751–787. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

66.          Хвала ученому мудрецу в Книге Иисуса сына Сирахова // ХЧ, 1910, авг., с. 892–910.

67.          Хвалебная песнь Иисуса, сына Сирахова, Творцу и Промыслителю Вселенной // ХЧ, нояб., с. 1313–1331.

68.          Ходатай Нового Завета: экзегетический анализ Евр. 1:1–15. Сергиев Посад, 1915, 47 с. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

69.          Христово уничижение и наше спасение: библейско-экзегетический анализ Филип. 2:5–11 // ПМ, 1930, 2, с. 86–101. То же: София, 1929.

Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

70.          Христос и Ангелы: экзегетический анализ Евр. 1:6–14. Пг., 1915, 43 с.

Из: ХЧ, 1915. Эл. вариант: М.: Изд. КБ МДА и Фонда «Серафим», 2005.

71.          Экзаменский конспект по предмету Священного Писания Нового Завета для переходных испытаний студентов СПбДА:

•      TOC \o «1–5» \h \z в 1895 году. СПб., 1895,6 с.;

•      в 1896 году. СПб., 1896,5 с.;

•      в 1898 году. СПб., 1898,5 с.

72.          Эллинская образованность апостола Павла // ХЧ, 1906, март-июль;1907, февр.-март.

II.            Исторические, биографические и церковно-публицистические сочинения

73.          Академик Борис Александрович Тураев как христианский учитель и ученый // Рус. Мысль, 1923, кн. 9–12, с. 387–398. То же // Воскрес. чтение (Варшава), 1929, № 11, с. 169–173, 185–187.

74.  Академик Е. Е. Голубинский. Рукопись. РНБ, ф. 194. Эл. текст: http://www.golubinski.ru/golubinski/glubokoeg.htm

75.  Архиепископ Орловский Смарагд (Крыжановский) и алтайский миссионер архимандрит Макарий (Глухарев): два письма первого ко второму // ХЧ, 1913, янв., с. 118–125.

76.          Архиепископ Рязанский Смарагд как педагог и проповедник // ХЧ, 1914, июнь, с. 689–754.

77.          Архиепископ Смарагд в своих административных отношениях, иерархическом правлении и личной жизни // ХЧ, 1914, февр, с. 158–174, 299–327.

78.          Бакалавры С.-Петербургской Духовной Академии: иеромонах Серафим Азбукин и иеромонах Мартирий Горбачевич. СПб., 1909, 29 с. Отт. из: ХЧ, 1909.

79.          «Война и мир» в Финляндской Православной Церкви. София, 1929, 16 с.

80.          Возрождение папства и его настоящее положение по сравнению с прошлым. Воронеж, 1891, 47 с. Из: Воронежские епархиальные ведомости,1891.

81.          Высокопреосвященный архиепископ Смарагд (Крыжановский) на Орловской и Рязанской кафедрах и его кончина // ХЧ, 1913, февр., с. 175191; март, с. 310–324; апр, с. 526–540.

82.          Высокопреосвященный Смарагд (Крыжановский), архиепископ Рязанский: его жизнь и деятельность. СПб., 1914, 558 с.

83.          Дело священника Иоанна Сёмова с Орловским епархиальным начальством при архиепископе Орловском Смарагде (Крыжановском) // ХЧ, 1913, апр, с. 526–540, 650–672.

84.          Дорогой памяти неутомимого искателя правды писателя и изобретателя врача Матфея Никаноровича Глубоковского. СПб., 1904, 15 с. Отт. из: Странник, 1904.

85.          За тридцать лет (1884–1914): к столетнему юбилею Императорской Московской духовной академии (1 окт. 1914 г.). М., 1914, 19 с. Отт. из кн.: У Троицы в Академии. М., 1914.

86.          Из переписки архиепископа Рязанского Смарагда Крыжановского. М.,1913, 46 с.

87.          К вопросу о нуждах духовно-академического образования. СПб., 1897, 24 с. [под псевдонимом Вафинский Н.] Из: Странник, 1897.

88.          Киприан, митрополит всея Руси (1374–1406) как писатель // ЧОЛДП, 1892, № 2, с. 358–424.

89.          На Никейских торжествах в Англии и на Всемирной христианской конференции в Стокгольме летом 1925 года: впечатления и наблюдения участника // Воскресное чтение (Варшава), 1926, № 35–38.

90.          Начало организованной духовной школы: Комитет по усовершенствованию духовных училищ // БВ, 1917, июнь-июль, с. 75–92.

91.          О реформе духовной школы. СПб., 1908, 50 с. [Авт.: М. А. Остроумов и Н. Н. Глубоковский]

92.          Памяти покойного профессора Алексея Петровича Лебедева: под первым впечатлением тяжелой утраты. СПб., 1908, 31 с. Отт. из: Странник, 1908.

93.          Первый настоятель Исаакиевского собора протоиерей А. И. Окунев, бакалавр СПбДА //

ЦВ, 1908, № 23, с. 1049–1053; № 24, с. 1103–1107.

94.          По вопросам духовной школы и об Учебном комитете при Св. Синоде. СПб., 1907, 8, 148 с.

95.          По вопросу о «праве» евреев именоваться христианскими именами: трактат и историческая справка. СПб., 1911, 121 с. Из: ЦВ, 1911, № 24, 25.

96.          По вопросу о реформе Учебного комитета при Св. Синоде. СПб., 1909, 24 с. Из: Странник, 1909.

97.          По поводу письма проф. Н. И. Субботина к К. П. Победоносцеву. М., [1914], 19 с.

98.          Православное русское белое духовенство по его положению и значению в истории: речь, сказанная 30 октября 1916 г. в собрании учредителей Всероссийского общества попечения мирян о нуждах священнослужителей Православной Церкви и их семей. Пг., 1917, 16 с.

99.          Преосвященный Евсевий (Орлинский), архиепископ Могилевский, бывший ректор СПбДА // ХЧ, 1909, окт, с. 1332–1351; нояб, с. 1459–1482.

100.        Преосвященный Иоанн (Кратиров), бывший епископ Саратовский, ректор СПбДА // ХЧ, 1909, март, с. 421–440.

101.        Религиозное образование в английских общественных школах // ЦВ,1907,№ 26, с. 1207–212; № 27, с. 1262–1268

102.     Родословие Смарагда (Крыжановского), архиепископа Рязанского. М., 1910, 46 с.

103.                       Санкт-Петербургская духовная академия во времена студенчества там патриарха Варнавы. Сремски Карловцы, 1936.

104.                       Светлой памяти друга России и русского Православия Ивана Васильевича Биркбека. Киев, 1917, 32 с.

105.       Своеобразная защита Учебного комитета при Св. Синоде: по поводу книги о сем ревизора Д. И. Тихомирова и в связи с вопросом о преобразовании Учебного комитета. СПб., 1908, 40 с.

106.       Свт. Киприан, митрополит всея России (1374–1406) как писатель. М.,1892, 67 с

107.       Священник Михаил Васильевич Попов: некролог. Вологда, 1910, 54 с.

108.        Христианское единение и богословское просвещение в православной перспективе // Путь, 1926, № 4, С. 139–144. Эл. вариант: М.: КБ МДА и Фонд «Серафим», 2005.

III.           Отзывы, обзоры и рецензии

109.        Блаженный Августин в изображении русского светского историка: о книге проф. В. Герье «Блаженный Августин». М., 1910, 38 с.

110. Годичные обзоры русского богословия в газете «Новое время» // Новое время, 1913, 1914, 1915, 1916. № 1.

111.               Достопочтенный Майрон Уинслоу Адаме: словарь св. апостола Павла. Св. апостол Павел как словообразователь // ХЧ, 1897, июнь.

113. Отзыв о сочинении Б. В. Титлинова «Духовная школа в России в XIX столетии». Вып. 1–2. Вильна, 1908. СПб., 1911, 32 с.

114. Отзыв о сочинении В. И. Герье «Блаженный Августин». М., 1910. СПб., 1912, 38 с. Отт. из: Сб. отчетов о премиях и наградах за 1910 г.: Премии им. М.Н. Ахматова.

115. Отзыв об изданной по-болгарски «Проповеднической энциклопедии» о.Гр. Дьяченко // Мир, 1929, 23 июля

116.       Православие в освещении англиканского ученого. [СПб.. 1914,] 7 с. Отт. из: ЦВ, 1914.

IV.          Издания и переводы

117.      Письма архиепископа Рязанского Смарагда (Крыжановского) к архимандриту Иерофею (Добрицкому) из Орла, С.-Петербурга и Рязани (1847 –1863) / Сост. СПб., 1911, 11†120 с.

118.       Творения блаженного Феодорита, епископa Киррского: в 4 т. Письма блаженного Феодорита в русском переводе проф. СПбДА Н. Глубо- ковского. Вып. 1: письма 11–50. Сергиев Посад, 1907, 233 с. Вып. 2: письма 151–268 и введение. Сергиев Посад, 1908, XVI†233–521 с.

119.      Хронология Ветхого и Нового Завета / Пер. с англ. с введ. и в ред. обработке // Труды КДА,1910, № 6, с. 239–279; № 8, с. 375–408; 1911, № 3, с. 365–394; № 6, с. 200–228; № 7, с. 357–377/

Литература о профессоре Н. Н. Глубоковском и его научной деятельности

1.             25-летний юбилей проф. Н. Н. Глубоковского //Странник, 1914, № 6–7.

2.             Андреев И. Д. Николай Никанорович Глубоковский // Гермес, 1914,

№ 13–14.

3.             Богданова Т. А. Н. Н. Глубоковский и В. В. Болотов: к истории взаимоотношения авторов «Феодорита» и «Theodoretian'bi». http://www.mitropolia- spb.ru/rus/conf/bolotov2000/dokladi/bogdanova.html

4.             Богданова Т. А., Клементьев А. К. Н. Н. Глубоковский и неудавшаяся попытка объединения в 1918 году Петроградской духовной академии и Петроградского университета // Журнал Санкт-Петербургский университет, №7 (3663) от 19.03.2004. http://iournal.spbu.ru/2004/07/22.shtml

5.             Глубоковский Н. Н. Автобиографические воспоминания / МДА. Софийский архив Н. Н. Глубоковского.

http://www.bogoslov.ru/bogoslov/publication/glubokovskiy.html

6.             Глубоковский Николай Никанорович / Русские писатели-богословы. Библиографический указатель. 2-е изд. Сост. А. С. Чистякова, О. В. Курочкина, Н. С. Степанова. М., 2001, 462 с., сс. 274–285.

7.             Игнатьев А. Памяти проф. Н. Н. Глубоковского // ЖМП, 1966, № 8, с. 57–76.

8.             Казански Н. Патриарх православного богословия в Болгарии // Русская газета, 2004, №42 (61) от 14.10.2004.

9.             Лаговский И. Заслуженный профессор, д-р богословия Н. Н. Глубоковский. Б/м, 1937. Эл. текст: http://www.golubinski.ru/akademia/lag.htm

10.          Мелихов В. А. Н. Н. Глубоковский – профессор СПбДА. Харьков, 1914.

11.          Мелихов В. А. Николай Никанорович Глубоковский, профессор Императорской Санкт-Петербургской духовной академии (по поводу 25-летия его ученой деятельности). Харьков, 1914, 18 стр. † портрет.

12.          Петр (Еремеев), иером. Софийский архив Н. Н. Глубоковского. http://www.bogoslov.ru/bogoslov/publication/1415.html

13.          Поснов М. Э. Библиография: Н. Н. Глубоковский, ординарный профессор Императорской Санкт-Петербургской духовной академии. «Благовестие святого апостола Павла по его происхождению и существу». [Киев,

] 9 стр.; с. 1.

14.          Русский биографический словарь. Интернет-версия, подготовленная на основе выборки статей из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890–1907) и Нового энциклопедического словаря (1911–1916).

http://kolibrv.cvberpalm.com

15.   СавичДм., свящ. Ординарный профессор Н. Н. Глубоковский и его «Замечания на славяно-русский текст евангелия Матфея, Марка, Луки и Иоанна» (история рукописи)

http://www.vitebsk.orthodoxv.ru/publicat/030316publicat.shtml.

16.   Черемисов П. Профессор Н. Н. Глубоковский и его его труд «Благовестие св. апостола Павла по его происхождению и существу». Сергиев Посад: МДА, 1972 (рукопись).

17.          Юревич Дм., диак. Профессор Н. Н. Глубоковский: библеист, опередивший время (к 140-летию со дня рождения) // Санкт-Петербургский церковный вестник, 2003, № 12, с. 29–33; 2004, № 1, с. 43–48. http://www.sinai.spb.ru/cor/glubok/glubokovskv140.html

18.          Юревич Дм., свящ. Профессор Н. Н. Глубоковский как экзегет Священного Писания / Глубоковский Н. Н. Лекции по Священному Писанию Нового Завета. М., 2005 [в печати].

Список сокращений

БВ – Богословский вестник ВР – Вера и разум

ЖМП – Журнал Московской Патриархии

МДА – Московская духовная академия

ПМ – Православная мысль

ПО – Православное обозрение

СПбДА – Санкт-Петербургская духовная академия

Труды КДА – Труды Киевской духовной академии

ХЧ – Христианское чтение

ЦВ – Церковные ведомости

ЧОЛДП – Чтения в Обществе любителей духовного просвещения

«Явися благодать Божия, спасительная всем человеком.»

Тим. II, 11.

София (Болгария).

1932.

Во славу «святой Академии» С.-Петербургской,

обеспечившей мне научное «служение Слову»,

признательный сочлен.

Внутренняя историографическая связь третьего Евангелия и книги Деяний

Бывают блестящие идеи, которые быстро тускнеют при своем осуществлении и становятся даже мрачными или зловещими. Каждый знает и множество теорий, обещающих обновление, созидание и прогресс, а при своем приложении оказавшихся мертвящими и разрушительными. Еще более таких „практических» проектов, которые манят творческою активностью, на деле же получается, что это – вздорные фантазии, вносящие хаос и ужас. И бесконечно количество этих страшных и мучительных контрастов, терзающих и калечащих всю человеческую историю. Только сама жизнь дает истинную, этически-фактическую ценность нашим замышлениям, которые оправдываются ею и в свою очередь сообщают всякой феноменальной реальности внутреннюю устойчивость и принципиальное достоинство.

Обе эти стороны необходимы объективно, почему обязательно соображать их и при рассмотрении всякого важного исторического явления, чтобы выяснить Его подлинную природу и надлежащее место в преемственном развитии мирового процесса. Именно этим решающим масштабом св. Лука соизмеряет христианство, показывая нам последнее и в собственном исповедании и в фактическом утверждении соответственно своему учению, когда они должны были взаимно гармонировать и друг друга обеспечивать по бытию и влиянию. Это есть безусловно гениальная Концепция, свидетельствующая об исключительной ученой проницательности великого мастера историографии, но она же говорит и о безмерной вере вдохновенного христианина, который не побоялся повергнуть свой идеал на суд истории и в таком виде завещать всем будущим векам, как неугасаемый и спасительный светильник всякой разумной жизни, где он засиял чудотворною зиждительностию с самого начала своего возникновения и практического применения.

В этих отношениях третье Евангелие и книга Деяний эссенциально неразрывны между собою и направляют к совместному рассмотрению, открывая нам все удобства постигнуть историографическую концепцию во всей идейной и реалистической глубине и всецело понять самое явление христианства по его существу и значению.

Но какое фактическое касательство имел к нему автор? С какими особенностями выступает он на страницах своего труда?

Писатель третьего Евангелия и книги Деяний по указаниям их

Здесь имеется несколько опорных пунктов, которые должны обеспечить прочные результаты, если мы не будем наперед отказывать в историческом доверии к наличным каноническим документам. В них, прежде всего с полною решительностью выражается, что третье Евангелие и книга Деяний принадлежат одному автору¹. Затем с достаточною убедительностью можно теперь утверждать, что вторая обязана тому же лицу, что и отрывки ее, где выступает сам повествователь под формою „мы“ в качестве непосредственного спутника эллинского благовестника², а из всех близких сотрудников его наиболее отвечает всем отмеченным условиям Апостол Лука.

Значит, оба писания мы должны относить именно к последнему, причем – кроме тесных связей со св. Павлом – характерным для него будет, что он был врач (Кол. IV, 14) и посему обладал общею культурностью и специальною образованностью тогдашнего интеллигентного человека, в частности и историографическою³.

В результате выходит, что возможным писателем для третьего Евангелия и книги Деяний является св. Лука, но – в случае несомненности этой мысли – самые произведения должны отличаться двумя особенностями: – 1) тесной близостью к Апостолу Павлу и 2) бесспорной „ученой» интеллигентностью автора.

Находят ли эти черты потребное соответствие в теперешнем тексте?

1) По первому признаку мы должны заключать, что, будучи в постоянном общении со своим великим учителем, Лука неизбежно проникался его настроением и воззрениями, носящими Павлинистический характер. Разумеется, это должно было оставить и на писаниях типический след, для которого обязательно прямое влияние или косвенное преломление благовествующей личности св. Павла. Но здесь только псевдо-Дорофей и один Московский манускрипт⁴ говорят о зависимости Луки от Петра, а все прочие авторитеты древности отсылают к Апостолу языков. Так, уже Мураториев фрагмент констатирует у Луки отражение мнений Павловых (ex opione, sc. ejus – beati Pauli, conscripsit) и Ириней утверждает, что «последователь Павла изложил проповеданное им учение» (Contra haer. Ill, 1: Migne gr. VII, col. 845). Поэтому в опровержение Маркионитов и других лжеучителей, навязывавших эллинскому благовестнику свои доктрины, Лионский епископ – ересеолог смело апеллирует к ограждающему покровительству Луки, ибо он верно сохранил проповедь Павлову (III, 14: Migne gr. VII, 914). Тертуллиан не менее решительно называет Апостола Павла «озарителем Луки» (illuminator Lucae), категорически заявляя, что во всех церквах апостольских Lucae digestum Paulo adscribere solere (Adv. Marc. IV, 2, 5: Migne lat. II, 364, 367). Сходным образом мыслил и Климент ап. (Strom. I, 21: М. gr. VIII, 885), Ориген даже допускал (in Matth. tom. I: M. gr. XIII, 829; cnf. Eus. h. e. VI, 25: 6), что третье Евангелие было одобрено Павлом ( τὸ τρίτον τὸ κατά Λουκᾶν, τὸ ὑπὸ Παύλου, ἐπαινούμενωον εύαγγέλιον), при чем в словах последнего о своем благовествовании (Рим. II, 16, 25. 1Кор. XV, 5. 2Кор. VIII, 18) – вместе с Иоанном Златоустом (in Act. Apost. hom. I, 1: M. gr. LX, 15; cnf. in Matth. hom. IV, 1: M. gr. LVII, 40) – видит (in Luc. hom. I: M. gr. XIII, 1804) ясное указание на письменное произведение своего спутника (ср. Eus. h. е. III, 4 и Hieron. De viris Ill. 7). Амвросий Meдиоланский был не чужд такого понимания (Expos. Evang. sec. Lucam I. 11: denique etiam a sancto apostolo Paulo testimonium meruit diligentiae. Sic etiam laudat Lucam в 2Кор. VIII, 18), которое Евсевий приводит в качестве распространенного предания (h. е. III, 4: 8: полагают – φασί δέ, что о его – Луки – Евангелии упоминает Павел – μνημονεύειν δ Παῦλος εἴωθεν, когда, будто о каком то собственном, говорит: «по благовествованию моему», а блаж. Иероним сообщает это, как догадку других (De viris ill. 7 ар. М.lat. XXIII, 621: quidam suspicantur, quoliescunque in epistolїs suis Paulus dicit «juxta Evangelium meum», de Lucae significare volumine). В «Синопсисе» псевдо Афанасия (n. 76: М. gr. XXVII, 433) выражено с решительностью, что третье Евангелие «продиктовано Апостолом Павлом, записано же и издано блаж. Лукой, Апостолом и врачом».

Бесспорно, что в этих свидетельствах многое преувеличено, а другое и совсем сомнительно⁵, но для нас важно только основное положение, что вся древность находила у третьего синоптика живые и типические отголоски проповеди Павловой. При этих предварениях непрерывного и твердого исторического предания получают особенную силу пункты сходства между обоими писателями с формальной стороны и по содержанию. В лексическом отношении язык третьего Евангелия и книги Деяний весьма близок к вокабуляру писаний Павловых⁶ и даже настолько, что Евангелие Луки и подлинные Павловы послания имеют общих между собою 83 слова, каких нет в других Евангелиях; из них 32 встречаются в книге Деяний, где еще около 65 общих с Павлом⁷. И замечательно, что подобные совпадения не редко захватывают целые выражения, по самому строению фраз, при идейной родственности (см. у Rev. R. Plummer, p. XLIV-XLV, где отмечаются параллели Лк. IV, 32 и 1Кор. II, 4; Лк. VI, 36 и 2Кор. I, 3; Лк. VI, 39 и Рим. II, 19; Лк. VI, 48 и 1Кор. III, 10; Лк. VII, 8 и Рим. XIII, 1; Лк. VIII, 12 и 1Кор. I, 21. Рим. 1, 16; Лк. VIII, 13 и 1 Фесс. I, 8; Лк. X, 7 и 1Тим. V, 18; Лк. 8 и 1Кор. X, 27; Лк. X, 16 и 1 Фесс. IV, 8; Лк. X, 20 и Филипп. IV, 3 = Псал. LXIX, 28; Лк. XI, 7 и Гал. VI, 17; Лк. 29 и 1Кор. I, 22; Лк. XI, 41 и Тит. I, 15; Лк. XII, 33 и Еф. VI, 14 = Иса. XI, 5; Лк.XII, 42 и 1Кор. IV, 2; Лк. ХШ, 27 и 2Тим. II, 19; Лк. ХVIII, 1 и Кол. I, 3. 1 Фесс, I, 11, равно Гал. VI, 9; Лк. XX, 16 и Рим. IX, 14, XI, И. Гал.III , 21; Лк. 22, 25 и Рим. XIII, 7. Лк. XX, 35 и 2 Фесс. I, 5; Лк. XX, 38 и Рим. VI, 11. Гал. И, 19 Лк. XXI, 23 и 1 Фесс. II, 16; Лк. 24 и Рим. XI, 25; Лк. XXI, 34 и 1 Фесс. V, 3 – 5; Лк. XXI, 36 и Еф. VI, 18; Лк. XXII, 53 и Кол. I, 13). В общем, у обоих проглядывает одинаковая заботливость в старательном оттенении всех моментов мысли, чтобы она «рисовалась» читателю с возможною выпуклостью и наглядностью⁸. Если и не преувеличивать аналогий в рефератах касательно установления таинства евхаристии (Лк. XXII, 19 – 20 и 1Кор. XI, 24 – 25), ибо теперешний текст третьего Евангелия не отличается совершенною прочностью⁹, то во всяком случае остается факт, что лишь Лука (XXIV, 34 – 36) и св. Павел (1Кор. XV, 3 – 5) упоминают о явлении воскресшего Господа Петру, как они же сохранили изречение Спасителя «достоин (есть) делатель мзды своя» в тожественной редакции (Лк. X, 7: ᾰξιος [γάρ] δ ἐργάτης τοῦ μισθοῦ αύτοῦ [ἐστι] и 1Τим. 5,18: ᾰξ ος ό εργάτης τοῦ μισθοῦ αύτοῦ), между тем у Матфея она читается несколько иначе (X. 10: ᾰξιος (γάρ) δ έργάτης τῆς τροφῆς αύτοῦ [έσ ιv]). Не менее знаменательно, что при сличении с Апостолом языков наиболее удовлетворительно выясняются некоторые особенности концепций и фразеологии третьего синоптика. Напр., из речи Христа против книжников и фарисеев он один приводит (X, 49) выражение «Премудрость Божия рече: послю в них пророки», когда у Матфея читается (XXIII, 34): «се Аз послю к вам пророки». Такое наименование Искупителя понятнее всего со стороны ученика Павлова, поскольку эллинский благовестник всегда проповедовал Христа, как «Божию силу и Божию премудрость» (1Кор. I, 24).

По всем отмеченным данным мы должны согласиться, что совпадения двух писателей достаточно обильны и весьма характерны, а потому и не могут быть случайными. Внушительность этих наблюдений даже послужила основою для гипотезы, будто автором третьего Евангелия и книги Деяний был сам св. Павел¹⁰. Эта смелая догадка не оправдывается фактами сродства ни внутреннего или предметного¹¹, ни языкового¹², но и отсюда следует, что рассматриваемые произведения предполагают в составители спутника Павлова¹³, чем хорошо подтверждается всеобщее предание, что это был Лука.

2)Тогда третье Евангелие должно отличаться и несомненными литературными преимуществами, ибо этот сотрудник Павлов характеризуется в качестве нарочито образованного человека¹⁴, о котором блаж. Иероним прямо говорит, что «он был весьма сведущ в медицинском искусстве и гораздо лучше владел по-гречески, чем по-еврейски; потому и речь его как в Евангелии, так и в Деяниях Апостольских легче и изящнее и запечатлена светским красноречием». Все это в достаточной мере оправдывается самыми писаниями. По согласному суждению компетентных специалистов, оба рассматриваемые творения отчетливо выделяются среди всех других новозаветных книг высокими литературными качествами, и в этом отношении наряду с ними может быть поставлено разве только послание к Евреям. Язык Луки отличается бесспорными литературными достоинствами¹⁵, почему даже по масштабу классической речи многое у него встречает одобрение¹⁶. Подмечено¹⁷, что он избегает не только арамейских и латинских слов (напр., ῤαββεί, άγγαςεύω, άμήν, заменяемое через ἀληθῶς, и κοδράντης, передаваемое через λεπτόν), но и эллинистических выражений, которые отвергались аттикистами (напр., έσθίω вм. τρώγω άρο τοῦ иῦи вм. άπ᾿ᾰρτι, σῶμα вм.πτῶμα, σπείρω вм. διασκορπίζω) , предпочитая эллинистическим формам более соответствующие аттической грамматике (напр., έκάθισεν по сравнению с κέκαθισεν, τίς по сравнению с είς, έαυτοῦ против ἵδιος, έπί λίθῳ в замену έπί λίθου; ср. в Деян. ἵσασιν вм. эллинистического οἵδασι(ν), βούλομαι вм. θέλω и др). Вокабуляр – очень богатый: в обоих писаниях исключительною их собственностью во всем Новом Завете является от 750 до 851 слов, из коих 26 находим в цитатах из LXX-ти; свойственных только третьему Евангелию имеются до 312 вместе с 11-ю в ветхозаветных выдержках, и здесь немало терминов, встречающихся в классической литературе¹⁸. При этом свобода и разнообразие конструкций говорят о господстве автора над языковыми средствами, раз классические сочетания употребляются у него наряду с евраистическими, как ясно, напр., по применению εγένετο (I, 8, 9. VI, 1), иногда прямо евраистическому (Деян. IX, 3. XXI, 1), а «описательные времена», или соединения субстантивного глагола с причастиями praes. или perf. вместо простых глагольных форм давали простор для множества комбинаций. Правда, и вообще у Луки усматривается достаточно качеств и элементов евраистических; но а) все это находится по преимуществу в отделах репродуктивных, воспроизводящих слова и речи других лиц, и потому удостоверяет лишь точность передачи оригиналов (устных или письменных), напр., в начале обоих произведений; б) по современным филологическим разысканиям (Alb. Thumb, Ad. Deissmann и др.), многое в новозаветных книгах (и у LXX-ти) напрасно почитается евраистическим по происхождению у того или другого автора, ибо было принадлежностью всего «эллинистического» языка, и в) даже эти отрывки получают у синоптика – Дееписателя такую литературную обработку, что значительно утрачивают свои евраистические особенности и оказываются несравненно более литературными по сравнению с параллельными редакциями Матвея и Марка¹⁹. Мы всюду видим стиль мастера слова (ein Sprachkunstler)²⁰, достигающий иногда классического изящества, какое всеми принимается в евангельском «прологе»²¹, напоминающем идеи светского историка²².

В общем, всем этим для писателя третьего Евангелия и книги Деяний удостоверяется высокая литературная образованность²³ тонкого грека²⁴, а это именно и требуется для признания в нем исторического Луки. Но этот спутник Павлов был еще «врачом», и здесь желательны конкретные подтверждения в данном смысле. По этому предмету имеются поучительные факты, которые изобильно собраны и отчетливо сгруппированы у Dr’a W. К. Hobart’a²⁵. Конечно, тут не обошлось без преувеличений, но авторитетные ученые вполне соглашаются, что медицинская компетентность писателя аргументирована с солидною убедительностью²⁶ и не может быть отрицаема²⁷. Специальная точность и профессиональная окраска терминологии заметны во многом: άχλύς о тьме, поразившей Елиму волхва (Деян.. XIII, 11), не встречающееся нигде более в Н. 3. и у LXX- ти, употребляется у Галена для особой болезни глаз, а столь же единичное κραιπάλη (Лк. XXI, 34) применяется в медицинских трудах для тошноты, сопутствующей опьянению; равно и unicum υδρωττικσς (Лк. XIV, 2), по-видимому, медицинского происхождения. В сообщениях медицинского- характера Лука гораздо обстоятельнее и пунктуальнее: горячку тещи Симоновой, не определяемую другими синоптиками по степени (Мф. VIII, 14 и Мрк. I, 30 πυρέσσουσα), он квалифицирует чрез πυρετῷ μεγάλῳ (Лк. IV, 38), ибо тогда различались горячка большая и малая; в отличие от простого λεπρός Мрк. I, 30 называется у Лк. V, 12 πλήρης λέπρας; для констатирования высшей степени проказы; в Деян_ XXVIII, 8 терминами πυρετοῖς καί δυσεντερίῳ συνεχόμενος автор ясно описывает страждущего гастрическою лихорадкой. Бросается в глаза и то, что простонародные выражения своих предшественников: κακῶς ἔχοντας (Мф.VIII, 16. Мрк.I, 32) и ίσχύοντας (Мф. IX, 12. Мрк. II, 17) третий синоптик заменяет технически корректными άσθενοῦντας (Лк. IV, 40) и δγιαίνοντας (Лк. V, 31), слишком общие обозначения άρρώστους (Мф. XIV, 14) и ίαθη δ παῖς (Мф. VIII, 13) поправляет более наглядными χρείαν ἔχοντας θεραπείας (Лк. IX, 11) и εύρον τον άσθενούντα δοῦλον υγιαίνοντα (Лк. VII, 10). Один Лука передает о «врачебном чуде» исцеления уха у Малха (Лк. XXII, 51), отличает демонические одержания от собственно болезней (Лк. VI, 18. XIII, 32. Деян. XIX, 12),. упоминает о продолжительности страданий (Лк. XIII, 11. Деян. IX, 33) и о возраст исцеленных (Лк. VIII, 42. Деян.22) и он же удерживает (Лк. IV, 23) «медицинскую пословицу»: врачу, исцелися с а м ! вопреки прямому ходу речи и – значит – как бы по привычке, а книгу Деяний почти обрывает на цитате Павловой (XXVIII, 26 – 27) из пророка Исайи (VI, 9 – 10), кончающейся словами καί ἰάσоμаι αὐτούς.В других случаях тоже сказывается медик, раз Матфеево δακτύλψ κινῆσ ι(ΧΧIII, 4) изменяется у Луки (XI, 46) в δακτύλψ προσίαύειν – с глаголом явно медицинского оттенка, вместо Маркова διά τρυμαιλιας τής ῥο φίδος (X, 25) говорится διά τρήματος βελόνης(XVIII, 25) соответсвенно хирургически принятому языку²⁸ ; для ὀθόνην τέσσαρσιν άρχαίς καθίέμενον (Деян. X, 11 и ср. ст. 5) полезно припомнить Галеновское употребление άρχαίдля концов – „краев» (πέρατα)перевязей (οί έπιδεσμοί, часто и ὀθόνια, ὀθόνη).Существует даже некоторое литературное соприкосновение с разными медицинско-фармацевтическими трудами²⁹,напр., современного Павлу Диоскорида Педакия (1 в.), уроженца города Аназарва, лежавшего верстах в 70 – 80 от Тарса³⁰, и его трактат Περί ὕλης ίατρικῆςсвоим началом (Πολλῶν οὐ μ νον άρχαίων άλλά κα ί νέων συνταξαμένων περί της τῶν φαρμάκων σκευασίας τε καί δυνάμεως καί δοκιμασίας, φίλτατε "Αρειε, πειράσομα» σοι παραστῆσαι μὴ κενὴν μηδέ άλογον δρμήν με πρὸς τήνδε τήν πραγματείαν ἐσχηκέναι, διά τὸ τούς μεν αὐτών μή τετελειωκέναι, τοίύς δὲ έξ ἱστορίας τά πλεῖστα άναγρά αι)немало сближается по самому строению с Евангельским «прологом», который в этом отношении аналогичен и вступлению ( Ὁ᾿. ιόσοι έπελεί ησαи περί ίητρικής λέγειν ῆ γράκε ι и κτ.) к сочинению Иппократа (между 460 – 350 г. г. до Р. Xр.) Περί άργαίης ίητρικης.Созвучие тут бесспорное³¹, хотя его и нельзя объяснять прямым литературным пользованием³², а тогда это будет опять же отражением профессиональных писательских навыков.

По всему сказанному безспорна некоторая медицинская компетентность синоптика – Дееписателя³³, – и с этой стороны он достаточно соответствует личности св. Луки, с которым непринудительно отожествляется по своей образованности и по близости к Апостолу Павлу. В связи с этим приобретает особенную силу голос предания, всегда и согласно³⁴ называвшего третьим Евангелистом именно Луку, сотрудника Павлова. Его прямо указывает Мураториев каталог от 11 в., а Ириней Лионский заявляет (Contra haer. III, 1: М. gr. VII, 845; cnf. Eus. h. e. V. 10: 3), что «Лука, спутник Павла, изложил проповеданное им Евангелие» (cnf. I, 27: 2; III, 14: 1– 3), которое Тертуллиан ограждает авторитетом церквей апостольских против искажений православного его типа (Adv. Marc. IV, 5: Iat. II, 366), Ориген считает в числе четырех Евангелий, безспорно принимаемых повсюду (in Matth. tom. I: M. gr. XIII, 829; cnf. Eus. h. e. VI, 25: 4, 6), и Климент ал. ссылается на него (напр., Strom. I, 21: М. gr. VIII, 885). В этой ассоциации необходимо принять, что Иустин М. знал третье Евангелие в ряду Евангельских воспоминаний одного из учеников апостольских (Dial. с. Tryph. 103). Конечно, Папий совсем не говорит о Луке, но 1) для сего у него не было специально принудительных поводов, какие представлялись в первоначальном языке Евангелия Матвеева и в „неупорядоченности» Маркова изложения, между тем третий синоптик достаточно рекомендует себя в самом своем „прологе»; при том же 2) от Иерапольского епископа теперь мы имеем лишь немногие фрагменты, почему возможно искомое упоминание в целом подлиннике, как по Анастасию Синаиту и действительно выходит, что третье Евангелие было известно Папию³⁵. По контрасту с этим особенно важно, что имя св. Луки в апостольский век не было настолько громким и славным, чтобы фальсификатор мог воспользоваться его авторитетом для своего подлога или для анонимного сочинения, ввести в обман все предание и создать прочное и повсюдное церковное мнение. В этом и Ренан видит большую историко-критическую загадку, не имеющую удовлетворительного разрешения³⁶, а тогда последнее необходимо искать и признавать в фактической несомненности столь твердого и всеобщего убеждения, как основывающегося на подлинной истине. И раз подобное заключение достаточно подкрепляется содержанием рассматриваемых новозаветных писаний, то здесь мы почерпаем законное научное право отправляться в дальнейших разысканиях от того тезиса³⁷, что

Св. Лука – писатель третьего Евангелия и книги Деяний

Личностью автора во многом освещается «природа» и судьба его писаний, но в данном случае наши сведения, к сожалению, весьма не обильны и далеко не вполне отчетливы. Три раза Апостол Павел поименно упоминает в числе своих сотрудников некоего Луку и однажды в такой связи, которая может намекать на его происхождение, ибо о нем и Димасе говорится (в Кол. IV, 14) после предшествующего замечания (IV, 11), что разумеемые прежде лица – «из обрезания», а этим косвенно подчеркивается, что прочие – не таковы. Отсюда позволительно догадываться, что Лука был не еврейской крови, в пользу чего основательно ссылаются³⁸ на Деян. XXVIII, 2,4, где писатель противополагает себя «варварам», а это было возможно лишь в отношении греков и только по контрасту с ними. И уже Ориген, несправедливо сопоставляя третьего Евангелиста с Лукием (Деян. XII, 1), допускал, что Лука – слово не еврейского корня (ad Rom. XVI, 21: М. gr. XIV, 1288). Вероятнее думать, что греч. Λουκᾶς явилось по сокращению из Lucanus, употребляемого в древнелатинских кодексах (напр., Corbejensis и. Verceliensis) а оно было обычно у жителей южной Италии по местности Lucania, между Кампанией, Апулией и Бруттием (Ног. II, 1, 38). Это наблюдение тоже подсказывает мысль о нееврейской национальности Луки, поскольку другого – еврейского – имени у него нигде не предполагается. Достаточное подтверждение сему находится и в том, что для Дееписателя еврейская (арамейская) речь оказывается как будто чужою, ибо воззвание Петра при избрании Матфея он передает в такой редакции (1, 19): «земля та (купленная за 30 Иудиных сребреников) на отечественном их (иудеев) наречии (τῇ ίδία διαλέκτῳ αύτῶν) названа Акелдама». Едва ли эта редакция принадлежит оригиналу, поскольку для самого оратора не могло быть подобной взаимной противности с иудейством (даже в Иоанновском смысле), а тогда это мы должны усвоять уже редактору ради читателей по одинаково нееврейскому родству с ними. Наряду с этим припоминают филологическое свидетельство (Lobeck’a Phrynichus), будто в латинских nomina propria окончания на -as чаще всего встречаются между рабами и либертами, служа сокращением более пространных форм на – ius и – ilius, причем среди этих классов констатируется распространенность врачебного искусства (Suet., Cal. 8. Senec., De benef. III, 24. Quint. VII, 2, 26)³⁹. Однако необходимо отметить, что наше Lucas вышло не из Lucilius, и конечное – as, заключаясь в самом Lucanus, не будет сословною характеристикой его носителя.

Но наш Лука, несомненно, был врачом (Кол. IV, 14), и это профессиональное отличие бросает известный свет на его личность. Медицина особенно культивировалась в Риме среди рабов и вольноотпущенников; из второго класса были и лейб-медики Юлия Цезаря и Августа Antistius и Antonius Musa. Тем не менее, эта отрасль знания достаточно развивалась и поддерживалась Римом. Так, уже при императорах здесь существовало высшее медицинское учреждение – Collegium archiatrorum – с медицинско-полицейским персоналом чиновников, обязанных контролировать практикующих врачей, которые начинали свою профессию под руководством старших и в дальнейшей деятельности подлежали официальному надзору и подвергались взысканиям за свои ошибки⁴⁰. Если, при всем этом поощрении медицинских занятий, преимущественными двигателями их были люди низкого социального состояния, рабы и либерты, то – значит – они доставляли тогда наиболее интеллигентных профессионалов. В силу этого по врачебному достоинству Луки мы заключаем, что он был человек образованный, и уже блаж. Иероним писал: Lucas inter omnes Evangelistas graeci sermonis erudilissimus fuit, quippe ut medicus (ad Damas. epist. XX, 4: M. lat. XXII» 378). Но нам известно, что третий Евангелист обладал чуть ли не специальною осведомленностью в соответствующей литературе, а это говорит о систематическом образовании, которое получалось, конечно, в языческой школе. Отправляясь от этого факта, проф. William М. Ramsay обращает внимание на неожиданность привхождения Луки в свиту приближенных спутников и сотрудников Павла. Разумеется, фактически не могло быть подобной внезапности, а допжно предполагать раннейшую связь непосредственного взаимообщения. Но характеристика Кол. IV, 14: Λουκᾶς δ ἀγαπητός – распределением терминов фразы и повторением члена – ясно выражает мысль Апостола, что это был свой для него врач⁴¹, возлюбленный ему по самому врачебному искусству⁴². Дальше выводится, что на почве этой специальности создалось и окрепло тесное, дружеское знакомство данных лиц, откуда проектируется, что они были коллегами и товарищески сблизились по Тарсийскому Университету, где Павел изучал историю и литературу, а Лука – медицину. В этой возможной гипотезе много увлекательного, но столько же и фантастичного, чего нельзя ни оправдать, ни обосновать запросами фактических известий, чтобы они непременно требовали подобных гаданий. Посему осторожнее будет ограничиться констатированием крайне малой вероятности, чтобы до таких медицинских утонченностей проходил специальный факультет природный еврей, чем тоже подтверждается, что Лука не был иудеем. Эго – скорее – язычник высокой культурности⁴³ , совершенно несомненной по его писаниям, стилистически весьма литературным и прагматически научно упорядоченным.

Обращение эллински просвещенного врача в столь раннюю эпоху было великою победой христианства. Оно является слишком чудесным без подготовительных предварений, и уже из древности некоторые допускали, что Лука был в сонме LXX-ти Дпостолов (PS.-Origen., De recta in Deum fide 1: M. gr. XI, 1721), Епифаний его – вместе с Марком – причисляет к ученикам, покинувшим Господа после речи о хлебе животном (Ин. VI, 66), усвояя позднейший возврат влиянию св. Павла (Contra haer. LI, 11: М. gr. XLI, 908), другие (Greg. M. Moralia praef. I, 3: M. Iat. LXXV, 715. Theophil. in Luc. 24: M. gr. CXXIII, 1113; cnf. Simeon. Metaphr., Vita Lucaë M. gr. CXV, 1136. Nicepph. Call. h. e. II, 43: M. gr. CXLV, 876) усматривают в нем одного из Еммаусских путников. Всем этим указаниям и мечтаниям сильно противоречит собственное самосвидетельство третьего Евангелиста, который относит себя к позднейшей генерации, сменившей «самовидцев» Xристовых, как это принимали и древние авторитеты (Murat, fragm.: «S. Lucam Dominum in carne non vidisse». Hieron. De viris illustr. VII: «cum Domino in carne non versatum esse»)· О том же говорит и «язычество» Луки. Для ослабления этого неудобства иногда допускали, что он был прозелитом (см. Hieron Quaest. in Genes. XLVI, 26 ар. M. Iat. XXIV, 98: «plerique. tradunt Lucam Evangelistam, ut proselytum, hebraeas litteras ignorasse»), но это не требуется принудительно хорошею осведомленностью насчет религиозности иудейской и как будто прямо исключается упоминанием Павла, клонящимся в ту сторону, что, не быв «от обрезания», Лука и потом не подчинился обрезанности через прозелитство⁴⁴. Последнее было слишком важно по религиозному значению, если намеренно подчеркивается у «диакона» Николая Антиохийского (Деян. VI, 5), а потому нашло бы отчетливое отражение в собственных писаниях и не было бы представлено столь спутанно в позднейшем предании, отрицающем бесспорный факт эллинской литературности Луки. Владение арамейским языком понятно у Антиохийского уроженца и многолетнего спутника Павлова⁴⁵, виртуозное же знание греческой Библии могло быть приобретено в христианстве⁴⁶. Есть и другие косвенные соображения в данном смысле. Напр., автор книги Деяний выступает на ее страницах под формою «мы» лишь с момента отправления Павла на европейский материк (XVI, 10), а фраза не очень позволяет думать, что он примкнул к благовестнику именно здесь; отсюда открывается место догадке, что Лука сопутствовал ранее по Малой Азии просто в качестве личного врача Павлова, не выделяясь активно своим миссионерским участием, а единственная причина тому могла быть только в предубеждениях, ради которых был обрезан Тимофей (XVI, 3) и которые оттесняли Луку на второй план, как необрезанного. Впрочем, если присоединение и совершилось уже в Троаде, – во всяком случае, этим свидетельствуется, что, выдвигаясь в первые ряды, Лука почитался пригодным для Македонского эллинизма, а это всего скорее достигалось культурно-национальным сродством с ним без иудейского отчуждения, ибо сам св. Павел находил последнее неудобным для миссионерских целей, раз выбрал себе в лице Тимофея человека смешанной крови, не склонного к иудейству, коль скоро он сознательно оставался необрезанным. Одним словом, прозелитизм Луки сомнителен, почти невероятен. Более возможно и гипотетически одобряется комментаторами⁴⁷, что он был среди эллинов, пожелавших видеть Господа на пасхе после входа в Иерусалим (Ин. XII, 20 сл.). К сожалению, у нас нет ни малейших подтверждений сему, а намеренное стремление позднейших церковников привести своих просветителей в непосредственную связь со Xристом больше говорить о тенденциозном возникновении подобного гадания и в отношении Луки.

История застает его уже христианином в Антиохии Сирийской, поскольку в Деян. XI, 27–28 по D. Августину (Sermo dom. 2) и многим латинским текстуальным свидетельствам писатель оказывается в рядах Антиохийских учеников Христовых, ибо там говорится: ήν δέ (или καί ήν) πο λή ἀγαλλίασις᾿ συνεστραμμένων δέ ή μ ῶ ν ἔφη είς ξ α τῶν όνόματι ῎Αγαβος συμαίνων διά τοῦ πνεύματος κτλ.. Это прежде всего убеждает нас в Антиохийской оседлости Луки, которого издавна называли Антиохийцем (Eus. h. е. III, 4:7. Comment, in Luc. у Mai 1, 149, Hieron. De viris ill. VII и др.). Иные перетолковывают эти данные в том смысле, что лишь род Луки был из Антиохии, а сам он происходил не из нее и жил в другом месте, как иногда думают даже при согласии с редакцией D для Деян. XI, 28⁴⁸. Но эта интерпретация, идущая против давней традиции, – не самая ближайшая: она нарушает естественную энергию соответствующих фраз и дискредитирует себя соподчиненностью разным частным мнениям в роде того, будто явившийся Павлу в Троаде Македонянин (Деян. XVI, 9) совпадает с Дееписателем, который поэтому оказывается Филиппийцем⁴⁹, хотя другие ученые решительно утверждают, что он не мог быть и не был Македонцем⁵⁰. Напротив, Антиохийское происхождение достаточно оправдывается апостольской историографией⁵¹, мирится со всеми прочными фактами и дает ключ к их уразумению. Первое и главное – то, что автор обнаруживает самое живое участие к Антиохии и старается выдвинуть ее при всяком случае, когда, напр., ни одного «диакона» не указывает по топографической родственности и называет только Νικόλαον προσήλυτον A­ντιοχέα (Деян. VI, 5), но эта прибавка, отсутствующая у других более видных коллег Николаевых, фактически не нужна и понятна лишь в смысле непроизвольной отметки, что это – Антиохиец, наш. Повсюду мы видим близкую заинтересованность Дееписателя судьбами Антиохии до оттенения исключительной роли ее в развитии новой религии, которой она дала имя и была исходным пунктом миссионерского возвещения, ставши для христианства как бы вторым Иерусалимом⁵².

С этой стороны данное предание об Антиохийском происхождении Луки является вполне надежным⁵³ и объясняет многое. Антиохия издавна была разноплеменным городом; в нем и во всей соприкосновенной Сирийской области иудейский элемент был столь силен (см. Jos. FI. Antiqu. XII, 3: 1. XIV, 2, 6 и др.), что в известных отношениях (напр., касательно «чистоты» и дозволительности к употреблению разных питательных продуктов) раввинизм не считал Сирию языческой территорией и склонен был уступать ей долю священности, свойственной лишь Палестине. Здесь сталкивались и боролись два мира, влияние которых должно было своеобразно отражаться на жителях. Последние при постоянных сношениях, естественно, вынуждались ко взаимному пониманию и ознакомлению. Это незаметно вело к тому, что многие Антиохийцы хорошо владели разными языками, в том числе и арамейским, знание которого предполагается у Луки⁵⁴. Но иудейство всегда выдвигало религиозную сторону и, конечно, приобрело достаточно прозелитов, чрез коих еще глубже и шире распространялись истины монотеизма в языческом обществе. В свою очередь и эллинизм старался торжествовать просвещенностью и развитием научной культурности, однако на Востоке немало ориентализировался и в синкретизме воспринимал семитические стихии. При таких условиях легко объясняется, что, имея с детства открытый доступ к иудаизму, Лука еще до обращения в христианство близко соприкасался с ним⁵⁵ и располагал некоторыми сведениями в иудейской догматике и обрядовой практике; с годами же, когда стала обнаруживаться осмысленная религиозная пытливость, для него были все резоны и удобства проникнуть в самый источник веры Израилевой чрез посредство греческой Библии. Позднейшее с неотразимостью убеждает, что религиозные запросы волновали душу молодого Луки, и он был чужд обычного языческого индифферентизма или скептицизма. Впрочем, на первых порах родовые склонности политеиста невольно брали верх и заставляли его хвататься за науку, где были сила и блеск язычества, а особенно – эллинизма. Уже Евсевий Кесарийский писал по этому предмету, что «Лука был родом из знаменитой Антиохии, в которой славятся всякие мудрецы, (оί πάντες λογιώτατοι), ибо там потомки ионийцев; но он еще больше преуспел сверх обычного у тамошних граждан эллинизма, поскольку был опытным в медицинском искусстве"(Quaest. ad Mar. 4: M. gr. XXII, 961). Однако местные способы едва ли были вполне достаточны для сего. Хотя блаж. Иероним сказал слишком много (in Isa. VI, 9: M. Iat. XXIV, 98), что Лука medicinaeartis fuisse peritissimum (scientissimum), тем не менее его медицинская компетентность предполагает специальную медицинскую школу в каком-либо из тогдашних научных центров. Некоторые литературные данные сближают писателя Луку с медицинскими авторами из Киликии, главный город которой обладал в это время высокой научно-просветительной репутацией счастливого соперника Афин и Александрии, при широкой научной пытливости Киликийцев. В такой связи вполне мыслимо, что Лука встречался (и был знаком) с Павлом уже в Тарсе и, яко бы, именно им обращен в христианство⁵⁶, о чем догадываются и по намекам у Тертуллиана⁵⁷. Второе не столь, вероятно и допускает участие Варнавы, прежде других и с успехом подвизавшегося в Антиохии, куда христианство проникло вскоре по убиении Стефана (Деян. XI, 19 сл.). Во всяком случае, св. Павел должен был склонить окончательно, так как он служил живым свидетелем недостаточности номизма и искренние иудейские симпатии неотразимо направлял в сторону христианства, для которого является ярким олицетворением и победной покоряющей мощи и спасительно-врачующей благости. Тут естественно шли навстречу и медицинские запросы Луки, который в качестве врача телесного становился в христианстве духовным врачевателем по благодати⁵⁸ и потому самого Христа понимал и рисовал, как божественно-сверх – естественного целителя⁵⁹.

Отсюда ничуть неудивительно, что уже рано мы находим Луку среди Антиохийских христиан, но затем он на несколько лет исчезает из нашего взора, и мы встречаем его лишь во второе благовестническое путешествие Павлово среди миссионеров, отправившихся из Троады в Европу (Деян. XVI, 10). По многому несомненно, что Апостол заботливо подготовлялся к этому путешествию и старался обеспечить себя во всех возможных отношениях. А раз на языческой почве он должен был выступать в качестве Римского гражданина и ради сего окончательно принял свойственное последнему имя Павла (Деян. XIII, 9), – там ему был особенно необходим человек, эллински безупречный и компетентный в разных сферах. Тут Лука везде был прекрасным помощником, готовым служить своими связями и познаниями, между прочим, и для литературной работы прямым участием и каллиграфическою опытностью⁶⁰. При этом медицинское искусство могло открывать ему широкий доступ во всех классах и в этом смысле служило несравненно лучше, чем скинотворческое ремесло Павлово (Деян. XVIII, 3). Во всяком случае, врачебное достоинство тоже располагало Апостола в пользу Луки. По крайней мере, своею фразою о нем (Кол. IV, 14) δ ἰατρός δ ἀγαπη τός (вместо ожидаемых Λουκᾶς δ ἰατρός ἀγαπητδς μου, но ср. Εφ. VI, 21. Кол. I, 7. IV, 7, 9. 2Тим. I, 2 или Λουκᾶς δ ίατρός άγαπητὄς μου) чрез выделение прилагательного помещением его при члене за именем (ср. Рим. XVI, 12: Περσίδα τήν ά γαπητήν) св. Павел как будто подчеркивает, что Лука был ему возлюбленным (и) в качестве врача, ибо он врач, снискавший любовь именно и своим врачевством⁶¹. И понятно, что болезненный по природе Павел, стараясь предусмотреть и предупредить все случайности и трудности на своем миссионерском пути, позаботился привлечь опытного знакомого медика, а этот жертвовал для него всем своим искусством в борьбе с пакостником плоти в немощи Павловой (2Кор. XII, 7 сл.) и удостоился активного соучастия в апостольском подвиге, где он был не простым только спутником, но стал и благовестническим «сотрудником» в ряду других (Филим. 24; οἱ συνεργοί μου). Достигнув Неаполя, миссионеры утвердились потом в Филиппах. Тут Лука, кажется, и задержался или послан был в другое место со специальным поручением, ибо прежнее «мы» сменяется чрез «они» (Деян. XVI, 19 и 40) при рассказе об удалении проповедников из этого города и снова употребляется уже за период третьего путешествия в речи об отправлении в Малую Азию обратным путем (Деян. XX, 5 – 6). Значит, на несколько лет Лука оставался, один и, конечно, ради продолжения благовестнического служения (вероятно, в пределах именно Македонии). Это громко свидетельствует, каким редким и высоким доверием пользовался Лука, если ему единолично возложено было такое ответственное дело⁶², Отсюда обязательно заключать, что его христианство началось давно и успело развиться до законченной полноты, а по содержанию оно строго соответствовало духу Павлова учения о всесильном и всеобъемлющем влиянии благодати Христовой. Что до результатов миссии Луки в „греческих» европейских областях, то здесь достаточно сослаться на послание к Филиппийцам, которое неотразимо убеждает, что эта церковь была предметом неизменной и самой светлой радости Апостола Павла.

Ученик вполне оправдал благоволительные надежды своего учителя, и неудивительно, что последний снова взял его с собою при крестном шествии своем в Иерусалим (Деян. XX, 5 сл. XXI, 1 сл. 17 сл.), а Лука, разумеется, был поблизости даже в период Кесарийских уз, разделял все превратности путешествия в Рим (Деян. XXVII, 1 сл.) и был там в течение не менее двух лет (Деян. XXVIII,16,30). Касательно этого периода бесспорно разве то, что, не будучи (- подобно Аристарху и Епафрасу: Кол. IV, 10 Филим. 23) – «соузником», он усердно помогал великому благовестнику, почему лестно похваляется пред Колоссянами (IV. 14) и прямо упоминается в числе «сотрудников» (Филим. 23), подвизавшихся за истину Евангельскую в столице мира. Но в письме к Филиппийцам нет ни имени, ни приветствия его, и мы должны думать, что к этому моменту он уже покинул Рим. С другой стороны, говорится о возможном посольстве в Филиппы Тимофея (Филипп. II, 19), между тем всего естественнее было бы завернуть туда Луке, если бы последний отправлялся на Восток. В этом обстоятельстве получает вероятность сообщение Епифания, что Лука благовествовал в Галлии, Италии, Далматии и Македонии, как и вполне понятно, что Апостол, намеревавшийся пройти на запад до Испании (Рим. XV, 24, 28), послал наперед своего ученика, который потом по указанному маршруту переправился в «Грецию». Может быть, к этому же периоду относятся известия Симеона Метафраста и Никифора Каллиста о пребывании его в Египте и Ливии, причем «Постановления Апостольские» говорят (VII, 46), что «в Александрии первый рукоположен (во епископа) Марком Евангелистом Анниан, а второй Авилий – Лукой, также Евангелистом» (М. gr. I, 1052; cnf. XVI, 17). Во всех этих данных много спутанного, – и напр., Александрия допускает даже отожествление с Троадой у Эгейского моря на юг от Трои (A­κεςανδ ία η Τργός)⁶³;а Фиваида не без удобства сближается в Беотией, ибо трактуется о Фивах «семивратных» Θῆβαι έπ άπυ οι, но Египетские издавна величались «стовратными» (Θῆβα έκατόμπυλοι).

Во всяком случае, сношения с Апостолом Павлом не прерывались, и его «врач возлюбленный» поспешил к нему в Рим, где гот снова подвергся особой опасности. В своем предсмертном (втором) послании к Тимофею св. Павел с грустно отмечает (IV, 10) свое одиночество, потому что Димас оставил его, возлюбив нынешний век, и пошел в Фессалонику, Крискент – в Галатию (Галлию), Тит – в Далматию; при таком положении крайне знаменательно и лестно нарочитое упоминание, что «Лука един со мною» (Αουκᾶς έστιν μόνος π. μετ’ εμού). Благовестник как будто не хотел отпустить от себя своего ученика, и этот заменял ему всех в самые тягостные минуты, когда уста львовы уже были готовы поглотить великого миссионера. Естественно, что Лука старался всеми средствами помогать в ограждение Апостола и в устранение роковой катастрофы. В этой комбинации всего уместнее привлекается именно сюда темное известие Мураториева фрагмента о третьем Евангелисте: post ascensum Christi cum eum (Lucan) Paulus quasi ut juris studiosum secundum adsumsisset. Фраза эта настолько загадочна, что некоторые⁶⁴ предлагают читать: quasi itineris studiosum secundum⁶⁵, но трудно согласиться, чтобы в своем кратком перечне автор специально отметил подобную самопонятную тривиальность, не разъяснив, что значит и к чему относится «secundum»⁶⁶? Иные находят в цитованных словах намек на приверженность Луки к закону, приравнивая juris к legis⁶⁷. а другие ради этого в jus видят Scriptura⁶⁸. Это толкование почти прямо противоречит всем биографическим свидетельствам и, пожалуй, больше исключается, чем поддерживается контекстом всего выражения. В нем неоспорим юридический колорит, и потому мы охотнее примыкаем к толкованию проф. Ад. Гильгенфельда⁶⁹, что juris studiosum secundum не точно воспроизводить греч. δευτεραγωνιστής каким термином обозначался адвокат, игравший на суде вторую роль (Демосф. Περί τ. παραπρ., p. 344), выступавший со своим словом уже после других⁷⁰. Тогда справедливо будет допустить два разбирательства дела Павлова в Риме. «При первом ответе (на суде) никого не было при Апостоле, но все его оставили» (2Тим.16), и только к следующей защите явился Лука и взял на себя роль как бы (quasi ut) второго (-после самого Павла-) адвоката, или девтерагониста, хотя он и был по профессии медик. Если так, то и здесь Евангелист был inseparabilis a Paulo (Iren. Contra haer. III, 141: M. gr. VII, 916).

Приняв его последний вздох, Лука, конечно, не мог продолжать своего пребывания в столице и покинул этот город. Мы равно ничего прочного не знаем о дальнейшей судьбе. Передается только, что он всегда был девственником (по «Aragumentum evangelii secundum Lucam» не позднее начала III в. в «Texte und Untersuchungen» XV,1,S.7 – 8) и дожил до преклонного возраста – 74 лет (ibid. и Седулий), 80 (Никифор Калл.), 84 (по неподлинному добавлению к Hieron. De viris ill. VII). Местом его кончины называют Вифанию⁷¹. Ефес, Патары в Ахайи (куда в Argumentum относится и составление Евангелия), каковые сведения должны иметь известные фактические основания⁷². Григорий Богослов первым сообщает (Contra Julian, or. I, 69: М. gr. XXXV, 589), что Лука претерпел мученичество, и затем лишь один Симеон Метафраст (с. 8) говорит, что он умер έν εἰρήνῃ, а Никифор Каллист утверждает, будто этого восьмидесятилетнего старца повесили на маслине. В двадцатом году правления Констанция (т. е. в 357 г.) останки его были перенесены из Ахайи в Константинополь⁷³.

Довольно скудны наши биографические сведения о Евангелисте Луке, но и они важны в том отношении, что достаточно оправдывают с его стороны появление христианских писаний. Видный эллин,– он от всего отрекся ради Христа и для всецелого служения Ему. Ясно, что «премудрость премудрых» не удовлетворяла религиозно пытливую душу, и это разочарование вселяло такое отчаяние, которое могло рассчитывать на спасение лишь из сфер выше человеческой интеллигентности, или исключительно от благодати Божией. Здесь в проповеди Павловой Лука нашел наилучшее удовлетворение, как и сам Апостол, видел в нем яркое оправдание божественной спасительности Христовой. Эти люди дополняли друг друга, и отсюда их тесная связь в благовестническом подвиге. Его нес Лука именно потому, что благовестие Павлово было основой всего духовного существования, сообщало ему смысл и разум, без чего жить частью невозможно и частью не стоит. Естественно, что Лука старался усвоить полностью это живительное Евангелие, распространить и утвердить его среди людей с равною благотворностью. В таком случае совершенно понятно, что он поспешил закрепить в письмени благодатную истину Христову, когда живой голос ее устного возглашения готовился умолкнуть. Посему натурально и нормально, что Лука издал Евангелие павлинистического характера и иллюстрировал его спасительное влияние историческими фактами в Деяниях апостольских. В этом же было и счастливое употребление прежних достояний науки и практики, когда Лука – врач, «переняв от Апостолов искусство врачевать души, оставил нам доказательства этого в (своих) боговдохновенных книгах» (Eus. h. е. Ill, 4: 7). Тут было как бы продолжение и приспособление медицинской целительности, но только уже при христианском озарении и для высоких духовно-врачующих целей. Человеческие способности и научные знания непринужденно получали благовестническое применение. «Как Апостолы из рыбарей сделались ловцами человеков; так,по словам блаж. Иеронима (in Philem. 24: М. lat. XXVI, 618), – и целитель тел превратился во врачевателя душ, и его творение, будучи читаемо в церквах, всякий раз проявляет свое целительное влияние». Ясно, насколько естественно, что представитель человеколюбивейшей профессии, сделавшись учеником св. Павла, потом письменно изложил Павлинистическое Евангелие.