6. Грехопадение. А. Необходимое предисловие: беседа с неверующим современником

Мы подошли к самому трудному месту библейского Откровения – к тексту третьей главы Книги Бытия. Являясь продолжением общего Откровения о природе души человека, этот текст, согласно законам поэтики Древнего мира, также облечен в символическую форму. Для многих наших современников, не читавших Библию или имеющих предубеждение ко всему, что там сказано, этот текст может быть непонятен и без всякого размышления отнесен к числу мифов, порожденных фантазией древнего человека. Поэтому, памятуя заповедь Христа и апостолов о том, что нужно уметь изложить наше учение так, чтобы оно было понятно всякому вопрошающему, мы попытаемся найти общий язык с ними, прежде всего исходя из наблюдений за действительностью. Христос, излагая тайны духовного мира, применял притчи – образную форму речи, приводя примеры из, понятной для всех, окружающей действительности. Попытаемся и мы побеседовать с теми, кто с порога привык отрицать все сказанное в Откровении о грехопадении человека.

Большинству людей понятны слова идеал и действительность. Хорошо известно, что идеал может не совпадать с действительностью, и, к сожалению, слишком часто происходит крушение идеалов, как в жизни отдельного человека, так и в жизни общества. Не требуют пояснения и понятия добро и зло, поскольку каждый без труда определит эти категории, как в своей жизни, так и в жизни других людей.

Наш современник понимает, лучше сказать, ощущает, насколько хороша жизнь для него самого и что она прекрасна и желанна для всех живущих. Но так же хорошо известно, что жизнь на земле с самых древних времен протекает далеко не гладко, во многом не соответствует идеалам и исполнена того, что можно назвать только злом. В то же время каждый понимает, как прекрасна могла бы быть жизнь, если бы люди не делали зла, и что это воздержание от зла в принципе возможно. Поэтому каждый желает, чтобы ему не причиняли зла. Положим эти, на первый взгляд, примитивные рассуждения в основу нашего диалога с современником и попытаемся доказать, что зло не заложено с какой-то фатальной необходимостью в душу человека, а привнесено в нее извне.

Первая истина, которую мы находим в Откровении, это та, что сотворенный Богом мир, а следовательно, и жизнь хороши: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1:31). С другой стороны, в Откровении Иоанна Богослова говорится, что, хотя мир и хорош, но он лежит во зле (1Ин. 5:19). Таковы две, на первый взгляд могущие показаться противоречивыми, истины. На самом же деле они очень тесно увязаны между собой и полностью отражают действительность. Жизнь человека – эта вершина вселенского бытия – в основе своей, в самом принципе своем хороша, но чем-то испорчена. Испорчена не изнутри, а извне. Мир лежит во зле – сказано очень четко и емко, чтобы выразить главное: зло приходит извне. Это может показаться непонятным и даже необъяснимым, однако вполне соответствует нашему восприятию действительности. Какой бы период истории человечества мы ни взяли, везде увидим причудливое переплетение добра и зла. Люди не только создавали культурные, научные и технические ценности, но и умудрялись заполнять всю историю борьбой между племенами, народами, партиями, группами, мировоззрениями, гипотезами и пр. и пр. Борьба эта доходит порой до крайнего антагонизма, и целью сторон становится непримиримая ненависть и стремление уничтожить друг друга. Какую оценку можно дать такой действительности? Судите сами.

Биология говорит нам, что в животном мире нет междоусобной внутривидовой борьбы. Между различными видами также нет прямой борьбы, а существуют, так называемые, пищевые связи, регулирующие баланс численности живых особей, дабы всем хватило корма и места под солнцем. Внутри вида борьба никогда не бывает антагонистической, за исключением сравнительно редких случаев соперничества, чаще всего оправдываемого биологической целесообразностью.

Полагаем, что наш современник поймет, что это соперничество, простительное в царстве животных, стоящих неизмеримо ниже человека, недопустимо для человека, как высшего существа в природе. И тем не менее, именно в человеческом обществе внутривидовая борьба укоренилась и является даже какой-то характерной чертой жизни. Поскольку, с точки зрения биологии, это никак не обосновано, внутривидовую борьбу в социальной жизни, и личную испорченность, и склонность ко злу можно расценить лишь как ненормальность, как болезнь, требующую лечения. Болезнь эта исторически изначальна, и как от зараженного источника течет зараженный поток, так и болезнь междоусобной борьбы и внутренней развращенности передается из поколения в поколение.

Было предложено много идей, написано много трактатов, многое было сделано для устранения зла, но изжить его не удалось, и мир лежит во зле. Почему?

Все в мире находится в процессе становления, совершенствования. Человеку, как высшему существу, обладающему разумом и свободой мышления и действия, свойственно иметь идеалы, призывающие его к духовному совершенству. (Заметим, что само слово духовное есть не что иное, как имя прилагательное, и требует признания реального существования того, что выражается именем существительным, то есть духа, от которого и получает свое бытие. Это бы надо понимать тем, кто, к месту и не к месту, применяет это слово, но отрицает бытие духа).

Каждый из нас желал бы иметь в себе самом отображение своего высшего идеала, хотя бы какое-то его подобие. Эта истина верна, в равной мере, как для верующих, так и для неверующих. Каждый чувствует в своей душе что-то более высокое, чем он сам, что-то идеальное, чем он дорожит, что хранит в себе как некую святыню, возвышающую его над материальным бытием. Иногда воспоминания о таких мгновениях озарения человек проносит через всю жизнь и, даже опустившись на дно жизни, помнит, что когда-то был свет и в его жизни. В то же время каждый человек очень хорошо понимает, что есть зло как для него самого, так и для его близких. Поэтому каждый может понять, что он творит зло, если примерит свой поступок на себя.

Далее. Каждый из нас понимает, что далеко не все в душе и жизни так гармонично, как хотелось бы. Безусловно, в каждой жизни есть много прекрасного, справедливого, но как же много каждому из нас хотелось бы вычеркнуть из своей жизни или по крайней мере забыть. Как во многом мы раскаиваемся! С этим, наверное, с одинаковой готовностью могут согласиться и верующие, и неверующие.

И еще одна истина может быть в равной степени понятной для всех: зло не закодировано, как нечто неизбежное в глубинах человеческой души, не есть прирожденная черта человека, иначе оно не воспринималось бы как зло, иначе не восставала бы так наша душа на всякую неправду мира, не испытывали бы мы угрызений совести, сделав что-то дурное. В самом деле, ребенок зла не ведает, и никто не желает его для себя. Следовательно, его могло бы и не быть и в социальной жизни, и в личной жизни каждого из нас. Более того, мы уже показали, что, так сказать, теоретически его не только могло бы не быть, но его и не должно было бы быть. И все же оно существует, и склонность ко злу, хотя бы в минимальной степени, все же свойственна почти всем людям.

Наши неверующие современники, не испытав суровой бескомпромиссности христианского покаяния, даже соглашаясь со всем вышесказанным, все же, по привычке, будут чувствовать себя «на высоте» и даже гордиться собой и весьма неохотно представят себя на суд своей совести. Тем более не желают они оказаться перед судом закона или общественной морали. Уличенные же в чем-либо, они ни за что не решатся назвать свои поступки грехом и предпочтут говорить об ошибках и недостатках. При этом они не захотят даже задуматься над тем, что многие их поступки, даже если они и не караются законом, все же причиняют другим людям зло и их нельзя назвать просто ошибками, хотя само слово недостаток уже говорит о некоей ущербности личности. Они не согласятся назвать свои деяния грехом из-за присущей им гордости и нежелания прибегать к церковной терминологии. Тем более для них неприемлемым будет слово спасение. Отчего, спросят они, нужно их спасать, если они живут благополучно?

Такие слова, как смирение и самоосуждение, у многих вышли из обихода. Человек привык гордиться собой. В такое уж гордое время мы живем. Человек! Это звучит гордо! – мы слышим эти слова с детства и привыкли к ним. Они кажутся прекрасными по своей принципиальной установке, так как человеку есть чем гордиться: он сотворен по образу и подобию своего Творца, по образу и подобию Абсолюта, беспредельного Совершенства. Что может быть выше такого Первообраза?! Однако человек, знакомый с первоосновами христианства, не попадет в эту ловушку: Бог как Первообраз человека, будучи Абсолютным Совершенством, по Существу Своему не может мыслиться гордым. Его природа – Любовь. А любовь и гордость никогда не сойдутся между собой.

Однако пока это только логический анализ распространенного заблуждения, так сказать, теоретическое его исследование. Посмотрим вокруг себя: всегда ли слово человек звучит гордо? Возьмем в руки любой иллюстрированный сатирический журнал. Там на каждой странице найдем карикатуры, на которых персонажи выглядят далеко не гордо. Фабула чаще всего одна и та же: человек занимал высокое положение, но не оправдал доверия то ли по глупости, то ли по жадности, то ли по гордости. И теперь он показан в весьма смешном и жалком виде, и мы соглашаемся с автором, что такой человек должен быть низвергнут с той высоты, на которой он не сумел достойно держаться. Это ли не падение? Конечно, слова грехопадение на страницах журнала мы не найдем, но падение данного субъекта показывается как реальный факт, отрицать который никто не будет. Но главное даже не в этом, а в том, что, будучи достойным осуждения со стороны государства или общества, этот человек наверняка станет оправдываться, будет горевать не о своем моральном падении, а о том, что он разоблачен и лишается былых привилегий, а кто-то, возможно, согласился бы остаться там, куда упал, лишь бы скрыть свое падение от суда общественности. Такой человек будет стыдиться не своей духовной низости, а лишь своего разоблачения.

Нам известны такие социальные болезни, как алкоголизм и наркомания, ведущие к полному распаду личности. Они не заложены в природе человека, и человек, понимая это, стремится их изжить, однако, как правило, бывает не в состоянии сам справиться с ними. Здесь требуется уже спасение, помощь извне. Здесь слово спасение будет вполне уместным, хотя так же, как грех, будет взято из церковного обихода.

Помимо страшных социальных болезней существует множество мелких душевных пороков, как бы рассыпанных во множестве среди людей, лечением которых люди, ими пораженные, в большинстве своем не занимаются вовсе. Тем не менее они тоже поражают личность. Это самые обычные черты характера – бессердечие, доходящее до крайней жестокости, скупость, наглость, злобность и так далее и тому подобное. Душ людей, пораженных этими пороками, или не чувствуют власти болезни, или свыкаются с ней как с чем-то себе органически присущим.

Диапазон грехопадения, как в личной человеческой жизни, так и в масштабах общества, необъятен. Ποток зла течет от начала, из самых глубин истории. И если в личной жизни человек пытается лукаво называть своя грехи ошибками или недостатками, то для общества такое самооправдание становится невозможным. В истории человечества мы явно ощущаем уже не недостатки и ошибки, а настоящее и всецелое человеческое грехопадение, хотя бы кто и назвал это другим словом, чтобы избежать церковной терминологии. Но ведь дело не в терминах, а в сущности. Конечно, зло не есть нечто всеобъемлющее. И в человеческом обществе много светлых личностей, не заслуживающих осуждения. Однако и у них могут быть какие-то «темные пятна» в душе. Об этом свидетельствует история, об этом же свидетельствует и человеческая культура, в частности, литература. Прочитайте любую книгу из серии «Жизнь замечательных людей» – и вы найдете массу недостатков у самых прославленных героев.

Сколько никому не известных падений в тайниках душ людей, внешне кажущихся безупречными! Иногда зло таится в душе человека, будучи как бы приглушенным, но оно может вырваться наружу при благоприятных обстоятельствах⁴⁴. Это может быть лишь кратковременное отступление, которое ни в коем случае нельзя считать характерным для личности и которое неподсудно ни юридически, ни даже с точки зрения общественной морали. Но, по сути дела, это все же будет актом морального падения, хотя и малого и скрытого от посторонних глаз. Это часто описывается в литературе, кистью художника, усматривается в личном разговоре. И в этих ситуациях человек уже не может с чистой совестью сказать: Человек! Это звучит гордо.

Откуда же происходит зло? Неужели корень его произрастает из глубины человеческой души, причем независимо от условий существования? Неужели зло как-то прирожденно людям, и человечество не может без него существовать и не может даже надеяться на его искоренение? Неужели зло придется признать естественным и неустранимым свойством человека? Тогда все мерзкое в человеке пришлось бы признать нормой человеческого бытия или хотя бы неизбежным спутником человека на всем протяжении его истории. Не будет ли это самым унизительным ответом на, поставленный вопрос: откуда в человеке зло?

Если искать причину в условиях личной жизни, то, как бы суровы они ни были, каждому понятно, что человек все же может не причинять другим зла, может искоренить в себе то, что он сам считает порочным. Тому примером множество хороших людей, живущих хотя и в тяжких условиях, но не причиняющих зла другим. Если искать причину зла во внешних условиях, то нас посрамят животные, так как они существуют в условиях куда более суровых, чем мы, но не ведут внутривидовой борьбы.

В наше время довольно распространено мнение, что зло в мире идет от низших материальных потребностей человека, а душа сама по себе светла. Нелепость такого взгляда очевидна. И об этом можно было бы и не упоминать, если бы за этим не стояла целая социальная теория, утверждающая, что причина зла – во внешних, чисто материальных и социальных условиях, а человек, сам по себе, всегда хорош и, будучи поставлен в хорошие условия, сумеет построить прекрасную, справедливую личную и общественную жизнь.

Библейское Откровение не допускает мысли о том, что зло есть врожденное свойство человека, заложенное в него при сотворении, ибо человек сотворен по образу и подобию Божию, а в Боге нет и не может был никакого зла. Откровение учит, что причина зла не коренится в природе человека, а привнесена в нее извне. Однако, душа человеческая повинна в том, что не устояла перед предложенным соблазном и нарушила заповедь, данную Богом. Чтобы легче было понять, как возникло в человек зло, приведем пример из области биологии. Ученые обнаружили то ли существо, то ли вещество, которое назвали вирусом. Не обладая ни мозгом, ни мышлением, которыми мы так гордимся, вирус может в своих целях поступать гораздо хитрее, чем мы. Попадая в организм со стороны, он ловко пробивает защитную оболочку клетки и, проникнув внутрь нее каким-то трудно уяснимым для нас способом, заставляет работать ее на себя, однако так, что она по-прежнему остается частью организма. Так в живом и ранее здоровом организме начинается совершенно чужая для него, но из него же самого построенная жизнь, к тому же жизнь для него губительная. Возникают язвы и опухоли. Чья же эта живая опухоль? Своя для организма или совершенно чужая? Нечто подобное может произойти и происходит с душой. Она может незаметно для себя воспринять в себя то, что для нее не свойственно, даже совершенно чуждо и может оказаться смертельным.

Но в таком случае должно обязательно существовать нечто или некто, кто умеет очень тонко и обдуманно пробивать «защитную оболочку» души, войти в нее и, не убивая ее сразу, направить ее существование не по тому руслу, в котором должна нормально протекать ее жизнь в полном согласии с законами космического бытия, а в совершенно противоположную – в тупик, ограниченный со всех сторон земным, материальным бытием.

В глубине души человека, в его таинственном «я», все стороны отражения Божества должны были быть гармонично связанными в одно единое целое, и ни одно из них не должно быть обособленным от других, и, конечно, все это должно сочетаться с условиями жизни того праха, из которого создан человек.

Человеку, по замыслу Творца, надлежало духовно совершенствоваться, чтобы войти с Ним в единение. Человеку было предначертано из состояния твари-праха в процессе становления возвыситься до состояния сына Божьего и, получив усыновление, взойти на ту высоту, где он мог бы пребывать в полном единстве с Творцом как со своим Отцом. Таков замысел Творца об усыновлении и обожении человека. И такова программа жизни человека, раскрывающаяся перед ним в Божественном Откровении.

Но человек, в силу дарованной ему возможности свободного мышления и свободного принятия решений, имеет возможность самовольно сойти с предуказанного ему пути, не принять предложенную Богом программу жизни. Порвав с Творцом в самом себе и тем самым уже искалечив себя, человек может пойти по другому пути, о котором Бог предупреждал, как о ведущем к смерти.

Такой новый путь, конечно же, формально может быть совершенно свободным, но, по существу, это будет уже не свобода, а произвол. Это будет путь не к вечной жизни, а в небытие. И если у человека имеется какой-либо могущественный враг, одинаково ненавидящий как Самого Бога, так и Его образ и подобие – человека, то он обязательно попытался бы вложить в сердце человека недоверие к Богу и соблазнить людей дарованной им свободой, Вот теперь, сделав необходимое общее вступление, мы готовы приступить к толкованию текста третьей главы Книги Бытия.

Третья глава Книги Бытия текстуально примыкает ко второй и является продолжением Откровения о природе души человека. Но она содержит в себе Откровение не об идеальной человеческой природе, а о том, как происходит грехопадение человека. Первая и вторая главы в начальных своих строках одинаково содержат слово Бог. Имя Божие было логическим подлежащим, ‘ и это характеризовало все их содержание. Бог открывался как Творец мироздания и Первопричина бытия.

Первая глава Книги Бытия завершалась творением человека по образу и подобию Самого Бога. Во второй главе мы читали, как Бог создал человека из персти земной, вдунул в лицо его Свое Божественное дыхание жизней и ввел его в уготованный для него рай. Этим нам открылось исключительно любящее отношение Бога к человеку, возвышение им человека до Своего образа и подобия. В противоположность этому третья глава начинается не с упоминания Бога, а с символического слова змий, что на библейском языке означает врага Бога и человека. И это слово сразу характеризует всю дальнейшую тему.

«Змей (ц.-слав.: змий) был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог» (Быт. 3:1).

Змий на древнееврейском языке звучит как нахаш и пишется тремя буквами квадратного алфавита – нун, хет и шин. Слово хитрейший – в подлиннике арум – более точно было бы перевести как лукавейший.

Очень важно следующее затем указание, что он есть все же создание Бога. Тем самым отпадает возможность признания змия за некое самостоятельное, равное по силе Богу начало. Такой дуализм был у ряда древних народов. Указанием на то, что диавол есть не некая самобытная сила, а лишь создание, пресекается всякая возможность дуализма в иудейской религии, строго державшейся монотеизма.

На европейские языки нахаш переводится как змей, однако оно может иметь другие значения. Нахаш может употребляться не только как имя существительное, но и как глагол⁴⁵. Независимо от того, стоит нахаш как существительное или как глагол, это слово – собственно шипящий – означает или врага, или враждебное действие и всегда имеет отрицательное значение. Оно может означать: ворожить, гадать (Быт. 44:5; Лев. 19:26; Чис. 23:23; 4Цар. 21:6), то есть некое враждебное действие, в том числе, ложь и клевету.

Само слово нахаш по звучанию сходно с шипением. Что-то вроде шипения (наушничества) и неясного произнесения шепотом слов колдунами и ворожеями также могло напоминать шипение змеи. У древнего еврея это могло ассоциироваться вообще с враждебными и опасными действиями, приносящими человеку вред. Поскольку большинство змей ядовиты и опасны, а вместе с тем неприятны для человека, они всегда возбуждают у человека неприязненное чувство. Изворотливость змеи может напоминать словесную изворотливость лгуна и клеветника. Поэтому нахаш можно было бы перевести на наш язык словом гад или гадина.

Нам, современным людям, трудно понять психологию древнего человека, жившего в эпоху мифологического мышления, трудно понять характер восприятия им действительности, тем более, если речь идет о вещах, выходящих за рамки текущей жизни.

Если у современного человека, при чтении текста третьей главы, возникает зрительный образ ядовитого пресмыкающегося, то у древнего еврея могло возникнуть представление о том, как Ева слышит шипящий голос. Этот голос был свойственен тому, кто занимался какими-либо темными делами.

Древнему человеку более, нежели человеку более поздних времен, приходилось жить среди природы. Звуки, как и запахи, заставляли его более, нежели нас, прислушиваться к тому, что происходит в окружающей его среде. И это имело в его психологии больший удельный вес, нежели у нас⁴⁶.

Необходимо подчеркнуть, что в тексте ничего не говорится о том, что Ева увидела змия. Она только услышала его голос. Зрительного образа могло и не быть. Впрочем, и каждый из нас только слышит в душе своей голос врага, но не видит его. Никогда зрительно его не представляя, мы все же «собеседуем» с ним, так как постоянно слышим то же, что змий предлагал Еве. Но Ева уже ясно увидела плоды запретного дерева. Ясно видим их и мы.

Все это необходимо учесть перед тем, как приступить к чтению самого текста. Именно здесь, в особенностях восприятия древним человеком слов Священного текста и в отличии его от привычного нам образа мышления, заключается трудность нашего понимания библейской речи. Нам, современным людям, и даже менее древним, какими были греки и латиняне, трудно уловить то, что было свойственно древнему человеку, который часто мыслил иначе, чем мы. Для него образы сливались с понятиями.

При переводе Книги Бытия на греческий и латинский языки это образно-звуковое значение врага как-то уже ускользало. Греческое офис и латинское серпенс не вызывали того звукового ощущения и представления, какие, для древнего еврея, имело слово нахаш, то есть шептун, гадина, враг.

Обратим внимание, что в дальнейших стихах третьей главы, где говорится о Суде Божием над прародителями и над змием, написано: «И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и перед всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей; и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3:14–15). (По переводу Семидесяти: «И между Семенем ее; Он будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить Его в пяту»).

Слова эти не могут относиться к натуральной змее. Во-первых, все змеи без исключения по природе своей – хищники и питаются отнюдь не прахом, а мелкими животными, а наиболее крупные из них – удавы – даже мелким рогатым скотом. Одно это уже не позволяет понимать текст в буквальном смысле. То же и о хождении на чреве. Если понимать текст в буквальном смысле, то это означало бы, что змий до того, как искушать человека, имел четыре ноги, но после проклятия сразу лишился их. В наше время палеонтологи обнаружили скелеты древних змей, живших в Меловом периоде (170–70 млн. лет до нашего времени). Каких-либо следов конечностей у этих скелетов не обнаружено. Следовательно, слова Бога, «по букве» обращенные к змию, не могут быть отнесены ко времени обитания человека.

Проклятие Богом змия становится понятным только в общем контексте и, конечно, относится не к натуральной змее, а к искусителю. Если понимать под змием не самого искусителя, а только его орудие, то будет совершенно непонятно, почему Бог обращает Свое проклятие не на истинного виновника грехопадения, а на какое-то жалкое пресмыкающееся, послужившее во всем происшедшем лишь орудием.

В древнее время и уже в христианскую эпоху, многие святые Отцы понимали этот библейский текст в том смысле, что истинным врагом, подлинным искусителем был, конечно, не змий, то есть одно из пресмыкающихся: он был только орудием врага, действовавшим через змия, как через свое зримое и слышимое человеку орудие.

Такое истолкование было вполне допустимо, если люди не отвыкли от мифологического типа мышления, допускавшего разговор человека с животным, н не знали истории планеты. Но в данное время оно неприемлемо, тем более, что не вяжется с общим контекстом всей главы.

При чтении Нового Завета уже окончательно выясняется, что слово нахаш не могло означать натуральную змею.

В двенадцатой главе Апокалипсиса раскрывается картина борьбы Церкви и змия, как исконного врага человечества, следовательно, и Церкви. Церковь изображена как Жена, облеченная в Солнце. Ее хочет погубить дракон и пожрать рожденного от Нее младенца: "И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них... и низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Апок. 12:7–9).

Так изображается начало борьбы врага рода человеческого в процессе истории. В конце Апокалипсиса, когда говорится о завершении Истории, снова возникает тема змия.

«И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет» (Апок. 20:1–2).

После этих слов Апокалипсиса становится ясно, что и в третьей главе Книги Бытия речь идет не о каком-либо простом, естественном змие, который мог быть использован диаволом, как орудие обольщения для разговора с Евой. Речь идет о самом враге рода человеческого, который лишь условно, из-за восстания на Бога лишившись своего имени, называется в Книге Бытия нахаш – шипун, змий.

И если для древнего еврея слово нахаш уже, само собой, по своему звучанию говорило о вражде, то в Апокалипсисе, книге, написанной по-гречески в более позднее время и обращенной ко всем народам, дается разъяснение, что под словом змий разумеется не какая-либо пресмыкающаяся тварь. Древний змий – это и есть тот, кто упоминается в третьей главе Книги Бытия. Это тот, кто на прочих языках именуется диавол и сатана⁴⁷.

Обратим внимание, что Иоанн Богослов именует его древним, что ясно указывает на грехопадение, совершившееся при начале человеческой истории. Указание на то, что он обольщал всю вселенную, подтверждает наше понимание Адама как Всечеловека.

Упоминая о диаволе, Христос говорит: «Он был человекоубийца от начала...» (Ин. 8:44). Здесь выражение от начала несомненно указывает на то, о чем говорилось в начальных строках третьей главы Книги Бытия.

Вполне ясным это символическое слово змий становится и из других мест Евангелия. Обращаясь к ученикам, Иисус Христос говорит: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью» (Лк. 10:19). Каждому понятно, что, в данном случае, Христос имеет ввиду власть не над обычными змеями и скорпионами, а над силой вражией. Можно смело предполагать, что, произнося эти слова на древнееврейском языке, Христос употребил то же слово, которое употребил и Моисей: нахаш.

Итак, из всего библейского контекста видно, что слово нахаш, как оно стоит в третьей главе, означает не натуральную змею, а исконного врага рода человеческого, о котором упоминает Христос в споре с фарисеями. Это тот, кто по своей природе человекоубийца, лжец и даже отец лжи.

Слово нахаш было чрезвычайно красноречиво и вместе с тем образно. Так необходимо было сказать в то время. Так, и только так, через символический образ, мог объяснить Моисей сущность искушения и последующего отпадения человека от Бога. Но все сказанное символически в Ветхом Завете становится понятным в свете Нового Завета.

«И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю ?» (Быт. 3:1 ). Эти слова, в принципе, обращены и к каждому из нас, когда змий подходит к нашей душе со своими искушениями.

Мы уже объясняли, что на образном языке означает слово вкусить. Лукавый дух приступает к наивной человеческой душе, чтобы вступить с ней в контакт через собеседование. И для этого стремится возбудить в ней прирожденное ей естественное стремление к истине. Он начинает свою речь с тех слов, которые всего дороже человеку, – со слов подлинно ли, то есть правда ли, и, тем самым, побуждает дать ответ.

Этот вопрос – подлинно ли? – может и у каждого из нас найти отклик, но нормально должен сразу же быть снятым, так как ложен по существу. Человек хорошо знает, что Бог не запретил ему вкушать от всех плодов рая, то есть от всех радостей жизни, а только запретил вкушать от древа познания добра и зла, допускать в свою душу зло наравне с добром. Следовательно, тот, кто задает вопрос, явно лжет, и ему просто можно не отвечать.

В душе каждого из нас может прозвучать такой искушающий вопрос, смысл которого в переводе на язык текущей жизни человека будет звучать так: Подлинно ли Бог запретил мне вкушать от всех радостей того райского блаженства, которое так желанно мне?

И каждый честно может ответить: Все, что уготовал Бог для моей жизни: все радости, всю сладость общения как с Богом, так и с могши ближними и природой, все это принадлежит мне как дарованное Творцом.

В самом слушании этого вопрошания змия еще нет греха. Это только то, что на святоотеческом языке называется прилогом, представление о чем-то. Но, как уже было сказано, поскольку тут же нормально в душе человека должно возникнуть возражение, ибо человек знает, что и как ответить, то этот прилог должен быть сразу отброшен. Однако плохо уже то, что он возник в душе. Это предполагает возможность ложного ответа. На это, видимо, и рассчитывает искуситель. Ответ был дан верный, но по существу не надо было допускать никакого контакта с явным лжецом. И сказала жена змею: «Плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть» (Быт. 3:2–3).

Душа человека дает верный ответ, который повторял ту заповедь Бога, которая звучит в его сердце. Ева даже добавляет к заповеди запрещение не только вкушать, но и прикасаться к плодам запретного древа. В переводе на язык душевных переживаний это означает, что человек не должен не только идти по пути смешения добра и зла в своей жизни, но даже и не помышлять о такой возможности.

Смысл ее ответа, который должен был прозвучать только в душе, таков: «Господь Бог благословил все влечения нашей природы, которые Сам же вложил в нас. Он даровал нам бытие, саму нашу жизнь и поднял нас до состояния душевного блаженства, поселил нас среди Едема – рая сладости душевной. Он благословил нас хранить и возделывать этот счастливый мир. Мы рождены для счастья. Но нам запрещены мысли, желания, поступки, которые, даже если они будут по виду хороши, на деле будут перемешаны как с добром, так и со злом. Наши тела – лучшие примеры тому, ибо в них нет никакого смешения добра и зла, нет никаких внутренних антагонистических противоречий. Наш душевный мир также гармоничен. Мы сотворены по образу и подобию Бога, в Котором нет смешения добра и зла, а только одно добро. Следовательно, и в нас, как в образе и подобии Бога, не должно быть смешения добра и зла. Таков смысл той заповеди, которую нам дал Господь Бог. Можем ли мы ее нарушить? Если нарушим, то в нас иссякнет внутренняя гармония, внутреннее единство, помутится образ Бессмертного. И тогда мы умрем навечно, не достигнув того, для чего Бог нас сотворил: стать навечно причастниками Божественного естества».

Итак, вопрос сатаны опровергнут. На него дан верный исчерпывающий ответ. Человеческая душа как будто вышла победительницей. Но от этого разговора все же осталось нечто. Осталась память, остался интерес к этой теме. Поскольку змий не был отогнан, то осталась возможность возобновления диалога со лжецом.

Душа человека может не заметить, что, ответив сознательным отрицанием на предложенное ей искушение, она внутренне, в своем подсознательном, может остаться под впечатлением слышанного и, тем самым, остаться, как и во время ответа, во внутренней диалектической связи с вопрошающим. В душе человека, незаметно для него самого, может возникнуть внутренняя борьба.

С одной стороны – любовь к Богу и Его заповедям, гармонирующая со всей жизнью в Едеме, который все гда лежит на востоке всех прирожденных желаний и служит основным мотивом каждого действия; с другой стороны – кажущаяся возможность, оставаясь в том же Едеме сладости, проявить свободу действий, совершив это лишь для себя, чтобы после этого почувствовать свою свободу, свое безграничное величие и господство над всем.

На такую внутреннюю борьбу и рассчитывает искуситель, задавая свой лукавый вопрос. И вот снова в душе человека раздается голос искусителя.

И сказал змей жене: «Нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:4–5).

Как видим, второе обращение искусителя к душе человека уже резко отличается от первого. В первом вся речь шла в форме вопрошания: Подлинно ли? И хотя вопрос этот был заведомо лукав и явно не соответствовал истине, но это все же был только вопрос, а не выпад против Бога.

Вторая речь искусителя уже совершенно иная. Она сразу начинается со слова нет.

Нет! Не умрете! В этом нет, как в зерне, уже заключается все, что змий хочет сказать далее.

В этом нет слышится воля, которая стремится разрушить волю Бога, все, что Бог насадил в душе человека, прежде всего – доверие к Богу, затем – страх нарушить заповедь. В этом нет опять, как в зерне, вслед за потерей доверия к Богу, будет заключаться и потеря любви к Нему.

Это нет, будучи формально словом отрицания, в данной ситуации, по своей семантике и прагматике, звучит как утверждение, как призыв к бунту против Бога или хотя бы к тому, чтобы просто забыть о Нем и Его заповеди. Тот, кто не устоял в истине и сам отец лжи, обвиняет во лжи Бога. Человекоубийца притворяется человеколюбцем. Нет, не умрете! – здесь слышится обещание бессмертия.

Если в слове нет слышалось только отрицание заповеди Бога и потенциальное обвинение Его во лжи и отводилась угроза наказания, то в следующих словах змия – уже клевета на Бога как на завистника к человеку. Бог обвиняется в том, что Он боится тех возможностей, которые откроются перед человеком после вкушения плодов от запретного древа: «Так нет, не умрете, нарушив заповедь. Будете жить и только обогатитесь новыми свойствами. Будете жить, как жили. И не надо, вообще, думать о смерти».

Человеку не дано видеть свою собственную смерть, смерть своего тела. Тем более ему не дано видеть смерть своего сотворенного для бессмертия духа. Не дано видеть в себе смерть образа и подобия бессмертного Бога. И в душе может зародиться лукавая мысль: а вдруг запрещение вкушать от этого древа – это только угроза? И зачем, вообще, думать о смерти, когда пред тобой открываются новые возможности?

«Нет, не умрете! – слышит человек голос искусителя, – но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло». Бог, в этой речи искусителя, представляется завистливым и даже боязливым, а вместе с тем и жестоким деспотом. (Пожалуй, нелишне будет попутно отметить, что только в иудейской религии Бог представляется любящим человека. В противоположность этому, во всех языческих религиях, боги представляются злыми и завистливыми по отношению к человеку. Уже одно это не позволяет приравнивать богооткровенную библейскую религию ко всем прочим мифологемам).

Но вся сущность лжи еще не исчерпывается этим. Это еще только хула на Бога, или, точнее сказать, попытка лишения Бога всех Его подлинно божественных свойств. Бог, согласно этой речи, фактически перестает мыслиться как Бог – как Абсолют и Человеколюбец, как Альфа и Омега Вселенной. Он, вообще, остается как бы в стороне, и, поэтому, можно забыть о Нем. Но для человека главное еще и в том. что ожидает его самого, если он отстранит от себя мысль о Боге и Его заповеди. Главная ложь состоит в том, что, отринув Бога, человек якобы сам может стать как Бог, хотя бы в том смысле, что почувствует себя полностью от Него независимым и свободным. Здесь очень сложная, выражаясь современным языком, диалектическая ситуация. Чтобы разобраться в ней, нам придется вернуться к исходным моментам.

Человек сотворен по образу и подобию Божию. В него вдунуто Божественное дыхание, в силу чего он чувствует себя причастником Божественного естества. Все это лежит в глубине человеческого сознания, в глубине человеческого сердца, в глубине человеческого «я». Это дано одновременно и как прирожденные свойства, и как идеал, который должен осуществиться только в будущем. По Божественному замыслу, человек сотворен, как существо, реализующее себя в динамике. Бог, как абсолютный Идеал, желает от человека приближения к Себе. В этом приближении (становлении) заключаются все тайны человеческого существа.

Образ Божий дан человеку в потенциальной возможности стремления к своему Прообразу, и Творец ожидает от твари воплощения этого замысла в жизнь. Таким образом, это только отражение Творца, но не сама его сущность. Подобие – это именно задание, требующее осуществления на земле исходящей от Бога воли.

И человек, услышав голос змия, может сказать себе: «Я уже божественен по своему существу. Но мне дана Заповедь, которая связывает мою личную н свободную волю. Где же моя личная свобода делать все. что ни пожелаю? Заповедь – это уже не моя воля, а лишь заповедь. Это воля хотя бы и Бога, по все же не моя. Но, изгнав из души моей всякую мысль о Боге или просто забыв о Нем, я могу быть действительно свободным. Могу осуществлять свою волю». Так, в этом страшном «диалектическом» противоречии, в ложном понимании свободы, душа человека сразу раздирается надвое. Будет ли она в силах разрубить гордиев узел, завязанный змием?

Все философы мира сего оказались бессильны его распутать, еще менее поддавался он разрешению в практике социальной жизни. Ибо здесь все парадоксально, все свелось к бесконечному «или – или»: или Бог, или я – моя воля или Его воля. Или, действительно, человек свободен, или его поведение всегда чем-то обусловлено⁴⁸.

Так лукаво поставлен пред человеком соблазн. Предложен и ответ: Вы сами будете как боги, знающие добро и зло.

Мысль о тождестве с Богом, о действительно центральном положении «я» во всей системе мироздания и, наконец, о возможности осуществления этой самой возможности для себя настолько нелепа по своей неосуществимости, что никогда и не принимается человеком всерьез. Она неприемлема даже только для двух человек, существующих одновременно рядом. Она не может быть принята и как философская система, так как, согласно ей, «центром» может быть лишь какой-либо один из всех, а все остальные превратятся лишь в объект обладания для одного. Все это сам человек прекрасно понимает, но внутреннее ухо может продолжать с упоением слушать то, что шепчет нахаш.

Повторяем, эта мысль возникает извне как прилог, как представление, а не как собственное умозаключение, а то, что в действительности возникает в человеке под влиянием этого представления, есть лишь образ и подобие этой дьявольской мысли, но не она сама. Даже тогда, когда человеческая душа буквально повторяет эти слова, она все же робеет и боится высказать их вслух, так как эта мысль змия, по своей сущности, настолько же кощунственна, насколько и нелепа. Поэтому человек совершает грех, просто забыв о Боге, и без всяких философских рассуждений, лишь желая якобы свободного исполнения своего влечения.

Искушение, то есть возникающая перед человеком картина, по своей сущности очень противоречиво. С одной стороны, речь змия сильна и рисует пред человеком головокружительные перспективы полной свободы. С другой стороны, если человек даст себе труд вдуматься, он увидит, что все это нелепо, ибо ему должны быть известны последствия греха. Но человек далеко не всегда додумывает свои мысли до конца. И часто руководствуется в своих поступках тем, что эфемерно. Но несомненно, что речь искусителя сильна в том отношении, что она оставляет в душе человека след, возбуждая желания. На это он и рассчитывает.

Речь искусителя крайне коротка, но в этой краткости она достаточно содержательна и сильна, чтобы оставить впечатление. В душе человека она развертывается множеством мыслей – возможностей, рассыпающихся перед его сознанием, как привлекающие взор драгоценные каменья. И человек может попытаться осуществить в себе то, что предлагает искуситель, если не полностью, ибо это невозможно, то хотя бы отчасти, насколько удастся. И он может сказать в своей душе: «Так зачем же мне нужен Бог, если я сам в себе имею Божественный образ – разум, волю, свободу? Разве недостаточно этого, чтобы я и без Него чувствовал в себе Божественное дыхание, сам понимал все духовные ценности, мог быть творцом и созидателем духовной жизни на Земле?»

«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и... приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел»(Быт. 3:6).

И увидела жена... Впервые в тексте мы встречаем это слово по отношению к человеку.

В Откровении о жизни души человека (главы 2–3) мы читали о том, что Бог дает Адаму заповедь и, следовательно, человек слышит Его голос. Но нет никакого намека, что Адам видел Бога. Бог есть дух (Ин. 4:24), Бога не видел никто никогда (Ин. 1, 18). Адам только слышал Его голос где-то внутри самого себя⁴⁹.

Точно также и после грехопадения люди услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня... (Быт. 3:8), но не говорится, что они видели Его. Ничего не говорится о том, что они даже во время суда Божия над ними видели Бога. Бог невидим. Человек только «слышит» Его голос в своей душе.

В противоположность этому: И увидела жена, что дерево хорошо... Плоды запретного древа всегда зримы и соблазнительны в этой своей зримости. Это должно быть понятно каждому, кто размышлял о том, как зримо входит желание в душу. Слово увидела очень емко. Каждый знает, как иногда соблазн врезывается в душу, запечатлевается в ней. Это импринтинг – запечатление, которое служит импульсом для последующего поведения⁵⁰.

«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и... приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела, и дала также муж у своему, и он ел» (Быт. 3:6).

Искуситель добился того, чего хотел. Душа человека соблазнилась. Соблазнилась тем, что было ей свойственно: и по потребностям плоти, и по потребностям эмоции, и по потребностям интеллекта. Бог даровал человеку все эти потребности, но при условии, что они будут удовлетворяться не от дерева познания добра и зла.

Теперь же человек вкусил от этого дерева и увидел, что оно дает ему услаждение и в материальном, и в эмоциональном, и в интеллектуальном плане. И уже не в силу Заповеди, а по своему собственному усмотрению он может установить, что для него добро и что зло, возомнив, что ему теперь уже все позволено⁵¹.

В краткой форме сущность грехопадения дана Иоанном Богословом: «Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1Ин. 2:16).

Доводы диавола не есть естественный ход человеческой мысли. Возникая сначала как вопрос, как прилог, они и отвергаются как ложные, ибо не соответствуют действительности, так как человек знает, что Господь никогда не запрещает ему радоваться и утверждать себя в общей гармонии бытия.

Но они снова возникают как прилог уже не в форме вопроса, а в форме представления о возможности иного образа жизни. Это иное бытие рисуется, как какая-то новая ступень в развитии человека, на которой открываются глаза, и человек, изведав новое, станет, как Бог.

Эта возможность может быть отвергнута, может быть и принята, сначала – как нечто смутное и неопределенное. Она может перейти в подсознательное и остаться там как некий фактор, побуждающий к действиям.

Так у человека, наделенного образом и подобием Божиим. и, следовательно, потенциальной возможностью к осуществлению в себе этого отблеска Божественности, может возникнуть представление о каком-то ином процессе обожествления его природы. Не будучи разработанным в душе, в ясном свете сознания, оно может опуститься в потемки душевной жизни и укорениться там, как какое-го искривление действительности.

Душа человека сама не разрабатывает плана, каким образом стать, как Бог. Она не строит какого-то догматического учения о «завистливом Боге», но она, желая обладать всем, что видит и представляет, забывает о Боге как о Едином Центре бытия, как о едином Источнике жизни и бессмертия. Клевета на Бога исходила от искусителя.

Представление о возможности стать как Бог исходило от него же. Душа человека сама не была повинна в этом, ибо все это возникало лишь, как прилог извне. Но все же от этого прилога происходит ответный процесс в душе, и на сей раз уже именно свой.

Душа человека, желающая охватить все, все изведать, всем насладиться и всем овладеть, ослепляется не каким-либо обдуманным и целенаправленным желанием сравняться с Богом. Нет, она ослепляется возможностью новых наслаждений, возможностью безграничного самоутверждения и только в этом плане может соблазниться перспективой: Сами будете как боги, знающие добро и зло.

В душе человека не может возникнуть никакого философского учения о возможности равенства с Богом, как Абсолютом. Человек хорошо понимает, что это просто нелепо. Но у него может возникнуть стремление поселить свое «я» в центре всего бытия. Таким образом, человек уже может ставить себя «вместо Бога» и здесь уже может бессознательно осуществлять совет диавола: стать как Бог. Сущность грехопадения в том и состоит, что независимо от того или иного сознательного процесса мысли в душе человека возникает похоть, сразу снижающая его божественный образ.

«Похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак. 1:15)⁵². Человек видит, что плоды от древа познания добра и зла хороши для пищи, то есть, что это хорошо для его материального существования, а все остальное в мире представляет собой лишь «пищу» для «я». Душа забывает о своей связи с Источником жизни и со всей природой, она хочет лишь удовлетворения своих вожделений. Нормальное самоутверждение плоти и та радость ощущения, которая возникает при становлении, превращается в похоть – похоть плоти.

Такова первая ступень грехопадения.

Человек видит, что возникшее представление о новых возможностях, не только чисто материальных, хорошо для пищи, но и приятно для глаз, и желанно – хорошо для глаз и вожделенно, ибо дает душе удовлетворение. Целый комплекс душевных сил находит свое удовлетворение на пути вкушения добра и зла, то есть на том пути, где добро и зло – лишь одинаково приемлемые средства для удовлетворения желаний. В себе самом человек может помышлять: «Все то, что мне представляется, и все то, что ко мне относится, должно относиться ко мне так, чтобы давать наслаждение».

Вторая ступень грехопадения – это кажущаяся возможность жизни по-новому. Гармония красоты целого, когда все в мире прекрасно лишь в силу того, что отражает в себе славу Божию и восхваляет Творца, – эта гармония и эта красота становятся хороши лишь постольку, поскольку они хороши для меня. Мое «я» становится в центре гармонии и центре красоты и желает всего лишь для себя.

Такова вторая ступень грехопадения – похоть очей.

И, наконец, третья ступень грехопадения. Человек хочет иметь знание в смысле владения тем, что видит. Об особом, специфическом для древнееврейского языка значении слова познание мы уже говорили, когда изъясняли, почему запретное дерево именуется древо познания. Но если человек встанет на самостоятельный путь, упиваясь полной свободой выбора, забыв о заповеди, данной ему Творцом, то легко может потянуться к «злому» знанию, то есть к знанию лишь того, что выгодно ему, но губительно для его собратий. И он будет упорствовать, стремясь овладеть этим знанием.

Путь познания (фактически – смешения) в себе добра и зла есть путь индивидуалистического самоутверждения. Он дает опыт борьбы, самовозвышения, наслаждения в чувстве самолюбования, чувство превосходства над теми, кто может быть превращен в объект услаждения и господства. Предлагаемый путь есть путь гордости собой, своим знанием и своим мнимым совершенством. Этот путь есть путь созерцания своего превосходства. Такова третья ступень грехопадения – гордость житейская.

Так искушение внедряется во все три плана человеческого бытия – тело, душу и дух, то есть в жизнь органическую, эмоциональную и жизнь мысли⁵³.

Святые подвижники свидетельствуют, что все грехопадения человеческие совершаются не иначе, как с постепенностью. Первая ступень есть прилог. когда, без намерения и против воли, входят в душу греховные представления или через внешние и внутренние чувства, или через воображение. Это пока еще безгрешно, но создает возможность греха. И самые великие святые в самые священные времена подвергались прилогам и принуждены были бороться с ними.

Следующая ступень – сочетание, что означает принятие прилога, добровольное размышление о нем: это уже не безгрешно. Далее идет сложение, услаждение души пришедшим помыслом или образом, когда кто-то, принимая помыслы или образы, представленные врагом и с ними беседуя мысленно, вскоре сложит в мысли своей, чтобы так было, как внушает помысел. Здесь нужно немедленное покаяние и призывание Бога в помощь. Далее идет уже пленение, состояние души, когда принужденно и невольно отводится ум на худые мысли, нарушающие мирное устроение души, и душа с усилием, только при помощи Божией, возвращается в себя.

Это переходит в страсть – долговременное и обратившееся в привычку услаждение страстными помыслами, влагаемыми от врага и утвердившимися от частого размышления, мечтания и собеседования с ними. Это уже есть рабство греху, и не покаявшийся, не извергший из себя страсть подлежит вечным мукам. Здесь потребна уже великая и напряженная борьба и особенная благодатная помощь, чтобы оставить грех (см. Творение прп. Иоанна Лествичника, 15, 75).

«И взяла (жена) плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (ст. 6 и 7).

Итак, у людей действительно открылись глаза, как и обещал им змий. Только увидели они не то, что хотели. Сила лжи чаще всего заключается в том, чтобы, пообещав маленькую правду, тем самым заманить в большой обман. Если бы видны были все последствия лжи, то невозможно было бы и обманывать⁵⁴. Люди увидели свою наготу, свою ограниченность, но совсем не то, что они стали как боги.

Если рассматривать этот текст только исторически, то все может показаться очень простым. Животные не знают стыда и не имеют обычая прикрывать свои половые органы. Чувство стыда есть, очевидно, основное чувство, которым человек стал отличаться от животных. История с убедительностью показывает нам, что первыми чувствами первобытных людей было религиозное чувство и чувство стыда. Но в данном тексте автор, очевидно, имел в виду не просто телесный стыд, но использует это слово, как символ нравственного стыда после совершения грехопадения. Он, очевидно, хочет сказать, что у человека, как первобытного, так и нашего современника, при совершении какого-либо деяния, противоречащего его совести, необходимо возникает чувство стыда.

«И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая» (Быт. 3:8).

Если у человека сохраняется сознание того, что он совершил не то, что соответствует норме его жизни, если он совершил грех только сгоряча, то вскоре же он услышит в душе своей голос Бога, звучащий через его совесть. Когда человек уже «остыл», он услышит его в душе своей во время прохлады дня. Тогда человеку захочется укрыться даже от самого себя, заглушить в себе голос совести.

Этот довольно трудный для пояснения текст можно приточно представить себе так.

Человек совершил какое-то скверное деяние, которого он стыдится даже перед собой. Тем более он постыдился бы совершить его при других, уважаемых им людях. И вдруг в этот момент входит тот, на глазах у кого он никогда не решился бы совершить это постыдное деяние. Тогда, по бытовому выражению, ему захочется хоть «сквозь землю провалиться», скрыться о глаз того, кого он стыдится. Вот каков общий смысл слов о голосе Бога, ходящего в раю во время прохлады дня. Вот почему сказано, что человек и жена его скрылись от лица Господа Бога между деревьями рая.

Далее (ст. 9–11) говорится, как в душе человека звучит голос Бога: «И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: [Адам,] где ты? Адам отвечал: Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся»⁵⁵.

И сказал (Господь): «Кто сказал тебе, что ты наг? Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» (Быт. 3:10–11). Этот вопрос Бога, обращенный к человеку, наверняка многие слышат в душе своей.

Возглас Бога: «Адам! Где ты?» – в широком плане звучит так: «Человек Мой! Где ты? Что с тобой? В каком состоянии ты сейчас? Человек Мой! Ведь Я одарил тебя Своим образом и подобием, даровал тебе возможность свободно мыслить и свободно поступать и указал тебе путь восхождения на Мою высоту. Человек Мой! Зачем ты послушал голос врага твоего и падаешь так низко, смешивая в своих мыслях, желаниях и делах добро вместе со злом? Человек Мой! Что сталось с тобой, что ты теперь боишься явиться пред Лицо Мое?»

Вот пространный пересказ краткого вопроса Бога, обращенного к Адаму Всеродному, то есть ко всем нам.

Адам сказал: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (ст. 12).

И сказал Господь Бог жене: «Что ты это сделала?» Жена сказала: «Змей обольстил меня, и я ела» (ст. 13).

Как видим, Бог, прежде чем осудить человека, вопрошает его, ожидая, что тот принесет искреннее раскаяние. Ведь человек – это «открытая возможность». Ему дан разум, чтобы он мог сознательно осудить свой поступок. Ему дана свободная воля, чтобы иметь мужество открыто признаться в преступлении против заповеди. Но люди чаще всего предпочитают оправдывать себя в том, чего не простили бы другим. К себе они всегда пристрастны и готовы найти оправдание любым своим прегрешениям. Библейские Адам и Ева стоят перед Богом, как одно существо, как одна человеческая плоть, символизируя собой все человечество. Их ответы несколько отличаются между собой, но в принципе они одинаковы. Всех людей, по их душевному складу, можно разделить на два типа: рассудочных и эмоциональных⁵⁶.

Люди первого типа всегда склонны рассудочно оценивать свои поступки, склонны к абстрактному мышлению и желанию выискивать причины происходящих событий. Мужчины, в большинстве своем, принадлежат к этому типу людей.

Люди второго типа – эмоциональные, впечатлительные. Они всегда находятся под влиянием обстоятельств, легко поддаются впечатлениям и быстро реагируют на них. Большинство женщин принадлежит к этому типу. Таковы, как видим, и ответы Адама и жены его. В ответе Адама слышится упрек даже Богу: Жена, которую Ты мне дал. В ответах людей первого типа этот упрек обычен. Они готовы ссылаться то на сложившиеся обстоятельства, то на пассивность (женственную сторону) своей природы, но всегда найдут какое-то, как будто бы разумное, оправдание своим поступкам, которые, конечно, если бы они захотели беспристрастно судить о других, не будут иметь оправдания.

В ответе жены человека слышится так хорошо знакомая всем ссылка на силу искушения, на силу от создавшегося впечатления. Несомненно, каждый из нас испытал в душе своей и то и другое чувство и находил для себя оправдание.

Бог всегда ждет от человека искреннего ответа, но чаще всего не получает его. Вся история человечества – явное свидетельство трусливой неискренности человека перед Богом.

Но Бог не проклинает человечество и, как мы видим опять же из истории, все время помогает человеку очистить себя от этого «первородного греха»⁵⁷.

Змия же, то есть диавола. Бог уже не вопрошает, но проклинает, как основного виновника грехопадения человека.

И сказал Господь Бог змею: «За то. что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и перед всеми зверями полевыми: ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей; и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (ст. 14. 15).

Смысл этого обращения Бога к змию прост: «Проклят будешь ты перед всем созданием. Будешь ползать на чреве твоем, станешь символом низости для человека, которого ты обольстил. Проклят будешь! И будешь питаться тем, что будет прахом, ничтожеством в глазах самого человека. Он принесет тебе в дар только плоды своего греха».

И мы, в действительности, видим, что человек приносит в дар змию только низость свою, тогда как Богу он приносит все лучшее, что рождается в его душе. Здесь уместно вспомнить, что принесли в дар родившемуся Младенцу Христу пришедшие с востока мудрецы: золото, как символ абсолютных ценностей, создаваемых человеческим разумом; ладан (фимиам), как символ лучших чувств души человеческой – молитву, искусство, поэзию, все то, что человек возносит в горний мир духа; смирну, как символ сострадания и милосердия к страждущим. Ничего подобного человек никогда не принесет в дар сатане.

«И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (ст. 15).

Здесь предрекается, что лучшая часть человечества всегда будет бороться со злом, насилием, со всем тем, чем диавол хочет соблазнить человека. Семя диавола – это те люди, которые осуществляют в своей жизни только ту программу, которую диавол вкладывает в их сердце.

Смысл слов такой: сыны света будут бороться с твоим порождением открыто, поражая их в голову. Твое же семя будет бороться с ними лукаво. Они будут стремиться найти в каждом человеке уязвимое место – пяту, какую-либо низость человеческую, чтобы использовать ее для себя.

Все пророки, которые проходили свое служение в богоизбранном народе иудейском, и все проповедники Евангелия боролись с семенем диавола, а те жестоко расправлялись с ними. Иоанн Предтеча грозно обличал их, называя их порождения ехиднины (Мф. 3, 7; Лк. 3, 7). Гневно обличал их и Христос Спаситель, называя детьми диавола (Ин. 8, 44).

Неужели эти грозные проклятия могли относиться к ничтожной жалкой змее? Не простую змею проклинает Бог, а того, кто был человекоубийцей от начала (Ин. 8, 44), проклинает змея древнего, кому суждено погибнуть в озере огненном (Апок. 12, 9; 19, 20; 20, 2, 14).

Змея не может быть ни посредником диавола, ни даже его орудием. Слово нахаш здесь символ, с целью сделать текст более доступным для понимания. Более сильного символа, напоминающего о сатане своей ядовитостью, изворотливостью и опасностью, нельзя было бы найти, ибо нахаш означает не только гада, как такового, но и ворожбу, и ложь, и всякое злое умышление.

Змея уже видом своим, как пресмыкающаяся у ног человека ядовитая тварь, напоминает, что есть у него враг – грозный, сильный, лукавый, изворотливый в суждениях и ядовитый настолько, что может убить.

Прокляв змия, Бог обращается к жене человека: «Умножая, умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (ст. 16).

Горькая доля женщины, которую возвещает Бог жене человека, не есть проклятие, а лишь предсказание той судьбы, которая будет естественным следствием грехопадения. Вся история Древнего мира у нас перед глазами.

Унижение женщины, ее полная зависимость от более сильного и умного мужчины, и болезни, не только физические, но и душевные – скорбь из-за своих детей, – вот ее участь. Те болезни, которые женщина физически испытывает при родах, быстро проходят⁵⁸. Родив дитя, женщина вскоре уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир (Ин. 16, 21). Несравненно более страшны материнские горести, не отступающие от женщины до конца ее жизни. Недаром в народе сложились песни о тяжкой женской доле.

Тяжелая женская доля не есть проклятие от Бога. Это только Его предсказание о том, как в результате грехопадения сложится судьба женщины до тех пор, пока через Деву Марию, родившую Христа, не придет всем женщинам благая весть, что во Христе нет уже ни мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе (Гал. 3, 28).

В русском переводе читаем: Адаму же сказал: «За то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» (ст. 17–19).

Этот текст, как он нам дан в русском переводе, а также и в Венском издании для русских евреев, может вызвать смущение из-за кажущегося противоречия с текстом первой главы. Там Бог благословляет человека жить на Земле, плодиться и размножаться на ней и господствовать над нею (Быт. 1:26–28). А теперь мы читаем: проклята земля за тебя. Впрочем, здесь нет прямого проклятия земли, так как сказано: проклята за тебя.

Как это понять? Нет ли здесь ошибки в русском переводе? Мы воочию видим, что земля не проклята, и все на ней исполнено радости от ощущения своего бытия. Все живет, радуется и ликует. Все живое проходит свой путь под Солнцем и уходит в небытие, чтобы дать место другим существам. И все на Земле своей кратковременной жизнью славословит Творца. И оправдываются слова: Всякое дыхание да славит Господа (Пс. 150:6).

Точно также и о терниях и волчцах. Земля по-прежнему дает человеку, как и всем тварям, все, что нужно ему для существования. Она взращивает ему не тернии и волчцы, но дает хлеб, воду, благодатный воздух. Она по-прежнему для него не мачеха, а мать, хотя человек добывает себе хлеб в поте лица. Так в чем же сущность этого пророчества?

Прежде будем говорить о человеке, а потом о земле. Человек, каким он живет на земле, далеко не похож на того владыку земли, каким его замыслил Бог. Он до сих пор, в массе, больше похож на жалкого раба, чем на владыку. До сих пор, миллионы людей, из-за несправедливого распределения материальных благ, страдают от голода, живут в полной нищете, терпят разные бедствия.

Земля все же не проклята. И люди на ней жили и живут, пользуясь ее дарами, и даже научились, в какой-то степени, господствовать над нею, как это и было предопределено Богом. Так что же это? Ошибка? Лишнее слово?

Нет, слово о проклятии земли выбросить из текста нельзя. Но, чтобы понять его смысл, надо проверить, верно ли дан русский перевод подлинника. Если взять, для сравнения, другие переводы, то смысл текста оказывается иной. У Семидесяти в переводе на славянский: проклята земля в делех твоих. В «Вульгате»: maledicta terra in opere tuo... У Лютера: verflucht sei der Acker um deinet willen. В переводе A. Саси: la terra sera maudit a causa de ce que vous avez fait.

Сличая текст Откровения с нашей действительностью, мы видим, что Семьдесят толковников и другие переводчики правильнее уловили смысл древнего подлинника, нежели уже потом работавшие над ним иудейские масореты, которым слепо верили русские переводчики, вопреки данному обещанию сличать свой перевод с «Септуагинтой». В наши дни уже вполне является, что правы были не масореты, а Семьдесят толковников, Иероним, а также Антуан Саси и даже Лютер, когда поняли этот текст в том смысле, что земля не проклята Богом за вину человека, а что человек может сам сделать ее проклятой делами своими.

Человек много сделал на земле, чтобы укрепить на ней свое владычество. Он создал на ней культуру, а в последнее время, даже, так называемую, вторую природу. Но все это, служа возвышению человека, одновременно, незаметно для него самого, стало порабощать его. Человек вошел в мир без шума, – пишет один из крупнейших ученых антропологов, недавно скончавшийся иезуит аббат Пьер Тейяр де Шарден. Однако шум от дел человеческих с каждым веком становится все слышней, а в последнее время, стал для самого человека уже тягостным и даже губительным.

И мы воочию видим, как, считая себя владыкой земли, человек сам губит окружающую его природу. Он отравляет воду, отравляет воздух, теснит и безжалостно уничтожает целые виды животных. Созданная человеком цивилизация становится не просто опасной, но и угрожает погубить самого человека и всю Землю. Об этом сейчас много говорится и пишется, но мало что делается, чтобы остановить эти губительные процессы.

Возможно, по нашим молитвам, нам удастся избежать войны. Но процесс технического овладения Землей и начавшееся за ним развитие экологической катастрофы неустранимы, если и дальше научно-техничсский прогресс пойдет в том же направлении. Так, сначала и незаметно, постепенно, а в наши дни реально и зримо, стали сбываться слова Творца о том. что земля станет проклятой делами самого человека.

В метаистории своя логика, свое особое «время», свое особое «место» для описания того, что должно будет, когда-то, свершиться в историческом времени. Логика метаистории более жесткая и неумолимая, нежели логика рациональных предсказаний о возможности построения светлого будущего. Поэтому мы не можем понимать текст о проклятии земли, как описание событий, уже когда-то свершившихся в седой древности, хотя бы и в раю, сохраняя представление о последовательности событий в хронологическом порядке.

Слова о том, что земля станет проклятой через дела человеческие, – непреложны. Это может случиться в любое хронологическое время, которое будет связано со словами осуждения лишь по своему внутреннему значению, а не по хронологической, календарной последовательности.

Но предсказание Бога о том, что земля станет проклятой через дела человеческие, нельзя понимать и как выражение Его непреклонной воли. Вспомним, как Бог повелел пророку Ионе идти в Ниневию и объявить, что этот великий город вскоре погибнет, ибо злодеяния его дошли до Бога. Но ниневитяне раскаялись, и Бог простил их, жалея не только людей и их малых детей, но даже и неразумный скот.

Так и теперь, хотя мы знаем, что слова Господни непреложны, мы должны надеяться, что люди, наконец, поймут: необходимо избежать опасности, нависшей над природой. Лучшие люди на Земле уже прилагают усилия не допустить ее гибели. И да поможет им Господь в этом благородном деле.

Не будем говорить о будущем, которое нам неизвестно. Будем говорить пока о личной судьбе каждого человека. Страшны слова Господа, обращенные к человеку: «Будешь жить на земле, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты, и в прах возвратишься».

В свете Нового Завета, смысл этих слов раскрывается в прощальной беседе Иисуса Христа на Тайной Вечери: «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Ин. 15:6).

И сказал Господь Бог: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят» (Быт. 3:22, 23).

В этом тексте чувствуется большая тайна. Мы уже много говорили о том, что человек, при его сотворении, будучи образом и подобием Божиим, был призван к жизни вечной. Но, после грехопадения, образ Божий, данный ему при сотворении, все, в чем должны были открываться свойства Божии, потускнел.

То Божественное дуновение, которое человек получил при создании из праха земного, в силу которого он должен был стать причастником Божественного естества (2Пет. 1:4), также угасло в нем в силу греха.

И теперь человек, в своей личной судьбе, только прах, такой же живой прах, как и все живые существа, вызванные волею Творца из праха. Все они, пройдя свой путь по лицу земли, должны снова возвращаться в нее. И судьба человека теперь та же, что и судьба скотов (Еккл. 3, 19): прожить на земле сколько-то времени и возвратиться в землю, то есть уйти в небытие, в то озеро огненное, куда будет повержено все, ибо он не оправдал себя, как образ и подобие Бога.

Поэтому слова Бога: стал как один из Нас, разумеется, нельзя понимать в том смысле, что Адам теперь стал равен Богу. Во-первых, Бог есть Абсолют и невозможно говорить о наличии наряду с Ним другого Абсолюта. Адам отнюдь не равен Божеству уже по одному тому, что стоит перед Богом, как подсудимый за свое преступление и ожидает приговора. Но Бог прозревает тот умысел, который уже вложил Адаму в сердце сатана: Нет, не умрете, но будете как боги... Адам не изгнал из сердца мысли, чтобы стать подобным Богу, и полон желания жить вечно. Текст приходится понимать так: Вот Адам помышляет стать как один из Нас и желает простереть руку свою к дереву жизни и жить вечно.

И именно так и живет Адам Всеродный доныне, именно так живет все неисчислимое, в своей массе, человечество от первых дней и до наших и хочет и дальше жить также, изгоняя из сознания мысль о неизбежной смерти, жить долго (вечно), оставаясь во грехе. Это относится и ко всему человечеству в целом, и к каждому человеку в отдельности.

Человек, если только он по какой-либо внешней причине не поставлен в невыносимые для него условия, нормально хочет жить... Долго жить... Всегда жить. Он хочет жить всегда, даже не понимая, что понятие всегда у него сливается с понятием вечности. Жить! Жить! Жить! Только христианину понятно, что земная жизнь дана ему для того, чтобы здесь, на земле, уготовить себе возможность вечной жизни. Неверующие в вечную жизнь, чаще всего, с ужасом отвращаются от мысли о своей смерти. Неверующий, даже если поймет, что смерть неотвратима, будет всячески стараться отдалить ее, не понимая, что может лишь удлинить себе старость⁵⁹. Но он желает быть молодым и здоровым. Но и не только каждый отдельный человек хочет жить вечно. Жить всегда, вечно, хочет жить все человечество в целом.

В наши дни вопрос о вечной жизни человечества если не на Земле, то хотя бы на других планетах стоит уже в повестке дня. Наука своим холодным разумом уже открыто говорит, что наша планета не вечна, и жизнь на ней, хотя и в далеком будущем, станет невозможной. Поэтому уже строятся проекты перенести человеческую жизнь в Космос на какие-то, еще неведомые нам, планеты⁶⁰.

Проект о возможности переселения всего многомиллиардного человечества кажется все же слишком фантастичным. Мы знаем, что некоторым людям бывает трудно даже сменить климат. Человеку, родившемуся на равнинах, трудно жить, например, в высокогорном Тибете. Но не будем говорить о том, что пока только грезится в мечтах. А главное – это уже не богословский вопрос, а чисто научный, но явно неосуществимый хотя бы потому, что уровень развития техники недостаточен для этого.

Судьбы человечества нам не известны. Но хорошо известна судьба каждого человека. Прожив жизнь, он неизбежно умирает. И для нас, христиан, вопрос заключается в том, наследуем ли мы вечную жизнь в Царстве Божием?!

Стих 24: «И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранить путь к дереву жизни (в подлиннике: к дереву жизней)».

В предыдущем стихе уже говорилось, что Господь выслал Адама из сада Едемского. Теперь уже второй раз говорится об его изгнании. Это удвоение подчеркивает, что Адам лишился рая не добровольно, а наказан за свое преступление. Весь текст об изгнании Адама из рая является полным противопоставлением тому, о чем говорилось во второй главе. Снова упоминаются слова рай, Едем, восток, но только в другом их отношении к человеку. Рай и Едем теперь уже недоступны. Восток тогда означало начало духовной жизни человека, теперь оно указывает только на извечное стремление к утерянному раю. Если во второй главе эти три особых, характерных для жизни человека символических слова: Ган, Эден и Кедем – обозначают возвышение человека в Горний мир, то теперь они становятся символом недоступного для человека блаженства. В славянском переводе с «С'ептуагипты» (ст. 24): "И изрину Адама, и всели его прямо рая сладости: и пристани Херувима, и пламенное оружие обращаемое...» Все христианские переводы мало отличаются друг от друга. Теперь о самих символах.

Херувим. В древнем тексте с тоит слово Крувим, как множественное число от керув, обозначающего кого-то из высших Ангелов. При переводе, множественное число утрачено, отчего всегда мыслили, что Херувим только один.

Смысл этого символа: между человеком и Богом лежит сфера «обитания» Ангелов, положившая преграду между человеком и Раем. Человек, по замыслу Творца, должен был достичь большего совершенства, нежели Ангельские чины. Об этом говорится в послании апостола Павла (Евр. 1). Но после своего грехопадения он стоит уже ниже Ангелов.

Огненный меч обращающийся. Как видим из текста, и Херувим, и огненный меч – это две самостоятельные реалии. Но Лютер, в своем переводе, поставил между ними соединительный предлог с (мит), отчего изменился смысл и получилось, что херувим стоит с мечом в руке. Конечно, такое переосмысление дает большую наглядность и возможность художникам изображать изгнание из рая, как грустную картину: плачущие Адам и Ева изгоняются из рая грозным Херувимом, держащим в руках огненный меч.

Но пламенный меч обращающийся – не подсобный символ. Между Богом и человеком, по причине греха, возникла огненная преграда, то есть совершенно недоступная для согрешающего человека некая таинственная сфера, куда человек не может проникнуть, ибо он в ней погибнет. Это осознавали все ветхозаветные праведники, полагавшие, что человек умрет, если увидит Бога.

На востоке. Эти слова переводчики понимают в разных значениях. «Вульгата» понимает контекст в том смысле, что Бог поставил Херувима на востоке от рая. Но Семьдесят толковников полагают, что на востоке относится не к Херувиму, а к Адаму. Для Адама рай остается на востоке. Мы считаем, что это толкование ближе к истине. Это более соответствует и нашему религиозному чувству. В церковных песнопениях Адам изображается как плачущий у врат рая, который остался для него навсегда на востоке его взоров.

Мечта о рае, как об утерянной Родине, никогда не покинет человека. Согласно православному богослужению, рай для него навсегда останется его вожделенным Отечеством, о котором он никогда не забудет. Он будет всегда желать опять (паки) вернуться и облечься древнею добротою. И сколько бы ни пытался здравомыслящий человек устроить себе рай на Земле, все равно он будет пытаться устроить его по образу и подобию рая Небесного. Но беда в том, что рай на Земле чаще всего пытаются устроить люди неверующие, и поэтому их попытки кончаются неудачей.

Читая ветхозаветный текст, мы видим только намеки на то, что человечество не погибнет, что лучшие люди всегда будут бороться с семенем диавола. В ветхозаветном тексте еще ничего не говорится о возможности воскресения к жизни вечной. Адам Всеродный, соединяя, в себе самом, все человечество в целом, стоит перед осуждающим его Творцом, получив приговор вернуться в землю, из которой он взят. И будучи осужденным, он все же и по сей день лишь жалуется на условия своего существования: Виновна Жена (жизнь), которую Ты мне дал. Он и по сей день полон желания, оставаясь таким, какой он есть, простереть руку свою к Древу жизни, чтобы жить вечно; жить таким, каким он остается. В этом весь трагизм человека. В этом и весь парадокс его натуры. Поэтому и выслал его Господь из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят и в которую, прожив тяжелую жизнь, должен вернуться. Ибо он прах и в прах возвратится. Но это не окончательная обреченность человека. Замысел Божий о человеке не может быть разрушен. Бог и после изгнания человека из рая не забудет о нем.

Обратим внимание на первые слова этой речи Бога: Вот Адам... Буквально: Се – Человек! Адам Всеродный стоит перед Богом, соединяя в себе самом все человечество. И Бог как бы с горечью говорит: Вот Адам...

Здесь как бы изъявление горестной мысли, что человек не оправдал себя перед Творцом. Тот, кто был сотворен по образу и подобию Творца, тот, в кого было вдунуто Божественное дыхание, тот, кто был замыслен так, чтобы стать причастником Божественного естества, но унизившийся до желания хищнически добыть себе то, к чему он был предназначен от начала, стоит перед Высшим Судьей, не желая осознать своей вины, а лишь жалуясь, что его склонила ко греху сама жизнь (Ева), дарованная ему Творцом.

Но вот в свете Нового Завета нам зрится сошедший в мир Сын Божий. Он, униженный и оскорбленный до крайней степени, увенчанный терновым венцом, стоит в рабьем зраке, будучи выведен Пилатом на судилище тех, которые настолько злы и лукавы, что поистине могли быть названы сынами диавола. Он стоит, обреченный на самую позорную, самую мучительную крестную казнь, через которую принесет спасение Адаму Всеродному, ибо Древо Крестное отождествится с Древом жизни, если Адам сможет стать Новым Человеком. И Пилат, неведомо для себя, произносит те вещие слова, которые некогда произнес Бог, видя перед собой праведно осужденного Адама: Се – Человек! (Ин. 19:5).

С тех пор этот Человек в своем духовном превосходстве станет идеалом для всего человечества.

Когда настала полнота времен, Бог по неизреченной любви Своей к человечеству послал на землю Сына Единородного, – не для того, чтобы судить Адама Всеродного, но чтобы спасти его. И Он, воплотившись и став истинным, но безгрешным человеком, прошел на Земле путь, обратный тому, который предложил человеку змий. Он, будучи образом Божиим, не пожелал хищением стать как Бог, но смирил Себя, разделив с людьми их тяжкую судьбу (Флп. 2, 6–7). Будучи как и каждый человек открытой возможностью, Он не нарушил заповеди Отца Небесного, но добровольно, во всем сохраняя Свою человеческую свободу, исполнил волю Отца Своего, быв послушным даже до смерти, смерти же крестной (Флп. 2, 8). Воплотившись и вочеловечившись, Он стал Вождем спасения, в Себе Самом соединив человека с Богом.

С Его воплощением и вочеловечением Херувим отходит от Древа жизни, и угасает пламенный меч, преграждающий человеку путь в рай. И перед каждым человеком открывается возможность войти в рай вслед за Христом, Вождем спасения. Об этом желанном моменте поется в стихире Навечерия праздника Рождества по плоти Сына Божиего – Божественного Логоса.