Приезд в Москву Иерусалимского патриарха Паисия в 1649 году¹

Приезд в Москву иерусалимского патpиарха Паисия в 1649 году¹

1 декабря 1648 года в Москву приехали Афонской горы, Зографского монастыря великомученика Георгия, черные попы Петроний, да Палладий, да Сильвестр, бить челом государю о милостыне по имеющейся у них жалованной грамоте. В Посольском Приказе на допросе афонские старцы объявили, что они «из Молдавской земли поехали октября во 2 день вместе с иерусалимским патриархом Паисием и приехали октября в 19 день в Литовскую землю до города Веницы, и в том городе патриарх остался для того, что из Молдавской земли посылал он, патриарх, к гетману Хмельницкому, а для чего посылал и кого посылал, про то они не ведают. А после того гетман Хмельницкий прислал в Молдавскую землю к патpиapxy Паисию полковника, и он, патриарх, с тем полковником поехал из Молдавской земли в Литовскую землю и приехали в Веницу, а из Веницы полковник поехал к гетману Хмельницкому, а патриарх в том городе Веницы остался, – дожидается вести от гетмана Хмельницкого, а какой вести дожидается и о чем меж ними ссылка была, про то они не ведают. И с тем иерусалимским патриархом едут старцы и бельцы человек с тридцать: а слышали они от патриаpxa, что он будет к великому государю к Москве для милостыни, и в Путивль хотел быть вскоре».

1 декабря того же 1648 года, когда афонские старцы заявили в Посольском приказе, что в Москву едет иерусалимский патриарх Паисий, прислал к государю в Москву из Путивля отписку тамошний воевода Плещеев с известием, что один приезжий грек на допросе сказал ему, «что в Киеве объехал он иерусалимского патpиapxa Паисия, а едет он, патриарх, к великому государю в Москву челом ударить его царскому величеству и в Путивль де будет он вскоре». В виду этого воевода спрашивал государя: «Как иерусалимский пaтpиapx в Путивль приедет, как его принимать, и почему ему корму давать, и из Путивля его к Москве отпускать ли, и сколько подвод и в дорогу корму дать?» Вследствие этой отписки воеводы к нему немедленно, 2 декабря, послана была в Путивль государева грамота, в которой ему приказывалось: «Как иерусалимский патриарх в Путивль приедет, и его велено принять и поставить на добром дворе, и в разговоре с ним поговорить про цареградские и про литовские вести и отпустить его совсем к государю к Москве с приставом, выбирая из путивльцев из лучших людей сына боярского добра, а корм и подводы дать, как им можно подняться». Корму патpиapxy от Путивля до Москвы велено было дать по 5 алтын на день, да питья по 3 кружки меду, по 3 кружки пива на день; архимандриту и келарю по 10 денег на день человеку, архидьякону 9 денег, дьякону и простым старцам по 8 денег, людям патриаршим по 6 денег человеку на день. О времени прибытия патpиapxa в Путивль, о том, когда он выедет из Путивля, сколько ему было дано корму и подвод, велено было с нарочитым гонцом прислать немедленно отписку в Москву, а посланному с ним приставу немедленно прислать весть в Москву, лишь только патриарх приедет в Калугу, где он должен побыть до царского указа.

Сделаны были и другие предварительные распоряжения на случай приезда в Москву патpиapxa Паисия. Так 10 декабря приказал государь послать в Калугу, в которую должен был приехать патриарх, «его государева жалованья – две шубы, в чём ему (патриapxy) ехать из Калуги до Москвы: одну соболью под камкою, а другую песцовую под тафтою против прежнего, каковы были посланы из Москвы в Тулу к прежнему иерусалимскому патриарху Феофану». – «19 декабря допрашивали афонских монахов Петрония и Палладия о иepycaлимском патриархе Пдисее: из которого монастыря взят он на патриаршество и в котором году и каков он собою ростом? И зографского монастыря черные попы Петроний и Палладий, сказали: иepycaлимский патриарх Паисий был наперед сего в Молдавской земле в монастыре Успения Пречистой Богородицы архимандритом и из того монастыря взят в Иерусалим на патриаршество, а в котором году, того они подлинно не упомнят; а ростом тот патриарх Паисий средним, а в плечах широк»². 29 декабря указом государя велено было послать в Калугу патриарху Паисию с дворца разной рыбы и питья, что давать едучи от Калуги до Москвы патриарху в почесть.

Между тем как в Москве делались некоторые предварительные распоряжения относительно приезда в Россию патриарха Паисия, путивльский воевода отпиской извещал государя, что 5 января 1649 года «приехал в Путивль Иерусалимский патриарх Паисий, а с ним патриархом архиманирхт его Филимон, да келарь старец Aфaнасий, да черный поп казначей Иоасаф, архидьякон Парфений, да черный поп головщик Данил, да уставщик старец Арсений, да два дьякона черных – Максим да Парфений, да два старца келейника – Мелетий да Иоаким, да его патриарший племянник белец Харитон Иванов, да прежнего Иерусалимского патриарха Феофана племянник же белец Павел Иванов, да его патриарших детей боярских и слуг 25 человек». А так как, сообщает отписка воеводы, в патриарших боярских детях и слугах он, воевода, признал хорошо известных греческих купцов, то он и спрашивал патриарха, что бы тот «сказал именно про торговых людей», так как де в 1648 году состоялся царский указ, чтобы гречанам торговымъ людям подводы под себя и под товары нанимать на свой счет и поденного корму им в дорогу не давать. Но патриарх про сопровождавших его торговых людей заявил воеводе, что «хотя и были прежде сего торговые люди, только де ныне служат ему патриарху». По получении этой отписки воеводы о приезде патриарха Паисия в Путивль, государь указал послать из Москвы в Калугу патриарху, в чем ему ехать из Москвы со своей государевой конюшни сани с суконною полостью, да два санника с конюхом.

10 января патриарх Паисий был отпущен из Путивля в Москву и в тот же день государь отправил в Калугу для встречи там патриарха Федора Мякинина, который должен был поступать по следующему наказу: приехав в Калугу и отдав там воеводе государеву грамоту о патриаршем отпуске, Федор тот час должен был идти на подворье к патриарху, «а пришед к патриарху на двор, велеть про себя сказать патриарху приставу его, который с ним послан из Путивля; а пришед в избу, где будет патриарх, молвить от государя патриарху речь: Божьею милостью великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец (следует полный царский титул) тебе святейшему Паисию патриарху святого града Иерусалима велел поклониться и велел тебя о здоровья вопросить – здорово-ли еси дорогой ехал? А после того говорить: Божьей милостью великий государь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец и многих государств государь и обладатель, велел мне тебя встретить в Калуге и велел мне с тобой ехать к Москве и корм тебе давать. Да к тебе ж, святейшему патриарху, великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец, прислал для дорожного проезда платья – две шубы, одна соболья под камкою, другая песцовая под тафтою, да сани с полостью и с санником, в чем тебе дорогой ехать. А изговоря речь, то государево жалованье ему, патриарху, дать, да ехать с патриархом и с архимандритом его, и со старцы, и со всеми служебники, которые с ними, к Москве». Кроме того, Мякинину наказано было дорогой «береженье к патриарху и к архимандриту, и к старцам, и ко всем служебникам держать великое, чтоб им в дороге ни от кого бесчестья никакого не было, и разведывать, что и ныне он, патриарх, патриаршество Иерусалимское держит ли, и нет ли кого на его место иного, и для чего он к государю едет – для милостыни или для иных каких дел, и есть ли с ним какой приказ к государю ото всех вселенских патриархов?» Сверх того, Федору Мякинину приказано было расспросить патриарха про Хмельницкого и, вообще, про дела малороссийские и польские, «а проведовать Федору приказано было про то опознався с ним (патриархом) гораздо в разговорах, а не явно». – В Калугу с Мякининым послано было для встречи патриарха 10 стрельцов.

От 25 января Федор Мякинин доносил государю, что 24 января, в первом часу дня, он встретил за 50 верст от Калуги патриарха Паиcиa, и 25 января расспрашивал его по наказу царскому, и патриарх говорил в расспросах, что патриаршество Иерусалимское держит он сам, а в Москву едет он «на твоих великих и преславных государствах российского царствия поздравить и благословить, а от Вселенских патриархов к тебе, государь, никакого приказа с ним нет». Вместе с этим, Федор Мякинин, извещая царя, что 26 января патриарх будет ночевать уже под Москвой, в селе Семеновском, на подхожем стану, спрашивал, как поступить ему в этом случае относительно въезда в Москву³.

На 27 января назначен был въезд патриарха в Москву. По указу государя патриарха должен был встретить за городом князь Евфимий Мышецкий и проводить его до самого Чудова монастыря, где Паисию назначено было жить во время пребывания в Москве. При встрече князю наказано было говорить патриарху: «Милостью Божьею и государское именованье с полной титлою, а после того править от государя патриарху поклон и о здоровье спросить. А после того молвить государское именованье и что велел государь его, патриарха, ему, князю, встретить и на двор ехать, где ему, патpиapxy, стоять. А как патриарх приедет к Чудову монастырю, встретить его во святых воротах чудовскому архимандриту Кириллу со всем собором в ризах, с крестом и с кандилы. И как патриарха встретят, и пaтpиapx, взем у архимандрита крест, приложится ко кресту наперед сам, потом архимандриту и всему собору от патриарха благословиться, и пойдет патриарх в соборную церковь архистратига Михаила и ко Алексею чудотворцу, и учнет прикладываться к образам и к чудотворцев раке и слушать ему литоргии соборные, и служить архимандриту самому, а с ним священникам и дьяконам, а от церкви патриарху идти в келью, где ему велено стоять».

Князю Мышецкому дан был затем наказ, как он должен был вести себя при отправлении им должности пристава при патриархе. Наказ говорит: «А князю Евфиму (вместе съ Федором Мякининым) к патриарху береженье держать, и над переводчиками и над детьми боярскими надсматривать, чтоб патриарху и архимандриту его, и старцам, и всем его служебникам корм давать сполна по росписи⁴. А чего патриарх и в запрос попросит, и им про то сказывать в Посольском Приказе, и береженье им во всем к патриарху держать великое, и к нему приходить честно и его чтить потому ж, как и первопрестольника Рoccийского государства святейшего патриарха Московского. Да и того князю Евфимию и Федору беречь, чтоб к патриарху никто не приходил гречан и турчан, и иных никаких иноземцев, и его людей никого с монастыря не спущать; а что от патриарха и от митрополитов, и от иных властей Московских, и от бояр почнут приходить с кормом, – и князю Евфимию и Федору тех людей с кормом пущать велеть. А кто иноземцев учнет к патриарху проситься, а патриарх их велит к себе пущати, или патриарх про которых иноземцев учнет говорит, чтоб к нему пущати, – и князю Евфимию о том патриарху говорить, что он про то скажет государевым боярам и посольскому думному дьяку, без боярского ведома таких людей иноземцев пущати он не смеет, покамест он, патриарх, у государя будет. А буде патриарх спросит о летах и возрасте великого государя, царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси, и им говорить: «Великий государь наш, царь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси самодержец, его царское величество, ныне в совершенном возрасте – двадцать лет и дородством, и разумом, и красотой лица, и милосердным нравом, и всеми благими годностьми всемогущий Бог украсил его, великого государя нашего, его царское величество, хвалам достойного, паче всех людей, и ко всем людям, к подданным своим и к иноземцам, его царское величество милостив и щедр, и наукам премудрым философским многим и храброму ученью навычен, и к воинскому ратному рыцарскому строю хотение держит большое, по своему государскому чину и достоянию. А ныне Бог подаровал ему, великому государю нашему, его царскому величеству, сына, а нашего государя благоверного царевича и великого князя Димитрия Алексеевича, и нам всем, царского величества подданным, радость и веселье велие». А если патриарх спросит: «В каких отношениях государь теперь находится со всеми окрестными государями», говорить, что в дружбе. А если патриарх спросит о таких делах, про которые не сказано в наказе, «то ответ держать по делу и говорить посольскими речами учтиво и остерегательно, чтоб государеву имени было к чести»; а если приставу вовсе не следует о чем-либо говорить патриарху, то в таких случаях он должен заявлять, что был в дальней службе, возвратился недавно и тех дел не знает.

27 января совершился въезд патриарха Паисия в Москву согласно с составленным ранее церемониалом, а 29 января приказал государь послать к нему спросить его от имени государя о здоровье и поговорить с ним о делах думного дьяка Михаила Волошенинова. Последний, пришедши к патриарху, говорил: «Великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всея России самодержец и многих государств государь и обладатель, его царское величество, воздаючи честь тебе, святейшему Паисию, патриарху святого града Иepyсалима и всея Палестины, прислал своего царского величества думного дьяка меня, Михаила Волошенинова, и велел тебя спросить о твоем здоровье: здорово-ли еси дорогой ехал, и зде во здравии-ль и во спасении пребываешь?» – «И патриарх говорил, что он милостью Божьей и великого государя, царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси, жалованьем в дороге ехал и зде, в Москве, живет дал Бог в добром здоровье, да и в Иерусалиме де он жил его государским милостивым заступлением и призрением». – «И бил челом государю патриарх, чтоб государь его пожаловал, велел ему быть у себя, государя, и видеть свои царского величества очи». Патриарх заявил Волошенинову, что в каменных кельях Чудова монастыря, где его поместили, он угарает так, что он занемог, почему и просит дать ему кельи деревянные. Но когда ему отвели в том же Чудовом монастыре келарью келью деревянную, он заявил, что келья одна и поместиться в ней ему со старцами своими невозможно, и просил поместить его на Кирилловском подворье, где деревянных келий много. Он был переведен на Кирилловское подворье.

«Патриарх же говорил разговором: приехал де он к великому государю для того, что в Иepycaлиме Гроб Господень в великом долгу, а оплатиться нечем, и он де для искупления Гроба Господня – для милостыни приехал бить челом государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси... И он де, патриарх, едучи в Польской земле в Виннице и в Шаре городе, и в иных городах, и до Киева поляков крестил многих, и им говорил, чтоб они вперед на православную христианскую веру не посягали. И как де он, патриарх, был в Киеве и приказывал от себя к гетману Хмельницкому, что он человек крестьянской веры, а сложась с бусурманы, многие христианские крови пролил, а ему де было о том мочно сослаться с царским величеством. И гетман де писал к нему, патриарху, что ему о помощи писать было неколи, а покаместо было им о помочи писать, и ляхи б их всех побили и веру искоренили, и он де по ссылке с татары сложася, против поляков за православную христианскую веру стоял. Да гетман же Хмельницкий писал къ нему, патриарху, что он к государю о помочи писал, чтоб он, государь, ему, гетману, на поляков помощь велел учинить и войной на них со своей стороны послал и свои города, которые от Московского государства к ним, полякам, отошли, их поимал; и он де гетман, со своей стороны, с войском на поляков пойдет же и ему, государю, помогать учнет: а только бы де государь на то изволил, что свои государевы города у поляков отымать, и он бы де гетман все города и до Смоленска под государеву руку подвел, и он де, великий государь, помощи им черкасом учинить и городов у них взяти не изволил. А ныне они, гетман и все войско запорожское, велели ему, патриарху, бить челом царскому величеству, чтобы он, великий государь, изволил войско запорожское держать под своей государской рукой, а они, черкасы, будут ему, государю, как есть каменная стена, и чтоб он, государь, им помощь учинил ратными людьми, а они, черкасы, ему, государю, вперед будут надобны. И опъ-де пaтpиapx Хмельницкому говорил, чтоб они всегда искали царские милости. И гетман говорил, что он весь в его государевой воле, как государь велит, так он и делать рад. И о том де у гетмана будет сейм, а с сейма пришлёт к государю послов, а что на сейме приговорят и с каким делом к государю гетман послов пришлет, того де он не ведает. Да он де, патриарх, как у них, черкасов, был, и он всю их мысль видел, что они под государевой рукой быть желают». Заявил патриарх при расспросах и следующее: «а то де он, патриарх, слышал у Хмельницкого: как они, черкасы, с поляки помирятся и им, сложась с крымскими татарами, идти многими людьми на турского чрез волоскую и мутьянскую землю, а волоской и мутьянской будут с ними ж, а только де волоскому и мутьянскому с ними на турского нейти и им самим от них черкас и от татар утесненье будет, а в Царьгороде от черкас и от татар опасенье большое, потому что ныне у них малолюдно, многие побиты от венециана и меж себя мeждoycoбиe».

О себе и о делах св.Гроба патриарх заявил: «Он учинился во Иерусалиме в патриарсех на патpиapxoво на Феофаново место тому ныне 4 года; а как он ныне поехал из Иерусалима, и он де приказал после себя ведать духовныя дела Вифлиомскому митрополиту, a мирские дела иным своим приказным людям. А поставляют де Иерусалимских патриархов вселенские патриархи, – буде коли который патриарх прилучится, а коли патриарха не случится, ино Иepycaлимские патриархи поставляемы бывают от Вифлеемского митрополита и от иных властей».

«А православным христианам ко Гробу Господню приходить повольно, а кому де у Гроба Господня случится помолиться, и с них емлют турки по 7 ефимков с человека. А на Гроб де Господень благодать святого Духа небесным огнем сходит по прежнему в великую субботу: стоит де у Гроба Господня 800 кандил, и турки де те кандила все погасят в великую пятницу, а в великую субботу на вечерни отомкнут турки Гроб Господень, а с него, патриарха, снимут сак и коруну, и как на вечерни учнут пети литию и в то время входит патриарх ко Гробу Господню, а турки тут же входят и осматривают Гроб Господня – сшел ли на Гроб Господень огнь с небеси, и будет еще не сшел, от Гроба Господня выходят и ожидают, как на Гроб Господень огнь с небеси сойдет. А как огнь с небеси сойдет, и перво-де от того огню засветится в паникадиле христианском, которое стоит над Гробом Господним, свеча, а потом на камени, что на Гробе Господне, а потом по всему Гробу Господню рассыплется, что краплины, и оттого-де огня он, патриарх, засвечает свечи и дает во весь мир. И было-де то единово, что Софрония, патриарха Иерусалимского, как он из Царя-города приехал, турки в великую субботу не хотели пустить в церковь, а просили у него за то подарков больших, и он им в том отказал и подарков ничего не дал, – и он дe то видел и вне церкви, как огнь с небеси в церковь на Гроб Господень сшёл. Да в некое де время прилучилось быть армянскому празднику – великому дню, вместе с христианами, и они-де дали туркам 20,000 ефимков, чтоб им отпечатать Гроб Господень, чтоб огнь с небеси сшел на Гробъ Господень при них, армянах. И как-де Гроб Господень отпечатали и огнь-де с небеси при них на Гроб Господень не сшел, а сшел на руки и засветило свечи у некоторой инокини, которая прилучилась в то время в церкви Воскресения Христова. И в Иерусалиме-де есть люди десяти разных вер, только де они, православные христиане, с ними совета не имеют и Церковь христианская их не приемлет». Кроме того, патриарх говорил, что в отсутствии его из Иерусалима во время Пасхи, на вечерни светлого Христова Воскресения, огнь с небеси на Гроб Господень сходил також, как и при нем.

О своих отношениях к другим патриархам Паисий объявил: «А вселенские-де три патриарха: Александрийской, Антиохийской и он, Иеруеалимский, меж себя советы держат, покаместа и свет стоит, и меж себя ссылаются, а у Цареградского-де патриарха со своими властями живет временем смута и почасту ему живет перемена. А папа-де наперед сего к Иерусалимским патриархом присылал, да как отняли у него, папы, Вифлеем и с тех-де мест у папы с ними патриархи ссылка перестала».

Патриарх Паисий привез с собою святыни и подарков для государя. «Складни – писано Спасов образ, а на другой стороне Богородица с предвечным младенцем, а позади Никола чудотворец на золоте; крест резной древян со многими праздники: мощи св. Mepкypиa, мощи св. Пантелеймона, мощи св. Феклы; из разных мест святая земля: от святого Вифлеема, где Христос родился, земля от Иордана реки, от горы, где постился Христос 40 дней, от святой Голгофы, от святого Гроба Господня; чертеж св. града Иерусалима со всеми святыми местами; свечи – святого огня схождение; поясы – мера св. Гроба; святая вода из Иордана реки; ладон росной; четки от святых мест неранжевые; водка свероборинная; водка неранжевая; бархат венецейский цветной серебряный; два полотенца шиты золотом волоченым; сорочка тонкая турская; полотенце большое; масло от Иерихона града лечебное; мыла большие; сахару леденцу две коробки; два венчика веницейских». Государыне и членам царской семьи патриарх также привез от святых мест воду, землю, свечи, атласы, мыла и т. под.

4 февраля государь назначил быть у себя Иepyсалимскому пaтpиapxy Паисию со свитою, да из Иерусалима же монастыря св. Саввы Освященного архимандриту Неофиту, да македонской земли Никольского монастыря архимандриту Гавриилу.

Представление патриарха государю совершилось по определенному ранее составленному церемониалу. Звать его к государю и ехать с ним посланы были князь Мышецкий, Федор Мякинин и переводчик Иван Боярчиков. С Кирилловского подворья патриарх отправился в санях на гнедых конях с двумя санниками, присланными с царской конюшни, полость на санях, тоже присланных государем, была суконно-вишневая. Приехав на царский двор, патриарх Паисий вышел из саней у Благовещенского собора на рундук, а архимандриты и келари, и казначеи и все вообще патриаршие служебники шли за патриаршими санями пеши, а князь Мышецкий и пристав Мякинин, и переводчик ехали за патриархом в санях.

В то время царь Алексей Михайлович ожидал пришествия Паисия в золотой палате на своем царском месте в царском платье, диадеме со скипетром в руках, а около него бояре, окольничии и дворяне большие были в золотном платье. В проходной палате дворяне и дьяки из различных приказов были также в золотном и цветном платье, равно как и дворяне, и дети боярские, и подъячие всех приказов по крыльцу до благовещенской паперти. А у собора Благовещенья стрельцы трех приказов в чистом платье стояли в Кремле без ружья – от благовещенской паперти до соборной церкви Успения Богородицы и по мосту до Кирилловского подворья и святых ворот, где надлежало идти патриарху.

Когда патриарх входил на крыльцо, то, по государеву указу, его вышли встретить, из проходной палаты против средней лестницы, окольничий князь Василий Ахамашуков-Черкасский и дьяк Мина Грязев. Дьяк говорил патриарху: «Великий государь, благочестивый царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец и многих государств государь и обладатель, воздаючи честь тебе, святейшему Паисию, патриарху святого града Иepyсалима и всея Палестины, велел тебя встретить своего царского величества окольничему князю Василию Петровичу Ахамашукову-Черкасскому, да мне дьяку Мине Грязеву». Сказав эту речь, посланные благословились у патриарха. При входе патриарха в царскую палату явил патриарха государю окольничий князь Федор Федорович Волконский, сказав: «Великий государь, благочестивый царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец и многих государств государь и обладатель, святейший Паисий, патриарх святого града Иepyсалима и всея Палестины, вам, великому государю, челом ударил». И государь, встав, патриарха встретил от места с полсажени и благословил патриарх государя, причем государь снял с себя свою царскую шапку, которую держал в то время на золотой большой мисе казначей Богдан Минич Дубровский. Благословив государя, патриарх поцеловал государеву руку, а государь спросил патриарха о спасении. После этого патриарх говорил государю речь нарочно короткую, так как государь во время речи стоял, а после патриарх прислал речь в Посольский Приказ в целом виде.

«Благочестивому, православному, Богом венчанному, державному, милостью Божьей великому государю, царю и великому князю Алексею Михайловичу, всея Руси самодержцу и многих государств государю и обладателю, смирение наше молит вседержителя Бога и святого, и живодавцова гроба Господа нашего Иисуса Христа, да подаст вашему царскому величеству здравие, благоденствие, умножение на всякое благое, державу и победу на врагов видимых и не видимых, душевное спасение и телесное здравие в бесконечные веки. Аминь.

«Слышачи мал и велик достохвальное имя мудрости и великолепие и добродеяние, аще и юн сый в возрасте своем царь Соломон, но велию благодать даровал ему Царь царей и Господь, восприбегали ото всего свету с великой радостью и желанием видети и восприяти пресветлое лице его и слышати гласа его, и то имели великое дарование себе. Такожде благочестивый, христианский Богом почтенный царю и самодержец Московский и всея Руси, государь и великий князь Алексей Михайлович, слыша и мы, богомольцы ваши, преславное и похвальное имя, добродетельное разумное и Богом дарованное, им же никто же не украшен, токмо святое ваше царствие бысть, и сего ради мы неустрашилися путных трудов, не побоялися погибели морские, разбойников, ни воинских людей, но приехали есми с великой радостью получити (видети?) Богом почтенное лице державного вашего царствия в юне возрасте, а в старости смышленого разума (т.е. смышленого старостью разума), аки Соломон от святости подарован. Христианский царю! Ино вам даровал великодарный Господь толикой дар милости и благословити вас, якож и преже мене блаженные патриарси бывших благочестивых царей и самодержцев, дедов и прадедов превысочайшего вашего царствия, благословили. Пресвятая Троица: Отец и Сын и Святый Дух, едино царство и господство, благословит державное ваше царствие, да умножит вас превыше всех царей и покажет вас победителем и одолетелем на сопротивных видимых и невидимых врагов, якоже и древних и новых царей – царя Давида, царя Езекия и великого царя Константина, да утвердит вас и умножит лета во глубине старости, благополучно сподобит вас восприяти вам превысочайший престол великого царя Константина, прадеда вашего, да освободишь народ благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, от лютых зверей, что поедают немилостиво; да будеши новый Моисей, да освободиши нас от пленения, якоже он освободил сынов израилевых от фараонских рук жезлом, знамением честного животворящего креста. Якоже соблюл Господь невредимо трех отроков от пещи огненной и пророка Даниила от лютых львов, такожде соблюдет и святое ваше царствие от всякого зла и ото всякого видимого и невидимого врага, да подаст вам всякое благое небесное и земное, и потом во глубокой старости сподобит вас святому его царствию и в лик благочестивых и православных царей праотец ваших, якоже и великого царя Константина, что он бысть первый сорудитель и освободил святой и живодавный гроб Господа нашего Иисуса Христа нетокмо супротивных православные христианские веры, и еще от ненавистников и еретиков, и агарян и сего ради (?) нарекся от святых отец равноапостолом. О сем молим державной силе Господней також и великое ваше царствие воспомянеши и призриши прежних деяней, и как ныне пребывает cия святая наша Церковь, мати всем церквам, изобижена и попираема от безбожных насильников агарян и супротивных еретиков, для своей славы, и сего ради великое ваше царствие покажеши и объявиши милость, и помощь к сей божественной нашей Церкви, получиши и будеши имети такое же имя равноапостолом царя Константина».

После речи окольничий князь Федор Федорович Boлкoнcкий явил государю от патриарха святыню, перечисленную нами выше. Государь приказал принять cии священные дары Казенным дьякам, а патриарха пригласил сесть на лавке на правой стороне от себя меж окон. Затем явлено было патриарху государево жалованье чрез того же окольничего Волконского, который говорил: «Святейший патриарх Паисий! Великий государь, благочестивый царь и великий князь Алексей Михаилович, всея Руси самодержец и многих государств государь и обладатель, жалует тебя своим государским жалованьем: кубок серебрян золочен, бархат черн, бархат вишнев рытой, атлас гвоздичен, атлас таусик, камка зелена, камка вишнева, два сорока соболей, денег 200 рублей»⁵. Когда патриарх пошел из царской палаты, государь провожал его до тех же мест, где встретил, а бояре и окольничие и думные люди провожали патриарха из палаты в сени до дверей, что на красное крыльцо, и у патриарха благословлялись все; а встречники провожали до тех же мест, где встречали.

От себя государь велел идти патриарху в соборную церковь Успения Богородицы к святейшему Иосифу, патриарху Московскому и всея России. Патpиapx Иосиф в то время готовился к служению в соборе и уже был во всем святительском облачении на устроенном месте, как чин ведется в службе, а от патриарха к амвону по обе стороны стояли митрополиты, архиепископы и епископы в святительских облачениях. Архимандриты, игумены протопопы, попы и дьяконы были в саженых ризах. Патриарх Иерусалимский, пришед в собор, прикладывался к образам и чудотворцевым гробам и, обойдя всю церковь, дошёл до ризы Господней, к которой и приложился, а затем подошел к святейшему Иосифу патриарху к устроенному месту. Патриарх Иосиф встретил Паисия, сшед со своего места на сажень, и меж собою во Христе целовались. Иосиф патриарх спрашивал Иерусалимского патриарха о здоровье, молвив: «Святейший патриарх Паисий святого града Иерусалима и всея Палестины во здравие-ли и во спасение пребываешь?» После сего ходили к Иерусалимскому патриарху принять благословение митрополиты, apxиепископы, епископы, архимандриты, игумены, протопопы и попы, которые с патриархом Иосифом в соборной церкви к службе были готовы. Певчие были государевой большой станицы. Иерусалимскому патриарху приготовлено было особое место: по правую сторону заднего столпа положены были ковер и орлец. Когда начали служить обедню, патриарх Паисий «говорил переводчику Ивану Боярчикову, что он, патриарх, той же православной христианской веры и чтоб ему в Литургию стояти в алтаре и службы посмотрити». Об этом желании Паисия доложили Иосифу патриарху. «И по выходе с Евангелием Иосиф патриарх выслал из алтаря по Иерусалимского патриарха дьяконов и поддьяконов, а велел Иерусалимского патриарха взяти к себе в алтарь царскими дверьми, а во алтаре построено ему место у царских дверей от алтаря с правой стороны, и на том месте Иерусалимский патриарх стоял во всю обедню на орлеце».

После обедни Иерусалимский патриарх опять прикладывался к образам, к божественной ризе Христа Бога нашего и к чудотворцевым гробам и, простясь со святейшим Иосифом патриархом, пошел из церкви к себе, а провожали его до саней патриарший боярин Василий Федорович Янов, да дъяк, да пречистенский (т.е. соборный) ключарь.

22 февраля, вследствие просьбы патриарха Паисия, государь велел его отпустить со всею его свитою в Троицкий Сергиев монастырь помолиться. У Троицы патриарх приказал сделать Паисию такую же встречу, какую обыкновенно оказывают там Московским патриархам т.е. «архимандрит и попы, и дьяконы, – говорит царский наказ, – были б в саженых ризах и пели б вечерню и всенощное, учиня которому святому празднество, и почесть бы патриарху учинили против прежнего Иерусалимского патриарха Феофана, также и архимандритам, и старцам, и всем служебникам, которые с ним, патриархом, будут, любовь и приятельство показали; а на завтрее б учинити на патриарха стол большой и еству велети ставить на серебряных блюдах, а питье в кубках и в братинах серебряных, чтоб им во всем оказаться довольством стола». Кроме того царский наказ троицким властям приказывает им дать патриарху следующие подарки: «образ Богородицы чеканен с пеленою из старых образов, образ Cepгиево видение обложен серебром, кубок серебряный в 7 гривепок, братина серебряная в 10 рублей, атлас смирный, камка адамашка синея или багровая, объярь, если есть, сорок соболей в 40 рублей, денег 50 рублей, два полотенца троицких, 5 братин троицких с венцы хороших, ставики троицкие, ковш троицкий, судки столовые деревянные подписаны, стопа блюд больших подписанных, братина великая с покрышкою подписанная, кувшинец писаной не мал». Приказывалось одарить, кроме того, и всю патриаршую свиту.

Пред наступлением великого поста патриарх Паисий прислал в Посольский Приказ лист, в котором, рассуждая о важности поста, желает государю провести его «здраво и радостно и невредимо» , и «соверша чисто сей святой путь, потом видети свет Святого Воскресения». В конце своего рассуждения патриарх пишет и следующее: «еще прибываючи аз при вашей милости в прошлые дни, говорил есми с преподобным архимандритом Спасским Никоном, и полюбилась мне беседа его; и он есть муж благоговейный и досуж, и верный царствия вашего; прошу, да будет имети повольно приходити к нам беседовати по досугу, без запрещения великого вашего царствия». После поставления архимандрита Никона в Новгородские митрополиты, Паисий снова прислал в Посольский приказ письмо, где восхвалял государя за такой удачный выбор. «Похваляем благодать, – пишет Паисий царю, – что просвети вас Дух святой и избрали есте такова честного мужа, преподобного инокосвященника и архимандрита господина Никона, и возведе его великое ваше царствие на святой престол святой митрополии Новгородской, и он есть достоин утверждати Церковь Христову и пасти словесные овцы Христовы». И выражает желание, если позволит царь, подарить Никону одну мантию от святых мест.

2 марта патриарх Паисий прислал в Посольский Приказ грамоту к государю, в которой писал: «С надеждою помыслил писати державному вашему царствию, благочестивый царю, яко ты еси похвала и слава всем благочестивым христианам всего света, и славу благочестивую великого вашего царствия имеем якоже солнце, освещающее весь мир своими лучами. Единый человек, многолетный царю, да воспросит единый дар от Бога с молитвою, со слезами и с молением, и то есть возможно восприяти прошение его; такоже и аз восприбегаю к милости и милосердию великого вашего царствия: мочь имеете освободити сию святую великую Церковь, что погибает от еретиков и по вся дни поборающе дарами ко агаряном, для взятия святых поклонных мест от наших рук, а мы труждаемся день и ночь, да не будет посрамления православным христианам. Сего ради молим державному великому вашему царствию, да не отбудет великая ваша милость от тех святых и богостепенных мест, да тут бысть спасение наше: тут прорекоша пророцы воплощение Христа Бога нашего, ту во святом Вифлееме родился и во Иордани крестился, и на Елеонской горе вознесеся, и в сей божественной церкви распяся и погребен, и воскресе, и ту же паки приидет второй и страшный Его суд и воздаяние всякое по делам его, и ту будет восприяти благая своя. Воспомяни великое ваше царствие великого царя Константина и его матерь св. Елену, что они соорудиста св. Гроб и святой Вифлеем, и вся святыя поклоняемыя места и монастыри и ныне, во времени великого вашего царствия, да освободите св. Гробъ и Церковь Христову, да наречешися и будешь воспомянен новый царь Константин, да услышишь и сподобишися гласа Господня: «Приидите благословении Отца моего!», да возмогу и аз ехати к престолу моему на упокой и буду молити Бога день и нощь о здравии и о спасении царствия вашего. Еще молим и о сем: аще будет произволение великого вашего царствия, да повелите святым архиереям и святым монастырям, и пресветлым вельможам, да воспомянут ко святому Гробу, понеже великое ваше царствие речет и бысть, да будете имети славу и похвалу от всего миpa»... Обращался патриарх с просьбою о милостыне и к членам царской семьи. Царице Паисий писал: «Покажи милость свою... как вам Бог известить – ризами или церковными сосуды по вашему произволение». Царевне Ирине Михайловне патриарх предлагал на выбор одарить его «ризами, или иконами, или сосуды церковными, как вам Бог известит». Царевну Анну Михайловну просил пожертвовать «хотя ризы ерейские или архиерейские, или иным, и сосуды церковными, как вам Бог известит». Икон, риз и сосудов церковных просил Паисий и у царевны Татьяны Михайловны.

После Пасхи патриарх Паисий прислал в Посольский Приказ челобитную государю о своем отпуске в Иерусалим: «потому что, – писал он, – еретики тех мест нас ненавидят и не перестанут нечестивые тех наших святых мест обижать повседневно, потому что ныне ими непомешка во всем изобижати тех наших святых мест для того, что я оттуда давно отъехал, и того для ныне им во всем пространно стало изобижать тех наших святых мест... Только для утеснения и долгу, и обид, и налог еретических, яко выше сего писано, поспешаю ехати». Вследствие этой челобитной, указом 5 мая государь приказали быть у него на другой день патриарху Паисию на отпуске, который и состоялся 6 мая. Государь принимал патриарха в золотой палате со скипетром в руках, в диадеме и царском платье, при той же обстановке и при соблюдении тех же церемоний, какие были и при приёме патриарха «на приезде». Думный дьяк Михаил Волошенинов от имени государя говорил патриарху Паисию между прочим: «а яже о насилии святым местам от безбожных турок содеваемая, и сие с болезнию души и сердца нашего слышим, но воли Божьей противися никтоже может. Той бо весть, яже ко спасению нашему устрояти, обаче же непрестанно попечение о сем имеем, чтоб Господь Бог свой праведный гнев отвратил и св. Гроб, о нем же и святой град Иерусалим, возвратил в руце благочестивых царей, еже и уповаем на щедроты Его, яко, но наказании, восхощет паки миловати люди своя, и очи наши возведет на первообразное. А ныне мы, великий государь, по вашему прошению тебя, святейшего патриарха Паисия, оспускаем во святой град Иерусалим. А мы, великий государь, вас, отцов и богомольцев наших, в забвении не учиним и нашим царским жалованьем милостынею, аж даст Бог, вперед не оставим». Затем дьяк объявил патриарху государево жалованье «на милостыню и на искупление святому животворящему Гробу Господню собольми на 4000 рублей. Лично же самому патриарху Паисию на отпуске дано было государем разных подарков столько же, сколько и на приезде, т.е. на 427 рублей. Кроме того, «Паисию же патриарху дано в трех столех, как был у государя на велик день и на его государевы и на царицыны именины на 274 рубли, на 20 алтын, 3 деньги».

29 января, как мы видели, патриарх Паисий заявил в Москве в Посольском Приказе, что гетман Хмельницкий и все войско казацкое уполномочили его просить государя, что он бы оказал им помощь войском в борьбе с поляками и чтобы принял их под свою высокую руку. Когда 6 мая Паисий был на прощальной уедиенции у государя, он, вышед из царские палаты, послал пристава князя Мышецкого просить государя, чтоб государь прислал к нему своего боярина, которому он объявит «государево тайное великое дело» . Государь выслал к Паисию боярина дворецкого Алексея Михайловича Львова и думного дьяка Михаила Волошенинова. Паисий заявил посланным, чтобы ему объявлено было решение, относительно привезенного им предложения о казаках. 9 мая Львов и Волошенинов были у патриарха Паисия и говорили ему, что они доносили дело государю, и тот указал им передать патриарху, «что его царскому величеству своих государевых ратных людей, но помочь войску запорожскому за вечным докончаньем дати и войска запорожского с землями в царского величества сторону принять нельзя, и вечного докончанья никакими мерами нарушить не мочно. А будет гетман Хмельницкий и все запорожское войско своею мочью у короля и у панов рады учинятца свободны, и похотят быти в подданстве за великим государем нашим, за его царским величеством, без нарушенья вечного докончанья, и великий государь наш, его царское величество, его, гетмана, и все войско запорожское пожалует под свою царского величества высокую руку принять велит». – «И патриарх говорил: про то де, что у царского величества с короли польскими и великими князи литовскими, и с Польшею и Литвою вечное докончанье ему, патриарху, было неведомо, а коли де меж обоими великими государи и их великими государствы вечное докончанье, и он де, патриарх, и сам то знает, что ему великому христианскому государю, его царскому величеству, того вечного утвержденья по делу нарушить не мочно, а надобно остерегати. А казаки де запорожские люди простые, говорят не знаючи ничего». – «И патриарху говорено: а будет черкасом за православную христианскую веру учинитца теснота и гоненье, а пойдут они в царского величества сторону, и великий государь наш, его царское величество, для православные христианские веры, их пожалует, велит принять без земель, потому что после вечного докончанья с обе стороны переходить повольно». – «И патриарх на государеве жалованьи бил челом, что де царское величество пожаловал, велел ему о вечном докончаньи объявить, и он на государеве жалованьи челом бьет и, как будет в войске запорожском, и он им про то скажет».

21 мая патриарх Паисий прислал в Посольский Приказ государю грамоту, в которой извещает, что приехал к нему, патриарху, старец из Иepyсалима, который привез к нему письма о том, какие смуты происходят на христианском востоке от еретиков, также и о долгах Иерусалимских, причем патриарх писал между прочим: «аще владыко наш вопросишь о цареградских вестях и о турском салтане, и он есть в юне возрасте и будет великая победа во днех его, потому что на великий их байрам ездил молиться ко святой Софии, и пришед некие христиане, пред ним сняли шапки и кинули, – невозмогли терпеть обид великих и налог, что творят над ними, и говорили: побосурманите де нас! И так испужалась лошадь под салтаном, и упала с него чалма и с пером, и все турки тому удивилися и возопили: Боже, Боже! и рекли, что царству турецкому вскоре погибнуть. Еще и слыша про московского царя, зело страшны пребывают: чают про казаков, что они делают царским повелением вся сия»...

27 мая патриарх Паисий был на прощанье у государя в ceле Покровском, при чем государь пожаловал велел дать патриаpxy своего государева жалованья, – соболей на 300 рублей, да от государыни дано было ему соболей на 300 рублей, да от царевен соболей на 400 рублей.

В начале июня патриарх Паисий выехал из Москвы в сопровождении пристава Ивана Юрьевича Тургенева, причем в дорогу до рубежа ему велено было дать на корм деньгами 50 рублей, да множество всевозможных припасов, – рыбы, хлебов, питий. Все его спутники получили также на дорогу деньги, кормы и питья и, подобно патриарху, казенные подводы до рубежа.

Уезжая из Москвы, патриарх Паисий оставил в Москве, в Посольском Приказе, челобитную, в которой просил взыскать с грека Мануила Юрьева 75 рублей, которые тот ему должен. Но грек Юрьев заявил, что он вовсе не должен ничего патриарху, иначе бы он имел кабалу на меня и пояснил: «а как он, патриарх, был здесь, на Москве, и он просил у меня часов в подарок, и я ему тех часов не дал, а продал я их на сторону, взял за них полтораста рублев, а дал я ему вместо милостыни по силе своей двадцать пять рублев денег», и вот будто бы патриарх, мстя ему за часы, и подал на него иск. Справедливость показания Мануила подтверждал и старец грек Арсений, приехавший в Москву с патриархом Паисием и по государеву указу оставленный в Москве. Арсений словесно бил челом, чтобы с Мануила не брали денег в пользу патриарха Паисия и чтобы Мануила, вследствие патриаршего челобитья, не сажали в тюрьму и не ссылали. Это ходатайство было уважено, грек Мануил Юрьев был отпущен из Москвы.

Вместе с патриархом Паисием в Москву пpиехал и его дидаскал старец грек Арсений, впоследствии, при патриархе Никоне, ставший у нас книжным справщиком. Арсений, с согласия патриapxa Паисия, был оставлен в Москве государем в качестве учителя риторики. Между тем патриарх Паисий, прибыв в Путивль, на возратном пути из Москвы, прислал государю грамоту, в которой благодарил царя за прием, оказанный ему в Москве и за все его царские милости. Затем патриарх писал государю: «еще буди ведомо, благочестивый царю, про Арсения, который остался в царствии вашем, да расспросите его добре, понеже он не утвержден в вере своей благочестивой христианской, а он был прежде инок и священник, и шед бысть бусурман; и потом бежал к ляхам и бысть у них учинился униатом, и имеет всякое злое на себе безделие, и расспросите его добре и будете обрести вся. А те старцы, которые пришли от гетмана, мне всё сказали подробну, и велите расспросить великое ваше царствие, что мне те старцы рассказывали и люди Матвея воеводы (волошского): есть ли будет так или нет потому, что писал я к патриарху господину Иосифу, брату и сослужителю. Утишите притчу ту лучше, что он сам есть, чтоб не было разврата церковного, и паки аз буду проведати подлинно и буду писать к великому вашему царствию, понеже есми должен что ни услышу, то извещати и писати, потому что не подобает в ниве терну пребывати, чтобы не наполнилась нива вся тернием и надобно отженуть такожде и тех, которые имеют ересь и есть двоеличны в вере. Я его обрел в Киеве и, зная он (Арсений) тот (русский) язык, говорил с полковником (т.е. был переводчиком между патриархом и сопровождавшим его гетманским полковником), и я взял его, а он не мой старец, как есми сказал я приставу. О беззаконии, что имеет, я не ведал, а ныне есми проведал и пишу к великому вашему царствию, да будете соблюдатися от таковых человек, чтобы не оскверняли церквей Христовых такие поганые и злые люди». Допрос, которому подвергли в Москве старца Арсения, подтвердил справедливость доноса патриарха Паисия, почему грек Арсений немедленно и сослан был на Соловки под крепкое начало⁶.

Прислал патриарх Паисий грамоту из Путивля и думному дьяку Михаилу Волошенинову с доносом на переводчика Посольского Приказа Ивана Боярчикова. Паисий между прочим писал: «удивляюся сему тому проклятому переводчику Ивану, –дьявол и изменник есть многолетного нашего царя, чтоб хлеб его убил, что он ест! И ходя оглашает и говорит изо уст своих нечистых – от патриархов непрощенный, и тайных дели царских не хранит, яже ходит по рядом со единомышленными ворами, которых он любит, и словеса им сказывает, что он хочет. Коли то бывало предь и ныне, что тайна царева бысть явственна в миру! И той есть не человек, но сатана и дьявол!» В объяснение этого доноса Боярчиков заявил, что патриарх Паисий еще в Москве были сердит на него по следующему обстоятельству: патриарх, будучи в Москве, бил челом за московских кормовых гречан, которые постоянно ходили к нему, чтоб их поверстали поместьями, и то дело не состоялось, хотя после, по патриархову же челобитью, этим гречанам прибавили поденного корму. Причину неудачи первого челобитья гречане видели и указывали патриарху в Боярчикове, почему патpиapx в Москве на него шумел» и не велел было вовсе ходить к нему, но потом простил его, взял к себе в провожатые до Путивля, где даже дал ему, за своею рукою, прощальную грамоту. Кроме того Боярчиков заявил: «приезжают де к Москве многие гречане бельцы, а надевают на себя чернеческое платье и привозят с собою о милостыне от патриархов ложные грамоты, а не запрямыми печатьми. И он де, Иван, узнав их воровство, прежь сего сказывал про то думным дьякам Григорию Львову и Назарию Чистого, и те де гречане за то на него, Ивана, рьятца, и оглашают его патриарху всяким дурном». Но все старания Боярчикова оправдать себя были напрасны, он должен был отправиться в ссылку.

Патриарх Паисий приезжал в Москву с целью получить от государя милостыню на искупление св. Гроба. Милостыня дана была ему от государя и царской семьи нескудная: ему пожаловано было государем на искупление св. Гроба 4,000 рублей соболями, да самому патриарху дано было разных подарков в разное время на 2000 рублей; кроме того патриарху давали на милостыню власти (т.е. русские иерархи, начиная с патриapxa Иосифа), монастыри, бояре и пр., так что патриарх Паисий вывез из Москвы милостыни на наши деньги (полагая тогдашний рубль в двенадцать слишком рублей) не менее, как тысяч на сто. Но кроме получения милостыни, патриарх имел в виду и другую цель, посещая Москву.

Удачное восстание Богдана Хмельницкого против поляков произвело сильное впечатление на православном востоке, и более пылкие умы посмотрели на это дело, как на начало имеющего скоро наступить освобождения всех православных народов из под турецкого ига. Казаки своими отважными набегами на все побережья Черного моря наводили сильный страх и на татар, и на турок, почему православные народности востока видели в казаках ту грозную силу, которая способна была нанести туркам решительный удар, особенно если бы казаки соединились с единоверною Москвою, образовав из себя одно государство. Для достижения этой последней цели некоторые греческие иepapxи добровольно взяли на себя роль посредников между московским правительством и казаками, стараясь привести их к взаимному соглашению. Одним из таких посредников между Москвою и Хмельницким был и патриарх Паисий. На пути в Москву Паисий виделся в Киеве с гетманом Хмельницким, благословил его на решительную борьбу с поляками, убеждал его принять подданство московского царя и вызвался хлопотать в Москве пред государем, чтобы он принял казаков под свою высокую царскую руку и оказал им помощь войском в борьбе с поляками. Таким образом, Паисий отправился в Москву в качестве уполномоченного от Хмельницкого, который отправил с ним и своего полковника Силуяна Мужеловского. Но посредническая миссия Паисия в Москве потерпела решительную неудачу. Русское правительство мало доверяло казакам, союзникам татар, и решительно отказалось из-за казаков разорвать мир с поляками, о чем официально и заявило Паисию. Последний был очень недоволен таким исходом своей миссии, и не стеснялся открыто выражать свое недовольство сопровождавшему его из Москвы известному старцу Арсению Суханову. Но эта неудача не охладила однако участия Паисия к делу казаков и не изменила его убеждения, что казаки должны принять подданство московскому царю, чтобы потом общими силами действовать против турок. У Паисия были широкие планы, от выполнения которых он не думал отказываться. По возвращении из Москвы, Паисий проживал в Молдавии, и здесь ему удалось склонить господарей молдавского и валахского вступить в более тесные сношения с Хмельницким и Москвою для совместной борьбы с турками. Но для этого необходимо было прежде всего устроить соглашение между Москвою и Хмельницким. С этой целью Паисий послал из Молдавии к гетману и потом в Москву, сопровождавшего его Арсения Суханова и назаретского митрополита Гавриила, которые, побывав у гетмана, в декабре 1650 года прибыли в Москву. Арсений Суханов 11 декабря докладывал в Московском Посольском Приказе: «а приказывал де с ним Иерусалимский патриарх словесно, а велел известить государю: прежде-де сего писал он ко государю, что турской царь велел крымскому царю идти на Русь войною, а ныне-де в совете волоской воевода Василей с мутьянским воеводою Матвеем и с запорожскими черкасы, и хотят на лето идти на Царьгород. И патриарх велел государю о том объявити, чтоб он, великий государь, велел с своей царского величества стороны идти морем, хотя малыми людьми. И в то время, слыша про то, пойдут под Царьгород сербяне и гречане, и волоской, и мутьянской воеводы со всеми людьми, а ныне-де турского сила изнемогает, потому что венециане одолевают. А приказывал-де он про то объявить, слышав подлинно: говорят-де все христиане, чтоб им то видеть, чтоб Царем градом владети великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу, – нежели немцам». С своей стороны Назаретский митрополит Гавриил заявил в Посольском Приказе, что на светлой неделе 1650 года он послан был от Иерусалимскаго собора к патpиapxy Паисию проведать, где он находится и зачем медлит, так как весть о нем учинилась, будто не стало его в живых. Митрополит в Царьграде был проездом только три дня и, узнав, что патриарх Паисий в Молдавии, поспешил к нему. Патриарх Паисий сведав, что гетман Хмельницкий вместе с татарами готовится напасть на российское государство, помня к себе государеву милость, тотчас же послал к нему его, митрополита, со старцем Арсением (Сухановым) и писал к Хмельницкому, и изустно наказывал со многим прошениемъ и клятвою, чтобы отнюдь не дерзал ходить войною на благочестивого государя христианского, а если на cиe решится, то чужд будет христианства. Когда митрополит приехал в Чигирин, Хмельницкий тотчас же пришел к нему пеший, принял патриаршую грамоту и выслушал словесный приказ, затем велел всех выслать и старца Арсения также, но я удержал старца, говоря, что он послан от государя и ведает о чем будут говорить. Хмельницкий говорил с клятвою, что он приказу отца своего духовного, блаженнейшего патриарха Паисия, ни в чем не преслушает, только бы благочестивый великий государь, царь и великий князь Алексей Михаилович, самодержец всея Руси, их челобитье и прошение не призрел и изволил бы держать под своею высокою государскою рукою, «а ему, Хмельницкому, на государстве быть не пристойно, – не тое природы человек, а великий-де государь, его царское величество, издавна государского благочестивого корени природный государь от колена благочестивого великого князя Владимира Мономаха, и ими владеть ему, государю, пристойно, понеже великий христианский государь благочестивый под солнцем един. И они ему, великому государю, поклоняются и хотят раби его быти, и чтоб-де великий государь для подлинного уверения изволил к ним прислать кого-нибудь с своею царскою грамотою с милостивым указом, чтоб им на его государеву милость быти надежным и велел бы прислати к ним в полк свое государево знамя, а они-де в его, государеве, во всем повелении быти готовы и его государеву указу ожидают с радостью. А как-де его государев указ о том к ним будет, и он-де, Хмельницкий, во всех тех городах, которыми ныне владеет, посадит воевод от царского величества и крепости всякие в городах учнет чинити».

В январе 1651 года в Москву приезжал из Константинополя грек Иcaйя Остафьев и заявил между прочим в Посольском приказе, что когда он был в Молдавии, призывал его к себе, в городе Торговище, патриарх Паисий и велел ему объявить в Москве, чтобы царское величество гетмана Хмельницкого и войско его жаловал. С тем же греком Исайею патриарх Паисий прислал за своею печатью письмо Илье Даниловичу Милославскому и приказал сказать словесно, что прежде сего, когда пред волошскою войною крымский хан хотел идти на московское государство, и гетман писал к патриарху, что хан просит у него себе людей на помощь, то патриарх отвечал гетману, «что буде он на московское государство начнет давать помощь крымскому хану, то все они, вселенские патриархи, собравшись, учинят собор и предадут проклятию и христианином называть его не будут, и чтобы он, гетман, с своим войском царскому величеству всеконечно покорность учинил и поклонился, потому что христианский государь под солнцем единый».

Таким образом, патриарх Паисий пребывая, по возвращении из Москвы, в Молдавии, внимательно следил оттуда за ходом дел в Малороссии. Он поддерживал постоянные сношения с гетманом Хмельницким и московским правительством, всячески склоняя обе стороны к союзу и к окончательному соединению, устраняя по возможности в их отношениях все, что могло вести к недоразумениям или разрыву между ними. Когда же планы Паисия с этой стороны стали осуществляться, гетман Хмельницкий и все войско казацкое действительно сделались поданными царя московского и вместе с ним начали счастливую войну с поляками, то Паисий пошел далее в видах достижения своей конечной цели: усилить московское государство присоединением к нему разных православных народностей, чтобы создать из него силу, способную окончательно разгромить турок. Он хотел, чтобы вслед за Малороссией подданство русскому царю приняла бы и Молдавия, благодаря чему Poccия прочно стала бы на Дунае, вошла бы отсюда в непосредственную связь и сношения со всеми другими порабощенными турками православными народностями и, опираясь на их содействие, окончательно бы уничтожила турок. В пользу своих планов Паисий, проживая в Молдавии, успел склонить самого молдавского воеводу, который уполномочил его вступить по этому делу в сношения с московским государем, вследствие чего Паисий от 8 октября 1655 года прислал в Москву, с греком Мануилом Константиновым, грамоту государю Алексею Михайловичу с просьбою о принятии в покровительство и оборону молдавского владетеля со всею его землею, которую агаряне часто набегами своими опустошают, святые храмы оскверняют и христиан берут в полон. В следующем 1656 году, как известно, последовало и официальное предложение, привезенное молдавским митрополитом Гедеоном, принять, подобно Хмельницкому, и молдавского владетеля в подданство России. Под просительною грамотою подписался между прочими и Антиохийский патриарх Макарий, который при этом свидетельствовал, что и Иерусалимский патриарх Паисий одобряет это дело⁷. Но, как известно, не только Молдавия не присоединилась к России, а и Малороссию на первое время удалось присоединить не всю.

Посещение Москвы Иерусалимским патриархом Паисием не осталось бесследным и в других отношениях. В это время русское правительство занято было мыслью учредить в Москве греческую школу, преподаванием в которой заведывал бы вполне надежный, православный грек, приисканием которого оно в то время и занималось. Между тем в свите приехавшего в Москву патриарха Паисия оказался его дидаскал, старец Арсений, человек ученый. С согласия патриарха Паисия государь оставил Арсения в Москве «для риторического учения». Но приехав в Путивль, Паисий прислал на Арсения известный нам донос, вследствие которого Арсений вместо школы попал в Соловки под строгий начал. Тогда государь поручил патpиapxy Паисию приискать на востоке другого православного учителя, который бы «не имел никакого пороку в благочестивой вере и был бы далече от еретиков». Паисий обещал исполнить это требование царя и в 1653 году, как увидим, прислал в Москву греческого учителя.

Приезд в Москву патриарха Паисия выдвинул у нас с особою силою и другой в высшей степени важный вопрос о разности некоторых русских церковных чинов и обрядов с тогдашними греческими. Как известно pyccкие с течением времени порознились с греками в некоторых церковных чинах и обрядах, самые богослужебные книги их, как печатавшиеся с списков неодинаковых и неодного времени, оказались также в некоторых отношениях между собою несходными. На это обстоятельство обращали внимание и русские, и приезжавшие в Москву за милостынею греческие иepapxи. Некоторые из последних старались внушить русским, чтобы они держались одинаковых с греками церковных чинов и обрядов. Так предшественник Паисия на Иерусалимской кафедре патриарх Феофан, будучи в Москве, убедил поставленного им в патриархи Филарета Никитича в неправильности прилога слова и огнем в молитве на освящение воды в Богоявление, каков прилог и был потом уничтожен Филаретом Никитичем. Кроме того, Феофан, по свидетельству жития преподобного Дионисия, архимандрита Троицкой Лавры, находясь в Москве «укрепляше единомудрствовати: о еже держатися старых законов греческого православия и древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися». Кроме того, Феофан убедил Филарета Никитича произвести некоторые изменения в русском церковном обряде в целях согласования его с тогдашним греческим обрядом. Так в древней московской Руси, также как и в южной, существовал обычай трикратного в таинстве Евхаристии подаяния святых даров. Феофан убедил Филарета Никитича и государя оставить обычай трикратного подаяния св. даров и заменить его единократным, как это совершалось тогда на всем православном востоке. «За повелением святейших патриархов, говорить об этом грамота Феофана, за теперешним приездом нашим, тамошний Московский архиепископ, с благочестивым царем, тот трикратный обычай покинуть обещались»⁸.

Во время своего пребывания в Москве и патриарх Паисий обратил свое внимание на особенности русского обряда сравнительно с тогдашними греческими. Паисий познакомился с Никоном, тогда еще архимандритом Новоспасского монастыря, а потом митрополитом новгородским, нередко с ним виделся и много с ним беседовал, причем обращал внимание Никона на некоторые особенности русских обрядов, несогласные с тогдашними греческими и убеждал его привести pyccкие обряды в полное coгласие с греческими. Эти беседы с патриархом Паисием произвели на Никона глубокое впечатление и возбудили в нем намерение и решимость, если он сделается патриархом московским, произвести исправление русского церковного обряда, в видах привести его в полное соответствие с греческим. Никон действительно сделался Московским патриархом. Между тем патриарх Паисий, возвращаясь из Москвы, прибыл в Молдавию в сопровождении известного Арсения Суханова, который, в присутствии патриарха Паисия затеял известные прения с греками о вере, всячески усиливаясь доказать, что русские сохранили у себя неизменным весь древний церковный чин и обряд, современные же греки в церковных чинах и обрядах отступили от священной старины и ввели у себя разные непозволительные новшества, почему теперь не греки, a pyccкие должны считаться истинными хранителями и представителями чистого православия. Патриарх Паисий обратил внимание на воззрения, так резко и решительно высказанные Сухановым во время прений с греками о вере, понял, что оне грозят серьезной опасностью единение церкви русской с греческой и потому pешился действовать, – напомнить Никону о своих Московских беседах с ним. Он послал в Москву Назаретского митрополита Гавриила, который должен был посредничать между гетманом и московским правительством, а вместе с тем должен был побудить Никона, когда тот сделается патриархом, неотлагательно позаботиться о приведении русского церковного обряда в полное соответствие с тогдашним греческим. Исполняя поручение патриарха Паисия, митрополит Гавриил действительно беседовал в Москве с Никоном, стараясь укрепить его в решимости произвести исправление русских церковных чинов и обрядов, поскольку они были несогласны с тогдашними греческими. Сам Никон потом заявлял: «зазирали иногда моему смирению, мне Никону патриарху, приходящие к нам в царствующий град Москву, своих ради потреб, святые восточные Церкви святители: вселенский патриарх Афанасий Паисий святого Иерусалима и Гавриил святого Назарета, и прочие, и осуждали меня много за неисправление божественного писания и за другие церковный вины, из коих одна, что мы неправильно изображаем крестное знамение двумя перстами, на основании будто бы Феодоритова писания, по неведению внесенного в наши печатные книги… И мы, Никон патриарх, не только ища пользы себе, но и прочим, по Апостолу, дабы им спастись, возбужденные таким обличением, рассмотрев» решились произвести церковные исправления. Таким образом, по собственному сознанию Никона, на исправление русских церковных чинов и обрядов, в чем они не согласны были с тогдашними греческими, побудили его греческие иерархи, приезжавшие в Москву за милостынею, и между ними первое место принадлежит, как мы видели, Иерусалимскому патриарху Паисию и Назаретскому митрополиту Гавриилу, действовавшему в Москве по наказу Паисия.

Но посылкою в Москву назаретского митрополита Гавриила патриарх Паисий не ограничился. Из прений Арсения Суханова с греками о вере он увидел, какое важное значение, по крайней мере некоторые русские, придают своим обрядовым особенностям, что ради них они готовы подвергнуть сомнению православие современных греков. В виду этого настояла неотложная необходимость послать в Москву такое авторитетное и сведущее лицо, уполномоченное патриархами, которое бы разъяснило русским ошибочность их взгляда на значение особенностей их обряда, полную несправедливость их подозрительного отношения к благочестию современных греков, и которое бы убедило их в необходимости привести русский церковный обряд и чин в полное соответствие с тогдашним греческим. Патриарх Паисий нашел и подходящее лицо, которое, казалось, с успехом могло выполнить возложенную на него миссию: побудить русских исправить свой обряд сообразно с тогдашним греческим обрядом. Это был митрополит Навпакта и Арты Гавриил Власий, человек ученый, знавший языки греческий и славянский, ранее уже хорошо известный в Москве, так как он присылал в Москву книги, писанные на греческом и славянском языках и, кроме того, не раз присылал в Москву тайные отписки с разными политическими вестями. При этом митрополит Гавриил Власий был уже знаком с теми церковными вопросами и недоумениями, решением которых ему приходилось заняться в Москве, так как он не только был свидетелем прений Арсения Суханова с греками о вере, но и сам принимал в них участие. В известном прении Арсения Суханова с греками о вере между прочим говорится: «Патриарх Паисий говорил Арсению: Скажи мне, кто тебе надобен, с кем тебе говорить: даскол Лигаридии или даскол митрополит Власий? – Арсений говорил: «Владыко святой, дай мне кого из своих архимандритов, кого изволишь, a те люди науки высокой были во Цареграде и во Александрии, и в Риме и многие ереси заводили, и того ради и царство ваше разорилось... – Митрополит Власий Арсению говорил: Арсение, о крестном знамении ни евангелисты, ни апостолы никто не писал, как персты складать, то есть самоизвольное, но токмо подобает крестообразно крест чтити, а то все добро и ереси и хулы на Бога никакой в том нет. Мы складаем великий перст с двумя верхними во образ Троицы и тем крестимся, а вы складаете великий перста с двумя нижними во образ Троицы, а двумя верхними креститеся, тоже добро, – одинако крест Христов воображается, но только нам мнится наше лучше, что мы старее». Значит, из бесед с Арсением Сухановым митрополит Гавриил Власий уже успел познакомиться с теми церковными вопросами и недоумениями, решать которые ему придется в Москве, почему он и мог заранее подготовиться к удачному выполнений своей миссии.

В октябре 1652 года митрополит Навпакта и Арты Гавриил Власий прибыл в Путивль, откуда его отправили в Москву. Он привез с собой грамоту от бывшего константинопольского патриapxa Иоанникия, который извещал государя, что хотя патриарх Иерусалимский Паисий и хотел писать от себя государю чрез сего митрополита, (Гавриила), пречестного экзарха Этолии и его наместника и богослова великой церкви Христовой, но смятения, возникшие между казаками и ляхами, помешали ему приехать. Ныне же, услышав, что между ними мир, хотя весьма нам полезен муж сей для доброго совета, как друг верный, однако любви ради превысочайшего царя, решились отпустить его на короткое время для поклонения государю. Затем патpиapx пишет о митрополите Гаврииле, что он «и богослов, и православный в роде нашем, и что произволить великое ваше царствие от него вопросити от богословия и изыскания церковного, о том будет ответ держать благочестно и православно, яко же восприяша благочестивая Христова великая апостольская и восточная Церковь. Тако же и блаженнейшие о св. Духе возлюбленные братья и сослужители нашего смирения: Александрийский патриарх господин Иоанникий и Иерусалимский господин Паиссий избрали его наместника своего и в грамотах о том объявлен. И того ради молим великого вашего царствия, да восприемлете его любительно отверстыми недры, и честь ему повелите воздать не тако, яко иным, которые завсегда приходят к вашему царскому величеству, но того ради, что он послан от нас и от прочих двух блаженнейших патриархов – Александрйского и Иерусалимского и есть верный и древний друг и богомолец теплый блаженной памяти отцу вашему, святому царю и государю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Руси, также и святому вашему царствию, да он же прислал к великому вашему царствию две книги еллинским и словенским языком». Далее патриарх просил: поскольку обветшала церковь его митрополии, снабдить Гавриила богатою милостынею и утешенного возвратить вскоре в Царьград, где он всегда будет восхвалять имя государя.

Со своей стороны Иерусалимский патриарх Паисий писал государю о митрополите Гаврииле, что он древний друг и богомолец блаженной памяти приснопамятному отцу вашему великому государю, и часто к нему было присылано царское жалованье, еще до поставления его на митрополию, и вашему царствию прислал он две книги: одна Мелетия патриархa Александрийского против иудеев, а другая – «грамматика, и в тех книгах писано на одной стороне еллинским языком, а на другой – по-словенски». Затем патриарх Паисий пишет: «Повелели нам, богомольцу вашему, радети и обрести единого учителя премудрого и православного, и не имел бы никакого пороку во благочестивой вере, и был бы далече от еретиков, и послати б нам его ко святому вашему царствию поклонится, да учинитъ учительство и учить еллинский язык, яко же она есть древня от иных язык, понеже она корень и источник иным. И сего ради избрали есми достойного о таком деле, яко сего преосвященного митрополита Навпакта и Арты, пречестного экзарха всея Италии, премудрого учителя и богослова великой церкви Христовы, о Святом Духе возлюбленного брата нашего и сослужителя нашего смирения, господина Гавриила Власия, яко же такова в нынешних временах в роде нашем не во многих обретается. И будучи в таком деянии и мудрости, и разуме, почтил его блаженнейший патриарх александрийский Иоанникий, о Святом Духе возлюбленный брат и сослужитель нашего смирения, а мы почтили его и наместником своим учинили со властью, в котором месте не будет отвещати за нас во всех благочестивых вопросах православной нашей веры. И объявляючи боголюбезную мысль святого вашего царствия, понудили его придти для великого вашего царствия аще и труды понести, и многие убытки принятии, и погибель живота своего, токмо идет на поклоненье со прочими своими видети ваши царские очи и совершити дело с великим радением, что желает святое ваше царство, – и великого достоинства. Посем бьем челом великому вашему царствию, да восприемлеши его с отверстыми недрами любительно и человеколюбно и почтиши его, яко наместника нашего – двух патриархов. А какову честь ему учините, и та честь нам воздается, и для небесного и превышнего Бога пожалуйте его, как Бог известит великому вашему царствию, не яко иных, но боле того, потому что иной такой митрополит прежде сего в ваши страны не приезживал. А только будет произволит ваше царствие быть учительству, яко же выше сего рекли есми, и он готов есть побыти колико время ему возможно, а мы ему тако же обещалися, что ему имети волю свою, а будет благодарить великое ваше царствие. И он побудет и многое время, покаместа ученики от него отойдут, и противлятися будут с еретиками и ответ будут давать обо всяком вопросе, и будет благодаритися великое ваше царствие, и все бояре и князи, и будеши оставити вечное воспоминание в похвалу и славу от всех царств и королевств. А будет не изволит царствие ваше быти учительству, и мы бьем челом, чтобы ему побыть, покаместа он похочет, а святое ваше царствие пожалуйте его своим царским жалованьем милостынею, чтоб ему вашим царским жалованьем приехать к себе и покой свой получить и легость обрести от долгов своих, что имеет; а он да будет должен всегда молити всемогущего Бога о вашем царском многолетном здравии, якоже и прочии apxиереи».

Писал о митрополите Гаврииле и молдавский воевода государю грамоту, в которой заявлял, что митрополит Гавриил пребывает посреди неверных языков и терпит на всякое время беду и нужду в поганых странах, не имея где прибегнуть в наших вселенских странах; послышав о великом имени вашего царского величества, что многиe православные христиане хвалятся царскою милостью, прибегает также и он к милости великого государя. Воевода поручает его царю, как человека благого и наученного в книгах св. восточной церкви, который может отвечать на всякое верное вопрошение.

И гетман Хмельницкий прислал с митрополитом Гавриилом государю грамоту, в которой, кланяясь государю до лица земли, писал: как прежде сего мы служили вашему царскому величеству прямо и верно, и ныне, по вольности прямых служб наших, объявляем в грамоте нашей вашему царскому величеству: поскольку блаженнейший митрополит Гавриил, наместник трех патриархов, едет от воеводы земли молдавской, и мы по милости Божьей с его милостью господарем в приятельстве учинились, то мы поручили митрополиту устным разговором передать о ваших царских делах, чтобы нам царское свое жалованье оказать и нас от милости своей не отринуть, а мы во всяких делах и повелениях царских, против врагов и супостатов вашего царского величества ратуя, прямо и верно будем служить до века.

Итак, митрополит Гавриил явился в Москву, подобно некоторым другим греческим архиереям, посредником между Хмельницким и русским правительством, к которому он имел устный наказ от Хмельницкого. В чем состояла посредническая миссия митрополита Гавриила, это видно из поданной им государю докладной записки, в которой он заявляет: «Всеблагий Бог сподобил нас в старости нашей такой благодати, чтобы нам приехать в прехвальный и христианский царствующий град великой Москвы, поклониться великому вашему царствию и видеть христианский и Богом почтенный лик царствия вашего. Говорили мы с думным и верным рабом царствия вашего с Михаилом Волошаниным о новых цареградских вестях, посему благоговейно, истинно и верно объявляем cиe: царство Константинопольское от Бога удалилось и владеют им недостойные, нечестивые и безбожные агаряне, а ныне пребывают в непостоянстве и бессилии, поскольку султан в невозрасте, а ближние его между собою имеют распрю». Затем он сообщал различные вести о войне турок с венецианами, о приготовлениях татар к походу на Молдавию, который впрочем будет неудачен, если татарам не помогут казаки, сообщал, что Василий воевода (молдавский) выдал свою дочь за сына Хмельницкого неволею, по просьбе своих бояр, чтобы не было разорения. Литовские люди силы не имеют никакой и просили воеводу молдавского примирить их с гетманом; и ляхи к нему от себя посылали великого посла для мира, которого застал митрополит в Чигирине. – Митрополит говорил гетману: «Для чего имеет с собою татар и пленяет бедных христиан, единоверцев наших? Какое общение есть свету со тьмою? – И гетман отвечал, – делаю то по неволе, чтобы мне победить недругов своих, потопу что великий государь московский и прочие единоверные христиане мне не помогают; писал я многажды, но они все сказывают, что ныне да завтра, и никогда в совершение не приводят; а ныне время: только бы захотели, могли бы взять Смоленск и другие города и имели бы меня своим во всем своем произволении». Да еще слышал он (гетман), что ляхи просили у государя помощи, предлагая отдать Смоленск, и будто государь обещал дать помощь ляхам. Но митрополит уверял гетмана, что дело такое сбыться не может и что, напротив того, государь пошлет ему помощь. Если угодно будет государю, то на обратном пути готов будет передать гетману все, что будет приказано, и готов служить государю до самой смерти.

Митрополит Гавриил был послан в Москву патриархом Паисием и с тем, чтобы он взял на себя учительство в имеющейся открыться в Москве греческой школе. Как мы видели, в свите патриарха Паисия, в качестве его дидаскала, прибыл в Москву старец Арсений грек, которого государь и оставил было в Москве для учительства. Но вследствие доноса патриарха на Арсения, последний был сослан в Соловецкий монастырь. Паисий обещался государю прислать в Москву на место Арсения другого, болёе надежного учителя, каким и должен был сделаться в Москве митрополит Гавриил Власий. «Повелели нам, богомольцу вашему, – пишет Паисий государю, – радети и обрести единого учителя премудрого и православного, и не имел бы никакого пороку во благочестивой вере, и был бы далече от еретиков, и послати б нам его ко святому вашему царствию поклонитися, да учинит учительство и учит еллинский язык, яко же она есть древня от иных язык, понеже она корень и источник иным. И сего ради избрали если достойного о таком деле, яко сего преосвященного митрополита Навпакта и Арты, пречестного экзарха всея Италии, премудрого учителя и богослова великой Церкви Христовы, о св. Духе возлюбленного брата нашего и сослужителя нашего смирения господина Гавриила Bласия, яко же такова в нынешних временах в роде нашем не во многих обретается.... А только будет произволит ваше царствие быти учительству, якоже выше сего рекли есми, и он готов есмь побыти колико время ему возможно, а мы ему такоже обещалися, что ему имети волю свою, а будет благодарить великое ваше царствие. И он побудет и многое время, покаместа ученики от него отойдут, и противлятися будут с еретиками и ответ будут давать обо всяком вопросе». Из этих слов грамоты патриарха Паисия видно, что он посылал в Москву митрополита Гавриила в качестве учителя для московской греческой школы. Но как-то странно было бы видеть в роли простого школьного учителя митрополита, наместника трех вселенских патриархов, человека настолько знатного и важного, что патриархи просили царя принять Гавриила с особой честью, как наместника трех патриархов, как такого митрополита, подобного которому на Руси доселе еще не бывало никогда. Такой важный и знатный митрополит не мог быть, очевидно, оставлен в Москве простым школьным учителем. Это, впрочем, хорошо понимал и сам патриарх Паисий, почему и писал в грамоте царю: «А будет неизволит царствие ваше быти учительству, и мы бьем челом, чтобы ему (митрополиту Гавриилу) побыть покаместа он похочет, а святое ваше царствие пожалуйте своим царским жалованьем милостынею, чтоб ему вашим царским жалованьем приехать к себе и покой свой получите и легость обрести от долгов своих, что имеет». Таким образом, сам патриарх Паисий допускает такую возможность, что царь не оставит в Москве митрополита Гавриила для учительства, почему и просит царя наградить его милостынею и отпустить домой. Рекомендательная же грамота бывшего константинопольского патриарха Иоанникия и вовсе не упоминает даже о том, чтобы митрополит Гавриил ехал в Москву для учительства в школе. А между тем митрополит Гавриил Власий несомненно был послан в Москву с особой, исключительной целью, как уполномоченный или наместник трех вселенских патриархов. Истинная цель посольства в Москву митрополита Гавриила довольно ясно определяется в грамоте бывшего константинопольского патриарха Иоанникия. В ней говорится, что митрополит Гавриил «и богослов, и православный в роде нашем, и что произволит великое ваше царствие от него вопросити от богословия и изыскания церковного, о том будешь ответ держати благочестно и православно, якоже восприяти благочестивая Христова великая апостольская и восточная церковь. Такоже и блаженнейшие о св. Духе возлюбленые братья и сослужители нашего смирения: Александрийский патриарх Иоанникий и Иерусалимский господин Паисий избрали его наместника своего и в грамотах их о том объявлен». С своей стороны и Иерусалимский патриарх Паисий между прочим пишет в грамоте государю, что митрополита Гавриила «мы наместником своим учинили со властью, в котором месть не будет, отвещати за нас во всех благочестивых вопросах православной нашей веры».

Из приведенных мест грамот патриархов Константинопольского Иоанникия и Иерусалимского Паисия видно, что митрополит Гавриил Власий был послан в Москву с особой, специальной целью: отвечать «от богословия и изыскания церковного» на те вопросы, которые, предполагалось, ему будут предложены в Москве. Ради именно этой цели, чтобы придать ответам митрополита больший авторитет в глазах русских, он и сделан был наместником двух патриархов: Иерусалимского и Александрийского, вследствие чего, его ответы на церковные вопросы русских должны были быть как бы ответами самих патриархов, или что тоже: ответами всей православной греческой церкви на вопросы церкви русской.

Нетрудно видеть, по какому именно поводу вселенские восточные патриархи решились послать своего наместника в Москву и на какого рода вопросы русских тот должен был отвечать в Москве «от богословия и изыскания церковного». Сам патриарх Паисий, будучи в Москве, подметил особенности русского церковного чина и обряда сравнительно с тогдашним греческим и, вероятно, уже в Москве познакомился с теми крайними воззрениями, которые некоторые русские заявляли по этому поводу, только себя считая хранителями истинного, ни в чем неповрежденного православия, а греков современных считая, из-за некоторых обрядовых разностей, уже утерявшими истинное благочестие. Поэтому поводу патриарх Паисий не раз беседовал в Москве с Никоном, зазирая его о церковном неисправлении, т.е. настаивая перед ним на необходимости немедленного согласования русского церковного обряда и чина с тогдашним греческим. В этом же убеждал Никона и Назаретский митрополит Гавриил, посланный в Москву патриархом Паисием. А между тем в Молдавии, публично, в присутствии патриарха Паисия, его свиты и разных духовных лиц, произошли известные прения Арсения Суханова с греками о вере, обратившие на себя внимание на православном востоке и ясно всем показавшие, какое неблагоприятное для современных греков значение придают некоторые русские особенностям своего церковного чина и обряда сравнительно с тогдашним греческим, и как опасно для мира церковного дальнейшее развитие и распространение этих крайних русских воззрений. Патpиapx Паисий решился действовать энергично, чтобы положить конец возникшим толкам и препирательствам. Именно для улажения спорных церковных вопросов, им и послан был в Москву, с согласия патриархов Александрийского и бывшего константинопольского Иоанникия, митрополит Гавриил Власий, долженствовавший дать в Москве на все спорные вопросы удовлетворительный ответ «от богословия и изыскания церковного». Как митрополит Гавриил выполнил свою миссию в Москве, мы, к сожалению, не знаем. Мы видели, что в Москве он подавал государю докладную записку о положении политических дел в Турции, о своих переговорах с гетманом Хмельницким, причем он ни слова не говорит о делах церковных. На представлении государю Гавриил говорил речь, в которой опять ничего не упомянул о своей миссии в Москву по делам церковным⁹. Несомненно только, что митрополит Гавриил остался очень доволен приёмом, оказанным ему в Москве, что он и выразил в благодарственной грамоте государю из Путивля, в которой заявлял, что человеческий язык изрече не может, но один лишь ангельский, все благодеяния царевы, и сам он будет проповедовать милость царскую по всей вселенной и молить Господа до конца своей жизни о царском здравии за милость, которую восприял на отпуске, за что да воздаст Господь (государю) стократно. Если вторично он и не сподобится (по старости своей) видеть царские очи, то молит Бога, да сподобит его вскоре видеть государя в Константинополе, чего желают все гречане; а если не увидит он по своей ветхости, то да сподобится увидеть в высшем Иерусалиме с боговенчанными царями»¹⁰. Очевидно, государь ничего не вопрошал митрополита Гавриила от богословия и изыскания церковного. Но, вероятно, митрополит Гавриил виделся с патриархом Никоном и с ним, как представителем русской церкви, вел беседу «от богословия и изыскания церковного», относительно особенностей русского обряда и чина, о необходимости их немедленного приведения в полное соответствие с тогдашними греческими чинами и обрядами, особенно в виду того, что эти обрядовые разности подают повод некоторым русским подозрительно или даже и прямо отрицательно относиться к православию современных греков. Вероятно, эти беседы с митрополитом Гавриилом Власием, человеком ученым и уже ранее основательно подготовившимся к этим беседам, вызвали в патpиархе Никоне окончательную решимость заняться исправлением русского церковного чина и обряда, чтобы привести его в полное соответствие с тогдашним греческим, тем более, что Гавриил Власий явился в Москву в качестве уполномоченного от трех патриархов которые ручались не только за основательность его знаний, но и за то, что он «ответы будет держать благочестно и православно, якоже восприяша благочестивая Христова великая апостольская и восточная церковь», так что его заявления по церковным вопросам можно было принять за голос всей греческой Церкви. Какое впечатление произвели на патриарха Никона беседы с ним Гавриила Власия мы не знаем, но только вскоре после отъезда из Москвы навпактского митрополита (он выехал в феврале 1653 года) Никон, в виду наступившего великого поста, издал известное свое распоряжение: «По преданию св. апостол и св. отец не подобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны; еще и тремя бы персты есте крестились», так что с приездом в Москву навпактского митрополита Гавриила Власия можно связывать начало деятельности Никона, направленной на исправление русского церковного чина и обряда.

Н.Каптерев¹¹