Речь перед защитой магистерской диссертации. Магистерский диспут

Преосвященнейшие Архипастыри, Милостивые Государи и все досточтимое собрание!

Содержание и характер моего труда, имеющего быть предметом обсуждения в настоящем ученом собрании, побуждают меня просить Вас уделить свое просвещенное внимание на выслушание некоторых предварительных с моей стороны, пояснений, тем более, что в самых книгах моих нет обычно встречающегося авторского предисловия. В своих объяснениях постараюсь быть кратким.

Заглавие, данное мною своему труду, – „Православное Догматическое Богословие», – показывает, что он не представляет собою нового, вполне оригинального произведения в отечественной богословской литературе. Не только людям науки, но и вообще любителям богословского чтения хорошо известны догматические системы преосвященных догматистов: Макария, Филарета и Сильвестра. И в моем труде рассматриваются и излагаются те же догматы веры, что и в указанных догматических системах, почему и дано ему обычное, а не какое-либо новое заглавие. В основных чертах и самый план или построение системы таково же, как и в названных трудах, в свою очередь весьма близких к плану известного учебного руководства по Догматике архимандрита Антония, впоследствии архиепископа Казанского. Изменения или отступления от общепринятого плана в моем труде касаются лишь некоторых частностей (распределения глав и §§). Этот план кратко намечен в никео – цареградском символе веры, подробнее – в „Катехизисе» и „Прав. исповедании веры». На сколько мне известна русская богословская литература, в ней нет основательных возражений против расположения догматического материала, по этому плану (возражения о. Светлова не представляются таковыми). Но, в таком случае, – была ли надобность в появлении новой догматической системы, построенной по одинаковому плану с трудами, высокие достоинства которых и авторитетность общепризнаны? Конечно, появление таковой было бы излишним, если бы эти последние давали полное и всестороннее разъяснение и освещение догматических вопросов, и удовлетворяли в полной мере запросам, предъявляемым к богословию в настоящее время, так что ничего не оставалось бы, как только повторить уже сказанное в них. В действительности же дело обстоит иначе, И это следует сказать не только по отношению к догматической системе преосв. митр. Макария, появившейся полстолетия тому назад (1849–1853 г.) и в сокращенном изложении доселе являющейся учебником по Догматике в духовных семинариях, равно и системе преосв. архиеп. Филарета, тоже приближающейся к полустолетию со времени своего, выхода в свет (1864 г.), но и новейшему обширному догматическому труду преосв. еп. Сильвестра (1877–1891 г.). Не думаю, чтобы была особая надобность в разъяснении этого. Это достаточно известно занимающимся богословием. Мне же лично пришлось убедиться в этом не теоретическим только, но и опытным путем. Да позволено будет мне рассказать о сем, ибо этот опыт расположил меня взяться за свой догматический труд и придать ему тот характер и те особенности, какие он имеет по сравнению с другими догматическими системами.

По окончании академического курса я был назначен преподавателем богословия в одну из духовных семинарий. Это было переходное время введения в действие нового устава дух. семинарий 1884 г., с измененным распределением по классам учебных предметов и новыми программами. Я должен был преподавать четыре богословия: догмагическое, основное, сравнительное и нравственное. Понятно, что хотелось поставить дело преподавания возможно основательно, расположить и воспитанников к изучению богословия. Широкие требования предъявлялись и программами. Скоро пришлось убедиться, что одна из главнейших трудностей к достижению этой цели заключалась в отсутствии удовлетворительных учебных пособий и руководств, таких, в которых воспитанники находили бы доступное для себя и удовлетворительное разъяснение богословских вопросов. В очень и очень многих случаях не оказывалось таких разъяснений и в полных курсах Догматики, или имевшиеся не представлялись достаточными. Затруднения от сего происходили не для воспитанников только, но и для преподавателя. За разрешением возникавших вопросов, возражений и недоумений приходилось обращаться ко множеству книг, а иногда попытки разыскать нужные книги оказывались напрасными. Обстоятельства наставляли побуждать и воспитанников, по крайней мере лучших, готовить уроки по разным книгам, нередко по журнальным статьям. Вот где, между прочим, причина употребления почти во всех семинариях дополнительных к учебникам литографированных записок. Издавал таковые и я… Постепенное же ознакомление с русскою богословскою литературою привело меня к убеждению в необходимости внимательного пересмотра и поверки положительного обоснования, а тем более апологетических разъяснений истин веры в существующих системах Догматики, более жизненного раскрытия догматов, введения в Догматику в более широких размерах апологетического элемента, внесения и рассмотрения новых вопросов, исключения того, что уже для нашего времени потеряло значение, более точного формулирования разностей между христианскими исповеданиями, устранения ошибочных представлений по некоторым вопросам, более строгого выделения догматов от т.н. частных мнений и пр. Под влиянием такого убеждения и желания посильно удовлетворить насущной потребности средних духовно-учебных заведений при преподавании и изучении богословия, особенно догматического, и издана была мною в 1895 г. пока одна первая часть опыта Догматического Богословия. Книга была признана полезною для духовно – учебных заведений; сочувственно она была встречена и обществом, интересующимся богословским чтением. Тогда я решился довести до конца свой труд по намеченному в первой части плану, но с более широкою постановкою вопросов и большим вниманием к научным требованиям. Таковы обстоятельства происхождения изданных частей моего труда, объясняющие его характер. Не стремясь непременно отыскивать и прокладывать новые пути, следуя общепринятому плану в расположении догматических истин, я старался в кратком и общедоступном изложении представить возможно полное и всестороннее освещение или рассмотрение каждого догматического вопроса; догматы мною рассматриваются с точки зрения откровения или учения св. Писания, с точки зрения символов исповедания вселенской церкви, с точки зрения святоотеческой литературы (или патристической), с точки зрения соображений разума, или философской, с точки зрения вероисповедной, и наконец, с точки зрения защиты христианских истин против неверия или апологетической.

Введение апологетического элемента в сравнительно широких размерах вызвано запросами и потребностями времени. Раскрывая с той или другой стороны догматический вопрос, я хотел представить все наиболее ценное, проверенное, устойчивое, имеющееся в русской духовной литературе последнего полустолетия, что служит к обоснованию, выяснению или защите догмата, выделяя при этом догматическую область от т. н. частных мнений. По некоторым вопросам в русской литературе почти ничего не имеется, кроме того, что говорится в известных догматиках, а посему естественно, что в этих случаях ограничивался лишь поверкой сказанного в них, присоединяя, если оказывалось нужным, пояснительные замечания. По иным, впрочем не многим вопросам имелась лишь одна – две статьи в духовных журналах, на основании которых составлены были соответствующие §§ систем и другими догматистами; более других я заметил внимание к русской литературе в системе преосв. митр. Макария, хотя эта литература тогда была не богата догматическими трудами, и почти не заметно такого внимания ни у пр. Филарета, ни у пр. Сильвестра, хотя ко времени выхода в свет системы последнего в русской литературе имелись труды, достойные полного внимания. Этими же статьями руководился и я, почему может казаться, что в этих немногих случаях мною лишь воспроизводится содержание других и из других догматик, хотя на самом деле это было не так. Но по многим вопросам имеется довольно богатая русская литература, имеются и тщательно составленные ученые монографии. Естественно, что эти вопросы должны были получить более полное и обстоятельное раскрытие в моем труде, особенно во 2-й части.

Поставив задачею своего труда изложить выводы отечественной догматической литературы по каждому догматическому вопросу, в своих книгах я указываю и существующую русскую литературу. На то, чтобы эти указатели были полны и точны, обращено мною особое внимание. И все указываемые мною догматические монографии или статьи в журналах были перечитаны – за немногими исключениями, когда невозможно было иметь под руками то или иное издание, за ненахождением оного в доступных мне книгохранилищах, а иногда и в продаже. Между прочим, по той же причине и древнеотеческими творениями я пользовался в русских переводах. Указатели литературы помещены в подстрочных примечаниях в начале каждой главы или §, и при изложении самого содержания того или иного §. Указания на названные монографии или статьи, за немногими исключениями, уже не повторяются. Так много сделано не в целях сокрытия заимствований у того или иного автора, а потому, что повторные цитаты ничего не вносили бы в выяснение догмата, без нужды лишь увеличивая объем книги. Могли бы получиться цитаты и неудобные, напр. в тех не редких случаях, когда одна и таже мысль встречалась у многих авторов. Доискиваться же, кто у кого заимствовал эту мысль, я не видел надобности. Чрез помещение полных указателей литературы в начале главы или §, а не разбросанно, естественно дается в более ясном виде и ответ на вопрос: богата ли русская богословская литература? Не редки жалобы, что будто бы тщетно ищут разъяснений у богословов разных вопросов. Думается, что находящиеся в моих книгах указатели дают основания для заключений, что наша богословская литература не так бедна, как привыкли многие думать; нужно иметь большое ученое высокомерие, чтобы утверждать, как утверждает некто в своих писаниях, будто все написанное русскими богословами (конечно, кроме его богословских произведений) есть лишь „схоластическое тряпье». Но из тех же указателей можно видеть, что наша литература и не так богата, чтобы не оставалось места для пожалений, что многие догматические вопросы еще не исследованы с ученою тщательностью.

Задача, поставленная мною, еще не выполнена. Пока мною изданы подлежащие обсуждению две части. В рукописи в главнейших чертах окончена и последняя – третья, и даже печатается в виде отдельных догматических очерков. Но и по изданным частям, смею думать, можно судить, что мой труд не является излишним при существовании других общеизвестных систем Догматики, что он имеет по сравнении с ними свои особенности, и представляет собою не их повторение, а подведение вообще итогов, догматической и отчасти апологетической отечественной литературы последнего полустолетия.

С благодарностью готов буду принять замечания и руководственные указания по доводу изданных частей, чтобы воспользоваться ими при издании последнего, выпуска и предполагаемом втором издании первой части. Должен при этом заявить, что мною самим уже намечены некоторые §§ этой части к полному исправлению и даже замене.

Протоиерей И. Малиновский.

9 апреля в большой аудитории Академии состоялся магистерский диспут Ректора Подольской Духовной Семинарии, протоиерея Н. П. Малиновского. Кроме, председательствовавшего в этом собрании, Преосвященного Ректора Академии, Епископа Евдокима, и членов академического Совета – ординарных и экстраординарных профессоров, – на диспуте этом присутствовали: прочие члены академической корпорации, Наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Товия, Синодальный Ризничий архимандрит Феодосий, Ректор и некоторые преподаватели Вифанской Духовной Семинарии и студенты Академии.

Диспут открылся в 6 часов вечера. В начале его секретарь Совета Академии Н. Д. Всехсвятский прочитал следующее curriculum vitae диспутанта: „Имеющий защищать в настоящем собрании диссертацию на ученую степень магистра богословия, Ректор Подольской Духовной Семинарии, протоиерей Николай Платонович Малиновский – сын священника из Вологодской епархии. По окончании курса в Вологодской Духовной Семинарии для продолжения образования в 1881 году поступил в Московскую Духовную Академию. В 1885 году окончил полный академический курс со степенью кандидата богословия и правом при искании степени магистра не держать новых устных испытаний, в каковом звании и утвержден Высокопреосвященнейшим Иоанникием Митрополитом Московским и Коломенским 27-го июня. В том же году 19-го октября определен на должность преподавателя догматического, нравственного, основного и сравнительного богословия в Харьковскую Духовную Семинарию. В 1889 году принял священство. В 1894 году – перемещен на должность Инспектора Ставропольской Духовной Семинарии. С 15 августа 1902 года состоит Ректором Подольской Духовной Семинарии.

Кроме подлежащей защите диссертации под заглавием: „Православное догматическое богословие». Часть первая. Харьков 1895 год. Часть вторая. Ставрополь-губернский. 1903 год. О. протоиереем Н. П. Малиновским в разное время напечатаны в разных духовных изданиях следующие статьи и исследования:

В „Чтениях Общества любителей духовного просвещения”:

а) Празднование 1000-летия Св. Кирилла и Мефодия в Латинской церкви.

б) Пропаганда папства среди славян.

В журнале „Вера и Разум”:

Протестанское учение, о церковной иерархии.

В журнале „Странник”:

К вопросу о религиозном образовании в наших светских учебных заведениях.

В „Подольских Епархиальных Ведомостях”:

а) Учение о таинствах, как средствах освящения человека (догматический очерк).

б) Учение о Боге-Искупителе (продолжается печатанием) и друг.

И вышел отдельным изданием „Очерк догматического богословия”. Учебное пособие (1-ая половина)».

После этого диспутант произнес речь, в которой указал на мотивы, побудившие его к составлению полного курса православного догматического богословия и на принятый в последнем план раскрытия, освещения, доказательства и защиты догматических истин.

За речью последовали прения, которые открыл первый официальный оппонент, заслуженный ординарный профессор по кафедре Догматического Богословия, А. Д. Беляев.

Профессор А. Д. Беляев. Считаю не лишним отметить, что как в некоторых местах своего исследования, так и в сейчас произнесенной речи, Вы почему-то стараетесь избегать по возможности указаний на хронологическую последовательность мнений тех авторов, которыми Вы пользовались.

О. Протоиерей Н. П. Малиновский. Я это делал в целях поддержания их авторитета. Память многих авторов, которыми я пользовался, ценна для русских людей.

А. Д. Б. Но Вы могли бы, и не оскорбляя памяти их, все-таки говорить: это уже было сказано раннейшими.

О. Н. П. M. Действительно, я мог бы из одного догматического курса Преосвященного Макария выделить и процитировать по крайней мере пятую часть, взятую из различных журнальных статей.

А. Д. Б. Занявшись такого рода сравнением, Вы оказали бы немалую услугу науке.

Перехожу теперь к более существенным возражениям. Прежде всего должен заметить Вам, что в своем труде Вы обнаруживаете недостаток внимания к первоисточнику Догматики – к тексту Священного Писания. Например: на странице 251-ой первой части в доказательство действительной ипостасности всех трех лиц Божества Вы приводите слова 1-го Послания Иоанна (5:7): „Трие суть свидетельствующии на небеси: Отец, Слово и Святый Дух: и сии три едино суть», между тем, слов трие суть – в древних списках Новозаветного текста нет.

О. Н. П. М. Но этот же текст и для такового же доказательства приведен и у Преосвященного Макария, что у меня и отмечено в примечании.

А. Д. Б. У Преосвященного Макария он ошибочно приведен. И Вы повторяете таким образом ошибку, сделанную пятьдесят лет тому назад, тогда, быть может, извинительную и неизвинительную теперь.

О. Н. П. М. Вместе с Преосвященным Макарием я цитирую исследование Е. Будрина 1889 года.

А. Д. Б. Согласитесь, однако, что повторение чужих положений, когда бы они не были высказаны, без критической поверки их – есть прием далеко не научного свойства... Точно также на странице 31-ой второй части, Вы говорите, что „в молитве Апостольской (Деян. 4:24–28) начальные слова: Владыко, Ты Боже сотворивый небо и землю и море, и вся еже в них”, обращены собственно к Богу Отцу,» тогда как не только начальные слова, но и вся молитва обращена к Богу Отцу. Здесь опять нельзя не видеть, что Вы повторяете Преосвященного Макария, а в данном случае поверка его курса не представляла собою каких-либо трудностей: библия, несомненна, была у Вас под руками.

О. Н. П. М. Молитва вся относится к Богу Отцу, но выделить ее начальные слова я имел то основание, что в последующих ее словах говорится и о „Духе Святом», и о „Святом Сыне Иисусе».

А. Д. Б. Точно также и на предшествующей странице, в доказательство того, что Бог-Творец всего мира, Вы цитируете, не приводя самого текста, различные места из Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, которые приведены и у Преосвященного Макария, но среди них есть такие, которые указывают более на установление нравственного миропорядка, чем на творение, как, напр., 7 стих 45 главы пророка Исаии: „Аз… творяй мир и зиждяй злая: Аз Господь Бог, творяй сия вся»; 12 стих, 10 главы прор. Иеремии.

На странице 53-ей, как на доказательство того, что именем „elohim» в Ветхом Завете назывались судьи и другие богоизбранные мужи, Вы ссылаетесь между прочим на 9 стих 46 псалма, но там слова „elohim» нет вовсе, а в доказательство того, что имя сына Божия или сынов Божиих усвоялось народу израильскому, Вы приводите между прочим 2 стих 20 главы книги Судей, но там говорится о народе Божием, и 1 стих 2 главы книги пророка Осии, но там Бог говорит о народе израильском: мой народ.

О. Н. П. М. Относительно первого случая, – употребления слова „elohim», – я могу сказать только, что все, касающиеся его, цитаты из Священного Писания я тщательно проверял; они же приведены у меня и в первой части. Во втором же случае приведенными местами Священного Писания я желал подтвердить общую мысль о Богоизбранности Еврейского народа, как сына Божия.

А. Д. Б. Мысль эта совершенно верна, но нельзя так игнорировать буквою Библейского текста. Далее, например, в доказательство усвоения имени сынов Божиих избранным людям Вы ссылаетесь на 13-ый стих 102-го псалма, но слова Божиих там нет.

На странице 55-ой той же части в примечании Вы определяете время жизни последнего Ветхозаветного священного писателя, пророка. Малахии 445–408 годами до Рождества Христова. В науке время жизни этого пророка в точности не установлено. Одни относят его жизнь к первой половине V века, другие – ко второй. Вы относите ее ко второй и в тоже самое время период заключения канона священных еврейских книг определяете годами от 459-го до 445-го. Таким образом самый поздний год заключения канона (445-ый), по вашей хронологии, совпадает с указываемом Вами годом рождения пророка Малахии. Но как же тогда могла войти в канон его книга? Если он родился в 445 году, – то к этому времени канон священных книг еще не мог быть заключен.

О. Н. П. М. Оба определения времени сделаны мною лишь приблизительно. Здесь область предположений, но не доказанных фактов. Образовавшееся противоречие постараюсь устранить при переиздании курса.

А. Д. Б. На странице 66-ой в числе мест Священного Писания, называющих ангелов именем вой небесных, у Вас указаны: 15-ый стих 15 главы и 7-ой стих 38 главы книги Иова; а также 21-ый стих 102 псалма, но в первом говорится только про небо, во втором про сотворение звезд и последующее за сим восхваление Господа ангелами, а в третьем ангелы хотя и именуются силами, но не называются небесными...

О. Н. П. М. Принято разуметь и под этими именами (небо, звезды) сил небесных.

А. Д. Б. На странице 392-ой за доказательствами того, что Спасителем называется иногда в Откровении Триипостасный Бог, Вы отсылаете к Посланию Иуды (25 стих), 1 Послан. к Тимофею (1 гл. 1 ст.; 2 гл. 3–4 стихи) и Послан. к Титу (8 гл. 6 стих); но в указанных Вами местах из Посланий Иуды и к Тимофею Спасителем называется один только Бог Отец, а в 6-м стихе 3-ей главы Послания к Титу – ничего не говорится, как о Спасителе, о Духе Святом.

О. Н. П. М. Указанием на эти места я желал подтвердить только ту мысль, что наименование Спаситель в Священном Писании, кроме явившегося на землю ради на-шего спасения Господа Иисуса Христа, приложимо, и к другим Лицам Св. Троицы.

А. Д. Б. Сказанное мною о Вашем отношении к тексту Священного Писания приходится повторить и о Вашем отношении к другому, не менее важному источнику Православной Догматики – священному Преданию, и в частности, – к тексту святоотеческих творений.

Так, на странице 52-ой 1 части Вашего курса, между прочим, читаем: „Св. Ириней, еп. лионский (ск. 202 г.) и Тертуллиан (220–240 г.)” и т. д. Бесспорно, что первою цифрою, заключенною в скобки, Вы отмечаете год кончины св. Иринея, но что обозначают цифры второй скобки? По аналогии с цифрой первой скобки, может быть, и под ними нужно разуметь неясное указание на кончину Тертуллиана?

О. Н. П. М. Нет, они обозначают период писательской деятельности Тертуллиана. Вследствие недосмотра при корректуре оказалось выпущенным долженствовавшее предшествовать им пояснительное слово.

А. Д. Б. А как Вы думаете, когда жил Тертуллиан?

О. Н. П. М. Скончался он в третьем веке.

А. Д. Б. Большую часть его жизни принято относить ко второму веку. Время его жизни в точности неизвестно. Данные к определению этого времени остались от Блаж. Иеронима. Он говорит, что Тертуллиан процветал и жил до глубокой старости и был современником Септимия Севера (193–211 гг.) и Каракаллы (211–212 гг.). Принимая во внимание кратковременное царствование последнего императора и исходя из свидетельства Блаж.. Иеронима, что Тертуллиан жил до глубокой старости, время его кончины определяют 212 годом, а время рождения 135–160 годами.

О. Н. П. М. Приведенные у меня цифры заимствованы у Арх. Филарета.

А. Д. Б. Вряд ли можно также согласиться и с Вашим мнением касательно Стромат, которые Вы называете „опытом вполне научного исследования и изложения догматов, иногда не без перевеса философского элемента в ущерб вере» (стр. 53).

Четвертая книга сочинения Оригена: „ Περὶ ἀρχῶν“, по Вашим словам, оказывается имеющею экзегетический характер, – между тем в ней не содержится никаких толкований.

О. Н. П. М. В ней имеются правила толкований.

А. Д. Б. Совершенно верно: в ней содержатся правила толкований – и только. Ни из Догматического Богословия, ни из области христианского нравоучения в ней ничего не имеется. Она дает только теорию толкования, но в таком случае более правильным будет называть ее имеющею характер герминевтический, но никак не экзегетический.

На 55-ой странице в примечании Вы указываете существующие русские переводы Катехизических поучений Кирилла Иерусалимского – Моск. Арх. Амвросия и сделанный при Ярославской семинарии, а про перевод этих поучений при Московской Духовной Академии ни одним словом не упоминаете.

О. Н. П. М. Мне не только был известен и последний перевод, но я им даже и неоднократно пользовался, хотя, каюсь, просмотрел такой пропуск его в примечании. Пропуск этот совершенно случайного характера.

А. Д. Б. На той же странице, причисляя к „опытам совокупного изложения догматов в некоторой системе» – „Сокращенное изложение божественных догматов” блаж. Феодорита, Вы указываете только 23 главы V книги его против ересей, тогда как известно, что всех глав 29. Чем руководились Вы в отдании предпочтения первой цифре пред второю?

О. Н. П. М. Здесь приходится иметь дело с опечаткою.

А. Д. Б. Вовсе нет. Цифра 23 здесь совершенно уместна. Вы, по всей вероятности, заимствовали ее у Преосв. Сильвестра. Дело в том, что из 29 глав V-ой книги против ересей не все догматического характера, а только 23.

О. Н. П. М. Каюсь в сделанном мною пропуске слов „догматического характера.»

А. Д. Б. В примечании на странице 57-ой Вы заявляете, что „ Ἔκδοσις“ или „ Εκϑεσις ἀκριβὴς τῆς ὁρϑοδόζου πίστεως“ неизвестно кем впоследствии разделено было на четыре книги. Так ли это?

О. Н. П. М. В то время, когда я составлял свою книгу, вопрос этот не лишен был затруднений. В русской литературе не было никаких данных к его разрешению. Теперь, после перевода г. Бронзова, разрешение ему дано, но я не имел уже возможности воспользоваться им, книга моя была уже изготовлена.

А. Д. Б. Указанный труд Иоанна Дамаскина, как утверждаете Вы на 59 странице, был забыт во времена схоластики. Утверждение неверное. В первый период схоластики он не был забыт. Забвению он был предан только во вторую половину, – со времен Фомы Аквината.

Считаю нужным отметить также Ваше невнимательное отношение к тексту подстрочных примечаний, касающихся Святоотеческих творений. Напр., во втором примечании на странице 312-ой первой части встречается такая странная цитата: „ Епифан. Ep. 76 (oпp. 35 гл. Аэтия),» в примечании втором на странице 68-ой второй части: „Иларий (Lib. contra Aufnt II. 6.)“.

О. Н. П. М. В первом случае разумеется „Опровержение Аэтия.” Во втором – корректурная ошибка. При условиях, в которые я был поставлен, я не мог сам лично вести ответственной корректуры.

А. Д. Б. На стр.72–73 второй части в числе писателей древности, называвших ангелов существами невещественными, бестелесными, бесплотными, чистыми духами, Вы указываете, между прочим, Лактанция, но, как известно, Лактанций в 16 главе II книги Божественных установлений разделял мнение о падении ангелов чрез плотское сношение с дочерьми человеческими. Вы ссылаетесь на 21 главу VII книги Божественных уставовлений, но и в этом месте говорится только: они ничего не имеют твердого, но Бог их может наказывать.

Здесь же (на стр. 73-ей) в числе писателей, разделявших мнение, которым предполагалось бытие в ангелах тела, подобного или близкого к чувственному телу человека, Вы указываете Афинагора и Климента Александрийского, но в указанном месте из первого (О воскр.,16 гл.), о телесности ангелов ничего не говорится, там говорится только, что они существа совершенные; также не верна и сделанная Вами ссылка на Строматы (IV, 3) последнего.

О. Н. П. М. По подлинному тексту указанных мест я не проверял. Я пользовался русским переводом Корсунского. Цитаты, может быть, и неверны, но Климент Алек-сандрийский, несомненно, держался того мнения, которое я ему приписываю. Подтверждением этому может служить 259 страница моего труда.

А. Д. Б. И на указываемой Вами странице есть тоже некоторая неточность. Мнение о падении ангелов чрез плотское сношение, по Вашему утверждению, по преимуществу было распространено в Еврейской литературе”. Почему же „по преимуществу”? Вы сами же в подстрочном примечании приводите целый ряд имен древних христианских учителей, разделявших это мнение.

О. Н. П. М. Да, но оно не было разделяемо отцами церкви.

А. Д. Б. Теперь я желаю остановить Ваше внимание на одном из недостатков, уже указанных мною в письменном отзыве о Вашем труде. По местам у Вас встречаются досадные перестановки текста. На странице 63-ей в первой части Христианское Православное Богословие, читанное Преосв. Георгием Конисским в Киевской Академии, Вы относите к 1795–1804 гг., то есть, к тем годам, когда его уже не было в живых, а Догматико-полемическое Богословие, читанное в той же Академии Преосв. Иринеем Фальковским, относите к 1751–1755 годам, как раз к тем годам, тогда Богословие в Киевской Академии читалось Преосв. Георгием Конисским.

О. Н. П. М. Года указаны мною согласно с Проф. Певницким. В печатном тексте произошла перестановка скобок, заключающих их, – одной вместо другой.

А. Д. Б. На этой же странице Вы сначала указываете Христианскую Богословию Ювеналия Медведского, а потом Церкви восточной православное учение архим. Макария, – тогда как последнее раньше первой на тридцать лет.

О. Н. П. М. Строго хронологического порядка я не держался. Да в данном месте он и не имеет существенного значения.

А. Д. Б. Такое же отсутствие хронологической точности замечается и в сделанном Вами разделении истории Догматики на периоды. Второй период в истории Догматического Богословия Вы почему-то начинаете с Иоанна Дамаскина, – смотрите 57 страницу, – тогда как на этой же самой странице первый ее период называете периодом догматики вселенских соборов.

О. Н. П. М. К такому выделению точного изложения Православной Веры св. Иоанна Дамаскина меня побудило то господственное положение, которое занимал этот труд среди других трудов и систем вплоть до третьего периода.

А. Д. Б. Но ведь Вы сами же утверждаете, как уже и было мною указано, что, когда на западе возникла и утвердилась схоластика, труд Дамаскина был забыт. И как я уже Вам заметил, такое утверждение, действительно, может иметь приложение ко второму периоду схоластики, начало которому было положено Фомою Аквинатом.

Характеризуя период третий, Вы выделяете года преподавания Догматического Богословия в России 1631–1711 и замечаете, что за это время не было строгого отделения догматов веры от истин нравственных. Это неверно. Пожалуй, есть основание сказать, что за это время в преподавание Догматического Богословия входил элемент и полемический, – но только не изложение истин нравственных. Первый, кто отделил Догматическое Богословие, как особую науку от Богословия Нравственного, по Вашему мнению, был Феофан Прокопович (стр. 62-ая). Так ли это? На странице 73-ей в числе представителей конфессионального или церковного направления Богословия Вы указываете Делича, Шмидта. Делич не может быть причислен к богословам такого направления. Неизвестным также остается, которого Вы разумеете здесь Шмидта. Ведь их было несколько.

О. Н. П. М. Здесь я повторил только то, что сказано у Преосв. Сильвестра.

А. Д. Б. На странице 205-ой, как на место распространения и господства Савеллианства, Вы указываете на Рим. Разве оно имело распространение только в Риме? Где оно появилось?

О. Н. П. М. Я указываю на Рим, как на место только особенного господства его. Появилось же оно не в Риме, но в Александрийском патриархате. Подробные указания, мне кажется, тут не требовались.

А. Д. Б. Но такие недоговорки, неясности и неточности в Вашем труде встречаются очень часто. Напр., во второй части на странице 87-ой, рассматривая вопрос о творении мира, Вы называете учение Бытописания о происхождении мира самым полным и подробным. По Вашим словам, восполнение сказания Бытописателя у позднейших священных писателей состоит только в более ясном, чем у Моисея, указании на участие в деле творения всех лиц Св. Троицы? Так ли это?

О. Н. П. М. Разумеется, в Новом Завете даны более ясные указания на то, что содержится и в повествовании о творении мира Моисея.

А. Д. Б. Но Вы должны же согласиться с тем, например, что из этого повествования не видно, Кем и когда были сотворены ангелы. И то и другое известно нам уже от Новозаветных писателей. А если это так, то и Вам следовало бы „восполнения Моисеева сказания у позднейших писателей» назвать не только более ясными, но и новыми.

О. Н. П. М. Касаясь повествования Моисея о творении мира, я разумел, главным образом, и вернее, исключительно, творение мира вещественного, на что указывает самое заглавие, предшествующее этому параграфу, а о творении этого мира сказанию Моисея нельзя отказать в полноте и подробности.

А. Д. Б. Позволяю себе сделать еще одну заметку, имеющую отношение к этому повествованию. Отмечая в подстрочном примечании на стр. 142–143 существование как в древности, так и в позднейшее время взглядов на это сказание, как на аллегорию и вымысел, Вы говорите, что такой взгляд особенно высказывается у Ленормана. Ссылка совершенно неверная. Ленорман в самом же начале своей книги заявляет, что нет рассказа более точного, чем повествование Священного Писания, что это повествование не было обезображено фантастическими вымыслами и так дал... Ленорман говорил только, что в нем трудно отделить, что нужно понимать буквально и что представляет собою аллегорию... Но ведь в близкие к сему затруднения иногда бывает поставлен и православный богослов. Возьмите, например, вопрос о „древе жизни”. Сколько по поводу его существовало мнений у самих Отцов Церкви? – Решения ему не дано и в наше время.

О. Н. П. М. Занимаясь составлением „Очерка догматического богословия” я одно время склонен был к символическому пониманию „древа жизни“, но потом, по не зависящим от меня обстоятельствам, должен был оставить такое мнение. И как теперь мне кажется, если и есть некоторые данные к такому пониманию, то нет и данных, противоречащих буквальному пониманию. Именно таким приемом и руководятся православные богословы. Особенно ясно выражен он у Преосв. Филарета.

А. Д. Б. Но держась только такого приема, Вы всегда рискуете обойти очень многие вопросы, вызываемые текстом Библии. Вы, например, говорите, что Адам не был свидетелем разговора жены со змием (стр. 314), но ведь из текста Библии этого не видно. Другие думают иначе. Нужно считаться и с их мнениями.

О. Н. П. М. Об особенном искушении Адама и побуждениях ко греху Библия, действительно, умалчивает. И посему мне кажется более удобным, не пускаясь в дальнейшие предположения и догадки, повторить вслед за другими православными богословами, что он пал вследствие убеждений жены и пристрастия к ней, разделив, конечно, и все греховные ее помыслы и чувства. Наибольшую важность представляет собою самый факт его падения, обстановка же, при которой оно совершилось не имеет столь важного значения.

А. Д. Б. Нельзя не отметить и некоторых противоречий, встречающихся в Вашем труде: на странице 29-ой первой части Вы утверждаете, что убеждение в истинности догматов основывается не на каких-либо опытных или рассудочных данных, а на доверии к свидетельству Откровения, но далее (на следующей странице) сами же стараетесь доказать, что вера не исключает сознательного усвоения и уяснения догматов и проникновения в их глубочайший смысл и так далее. Во избежание такого противоречия Вам следовало бы сказать, что убеждение в истинности догматов основывается на том и другом: и на доверии к свидетельству о них Откровения, и на рассудочных данных.

О. Н. П. М. По моему мнению, одним из главных признаков, определяющих догматы, является усвоение их верою. Они – предмет веры.

А. Д. Б. Но ведь Вы и не будете спорить против того, что требование одной только веры „веры слепой», безрассудно.

О. Н.П.М. Но и со стороны рассудка может угрожать опасность. Рассудок может далеко завести.

А.Д.Б. Вы позабываете сказанное мною. Я сказал, что догматы должны усвояться и тем, и другим – и верою, и рассудком.

Продолжу указание противоречий. Выражение „ τὰ μὴ ὄντα“ иногда обозначает у Вас полное небытие, иногда же – небытие относительное.

Излагая историю творения мира и приводя слова: „да прорастит земля былие травное"…, „да изведут воды гады душ живых» (стрр. 102, 105), последовавшее за ними взведение из земли травы, из воды живых тварей Вы объясняете непосредственным действием Всемогущества Божия, но вместе с таким объяснением на последующих страницах допускаете участие на ряду со Всемогуществом Божиим другого фактора: обладание материи задатками жизни (См., напр., стр. 109-ую). „Такие слова, – пишете Вы, – ясно предполагают мысль и о естественном развитии или раскрытии сокровенной жизни сотворенного по творческому глаголу... При действии творческой силы Божией в образовании мира действовали и те силы, которые Бог вложил в материю при ее творении», и т. под. Получается ряд неясностей.

Указания Ветхого Завета на Ипостась Сына Вы усматриваете в различных изображениях Ангела-Иеговы при описании некоторых богоявлений (Напр., Быт. 16:7–12; 21:17–19; 22:15–17; Нав. 5:14; Суд. 6:11; 13 и др.), (стр. 240–241 первой части), и эти же самые места Библии (во второй части стр. 49) у Вас приводятся при изложении учения о сотворенных духах или ангелах – в приложении к ангелам Божиим.

О. Н. П. М. Последнее из указываемых противоречий мною уже сознано и устранено в изданном мною „Очерке догматического богословия». Думаю, что и в первых случаях нет каких-либо материальных погрешностей, есть только погрешности языка.

А. Д. Б. Да, погрешности последнего рода у вас нередки: а) – На странице 335 первой части Вы пишете; „Идея о различных самооткровениях Божественной жизни сверх положительного значения имеет еще весьма важное отрицательное значение” и в скобках поясняете: „ метафизическое”. Неужели метафизика и отрицание одно и то же, – синонимы? б) – „Последовательно проведенный материализм”, – по Вашим словам, ведет к отрицанию науки» (Часть II-ая 117 стр. 1 примечание). Пожалуй, можно говорить об отрицании таким материализмом философии, наук гуманитарных, но ведь и помимо гуманитарных наук, остается обширный цикл признаваемых им наук практических. в) – Свет и эфир у Вас оказываются почти совершенно тождественными друг другу (на 121 странице той же части). Разве свет и эфир одно и то же?

О. Н. П. М. Во всех этих местах вкрались погрешности одинакового типа с вышеуказанными.

А. Д. Б. Вы утверждаете, что в пантеизме элеатов, Спинозы... мир рассматривается как временное проявление в разнообразных формах единой, вечной и абсолютной субстанции (стр. 81-ая). Слово временное здесь совершенно излишне. Место это у Вас заимствовано из моего исследования и заимствовано из первого его издания. Если бы Вы взяли на себя труд проверить его по второму изданию, то нашли бы там исправления, которые полезно было бы и Вам самим принять к сведению. Вообще, иногда Вы слишком доверяетесь тому или иному пособию, не проверяя одного пособия другим. Вы, например, утверждаете, что все высшие и совершенные органические формы, по мнению Дарвина, произошли от четырех или пяти первобытных простых форм (II часть, стр. 130-ая); к такому утверждению Вас побудил перевод „Происхождения видов» Дарвина, сделанный Рачинским, но если бы Вы воспользовались переводом Филиппова, то должны были бы прийти к совершенно иному заключению.

По поводу того же самого Дарвина Вы утверждаете, что все наиболее видные естествоиспытатели отказываются принять и прямо отвергают его гипотезу о происхождении видов, как несогласную с очевидными законами природы, и в их числе указываете Кювье (стр. 134-ая). Разве Кювье опровергал Дарвинизм?... Да так и нельзя злоупотреблять словами: „все естествоиспытатели“. Далее (на странице 148-ой) Вы утверждаете: учение о животном происхождении человека отказываются признавать „все выдающиеся представители естествознания”. Неужели все?

О.Н.П. М. Точнее следовало бы сказать: многие.

А. Д. Б. Совершенно верно. Мне самому обратно возражали, что все ученые естествоиспытатели – дарвинисты. Подобного рода крайностей нужно избегать. Среди естествоиспытателей есть и дарвинисты, есть и антидарвинисты. Возьмите, напр., у нас в России – Тимирязев и Тихомиров. Такими выражениями Вы прямо вредите своей книге. Лишаете ее научной ценности. Таким способом стараться оказать апологетическую услугу Догматике – не следует... Из древних предшественников Дарвина, производивших людей от животных, Вы ссылаетесь на Анаксимандра (последние слова 3-го примечания 144 страницы во второй части), но не находите почему-то нужным упомянуть в данном случае Эмпедокла, хотя мысль о происхождении людей от животных у него высказана более ясно, чем у Анаксимандра. Учение его, хотя и лишено обоснований, но очень близко подходит к позднейшему Дарвинизму...

Ошибки допущены у Вас и в указании числа первоначальных видов (рас) у различных полигенистов в примечании первом на странице 158-ой: Мортон различал не 82 первоначальных семейства, а 22, Глиддон – не 65, а 11.

О. Н. П. М. Цифры для последнего примечания я заимствовал у прот. Сергиевского.

А. Д. Б. На 156-ой странице Вы упоминаете о том, что за основание для мысли, о происхождении различных племен рода человеческого от различных прародителей бралось иногда родословие сынов Ноевых, между тем в последующих своих рассуждениях Вы совершенно умалчиваете о Хамитах. А на странице 160-ой все известные языки на земном шаре относите к трем главным семействам языков: индо-европейскому, семитическому или китайскому. Деление довольно странное. В каком смысле употреблено у Вас здесь „ или«? Интересно было бы знать: к какому семейству Вы относите язык негрский?...

На странице 163-ей без всяких фактических подтверждений заявляете, что число всех людей на земле и в настоящее время едва превышает 1,000 миллионов. Откуда заимствовали Вы эту цифру?

О. Н. П. М . С большею вероятностью нужно было бы сказать полтора миллиарда.

А. Д. Б. Но следующей странице, говоря про заселение разделенных большими пространствами материков и островов, Вы находите, что население Африки могло совершиться без затруднений (из Средней Азии через Суэзский перешеек и Баб-эль-Мандебский пролив), и более затруднительным находите для себя вопрос о том, какими путями могли проникнуть в Америку ее первоначальные поселенцы. По моему мнению, именно последний вопрос не может представлять для своего решения каких-либо трудностей. Очень может быть, что Берингова пролива, отделяющего Азию от Америки, в древности и не было. Назвав этот вопрос трудным, Вы повторили очень старое о нем мнение, давно оставленное наукою.

Позвольте теперь сделать несколько замечаний по поводу тех научных имен, которые Вы упоминаете в своем курсе. Отзывов о различных авторах, мнениями которых пользуетесь, Вы обыкновенно не делаете. Тем страннее бывает встречать иногда внезапные о них отзывы, как, напр., в примечании на странице 60-й второй части – о Тейлоре. И эти немногие отзывы иногда могут возбуждать недоумение в читателе Вашего курса. Например, на 309 странице той же части „Die Traditionen des Menschenge- schlechts“ Люкена Вы называете классическим сочинением. Такое определение ему Вы извлекли из непосредственного пользования им?

О. Н. П. М. Да я им пользовался. У меня из него сделаны очень большие извлечения.

А. Д. Б. Я со своей стороны должен заметить, что теперь в науке эта очень небольшого объема книга не имеет никакого значения. Вспомните изречение Горация, что книги имеют свою судьбу. Прежде эта книга, действительно, пользовалась большим авторитетом, но авторитет ее в науке давно уже утрачен, и поэтому очень странно называть ее и в настоящее время „классическим сочинением“. Вы повторили взгляды на нее очень давнего времени и посему уклонились от истинно-научного направления.

В заключение своих возражений по поводу Вашего труда укажу на частые извращения в передаче на русский язык имен иностранных авторов. На 72 странице первой части среди догматистов супранатуралистического направления Вы указываете Шпорра – вместо Шторра; на 169-ой среди новейших протестантских богословов Нитиса – вместо Никиша, на странице 136-ой второй части среди сторонников гипотезы дней творения – эпох (гипотезы соглашения) Рейма – вместо Рейша, среди защитников другой гипотезы, „гипотезы идеальной гармонии” Михелиса, – точнее нужно было бы написать: „Михаелюса”; на страницах 69 и 185 второй части приводите мнения Геннадия Мессалийского?

О. Н. П. М. Ошибка. Геннадия Массилийского.

А. Д.Б. Павла Самосатского называете Павлом Самосадским.

Подобного же рода ошибки у Вас встречаются при указании имен даже русских авторов, например, на странице 62 первой части Вы цитируете труд Ю. Самарова.

О. Н. П. М. Ю. Самарина. Что здесь опечатка – это ясно.

В следующей же ссылке на него (на странице 65-ой примечание второе) этой погрешности нет.

А. Д. Б. Этим я считаю возможным ограничить свои возражения касательно текста Вашего труда. Труд Ваш – курс. Как всякий вообще курс, он изложен по общепринятому плану. И принципы, положенные в его основу – принципы общепринятые. По этой причине и большая часть моих возражений касалась различных мелких его частностей. Я соглашаюсь с избранным Вами планом при изложении своего курса и с главнейшими принципами, положенными в его основу.

По поводу не менее обильных возражений, составивших собою связный, выше помещенный трактат, второго официального оппонента, экстраординарного профессора по кафедре метафизики и логики, А. И. Введенского – диспутант давал посильные со своей стороны объяснения в защиту избранного им плана и метода. „Существующая русская богословская литература», говорил он, „не содержит данных к изложению Догматического Богословия указываемым (синтетическим) методом, да этот метод сам по себе едва ли и применим к Догматике. Этот метод может иметь приложение к Христианской Апологетике, Основному Богословию, философии религий, но только не к Догматике. И при обычном методе Догматика может разъяснять и приближать к человеческому уразумению догматы веры. Мне кажется, что достаточное разъяснение этому дано в § 6-м моего труда. Несмотря и на избранный мною метод, с которым не соглашается мой оппонент, мне кажется, что и то (разъяснение), и другое (приближение) есть и в моем курсе. При изложении Догматики должно и приходится все время помнить, что догматы суть истины данные в Откровении, а не искомые истины, а сообразно с этим и каждый догматист отдает предпочтение именно тому самому методу, которым изложен и мой курс. Некоторое исключение представляет собою курс Преосв. Сильвестра, но и метод Преосв. Сильвестра не может быть назван методом в строгом смысле синтетическим; по моему мнению, к нему более приложимо название метода исторического.”

По окончании прений несколько замечаний по поводу них было сделано ординарным профессором по кафедре Введения в круг богословских наук С. С. Глаголевым.

С. С. Глаголев (обращаясь к диспутанту). Вы почему-то умолчали о том, какого именно Делича упоминаете в своем труде. Из богословских писателей с таким именем наибольшую известность имеют два: Делич – церковный апологет шестидесятых годов и Делич, известный исследователь Библии и Вавилона, (обративший на себя внимание с восьмидесятых годов).

А. Д. Беляев. Я со своей стороны возражал против того, что имена Делича и Шмидта поставлены среди догматистов; ни тот, ни другой к догматистам в строгом смысле не принадлежали.

С. С. Г. Вам возражали, что выражение μὴ ὄντα Вы употребляете для обозначения небытия безусловного и небытия относительного. Большой ошибки с Вашей стороны нет. И в глубокой древности это выражение имело двоякий смысл. Возьмите философию Платона, μὴ ὄν в ней обозначает материю. Близки Вы к истине и в своем определении направления Ленормана. Боговдохновенность Священных книг с догматической стороны он признавал, но он не может быть причислен к аллегористам того типа, к которым принадлежал, например, Климент Александрийский. Он скорее мифолог. Например, Каин и Авель, по его пониманию, типы. Вам пришлось выслушать много возражений по поводу Вашего отношения к Дарвинизму. Для вопроса о происхождении жизни нет научных данных до сих пор. Вопросы о первоначальных особях – вопросы спорные. От Дарвина помимо опубликованных трудов осталась переписка, в которой он не все разделяет из высказанного им в печати. В настоящее время, пожалуй, можно говорить, что Дарвинизм в чистом виде доживает свои дни, но это не умаляет лагеря защитников естественного происхождения жизни. Гипотеза его имеет большое приложение к различным научным построениям. Теперь, правда, появляются новые теории естественного происхождения видов, но представителей их противниками Дарвинизма в строгом смысле нельзя назвать.

А. Д. Б. Но нельзя отрицать и того, что существует многочисленный лагерь и противников Дарвинизма. Мне припоминается не особенно давнего времени статья Мензбира из „Русской Мысли”. В ней даже прямо говорится, что в некоторых странах, напр., Италии, Дарвинизм до сих пор еще не имеет широкого распространения. Припоминаю я также два доклада, читанные на съезде естествоиспытателей в Техническом музее: Тимирязева и Ан. Ник. Бекетова. Последний в своем докладе, излагая данные опыта о приспособлении растений, так сказать, к регулам жизни, напр., к солнцу, можно сказать, даже иронически отнесся к выводам относительно такого приспособления Дарвина.

С. С. Г. По моему мнению, достоинство Ваших книг, О. Протоиерей, может заключаться и в том, что ими Вы достаточно использовали существующую русскую богословскую литературу. Вы отдали ей должную дань. Наши богословы в большинстве случаев сепаратны в отношении друг к другу.

А. Д. Б. Не думаю, чтобы привнесение в область догматики чуждых ей элементов, данных, например, Богословия нравственного, могло сообщить ей особенную жизненность. Пример тому – Антоний. Безопаснее для догматиста идти уже давно указанными путями. Изобретать свои особые системы для построения Догматического Богословия – дело очень трудное и для великих умов. Возьмите, например, Шлейермахера: замыслы построения символической Догматики окончились для него рационализмом. Подобное же можно сказать и относительно Ричля, построения которого оказались очень далекими от Священного Писания. Употребление новых систем удобнее делать в проповедях, специальных монографиях, но только не в полных и подробных курсах. В последних это представляет собою дело очень трудное и небезопасное.

Б.