Синодальный художник Алексей Антропов

(Из истории мер к улучшению иконописания в ХVIII веке)

Смелый и решительный шаг Петра I к сближению с Европою быль роковым и по отношению к иконографическим преданиям. Новые начала жизни коснулись не только вообще русского просвещения, но и направления богословской науки и в частности основных начал церковного искусства. Иначе, впрочем, не могло и быть. Как внешнее выражение религиозных воззрений церковное искусство всегда шло рука об руку с развитием богословской мысли и потому изменение в направлении последней неизбежно должно было отразиться на первом. Уже во второй половине ХVII века традиционные начала русского церковного искусства были значительно расшатаны и новые начала пустили довольно глубокие корни в Москве. Школа Ушакова была провозвестницею этих начал. Эпоха Петра I, могла только содействовать укреплению их на зарастающей ниве отеческих преданий. Протесты против новшеств, исходившие не только от частных лиц, Но даже от представителей церковной власти (патр. Иоаким) и целых соборов, не могли поколебать того, что обусловливалось общим направлением тогдашнего просвещения. Странно звучит, после этого, выражение именного царского указа 1707 года, что иконы следует писать «по древним подлинникам». Очевидно, здесь заключается недоразумение относительно характера древних подлинников, который неудобно мирится с безграничной свободой покровительствуемого в то время западноевропейского искусства. Повторена старинная фраза, имевшая точный смысл в определениях XVI и ХVII вв., но теперь обратившаяся в безжизненную формулу; повторялась она иногда в дальнейших синодальных справках, вызванных теми или другими случаями злоупотреблений, но настоящий смысл ее был уже забыт. Русский подлинник отошел в область предания и уцелел лишь в мастерских ревнителей отеческой старины, и притом не в чистом виде, но чаще всего с придатками западного происхождения. Целый ряд мер, направленных к улучшению русского иконописания в ХVIII в. представляет наглядное доказательство изменившихся в принципе отношений к этому делу. Характер этого дела определяется теперь не подлинником и старинным иконографическим преданием, но личным взглядом наиболее искусных художников и свободными требованиями богословской мысли. Имена Заруднева, Антропова, Колокольникова, – людей с художественным образованием, стоящих у кормила русского иконописания, дают ясно понять те задачи, к решению которых направлялось это исскуство. В доказательство этого рассмотрим деятельность Антропова в звании синодального иконописца, по документам, хранящимся в синодальном архиве (№ 416–106).

В Апреле 1760 года живописный мастер московского университета Алексей Антропов подал на имя императрицы Елизаветы Петровны прошение, в котором изложил следующее¹: (обучался я с 1732 г. художеству у разных российских и иностранных мастеров, а по обучении находился то при дворе в С.-Петербурге для исполнения разных художественных работ, то в Москве, особенно же в Киеве при работах во вновь построенной церкви св. Андрея Первозванного² и в других местах; писал я доселе св. иконы в иконостасы и другие места, имею искусство писать стенные и потолочные исторические картины в церквях, равно как и портреты с натуры, пишу по финифти; имею аттестаты от разных команд. В прошлом 759 году за искусство пожалован в ранг подпоручика. «А при московском вашего императорского Величества университете таковых по искусству моему живописных и иконных работ не производится, а притом и ваканции мастерской не состоит». В 722 году император Петр I для исправного иконописания в церквях и монастырях повелел быть надзирателем Ивану Зарудневу с чином супер-интенданта; но оный Заруднев давно уже умер, и на место его никто не определен; между тем и указами Вашего Величества подтверждено «выбирать искусных к тому людей к надзиранию за неискусными живописцами и иконописцами». Я же имею достаточные познания в живописном и иконописном искусстве, имею ревность исполнить указ вашего Величества о надзирании за живописцами и иконописцами; могу поставить по два ученика для каждой епархии; буду обучать их нескрытно искусному живописному, иконописному, портретному и историческому картинному, а желающих и финифтяному мастерству. Ученики же эти, обучившись у меня, будут в состоянии, согласно с указом вашего Величества, писать иконы в епархиях и обучать других. В виду всего этого Антропов просит определить его в ведомство Св. Синода живописным мастером и за оный труд (?) и за обучение учеников определить жалование противу прочих живописных мастеров, находящихся в ведомстве канцелярии о строении, из Которых одному производится в год по семи сот рублей, а другому по четыреста рублей. Личные аттестации художественной деятельности Антропова, намеченные в этом прошении, дают достаточное понятие о направлении этой деятельности: автор воспитал свой вкус и развил свою технику под влиянием иностранных мастеров, отличительною чертою которых было пренебрежение к иконописному византийско-русскому художеству, и, следовательно, ученик их не только не мог поддержать русские иконографические традиции, а наоборот должен был их разрушать, как противоречащие западноевропейским понятиям о полной художественной свободе и самостоятельном творчестве. Деятельность Антропова при дворе, в киевской Андреевской церкви, живопись которой явно уклонялась от древнего предания, его умение писать потолочные исторические картины и портреты – все это ясно указывает на характер личности Антропова, как художника. Предлагая свои услуги по надзору за церковным искусством, он отличает лишь косвенно свое умение писать иконы, по нимало не заботится о существенном характере иконописи: он обучит учеников, будет надзирать за неискусными иконописцами, но как он обучит, какое направление даст этим ученикам, что будет служить критерием для отличия икон «искусных от неискусных?» Ниже мы увидим, что таким критерием для него было не предание древнее, но согласие или несогласие с художественными требованиями, установленными в западноевропейских художественных школах. По всему видно, что ни сам Антропов, ни церковная власть того времени не находили нужным заботиться о сохранении древних преданий: дух времени проник даже и в эту заповедную область русского искусства. Предложение Антропова было принято. Наведены справки, по которым оказалось следующее: I) В книге соборных деяний при державе благочестивейшего великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича лета 7175, за подписью патриархов, александрийского, антиохийского и московского и многих греческих и русских архиереев и всего освященного собора, в главе 2-й об иконописцах написано: повелеваем убо над иконописцами искусному художнику и доброму человеку от духовного чина начальником и дозорщиком быти, да не поругаются невежды св. иконам и да престанут писати без свидетельства. 2) В 1707 году февраля 13-го в именном указе императора Петра I, за подписом синодального президента, митрополита рязанского Стефана, написано: лучшего ради бтаголепия и чести св. иконы имети о них в художестве управление и повелительство духовное по апостольским и свят. отец правилам его преосвященству. Наблюдать за иконописцами Ивану Петрову 3арудневу, чтобы писали иконы благолепно и удобно по древним свидетельствованным подлинникам и образам, чтобы художники были жития чистого и исправляли бы то художество в чистой совести, кроме пьянства и кощунства.

Для записи иконописцев учинить Ивану 3арудневу книгу; а не искусным иконописцам-грамотным и неграмотным и бабам девкам не писать икон. Ослушники этого распоряжения будут под жестоким гражданским и духовным наказанием и пенею. 3) 12-го апреля 1722 года указом императора Петра I повелено: иконное изображение исправить по содержанию церковного обычая и по соборному святейших патриархов александрийского, антиохийского и московского определению 7175 г. Надзор за иконописцами иметь Ивану Петрову 3арудневу, определенному к сей должности 1707 года, и быть ему под синодальным ведением. 4) 21 мая 1722 года Св. Синод рассуждал о том, что, согласно со словами Писания «Господи, возлюбих благоволение дому Твоего», необходимо отметать от храмов Божиих все неприличия и безобразия. Между тем в храмах усматривается многая неисправность и даже обретается противное самому Богу, а именно: резные, или истесанные, издолбленные, изваянные иконы, которые аще и не суть просто противны благочестию, обаче за недостатки искуснаго мастерства весьма церковному благолепию противны и когда бы к деланию икон сицевых даровал нам Бог Олиова и Веселеила, каковых древле Сам избрал было па украшение скинии Своея, не было бы нужды возбранять их; но у нас нет таковых... а дерзают истесовати их сами неотесанные невежды и вместо сообразных святых и благообразными лицами образов безобразные, на которых смотреть гадко, болваны и щуды (?) поставляют, принужден есть Св. Синод запретить сие... Притом же в этом мастерстве происходят нередко разные уродства, напр., отломление носа, Руки, ноги, главы и других членов; а это ведет иногда к непристойным насмешкам; наконец, на таких иконах накопляется пыль, паутина появляются птичьи и мышьи (?) гнезда; очищать же их не столь удобно, как иконописные образа. Ради сих и сим подобных причин доселе в Греции и других православных странах не было и нет долбленых икон, кроме малых, искусно вырезанных, крестов и панагий. В Россию этот обычай занесен от иноверных, особенно от римлян и поляков. Прининая все это в соображение, Св. Синод решил запретить долбленые иконы, «кроме, однакож, искусной резьбы распятий и иных некиих штукатурным мастерством устроеных и на высоких местах поставленных кунштов». Все остальные – долбленые и резные иконы, если таковые окажутся в каком-либо месте, должны быть доставляемы в Синод. По сношении с правительствующим Сенатом в том же 1722 году августа 31 дня приговорено; неисправные иконы исправлять, писать иноны со всею тщательностью, резных и отливных икон не делать, за вышеуказанным исключением. В частных домах христиан не должно быть резных и отливных изображений, кроме резных и отливных крестов и панагий. Идя далее в своем определении, Св. Синод находит неприличным изображать евангелистов в виде одних только четырех символических животных, равно как и изображать Христа под видом агнца, что уже запрещено 82 правилом VI вселенского собора. Символические животные допускаются лишь при изображении евангелистов, как атрибуты их. Неправильности этого рода допускаются доселе, несмотря на то, что контроль над иконописцами установлен в 7175 г. (даже гораздо ранее). Окончательное решение Св. Синода по этому делу было следующее: дать знать епархиальным архиереям, чтобы они неисправное исправляли и неискусных икон к распространению не допускали. Надзор за иконописанием в Москве поручить супер-интенданту Ивану Зарудневу, в других же городах – искусным и находящимся под ведением его, 3аруднева, иконописцам. Самому Зарудневу дать надлежащую инструкцию. О сем объявить духовным властям через печатные указы, а светским через Сенат. 5) 1759 г. февраля 12 дня по письменному предложению императорского духовника, московского Благовещенского собора протоиерея Феодора Дубянского, Ее Величество изустно повелела Св. Синоду: в церквях и лавках неискусно писанные иконы отбирать и доставлять оные в Св. Синод и впредь таковые писать запретить. Во исполнение этого высочайшего повеления, Св. Синод послал к, синодальным членам, епархиальным архиереям, властям ставропигиальных лавр и монастырей указы, которыми предписал: отбирать в приходских и соборных церквах и монастырях и присылать в Синод неискусно писанные иконы и впредь таковых не писать и не продавать. Об этом сообщено было также Сенату, который со своей стороны должен был сделать и сделал в том же духе соответственные распоряжения по своему ведомству; а 17 августа последовало со стороны Синода новое сообщение Сенату о том, чтобы он распорядился относительно необходимого содействия духовным властям на случай возможного сопротивления продавцов и народа при отобрании икон.

Затребовав означенные справки, Св. Синод вместе с тем потребовал от Антропова образцов его живописного, иконного и финифтяного мастерства. Насколько важны справки эти для настоящего дела, полны ли они и в какой мере могут быть признаны названные прецеденты авторитетными сами по себе, об этом говорить не будем. В настоящий раз для нас важно то, что первые стремления Антропова увенчались успехом. – 8 марта 1761 г. куратор московского университета Иван Шувалов донес обер-прокурору Св. Синода князю Алексею Семеновичу Козловскому о назначении Антронова в ведение Синода, о вызове к нему из каждой епархии учеников и о пристойном жаловании; 12 марта того же года обер-прокурор довел об этом до сведения Св. Синода. Решения Св. Синода по этому представлению в делах архива нет; но окончательное решение все-таки сохранилось. В июне 1761 г. Антропов донес Синоду, что хотя и последовал указ о назначении его в ведение Св. Синода и обучении учеников с пристойным жалованием: однакож доселе учеников не прислано, и жалования он не получает; между тем хлопоты его по делам, тесно связанным с новым назначением ввели его в значительные долги, и потому он, просит довести дело до конца. В ведомстве канцелярии от строений <…>³…лены в неподлежащих местах. Неграмотные крестьяне носят иконы в мешках по улицам, а печатные на Спасском мосту в других местах по заборам расставляют. Отсюда от продажи вымышленных икон чинится соблазн и от иностранцев бесславие, ибо эти неискусно писанные иконы вывозятся теми же продавцами и в иностранные государства. Антропов старался поправить дело: некоторые иконы он переписал вновь, другие снял с мест; но иногда терпел и неудачу: некоторые священники не признали полномочий Антропова, ссылаясь на благочинных; некоторые продавцы икон также говорили, что они ничего не слышали об указе, запрещающем писать дурные иконы. В то же время и некоторые из благочинных для осмотра икон в церквах приглашали не его, Антропова, но других неискусных иконописцев, незнающих силы в иконном изображении, и в своей оценке икон основывались на отзывах этих иконописцев. От этого происходили неправильности: один благочинный велел переписать благославляющую руку на образе Спасителя, между тем как переписывать ее не следовало. Беспорядки обнаруживались еще в том, что при сооружении новых храмов не представлялись чертежи с указаниями – где св. образам быть пристойно, чертежи эти не представлялись ни в Св. Синод, ни в другие места. Вместе с этим донесением Антропов представляет реестр усмотренным на св. иконах неисправностям: 1) образ Пресв. Троицы в разномышленных видах. 2) На иконе Благовещения Богоматери изображаются два и три архангела со скипетрами в руках и с лентами в ушах. На иных иконах Благовещения изображается на чреве Богоматери младенец Спаситель в обнаженном виде. 3) Образ Рождества Христова представляется в таком виде: Богоматерь болящая, два Младенца: одного баба омывает, другому волхвы поклоняются. 4) На иконе сошествия Св. Духа пишется человек в короне и царской одежде и при нем надпись: грех мира; на другой иконе иначе подписано. 5) На иконе Рождества Богородицы два младенца. 6) Икона премудрости Божия пишется разным и странным образом. 7) Спаситель на кресте изогнутый в безобразном виде. 8) Вместо евангелистов пишутся символические животные с надписанием имен самих евангелистов. 9) Мученики Фрол и Лавр с лошадьми и конюхами. 10) На иконе Преображения Господня Спаситель и апостолы представлены трижды, пророки дважды, причем присоединены также и ангелы. 11) Иоаким и Анна обнявшись лобызаются. 12) Иоанн Креститель пишется в короне с крыльями; в одной руке он держит Христа Спасителя, в другой – свою главу в сосуде. 13) Образ живоносного источника – неправильно. 14) Неопалимая купина многоразличным видом. 15) Мученик Христофор с песьею главою. 16) Бог Отец по шести дневном творении на постели почивает. 17) Познание Адамом Евы. 18) На царских вратах допускается изображение овцы с хоругвью и надписью: и абие изыде кровь и вода. 19) Архангела Михаила пишут странным образом. 20) Икона Пресв. Богородицы вновь разновымышленными изображениями и изваяниями. 21) Монашеское терпение непристойным видом. 22) Образ Пресв. Богородицы с тремя руками, и прочая непристойность многая в св. иконах находится. Как ни краток и голословен этот реестр, однакож в нем проглядывают ценные указания. Отсюда видно, что в то время появлялись в Москве изображения, заимствованные из латинства: изображение Спасителя в виде агнца с хоругвью, запрещенное VI вселенским собором, могло перейти к нам только с запада: ни в Греции, ни в России до ХVIII в. оно не употреблялось, между тем как на западе, не смотря на общеобязательное соборное запрещение, оно сохраняется до сих пор. Указанный Антроповым пример его в России не составляет явления исключительного. Пять лет тому назад, во время одной из наших археологических экскурсий нам удалось найти резное позолоченное изображение агнца под престолом деревянной церкви в с. Бологом, валдайского уезда, построенной в прошлом столетии. Статуэтка эта теперь находится в церковно-археологической коллекции при с.-петербургской духовной академии. К этой же категории изображений, заимствованных от латинства, принадлежит и изображение распятого Спасителя в изогнутом положении: оно есть прямое следствие стремления западного искусства к натурализму и низведения возвышенных фактов и явлений в сферу низменной действительности: тут, очевидно, выдвигаются на первый план человеческие страдания Спасителя; а это не вполне согласовалось с духом древнего византийского и русского искусства. Но признавая эти изображения непристойными, Антропов едва ли знал их происхождение. Ни восточная, ни западная иконография не были известны ему в достаточной мере. Устанавливая принцип христианской иконографии, он ссылается на согласие икон с преданием отцов церкви и Евангелием. Нельзя сказать, что в этом требовании заключается вопиющая неправда. Содержание иконографии несомненно должно быть согласовано с учением церкви; но единственно в этом принципиальном соглашении и заключается оправдание принципа Антропова. Если же он при этом предполагал какие-либо точные правила иконографии, установленные церковью, то, конечно, в этом предположении заключалась бы грубая ошибка. Точных правил иконописания нет ни в соборных определениях вселенской церкви, ни у церковных писателей, за исключением частных иконографических указаний и общих требований, вызывавшихся злоупотреблениями художников, Таким образом, принцип Антропова был бы верен лишь в том случае, если бы им устанавливалось согласие иконного письма с древним иконографическим преданием, против которого церковь не возвышала своего авторитетного голоса.

Переходя затем на почву практическую, Антропов как бы совсем позабывает об этом, им самим выраженном, принципе. Вместо того, чтобы уяснить себе – какие же иконы должны быть признаны согласными с учением церкви и преданием св. отцов и какие противны им, вместо того, чтобы войти глубже в дух иконописания и его силу, в незнании которых он упрекает других иконописцев, вместо того, чтобы обратиться к истории иконописного дела, которая лучше всего могла бы поставить его на верную дорогу, он прямо, вопреки всякой логике, ставит критерием истины свое личное воззрение, свой субъективный вкус, воспитанный и аттестованный иностранными художниками и начинает громить старые иконографические традиции, как дело непристойное. Где же тут уважение к древнему преданию? Где история, источник истины? Мы не можем безусловно утверждать, что некоторые из отмеченых в реестре икон не были действительно непристойными; для этого у нас нет достаточных оснований, кроме крайне голословных замечаний Антропова; в обширной иконописной практике злоупотребления всегда возможны. Что же касается тех номеров реестра, где указаны некоторые признаки неблагообразия и непристойности, то здесь мы имеем положительные доказательства полного незиакомства Антропова с византийской и русской иконографией и вредное стремление поставить на месте древнего иконографического предания свой личный произвол. Троекратное изображение архангела на иконе Благовещения совсем не означает ни троекратного Благовещения, ни иконографической ошибки, ни трех отдельных архангелов: в первый раз архангел представляется в тот момент, когда получает от Бога повеление благовестить Деве Марии о рождении от нее Божественного Младенца; во второй раз, – когда находится в пути и в третий раз – в момент самого Благовещения пред Богоматерью. Следовательно, здесь три момента одного и того же события. С точки зрения новейших понятий о живописи такое совмещение времен и мест нарушает единство картины, Как это и могло показаться Антропову, но в византийско-русской живописи, знаменитой не столько копированием природы и точным соблюдением художественных требований единства, сколько глубиною и полнотою религиозного содержания, замкнутого в узкие рамки иконы, символическим развитием сюжета, причем художественные требования иногда приносятся в жертву богословской идее, такое соединение моментов не составляет безобразия и повторяется множество раз: оно неоднократно должно было проходить перед глазами синодального художника, при осмотре икон, хотя он и отметил его лишь в двух-трех случаях, опустив из внимания остальные. Ленты в ушах ангелов – это непонятые Антроповым символические тороки, получившие свое начало в старинном византийском искусстве и удержанные в иконографии русской, как символ высшего ведения. Что касается изображения младенца во чреве Богоматери, то и оно, по воззрению русских иконописцев, не выражало еретической мысли о вселении Божественного Младенца в Богоматерь в цельном виде, а выражало лишь наглядно мысль о зачатии в момент Благовещения. Нельзя сказать, чтобы мысль о зачатии выражена была здесь удачно, и мы отнюдь не намерены рекомендовать распространение этого сюжета, тем не менее и он имеет за собою авторитет древности и признать его нововымышленным невозможно. В изображении Рождества Христова Богоматерь, лежащая в постели, известна уже на древних памятниках византийских; двукратное же повторение изображения младенца восходит к эпохе искусства катакомбного. Если бы Антропов имел более обширное знакомство с памятниками русской иконографии, то он сказал бы, что иногда изображение младенца на этой иконе повторяется не два раза, но даже три. Но это повторение окать-таки объясняется из основного характера нашей иконографии и след. не может быть признано непристойным и несогласным с церковным преданием. Византийские художники, а отчасти даже и древнехристианские, создавая иконографические типы и сюжеты, не могли руководиться в своем творчестве исключительно только текстом Евангелия, который по местам краток и недостаточен для целей художественного творчества: они руководились также и преданием, откуда, между прочим, заимствованы и две бабки, омывающие новорожденного младенца. И если отцы церкви, на авторитет которых ссылается Антропов, не находили в этом изображении ничего предосудительного, то тем более не имел права заносить его в число непристойных синодальный художник. Человек в короне на иконе сошествия Св. Духа представляет собой явление весьма уместное и имеющее свое историческое оправдание: он символически выражает собой ту разнообразную толпу, которая быта свидетельницей чуда сошествия Св. Духа на апостолов, или, как свидетельствуют надписи при нем, означает весь мир, космос. Тесная историческая связь его с указанной толпою составляет факт совершенно бесспорный, до очевидности подтверждаемый сравнением разновременных памятников. Два младенца на иконе рождества Богоматери находят свое удовлетворительное объяснение в том же характере византийско-русской иконографии. Сюжет этой иконы явился под влиянием изображения Рождества Христова, и ничего непристойного с точки зрения художника-богослова в нем нет. Троекратное повторение изображений Иисуса Христа и апостолов на иконах Преображения вполне согласно с евангельским рассказом об этом чуде и представляет три различные момента: шествие Иисуса Христа с учениками к горе Фавору, преображение и беседу с учениками при сошествии с горы. Зачатие Богородицы в виде лобзания Иоакима и Анны Сложилось еще в Византии и имеет свое основание в предании, которое гласит, что когда Анна встретила у городских ворот своего мужа Иоакима, возвращающегося из пустыни, то они облобызались. Справедливо ли предположение византийско-русских художников, будто зачатие последовало в момент встречи Иоакима и Анны, это другой вопрос; но самый акт лобзания все-таки не есть произвольная выдумка русских иконописцев, а имеет свое точное основание в древнем предании. Не будем рассматривать остальных номеров реестра отчасти потому, что они отличаются крайнею неопределенностью и не дают никакого понятия о характере замеченных Антроповым неисправностей, кроме замечаний ,,неправильно, многоразличным видом, странным образом, непристойным видом», отчасти потому, что действительно здесь встречаются нежелательные изображения, как – мученик Христофор с песьею главою, о котором Антропов особо доносил Синоду и по поводу которого московская консистория подвергла строгому взысканию священника Варварской церкви, допустившего такое изображение (ibid), познание Адамом Евы, если таковое изображение действительно существовало (мы не встречали его на старинных иконах) и «почи Бог в день седьмый». Важно здесь особенно то, что официальный контролер иконописания не имел удовлетворительной подготовки к своему делу и прямо, хотя и без злого умысла, стремился к искоренению древнего иконографического предания. Не смотря, впрочем, на все это, Св. Синод, не имея никакой возможности проверить уполномоченного надзирателя, не сделал никаких возражений и 24 мая определил: подтвердить кому следует, чтобы наипрележнейше смотрели за св. иконами и не допускали икон неискусно писаных. Сообщить правительствующему Сенату ведение, что бы и он со своей стороны сделал соответствующие распоряжения, под угрозою ослушникам жестокого наказания. «Того ради приказали учинить следующее: 1) Послать в московскую консисторию указ о том, чтобы Антропов беспрепятственно был допускаем к осмотру икон в церквах. 2) Церковного благочиния смотрителям приглашать с собою Антропова для осмотра икон; новые иконостасы и иконы в них строить по опробованным от него, Антропова, рисункам, кои объявлять ему заблаговременно. З) Послать в московский магистрат указ о том, чтобы запрещено было продавать в лавках не искусно писаные иконы и печатные деревянными досками... С противниками поступать без послабления». Указы были отправлены в московскую консисторию и магистрат 31 октября (№№ 2958, 2959). Консистория буквально выполнила требование Синода, а магистрат решил: послать нарочитое лицо в иконный ряд для описи икон и просить Синод присоединить лицо, знающее силу иконного предания (Синод указом 9 января 1768 г. указал на Антропова). Позвать в магистрат старосту иконного ряда и указать ему, чтобы впредь в лавках неискуно писаных икон не продавали и в том обязать подписками, как старосту, так и купцов. Запретить на Спасском мосту и других местах продажу печатных листов. Не считая себя компетентным в иконописании, магистрат сделал все, что от него зависело. Он назначил уполномоченное лицо, старшину 2-й гильдии купца Варфоломея Мишарова, для осмотра икон, снабдив его соответствующей инструкциею; роль этого лица была пассивная: Мишаров должен был открыть Антропову беспрепятственный доступ в иконный ряд и содействовать к выполнению мер, которые признавал необходимыми для дела Антропов. В сопровождении Мишарова Антропов явился в иконный ряд, пересмотрел иконы: неисправные велел переписать вновь и обязал продавцов подписками впредь таковых не писать и от других в лавки не принимать под опасением штрафа.

Пересмотрел он также на Спасском мосту и в других местах печатные доски: неисправные запретил употреблять в дело, оные велел исправить, а те доски, в которых замечена им одна лишь неправильность рисунка, допустил к употреблению для народа. Донося об этом Синоду (в июне 1768 г.), Антропов присоединил список неисправных гравюр, с обозначением лиц, у которых оныя оказались, а именно: А) у купеческой вдовы Матрены Михайловой: И по усмотрению вапрещепы; 1) неопалимая купина, 2) св. Феофилакт, 3) Воскресение Христово, 4) Благовещение, 5) Рождество Христово, 6) Иоанн Златоуст, 7) образ Христов, 8) владычество со крестом (?), 9) аптека духовная, 10) образ Христов, 11) убиение антихриста и 12) лихоимец; И подлежат исправлению: 1) Иоанн Предтеча, 2) Богоотец Иоаким, 3) праотцы Авраам, Исаак и Иаков, 4) Иоанн Предтеча (?) и 5) Господь Вседержитель. Б) У Ильи Ахметева: I запрещены: 1) Казанская Богоматерь, 2) архистратиг Михаил, 3) отечество, 4) монашеское страдание, 5) Иоанн списатель лествицы, 6) архидиакон Стефан, 7) образ Богородицы, 8) вертоград и 9) супружество (?); II подлежат исправлению: 1) Димитрий царевич, 2) Василий и Максим блаженные, 3) распятие и 4) Иоанн Златоуст. В) У Ивана Скобелкина и запрещены: 1) распятие Господне и 2) мученик Лаврентий; И подлежат исправлению: 1) отечество и 2) святцы. К этому реестру присоединяет Антропов другой, в котором перечисляются запрещенные им неискусно писанные иконы. I Второй гильдии Панкратьевской слободы купцаГавриила Иванова, сына Смирнова : 1) шесть икон архангела Михаила, 2) две иконы – блаженное чрево, 3) две – И. Предтечи, 4) пр. Илья, 5) всем скорбящим радость, 6) Фрол и Лавр. II той же гильдии и слободы Луки Иванова, сына Смирнова: 1) две иконы Преображения, 2) Феодор Стратилат, Богоявления, 4) икона ахтырской Богоматери и 5) плачь Богоматери. III Той же гильдии Красносельской слободы купца Ивана Дмитриева, сына Вагина: 1) Иоанн списатель лествицы, 2) руно орошенное, 3) Иоанн Предтеча, держащий в чаше свою главу, 4) Живоносный источник, 5) София Премудрость Божия и 6) Благовещение Богородицы. IV. Той же гильдии кандашевской слободы Михаила Федорова, сына Антофьева: 1) две иконы Рождества Христова и 2) одна Успения Богоматери. V. Третьей гильдии той же слободы Василия Ильина, сына Рыбникова: 1) две иконы арх. Михаила на коне, 2) две иконы «всем скорбящим радость», 3) три иконы Димитрия Ростовского, 4) Николай чудотворец, 5) Казанская Богоматерь со святителями и 6) Преображение Господне. Св. Синод, получив это донесение, по-видимому, не постановил никакого решения; по крайней мере, в делах синодального архива его нет; да и трудно было что-либо решить, потому что из донесения не видно, в чем именно заключались неисправности в отмеченных Антроповым гравюрах и иконах. Нужно было принять на веру к сведению отзыв уполномоченного надзирателя. Поверил или нет Св. Синод успехам Антропова, но из дальнейшего хода дела видно, что принятые меры не уничтожили злоупотреблений. В августе того же 1768 г. Антропов снова доносит, что не смотря на его надзор «и поныне великая неисправность как в церквах, так и в рядах и прочих местах находится, а особливо от крестьян, называемых иконников, которые пишут своими и обещальников вымыслы, как кому в мысль попадет, и разносят в кульках; да притом вывозят из иностранных мест развратные и совсем нашей греко-российской церкви несогласующие печатные листы, из которых некоторые мною и куплены». Опасаясь, чтобы все это не было поставлено ему в вину, Антропов в свое оправдание ссылается, во-1-х, на то, что он не может знать всех иконописцев и продавцов икон, во-2-х, на отсутствие инструкции, вследствие чего он не может быть настойчивым в своих справедливых требованиях⁴. При этом Антропов доставил в Синод и упомянутые выше печатные листы. Решение Синода неизвестно. Вскоре после того Антропов, вместе с Синодом, переехал из Москвы в Петербург, и беспорядки в заведуемом им деле возобновились: продавцы стали печатать запрещенными неискусными досками и продавать печатные листы на Спасском мосту и в других местах. Об этом Антропов донес Синоду в январе 1776 г., присоединив и несколько образцов неискусных гравюр. В феврале Св. Синод послал подтвердительный указ московскому магистрату, который со своей стороны немедленно рапортовал Синоду, что «строжайше подтверждено старшинам, купцам и старостам принадлежащих рядов; донесено также в московскую полицмейстерскую канцелярию, чтобы и она благоволила в своем ведомстве сделать распоряжение о непродаже печатных изображений». Об этих строжайших мерах магистрат еще раз рапортовал Синоду в мае 1776 года.

О дальнейшей деятельности Антропова в звании синодального художника нет сведений в делах синодального архива. Можно положительно утверждать, что цель, с какою учреждено это новое звание, не была достигнута: недостатки в иконописании остались во всей своей силе, не смотря на усердные отбирания дурных икон и строжайшие предписания. 3десь не было ни одного из существенных условий, необходимых для успеха дела: цель не была выяснена надлежащим образом; уполномоченный, при всех достоинствах своего художественного образования, не был богословом и не знал ни византийской, ни русской иконографии; дело велось чисто формальным образом: к надзору за иконописанием приглашались не только консистория, но и магистрат и даже полицейские чиновники, не имевшие ровно никакого понятия о деле, к которому их призывали. О6 учениках Антропова ничто неизвестно; но, по всей вероятности, из школы Антропова могли выйти порядочные рисовальщики и не вышло ни одного хорошего иконописца. В результате оказывалось не поднятие иконописания на подобающую ему высоту, не возведение его к древним церковным основам, а наоборот – разрушение традиций, при отсутствии новых твердо установленных начал. Такова была судьба и других, довольно многочисленных мер к улучшению иконописания в ХVII веке. Формализм и неопределенность, воззрения на задачи иконописания не могли вдохнуть дыхания жизни в умирающее церковное искусство.