Воспоминания о Митрополите Николае

Воспоминание о дорогом незабвенном Владыке Николае сводится к одной любви.

Любовь – это Владыка! Владыка – это любовь!

Тот, кто имел счастье видеть его и общаться с ним, тот познал все радости рая и узнал истинную любовь.

Мы, его духовные дети, на протяжении многих лет никогда не видели его строгого взгляда и не слышали ни одного строгого слова.

Мы только чувствовали его безграничную любовь, изливающуюся на всех и на каждого в частности.

Любовь, которая смиряла нас со всеми превратностями жизни, исцеляла от всех недугов и давала нам полное счастье.

Владыка был очень снисходителен к нашим слабостям, все нам прощал, очень бережно и нежно обращался с каждым из нас. Он сделал для нас храм дороже родного дома.

Своей глубокой верой он заражал всех. Во время его богослужений мы чувствовали, как высоко парит его дух и увлекает за собой всех молящихся: иконы оживали, и храм наполнялся святыми. Все чувствовали блаженство от близости Бога, Владыка был проводником к Нему.

Не было ни одного дня, когда Владыка не сказал бы проповеди. Говорил он простые, живые, любящие слова, от которых у слушателей дрожали губы и неудержимо катились слезы, смягчались сердца и загорались любовью. Это чувство объединяло всех в единой любви и благодарности к Богу, к Владыке, к ближнему и даже... к врагу. Кругом были счастливые и добрые лица.

У него любовь к Богу не имела границ. Говоря о страданиях Иисуса Христа, нравственных и физических, он страдал сам, а мы ясно видели страдающего Господа, мы слышали стук молотка, вбивающего гвозди в Его божественные руки; вместе с Ним, висящим на кресте, нас обжигало иерусалимское солнце. Мы все это видели своими духовными очами, переживали, страдали сами, глядя на плачущее, страдающее лицо дорогого Владыки.

Владыка не щадил своих сил; во время всенощной он сам всех помазывал елеем, потом говорил проповедь продолжительностью от 1 часа до 1 часа 40 минут и вновь каждого благословлял.

В последние годы его лицо иногда выражало физическое страдание. Он переутомлялся, но нас никогда не оставлял без благословения ни после всенощной, ни после обедни. Преисполненный благодати он щедро раздавал ее нам, своим чадам.

Когда мы приезжали со всех концов Москвы, особенно ко всенощной, усталые, злые, часто бранились, толкались, то при появлении Владыки все стихали и чем дальше, тем сдержаннее становились, а после службы все расходились мирно, никто не толкался, не бранился, никто не оскорблял другого – точно все перерождались, такими становились кроткими. Владыка укрощал нас любовью своею, как львов рыкающих!

Когда мы слушали проповеди Владыки, то было такое впечатление, что он читает мысли каждого человека и дает ответ. А если человек находится в большом горе, то один его взгляд исцелял и водворял мир и покой в душе.

В дни своего Ангела Владыка всегда стремился быть в России. Однажды были сильные снежные заносы и поезда остановились. Владыка горячо молился, наконец, путь очистили, и накануне именин он был уже в Москве, но ко всенощной опоздал. Зная, что мы со всей Москвы собрались в его церкви и очень тревожимся его отсутствием, он прислал человека успокоить и уведомить, что он уже в Москве.

На другой день, в день его Ангела, с приветствием выступили прихожане и говорили, что в лице Митрополита Московского мы видим достойного последователя св. Николая Мирликийского, память которого мы сегодня прославляем. «При виде Вас, Владыка, так и хочется воскликнуть от всего сердца: «Радуйся, Светильниче, утешение христиан православных всего ми pal"»

Батюшка от Пименовского храма говорил, что служение Владыки напоминает историю, когда князь Владимир «Красное Солнышко» послал послов своих по разным странам, чтобы узнать, какая религия лучше всех. Обойдя все страны, послы вернулись к князю Владимиру и так держали слово: «Князь, нигде нам не было так хорошо, как в православном храме. Когда мы были там, то нам казалось, что мы в раю». Так и мне Вам хочется сказать: «Когда Вы служите у нас, мы чувствуем себя как в раю».

Великая правда, мы знали, что такое рай. Вот что писала в письме одна из духовных дочерей Владыки: «Я подошла под благословение к Владыке, и со мной случилось что-то невероятное. Он бросил на меня мимолетный взгляд, я не могу определить точно, какой взгляд был у него, быть может близкий к тому взгляду, каким Христос смотрел на Закхея. Душа моя сотряслась, я увидела бездну своего падения, как будто Владыка подвел меня к Самому Богу и поставил перед лицом Его, и я предстала пред Ним во всем своем безобразии. Стыд и раскаяние так и прожгли меня. Мне захотелось молиться. Бог был так близок, чуть ли не осязаем. Проснулась такая любовь к людям, и вспомнила я слова Гёте: «В душе воскресла вера в Бога, воскресла к ближнему любовь». Без любви к ближнему не может быть и истинной веры в Бога».

Вот еще письмо о нем:

«Вчера я слушала и смотрела на Владыку с возвышенного места. На фоне прекрасного храма (у Пимена) Владыка казался почти фантастическим над морем голов вокруг. Мне вспомнились слова Короленко, который передавал художественный сон Льва Толстого: «И вот Он, этот Учитель, всходит на песчаный холм и начинает говорить. Говорит Он простые слова Евангельского учения, и они тотчас же водворяют мир и покой в смятенные и жаждущие Души». Так и от Владыки разливается мир, любовь, покой и благодать по всему храму».

Однажды Владыка рассказывал, что совершенно неожиданно получил посылку из Иерусалима от Святейшего Патриарха Иерусалимского; в то время почтовой связи между СССР и Египтом не было. В посылке были четки. Эти четки Патриарх Иерусалимский освятил на Голгофе. В сопроводительном письме Патриарх писал ему, что его книги проповедей переведены в большом количестве на арабский и греческий языки и читаются вслух у Гроба Господня при боль-том стечении народа. Закончил Владыка свое слово так: «Святейший Патриарх Иерусалимский преподает мне свое благословение, которое распространяется и на вас, потому что вы мои дети, а я ваш отец!» Что было!!! «Ax!» – пронеслось по храму. Мы окружили его и не хотели отпускать из храма. Но Владыка привык к такому натиску толпы; улыбаясь и благословляя, он все же дошел до дверей благополучно, хотя и с большими препятствиями.

* * *

После своих заграничных поездок Владыка любил делиться впечатлениями с нами. Говорил он очень образно, описывая природу страны, нравы, обычаи... Слушая его, мы все это ясно представляли.

Иногда Владыка делился воспоминаниями о своем детстве и юности.

Был такой случай. Когда ему было 7 лет, его спросили, кем он хочет быть. «Митрополитом», – не задумываясь ответил он. У Владыки с детства проявлялись наклонности к духовной деятельности. Играя с сестрами, он любил изображать священника, кадил куклам, часто их крестил, что вызывало недовольство сестер.

Будучи студентом Академии, он проводил свои летние каникулы в Валаамском монастыре. Ездил он туда каждый год и нес различные послушания у схимников, у которых был келейником. В последний раз, уже заканчивая Академию, при отъезде с Валаама, он пришел проститься к одному прозорливому старцу – Исаии. Тот дал ему 7 конфет и велел раздать их родным и знакомым и при этом низко поклонился ему. Владыка не понял, что это означает. Лишь очень много лет спустя, когда восстановилась связь с Финляндией, он получил письмо от келейника того старца с объяснением, что означали эти 7 конфет. Старец Исаия сказал тогда своему келейнику: «Этот юноша пройдет 7 ступеней монашества». Так и случилось. Владыка поднимался по сту. пеням: 1) инок, 2) иеромонах, 3) игумен, 4) архимандрит, 5) епископ, 6) архиепископ, 7) митрополит.

Вскоре старец Исайя умер, и когда душа его возносилась к Богу, на небе был виден светящийся столб.

Будучи членом Всемирного конгресса, Владыка летел однажды в Швецию. В пути поднялась буря, самолет набирал скорость и поднимался все выше. Бензин подходил к концу, и катастрофа казалась неминуемой. Всем пассажирам выдали парашюты, в том числе и Владыке. Капитан корабля, летчик, просил передать Владыке просьбу о молитве, так как корабль находится в опасности. И вдруг, после горячих молитв Владыки, буря стала стихать, и самолет благополучно пошел на посадку.

В последние годы жизни Владыки одна из его духовных дочерей приехала в Москву и не узнала во время проповеди прежнего уравновешенного Владыку. Владыка был взволнован, он опровергал слухи, распространяемые об академике Павлове как о неверующем. Он удивлялся безграмотности статей в газетах и журналах, направленных против религии, в связи с запуском «спутников».

При свидании его духовная дочь высказала свои опасения за него, но он ответил: «На то я и поставлен. Пришел мой час обличать и пострадать за Иисуса Христа!»

* * *

В последний год перед «пенсией» Владыка отдыхал, как обычно, в Сухуми. Когда срок его месячного отпуска пришел к концу, он неожиданно получил из Патриархии письмо, в котором ему сообщили о продлении отпуска еще на месяц, и денежный перевод. Оказывается, в Москву приехали иностранцы, которые хотели повидаться с Владыкой, – это и явилось причиной задержки его в Сухуми еще на месяц.

Здесь же в Сухуми он неожиданно получил известие, что переведен на пенсию... В то же время, приехав в Москву, он говорил своей родственнице: «Мне скоро 70 лет, но сколько во мне сил и энергии продолжать работу!»

В письме к одной из своих духовных дочерей он пишет в апреле 1961 г.: «Здоровье мое, слава Богу, держится, но отрыв от Алтаря бесконечно тяжел».

В сентябре 1961 г. пишет ей же: «На днях собираюсь ехать на юг, надо переменить обстановку хоть на короткое время. Слава Богу, я здоров!»

А в декабре его не стало...

* * *

Перед последней Пасхой (1961 г.) он просил разрешения Патриарха Алексия где-нибудь послужить. Ему пообещали Рязань. До пасхальной ночи он ждал телефонного звонка о разрешении выехать, но его не последовало. В пасхальную ночь вдруг была прервана телефонная связь. Владыка сам пошел на телефонную станцию, добился восстановления связи, но звонка так и не последовало.

В 11 часов он сам позвонил Митрополиту Пимену, который спросил его: «Есть ли у Вас письменное разрешение?» На слово Владыки «Нет», Митрополит Пимен повесил трубку...

Тогда бедный Владыка сказал жившей у него старице: «Дарья, иди в храм, а я облачусь и буду служить дома!»

До чего простиралось его уничижение и страдание, видно из его стихотворения, написанного Владыкой в 1923–1926 годах в ссылке в Коми АССР, но как нельзя больше, подходящего для выражения его переживаний в 1961 году⁸.

Вольной птицей летать

В голубых небесах.

Свои крылья купать

В жарких солнца лучах –

Было жизнью моей.

На просторах лугов

Звонкой песней своей

Звать людей из оков

Суеты и страстей –

Было долей моей.

Что же стало со мной?

Где ж вы, крылья мои?

Где же взмах ваш живой,

Как в те прежние дни?

Догорают лучи...

Почему же нет их,

Как бывало в те дни,

Громких песен моих.

Песен жизни, любви?

Потухают огни...

Да и крыльев уж нет –

Их обрезали мне,

Да и песен уж нет –

Не поются оне.

Средь завистных людей,

Вместо шири лугов

И простора полей,

И зеленых лесов

Птица в клетке своей

У жестоких людей!

Примечание

Владыка Пимен уважал Митрополита Николая и, будучи уже Патриархом, часто посещал его гробницу. В день кончины Митрополита Николая, 13 декабря, он всегда приходил и присутствовал на панихиде.

Когда мы к нему обратились по поводу устройства выставки-стенда с наградами и трудами Митрополита Николая, он немедленно откликнулся и дал свое благословение на это благое дело.

Стенд был устроен в одной из ниш в стене в 1986 году. Условия хранения экспонатов там неудовлетворительные, большая сырость разрушает книги, грамоты, дипломы, орденские ленты. Необходимо принять меры к сохранению этих реликвий.

Галина Т. В-ва