Предвоенный период (из воспоминаний А. Э. Краснова)

В 1926 г. вернулся из зырянской ссылки епископ Петергофский Николай (Ярушевич), получивший впоследствии широкую международную известность в качестве Митрополита Крутицкого, – один из умнейших

Служил он буквально день и ночь (тогда были популярны ночные моления), освящал храмы после обновленцев, проповедовал по несколько раз за службой, принимал покаяние священнослужителей, а в 1924 г. и его арестовали. Тогда появился епископ Венедикт, освобожденный из заключения. Весной 1926 г. его опять арестовали, епархия осталась опять без правящего епископа. Затем из ссылки вернулись епископы Алексий и Николай.

Примечание:

Епископ Мануил (Лемешевский) пробыл в Петрограде с сентября 1923 г. по 2 февраля 1924 г., т. е. около 5 месяцев, но память о нем сохранилась у всех верующих нашего города до сих пор.

Это был очень энергичный, пламенный, открытый, бесстрашный архипастырь, обладавший каким-то сверхчеловеческим обаянием.

Неутомимо, день и ночь совершал он богослужения, приводил в православие всех отпавших в обновленчество. Произносил пламенные проповеди (по несколько раз за одной службой), призывая к покаянию и единению.

В день Афонской иконы Божией Матери «Отрада и Утешение» 3/II 24 г. он должен был служить литургию в Новодевичьем монастыре, так как это престольный праздник церкви Афонской иконы Божией Матери (справа от Собора). Духовенство вышло на встречу, народу собралось множество – все ждали любимого Владыку.

В одиннадцатом часу приехал извозчик, который должен был привезти Владыку Мануила, и сообщил, что Владыка в эту ночь арестован...

В последнее время Владыка Мануил был Митрополитом в Куйбышеве. Там он и похоронен в притворе местного собора. Умер 12/VIII 1968 г.

Мать его похоронена на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры в Ленинграде, (прим. М. Ф. Анфимовой). и талантливейших церковных деятелей за последние полвека.

1922 год (раскол Церкви) застал его только что рукоположенным 30-летним епископом (Наместником Александро-Невской Лавры).

Уже тогда епископ Николай проявил себя как искусный дипломат и вдумчивый изобретательный политик.

Во время ожесточенной церковной смуты, когда Церковь представляла собой противостояние «тихоновцев» и «обновленцев», он осторожно и умело нащупывает «третий путь»: получает согласие властей на создание «Петроградской Автокефалии». С одной стороны, автокефалия заявляет о своей лояльности по отношению к советской власти (ведь лояльным, добросовестным христианин должен быть решительно во всем), заявляет, что она не имеет ничего общего ни с какими контрреволюционными церковными деятелями (Карловацкий собор); с другой стороны, автокефалия не может признать живоцерковного ВЦУ (Высшего Церковного Управления) как неканонического, самочинного.

Автокефалия возглавлялась двумя епископами – Алексием и Николаем; однако, главную роль здесь играл епископ Николай.

Петроградская Автокефалия существовала год. После ареста епископа Алексия Владыка Николай еще несколько месяцев оставался на свободе, а затем тоже был сослан в Зырянский край, где работал радистом-метеорологом (тогда это была редкая специальность).

Вернувшись в Питер в начале 1926 года, он столкнулся с новой ситуацией. Во главе Александро-Невской Лавры стоял епископ Григорий (Лебедев), назначенный еще в 1924 г. Патриархом Тихоном. Епископ Николай вынужден был поселиться в Петергофе (Красный пр., 40) и служил в местном соборе Петра и Павла. Впрочем, он часто появлялся и У нас на Васильевском острове, где жили его родители. Часто, по приглашению, служил в разных храмах.

Отец Преосвященного, протоиерей Дорофей Ярушевич, бывший законоучитель одной из гимназий на Васильевском острове, теперь служил в Киевском подворье.

Владыка был трогательно привязан к отцу. Между тем, трудно было себе представить двух более противоположных людей. Отец Дорофей – суровый, прямой человек, с седой бородой, в синих очках, служил отрывисто, совершенно не заботясь о внешнем благолепии. Держался независимо, говорил резко. Владыка скорее напоминал свою мать, Екатерину Николаевну, женщину когда-то очень красивую, элегантную и елейную (сразу чувствовалась дочь священника и воспитанница Епархиального училища).

Что касается епископа, то впечатление от него у всех было совершенно обворожительное. Светлые русые волосы, падающие с двух сторон на плечи, такая же светлая борода. Белое лицо, голубые глаза.

У него была своеобразная манера служить – мягкая, лирическая; голос музыкальный, напевный, грудной.

Епископ Николай славился как проповедник. Я в юности был без ума от его проповедей, ходил за ним по всем приходам, где только он служил. Слушал его с пристальным вниманием, многие его проповеди записывал.

Проповеди епископа в те времена были построены так, чтобы никого не задеть, никому не сказать ничего неприятного. Это была чистая проповедь вечных евангельских истин, религиозно-нравственные поучения. Они могли быть сказаны одинаково и в 1925 г., и в 1825 г., и в 1725 г.

Но подождите: через 30 лет архиерей говорит по-другому!

В самый разгар хрущевских гонений, перед своей отставкой, он выскажет безбожникам все. В ярких, темпераментных, насыщенных проповедях он выплеснет всю клокочущую, годами накоплявшуюся, долго сдерживаемую ярость – а пока... Пока он говорил хорошо отделанные по форме, очень традиционные, очень нейтральные, очень умеренные проповеди.

Владыка Николай прежде всего был пастырем. Насколько аристократ Владыка Алексий был холоден, далек от народа, барственно недоступен, настолько сын священника был приветлив, обходителен, ласков: «Дорогой, дорогая», – «С праздником, милый», – «До свиданья, дорогие братья и сестры»⁷.

Два столь различных человека, как епископ Алексий и епископ Николай, конечно, не могли нравиться друг другу и по-настоящему любить друг друга. И, тем не менее, прошли вместе весь жизненный путь, не расставаясь ни на миг на протяжении 40 лет. И вошли в историю Церкви рядом: невозможно писать об одном и не говорить о другом.

Если народ уважал епископа Алексия, то епископа Николая буквально обожал: толпы поклонниц (реже поклонников, ваш покорный слуга в том числе) ходили за ним из храма в храм, ловили каждое слово, упивались его красноречием, восхищались его добротой, ласковостью, любезностью.

С каким бы горем ни обращались многочисленные просители к Владыке, он всех внимательно выслушивал, утешал, как мог, своей любовью и лаской, хотя помочь зачастую ни-' чем не мог, ни материально (так как сам был в очень стесненных обстоятельствах), ни практически (так как сам был бесправным «лишенцем»).

* * *

Что было удивительного у Владыки – это необыкновенное умение держать себя в руках. Ласковость и теплота подчас обходились ему нелегко. Но культура, долголетняя тренировка сдерживали раздражительность, поводов к которой было предостаточно.

В нем было много человеческих, хороших черт. Прежде всего, необычная привязанность к родным. Будучи в зырянской ссылке, он попал, при всей его осторожности, под суд за то, что получив письмо о болезни отца, дал радиограмму с запросом о его здоровье.

Я присутствовал на похоронах отца Дорофея Ярушевича, умершего 22 сентября 1930 г., в Киевском подворье. Владыка буквально исходил слезами; рыдания не давали ему говорить.

В марте 1935 г. начались выселения из Ленинграда «чуждого элемента». Высылали в 24 часа в самые отдаленные медвежьи углы. Выслали епископа Амвросия (последнего Наместника Лавры), о. Николая Чукова (будущего митрополита Григория) и большую часть питерского духовенства и их семьи.

Владыка Николай тоже ждал со дня на день выселения, и у него был уже приготовлен узелок с бельем.

Примечания М. Ф. Анфимовой

В декабре 1937 г., после принятия новой сталинской Конституции и выборов в Верховный Совет, митрополит Алексий со своим келейником архимандритом Серафимом (Емельяновым) был выселен из Новодевичьего монастыря, где он жил с 1933 г. после митрополита Серафима (Чичагова) в 2-х комнатах бывших игуменских покоев, рядом с церковью Афонской Божией Матери.

Выселен он был как «нетрудовой элемент, занимающий полезную площадь».

В день выборов 12/ХII митрополит с келейником пришли в 6 часов утра на пункт голосования, исполнили свой гражданский долг, дарованный им новой Конституцией, и затем должны были срочно очистить помещение. Переехали они на колокольню Владимирского собора, а позднее на хоры Никольского собора.

К 1938–39 гг. в Ленинграде оставалось всего 5 церквей (из 96, не считая домовых).

Архиепископ Николай в это время лишился, по существу, своего викариатства, так как все церкви как в Петергофе, так и в Петергофском районе были закрыты. Он служил в Никольском соборе в качестве приписного священнослужителя. Служил иерейским чином, без диакона, нес обычную священническую чреду: исповедовал, совершал требы, лишь очень редко возлагал на себя архиерейские облачения.

Настоятелем был о. Михаил Славницкий. К Владыке он относился плохо, называл его «дармоедом», хотя Владыка работал как рядовой священник.

Накануне Отдания Пасхи и в самый день Отдания в верхнем храме торжественно служил весь причт, а Владыка в это время совершал требы внизу (был дежурным).

Позднее настоятелем был о. Павел Тарасов. Когда Владыку назначили в Луцк, настоятель срочно снял его с регистрации и даже не дал проститься с паствой.

В 1939 г. опасно заболела его мать Екатерина Николаевна. Для всех было ясно, что дни ее сочтены.

И как раз в это время Митрополита Николая решено было назначить Экзархом в освобожденные области Западной Украины и Белоруссии с распоряжением немедленно выехать к месту нового служения. Архиепископу Николаю пришлось с болью в сердце проститься с умирающей матерью. Он хорошо понимал, что больше ее никогда не увидит. Через некоторое время после отъезда Владыки его мать действительно умерла.

Владыке не разрешили даже приехать на похороны. Только на 40-й день он приехал и отслужил панихиду на кладбище (Красненькое у Нарвских ворот). Обедню ему служить не разрешили, т.к. он не был «зарегистрирован».

В конце войны, когда Владыка Николай был уже Митрополитом Крутицким и Коломенским, членом Чрезвычайной Комиссии по расследованию зверств фашистских захватчиков, ему удалось перенести тело Екатерины Николаевны на Смоленское кладбище и похоронить рядом с о. Дорофеем.

В 80-е годы и о. Дорофея, и Екатерину Николаевну перехоронили в другое место, недалеко от часовни Ксении блаженной, так как в связи с реконструкцией кладбища в том месте, где они были похоронены, проложили дорогу.

А митрополит Алексий, с которым Владыка Николай перед отъездом имел бурное объяснение, переехал в Никольский собор. Здесь на хорах ему оборудовали покои, где он и пережил всю блокаду. С этого времени Никольский собор становится кафедральным собором Ленинградской епархии.