[Рец. На:] Павлов А. Пятидесятая глава Кормчей книги, как исторический и практический источник русского брачного права

В истекшем году русская литература канонического права обогатилась таким почтенным произведением, какое с честью заняло бы место и в литературе первоклассных канонистов Запада. Имеем в виду, говоря это, названную книгу давно уже пользующегося заслуженной известностью А. С. Павлова. Обширное исследование его соединяет в себе: и свежесть новизны – обследованием и изданием материалов сырых, как говорится, источников первой руки,, и тонкую критическую работу – в точном установлении некоторых исторических моментов в развитии канонического права Восточной церкви, – и извлечение, так сказать, чистой струи канонической догмы о браке из источников в довольно-таки замутившихся, как от долговременного застоя, так и от небрежного прикосновения к ним потребителей, хотя и редких, – и яркое и верное освещение и решение трудных вопросов брачного права, и наконец – даже совершенство юридического русского стиля.

Предметом исследования служит во многих отношениях знаменитая 50-я глава печатной Кормчей книги, или точнее, ее значение историческое и практическое в нашем семейственном праве. Крайняя же цель и самое, так сказать, существо почтенной работы автора изображается с совершенной точностью им самим в следующих словах: «изыскания ученого канониста должны вести к разрешению следующих вопросов: откуда происходят те источники, историческое происхождение которых неизвестно? Каково было и остается их практическое значение? Как относятся они к содержанию основного канона церкви, и насколько принадлежащие им особенные, своеобразные определения соответствуют потребностям современной церковной жизни или природы того канонического института, которого касаются?» (стр. 4). Разрешением сих вопросов относительно 50-й главы Кормчей книги и наполнено содержание названной книги известного русского канониста.

50-я глава Кормчей книги принадлежит даже более чем что-либо другое в этом роде к числу таких источников нашего брачного права, историческое происхождение которых до последнего времени было неизвестно. Теперь, благодаря тщательнейшим изысканиям А С. Павлова, стал известен в подробностях весь процесс образования этого источника. Нужно обладать тою ревностью к истине, какою обладает почтенный автор, чтобы иметь терпение с такой точностью производить сличения одного текста с другим и этим путем проникнуть в процесс умственной деятельности древних наших книжников, компилятивным трудам коих и обязаны своим появлением на свет как многие статьи Кормчей книги, так и других канонических сводов; без проникновения же в этот процесс, историческое происхождение их никогда не получило бы и не может получить известности. Нужно обладать для сего и тем навыком к работам подобного рода, которым и обладает почтенный автор, чтобы со всею осторожностью и тщательностью вести дело этого сличения, соблюсти надлежащую умеренность, избавиться от опасности увлечения сходством сравниваемых источников и т. п. искушениями. Нужно обладать затем и той обширной начитанностью в греческих рукописях всевозможных шрифтов разных русских и иностранных книгохранилищ и в старопечатных книгах, какой отличается этот наш русский книгочия, А. С. Павлов, в этом своем качестве известный столько же русским ученым, сколько и иностранным разных национальностей; нужно наконец обладать в делах сего рода и особенною осторожностью, рассудительностью, тою медлительностью в построении решительных заключений, какая отличает лиц, по старинному русскому обычаю называвшихся «думными» людьми. Редкою способностью сочетать в одном лице своем эти, столь разнородные, качества при совершении ученых работа и объясняется появление тех блестящих произведений А. С. Павлова, какими он уже успел подарить русскую каноническую науку и появленье рассматриваемой его книги, превосходящей, по нашему мнению, все прежние его работы. В особенности ярко выступает эта именно особенность ученого таланта А. С. Павлова в рассматриваемой его книге, по сравнению с однородной с ней книгой также весьма почтенного нашего канониста, профессора и протоиерея – о. М. И. Горчакова: «О тайне супружества. СПБ. 1880». Кто читал эту последнюю книгу, тот вынес весьма выгодное о ней впечатление: сколько свежести, сколько эрудиции; какая широта в воззрениях автора, как всесторонне рассматривает он предмет свой! Не даром же высшая духовная школа дала автору за труд его степень доктора богословия! Не даром же и А. С. Павлов, своими полемическими статьями, напечатанными в разных книжках «Христианского Чтения» за 1882–1886 гг. и в особенности своею, теперь рассматриваемою, книгою, совершенно заслонившее ее, по крайней мере в главном и существенном, не усомнился высказать такое о ней суждение. «исследование почтенного профессора... бесспорно составляет весьма заметный вклад в нашу небогатую каноническую литературу. Оно вскрывает значительную массу нового материала по истории русского брачного нрава, представляет подробный историко-канонический анализ содержания одного из главных источников этого права; возбуждает множество вопросов, имеющих высокую важность не только в научном, но и в практическом отношении» (стр. 6). Чего же недостает столь почтенной работе и чем превосходит эту книгу работа и книга А. С. Павлова? Ответ короткий: ей недостает сосредоточенности тех духовных дарований, какая отпечатлелась с особенной ясностью в рассматриваемой теперь книге; в этом заключается и превосходство последней пред первой...

«50-я глава Кормчей книги содержит в себе две различные по своим источникам и содержанию статьи: 1) «о тайне супружества», где излагается понятие о браке и даются наставления священнику о порядке и условиях его совершения; 2) «о сродствах в тайне супружества» – трактата о различных видах родства, составляющего препятствие к браку. Обе статьи внесены в Кормчую книгу еще в эпоху ее первого печатного издания (1649–1653) из знаменитого Требника киевского митрополита Петра Могилы (1646 г. ч. 1, стр. 359–396). Но откуда взял их Могила? (стр. 8). Изыскания почтенного профессора о. Горчакова привели к следующему заключению: «первая часть 50-й главы (или первая статья) заимствована из римско-католического польского Требника – из статьи его: de Sacramento matrimonii, а эта статья целиком излагает буллу римского папы Павла V-го. Содержание же буллы в значительной степени заимствовано из декрета Тридентского собора». Высказав так категорически в начале своей книги (стр. 10) свое суждение об источнике статьи Могилянского Требника и Кормчей книги, почтенный профессор в конце своей книги делает из этого категорического суждения следующее еще более смелое и решительное заключение о каноническом значении этой статьи: «степень канонического достоинства 50-й главы можно определять отношениями ее содержания к канонам Вселенской Церкви и законодательству поместных церквей. Вся 50-я глава, по своему содержанию, представляет совокупность положений и выписок, извлеченных из различных источников и сочинений неодинакового канонического достоинства. Некоторые (немногие) положения и правила ее извлечены из канонов Вселенской Церкви.... другие – из буллы папы, Павла ИV (т.е. V-го)»¹. Из всех положений и правил главы могут и должны иметь, по своему содержанию, безусловно обязательное значение во всех поместных церквах, а следовательно и в русской, только те, которые заимствованы из правил, имеющих значение законодательства Вселенской Церкви…

Те же положения и правила 50-й главы, которые, по своему содержанию, заимствованы из буллы папы Павла IV (т. е. V).. не могут иметь никакого обязательного значенья в русской Церкви, если они не возведены ее самостоятельным законодательством в определенные правила»². Так разрешается вопрос о практическом значении тех правил 50-й главы Кормчей книги, которые лежат в основании позднейших указов Святейшего Синода об отношении жениха и невесты, о венчальных и невенчальных днях и т. п., определяющих современную церковную практику по этому предмету.

Тяжелое впечатление на читателя производят и эти изыскания, и этот вывод, на них опирающийся. «Некоторые положения и правила Требника Петра Могилы и Кормчей книги заимствованы из буллы папы Павла V или IV». «Они и не могут иметь никакого значения, если только русская Церковь не возведет их своим законодательством в определенные правила». Трудное положение для законодательной власти русской Церкви: возвестить правила заимствовала из папской буллы – неудобно; это и унизительно, да и нет никакой в том надобности; а не возвести – значит отказать во всяком значении действующим до ныне правилам, подписать отречение от того, что так долго практиковалось и что находить себе опору в давнишнем корпусе канонического права русской Церкви – в Кормчей книге. Сверх того, кто станет отрицать, как тяжело русскому православному сознанию слышать, что и Петр Могила, и собор русских пастырей во главе с патриархом всероссийском в XVII веке поместили папскую буллу XVII века в числе коренных источников канонического права православной pуcской Церкви и т. д. и т. д.

Совершенно рассеиваются подобного рода грустные думы при свете изысканий Л. С. Павлова о том же самом предмете. По этим изысканиям оказывается, что положения и правила 10-й главы Кормчей книги, равно как и Требника Петра Могилы, ни из какой папской буллы не заимствованы, а составлены Киевским Митрополитом Петром Могилою хотя и под литературным влиянием римско-католического требника и школьно-догматическими воззрениями схоластического богословия, но составлены в строго православном духе. Тщательные изыскания А. С. Павлова и направлены прежде всего на розыскание тех литературных источников, которыми должен был пользоваться киевский митрополит Петр Могила, в то же время один из редких просвещеннейших русских людей своего времени, составляя свою статью о браке для издаваемого им Требника – за тем – на тщательное сличение этих источников с его статьей. С полным знанием дела и тщательностью сделанные эти розыскания и сличения и обнаруживают пред читателями так сказать внутренний процесс авторской работы Петра Могилы, сущность которой, по выражению А. С. Павлова, состояла «в полном обращении римско-католической статьи в православие (стр. 11). Изменения и дополнения, какие потерпела от этой работы православного богослова статья римско-католического требника, были столь существенны, что она без всякого сомнения могла занять и доселе занимает свое место в ряду статей строго православного и по духу и по происхождению характера – во всяком случае настолько существенны, что никакой папа не позволил бы и не дозволит терпеть ее в римско-католическом требнике и тем более не дозволит себе поместить ее в свою буллу: ибо она утратила уже свой римско-католический характер и восприняла взамен его характер православный. Но за то московские издатели Кормчей книги охотно приняли эту статью, настолько православную, что вероятно и «не подозревали ее латинского происхождения», приняли ее из Требника, составленного православным киевским митрополитом, хотя и опять таки не утерпели, чтобы не сделать в ней хотя и «не многочисленные, но более или менее значительные сокращения» (стр. 15). Этот процесс обеления могилянского Требника и Кормчей книги от обвинения в латинстве занимает в рассматриваемой книге стр. 8–15 не много страниц, но они – драгоценны!

Следующие двадцать пять страниц (15–40) рассматриваемой книги содержат указание греческого оригинала для второй части 50-й главы. Рецензента, не обладающего ни авторитетом, ни нарочитым искусством изображать точно действительную ценность произведений, превышающих его собственную творческую способность, эти прекрасные страницы рассматриваемой книги привели бы в крайне трудное положение при определении научной их ценности, если бы, к счастью его, они не находили себе параллели в вышеупоминаемой книге профессора о. Горчакова. Этот параллелизм и дает возможность уклониться от собственной оценки, а вместо нее предложить читателю данные из той и другой книги и затем судит о достоинстве рассматриваемой книги, предоставить сделать ему самому на основании этих данных.

Вопрос об источниках и происхождении второй части 50-й главы, статьи «о сродствах в тайне супружества», – до сих пор можно сказать – говорит А. С. Павлов – вовсе не был затронут в нашей историко-юридической литературе. Профессору Горчакову принадлежит, первому честь печатного указания, если не на прямой источник, то по крайней мере на прототип этой статьи – сочинение хартофилакса константинопольской церкви Мануила, написанное во второй четверти XVI в., в патриаршество Иеремии (1525–1540 г.) и по его приказанию. Но не в этом только ученая заслуга нашего канониста. Не найдя ни в русских, ни в заграничных библиотеках экземпляров первопечатных изданиях мануилова сочинения (XVI же века), о которых говорят греческие библиографы, почтенный профессор решился сам издать подлинный текст этого памятника по двум спискам, парижскому и венскому, указанным в известном капитальном труде Чижмана: «Брачное право Восточной Церкви». Этим изданием наглядно решается вопрос об отношении второй части 50-й главы Кормчей к сочинению названного греческого канониста: славянский текст в значительной части своего содержания оказывается дословным переводом этого сочинения, но с другой стороны – содержит в себе и много такого, что указывает на другой источник (стр. 15–17). Каких трудов стоила о. Горчакову эта его заслуга русской литературе канонического права, об этом могут дать ясное свидетельство, между прочим, следующие его собственные показания «Сочинение хартофилакса Мануила получило, как покажем ниже, важное значение в истории брачноао права не только константинопольской церкви, но и славянских церквей – сербской и русской». Оно, по всей вероятности, не было еще напечатано в том самом виде, в каком вышло из-под пера автора, а если и было напечатано, то печатные экземпляры его в настоящее время составляют такую библиографическую редкость, которая оказывается недоступной для живущих в России. Не смотря на все наши старания получить справки о печатном издании труда Малаксы (вероятно, должно читать: Мануила) лично – в парижской библиотеке и чрез корреспонденцию с некоторыми лицами, которые могли бы найти экземпляры этого издания в библиотеках флорентийской, венецианской и венской, если бы они находились в этих библиотеках, мы не могли достать никаких сведений о них. С большею легкостью, благодаря просвещенному содействию начальства санкт- петербургской публичной библиотеки, мы получили возможность ознакомиться с рукописными списками сочинения Мануила, принадлежащими библиотекам парижской и венской. По сношению начальства нашего отечественного книгохранилища, вследствие нашей просьбы, парижская и венская библиотеки в 1878 году выслали означенные рукописи в С.-Петербург для временного пользования ими³. «Мы приходим к заключению, говорит на стр. 104-й своей книги о. Горчаков – что таблицы степеней родства, помещенные в Петромогиляском Требнике и в печатной Кормчей книге, переведены с которого-нибудь из печатных изданий Захария Скордилия, явившихся в Венеции в 1588 и 1589 году. К сожалению, эти издания составляют теперь такую библиографическую редкость, которой не обладают публичные библиотеки: С.-Петербургская, Парижская и Венская, и которую могли иметь под руками лишь таких греческих библиографов, как Вретос, Сафа и Дмитрокопуд».

Представляем эти собственноручные показания русского ученого о его трудах, какие он необходимо должен был предпринять для изыскания источников своей науки. Для русского ученого канониста настоящего времени именно недостаточно одних только келейных, так сказать, подвигов чтения, сличения, анализа и вообще проникновения в глубину готовых фолиантов; нет, с этим келейным подвигом он должен соединить весьма хлопотливую, сопряженную подчас с непреодолимыми затруднениями самого разнообразного свойства деятельность к отысканию в разных углах отечества своего и заграницей самых этих фолиантов. Только при сочетании сих двоякого рода подвигов и возможно решение многих капитальных вопросов нашего канонического права: и добро, конечно, если сии розыски и поиски увенчаются успехом,– тогда подвижник венчается честью и славой; но как часто они оканчиваются решительными неудачами и заставляют ревностного изыскателя высказывать горькое признание, в роде того, какое высказал например «незабвенный Розенкампф»: решить сей задачи нельзя, потому что мы не имеем того оригинала, который был прислан из Болгарии в Poссию⁴, а таких задач – великое множество..

В исследованиях А. С. Павлова не приходится встречаться с подобными жалобами, а между тем, эти исследования явственно свидетельствуют о великих подвигах исследователя и направлены к решению таких задач, «которых решить нельзя» по вышеозначенным причинам и по собственному сознанию других русских ученых. Как приобрел такое искусство А. С. Павлов – о том знает только он сам.

Да простят нас читатели, и прежде всего сам А. С. Павлов, за эти, по-видимому, сторонние для существа дела разъяснения! Мы вынуждены были сделать их для того, чтобы по возможности точно охарактеризовать свойства ученого исследования, которое взялись рассматривать.

В рассматриваемом исследовании А. С. Павлов предпринял на себя труд указать не прототип – что уже указано о. Горчаковым, а самый оригинал для переводного славянского текста второй части 50-й главы Кормчей. В качестве этого прототипа о. Горчаков указал на Ἔκθεσις Мануила хартофилакса константинопольской церкви XVI в. причем издал в своей книге и самое это произведение по двум рукописям парижской и венской библиотеки⁵. Мало того, о. Горчаков, идя вслед за Чижманом в исследовании дальнейшей судьбы Мануилова эктезиса, напал было на ясный след к отысканию и того издания этого эктезиса, которое служило прямым оригиналом для издателей Могилянского Требника и печатной Кормчей, но по вышеизложенным затруднениям, о которых он сам говорит в своей книге, до конца не дошел. «Для целей нашего исследования – говорит он – имеет громадную важность издание Захария Скордилия» (стр. 55). Но... «не имея возможности ознакомиться непосредственно с трудом Скордилия, мы не можем судить об отношении его к труду хартофилакса Мануила чрез подробное сравнение текстов работ того и другого (стр. 56). «Сличение труда Мануила в том виде, в каком мы печатаем его выше с тою редакциею таблицы степеней родства, в какой она находится в номоканоне Малаксы, и с содержанием главы Требника Петра Могилы «О тайне супружества», и 50-й главы печатной Кормчей книги, с несомненностью убеждает нас, что составители Петро-Могилянского требника, пользовались трудом хартифилакса Мануила, но не прямо, а через последующей редакции, которой могла быть только или переделка Захария Скордилия, или Мануила Малаксы». К таким результатам пришел, сопровождая этот путь свой указаниями натрудные обстоятельства, почтенный профессор о. Горчаков по исследуемому им предмету. И снова – неприятное впечатление, грустные думы навевает на читателя книга его. Что это за суровая судьба, тяготеющая на русском ученом! Тяжкими трудами пролагает он тернистый путь свой: вот он уже и у цели своих трудов, но тут он встречается с преградой непреодолимой и отходит назад, поникнув головой и утешая себя лишь гаданиями, несомненными предположениями, что там, за этой преградой, непреодолимой, и кроется ясная разгадка предложенной ему и мучащей его трудной загадки... Не такова рассматриваемая книга А. С. Павлова! Здесь нет ни жалоб ни преград неодолимых, ни сомнений тяжелых, здесь напротив все ясно, категорично, спокойно уверенно.

По данному вопросу книга А. С. Павлова производит на читателя то радостное ощущение, которое испытывает человек, долгое время среди темной ночи блуждавший по проселочным дорогам, и вдруг к рассвету увидевший пред собой большую дорогу.

Относительно личности Мануила и его эктезиса книга А. С Павлова освещает следующие темные места в сообщениях, даваемых по сему предмету о. Горчаковым:

а) Греческий библиограф Сафа, а за ним и о. Горчаков смешивают личность хартофилакса Мануила, автора Ἔκθεσισα с Мануилом Ритором Великой Церкви – писателем более известным, чем первый, но одной эпохи. А. С. Павлов поправляет греческого библиографа и указывает ясные черты различающие двух лиц, смешиваемых в одно. Один был ритор, другой – хартофилакс, один уроженец Пелопонеса, или Коринфа – Πελοποννησιος, Κορίνθιος; другой – Малой Азии, города Ксанфа – Εανθινός. «Кафа не только смешал нашего Мануила с соименным и современным ему великим ритором, но и разделил его на два лица, из коих одно – под именем Мануила ритора и хартофаликса осталось в XVI веке, а другое – с одним только последним титулом – попало в число малоизвестных писателей второй половины XVII в».

б) Но главнейший труд А. С Павлова посвящен библиографическим изысканиям Мануилова Эктезиса, характеристику этого произведения и его в высшей степени важного значения в истории брачного права всей Восточной и в частности Русской Церкви. Он разыскал самые лучшие и самые древние списки Эктезиса: «несомненно стоящие весьма близко к автографу самого Мануила». Таковых два: оба находятся в венецианской библиотеке св. Марка, один – в виде аллигата к великолепному пергаминному сборнику канонов XI-го века, другой-в составе такого же по содержанию сборника XVI века. И за тем «к одному разряду с этими принадлежит и Севастьяновский ХVI-XVII в, находящейся в Московском Публичном Музее, в сборнике разных отрывков из греческих рукописей под № 532 (отрывок 5-й)⁶».

Отыскав лучшие списки этого произведения, А. С. Павлов представляет характеристику, историческую критику его (стр. 20–26). Оказывается, что в качестве источников для своего трактата Мануил Ксанеянин имел роспись родства и свойства в фамилиях «Радин» и «Склпр», которую Мануил мог иметь и отдельным сочинением и читать в так называемом Prochиvon auctum (Дополненный прохирон), где она занимает гл. 98–129 tit. VIII.; затем трактат М. Властаря: о степенях родства в отношении к браку, находящийся в его Алфавитном синтагме (Лит. Б. гл. 8). «Мануил хартофилакс несомненно – говорит А. С. Павлов – пользовался этими руководствами, в особенности Властарем, но – надобно отдать ему справедливость – пользовался самостоятельно, критически» (стр. 20). На дальнейших страницах, до 27-й, и предлагается подробный и в то же время сжатый и ясный разбор достоинств и недостатков Эктезиса. Удерживаемся от изложения этого разбора, ибо, чтобы быть точными в этом изложении, мы вынуждены были бы передавать его целиком: так он сжат, так не многословен, что нельзя в нем найти слова, которое можно было бы опустить, не извращая силы подлинника! На стр. 27–36 идет речь об изданиях Эктезиса Мануилом Малаксом и Захарией Скордилием – Марафарой. Νομικόν (так называется сборник) М. Малакса, почти целиком содержащей Эктезис хартофилакса Мануила, содействовал широкому распространению последнего в Восточной Церкви и в Молдавии; ибо здесь пользовался обширной популярностью Νομικόν Малакса – это с одной стороны; а с другой – из этого именно Номикон в 1643 г. были перепечатаны Мануиловы росписи родства и свойства в греческий Ирмологион Антония Иулиана и издаются и до сих пор в греческих ирмологионах. Но вообще Номикон М. Малакса – плохой источник для ознакомления с Эктезисом Мануила хартофитакса «из восьми списков его – говорит А. С. Павлов, известных нам лично и по чужим описаниям мы не можем указать и двух, в которых бы Эктезис Мануила хартофилакса записал одно и то же место и имел одну и ту же редакцию» (стр. 27). Да и кроме того: сборник М. Малакса не только не был популярным в России, но едва ли был даже и вовсе известен.

Не М. Малаксу, а другому лицу, именно греческому священнику о. Захарии Скордилию-Марафаре православный русский народ, доселе даже в низших классах своих отлично разбирающий родство и свойство, обязан знакомством с Эктезисом Мануила, самым лучшим руководством по этому предмету, какое когда-либо являлось на свет. Что это была за личность, какие сочинения или издания принадлежали ей – с этими вопросами познакомил русскую публику о. Горчаков в своей книге «О тайне супружества» (стр. 54–56), познакомил на столько, на сколько сам мог получить о сем сведений в греческом журнале: ελληνομνήμων (Афины 1843 г.), в биографиях Сафы и некоторых иных греческих библиографов. Он же первый, по крайней мере печатно высказал предположение, что «одно из изданий Скордилия имеет громадную важность» для определения источника второй половины 50-й главы Кормчей книги. Но что такое это за издание? где его найти? На эти вопросы о. Горчаков мог дать только следующие грустные ответы: «мы не могли отыскать Скордилиева Орологиона» (стр. 55, примеч. 2); «не имея возможности ознакомиться непосредственно (и с другим) трудом Скордилия, мы не можем судить об отношении его к труду хартофилакса Мануила чрез подробное сравнение текстов работ того и другого авторов» (стр. 56). Русский канонист опять повстречался с вопросом «которого решить нельзя», и опять явился на этот вызов А. С. Павлов, который в рассматриваемой книге и решил этот вопрос – весь без всякого остатка. На стр. 29–36 он дает самые подробные указания, где может читатель найти книгу Скордилия и подробные описания важнейших ее изданий; затем в «приложениях», на стр. 238 – 331 подлинный текст ее, параллельно с текстом Кормчей книги, а в низу с превосходными комментариями и вариантами, объясняющими отношение книги Скордилия к Эктезису Мануила хартофилакса и другим источникам, которыми он пользовался. Таким образом на этих страницах (29–36 и 238–331) рассматриваемой книги читатель (и ученый cпециалист и читатель среднего образования) имеют пред глазами своими тот, доселе скрывающийся источник, из которого проистекла в ХVII веке вторая часть 50-й главы Кормчей книги. Этот источник нашел, расчистил и в полной целости первобытной ученому и неученому миру представил русский ученый А.С. Павлов.

Вот, вкратце, сведения о трудах Скордилия-Марафары, имеющие ближайшее отношение к Кормчей книге:

«Первое издание книжки Скордилия вышло в 1564 году. Оно совпадало с величайшим национальным торжеством греческой колонии в Венеции – освящения первой тамошней православной церкви (во имя св. великомученика Георгия), при которой о Захария состоял наместником тогдашняго Константинопольскаго патриарха Иосифа (1549 –1566). В конце издания помещены были а) стихи самого издателя в честь новоосвященной церкви; б) надпись, начертанная над ея дверями, и в) следующее типографское известие о выходе книжки: «настоящая книжка о браках напечатана в Венеции в дому Иакова Леонцина, коему светлейшим венецианским правительством дана и привилегия, чтобы в течение 10-ти лет никто не дерзал печатать эту книжку; а напечатана она замышлением и тщанием иерея 3axapиa Скордилия Критянина, по прозваниюо Марафара, наместника Константинопольскаго вселенского патриарха кур-Иосафа в лето от домостроительства во плоти Господа нашего Иисуса Христа 1554-е в месяце Генваре». На первом (заглавном) месте напечатаны: а) на лицевой стороне – разное на дереве изображение Захарии Скордилия с начальными по бокам буквами Π. Z. (παπᾶς Ζαχατιας или πρόσωτον Ζαχαρίου) с подписью следующего двустишия: Χαρτοφύλαξ πάρος ἀγχιστειὠν πεισματα λῦσεν

Ἑρμείῃ τώχνη νῦν δἐ ίερευς ἀλιτρός

[T.е.: Сперва хартофилакс истолковательным искусством распутал верви родственных связей, а теперь (сделал это) недостойный иерей]; б) на оборотной стороне – таблица пяти видов родства с указанием крайнего предела, до которого простирается запрещение браков в каждом из них». Единственный экземпляр первого издания книжки Скордилия находится теперь в венецианской библиотеке Св. Марка в одном общем переплете с другими мелкими греческими брошюрами под знаком 1953. CXCI. 7. В продолжении XVI в. книжка Скордилия несколько раз перепечатывалась. Уцелевшие экземпляры этих перепечаток дошли до нас частью в виде аллигатов к греческому Часослову (ωρολόγιον) разных изданий XVI в., частью в виде отдельных книжек, но те и другие без типографских известий о времени их напечатания, за исключением разве одного издания, вышедшего отдельной книжкой в 1588 году. Из экземпляров, приплетенных к Часослову, известны два: один при Часослове Московской синодальной типографской библиотеки XVI века, но неизвестного года, другой – при Часослове Британского Музея 1581 года. Оба эти Часослова и принадлежащие к ним аллигаты несомненно представляют собой два совершенно различных издания. Таким образом по наличным библиографическим данным можно с полной вероятностью насчитывать четыре издания книжки Скордилия: два – с определенной датой – 1564 и 1588 г. и два без даты: одно при Московском типографском Часослове, другое – при лондонском музейском 1581 года. Самому Скордилию несомненно принадлежит только первое издание. Все позднейшие перепечатки делались уже без его участия (стр. 31, 32). Как литературное произведение, книжка Скордилия характеризуется так: «Скордилия был не только издателем Мануилова Эктезиса, но и автором разных дополнений к нему. Некоторые из них он отметил особой надписью: και ἄννως или και έτερως другие указал прямо, но большая часть статей книжки оставлена без всякаго намека на их происхождение, так что точное и безошибочное разграничение авторских прав Мануила и Скордилия делается возможным только при помощи двух уже известных нам венецианских списков Эктезиса, представляющих этот памятник в его первоначальном, подлинном и полном виде. Из сравнения этих списков с печатной книжкой Скордилия оказывается, что он более всего потрудился над последним отделом Мануилова сочинения о духовном родстве. Отдел этот дополнен у Скордилия: 1) таблицей духовного родства; 2) многочисленными и нередко довольно обширными выписками из разных источников о догматических основаниях и каноническом значении этого родства, как препятствия к браку. Можно сказать без преувеличения, что здесь собрано почти все, что можно было найти по этому предмету в источниках каноническаго права и богословских сочинениях отцов греческой церкви, именно: Дионисия Ареопагита и Симеона Солунскаго. С историко-канонической точки зрения особенно замечательны изданные Скордилием и только по его книжке известные отрывки из грамат современных ему патриархов Дионисия и Иосафа. Кроме того о. Захария, не найдя в своих источниках прямого и решительного ответа на несколько занимавших его казуистических вопросов о духовном родстве, поместил их в своей книжке с ответами от своего собственнаго лица». При этих несомненных достоинствах, книжка Скордилия не чужда и некоторых недостатков. «В массе выписок из своих источников Скордилий не мог не заметить тех противоречий о границах духовного родства, с которыми имел дело и Мануил Хартофилакс, но он не сумел выйти из них с такой честью, как его предшественник». «Отсутcтвие всякой системы в изложении материала и недостаток твердой логики в развитии основной мысли составляют отличительный характер авторской деятельности о. захария, на сколько она проявилась в занимающей нас книжке. Бесспорно, он был весьма трудолюбивый компилятор, тщательно отмечавший самые незначительные варианты в своих источниках, но не такой мыслитель, который мог бы создать из своего материала одно стройное целое, подобное Эктезису хартофилакса Мануила».

Книга Скордилия, с уважением принятая в греческой церкви, сделалась известной и в церквах славянских. От начала XVII в. до нас дошли списки сербского ее перевода при разных канонических сборниках, несомненно имевших в югославянских церквах весьма важное практическое значение. Один список например, находится в сербском номоканоне Погодинского Древнехранилища (Импер. Публ. Библиот. № 243). Около половины того же столетия книжка эта сделалась известной и у нас в Kиеве, но не в готовом, сейчас упомянутом сербском переводе, а в печатном подлиннике. Киевский митрополит, знаменитый Петр Могила, воспользовался этой книжкой, как одним из источников для канонической статьи о браках, помещенной им в Требнике, пред «чином обручения и венчания». Здесь книжка Скордилия является не в полном и точном переводе (каков сербский), а лишь в извлечениях и с разными переделками. В киевском переводе удержан почти вполне текст Эктезиса Мануила с его таблицами, но большая часть дополнений, сделанных Скордилием вне этого текста, опущена (стр. 98). Точное и наглядное отношение киевского перевода к подлиннику представлено в приложении, где помещается прекрасно изданная книжка Скордилия по экземпляру типографской библиотеки.

Мы рассмотрели лишь первую часть книги (стр. 1–40) А. С. Павлова. Следующие две, более обширные части, содержат 1 я: историко-канонический анализ первой части 50-й гл., 2-я: историко-канонический анализ второй части. Обе эти части разрешают следующую задачу «так как статьи Кормчей книги, заимствованныя из Требника Петра Могилы, моложе всех других источников брачнаго права, принятых в ту же Кормчую; то естественно возникают вопросы: как относятся они к содержанию этих старинных источников? Дают ли сравнительно с ними какие-либо новые определения и нормы по брачному праву, и если дают, то на сколько эти определения и нормы усвоены были позднейшим русским законодательством и практикой, и сохраняют ли в каком- либо отношении свое непосредственное действие в брачном праве до настоящего времени?».

Мы не будем рассматривать этих частей: это рассмотрение привело бы к необходимости написать книгу не меньшую той, о которой мы решились сделать свой отзыв; ибо характерное свойство почтенного автора – не во многих словах высказывать многое – отразилось и в этих частях его книги в той же степени, как и в первой. Для выполнения библиографической своей задачи, полагаем, будет достаточно указать на те общие выводы, к которым пришел почтенный автор своими исследованиями. Что же касается характера самих этих исследований, процесса, пути, которым он дошел до своих выводов: то они – те же, которые обнаружены и в первой части и которые – позволяем себе надеяться – выяснены нами достаточно. И здесь та же всесторонность в изучении источников и литературы, то же глубокое проникновение в духе их; та же изумительная точность в сообщении исторических сведений, то же удивительное знакомство со свежим, сырым материалом (в особенности с «делами» и неизданным законодательством Св. Синода и наконец та же медленная, глубоко обдуманная, но зато сжатая и совершенно категорическая речь, какою высказываются положения, суждения, выводы, что и в первой части книги.

Вот перечень результатов всего исследования, добытых характеризованными нами средствами нашего русского канониста, выраженных его же словами (лишь с некоторыми сокращениями, нами допущенными).

1) «Происхождение составных частей 50-й главы из источников, не имеющих для православной и, в частности, для русской церкви законодательного авторитета, не может служить предосуждением ее каноническому достоинству... В сфере своего права, как и в сфере учения, церковь действует по правилу: вся искушающее добрая держите (1Сол.V.21). Что «добро» для церковной, жизни то церковь может брать отовсюду и, после искушения на пробном камне своей веры и оснований своего права обращать в свое «добро». Так поступила она и в настоящем случае: статья католического Ритуала как мы уже видели, принята Петром Могилой в его требник с значительными переменами по смыслу православного догматического учения о браке и по требованию современной практики русского брачного права. Точно также и сочинение константинопольского хартофилакса в известной уже нам печатной редакции послужило для киевского иерарха только материалом, которым он пользовался вполне свободно и властно для своего руководства местному духовенству при совершении браков. В свою очередь и всероссийские патриархи, принимая статью киевского Требника в Кормчую, сделали в обеих ее частях некоторые поправки, сокращения и приспособления к особенностям местной церковной практики. Только в таком виде и только в значении законодательного акта русской церковной власти статья, составленная из указанного материала, сделалась у нас одним из важнейших для практики источников брачного права». Да и по существу, т. е. содержанию и характеру, 50-я глава Кормчей имеет полное право на такое значение: «ничего несогласного с первоисточниками православного брачного права она в себе не содержит. По сравнению с другими статьями о браках, принятыми (и непринятыми) в печатную Кормчую, 50-я глава имеет бесспорные преимущества полноты и ясности. Она содержит в себе несколько новых и весьма важных предписаний, частию вовсе неизвестных прежним источникам нашего брачного права, частью таких, которые служили для практики необходимым дополнением и разъяснением того, что содержалось в этих источниках. Если же в 50-й главе и встречаются некоторые неточности, даже противоречия, то эти недостатки настолько незначительны, что прежняя практика, говоря вообще, вовсе их не замечала. Во всяком случае они не умаляли сравнительного достоинства главы в целом ее составе и, при большем внимании со стороны высшего духовного правительства к тексту печатной Кормчей, легко могли быть исправлены в дальнейших изданиях этой книги. Все это относится к 50-й главе Кормчей книги, как источнику русского брачного права. Но для практики она преимущественно важна была, как техническое руководство к точному определению степеней родства и свойства, запрещенных для брака. В этом качестве она стоит неизмеримо выше всех прежних руководству употреблявшихся в русской и самой греческой церкви до XVI века. У нас и до сих пор нет другого, по крайней мере официального руководства, которое по ясности и полноте росписей родства и свойства (в особенности последнего) можно было бы поставить на одну линию с 50-ю главою Кормчей».

2) В историческом развитии догмы русского брачного права значение 50-й главы Кормчей определяется мерою принятых из нее, или установившихся под ее влиянием норм этого права. Сюда относятся постановления действующих законов, церковных и гражданских:

1) О необходимости взаимного согласия жениха и невесты на брак;

2) о невенчании единобрачных не христианских супругов, принявших крещение;

3) о троекратном оглашении предстоящего брака;

4) о венчании браков в приходской церкви, приходскими священниками и при свидетелях;

5) о невенчании браков без особенного архиерейского разрешения в кровном родстве и двухродном свойстве далее 4-й степени и в трехродном свойстве далее 1-й степени. За всем тем, некоторые правила 50-й главы и до сих пор удерживают за собой непосредственное действие в нашем брачном праве именно: 1) правила о временах в году, в которые не должно совершаться венчание браков; 2) правило, требующее, чтобы брачующиеся лица знали начатки христианской веры; 3) правило, указывающее ближайшие степени незаконного родства, как препятствия к браку.

3) Учение 50-й главы Кормчей о «форме тайны супружества» было общепринятым в православной догматике XVI и XVII века. Хотя это учение формулировано не церковью на соборах, а западнорусской богословской школой под влиянием католической схоластики, но внесенное в Православное Исповедание Петра Могилы, оно получило признание и со стороны всей иерархии восточной Церкви и таким образом из школьного догмата сделалось церковным. Оно оправдывается и преданием Вселенской Церкви, которая признавала христианский брак таинством по самому его существу, а не по форме его заключения. А как взаимное согласие брачующихся лишь несомненно относится к самому существу брачного союза, то внешнее выражение этого согласия, как необходимая форма совершения таинства брака, должно бы составлять такую, же т. е. совершенно необходимую принадлежность и церковного обряда браковенчания. Этого требует и самая аналогия брака с прочими таинствами. Если Служебник и Требник дают особую, строго определенную формулу для совершения каждого таинства, то почему бы одно только таинство брака должно было навсегда оставаться без той или другой формулы, соответствующей его существу?

4) Собственно русское церковное законодательство о различных видах родства, составляющая препятствие к браку, ослабило обязательную силу византийских церковных законов, изложенных в 50 и 51 главах Кормчей книги. Это в особенности нужно сказать о постановлениях нашего законодательства, которым прямо дозволяется брак во второй степени духовного родства и косвенно – в первой.

5) «Так, как по точному смыслу указа 19 января 1810 года, епархиальные архиереи не могут не давать разрешения на браки в родстве и свойстве (двухродном), превышающем четвертую степень, то это разрешение есть не более, как простая формальность, отмена которой не причиняла бы никакого ущерба церковной правде, но соблюдение которой нередко соединяется для заинтересованных лиц с большими неудобствами. Что же касается до изложенного в синодском указе 28 марта 1859 г. предписания, по которому приходские священники не могут без особого архиерейского разрешения венчать браков даже в 4-й степени трехродного свойства, а епархиальные архиереи ни в каком случае не должны запрещать повенчания таких браков, то отмена этого предписания, как основанного на одной только ошибке издателей печатной Кормчей, была бы даже прямым восстановлением церковной правды».

6) «Установленная в 50-й главе Кормчей полная аналогия между родством духовным и родством по установлению должна быть выдерживаема и в действующем брачном праве. Если действующий церковный закон не допускает брака между лицами, которые, по духовному родству, стоят друг к другу в отношении родителей и детей, братьев и сестер, т.е. в первой и второй степени: то уже простое нравственное приличие требует, чтобы эти две степени оставались запрещенными для брака и в родстве по установлению».

7) «Родство физическое, или незаконное (если, конечно, оно известно) должно быть признаваемо препятствием к браку в такой же мере, как и родство законное, т.е. до 4 й степени включительно»

8) «Новый способ счисления степеней свойства, по которому каждый из супругов, в отношении к кровным родственникам другая, принимается за особую степень, должен быть отвергнут однажды навсегда, как прямо антиканонического».

9) «Дни и времена в году, в которые не должно совершаться венчание браков, не исчислены вполне и со всею точностию ни в одном законодательном акте русской церкви, вследствие чего в нашей церковной практике и теперь возможны случаи несогласия в этом отношении. Например: можно ли венчать браки по вторникам и четвергам до вечерни? С точки зрения приведенных нами фактов древнерусской церковной практики и на основании современного богослужебного устава, по которому день начинается не с утра, а с вечера (почему и венчание браков в среду и пяток после вечерни не запрещается), ответ на предложенный вопрос может быть дан только утвердительный. С указанной точки зрения то же самое следует сказать и о канунах или навечериях дней воскресных и праздничных. Но современная практика, не имея на этот предмет прямых и ясных предписаний в действующих церковных законах, может в лице самих епархиальных архиереев колебаться семо и овамо, т. е. в одних случаях допускать венчание браков в означенные дни до вечерни, а в других – не допускать. Повторяем еще раз: вопрос, взятый во всей полноте своего содержания, и теперь ждет законодательного разрешения, нисколько не утратив той практической важности, какую в прошлом столетии придавала ему сама Верховная государственная власть. При этом разрешении, конечно, должна быть принята во внимание и современная практика старшей из православных поместных церквей-греческой» (стр. 219 – 226).

Не берем на себя смелости оценивать и тем более предугадывать, какое практическое значение в нашем семейственном праве получат эти выводы: но что касается научного их значения, то русская летопись науки канонического права Восточной Церкви с признательностью занесет эти выводы, как образцы точно формулированных и совершенно научно аргументированных положений строго православной канонической доктрины.

Книга снабжена, кроме многих подстрочных примечаний, обширным эпилогом. В этом последнем содержатся:

1) Текст 50-й главы Кормчей параллельно с ее источниками; в числе сих последних особенно важен полный текст книги Захария Скордилия – Марафары, превосходно комментированный издателем.

2) Роспись (греческая) степеней родства и свойства, в которых брак запрещен или дозволен, составленная неизвестным автором около половины XI века. В такой именно редакции роспись эта в начале XIII века переведена была на славянский язык и до печатного издания Кормчей служила у нас главным руководством для счета степеней родства и свойства. Подлинник ее доселе еще не был издан.

3) Мнение Даниила, митрополита Ефесского, по прозванию Спана (конца XV века), о браке между сыном крестника и внучкой крестного отца.

4) Трактат о порядке и условиях совершения брака, составленный от лица Св. Синода С.-Петербургским Apxиепископом Гавриилом Кременецким.

5) Предписания к предупреждению злоупотреблений при совершении супружеского таинства (составленные в Св. Синоде между 1779–1787 годами).

6) Свод решений Св. Правительствующего Cинода, последовавших по делам о браках, совершившихся в разных сродствах – труд митрополита Евгения (Болховитинова), хранящейся между рукописями Киево-Софийского кафедрального собора, под № 65.

7) Из мемории частной духовно-гражданской комиссии в дирекционную комиссию о сочинении нового уложения от 11-го июня 1769 года.

8) А., Иоанна монаха Зонары от лица apxиереев – о том, что не должно двум троюродным братьям жениться на одной и той же;

В., Святейшего патриарха Антиохийского Феодора Вальсамона мнение по обсуждавшемуся в Синоде вопросу о том, можно ли одному и тому же вступать в брак с двумя троюродными сестрами.

Статьи эти, за исключением двух последних, или еще не были изданы доселе, или же в весьма редких изданиях находились в такой неизвестности, что для отыскания их требовалось редкое знакомство с книгохранилищами старопечатных книг и рукописями русскими и заграничными, а также и с архивом Св. Синода. Две последние, хотя и находятся в изданиях довольно общедоступных, но – выражаясь языком древнеславянских святителей – «доселе омрачены были для многих облаком мудрости эллинского языка, ныне же облисташа», т.е. появились в точном и ясном переводе А. С. Павлова.