Источник

Очерк торговли Московского Государства в XVI и XVII столетиях

Глава I

Совокупность местных особенностей и вековые обстоятельства истории наложили своеобразное очертание на все проявления жизни народа, населявшего Россию. Плоскость пространства, суровый климат, отдаленность от театра умственной и гражданской деятельности цивилизованного человечества, близость к кочующим племенам, от которых Россия должна была защищать первые начатки своей образованности, слишком слабые не только для того, чтоб обновить жизнь других, но и для того, чтоб развиваться своенародно при неблагоприятных обстоятельствах; наконец, долговременное иго татарское, из-под которого Россия освобождалась медленно, не путем открытого сопротивления и борьбы, но пользуясь игрою случая и выбором обстоятельств, – все это вместе приготовило для России тот образ, в котором ее быт являлся в XVI веке, когда она, освободившись от чуждого завоевания, установилась на основании государственного единства и начала новый период своей истории, определяемый названием московского. Эти условия жизни отразились, между прочим, и на нашей торговле. Количественное богатство материалов страны, более девственной и обширной, чем плодоносной; скудость рукодельных произведений; труд производителя, тяжелый, вынуждаемый чаще всего внешними побуждениями необходимости и неизбежности, иногда тою отвагою, которая рождается вследствие терпения, редко изобретательностью и сознательною надеждою на успех; неудобства путей сообщения, подвергавшие торговцев невыразимым лишениям и опасностям; незнание техники чужеземных произведений; неведение способов их приобретения и сбыта своих собственных; недоверчивость к собственным силам и чужой добросовестности, а вследствие того стремление обманом предупредить обман; задержки и препятствия, которые на каждом шагу полагались торговой деятельности, – вот черты, отличавшие русскую торговлю и составлявшие ее исключительный характер.

Падение Новгорода, убив древний порядок раздельности и вечевого порядка удельного периода, не осталось без важных изменений в торговле. Иоанн III, переселив во внутренность Московии знатнейшие новгородские фамилии, разрушил вековую корпорацию новгородских гостей, которые до того времени составляли как бы компанию, державшую в своих руках всю торговую деятельность древнего русского мира и исключительно управлявшую торговлею с Западом. Но, собственно, Новгород, в смысле его местности, еще долго не терял прежнего значения; под властью Москвы он, по крайней мере, до открытия беломорского пути, не перестает быть важнейшим пунктом торговых сношений России с Европою. В Новгороде был главный обмен русских сырых произведений на иноземные рукодельные. С разных сторон России стекались туда купцы: москвичи, тверитяне, смольняне – с медом, воском, мехами, солью, рыбою, лесом, пенькою, льном, угольями, и возвращались с сукнами, материями, драгоценными металлами. Покупаемые или вымениваемые товары отправлялись из Новгорода двумя путями: в Город и в Псков, а из Пскова в Ригу и Литву. Из иностранных купцов, торговавших в Новгороде в начале XVI века, первое место занимали фламандцы, за ними литвины. Такое стечение купцов давало ему значение первого торжища во всей России.

Из городов, соседних с Новгородом, занимало важное место Белоозеро, перевалочный торговый пункт между Новгородом и северо-востоком России; там был постоянный торг или ярмарка, куда съезжались купцы тверские, новгородские и других городов, а равно из монастырей, занимавшихся тогда большою торговлею. Сами белоозерские торговцы производили значительные закупы разных оптовых товаров, например соли с Северного моря, и перепродавали купцам других городов. В XVI веке не только самый город, но и прилежащие к нему населения начали принимать торговый характер; но московское правительство, наблюдая свои выгоды и опасаясь, что, при расширении торговых пунктов, трудно будет следить за собиранием пошлин, в 1497 году уничтожило торги в селах, исключая одного города и волости Углы. Судьба Пскова была подобна судьбе Новгорода. Падение веча в 1510 году сопровождалось такими же переселениями псковских купеческих фамилий во внутренность Московского государства и замещением их московитянами. И здесь угасла вековая торговая корпорация местных старожилов, а новые общественные условия не дозволяли новому купечеству со временем сделаться тем, чем было прежнее. Василий Иоаннович уничтожил вместе с гражданскою свободою Пскова и торговую вольность его, ввел тамгу и пошлины, лежавшие на торговле в Московском Государстве, которых никогда не знали в Пскове. Таким образом, выгоды, которые извлекали псковские купцы, бывшие, по положению своего отечества, факторами между Европою и Россиею, не оставались уже для них исключительным достоянием, а переходили в руки правительства. Но Псков не перестал быть городом, важным для торговли. Он стоял на распутьи торгового обмена. Мы выше заметили, что часть товаров, выходивших из Новгорода, приходила в Псков. Самый Псков имел три пути сбыта и привоза: первый до Иван-Города – вероятно, водяной, второй в Ригу, третий в Литву. Главные иностранные купцы, торговавшие в Пскове, были ливонцы, скупавшие в этом городе огромное количество воску и меду. Эти два материала из всей обширной России приходили преимущественно в Псков, а оттуда шли в Ригу, которая снабжала ими всю Европу.

В Москву в XV веке стекалось множество европейских купцов из Польши и Германии для покупки мехов, которые в московской торговле занимали первое место между вывозными товарами. Торговля эта происходила в гостином дворе; он, в начале XVI века, помещался в обширном каменном здании, которого лавки поражали глаза разнообразием производимых товаров. Самое торговое время в Москве была зима, по причине более удобного сообщения, в особенности для приезжавших из Литвы чрез Смоленск, потому что летняя дорога этого пути находилась постоянно в самом дурном положении. Летним путем служила Москва-река, судоходная верст за сорок выше Можайска; по ней проходили в Москву суда с товарами и пригоняли лес, но вообще этот путь не был вполне удобен по причине извилистого русла реки, и зимний путь считался лучшим.

В XVI веке не все иностранцы имели право торговать в Москве; туда приезжали преимущественно поляки; немцы, шведы и ливонцы ездили в Новгород. Каждый торговец, привозивший в Москву свои товары, должен был показать их таможенным чиновникам, которые составляли им подробную опись и оценку и представляли на благоусмотрение государя; если великий князь пожелает купить в свою казну что-нибудь из привезенных товаров, то купец не имел права торговать, пока не окончится выбор для великокняжеской казны. Такие задержки и стеснения, вероятно, были причиною того, что вообще иноземные купцы охотнее ездили в Новгород, где это правило не соблюдалось в такой строгости и если существовало, то ограничивалось некоторыми статьями, а потому-то англичане, приехавшие в Россию, нашли Новгород в торговом отношении значительнее царской столицы.

На северо-востоке от Москвы, в первой половине XVI века, имел торговое значение Дмитров, потому что из него открывался важный путь в Волгу: суда шли по Яхроме в Сестрью, из Сестрьи в Дубну, а Дубною входили в Волгу. Таким образом, товары, привозимые из восточных стран, могли доходить водою в Дмитров, а оттуда сухопутьем перевозились в Москву. Дмитров, между прочим, был средоточием рыбной торговли, имевшей в тот век важное значение внутри края; по вышеупомянутому пути доставлялась рыба из Шексны. В окрестных селах Кимре и Рогачеве образовались также торговые пункты для хлеба, соли и скота. Далее на устье Шексны образовался рыбный рынок, множество купцов съезжались туда из разных краев России для скупа шексненской рыбы, которая славилась повсюду; между прочим, монастыри посылали туда своих людей и крестьян для покупки значительных партий рыбы.

На устье Мологи существовала первая в то время в России ярмарка. Она была близ прежнего Холопьего-городка, построенного, как говорило предание, новгородскими рабами, которые в отсутствие господ воспользовались их супружескими правами, а по возвращении господ бежали на устье Мологи и там построили укрепление и защищались в нем отчаянно, но наконец, были взяты силою. Под именем Холопьего-городка еще в XVI веке существовало поселение; в расстоянии же нескольких верст от него, при самом устье Мологи, стояла на скале церковь; в виду ее простирался широкий луг, на котором собиралась знаменитая ярмарка. Предания, сохранившиеся о ней в конце XVII века, когда она давно уже не существовала, уступив место другим торжищам, дают ей очень важное значение. Торг продолжался ежегодно в течение четырех месяцев. Широкое устье Мологи до того было заграждено судами, что люди без перевозов переходили по судам с одного берега на другой. Купцы разных стран – немцы, поляки, литовцы, греки, итальянцы и персияне раскладывали на обширном лугу свои товары, удивлявшие красотою узорочья незнакомую с фабричного и искусственною производительностью Россию. Семьдесят кабаков с питьем разливали веселость в толпе. Оборот на этой ярмарке был так велик, что сборщики пошлин приобретали в казну великого князя до 180 пудов серебра. Бывшие тогда в память свою нам поведаша якже от отцов своих слышаша, говорит описавший невиданную уже им ярмарку диакон Каменевич-Рвовский, писавший в последних годах XVII столетия. Герберштейн, посещавший Россию тогда, когда ярмарка Холопьего-городка еще существовала, говорит, что туда стекались шведы, поляки, литовцы, но преимущественно татары и турки. Торг этого торжища был преимущественно меновой, так что почти обходилось без серебра и золота. Приезжие купцы променивали сшитые одежды, ткани, ножи, топоры и посуду на сырые произведения края, в особенности на меха. Это известие современника показывает, что сказание конца XVII века преувеличено, но тем не менее последнее служит доказательством, что ярмарка Холопьего-городка действительно была очень важною в свое время, когда оставила в грядущих веках такую память о своем существовании. В северо-восточной России Вологда и Устюг были города уже с торговым значением. Край вологодский был богат льном и салом, и Вологда была сборным пунктом этих произведений, отправляя их в Новгород. В Устюге был меновой торг мехами, которые добывались на Двине и на Ваге, а также привозимы были соседними восточными инородцами: югрою, вогуличами, печерянами, пермяками и отчасти русскими промышленниками, которые сами ходили в глубины северо-восточных лесов. Из Белоозера приходили в Устюг, через Кубенское озеро, суда с хлебом и разными произведениями природы и рукоделья для обмена с инородцами на меха; между прочим, Кирилло-Белозерский монастырь каждогодно отправлял в Устюг суда с товарами, преимущественно с кожею. Торговое плавание от Устюга до Холмогор по Двине существовало в начале XV века, и в Холмогорах была ярмарка, на которой торговали мехами. Смельчаки-промышленники спускались из Холмогор в Северное море, направляли путь вдоль правого берега, входили в Мезенскую губу, проплывали по Мезене, потом по Пезе, а оттуда коротким волоком переходили в реку Цильму и входили в широкую Печору, по которой достигали Пустозерска. Некоторые ходили в Уссу, а оттуда волоком переправлялись в Сысву, спускались в Обь и доходили даже до Иртыша. Само собою разумеется, что этот путь был продолжителен и исполнен опасностей и больших затруднений. Там промышленники ловили пушных зверей или выменивали меха у туземцев; другие выменивали моржей для зубов, ценных в то время в торговле; иные привозили из отдаленных краев редких птиц – соколов и кречетов, составлявших любимую забаву знатных. В земле самоедов, недалеко от Мезеня, в селении Лампожне, была ярмарка, на которую съезжались из Холмогор разные купцы для вымена шкур и мехов от самоедов, как это свидетельствует грамота Иоанна IV, в 1547 г., где сказано: «Самоеды приезжают в Лампожны торговати с русаки». Некоторые из Устюга предпринимали промышленные и торговые путешествия в Вятку и Пермь: путь их лежал из Устюга по реке Югу, а потом волоком они переходили в Вятку; этот путь, однако, не считался безопасным, потому что купцы претерпевали несчастия от разбоев воинственных черемисов. В вятском крае привлекала промышленников ловля бобров в реках и белок в дремучих лесах: этим промыслом занимались татары и продавали свою добычу русским купцам. Таким образом, ловля бобров происходила в XVI веке в реке Чепце и озере того же имени. Кроме мехов, русские торговцы покупали в вятском крае лошадей, которые тогда уже приобрели известность.

Как ни затруднительны, как ни опасны были путешествия в глубине сурового, негостеприимного, дикого северо-востока, однако польза, какую получали от них торговцы, была столь велика, что заставляла их отваживаться на все; в XVI веке в короткое время торговцы могли составить огромный капитал от таких поездок, потому что они выменивали ценные пушные меха на совершенную безделицу; например, за железный топор пермский дикарь давал столько мехов, сколько можно было, связав их вместе, продеть в отверстие топора, куда вкладывается топорище. Эта торговля знакомила северо-восточных дикарей с первыми зачатками цивилизации, ибо русские привозили им хлеб, одежды, посуду. Тогда как одни промышленники, выплывая из Двины в море, отправлялись на восток, другие отправлялись по морю на запад, в землю лопарей, и выменивали рыбу за первые предметы гражданственного быта. По берегам Ледовитого моря русские промышленники занимались ловлей белых медведей, моржей, рыбы и вываркой соли. Каргопольцы, порошане, устьмошане, мерехшане ездили к морю летом на судах, зимою на санях и привозили оттуда большой запас соли, которую складывали в Турчасове и Пороге, где наемные казаки набирали ее в рогожи. Они продавали ее, между прочим, белоозерским купцам. Соль вываривалась в большом количестве в вотчинах Соловецкого монастыря и составляла важный доход его, приобретаемый торговлею. И другие монастыри имели там соляные варницы, например монастырь св. Николая у Непоксы.

Из городов волжского бассейна Ярославль, Нижний и Балахна, в первой половине XVI века, были торговыми городами. Страна, прилегавшая к Ярославлю, славилась хлебородием, а потому город Ярославль был местом хлебного закупа. В Нижнем и Балахне существовали торжища: это видно, между прочим, из привилегии, данной Данилову монастырю в Переяславле, на беспошлинную отправку разных произведений из монастырских имений на продажу в Нижний и Балахну. Казань еще в XV веке передавала России меха, получаемые из Джагатая, и, вероятно, чрез Казань доставлялись в Россию бухарские шелковые ткани. Из мехов, доставляемых в Россию Казанью, славились преимущественно белки, которых ловили на Яике, куда русские еще не успели проникнуть. Что в XV веке русские купцы ездили также в Казань, это видно из грамоты митрополита Ионы в 1461 г. к казанскому царю, в которой он просит покровительства к своим людям, отправляемым в Казань с рухлядью; митрополит напоминает казанскому царю, что он всегда был благосклонен к русским купцам, приезжавшим в Казань для торговли. Торговля с татарами не всегда была безопасна; так, в 1523 году в Казани перебили всех русских купцов. Но русские вели постоянную с ними торговлю: доставляли татарам европейские шерстяные материи, от них получали лошадей, которые были тогда в большом уважении. Татары обыкновенно вели с русскими меновую торговлю, но иногда продавали свои товары на чистую монету. По известию Барбаро, в XV веке русские посылали суда свои по Волге в Астрахань за солью. В конце XV века между Москвою и Астраханью ходили караваны. Путешествие это было затруднительно, по недостатку пристанища, продовольствия и частым разбоям на пути. Поэтому купцы старались везти свои товары тогда, когда астраханский царь посылал московскому великому князю подарки, что случалось почти каждый год. С этим посольством отправлялось до трехсот русских и восточных купцов с товарами, а татары за караваном гнали стада лошадей, которые служили им не только для продажи в Россию, но и для пищи во время дороги, потому что они не брали с собой хлеба. Караван шел по правой стороне Волги, но иногда сначала по левой, для избежания нападения от татар Золотой Орды; самое опасное место было там, где Волга в своем течении сближается с Доном. Потом караван переправлялся на правую сторону Волги на плотах и шел по степи до жилых пределов России. Путь его лежал чрез Рязань и Коломну. Дорог совершенно не было. Негде было укрыться от дождя и зноя. Путники ночевали под открытым небом, ограждаясь повозками в виде укрепления. Для предосторожности ставили трех часовых: одного на правой, другого на левой стороне табора, третьего позади. Каждую минуту можно было ожидать нападения. Глаза не встречали в этой безбрежной степи ничего, кроме верблюдов и растерянных лошадей или татар в повозках. Так передает нам картину этого путешествия очевидец Контарини, который ехал в Москву с караваном с 10 августа по 23 сентября. В Астрахани, в XV-XVI веках, до покорения ее Иоанном, была ярмарка, куда съезжались армянские и персидские купцы. Астрахань была тогда важнейшим пунктом торговли Венеции с востоком. Торговля эта шла через Тану или Азов, отстоявший на восемь дней пути от Астрахани. Но уже в последней половине XV века Контарини заметил, что Астрахань представляла новые мазанки среди старых красивых развалин. Она не могла поправиться со времени разрушения ее Тамерланом.

Другой путь России на юг был Доном до Азова и по Азовскому морю до Кафы. Местом отправки русских произведений, выходивших из Руси этим путем, и пунктом складки привозимых был Данков, город обширный и замечательный. Плавание по Дону до Азова совершалось в двадцать дней. В 1499 году мы встречаем еще другой путь нагрузки на реке Мече, на урочище, называемом Каменным Конем. Азов был наполнен торговцами, и не только выгоды привлекали иноземцев в тот город, но и свобода и веселость жизни. Впрочем, донская торговля не могла достигнуть большого размера, потому что Дон не во всякое время был судоходен, а только весною и в дождливое осеннее время. Третий путь России на юг был по Днепру. Вязьма была главным пунктом, где нагружались и разгружались суда с товарами. Водяной путь оканчивался Киевом: отсюда товары шли до Кафы караваном по степи. Это путешествие сопровождалось большими опасностями от татарских набегов, а потому торговля по днепровской системе не могла иметь большого успеха.

Таковы были главные пункты и главные исходы нашей торговли до прибытия англичан. Пути сообщения находились вообще в самом невыгодном состоянии и ужасали иностранцев, приехавших в Россию. Вся Московия (говорит Павел Иовий) была непроходима в летнее время по причине грязи и дурных дорог; весною таящие снега превращали поля в совершенные болота, и в дождливое лето лужи стояли по дорогам до осени. Не говоря уже о таких путях, как, например, на северо-восток или в Астрахань, где путешественник каждый раз отправлялся как бы для открытия новых земель, самые обыкновенные торговые пути были в дурном состоянии. Дорога из Новгорода к Иван-Городу – важнейший путь сбыта русских произведений за границу – шла по узким, невыносимым тропинкам, посреди лесов и степей; не было ни гостиниц, ни дворов, где бы путешественник мог отдохнуть; окрестности казались безлюдною пустынею; только кое-где мелькали деревушки. Дорога от Новгорода в Москву шла по дикой пустыне. Путь от Вильны до Москвы через Смоленск был непроходим летом, и только одна дорога из Пскова в Ригу была самая удобная и населенная.

Из всех статей русской торговли меха занимали в то время важнейшее место. Торговля с Россиею, несмотря на все затруднения, занимала умы в Европе более, чем когда-нибудь. Во-первых, в Европе была тогда чрезвычайная мода на меха, а Россия могла доставлять этот товар; во-вторых, при неточности тогдашних географических сведений торговцы Европы вздумали проложить путь в Индию через Россию и тем подорвать монополию Италии и Португалии. Генуэзец Павел Иовий предполагал, что стоило только перевести товары из Индии волоком в реку Оке (Аму-Дарью), которая, по его мнению, впадала в Каспийское море, и потом провозить их Волгою, по России, а потом до Белого моря и оттуда в Европу. Эта-то надежда, основанная на недостаточности географических сведений, привела к нам предприимчивых англичан.

Глава II

В Англии образовалось общество под названием Мистерия (The Mistery). Его основателем был знаменитый Себастиан Кабот, открывший Северную Америку. Ближайшая цель этой компании была – открытие нового пути в Китай и Индию через северные страны старого полушария; к тому побуждало стремление Англии подорвать монополию Португалии и Испании во всемирной торговле. Эта компания в 1552 году снарядила три корабля: «Бона-эсперанца» (120 тонн), «Бона-конфиденция» (90 тонн) и «Эдуард Бонавентура» (160 тонн). Главным командиром экспедиции был Гуг Виллоуби, помощником его Ричард Ченслер. Это была первая экспедиция англичан в полярные страны. 11 мая 1553 г. три корабля снялись с якорей у Гетфорда. Два из них, «Эсперанца» и «Конфиденция», под начальством Виллоуби, отделились от третьего, осенью 1553 года попали в сувой около Святого носа и, загнанные непогодою в Нокуевскую губу, были заперты льдом. Адмирал погиб со всем экипажем от холода и голода. Весною на следующий год русские рыболовы нашли тела несчастных мореходцев с их кораблями.

Третий корабль экспедиции, «Эдуард Бонавентура», пристал 24 августа 1553 года к устью Двины и высадился у посада, называемого Непоксра. Оттуда командир корабля отправился в Холмогоры, явился там воеводе Фофану Макарову и земскому судье; они послали к царю Ивану Васильевичу с донесением о прибытии странников, а между тем перевели корабль в безопасную Унскую губу. Не дожидаясь царского позволения, которое должно было последовать в ответ на донесение холмогорского начальства, Ченслер сам поехал на санях в Москву и получил желаемое царское дозволение на дороге. Допущенный к царской аудиенции, Ченслер подал царю Ивану Васильевичу грамоту от имени Эдуарда VI, написанную ко всем вообще владыкам северных стран, куда судьба бросила бы посланную экспедицию. Английский король просил благосклонно принять отправленных мореходцев. Иоанн Васильевич обласкал странников как нельзя лучше и отвечал Эдуарду VI дружелюбною грамотою, в которой изъявлял позволение английским торговцам торговать в России свободно без всяких задержек. Ченслер уехал из Москвы в марте 1554 года и возвратился в отечество прежним путем. Тогда в Лондоне образовалось другое общество, или торговая компания, с целью торговли с Россиею и открытия неизвестных земель на севере. Компания эта переменяла свое название; таким образом, через несколько лет она называлась компаниею для торговли с Россиею, Персиею и северными странами, вообще же в сокращенном образе выражения она называлась русскою компанией. Патент королевы Марии утвердил организацию. Первенствующее лицо компании назывался говернор: Себастиан Кабот был назначен на эту должность на всю жизнь, а по смерти его члены компании должны были выбрать другого голосами. Сверх того, компания ежегодно выбирала двадцать восемь правительственных главных членов; из них четверо назывались консулами, а двадцать четыре – ассистентами. В отсутствие говернора три консула с двенадцатью ассистентами управляли компаниею. Торговые и судебные дела требовали решения пятнадцати голосов, включая в это число голоса говернора и двух консулов; если же говернора не было налицо, то для составления законного решения нужно было не двух, но трех консулов. Компания имела право покупать и вообще приобретать земли, не более, однако, как на 60 ф. стерлингов в год, издавать свои правила и учреждения, если только они не были противны законам государства, наказывать членов компании, налагать на них пени и для того иметь в разных местах, где будут жительствовать члены, полицейских чиновников, называемых сержантами, плавать по морю, но под английским флагом, строить и снаряжать свои корабли, нанимать матросов, торговать во всех портах, делать завоевания и приобретать страны и города в новооткрытых землях, пользоваться ласковым приемом русского государя и противодействовать всякому совместничеству не только торгующих в России иностранцев, но и английских подданных, не принадлежащих компании.

В 1555 году Ричард Ченслер отправился сам в Москву в качестве посла, был принят отлично и выхлопотал у Иоанна льготную грамоту для английской компании. Русский царь давал ей право свободной и беспошлинной торговли оптом и в розницу, дозволял заводить дворы в Холмогорах и Вологде, без платежа с них податей, подарил двор в Москве у церкви св. Максима, дозволил иметь собственный суд и расправу, а если кто-нибудь войдет с ними в торговое состояние, то суд принадлежал царскому казначею; ни таможенники, ни воеводы и наместники не смели вмешиваться в их торговые дела и задерживать их; они могли держать у себя русских приказчиков, но не более одного в каждом дворе; царь обещал им справедливость в случае какого-нибудь оскорбления со стороны русских.

Когда Ченслер отправился в отечество, с ним поехал посланник Иоанна Васильевича к английской королеве, Непея. У берегов Шотландии корабль «Эдуард Бонавентура» потерпел крушение. Ченслер утонул, а Непея благополучно избегнул опасности, прибыл в Лондон и пользовался там чрезвычайно радушным приемом. Так основалось торговое сношение Англии с Россиею.

С тех пор каждый год приходил в Россию большой поезд английских кораблей с товарами. Они плавали вокруг Норвегии и Швеции и доплывали к устью Двины, стараясь всегда совершить это путешествие в благоприятное летнее время, до наступления морозов на Северном море. Компания не ограничивалась торговлею с Россиею, но хотела продолжать первоначальные свои планы открытия новых путей на восток. Летом 1555 года Стефан Борро, с товарищами, из Колы совершил путешествие до Оби, посетил Печору, Новую Землю и Вайгач. Познакомившись с берегами Сибири и увидевши невозможность проникнуть этим путем туда, куда бы хотелось, англичане начали искать другого направления. В 1557 году явился к царю один из членов компании, Антоний Дженкинсон, уже бывший перед тем в России. Он предложил царю открыть торговую дорогу России с Китаем, через Бухарию. Это казалось тем возможнее, что в то время было слышно, что из Китая ходят в Бухару караваны. Дженкинсон был человек бывалый, образованный; восток уже был ему известен, ибо он перед тем жил в азиатских турецких владениях. Иоанн дал ему дозволение на проезд до Астрахани, велел всем воеводам на пути оказывать путешественнику всевозможнейшие пособия, снабдил Дженкинсона рекомендательными письмами к закаспийским владетелям, подражая в этом случае английскому правительству, таким же образом познакомившему его с англичанами. Путешествие это совершено по воде Москвою-рекою с Коломны, оттуда Окою до Нижнего Новгорода, а потом Волгою в Астрахань. Дженкинсон оставил Москву 23 апреля 1558 года, а в Астрахань прибыл 14 июля. Из Астрахани он поплыл по Каспийскому морю, счастливо достиг Бухары, но тут узнал, что Китай еще слишком далеко и что караваны, ходившие между Китаем и Бухарою, уже перестали ходить. Он отказался от своих планов и воротился в Москву, куда прибыл в сентябре 1559 года.

В 1561 году Дженкинсон снова прибыл в Москву и предложил новый проект: проект торговли с Персиею. В это время случился в Москве персидский посланник. Дженкинсон, снова напутствуемый Иваном Васильевичем, отправился с персидским посланником по Волге, достиг до Астрахани и поехал оттуда в Персию; но это путешествие было столь же неудачно, как и бухарское. Персия была перед тем в войне с Турциею. На это рассчитывала компания, думая, что неприязненные отношения к этой державе поставят Персию в необходимость получать европейские товары через Россию. Вышло на этот раз не так, как хотели англичане и русские. Персия опять получала товары через Турцию. Во всяком случае предприимчивость Дженкинсона не осталась без важных результатов для России впоследствии.

В 1567 году королева Елизавета утвердила торговлю англичан с Россиею новым патентом компании. В этом патенте она предоставила и другим подданным своим, не принадлежащим компании, торговать в России в разных местах, кроме порта св. Николая. Беломорский путь предоставлялся компании потому, что, как думали на Западе, был открыт людьми, составлявшими компанию. Компания должна была вести торговлю не иначе как на английских кораблях и непременно держать на них матросов английских, а не других наций. Иоанн Васильевич определил права компании другою льготною грамотою, выданною Дженкинсону и после утвержденною при посольстве Рандольфа в Россию. Компания по-прежнему могла торговать в России беспошлинно и свободно, но обязана была показывать привозимые товары в царскую казну для выборки из них того, что понадобится, – старое русское право, соблюдаемое еще в XV веке в Москве. Члены компании могли торговать через Россию с Востоком, но также с соблюдением подобного условия доставки привозимых с Востока товаров для выборки в царскую казну; им дозволено в русских городах заводить конторы и подворья, а в Вологде канатную фабрику; в Вологде отведено место для иску железной руды; суд между купцами компании и русскими отдан опричникам, а в случае вины английских купцов и вообще лиц, принадлежавших к ведомству компании, царь предоставлял себе право арестовать их и налагать секвестр на их имущества, равно разбирать долговые дела через своих советников. Не позволялось заимодавцу посадить должника англичанина в тюрьму, но велено брать за него поручительство в уплате; дозволялось английским купцам посылать свои комиссии в русские города для защиты от воров и разбойников; купцы компании могли держать русских работников; допускалось хождение английской монеты в Москве, Новгороде и Пскове; дозволялось англичанам для своих торговых поездов брать ямских лошадей, дав только знать чиновникам, сколько они их берут, чтобы не было убытка казне. Царь предоставлял английской компании исключительно Холмогоры, реку Печору, реку Обь, Колу, Мезень, Печенгу, Соловецкий остров и все гавани двинские и на север от Двины, так что никакой корабль, хотя бы и английский, не мог приставать туда, если не принадлежал английской компании. Наконец, англичане не имели права, без особого дозволения королевы, приставать к Нарве и Иван-Городу, и никакой иностранец и принадлежавший компании англичанин не имел права проходить чрез Россию в Персию, Бухарию, Индию и Китай; члены компании имели право сами ловить таких путешественников и конфисковывать их имущество. Пользуясь такими важными правами, компания захватила важнейшие места в России. В 1567 году в Москве у св. Максима была главная контора англичан; в Холмогорах у них открыта была прядильная фабрика, заведенная купцом Ричардом Греем; в Новгороде, Пскове, Ярославле, Казани, Астрахани, Костроме, Иван-Городе, Кареле были у них подворья, где они продавали свои товары. Торговля с русскими была для них так же выгодна, как торговля русских с северо-восточными инородцами; например, в 1557–1562 годах в Нижнем Новгороде один купец, Христофор Гудсон, продал сукно, по его собственному сознанию, стоившее со всеми издержками втрое менее того, за сколько оно было им продано. Захватив в свои руки торговые пути, произвольно возвышая цены на свои произведения, понижая на русские, англичане оказывали презрительное обхождение русскому народу и через то возбудили против себя неудовольствие; нередко сам царь, их покровитель, разделял его. Уже в 1569 году он жаловался на англичан послу Рандольфу. То же было в 1572 году. Царь разгневался на членов компании, и по этому поводу приезжал в Москву старый знакомец Дженкинсон. Многие казненные Иоанном в припадке его страсти к мучительству остались должными компании, и англичане не знали, с кого получать долги свои; сверх того, за многие товары не были выплачены деньги из казны. Иоанн хотя удовлетворил требования компании, но ограничил торговлю ее Москвою и городами собственно московскими, а в Казань и Астрахань англичане могли ходить только с царского дозволения и должны были платить половину положенной таможенной пошлины. После несчастной Ливонской войны, когда Иоанн уступил Швеции Нарву и другим европейцам дозволено было торговать в Северном море, англичане, постоянно стремясь к тому, чтоб вытеснить совместников и распоряжаться самовольно торговым бытом России, сильно негодовали на это; с своей стороны русские обвиняли их в плутовстве, жаловались, что они продают гнилые сукна и материи, сносятся с царскими неприятелями и называют русских глупцами и невеждами. Посланник английский, Томас Боус, несмотря на то, что вначале был принят дурно, начал было преклонять царя снова на сторону англичан, но Иоанн умер внезапно. Один из заклятых врагов англичан и благоприятель немцев в торговле, дьяк Щелкалов, сказал тогда английскому послу: английский царь умер.

Англичане домогались вытеснить окончательно из России голландцев, фламандцев и немецких купцов, желали торговли исключительно для себя. Но противники их также действовали и, как уверяли англичане, склоняли дьяков в свою пользу подарками. Царь Федор отпустил Боуса ласково, а вслед за тем послал в Лондон гонца Бекмана, предлагая возвратить все прежние привилегии англичанам, если королева Елизавета дозволит также свободную торговлю в Англии русским. Елизавета заметила, что это несовместно с выгодами Англии, но не отвергала совершенно предложения и домогалась прежде всего исключительно торговли в России для компании, закрытия входа в Россию всем иностранцам купцам и даже англичанам, не принадлежавшим к компании. С ответом на такое предложение царь отправил в Лондон английского гостя, жившего в России, Иеронима Горсея. В письме царя было сказано, что нельзя выгнать из России купцов различных государств, издавна здесь торговавших, единственно из угождения нескольким англичанам, с которыми королева не хочет равнять своих подданных. Елизавета, узнав, что русский государь находится в руках своего любимца, Бориса Годунова, обратилась к нему; любимец заранее думал воздвигнуть себе трон, а потому и считал нужным расположить в свою пользу Англию, но он был слишком умен, чтоб отдать русскую торговлю и весь зависящий от нее быт русского общества в руки англичан. В 1587 году дана англичанам новая привилегия, которою царь позволял английской компании торговать свободно и беспошлинно, но не иначе, как оптового торговлею, а отнюдь не в развес и не в аршин, а винами не в разливку; повелевал не брать в кабалу русских людей; не позволять под своим именем торговать русским; членам компании позволялось ходить через Россию в прочие земли только с тем, чтоб брать товары от казны и променивать и продавать их для казны. Таким образом, русское правительство, по-видимому, исполняя требование англичан, тем не менее, хотело обратить данные льготы в свою пользу. Эта жалованная грамота обеспечивала имущество разбитых бурею кораблей. Право держать подворья для компании предоставлено в городах: Москве, Холмогорах, Ярославле, Вологде и у морского пристанища у пудожерского устья, о дворах других городов не упоминается; нет в числе таких городов даже Новгорода и Пскова.

Англия не была довольна этими правами, потому что хотела полного преобладания. Как видно, английское правительство, требуя для компании исключительных прав, таило за этим другие более обширные виды политического преобладания в России. С этой целью Елизавета и не хотела допускать в России торговли других англичан, не принадлежащих компании. В самом деле, если позволить вообще торговать в России, то, естественно, цены на продукты, их количество, сбыт – все это подвергалось бы влиянию обстоятельств, но компания, состоящая из тесного кружка купцов, имеющая исключительное право торговли во всей стране, могла управлять всеми торговыми делами этой страны произвольно и назначать какие ей угодно цены; владея капиталами, могла увеличивать и уменьшать количество вывозимых и ввозимых статей, давать направление торговым путям, одним словом, обращать всю торговлю чужой страны в исключительную пользу своей нации. Компания не связана была прямо с остальным английским народом; компания знала одно правительство, от правительства зависело ее существование, ее права, следовательно, обязанная исключительно правительству, она должна была сделаться его органом и орудием. Утвердить в России монополию компании – значило подчинить Россию английскому правительству. Русские купцы видели, что англичане подчиняют их себе и что выгоды их начинают зависеть от чужеземцев, и роптали; иностранные торговцы были также ожесточены против англичан, не хотевших давать ходу другим народам. Вскоре снова возникли недоумения между русским правительством и компанией.

Английские гости в XVI веке составляли одно целое тело. Каждый член компании производил торговые операции и займы на имя всей корпорации. Это повлекло к недоразумениям. Один из членов компании, Антон Мерш, задолжал более 23 000 р. Гости отказывались платить за него на том основании, что он занимал на свое имя, а не на имя целого общества, и притом указывали на то, что царские приказные люди выдали ему особую льготную грамоту на торговлю, без ведома и спроса гостей, что некоторые русские купцы, стакнувшись с Мершем, торговали с ним тайно от прочих гостей, дали ему на себя кабалы с умыслом, что Мерш никогда не заплатит, а будут платить за него прочие гости. Русские же представляли, что все, взятое Антоном Мершем, должно быть выплачено членами компании, к которой принадлежал английский банкрот. Это послужило поводом к приезду посла, доктора Флетчера, в 1588 г. Спор был продолжителен с обеих сторон. Англичане жаловались, что русские покупали у них товар в долг и, не заплатя денег, отдавали товар назад; другие же, наделавши долгов, не платили их, а приказные люди не давали англичанам управы и даже подстрекали русских не платить долгов своих. Англичане жаловались и на самое русское правительство за то, что ограбили Джона Копеля, одного из членов английской компании. Русские бояре возражали, что Джон Копель не был англичанином, а родом из Любека, жил в России, ложно именуя себя английским гостем, и оказался виновным в сношениях с шведским и датским правительствами, жаловались, что англичане нанимают русских работников и употребляют их на противозаконные дела. Так, один ярославец Вахрум, живучи у английского гостя, был у него лазутчиком и тайно перевозил за границу через литовские земли англичан; указывали на то, что англичане, желая отстранить совместничество других наций, покушаются на меры насильственные: перехвачено было письмо Горсея, которого еще недавно правительство облекало своим доверием, к другому англичанину Тромболу; в этом письме излагается намерение задержать корабль купца Белоборода, которому правительство делало препоручения, признавая их держать в тайне от англичан: на этот раз ехали на корабле Белоборода гамбургские купцы, враги англичан. Правительство нашло такой замысел в высшей степени преступным. Флетчер оправдывал своих единоземцев, доказывал, что торговля с Англией приносит России выгоды, что привилегии англичанам следует восстановить ради того, чтоб не прекратилась дружба между английскою королевою и русским царем. Главное требование его – не допускать других иноземцев в Белое море и в Новгород без воли королевы, кроме членов компании, требование, справедливость которого англичане доказывали тем, что те, которые нашли новый торговый путь, должны пользоваться им исключительно, это требование было отвергнуто. Бояре, бывшие на переговорах с английским посольством, доказывали, что несправедливо запирать для всех море из угождения каким-нибудь десяти человекам. Равномерно отвергнуто было домогательство способствовать англичанам в отыскании новых земель и китайского пути, но позволено ездить свободно из Москвы в Персию, Бухарию и Шемахию, не платя пошлин с товаров. Этого права не имели другие иностранцы в России, и царь давал его англичанам из особенной любви к королеве. Также только под предлогом особого расположения к английской королеве царь дозволил англичанам иметь свои дворы в Москве, Ярославле, Вологде, Холмогорах, тогда как торговцы других наций, например подданные султана, королей польского и французского, должны были ставить свои товары на общих гостиных дворах. Русское правительство обещало справедливую управу для англичан, в чем только они себя найдут обиженными, и принять меры, чтоб царские чиновники не делали английским купцам никаких стеснений. Впрочем, правительство не согласилось на домогательство англичан иметь право всякого должника из русских, задолжавшего английским гостям, преследовать посредством своего гостиного приказчика и отбирать у него имущество без суда, а предоставило англичанам взыскивать с должника обыкновенным порядком, по суду и управе, через приказных людей. Дело Мерша трудно было решить; оно кончено тем, что русский царь согласился, чтобы англичане заплатили половину требуемой суммы: двенадцать тысяч рублей. Чтобы на будущее время избегнуть недоразумений относительно того, кого следует считать гостем и кого не следует, Флетчер дал предложение, чтобы все английские гости, торговавшие в России, должны были состоять под ведением гостиного приказчика, который имел у себя список гостей и вообще всех лиц, принадлежавших к ведомству компании, другой экземпляр того же списка должен находиться в посольском приказе. Приказчик мог вычеркнуть имена тех, которые у него записаны в списке, и тотчас же эти имена были вычеркиваемы из экземпляра, хранившегося в посольском приказе. Таким образом, компания отвечала только за дела тех, которых имена находились в обоих экземплярах гостиного списка и помещались в жалованной грамоте. В эту категорию входили не только гости, но и все, которые у них жили и служили. За их поступки, исключая уголовных, отвечала вся компания, и всякий заем, сделанный кем бы то ни было, лежал равно на всех членах. Флетчер напрасно хотел отменить правило в отношении служивших у членов компании людей: русские не согласились, и имена всех людей компании должны были быть вписанными в список вместе с гостями. Англичане домогались, чтоб суд над членами компании был отдан правителю государства Борису Годунову, но им отвечали, что Годунов озабочен государственными делами, суд будет отдан его приказным людям, впрочем, вершить дела окончательно будет сам Борис. До сих пор англичане имели право держать русских приказчиков и скупщиков, но теперь оно было у них отнято под предлогом противозаконных поступков жившего у них ярославца Вахруша. В самом деле правительство хотело этим запрещением остановить исключительное господство англичан в торговле, подрывавшее русских купцов и самые доходы правительства. Так же точно правительство не согласилось на просьбы англичан давать им ямские подводы для торговых поездок, объясняя, что ямы учреждены для государственных, а не для торговых дел; удобство поездок предоставлено было добровольному уговору с извозчиками. Правительство разрешило англичанам покупать все русские товары невозбранно, но определило, что воск не иначе может идти за границу, как в промене на серу, порох и селитру.

Из донесения Иеронима Горсея, писанного около этого времени, видно, что англичане снова получили право беспошлинной торговли, но английские купцы должны были заплатить 500 фунтов стерлингов за пошлины прошлых годов и пожертвовать 350 фунтов стерлингов на постройку новой каменной стены в Москве.

Тогда Флетчер подавал своему правительству предложение, в случае царь разгневается на английских гостей, послать военные корабли к берегам Печоры и захватить русские товары тамошней ярмарки, оборот которой простирался до 16 000 фунтов стерлингов. Но Елизавета, казалось, очень дорожила дружественными отношениями к России и как бы в угодность русскому царю запретила сочинение Флетчера о России; в самом же деле это сочинение вообще написано в таком духе, который не мог нравиться властолюбивой Елизавете.

В самом деле, торговля с Россиею приносила Англии неисчислимые выгоды и в настоящем и в будущем. Современные англичане сознавались, что ни в какой другой стране торговля не представляла такой важной будущности, как в России. Как Россия нуждалась в произведениях природы, чуждых ее северному климату, и в произведениях искусств и ремесел, которые еще чужды были русскому народу, так равно вся Западная Европа нуждалась в произведениях Севера. До того времени торговля Европы с Россией производилась через Данию, Швецию, Любек, Гамбург, Лифляндию и Польшу. Англия была чужда выгод, которые приносила эта торговля. Но открытие северного пути давало англичанам новое, независимое от участия других стран, сообщение с Россиею. Англия могла получать из России и, как надеялась, из Персии и вообще с Востока нужные для Европы статьи, не опасаясь соперничества ни Дании, ни Швеции, ни Германии, которых совместничество было бы неизбежно в торговле балтийской; даже в случае войны, задерживавшей торговлю, Англия спокойно могла бы совершать свои торговые операции через Ледовитое море. Проложение пути через Россию в Персию, о котором тогда все мечтали, указывало англичанам надежду на то преобладание в торговле, которым пользовались тогда Португалия и Испания. Англичане думали доставлять в Европу восточные произведения скорее через Астрахань, Волгу и северные страны России, чем Венеция, Генуя, Мессина, Рагуза путем Средиземного моря. Так рассуждали в тот век англичане.

Несмотря на дружелюбные сношения правительства, торговля в России встречала однако беспрерывные недоразумения. В 1592 году лорд Борлей, отправляя в Москву нового агента компании, Джона Мерика, жаловался Борису, что русские чиновники в двинском порте, имея право, по договору, выбирать предварительно английские товары для царской казны, сулят английским купцам чрезвычайно низкие цены, так что англичанам невозможно продавать свои товары сообразно их требованиям; тогда чиновники обязывают английских купцов продавать все товары непременно в течение трех недель и таким образом принуждают поневоле отдавать товары в казну с убытком. На следующий год Елизавета обращалась к Борису с письмом о покровительстве английским купцам через своего посланника Томаса Мильда. Правитель в самых дружеских выражениях обещал всю свою готовность к исполнению желания королевы. Вступив на престол, Борис оказывал англичанам постоянное покровительство, но не только не распространял их прав, стеснительных для других иностранцев, а еще старался даровать торговцам других наций свободу торговли в России. Посланник короля Иакова I, Джон Смит, просил для англичан свободного прохода в Персию и Китай, но получил уклончивый ответ; царь изъяснял ему, что в Персии господствуют беспорядки, путешествие очень опасно и он, заботясь об английских гостях, не может позволить им отваживаться на явные опасности.

По восстановлении порядка в России, при Михаиле Федоровиче, английские купцы получали подтверждение своих привилегий на беспошлинную торговлю с уговором доставлять в царскую казну сукна, материи и прочие рукодельные произведения, непременно по той цене, по какой они продаются в собственном их отечестве; прибывая к Архангельску, объявлять и записывать пред таможенными головами и целовальниками свои товары, отнюдь не брать чужих товаров вместо своих, не вывозить шелку за границу и не привозить табаку. В 1619 году им воспрещено было держать закладней из русских людей. Привилегии англичанам даны на двадцать три человека; но они торговали в числе семидесяти. Захватив в руки свои всю торговлю и стремясь к монополии, они раздражали русских гостей. Англичане искусно поддерживали высокую цену своих и низкую русских товаров. Они придерживали привозимые товары и не пускали их в продажу, пока, от недостатка их в обороте, цены на них поднимались; тогда только англичане начинали их продавать и тотчас же переставали, когда товары начинали дешеветь. Таким образом, то подымая, то понижая цены, они наживали огромные проценты на свои капиталы. Они всюду рассылали своих агентов для закупки русских товаров, и так как пользовались правом не платить пошлин, чрезвычайно стеснительных не столько по сумме платежа, сколько по самой процедуре, то, естественно, могли всегда иметь перевес перед русскими закупщиками; притом, владея большими капиталами, они давали мелким торговцам и промышленникам чистые деньги вперед, брали с них кабалы, и, таким образом, мелкие торговцы были уже обязаны доставлять свои товары и произведения непременно англичанам: не платя пошлин, англичане всегда могли им дать выгоднее цену, чем русские оптовые торговцы. Такой порядок, как и заметил английский посланник при царе Алексее Михайловиче, был выгоден для мелких и небогатых торгашей и для народа вообще, но разорителен для русских оптовых торговцев.

Правда, англичане не могли добиться исключительной торговли в России, но после увидели, что совместничество немцев, голландцев, датчан для них не страшно, напротив, и его можно обратить в свою пользу. Закупая русские товары, они продавали их в Архангельском порте купцам других наций, которые в них нуждались, и тем же порядком покупали у них привозимые товары, а потом перепродавали русским с барышом; таким образом, русские купцы никак не в силах были тягаться с ними и не могли ничего ни купить у иностранцев, ни продать им без посредства англичан. Случалось, что русский гость, решившись на конкуренцию с англичанами, посылал свои товары в Архангельск; но члены компании сговорятся и понизят цену, а, напротив, ценность иностранных товаров повысят, так что русский торговец принужден бывает уехать назад, истратившись напрасно за провоз. Сверх того, англичане привозили сукна и материи худого достоинства и, вместо того чтоб продавать по условию в казну по заморской цене, продавали с выгодою, прибавляя ценность товара. Все эти причины в совокупности побудили в 1646 г. русских гостей подать челобитную на англичан: изложив все обстоятельства, служившие к подрыву русского купечества, они просили ограничить их произвол изданием таких учреждений, которые бы передали торговлю в руки русских купцов. Алексей Михайлович в 1649 году придрался к политическому перевороту, низведшему короля Карла на эшафот, и в качестве карателя народа, который «убил до смерти государя своего Карлуса», закрыл для него вход в Россию, ограничив торговлю его только Архангельским портом. После воцарения Карла II прибыл в Москву английский посол граф Карлейль с предложением возобновить прежние торговые сношения и выдать компании подтверждение старинных привилегий. Уже нельзя было отговариваться смертью Карла, ибо граф Карлейль извещал, что новый король все простил своим подданным; русское правительство прямо высказало свои обвинения на англичан, именно что они умышленно привозят в Россию дурные товары, что продают в казну товары вовсе не по заморской цене, как было постановлено в условии, с которым единственно им позволили торговать свободно и беспошлинно, и что, пользуясь от России важными льготами, они не хотели участвовать в платеже пятинной деньги, наложенной на всех вообще торговых людей для содержания войска. На это английский посол возражал, что, напротив, английские гости говорят, что они доставляли в Москву товары дешевле, чем доставляли их голландцы и гамбургцы, именно по той цене, по какой они продавались в Англии, но с трудом получали деньги, а получая их, принуждены были давать чиновникам подарки и взятки; что же касается до тех, которые не хотели участвовать в платеже пятинной деньги, то они уже умерли, а нынешние обеднели от потери привилегий. Когда бояре говорили, что ограничение англичан сделалось по челобитью русских торговых людей, посол заметил, как выше было сказано, что русские гости для того желают вытеснить англичан, чтоб самим захватить в свои руки торговлю; но не то сказали бы мелкие торговцы, если б спросили их. Вопреки выражению русских гостей, будто англичане оголодили русское царство, вывозя отсюда съестные припасы, Карлейль припомнил, что во время голода англичане привозили в Россию хлеб и продавали его по умеренной цене, стараясь об избавлении от ужасного бича страны, которая их приютила. Но все старания графа Карлейля остались напрасны; все, чем мог Алексей Михайлович усладить для англичан свой горький отказ, было оставление им надежды на возвращение прежних прав, которых действительно не думали более возвращать никогда.

Голландцы постоянно пользовались значительными правами, хотя меньшими, чем англичане, их соперники. При Иоанне Васильевиче, Федоре Иоанновиче, Борисе Годунове и Василии Шуйском они составляли компанию гостей и пользовались жалованными грамотами царей. Подобно англичанам, они имели свои дворы в Вологде, Архангельске, Москве, Холмогорах, Коле и освобождались от обязанности становиться на гостиных дворах. Царь Михаил Федорович в 1614 году подтвердил прежние права грамотою, выданною трем факторам гостиной голландской компании. Они могли постоянно приезжать в Архангельск и Колу и торговать всякими товарами по вольной цене; дворы их освобождались от всяких пошлин и тягла; они не подлежали суду бояр и воевод по городам, исключая уголовных дел; в торговых и вообще во всяких гражданских они судились в посольском приказе. Во уважение к потерям, которые компания понесла в продолжение Смутного времени, царь дал им право на беспошлинную торговлю в течение трех лет, а после того они должны были платить половину установленной в России торговой пошлины.

Голландцы, как англичане и другие иноземцы, должны были, прибывши к Архангельску, прежде всего продавать лучшие товары в казну и не производить частной торговли до совершенного закупа для казны. В XVI веке, когда устье Двины было исключительною собственностью англичан, голландцы, фламандцы и датчане торговали через Ревель, Ригу и Дерпт; но вскоре Белое море было открыто и для других народов; тогда голландские корабли ежегодно прибывали в Архангельск с грузом. Так было в XVII веке. Между ними и англичанами господствовала постоянная вражда; голландцы, говорил Самуил Коллинс, налетают как саранча и всюду бросаются, куда манят их выгоды; они отбивают у англичан хлеб. Они старались унизить и осмеять англичан, рисовали на них карикатуры, сочиняли пасквили, изображали Англию в виде бесхвостого льва, с тремя опрокинутыми коронами, или в виде множества собак, с обрезанными ушами и хвостами. Англичанин жалуется, что голландцев принимают лучше, чем англичан, потому что они, подкупая подарками бояр, располагают правительство в свою пользу. Неудовольствие русских купцов на иностранцев, торговавших в России, которое мы видели преимущественно относительно англичан, распространялось и на голландцев. В 1629 году новгородские гости жаловались на торгового голландца, что он торгует всякими товарами врознь и посылает русских людей, служащих у него приказчиками, в заонежские погосты, для скупа хлеба и рыбы, с целью отправки за границу. В челобитной 1646 года московские торговцы высказали негодование свое на голландцев. Голландцев они обвиняли так же, как и их врагов англичан, в умышленном повышении и понижении цен на товары. Как англичане, так равно и голландцы дорожили неопытностью русских. Когда какой-то ярославец, торговый человек, ездил с пушными товарами в Амстердам, тамошние купцы, сговорясь, не купили у него товаров ни на один рубль, и русский купец должен был воротиться с своим грузом в Архангельск; едва он вступил на русскую почву, как те же самые голландские купцы, которые плыли с ним из Амстердама, купили у него весь его пушной товар по высокой цене. Русские укоряли их в неблагодарности. «Вы торгуете у нас свободно, – говорили они, – и мы не составляем против вас заговоров». Голландцы чистосердечно отвечали, что это сделано было именно для того, чтоб русские не ездили к ним; иначе они, голландцы, потеряют свои выгоды, коль скоро русские станут приезжать к ним. При Алексее Михайловиче голландцы были сравнены с другими иностранцами, но после падения англичан голландцы пользовались в России большими выгодами; по крайней мере, голландские купцы могли брать жалованные грамоты и торговать в России, не страшась грозных совместников. Их товары в это время покупались с большею охотою, чем английские.

Ганзеатические города, после падения Новгорода, не имели уже того преобладания в русской торговле, как в средние века. Стремление Иоанна III ввести в Россию иноземные приемы гражданственности возбуждало зависть в ливонцах и в купцах ганзеатических городов. Немцы боялись образованности в России; для них гораздо выгоднее было иметь дело с народом, стоящим только на степени земледельческого развития. Ревельский городовой совет, по наущению Ганзы, задерживал иностранных художников и ремесленников, ехавших в Россию по приглашению великого князя; немцы преследовали их на море в качестве морских разбойников. Следствием таких поступков со стороны Ганзы и Ливонии была неприязнь к ним русского правительства. По поводу задержания и грабежа псковских купцов в Дерпте и Риге и нападения русских на пределы Ливонии началась опустошительная война с орденом, задерживавшая ход торговых сношений. В 1492 году Иоанн III построил Иван-Город: это возбудило досаду не только ордена в политическом отношении, но и городов в торговом: им опасно казалось образование нового порта, когда прежде иностранные товары приходили в Россию через ливонские города. В Ревеле сожгли двух русских торговцев; в отмщение за то Иоанн уничтожил ганзеатическую контору в Новгороде, столь долгое время приносившую Ганзе неисчислимые выгоды, задержал купцов и, засадив их в тюрьму, конфисковал их имущества. То был важный удар для торговли Ганзы с русскими. Дело по поводу этого происшествия тянулось и при Василии Иоанновиче; по ходатайству императора Максимилиана, великий князь, хотя изъявлял охоту дозволить возобновить торговые сношения с Ганзою, но отказывал в удовлетворении убытков, понесенных купцами в Новгороде. В 1539 году правившие в малолетство царя Ивана Васильевича бояре подтвердили торговый договор с Ганзою. В XVI веке, в царствование Иоанна IV, ганзейская торговля в России находилась не в цветущем состоянии. Тому причиною было соперничество англичан, отстранявших всеми силами иностранных торговцев, внутреннее ослабление союза через взаимные несогласия, соперничество с ливонскими городами, искавшими извлечь для себя личные выгоды из этой торговли, и, наконец, тяжелые и продолжительные военные обстоятельства в прибалтийском крае. По утишении Ливонской войны ганзеатические города тщетно думали возобновить древнюю новгородскую контору. На пяти сеймах никак не могли согласиться послать в Москву посольство для ходатайства о восстановлении конторы; ливонские города сильно этому препятствовали, желая, чтобы торговля с Россиею непременно шла через них. Наконец, в 1593 году Любек, от лица соединенных с ним семидесяти двух городов, отправил в Москву послом Захария Майера с предложением возобновить дружеские торговые связи с Россиею, даровать немецким купцам право производить торговлю в России свободно и беспошлинно и держать собственные подворья. Царь Федор дал им жалованную грамоту, по которой позволено им торговать свободно в Иван-Городе, Новгороде и Пскове с платежом пошлины, взимаемой с прочих торговцев. Эта грамота исполнялась плохо, ибо на другой же год любечане жаловались, что таможенное начальство во Пскове берет с них пошлин более, чем сколько следует по жалованной грамоте. В 1603 г. Любек, с другими союзными городами, снова обратился к царю, и царь дозволил им свободно торговать в России, Новгороде и Пскове, приплывать с кораблями в Архангельск и Холмогоры за грузом, продавать товары и возвращаться назад, обещал ввести одинакие весы и меры, содержать ганзейских купцов под своим покровительством. Любечане опять домогались беспошлинной торговли, но им отвечали, что если позволить торговать без платежа пошлин им, то следует позволить то же и другим; однако, в знак особого расположения, царь определил, чтоб они платили только половину обыкновенной пошлины, как и голландцы. Но вскоре под фирмою Любека начали приезжать торговцы из других городов, и царь отменил платеж половинной пошлины, а определил, чтоб и любечане платили полную наравне с другими. В Смутное время торговля с Ганзою упала. При Михаиле Федоровиче ганзейские города просили снова о свободной торговле в России, и вместе с ними за них ходатайствовали Нидерландские Штаты, но права по этой просьбе, вновь данные городам, были нарушены ими же неизвестно как. Купцы ганзейские получили запрещение ездить в Россию; только некоторые из них подкупали дьяков и брали жалованные грамоты. При царе Алексее Михайловиче, в 1652 году, дана новая грамота Любеку на право торговли с платежом пошлин в России наравне с другими; сверх того купцам позволено приезжать в Москву, привозить узорочные товары для царской казны и ефимки, которые следовало брать у них по ходячей цене. В XVI веке торговля ганзейских городов совершалась через Ливонию, в XVII веке через Архангельск. Так, при Алексее Михайловиче гамбургцы ежегодно приплывали к Архангельску, а некоторые вели в России торговлю сухопутьем от Архангельска.

Из других европейских соседних держав Швеция является в постоянных торговых сношениях с Россиею, однако часто прерываемых войнами. Таким образом, при Иоанне III торговля с Швециею пришла в упадок. Василий возобновил торговую взаимность народов договором с Густавом Вазою, которым предоставлена свобода шведским купцам торговать во всей России и иметь свое подворье в Новгороде. Правительница Елена в 1537 году заключила с тем же государем договор, утверждавший взаимную торговлю. В царствование Иоанна IV с тем же государем установлен договор, по которому русским купцам позволялось ездить через Швецию в европейские страны на шведских кораблях, а шведам дозволено торговать в Новгороде, Москве, Казани и Астрахани и проходить в Индию и в Китай. Но вообще в царствование Иоанна торговля с Швециею была в упадке от совместничества англичан и от военных обстоятельств. Между пограничными жителями обеих сторон в XVI веке не переставали драки, грабежи и убийства. В 1595 году дана шведам привилегия на свободную торговлю в России. Шведские купцы, как из собственно шведских, так из финляндских и эстляндских городов, могли свободно плавать по Ладожскому озеру и приставать повсюду своими судами, равно подниматься по Нарве, входить в Чудское озеро и достигать Пскова. Сверх того шведским купцам дано право торговать в Москве, Новгороде, Пскове и других городах во всей России на востоке, севере, юге, западе и не только в местах, уже принадлежавших русскому государству, но и в тех, которые вперед могут быть когда-нибудь присоединены к России, держать свои подворья не только в Новгороде, Пскове и Москве, где они их уже имели, но в других городах, где до того времени их не было. Следовало только наблюдать, чтоб это право принадлежало буквально шведам, а не торговцам других наций, под шведскою фирмою, поэтому на русских границах не следовало основывать новых пристаней; зато шведы обязывались пропускать торговцев всех наций, которые будут везти товары для царской казны, с тем только, чтоб на такие товары были взяты выписки в Ревеле или Выборге. С своей стороны, шведское правительство дозволяло русским купцам ездить с товарами в Швецию, Финляндию и Эстляндию и торговать свободно. Относительно платежа пошлин положено, чтоб как шведские купцы в России, так и русские в Швеции платили пошлины, установленные в обоих государствах. Эти привилегии были возобновлены и после Столбовского мира. В Новгороде вообще позволено было торговать только тем из иностранных торговцев, которые будут иметь жалованные грамоты; одни шведские торговцы могли торговать там беспрепятственно и держать свою контору. Тогда по Ладожскому озеру и Пейпусу происходило плавание торговых шведских судов, а суда русские ходили в Выборг, Ревель и Стокгольм, называвшийся у русских стекольным городом. В это время многие русские из края, уступленного Швеции, рассеялись по русским селениям новгородского края и вели выгодную для себя и для жителей России контрабандную торговлю, но на это обратило внимание правительство в 1628 году. Между вывозимыми из Швеции товарами первое место занимало железо, как в массе, так и в изделиях. Русские возили в Швецию, между прочим, хлеб; в 1649 году запрещено было возить хлеб в Швецию; но этот вывоз был так выгоден для русских, что крестьяне продолжали контрабандную торговлю. Впрочем, вообще торговля России с Швециею не была значительна, ибо возраставшая в большом размере торговля на Белом море с англичанами, голландцами и Гамбургом убивала торговлю как с Швециею, так с Даниею и Пруссиею. Мы имеем известие под 1630 годом, что в балтийские порты Нарву и Иван-Город не приходило почти никаких грузов. В половине XVI века война с Швециею прервала торговые сношения. По Кардисскому договору шведским купцам предоставлено торговать свободно по всей России, но преимущественно в Москве, Новгороде, Пскове, Ладоге, Ярославле, Холмогорах, Переяславле, Тихвине, Пернове и Александровской пустыни. Они могли иметь свои подворья в Москве, Новгороде, Пскове и Переяславле, а из шведских городов, предоставленных по договору для приезда русских купцов, были Стокгольм, Рига, Выборг, Ревель, Ижора, Карела, Ругодив (Нарва), Канцы; из них в Стокгольме, Риге, Ревеле и Ругодиве русские могли строить торговые дворы. Впрочем, Кардисский договор в отношении торговли есть повторение условий 1595 года. В платеже пошлин торговцы обоих народов подвергались местным условиям, без всяких особых привилегий. Во второй половине XVII века несколько раз было то запрещено, то вновь разрешено вывозить хлеб и съестные припасы в Швецию. Так, в 1685 году запрещено вывозить лес, свиное и говяжье сало и мясо в Швецию, но на следующий год, по просьбе олонецкого земского старосты, снова позволено. Сухопутная торговля с Швециею шла через Олонецк, где устроена была таможня.

Бракосочетание Иоанна III с Софиею Палеолог имело значение передачи интересов угасшей Греции обновлявшейся России. Это событие освежило и скрепило древнюю связь России с Грециею, и Греция вместе с тем передала России ненависть к своим завоевателям. Поэтому между русским и турецким правительством никогда не могло существовать согласия, напротив, постоянно господствовала тайная неприязнь; однако взаимные нужды связывали обе нации торговыми сношениями, тем более что торговый класс в Турции состоял из греков, пользовавшихся особым сочувствием в России. Вскоре после завоевания Константинополя встречаем приезды в Россию с товарами не только греков, но даже и турков. В 1499 году Иоанн III посылал в Турцию послов и исходатайствовал свободу торговли русским купцам во владениях султана, где они до того времени подвергались разного рода стеснениям и насилиям. В государствование Василия турки и греки приезжали в Москву для торговли: так, турецкий посол Искандер, родом грек, три раза ездил в Москву для покупки товаров; то же повторялось и в малолетство Ивана Васильевича; в 1576 и 1580 годах были подобные торговые посольства, султановы послы приезжали в Москву для покупок. В царствование Иоанна Васильевича, несмотря на нерасположение России к Турции, турецкие подданные торговали в Москве, как и подданные русского государя в турецких владениях. При Федоре Иоанновиче торговля с Турциею была обеспечена договором 1594 года, но торговые сношения не приняли большого размера по причине возникавших тогда неприязненных отношений между державами. В это время путь между Россиею и Турциею был уже не безопасен от нападений запорожцев. Таким образом, в 1564 году киевские черкасы на Овечьих водах погромили турчан и армейских торговых людей из турецких подданных.

Греки всегда пользовались особыми привилегиями, платили меньше пошлин и получали ласковый прием от правительства. Это делалось из уважения к их единоверию с русскими. Греки и молдаване ежегодно привозили в столицу драгоценные камни, жемчуг, металлические изделия и вообще разные женские украшения и конские приборы. Русские также получали от них драгоценные турецкие ткани и материи. Приезжая в Москву, эти греческие торговцы подносили в дар царю лучшие из своих товаров, и вообще были обязаны, явившись в столицу, прежде всего показать свои товары для выборки в царскую казну: только тогда давалось им позволение торговать в городе. Во внимание к их единоверию приезжие греки получали помещение, корм от казны хлебом и мясом, свечи и дрова. Некоторые из греческих торговцев жили в Москве постоянно, на особом греческом подворье. В половине XVII века греки и волохи торговали в Путивле, пограничном на юге городе Московского Государства. После торгового устава 1667 года, когда русские купцы успели выпросить у правительства стеснительные для иностранцев торговые учреждения, и греки подверглись платежу пошлин наравне с другими иноземцами. Впрочем, если они торговали на золотые и ефимки, то освобождались от платежа пошлин с обязанностью отдавать монеты в казну и брать из нее русские деньги. Несмотря на это уравнение с другими иноземцами, греки дозволяли себе контрабандные выходки, и оттого в 1672 году приказано осматривать их построже. Торговля с греками тогда упала; приезжали в Россию только мелкие торговцы, продававшие поддельные стекла за драгоценные камни, поэтому они потеряли право торговли. В 1676 году им позволено снова торговать в Путивле. Но они опять были обвинены в противозаконных разъездах с товарами по проселкам, почему снова последовали распоряжения о строжайшем надзоре за ними.

В продолжение XVI и XVII веков русские вели торговлю с восточными народами, бухарцами, персами, шамаханцами, крымцами, калмыками. Торговля с Хивою, Бухариею и Шамахиею перешла к нам по завоевании Астрахани, где издавна находила себе исток и где по-прежнему сосредоточивалась, когда уже Астрахань сделалась русским городом. В 1557–1558 годах владетели Хивы и Самарканда прислали к покорителю Астрахани Иоанну Васильевичу послов для обеспечения прав своих торговцев, и торговля России с их землями утверждена была взаимным договором. Астрахань начала наполняться купцами из Шамахии, Дербента, Юргенджа и других восточных городов. В последующие годы царствования Иоанна IV торговля была обеспечена новыми договорами с шамахинским царем в 1563 году, а с бухарскими владетелями в 1567 и 1569, и государь грамоты к их государям послал о купечестве. С тех пор установилась правильная торговля с этими странами. Между Астраханью и Караганским пристанищем дважды в год было торговое сообщение на государевых бусах, на которых юргенджские и бухарские купцы приплывали в Астрахань, платя за помещение на бусах во время проезда; другие же ездили в Астрахань степью. Они останавливались в Астрахани со своими товарами на особом подворье, которое называлось бухарским. Русские купцы с своей стороны ездили компаниями или артелями в Хиву и Бухарию: эти путешествия были не безопасны: так, в 1646 году татары ограбили наших купцов, ездивших в Хиву, за это арестовали в Астрахани с товарами хивинцев и бухарцев. При Михаиле Федоровиче возникла конкуренция между астраханскими местными купцами и хивинцами. Русские подговаривали воевод не брать на суда хивинцев, чтоб заставить их продавать дешевле свои товары. Это показывает, что торговля русская была очень важна для Хивы и что в Астрахани было много хивинских купцов, ибо в противном случае купцы страшились бы стеснять их. Алексей Михайлович расширил эту торговлю, дав в 1668 году, по просьбе юргенджского хана, привилегию на свободное прибытие хивинских купцов в Астрахань, обещал им покровительство правительства, обеспечение со стороны местных властей и дачу подвод по достоинству их товарных промыслов и пошлинного сбора. Через руки бухарцев к нам доходили и индийские товары. Бухарцы, кроме Астрахани, вели торговлю в Сибири и торговали на гостином дворе в Тобольске; они снабжали Сибирь рукодельными потребностями жизни, и торговля с ними была очень важна в Сибири, как видно из челобитной сибиряков в 1595 году, в которой они просят как милости, чтоб к ним приходили из Бухарин торговые люди с товарами. Бухарцы, торгуя в Тобольске, составляли там некоторого рода компанию, почему в деловых бумагах употребительно выражение тобольские бухарцы. Царь Михаил Федорович дал им льготу ездить для торгового промысла в Казань, Астрахань, в Архангельск к пристани и в приморские города с правом не быть задержанными судом, исключая долговых обязательств и уголовных дел, нанимать подводы, покупать суда и вообще быть безопасными от притеснений воевод. В 1686 году эта грамота была подтверждена снова. Торговля с бухарцами в Тобольске в половине XVII века была стеснена тем, что бухарцам не позволено было вывозить главного и почти единственного произведения сибирского края – пушных товаров.

Ни с какою страною торговля не имела в тот век такого значительного влияния на умы, как торговля с Персиею, ибо, как мы сказали, на нее смотрели как на средство произвести совершенное изменение в торговых сношениях целого мира. Этот взгляд, без сомнения, разделяли тогда и русские, а потому русское правительство находилось постоянно в дружелюбном отношении к персидскому; притом два государства – Россию и Персию – связывала обоюдная неприязнь к Турции. Еще до прибытия англичан у нас были сношения с Персиею, и в Москву приезжали персидские посланники по торговым делам; это видно из того, что Дженкинсон поехал в Персию вместе с персидским посланником, возвращавшимся тогда из Москвы. При Федоре Иоанновиче, во время царствования шаха Аббаса, образовались более тесные и самые дружественные отношения двух государств, поддерживаемые взаимною ненавистью к туркам. При Михаиле Федоровиче царь каждогодно отправлял в Персию своих посланников, которые, поддерживая торговые сношения подданных обеих держав, были вместе с тем закупщиками товаров для царя и пользовались при персидском дворе всем нужным содержанием. В 1634 году основана была голштинская компания, которая получила право торговли с Персиею через Россию на десять лет с платою шестисот ефимков в год и с воспрещением вывозить из России такие товары, которыми торговали русские, как-то: изделия шелковые, бумажные и металлические; эта компания, по своему ограничению и притом по большому количеству пошлин, каким подвергались ее члены в России, не могла приносить выгод. При Алексее Михайловиче торговля с Персиею приняла больший размер: шах Аббас II в 1664 году дал русским привилегию на свободную торговлю во всех персидских владениях без платежа пошлин, найма за подводы и платы за стоянку на гостиных дворах и в лавках с товарами; сверх того шах приказывал местным властям своего государства оказывать русским купцам особую почесть. Средоточием персидской торговли для России была Астрахань, которая вела эту торговлю через Дербент. Персидские купцы, приезжая в Астрахань, становились на особом дворе, называемом гилянским. Они прибывали в Астрахань по Каспийскому морю на государевых бусах; у иных были товары от шаха, а у иных свои собственные. При Михаиле Федоровиче (1628 год) с первых, во уважение к шаху, не брали пошлин, а вторые были обложены пошлинами, довольно высокими. Некоторые персидские купцы отправлялись из Астрахани вверх по Волге до Казани, а иные доплывали до Москвы, и там предоставлялось им стоять с товарами на посольском дворе. Наравне с греками они пользовались правом получать поденный корм – хлеб и мясо, равно сено и дрова. Казна выбирала для себя лучшие их товары, обыкновенно вознаграждая за то мехами; на возвратном пути они пользовались правом брать гребцов на суда безденежно и также во время дороги получали содержание. Персидские товары были в большом ходу в России; в Москве был особый персидский гостиный двор с лавками. Сам царь Алексей Михайлович, который вел значительную персидскую торговлю, подобно своему отцу, беспрестанно посылал в Персию посланников к шаху с целовальниками и приназывал закупать персидские товары, которые препровождались в Шамаху, а оттуда в Баку, где нагружались в бусы и отправлялись в Астрахань. Главным вывозным из Персии товаром был шелк-сырец, и его-то правительство брало исключительно в свои руки, так, что при Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче русские, покупая или выменивая шелк-сырец, привозили его в Москву и сдавали в казну государя, а казна продавала европейским купцам. В 1667 году правительство, по соглашению с персидским шахом, поручило это дело армянской компании: основатели ее были персидские подданные армяне Стефан Ромоданский и Григорий Лушков. Эта компания обязывалась закупать в Персии и возить в Россию шелк, который до того времени в большом количестве шел в Европу другими путями. Складочным местом шелковой торговли была Астрахань, куда компания подрядилась возить свой товар двумя путями: по морю и сухопутьем через город Терек. В случае, если бы продажа шелка не могла состояться в Астрахани, армянам предоставлялось везти шелк в Москву и далее в порубежные города: Новгород, Смоленск и Архангельск, наконец, при накопившемся количестве шелка им позволялось ездить и за границу, с тем, однако, чтоб непременно возвращаться через Россию и платить на возвратном пути пошлины. Эта компания торговала и другими товарами, например, верблюжьей шерстью. Правительство обязывалось давать ее членам для оберегания от разбоев во время плавания по Волге ратных людей и вознаграждать их в случае потопления судов или убытка, происшедшего от небрежения провожатых. Компания не освобождалась от разных поборов и пошлин, но могла возить с собою беспошлинно до десяти пудов разной домашней рухляди и съестных припасов, в том числе вино и табак, которых, однако, не могла продавать. Привилегия, данная компании, возбудила зависть русского купечества. Гости жаловались, что у них отнимают хлеб, доказывали, что, до основания армянской компании, русские гости сами покупали у восточных купцов товары и доставляли в царскую казну, а потом брали их из казны на комиссию и перепродавали иностранцам, а полученную за то звонкую золотую и серебряную монету сполна доставляли в казну; тогда как теперь получившая права компания, продавая персидские товары иностранцам, отвозит золото и серебро в свое отечество; европейские товары переходят к восточным народам через руки армян, а восточные товары достаются европейцам через те же руки; напротив, они бы переходили через русские руки и доставляли пользу как казне, так и купечеству, если персидская торговля сосредоточивалась исключительно у русских гостей и они были бы посредниками между Востоком и Европою. Эти представления имели только отчасти успех при царе Алексее Михайловиче; в 1673 году заключен новый договор с армянскою компаниею в прежнем смысле, но с некоторыми отменами, а именно: армяне не могли уже ездить с персидскими товарами за границу, коль скоро с теми государствами какие ссоры будут. Эта последняя оговорка была поставлена только для вида, сущность же дела была та, что правительство, настроенное гостьми, хотело ограничить их поезды за границу и собирать их товары в Россию. Сверх того, правительство уже более не обязывалось давать вознаграждения за товары, погибшие от потопления или от небрежения провожатых; но в первом случае давало им единственно ту льготу, что потонувшие товары освобождались от платежа за них пошлин, а во втором предоставляло им искать судом на тех, которых небрежность и неисполнительность была виною понесенных убытков. Таким образом, правительство представлением гостей воспользовалось настолько, насколько могло принести выгоды самому себе. Для большего успеха в деле с компаниею правительство выпросило у шаха грамоту, которая воспрещала его подданным продавать шелк мимо армянской компании и обязывала армян возить его единственно в Россию. Закоренелая вражда с Турциею была причиною такой сговорчивости шаха в пользу России. Персии не хотелось, во что бы то ни стало, чтоб персидские товары, особенно шелк, проходили в Европу через Турцию и доставляли последней средства к выгодам. Притом отправка до Персидского залива шелку, который родился в Гиляне, стоила дороже, чем отправка до Астрахани Каспийским морем. Русские, говорит один иностранец, не умели, однако, пользоваться неисчислимыми выгодами, какие представляла им торговля с Персиею, и стесняли ее. Персидские купцы при въезде в Астрахань подвергались обременительному для них пересмотру всего товара, переписке, оценке. Если они хотели ехать в Россию, то платили, сверх заплаченных уже с товаров пошлин, еще проезжие пошлины. При всяком переезде из города в город их пускали не иначе, как пославши наперед туда, куда они едут, роспись их товарам. Если они не успели распродать в России всех товаров, то, возвращаясь в отечество, платили отъезжие пошлины.

Русские неохотно допускали иностранцев пользоваться через Россию выгодною торговлею с Персиею. При Иоанне IV только англичанам и отчасти шведам дозволено через Россию посещать Персию и восточные страны; прочие иностранные купцы не имели права даже торговать без особого дозволения с Казанью и Астраханью, которые считались хотя принадлежащими Русскому царству, но не Московскому Государству. При Михаиле Федоровиче, хотя дано право на торговлю с Персиею голштинской компании, но с высокими пошлинами. При Алексее Михайловиче, особенно после торгового устава 1667 года, правительство стремилось, сколько возможно, отстранить иностранцев от восточной торговли. Но желание приобретать больше выгод для казны заставляло поручить значительнейшую часть этой торговли армянской компании. Правительство не надеялось и не могло получить столько выгод от русских купцов, сколько от армян; ибо при покровительстве, какое оказывал русской торговле шах, можно было предполагать, что весь персидский шелк перейдет в Россию. Шах много давал для подданных царя; надобно же было и в России дать что-нибудь для подданных шаха. Видя, что Россия не сладит с мыслью извлечь пользу из торговли шелком, голландский посол предлагал позволить голландцам торговать с Персиею и с армянами и обещал России цветущее состояние ее торговли. На это гости, постоянно стараясь отстранить иностранцев от преобладания в русской торговле, возражали, что лучше вместо цвета пусть голландцы покажут плод, а, по их мнению, гораздо будет выгоднее для России, если сами русские станут скупать шелк у персиян и перепродавать его европейцам, тем более что этот материал очень нужен для Западной Европы. Голландцы не могли добиться дозволения, по крайней мере на два года в виде опыта, торговать с персиянами через Россию. Гости возражали, что если в течение двух лет голландцы не нанесут вреда русской торговле и даже доставят ей видимую пользу, то дозволение будет вредно потому, что договор продолжится на дальнейший срок и окрепнет, а потом голландцы овладеют русскою торговлею навсегда, как сделали в восточной Индии. В случае крайности гости соглашались только дозволить в Архангельске армянам торговать с иноземцами, но отнюдь не в целой России.

России суждено было только предупредить других европейцев в географических открытиях, которые после, однако, в науке остались не за русскими. Так прежде путешествия Ченслера по Белому морю, которое англичане называли открытием северного пути, русский дьяк Григорий Истома, а потом Власов совершили морские путешествия вокруг Норвегии. Так же точно казак Дежнев открыл Берингов пролив прежде Беринга, имя которого осталось за отдаленным проливом. Так, предприимчивый тверской купец Афанасий Никитин посетил Индию прежде открытия туда пути португальцами. С первой половины XVI века начинаются у нас сношения с Индиею, правда не важные, но замечательные по характеру редкости. В 1533 году прибыло в Москву посольство от индийского султана Бабура, и хотя это посольство не установило прочных сношений России с Индиею, но русское правительство изъявило желание, чтоб люди промеж их ездили. После покорения Астрахани, в числе восточных народов, толпившихся в этом городе, были индийцы, приезжавшие туда через Персию.

Первое посольство в Индию было в 1646 году. Царь Алексей Михайлович отправил к великому шаху послом князя Козловского и с ним двоих купцов, казанского Сыроепина и астраханского Тушкалова. Купцы эти имели наказ изведать страну в торговом отношении, ее произведения, ее вывозные статьи, ценность их, торговлю с западными европейцами, таможенное устройство и пути сообщения. Им дано 5000 рублей для покупок тамошних произведений. Но эта торговая экспедиция не достигла своей цели. Персидский шах, бывши во вражде с великим моголом, не пропустил русских гонцов. Притом же Персия, конечно, должна была завистливо смотреть на возникающие сношения России с Индией, ибо индийские товары, состоявшие преимущественно во врачебных потребностях и пряностях, шли через Персию. Шах вежливо отделался от просьбы дать русским гонцам провожатых, указывая на опасный путь по причине междоусобий и беспорядков. Алексей Михайлович должен был ограничить свое желание сблизиться с Индиею единственно тем, что приказал астраханским воеводам доставлять индийским купцам, приезжающим в Астрахань, большие удобства перед другими восточными торговцами. Индийцы получали право посещать не только Астрахань, но столицу и внутренние города России. Таким образом, в январе 1650 г. два индийских купца Солокна и Лягунт продавали в Ярославле разные ткани, кушаки, ковры, платки, фаты, шелк, набранные ими отчасти в Индии, отчасти в Персии. В столице познакомили русских с индийскою материею камкою. В 1651 году русские гости просили царя дозволить им отправлять свои товары в Индию и устроить, при посредстве персидского правительства, свободное сообщение России с Индиею через Персию. Алексей Михайлович позволил гостю Шорину отправить двух гостиных приказчиков Родиона и Ивана Никитиных с русскими товарами и снабдил их грамотами к персидскому шаху и великому моголу. Но и это торговое посольство не достигло своей цели, отчасти снова от неблагорасположения Персии, отчасти же в самом деле от беспорядков в Индии, возникших по смерти великого могола между его сыновьями, оспаривавшими друг у друга наследство. В 1663 году прибыли в Москву индийские армяне с грузом товаров и поднесли Алексею Михайловичу в дар разные украшения: корону, перстни, запону, нашивки, материи, ладан, благовония и фрукты. Царь взял у них не все, но часть, и по средней оценке выдал им настоящую цену в 10 472 рублей соболями, сукнами и другими товарами, но не деньгами. Армяне были недовольны таким приемом, потому что обыкновенно царская щедрость награждала подносителей даров вдвое против настоящей цены самих даров. Армяне заключили с правительством договор доставлять в аптекарский приказ лекарства, особенно чепучинный корень (Radix chinae), но правительство не согласилось, чтоб привоз этих товаров был освобожден от пошлин. В 1669 году царь, не оставляя мысли о постоянной торговле с Индиею, задумал отправить туда русский караван. Предприятие это было столь ново, что надлежало предварительно отправить кого-нибудь для исследования пути, а потому Алексей Михайлович послал в Бухарию, Хиву и Балк посланников Бориса Пазухина для изведания пути в Индию. Пазухин возвратился в 1673 году. Он доносил, что центром, куда нужно будет послать караван, должен быть Джанабад, индийская столица. Путь к нему идет от Астрахани морем, до караганского пристанища, оттуда в течение трех недель до Хивы, из Хивы в течение трех недель до Балка, от Балка на Парван, оттуда на Чарикур, Кабул, Пишаур, Атток, Ротас, Лагор, Султанпур и Джанабад, что выходило от Астрахани пути четыре месяца с половиною верблюжьим ходом. Спрошенные по поводу этого донесения индийцы, случившиеся в то время в Москве, советовали держать другой путь из караганского пристанища в Юргендж, Бухару, а оттуда в Балк, из Балка в Кабул. По собранным сведениям в 1675 году отправлен через Бухарию, по указанию индийцев, караван под начальством посла астраханца Мамет-Исупа Касимова с разными товарами, состоящими преимущественно в мехах, предназначенных для подарков властителю индийскому Эвреинзебу. Пропущенные дружелюбно бухарским и балкинским властителями, русские достигли Кабула в 1676 году. Вассал Эвреинзеба Мекремет-Хан, управлявший Кабулом, донес о прибытии гостей своему властителю, но тот принял новость вовсе не так, как ожидали. Он не захотел быть в сношениях с Россиею, отговариваясь тем, что прежде не было таких сношений и что магометанская вера препятствует дружиться с христианами. Мекремет-Хан не позволил русским продавать товары, опечатал как подарки царские, так и товары купцов, привезенные для продажи, взял товары эти по той цене, по какой ему было угодно, и еще с вычетом пошлин, да при этом таможенные чиновники заметили, что у них и холопи не носят таких дурных соболей, какие русский царь присылает в подарок их государю. Впрочем, индийский шах выдал им в виде подарка две тысячи рупий, подтверждая, чтоб русские немедленно удалились из его владений. С этих пор, как видно, индийцы перестали пользоваться в России таким гостеприимством, как прежде, ибо в 1684 году один индиец жаловался на притеснения его единоземцам, которые делали астраханские воеводы, а в 1688 году, по просьбе гостей, право индийцев торговать в России ограничено одною Астраханью. Неудачи в устроении торговых сношений с Индиею не удержали русское правительство еще раз в 1695 году попытаться послать в Индию купца Семена маленького с товарищами с наказом продать там русские товары и купить для царской казны индийских произведений. Эта новая экспедиция была удачнее. Наши купцы беспрепятственно достигли Индии и получили от наместника индийского шаха грамоту на безостановочный пропуск. На возвратном пути морем из Сурата они были ограблены морскими разбойниками.

Покорение Восточной Сибири повело Россию к торговым сношениям с отдаленным Китаем. Они возникли не ранее половины XVII века. Первый гонец в Китай был Ярыжкин. В 1654 году было посольство в Китае Федора Байкова, сибирского казака Малинина и бухарца Бабурель-Бабаева с товарами. Байков воротился в Тобольск в 1658 году. После него ездил сын боярский Иван Перфильев, а в 1675 году Николай Спафарий. Таким образом возникли торговые сношения с Китаем. Начало их Языков относит к Спафарию, но Кильбургер, писавший в 1674 году, приписывает их Байкову. Главный пункт этой торговли был в Тобольске. Год от году она принимала большие размеры. Китайские купцы привозили туда пестрые ткани, одноцветную китайку, разные драгоценные камни, фарфор, чай, бадьян, хину, ревень, бобровую струю, шелк, который оказался лучше и крепче персидского и шамаханского. Право купцов приезжать в Россию ограничивалось Тобольском. Отсюда купленные и вымененные товары развозились по России; часть их направлялась в Москву, другая в Архангельск для передачи иностранцам. В 1689 году боярин Федор Алексеевич Головин был послом в Китае, заключил с китайским правительством мирный договор, по которому установлено правильное и постоянное сношение с Китаем. С тех пор русские ездили в Китайскую империю с русскими товарами и променивали их на китайские. Вскоре для предотвращения контрабандной торговли правительство стеснило свободные поездки в Китай и приказало не иначе пускать русских торговцев в Китай, как с грамотою, выданною из Сибирского Приказа; следовательно, купец, желавший из Сибири отправиться в Китай, должен был прежде обратиться в Москву и выхлопотать себе грамоту, что составляло для него источник многих издержек, проволочек и затруднений. Купец, получивший наконец грамоту, должен был ехать непременно через Иркутск и Нерчинск и возвращаться тем же путем, чтоб платить пошлины с вывозимых и привозимых товаров. Правительство хотело, чтоб китайская торговля сосредоточивалась в его руках и производилась через его посредство. В 1694 году определено каждогодно посылать в Китай купцов от правительства для торговли с китайцами. В 1695 году отправлены в Китай священные принадлежности для основания русской церкви, учреждаемой для русских купцов, пребывающих в Китае. В 1696 году купец Спиридон Лангусов получил от казны поручение везти в Китай меха и променивать на золото и разные ткани. Торговым пунктом китайской торговли избран Нерчинск; туда прибывали и отбывали караваны с русскими и китайскими товарами.

Вообще русская власть в отношении торговли с иностранцами, с одной стороны, нуждаясь сама в произведениях заграничных и сознавая, что русский народ на слишком низкой степени промышленного развития для того, чтобы производить то, что привозили ему иностранцы, давала им в России большие торговые права, иногда не безопасные для будущего, как, например, привилегии англичан; с другой же стороны, она оказывала недоверие к иностранцам, боясь, чтоб не употребили во зло покровительства и гостеприимства, оказываемого им в России. Иностранцы заслуживали и то и другое. Они наполняли казну царей и дома особ предметами изысканной жизни, привозили им одежды, украшения, лакомства, но они постоянно, на каждом шагу не скрывали самого очевидного презрения к русскому народу, смотрели на Россию как на страну дикую и необразованную и потому-то особенно им полезную. Пребывание у нас иностранцев не оказывало ни малейшего благодетельного влияния ни на улучшение нравов, ни на просвещение, ни на благосостояние народа; иностранцы всеми способами старались отклонить Россию стать в уровень с западными странами, чтоб самим не терять выгод, которые они получали от нашего государства. С своей стороны власть, сохраняя неприкосновенность православного учения и древнего гражданского порядка, установившегося в России, отстраняла всякое нравственное сближение русских с иностранцами. Вообще, торговые иностранцы в России пользовались большею благосклонностью правительства до половины XVII века, чем после того до Петра. Об англичанах и говорить нечего; но и торговцы других народов – голландцы, шведы, персы, греки – все имели какие-нибудь льготы или привилегии, показывавшие, что власть дорожит сношениями с иноземными державами. Между прочим, все иностранцы пользовались особым от русских судопроизводством, ибо их не предавали пыткам; но в половине XVII века, в 1661 году, персияне, тезики (азиатские турки) и греки (об иноземцах других наций неизвестно) подвергались торговой казни за продажу табаку. Кроме льгот, предоставляемых торговцам известных наций по договорам с правительствами вообще, нередко цари в знак особых милостей давали лицам и обществам из европейских торговцев льготные привилегии. Царь Иоанн Васильевич даровал дерптским купцам право беспошлинной торговли в Новгороде, Пскове и Иван-Городе, с оговором, что если они повезут свои товары в Москву, Казань, Астрахань или другие города России, то должны платить пошлины наравне с русскими. Царь Борис в 1598 году дал жалованные грамоты немцам Игнатию Поперзаку и Андрею Витину, позволил им торговать в Новгороде, Пскове, Иван-Городе беспошлинно, даровал право ездить обратно из России в Литву, Ливонию и Германию. Как внутри государства в вышеупомянутых городах, так и при отъезде за границу и приезде в Россию они освобождались от пошлин. Михаил Федорович дал подобные же грамоты немцам, Буку и Ивану Юрьеву: они могли торговать всякими товарами беспошлинно, но с условием не возить вместо своих чужих товаров и не давать русским людям торговых комиссий. Были заграничные торговые дома, долго торговавшие в России и приобретшие особенное расположение правительства. Таков был в XVII веке гамбургский торговый дом Марселисов. По данным им жалованным грамотам, они и их приказчики не освобождались от платежа пошлин, не могли торговать враздробь, а непременно оптом, но зато могли иметь свои дворы в Архангельске, Холмогорах, Коле, Вологде, Ярославле, Москве (но не в других городах) и разъезжать по всей России с товарами; воеводы не смели судить их и придираться к ним; в случае какого-нибудь иска на них они отвечали в посольском приказе. В XVII веке пользовалась особым расположением царей торговая фамилия Келдерманов, живших в Москве. Они оказывали услуги царям в продолжение целого столетия. Андрей Келдерман при Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче трижды был посылаем в Англию, сын его Томас – в Голландию, к императору Леопольду и к венецианскому дожу. Царь доверял ему в Архангельске надсмотр за продажею шелка и препоручал покупки разных товаров для царского обихода; в 1671 году наименовал его почетным именем поверенного Московского Государства и чести достойного, а в 1685 году этот титул внесен в его жалованную грамоту. Многие брали жалованные грамоты от приказов, подкупив дьяков и приказных людей, – в том веке это было легко; посулы и поминки могли тронуть сердца блюстителей администрации и хранителей царской прибыли; таким путем иноземцы получали грамоты на разные льготы: иногда на торговлю с пошлинами, а иногда даже и без пошлин. Нередко иностранцы, получив такие грамоты, передавали их другим, и последние спокойно торговали под именем тех, кому даны грамоты, называя себя то их братьями, то племянниками, то приказчиками; ибо всякая такая жалованная грамота распростиралась не только на одно лицо, но и на тех, которые состояли с ним в одном торговом капитале и даже на тех, которые у них служили. Таким образом, жалованная грамота, данная одному лицу, давала права, в ней означаемые, целой компании, произвольно составленной. Были и такие иностранцы, которые не задавали себе труда брать жалованных грамот из приказа, а торговали себе, как хотели. Россия была широка, мало населена, – поймать трудно; а в случае и поймаются – посулы и поминки выручат. Вообще же побуждение брать жалованные грамоты зависело не от одних торговых причин; если жалованная грамота не давала торговцу беспошлинной торговли, то освобождала его от местных судов, а передавала всякий суд с ним Посольскому приказу; это уже было немаловажно. Все вообще иноземцы и состояли в ведении Посольского приказа; но когда случалось какое-нибудь дело, какая-нибудь жалоба иностранца на русского, – дело производилось в том приказе, в котором ведом был ответчик. Такой приказ требовал к своему суду иностранцев, и тут-то начиналось судебное волокитство, и происходила для них в торгах беспромыслица, особливо тогда, когда ответчик сам служил в приказе, а это случалось часто: подьячий, например, наберет у иностранца в долг и не платит, а иностранец должен тягаться с ними в том же приказе, где сидит сам подьячий, а с ним его приятели, которые не только не думают удовлетворить иноземца, но еще и сами хотят поживиться на его счет. При Михаиле Федоровиче, в 1628 году, одним только англичанам вообще дана была грамота на право быть судимыми единственно в Посольском приказе; другие иноземные торговцы подвергались суду тех приказов, где был ответчик. Исключались из этой категории те, которые имели особые жалованные грамоты. По Уложению, все иноземцы, жившие в России, должны были судиться тем же судом, как и подданные Московского Государства. В 1653 году дана была грамота голландцам и вообще всем торговым иноземцам на право быть судимыми в одном Посольском приказе; но после того возникали челобитные от иноземцев: они жаловались, что их по-прежнему тягают в другие приказы. Поэтому в 1664 году подтверждено было распоряжение 1653 года.

Между иноземцами и русскими господствовала неприязнь, переходившая часто в явные ссоры. Так, в Архангельске, когда иноземные корабли приставали к берегу и к ним подходили русские дощаники и барки, всегда почти между гостьми и домашними происходила драка; нередко доходило и до смертоубийства; это, впрочем, не мешало врагам торговать между собою тайком и вместе обманывать правительство. Более недружелюбны были отношения иностранцев к начальствовавшим лицам; последние жаловались, что иноземцы бывают дерзки и не дают осматривать своих товаров. В особенности же споры происходили по поводу выбора товаров для царской казны, ибо иностранцам не позволялось продавать своих товаров прежде, чем сделают выборки для казны. Тогда иноземцы, вопреки требованиям начальства продавать в казну самые лучшие товары, скрывали их, чтоб тайком продавать в частные руки, а чиновникам показывали на выбор товары похуже и назначали высокую цену: иноземные торговцы вообще находили, что им невыгодно и неприятно было иметь дело с казною, а еще более с чиновниками, которые всегда готовы были к ним придраться. Но в особенности не терпели иноземных торговцев русские оптовые торговцы-гости и богатые купчины. Они не могли не скорбеть, видя, как иностранные торговцы отнимают у них хлеб, занимаясь тем, чем бы по всем правам, как они думали, следовало заниматься русским: скупают русские товары у мелких торговцев, тогда как этот скуп должен бы исключительно принадлежать гостям, торгуют в розницу, и притом или вовсе не платя пошлин, или платя их меньше, чем русские, да в добавок не подвергаясь различным повинностям, которые отбывали русские торговые и промышленные люди. При Михаиле Федоровиче на Земском Соборе 1642 года гости и торговые люди в своей сказке жалуются, что немцы, кизильбашцы (персияне) и всякие иноземцы торгуют всякими товарами, как в столице, так и по всем городам и через то в городех всякие люди обнищали. В 1646 году русские гости подавали челобитную, в которой излагали все обстоятельства, вредные для казны и торговли, проистекающие от прав, которыми пользовались в России иностранные торговцы. Постигавшие англичан обвинения в умышленном повышении и понижении цен на товары для своекорыстных видов касались тогда в большей или меньшей степени вообще торговцев всех иностранных наций. Гости хотели захватить в свои руки торговлю. Когда иностранцы, говорили они, приходили единственно в порты, а не торговали в России, русские товары были дороже, а иностранные дешевле; теперь вышло наоборот: русские продаются за бесценок, а иностранные дорожают, и притом еще иностранцы привозят к нам что похуже. Такой протест гостей, лиц, близких к правительству и часто служивших ему в торговых и финансовых операциях, мало-помалу расположил правительство в их пользу и против иностранцев. По торговому уставу 1653 г. иностранцы, торговавшие в России, обложены были высшею пошлиною, чем русские торговцы: именно, вместо десяти денег двумя алтынами с рубля, кроме, однако, Архангельска, да сверх того по четыре деньги с рубля за товары, которые они повезут из России к порту. Но еще более ограничены были льготы иностранных торговцев, торговавших по России, по торговому уставу 1667 года. Они были обложены по гривне с рубля (20 денег), следовательно, двойною в сравнении с русскими купцами, так называемою проезжею пошлиною, как за товары, которые они везут внутрь государства, так и за те, которые будут вывозить из России за границу; независимо от того они должны были платить двухалтынную пошлину с рубля, наложенную на них уставом 1653 года. Сверх того, они обязаны были, приехав в какой-нибудь город, продавать свои товары непременно местным купцам, и не иначе как оптом, равно должны были покупать и выменивать русские товары не иначе, как у местных торговцев, а отнюдь не у приезжих; если же бы открылось, что иноземец продал свой товар иногородцу или купил русский товар у иногородца, приехавшего в город, то такой товар, как у того, так и у другого, отбирался на государя. Им запрещалось в России торговать между собою, за исключением московских купцов иностранного происхождения, которые могли приезжать с товарами и за товарами во все ярмарки и в порубежные города. Иностранцы не могли торговать в розницу ни под какими условиями. Наконец, стесняя более и более иноземцев в торговле, устав 1667 года постановил брать с них пошлины даже и за те товары, которые они привезли из-за границы и уже оплатили, но которые, не быв проданы в России, увозятся за границу снова. Вообще весь этот устав клонится к тому, чтоб вытеснить иностранцев из торговли внутри России, ограничить их торговые операции портами и поставить в такое отношение, чтоб выгода в торговле оставалась на стороне гостей, которым таким образом представится возможность и свобода захватить в свои руки оптовую торговлю России. Хотя это слишком ограничило иностранных торговцев, но не уничтожило их стремление к преобладанию в русской торговле. Иностранцы были стеснены во внутренней торговле России, но не отстранены от нее. В России жили иностранные торговцы, которые были полезны царю, исполняли его поручения, которых нельзя было возложить на гостей, и потому получали особые права торговать внутри России и с иностранцами в Архангельске. При посольствах от европейских государей приезжали торговые люди с товаром, которым дозволялось торговать на Посольском дворе. Царь Алексей Михайлович уступал гостям, потому что они умели показать ему, как их интересы совпадают с интересами казны, но дорожил торговыми сношениями с Европою и не отступал от своих приказаний таможенным начальникам: обходиться с иноземцами вежливо и привет к ним держать, чтоб их не отогнать. Московитяне, замечает английский посланник, охотно терпели всех европейцев в своей стране, лишь бы они были протестанты; только католики и жиды подвергались изгнанию.

Глава III

Открытие беломорского пути произвело важное изменение в путях и пунктах русской торговли. До того времени главным местом сношений с Европою были Нарва и Иван-Город (Ругодив) на Балтийском море, но после основания английской компании этот порт начал упадать и упадал более и более, по мере того, как развивалась беломорская торговля. Главным приморским торговым городом сделались Холмогоры. Здесь было первое складочное место привозных товаров. Кроме того, что преимущество положения края прибрежного к судоходной реке и близкого к морю благоприятствовало процветанию этого города, вся окрестность его изобиловала многими статьями тогдашнего вывоза: мехами, льном, пенькою. Охотники привозили в Холмогоры в большом количестве звериные шкуры, из Лампожни доставляли оленьи кожи и зубы моржей, с Северного моря соль и ворвань. Англичане избрали этот незначительный до того времени городок пристанью, построили наскоро несколько красивых домов по английскому образцу и завели прядильную фабрику, покупая для нее материалы в России посредством своих агентов. Торговля в Холмогорах была преимущественно оптовая и меновая; хотя англичане и занимались розничною торговлею в России, но в других городах. Металл принимался в Холмогорах как товар, а не как номинальное выражение ценности. Если русский продавал англичанину свои товары и получал за них звонкую монету, то взвешивал ее и принимал по сравнении веса и стоимости с своими деньгами, тем более что в XVI веке и русская монета имела значение товара, которого стоимость каждый определял весом и достоинством, так же как и всякую другую вещь.

Когда Холмогоры были главным торговым пунктом беломорской торговли, далее к устью Двины стоял одиноко Архангельский монастырь; близ него был построен английский гостиный двор, а при нем четыре дома. Там была первая, вступательная пристань; там купеческие суда разгружались, и оттуда товары на дощаниках шли до Холмогор, а иногда прямо до Вологды. В 1584 году вокруг монастыря и стоявших около него строений построен город, то есть стена, и назван Архангельск. Вскоре в этот новопостроенный город перешла холмогорская торговля. Неудивительно, что он сделался главным местом истока и притока торговли в России. Многие купцы из торговых городов: Москвы, Ярославля, Вологды, Костромы, Яренска, Сольвычегодска построили там себе домы, некоторые перешли туда на постоянное жительство, оставаясь безвыездно в продолжении двадцати и тридцати лет, тогда как их агенты (покрученники) закупали по России товары и доставляли к порту. Другие, если не жили сами, то завели там дворы, каждогодно посещая Архангельск в торговое время. Между тем туда же стекались промышленники и с других сторон, как, например, с Мурманского моря с рыбою и солью.

В половине XVII века в Архангельск приходило каждогодно от тридцати до сорока купеческих иностранных (английских, голландских, Гамбургских, бременских) кораблей. Обыкновенное время торговли был исход лета, и это время называлось ярмаркою. Было ли прежде положительно определено время начала и окончания этой ярмарки, неизвестно; но в 1663 году иноземцы жаловались, что время для ярмарки в Архангельске очень коротко. Тогда, по их просьбе, установлен был трехмесячный срок, именно: месяцы июнь, июль и август, и притом с тем, чтоб после указанного срока не было торговли в Архангельске. Но в 1664 году русские торговцы разных городов били челом, что иноземные корабли приходят в Архангельск поздно, к 15 августа, а русские торговцы, рано являясь в Архангельск, терпят убытки от простоя, поэтому разрешено продолжать архангельскую ярмарку и после 1 сентября до прихода последних кораблей. В 1667 году время ярмарки опять ограничено первым числом сентября, под тем предлогом, что многие суда, уплывая поздно из Архангельска и Вологды, бывают застигнуты льдом и оттого портятся товары. Это сделано, собственно, в видах сбережения царских товаров. То же подтверждено в 1674 году. Но в самом деле, несмотря на запрещения, торг всегда оканчивался не ранее конца сентября. Иностранные купцы, приготовляясь к отплытию в Архангельск, делали в мае и июне закупы товарам, назначенным в Россию, и потом уже отправлялись в Архангельск, не ранее как в половине июля. Зная это, и московские купцы выезжали из Москвы в Архангельск на почтовых во второй половине июля и никак не могли прибыть на место ранее двух недель. Самый деятельный торг происходил в августе, но расплата и расчеты продолжались до конца октября, и это было более всего причиною продолжительности ярмарки. Иностранцы рассчитывали, что они делают оборот своего капитала в торговле с Россиею в течение пяти месяцев, именно: в мае и июне закупают товары, в июле и августе привозят в Архангельск, а в конце сентября возвращают капитал с процентами. При Федоре Алексеевиче, в 1679 году, разрешено продолжать архангельскую ярмарку на бессрочное время и всем, которые не успевают продать и променять своих товаров во время ярмарки, позволялось сложить их в амбары и лавки и торговать по произволу.

Ежегодно, вместе с открытием торжища, правительство назначало для него торговое начальство. Главным лицом был гость, определенный для сбора пошлин и управления торговыми делами; когда ярмарка оканчивалась, то и он уезжал в Москву с собранною казною и таможенными книгами для отдачи думному дьяку Новгородской Чети. Когда начали посылать таких начальствующих лиц – неизвестно; но обычай этот был наблюдаем уже в царствование Михаила Федоровича. Под начальством гостя было двое таможенных голов и выборные целовальники. Таможенные головы выбирались из торговых людей московской гостиной сотни, а из целовальников двое были из гостиной сотни, двое из суконной и сверх того еще несколько – сколько пригоже – из местных жителей. Но в 1658 году замечено, что целовальники последнего сорта выбраны были из пахотных людей, ничего не смысливших в торговле, а потому поставлено вперед выбирать шесть целовальников из торговых людей городов: Ярославля, Вологды, Устюга, Костромы, Яренска и Сольвычегодска. Вскоре это число целовальников было удвоено. В 1667 году постановлено, чтоб перед открытием ярмарки гость выезжал в Архангельск с одним таможенным головою и шестью целовальниками, по два человека из городов: Каргополя, Устюга и Сольвычегодска, а другой таможенный голова или товарищ гостя должен был ехать в Вологду также с шестью целовальниками, по два человека из городов: Ярославля, Костромы и Вологды и находиться там во все время нагрузки и сплава в Архангельск купеческих судов с товарами, а по окончании сплава ехать в Архангельск; там все таможенное начальство должно находиться вместе в продолжение всей ярмарки. Сверх того, им придавались подьячие для ведения торговых дел и записки пошлин.

В Архангельске устроена была корабельная пристань и при ней таможенный двор. Еще в 1635 году устье Двины с обеих сторон было ограждено стрелецкими караулами, которые останавливали плывущие суда. В 1667 году всякий иностранный корабль на самых устьях Двины встречал шанцы, где был построен двор. Командир плывущего корабля должен был объявить находящемуся в этом дворе приказному человеку название корабля, имя хозяина, имена торговцев, прибывших или посылающих свои товары в Россию на этом корабле, и подать роспись самых товаров. Приказный человек делал с этой росписи выписку (копию) и отдавал шкиперу, а самый подлинник оставлял у себя; корабль следовал к Архангельску и, ставши на якорь, предъявлял копию, данную приказным человеком, гостю, который записывал ее в книги, а потом делал поверку, и если бы оказалось что-нибудь лишнее против выписи, то отбирал это лишнее на государя. В 1689 году начальствовавший Архангельском и корабельною гаванью стрелецкий полковник должен был расспросить прибывающих через вожей или же таможенных целовальников: нет ли в той стране, откуда они приходят, морового поветрия, и только после такого расспроса допускать новоприбывший корабль к Архангельску. При этом следовало каждому кораблю напоминать, чтоб не бросали песку и каменьев, служивших баластом, в Двину и не засаривали ее устья.

Как только корабль станет на якоре, таможенное начальство делало осмотр: нет ли на корабле пушек, огнестрельного снаряда и военных людей. Если бы отыскалось подобное, то таможенные начальники обязаны сделать допрос: для чего корабли привели с собою военных людей и привезли военные снаряды?

Иностранцы легко могли отговариваться тем, что это делается для предохранения во время плавания, но тогда корабль должен был стоять за устьем, а не подходить к городу. У иностранцев с несколькими кораблями, приходившими из одной и той же страны, был один корабль конвойный, вооруженный, и этот корабль должен был не входить в устье, а стоять в море; но в 1685 году, по просьбе голландцев, гамбургцев и торговцев других наций, позволено было входить в устье и конвойным кораблям. Потом таможенники пересматривали все товары в тюках, сундуках, кипах, считали их и делали примерный вес; при этом не обходилось без споров, часто жарких с обеих сторон. Таким образом, в 1667 г. голландцы и гамбургцы жаловались на таможенного начальника гостя Шорина, что он ставит неправильный вес, берет за модель для веса (приметывает) самые большие тюки, заключает по их весу о весе других, гораздо меньших, и притом кладет в вес веревки, самые коробки и тюки. Гости имели наказ весить по согласию с иноземными торговцами, но однако применяясь, чтоб государевой казне было прибыльнее и так, чтоб можно было взять поболее весовых пошлин.

Сообразно весу и счету производима была вместе с целовальниками оценка. Иноземцы должны были объявлять цену своим товарам по совести, и если б оказалось, что они сказали не действительную цену, то их товары отбирались в казну. При этом товары разделялись на весчие (весомые) и невесчие (невесомые). Тогда спрашивали иноземных торговцев: желают ли они оставаться и торговать в Архангельске или ехать далее, и, сообразно их ответу, облагали их пошлинами. Вопрос о желании ехать внутрь государства относился к тем, которые на это имели право по жалованным грамотам.

Торговля с русскими происходила двумя способами: или на самых кораблях без разгрузки иностранных товаров, или же после разгрузки в гостиных дворах. Русские могли подвозить на судах товары в гавань, входить на иностранные корабли и там производить меновую и покупную торговлю. При таком торге должны были присутствовать таможенные головы, а если торг был не на слишком большие суммы, то целовальники. Таможенные чиновники ходили на иноземные корабли в сопровождении вооруженных служилых людей – сотников с стрельцами – для оберегания русских торговцев и для решения споров, которые беспрестанно возникали между русскими и иностранными торговцами; в случае же важных ссор таможенное начальство обращалось к воеводе.

Когда иностранный корабль хотел разгружаться, то об этом объявляли гостю, начальнику таможни, который составлял роспись товаров, записывал каждый товар в книги особою статьею, именно какой товар, сколько его и кому принадлежит. В 1667 году гостю с товарищами приказано было смотреть, чтоб на иностранных товарах, получающих право разгрузки, были наложены клейма с обозначением, в каких городах эти товары делались и у каких фабрикантов. Это постановлено было в предупреждение продажи дурных товаров и их подделки. Для выгрузки иностранных товаров, равно как и для нагрузки русских на иностранные корабли, употреблялись дрягили, работники, определенные для такого занятия от правительства. Они получали царское жалованье, за которое обязаны были носить царские товары, и сверх того от всякого подъема с частных лиц брали по две деньги. Они также стояли у весов и взвешивали товар по требованиям. Впоследствии они брали с торговцев заработную плату по взаимному договору, а в 1680 году постановлено было быть дрягилям без жалования, а у иноземцев брать то, что дадут, без уговора. Выгруженные товары ставились в общем гостином дворе; но англичане и голландцы имели привилегии держать собственные дворы и амбары. В 1649 году, как на общем гостином дворе, так и на английском и голландском, поставлены были целовальники, бравшие пошлины с торга, а с ними стояли на караулах стрельцы и дети боярские, которые должны были смотреть, чтоб никто и не выносил товаров беспошлинно. Эти караульные отнюдь не должны были мешаться в таможенные сборы. Сверх того, два целовальника стояли у ворот гостиного двора и также наблюдали, чтоб никто не вносил и не вывозил товаров, не записав в таможенные книги. До 1658 года караульных на гостином дворе назначали воеводы, но оказалось, что воеводы посылали их туда для кормленья, что они брали с русских и иноземных купцов поминки и пропускали контрабанду, а если целовальнику и удавалось захватить кого-нибудь с тайными товарами, то караульные не допускали вести его в таможню, а требовали, чтоб прежде сделан был доклад воеводе, который умышленно протягивал дело, пока торговцы, давшие взятки, успевали прятать свои товары и таким образом избавляться от преследования. Поэтому в 1658 году велено было стрелецким головам и сотникам отводить с контрабандою прямо к таможенному голове, а не к воеводам.

Вообще торговля как на кораблях, так и в гостиных дворах была оптовая: иностранцам запрещено было торговать в розницу; сукна можно было продавать только кипами и поставами, шелковые материи косяками, весчие товары пудами, а питья бочками. Поэтому такая торговля легко сохраняла свой меновой характер. С менового торга брались пошлины так же, как и с товаров, продаваемых на деньги; менявшиеся товарами должны были объявлять цену своих товаров, и если таможенные начальники замечали хитрость, то могли ценить товары сами и притом большею, а не меньшею ценою. При всякой торговой сделке иностранец обязан был записывать свой торг в книги и прикладывать свою руку. В 1667 году, по предложению иностранца Марселиса, постановлено, чтоб для каждого из торговавших в России народов – именно, голландцев, англичан, гамбургцев, бременцев, – был в архангельской таможне особый подьячий и у него особые книги, где бы записывалось количество привозимого товара и получаемые пошлины. При записках в книги покупок, продаж и мен очень часто происходили недоумения и споры; так, в 1665 году голландские купцы жаловались, что гости не допускают их записывать в книги своих торгов под тем предлогом, будто бы продавцы объявили слишком дешевую цену продаваемым товарам. Такая же жалоба последовала от голландцев и гамбургцев в 1685 году. Они жаловались, что гость и товарищи его с менового торга берут пошлины выше той цены, которая выставлена в выписях, данных русским купцам на их товары в тех городах, откуда они их привозили. Но такая жалоба оказалась несправедливою, и правительство приказывало ценить товары так, как они продавались в Архангельске, принимая во внимание издержки привоза от того места, откуда их привезли в Архангельск. При отплытии иностранного корабля за границу хозяин его или начальник должен был явиться в таможню, и гость или товарищи его давали ему свидетельство (выпись) за таможенного печатью, с которым иностранцы свободно могли пройти через устье в море. Вместе с тем таможенною начальство должно было сообщать об отходе кораблей воеводе и дьяку; городское начальство обязано было наблюдать за отплывающими, чтоб за ними не оставалось пошлин, казенных и частных долгов.

Русские купцы, привозившие в Архангельск свои товары на судах, должны были прежде всего подать в таможню выпись, данную им при нагрузке их суден в Вологде, и никто не смел выносить на берег ничего прежде предъявления этой выписи. Таможенное начальство записывало выпись в книгу и выдавало память на выгрузку, а между тем целовальники отправлялись на судно и поверяли: действительно ли товары в том количестве и в том виде, как записаны в выписи, и если бы оказалось что-нибудь лишнее, то конфисковывалось. Впрочем, для весовых товаров допускался привесок. После мены или покупки товаров и платежа пошлин русский купец должен был записать в книгу свой торг вместе с иностранцем, приложить руку и взять от таможенного начальства выпись за таможенною печатью для представления в том месте, куда его товар последует.

Покупаемые русскими купцами в Архангельске иностранные товары нагружались в дощанки, которые иногда принадлежали самим хозяевам товаров, а иногда другим лицам, занимавшимся судовым промыслом, преимущественно жителям Вологды, куда отправлялись товары. До уничтожения привилегий этой компании ходили дощаники, принадлежавшие этой компании, вначале их было не более трех, но в 1646 году число их возросло до сорока. Хозяин товара являлся к гостю и подавал роспись товарам, которые он хочет везти из Архангельска; в росписи означено было его имя и имя владетеля судна, на которое нагружали товар. Таможенное начальство записывало роспись в книги, подписывало самый оригинал, прикладывало к нему печать, потом производило осмотр, и если все оказывалось верно, то дозволяло нагружать судно, а если бы случилось, что товару более, чем сколько написано в росписи, то конфисковало лишнее. Так как часто случалось, что на одно судно складывались товары разных купцов, то хозяин судна обязан был составить и принести гостю оптовую роспись всему товару, какой у него на судне. Таможенное начальство подписывало ее, прикладывало печать, сверяло с частными росписями товаров, принесенных прежде каждым из купцов, и если роспись, представленная хозяином судна, не противоречила росписям, принесенным хозяевами товаров, то судно могло отправляться. Непроданные русские товары, отправляемые назад, не подлежали пошлинам, но их следовало заявить в таможне и записать в осталые. Впрочем, купец мог складывать непроданные товары в Архангельске до будущей ярмарки, но не иначе, как взявши на них выписи из таможни.

Кроме Архангельска, торговая пристань на севере существовала в Коле, где поэтому был и таможенный двор. Жители Колы променивали англичанам и датчанам рыбу на сукна и металлы и возили вымененное по морю в Двину до Холмогор, а впоследствии до Архангельска с целью променять эти иностранные товары на хлеб. В Кеми каждогодно в день св. Петра собирался торг с лопарями. Привозили туда англичане, норвежцы, датчане свои товары и променивали лопарям на ворвань, меха и рыбу. В этом торге, как кажется, датчане имели перевес. Туда присылался таможенный русский чиновник для собрания пошлин. В Варзужской области близ Архангельска производилась торговля рыбою, и таможенные головы посылали туда целовальников для наблюдения над правильным ходом торговли и для взятия десятой пошлины. Некоторые иноземные корабли ходили в устье Печоры и приставали в Пустозерске для торговли, но это запрещалось строго, и пустозерский воевода в 1664 году получил приказание не давать иноземным кораблям пристанища. Другие плавали по берегам моря и приставали к селам, вели контрабандную торговлю салом, рыбою и кожами, а чтоб избегнуть преследования, подкупали волостных целовальников и брали от них выписи, в которых было написано, что с них взята пошлина, но сколько и за что именно – не означено; с такою фальшивою выписью иностранцы являлись в Архангельск и в случае придирки к ним со стороны таможенного начальства отделывались тем, что показывали выпись. В 1667 году было снова подтверждено отнюдь не допускать иноземных кораблей к какому бы то ни было береговому поселению, исключая Архангельска и Колы. Впрочем, недалеко от самой корабельной пристани, в Архангельске происходила контрабандная торговля. Иностранные корабли не становились в гавани, а избирали себе место между островами в Двинском устье; ночью русские на наузках (род лодок) подплывали к ним с товарами; иностранцы нагружали ими свои корабли, а русским передавали свои товары. В 1646 году, в предупреждение таких злоупотреблений, правительство хотело устроить на островах каменные башни и протянуть через рукава устья железные цепи; но посадские, которых, как местных жителей, спрашивали об удобстве исполнения проекта, уверяли, что вовсе не знают удобных для этого мест: в самом же деле они боялись прекращения контрабанды, которою занимались. В 1649 году строго постановлено, чтоб иноземные корабли отнюдь не становились вне корабельной гавани. В 1658 г. состоялся проект устроить плавучие надолобы, которые были бы замкнуты железными цепями, и ставить у надолоб сильный караул из стрельцов, которые денно и нощно должны там стоять, пока продолжается ярмарка, а когда ярмарка окончится, тогда бревна, разомкнув, складывать на берегу. Такими же надолобами пред намеривались оградить самую гавань, чтоб не допускать русские суда подплывать к иноземным. Этот проект, вероятно, в некоторой степени исполнен, как видно из торгового устава 1667 года, где говорится о шанцах и караулах. Сверх этих контрабандных выходок иноземцы сталкивались с русскими купцами, нанимали их себе приказчиками и, избегая таможенной бдительности, отправляли свои товары в Холмогоры, где продавали беспошлинно, показывая вид, как будто бы товары были уже куплены русскими в Архангельске, в Холмогорах же таможенное начальство состояло из нескольких местных целовальников, которых назначали из Архангельска и с которыми легко было сладить. В самом Архангельске на гостиных дворах происходила тайная беспошлинная торговля: целовальники и дети боярские, стоявшие на карауле, легко поддавались влиянию взяток, которые им давали купцы, и пропускали их товары, неоплаченные пошлиною. Большие злоупотребления делались иноземцами, торговавшими внутри России, в отвозе ими товаров из Архангельска в Москву, особенно в первой половине XVII века. Иноземцы отговаривались в Архангельске, что будут платить пошлины в Москве при продаже, брали с собой больше товаров, чем сколько записывали в росписях, и на дороге торговали беспошлинно. Иные покупали товары у приезжих иноземцев и сказывались их комиссионерами, уверяя, будто бы они везут товары не от себя, а от них. Отпущенные из Архангельска, они сбывали эти товары не в Москве, куда дана им проезжая грамота, а где-нибудь в другом месте. В 1658 году, по поводу открывшихся злоупотреблений такого рода, велено пересматривать в подробности товары, которые иноземцы повезут в Москву, тогда как прежде того их записывали только оптовыми числами. Приезжающие в Архангельск иноземцы получали предуведомления, что за контрабандную торговлю у них отнимут на государя товары и сверх того при многочисленном стечении народа назовут позорным именем воров.

При Михаиле Федоровиче воеводы имели некоторое влияние на торговые дела в Архангельске, но при Алексее Михайловиче они были переданы совершенно в распоряжение гостя и его товарищей – таможенного начальства. Воеводы не вмешивались в торговые дела. Их отношение ограничивалось только тем, что без их ведома не должен был становиться на якорь и отходить иноземный корабль. Но иногда административная власть имела более влияния на торговые дела в Архангельске. Таким образом, в 1689 году стрелецкий полковник Ружинский, быв начальником корабельной гавани, свидетельствовал приходившие корабли, ведал поплавную и морскую заставы, расставлял у амбаров, чуланов и лавок на гостином дворе караульных и даже целовальников, смотрел за правильным производством торговли, чтоб меняли и продавали оптом, а не в розницу, чтоб на гостиных дворах не сидели с огнем, чтоб русские ночью не вели с иноземцами контрабандной торговли и чтоб иноземцы не плавали по сторонам и не покупали тайком русских товаров, а оказавшихся виновными представлял воеводе в съезжую избу. Ему предоставлено было разбирательство дел между торговцами, суд по долговым обязательствам и взимание судебных пошлин. <...>

Вологда после Архангельска была важнейшим местом северного края. Англичане, по открытии Беломорского пути, угадали важность этого города и хотели сделать его средоточием торговли. Отсюда был удобный путь в Холмогоры водою. Вологда в XVI веке сделалась складочным местом английских товаров и до построения Архангельска самым главным, ибо товары, нагружаясь в устье Двины с кораблей на суда, шли прямо в Вологду, и весь путь по Двине и Сухоне был исключительно в руках англичан. Англичане обратили особенное внимание на русский лен, как на главный продукт вывоза; а как страна около Вологды особенно производила лен, то это тем более утвердило их в намерении основать в Вологде главный торговый пункт, ибо лен до того времени стекался в Новгород, где англичане должны были выдерживать конкуренцию с торговцами других городов, между тем как в Вологде они были исключительно господами этой торговли. Вслед за льном большая часть и других товаров шла в Вологду; равномерно и ввозимые товары, на которые выменивались русские, можно было всего удобнее найти в этом городе. Таким образом, быстро процветавшая Вологда подрывала старый Новгород. В XVI веке в Вологде были деревянные строения и город не отличался ни красотою, ни многолюдством; но в половине XVII века англичане находили его большим и многолюдным. Он был обилен каменными домами, и самые вологодцы приобрели себе славу каменщиков и кирпичников.

После построения Архангельска Вологда сделалась перевозочным путем между Москвою и внутренностью России, с одной стороны, и Архангельском и Европою – с другой. В продолжение зимы товары на санных подводах стекались в Вологду со всей России. Это было самое длительное время года для Вологды. Товары приходили преимущественно из Москвы, но также из Ярославля и Костромы. Эти товары лежали в Вологде в складке до полой воды; с наступлением навигации начиналась их нагрузка в дощаники и насады и отправка до Архангельска. Обыкновенная плата за провоз с пуда была 15 копеек. Равным образом в Вологду приезжали иностранцы и делали большой закуп для отправки в Архангельск. Весною приезжал в Вологду один из товарищей гостя начальника таможни в Архангельске, обыкновенно один из членов московской суконной сотни, а с ним целовальники от торговых городов. Они наблюдали за нагрузкою товаров. Товары в бочках, кипах, ящиках и т. п. нагружались на суда, а таможенный начальник подписывал роспись товарам, отправляемым с судном, по которой судно могло разгружаться у Архангельска.

На время ярмарки в Архангельске Вологда теряла свой торговый характер, но приобретала его снова, когда дощаники и насады прибывали с грузом заморских товаров. До половины XVII века таможня в Вологде устраивалась только временно на лето. Пользуясь этим, иностранцы приезжали зимою в Вологду и накупали там русских товаров, которые с намерением были оставляемы в городе. Иностранцы покупали их и отправляли по льду и, таким образом, избегали платежа пошлин. Но правительство, узнав о таком злоупотреблении, оставляло целовальников постоянно на зиму. Тогда зимний провоз контрабандных товаров до Архангельска стал опасен, а провозить их, оплачивая пошлинами, не представляло выгоды, ибо за провоз зимним путем платили по 25 копеек с пуда и более. Зимний путь остался господствующим для товаров, отправляемых из Вологды в Москву и обратно. Некоторые же, поспешая, отправляли товары и осенью, если успевали рано воротиться из Архангельска; но колесный путь сопряжен был с большими затруднениями по причине дурных дорог. Ранее других товаров отправлялись царские товары, купленные в Архангельске для царского обихода, и они ранее всех доходили до Москвы, ибо их возили на ямских и земских подводах, что составляло повинность жителей.

Торговый путь из Вологды в Москву лежал на Ярославль, Ростов, Переяславль. По этой дороге устроено было четырнадцать ямов. Каждый ям отстоял от другого на тридцать и на сорок верст. О скорости зимнего пути на этой дороге можно судить по тому, что Дженкинсон выехал из Вологды 1 декабря, а прибыл в Москву 6 того же месяца. Карлейль говорит, что между Вологдою и Москвою в его время было только три перемены лошадей: в Ярославле, Переяславле и Троицке, и английское посольство ехало от Вологды до Москвы семнадцать дней. Впрочем, торговцы везли свои товары на ямах только по особым привилегиям; обыкновенно товары отправлялись обозами, только царские товары, как выше сказано, поспевали на переменных подводах. Однако самые обозы ехали не мешкотно: они делали от пятидесяти до семидесяти верст в одну упряжку. Летний путь по этой дороге был очень затруднителен, по причине лесов, болот и дурных дорог. Поэтому существовал другой путь, по которому представлялось более возможности совершить летнее путешествие по воде. Герберштейн говорит, что ехали сухопутьем из Москвы в Ростов, а оттуда водою, то есть Которастью, Волгою и Костромою, переходили семь верст волоком и входили в какую-то небольшую реку (вероятно, Лежу) и таким образом доходили до Вологды и Сухоны. Независимо от Москвы многие товары из Архангельска отправлялись в Ярославль, а оттуда сплавлялись в Нижний, а равно из Нижнего стекались в Ярославль и из Ярославля отправлялись в Вологду. Так сбывались иностранцам разные произведения восточного края – кожи, овчины, икра, рыба, известь.

Москва была средоточием торговой деятельности для всей России. Значение ее возвышалось тем, что правительство само занималось торговыми операциями, и сам царь, как выразился один англичанин, был первый купец в России. Царская казна получала лучшие узорочные товары, металлические вещи и всякие драгоценности; все, что европейцы привозили лучшего в Россию, шло в царскую казну. Лучшие русские меха и, сверх того, разные продукты севера, например моржовая кость и прочее, были достоянием казны. Цари жаловали из своих сокровищниц товарами и продавали их иноземцам и русским. В Москве жили знатные и богатые, следовательно, большая часть привозимых товаров сбывалась в столице. Из Москвы отправляемы были в провинции на службу начальники и служилые люди и делали себе закупы. В Москве жили богатейшие оптовые торговцы – гости и гостиные люди, и потому значительнейшая часть вывозимых товаров собиралась здесь для следования к Архангельскому порту. Сильная правительственная централизация, соединявшая всю Россию, отразилась и на торговле: торговля всей России управлялась Москвою; Москва давала ей вес, меру, монету, направление. Московские гости и торговые люди были ближе к правительству, чем торговцы других городов, и потому переход в московские списки торговых людей из других городов был почетен и совершался не иначе, как по милости правительства. Все эти обстоятельства условливали торговый характер нашей столицы. Торговля Москвы не теряла своей деятельности круглый год, но вообще оживлялась зимой, после привоза свежих заграничных товаров из Архангельска. Иностранные торговцы – греки, персы, армяне, шведы, поляки, англичане – посещали столицу. Немцы составляли значительную часть в народонаселении. Впрочем, в числе знатных торговцев в 1674 году было не более десяти немецких семейств. Так как русская торговля была большею частью меновая, то это было, по замечанию одного иностранного купца, в числе причин, что в Москве, в царствование Алексея Михайловича, можно было купить произведения Италии, Франции, Германии, Турции, Персии почти за ту же цену, как в их отечестве, и это побуждало чужеземцев, посещавших нашу старую столицу, называть ее счастливейшим местом в мире.

Вся столица наполнена была признаками торговли, и ее особенность, поражавшая иностранцев, состояла в том, что для каждого рода товаров в Москве были особые ряды и рынки. Средоточием московской торговли в XVII веке был Китай-город, обнесенный красною стеною; внутри этой стены вовсе не было домов – находились одни ряды лавок. В тысяча шестьсот семидесятых годах они были по большей части каменные; одни принадлежали казне и отдавались в оброчное содержание, а другие составляли собственность частных лиц. Там было три гостиных двора: Старый, Новый и Персидский. Новый двор – большое четырехугольное каменное здание, двухэтажное, в верхнем и нижнем ярусах помещались лавки со сводами. Он построен Алексеем Михайловичем в 1662 году. В средине здания находился большой двор в сто восемьдесят квадратных футов, где посредине висели большие городские весы. Этот внутренний двор обыкновенно был вроде биржи, ибо торговые люди приходили сюда для сделок. Зимою он был загроможден санями с товарами до такой степени, что невозможно было просунуться. Лавки принадлежали казне и отдавались в оброчное содержание от 18 до 25 рублей в год. Некоторые лавки были с царскими товарами и открывались для торговли в известные времена. Старый гостиный двор был не так наряден, как Новый, и лавки от казны отдавались дешевле, например, от 6 до 12 рублей в год. В этом дворе продавались большею частью оптом мелкие товары. Третий гостиный двор назывался Персидский и назначен был исключительно для персидских товаров. Там было двести сводообразных лавок, где сидели персияне, армяне и русские. Прежде продажа персидских товаров на Персидском дворе была делом казны, и для этого сидели в лавках гости и их приказчики, которым доверялась казенная продажа, но потом торговля разрешена каждому русскому. Над самой Неглинной находился Шведский гостиный двор. На Сретенской улице в XVI веке были два гостиные двора: Литовский и Армянский. Греки торговали на особом Греческом дворе, а у св. Максима-Исповедника (на Варварке), до уничтожения привилегии английской компании, был знаменитый Английский двор – средоточие европейской торговли для России в свое время. Сверх того, Посольский двор, где останавливались иноземные посольства, приезжавшие к царю, был также местом торговли; в свите посланников обыкновенно прибывали купцы с товарами и вели с русскими торговлю на Посольском дворе. На гостиных дворах торговали только оптом и вообще большими партиями; все приезжие обязаны были складывать свои товары единственно в гостиных дворах, нанимая там лавки и амбары. Розничная продажа товаров происходила в рядах, и этих рядов было много в Москве, потому что каждому товару назначен был свой ряд и свое место. Близ рынка, называемого Вшивым, был лоскутный ряд или ветошный. Но это название не шло к нему, потому что там можно было покупать очень ценные вещи. Неподалеку от Кремля был Охотный ряд, где продавались съестные припасы и живые животные. Были ряды: пряничный, птичий, харчевенный, крашенинный, суконный, свечной, коробейный, соляной, медовый, восчаный, домерный, где продавались бубны, домры и барабаны, сурожский, где, между прочим, продавались шелковые материи, житный и мучный ряды. Последние в первой половине XVII века находились в той части города, которая называлась Царь-город, здесь же преимущественно жили хлебники и калачники с своими мастерскими; здесь были мясные скамьи, где продавалось мясо; около их был рынок, куда пригонялся скот, назначенный для убоя; тут же стояли царские кружечные дворы с питьем. В Китай-городе был свежий рыбный ряд. Наконец, все ремесленники, серебряники, медники, скорняки, продавцы румян и даже кнутов и тростей имели свои особые ряды в Москве. Улица от Персидского двора до Москвы-реки шла мимо овощного ряда, где торговали всякого рода овощами летом в лавках, а зимою в погребах; она упиралась в рыбный рынок, находившийся на берегу Москвы-реки против Козьего болота. Зимою здесь лежала горами замороженная рыба, привезенная на санях из Новгорода, Ярославля, Астрахани и других мест. Летом в этом месте вонь была до того нестерпима, что иностранец не мог пройти мимо, не зажимая себе носа, но русские, по замечанию иноземцев, не чувствовали этого вовсе. Впрочем, не только здесь, но и в Китай-городе, средоточии торговой деятельности, была грязь и нестерпимая вонь. Перед Кремлем, на Красной площади, находился главный рынок, где можно было закупать всякие домашние потребности. Этот рынок постоянно был наполнен и торгующими, и праздношатающимися. Близ полукруга, устроенного для торжественных церемоний во время праздника Входа Иисуса Христа в Иерусалим, было особое место, где женщины продавали свои изделия домашней работы. Около самого Кремля было расставлено множество шалашей, рундуков, скамей, веков, где мелочные торговцы торговали всякой всячиной; тоже встречалось и по другим улицам и переулкам; но при Федоре Алексеевиче было приказано их снести, потому что они загораживали дорогу проезжим и подрывали торговлю в рядах. Близ главного рынка был ряд винных погребов; в конце XVII века иностранцы насчитывали их до двухсот: в одних продавались иноземные вина, в других меды и проч. Некоторые лавки и торговые помещения принадлежали частным лицам, другие – казне и отдавались в оброк из Большого прихода торговым людям с грамотою, в которой прописывались правила, как пользоваться ими. Базары в Москве происходили обыкновенно по средам и пятницам. Летом они отправлялись на большом рынке, близ церкви Василия Блаженного, а зимою на льду. Во время торгового сходбища там была чрезвычайная давка, и надобно было, идя по базару, держать руки в карманах. В Москве, кроме рынков Главного и Рыбного, было несколько других рынков или торжков, преимущественно над рекою у пристаней, где останавливались суда. Таким образом существовало несколько хлебных и сенных торжков. У Яузы был древесный рынок, на котором продавались лес, дрова и готовые срубленные избы: этот последний промысел распространился в Москве от беспрерывных пожаров. На Ивановской площади происходил торг людьми; русские продавали пленников своим и чужим и совершали купчие крепости, которые писались площадными подьячими. Важное место в московской торговле занимает, близ города, конская площадка, где продавались пригодные лошади, особенно татарские, которых из Астрахани в Москву пригоняли ежегодно до 36 000.

Если мы к этому прибавим, что по всей Москве были рассеяны мелкие лавки, то легко себе представить торговый характер нашей старой столицы, который не покидал ее даже и в праздники, ибо, несмотря на благочестие русских, они даже и в праздничные дни не переставали торговать; но зато каждый день и в праздники и в будни, после обеда, лавки запирались, а перед лавочками лавочники лежали на улице: вся Москва спала мертвым сном после каждого обеда.

Из Москвы шло шесть торговых путей: один вологодский, о котором мы говорили; за ним следуют новгородский, поволжский, сибирский, смоленский и украинский. Новгородский путь лежал через Тверь, Торжок, Вышний Волочок и Валдай на расстоянии 435 верст.

Несмотря на то, что открытие беломорского пути подрывало значение Новгорода, он долго еще оставался более или менее значительным торговым городом. При начале двинской торговли англичане нашли Новгород большим и многолюдным городом, не менее Москвы. Он имел свою монету, и это право оставалось у него еще долго: после возвращения от шведов, при Михаиле Федоровиче, в Новгороде был устроен денежный двор. Когда англичане привозили и увозили товары через Вологду, русские купцы торговали с немцами и шведами и возили товары через Новгород в Нарву и Ниен (С.-Петербург). Во второй половине XVI века в Новгороде было четыре гостиных двора: 1) на Торговой стороне, 2) на Софийской, 3) на Псковской, 4) на Тверской. Двор на Торговой стороне был исключительно предоставлен немцам и, обнесенный острогами, представлял вид твердыни. Сверх того, в XVII веке в Новгороде был особый двор для чухнов и латышей, приезжающих из Орешка, Яма, Копорья. Тяжелые товары складывались в гостиных дворах за городом и легкие в тех, которые были устроены в городе. Гостиные дворы находились в заведовании голов, которые смотрели за порядком, начальствовали над дворниками и производили суд между становившимися на гостиных дворах как русскими, так и иноземцами. Сельские произведения – съестные припасы, сено, овес, кожи, уголь, соль, хлеб в зерне, лес и прочее – привозились на судах, а потому в Новгороде существовали главные пристани: у Ильинской улицы, у Ивановской улицы под рыбным рядом и под Ивановским двором. На этих пристанях могли вести торговлю не разгружаясь. В гостиных дворах торговля производилась оптовая, и пошлины, означаемые в грамотах, касались объемистых партий, например тысячей и сотен мехов, кадей, лукн, пудов и тому подобн.; равномерно сукна и материи продавались большими штуками, поставами и косяками. В гостином дворе в Новгороде, как и в Москве, приезжим предоставлялась торговля исключительно; поэтому существование нескольких гостиных дворов показывает, что Новгород был складочным местом торговли произведений края и что с разных сторон торговцы привозили для сбыта скупленные ими в своих городах русские товары и скупали в Новгороде для своих городов иностранные. Местные купцы возили свои оптовые товары к себе в дворы, где у них были построены амбары и лавки. Подобно как в Москве, и в Новгороде были также ряды, где находились в связи между собою лавки, предназначенные для продажи какого-нибудь одного товара, как, например, были ряды: саадашный, где продавалось все, что касалось до вооружения, ряд седельный, где можно было купить все, что относилось до верховой езды, серебряный, иконный, суконный, в котором продавались сукна и материи и где были лавки богатейших гостей; ряд книжный, где сидели попы и дьяконы. Сверх того, по всему посаду встречались лавки с мелочным товаром, и самый мост на Волхове, в XVI веке, был застроен лавками и жилищами при них. Было в Новгороде несколько торговых площадей, где торговали лесом, сеном, лошадьми; разного рода промышленники, например квасники, рукавичники, железники, скорняки, сапожники, холщевники, торговали своими произведениями при своих мастерских. Из иностранных торговцев многие часто посещали Новгород, другие жили там постоянно: то были немцы, шведы, литвины. Права их в XVII веке, между прочим, были ограничены тем, что они не могли входить в каменный город и торговали только в земляном. В 1632 г. хотя позволено было им ходить и в каменный, но для домашних дел, а не для торговли. Новгородцы также посещали заграничные края для торговых целей. Борис Федорович дозволил всем новгородским людям ездить в немецкие и литовские города. В XVII веке бывали частые поездки торговцев из Новгорода за границу, и не только сами новгородцы, но осташковцы, ярославцы, москвичи, отправляя товары за границу, должны были везти их через Новгород и возвращаться через него назад. Нередко из Москвы нанимали извозчиков большими обозами через Новгород вплоть до Нарвы, с платою по 16 копеек с пуда. Эти обозы состояли из множества саней, запряженных каждые в одну лошадь; на каждые сани взваливали по три берковца московского веса, а если товар был очень тяжел, то по три берковца нарвского.

Война Ливонская и лишение Балтийского моря не могли оставаться без вредных последствий для торгового значения Новгорода, которое и без того страдало от английской конкуренции. Наружное спокойствие под правлением Бориса, покровительствовавшего мирной торговле, было вскоре нарушено смутами эпохи самозванцев. Новгород подпал под чужую власть. После присоединения его к России правительство хотело оживить торговое значение не только Новгорода, но и целого края, прилежащего к нему: поэтому дозволено всем приезжающим из внутренних областей России и иностранцам торговать в Новгороде во всякое время невозбранно, а иноземцам позволено даже ездить с товарами по новгородским пригородам, в Псков и по псковским пригородам. В XVII веке, особливо когда шведы завели здесь главную контору, Новгород сделался центром металлической торговли, которая в нем была тогда значительнее, чем в XVI: свинец, медь, железо, получаемые из-за границы, шли через Новгород. Важным предметом вывоза, между прочим, был хлеб, так что русская хлебная торговля преимущественно направлялась в эту сторону. При Федоре Алексеевиче новгородцы привозили в Москву иностранные товары; это показывает, что торговля Новгорода тогда поднялась, ибо вместо немцев, привозивших в Москву иностранное питье, начали его производить новгородцы. Конец XVII века, поднимая старый балтийский торговый путь, как бы приготовлял реформу Петра Великого, которая убила Архангельск и перенесла к берегам Балтийского моря средоточие торговли и администрации.

Пути сообщения Новгорода с заграничными краями шли: первый на сто шестьдесят пять верст до Нарвы, другой до Ниена. В XVII веке в зимнее время брали до Нарвы от двух с половиною до трех копеек с пуда, в летнее от четырех до шести копеек; до Ниена зимою от трех до четырех с половиною копеек, летом от четырех до пяти копеек. Кроме сухопутной дороги из Новгорода в Нарву, был туда же путь водяной по Луге и Мшаге, впадающей в Шелонь, которая вливается в Ильмень. Пространство между Лугой и Мшагой в семь верст переезжали волоком. Третий путь шел на Псков, а оттуда в Ригу двести верст через Нейгаузен, Говен, Венден и Нейшлот в Литву.

Тогда как англичане дали русской торговле преобладающее направление к Белому морю, Псков образовался отдельным пунктом торгового сношения России с Ливониею и через нее с Германиею. В царствование Иоанна IV военные обстоятельства Ливонии на продолжительное время задерживали торговую деятельность этого города. После того смутные времена России отражались неблагоприятно и на нем, как на других западных городах России. Когда спокойствие восстановилось, Псков опять сделался важным местом закупа русских товаров и отправки их в Германию; товары эти были: лен – главное произведение псковского края, пенька, кожи, сало и красная юфть, которую выделывали в самом Пскове. Эти товары составляли исключительный предмет вывозной торговли в Пскове и обозначались общим именем русских товаров. Они отправлялись в Ригу, Ревель и Дерпт; немцы были главными их закупщиками, но при Михаиле Федоровиче и англичане успели проникнуть во Псков; пользуясь своими правами, они делали там значительный закуп льна, вероятно, для отправки в Архангельск. Таким образом, в 1619 году один английский гость получил право покупать сам и через своих агентов лен в Пскове, и воеводы обязаны были давать ему двор в городе. Гостиный двор для приезда иноземных купцов был не в самом городе, но под городом. Туда привозили на оптовую продажу разные материи, сукна, металлические изделия, жемчуг. При Михаиле Федоровиче казна брала с купцов лучшие вещи вместо пошлин, а также покупала их.

Военные обстоятельства при Алексее Михайловиче снова ослабили торговлю Пскова. Но более всего препятствовала надлежащему развитию торговли и благосостоянию этого города домашняя, закоренелая вражда богатых с бедными, которая составляла отличительную черту Пскова. Эта вражда существовала в былые времена республики, как неотъемлемое качество всех республик, до сих пор известных в истории. После падения свободы Пскова великий князь московский перевел туда на жительство москвичей, и эти москвичи сделались людьми сильными; природные псковитяне остались маломочными и небогатыми. Последние ненавидели первых, уже не столько как высшее сословие, но как пришельцев, поселенных между ними с тем, чтоб унизить их древнее отечество. Псковская летопись упоминает о вражде богатых с бедными под 1544 годом. То же встречаем мы более чем через сто двадцать лет, в Пскове. Правительство, замечая упадок торговли в Пскове и беспорядки, возмущавшие спокойствие города, приказало собраться в земской избе выборным людям и сделать постановления. По этому предмету постановления составлены были так, что вообще клонились к выгодам богатых и к ущербу бедных, потому что выборные были из первых или лучших, как они назывались. Маломочные, то есть небогатые посадские люди, будучи не в состоянии долго выдерживать застоя товаров, отдавали их за дешевую цену иноземцам, тем более, что, нуждаясь в деньгах, брали от иноземцев деньги вперед и подряжались поставлять в срок товары, а за то, что брали вперед деньги, делали значительные уступки. Некоторые же нанимались у иноземцев комиссионерами, брали от них деньги и ездили делать для них закупы, а через то подрывали русских оптовых торговцев. Поэтому в 1665 г. выборные люди в земской избе постановили: чтоб маломочные торговцы не забирали вперед от иноземцев денег, не подряжались поставкою товаров, не принимали у них комиссий и вообще не сносились бы непосредственно с иностранными купцами, чтоб, таким образом, внешняя торговля была исключительно в руках оптовых торговцев. Но чтоб в то же время не лишить и бедных тех средств, которые они имели при свободном торговом обращении с иностранными закупщиками, постановили, что маломочные могут быть комиссионерами у богатых псковитян, а отнюдь не у иностранцев. Для этого лучшие люди расписали во всем посаде и в псковских пригородах (Торопце, Великих Луках, Острове), сохранявших еще древнюю зависимость от главного города, маломочных по свойству и знакомству, обозначив их промыслы и занятия, и давали им ссуды из земской избы. На эти ссуды маломочные могли покупать товары, исключительно русские, и в декабре и в мае доставлять их в земскую избу, где сидят лучшие люди, у кого они будут в записке. Для меновой торговли с иностранцами учредили в Пскове две беспошлинные ярмарки: одну в январе с 9-го числа, другую в мае, также с 9-го числа, на две недели, но за указными неделями предоставлен еще льготный месяц. Эти ярмарки должны были отправляться в гостиных дворах: в двух из этих дворов продавались иноземные товары, а в третьем, устроенном в городе, русские: лен, пенька и кожевенные произведения. Приезжие в Псков русские купцы могли торговать с иноземцами только в это время и то от лица псковских купцов, именно взявши от какого-нибудь местного купца записку; притом обязаны были продавать товары не иначе, как по цене, установленной в земской избе, а отнюдь не произвольно. При продаже иноземцам русских товаров две трети уплаты могли приниматься иноземными товарами, а одна треть непременно чистыми деньгами (ефимками), которые торговцы обязаны были приносить в устроенный в Пскове денежный двор и получать за них русские деньги: за один фунт ефимков семь рублей. Этой денежной променой казна заменяла для себя выгоды, какие могла бы получать от пошлинного сбора с товаров во время ярмарки. В другое время года не позволялось торговать этими товарами с иноземцами. Ярмарка, как кажется, относилась исключительно к так называемым пяти большим товарам: салу, юфти, кожам, льну и пеньке, ибо в одном современном акте говорится: опричь того все товары, какие у кого что будет, продавати бессрочно. Торговые иноземцы во всякое время года могли свободно приезжать в Псков, привозить и складывать свои товары в гостиных дворах, приготовляясь к меновому торгу на ярмарочный срок. Земское правление города Пскова и пригородов сосредоточилось в руках богатых, из которых каждогодно пять или шесть должны были выбираться для заседания в земской избе и составлять правительственный совет. Посылая к царю челобитную об утверждении нового порядка, богатым нужно было собрать более или менее значительную сумму на посулы и поминки дьякам в приказах; они не затруднялись взвалить такие издержки, простиравшиеся до 400 рублей, на шею беднякам и разложили их на средних и меньших людей, не удостаивая их впоследствии даже отчетом, куда истрачены эти деньги. Напрасно бедные, пользуясь своим гражданским правом, сами собирались в земской избе и составляли облегчительные для себя постановления: после их собрания в той же земской избе собирались снова богатые и переделывали все по-своему. Способы, каким образом богатые торговцы утесняли бедных, изложены в любопытной челобитной последних, поданной в 1666 году. Между прочим, богатые выбирали свою братию в таможенные головы, в целовальники и в разные должности, сопряженные с наблюдением казенного интереса; эти выборные обкрадывали казну, делились с товарищами, которые их выбирали, а потом, без согласия с середними и меньшими, богатые выбирали из последних в целовальники вместо своих и взваливали на них весь недобор. Если же злоупотребления открывались и делался повальный обыск, то бедные должны были давать такие сказки, какие угодно было богатым, которые принуждали их к этому батогами. Так описывают свое состояние бедные в челобитной; но вообще надобно заметить, что в известиях, сообщаемых как той, так и другой стороной, нельзя искать беспристрастной истины. Несомненно только то, что управление богатых не послужило ни к развитию торговли, ни к благосостоянию жителей. На другой же год воевода доносил, что пожары великие учинились, хлеб и соль вздорожали, богатые наживались, бедные нищали; и потому правительство приказало новый суд отставить, а ведать псковитян всяких чинов людей судом и расправою воеводам. К этой скорой перемене немало послужило и то, что едва только купцы захватили в руки правление края, как начали своевольно давать за границу проезжие грамоты, арестовывать дворян и наконец, что всего важнее, писать неправильно титул великого государя. Вражда маломочных с лучшими не прекратилась: одни другим старались вредить всеми способами. Богатые доносили, что маломочные тайно возили за границу товары; в том же обвиняли богатых их соперники: действительно, стрельцы поймали пятьдесят восемь саней с товарами, отправляемых мимо таможни в Ливонию псковским купцом Погонкиным. При таком общественном состоянии Псков не мог быть цветущим торговым городом и торговля его более не возвышалась.

Из городов, лежавших на север от Москвы, выказываются перед другими: Орешек, Белоозеро, Тихвин, Устюжна, Каргополь, Ярославль, Весьегонск. Орешек, по своему положению, был торговым пунктом сношений с шведами в XVI веке: там были лавки с сукнами, шелковыми тканями и разными иностранными товарами. Так как железо, будучи всегда главным ввозным шведским товаром, переходило через Орешек, то в нем развился промысел кузнечества. По уступке его шведам он в XVII веке под именем Нотебурга был пристанью для торгового плавания по Ладожскому озеру. Белоозеро вело значительную оптовую торговлю солью, рыбой, хлебом. В городе существовал обширный гостиный двор, но главный торговый предмет составляла рыба, добываемая из озера. В XVI веке Белоозеро было перевалочным пунктом торгового сообщения Вологды с Нарвою и тем самым беломорской торговли с балтийскою. В Кирилло-Белозерском монастыре были большие ярмарки, три раза в год: на Успеньев день, на Введение и на память св. Кирилла Белозерского. Туда съезжалось множество торговцев, и так как разом с ними приезжали кабацкие целовальники с питьем, то поэтому торжища отличались таким пьянством, что часто случались смертоубийства. Игумен просил перевести торг на Словенский Волок, в имение монастыря. Ярмарки отправлялись здесь в те же сроки, как и на прежнем месте. Туда съезжались торговые посадские люди и крестьяне уездов Белозерского, Вологодского, Каргопольского, Новгородского с разными товарами, а в том числе и хлебом. На срок ярмарки из Белозерска приезжало таможенное начальство. Другая славная ярмарка в XVII веке была близ Александросвирской пустыни: туда приезжали, между прочим, шведские купцы. Тихвинцы занимались иностранною торговлею, возили русские товары водным путем по Сяси, Ладожскому озеру до Орешка и вывозили их в Швецию, а товары иноземные доставляли через Устюжну до Дмитрова в Москву. В XVII веке в Тихвине зимою собиралась чрезнедельная ярмарка. У стюжна-Железнопольская в XVI веке была торговым городом, ибо туда съезжались за покупкою железа и судовых принадлежностей. Весьегонск славился своею ярмаркою: она была возвышена Иоанном Грозным, который в 1563 году, из угождения Симонову монастырю, владевшему Весьегонском, запретил всякие торги во всем околодке. Ярмарка открывалась на заговенье Петровки. Рыба, соль, хлеб и вообще сельские произведения находили себе сбыт на этой ярмарке. Туда съезжалось множество поселян из соседних краев, приплывали по Мологе купцы из Ярославля, Углича, Казани, Рязани, бывали купцы из Москвы, Твери, Великого Новгорода. Весь пошлинный сбор на этой ярмарке принадлежал Симонову монастырю, который платил в царскую казну 38 рублей в год. Старинный скуп соли в Каргополе и на Онеге не только не упал, но еще более развился в XVI и XVII веках. Жители Турчасова, Мерехши, Порога привозили соль с моря и складывали ее в Турчасове, а каргопольцы скупали и переправляли в свой город. Каргополь был главным местом закупа северной соли. Белозерцы и вологодцы, а иногда торговцы из других городов приезжали туда для покупки соли и развоза по России. Соляная торговля развила в местных жителях трудолюбие и судовой промысел. Каргопольцы, турчасовцы и крестьяне других поселений записывались в казаки, которые составляли особый цех, обязанный приготовлять соль к вывозу. Каргопольцы имели готовые судна для перевозки соли, и в XVI веке город получил ту привилегию, что приезжавшие для покупки соли торговцы непременно должны были нанимать суда у одних каргопольцев. Кроме соли, каргопольцы торговали в большом количестве ворванью и рыбою, добывая эти товары из Колы. Словом, Каргополь был важнейшим местом вывоза в Россию произведений Северного моря. Неудивительно, что эта промышленность привлекла в Каргополь ввозную торговлю. Из таможенной грамоты 1598 года видно, что в Каргополе и Турчасове было два гостиных двора, на которых продавались иноземные сукна и русские меха. Сверх того, часто и летом на судах и зимою на санях прибывали к городу русские торговцы с товарами.

Водяное сообщение Москвы с Астраханью, а через этот город с Персиею и Востоком было: Московою-рекою до Коломны, из Коломны Окою до Нижнего и от Нижнего Волгою до Астрахани. Плавание от Москвы до Нижнего требовало около одиннадцати суток при благополучных обстоятельствах. По пути лежали города: Коломна, Рязань, Касимов, Муром. Из города Шуи, Гороховца и других соседних реке Тезе городов и сел купцы плавали по этой реке и достигали Оки. Вообще окский путь в XVII веке был не совсем безопасен по причине разбоев, господствовавших и на Оке, как на Волге. Другая дорога лежала сухопутьем на Ярославль, а из Ярославля на судах Волгою. Города Ярославль, Кострома, Кинешма, Юрьевец-Польский, лежавшие на этом судоходном пути, имели торговое значение; тамошние торговцы сплавляли свои товары по Волге и привозили покупные в свои города. В Ярославле особенно занимались судовым промыслом.

Нижний Новгород с половины XVI века начал возрастать в торговом отношении. Уже англичане нашли выгодным ввозить туда свои товары. В XVII веке он сделался складочным местом для торговли всего Востока России; товары стекались туда со всех сторон: и европейские из Архангельска через Ярославль и Москву, и азиатские из Астрахани, и сибирские из Казани, и русские, предназначенные для отправки на Восток. Беспрестанно прибывали туда частные дощанки сверху и снизу по Волге и по Оке, а зимою длинные ряды обозов тащились во все стороны. У одного богатого нижегородского купца в XVII веке в Нижнем развилась хлебная торговля. По мере населения плодородного края, лежавшего на юге от Нижнего, город сделался местом сбыта и закупа хлеба для отправки его в столицу и северные провинции. В особенности, при отплытии судоходного каравана в Астрахань, в Нижнем было огромное стечение торгового народа, так что все носило вид ярмарки. Конечно, он обязан своим торговым значением счастливому положению посредине продольного волжского пути, при соединении двух судоходных рек России. Правительство учредило там главную таможню, где брали проезжие пошлины за все города, следующие за ним по течению Волги.

Недалеко от Нижнего, торговцев привлекала Макарьевская ярмарка, собиравшаяся каждогодно в июле месяце под монастырем святого Макария Желтоводского. Царь Михаил Федорович подарил все пошлинные доходы этому монастырю на свечи и ладан, и церковное строение, и братии на пропитание. Цари Алексей, Федор, Иоанн и Петр подтверждали это монастырское право, которое, таким образом, не отменялось весь XVII век. Купцы съезжались туда как с верховых, так и с низовых городов (Свияжска, Чебоксар, Казани, Алатора, Симбирска, Саранска). Доставка и отправка товаров совершалась более водяным путем, реже сухопутьем; но независимо от таких путей развозка товаров главным образом направлялась в одну сторону на Москву, а в другую на Казань. Таким образом, эта ярмарка сделалась посредницею торгового сообщения европейской России с Сибирью – значение, остающееся за нею (нижегородскою) до сих пор. Всякий купец, отправляясь на Макарьевскую ярмарку, должен был в том городе, откуда выезжал, взять проезжую грамоту и везти свои товары беспрепятственно до места назначения, без всякого осмотра и задержек, а прибыв на место, показывал свою проезжую грамоту, по которой производилась поверка, и если бы что-нибудь оказалось лишнее, то подвергалось конфискованию. В 1662 году царь Алексей Михайлович дал право купцам, пребывающим на ярмарке, быть свободными от всяких позывов, исков, ответов и тяжб. Всякое разбирательство возникшего между торговцами торгового или долгового дела принадлежало архимандриту Желтоводского монастыря с братиею, исключая дел о воровстве и разбоях. Несмотря на такие права, процветание ярмарки задерживалось от беспрерывного несоблюдения царских привилегий. Воеводы, приказные и таможенники по договорам придирались к купцам, требовали осмотра, вымогали пошлины, брали поминки и взятки; а в самое время ярмарки воеводы, по изветам ябедников, посылали за купцами приставов с наказными памятьми, требуя их к суду, или рассыльциков под предлогом искать беглых: эти рассылыцики нападали на купцов среди их торговой деятельности, придирались к ним, отрывали от занятий и не отходили, пока не удовольствовались поминками, а между тем жили, ели на счет монастыря, очень негодовавшего на таких гостей, которые вообще нахальными поступками доводили купцов до того, что те боялись ездить на Макарьевскую ярмарку. По жалобе архимандрита, правительство в 1692 году снова подтвердило старые привилегии ярмарки, но они все-таки и после плохо исполнялись.

Ярмарка в Макарьеве развила судовой промысел. Купцы, накупая товар, нанимали у судопромышленников струги и заключали с ними условия везти товар к месту. Плавание от Нижнего до Астрахани продолжалось около месяца. Пристани, имевшие торговое значение на этом пути, были: Василь, Чебоксары, Кокшажск, Свияжск, Казань. Из этих городов Казань в XVII веке сделалась складочным местом астраханской соли и рыбы и вообще астраханских товаров, назначаемых для северо-востока, а равно товаров, приходивших из вятской и пермской сторон. В Казани производилась казенная постройка судов, как для нужд правительства, так и для торговцев. Тетюши были последним городом населенной страны. За ними, до самой Астрахани, берега Волги представляли пустыню. В первой половине XVII века на этом длинном пространстве были только Самара, Саратов и Черный Яр, позже построен Симбирск. В Самаре образовался перевозочный пункт яицкой рыбной промышленности, которая возникла в 1639 году трудами гостя Гурьева, а потом сделалась достоянием казны и год от году принимала большие размеры. Торговцы через Самару ездили на Яик покупать рыбу и икру и привозили в Самару, где с них брали десятую пошлину. Таких промышленников в конце XVII века стало чрезвычайное множество, и это сообщило Самаре торговую физиономию. Несмотря на запустение, в каком находилось Поволжье, где, кроме упомянутых городов, путешествовавшие при Михаиле Федоровиче гольштинцы не встречали никаких селений, торговля с Астраханью постоянно оживляла пустынную Волгу. Так как плавание по Волге сопряжено было с опасностями, то суда шли вместе друг с другом в сопровождении отряда стрельцов, плывших на передовом судне. Это конвойное судно снабжалось орудиями. Такой поезд назывался караваном. Судовые караваны ходили по Волге между Нижним и Астраханью дважды в год; один рейс назывался весенним, другой осенним караваном. Верховые товары приходили в Астрахань летом, а низовые и персидские товары приходили в Нижний осенью и, по наступлении зимы, развозились из Нижнего на санях. Каждый год назначался начальник каравана, командовавший стрельцами и детьми боярскими; в караване бывали послы персидские в Москву, московские в Персию и служилые люди, отправлявшиеся в Астрахань и низовые волжские города. С ними-то обыкновенно плыли с товарами купцы разных городов: москвичи, ярославцы, кинешемцы, костромитяне, юрьевцы, нижегородцы, арзамасцы, казанцы. Уже при Иоанне Васильевиче Грозном караваны, плававшие между Нижним и Астраханью, состояли из пятисот больших судов, из которых одни построены были в Нижнем, а другие приплывали с товарами из разных сторон в Нижний и ожидали там начальника каравана. Когда все было готово, караван выступал с обилием запасов лесных и военных, и с каменными пушками. Судна приводились в движение гребцами, а при попутном ветре распускались паруса. Приход каравана в Астрахань возвещался двукратною пальбою из пушек, и весь берег внезапно оживлялся. Одни из прибывших торговцев выгружались на берег, другие оставались в судах и ожидали к себе покупщиков.

Кроме караванов, по Волге поодиночке ходили суда казенные и частные. Иногда частные торговцы составляли товарищества и отправляли свои суда, связав их вместе, так что большое судно тянуло за собой маленькие. Плавание по Волге вверх было затруднительно, ибо гребцы могли управлять судами только при попутном ветре (низовом), с трудом управляли ими в безветрие, но когда подымался верховой ветер, тогда гребцы и рабочие выходили на берег и тянули суда лямкою, проплывая в день не более четырнадцати верст. Нередко суда наскакивали на мель, которыми Волга и в то время была обильна.

Торговые русские суда, плававшие по Волге, были плоскодонные, различались по длине, ширине и фигуре и сообразно этому носили разные названия. Большое судно длиною до десяти сажен и более называлось досчаник, меньше досчаника были насады и кладные струги. Струги были дощатые, полубленные и не полубленные; струги с набоями; они были мерою от трех до восьми сажен в длину; меньше их были кладные лодки, а еще менее – неводник; менее неводника – плавная лодка, однодеревка и ботник. При больших судах, т. е. досчаниках, стругах и насадах, были маленькие лодки, называемые завозни, подвозки, паузки. Название струга самое употребительное и часто принималось для означения судна вообще.

В 1634 году на Волге большой струг или насад вмещал от 300 до 500 ластов, и когда был нагружен, то опускался на двенадцать футов в воду. В конце XVII века насады поднимали до тысячи ластов. Для струга в семь сажен длиною считалось достаточным двенадцать человек гребцов. Когда голштинское посольство по торговым делам отправлялось в Персию, то, с помощью русских плотников, сделало себе судно, приспособленное к плаванию по Волге. Эго судно было построено из досок, имело 120 футов в длину, с тремя мачтами и плоским дном; в глубину оно входило до семи футов; для него приготовлены были двадцать четыре весла; на судне устроены каюты, а под палубою подвал для кухни и кладовой. Это судно было вооружено каменными пушками, снабжено свинцом, порохом и оружием против разбойников. К судну была привязана шлюпка. Оно было построено вообще по образцу тогдашних русских судов, но отличалось тем, что имело три мачты и превосходило русские суда отделкою, так что когда голштинцы выплыли на нем на Каспийское море, то персияне говорили, что Кюльзюм (Каспийское море) еще не видывал такого судна.

Торговое плавание по Волге чрезвычайно затруднялось разбоями волжских казаков, живших в не изведанных еще закоулках лесистого и скалистого правого побережья Волги. Не только большие суда погибали со всем грузом и экипажем добычею их зверства, но случалось, что разбойники разбивали самые караваны, прославляя свои подвиги в песнях: «Мы рукой махнемкараван возьмем!"

Таким образом, при Михаиле Федоровиче казаки напали на русский караван у Черного Яра и истребили его. Они воспользовались тем, что суда плыли по Волге растянувшись, и напали на задние, передние же, где были стрельцы, охранявшие караван, не могли скоро поспеть к задним на помощь против течения воды. Это событие подало повод к построению Черного Яра. Были на Волге места, особенно прославленные разбоями, и торговцы всегда радовались, коль скоро удавалось проплыть им благополучно. Таково было устье Уссы в Жигулевских горах, где при Михаиле Федоровиче казаки ограбили большое купеческое судно, плывшее с грузом в Нижний, таковы были: Казачья гора в 115 верстах ниже Самары, устье Камышинки, где голштинцы встретили ряд деревянных крестов, поставленных в память падших в битве с казаками.

Трудности плавания по Волге, особенно вверх, были поводом сухопутных путешествий из Астрахани в Москву и средину России. Эти путешествия предпринимались в то время, когда татары гоняли в Москву лошадей для продажи, что носило название ордобазарной станицы. Тогда за татарскими табунами ехал обоз купцов разных наций: русских, персиян, бухарцев и индийцев.

Город Астрахань, вскоре после присоединения к России, найден посещавшими его англичанами незначительным в торговом отношении. Русские привозили туда кожи, овчины, сбрую, посуду, хлеб, дрова в небольшом количестве, единственно для нужд служилых людей, которые поддерживали русскую власть в отдаленном городе и составляли единственное русское народонаселение города. Персидские товары, именно: шелковые и бумажные ткани, краски, шелк доставлялись татарами и были худого достоинства. Купцы, торговавшие этими товарами, были бедны. Однако с этого уже времени Астрахань начинает приобретать свое высокое торговое значение, которое постепенно увеличивается. В смутную эпоху оно было нарушено Заруцким, разграбившим и разорившим город. Но после успокоения России Астрахань возвысилась снова. В 1670 году ее богатства были расхищены Стенькою Разиным. Хотя Астрахань после того поправилась, но уже к концу XVII века начала упадать всеобщая уверенность в возможности направить через Россию торговлю всего Востока, уверенность, которая поддерживала торговое значение Астрахани. Если такое предложение осуществилось, Астрахань была бы важнейшим торговым пунктом целого мира. Но не так решила история.

Соседство с Востоком дало Астрахани самое разнообразное народонаселение. Оно состояло из смеси русских с азиатскими пришельцами: персияне, бухарцы, хивинцы, армяне, азиатские турки, греки, индийцы, со всеми отливами своих народностей не только посещали город, но владели в нем домами и вели постоянную торговлю. Это разнообразие особенно увеличивалось в то время года, когда Астрахань наполнялась иноземными и русскими торговцами, прибывшими туда для временной торговли и раскладывавшими свои товары то в гостиных дворах, то в насадах и бусах на пристани. В Астрахани было несколько гостиных дворов, как кажется, особых для каждого народа, например: гилянский, тезицкий, бухарский, русский и татарский – не гостиный двор, но базар у Мочаговских ворот. Тогда как другим иностранцам позволялось обзаводиться даже домами, татары могли торговать не в самом городе, а только за оградою его на базаре: на этом татарском базаре были татарские лавки с разными товарами; важный торг был овцами, которых пригоняли из ногайских степей и раскупали в Астрахани, вероятно, для вытопки сала. Не одни только татары подвергались ограничениям. При Михаиле Федоровиче в 1625 году тезики – подданные турецкого султана из азиатской Турции – были отстранены от астраханской торговли, вероятно, вследствие неприязненных отношений дворов.

Местная розничная торговля в Астрахани велась в рядах, лавках, прилавках, полках, шалашах. Мелкою торговлею занимались не только посадские, но и стрельцы и вообще служилые люди. Торговые помещения давались от казны на оброк. В 1623 г. доход этот простирался до 341 рубля 32 алтын 4 деньги.

Важность астраханской торговли должна рассматриваться в двояком отношении: по передаче в Россию восточных произведений и по снабжению России местными произведениями астраханского края. Торговое сообщение Астрахани с Персиею, Хивою и Бухарою совершалось, как мы уже сказал и, по Каспийскому морю и сухопутьем.

Для торговли по Каспийскому морю правительство держало так называемые бусы, приспособленные к морскому плаванию суда. Судовой промысел составлял в Астрахани достояние власти: существовало большое казенное заведение, называемое деловой двор, который был управляем начальником, назначенным из детей боярских, и целовальниками. Бусы ходили постоянно дважды в год между Астраханью и Караганским пристанищем для торговли с Хивою и Бухарою. Один поезд совершался весною, другой осенью. Отправляя бусу, воевода поручал управление ее какому-нибудь сыну боярскому или служилому человеку, давал ему стрельцов, пушкарей и несколько пушек с военными запасами. В 1687 году на такой бусе была одна пушка, пуд пороха, полпуда дроби, сорок ядер, двадцать стрельцов, пушкарь, плотник и пять человек юртовских татар. В 1661 году на такой бусе было две пушки – одна нарядная пищаль да медный тюфяк. Начальник бусы обязан был пересматривать проезжие грамоты своих торговых пассажиров и проверять их товары; а если бы оказалось что-нибудь сверх того, что написано в проезжей грамоте, или же при купце нашелся такой покрученник или работник, который не записан в грамоте, то начальник отводил незаписанных людей и отправлял незаписанный товар к воеводе. Проверка товаров не производилась посредством подробного пересмотра и взвешивания их: начальник бусы осматривал только целость таможенных печатей, которыми должны быть опечатаны нагруженные товары. Во время плавания начальник обязан был охранять бусу и отражать разбойничьи нападения, если они случались. По прибытии в Караганское пристанище он выбирал двух или трех иноземцев и отправлял в Хиву и Бухару извещать народ, что пришла русская буса и туземные купцы должны поспешать на торг. Эти посланцы носили местное название хабарщиков. Тогда к берегу съезжались купцы и начинался торг. Командир бусы должен был наблюдать, чтоб иноземцы не делали русским оскорблений. Как долго продолжался торг, неизвестно: но судя по тому, что буса отплывала из Астрахани в октябре, а поспевала назад к зиме, должно думать, что он продолжался около месяца. При окончании торжища командир бусы извещал, что, кто из иноземцев захочет ехать с ними, тотчас может нагружаться равномерно, кто захочет, может приезжать в Астрахань сухопутьем или, наконец, ехать на будущий год с весенним поездом русской бусы и в таком случае должен поспешать явиться на берег, чтоб не опоздать. По возвращении домой командир, не приставая к городу, посылал на лодке известить воеводу, что буса возвратилась; являлись таможенники, осматривали, описывали товары и облагали их пошлинами. Тогда уже буса могла пристать и разгружаться.

Сношения с Персиею производились также на казенных бусах, которые приставали в Баку и Дербенте, оттуда купцы ездили в Шамаху, где происходил торг персиян с русскими. На этих бусах ездили в Персию русские купцы разных городов и приезжали в Астрахань персияне. Этим путем ездили бусы с царскими товарами. Доверенные торговцы, которые везли эти товары, прибывали в Шамаху; там оставалось несколько целовальников, другие ездили во внутренность Персии, скупали товары и свозили в Шамаху; отсюда их везли к пристани, нагружали и доставляли до Астрахани. Воеводы обязаны были посылать навстречу паузки для принятия товаров. Сверх того, в Астрахань приходили персидские бусы, по наружному виду отличные от русских. Это были суда небольшие, высоко стоящие над водою, фигурою похожие – по замечанию европейского путешественника – на ванны, со множеством бревен и перекладин, утвержденных между собою клинами, открытые, без насосов, так что воду выливали мехами, с одним парусом, как и русские, но лучше русских судов умевшие лавировать в море. Как только такая буса приближалась к Астрахани, воевода посылал к ней таможенного голову, или нарочного целовальника, подьячего и стрелецкого сотника с стрельцами для выгрузки. Таможенники прежде всего требовали от управлявшего бусою, обыкновенно называемого шаховым гонцом, сведения, есть ли у него шахова грамота, сколько у него людей, купцов, с какими товарами. После допроса происходила перепись всех людей и товаров. Тогда лучшие из товаров – узорочные, то есть драгоценные, камни, золотые и серебряные цепи, складни, запоны, перстни – отбирались в пользу царя, а купцам выдавали деньги. В случае отыскания заповедных товаров, например табаку, их отбирали в съезжую избу. По окончании обыска и переписи буса подплывала ближе, но никто не смел выходить на берег, пока роспись не представится воеводе и от него не последует разрешения. Во время пребывания в городе иноземные купцы были под строжайшим наблюдением; послы с своею свитою подвергались также строгому надзору: имущество их перерывали, чтоб отыскать какие-нибудь заповедные товары; пятьдесят человек стрельцов стояли постоянно на карауле; они жили на посольском дворе и не смели сноситься с иноземцами; тем не менее, однако, с ними обращались очень почтительно.

Плавание по Каспийскому морю подвергало купцов различным опасностям: во-первых, не редко бусы были разбиваемы бурями, господствующими на этом море; во-вторых, по морю крейсировали морские разбойники, которые нападали на суда, грабили и умерщвляли людей. Следствием таких приключений были неоднократно разорения купеческих семейств и вообще то, что торговля на Каспийском море не достигала высокой степени, но постоянно оставалась в одном и том же положении. Для охранения купцов царь Алексей построил первый русский корабль «Орел», но Стенька Разин истребил его. После того переводчик посольского приказа Виниус подал проект состроить галеры или каторги (вооруженные суда) для перевоза грузов и вместе для защиты от разбойников.

Туземные произведения, вывозимые в Россию из Астраханского края, были соль и рыба (отчасти вино), но об этом войдем в подробности при исчислении статей торговли вообще.

Сибирская торговля возникла вскоре по открытии Сибири и достигла важного значения, ибо предметы вывоза из Сибири состояли преимущественно в мехах, которые были важнейшим произведением России. Вскоре по завоевании Сибири многие смельчаки отправились в неведомые пустыни для звериных промыслов; потом страсть отыскивать новые землицы и принуждать инородцев платить ясак сделалась господствующею между служилыми людьми: это привлекало в Сибирь русских. Само правительство старалось о заселении новоприобретенного края, строило города, поселяло пахотных людей для земледелия и населяло Сибирь ссыльными. Русское население, отодвинутое от прежнего отечества на большое расстояние, нуждалось в подвозе пищи, одежды, предметах домашнего быта, а потому товары, удовлетворявшие этой потребности, были первыми статьями ввоза в Сибирь из России. В конце XVI века и в начале XVII русские купцы возили в Сибирь хлеб, также русский холст, готовые однорядки, юфти, кожи, оружие и военные снаряды, столь необходимые в этой стране против зверей и людей, и прочие товары, большею частью простого достоинства русского изделия. Купцы, которые вели торговлю с Сибирью, были из Москвы – большею частью знатные гости, посылавшие в Сибирь своих покрученников и приказчиков, родом из Казани и так называемых поморских городов: Устюга-Великого, Вятки, Перми, Тотьмы и Сольвычегодска; эти агенты, скупая хлеб в России, отправляли его в Сибирь водою, потому-то в этих последних, так называемых поморских, городах образовался склад хлеба, назначенного для Сибири. Торг был больше меновой, как с инородцами, так и с русскими поселенцами; первые не знали толку в монете, а последние нуждались более в произведениях Европейской России, чем в деньгах; деньги, прибывая в Сибирь, скоплялись там без ходу; таким образом, когда при Алексее Михайловиче выпущены были медные деньги, то купцы, ездившие за мехами, скупали на них дешевою ценою меха, а сами выменивали у сибиряков серебряные деньги и не привозили в Сибирь русских товаров; от этого в Сибири сделалась страшная дороговизна на всякие русские товары – сукна, холсты, кожи, и правительство приказало у купцов, привозящих в Сибирь деньги, отбирать на государя деньги и купленные на них меха. Простота жизни в Сибири долго исключала потребности изысканного быта, удовлетворяемого в России заграничными товарами. В 1609 году в пермской земле во всех городах не оказалось иноземных сукон, ка-мок, тафты; торговые люди не привозили этих товаров в Сибирь. Впоследствии, однако, во второй половине XVII века, большая развитость жизни привлекала в Сибирь и иностранные товары, доставляемые из Архангельска.

Торговый путь, как равно и служилый, из Москвы в Сибирь был водяной, до самого Соликамска, то есть Москвою-рекою, Окою, Волгою и Камою. Из Соликамска везли товары волоком до Верхотурья, которое считалось первым сибирским городом. Там была учреждена таможня: едущие с товарами должны были оплачивать их пошлинами и брать проезжие грамоты. Кроме Верхотурья, поставлены были еще две заставы – Собская и Обдорская для сбора пошлин; но купцы, чтоб избежать платежа пошлин, и главное, придирок и задержек от чиновников, самовольно проложили себе другой путь через Кунгур и Уфу на Китайский острог. Воеводы посылали стрельцов для преследования их. Только в 1680 году учреждена была в Китайском остроге постоянная таможенная застава.

В Верхотурье служилые люди, ехавшие в Сибирь на службу, делали закупы разных потребностей в большом количестве, не надеясь их найти в Сибири или желая купить дешевле, и это побуждало купцов привозить туда значительное количество разных запасов. Тут же, и еще в Верхотурском уезде в Ляминской волости, производился торг с вогуличами; русские выменивали у них меха, лосиные и оленьи кожи, хмель, рыбу, и потому в последнем месте учреждена была таможня для пошлинного сбора. Другое торговое место в том же уезде была слобода Ирбить, где еще в первой половине XVII века образовалась ярмарка, существующая и в наше время. В 1649 году туда стекалось множество промышленников и торговцев. К концу XVII века Ирбитская ярмарка стала главным местом закупа хлеба и вообще всех товаров, идущих в Сибирь. Туда приходили товары бухарские и китайские и раскупались для вывоза в Россию. Ярмарка эта происходила в январе, после Богоявления. По отдаленности места там вкрались злоупотребления относительно пошлинных сборов, так что торговля велась часто совсем беспошлинно; постоянной таможни не было, а верхотурские воеводы, обязанные посылать туда людей для сбора, не исполняли этого точно. Правительство в 1687 году обратило на это внимание, тем более что ирбитский торг тогда почти совершенно подорвал торговлю в Верхотурье; оно приказало постоянно посылать туда целовальников для пошлинного сбора. Это подтверждено в 1689 году. В 1694 году правительство, наблюдая свои выгоды, постановило, чтоб торговцы в Ирбитской слободе во время ярмарки торговали не иначе, как в государственных амбарах и лавках, а не в собственных, и велело все частные лавки, какие были построены в слободе, описать и запечатать вперед до государева указа.

Из Верхотурья путешественники садились на казенные дощаники, складывали свои товары, платили за это в казну и плыли водою мимо Туринска и Тюмени до Тобольска. Тобольск был в XVII в. важнейшим торговым городом Сибирского края. Хлеб, назначенный для Сибири, стекался в этот город, скупался там и развозился повсюду. Тобольск имел обширный гостиный двор. Туда приезжали бухарцы, которым дана была привилегия такого рода, что никто, кроме их, не мог торговать бухарскими товарами, но зато они не могли, как мы уже заметили, покупать дорогих мехов, да и самые меха низшего достоинства позволено было им покупать только в малом числе и не иначе как для собственного употребления. Бухарские товары из Тобольска развозились русскими купцами по Сибири и на Ирбитскую ярмарку; а между тем со всей Сибири стекалась в Тобольск меховая торговля. Сверх того калмыки пригоняли в Тобольск значительные партии своих лошадей.

Промышленники и торговцы пускались внутрь Сибири на царских дощаниках, устроенных собственно с целью провоза служилых людей и казенных снарядов. Эти дощаники делались обыкновенно в восемь саженей длиною и снабжались огромным парусом. Они плыли мимо Сургута, Нарыма, Кецка до Маковского острога; тут товары укладывались на сухопутные подводы и везлись до Енисейска, другие же разгружались в городах, мимо которых плыли и к которым приставали. В Сибири, где только был город, там образовалась и торговля, ибо огромное расстояние между жилыми местами не дозволяло торговле сосредоточиваться в известных местах преимущественно. Таким образом, Туринск, Тюмень, Сургут, Нарым, Кецк были посещаемы купцами, которые привозили туда русские товары и продавали местным торговцам. В Енисейске в 1647 году был значительный наплыв торговцев, существовали гостиный двор и таможенная изба.

Промышленники и купцы плыли из Енисейска по верхней Тунгуске и по впадающему в нее Илиму. На реке Илим в ближайшем расстоянии от реки Муки, принадлежащей к ленскому бассейну, был Илимский острог, близ которого происходил значительный торг. Это место известно было под именем Ленского волока: там было зимовье, гостиный двор, амбары, таможня, казенные постоялые дворы для приезжающих торговцев и гарнизон служилых людей для их охранения. Сюда приезжали туземцы для промена мехов на русские изделия и русские поселенцы Сибири для покупки припасов. В числе товаров был лес для постройки и топлива. Плавание по Тунгуске и Илиму от Енисейска до Ленского волока продолжалось шестьдесят один день. Путь считался по рекам, впадающим в Тунгуску и Илим, а этих рек было чрезвычайное множество. Плавание замедлялось по причине порогов, ибо надобно было выходить на берег и проводить через пороги дощаники; при этом груз выносили и несли на себе, а суда взводили через скалы канатами. Сухопутный путь по Ленскому волоку до Лены продолжался один только день для пешехода с ношею. Но этот путь затруднялся горами. Торговцы имели приметою какой-то колодец; до этого колодца нанимали вьючных лошадей, платя по гривне с пуда, а у колодца стояли извозчики с телегами, которых нанимали вплоть до Лены, платя летом по пяти алтын, а осенью по полтине с пуда. Таким образом, они достигали реки Муки, где весною ходили суда, а летом плоты, и отправлялись по реке Муке в реку Купу, куда впадает Мука, а Купою входили в Лену; зимою же торговцы нанимали на Ленском волоке извозчиков и ехали вплоть до Лены по льду в течение двух дней. По берегам рек Муки и Купы в 1651 году были уже русские поселения, исключительно занимавшиеся суд ©промышленностью. В половине XVII века промышленники плавали по рекам Чичую, Олекме, Окме и другим и променивали тунгусам разные вещи на меха, и потому на Лене рано развился судовой промысел, ибо в 1639 году были суда: дощаники, шитики, каюки, струги, набойни, разной величины и вместимости. В половине XVII века русские торговали в Якутске; в Жиганском зимовье и Молодях с 1645 г. жили торговые люди и учреждена была таможня с целовальниками. С 1660 года некоторые привозили товары в Охотск временно для промена, а другие оставались там на жительство. В это время там уже развивался судовой промысел: продавали суда разной величины – шитики, каюки зырянские, струги, набойницы и мелкие лодки. Русские промышленники и торговые люди были товарищами служилых людей в их изумительных подвигах открытия новых землиц и вместе с ними выдерживали героическую борьбу с ужасною стужею, недостатками и дикими народами. Эти промышленники составляли партии, выбирали себе ватагу, строили струг или дощаник, наполняли его хлебными запасами пудов до трехсот и более и отправлялись в неведомые страны. Так, торговец Григорий Вижевцов с пятью своими покрученниками по Олекме открыл путь в Тугир. В 1635 году такая партия была истреблена тунгусами на устье Вилюя. В 1650 году такая же ватага промышленников достигла устья Лены на восьми кочах, соединилась с партиею служилых людей, – они поплыли по морю до Яны, миновали ее устье, дошли до Святого носа и до Хромой губы; 29 августа хотели сойти на твердую землю, но, охваченные южным ветром, унесены на дощаниках в открытое море и носились в нем пять дней, пока северный ветер не принес их к берегу; таким образом они достигли устья Индигирки, а потом устья Колымы. В этом путешествии промышленники составляли как бы запасную экспедицию для служилых и снабжали их запасами, однако товарищеское отношение не мешало им брать со служилых огромные цены на съестные припасы. В эти негостеприимные края завлекала их также охота добывать моржовую кость.

В конце XVII века Нерчинск сделался важным торговым пунктом для возникшей торговли с Китаем. В 1697 году постановили, чтоб все, уезжающие в Китай и приезжающие из Китая, непременно являлись в Нерчинск для платежа пошлин, а потом Нерчинск сделался складочным местом китайской торговли, и в 1699 г. был построен в Нерчинске гостиный двор.

Торговля в Сибири была до крайности стеснена, во-первых, самим правительством, во-вторых, чиновниками. Страсть к мехам у правительства была столь велика, что, кроме ясака и поминочной рухляди (то есть той, которую инородцы приносили в дары воеводам, а последние должны были отдавать в казну), правительство выменивало меха на разные русские товары и тем подрывало операции купцов. Никакой торговец не смел приступить к покупке мехов, прежде чем соберут царский ясак; это делали из боязни, чтоб в руки торговцев не попадали отличные меха; когда же соберут ясак, тогда позволялось купцам торговать мехами, но не иначе как на гостиных дворах: положительно было запрещено купцам ездить по юртам и покупать меха; они могли делать эти покупки на гостиных дворах у приезжавших в город инородцев. Естественно, что купец в таком случае должен был платить дороже. Впоследствии даже постановлено (в 1674 году), что если в ясаке окажется какая-нибудь недоимка, то отбирать у туземцев лучшие меха в пользу царя; а как всегда в ясачных мехах могла оказаться недоимка, то и всегда можно было придраться; и здесь-то открывались случаи воеводам делать разные прижимки с целью взять взятку. За торговые поездки в юрты отбирали в казну товары, а за такую поездку, совершенную в другой раз, наказывали кнутом. Только в отдаленных землях Сибири, например в Якутске, дозволялось торговцам покупать меха и в юртах, но непременно после сбора царского ясака и притом с тем, чтоб они возвращались в Якутск и отдавали в казну десятого зверя, самого лучшего. Несмотря на трудность путешествия, промышленники подвергались разным стеснительным пошлинам и, сверх того, исполняли отяготительную повинность – быть выбранными в целовальники к ясачному сбору и к разным статьям казенного интереса. В Якутске воеводы и дьяки, в других местах России вообще отстраненные, хотя на бумаге, от торгового управления, могли бить батогами и кнутом голов и целовальников. Всего обременительнее для торговцев было то, что они находились в безусловном распоряжении воевод, дьяков и подьячих, которых поступки нигде не были столь произвольны, как в Сибири. Торговцы в городах обложены были взятками в пользу властей: так, в Енисейске приказчики торговцев гостиной сотни, отправляемые в Сибирь для скупа мехов, должны были давать воеводам и подьячим сорок рублей с тысячи соболей и по четыре рубля с сотни всяких других мехов; в городе Кецке брали с тысячи тридцать рублей, а с сотни три рубля. В 1646 году эти злоупотребления вынудили жалобы торговцев, и правительство, снисходя к их жалобам, запретило воеводам, дьякам, подьячим и вообще служилым людям мешаться в торговые дела, исключая тобольского воеводы, дававшего тогда купцам проезжие памяти, а равно запретило им торговать самим. Но это мало помогло. В Сибири воеводы переменялись часто, и в наказе каждому из них, при вступлении в должность, прописывалось, чтоб он не поступал как его предшественник; но едва приходил год, как возникали жалобы, что новый воевода идет по следам прежнего. Притеснения, делаемые воеводами и подьячими торговцами в Сибири, были так велики, что в 1609 году, избегая притеснений воевод, грабивших у купцов хлеб, никто не возил в Сибирь хлеба, и оттого там произошла ужасная дороговизна. По закону каждый торговец, приезжая в Сибирь, обязан был платить годовой оброк за право промыслов и торговли в Сибири как за свою особу, так и за всех своих приказчиков и покрученников, которые с ним прибывали. Этот оброк платили в Верхотурье, как ближайшем к России сибирском городе, и, после платежа, торговец брал отпись (квитанцию) в платеже, но на такие отписи другие воеводы не обращали внимания и вымогали от него чуть не в каждом городе такие же годовые оброки. Сверх того, воеводы обязаны были давать проезжим купцам сено и брали с них сенное, но в самом деле никакого сена не давали.

Кроме изложенных торговых путей, были еще два: на Смоленск в Литву и на юг к пределам Малороссии. Оба эти направления не могли способствовать цветущему состоянию торговли. Торговля Москвы с Польшею и Литвою в XVI и XVII веках нарушалась беспрерывными войнами и постоянною враждою двух правительств. Положение торгующих купцов было не безопасно, когда были примеры, что правительства, возобновив между собою едва потухающую вражду, задерживали купцов и конфисковывали их имущества. Так было при Василии Иоанновиче в 1508 году. В промежутки, когда военных действий между Литвою и Москвою не было, жители порубежных земель беспрестанно делали друг на друга разбойничьи наезды, грабежи и разорения. Такое сочетание обстоятельств, конечно, не благоприятствовало развитию торговли. Купцы, приезжавшие из Польши и Литвы, не пользовались в Москве ни благосклонным приемом правительства, ни расположением народа, особенно католики и жиды, которых не терпели москвитяне. Так, в 1678 году царь Алексей Михайлович, узнавши, что в Москве находятся с товарами литовские купцы из Могилева и Шклова, приказал их выслать из Москвы в порубежные города, где единственно и предоставлялось им торговать. Только в 1678 году постановлено, что торговцы польские подданные могут приезжать в Москву, а русские в столицы Речи Посполитой: Варшаву, Краков и Вильно, но ограничиваясь единственно столицами, непременно с проезжими памятьми и с платою пошлин по уставам обоих государств, а равномерно постановили, чтоб торговое плавание по Двине открыто было для русских. На таких же условиях утвердил торговые сношения так называемый вечный мир, заключенный после долгой войны в 1686 г.

В Северской области в половине XVII века началось некоторого рода торговое движение. Средоточием его был Путивль. Туда, как выше было замечено, приезжали с своими товарами греки и молдаване. В торговом уставе 1667 года Путивль означен между значительными торговыми городами наряду с Псковом и Новгородом, куда русские купцы привозили свои товары и где находили заморские. В Брянском уезде в конце XVII века славилась Свинская ярмарка. Об ней упоминается под 1681 годом. В объяснении гостей и торговых людей, данном по поводу указа о выборе в таможенные чиновники, говорится, что из разных торговых городов посадские лучшие люди отъезжают к городу Архангельску и на Макарьевскую и на Свинскую и на иные ярмарки для торговых своих промыслов и в домы свои не приезжают многое время. Из этого видно, что Свинская ярмарка, постановленная в числе первоклассных торжищ, была значительна и привлекала к себе многих торговцев. В числе привозимых с этой ярмарки в Москву товаров значатся сафьяны и хозы, носившие тогда название свинских. В 1683 году высовые пошлины, сбираемые на этой ярмарке, пожалованы Киево-Печерскому монастырю в вознаграждение потерянных в Подолии старинных имений. Торговля с Малороссией не могла быть в цветущем состоянии по причине смутного состояния этой страны. После поражения поляков гетманом Хмельницким в 1648 году великороссийские купцы нахлынули в Малороссию и очень выгодно покупали и выменивали разные драгоценности, приобретенные казаками на полях Корсунских и Пилявецких. После присоединения Малороссии к России царь Алексей Михайлович, лаская новых подданных, даровал Киеву жалованную грамоту, по которой киевским торговым людям предоставлялась вольная и беспошлинная торговля по всей России. Но эти права не могли иметь важных результатов для торговли.

По мере населения украинских городов Великой России и обработки плодоносных земель, возникали там торговые сношения. Плодородие почвы Рязанского, Тамбовского, Воронежского края в половине XVII века начало привлекать туда скупщиков хлеба. В Воронеже в 1640 году были оброчные торговые лавки и ряды, подобно как в Москве, особые для разных предметов, например мясной ряд, рыбный ряд. В последних годах XVII века города Лебедянь, Елец, Козлов, Воронеж, Коротояк, Острогожск начинали быть рынками местных произведений, но вообще в слабой степени, ибо край не был еще достаточно населен, пути были затруднительны, а чиновники притеснениями отгоняли торговцев. В 1695 году донские казаки, приезжавшие туда по случаю неурожая на Дону покупать хлеб, жаловались, что с них берут страшные пошлины и за тяжкими взятками купить хлеба невозможно. Города Белгород и Валуйки были пунктами торговых сношений с ногайскими татарами, жившими на берегах реки Дона. Они приезжали туда для покупки хлебных и вообще съестных запасов, но должны были, для предостережения, останавливаться не иначе, как за чертою и являться в небольшом числе.

Вообще торговые поезды в древней России совершались летом преимущественно водою, зимою на санях. Торговцы везли свои товары по широким рекам на судах большого размера, а для малых рек употребляли суда, приспособленные к руслу этих рек; и потому товары, при переходе из малых рек в большие и обратно, перекладывались в суда, соразмерные предстоящему водному пути. Обыкновенно при впадении одних рек в другие жили судопромышленники, снабжавшие торговцев судами; у иных же торговцев были в таких местах собственные дворы, и там стояли в запасе суда. Так, например, монастыри, занимавшиеся в старину обширною торговлею, имели в таких местах свои подворья. Необходимость в судах развила и разнообразила исстари судовой промысел; для всякого русла были свои суда, и потому в старых памятниках мы встречаем множество названий разного рода судов и лодок, которые отчасти сохранились и теперь, отчасти утратились. Самое большое судно на всех больших реках называлось дощаник, за ним следовали насады, суда полубленные, набои, суда прикольные, суда поводцовые, набаб, байдак, барка, шестерик, струг, матица, оханка, каюк, морянка, водовик, карбас, коломенка, учан. Из них струг сначала означал лодку. Казенный струг при Михаиле Федоровиче помещал от пяти до шести человек. Впоследствии этим названием обозначили вообще среднего размера судно. Некоторые суда назывались по месту и происхождению своего употребления: тихвинка, белозерка, ржевка, устюжка. Маленькие лодки при больших назывались паузки, завозни и подвозки. Отличительная черта русских судов того времени была та, что они строились совершенно без железа, вместо железных гвоздей употреблялись деревянные, и доски были соединены лыками из древесной коры. На судне была поставлена мачта, к ней привязан широкий парус. Плавание по рекам, особенно малым, сопряжено было с затруднениями и опасностями: когда дул противный ветер, приходилось по три дня и по неделе стоять на месте, и оттого происходила беспромыслица, как выражались на промышленном языке. Случалось, что торговец, решившись отправиться по речному пути осенью, застигнут был заморозами и зимовал с своим стругом на реке. Случались иногда потопления. Для этого правительство предписывало воеводам, в случае потопления купеческих судов, изыскивать меры к отысканию товаров и, по нахождении, отдавать их хозяевам, с платою в государеву казну десятого процента, что называлось десятая выть. Кроме борьбы с природою, которую побеждать русские умели более железным терпением, чем искусством, торговцы терпели часто от мытчиков, которые собирали с плывущих судов пошлины, известные под названием мыт. Эти мытчики брали от казны ее доход на откуп и дозволяли себе всяческий произвол. Плаватели, кроме определенного мыта, не отделывались от них без того, чтоб не заплатить еще взяток; а иначе продержат их мытчики самовольно недели две или три.

Так как в старину в России каналов не существовало, то в тех местах, где нельзя было из одной реки в другую близкую достигнуть водяным путем, плаватели выгружались из судов и перевозили товары волоком до другой реки. На волоках находились извозчики, которые подряжались везти товары в телегах и посмычнях двойных или одиноких, судя по клаже, иногда же товары возили на вьюках, то есть вьючных лошадях. Пока совершался подряд с извозчиками, товары складывались в устроенные места, называемые пристанища. В XVII веке при выкладке товаров из реки на волок торговцы были обязаны платить хозяевам земель, где были пристанища, не с веса, но с клади или с судна. В Казани платили на пристанище с соляной клади по рублю, с рыбной по полтине.

Правительство не заботилось об улучшении летних дорог, и потому то же, что писали о наших летних дорогах путешественники XVI века, повторялось и в конце XVII века. Мосты были редки, а те, которые существовали, по выражению иностранцев в XVI веке, не держались, а плавали. Обыкновенно употреблялись вместо мостов перевозы на судах и плотах, которые содержались от правительства с платою в казну. По торговому уставу 1653 года постановлено на больших реках брать, за перевозы весною и осенью: с товарной телеги десять денег, но с торговых людей того же уезда, где находился перевоз, только шесть денег, с проезжей телеги четыре деньги, с верхового три деньги, с пешего две деньги, а в межень летом с товарной телеги шесть денег, с торговцев того же уезда три деньги, с верхового две деньги, с пешего одну деньгу; на малых реках во всякое время с торговой телеги две деньги, с проезжей и верхового одну деньгу, а с пешего полденьги. В больших городах для перевозов воеводы назначали команды. Так, в Астрахани перевоз был под заведыванием назначенного сына боярского с двумя целовальниками и десятью стрельцами, которые обязаны были перевозить всякого, кто имеет проезжие грамоты. Там, где были мосты, собиралась мостовщина. В частных имениях владельцы устанавливали перевозы и собирали за них деньги, а равно и мостовщину, но это не всегда позволялось. Вообще правительство хотело оградить путешественников от притеснений частных владельцев. По Уложению запрещено замышлять владельцам всякого рода сборы в имениях, кроме тех, которые с давних лет утверждены жалованными грамотами, и притом владельцы обязаны были починивать мосты и дороги в своих владениях. Запрещалось, между прочим, строить мельницы и класть гати на реках, где был струговой ход.

Глава IV

Зимние дороги России славились своими удобствами. Но мы думаем, что это удобство удвоилось в глазах современника от сравнения с крайним неудобством летних путей: и в настоящее время зимние дороги у нас не совсем удобны по причине ухабов. Зима собирала со всех сторон извозчиков к подрядам. Извозчики эти были крестьяне, преимущественно дворцовые и монастырские. Они нанимались по записям в довоз, то есть обязывались доставлять товары по назначению. Иные возили свои товары на ямах, но под этим именем, вероятно, надобно разуметь частные ямы, то есть то, что теперь называется сдаточные. Ямщики везли в одну упряжку по пятидесяти тогдашних (семисот саженных) верст в одну лошадь.

Торговыми пунктами были посады; это слово означало в старину то, что теперь город. Слово же «город» означало каменное, земляное или деревянное укрепление, где жили воеводы и служилые приказные люди и где находились административные и казенные здания. Торговые заведения хотя и были иногда в тогдашних городах, но гораздо чаще в посадах. Торговыми заведениями в посадах были: гостиные дворы, ряды и дворы посадских, где часто были их собственные лавки и амбары.

Гостиные дворы были назначены для приезжих купцов и уездных (сельских) людей с товарами. Торг в них производился оптом. Во всяком посаде, где был торг, должен был находиться и гостиный двор. Открывая торг, правительство учреждало таможню и из таможенных доходов строило гостиные избы для приезжих торговцев, и брало с них плату: избное и полавочное. Величина гостиных дворов была различна, смотря по важности города в торговле, но вообще гостиные дворы имели общие черты: это были обширные дворы, обнесенные заборами, с кровлями и с воротами под навесом, с висячими замками; на дворе ставилась важня, т. е. весы с принадлежностями; посредине двора устраивалась таможенная изба и стоялые избы для приезжих торговцев, которые делались различной величины, например в три или четыре аршина шириною и длиною, и строились на омшениках или погребах, также, вероятно, для хранения товаров; при избах были сени, а в сенях чуланы. Для лошадей устраивались конские сараи. Собственно гостиный дом, помещение товаров, было длинное здание, вроде внутренней галереи, часто двухэтажной, с отделениями, которые назывались амбары и лавки. В новгородских гостиных дворах было три разряда таких отделений: 1) амбары – общие отделения, которые находились в заведывании дворников гостиного двора: там могли помещаться несколько купцов с своими товарами; 2) затворные лавки: там помещалось два или три купца по взаимному соглашению между собою, эти отделения отличались от амбаров тем, что запирались; 3) отдельные лавки, где помещался исключительно один торговец с своим товаром. Товары, помещенные в амбарах, хранились в коробах, которые прикреплялись к шестам; по величине своей коробы разделялись на большие, средние и малые и носили название по товарам, которые в них заключались; таким образом, были коробы меховые, шелковые, румяненые, шапочные, красильные, женские (то есть с товарами, относящимися к женскому убранству), суконные и т. п. Кроме коробов, товары складывались на носильцы. Некоторые же товары обходились без коробов и прямо вешались на шесты или спицы. Таким образом, были, например, сапожные шесты и седельные спицы. Громоздкие товары – соль, рыба, хлебное зерно, шерсть – складывались в особых пристроенных амбарах, если их хозяева не нанимали затворных лавок. Дворники гостиного двора заведовали порядком, собирали плату за помещения и отвечали за целость товаров в амбарах; но в отдельных и затворных лавках купцы сами хранили свои товары и получали от дворников замки.

Дворники собирали с приезжих торговцев за избу избное, за амбары амбарное, или амбарщину, за лавки полавочное. В Новгороде в XVI веке амбарщину собирали с коробов, от семи денег до двух алтын за короб, смотря по величине короба и по ценности товаров, а за громоздкие товары по уговору, за лавку по десяти денег. За лавки затворные и отдельные брали от алтына до четырех с половиною алтын, смотря по ценности и объему товаров. Купцы, державшие свои товары в амбарах, могли на ночь складывать их в затворной лавке с особою платою. Такие поборы в разных городах были различны: например, в Белозерском гостином дворе в XVI веке брали амбарщины по четыре деньги на неделю.

Очень часто гостиные дворы, как и таможни, были на откупах у торговых людей, а иногда откупщики брали на откуп какую-нибудь одну ветвь доходов, например поворотную пошлину.

Лавки разделялись на настоящие или полные лавки и полулавки. Лавкою считалось такое помещение, которое простиралось мерою до двух саженей, а полулавка была вдвое меньше. Впрочем, были лавки и большей и меньшей величины. В таком случае полавочное собиралось по расчету, по мере уклонения от нормальной двухсаженной лавки. За полулавку платилась половина.

Никто из приезжих торговцев, не владевших в посаде собственными дворами, не имел права становиться с товарами и торговать в посаде где бы то ни было, исключая гостиного двора. Несоблюдение этого правила наказывалось штрафом. Впрочем, тем, которые привозили свои товары на судах и на санях или на возах, позволялось их продавать оптом, не выкладывая из саней и не выгружая из судов, но притом платя дворникам гостиного двора пошлину под названием поворотной, которая взимаема была вообще с отъезжающих из города с товарами. Это дозволение торговать не раскладываясь подчинялось различным правилам в разных местах. Так, например, в Каргополе позволялось торговать с саней и с возов и в розницу, но с тем, чтоб ценность продаваемого не превышала двух рублей, и всякий торговец, если не хотел торговать в самом городе, мог складывать свой товар в частных домах, только заплатив за то дворникам гостиного двора тепловое. По указу 1681 года дозволялось закупать оптом хлеб у приезжих с саней и с возов; сверх того, многие оптовые торговцы, не принадлежавшие к посаду, а также и монастыри имели на посадах свои дворы и пользовались особыми правами складывать в них свои товары и торговать ими. Впрочем, несмотря на свои права, они нередко подвергались притеснениям от воевод, которые, желая придраться, чтоб сорвать что-нибудь, принуждали их раскладываться непременно на гостиных дворах. Нередко приезжие по необходимости должны были нарушать правила и не везти своих товаров на гостиные дворы, потому что эти дворы находились в неисправном состоянии.

Главная местная торговля производилась в рядах. В обозрении Москвы и других важнейших торговых городов показаны были главнейшие черты этих торговых заведений. Почти везде наблюдалось то же разграничение предметов торговли, и каждый из них имел свой ряд в посаде. Но до 1667 года, то есть до Новоторгового устава, это не наблюдалось строго, ибо каждый торговец имел право свободно торговать у себя на дворе и строил лавку или амбар. Торговые помещения, как в рядах, так и дворах, были: амбары, погреба, лавки, прилавки, полки, шалаши, веки, столы, скамьи, рундуки. Прилавок был не то, что полулавка в гостином дворе: так, например, в Переяславле-Залесском в XVII веке брали за лавку оброку одиннадцать алтын две деньги, а за прилавок только десять денег. Стулья и скамьи стояли для мелких торговцев между лавками и прилавками; на скамьях, между прочим, продавали мясо. В шалашах продавались разные мелкие, большею частью изготовленные съестные припасы, например пироги, печенка, вареное мясо и проч., для удовлетворения голода простолюдинов, собирающихся на торгах. Все эти мелкие торговые помещения были на торгах или базарах. Со всех их, как и с лавок, собирался оброк посредством целовальников, которые вели счет полученным деньгам и записывали приход в оброчные книги. Но иногда вместо выборных целовальников этот оброк собирали служилые люди, например, стрелецкие головы, а целовальники были при том только свидетелями; так делалось в Астрахани в XVII веке. Этот оброк составлял казенный интерес и относился в съезжую избу. Так как всякий сам, имея на посаде двор и принадлежа к сословию торговцев, мог держать лавки и амбары в своем дворе, то должен был платить пошлины таможенникам, когда отвозил к себе купленный на торгу товар, но дворники гостиного двора не имели права брать с него что бы то ни было. Кроме того, многие в XVI веке продавали свои товары, нося по городу и по дворам. Торговый устав 1667 года, стараясь вообще подвести торговлю под определенные и точные правила, запретил торговать мимо извычайных рядов и лавок: и тем бы ряды и лавки не оскужали и лавочные люди в убожестве не были б. Однако это строго не соблюдалось, ибо при Федоре Алексеевиче в 1676 году правительство подтверждало, чтоб мелкие торговцы не торговали в шалашах и на скамьях, рундуках и веках, на Красной площади в Москве, и вообще, чтоб не было нигде торговли, кроме рядов. В 1681 году опять подтверждалось, чтоб всяких чинов люди не в указных местах не торговали и от того великого государя казне напрасной потери и недобору не было б. Кроме гостиных дворов, частных дворов, подворьев и лавок, внутренняя торговля происходила на ярмарках и рынках, которые носили в старину название торгов и торжков. Большое расстояние между торговыми городами и неудобство частого сообщения условливали для нас необходимость размножения годовых торжищ, куда бы могли съезжаться торговцы в определенное время. Эти торжища открывались с разрешения правительства, и власть, наблюдая свои доходы, ограничивала слишком большое размножение торгов, стараясь соединить торжища в некоторых городах и важнейших селах. Так, например, в 1537 году в Новоторжском уезде запрещена торговля в селениях, исключая посада Нового Торга и села Медни. Так же точно для поддержки Весьегонской ярмарки запрещено торговать во всем околодке около Весьегонска.

Торги были годовые, каждонедельные и каждодневные. Достойно замечания, что большею частью торги открывались в монастырских имениях, отчасти потому, что жители церковного ведомства были зажиточные и не так стеснены, как жители других ведомств, а во-вторых, потому, что монастыри нередко испрашивали ярмарочные доходы в свою пользу на церковное строение, свечи и ладан и для собственной пользы старались привлекать к себе торговцев. Вообще с лицами духовного звания было удобнее и легче иметь дело. Так, лучшие наши ярмарки, и в том числе Макарьевская, возникли в монастырских имениях и под монастырским наблюдением и управлением. Вообще Торжища в древней России происходили по поводу престольных праздников и, следовательно, соединялись с религиозным значением. Чем святее место, тем более приезжало туда людей и для благочестия и для мирских выгод, а равно и для мирского веселия, потому что с открытием торжища являлись и кабаки. Подобная ярмарка, хотя не столь важная, как другие, встречается в день Рождества Христова в имении Евфимиевского монастыря, селе Коврове (нынешнем городе Владимирской губернии). В 1641 году она была отдана от казны на откуп, а потом передана в распоряжение монастыря. В вотчине Николаевского монастыря, в уезде Бежецко-Верхском, был Торжок, отданный монастырю; в городе Торжке и посаде торг был в распоряжении Спасо-Прилуцкого монастыря.

При открытии каждонедельного торга или рынка правительство брало во внимание челобитную жителей и положение места; особенно степень его отдаленности от другого торга. Иногда расстояние пятнадцати верст от рынка признавалось достаточным для заведения нового. Для торга назначался какой-нибудь недельный день. Так, например, в селе Грязловецком Вологодского уезда, принадлежавшем Введенскому монастырю, был торг по понедельникам. В селе Борисоглебском, принадлежавшем Троицкому монастырю, был торг по пятницам. В одной из вотчин Ярославского Спасо-Прилуцкого монастыря был торг по субботам. В больших городах были каждодневные рынки. В небольших селах отправлялись торжки, где продавались съестные припасы и потребности крестьянского быта, обыкновенно по воскресеньям: эта торговля подчинялась одним общим правилам о сборе пошлин. В конце XVII века, именно в 1682 году, правительство воспретило торговать по воскресеньям и установило: когда случится время торга в воскресенье, отлагать его на другой день. Случалось, что цари уступали доходы с торгов и частным лицам, как, например, при Федоре Иоанновиче торги в селах Чаронде и Короткове уступлены Борису Годунову. Монастырские начальства и частные лица, получившие права сбора торговых доходов, нередко отдавали их на откуп своим крестьянам, как это мы видим, например, в волостях Спасо-Прилуцкого монастыря. Гостиный двор, ряды и вся операция веса и сбора были в распоряжении владельцев торга, так что не допускались даже работники или извозчики не из крестьян того ведомства, которому принадлежит торг. Так, в XVII веке в Торжке, где торг на посаде, как выше сказано, был отдан Спасо-Прилуцкому монастырю, не позволялось подряжаться в извоз и быть у весов никому, кроме крестьян этого монастыря. Там, где надзор за торгами и торговые сборы были в распоряжении казны, назначались или выбирались таможенные чиновники и получали уставную грамоту, которая определяла как сбор пошлин, так равно и порядок торга. Но часто казенные доходы с торга отдавались на откуп.

По свидетельству иностранцев, русские от больших до малых чрезвычайно любили торговлю. Европейцы, бывавшие у нас послами, удивлялись, что в России все важные лица без изъятия и сами посланники, отправляемые к иностранным дворам, занимаются торговлею. Русские сановники, говорит Мейерберг, продают, покупают и меняют, не замечая, что унижают этим свое достоинство. Но многое, что было для европейцев унижением, не имело тогда того же значения для русских. Таким образом, и русские монастыри не только не считали предосудительным участвовать в торговых оборотах, но значительная часть внутренней торговли России в XVI веке была в их руках, как это доказывают ярмарки. Многие из монастырей пользовались правами беспошлинной торговли до известной степени. В особенности торговля солью находилась в распоряжении монастырей. Троицкий монастырь в XVI веке получил от Иоанна IV привилегию торговать беспошлинно солью и разными товарами. При Михаиле Федоровиче этот монастырь каждогодно посылал за солью в Астрахань. Судно имело право, сверх беспошлинной пропорции, брать неопределенное количество соли для торговли, но с платою пошлин. Соловецкий монастырь, владевший соляными промыслами, имел право продавать беспошлинно до 130 000 пудов соли. Свияжский Богородский монастырь мог ежегодно нагружать 20 000 пудов соли в Астрахани на собственное судно и продавать ее или менять на товары, нужные для монастырского обихода. При Михаиле Федоровиче количество это увеличено до 30 000, соль эта продавалась или променивалась в Казани, Нижнем, Москве, и взамен монастырь получал за нее хлеб, масло, мед, сукна, меха, овчины, лошадей, скот беспошлинно. Такие же привилегии на известные количества имели монастыри Кирилловский, Архангельский, Каргопольский, Симонов, Спасо-Прилуцкий. Многие имели право вести беспошлинную оптовую торговлю известным количеством хлеба, рыбы, масла, скота и покупать фабричные произведения на монастырский обиход; если же покупали на продажу в количестве, превышающем дозволенное для беспошлинной торговли, то платили обычные пошлины. Но иногда количество груза для беспошлинной торговли не ограничивалось, например для Иверского монастыря на Валдае-озере при Алексее Михайловиче. Монастырскою торговлею занимались старцы, которым поручено было это занятие, купчины, то есть комиссионеры, и монастырские слуги. Во многих городах и в разных пунктах торговой деятельности, например на волоках, монастыри имели свои подворья, которые в торговом отношении пользовались разными льготами, например свободою от сбора повинностей, лежавших вообще на дворах. Подобные подворья бывали иногда очень обширны, как, например, монастырский двор в Вологде имел шестьдесят саженей в длину и восемь поперек, и эта обширность свидетельствовала о большом размере торговли. Монахи XVI и XVII веков занимались повсюду торговлею хлебом, скотом и другими произведениями монастырских имений. В некоторых монастырях занимались разными ремеслами и продавали свои произведения, как, например, в Ферапонтовском монастыре близ Каргополя корельчатые ложки с костьми, бывшие в употреблении на Руси. С 1667 года, когда сделаны большие преобразования в торговле, запрещено было монахам и монахиням торговать, кроме произведений своего рукоделья, и то с разрешения игумена и игуменьи. Но это не относилось к праву торговли произведениями монастырских имений. При Алексее Михайловиче правительство уклонялось от дарования прав беспошлинной торговли монастырям, как это видно из ответа Тихвинскому монастырю, просившему о беспошлинной покупке железа в Швеции: правительство дозволило покупать железо, но с платежом пошлин по торговому уставу. Федор Алексеевич в 1677 году уничтожил тарханные грамоты, даваемые монастырям на беспошлинную торговлю, но между тем все еще были незначительные исключения, например, Вяжицкому Николаевскому монастырю в том же 1677 году дано право на беспошлинную покупку для монастыря на 480 рублей, а продать он мог только на 100 рублей.

Собственно торговые люди, т. е. исключительно торговое состояние, были: гости, сотни – гостиная, суконная и черная в Москве и посадские люди в городе. Сословие гостей, очень древнее, пользовалось еще в X веке важными правами, как это видно из Игорева Договора. В XV веке гости и гостиная сотня составляли одно сословие, как видно из акта под 1433 годом, где между первоклассными торговыми людьми поставлены гости и суконники. Впоследствии почетнейшие – лучшие, по старинному выражению, люди гостиной сотни получали жалованные грамоты, которые давались не сословию, но лицу. Они образовали уже как бы несколько отличное от других членов гостиной сотни сословие. В их жалованных грамотах дозволялось им ездить в пограничные государства, находящиеся в мирных отношениях с Россиею, и торговать разными товарами, исключая заповедных; гость и его дети, братья, племянники, жившие с ним не в разделе, освобождались от суда и расправы воевод и дьяков и судились в определенном Приказе, – при Алексее Михайловиче в Приказе Большой Казны, – имели право не целовать креста сами, если это им нужно было по судебному делу, но посылали вместо себя своих людей, могли держать для дома безъявочно и безвыимочно всякое питье, освобождались от всяких поборов во время пути по рекам и дорогам, от мыт, перевозок, годовщины и тому подобного; от лежащих на торговых посадских людях обязанностей мостить мосты, давать суда и запасы, ставить подводы и на ямах для казенной надобности, от выбора в службу в гостиной сотне, имели право топить бани и держать во всякое время в доме огонь; могли покупать вотчины; дворы их освобождались от тягла, дачи подмоги на земский двор, от постоев и всяких тяглых повинностей. Торговые люди гостиной сотни пользовались в царствование Грозного, Федора, Бориса и Шуйского почти такими же правами. Михаил Федорович подтвердил эти права в награду за терпение и верность, оказанные в Смутное время. Но права торговцев гостиной сотни отличались от прав гостей тем, что последние могли свободно ездить за границу и покупать вотчины, а на гостиносотенных торговых людей эти права не простирались, сверх того, члены гостиной сотни по обязанности и по очереди были выбираемы в должности, а гости освобождались от выбора товарищей, но назначались по особому царскому распоряжению. Впрочем, что касается до покупки вотчин, то в 1666 году и гостям запрещено покупать вотчины без особых подписных челобитных, то есть без особого разрешения, последовавшего на их челобитную. То же подтверждено и в 1679 году.

Имели ли подобные права, и если имели, то в какой степени, члены суконной сотни, об этом нет ясных сведений, кроме того, что и они, как члены гостиной сотни, могли держать питье безвыимочно и безъявочно. Как торговцы гостиной, так и суконной сотни могли покупать на свой обиход беспошлинно съестных припасов на 60 рублей, по человеку смотря.

Нравственное различие между этими отделами высшего русского купечества – гостьми, торговцами гостиной и суконной сотни состояло в чести, которою отличалось каждое сословие по выбору своих членов в более или менее важные должности, и по величине суммы, следующей за бесчестье, нанесенное торговцу, которая была различна не только для сотен, но и для подразделений каждой сотни; ибо всякая сотня, как и всякое сословие в России, разделялась на лучших, средних и меньших членов. Они различались по службе тем, что гостям поручаемы были самые высшие торговые и финансовые должности, а торговые люди гостиной сотни были у них товарищами; суконники выбирались в должности, меньшие в сравнении с теми, в которые выбирались торговцы гостиные; например, гости назначались таможенными головами, гостиники у них старшими, а суконники меньшими целовальниками; или же торговец гостиной сотни выбирался головою, а суконники у него товарищами. Сверх того, гостей посылали головами в самые важнейшие торговые города, а гостиники выбирались во второстепенные. Бывали случаи, что гости были возводимы в сан думных дьяков, и, вероятно, из этого при Алексее Михайловиче в 1649 году возник между гостьми и дьяками спор о первенстве: этот спор продолжался десять лет и окончился, однако, тем, что дьяки признаны выше гостей.

Гости, а иногда и торговцы гостиной сотни, смотря по важности поручений, надзирали над пристанями, над рыбными и соляными промыслами; им поручали покупать для царской казны товары и запасы и производить от казны торговые операции. Государь поручал им заключать подряд с иноземцами. Лица высшего купечества были призываемы царем на совет; они подавали разные финансовые проекты, как например, при царе Алексее Михайловиче гость Веневитинов подал проект брать с Мордвы деньгами вместо запасов. За подобные-то услуги они получали особенные жалованные грамоты. Случалось, что иноземцы были возводимы в сан гостей за услуги русскому царю; например, в 1660 году братья Бернардам, голландцы, пожалованы титулом гостей. Право на возвышение перед глазами правительства представлял размер капитала, на который торговцы совершали свои обороты. Таким образом, гости торговали суммою от 20 000 до 100 000, что составляло в тот век большие деньги.

Как гости, так и торговцы гостиной и суконной сотни, имели своих голов и старшин. Сотни составляли корпорации, обязанные повинностями, относящимися до городского порядка, а главное, до выборов в должности. Поэтому сотни выбирали из своих членов служилых на очередь и, когда приходила надобность, стоявший на очереди должен был принимать должность, в которую предназначался.

Число членов в сословиях высшего купечества вообще не было значительно. При Федоре Иоанновиче число торговцев гостиной сотни в Москве было 350, суконной 250, но в Смутное время сотни пришли в упадок, так что надобно было наполнять их. В 1649 году гостей было 13 человек, гостиной сотни 158, суконной 116. Несколько позже, по известию Котошихина, число гостей простиралось до 30, а людей гостиной и суконной сотни около 200 человек в каждой. Впрочем, корпорации их заключали гораздо более лиц, которые пользовались вообще правами сословия. В приведенных числах означаются только хозяева, а привилегии и права, данные хозяину, простирались не только на его родственников, живших с ним не в разделе, но и на приказчиков.

Гостиная и суконная сотни были пополняемы из черных сотен и посадских людей, из лучших между ними, т. е. таких, которых торговые занятия по своему размеру поставляли выше их собратий. Для этого нужно было согласие сотен. Когда правительство повелевало пополнить сотню, члены ее сами выбирали новых членов из черных сотен, слобод и посадов. Часто, по этому поводу происходили споры, потому что черные сотни и посады старались удержать у себя в общине тех, которые побогаче, чтоб повинность, которая прежде падала на последних, не падала теперь исключительно на остальных: повинности не уменьшались от уменьшения членов общины. Нам неизвестны примеры перехода из суконной сотни в гостиную, но часто как в ту, так и другую брали из одних и тех же низших торговых сословий.

В 1647 году постановлено, чтоб те, которые взяты из городов в московские сотни, служили в тех городах, где находились прежде, и, как видно, в то время не было взято новичков для московских сотен из Архангельска, Астрахани и Казани, потому что в эти города на службу посылались обыкновенно природные москвичи. Такой переход почитался честью, но не всегда подобная честь была приятна тем, которым оказывалась. Таким образом, в 1654 году гороховцы, назначенные в гостиную сотню, били челом, чтоб их не брали, отговариваясь недавним разорением от пожара, и при этом заплатили взятку воеводе и дьяку. Торговые люди, переходя в высшие сотни, должны были жить в Москве, продать свои тяглые дворы на прежних местах и оставить прежние промыслы, с которыми свыклись, или же, в противном случае, платить двойное тягло в Москве и городах. Притом же они знали, что, по переходе в Москву, их выберут в должности и оторвут от обычных торговых и промышленных занятий.

Вообще высшие купеческие сословия не пользовались расположением низших, гости были в особенности нетерпимы и торговцами и народом. В случае какого-нибудь смятения гостям первым сломят головы, замечает во второй половине XVII века голландец. Назначаемые в разные должности по посадам, они утесняли местных торговцев. Рассеявшись по всем пределам государства, их приказчики делали везде закупы и, пользуясь льготами, предоставленными хозяевам, подрывали второстепенных купцов. Приближенные к царю, гости умели сочетать интересы казны с собственными выгодами и подавали проекты монополий, которые были стеснительны для низших торговцев и обременительны для народа, а полезны только для собственного кармана гостей. При Алексее Михайловиче в особенности высшее московское купечество возвышалось в своем значении. Новоторговый устав 1667 года был преимущественно его делом. Он показывает стремление высшего купечества умножать свои выгоды, обогащая царскую казну.

Низшие слои торгового класса в Москве были черные сотни и слободы, в городах посадские и слободские люди. По смыслу закона, они имели разные права. Вместе с торговцами сюда входили ремесленники и промышленники; впрочем, в самых посадах нередко последние составляли отдельные корпорации. Также в Переяславле-Залесском были оброчники, между которыми числились разные ремесленники: сапожники, купцы, хлебники; они получали от царя Иоанна Васильевича несудимые грамоты и, составляя часть посадской общины, в то же время были отдельными обществами.

Посадские и слобожане носили вообще название людей с прибавлением эпитета: посадские или черных сотен, или такой-то слободы для отличия от сельских, носивших название крестьян.

Число московских черных сотен при Михаиле Федоровиче простиралось до десяти; в указе о хлебном и калачном весе, для взвески хлебов и калачей, велено было из каждой сотни выбрать по одному целовальнику и, вследствие этого, приходилось выбрать десять целовальников. Кроме сотен, были еще полусотни, что видно, между прочим, из того же указа: черных сотен устюжские полусотни. В числе полусотен была мясничная, которой название указывает на ее занятие. Названия других сотен давались по местности, где они жили в частях города, например дмитровская, сретенская, покровская, ордынская; а некоторые носили название других городов, например новгородская, устюжская полусотня. Это указывает на то, что они первоначально переведены из этих городов.

Каждая сотня составляла одну целую общину, так что самое место, где она была поселена, соединялось с понятием о ее повинностях. Сделка, заключенная одним из членов сотни, часто падала на целую общину. Так, многие члены черных сотен закладывали свои места нетяглым или беломестцам, т. е. не принадлежавшим к общине, и кредиторы взыскивали свой долг с целой сотни. По этому поводу при царе Михаиле Федоровиче запрещено продавать или закладывать тяглые места, принадлежавшие не лицам, но общинам. То же подтверждалось в 1649 году. Обязанности черных сотен были те же, как и в других городах, с тою разницей, что Москвою правительство занималось более, чем другими городами, а потому на черных сотнях лежали более сложные повинности в отношении городского благоустройства, как-то: мощение улиц, содержание разного рода лиц, которым отводились квартиры и которых в Москве было всегда больше, чем в других городах. Они давали годно сто сорок пять целовальников на земский двор, обязаны были содержать земских ярыжек, стоявших на земском дворе с лошадьми на случай пожара, и платить им жалованье. Сверх того, черносотенные люди были выбираемы в разные должности и исправляли различные казенные поручения. Кроме черных сотен и полусотен, около Москвы были слободы, из которых некоторые составляли служилые общины, как, например, стрелецкая, пушкарская, но иные были населены торговцами и промышленниками и составляли общины с таким же управлением и повинностями, как и сотни. Такова была, между прочим, слобода Кадашевка, состоявшая из двух тысяч дворов, где жители занимались деланием холста, имели свои лавки и промышленные заведения.

Черные сотни и слободы разделялись на десятки и имели выборных начальников – сотских и десятских. Во второй половине XVII века упоминается об административном месте, называемом сотенною палатою, где сидели выборные советники, называемые старостами.

Посады, населенные торговцами и промышленниками, составляли общины – мир. Земля под посадами и около них, принадлежавшая посаду по праву, была достоянием целой общины и никак не лиц. Основная связь, соединявшая общину, состояла, как и в черных сотнях, в тягле, т. е. плате с места и с промыслов. Раскладка такой платы зависела от общины, и все поборы налагались миром. Всякий, какого бы он звания ни был, поселившись на тяглом месте, обязан был нести тягло, и самые духовные лица не освобождались от него. От поселения на тяглой земле зависело участие в делах и повинностях общины. Вообще, поборы были с мест, так что правительству в отношении финансов нужно было знать только места на посаде, посад обязан был платить и за пустые места как и за жилые, коль скоро они значились в писцовых или дозорных книгах. В 1649 году запрещалось посадским продавать и закладывать свои дворы, погреба, варницы и вообще всякие промышленные и торговые заведения под опасением кнута.

Повинности, которым подвергались посады, были те, от которых освобождались гости. Некоторые из посадских в знак особой милости пользовались иногда какими-нибудь особыми привилегиями, например в Пскове. Иным посадским правительство давало право держать безвыимочно питье в разные торжественные случаи, например во время свадеб и крестин, но с явкою таможенному голове и с платежом определенной за то суммы. В других местах, например в Угличе, такое право давалось на большие праздники. Вообще же такие права жаловались только лучшим и середним посадским людям, а не худшим или молодчим.

Связь общины не ограничивалась одним тяглом и повинностями, но имела и нравственное значение. Община посадских считала себя вправе заступаться за своего члена, как бы за целую общину, и всякая обида, нанесенная посадскому, касалась всего мира. Челобитная подавалась от лица всей общины миром. Равномерно, в случае дурного поведения члена, община делала распоряжение о высылке его из посада, хотя при Алексее Михайловиче, как видно, посады уже не самовольно изгоняли своих членов, а должны были подавать о том челобитные. По мере большего или меньшего объема независимости в выборном порядке была сильнее или слабее нравственная связь посадской общины.

Посады разделялись на сотни и десятки. Это деление обществ торговых людей было старинным обычаем. В Новгороде в старину торговец должен был быть записан непременно в сотню, как крестьянин – смерд – в погост: «кто купец, пойдет в свое сто, а смерд пойдет в свой погост». Выборные лица, наблюдавшие за порядком в посадах, назывались сотские, пятидесятские и десятские; обязанность их была смотреть за благочинием и предупреждением преступлений. Число их было неравно, смотря по величине и населенности посадов или по более и менее спокойному состоянию края. Таким образом, если увеличивалось число уголовных преступлений, то увеличивалось число выборных полицейских чиновников посада. При Иване Васильевиче Грозном посады имели свои выборные управления и свой суд, независимый от воевод и приказных людей, и, таким образом, составляли муниципальные корпорации, но в XVII веке этот порядок начал изменяться. Хотя на земском сборе 1642 года торговые люди осмеливались припомнить, что при прежних государях посадские торговые люди управлялись и судились сами собою и приписывали этому прежнее цветущее состояние посадов, но уже не домогались явно восстановлением прежнего порядка.

Впрочем, по наружности эта выборная власть существовала еще и в XVII веке и сосредоточивалась в земской избе. Там заседали земский староста, ларечный целовальник – блюститель общинной казны и земские целовальники. Они составляли правление посада, заведывали сбором податей, собирали мир или посадское собрание и хранили казну. Эти земские старосты, а вместе с ними и целовальники, выбирались на один год, с 1 сентября по 1 сентября, и по окончании службы сдавали дела и деньги другим, после них выбранным. Обыкновенно в посаде был один только земский староста, но в Новгороде по числу концов города было их пять, и они назывались пятиконецкими старостами, а при каждом были выборные целовальники. Сверх того, в Новгороде были еще улицкие старосты, собиравшие дани и распределявшие повинности по дворам. Все челобитные, равно как и все приговоры, писались и составлялись от имени этих выборных правителей и от лица всей общины, выбравшей их. Но кроме земских старост, были еще в некоторых посадах излюбленные судьи, которых круг юридической деятельности был обширнее, ибо они имели право уголовного следствия и суда вместе с губными старостами, так что составляли совет у губных старост. Объем их власти и судебного действия был в разных городах различен; например, в одном они разбирали и уголовные дела, но в других судейская их деятельность касалась только разбирательства ссор между посадскими об имуществах и оскорблениях, а уголовные дела не подлежали их суждению. В городах, где являются излюбленные судьи, не видно земских старост, но остается одна полицейская власть сотских, пятидесятских и десятских. Эти излюбленные судьи собирали вместе с тем и доходы казны. Для сбора торговых доходов выбирались таможенные головы и целовальники, составлявшие таможенное управление, иногда же этих таможенников в посады правительство назначало само. Вообще права посадских в отношении их управы и суда чрезвычайно сбивчивы, представляют в разных местах различные оттенки и изменения, и эта сбивчивость заметнее в XVII веке, когда цари утверждали грамоты своих предшественников, часто противоречащие одна другой. Например, царь Иоанн Васильевич дал Устюжне Железнопольской грамоту, по которой суд предоставлялся волостелю и при нем выборным от посада лицам, а в другой своей грамоте, писанной уже после отмены суда волостелей, отдал суд в посаде излюбленным судьям, которые в уголовных делах находились как бы свидетелями при губных старостах. Михаил Федорович утвердил обе эти грамоты. Впрочем, несмотря ни на грамоты, ни на внешнее подобие свободного выбора управления, торговые посадские люди на деле оставались во власти воевод, а их земские старосты и целовальники были не более как сборщики податей и зависели от произвола воевод и приказных.

Издавна посадские люди составляли отдельное сословие; издавна считалось необходимым поддерживать общинное единство, и потому никто не должен был жить в посаде, не будучи записан в тягло, которое несли торговые люди. В 1553 году в Новгороде священники жаловались, что улицкие старосты брали с них двойные дани за то, что они поселены на тяглой земле, и правительство, по такой просьбе, повелело их перенести на белые (нетяглые) места, но не сочло несправедливым, что старосты повышали на них дань, потому что посады имели право повышать и понижать раскладку поборов по своему усмотрению. После Смутного времени эта замкнутость посадской общины начал а нарушаться. Многие посадские выходили самовольно из посада и закладывались в крестьяне или холопы, а между тем община должна была отбывать тягло за их пустые места; равномерно многие, не принадлежавшие к посадскому сословию, селились на посадских местах и занимались торговлею и промыслами. К таким лицам принадлежали служилые люди, стрельцы, казаки, пушкари, крестьяне патриаршие властелинские, монастырские, люди и крестьяне помещиков и вотчинников, подьячие, священнические и церковнослужительские дети, пономари и вообще люди не тяглые, известные под общим именем гулящих. Они заводили в посадах лавки, погреба, амбары и торговли, не отбывая никакого тягла, ни повинностей. Другие жили в посаде под видом приказчиков посадских людей, делились со своими мнимыми хозяевами, а в самом деле торговали от себя. Пользуясь этим, многие посадские записывались в служилые для вида и продолжали торговать на прежнем месте, убегая повинностей общины под тем предлогом, что они более не посадские, а служилые. Таким образом, вся тягость повинностей лежала исключительно на остальных, записанных в тягло, а из них также многие начинали идти по следам товарищей: выписывались из тягла в служилые или же разбегались со своих мест. Это неоднократно возбуждало ропот; правительство же теряло свои доходы, и потому при Алексее Михайловиче принялось за уничтожение таких злоупотреблений. Сначала в Пскове, потом в Новгороде сделано распоряжение, чтобы все, живущие на посадских тяглых местах, несли тягло, давали поборы, были избираемы в службу, чтобы, таким образом, занятие торговлей и промыслами соединялось непременно с исполнением посадских повинностей. В 1649 году это распространилось на все посады. Все, которые в посадах устроили торговые и промышленные заведения, должны были записаться в тягло, не исключая и крепостных людей, коль скоро они приобрели в посадах дворы; если же у них не было дворов, а одни лавки, погреба и проч., то они должны были, в течение трех месяцев, продать их посадским людям под опасением бесплатного лишения в случае непродажи в урочное время. Вместе с тем постановлено, что всякий, кто будет жить в посаде, хотя бы и временно, должен записаться в тягло. В эту категорию входили и лица, происходившие из духовного звания, дьячки и пономари. Постановлено, чтоб все, бежавшие из посадов, были возвращены на прежние места, невзирая ни на какие их сделки во время побега. Дети и племянники тяглых посадских не смели оставлять посада, и никто из посадских не мог определяться на службу, если только он не был по крайней мере третьим из сыновей посадского человека. Для большей замкнутости посадского сословия постановлено, чтоб непосадский человек был обращаем в тягло, если женится на дочери посадского с условием жить в доме отца ее, или же на беглой посадской девке, или, наконец, на вдове, которая по смерти мужа, сообразно старым обычаям, составляла тягло. Посадским запрещено торговать в селах, как это прежде делалось; запрещено также нетяглым покупать лавки, амбары и брать их в залог. Впрочем, и после того строгость этих правил нарушалась; например, в Шуе, в 1654 году, крестьянин продал свою постройку, поставленную на посадской земле. Само правительство в 1649 году сделало исключение в пользу служилых стрельцов, пушкарей, казаков, затинщиков, кузнецов, воротников, предоставляя им право торговать в посадах, не записываясь в тягло. В Новгороде это право ограничивалось, однако, суммою ста рублей; сумма выше этой подвергала записке в тягло. Пользуясь исключениями, предоставляемыми служилым, не только служилые, но и другие, например монастырские и владельческие крестьяне, продолжали торговать в посадах.

Пригородные села около посадов назывались слободами. Именем слободы в старой Руси означалось такое поселение, где жители занимались каким-нибудь ремеслом или промыслом и вообще каким-нибудь одним занятием. Таким образом, мы встречаем слободы рыболовные, слободы бобровников и так далее. Эти названия означают, что жители были исключительно преданы ловле рыбы или зверей. Слободы около посадов населены были разного рода промышленниками и торговцами; по закону они должны были быть приписаны к посаду и составлять с ним одно тягло. Но во многих местах около посадов, на посадских землях, слободы заведены были боярами и вообще частными владельцами и населены их людьми, которые занимались торговлею, не участвуя в тягле. Поэтому в 1648 году, по просьбе тяглых посадских людей разных городов, все такие слободы велено отобрать и приписать к посадам в тягло.

В 1667 году подтверждено, чтобы всякий занимающийся торговлею или ремеслом был непременно записан в чин, хотя бы даже он торговал только временно, например на один год, и повсеместно приказано не допускать торговли без объявки и записки. Правительство ставило преграду к повсеместному занятию торговлею, потому что она наносила ущерб земледелию, которое русские нередко покидали, предпочитая торговые промыслы. Так, например, в Сибири, куда правительство, поощряя земледелие, выселяло пашенных крестьян, эти крестьяне разбегались и занимались торговлею по разным городам; правительство в 1621 году приказало их собирать и посадить вновь на пашню. Эта черта указывает на старинную склонность великорусского народа к торговле.

Посадские разделялись на лучших, средних и меньших, или молодчих. В основание такого различия принимались их капиталы и промыслы. При раскладке посадских людей в соху (административное деление жителей вообще по сбору податей) полагали меньшее число дворовых лучших посадских людей в одной единице, чем число дворов средних и меньших людей; наоборот, полагали большее число дворов бедных посадских, дабы на каждого приходилось платить менее и чтоб, таким образом, богатый платил более, чем бедняк. Но это не всегда соблюдалось с должною справедливостью, и часто случалось, что богатые в посаде утесняли бедных, как мы видели тому пример при обозрении Пскова.

Дух общинности – исконная и отличительная черта велико русского народа в старину, – скреплявший торговцев в их посадах, сотнях, слободах, соединял их торговые предприятия и способствовал образованию компаний и товариществ или складчин. Несколько купцов складывали вместе свои капиталы, а к ним присоединялись другие, победнее, каждый с своею частью, и предоставляли смышленым товарищам торговые обороты. Часто к ним приставали стрельцы, казаки и разные служилые люди, а иногда и воеводы, но тайком, потому что воеводам запрещалось торговать каким бы то ни было образом, а между прочим, и участвовать в торговых складчинах. Такие складчины предпринимали торговые операции в отдаленных странах. Подобная компания была ограблена в Хиве в 1646 году. Торговля в Сибири также производилась складчинами. Мелкие торговцы и промышленные крестьяне уездов Шуйского, Суздальского и других, прилежащих Клязьме и ее бассейну, составляли пешеходные компании, что называлось «в ходьбу ходить», и они сами назывались ходебщиками. Они отправлялись в украинские города; предмет их торговли был иконы, что называлось не продавать, а менять иконы.

Зажиточные торговцы, как, например, гости, держали у себя покрученников и приказчиков, которых посылали в разные стороны. Они торговали от имени своего хозяина, и каждый, кто имел с ними дело, имел как бы с самим хозяином. Впрочем, Торговый устав 1653 года освобождал хозяев от ответственности за братьев, племянников и приказчиков, если они окажутся виновными в нарушении торговых сделок без ведома хозяев. Приказчики и покрученники находились у хозяина в такой патриархальной зависимости, как его домочадцы. У хозяина, который вел торговлю лавочную, они сидели в лавках, а по вечерам являлись к нему для счетов. Нередко хозяин проводил в беседе с ними целые часы, посвящал один вечер одному приказчику или покрученнику, другой иному и т. д. Эти молодые люди, служа у хозяев, научались от них торговой оборотливости и, в свою очередь, со временем делались купцами. Если хозяин находил особенную исправность и прилежание в своем покрученнике, то отличал его какою-нибудь почестью, например сажал с собою обедать, или подавал от себя кушанье, или дарил ему платье с своего плеча, соблюдая те же обычаи, какие бывали при дворе у царя с вельможами. За дурное поведение, леность и нерасторопность он бранил его, а смотря по вине, и бивал или налагал на него пеню. Если же никакими мерами нельзя было привести покрученника на путь истины, то хозяин ссылал его со двора; добрый хозяин должен был прибегнуть к этой последней мере без запальчивости, ласково, с сожалением, последний раз покормивши своего покрученника, и приписывать его неисправность врожденной глупости, потому что если кого и удар не имет, то это было явным признаком крайней непонятливости. Молодые купцы научались от родителей и старых родственников из их примера, их словесных наставлений и, наконец, из их записок, ибо в XVI и XVII веках было в обычае составлять торговые книги или памятные записки о торговле, как это показывает одна уцелевшая торговая книга. Она как будто написана опытным торговцем с целью служить руководством для молодых. Впрочем, не думаем, чтоб подобные мемуары были в старину в большом употреблении при всеобщей малограмотности тогдашнего общества, когда самые богатые торговцы, как, например, гости, не знали грамоты: так, при Алексее Михайловиче в получении жалованной грамоты вместо безграмотного гостя Афанасия Федотова подписался духовный отец его.

Малообразованность русского купечества не мешала ему изумлять иностранцев природною сметливостью и оборотливостью. Московский купец, торгуя с англичанином, делал в год несколько оборотов с одним и тем же капиталом. Он брал у англичанина оптом товары – сукна и материи – в долг, с уговором выплатить деньги в течение года или полугода, и сбывал тотчас же на деньги мелким торговцам, которые продавали купленное в розницу. Получив деньги, купец тотчас же покупал на них товар, который скоро променивал на другой, другой на третий и при каждой мене получал малые проценты, но выигрывал быстротою оборота, так что нередко мог купленное у англичан за два рубля сукно продавать за полтора. Немцы особенно изумлялись этой непонятной для них быстроте и изворотливости. Случалось, что русский, променявши немцу юфть, пеньку, поташ на сукна и материи, через несколько времени вымененный у немца товар продает ему же по такой дешевой цене, что хоть сейчас можно отвезти в Амстердам. Без сомнения, этому способствовал меновый характер торговли; русский приобретал свой товар у производителей по очень дешевой цене и мог отдавать немцу хотя с барышом для себя, но чрезвычайно сходно для последнего. Зато цены на товар в России до крайности изменялись иногда в течение нескольких дней, особенно на предметы повседневного удобства жизни. Недостаток путей сообщения ставил такой порядок дел непременным условием, ибо коль скоро подвоз произведений увеличивался, ценность его упадала, коль скоро подвоз приостанавливался, она поднималась. От этого купцы считали всего выгоднее приезжать на торги с товаром как можно ранее, пока не успеют навезти такого же товара, и этим часто выигрывали...

Необеспеченный законом, купец был постоянно под произволом воевод, таможенных и приказных людей, которые при удобном случае не забывали пользоваться на счет купца лихоимством. Русский купец, говорит один англичанин, раскладывая свои товары, боязливо осматривался на все стороны: не идет ли к нему царский чиновник, чтоб взять у него что получше, и притом даром. Собиратели пошлин непременно постараются сорвать с торговца что-нибудь лишнее. На заставах, мостах, перевозах и проч., кроме установленных поборов, его не пропустят без взятки. Посадские общины в XVII веке были угнетены воеводами, которые вмешивались в общинное управление. Воеводы и приказные люди под разными предлогами сохранения порядка хватали торговцев, сажали в тюрьму, вымогали взятки, разгоняли торги, брали насильно товары, били торговцев батогами; сталкивались с ябедниками, которые подавали челобитные на зажиточных торговцев; воеводы и подьячие, несмотря на явную лживость иска, заводили дело с тем, чтоб обирать купцов. Правда, правительство не лишало посадов права жаловаться на этих судей и правителей... Воеводы и приказные, обладая административною и судейскою властью, всегда могли найти беззаконные средства к поживе. Торговый устав 1667 года, для избежания проволочек, приказал ведать всех торговцев в одном Приказе, которого обязанность была охранять их от воеводских налогов; но, во-первых, воеводы и приказные все-таки имели возможность чинить свои налоги, а во-вторых, в Приказе, который должен был охранять их, сидели такие же подьячие. Сосредоточенность судебных дел в Москве подвергала посадских невыносимым стеснениям: они должны были ездить в Москву с места своего жительства, иногда за тысячу верст, оставлять свои промыслы, проживаться в Москве, утучняя подьячих плодами своей изворотливости прежних лет. Жалобы посадов на свое начальство поступали в руки подьячих Приказа, которые тянули дело по нескольку лет; воевода, на которого жаловались посадские, сменялся, а вместо его был присылаем другой и поступал так же, как и прежний...

Если ко всему этому прибавить трудность и опасность перевозки торговых грузов и приключения, каким торговец подвергался в дороге от разбойников, которыми так изобиловала наша матушка-Русь и на водяных и на сухих путях, то мы легко поймем, почему русский купец должен был сделаться плутом и почему, несмотря на склонность к торговле и на способность и изворотливость, русский купец был беден.


Источник: Быт и нравы русского народа в XVI и XVII столетиях. Н.И. Костомаров. Смоленск: Русич, 2011. — 512 с. — ISBN 978 5813810176

Комментарии для сайта Cackle