М.В. Зызыкин

Источник

Глава III. Суд. Ссылка. Прочия меры преследования от бояр.

Источники наших сведений о суде над Никоном. – Дни судебных заседаний по делу Никона. – Нарочитое умолчание официальных протоколов об обличении бояр Никоном и о его разговоре с Царем. – Как составлялись официальные протоколы соборных заседаний. – Что происходило в зале заседания 3 или 4 декабря, на котором не было Никона? – Отношение Лигарида к католичеству во время дела Никона. – Никон, отсутствуя при обвинениях его в опозорении Царя и своего стада, лишен был возможности точно определить свое обличение их в приобщении к Лигариду. – Незаписанный в протоколах инцидент обращения Царя к боярам и ответ Никона. – Сцена между Никоном и Царем. – Основная идея боярства в борьбе против Никона. – В чем обвиняли на суде Никона? Отсутствие обвинения его на суде в восхищении светской власти. – Собор неоднократно возвращается к вопросу об уходе Никона 1658 г., но не исследует этого вопроса. – Состав участников суда над Никоном. – Обстановка суда. – Речь Царя и вопрос Никона о полномочиях Константинопольского Патриарха. Обман Патриархов по отношению к Никону. – Допрос Никона об его уходе в 1658 г. – Заочное обвинение Никона во лжи и в оскорблении Царя за обличение в приобщении к католическому учению. – Обращение Патриарха Паисия к Царю о причинах своего прихода и его самопротиворечия. – Возобновление допроса об уходе Никона в заседании 5 декабря, опять без уяснения его основных причин. – Никон заявляет, что судящие его Патриархи теперь не Патриархи. Отказ Никона отвечать. – Намеренное искажение действий Никона его врагами. – Чтение в заседании 5-го декабря патриарших свитков (14–24 главы.). – Никон заявляет, что глава XV свитков содержит искаженный канон. – Никон вновь отрицает факт отречения от кафедры и говорит о гонении против него. В чем выразился гнев Царя? – Заявление Патриархов о своем апостольском преемстве и титулах. – Разсуждения о суде над Патриархом. – Возражение Никона против искажения и применения 12 Антиохийского правила. – Патриархи задают вопрос о наказании Никона греческим и русским епископам. – Приговор над Никоном, прочитанный 5 декабря, и ответ Никона. – Неоснованность обвинений, объявленных в протоколе 5 дек. – Тенденциозность суда над Никоном. – Окончательное судебное решение по делу Никона, читанное 12 декабря в Чудовом монастыре. – Обряд низвержения из сана, проделанный над Никоном 12 дек. – Мотивы действий Патриархов в суде над Никоном. – Отношение Константинопольского Патриарха к совершившемуся приговору над Никоном. Письмо Парфения IV Царю. – Положение финансовое Лигарида в Москве. – Никон возлагал ответственность за приговор на Царя, но более виновными считает бояр. – Судьба Никона в ссылке. Два течения в Москве в отношении к Никону. – Никон не прощает Царя как Патриарх Царя, но прощает как человек человека. – Отношение Царя к Никону в ссылке. – Никон сам также просил прощения у Царя за личные обиды. Его сообщение Царю о своей жизни в ссылке. – Никон и в ссылке не признавал суда 1666 г. над собой каноническим. – Царь делает послабления Никону, когда с его вторым браком обезсиливаются Милославские. – Никон считает суд 1666 г. несчастьем для русского государства и Церкви. – Никон отказывает в формальном прощении умершему Царю. – Выявление боярской злобы после смерти Царя Алексея Михайловича, до тех пор сдерживаемое. – Неурегулированность положения Никона в ссылке. – Надпись на кресте в Ферапонтовом монастыре. – Донос (ложный) на Никона в государственной измене (с Донскими казаками Стеньки Разина). – Сношения Никона с митрополитом Афанасием Иконийским, сообщающим ему об отношениях к его делу Константинопольского Патриарха. – Сообщение Никона о Донских казаках. – Возобновление преследований Никона в 1676 г. после смерти Царя. Собирание всех клевет. – Почва, на которой явились клеветники на Никона в гнусных поступках и измене – усиление врагов Никона и желание приставов выслужиться перед ними. – Заочный суд над Никоном 15 мая 1676 г., без предварительного допроса свидетелей и его по одним доносам. – Умолчание Соловьева о характере свидетельских показаний и свидетелей на суде 1676 года. – Опровержение Никона на обвинения в 1676 г. – Показания свидетелей (1676 г.) оправдывают Никона от клевет, но эти показания уже после суда. – Отношения Никона к боярству. – Бояре враждебные Никону вышли из лиц близких ко двору или занимавших высшие посты. – Участие Никона в государственной политике его времени. – Боярство, добившись осуждения Никона, обезсилило положение Патриарха в государственном строе – Сравнение Никона с Крижаничем и Петром I в политических идеях.

i) Источники наших сведений о суде над Никоном.

О времени и деятельности суда нам повествуют официальные протоколы, мемуары Шушерина, написанные со слов свидетелей через несколько лет после суда, и Паисия Лигарида «История», написанная в 1666 г., а также работы Соловьева (на основании официальных материалов), Каптерева, Гюббенета, митрополита Макария и Пальмера. Нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что официальные протоколы, использованные Соловьевым и напечатанные во втором томе Гюббенета не отличаются полнотой, вследствие отсутствия стенографической записи, что они существуют в нескольких редакциях краткой и сокращенной, из которых одне упоминают об одних происшествиях, а другия о других; мало того, в официальные протоколы включено только то, что разрешило правительство, потому базироваться на одних официальных протоколах было бы односторонне. Это обстоятельство вынудило исследователей дополнить их сообщения показаниями других лиц и делать самостоятельные выводы из того, что вошло в официальные отчеты и из того, что не вошло. Через это получились и разногласия. Для нас эти разногласия особенно важны, ибо освещают проявленную правительством тенденциозность в Никоновском деле во всех его стадиях.

ii) Дни судебных заседаний по делу Никона

Все сочинения одинаково признают, что днем формального низвержения из сана Никона было 12 декабря 1666 г. и все, кроме Шушерина (арестованного 30 ноября и могшего при записи через несколько лет спутать числа) утверждают, что последнее заседание по делу Никона, в котором происходило окончательное констатирование его вин и применение к ним правил, было 5 декабря. Но затем идут разногласия. Лигарид упоминает еще только об одном заседании 1 декабря, где и происходит все предшествующее окончательному решению в присутствии Никона; официальные же протоколы (некоторые) дробят предшествующее (5-му декабря) разсмотрение дела на 2 заседания – 1 и 3 декабря, или соединяют все в одно заседание. На основании этого и Соловьев, и Каптерев, и Гюббенет, и Митрополит Макарий размещают все дело в эти же числа, с той, однако, разницей, что Соловьев умалчивает об отсутствии на втором из них самого Никона, а Каптерев отмечает его отсутствие, так же Гюббенет и митрополит Макарий,148 что очень важно, ибо на заседание, относимое ими на это число, падает, по их же утверждению, предъявление важнейших доказательств в обличении Никоном Царя и всего синклита и всего народа в еретичестве из за следования за Лигаридом, а равно и представление писем Никона с подписью «бывший Патриарх» (для доказывания наличности отречения, Никон в другое время объяснил, что это не было отречение, а признание, что для Царя он не Патриарх, то есть «что Царь не почитает его Патриархом). Напротив, Пальмер это деяние выделяет в особое заседание, на которое Никон не был приглашен, и которое происходило, по его мнению, 4 декабря, а все предшествующее было поделено между заседанием 2 и 3 декабря, – когда и произошло предъявление Никону обвинения в отречении и уходе, и читалась грамота Никона к Константинопольскому Патриарху в качестве нового обвинения, предъявленного впервые ему на заседании в оскорблении Царя и всего синклита в приобщении к костелу.

Разногласие о том, было ли первое заседание с участием Никона 1 или 2 декабря, для характеристики дела не имеет значения; не имеет особого значения и то, было ли заседание без Никона 3 или 4 декабря, ибо разногласие об этом не приводит к разногласию о том, что происходило в отсутствии Никона. Каптерев, Соловьев Гюббенет, Пальмер, Митрополит Макарий – все согласны в том, что именно происходило в его отсутствие, и разногласие относится к распределению предшествующего разбирательства на разные числа дней, что не так важно. Но существенное значение имеет указание на отсутствие Никона при обвинениях на него и объявлении в этом заседании со стороны Патриарха Паисия, что Никону верить больше не будут, ибо он лжет. Характерно, что Соловьев, во всем пристрастно старающийся обвинить Никона, и не оттеняет этого величайшего судопроизводственного нарушения, даже стушевывает самый этот факт, впадая в противоречие с самим собой, что и отметил Гюббенет, описывающий в XIV главе заседание 3 декабря: «Соловьев пишет: 3 декабря было второе заседание без Никона», а четырьмя строками ниже пишет: «когда подсудимый вошел, Царь, опять сойдя с своего места, говорил Патриархам речь. Но Никона не было на этом заседании и Соловьев сам об его участии больше не упоминает. Совершенно ясно, что в действительности Никона не было на этом заседании».

iii) Нарочитое умолчание официальных протоколов об обличении бояр Никоном и его разговоре с Царем

Что официально протоколы умолчали об отсутствии Никона в заседании, где ему были прибавлены обвинения, расчитанные на самое строгое отношение к нему, что из них были выпущены иные обличительные слова Никона о боярах и его разговор с Царем, из которого видно, что Царь чувствовал движение своей совести при великой несправедливости к Никону и заглушал его противоположными чувствами, – ничего в этом нет удивительного. Стоит только вспомнить, что говорит изучавший деятельность Московских Соборов Каптерев об этих протоколах вообще и в частности о протоколах Собора 1666 г. в своем сочинении: «Царь и Московские церковные Соборы XVI и XVII столетий» (в Бог. Вест. 1906, III).

iv) Как составлялись официальные протоколы соборных заседаний

Его суждения об этом имеют особую силу именно в отношении постановлений Соборов, бывших после ухода Никона, когда Царь стал фактически во главе управления Церковью. Мы полагаем, что суждение проф. Каптерева о значении Государя на церковных Соборах, бывших до этого времени, было преувеличенным, в виду его особого намерения доказать, что Царь был верховной властью в церковных делах; работы Соборов 1660 г. и 1667 г. не могут служить для обобщения и применения выводов относительно них ко времени предшествующему, ибо они происходили после совершенного Царем, но неотмечаемого ни в одном из сочинений Каптерева, канонического переворота после ухода Никона: захвата Царем церковного управления. Его соображения об этих именно Соборах 1660 и 1666 г. заслуживают принятия, ибо в это время действительно встал во главе церковного управления Царь. Вот что он пишет: (Ib. стр. 644). «Все соборные заседания происходили под постоянным наблюдением Государя; когда он сам не присутствовал на соборных заседаниях, то посылал на Собор своих доверенных бояр, думных дворян и дьяков; Государю докладывалось о всяком решении и заключении, к какому приходил Собор по тому или другому вопросу; Собор среди своих заседаний требовал от Царя дальнейших указаний и распоряжений для ведения соборных дел и, как скоро получал их, сейчас же приводил в исполнение». В другом месте он пишет: (стр. 654). «Весь процесс выработки соборных решений и постановлений находился в прямой или косвенной зависимости от Государя и в большинстве случаев служил выражением царских намерений и желаний в сфере церковных дел. То же нужно сказать и об окончательных постановлениях Соборов, получивших потом силу закона. Все соборные обсуждения, мнения и речи записывались на Соборах частными лицами, и на основании этих записей, составлялись по том так называемыя «соборные деяния». Неронов заявил на Соборе: «аз же говорил Андреяну протопопу: что ты брат Андреане, мои речи пишешь не все, а что вы говорите с Патриархом всякие неподобные вещи и тех ни единой речи не пишешь?"… На соборном суде над Никоном в 1666 г. было несколько человек, которые записывали каждый все, что делалось и говорилось на Соборе; несколько таких записей в черновом виде дошли до нас. Обработка соборных материалов, извлечение из них нужных постановлений требовало иногда много времени, а иногда и прямо творчества со стороны тех лиц, которым Царь поручал составить соборные деяния. Возьмем например Собор 1666–1667 гг. составить деяния которого Царь поручил известному Симеону Полоцкому. Последний перед официальными деяниями Собора сначала помещает сочиненное, очень витьеватое и довольно безсодержательное, оказание о святом Соборе повелением благочестивейшего великого государя Царя и великого князя Алексея Михайловича всея Великие и Малыя и Белыя России самодержца в царствующем преименитом и богоспасаемом граде Москве на новоявльшия раскольники и мятежники святыя православные, кафолические церкви, совокупленном в лето 7174. Поместив сочиненное им сказание, Полоцкий переходит затем к изложению самих соборных деяний. Так как соборные заседания были открыты речью Царя к Собору, то он прежде всего помещает: «Слово великого Царя к освященному Собору». Но здесь же делает такую любопытную заметку: «Зде написати речь великого Государя», или, «доложив его, великого Государя, сию последующую» т. е. Полоцкий попросту сам сочиняет речь от лица государя и, с доклада государю, помещает ее, как царскую речь, в соборные деяния… В ответ на обращение Царя к Собору от лица последнего говорил Новгородский митрополит Питиримъ… И опять Полоцкий вносит свое сочинение в текст соборных деяний, выдавая его за ответ государю Питирима… Иногда некоторыя деяния Соборов Царь считал неудобным предавать оглашению и тогда он совсем их вычеркивал из официальных соборных деяний, как не бывшия. Так например, на Соборе 1667 г. в течение нескольких заседаний горячо обсуждался вопрос о власти царской и патриаршей, причем русские архиереи очень единодушно и настойчиво проводили ту мысль, что священство выше царства (наученные, добавим, ученьем и жизнью Никона, которого они предали ради мирских благ), тогда как греческие архиереи (Лигарид) усиливались доказать, что царство выше священства. В официальных соборных деяниях 1667 г. об этих заседаниях нет и намека – оне были вычеркнуты государем, как очень неприятные для него, и Каптерев принужден был возстановить историю соборных заседаний 14–17 января лишь по сочинению Лигарида, что он и сделал в своей статье, помещенной в Богов. Вест. за 1892 год под заглавием: «Суждения Большого Московского Собора о власти царской и патриаршей». Иногда государь даже собственноручно вносил поправки в состоявшияся соборные постановления. Так на постановлении Собора 1660 г. о низложении Патриарха Никона с патриаршего престола, встречается пометка: «правлено рукою Государя». Эти обстоятельства, указанные профессором Каптеревым, лишают официальные протоколы такого авторитета, чтобы считать, что все незаписанное на них и не происходило. В деле Никона, напротив, полученные из других источников сведения о происходившем дают основания думать, что именно пропущенное и было неприятно упоминать правительству и потому не попало в Соборные деяния. Так случилось относительно заседания, в котором были возведены на Никона новыя вины во лжи и в том, что он назвал всех (а не одного Лигарида) еретиками, примкнувшими к католическому учению, и вместе со старыми винами голословно были утверждены, и была прочитано без него его письмо с подписью «бывший Патриарх». Обсуждение вопроса о приобщении к еретичеству началось еще в присутствии Никона.

v) Что происходило в зале заседания 3-го или 4-го Декабря, на котором не было Никона?

В предшествующем заседании была прочитана выдержка из перехваченного письма Никона к Патриарху Дионисию: «царское величество поставил свое повеление над священным чином, чтобы не принимали от Никона благословения, велел быть Собору, и на том Соборе благословением Газского митрополита Паисия назначили Крутицкого митрополита Питирима в Новгород митрополитом, поправши Божий закон, а на его место поставили митрополитом Чудовского архиепископа Павла и других епископов к иным епархиям и далее: от сего беззаконного Собора престало на Руси соединение с Святой восточной Церковью и от благословения вашего отлучились, но от Римских костелов начаток приняли свой».

vi) (Гюб. II XIV глава)

Царь сказал тогда:"Такие великие укоризны и неправды бывший Патриарх Никон затеял, забыв страх Божий, и писал ложно, будто в Московском государстве престало соединение с восточной Церковью, и тем письмом своим Никон соборную Церковь обезчестил, меня и весь освященный Собор и всех православных христиан от благочестивой веры и от благословения святых вселенских Патриархов отчел и причел к римским костелам и католической вере; укорял Газского митрополита, назвал всех еретиками. Если бы это затейливое и ложное Никоновское письмо дошло до Царьградского Патриарха, тогда бы всем православным христианам пришлось быть под клятвой; оно пронеслось бы по многим местам, и многих людей привело бы к сомнению, и за то должно всем стоять и умирать и от того очиститься так, как и в прежнее время за благочестивую веру умирали.» К царскому голосу присоединились митрополиты и патриархи, весь освященный Собор, бояре и думные люди, и били челом патриархам, чтобы допросить Никона – для чего он так писал и всех называл еретиками. Никон ответил патриархам, что об отлучении от вселенских патриархов написал потому, что Газский митрополит нашего Питирима из его митрополии перевел в другую, а на его место поставил другого митрополита и других архиереев из одного места в другое, а Паисию этого делать не довелось; он Иерусалимским Патриархом отлучен и проклят, а хотя 6ы Газский митрополит и не еретик был, ему на Москве долго оставаться не для чего, я его за митрополита не почитаю, у него и ставленной грамоты нет, и мужик наденет на себя мантию, и он такой же митрополит; а писал я все то про Газского митрополита, а не о православных христианах. Я писал все это, говорит Никон, в отношении Лигарида, (т. е. относительно начатка полученного от него, а не о православном народе, который мало что ведал или просто ничего о том, что делалось в царском совете или царских соборах). В силу апостольских правил 10, 11 одна молитва с отлученным и низверженным повергает тому же наказанию. «Аще кто с отлученным от общей Церкви помолится, хотя бы то было в доме, такой да будет отлучен». 11 Апостольское правило: «Аще кто принадлежа к клиру с изверженным от клира молиться будет, да будет извержен и сам».

Но враги Никона ухватились за слова Никона и со всех сторон кричали: «Он всех нас назвал еретиками, должно об этом сделать решение по канонам. «И Никон, повернувшись к Царю, сказал: «Если бы ты Бога боялся, ты бы так со мной не поступил. Никон, замечает Пальмер, повидимому, в этот момент понял вполне, зачем читалось его письмо к Патриарху Дионисию; побуждением к этому служило сорвать успех от ловкого, но безчестного пользования им, внушенного Лигаридом. Еще в самом начале чтения письма Никон заявил Царю, что оно было написано частным образом в духовном порядке Константинопольскому Патриарху, как будущему судье, от которого он искал справедливого и безпристрастного суждения на свободном Соборе, а приказать читать его публично со стороны Царя значило Царю на самого себя навлекать публичные обвинения, чего Никон не делал. Никон сказал Царю:

«Не аз, о Царю… зазор тебе таковой нанесох, но ты сам вящще вся сия на себе нанес еси, аз бо писах к брату своему Господину Дионисию духовне и тайне, ты же вся твоя деяния обличил еси, не токмо твоя державы сущим всем, но и от конец земли собранным тобою, многим сие все явил еси: сего ради твое на тя обличение вящще быть неже от мене, единому токмо ему же и достоит се ведати возвещенное» (Шушерин стр. 118. Изд. 1817 года).

Следующее заседание без Никона началось прямо с речи государя, где он опять сказал, что «бывший Патриарх Никон в своем письме меня, весь освященный Собор и всего моего царства людей назвал еретиками, будто мы обратились к Римскому костелу, а Святая Церковь наша имеет в себе Спасителя нашего и Бога многоценную ризу и Святыя мощи святителей Московских чудотворцев, и мы веруем истинно по преданию Святых Апостол и Святых отец, и потому должны за православную веру и за Святыя Божии Церкви умирать. И вы бы, Святые патриархи, на эту жалобу учинили суд, как прежние патриархи разсуждали и суд творили прежним благочестивым греческим царям, и меня и освященный Собор, синклит и всех православных христиан нашего Российского царства от того Никонова названия очистили бы». Сказав речь, Царь поклонился патриархам, а освященный Собор, синклит и все присутствующие поклонились до земли. Патриархи заявили, что Никон в письме своем написал – то дело великое, и за него надобно стоять крепко; когда он тебя великого Государя, весь освященный Собор и всех православных христиан назвал еретиками, тогда он и нас назвал еретиками, как будто мы пришли еретиков разсуждать». Когда 5 декабря в числе вин было прочитано Никону и то, что он назвал всех еретиками, он заявил: «О названии еретиками сказана ложь, того я не говорил».

Прочтение этого отрывка письма было совершено, чтобы возбудить всех против Никона, но в суть его сообщения Константинопольскому Патриарху никто на суде не вникал. Нужно было выставить Никона, как архипастыря позорящего и поносящего свое стадо, к которому ни примирение, ни снисхождение не допустимы. И патриархи по сообщению Лигарида (III, 176) сказали: «Никон, который несправедливо и абсурдно клевещет на свое стадо и пишет ложно, что все от мала до велика обратились к учению Папы Римского, не есть истинный пастырь, входящий через дверь, но показал себя наемником и разбойником, вкрадывающимся для разрушения стада. Поэтому он подлежит низвержению». (В скобках у Лигарида среди этой фразы значится, что Никон сам искал суда Римского Папы, а не нас вселенских патриархов). Но Никон обвинял Царя, бояр и духовенство вовсе не в прикосновении к латинскому учению, а совершенно ясно только в латинизации, поскольку они прибегали к благословению и инициативе Лигарида, т. е. к его миссии, посланничеству и юрисдикции, следовательно не абсолютно, а постольку, поскольку это соответствовало их действиям. Но его слова нарочно были перетолкованы так, как если бы он действительно обвинял и Царя, и синклит, и всю русскую Церковь в приобщении к католическому учению. А то, что Никон написал в отношении принятия юрисдикции Лигарида, было верно.

vii) Отношение Лигарида к католичеству во время дела Никона

Независимо от известного нам прошлого Лигарида и его «Истории Иерусалимских патриархов», анафематствованной в 1668 г., Лигарид находился в оживленных сношениях с католическим церковным миром; независимо от его католического образования, ведь, он приехал из Польши, где только что сам совершал католические мессы. Вскоре после суда над Никоном он получал письма из Польши не только от Доминиканцев по внушению Папского Нунция, но и от самого короля Иоанна Казимира, поощрявшего Лигарида в работе по соединению Церквей, как будто он призван был служить Римской Церкви в Москве; и сам он писал одному Доминиканскому отцу с просьбой через Нунция воздействовать чтобы ему «Пропаганда веры», высылала его ежегодную пенсию в 200 дукатов.

Пальмер приводит (V, 741 и 742) письмо Папского Нунция в Польше от Июля 1668 г. к кардиналу Роспильози о том, что он намерен сделать что либо для поощрения митрополита Газского, который все более и более почитается ими всеми за делание столь святого дела, и которому он заставил написать доминиканца о. Ширецкого, хорошо знавшего Лигарида. Копия письма о. Ширецкого при сем была приложена для посылки кардиналу Роспильози. О. Ширецкий сообщал Лигариду, как он говорил Нунцию об усердии Лигарида в работе за истинную веру в Москве, за святое соединение греческой Церкви с католической. А Лигарид от 25 сентября 1668 г. писал ему в ответ, что желаемое дело (уния) неосуществимо: «никто здесь не слушает на такие темы. Я сам, единственное лицо, которое мог бы проводить это дело, и который воспламенен самым горячим усердием видеть успех его… подавлен несчастьями, преследуем заговорами, окружен клеветами. Патриарх Иерусалимский Нектарий прислал плохое сообщение обо мне, что я поклонник Папы, как продавшийся ему и имеющий ежегодную пенсию в 200 золотых дукатов, как клирик римской Церкви, чем я и не был бы огорчен, если бы действительно их получал, но я не имею ни одного пенса и имею только титул без содержания. Пусть святая Пропаганда разсмотрит внимательно этот пункт и определит, что вдохновит ее Святой Дух через милость и благодать Нунция, которого я прошу повлиять в этом деле, помня что Патриарх Московский Иоасаф II сделает все, что может, чтобы лишить меня всякого места в рангах духовенства, выталкивая меня и отсекая всякую нить моей надежды быть выбранным в патриархи. Прошу тебя, как отца, не оставить ни одного камня не перевернутым, чтобы сделать что либо для меня». При этом посылаются приветствия Польскому примасу архиепископу Николаю. (Пал. V, 741). Это письмо как бы вскрывает намерение Лигарида стать Московским Патриархом и проводить унию, подобно митрополиту Исидору в XV веке. Это письмо Лигарида было опубликовано Theiner'ом в Ватиканской прессе в 1859 году в Риме в сборнике, озаглавленном «Monuments historiques relatifs au régne d'Alexis Michailovitch» и взятом из отдела Nunziatura de Polonia. Оно чрезвычайно важно, ибо проливает свет на истинные побуждения Лигарида в деле Никона. Помимо тех его обогащений, на которыя указал Каптерев, как на истинную цель Лигарида, объясняющую его позицию в деле Никона, оказывается, что он стремился сам занять его место, а после осуждения Никона составлением истории его осуждения сделать в этих же видах невозможным и его возвращение. Эта история – есть источник, которым питалась о Никоне русская историческая наука вместе с Каптеревым; именно Лигарид, как современник, описавший дело Никона, и почитался главным источником для характеристики и Никоновских идей и его личности.

viii) Никон, отсутствуя при обвинениях его в опозорении Царя и своего стада, лишен был возможности точно определить свое обличение за приобщение к Лигариду

Если бы Никон присутствовал при этих обвинениях, он не оставил бы их без ответа. Побудившие Царя публично читать письмо Никона хотели создать такое положение (как если бы не они и царь предали гласности его письмо), чтобы Никон подпал в глазах судей под канон, осуждающий всех, кто несправедливо оскорбляет Царя или кто, найдя пасквиль на Царя, вместо его уничтожения, его читает, и под канон, осуждающий епископа, позорящего свое стадо. Никон таким образом предстал бы перед судом, как преступник, и судьи пришли бы к тому заключению, что такие лица подлежат низвержению и даже смерти. Лигарид напоминал, что Никон сравнивал Царя с Иероваамом и Озией и называл делателем нечестия, нарушителем прав Церкви, её разрушителем, а всех бояр называл отпавшими к учению Папы ради Газского митрополита паписта, которого он называл великим еретиком. Официальный протокол говорит про Никона: «Он был пристыжен его письмом, тайно присланным Святым Патриархам, которое было наполнено многими несправедливостями и клеветами против благочестивейшего Самодержца и всего православного царства».

Это была совершенная неправда. Никон не отступил от своей точки зрения на Лигарида, а напротив смело отстаивал факт нечестивого общения со скрытым католиком, разстриженным православным митрополитом и содомитом, обличенным своим Патриархом.

ix) Незаписанный в протоколах инциндент обращения Царя к боярам и ответ Никона

Не найдем мы в официальных протоколах и заявлений Никона Царю и боярах, о котором сообщает и Шушерин (113–115 стр.) и Пальмер (V, 689–691). Инцидент произошел во время одной из остановок при чтении грамоты Никона Дионисию, проходивших в обсуждении прочитанного места. Шушерин пишет: «Прочитаху же оную грамоту не всю порядно, но иже угодно им, то назнаменовавше прежде и читаху». Прочли о жалобе Никона на заточение его доброжелателей, один из которых, повидимому, перешел на сторону Царя (митрополит Афанасий Иконийский) и оказался среди судей; его показал Никону Царь. Шушерин передает, что обвинителями Никона выступили митрополиты Павел, Иларион и Мефодий, которые «яко зверие дивии обскачуще блаженного Никона, рыкающе, и вопиюще нелепыми гласы и безчинно всячески кричаху лающе, протчии же от архиереев и от освященного чина никтоже ничто глаголюще, но вси стояху на своих местах по степеням своим, такожде и царский синклит. Бояре и вси сановници на друзей стране стояху по чину ничтоже вещающе. Видев же сие Царь яко кроме оных трех мужей никто ему не вспомоществует, возопи гласом велием и рече сице: «Бояре, бояре, что вы молчите и ничего не вещаете, и меня выдаете, или аз вам ненадобен». Никто не решался выступить, «только один боярин князь Юрий Долгорукий, той убо угождал Царю некая мала словеса поборствующа по Царе испусти, Святейшего же Никона Патриарха всячески уничижи. Видев же сие Царь яко ото всех во всем мало себе помощи обретает, вельми скорбен бысть. Рече же ему Святейший Патриарх: «о Царю. Сих всех предстоящих тебе и собранных на сию сонмищу, 9 лет всячески вразумлял еси и учил и на день сей уготовлял, яко да на нас возглаголят, но се что бысть не токмо что глаголати умеяху, но ниже уст отверзити можаху, не вскую ли поучашеся тщетным: но аз, о Царю! Совет ти даю, аще повелиши сим на нас вергнути камение, то сие они абие вскоре сотворят, а ежели оглаголати нас, аще и еще 9 лет имати учиши, и тогда едва обрящеши что». Царь обратился к Епископу Лазарю Барановичу и сказал: «Лазаре, что ты молчиши и ничего не глаголеши и почто ты мене выдаеши в сем деле? Аз бо на тебе во всем надеялся.» Лазарь выступил из среды и сказал; «О, благочестивый Царю! Как имам праву оглаголовати или противитися», и сия изрек паки ста на место свое. (116 стр. у Шушерина, – у Пальмера V, 690). Перед заседанием он обещал Царю, что, если найдет какое преступление за Никоном, то молчать не будет.

x) Сцена между Никоном и Царем

Вслед за сим разговором произошла сцена трогательной беседы у Царя с Никоном, также не попавшая в официальные протоколы. Она описана и у Шушерина, и у Пальмера «Мало же часу минувшу, в размышление пришед Царь, и став у престола своего и положи руку свою на устех своих молча один час, таже по сем прииде близ ко Святейшему Патриарху Никону и приял у него держимую лествицу пребирая, рече ему тихими глаголы, яко никому же слышати, токмо близ сущим монахом сице: «о святейший Патриарше, что яко сотворил еси сию вещь, полагая ми зазор великий и безчествуя мя». Никон же рече: «како». Царь же рече: «внегда ты поехал еси из обители своея семо, тогда ты первое постился и исповедался и елеосвящением освятися такожде и святую литургию служил, аки бы к смерти готовился и сие ми быть великий зазор». Св. Патриарх рече: «истинно и, о Царю, яко все сотворих ожидая от тебе на ся не токмо скорбных и томительных наведений, но и самыя смерти». Царь же клятвами утверждался рече: «о святче Божий! не токмо мне мнимое тобою се и глаголемое сотворити, но и мыслити не можно за твоя многая и неисчетная к дому моему и к Царице и к чадам моим благодеяния во время смертоносные язвы, в лета 162 и 163 годах, и внегда сущу ми во отшествии на брани к Смоленску и во иных сопротивных градех, тогда ты елико потщася и потрудился, якоже кокош со птенцы, с ними преводя от места на место, ища покоя и благорастворенного воздуха, от безгодные смерти, всемилостивейший Бог молитв ради твоих и таких дела трудов дом весь сохранил, яко зеницу ока, и за сия ли твоя бывшая благодеяния воздати ми злая, ни, не буде ми сего ниже помыслити», и некими клятвами страшнейшими себя заклял. Святейший же Патриарх Никон, удерживая его рукою, тихо рече: «Благочестивый Царь, не возлагай на себя таких клятв, веру же ми ими, яко имашь нанести на мя вся злая, и беды и скорби от тебе готовятся на мя зело люты», прирече к сему и от Божественных Писаний». Это был последний их интимный разговор в жизни, который закончился словами Никона в ответ на мирные заверения Царя: «Добро и блаженно избрал еси аще совершити (мир), но ведай буди, – яко не имать от тебе сие совершитися, зане гнев твой, начатый на нас, хощет конец прияти». После чего продолжалось чтение грамоты.

xi) Основная идея боярства в борьбе против Никона

Разговор этот показателен в том отношении, что подтверждает, как и все последующее отношение Царя к Никону с постоянными посылками подарков и испрашиванием прощения вплоть до смертного одра, что не в Царе был корень злобы против Никона, но что, окруженный боярами, стоящими во главе правления, враждебными Никону, и не прощавшими Царю и Никону влияния последнего, Царь был безсилен по своей слабохарактерности выступить за Никона; чтобы ему выступить с силой Грозного Царя, надо было нераздельное содействие Никона, восполнявшего его недостатки, как правителя, но этого то, то есть возсоединения Царя с Никоном и нельзя было допустить боярам: в этом была вся их идея борьбы против Никона, если только можно назвать идеей тупое стремление поддержать во что бы то ни стало свое аспирируемое положение прирожденных советников Царя; свое падение им удалось впрочем отстрочить не надолго, ибо падение Боярской Думы или её незаметная смерть и замена Сенатом из людей заслуги, а не породы, была политической смертью боярства.

xii) В чем обвиняли на суде Никона? Отсутствие обвинения его на суде в вохищении светской власти

Упомянув о важных пропусках в официальных протоколах, которые пропущены и писателями, нерасположенными к Никону и продолжающими отношение к нему боярства и Лигарида (Соловьев и Каптерев), мы должны обратиться к тому, в чем обвиняли Никона и за что еще его судили, если исходить из того, что произошло на суде. Мы видели, что значительная и первая по порядку часть вопросов в свитках была посвящена вопросам о соотношениях гражданской и церковной власти. Но не только не было произнесено ни одного слова обвинения в этом на Никона, но даже при Никоне и не читались эти главы, благоприятствовавшия утверждению государственного верховенства и косвенно обвинявшия Никона в его оспаривании. Дело на суде происходило так, как будто этих обвинений вовсе не существовало. Сделано это было, может, и потому, что действительно Никон касался государственных дел только лишь постольку, поскольку сам Царь привлекал его к положению советника, а в его отсутствие и к положению государственного регента; в силу же патриаршего положения, он выступал в качестве печаловника за несправедливо обиженных и притесняемых, что было обычаем государственной жизни Московской эпохи.

xiii) Собор неоднократно возвращается к вопросу об уходе Никона 1658 г. но не исследует этого вопроса

С самого начала суда говорилось об отшествии Никона, и в каждом заседании к этому возвращались; кроме того, читалась в выдержках, интересных для правительства, грамота Никона к Константинопольскому Патриарху и попутно происходили вопросы Никону, на которые он отвечал с своей обычной прямолинейностью, но характерно то, что ни один вопрос, даже главный вопрос об оставлении кафедры, не был углублен до возможности осветить его всесторонне на суде. Когда Никона спросили с самого начала по предложению Царя, отчего он ушел, он заявил, что от царского гнева. Но Собор не исследовал его ухода, не пересматривал свидетельских показаний, данных в 1660 г., не разсматривал всего того, что было сделано для исследования этого на Соборах 1660 г. и 1666 г., ни соборных постановлений 1660 г., ни проекта Никоновских предложений об отречении, сделанных в начале 1665 г., ни соборных контр-проектов, сделанных в ответ на них весной 1666 г.; не разсматривался и главный вопрос, который требовал разъяснения при действительно правдивом отношении к делу, – причина царского гнева, и суть разногласия между Никоном и Царем, приведшего к его уходу; всякий намек на это избегался, судя по протоколам. Пальмер предполагает только, что Никон больше сказал об этом, чем врагам его угодно было занести в протокол, ибо Шушерин говорит, что Никон смело и ясно пояснил, как и почему он ушел из Москвы и за что он наложил анафемы. (Стр. 109).

xiv) Состав участников суда над Никоном

На суде над Никоном присутствовала вся Русская Церковь в лице своих высших представителей. Официальный протокол упоминает 28 епископов, из них было 2 Патриарха, 11 иностранных во главе с Паисием Лигаридом, пришедших по своему делу для милостыни, а не в силу канонического призыва на Собор, правильно переданного через местных Патриархов; иные из них были привлечены не каноническим призывом, а медоточивыми речами Мелетия для своей цели в угоду Царю и боярам; было затем 6 епископов русских, получивших свое посвящение (кроме Питирима) и поставление через Паисия Лигарида после ухода Никона, 8 епископов Никоновского посвящения и Лазарь Баранович, перешедший сам из подчинения Константинопольскому Патриарху в Киевской митрополии в подчинение Московскому Патриарху. Из епископов Никоновского поставления 4 были явно враждебны Никону (Иоасаф Астраханский, участвовавший в следствии 1663 г. Иосаф Тверской, равнявший свои показания в 1660 г. по Питириму, Илларион Рязанский, недовольный тем, что в 1652 г. его отец, – митрополит Антоний, б. старец Анания, к которому пришел 12 летний Никон в Желтоводский монастырь, – отказался от патриаршества для Никона, и Александр Вятский недовольный за перевод с Коломенской Епархии). Лишь два Епископа были благосклонны к Никону: Симон Вологодский и Лазарь Черниговский. Суд происходил якобы с согласия правящего Константинопольского Патриарха, т. е. Парфения, но это была ложь, ибо он участвовал в низложении обоих Патриархов именно за их поездку в Москву. Эта ложь была совершена патриархами с самого начала, когда Никон спросил, имеют ли они полномочия его судить, а патриархи показали на свитки, как на свои полномочия, не имевшие, как мы знаем, никакого отношения к полномочиям патриархов; даже подписи Патриарха Парфения не было под каноническим разсуждением свитков. Состав суда, в котором было 11 иностранных Епископов, обязанных Московскому правительству, и включал в себя митрополита Новгородского Питирима, митрополита Крутицкого Павла, которых Никон, хотя безрезультатно, отводил, как причастных к делу об его отравлении – кроме упомянутых четырех врагов, обезпечивал обвинительный приговор. Из духовных присутствовали еще 29 архимандритов, 10 монахов и протопопов. Из главных бояр, присутствовавших на суде Лигарид упоминает Никиту Ивановича Одоевского, Григория Черкасского, Юрия А. Долгорукого, Ивана Прозоровского (начальника Малороссийского Приказа П. V пр. 216), боярина Петра Салтыкова, окольничьего Родиона Стрешнева (Семен Лукьянович Стрешнев уже умер в 1666 г., кн. А. Н. Трубецкой – в 1663 г., Б. И. Морозов в 1661 г. (П. II, 402).

xv) Обстановка суда

Суд был обставлен очень торжественно; около царского трона, стоящего на высоком месте, стояло два кресла для патриархов и перед ними стол, на котором лежали свитки; по бокам с одной стороны сидели духовные власти, с другой – бояре. За Никоном отправилась депутация в лице Епископа Мефодия и двух архимандритов с приказом идти скромно без креста и Евангелия. Решено было, чтобы Никон сначала сидел, а потом стоял, а сидеть по правую сторону от Царя; при его входе не должны были вставать. Посланный архимандрит Иосиф вернулся и сказал что Никон категорически отказывается идти без креста, и ему разрешили идти с преднесением креста. Когда он вошел, все встали; Никон, встав у царского места, читал входную молитву о здравии государя и его семейства, о Св. Патриархах и всех христианах. В это время Царь и все стояли. Потом Никон трижды в землю поклонился Царю и дважды Патриархам, а затем по обе стороны архиереям и боярам. Он вошел, как Патриарх, и все с этим примирились. Ему предложили сесть. Но он сказал: «места, где бы мне сидеть, я здесь для себя не вижу, а с собой не принес. Я пришел узнать, для чего меня звали».

xvi) Речь Царя и вопрос Никона о полномочиях от Константинопольского Патриарха. Обман Патриархов по отношению к Никону

Тогда Царь сошел с своего места и стал у края стола. Так же, как и икон, он все время стоял. Царь изложил свою точку зрения, сказав: «От начала Московского государства ни от кого не было такого безчестия, какое учинил бывший Патриарх Никон; для своей прихоти, самовольно без нашего повеления и без Соборного совета, Соборную Церковь оставил и патриаршества отрекся без всякой причины, никем не гоним, и от того учинились многия смуты и мятежи, а Соборная Церковь вдовствует без Патриарха 9-й год. Допросите его, святые Патриархи, для чего он престол свой оставил и ушел в Воскресенский монастырь"… Но Никон на вопрос Патриархов сказал: «Я хиротонисан от Константинопольского Патриарха; есть ли у вас совет и согласие с вселенскими Патриархами Константинопольским и Иерусалимским, «чтобы меня судить? Если есть, я готов дать вам ответ», и Патриархи сказали: «да, есть» и указали на свитки.

xvii) Допрос Никона об его уходе в 1658 г

После этого начался допрос. Сначала Никон сообщил, что уход в 1658 г. был побит его домовый человек, и не было дано ему обороны Царем, потом Царь перестал в Церковь ходить на его богослужения, разсказал о присылке боярина Ромодановского с повелением не писаться великим Государем, что он делал раньше по повелению Царя.

Что Никон не имел пристрастия к этому титулу показывает и то, что он далеко не всегда именовал себя им, а иногда просто Государем. Так в грамоте 27 марта 1658 г. игумену Полоцкого Богоявленского монастыря Игнатию о непосредственной зависимости его от Москвы, Патриарх Никон величает себя: «Божией милостью архиепископ Царствующего града Москвы великий господин и Государь». А в другом месте: «Мы, великий господин и Государь Святейший Никон Архиепископ царствующего града Москвы и всея Великие и Малыя и Белыя России и всея северные страны и помория и многих государств Патриарх». (Белорусский Архив стр. 110).

На это Царь сказал, что не ходил в Церковь за недосугом, что безчестие домовому человеку на Никона не переходит, что называл он великим Государем Никона ради почитания, о гневе не поручал говорить. Родион Стрешнев сообщил, что, когда он с Трубецким был в Воскресенском монастыре, то Никон сказал, что он впредь не хочет быть Патриархом, что, когда его избрали Патриархом, то он положил клятву быть Патриархом только три года. Никон: «Я так не говорил», и затем произошел диалог, выяснивший всю клевету об уходе Никона, которая утверждалась боярами и которая была составлена ими на основании произвольного сочетания и сопоставления разновременных слов и действий Никона в Успенском Соборе 10 июля 1658 года, сказанным им в другом смысле. Патриархи: «какие обиды тебе были от великого Государя?» Никон: «Обид никаких не было, но как великий государь стал гневен и перестал ходить в Церковь, поэтому я и патриаршество оставил». Патриархи спрашивают архиереев, и они отвечают, что Патриарху Никону от великого государя никаких обид не было. Никон: «Я об обиде не говорю, а говорю о государевом гневе; не я один, а и прежние Патриархи, как Афанасий Александрийский и Григорий Богослов – также бегали от царского гнева». Патриархи: «Другие Патриархи оставляли престол, да не так как ты: ты отрекся и сказал, что впредь не будешь Патриархом, а если будешь Патриархом, анафема будешь.»

Никон: «Я так не говорил, а говорил, что за недостоинство свое иду, а если бы я отрекся от Патриаршества с клятвой, то не взял бы с собой и святительской одежды».

Патриархи: «Когда посвящают, говорят: «достоин», а ты, Никон, как снимал с себя святительские одежды, говорил: «не достоин».

Никон: «Это на меня затеяли». Затем стали читать Никоновскую грамоту к Константинопольскому Патриарху Дионисию, перехваченную с пути, и попутно предлагать Никону вопросы.

Когда читали в грамоте то место, где он объяснял свой уход, ему опять повторили обвинение в уходе, но Никон опять повторил, что великий государь перестал ходить в Церковь на патриаршия служения, и это он принял за немилость к себе; с патриаршества он сошел собою, а не по царскому приказу, патриаршества не отрекался; о государевом гневе объявил небу и земле и, уходя с Москвы, кроме саккоса и митры ничего не взял с собой. Когда Патриархи сказали: «если бы был на тебе государев гнев, то об этом тебе бы следовало посоветоваться с архиереями и к великому Государю посылать ходатаев бить челом о прощении, а не сердиться», «Никон ответил: «Я для того и не советовался с архиереями, чтобы государя на гнев не привести». Но архиереи и бояре на вопрос об обидах Царя Никону говорили: «От великого государя Никону никакой обиды не было», «пошел он с престола не с обиды, а с сердца и отрицался с клятвой: снимая панагию говорил: если и помыслю быть Патриархом, да буду анафема». Об уходе Никона опять говорили в заседании в его отсутствие, причем Царь показал Патриархам письма Никона; из них в одном он назвался бывшим Патриархом (мы знаем в каком смысле Никон так писал, именно, что Царь его не почитает, как надо почитать Патриарха, к которому обязан послушанием в церковных делах), а в другом, где Никон протестовал против действий митрополита Питирима в неделю Ваий, он подписался Патриархом. Патриархи объявили, что по царским книгам, кто трижды объявился во лжи (это было в отсутствие Никона), тому верить нельзя; потому не будут верить Никону ни в чем.

Когда Никону поставили, в ответ на его обвинение в поставлении Мефодия в области Константинопольского Патриарха, на вид неканоничность назначения им епископа в Полоцк, который не входил в Московский Патриархат, то Никон ответил, что там не было вовсе епископа, ибо епархия была униатская. Поэтому митрополит Макарий напрасно повторил упрек Никону в своем XII томе, что он ставил епископа в чужой епархии. Никон указывал на отсутствие православной епархии.

xviii) Заочное обвинение Никона в лжи и в оскорблении Царя через обличение в приобщении к католическому учению

Затем, соединив обвинение в отречении с обвинением в оскорблении Никоном всего стада, они тут же прибавили: «По правилам Святых Апостол и Святых отец, кто кого оклеветует в каком-либо злом деле и того дела не доведет и какое наказание определено виновному в таком деле, учинить тому, кто оклеветал; а кто на кого возведет еретичество и не докажет, тот клеветник достоин, если духовного священнического чина, низвержения, а если мирянин – проклятия. А Никон тебя, великий Государь, весь Собор, синклит, и всех православных христиан назвал еретиками; то мы и будем на основании тех правил судить Никона, и это дело станем обсуждать прежде, потому что это дело великое». В заседании 5 декабря опять несколько раз спрашивали об отречении не с целью углубить дело, и уяснить в чем был гнев Царя, в чем было разногласие Царя с Никоном, кто из них был неправ, и кто претендовал на недолжное, а просто для того, чтобы показать, что Никону ни в чем не верят.

xix) Обращение Патриарха Паисия к Царю о причинах своего прихода и его самопротиворечие

В этом заседании Патриарх Паисий обратился к Царю с речью (совершенно противоречащей с письмом этих Патриархов к Константинопольскому Патриарху Парфению, где приход в Москву объяснялся нуждой в дальнейшей милостыни и покровительстве всем Восточным патриархатам и надеждой на пользу для греческих интересов): «Благочестивый Государь. Бог весть, что мы пришли в царствующий град Москву не для какой-либо милостыни или нужды, а по твоей царской грамоте, что Патриарх Никон оставил соборную Церковь и свой патриарший престол, и потому Русская Церковь вдовствует 9 год».

xx) Возобновление допроса об уходе Никона в заседании 5 декабря, опять без уяснения его основных причин

А обращаясь к Никону Патриарх Паисий сказал: «Ты, Патриарх Никон, отрекся от патриаршего престола с клятвою и ушел без законной причины. Для чего ты это сделал?» Никон: «патриаршего престола я не отрекался, клятвы не произносил, а засвидетельствовал небу и земле и ушел от государева гнева. Я и теперь не отрекаюсь исполнить волю царского величества, куда великий Государь изволит, я туда и пойду – благое по нужде не бывает». Патриархи: «мы слышали мнение, что ты отрекся от патриаршества с клятвой». Никон: «Это на меня затеяли. Если я не годен, то я и теперь не желаю патриаршего престола, а куда царское величество изволит, туда я и пойду».

Никон вовсе не утверждал, что хочет патриаршей кафедры да никогда и не стремился занимать патриаршую кафедру при сложившихся условиях вражды против него, и раньше он писал Царю, что он не противится избранию другого Патриарха, но без его содействия всякий, ставший Патриархом, подлежит анафеме. Казалось бы, при отказе Никона возвращаться на кафедру, когда таким образом не было никакой нужды спорить о том, что именно он сделал, в каком смысле ушел с престола, освободил ли он кафедру совсем, или мог возвратиться на нее сам, – ибо он теперь то во всяком случае ее освобождал, – то, казалось, надо было вспомнить о начатых в 1665 г. переговорах с Никоном об условиях этого освобождения; но это не входило в планы врагов: им надо было отнестись к Никону, как к преступнику, чтобы освободиться от него навсегда; для этого надо им было выставить непременно самый его уход, как преступление, и присоединить к нему новое обвинение в оскорблении им всей паствы причислением её к еретичеству. Где же обвинение к покушении на царскую власть? Если бы оно было, неужели было бы умолчано об этом, когда в течение 8-ми лет непрерывно отыскивались и собирались обвинения, когда всякий малейший акт Никона извращался, с целью представить его криминальным, когда на самом суде пришлось для обвинений прибегать к величайшим натяжкам? Утверждения Никона об его уходе было обезсилены ссылкой на книгу Атталиота, указывающую верить показаниям 2 или 3 свидетелей и его заявление о том, что показывают его личные враги, не было уважено; благожелательные же Никону свидетели на суд не вызывались.

xxi) Никон заявляет, что судящие его Патриархи теперь не Патриархи. Отказ Никона отвечать

Когда митрополит Илларион заявил, что «ты и про святейших Патриархов Паисия и Макария говорил, что они не истинные Патриархи», Никон сказал: «мне о том достоверно известно, что на их место поставлены другие патриархи; говорили мне об этом греки; нужно, чтобы великий Государь указал о том исследовать, – допросить греков, да допросить и вселенских Патриархов по Евангелию»: Патриархи, сердясь, стали говорить: «мы престолов своих не покинули, мы не изверженные (Патриарх Парфений низвергнул их) и патриаршества не отрекались, – разве турки без нас что учинили; если же кто и дерзнул наши престолы занять против правил или принуждением турок, то те не Патриархи, а прелюбодеи. Св. Евангелию тут быть не для чего, архиерею не подобает на Евангелии клясться. А ты Никон вовсе отрекся; на тебя есть много свидетелей, что ты патриарший престол оставил с клятвой (свидетельства эти были в 1660 г., но в сущности утверждали это только митрополит Питирим и князь Трубецкой), да от тебя и вся Москва смутилась».

Никон: «свидетельствуюсь Богом, что от сего часа я отвечать перед вами, Патриархами, не буду, пока вы не предоставите грамоты от Константинопольского и Иерусалимского Патриархов.» Никон очевидно почувствовал обман его относительно полномочий, не говоря по существу о той несправедливости, которая совершалась над ним. Его протесты против захвата Царем Церкви, обусловленные его обязанностью Патриарха, были приняты, как оскорбление, влекущее низвержение.

xxii) Намеренное искажение действий Никона его врагами

Его уход, предпринятый в архипастырской заботливости показать, что отношение к Церкви со стороны бояр и Царя недопустимо, был принят, как оставление обязанностей своего служения, влекущее неспособность возвратиться на престол по 2 кан. Соф. Собора 879 г. Его отсутствие из Москвы, хотя стражи у городских ворот имели приказ не впускать его в Москву, и он вехал в декабре 1664 г. лишь по особому указанию Зюзина, – почиталось как нерадение наемника, а самый приезд как 1664 г. почитался, как насильственный захват престола, при одновременном обвинении в нерадении о стаде. Полное непонимание или, вернее, старание не понять истинное намерение Никона, вследствие нежелания допустить его в Москву на патриаршество, а через и к Царю, отличают все действия его врагов.

xxiii) Чтение в заседании 5-го декабря патриарших свитков (14–24 главы)

Далее мы несколько подробнее воспроизведем заседание 5 декабря по Пальмеру, так как в русских сочинениях оно везде в укороченном виде, а между тем, оно характеризует способ применения канонов к делу Никона. Проф. Каптерев, говоря (II, 347, 348) о заседании 5 декабря, говорит о протесте Никона против цитируемых против него правил, но не объясняет причины этого протеста со стороны Никона, не уясняет, что Никон протестовал и против смешения правил произвольным их толкованием в свитках, и против применения их к нему в виду иной природы его ухода, чем та, которая имелась в виду цитированными правилами. Последнее происходит потому, что природа Никоновского ухода не выяснена проф. Каптеревым; он также не выслушал Никоновских объяснений, данных в его «Раззорении»; между тем они объясняют все поведение Никона за период 1658–1664 г. в отношении его к правам на Московский патриарший престол.

Приняв, как исходный пункт дальнейшего, свои утверждения о винах Никона, судьи перешли к чтению 14–24 глав свитков, пропустив все те главы, которыя касались соотношений власти светской и церковной. Сначала прочли 14 главу, в которой установлено, что епископ, отрекшийся от своей кафедры и ушедший в число кающихся (кто принял великую схиму), не может на нее вернуться, в подтверждение чего цитировано в 14 гл. свитков 13 пр. I–II Собора (в действительности 12 пр. Собора 879 г.). Пальмер (V,–713) замечает, что Соловьев отожествляет текст патриарших свитков, читанных на Соборе, с канонами, смешивая в одно цитаты из канонов по свиткам с самими канонами Кормчей и греческого Педалиона, лежавших на столе перед патриархами; он пишет: «патриархи приказали Амасийскому митрополиту по гречески читать каноны (имея в виду свитки и каноны в том виде, как они приведены там), а по русски митрополиту Иллариону».

xxiv) Никон заявляет, что глава XV свитков содержит искаженный канон

Они читали первое решение главы XV:149 всякий, кто оставил кафедру по своей воле без преследования, тому не должно позволять на нее возвращаться» и далее о покаянии-плуге, от которого руки не отнимаются. (Как еслибы это было сказано в 2 пр. Собора 879 г. только что цитированном). Тогда Никон, увидев, что читаются не каноны, а произвольно составленные выводы из них, сказал: «это не каноны Святых Апостолов, или Вселенских, или поместных соборов. Таких канонов я не принимаю и не слушаю». Патриархи: «так ты не принимаешь как канонический, этот наш Собор (скорее этот свиток), который утвержден против тебя четырьмя патриархами?» Это была ложь, ибо свиток не поминал Никона. Никон сказал: «эти писания не лучше старых бабьих сказок, ибо приводятся поддельные каноны, неправильно истолкованные и комментированные. Поэтому я не принимаю их. Ибо кто же говорил, что покаяние есть плуг и кто применял евангельский текст о плуге к покаянию?» Когда Митрополит Павел сказал, что Церковь приняла эти каноны (разумея каноны Собора 879 г.), то Никон сказал: «их нет в русской Кормчей (т. е. нет правила или толкования, теперь приписываемого Кормчей); греческие каноны (если там такой текст есть) неправильны, или Патриархи написали свое толкование; и она (т. е. книга, о которой говорится, что она их содержит) напечатана еретиками (как показывает обложка) в Венеции».

xxv) Никон вновь отрицает факт отречения от кафедры и говорит о гонении против него. В чем выразился гнев Царя?

«Кроме того я не отрекался от кафедры (т. е. безоговорочно в смысле этого канона, еще меньше принимал великую схиму, которую теперь изволили называть плугом покаяния); это на меня затеяли». Патриархи сказали: «наши греческие каноны правильные». Когда Тверской архиепископ Иосаф сказал об отречении с клятвой, Никон назвал это ложью и в четвертый раз сказал, что не ищет возвращения на кафедру. И опять Никон повторил, что «если бы отрекся, не взял бы риз с собой». Никон прибавил: «не только его одного гнали несправедливо; это сделали и с Златоустом.» Затем, повернувшись к Царю, сказал: «Как на Москве была смута (1648 и 1662 г.г.), ты в то время страха ради и сам неправду (боярскую) свидетельствовал среди бояр, и я устрашась (твоего пленения этой боярской неправдой) ушел от твоего гнева». Так Никон свидетельствовал, в чем состоял гнев Царя: не только в нехождении в Церковь и неудовлетворении за обиду его человека, но в выдаче его боярам, в предоставлении им совершать свои неправды, о которых Царь и сам знает по бунтам 1648 г. и 1662 г. Царь сказал: «Ты говоришь неподобные слова и оскорбляешь меня», и тут поднялось на Никона негодование.

После читалась глава о епископе, который, оставив кафедру, отказывается на нее вернуться, 17-ая о епископе, совершающем епископские акты после отречения, 18-ая о незаконном отсутствии епископа и 19-ая о епископе, который по страсти или по нерадению уходит и игнорирует пастырство над своим стадом, оставаясь в своем диэцезе. Правила составлены так, чтобы предусмотреть все комбинации, кроме той единственной, которая отвечала наличной действительности с Никоном, природе его ухода ради архипастырского воздействия и одновременно ухода от злобы людей по 17 Сардикскому правилу, разрешающему и вернуться по окончании гонения. Читались правила 20, 21 и 22 о суде над Патриархом и апелляции к Константинопольскому Патриарху.

xxvi) Заявление Патриархов о своем апостольском преемстве и титулах

Повидимому в связи с чтением 22 правила об апелляции к Константинопольскому Патриарху, Патриархи заявили: «мы все четыре Патриарха – преемники Св. Апостолов. Я, прибавил Антиохийский Патриарх, преемник князя Апостолов Петра, этот брат мой Александрийский – Марка, Константинопольский – Андрея и Иерусалимский – Иакова, брата Господня. Поэтому, если мы что говорим, то от уст Апостолов и Евангелистов.» По Соловьеву, Александрийский Патриарх спросил: «знаешь ли ты, что Александрийский Патриарх – вселенский судья?» Очевидно, патриархи хотели импонировать Никону своим собственным авторитетом и без Константинопольского, ссылаясь на широкие титулы, хотя бы они и не включали в себя особых прав юрисдикции. Но Никон ответил: «Тогда суди себя по тому же правилу, как и нас. В Александрии и Антиохии, как в Москве, нет теперь патриархов. Александрийский живет в Каире, Антиохийский в Дамаске, (подразумевается, а Московский – в Воскресенском)». Когда читалась 23 глава о количестве епископов, судящих Патриархов, в которой есть ссылка на Матфея Властыря, и Патриархи сказали: «слушай св. каноны», то Никон сказал (уже по опыту с 14 и 15 главой): «греческие каноны (разумеется в виде цитированном в свитках) неправильны (если они таковы в вашем Педалионе); они напечатаны еретиками.» Патриархи предложили Никону расписаться, что Греческий Номоканон еретичен.

xxvii) Разсуждения о суде над Патриархом

Никон, разумеется, отказался сделать это, ибо он высказывался о правилах в том виде, как ему цитировали, и упрек его относился бы к самому Номоканону только в том случае, еслибы оспариваемыя им цитаты Патриархов, ему читанные, соответствовали Номоканону в точности. Когда его спросили по существу вопроса, сколько епископов может судить епископа и сколько Патриарха? Никон ответил, что «Епископа 11, а Патриарха вся вселенная (т. е. все Патриархи)». Патриархи тогда спросили Никона: «как же ты один низложил неканонически еп. Павла Коломенского (в 1654 г.) и сослал его?» Никон: «Я не моим собственным авторитетом низложил его.» Видя безконечный словесный спор, Патриархи сказали: «мы пришли сюда не спорить с тобой, но дать патриаршее решение. Так как ты спрашивал нас, имеем ли мы полномочие других двух Патриархов, то смотри, мы показываем тебе их подписи на этих двух свитках, посланных в Москву раньше нашего прихода». Никон посмотрел на подписи и сказал: «я не знаю их рук.» Патриарх Макарий: «Это подлинные подписи патриархов.» Никон: «Широк де ты здесь, а как ответ дашь перед Патриархом Константинопольским (Парфением)?» Поднялись голоса: «Как ты не боишься Бога, что безчестишь великого Государя и вселенских Патриархов и называешь истину ложью?» Затем прочли 24 главу свитков о нововведениях, и в связи с этим надо сопоставить приказ Патриархов отнять у Никона крест, несенный перед ним, на том основании, что Патриархи такого обычая не знают, ибо Никон перенял его у латинян. В действительности это был малороссийский обычай, которому следовал в Москве и Патриарх Макарий в 1654–1656 г. Он был заимствован от униатов и поляков в Малороссии и оттуда перешел в Великороссию. По словам Шушерина, когда отбирал архидиакон Анастасий этот крест у монаха Марка, тот сказал Никону: «Св. Патриарх, у нас отбирают наше оружие.» На это Никон сказал: «Да будет воля Господня. Если дадут приказ отобрать нашу последнюю одежду или сделать еще более неприятное, мы не подлежим за это порицанию, но пострадаем с радостью, страдая за имя Господне». За тем архидиакон поставил этот посох между другими патриаршими посохами.

xxviii) Возражение Никона против искажения и применения 12 Антиох. Правила

После Патриарх Александрийский сказал: «хотя я вселенский судия, я желаю судить по Номоканону, и велел читать 12 Антиох. правило: «Всякий, кто безпокоит Царя и смущает его царство, не подлежит защите.» Никон возразил, что эта книга (из которой цитируется канон) напечатана еретиками. И он мог возразить, говорит Пальмер, что этот канон имеет совершенно другой смысл, будучи направлен против тех, которые безпокоят Царя, привлекая его вмешаться посредством его светской власти в церковные дела.» Указывалось и на то Никону, что такой канон есть и в Русской Кормчей. Но Никон сказал, что и при покойном Патриархе Иосифе неточно печатали150.

xxix) Патриархи задают вопрос о наказании Никона греческим и русским епископам

Патриархи спросили греческих епископов: «какому наказанию подлежит Никон, который попрал Божественные каноны и презрел предания отцев, против которого столько обвинений, который обвинялся в стольких убийствах (это может намекать на дело Ив. Сытина, еп. Павла), и который совершил безчисленные акты грабежа и несправедливости в течение своего патриаршества?» Они сказали: «он должен быть канонически низвергнут и лишен права совершать священнодействие.» – «Вы сказали хорошо» сказали Патриархи, и русские епископы на тот же вопрос ответили: «Пусть он будет низвергнут самым полным образом, ибо он виновен во многих винах». И Патриархи сказали Никону: «Отныне ты не Патриарх, и не должен совершать священнодействий и должен быть как простой монах.»

xxx) Приговор над Никоном прочитанный 5 Декабря, и ответ Никона

У Лигарида помещен такой приговор, произнесенный в этом заседании: «Благословен Бог. Нам и Святому Духу и божественно коронованному Царю благоугодно:… и мы постановляем согласно решению Св. патриархов наших братьев во Святом Духе и сослужителей, что Никон более не Патриарх Московский и не должен больше так называться, вследствие деяний, теперь исследованных, и вследствие беззаконий, совершенных им, запрещенных канонами и подлежащих наказаниям. Из них главные следующия: 1. Он представлял славнейшего православного Царя в своих письмах к четырем вселенским Патриархам отступником и тираном 2. Он объявил, что весь яснейший синклит латинизирован и обратился к еретическому учению, без всякого доказательства, только по страсти клевеща на свое стадо. 3. Он упорствовал, презирая патриаршие свитки и греческие книги, напечатанные в Венеции, отвергая иные поместные соборы и понося Патриархов Александрийского и Антиохийского, как не живущих в тех городах и не обладающих своими престолами (так и было). 4. Он виновен в смертной жестокости, особенно к епископу Павлу Коломенскому. 5. Он сорвал с себя безпорядочно в Соборе патриаршия одежды, объявляя себя недостойным и, наконец, суммируя все: 6. За его акты грабежа, несправедливости и беззакония и за его фантастические идеи мы лишаем его епископской чести и власти, так что в будущем он уже не должен больше называться Патриархом или Епископом, но просто монахом. Так пусть он и именуется на все будущее время раз навсегда».

Никон, посмотрев на патриархов, сказал: «Вы не осмелились бы так говорить и действовать, если бы не получили разрешения от Царя.» В этих словах заключалось непризнание Никоном канонического суда над Патриархом, который может исходить только от всех Патриархов, как от духовной власти равных по сану. Никон ушел на подворье, не благословив народ и без креста, который до сих пор предносился перед ним. Установленное против Никона обвинение не выдерживает критики.

xxxi) Необоснованность обвинений объявленных в протоколе 5 декабря

В письме к Константинопольскому Патриарху Никон описывает только действительность, как он сделался Патриархом, на каких условиях, как Царь нарушил клятву, что делал Царь в церковном управлении, как он ушел и проч. Если он говорил об апостасии, то в смысле религиозно-философском, а не в смысле ругани. Об обращении всего синклита к еретическому учению Никон не говорил, а только о приобщении к посланничеству и юрисдикции католика Лигарида который не только просто был католиком, но, как оказывается из его писем и образа действий, стремился, сделавшись Патриархом на Руси, ввести в ней унию и, может, в этих видах главным образом и старался, так над низвержением Никона. Недоверие Никона к патриаршим свиткам, обнаружившееся, как только стали читать свитки, в которых перемешаны тексты канонов с самовольными толкованиями их, вполне оправдано, ибо Никон увидел, что не только исказили природу его ухода, но и самовольное толкование правил стали выдавать за сами правила. Он говорит, что, если так читаются правила, то значит их исказили и неверно напечатали в Венеции; он, ведь, не был посвящен в ту работу, которую проделали над свитками Лигарид с Мелетием, и не знал причины искажения их. Обвинение в смертной жестокости к Павлу Алеппскому не было доказано. Павел умер в ссылке от неизвестной причины, а Никон старообрядцев ссылал только ради прекращения их пропаганды, а к казням приговаривали их уже после собора 1667 г., когда Никон не имел уже никакого значения. По отношению к Павлу Коломенскому Никон имел одобрение Константинопольского Патриарха и Царя, и Патриарх Макарий его за это не порицал в бытность в Москве в 1654–1656 г., хотя об этом знал и даже жил в доме Коломенского Епископа в Коломне, пока была чума; если бы он находил неправильность в этом, то сказал бы Никону, который, по свидетельству сына Патриарха Макария Павла Алеппского, просил говорить обо всех недостатках в уставе церковном и весьма почитал его авторитет. Но Павел Алеппский хвалил Никона за ссылку Епископа Павла Коломенского (II, 78), очевидно со слов отца своего, к которому относился с почтением. Обвинение в срывании с себя священной одежды с объявлением себя недостойным не было доказано на суде, а только голословно утверждалось, несмотря на протесты самого Никона, которые подтверждаются позднейшими изысканиями по возстановлению речи Никона 10. VII 1657 года и сличению текста читаной Никоном 10-VII 1658 г. проповеди Златоуста с собственными пояснениями Никона. Никон говорил о своем недостоинстве, как пастыря, обвиняя себя, что его стадо недостаточно просвещено, как обвиняли себя великие Архипастыри древности, но его слова об этом недостоинстве его враги приурочили к сниманию одежды, которая всегда снимается после службы, и охарактеризовали, как отречение. Огульное, бездоказательное обвинение в грабежах, несправедливостях и фантастических идеях было голословно, и не разработано. Перемены в имущественных отношениях епархий и монастырей, отчисление одних монастырей от епархий и причисление их к другим монастырям, закрытие Коломенской епархии и открытие Вятской делалось с ведома Царя, с участием Царя, но ничего Никон не делал в пользу личного обогащения, тратя все только не Церковь и церковные нужды. Что касается фантастических идей, то оне названы очень неопределенно; если это выражение имеет в виду борьбу Никона против цезарепапизма, то его идеи не фантастичны, а являются возстановлением традиции Иоанна Златоуста, Иоанна Дамаскина, Феодора Студита и вообще святоотеческого учения об отношении государства к Церкви.

xxxii) Тенденциозность суда над Никоном

Суд, не изучивший дела и преднамеренно закрывавший глаза на причины Никоновского ухода, останавливавшийся только на внешних поводах к нему, не принявший его объяснений и не допросивший свидетелей с его стороны, заблаговременно всех сосланных, не может почитаться судом каноническим, не говоря уже о способах составления самого соборного суда, о способах составления правил для суда и о просто мошеннической подтасовке инкриминируемых Никону фактов прежде их судебного выяснения под искусственно составленные правила, смешанные с толкованием на них.

xxxiii) Окончательное судебное решение по делу Никона, читанное 12 декабря в Чудовском монастыре

Но окончательное судебное решение было составлено после и было прочтено во время самого низвержения Никона из сана в церкви Чудова монастыря. Оно было более полно не в смысле углубленного разъяснения установленных на суде обвинений, а в смысле прибавлений новых обвинений, которых не было Никону предъявлено на суде, которыя фигурируют иногда просто в придаточных предложениях, предшествующих тексту самого обвинения и приговора. Так было с самым главным обвинением, предъявленным Никону уже не на суде, а исторической наукой, основывавшейся на этом документе, и потомством; я разумею обвинение в восхищении царской власти. Вот как начиналось это постановление: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Извещение или объявление совершенного низложения Никона. Понеже Никон, бывший Патриарх Московский, смути достойнейшего многолетнего царствования благоверного православного великого государя нашего Царя и великого князя Алексея Михайловича всея Великие и Малыя и Белыя России самодержца и все его православное царство смяте, влагался в дела неприличные патриаршему достоинству и власти, их же главизны боговенчанный Царь наш, прислав нам, возвести нам, четырем Патриархам, вопрошая, лепо ли есть и достойно Патриарху в сицевая врыватися дела, паче же вопрос творя о безчинном оном деле, егда посреди Великие Соборные Церкви обнажися из всего архиерейского одеяния, Никон вопия велегласно; не к тому есмь Патриарх Московский, ниже ктому пастырь вменяюси, но пасомый, яко грешник и недостойный». Таким образом Патриархи сообщают, что Царь послал спросить их, подобает ли вмешиваться Патриарху в такие дела, исследовать о безчинном снятии Никоном одежды и оставления стада уходом в место кающихся в основанный им монастырь; также далее сообщалось о совершении им епископских актов после отречения, о профанировании святых мест перенесением названия Нового Иерусалима на свой монастырь, об ограблении в пользу Церкви земель, о препятствовании ставить другого Патриарха. Вследствие этого Царь де просил лично прибыть Вселенских Патриархов, но два Патриарха не смогли придти из-за страха перед турками, а два пришли с согласия двух других (это была явная ложь). Так указание на вмешательство Никона в государственные дела помещено даже не в самом обвинении Никона, а в истории, разсказывающей о приглашении Патриархов в Москву в качестве мотива, будто бы пробудившего Царя призвать Патриархов. Насколько это лживо, видно из того, что уже в 1657 г. царь сам свидетельствовал, что Никон не вмешивается в государственные дела, очевидно в виду прекращения регентства, с возвращением Царя с войны, а после этого Никон через год оставил и церковные дела. Мы подчеркиваем только, что это вмешательство не фигурирует в числе обвинений Никона самими Патриархами, как особое деяние, ими изученное, тогда как другия перечислены среди обвинений. Трудно себе представить, чтобы, если таковыя были в действительности, то были бы умолчаны, среди такого старания придумать и создать другия обвинения, искусственно натянутыя.

Сказав, почему их позвали, Патриархи продолжали: «Се мы, Божией благодатию и многолетствия достойнейшего Царя нашего счастием приидохом два Патриархи, си речь, Паисий Папа и Патриарх Александрийский и судия вселенский и Макарий Божия града Антиохии и всего Востока Патриарх, во еже бы нам судити и утвердити патриаршие наши томы, уже прежде самими подписанми утвержденные и укрепленные апостольскими и вселенскими и поместными различных соборов правили всякое церковное тога места прилучившееся дело. Тем же убо пришедши в царствующий град Москву и сотвориша прелестное взыскание, обретохом винна, во всех главах и должно всем появлениям, о них же глаголяше оба томы пререченного Никона (это они нашли во время заседания 30-XI без опроса Никона огульным общим вопросом) во всем о нем же глаголаше свидетели о отречении Никоновы патриаршего престола. Ктому и иная многая преступления си речь, яко проклинаше Архиереи российские в Неделю Православия всякого истязания и суда кроме; еще же ругался обычаем глумителей двум Архиереям, единого именуя Анну и Каиафу (Астр. Иосифа и Паисия Лигарида) такожде двух от синклита царских боляров и посланников именова Иродом и Пилатом (Одоевского и Родиона Стрешнева во время следствия 19 июля 1663 г.). Тем же убо Никон призвася по обычаю церковному да приидет и даст правильный ответ о них же оглаголан быше. Но Никон не точию не смиренным прииде образом, яко же мы ему братолюбиво прописахом, во же бы пристяжати вящую милость, паче же нас оглаголовати не преста, поведуя не имети нас древних престолов наших, вне же наших епархий скитающеся пребывати, единого во Египте, другого же в Дамаске безпрестольно (это было верно). Еще же и томы наши именова басни и бяди, того ради яко приводихом за его преступления правила, прямо его преступлениям противящеся, яже он нарицаше лживая». (Никон признал, что толкования томов не соответствуют канонам.) Еще же второй закон (второе правило) сотворен на Соборе, бывшем в Св. Софии, повелевающий сице яко Архиерей нисшедший на место кающихся, не может архиерейская действовати. Сей он канон весьма отрече (в действительности канон к нему неприложимый, ибо он великой схимы не принимал) и вся правила Поместных Соборов, бывших по седьмом Вселенском Соборе, всячески отверже (в том виде, в котором они выдавались будто бы за напечатанные в греческом Номоканоне), обаче же в свитце архиерейском обретохом бывати исповедание от священника, хотящего хиротонисатися, яко приемлет всякое церковное предание и неписанное, Вселенские и Поместные Соборы, наипаче же в Царьграде бывшие, в Преславном Храме Премудрости Бога Слова: Такоже в Богом хранимой палате на Варлаама рожденного в Калаврии и на Анкидина и их подражателей иже верно седьмый вселенский Собор утверди. Паче же сих толкования и сказания яже обще мы яко Архиереи и учители Церкве Христовы сотворили, самыя суеты рече быти. Во утверждение убо вящее глаголов наших и пространнейше удовление тогда присутствовавшим предложихом же и книгу Номоканона, но сию книгу с великим безстыдством назва еретическою (ибо судьи, приводя неверно каноны, утверждали, что так написано в греческом Номоканоне) того ради, что инде напечатася, си речь, в странах западных. Ктому во епистолиях к нам, четырем Патриархам (в действительности одному Константинопольскому) посланных, извествова православнейшего нашего Царя латинствовати, нарицая его мучителя неправедна и уподобляя его Иеровоаму и Озии; подобно же синклит и всю Российскую Церковь к латинским догматам и отступству бедне падшую быти, порицал и яже стадо себе врученное, не пастырь, но наемник правильно вознепщуется и яве наречется, зане же не полагает души своея за овцы своя. (Никон как раз оберегал Царя и всех от Лигарида, но безрезультатно). Еще же и Архиерея сам един низверже кроме всякого Поместного Собора, на нем же должен бяше явити его погрешения. (Павел Коломенский, меры к которому Никон применил по совету Константинопольского Патриарха Паисия)… По низложении Павла Коломенского, его же из мантии обнажи жестоце и на дальняя заточения предаде, не помянув оного словесе, яко дважды никако же казнить подобает за то же и едино преступление (здесь было одно наказание от духовной власти и от светской выполненное). Тем же прилучися архиерееви тому изумитися и погибнуть бедному кроме вести: от зверей ли снеден, или в воде утопе. Еще же и отца своего духовного повеле без милости бити, даже обезвечену ему на ноги быти, якоже сами язвы его видехом». (Об этом в суде не было и речи). Все новыя обвинения на Никона понадобились потому, что в 1660 г. собор и Царь не решились низвергнуть Никона из сана, ибо обвинение тогда базировалось только на его уходе, который враги называли отречением.

Далее грамота говорит о наказании, положенном на Никона. «Познавши убо Никон не архиерейская употребляше кротость, но мучительски неправдам приложися, хищениям предадеся и мучительствы обвязали, по св. и божественным правилам Вселенских и Поместных Соборов, сотворихом его всякого священнодейства чюжда, во еще бе ему ктому не действовати архиерейских, ибо его совершенно низложихом мы, Патриархи с омофори и с епитрахили перед всем священным собором, изъявляюще от ныне вменитися и именоватися простым монахом Никону, а не ктому патриархом Московским. Сия вся правильно сотворихом, кроме всякого лицеприятия и кроме страстного суждения, боящеся немогуща преложитися ока Божия имать бо Бог око отмстительно (оба Патриарха было повешены султаном) и страшашеся будущего оного судилища, воздающего казнь втайне, разсуждающе же в уме и в мысли нашей в сем и в будущем веце вечного огня, вечное мучение праведней и по Бозе суд изнесохом и сотворихом место паки его пребыванию до кончины жития его назнаменовахом в монастыре, во еже бы ему безтрепетно и безмолвно плакатися о гресех своих. Повелехом же при нем быти благоискусну некоему мужу архимандриту опасений ради, да не дерзнет кто от безчинных ругатися ему и обиду творити; и он же сам впредь да не дерзнет коварств каких составляти. Еще же завещаном при нем быти честному мужу дворянину с малым числом людей служилых всякого опаства ради, дабы к нему и от него мятежным писаниям не исходити».

xxxiv) Обряд низвержения из сана, проделанный с Никоном 12 декабря

Самый обряд низвержения из сана происходил в маленькой церкви Чудова монастыря в отсутствии народа, в присутствии всех тех же Архиереев, а среди бояр названы Шушериным кн. Одоевский, князь Черкасский и кн. Юрий Долгорукий. Не пришел лишь Царь. Из Архиереев не хотел прибыть Симон Вологодский, страдая за неповинное обвинение Никона, сказавшись больным, но его принесли в церковь на носилках. Приговор был прочитан Никону, стоявшему посреди церкви, по-гречески, а потом по-русски Митрополитом Илларионом Рязанским. Шушерин говорит (стр. 125), что «слышав тое их неправедное извержение, Святейший Никон, яко быша вся вины написаны, вся ложь и клевета, возбрани некую речь неправедно писано… Егда же притено быть извержение оно, тогда Вселенстии Патриарси снидоша со своих месть, и приидоша пред царские двери суще в омофорах и прочетше некие молитвы краткие, по сем обращшеся, приступиша ко Св. Никону, показующе рукою своею и глаголюще чрез толмача, повелевающе ему сняти с себя клобук, бе же на главе Св. Никона Патриарха клобук черный, на нем же изображен беше честный и животворящий крест дражайшим жемчугом. Вопроси же Св. Патриарх чего ради повелевают ему сняти клобук? Они же рекоша: «понеже Собор сей осуди тя, и дела твоя обличише тя, – сего ради отсель не подобает ти нарицатися Патриархом; зане ты сам собою и гордостью своею оставил свою паству твою самовольно с клятвою». Никон же отвещав рече: «Аще и Собор сей осуди нас неправедно, аще и дела наша небывшая обличиша нас или паству свою оставих, но сего не сотворю, еже бы мне самому сняти с себе утвердих в восприятии священного и монашеского образа, яко сохранити ми се даже до исхода души моея, а еже вы хощете, то и творите, видех бо вас, яко вы зде пришельцы есте, приидосте бо от дальних стран и от конец земли, не яко ино что благосодеяти, или мир сотворити, но яко пребывающе в турецком порабощении и скитающеся по всей земли, яко сущии просителие, да не токмо что себе потребная, но и обладающему вами дань воздадите; «приложи же Св. Патриарх Никон и се: «вопрошаю вы и о сем, откуда вы сии законы взяли есте яко тако дерзновенно творити? аще бо аз и повинен бы бех и осуждения достоин, чего ради сие тайно творите яко же татие, приведосте бо мя в сию церковницу в монастыре сущую, в ней же не обретается Царское Величество и весь его царский синклит, такожде и всенародное множество Российской земли? Или аз по благодати Св. Духа паству свою или пастырский жезл в сей церковнице восприях?… Мы же избранием Пресвятого Духа, желанием и тщанием и прилежным слезным прошением и молением Благочестивейшего Царя и его страшных и нестерпимых клятв, засвидетельствованных самим Богом, восприяхом патриаршество в святой Соборной и Апостольской Церкви перед всенародным множеством, ни желанием, ни тщанием, ни снисканием коего-либо образа, и аще ныне желание вам бысть, еже не праведно нас осудити и изврещи, да идем во Св. Божию Церковь в ней же восприяхом пастырский жезл, и аще обрещуся достоин вашего намерения, то буди вам яко же годе, и еже хощете, то тамо и творите». Но Никону не вняли, и нечестивый суд закончился среди врагов его вдали от людей.

xxxv) Мотивы действий Патриархов в суде над Никоном

Этот приговор наделал хлопот двум Патриархам, осудившим Никона. Каптерев сообщает (II, 481), что они были низложены Вселенским Патриархом вместе с собором именно за то, что поехали в Москву для суда над Никоном. Чтобы оправдать себя в глазах Патриархов, они, желая привлечь их на свою сторону, послали им письма, в которых жертвовали исторической достоверностью, что будто они поехали в Москву, полагая, что Константинопольский Патриарх послал своего экзарха, а что Патриарх Нектарий туда уехал уже, писали, что вся их деятельность была направлена, чтобы «возстановить и возвысить рода нашего преизящную святость, чести ради общия и лепоты рода нашего». Говоря о мотивах двух патриархов, побудивших их ехать в Москву вопреки двум другим Патриархам, Каптерев пишет (II, 489), что, «решаясь на такой рискованный шаг – самовольную поездку в Москву, они руководились особыми и очень важными соображениями – получить возможно богатую и обильную милостыню, которую, вероятно, обещал им грек Мелетий, уговаривавший ехать их в Москву. И они действительно получили ее в огромных цифрах в разное время: подробное исчисление Каптеревым подарков, полученных в разное время, дает сумму по 200.000 золотых рублей на каждого Патриарха (II, 490).

Кроме того, Патриархи получили огромные деньги на содержание всей своей огромной свиты, значительно превышавшия самыя широкие потребности. Они наживались сами еще от этой свиты, привозившей разные священные предметы, за которые брались огромные деньги. Кроме этого безпошлинно привозились товары и вывозились; часть барыша получали Патриархи. Вся огромная мирская свита из «племянников» и родственников Патриархов, занимавшаяся торговлей, жила также на счет Московского правительства, получала подарки от правительства, возила товары на казенных подводах, и во всем этом Патриархи состояли пайщиками. Поэтому Патриархи, когда по пути из Астрахани в Москву, перешли с барок на сушу, то потребовали для себя 400 подвод (II, 494).

xxxvi) Отношение Константинопольского Патриарха к совершившемуся приговору над Никоном. Письмо Парфения IV царю

Московское правительство очень было обезпокоено, когда узнало о низложении Патриархов, последовавшем еще до времени самого суда над Никоном; подарками и грамотами оно добилось у Константинопольского Патриарха Мефодия возстановления их на своих престолах, но оно хлопотало еще об утверждении постановления Московского Собора по делу Никона перед Константинопольским Патриархом, ибо постановления Собора могли вызвать протест. «Судя по тому, пишет Каптерев (II, 488), что подобного документа и ссылок на него никогда и нигде не встречается, можно думать, что Константинопольский Патриарх вовсе не собирал у себя Собора для разсмотрения и утверждения деяний Московского Собора, как этого хотело и добивалось наше правительство. Но, если со стороны Греческой Церкви и не было формального соборного одобрения деяний Московского Собора, то не было оттуда и протеста: осуждение Никона, как совершившийся факт, молча было принято всеми на Востоке, что между прочим, видно из позднейших разрешительных грамот Никона. Но Константинопольский Патриарх Парфений, вновь вступивший на престол, писал 15 янв. 1668 г. царю: «Будь Царем совершеннейшим, справедливым, тебя зовут милостивым, окажи эту милость требующим, из них есть и один много пренебрегаемый Никон; довольно, довольно для него такого изгнания, молим тебя, возврати его в монастырь свой, для наказаний ему достаточно одной ссылки, не обременяй его большим, оставляя такого достойного человека в таком великом пренебрежении, возврати из ссылки крестившего твою благословенную отрасль, не медли Царь молю тебя, но как можно скорей дай освобождение Никону, чтобы возвратился в монастырь свой, да радуется и вся вселенная скорбящая о нем».

xxxvii) Положение финансовое Лигарида в Москве

Что касается Лигарида, то, помимо надежды на высокое положение в Русской Церкви, он получал также огромные деньги от Царя, которыя вымогал у него под разными лживыми предлогами, то на выкуп не существующей его Епархии от турок, то на содержание слуг и лошадей, то на архиерейские одежды, то на покупку карет и лошадей, то якобы на подати своему Патриарху и на уплату долгов епархии, причем Царь давал от себя богатейшие подарки; вдобавок Лигарид занимался торговлей и хлопотами по представительству за греков-купцов, с которых также вымогал деньги (Каптерев II, 271–274). Он пользовался огромным влиянием: так Афонский архимандрит Феофан в июне 1663 г. за посещение Никона без дозволения Царя (когда он и разсказал Никону все прошлое Лигарида), был выдан Лигариду и сослан в Кирилловский монастырь. Вот способы и люди, через которых Московское правительство добилось с виду как будто канонического удаления Никона в ссылку. Дальнейшая судьба Никона в ссылке еще более подтверждает, что она была больше делом бояр, чем Царя, принужденного в значительной мере уже только нести последствия созданного положения. Со стороны Царя были постоянные присылки к Никону подарков, испрашивания молитв, благословений (как будто Никон не лишен был сана) и прощения, но, когда не стало Царя Алексея Михайловича, и на престол вступил юный Царь, сначала совершенно не понимавший всего проделанного с Никоном, то бояре, среди которых опять взяли верх Милославские с Патриархом Иоакимом, подвергли его еще более нелепому суду в 1676 г., по которому его перевели из Ферапонтова монастыря в Кириллов на гораздо более тяжелое заключение, а перед этим, за короткое время второго брака Алексея Михайловича 1672–1676 г.г., участь Никона была настолько облегчена, что он свободно ездил из монастыря, и принимал множество народа, который лечил.

xxxviii) Никон возлагал ответственность за приговор на Царя: это на Царя, но более виновными считает бояр

Никон возлагал ответственность за приговор видно из приведенных уже нами Последних слов его Патриархам в заседании 5 декабря, а в другом заседании, когда на него понеслось со всех сторон негодование за то, что он всех сопричислил к костелу, он прямо сказал Царю: «Моя кровь и грех всех на твоей голове, Царь». Оставляя ответственность на Царе, который не оценил того, чем был Никон для царской власти, Никон, мы видели, большими виновниками в своем гонении считал бояр: так он писал в «Раззорении»: «больше виновен тот, кто побудил к гонению»; так он говорил и на суде, напоминая Царю, что сам он в 1648 и 1662 г.г. свидетельствовал неправду бояр. Разсмотрение дела суда показывает, что процесс над Никоном нельзя назвать судом в юридическом смысле, ибо это был суд политический в смысле определенного преследования для достижения предустановленной цели, но облеченного в судебные формы.

xxxix) Судьба Никона в ссылке. Два течения в Москве в отношении к Никону

После ссылки Никона отношение к нему со стороны Московского правительства двойственное: Царь хочет смягчить ему участь, бояре – отяготить. Эти два течения все время пересекают друг друга; но точка зрения Никона всегда осталась одна. Делая ответственным за приговор Царя, он на другой день после низложения 13 декабря 1666 г. в ответ на просьбу Царя о благословении через боярина Родиона Стрешнева, категорически в этом отказал, заявив: «Если бы благоверный Царь желал от нас благословения, то не оказал бы нам такой немилости». Никон был человек принципа и отказался принять от Царя богатые подарки и шубу на дорогу, несмотря на все уговоры Стрешнева и Морозова, и на то, что у него не было с собой шубы, которую уже в пути ему дал сопровождавший архимандрит Иосиф.

xl) Никон не прощает Царя как Патриарх Царя, но прощает как человек человека

Точка зрения Никона ясна; когда Царь просил прощения и благословения, присылая с подарками в Ферапонтов монастырь, Никон прощал его, но одновременно говорил, что полное прощение может дать тогда, когда Царь его вернет из ссылки в Воскресенский монастырь; тогда он даст прощение полное под епитрахилью; до тех пор полного прощения быть не может, ибо не будет на лицо реального раскаяния в совершенном над Никоном нечестии. Когда приехал к Никону новый пристав Наумов 19 января 1667 г., то Никон отвечал через него Царю: «Ты боишься греха, просишь у меня благословения, примирения, но я даром тебя не благословлю, не помирюсь; возврати из заточения, тогда прощу… Когда перед моим выездом из Москвы ты присылал Родиона Стрешнева с милостыней и просьбой о прощении и благословении, я сказал ему – ждать суда Божия. Наумов говорит те же слова, и я ему тоже отвечал, что мне нельзя дать просто благословение и прощение. Ты меня осудил и заточил, и я трикратно тебя проклял по Божественным заповедям паче Содома и Гоморры; в первый раз, как уходил (в 1658) с патриаршества, ради гнева твоего, выходя из церкви отряс прах от ног своих, и во второй раз, как приходил пред Рождеством (1664), был изгнан, во всех воротах городских отрясал прах, в третий раз как был у тебя в столовой в другой раз, выходя, стал посреди столовой и обратясь к тебе, отрясая прах ног, говорил: кровь моя и грех тех буди на твоей голове». И Никон был непреклонен, несмотря на то, что режим его делали более суровым именно за его непреклонность, и смягчали, когда Никон проявлял меньше непреклонности. После многократных просьб Царя Никон послал ему благословение и прощение личное за себя, предупредив, что это прощение не есть полное, которое возможно только, если Царь аннулирует приговор суда.

7-IX 1667 года Никон писал Царю: «Ныне 7 сентября приходил ко мне Степан Наумов и говорил мне великим Государевым словом, что повелено ему по вашему государевому указу с великим прошением молить и просить о умирении, чтобы я, богомолец ваш, тебе великому Государю подал благословение и прощение, а ты, Государь, меня, богомольца своего по своему разумению пожалуешь. И я тебя, великого Государя и все твое царское семейство благословляю и прощаю. А когда я богомолец ваш ваши государские очи увижу и тогда вам, Государям со святым молитвословием наипаче прощу и разрешу, как Св. Евангелие показует о Господе нашем Иисусе Христе и Деяние Святых Апостол, (которые) всюду с возложением рук прощение и цельбы творили Смиренный Никон милостью Божией Патриарх, засвидетельствую страхом Божиим и подписанием своей руки». Никон не признавал канонической действительности низложения и считал себя Патриархом. Так молились за него, как за Патриарха, и его близкие монахи, добровольно разделившие с ним ссылку.

xli) Отношение Царя к Никону в ссылке

Посланные, приезжавшие к Никону от Царя величали его от имени Царя великим и святым отцом. Царь неоднократно присылал Никону подарки и дары богатые, которые Никон иногда отказывался принимать (например по случаю смерти царицы Марии Ильинишны, сказав, что и даром молиться будет), иногда принимал, когда предполагал в отношении Царя преддверие своего освобождения; в зависимости от этих личных отношений к нему Царя, отражавшегося в поведении приставов, Никон иногда снова угрожал, что не будет посылать благословение, и опять не будет ничего принимать от Царя, и перед Богом плакать будет и говорить снова, что прежде говорил с клятвой. Но в одном он остался верен – прощения полного он Царю не дал, ибо Царь не исправил своего греха перед Церковью и не освободил от невинного заточения Патриарха. Повидимому, Царь очень тяготился своей виной в участи Никона, ибо в его духовной читалось над его гробом: «При сем же аз прощения прошу и разрешения от Церкви Божией и от слуг ея, от отца моего великого Господина Св. Никона Иерарха и блаженного пастыря, аще и не суть ныне на престоле сем Богу тако изволившу, такожде разрешения прошу от Св. Иоакима Патриарха Московского и всея Руси и Преосвященных Митрополитов, Архиепископов и Епископов и у отца моего духовного протопопа Андрея Савиновича и у всего Освященного Собора и монашеского чина» (приведено из Николаевского, взявшего эту запись из Рукописи библиотеки СПБ духовной академии).

xlii) Никон сам также просил прощения у Царя за личные обиды. Его сообщения Царю о своей жизни в ссылке

Никон с своей стороны сам просил у Царя прощения за свои ему личные обиды; свидетельством его осталось его письмо от 25 декабря 1671 г., посланное иеродиаконом Мардарием (добровольно разделившим заточение), в котором Никон просил у Царя ради Праздника Рождества Христова полного прощения во всех оскорблениях, нанесенных ему в прежнее время. Затем Никон описывает жизнь свою в Ферапонтовом монастыре при приставе Наумове, и в конце письма умоляет Царя об облегчении своей участи. «Ради вин моих отвержен я в Ферапонтов монастырь. Теперь я болен, наг и бос, креста на мне нет третий год; стыдно и в другую келью выйти, где хлеб пекут и кушанья готовят, потому что многия части зазорные непокрыты; со всякой нужды келейной и недостатков оцынжал, руки больны, левая не подымается, на глазах бельма от чада и дыма, из зубов кровь идет смердящая, и они не терпят ни горячего ни холодного, ни кислого, ноги пухнут и потому не могу церковного правила править, а поп у меня один и тот слеп, говорить по книгам не видит: приставы ничего ни продать, ни купить не дадут, никто ко мне не ходит и милостыню просить не у кого. А все это Степан Наумов навел на меня за то, что я ему в глаза и за глаза говорил о неправдах его, что многих старцев, слуг и крестьян бил, мучил и посулы брал.. До тебя это дошло и ты прислал Ивана Образцова с милостивым указом; он поосвободил нас, но Степану никакого указания не учинил; как было велено, только в хлебной избе часа на два посадил. А Степан немного спустя начал мучить меня пуще прежнего: служка мой ходит к нему раз десять для одного дела, все времени нет! А, если выглянет в окошко, с шумом говорит: я в монастыри писал, чтобы прислали запасное (в Кириллов монастырь и другие, которые присылали на содержание Никона по приказу Царя), но они не слушают, а у меня приказа нет, чтобы на них править; они говорят: «пора прихоти оставить, ешь, что дадут». Когда к Степану весть пришла, что твоего царевича Алексея не стало, то девка его пришла в другую избу и говорила: «Ныне на Москве кручина, а у нашего боярина радость, говорит: теперь нашего колодника надежда вся погибла; на кого надеялся, и того не стало, кроток будет. А теперь кн. Самойло Шайсупов (новый пристав) делает все по Степанову. Прошу тебя: ослаби ми мало, да почию прежде даже отыйду, прошу еже жити ми в дому Господни во вся дни живота моего». После вскоре наступила лучшая пора в жизни Никона в ссылке до лета 1674 г.. когда на Патриарший престол взошел Иоаким, а лично Царь до смерти своей в 1676 г. исполнял нередко самыя прихотливыя желания Никона.

xliii) Никон в ссылке не признавал суда 1666 г. над собой каноническим

Никон всегда подписывался Патриархом и писал Царю в январе 1672 г.: «Собор судивших меня Патриархов Паисия и Макария я ставлю ни во что, потому что Патриархи ушли с своих престолов, и на их места поставлены другие. Я повинуюсь Константинопольским Патриархам и прочим Вселенским Патриархам, занимающим свои престолы». Далее Никон просил прощения за то, что об этом говорил и писал Царю в досадительной форме, просил прощения и милости, приписывая, что от Бога Царь получит награду, что не мстил ему за это.

xliv) Царь делает послабления Никону, когда с его вторым браком обезсиливаются Милославские

После 1672 г., когда Царь только что вступил в брак с Наталией Кирилловной Нарышкиной, в Москве значительно обезврежена была партия врагов Никона, и Царь имел возможность делать Никону всевозможные послабления; предоставил ему свободу передвижения, так что Никон ездил по соседним монастырям, развил хозяйство, принимал массу народа, до 40 человек в день, для лечения лекарствами, которыя выписывал из Москвы или составлял сам. За это время враги Никона составили много клевет, и, когда со смертью Алексея Михайловича, они вошли в силу, то выместили ему тяжелым заключением в Кирилловом монастыре, последовавшим по доносам самых низкопробных людей без всякого следствия и суда.

xlv) Никон считает суд 1666 г. несчастьем для русского государства и Церкви

Никон почитал величайшим грехом деяния восточных Патриархов, и, как всякий грех, он в его глазах должен был дать тяжелыя последствия. «Если неразумная запретительная клятва восточных Патриархов осуждением Русского Первосвятителя, наложенная на весь русский народ не снимется, добра ждать нечего», говорил Никон Стрешневу, сообщавшему ему в марте 1669 г. о смерти царицы Марии Ильинишны. С своей точки зрения Никон видел в этом суде несчастье не только для себя, но для всей Русской Церкви и Русского государства, и он изменил бы себе, если бы он дал Царю прощение за его действия в отношении к Русской Церкви, в каких бы личных отношениях к нему он ни состоял в последние годы жизни Царя, присылавшего посланных узнать о нуждах Никона, посылавшего ему поклоны, величавшего его св. великим отцом, исполнявшего почти все его желания по обиходу жизни, и присылавшего такие ценные подарки, что Никон давал деньги взаймы монастырям и даже занялся опять своей любимой деятельностью – благотворительностью.

xlvi) Никон отказывает в формальном прощении даже умершему Царю

И когда пришла весть о смерти Царя, ему с нарочным, посланным из дворца, Никон расплакался, но отказал в формальном письменном прощении умершему Царю и с болью в сердце, со слезами на глазах сказал: «Воля Господня да будет, если Государь здесь на земле перед смертью не успел получить прощения с нами, то мы будем судиться с ним во второе пришествие Господне; по заповеди Христовой я его прощаю и Бог его простит, а на письме прощения не дам, потому что при жизни своей не освободил нас от заточения».

xlvii) Выявление боярской злобы после смерти Царя Алексея Михайловича, до тех пор сдерживаемой

На ряду с таким отношением Царя к Никону, против него продолжается в Москве неугасимая боярская злоба, степень проявления которой зависит только от возможности ее проявить в зависимости от политического веса врагов Никона в то или другое время. Между прочим историк Татищев, доказывая преимущества самодержавия для России, пишет: «Вышеобъявленный (т. е. боярское правление) безпутный и государству вредный порядок правления неколико Царь Алексей Михайлович исправил и власти своея прибавил, коему властолюбивый Патриарх Никон столько в том воспрепятствовал, что он не мог совершенно самовластия получить, а по свержению оного, болезнь и другия препятствия не допустили» (1, 545). Татищев считает, что борьба из-за притязаний Никона помешала Алексею Михайловичу довести борьбу с боярством до конца, ибо он для борьбы с Никоном нуждался в поддержке бояр. Но дело-то в том, что с Никоном то Царю нечего было и бороться: бояре и натравили Царя на Никона, чтобы разбить их союз против боярства. Мы можем видеть боярскую злобу во многих случаях за время заточения Никона, пока ей не удалось заточить Никона в Кирилловский монастырь на безъисходное жительство в келье без чернил и бумаги, почти без книг (все было отнято, кроме псалтыря и Библии) и с удалением его слуг, добровольно пришедших разделить с ним заточение. Так как сам Царь постоянно поддерживал с Никоном отношения и даже как будто подогревал своими дарами, испрашиваньем благословения и заботой о нем, надежду на возвращение, то враждебная Никону партия зорко следила, чтобы этого не допустить. Враги его старались истолковать в худую сторону все действия Никона и составляли на него даже ложные доносы. Вред этих доносов до времени ограничивался тем, что Царь стеснялся в своих отношениях к Никону и не исполнял тех перемен к лучшему, которыя сулил, отправлял послов с словесными поручениями, сменял приставов, досадивших Никону, но в руки им не давал в руководство письменных инструкций.

xlviii) Неурегулированность положения Никона в ссылке

От этого эти лица в отношениях к Никону руководились взглядами разных сильных при дворе лиц, и участь Никона от этого постоянно колебалась: то его сажали за железную решетку и отводили в сторону дорогу, чтобы он был дальше от людей, то он получал свободу, ездил верхом, устраивал рыбные ловли, вел хозяйство, в котором было несколько лошадей, коров, немало вольнонаемных работников, строил кельи, получил в свое распоряжение церковь Богоявления над монастырскими воротами, куда Царь присылал утварь, книги, как было за период 1672–1674 гг. (с женитьбой Царя на Нарышкиной). Но неопределенность положения не могла не мучить Никона. Так после приезда в июле 1667 г. пристава Образцова открыт был к Никону доступ для посторонних; немедленно увеличилось при нем количество келейных старцев, вернулись некоторые старцы, пришедшие добровольно из Воскресенского монастыря, но ушедшие, когда в марте этого года Наумов посадил Никона за железную решетку: по словам Никона, он днем с лучиной теперь должен был отправлять келейное правило и был разобщен с внешним миром. В Москве партия враждебная Никону узнала, что он даже посылает старцев с письмами, в августе 1667 г. арестовали и сослали иных лиц, Наумову сделали выговор; он стал следить за перепиской Никона и за протест посадил его под стражу.

xlix) Надпись на крестах в Ферапонтовом монастыре

К этому времени и появились вырезанные по приказу Никона старцем Ионой надписи на крестах, поставленных вне монастыря на дороге: «Никон, Божией милостью Патриарх постави сей крест Господень, будучи в заточении за Слово Божие и за Святую Церковь, на Белоозере в Ферапонтовом монастыре в тюрьме. Эта надпись правильно выражала ту истину, что Никон пострадал за учение, основанное на Св. Отцах, и за обличение тьмы духа века сего.

9 апреля 1668 г. недовольные в Москве созвали Собор с неуехавшими еще Патриархами, который постановил перевести Никона в более дальний монастырь, переменить Спасского архимандрита Иосифа, бывшего при Никоне, и приказать другому, под угрозой церковной казнью, чтобы никого в тот монастырь ни с какими письмами и посылками к Никону не пропускал. И от него Никона никаких писем ни к кому и ни с кем бы не было. Это не было исполнено благодаря протесту Царя, но иллюстрировало наличность борющихся в Москве сторон, которая отражалась на участи Никона; облегчение участи его задерживалось; до самого удаления Наумова в половине 1671 г. Никону приходилось испытывать всякие муки. Всех приходивших к Никону привлекали к допросу: кто не давал показаний или путался в них, тот отправлялся в Москву в Приказ Тайных Дел для допросов, наказаний и ссылки. Целых три года 1668–1671 было так, причем подвергались такой участи и монахи, и крестьяне более северных монастырей, приходившие к Никону. В ноябре 1668 г. приезжал допросить Никона стрелецкий глава Лутохин об извете его, поданном на основании доноса его старцев, ездивших в Москву, что Богдан Хитрово хочет занять первое место при Государе. Старцы перепутали фамилии лиц, назвали в Москве Ртищева вместо Хитрово и запутались в показаниях. Когда приехал Лутохин в Ферапонтов монастырь, то здесь на Никона последовал донос в государственной измене.

l) Донос (ложный) на Никона в государственной измене (с Донскими казаками Стеньки Разина)

Впоследствии, в 1673 г. игумен Афанасий публично каялся в своих ложных показаниях на Никона Лутохину, но дело было сделано и причинило много тревог Никону. Теперь бывший при Никоне Новоспасский архимандрит Иосиф, раньше хорошо относившийся к Никону, узнал, что им в Москве недовольны и хотят переменить, просил в октябре 1668 г. об его замене, решил добиться перевода, но, не получая ответа, объявил государево дело, чтобы его взяли в Москву для допроса, а объявил он вот что: «Весной 1668 г. были у Никона воры, донские казаки; я сем видел у него двоих человек, и Никон мне говорил, что это донские казаки, и про других сказывал, что были у него в монашеском платье, говорили ему, нет ли ему какого утеснения, мы отсюда тебя опростим». Никон говорил мне также: «И в Воскресенском монастыре бывали у меня также донские казаки и говорили, если захочешь, то мы тебя по прежнему на патриаршество поставим, сберем вольницу, боярских детей». Никон сказывал также, что «будет о нем в Москве новый Собор по требованию Царьградского Патриарха, писал ему об этом Афанасий – Митрополит Иконийский». Начались розыски, пытки и ссылки. По этому поводу Проф. Николаевский, изучивший жизнь Никона за период 1667–1681, пишет: «Нам неизвестны документы, в которых бы излагалась сущность этих розысков и ясно открывалась бы виновность Никона по первому из этих доносов. Но имеются другие документы, заставляющие признать совершенно страдательное участие Никона в начинавшемся общественном брожении, вскоре завершившемся Разинским бунтом. Донские казаки свободно гуляли по окраинам России и подготовляли смуту: их много было и на севере России, где они участвовали в Соловецком возстании. Так как с половины 1668 г. шли усиленные розыски по Никонову делу, стрельцы, приставленные к Никону, постоянно ездили в Москву с арестованными, то Наумов принужден был пополнять стражу монастырскими служками, в числе коих попадались и донские казаки. В Кирилловом монастыре также бывали бродячие монахи, побывавшие в шайке донских мятежников и зазывавшие местных монахов идти с собой на низ, на Волгу в казачий полк воровать. Такие агенты Разина были и в Ферапонтовом монастыре; им было интересно привлечь на свою сторону Никона и именем его поднять бунт на севере России; впоследствии на допросах сам Никон не отрицал того факта, что при Наумове со стрельцами к нему приходили три казака и говорили свои нужды и жалобы на правительство, а в обвинительном акте 1676 г. против Никона прямо говорится, что эти три казака звали его Никона с собой, чтобы он с ними шел к Кириллову монастырю, а их де пришло по него 200 человек, а есть де готово и 5 тысяч человек, и чтобы Степана Наумова убить до смерти и Кириллов монастырь разорить и с тою бы казною и с пушки и с запасом идти на Волгу». Казаки могли произвести и насилия и, может быть, пытались. Это казацкое движение на севере может объяснить и тот загадочный факт, что ночью 22 января 1669 г., когда были розыски по извету архимандрита Иосифа, Ферапонтовский келарь Макарий Злобин собрался нарядным делом с монастырскими служками да с приходящими ворами пьяным обычаем, разбил караул, стоящий у Никона, сотника и стрельцов побил на голову, так что Наумов просил Царя усилить стражу присылкой из самой Москвы. Остается голый факт, что донские казаки хотели использовать обаяние Никона, приглашали его перейти на их сторону, от его имени после разсылали преступные прокламации (Сол. XI, 368, 369), но Никон не только не изменил государственному долгу, но вскоре предупреждал Царя о готовящейся смуте».

li) Сношения Никона с Митрополитом Афанасием Иконийским, сообщающим ему об отношении к его делу Константинопольского Патриарха

Что касается Доноса архимандрита Иосифа против Никона об его сношениях с приверженцами на Москве и на Востоке в видах пересмотра и отмены соборного определения, то для этого есть основания. Афанасий Митрополит Иконийский, давший важные показании в пользу Никона против полномочий обоих Патриархов, судивших Никона, хотя и был подвержен заточению в Симоновом монастыре, но и здесь в 1665 г. не переставал тайно переписываться с Никоном. Во время суда над Никоном он был освобожден из заключения, отправлял церковную службу при Царе и поддерживал сношения с Никоном. Он мог передать Никону и о грамоте Патриарха Парфения к Царю с просьбой освободить Никона от наказания и предоставить ему жить в Воскресенском монастыре. Афанасий Иконийский был отправлен за сношения с Никоном 11 декабря 1668 г. в ссылку в Макариев Желтоводский монастырь, где и умер в 1670 г., а Никон оставлен под строгим караулом. Разговоры с Никоном о том, что приходили донские казаки, происходили вполне миролюбиво и неоднократно.

Когда в марте 1679 г. приезжал к Никону Родион Стрешнев с известием о кончине царицы Марии Ильинишни с подарками от царя, Никон оправдывался от нареканий в сношениях с донскими казаками и высказывал свои соображения о движении, указывая на близость великой смуты от казаков; причину этой смуты он видел в интригах и насилиях бояр, враждовавших против Царя и шедших против его распоряжений: «эта боярская интрига грозит де спокойствию целой семьи и государства; она и без того уже произвела смуту в Русской Церкви несправедливым тяжелым заключением её Патриарха; и впредь, если эта неразумная запретительная клятва Восточных Патриархов осуждением русского первосвятителя, наложенная на весь православный русский народ не снимется, добра ждать нечего». Замечание Никона оправдалось, и в 1670 г. т. е. в следующем году Царь разсылал грамоты о бунте Разина. Когда Разина схватили, то он дал вынужденные неопределенные показания, которыя были подхвачены врагами Никона для обвинения его в государственной измене.

О казаках говорил Никон в разговорах с Шайсуновым вскоре после его приезда в Ферапонтов монастырь, куда последний поступил с 12 мая 1671 г., что «он на воровскую прелесть казаков не поддался, во всем им отказал и с клятвой им приказывал, чтобы они принесли государю свою повинную, и они пропали неизвестно куда».

lii) Сообщения Никона о донских казаках

18 января 1672 г. приезжал к Никону от Царя стрелецкий голова Лотухин и подъячий Приказа Тайных Дел Степанов с деньгами, шубой и рыбой. Они говорили, что Царь готов примириться во всем, просит прощения, что в Ферапонтов монастырь Никон сослан Вселенскими Патриархами с Собором, что пристав Наумов причинял Никону притеснения не по указу, а самовольно; они говорили Никону о том, что Стенька Разин в разспросе на пытках и с огня показал, что приезжал к нему под Симбирск от Никона старец и приглашал его идти вверх Волгой, а он де Никон к нему навстречу, ибо тебе тошно от бояр, что у тебя готово было пять тысяч человек. Старец тот из под Симбирска ушел. Никона спрашивали, отчего он не велел схватить тех трех казаков, которые к нему приходили. Никон сказал: «О смуте на Волге и о Разине я ничего не знаю; три казака, приходившие ко мне, передавали только о том, что они посланы в Невель, велено устроить их землянки, но они жить так и пахать землю не привыкли, государева жалованья и корму им не было, и они теперь идут искать себе воли. Наумову о них я не донес, потому что они сказывали про свое многолюдство; я боялся, чтобы смуты не учинить, а обороняться от них было нечем, Государю же о них я тогда же писал и архимандриту Иосифу передавал».

liii) Возобновление преследований Никона в 1676 г. после смерти Царя. Собирание всех клевет

Казалось, на этом все и могло бы кончиться, но нет. Дело было записано врагами Никона в пассив, с тем, чтобы поднять тогда, когда они возьмут силу. Это наступило спустя много лет уже после смерти Царя Алексея Михайловича, когда против Никона выступили все враждебные силы, и собраны были все ложные доносы, вошедшие в один обширный обвинительный акт, по которому Никон и был осужден на тяжкое заключение. В частности это дело о донских казаках попало в донос поссорившегося с Никоном еще в 1674 году пристава князя Самойлы Шайсупова, где были выставлены и другия обвинения столь же нелепыя, которыми воспользовались враги Никона, получившие исключительное влияние на молодого Царя после смерти Алексея Михайловича, именно Богдан Хитрово, Родион Стрешнев и Патриарх Иоаким. 29–30 января 1676 г. умер Алексей Михайлович, а через 40 дней начался суд над его духовником протоиереем Андреем Савиновым, сторонником Никона, через которого шли и письма Никона к Царю; 14-III 1676 г. он был лишен священства и сослан в Кожеезерский монастырь с запрещением стоять в церкви с верными, после чего и принялись за Никона. Еще со вступлением на Патриаршество в июле 1674 г. Иоакима, враги Никона стали проявлять влияние на его положение. Милости Царя стали сокращаться, а от Патриарха Иоакима следовали инструкции с замечаниями на счет жизни Никона с тенденцией возстановить строгости 1668 г. во исполнение приговора суда 1666 и 1668 г. Никон жаловался на неисправность Кирилловских властей в смысле доставки содержания от монастыря на его людей. Челобитную Никона докладывал Б. Хитрово, и в январе 1675 г. вышел царский Указ: Царь указал и бояре приговорили: «Отписке этой ни в чем не верить, а к монаху Никону послать с выговором стольника Козьму Лопухина и про все разведать подлинно, что Никон великому Государю писал не делом. Одновременно Патриарх Иоаким поручил допросить игумена и братию Ферапонтова монастыря, зачем именуют они Никона Патриархом. Вместе с боярским выговором от самого Царя шли денежные дары, серебряные церковные сосуды с покровами, облачения для иеромонахов и круг богослужебных книг. Это было свидетельством продолжавшегося двойственного отношения в Москве к Никону: с одной стороны Царь и некоторые духовные и светские вельможи, с другой – известные нам враги Никона, двойственность прекратившаяся, когда враги Никона одолели вполне со смертью Царя Алексея Михайловича и разослали всех друзей Никона в ссылку вплоть до того времени, когда в 1678 г. установились хорошие отношения у Царя Феодора с его теткой Татьяной Михайловной, передавшей молодому Царю всю историю Никона. Во время присылки Иоакимовой грамоты, Никон резко отзывался о Патриархе Иоакиме, который в свое время был ему всецело обязан принятием из Малороссии в число братии Иверского монастыря, где был строителем, а потом много раз выступал с боярами против Никона и по их проискам попал в Патриархи, как лицо враждебное Никону. Отзыв Никона стал известным Патриарху Иоакиму и остался без последствий временно только благодаря заступничеству Царя Алексея Михайловича, но был записан Никону в пассив до лучших времен. В марте 1675 г. была отправлена особая коммиссия к Никону, чтобы выработать на месте, согласно просьбе Никона, вопрос о переводе натуральной повинности монастырей в его пользу на денежную, во избежание недоразумений. Жизнь же Никона протекала в хозяйственных заботах, в сооружении келий, в устройстве своей церкви, в лечении больных. Имея теперь средства от Царя, Никон тратил деньги на благотворительность приходившим к нему бедным, давал на приданое. Но и здесь клевета не оставила его. Когда умер Царь, и враги Никона прислали ему на смену пристава Шайсупова другого – Одадурова, то тот сумел угодить своим патронам. Шайсупов был в ссоре с Никоном; последний по своей прямолинейности с ним годы не разговаривал, переговариваясь через служек; он отомстил Никону, когда представился случай, а случай этот не заставил себя долго ждать.

liv) Почва, на которой явились клеветники на Никона в гнусных поступках и измене – усиление врагов Никона и желание приставов выслужиться перед ними

Одадуров явился 29-III 1676 г. с своими правилами обереганья Никона, запретил ему и его службе свободный выход из келии, запретил ходить посторонним к нему, прекратил ними лечение и окружил келью стрельцами. Был использован приезд в Москву одного служки и присланных туда Никоном для допроса в государевом деле. Они были использованы для доноса на Никона; враги Никона привлекли Шайсупова, обвиняя его в послаблении Никону, и тот в оправдание себя, чтобы не оказаться умолчавшим, и в отместку Никону свел в доклад все слухи и чужие пересуды со слов Никоновских келейников и слуг, имевших неудовольствие на Никона за строгое обхождение и наказание за пьянство, в том числе и гнусное обвинение вошло в доклад. Особенно отличался старец Иона, делавший надписи на крестах по поручению Никона. Он был пьяница, неоднократно был наказан Никоном, и его извет явился самым гнусным, не соответствовавшим ни семидесятилетнему возрасту Никона, ни его настроенности; он был послан в Москву Одадуровым для личных показаний против Никона, которыя и произнес 29 апреля 1676 г. Шайсупов же обелявший себя и выслуживавшийся перед врагами Никона, которые могли за его послабление Никону, наказать его также, как и всех вообще сосланных ими сторонников Никона, показывал опять о донских казаках, показывал о том, что «к Никону приходят женки и девки будто бы для лекарства, а он с ними сидит один на один и обнажает их до нага, будто бы для осмотра больных язв, а от его лекарства многия померли». Сообщал он, будто Никон выдавал замуж неволею и бил плетьми жениха, и женил в неволю, что после венчания к себе в келию их приглашал, что он устраивал игры и пьяных женок на слободы отправлял на монастырских подводах.

lv) Заочный суд над Никоном 15 мая 1676 г., без предварительного допроса свидетелей и его самого одним доносам

Когда приехали с готовым приговором суда, то и Никон своим правдивым разсказом, по и его старцы показали всю нелепость обвинений, но дело было уже сделано что только и нужно было врагам Никона. На суде исследование не производилось, показания доносчиков вовсе не проверялись показаниями других лиц, не вникали в то, что показания на Никона делались потерпевшими от него наказания недовольными лицами; напротив собирались все прежние доносы и передавались Патриарху Иоакиму с заключениями о виновности Никона. «Можно сказать без преувеличения», пишет Проф. Николаевский, что, с возбуждением теперь следствия по делу Патриарха Никона производилась оценка и жизни, и деятельности его за все время десятилетнего заключения в Ферапонтове; пересматривались вновь дела и бумаги по тем обвинениям и вопросам, которые были уже решены при прежнем Государе, или оставлены были без последствий, и которые выставлялись теперь пунктами новых обвинений против Никона и поводом к его осуждению». 15 мая 1676 г. было вынесено постановление Собора, на котором был Царь Феодор, Патриарх Иоаким, 5 Митрополитов, 6 Архиереев, низшия духовные власти и бояре, которое приговорило Никона на немедленное заключение в Кириллов монастырь, описать и отобрать все его имущество, удалить его старцев, к нему никого не пускать, никаких писем, никаких прошений ему не приносить, не давать чернил и бумаги, отобрать книги, кроме тех, по которым отправлять церковное и келейное правило, поселив с ним двух верных, ему чужих старцев.

lvi) Умолчание Соловьева о характере свидетельских показаний и свидетелей на суде 1676 года

Обвинения на Никона были явно нелепы по несоответствию с образом жизни и личностью, и очень жаль, что историк Соловьев поместил такое обвинение (XIII, пр. 190), не приведя данных, его парализующих, т. е. без объяснения, что они исходили от людей пристрастных и низкопробных, пьяницы Ионы, наказанного Никоном, и поссорившегося и жаловавшегося на Никона князя Самойла Шайсупова, испугавшегося обвинений на него в умолчании о Никоне со стороны свирепствовавших его врагов; он не сообщил как были составлены эти обвинения на суде, и какой ответ был со стороны Никона и неотлучных свидетелей его жизни, хотя и после постановления суда, на котором не допрашивался ни Никон, ни окружавшие его люди. Тогда выяснилась бы его историческая недостоверность и психологическая невероятность из характера личности и жизни Никона. Новый пристав Одадуров, присланный в марте 1676 г., дал тон новому отношению к Никону, разбудивший всех его врагов. Доклад Шайсупова лег в основу соборного определения без всякого разбирательства.

lvii) Опровержение Никона на обвинения в 1676 г

А вот что Никон сказал совершенно просто со всей внутренней силой и убедительностью человека, исстрадавшегося, много испытавшего и не могущего уже дивиться никаким козням своих врагов, после того, как он выслушал состоявшийся приговор в церкви, куда и был позван для этого: «Которые казаки у него были, их прислал к нему Степан Наумов со стрельцами; а говорили ему те казаки: есть де у них в сборе человек с 200 и больше в Белозерском уезде, а какие люди и где они стояли, точно ему не сказали; а изымать ему тех людей не кем; к Разину в Симбирск старца никакого не посылал и вверх Волгою Разина звать не велел. А что он, Никон, писал к Царю Алексею Михайловичу и прислал роспись людей кого лечил (в рукописях Воскресенского монастыря сохранились имена больных и время их исцеления и от какой болезни: числится за время от 1674 г. до 20 марта 1676 г. 68 мужчин, 53 женщины и 11 младенцев), и у тех людей он лечил больные места, помазывал маслом и говорил над ними молитвы, и от того его лекарства милость Божия и исцеление многим людям бывали, а про то он не слыхал, кто от его лекарства кто умер. За великого Государя и за всех Патриархов в церкви Божией и в келейном правиле он повсечасно Бога молит, а за Иоакима Патриарха Бога не молит, потому что писал Вологодский Архиерей в Кириллов монастырь и велел Бога молить за себя, а не за Патриарха, потому что от него, от Иоакима всякое зло учинилось, и ныне его губит, а попам де он за Патриарха Бога молить не заказывалъ… Патриархом Московским он себя называть не веливал и никого к такому делу не принуживал. Которые де присыльщики приезжали от великого Государя Царя Алексея Михайловича и его, Никона, называли великим святым отцемъ… Больных де женок и девок до стыдных мест не обнаживал а давал им те больные места мазать самим и говорил де молитвы над ними… В Крестовой келье он, Никон, над болящими молитвы говаривал и маслом помазывал. В келье он женок и девок у себя замуж не сговаривал и после венчания в келье не имывал и до пьяна их не напаивал и до полуночи у него не сиживали, а де кам де и женкам бедным, сиротам и всяким скудным людям на пропитание и на платье деньги и хлеб давал при стрельцах. Женки де брюхатой сильно он замуж выдавать не веливал и жениха её плетьми не бивалъ… На слободских женок никаких пиров не делывал и до пьяна их не паивал и на подводах в слободы не отсылал, а кармливал де он всяких чинов людей на Господние праздники вместо милостыни за работы ихъ… Являлся де Христос к нему часто в церкви таким образом, как пишутся на иконах и подал ему благодать чаши лекарственной, и оно де по тому явлению и по благодати неисчерпаемой чаши лекарственной исцеляет, и от того его лекарства Бог от болезней многих людей избавляет, а больше того его никто лекарству не учивалъ… Патриархом он писывался, потому что ему от великого Государя Иван Образцов и Козьма Лопухин и иные присыльщики его Никона называли святым отцом, да ему же из тех присыльщиков сказывали, что великий Государь не заповедывает его Патриархом называть».

lviii) Показания свидетелей (1676 года) оправдывают Никона от клевет, но эти показания уже после суда

Иеромонах Варлаам, больной старец Козьма показывали, что никогда зазорных лиц в келиях не было, только больные. Диакон Мордарий показывал, что он ездил в Москву, письма Царю передавал через его духовника протоиерея Савинова, покупал там лекарства, но, как их составлял Никон и мазал, он не видал; мужчины, женщины и дети часто приходили к Никону за лечением, видел как Никон читал молитвы над ними по требнику, приносил кадило, свечи, а ничего худого никогда не замечал; кроме больных, никто из зазорных к нему не приходил. Варлаам и Мордарий были сосланы под надзор в Крестный монастырь, где и оставались до 1680 года. Суд 1676 г. окончательно прекратил земную деятельность Никона, и он был возвращен в августе 1681 года в Воскресенский монастырь, но возстановлен во всех правах Патриарха только после смерти († 17 августа 1681 года) Грамотой Восточных Патриархов, привезенной 9 сентября 1682 года тогда, когда уже Никон никому поперек дороги встать не мог.

lix) Отношение Никона к боярству

Мы говорили, что Никона не любило боярство, и ему он обязан своей тяжелой судьбой и невозможностью установить каноническое управление Церковью. Но сам он был чужд какой-либо вражды к боярству, как таковому. Он защищал от его захватов Церковь, ибо почитал это архипастырским долгом и бичевал только тот дух в части боярства, который приводил его к захвату Церкви, а, в качестве советника Государя, боролся с тем местничеством, которое губило государство, приостановив его на время войны (оно в полной силе возобладало до окончания войны, но после ухода Никона, что и обнаружилось в страшных поражениях 1659 и 1660 годах). Мы видели его борьбу с боярским либеральным антицерковным духом в «Раззорении», которое пересыпано обличительными обращениями к Стрешневу и Одоевскому. «Князь Никита Одоевский, человек чрезвычайно гордый, не имеющий страха Божия в сердце; он не читал и не понимает Божественного Писания и канонов Св. Апостолов и Св. Отец. Он вовсе не думает жить по ним, и тех, кто живет по ним, он ненавидит, как своих личных врагов, будучи сам врагом истины. Товарищи его – люди невежественные в Св. Писании, а дьяки – заведомые враги Божии и грабители, которые среди бела дня без страха губят людей Божиих» (I, 354).

А Стрешневу он писал: «Ты веруешь, что есть Бог, хорошо; дьявол тоже верует и дрожит; но хочешь ли видеть, пустой человек, что вера без дел мертва. Разве Авраам не оправдывал ее делами, когда предложил Исаака на алтарь? Делами и вера сделалась совершенней. Авраам возлюбил Бога, и ему это вменено в праведность, и он назван другом Божиим. Ты видишь, как делами, а не верой только оправдывается человек? Видишь, что согласно Писанию, ничего нет в вас христианского. Но вы отверглись от Бога и антихристами стали, т. е. богоборцами» (I, 167).

Считая Царя неограниченным властителем в светских делах, и считая свое осуждение возможным лишь при попустительстве Царя, захватившего и церковную и государственную власть, Никон возлагал ответственность на Царя, но больше винил бояр. Он писал в «Раззорении», что подстрекатели виновнее самого деятеля, говорил и Стрешневу в марте 1669 года о том, что боярское безчинство он считает причиной и Разинской смуты, и безчиния в Церкви и осуждения её Первосвятителя. Говорил он и на суде Царю, намекая на бунты 1648 и 1662 г., что он сам свидетельствовал тогда о неправдах боярских. Но у Никона не было вражды к боярскому сословию, как таковому. У него были среди него друзья, которым он сам покровительствовал и выхлопатывал им повышения, но он в этом не связывал себя установившимися рамками придворных положений. Он покровительствовал Зюзину, который был назначен воеводой в Путивль, и совершенно очевидно, что с новыми для Московского двора людьми Матвеевым (сын дьяка) и Аф. Лавр. Ордын-Нащокиным (Псковский дворянин) находился в таких отношениях, что Зюзин, желая заставить Никона приехать в Москву и тем повлиять на Царя в смысле примирения, ссылался именно на них, на их якобы разговор с Царем, чтобы заставить Никона поверить в истинность желания Царя видеть Никона в Москве. Пальмер сообщает (IV, 556), что Зюзин показывал письма Никона к нему думному дворянину Афанасию Лаврентьевичу Ордын-Нащокину, говорил и о своих письмах пригласительных к Никону, но скрывал от него, что он писал, ссылаясь на слова самого Нащокина, и Нащокин сказал: «это хорошо», т. е. он одобрил возвращение Никона, хотя лично не принимал никакого участия в предприятии Зюзина и даже не знал, что тот предпринимал со ссылкой на него.

lx) Бояре враждебные Никону, вышли из лиц, близких ко двору или занимавших высшие посты

Повидимому, круг враждебных Никону бояр ограничивался несколькими семьями, особенно близкими Царю по родству женских линий (Стрешневы, Милославские) и связанных с ними (мать Богдана Хитрово была у Морозовых кормилицей). Милославские и Хитрово были выдвинуты Морозовыми ко двору; все они занимали главные посты в государстве и тяготились влиянием Никона на Царя. И другия лица, встречающияся в деле Никона – все представители власти. Илья Данилович Милославский († 1668) отец Царицы, он во главе Иноземного Приказа и Приказа Большой Казны. Окольничий Иван Андреевич Милославский († 1663) во главе Ямского Приказа, Богдан Хитрово (умер не ранее 1677) во главе Земского Приказа и новой Чети (1654–1665). Он был креатурой Морозова и Милославских (об его безнравственной жизни сообщает доктор Коллинс (между 1664 и 1668): «его жена однажды была найдена мертвой в постели; так как его измены были общеизвестны, и ревность жены его тяготила, то были подозрения на него. Царь потребовал от него или прекратить порочную жизнь с польскими девками, или оставить дворец»). В 1663–1664 г. он ведал Приказом Большого Дворца; 1 сентября 1667 г. Он сделан боярином (V ар. 204). Дьяк Алмаз Иванов – секретарь Боярской Думы, главный секретарь Посольского Приказа и Председатель Новгородской Четверти. Также представители родовой власти – враги Никона – Никита Иванович Одоевский председатель Казанского и Сибирского Приказа от 1643–1646 г. и А. Н. Трубецкой († 1663 г.) в нем от 1646–1663 г. Одоевский (умер после 1676 г.) был председателем Монастырского приказа, созданного Уложением (II, 403–405); боярин Петр Михайлович Салтыков был председателем Малороссийского Приказа (V, ар. 216); Боборыкин – родственник Романовых и Шереметевых (ib. 218).

lxi) Участие Никона в государственной политике его времени

Посвящая свой труд изучению воззрений Никона, мы не можем пройти молчанием его участия в государственной политике его времени, ибо он был советник Царя. В смысле неодобрения боярского местничества и существования и расценки людей по породе, Никон был, как государственный регент и советник Государя, прямым предшественником Петра I вместе с Ордын-Нащокиным; у него не было преклонения перед стариной только потому, что она старина; из этой старины он почитал только то, что проходило через испытание его критической оценки: так в отношении положения Церкви в государстве он был консерватор, но он почитал просвещение, знакомство с иноземными усовершенствованиями технического рода и в этом отношении был из числа людей новых. В иностранной политике, как советник Государя, он стремился к объединению православного русского населения и к покровительству православных народов иноплеменных. Если польская война не закончилась Виленским договором 24 октября 1656 г. (который и Малороссию и Белоруссию отдавал России и предусматривал соединение России с Польшей), и потом в 1659 г. возобновилась война за Малороссию, вследствие измены Выговского, то Никон здесь не причем. Поражения 1659 и 1660 г. вследствии местничества бояр отдалили на 100 лет завершение поставленной задачи национального объединения, а война с Швецией указывала путь Петровским стремлениям к берегам Балтийского моря. Есть данные думать, что война за Малороссию началась в значительной степени под влиянием Никона, а бояре ею тяготились, как бременем, и историческая задача по объединению России у них отступала на задний план перед их нежеланием воевать.

Ведь, еще в 1651 г. в феврале Хмельницкий отправил посольство в Москву с просьбой о принятии подданства; собор духовенства и гражданских особ не решился это осуществить, и в 1653 г. Хмельницкий, зная силу Никона, писал ему: «Ведуще мы о ревности, еюже твое великое святительство по Господе Бозе Вседержителе, по Вере Православной, по Церкви Божией, и по всем народе восточного благочестия ревнуем, просим Твое великое святительство да уважешь быти о нас ходатай к Его царскому величеству, да подаст нам от великого государства свою руку помощи; мы же служити неверному Царю не хочем, но точию православному государю, и твое великое святительство, ходатая о нас к Богу и его царскому величеству, просим, дабы была едина вера и едино сочетание, а аще бо иноверцы и взывают нас к себе, но мы Бога молим, дабы отвратил очи наши не видети суеты и поставил нас на стезю праву заповедей Своих.» Бояре опять разсуждали так, как и в 1651 г., боясь войны с Польшей, которая была бы неизбежным следствием присоединения Малороссии, но Никон убедил присоединить Малороссию, изобразив страдания там православных людей. С какой надеждой взирали на Никона малороссы, показывает письмо их к Никону.

Письмо к Никону от Гетмана Хмельницкого и всего Запорожского Войска 9 августа 1653 г. (Чт. О. И. и др. 1848, 8 последний Отдел 53 стр.) гласит:

«Божией милостью Великому Святителю Святейшему Никону Патриарху царствующего града Москвы и всея Великие России, господину и пастырю, Его Великому Святительству Богдан Хмельницкий гетман Войска Запорожского и все Войско Запорожское, низко и смиренно до лица земли челом бьем.

Ведуще мы о ревности, еюже твое Великое Святительство ревнует по Господе Вседержителе, по Вере Православной и по всем народе восточного благочестия, просим твое Великое Святительство да изволит быти о нас ходатай к Его Царскому Величеству, да подаст нам от великого государства свою руку помощи; и рать нам отпустит в помощь на ляхов, понеже Король приходит на нас со всей силой Ляцкою Веру Православную Церкви Божией и народ православно-христианский от земли потребити хотяй. Мы же служити неверному царю не хощем, но точию православному Государю, Его Царскому Величеству челом бьем; и да под крепкою его Великого Государя рукою и покровом пробудем, Господа Бога Молим, и твое Великое Святительство, ходатая о нас ко Богу и к Его Царскому Величеству, просим. О сем же и сугубо Великое твое Святительство прося, молим, да не возвратится посланец наш Герасим Яцкович от Его Царского Величества и от твоего Великого Святительства к нам тощь, но скоро с силою и помощию Великого Государя, Его Царского Величества, незадержан к нам да возвратится; и да обрадует нас, паки и паки Твоему Великому Святительству молимся и молитвам святым и благословению себя вручаем. В Глухове 9 дня августа 1653 г.

Вашему Великому Святительству во всем повинные слуги и подножники, Богдан Хмельницкий Гетман со всем Войском Запорожским».

От 12 августа опять грамота, что: «как прямых слуг своих Царское Величество ущедрити и пожаловати изволил», грамота за это приносит благодарность и обращается к Никону: «Твое же Великое Святительство молим, да изволился о нас к Богу и к Великому Государю, Его Царскому Величеству неусыпный ходатай быти, да помощи руку подаст нам на врагов наших скорейшую и прескорейшую ратию свою Великий Государь, да не безпомощным нам это зло сотворят».

Спустя лет 14–15 то же явление. Гюббенет приводит письмо одного архимандрита греческого, который писал в Константинополь о нем, называя Никона вторым Златоустом, что «Царь его любит и желает и приходит к нему для бесед по ночам; бояре же отстраняют Никона за то, что он настаивает, чтобы он шел на войну против татар, которые полонили множество москвичей и казаков, но это боярам не нравится, ибо они привыкли проводить более спокойную жизнь в Москве. Никон доброжелателен грекам, милостив к Патриархам и ревностный защитник догматов Восточной Церкви, что грамоты присланные о Мелетием к Патриархам, составил Паисий Лигарид, который, получив от бояр дары и почести, устроил козни против Никона, что Мелетию дано 8 тысяч золотых, которыми он подкуплен для действий против Никона». (Гюб. т. II, гл. 5).

Никон был им нелюб так же, как нелюб был Грозный Царь, ибо, как советник Государя, он дополнял в Царе Алексее то, чего ему не хватало в смысле внутренних дарований для проведения государственной политики в отношении к разложившемуся боярству. Это боярство Шакловитый называл немного спустя «зяблым деревом», с которым нечего считаться, но этого боярства едва не хватило на то, чтобы расчленить Россию на уделы в 1682 г., и хватило на то, чтобы ввергнуть Россию в половине 17 века на путь секуляризации государства и свалить того, кто был главным его противником на этом пути – Патриарха Никона. Если Никон в государственной сфере, как советник Государя, был предшественником и предвестником лучших достижений Петра в иностранной политике, если он вносил дух реформы своим критицизмом, то боярство сумело вырвать от Никона ту основу, на которой строилось само государство, и подготовить путь к дальнейшей секуляризации государства Петром, вопреки заветам Никона, тем, что оно положило начало подрыву общественного положения Церкви, не столько даже Уложением, сколько низложением великого Первосвятителя через посредство человекоугоднических Архиереев и подкуп наймитов-Патриархов, обезсилившим положение Патриарха в русском государственном строе.

lxii) Боярство, добившись осуждения Никона, обезсилило положение Патриарха в государственном строе

А это обезсиление в свою очередь устранило препятствия к государственному законодательству по церковным делам в 1700–1720 годах, вполне подготовившему и полное уничтожение патриаршества и постепенное полное разрушение общественной деятельности Церкви.

lxiii) Сравнение Никона с Крижаничем и Петром I в политических идеях

Любопытно сравнение, которое делает Пальмер, между Петром, Никоном и Крижаничем. Никон и Крижанич требуют от правителя государства прежде всего благочестия к Богу, а затем уже силы и мощи (военной и морской) и мудрости для заботы об общем благе, но у Петра первая идея – подвиги и слава и остальные упомянутыя свойства нужны лишь, поскольку они могут вести к подвигам и славе. Крижанич ставит мудрость правителя в соблюдении двух правил: «познай самого себя» и «не доверяй иностранцам». Петр сам ученик иностранцев, наводнил Россию иностранцами разных исповеданий. Здесь Никон едвали бы одобрил второе правило Крижанича в его исключительном значении, но в принципе все же он больше с ним, чем с Петром, но с условием принятия иностранцем православия, если он годный человек. Относительно сил государства. Крижанич не рекомендовал присоединять Балтийские провинции. Никон здесь с Петром, но только без допущения немцев и шведов к высшим государственным должностям, но допустил бы некоторую автономию для местных дел. Что касается мощи государства, то Крижанич и Никон хотят национального согласия и объединения; но Петр разделил Россию на два противоположных и враждебных лагеря с немецкой тенденцией и национальной, из коих одна материалистическая или неверующая, а другая религиозная или, по меньшей мере, супранатуралистическая. Что касается военного командования, то Крижанич не допускает иностранцев; Петр уничтожил наследственную знать и поставил Меньшикова над старыми фамилиями и свободно давал командование иностранцам. Никон, вероятно, не возражал бы против годных иностранцев, если бы они приняли православие, и свободно бы возводил до высшего ранга русского низшего происхождения, и в этом отношении похож на Петра. Все трое согласны в стремлении к освобождению от старого невежества, к изучению искусства и стремлению к лучшей форме общества, хотя и есть разница в направлении, поскольку у Никона и Крижанича стремления горния, а у Петра более материалистические. Крижанич и Никон приветствуют самодержавие, но оно у них не выливается в форму безграничного произвола и захвата священства, как у Петра I. У них власть Царя абсолютна в том отношении, что никакой подданный, никакое собрание подданных не может диктовать царю воли; в этом вся инициатива отдается Царю, но в высшей сфере Царь имеет над собой законы Бога и Церкви, и в отношении его отдельных распоряжений, если он приказывает что-либо нечестивое, подданные не обязаны ему повиноваться, но скорее должны отказать в повиновении и пострадать за правду и справедливость. Но такой Царь православный будет действовать согласно обычаю, по советам с своим синклитом и спрашивая совета и благословения Патриарха. Он может делать все, что благочестиво и законно, может изменять старые и возстанавливать новые законы, поскольку он не затрагивает закон высший – Божеский или Церковный. По Никону Царь утверждает за духовенством его привилегии и изъятия от светской юрисдикции, от публичной службы налогов и право владеть своими землями без платежа налогов, а Петр уничтожил все эти привилегии духовенства (V, 107–109). Пальмер умолчал об одном огромном различии между Никоном и Крижаничем: панславист Крижанич не только идею племенную ставил много выше чем Никон, для которого идея религиозная была выше национальной, но и сама их религия была разная. Как католик, Крижанич был иной церковной культуры, чем Никон. Различие между Никоном и Петром в идее о государственном законодательстве о Церкви огромно, оно восходит до полного различия культуры; оно настолько велико, что затмевает те сходства между ними, которыя относились к конкретным государственным задачам их времени. Они могли сходиться во мнениях о том, что нужно просвещение, что боярство своим местничеством губит государство, что России нужны берега Балтийского моря, что надо возвышать людей не по породе, а по заслугам для блага государства, Но то обстоятельство, что Никон ставит на первом плане для Царя православное благочестие в личном и общественном его понимании и проводил реально в жизнь понятие самостоятельной Церкви, а Петр ставил на первом плане подвиги и славу, а Церковь представлял только как полицейское орудие государства и к самому вероисповеданию относился безразлично, – кладет между ними пропасть такую же, какая существует в общественном отношении между Протестантизмом и Православием.

* * *

148

М. Макарий (Ист. Рус. Церкви, т. XII, 724 стр. примеч.) доказывает отсутствие Никона в заседании 3 дек. ссылкой на запись в Патриарших выходах, где сказано, что 3 декабря были в верху у Государя Вселенские Патриархи и Московские власти, а Никона не было.

149

Выдавая его за 2 прав. Собора 879 года, тогда как это правило говорило не об уходе, а о принятии монашеского сана епископом, каковой разсматривается этим правилом, как отречение, что видно из самого его текста в Кормчей: «аще который епископ или пресвитер, или дьякон восхищен снити во мнишеский чин и стати на месте покаяния рекши постригшися, епископ оттоле уже да не имать архиерейского сана. Мнишестии во обете покорения имеют словеса и ученичества, а не учительства, ни первопрестольства, ни паствити, но пасомому быти обещаваются; сего ради якоже прежде речено есть, повелеваем архиерейского чина и пастырем сущим к тому уже не начальствовати, но в пасомых и кающихся страну себя свободити. Аще же кто се сотворити дерзнет по изъяснению и по разуме ныне изреченного суда, иже сам себе святительского сана лишил, к тому на первый степень не возвратися его же самеми делесы отвержеся».

150

Текст 12 Ант. Правила в Славянской книге Правил показывает, что цитата его в свитках его искажает. Оно говорит о порядке апелляции в церковном суде и запрещает клирикам, недовольным судом первой инстанции, обращаться к царскому суду, и приказывает обращаться к большему Собору епископов. «Аще же сих пренебрегши, гласит правило, Царю стужати будем, таковый да не удостаивается никакого прощения, да не будет места его защищению и да не имеет он надежды возстановления». Так, это правило охраняет суд церковный от светской власти, тогда как свитки сделали из него ограждение царства от покушений на его спокойствие.


Источник: Патриарх Никон. Его государственные и канонические идеи (в 3-х частях) / М.В. Зызыкин - Москва ; Берлин : Директ-Медиа, 2019. / Ч. I. Историческая почва и источники Никоновских идей. - 420 с.; Ч. II. Учение Патриарха Никона о природе власти государственной и церковной и их взаимоотношении. - 487 с.; Ч. III. Падение Никона и крушение его идей в Петровском законодательстве. Отзывы о Никоне. - 473 с. ISBN 978-5-4499-0327-3

Комментарии для сайта Cackle