Писания Старца схимонаха Василия, спостника и друга блаженного отца Паисия

Сии три предисловия на книги: св. Григория Синаита, блаженного Исихия Иерусалимского и Блаж. Филофея Синайского, такожде надсловие на книгу преп. Нила Сорского и пристижение написал блаженный памяти старец схимонах Василий в своем скиту, именуемом Поляномерульскпм, в Молдовлахийском княжени. Сей Богоносный старец был наставник, спостник и друг блаженного отца Паисия, настоятеля Нямецкого Вознесенского Монастыря. Преставился в апреле 1767 года.

Мнози убо чтущие сию святую книжицу святого Григория Синаита, и не ведуще искуса умному деланию, погрешают правого разума, мняще, яко единых бесстрастных и святых мужей сие бе дело. И отсюду деряжащеся, по внешнему обычаю, единого псалмопения, тропарей же и канонов, препочивают на едином внешнем своем молении: и не разумеют сего, яко таковое песненное моление за немощь и младенчество ума нашего предаша нам Отцы на время, яко да помалу обучающеся, восходим на степень умного делания, а не до кончины на том пребудем. Что бо есть (Григор. Син. Гл. 19.) Младенчественнейше паче сего, егда внешнее наше моление устнами прочетше, радостным мнением повлачаемся, мняще, аки велико нечто творим, единым количеством тешащеся, и сим питающе внутренняго Фаисеа?

От таковыя убо немощи младенческия отводяще нас Святии Отцы, аки младенцев от сосец млекопитательных, показуют нам грубость делательства сего, сравнивающе гласное языком пение язычником. Подобает бо рече сей Святый Григорий Синаит, гл. V, Ангельску быти и пению нашему по жительству, а не плотско, да не реку языческо. Еже бо гласным воплем пети, ради лености и невежества нашего дано бысть, за еже привозводитися ко истинным.

Каковый же есть плод от такового внешняго моления, показа Святый Симеон, новый Богослов, во втором образе внимания глаголя: вторый же образ внимания и молитвы есть сей: егда кто собирает ум свой в себе, отвлекая его всего чувственного, и хранит чувства свои, и собирает вся помыслы своя, да не скитаются в суетных вещех сего мира, и овогда истязует помыслы своя, овогда внимает словесем молитвы, юже глаголет: и во ин час собирает в себе вся помыслы своя плененныя от диавола, и превращенныя в лукавая и суетная: и во ин час паки с трудом многим и нуждею приходит в самого себя, быв обладан и побежден каковою либо страстию. И имея сей подвиг и брань в себе, не может мирен быти николиже, ниже обрести время творити добродетели, и прияти венец правды. Занеже сицевый уподобися творящему брань со враги своими нощию во тьме, иже гласы вражия слышит, и раны приемлет от них, но не может видети ясно, кто они суть, и откуду приидоша, и како, и чесо ради борют его. Понеже тьма яже есть во уме его, и буря, юже имать в помыслех, приносят ему сию тщету, и не может николиже свободитися от враг своих мысленных, иже бы не сокрушали его: и таковый труд подъемлет, мзды же лишается, зане окрадается тщеславием, не понимая сего, мнит о себе, яко он внимателен есть: и многажды от гордости презирает других, и их охуждает, и поставляет себя достойным, по своему мечтанию, быти пастырем овец, и путеводительствовати их, и уподобляется слепцу, покушающуся водити иныя слепцы: до зде Святый Симеон.

Како бо мощно внешними чувствами хранити ум, или собирати его от сих, яже естеством сами о себе растекаются и парят на вещи чувственныя: зрение, красная или нелепая зрящи; слышание: гладкая или стропотная слышащи; обоняние, благовонная или смрадная обоняющи; вкушение, сладкая или горькая вкушающи; осязание, добрым или злым касающися, и таковыми аки листвие от ветра трясущися и дручащися: уму же единому всем таковым смешающуся и рассуждающу действа их, мощно ли когда престати от помыслов десных и шуих? Никакоже и никогда же. Аще ли не могут внешния чувства ума от помысл уставити: прочее настоит нужда уму бежати от чувств в час молитвы внутрь до сердца, и стояти тамо глуху и нему от всех помысл. Аще бо кто внешне точию удалится зрения, слышания, и глаголания, получает некую тишину от страстей и помыслов злых: но много паче множае, егда удалит ум свой от пяти чувств внешних, затворяя той во внутренней и естественней клети или пустыни, насладится покоя от злых помысл, и вкусить радости духовныя прибывающия умною молитвою и вниманиием сердечным. Якоже бо меч обоюду изощрен, аможе аще обращаем бывает, сечет остротою своею прилучшаяся: тако и молитва Иисус Христова, овогда на помыслы злыя и страсти, овогда же за грехи, или памятию смерти, суда же и мук вечных обращаема, действуется. Аще же кто (Исаак Сир. и Нил Сорск.) кроме молитвы умныя песненным молением и внешними чувствы с прекословием восхощет отразити прилог вражий, и противу стати коей-либо страсти и лукавому помыслу, сей скоро одолен бывает множицею: одолевающе бо его прекословяща беси, и паки волею покаряющеся, аки побеждаем с прекословием от него, посмеваются ему, и ко тщеславию и презорству наклоняют мнение его, учителя того и пастыря овцам нарицающе. И о сем святый Исихий ведая глаголет:

Не может ум наш победити мечтание бесовское собою токмо, и да не надеется когда-либо сего: коварни бо суще беси, покорятися лицемерятся и побежденными притворяются, отинуду тя тщеславием запиная. Призыванием же Иисус Христа стати ти и ухитритися тебе ниже на час терпят. И паки: блюдися, да не вознесешися по примеру древняго Исраиля, и предан будеши и ты мысленным врагом. Оный бо Богом всяческих от Египтян избавлься, помощника себе умысли идола перстна. Идола же перстна разумей немощный наш ум, иже Дóндеже молит Ииcyca Христа противу лукавых духов, удобь их отгоняет, и с хитростию художною побеждает невидимые ратные силы врага. Егда же он на себя бессмысленне всяко надеятися будет, якоже глаголемый быстрокрылатый, разбивается, и падет падением дивным: до зде Исихий.

Прочее от сего довольно есть познати силу и меру делания умного, сие есть молитвы и пения. Ни мни же сего, благочестивый читателю, яко отводяще нас святые Отцы от многого внешнего пения, и повелевающе умному деланию обучатися, наносит порок псалмам и канонам. Не буди то: зане от Духа Святого предана суть сия святей Церкви, в нейже вся священнодействия хиротониею оглавляются, и все таинство смотрения Бога Слова, даже до второго его пришествия, купно же и нашего воскресения в себе носят. И несть что в церемонии церковной человеческо, но все благодати Божия дело, не имущее достоинствам нашим приложение, ни паки грехов ради наших коего умаления. Но нам слово не о чинех Святыя Церкви, но о еже во особности коегождо от монахов правиле же и жительстве есть, си есть о умной молитве, яже тщанием, и сердечною правостию обыче привлекати благодать Духа Святого, а не едиными словесы псаломскими, кроме внимания умного устнами точию и языком поемыми. Якоже рече Апостол: хощу пять словес умом моим рещи, нежели тму языком. Подобает бо первее таковыми пяточисленными словесами очищати ум и сердце, глаголющи присно во глубине сердечней: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», и тако восходити на пение разумное: понеже всяк новоначальный и страстный может разумно сию молитву в блюдении сердца действовати, пения же никако, Дóндеже не предочистится сею. Сего ради сей Святый Григорий Синаит, всех святых жития и писания и художества духовная паче всех живущим в нем Святым Духом тонкочастне испытав и рассудив, все тщание о молитве уставляет имети. И паки, тойже Дух и дар Святый Симеон, Селунский Архиепископ, имущи, заповедает и советует архиереем, священником, монахом же и мирским всем, на всякое время и час глаголати и дыхати сию священную молитву: несть бо, рече со Апостолом, крепчайшего оружия ни на небеси, ни на земли, паче имени Иисус Христова.

Буди же знаемо и сие тебе добрый рачителю священного сего умного делания, яко не точию в пустыни, или уединенном отшельничестве, но наипаче в самых тех великих Лаврах и посреди градов сущих, быша учители и множайшие делатели умному сему священнодейству. И чудитися настоит, како Святейший Патриарх Фотий, от сенаторского чина взят будучи на Патриаршество, и не сущ монах, обучися на таком высоком степени умному сему деланию: и толико преуспе, яко сияти лицу его, аки второму Моисеови, от сущия в нем благодати Святого Духа, рече Святый Симеон Селунский.

И свидетельствует о нем, яко и книгу сочини всепремудрым художеством философским о таковом делании умном. Глаголет же, яко и Иоанн Златоуст, Игнатий же и Каллист, Святейшие Патриархи того же Царяграда, написаша своя книги о сем же делании внутреннем. И что еще тебе, о Христолюбивый читателю, недостает, еже всякое сумнение отложив, коснутися обучению умного внимания? Аще бо речеши: несмь жития уединенного; образ ти есть Святейший Патриарх Каллист, обучивыйся деланию умному в великой Лавре Афонстей, проходя поваренную службу. Аще же сомнишися, яко неси в глубочайшей пустыни; вторый ти образ Святейший Патриарх Фотий, обучивыйся на степени уже Патриаршеском сердечного внимания искусству. И аще паки изветом послушания ленишися ко умному трезвению; за сие и подсмеянию подлежиши. Ниже бо пустыня, ниже уединенное жиле толико успеяние в сем делании приносит, якоже послушание в разуме, рече Григорий Синаит. Или паки от десна окрадаешися, аки не имея учителя таковому деланию; повелевает ти сам Господь учитися от писания, глаголя; испытайте писания и в них обрящете живот вечный.

Или от шуия повлекаешися, смущаяся не обретая места безмолвного; и о семь Петр Дамаскин препирает тя глаголя: «се есть, рече, начало спасения человеку, да оставит своя хотения и разумения, сотворит же Божия хотения и разумения «и тако не обрящется во всей твари вещь или начинание, или место, могущее воспятити ему. Аще же, и еще благословнейшую вину изобретая, претыкаешися от многих словес Святого Григория Синаита, многая о прелести, случающейся и в сем делании, глаголюща: исправляете тя сам сей Святый, глаголя: «не должни есмы, рече, боятися или сомнетися, Бога призывающе: аще же и неции и совратишася, вреждени бывше умом: веждь, яко от самочиния и высокомудрия се пострадаша». Иже бо в повиновении с вопрошением и смиренномудрием изыскуяй Бога, никогдаже примет вред, благодатию Христа: праве бо живущаго, и непорочно жительствующаго, и удаляющегося самоугодия и высокомудрия, весь бесовский полк, аще и бесчисленна подвигнет искушения, не имать вредити, якоже отцы глаголют. Дерзостне же и самосоветне ходящии, сии в прелесть впадают. Аще же неции, претыкающеся о камень священного писания, приемлют вину, объявляющую нам путь прелести, на возбранение умного делания, сии да познают себе горняя долу, и дольняя горе превращающих. Не на возбранение бо делания сего, но остерегающе нас от прелести, объявляют нам вины, ими же прелесть находит. Святии отцы: якоже и сей Святый Григорий Синаит, повелевая не боятися, ниже сомнетися обучающемуся в молитве, наводив две вины прелести: самочиние и высокоумие. И от таковых хотяще Святии Отцы непорочным нам быти, повелевают испытовати Святого Писания, и от того наставлятися, имуще брат брата советника блага, якоже рече Петр Дамаскин. Аще не мощно обрести искусного старца словом и делом, по образу святых отец ведуща добре писание отеческое; то наедине в безмолвии всячески должно совет духовный от святых отец учений и наставлений имети, и вопрос о всякой вещи и добродетели. Сию убо меру и чин подобает и нам, чтуще писание, сохраняти, а не уклонятся учения и наставления того, якоже нецыи, не ведущии искуса умному деланию, и мнящеся быть рассудни, тремя винами или изветами извещевают себе, паче же рещи отводят от обучения сего священного делания. Первое, отсылающе сие святым и бесстрастным мужем, и сим единем мняще должно таковое делание быти, а не и страстным. Второе, оскудение конечное наставников и учителей таковому жительству и пути. Третье, находящая таковому деланию прелесть. И первая убо сих вина, или извет, непотребна и неправедна; первый бо степень есть новоначальным монахом, еже страсти умаляти умным трезвением и сердечным блюдением, еже есть молитва умная подобающая делательным. Вторая же нерассудна и не имеющая извета: вместо бо учителя писание нам учитель, необретающуся наставнику, якоже выше речеся. Третья же самопретыкательна есть: сами бо чтуще о прелести, Сами о себе и претыкаются тем же писанием, криво та рассуждающе: вместо бо еже приимати писание на осторогу и познание прелести, сии изобретают и приемлют вину уклонятися умного делания: якоже бо кто от воев полководец, известився от кого, яко неприятели заседают путь, хотяще лестно и тайным засадом одолети ему, не могуще явную брань с ним свести, он же нерассуден сый, иместо еже бы прехитрити сих, и нападши нечаянно на тайную сих засаду, поставити одоление, устрашится иде же не бе страх, и емлется бегу, срам себе нанося во вечныя роды, наипаче же пред царем и того боляры. Аще же от единого благоговеинства и простоты сердца твоего страшишися делания и обучения такового: много паче и аз по тебе устрашаюся; но не по баснех простых, еже боятися волка в лес не ходити. И Бога бо подобает боятися, но не бежати за страх, и отрицатися того. Воистинну убо страха и трепета, сокрушения и смирения, и многого испытания Святых писаний, и совета единодушных братий требует сие делание, а не бежания и отрицания, ниже дерзости и самочиния. Дерзый бо, рече, и презорливый, паче достоинства своего и устроения взыскав, с величанием женет на то, прежде времени доспети в зрительную молитву. И паки: аще кто мечтает ся мнением высокая доспети, желание сатанино, а не истинно стяжав, сего диавол своими мрежами удобь уловляет, яко своего слугу. И что нам к высокому успеянию умныя и священныя молитвы, еяже едва кто от тмы един сподобляется, по Святому Исааку? Довольно бо, довольно нам страстным и немощным еже ноне след умного безмолвия познати, еже есть делательная умная молитва, еюже прилоги вражии и злые помыслы прогоними бывают от сердца, дело сущее новоначальных и страстных монахов, имже востекает кто (аще Бог восхощет) в зрительную и духовную молитву.

И не подобает нам о сем унывати, яко не мнози сподобляются зрительныя молитвы: несть бо неправда у Бога. Точно да не ленимся путем ведущим ко священней сей молитве шествовати, сие есть делательною умною молитвою сопротивлятися прилогам, страстем же и злым помыслам. И тако скончавшимся нам на пути святых, удостоимся жребия их, аще и зде не получаем совершения, глаголет Святый Исаак и мнози от святых.

И еще паки удивления и ужаса достойно и сие, како нецыи ведущии писание, не испытуют сего: друзии же, ниже ведя, ниже вопрошая, дерзают своим разумом на сие умное внимание, еще же и глаголют, яко внимание и молитву в части желательной должно действовали; то бо глаголют есть среда чрева и сердца: се же есть первая и самоизвольная прелесть. Не точию бо молитвы и внимания в сей части не подобает действовати, но и самую ту теплоту, приходящую от похотныя части на сердце в час молитвы, весьма не приимати. Среда же глаголется чрева самое то сердце, по святому Феофилакту, яже не при пупе, ни посреде персей, но под левым сосцем имать свое место, тако бо расчиняется тричастное души: словесное в персех; яростное или ревностное в сердце; желательное же в чреслах при пупе, к нему же и диавол имать удобный, вход, по Иову: воспеняя то и разжизая, аки пиявица и жабы во озере блатном, имея пищу и наслаждение похотную сладость. Сего ради рече Григорий Синаит: нужда немала, еже достигнути истину явственне, и чисту быти от сопротивных благодати, яко во образе истины в новоначальных паче обыче диавол прелесть свою показовати, преобразуя лукавая своя, аки духовна: ина вместо иных внутрь естественных чресл преобразуя, якоже хощет, мечтательне: и вместо убо теплоты свое жжение наводя, вместо же веселия радость безсловесную и сладость мокротную принося.

Полезно же мнится и о сем делателю знати, яко жжение или теплота от чресл исходит к сердцу, овогда сама о себе, кроме помыслов блудных, естественна. И сия не суть прелести, но естества, рече Святый Каллиста Патриарх. Аще же имать кто и сия, яко от благодати суть, а не от естества, се есть воистину прелесть. Сия же, рече, какова суть, потребно есть подвизающемуся небрещи о сих, но отсылати. Овогда же, смесивши диавол свое жжение с похотию нашею, привлекает ум в блудные помыслы: и се есть прелесть несомненно. Аще же тело все растеплевается, и ум есть чист и бесстрастен, и аки бы прилеплен есть, якоже покрыватися ему во глубине сердца, начинающи и кончащи молитву в сердце: се есть воистину от благодати, а не от прелести. Бывает же некиим от подвижников немалое препятие ко священному сему деланию и телесная немощь: не могуще бо чрезестественных трудов и постов, ихже святии имеяху, весом и мерою удержати, мнят, яко несть мощно им кроме сих начати делание умное. И таковую их тщету возводя в меру равности, Великий Василий сице научает: воздержание, рече, комуждо противу силы телесныя уставится. И се бо, мню, лепо есть смотрети, яко да не безмерием воздержания силу телесе разрушивше, праздно то и недейственно ко благим деяниям покажем. Подобает убо действенно имети тело, никакоже безмерием расслабляемо. Аще бы убо добро было расслаблениу быти телом, и лежати мертву, едва дыхающу; таковых всяко нас, сотворил бы с начала Бог. Аще же несть сотворил сице; согрешают, иже добре сотворенное, якоже есть, не хранящии. Едино убо подвижник благочестия да смотряет, не злоба ли где ради разленения скрыся в душе, не трезвение ли негде и прилежное к Богу мысли простертие расслабися, не освящение ли некако духовное, и еже оттуду бывшее в души просвещение омрачися. Зане, аще реченная возрастают добрая, никакоже время имети будут страсти телесныя возставати, души о горних упражняющейся и не попущающей времене телеси на восстание страстей. Сему убо устроению в души бывающу, ничимже причащаяйся пищи не вкушающего возразнствует: и не пост точию, но и неядение всегдашнее таковый исправил есть, и имать похвалу за изрядное о телеси промышление: не весть бо умеренное жжение похоти распаляти. И паки святый Исаак, согласно сему, рече: тело немощное аще понудиши выше силы его, смущение на смущение наносиши души. И святый же Иоанн Лествичник: видех, рече, враждебницу сию (утробу) упокоеваему, и бодрость уму подающу. И паки: видев ту истаяваему постом, и истицание творящу, яко да не уповающе будем на ся, но на Бога жива. Сим же согласует и История, о ней же Преподобный Никон воспоминает: яко в сии уже времена обретен бе старец в пустыни един, не видев человека тридесять лет, ни хлеба яде, кром корения, и исповедав, яко чрез вся оная лета борим бе блудным бесом. И разсудиша Отцы, яко ни гордость, ниже пища вина бысть брани, но яко не обучен бе старец трезвению умному, и сопротивоборству прилогом вражиим. Сего ради рече Святый Максим: даждь телеси по силе и весь подвиг твой на умное делание обрати. И паки Святый Диадох: пост, рече, имать по себе похвалу, а не по Богу: делательница бо есть, яко в целомудрие благовчиняя волящия. Не подобает убо о том велемудрствовати благочестия подвижником, ожидати же в вере Божии конца нашея мысли. Ниже бо каковых либо хитростей художницы от орудия обещания скончание хвалят когда, но ожидают сих кождо вида начертания, да от оного еже известное хитрости покажется.

Таковое убо уставление о приятии пищи имея, не все тщание и надежду на един пост возлагай, но в меру и по силе твоей постяся, простирайся на умное делание. И аще убо силу имаши, еже довлетися хлебом и водою, добро есть. Не укрепляют бо, рече, прочия снеди тело, якоже хлеб и вода; обаче не мни, яко добродетель исправлявши, тако постяся, но чая от поста целомудрие стяжати. И тако в разуме будет пост, рече Святый Дорофей: аще же еси немощен, повелвает ти Святый Григорий Синаит литру хлеба ясти и воды, или вина три или четыре чашицы пити надень, хотящу ти спасение получити, и от прилучающихся снедей мало от всех причащатися, отревая насыщение, яко да и кичения причащением отвсех избегнути возможеши, и Божиих зело добрых творений не возгнушаешися, благодаря Ему о всех: и сие есть благоразумных разсуждение. Аще же причащался всех прилучающихся брашен, и вина мало пия, сомнишися о твоем спасении: се есть неверие и немощь помысла.

Мера приятия брашен, безгрешно и по Бозе, на три чины полагается: воздержание, доволь и сытость. Воздержание есть, еже еще алкати ядшу; доволь же, еже ни алкати, ни отягщатися; сытость же, еже отягчатися мало. А еже по насыщении паки ясти, дверь есть чревобесия, еюже блуд входит. Ты же юя смотрив, по силе твоей приличное избери, не преступая уставы: совершенных бо есть и сие, по Апостолу, еже и насыщатися, и алкати, и во всем мощну быти.

Сия тебе, о рачителю умного внимания, от самых сущих словес великих и святых отец показашася, и что есть мера воздержания и поста рассудительного, и како прилежати вниманию.

Несть наша брань к плоти и крови, но к началом и властем, и миродержителем тьмы века сего, духовом злобы поднебесным. Воини убо Земного Царя носят меч, готовы суще и искусни на брань противу супостатов; носят же меч таков и не сущи воини, за един точно обычай, а не на приуготовление к брани, ниже бо ведают искус, како противоборствовати врагом. Се же по всему совершен есть образ и нашей духовной брани, о нейже ныне предлежит слово. Всяк бо отрицаяйся мира и бываяй монах приемлет вкупе и меч духовный, аки воин Христов, и исходит на брань противу духов злобных. К немуже и речеся в час пострижения: «приими, брате, меч духовный, «иже есть глагол Божий, егоже и носяй во устах твоих, уме же и сердце, глаголи непрестанио: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя.

Но о времене нашего! Како мнози, не глаголю же и вси, носят сей меч за един точию обычай, а не на каковую бранную потребу! Не соучащеся бо како сей пред очима врагов обращати, и пожизати тех аки пламенем, просто и плотско сей употребляют, а не действительно; сиречь: за едину славу псалтири едину вервицу, а за кафизму три чтуще, скончавают число внешняго моления. Множайшии же, и в конец отложивше сей глагол Божий, паче же рещи пламенное оружие, хранящее врат сердечных, довольствуются единым псалмопением, канонами и тропарями, яже суть церковная предания, мняще, яко сия святая пятословная молитва простым и некнижным монахом умышлена есть за правило. ихже таковое неправое мнение исправляя и низлагая, во Святых Симеон Архиепископ Селунский, предает и законополагает всем Архиереем, Архимандритом, Игуменом, Иеромонахом, Иереем, Диаконом, монахом и мирским человеком, всяк чин и художество имущим, вмето всякого правила, аки свое дыхание и живот, сию святую молитву Иисусову во уме и устнах действовати на всяк час и время, аще и не могут художного действа тоя познавати, то бо есть дело, рече, единых монахов, отрекшихся мира. Аще же и повелевает Великий Василий, некнижному монаху сею Иисусовою молитвою совершати правило числом и не художно: разумети подобает, яко необученым, негли же и мирским, законополагает сие, яко да и сии по мере своей славословят Бога, а не праздии будут.

Носяй же меч свой, или глагол в разуме, по внутреннему вниманию, весть время, когда обращати его на врага, и молитися на прилоги злыя и страсти и помыслы, или за грехи своя. Временем же, по некоему обстоянию и невнятию, поползаяся словом или яростию, оком же и похотью, или тщеславием и мнением, и подобными сим, и сих ради ударяем бывая своею совестию, и не стерпевая тоя обличения, обращается к Богу, каяся и моляся от сердца и ума, ища помилован быти. Все бо такового правило на едином покаянии и внимании сердечнем бывает, по образу оныя вдовицы, приседящая судии день и нощь, и просящия отмщения от соперника своего. И се есть чин делания умного, подобающего страстным: и да никтоже зазирает слову сему, яко приражающемся таковыми грехами Богу мощно обучатися умному деланию.

Положи бо ми пять степеней действующих страсти: а. подвигшуся кому на гнев и досаду, да пребудет всегда злобствуя на оскорбившаго, в. опечален быв да помнит зло на многия дни точию; г. едину седмицу да гневается; д. един точию день да помнить зло; е. да будет враждуя, досаждая, смущая, и смущаяся, в в той же час прелагаяся. Се колика различия устроения: обаче под адом суть вси сии, донельже действують страсти, рече святый Дорофей, и таковым не подобает, ниже мощно коснутися умного делания. Сии бо подобии суть человеку, устрелену от врага своего, и приемлющу стрелы рукама своима, и влагающу я в сердце свое, о нихже рече Богослов: творяй грех от диавола есть.

Даждь же ми и от других пять степеней: а. оскорбившагося и скорбяща, не яко досаждение прият, но яко не претерпе; в. поучающася всегда терпению, последи же побеждающагося от совосхищения: г. не хотяща отвещати зле, от обычая же совосхищающася; д. подвизающася отнюдь не рещи зло, скорбяща же, яко досаждение прият, но зазирающа себе, и кающася о сем; е. не скорбяща, яко досаждеше прият, но ниже радующася. Сии вси сопротивляющаяся страсти суть: изволением бо уставиша страсть, и не хотят действовати, но и скорбят, и подвизаются. И подобни суть таковии стреляемому от врага своего, оболчену же в броня и не приемлещу язвы, рече той же святый Дорофей. Имже всячески подобает и мощно есть обучатися умного делания: очищаются бо сии вседневною благодатью Христовою, чрез молитву умную и всечасное покаяние, о нихже тайновидец рече: Аще речем, яко греха не имамы, прельщаем себе: и, аще грехи наша исповедуем, верен есть и праведен, да оставит нам, и очистит нас от всякия неправды.

Ведомо же есть и о сем, яко сия священная Иисусова молитва многим древле и ныне бысть камень претыкания и соблазна. Аще бо и мнози, негли же и вси, молятся сею просто и внешно, и несть кто о сем крамоляся; обаче художного ея действия, еже есть, блюдения сердца умом в молитве, мали зело ведают. И самому сему Григорию Синаиту сопротивишася исперва самии словеснейшие отцы Афонския горы, егда начал бе о сем их учити. И аще сии отцы, удалившася градов, тако преткнулися быша о делании сем: то что подобает рещи о присвоившихся миру монасех ? Обаче хотящему душу свою спасти, должно покорятися Писанию и учению Святых Отец, а не плотским человеком. Не во угле бо едином, но посреде самого царствующего града процвете сие священное умное делание, и не в единех монасех, но наипаче самии Патриархи Константинопольстии быша сему делатели и учители. Иоанн, глаголю, Златоуста, Фотий, Каллиста, един по другому бывше преемницы временем Патриарша престола, о нихже пишет Святый Симеон Селунский, яко всецелыя своя книги о едином сем делании умныя молитвы сочиниша всепремудре и художне. Прочее не подобает дивитися сему, яко ныне таковое учение и писание ни поне словом износится в монасех. Всяк бо может, точию аще восхощет, монах или мирянин, псалмы пети и каноны, на общее моление Церкви Святей Святыми Отцы преданная: Господа же Иисуса Христа никтоже может умом рещи, точию Духом Святым, по Апостолу. Сего ради святии Отцы, бывше делатели и учители сим, уподобляют пение внешнее малу отроку, молитву же умную мужу совершенну. И якоже отроку несть укор, яко хощет по времени быти муж и старец, тако и внешнему пению и молению, за немощь младенству нашему от Бога данному, несть порок и презрение, егда кто, все тщание на умную молитву обращает, мало же зело поет псалмов, канонов и тропарей, уповая чрез умную молитву разумное обрести пение, от него же паки востекает на зрительную молитву, и к тоя равенству, аки отрока к мужу совершенну, пение быти познавает. Паки мало даете время пению, множайшее же молитве; ниже бо может к тому много таковый: внешне бо поющий и не ведущий чувством глаголемых, сии могут пети много, рече Святый Григорий Синаит. И за сию вину уподобляет пение деннице, молитву же умную солнцу. Явно же, яко денница мал некий час или два зрится, солнце же весь день сияет: тако ми разумей пение и молитву. И да не речеши ми, яко мнози от Святых многое пение удержаша: но разумей и веруй, яко тии же Отцы повелевают нам, несомненно от пения восходити на молитву. Яков же бе и Святый Григорий Синаит, иже исперва за неведше лучшего, едино пение держаше, таже от некоего Критянина наставлен быв, премени многое пение на умную молитву, и от искуса познав, не быти тако скорому и легкому успеянию от пения, якоже от молитвы, все тщание всем повеле имети о молитве, мало же пети за уныние.

Прочее убо и ты кроме всякого сомнения тако твори, яко да не и тебе речется, за непокорство твое, отвещание Апостола, глаголюща: «еже благоволение сердца моего, и молитва к Богу по Исра – или есть во спасение: свидетельствую бо им, яко ревность Божию имут, но не по разуму: не разумеюще бо Божия правды, и свою правду ищуще поставити, правде Божией не повинушася. Что бо глоголет Писание? Близ ти есть глагол во устех твоих, и в сердце твоем, яко аще исповесе усты твоими Господа Иисуса, спасешися: всяк бо, иже аще призовет имя Господне, спасется. Все же се: глагол, исповедание и призывание: разумей быти внутрь тебе Христа, чрез святое крещение вселыцася, Его же призывати и глаголати и исповедати должен еси непрестанно, овогда сердцем, овогда же устнами глаголя: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя»

Внимай прочее, человче, себе и твоему упорству, да не сего ради послет на тя Бог дух ожесточения: очи не видети, и уши не слышати, приповедающу на тя Священному Писанию, аки вторый Илия на Израиля к Богу, емуже ты аки противу остру рожну переши. Не надейся прочее, ниже веруй, во что-либо духовное успети, аще не повинешися призывати Иисуса Христа на всяк помысл злый и на всяку рать вражию, рече святый Исихий: не обрящеши бо крепчайшого оружия на враги, на небеси и на земли, паче имени Христова. И несть ти мощно убежати горького напоения злых помысл, ниже престати терпкий³⁰ хлеб ясти, Дóндеже не поревнуеши вкушати чистого хлеба, сшедшаго с небесе, егоже ядущи не взалчут во веки, приемлюще веселие и радость, а не страх или безсловесное утешение, еже есть радостное мнение. Якоже бо закон, не могий совершити человека собою безгрешна, отсылаше всех ко Христу, и сего хотяше, аще и мняшеся быти умаляем: тако и внешнее пение, предобучивши делателя, предает Христу, си есть умной молитве Иисусовой, аки не могущи того собою в духовное действо возвести, аще и самое то пение ради молитвы сокращается и второе бывает: аще же и не вси хощут преложитися от того ко Христу: несть се вина пению, якоже ни закону противление иудейское, но един их плотский разум и неведение силы, сокровенныя во Святом Писании. Мнят бо, яко еже протязати сладкия гласы и проливати от языка красная словеса, тое есть начаток и конец к Богу моления: не поразумеша же реченного от Господа: «яко веруяй в мя, реки потекут «от чрева его воды живыя» всяк бо крещающийся приемлет свыше сию воду живую во глубине сердца своего таинственно, о ней же пишется в житии святейшаго Игнатия Богоносца, яко разрезаша невернии сердце его, глаголюще: «как он ношаше Бога своего в сердце своем»? И обретоша внутрь из злата словеса сия: Иисус Христос. Сие же знамение бе на посрамление неверных, во уверетение всем верным, яко всяк на святом крещении приемлет внутрь себе Христа. Сего ради совершеннейшии и глубочайшии в дарованиих духовных Святии Отцы первее повелевают нам очищатися от страстей призыванием умным и сердечным имени Иисус Христова на всяк помысл злый, рать же и прилог вражий: еже есть чувственное, а не просто за обычай бываемое точию моление, егоже и мертвым нарещи несть грешно. И в таковом разумном внимании и молении положивше нам твердое начало, до смерти пребывати ратующеся со враги и страстми нашими, научают нас отцы блажении, аще и тысящу язв на всяк день приемлем, никакоже отступати живоносного делания сего, си есть, призывания Иисус Христа, сущаго в сердцах наших, якоже уже и выше реклося о сем.

И тако, аще усмотрит Бог на пользу нашу, возводит, егоже хощет и весть, чрез таковое доброе начало на зрительную молитву умную. Нецыи же, ихже и легкомысленных нарещи подобает, слышаще, яко скорейшее предспеяние бывает чрез делательную сию умную молитву, женут прежде времени доспети в зрительную, мняще, яко в руках хотящих сия обретается. Друзии же, уведевше, яко зрительныя молитвы не вси сподобляются, но малии, ослабевают, или и в конец не радят о делательной умной молитве, еяже кроме несть мощно кому убежати действие страстей и сложения лукавых помыслов, о нихже будут истязани в час смерти, и ответ дадут на судищи страшном.

Таковии убо должни разумети, яко о зрительной молитве не всяко осудимся, не сподоблшеся сея за немощь нашу, о умном же и сердечном блюдении, им же мощно стати противу диавола и помыслов злых, побеждающе его не собою, но страшным именем Христовым, имамы воздати слово Богу: яко, носяще Христа внутрь себе по дару святого крещения, не вемы, истиннейше же рещи, не хощем обучатися, како призвати Того на помощь в час брани. И за сие едино поношает нам апостол, глаголя: не весте ли, яко Иисус Христос в вас есть ? Разве не искусни есте: не обучены действовати умом в сердце имя Христово.

А понеже древним, а не и нынешним точно, множайшим бысть скончание, не сподобльшимся еще в живот зрительныя молитвы; не должно сомнетися о сем: неправда бо у Бога места не имать, но всячески за труды их, ими же потрудишася во истинном отеческом пути делательныя молитвы, дает им действие при смерти, или по смерти, оныя зрительныя молитвы, с неюже, аки пламень огненный, преходят воздушныя мытоимцы, рече Святый Исихий; и бывает жребий их со онеми Святыми, не приемшими зде обетования по апостолу, и потрудившимися чрез весь живот свой во уповании.

Сия убо тако, со свидьтельством Святого Писания, о единой делательной и подобающей еще страстным молитве умной сложивше, да возглаголем по нужде и о находящей прелести таковыя меры. Первое бо, рече Святейший Патрхарх Каллист, приходит теплота от почек, яко опоясующи тыя, и та мнится быти прелесть: сия же не суть прелести, но естества суть, якоже свойства раждаема от подвига оного.

Аще же кто мнит сия, яко от благодати, а не от естества, се есть истинно прелесть: сия же какова любо суть, должен есть подвизался не любити, но отражати. Приходит и ина теплота от сердца, и аще убо снисходит ум в блудныя помыслы, прелесть есть воистинну. Аще же тело все от сердца растеплевается, ум же чист и безстрастен, и аки бы прилеплен есть во внутреннейшей глубине сердца, сие есть воистннну благодати, а не прелести.

Таковая убо видящим, подобает в самом начале обучати ум в час молитвы, еже стояти сверху сердца и зрети во глубину того, а не на половине сбоку, или на конце снизу. Вина же сим таковая есть: егда ум стоит сверху сердца, и посреде того действует молитву, тогда, аки царь сидя на высоте, призирает со всякою свободою на вся илежущия снизу злыя помыслы. И разбивает тех о камень имене Христова, аки вторыя вавилонския младенцы. Ктому же и толикого ради удаления от чресл, может всячески убежати жжения похотного, сущаго в естестве нашем чрез преступление Адама. Аще же на половине сердца от персей начинает кто внимание творити в молитве, тогда: ово за случающееся оскудение теплоты сердечныя, ово же изнемогающу уму и притупляющу зрение свое частым действием молитвы, или самим подвижением брани от врага, низпадает ум сам о себе к чреслам и смешается с теплотою похотную, хотя и не хотя, аки сближаяся той, творящи молитву на половине сердца.

Нецыи же от крайняго неразсмотрения, паче же рещи, не ведуще, что есть верх, или среда сердца, и что есть половина, и что конец того, начинают действовати молитву снизу на конце сердца при чреслах, и тако частию ума касающеея сердца, и частию чресл. Сами о себе призывают прелесть, якоже обаянницы змия: несть бо мощно тако творящим внимание убежати приобщения вражия.

Друзии же, последним неразумением и грубостию недугующе, не ведают ниже самого того места сердечного, под левым сосцем и боком сущаго, но мняще тое посреде пупа чревного быти, дерзают, увы их прелести! тако действовати умом молитву. Прочее, познавающе от таковых знамений, подобает, якоже речеся, творити умом внимание и молитву посреди сердца с верху от сосца, а не на половине от персей, наипаче же снизу от чресл.

Таже познавати чувством умным и теплоту в молитве, кая есть Божественна, излиянная в сердце, аки миро благоуханно, чрез святое крещение, и кая есть прившедшая нам от преступления прародительского, или кая от диавола двизаемая.

Первая бо в едином сердце с молитвою начинается и в сердце кончит молитву, подающе душе извещение и духовныя плоды. Вторая же от почек имать начало, и к почкам кончит молитву, жестокость же и студеность и смущение душе наносит. Третия же, от размещения похотного жжения подвигши, распаляет уды и сердце сладострастием блудным, пленяя ум в скверныя помыслы, и к совокуплению телес привлекая, яже и мощно тщаливому вскоре познати и назнаменати. Аще бо, рече Григорш Синаит, внутрь естественных чресл и преобразует враг, якоже хощет, вместо теплоты духовныя своя жжения наводя, и вместо веселия радость безсловесную и сладость мокротную принося, и яко благодать действующую, свою прелесть непщевати понуждает; но время, искус, и чувство явленна того творити научи.

А понеже временем, и искусом же, и чувством познавается прелесть: того ради не подобает боятися, или сомневатися Бога призывающе, рече той же Святый. Аще же нецыи и совратишася, вреждени бывше умом, разумей, яко от самочиния и высокоумия сия пострадаша. Не на страх бо, или прогнание наше от священнага сего делания, написаша Святии Отцы о прелести много, различными виды и винами находящей делателем, но на осторогу нашу и познание прелести и лукавого действа сатанина, егоже ради царский путь непадательный всем борющимся со страстьми повелевают держати в двух, или в трех, живущих в пустыни, идеже благия советники брат брата имуще, и писания святого день и нощь испытующе, могут, благодатию Христовою, обучатися непрелестно в сем делании умном.

Некиим же от множайших неведомо откуду возмнеся, акибы ктому нынешним монахом не даются действия Святого Духа, якоже прежним: уже бо минуша, глаголют, таковая времена. Но се есть претыкание тако глаголющих: понеже о знамениих и чудотворениих сия рекоша отцы, ихже ради некое умаление веры бывает, по словеси Христову: блажени не видевшие, и веровавшие; а не о престании действия Святого Духа. Сия бо в пакипорождении всякому верному несомненно даются и непотеряемы в нас пребывают, аще и не чувствуем их, умертвившеся грехами: и должни есмы деланием заповедей, и призыванием Ииcyca Христа, сущаго в сердцах наших, восприяти сие дарование и видети умне, еже предприяхом яко закон духовный на скрижалех сердец наших носим написан, сподобляющеся непосредственне херувимски беседовати ко Христу сердечне чистою молитвою.

Сего рада несть праведно, непщеванием вины о гресех наносити порок времени, или Богу во оскудениии действия Святого Духа. Но трием лютейшим исполином всю сию вину приписавше, неверию, глаголю, и лености, и небрежению, престати от лжи, и емшеся истины, приступити несомненно ко обучение умного делания, отлагающе от себе и еще главнейшая три супостаты: самолюбие, глаголю, сребролюбие в тщеславие, с ними же и иныя можем от душ наших потребляти.

Первее же всех начинают в телеси подвизающагося и внимающаго в молитве движения некая, аки взыграния под кожею, яже мнятся неким, быти прелесть. Приходит теплота от почек, яко соопоясующи, и та прелесть мнится быти: я же не суть прелести, но естества суть свойства, раждаема от подвига оного. Аще же кто славить сия, яко от благодати, а не от естества: сие есть истинно прелесть. Сия же какова любо суть, должен есть сия подвизатися не любити, но отражати и отметати. Приходит же и ина теплота от сердца, и аще убо снисходит ум в блудныя помыслы, прелесть есть воистинну. Аще же тело убо все от сердца растеплевается, ум же есть чист и безстрастен, и аки бы прилеплен есть во внутреннейшей глубине сердца, сие есть воистинну благодати, а не прелести. Овогда убо бывает тако обретающимся и и пот от многия теплоты бывающая в телеси. И тогда подвижится от сердца святое действо, вземлющо аки лист некий от сердца, и движущо ум от внутренних, яко прильпнувший к самому тому божественному действу, якоже вопити часто: Иисусе мой, Иисусе мой. Aбие бо во отверзении сердца сие точно вопиет ум: Иисусе мой, и не может все рещи ум, еже: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, от частых отверзений сердца, но точно: Иисусе мой. Глаголющий же, яко всю совершают молитву во устроении таковом, прельщаются. Внегда бо прилепится ум, якоже рехом, Божественному действу, во внутреннейшее пришед сердца, не может множае вопити, разве точно, Иисусе мой. Тогда убо бывает от святыя сея молитвы и ужас от сердца, егда от святого действа утешение бывает велико. И тогда скачет: и истекает сладостно и слеза от сердца, и течет от очию сладчайше, и сие есть радостопечалие. Возвревает же тогда сердце от многого оного священнодейства, и бывает все тело распалено, и вопиет ум ужасом: Господи, помилуй. И якоже елей в сосуде полне, разгреваем от огня зельне, от многого врения изливается и внеуду; тако бывает и на сердце: внегда бо возврит сие от Божественного действа, изливает и на теле теплоту, и творит е распалено, и тогда страждай сие разумеет, яко внутренняя его ясне изскачут вон. Бывают же и ина некая преславная таинства на имущем реченная устроения: есть егда и свет, темже и просвещение внутрьуду таковый смотряет, просвещающее его паче солнца, источающо от сердца свет. Бывают же внутрь сердца я ина таинства, яже не могу писанию предати: видит бо ум всю тварь, и ужасаем, от движения святого действа и от смотряемых Божественных таинств, возсылает из глубины сердца славословия, яже не могу писанием изъявити. Весь бо бывает человек тогда обожен от Божественного оного движения, вне же всякого вещного и чувственного всего, и яко неудержим от радости, яко некий многим вином погружен. Таже от сих восхищается ум в видние Божественное, и видит таинства страшна, яже не могу писати тонкочастне. Видит ум видения Божественна, видит же и наслаждение праведных, райския доброты. Еще выше ум видит на небеси ужасна и преславна таинства, и елико восхищается человек от прилога сопротивных, толика еще видит большия сих, якоже ему дарова Дух. Ему же слава во веки. Аминь.

Житие и учение Святых Отец малым чим уподобляется внешнему человков промышлению, о всех нужных требованиях телесных бываемому: ибо изучивыйся всяким художествам и хитростям всеми таковыми стяжавает нужная житию его; другии паки земледельству прилежа в пестрых гендлях³¹, получает всякое требование дому своему; нецыи же рассмотрительнейшии, вместо сих и таковых художеств и промыслов, един корабль, или един виноград стяжавают, и отсюду всякое требование себе приобретают, кроме всякия молвы и кручины, бываемыя от негладкого и неравного пестрого промысла в житии.

По сему убо образу случается и в жительстве духовном: едины бо от святых отец, взирающе на немощь внове приходящих к монашеству, предают им с деланием заповедей Христовых продолженное псалмопение, каноны же и тропари, Духом Святым установленныя в славословие Божие и правило монахом. Друзи же, познавше тончайший искус духовного разума, не хощут в едином точию обучении телесном пребывати новоначальным, но предающе им со заповедьми Христовыми умеренное пение, си есть полунощницу, утреню, часы, вечерню и навечерницу, уставляют, вместо продолженного псалмопения и канонов, делание умныя молитвы, прилагающе и сие, яко аще присетит Дух Святый действием сердечныя молитвы, то несомненно оставляти тогда реченное внешнее правило; навершает бо тое молитва внутренняя; и таковии от части, а не весьма предают умное делание, рече Святый Григорий Синаит. Третии же от многого искуса и испытания всех Святых жития и писания, наипаче же действием и премудростью Святого и Животворящего Духа, уставляют, обдержное³², а не частное новоначальным обучение или делание умныя молитвы: сию бо глаголют быти охуждение страстей в делании заповедей Христовых, и разделяют сию в два начала, якоже другий рай, точащий океан из себе, и разделяющийся в две струи, сиречь в делательную и зрительную молитву ; и тако все тщание о умном делании повелевают имети, мало зело пение приемлюще в час уныния: часы бо (рекут) и песни церковныя суть предания всем вообще Христианам, а не безмолвствовати хотящим. Прочее убо тем наставлением Святых Отец, о немже в начале речеся, приходит кто в преспеяние, обаче зело косно и приболезненно; вторым же удобнейше и легчайше; третии же по всему скорейше, со отрадою бо и частым прпсещением Духа Святого, утверждающим и извещающим сердце, бывает та, наипаче же при тщаливейшем усердии и добром изволении, а не от понуждения страха законного: за едину бо сладость сердечную и утешение духовное тщится делательно на молитву, и не за ино что, и бывает ему молитва едина внутренняя вместо всех деланий внешних, аще речеши правило, или пение, или моление, или поучение: зане вся сия в ней вмещаются. Память бо смерти, паче же рещи, чувство и суда и мук вечных и отречения Божия, сплетаются ей аки единорасленны. Сего ради единою сею, аки оь единого корабля, или винограда, якоже речеся, может кто всю свою жизнь управляти безмолвно. Како же сия святая молитва срастворяется заповедем Господним, и прогонит бесы и страсти, и паки: и како небрегий о заповедех, ниже пекийся о делании умном, но единому точию пению прилежай, повлачим бывает от страстей и томлению вечному подпадает?

Преступление заповедей Господних единообразно во всех зрится, обаче многообразие действуется, якоже сице реку: полагает кто начало себе еже не преступати заповеди, ни подвизати страсти, но по некоему обстоянию, или смущению, или брани, случается ему кого оскорбить или оскорбитися, или осудити, или разгневатися и тщеславием победитися, любопретися же и оправдатися, или праздная глаголати, или солгати, объястися же или опитися, скверная же помыслити или страсть подвигнути, и сим подобная, еже явное преступление заповедей и падение души. И таковыми сей приразився Богу, в той же час начинает зазирати себе, и с покаянием припадати пред Богом умною молитвою от сердца, да простит его и подаст помощь, да не ктому впадает в таяжде согрешения. И тако полагает начало хранити заповеди, и блюсти сердце свое от прилогов злых в молитве, бояся и трепеща, да не отпадет сих ради царствия небесного. Ин же паки, не имея предложения на хранение заповедей, и тако просто, аще падает, или стоит, нерадит, мня, яко нынешних времен никтоже есть храняй заповеди и пекийся о преступлении их, и яко всяк, хотя и не хотя, приражается Богу, и повинен бывает тонкости грехов и страстей: и тако, аки о невозможней вещи, внимати о сих не хощет: едино точию слово творя о прелюбодействе, и блуде, мужеложстве же и скотоложстве, убийстве же, и татьбе, и отравах, и подобных сих смертных и главных грехах, от нихже и соблюдая себе, мнится стояти. К таковому рекоша Отцы: лучше падаяй и востаяй, нежели стояй и не каяйся. Зде убо чудитися настоить, како оба сии, под темижде всечасными грехами бывающе, не едино суть пред Богом, мнюже, ни пред человеками духовными. Един бо от сих весьма не весть такового падения, и востания, аще и страсти действует, якоже речеся о сем ниже. Другой же падает и востает, побеждается и побеждает; другий подвизается и труждается, последи же побеждается от стужения страсти; другий же не хощет убо отвещати зле, от обычая же совосхищается; другий подвизается убо отнюдь не рещи что зло, скорбит же, яко досаждение прият, обаче зазирает себе, яко скорбит, и кается о сем; другий не скорбит убо, яко досаждение прият, но ниже радуется: се сии вси сопротивляющиися страсти суть, изволением бо уставиша страсть и не хотят действовати, но скорбят и подвизаются: рекоша же Отцы, яко всяка вещь юже не хощет душа, маловременна есть.

Хощу же рещи о искореняющих страсть: есть кто яко радуется убо, егда приимет досаду, но за еже имети мзду: сей от искореняющих страсть есть, но не с разумом. Другий радуется, досаждение прием, и имать, яко должень есть досажден быти, зане яко той даде вину: сей с разумом искореняет страсть. Есть другий, яко не токмо радуется досаждаем, и сам себе пованна творит, но и скорбит за смущение досадившего ему: Бог да введет нас в таковое устроение!

Глаголю же вам и притчу, кому подобен есть действуяй страсть и приемляй ту: подобен есть человеку, устрелену от врага своего и приемлющу стрелы рукама своима влагающу я в сердце свое. А сопротивляяйся страсти, подобен есть стреляемому от врага своего, оболчену же во броня, и не приемлющу язвы. А искореняяй страсть, подобен есть стреляемому, и вземлющу стрелы, и сокрушающу сия, или возвращающу в сердце врагу. Бог да даст нам силу, да ноне аще и не искореняем страсть, но убо да не действуем и да сопротивляемся ей!

Разумети убо подобает, яко Святый Дорофей таковое сопротивление и охуждение страстей располагая, показует единеми заповедьми сие быти. А понеже зде рече, яко сопротивляяйся страсти, уподоблен стреляему от врага, оболчену же во броня, и не приемлющу язвы: прочее, не уязвляемому ему кая вина будет еже ошаятися умного делания? Припряженну бо бывшу сему священному деланию к заповедем, не сугубо ли хощет быти преспеяние, паче неже единеми заповедьми?

Яснейшего же ради познания обоих сих жительств, да речется зде о коемждо по имени. Первый убо, подчиняя себе закону, исполняет свое точию пение. Вторый же, понуждая себе на делание умное, имать всегда с собою имя Иисус Христово в потребление врага и страстей со злыми помыслы. Той радуется, аще пение точию скончает; сей же благодарит Бога, аще в тишине кроме злых помыслов молитву действует. Оному потщательно есть количество: сему же качество; оному, спешащу исполнити пения количество, прилагается скоро радостное мнение, на негоже возлагаяся, призвати Господа Иисуса Христа не ведый, питает и растит внутренняго фарисея, аще не внимает себе. Сему же прилежащу качеству молитвы, бывает, познание своея немощи и помощи Божия. Моляся бо, паче же реку, призывая Господа Иисуса на прилоги вражия и на страсти и злыя помыслы, видит сих погибель от страшного имене Христова, и разумеет Божию силу и помощь: и паки, насилуем и смущаем от злых помыслов, познавает свою немощь, яко не могий противу сих стати собою. И се есть все его правило и житие: аще же враг может и сему прилагати мнение радостное и фарисея, обаче обретает его готова призывати Христа на таковый прилог, якоже и на вся злыя помыслы, и не успеет ничтоже враг на него. Но речет кто, яко мощно и оному призывати Христа на таковый прилог: ей мощно; обаче, якоже искусом всяк весть, несть ныне такового обычая, дабы кто от делателей со исполнением своего сия правила обучался молитися на злыя помыслы. Таковии бо наипаче неприемлют слова глаголемого, или пишемого, о внутреннем внимании, в немже есть художество моления на злыя помыслы.

Не точию же не приемлют, но и сопротивляются, и учителей себе поставляюще, глаголют не быти новоначальным сему умному деланию от предания Святых Отец, кроме единого псалмопения, тропарей же и канонов, устнами и языком действуемых. Аще же сие и неправедно глаголют и учат, обаче вси их послушают; несть бо требе обучения или отреченья похотей мирских на таковое моление, но всяк, точию аще восхощет, может тако молитися, либо монах, либо мирянин сый: священное же умное делание, понеже есть славное и богоугодное художество паче всех художеств, и кроме отречения мира с похотьми его, еще же и наставления многого и обучения, не обретает кто его, сего ради весьма оскуде дело сие в монасех: и несмирительная брань бывает неведущим силы святого писания, паче же искуса внимания умного ко внутреннему человеку. Со всеми убо сими подобает опасатися десных и шуиих уклонений, си есть отчаяния и продерзания.

Видяще бо зде писанное, яко обучающимся умному деланию, бывают по случаю, а не по предложению, поточная и невольная падения, ихже наричут Отцы повседневными грехами, да не усумневаемся о сем: по мере бо всякого и преспеяние его бывает и низпадение от доброго на сопротивное: аще суть новоначальнии, или среднии, или близ совершения сущии, рекоша Отцы.

И паки, великое благоутробие Божие к нам грешным слышаще, не должни есмы продерзовати ни тещи безстрашно, кроме великого смирения и делания заповедей, елико по силе, на сие священнодейство умное; но разумеюще, дерзость и отчаяние быти от врага, бегати обоих крепко; и тако со многим испытанием Святого Писания и советом искусных, во смирении обучатися сему деланию. На уведение же и сие приложити нужно является, яко великое оружие на врага и похоти злыя память смертная, или геенны и вечных мук, или страшного суда, истязателей воздушных мытоимец, или царствия небесного и радости святых, и прочих подобных сим. Обаче вся сия нам страстным и нечувственным зело слаба, кроме умного внимания и призывания имене Иисус Христова. Аще бо и таковых воспоминай! Е в победивших нечувствие весть утоляти похоти плоти, и погубляти злыя помыслы от души: но имя страшное Иисус Христово большую и несравненную имать силу, всех сих потребляти от сердца и ума. Сего ради, спряжену сущу деланию умному таковых памяти, сугубою крепостию действуем, придающе и самой той молитве не малое поспешество: наипаче же, и сами от молитвы яко свет сияюще, прогоняемей сущей тме от ума и мгле страстей именем Иисус Христовым.

В навершение же всех зде написанных, прилагается и сие от словес Святого Анастасия Синайского, иже рече: Разумеваем и размышляем о приемлющих Святыя Тайны тела и крове Господни, яко аще мал и некии человеческим и удобе простительныя грехи имут, яко то: языком, слухом, или оком крадоми, или тщеславием, или печалию, или яростию, или чим от таковых, похуляюще себе, исповедающеея же Богу, и тако Святыя Тайны приемлют, веруем, яко во очищение грехов таковым приятие Святых Тайн бывает. Сей разум, и сею мерою, положися зде и о падениях, приключающихся обучающимся деланию умныя молитвы. А понеже глаголют отцы, яко ключ есть разумения писаний умная и священная молитва, не хотящии же сей обучатися, явно, яко не всяко могут силу Святого Писания и Отеческого познати: сего ради нецыи, противуперуще глаголющим мало и велико о трезвении умном, приносят от писания отец сие, яко подобает первее исправляти чувства телесная, си есть зрение, обоняние, вкушение, глаголание и осязание, да не сими согрешает человек; и тако, добре сия исправив, начинати умную молитву. И таковым отвещается сице: никто же есть, о друзи, о исправлении чувств телесных глаголяй вопреки; но о том, еже разделяти исправление сих от умного делания, многое покажется несогласие.

Первее бо Святый Исихий глаголет сице: Бога, рече, бойся, и заповеди его храни, чувственно и умно: аще бо умно понудиши себе хранити, по малу и чувственно на тех делание востечеши. И паки: аще не посреде чрева, си есть посреде сердца, сотворит человек волю Божию, и сохранит закон, ниже внеуду соделати сие может. И Симеон Новый Богослов рече: ведуще Святии Отцы, яко со внутренним деланием удобно и внешния вся добродетели исправити, оставиша делательство наружное, и положиша все тщание о внутреннем блюдении, и прочая. Ты убо, о друже, разстояние и время хранению чувств телесных ко обученно умный молитвы уставляеши, и сим являешися не ведый чина и делания сердечного: ведущий же искус умныя молитвы не разделяют времене во обоих сих, но равно и совокупленно уставляют сих обучение: погружают бо ум в чась молитвы внутрь сердца, утоляют врение чувств, не попущением уму востекати на тыя; не востекшу же уму на чувства телесная, праздны сия вне пребывают, и тако подают великое безмолвие уму и сердцу, якоже и сами блюдением ума по малу обучаются не тещи на похоти плотския. Ведомо же есть и сие, яко не оскудевают ни время, ни вещи, ни час любящим прекословити о таковых, и еще бо остает сим писанное в новом Богослове: яко подобает хотящему обучатися умного делания, первее сохранити свою совесть к Богу, и человеком, и вещем. Аз убо верую, яко во едином часе, или минуте может человек примирити совесть свою к Богу, и человеком, и вещем, по великому учителю: жала же, си есть вопияния совести, умное делание не утоляет, ниже полезно кому уклонятися доброго обличителя сего. Вижду же и оного великого грешника, идущаго во святый храм со окружении бесов, исходяща же от храма со Святыми Ангелы, радующимися о его обращении. Ты же от крайняго назирания совести, уставляеши разстояние и время примирению сея с Богом, и сим показуешися научая, яко безстрастия достижение прежде обучения деланию умному, или выше сего бывает. И отсюду тебе бывает, еже не точию начаты когда трезвение умное, но и самих тех Святейших Таин ошаяние. Никтоже бо сих, не примирив Богу совесть, причащается: не глаголю же сия тебе, человече, от моего устроения о примирении совести, но самое то исповедание Святых Отец приношу Сии бо, елико приближахуся к Богу, толико зряху себе грешных: и не будут ли, по твоему мнению, и сами Святии не примирвшие совести к Богу? Но, смирения ради, речеши, тако реша о себе Святии. Престани многоплетения словес, и повинися поне правил Святых гласу. Аще бо кто речет, яко Святии смирения ради и приемлюще лице грешных, глаголаху: остави нам долги наша, анафема да будет. Прочее, аще кто хощет правый разум о сих получити, да верует, яко Адаму первое тело Бог зиждет, таже и душу и не бе время разстояния, но вкупе разумом создашася: аще и иначе Оригену о сем возмнеся. Тако и чувств наших телесных хранение и совести примирение к Богу разумом со умным вниманием вкупе действуется: аще и иначе не ведущим силы и искуса внутренняго делания мнится быти.

Не дивися убо, о благочестивый читателю, яко с толиким возражением сложися сие предисловие: противу бо дыхания ветра протязается и парус. Во времена бо Святых Отец, многим сущим ревнителем, хотящим проходити сие делание умное от самочиния и продерзания, бе время и подвиг, утоляти таковых дерзость в безчиние, яко да не безстрашно скачут в таковая. Ныне же, в крайнее забвение и небрежение пришедшу таковому учительству, и многим от десна и шуия начинающим ратовати и развращати путь сей внутренний, и горе и долу тщащимся посыпати сей перстию, яко да в конец будет неведом всякому, бысть нужная вина о сем тако писати, и приложити сии пред святою книжицею Исихия Иерусалимского, в ней же не ино что, но точно един разум и наставление на путь священного делания умного, обретается. И хотяй сему обучатися первое да разумеет и творит реченное Святым Максимом, еже: даждь телеси по силе, и весь подвиг твой о уме обрати. И паки: телесныя добродетели приятны суть, аще со смирением кто сия проходит; кроме же сего суетен труд; таже: не все тщание о плоти имей, но предел постави ей противу силы воздержание, и весь ум твой ко внутренним обрати; ибо телесное обучение вмале есть полезно, внутреннее же внимание всегда полезно есть, Исихий же Святый рече о сем: иже духовный путь шествовати не весть, о страстных помышлениях не творит попечения, ни исправления, но все упражнение и попечение о плоти имать: сей или объедается и свирепствует, опечаляется же и гневается, и воспоминает злая, и тако отнюдь помрачает ум, или безмерным воздержанием облагался, смущает ум. И паки Святый Диадох рече: имже образом от множества снедей отягчаемо тело боязлив некий и злодвижим ум соделовает; сице изнемогаюий ум от многого воздержания дряхлу некую и нелюбительну словозрительную накончавает часть. Подобает убо противу телесным движениям и пищу благоучреждати, да егда здравствует тело, томится, елико потреба есть; егда же болит, да утучневает умеренне. Не бо ослабевати телом подобает подвизающемуся, но елико довлети к подвигом мощи. И паки Лествичник: видех (рече) враждебницу сию упокоеваему, и бодрость уму подающу, и прочая. Подобает убо нам тело имети здраво, а не свирепое, зане делание умное требует и телесныя крепости. Сего ради нужно есть бегати крепко и безмерного поста, и разрешения. Слагается же всякому, искус и разсуждение хотящему имети, доброе о посте и мере приятия пищи, си есть, о качестве тоя и количестве, расположение Святого Григория Синаита; рече бо о сем тако: еще нудящемуся литра убо хлеба довольна есть, и воды или вина противу дню, три или четыре чаши довлеют хотящему Бога обрести: и от обретающихся сладостных, от всех приимати по малу, елико не насыщатися: яко да и возношения убегнет, и Божиих добрых сотворений не возгнушается, благодарствуя Его о всех, и се есть смысленных разсуждения. Немощствующим же по вере, паче же по души, освенение³³ снедных множае полезно есть, имже зелие повелевает ясти Апостол, зане не веровати им от Бога сохраненным быти. Три убо уставы имать снедь: воздержание, доволь и сытость. Воздержание есть, еже алкати ядшу; доволь, еже ни алчну быти, ни отягченну; сытость же, еже отяготитися мало; а еже по насыщении паки ясти, дверь есть чревобесию, ею же блуд входит. Ты же, сия разсмотрев, по твоей силе приличное избери, не преступая уставы: совершенных бо есть и се по Апостолу, еже алкати, и насыщатися, и во всем мощну быти. Наконец же нужно есть вос помянути и сие, яко ведущии искус умного делания познавают, не наручно³⁴ быти псалмопению (новоначальным бо сие прилично и страстным), еже присно молитися тем за грехи своя, или на злыя помыслы и страсти, ради множества сообращения словес, ово в славословие Божие, ово же в видение тварей, или смотрение Божие и промысл, или прещение и обетование, или пред вечность и непостижение, и прочая сим подобная, к ним же страстен и немощен ум не может воззрети. И отсюду в мечтания помысл впадая, едино точию хранить количество, ему же обыче последовати радостное мнение и хвала сердечная, о нихже святый Иоанн Лествичник, познав таковых искус, рече: не многословити начинай, яко да не ко взысканию словес разыдется ум: едино слово мытарево Бога умилостиви, и един глагол верен разбойника спасе: многословие бо множицею ум возмечта и расточи, малословие же собра добре. Убо и праведно Новый Богослов написа: яко по охуждении страстей, пение по естеству дается языком. Како бо и воспоет кто песнь Господню на земли чуждей, си есть, страстном сердце? Прочее, не хотящу кому обучатися во умном делании, первее не может сей знати новоначального степене, и что есть прилог, чтоже сочетание, пленения же и страсть. И не ведый сих не весть своего падения и востания; и не познавая таковых искуса, лишается всечасного покаяния; не имеяй же всегдашняго покаяния, не весть своея немощи; лишаем же познания сея, чужд бывает сердечного сокрушения и к Богу исповедания; сих же кроме не приходит во страх Божий; а не имеяй страха, не весть, како присно молитися за грехи своя, но, аки панщину³⁵, число точно в пении своем наблюдает. Таковый же чин умного делания и Святый Кассиан назначена, рек: за оныя же меншия грехи, имиже праведный седмь крат на день падает и востает, никогда же да пребудем кроме сетования и покаяния: понеже или неведением, или забвением, или неволею. Или от нужды, или от немощи плотской, на всяк день, хотяще и не хотяще, согрешаем, по Апостолу: не бо еже хощу творю. И паки: окаянен аз человек! Кто мя избавит от тела смерти сея! Всяк бо кто обучивыйся деланию умному, колико аще молится, паче же рещи, действует молитву Иисусову, за грехи своя, или на помыслы злым молится, якоже речеся, а не да воспоет много во псалмех. Зане поющии много не разумеют, яже поют, рече Новый Богослов: еже бо пети много, неведущии, что поют, повельно бысть. Подобне и Святый Исаак рече: хощеши ли напитатися во гранесловии³⁶ службы твоея? Совершенне количество остави, и разума меры в них да не поставиши. И Святый же Григорий Синаит рече: овии учат пети много, овии же мало; ты же не много пой, но мало поющих подражай. Еже бо пети много делательных есть, а не безмолвствующих: подобает бо Ангельску быти и пению нашему по жительству, а не плотско, да не реку, языческо. Еже бо со гласом и воплем пети, ради лености нашея и невежества предано бысть, и никто же от Святых сниде во многий труд, слагая словеса и писания о едином псалмопении. Кая бо нужда много о том писати, яже и вси, не точию монаси, но и мирстии человцы ведают и могут пети, елико аще восхощут, якоже уже речеся? О единой же сей краткой и пятьми словесы исчисляемой молитве, по апостольскому гласу: Ã, Господи,В, Иисусе, Г, христе, Д, помилуй, Е, мя, написа первый Святый Исихий двести глав, ничтоже иное приложив в тех, точию едино ума блюдение и сию священную молитву Иисусову. Подобне же и во Святых Иоанн Златоуст, Игнатий, Фотий и Каллист, бывшие приимницы в Патриархи престола Константинопольского, всецелыя своя книги, кождо особь, изложиша всепремудре о единой сей краткой молитве и внимании, якоже рече Святый Симеон, Архиепископ Селунский, иже и сам приложи во святей своей книге до шести глав, повелевая духовным и мирским человеком действовати, аки свое дыхание, умом и устнами сию священную молитву. Таже Святый Нил Постник, Иоанн Лествичник, Филофей Синаит, Максим Исповедник, Симеон Новый Богослов, Никита Стифат, Диадох, Петр Дамаскин, Григорий Синаит, Варсонофий, Филимон, Исаак Сирин, и по сих Нил Сорский. Сии бо вси, и инии множайшие, многия сочиниша главизны о священном и умном делании, понеже зряще глубину сию неудоб постижимую, потщашася един по другому, яснейшее показати нам шествие его. Несть бо сие кому, не токмо от мирян, но и от самых монахов удобно постизаемое, якоже внешнее пение, о немже уже речеся. Якоже бо карабль, стоящий при брезе, может всяк человек обременяти и испржняти, и никоеже препятие и недоумение имети, кроме единого труда; егда же отпустится в море обременен, тогда един точию кормчий искусный править его: тако ми разумей пению внешнему и умной молитве разнствовати. Подобает убо, святии отцы и братия, учению толиких Отец Святых, учащих о священном делании умном, повинутися, а не по образу осла, обращающаго коло млиновое³⁷, топтати единокружный путь продолженного пения, не хотящим в правоту простым путем предобрейшаго безмолвия умного и молитвы шествовати. Толикое бо бе святым о сем священном делании радение, яко и молитися повелевают за неведущих сего умного света сердечного, просвещающагося именем Христа Бога нашего.

Прочее не сумнися никтоже, оставляя долгое пение, аки лишаем монашеского правила. Якоже бо верующие Христу исполниша весь закон, аще и оставиша той: тако и пременяющие многое пение на священное умное делание исполняют все свое правило. И якоже закон предпосылаше всех ко Христу, и сего хотяше: тако и псалмопение, предобучающи нас, отдает вниманию сердечному и молитве, аще и само умаляется, сего бо и хощет. Аще же кто от неведущих искуса священного умного делания, и не хотящих сему обучатися, многия вины изобретая, восхощет глаголати, или мудрствовати противная сему предисловию, таковый да прочтет воспоминаемыя зде святыя книги, ихже изложиша, ово Святейшие Патриархи, ово же Преподобнии Отцы. Наипаче же и сию настоящую книжицу Святого Исихия: и верую Богови, яко успокоит свою душу. Или, аки неисцельно недугуя, обратит свою хулу на Святых Отец, тако написавших, паче же рещи, на Святого Духа, глаголавшаго в них: яже не опустится ему ни в сей век, ни в будущий, по словеси Господню. Аминь.

Отдав убо, елико по силе, ответ недугующим сомнениемь, и противоборствуют, им десными н шуими прекословии, нужно поступити на недокончанная, и приемля глагол от благовестия, еже рече: Господи, не доброе ли семя сеял еси ? Откуду убо возрастоша плевелы? Несть бо мощно не подкрадатися злым благому, якоже и сему священному деланию умному сплетается прелесть, аки глаголемый смилакс³⁸ ко древу. Имать же сия начало от мнения и самочиния, имже врачевство смирение, испытание Писания, и совет духовный, а не ошаяние обучения во умном делании. Рече бо Святый Григорий Синаит, яко недолжны есмы боятися, или сомнетися, Бога призывающе: аще же нецыи и совратишася, вреждени бывше умом, разумей, яко от самочиния и высокоумия се пострадаша. Вина же высокоумию, пост нерассудный и безмерный, иже мнит постящийся, аки добродетель исправляет, а не за целомудрие, рече Святый Дорофей, к сему же и житие уединенное: и первую вину низлагая, сей Святый рече: сего ради царский путь присно держати должен безмолвствуяй: пребезмерному бо во всем удобь мнение последовати весть, ему же прелесть преемница бывает. Вторую же отсекая, глаголет: сильных бо есть и совершенных единоборствовати с бесы, и меч, иже есть глагол Божий, на них исторзати. Самый же образ и дело прелести – вражие приобщение в похоти чресл внутренних, второе же – призрак в мечтании ума. И о первом. полагая осторогу, рече: аще и враг внутрь естественных чресл преобразует духовная, яко хощет, вместо теплоты духовной свое жжение наводя, вместо же веселия. Радость безсловесную и сладость мокротную принося, и яко благодать действующую, свою прелесть непщевати понуждает: но время, и искус, и чувство, явленна того творити обыче. О втором же опасство поставляя, научает глаголя: ты же, аще безмолвствуеши, никакоже да приимеши, аще что видиши чувственно, или умно, внутрь, или вне, аще образ Христов, или Ангелов, или Святого зрак, или света, или огнь, и прочая. Зде паки оживет претыкатель, и наскочив сотворит виновно прелести умное делание.

Мнят же, яко сия пению внешнему не примешаются: обаче верно да будет, яко во всем, аще в пении, или в молитве, равное вмещние сие прелесть имать за неискусство делателей, яко же рече Святый Иоанн Лествичник: испытаем, и смотрим и измерим, кая убо нам в пении от блудного беса сласть прибывает, кая же от словес духовных и сущия в вас благодати и силы; и паки: поя и моляся, блюди приходящую сладость, да не како от горьких врачевств³⁹ растворена будет. Зри прочее, не се ли равно касается прелесть поющих, якоже и в молитве обучающихся; но понеже не ведущии умного делания, едино точно опасство имут, еже скончати правило песненное; о помыслех же злых и похотном врении⁴⁰ несть им слова нужды: сего ради и не познавают, когда похотная часть сама вреет, и когда сладостраствует приобщением вражиим, и ниже ведают, како сих убегнути. Но, якоже писание рече: рать убо слышат и раны приемлют: кто же суть врази, и чесо ради брань творят, не познавают, аще и на хребте их, паче же, на лице делают грешницы беззаконие. Отсюду убо познав, яко не умное делание виновно прелести есть, но едино самочиние и высокоумие наше, не подобает нам бегати сего: не бо прелесть сие нам наносит, но паче и отверзает умная очеса ко уведению и познанию прелести, о ней же несть мощно познати кому во веки, не обучающуся во священном сем умном делании, аще и превеликий будет постник и безмолвник. Разумети же и сие добро есть делателем, яко аще когда возвревши теплота от чресл, сама о себе, кроме помысл блудных, и досяжет к сердцу, не ужасатися о сем, ни малодушествовати, но точию единым изволением и умом утвращатися сея, и аки непотребную, вспять отсылати. Обаче аще кто сию приемлет, или помыслит быти благодать, прельстится.

Самое же действо непрелестное новоначальных в молитве, еже в сердце начинати умную молитву, и в сердце кончити, якоже покрыатися уму во глубине сердечной, а не похотной части, рече Святейший Патриарх Каллист. Паче же всего должно есть в начале разумети, яко да небудет внимание в час молитвы на половине сердца, ниже снизу сердца, но сверху, среду сердечную да блюдет ум. Вина же сему сия есть: зане искусом познася, яко, аще и действуяй молитву ум от среды персей просто зрит на половину сердца, то, хотя и не хотя, временем касается похотныя теплоты, аки сближается ко чреслам. Аще же и познавая сия, будет отвращатися ея, обаче многий труд и смущение имать подымати неискусного ради внимания своего. Снизу же сердца аще дерзнет кто внимание творити, такового ум, возлегши весь на чреслах, и оттуду зря во глубину сердечную и действуя молитву, прелюбы творит в сердце своем, распаляя уды своя сладострастием блудным и доброю волею своею, дая вмещение врагу внутрь себе, еже есть явная прелесть, ейже мнози нынешняго времени от неведения приобщившеся и пострадавше, еже пострадаша, отскочиша обучатися умного делания, глаголюще: яко единых безстрастных человьк сие дело есть. И тако быша претыкание себе и всем хотящим начати умное сие внимание; имже бы лучше, обвесивше камень на выи, утонути, нежели соблазнити себе и многих делателей. Зане не исповедаша своего неразумия и самочинного продерзания, но еще быша учители, глаголюще, яко вси таяжде постраждут хотящии обучатися умного внимания: еже не буди тако. Сего ради должно всякому сверху осеняти умом сердце, и присно зря во глубину его, действовати молитву: ту бо есть, по писанию, среда сердца, а не с боку от персей, на ней же седящи ум, аки царь на высоце престоле может по всему удалятися от чресл и теплоту похотную вспять отсылати, наипаче же зрящи с высоты оныя всех плежущих пред собою низу, овых отвращатися, иных изгоняти, других же, яже суть младенцы Вавилонстии, убивати о камень, иже есть Христос.

Святии отцы, иже едиными заповедьми Христовыми учат охуждати страсти и очищати сердце от помыслов злых, двоя сия уставляют, аки крепчайша оружия, имети делателем, си есть страх Божий, и память Бога ту суща, по глаголющему: страхом Господним всяк уклоняется от зла; и: Предзрех Господа предо мною выну, да не подвижуся: предлагаюсь же ктому имети память смерти и геенны, и еще, чтение Святых Писаний.

Добра убо сия вся добрым и благоговейным мужем: нечувственным же и окамененным, аще и самая та геенна, или сам Бог чувственно открыется, никаковаже наведет им страха. Б тому же и самый ум в новоначальных монасех скоро притупляется к таковых памяти, и бежит от них, аки пчела от воскурения дымна.

Аще же таковых память добра и полезна есть в час рати, обаче сверх сего добра явиша духовнейшие и искуснейшии отцы и еще большее и несравненное добро, могущее аще и зело немощным помощи.

И первого убо подобие и образ, мелюший в жерновах своими си руками и силою; второго мелющий в млине⁴¹ водою и художеством: якоже бо вода сама о себе подвижет кола и камень, тако и пресладкое имя Иисусово с памятию Бога ту суща, всеисполненне живущаго во Иисусе, подвижет ум в молитву, о немже великий в богословии Исихий назнаменуя, глаголет: душа, благодеема и услаждаема от Иисуса, с радостию некоею и любовию и со исповеданием, Благодателю хвалу возсылает, благодарящи и призывающи Того с веселием; и паки: якоже не возможно сие житие, не ядуще, ни пиюще, жити, сице невозможно без хранения умного в нечто духовно и угодное Богу достигнути души, или свободитися по уму от греха, аще и нудит кто себе страха ради мук, еже не согрешатя. И еще: помыслов вшедшим в сердце, нам, не хотящим и укрепляющимся и стоящим, прогонити я весть Иисусова молитва из глубины сердца.

Такового же чина а обучения таинства во искусе бывает великий старец, преподобный отец наш Нил, пустынник Сорский, сложил настоящую сию книжицу, показуя в ней начало умного делания, победу же и побеждение невидимых ратников и наше.

Первым бо образом аще и было бы успеяние, кроме умного внимания, обаче зело косно и приболезненно. Вторым же сим скоро и легко приближается делатель к Богу, рече Григорий Синаит. Тамо бо бывает едино внешнее моление и поучение, и делание заповедей: зде же обоя, внешнее и внутреннее хранение.

Егда бо монах новоначальный, по отречении от мира и действия грехов великих и смертных, положит пред Богом завет, еже ошаятися не точию грехов малых вседневных и простительных, о нихже сам Господь заповеда, молитися непрестанно, но и действия самых тех страстей и злых помыслов, и вшед внутрь ко сердцу умом своим, начнет призывати на всякую рать и на всяк помысл злый, господа Иисуса; или, немощию своею согласится пилогу вражию, и, противная содеяв заповедем Христовым, припадает к Господу сердечною молитвою, каяся, зазирая себе, и в сем даже до кончины своея пребудет, падая и востая, побеждаяся и побеждая, и прося отмщения день и нощь от соперника своего: не будет ли сему благих надежда, спасение получити? Бывают бо, якоже искус учит, падения (яже суть не к смерти) подвизающимся, мысленная, или чувственная; яко то: словесною частию, яростию и похотию, от тричастного души; или чрез чувства телесная, си есть: зрением, слышанием, глаголанием, вкушением, осязанием и обонянием. И несть мощно и самым тем великим мужем убежати до конца порока в повседневных грехах сих, сущих не к смерти, ихже начало: словеса, мысль, неведение, забвение, неволя, воля.

Случаи: яже и прощаема бывают вседневною благодатию Христовою, рече Святый Кассиан.

Аще же кто малодушествовав о сих речет: яко святый Кассиан о единых Святых мнит, очищающихся благодатию Христовою от вседневных таковых грехов, а не о новоначальных и страстных: буди прочее и таковому мнению место; но наипаче приемли рассуждение и решение таковых вещей от святых писаний, како всяк новоначальный и страстный осуждается сими повседневными грехами и страстьми, бывая повинен вечной муце, и како паки может и сей такожде получити благодатию Христовою прощение, якоже и вси Святии всечасным покаянием и исповеданием к Богу.

Есть бо, рече святый Дорофей, действуяй страсть, и есть сопротивляяйся страсти. И действуяй страсть егда услышит един глагол, смущается, или глаголет пять глагол, или десять, противу единому глаголу, и враждует и смущается, и повнегда престати от мятежа, пребывает помышляя злая на рекшего ему глагол он, и злопомня нань, и печалуя, яко не рече множае, от их же рече, и готовит в себе глаголы еще лютейшия, во еже рещи ему: и присно глаголет: почто не рекох ему сице, и имам рещи ему сице, и присно гневается. Се едино устроение, си есть, еже во обычаи шаяти злое: Бог да избавит нас от такового устроения! Ибо таковое устроение подлежит всяко муце.

Есть другий, иже егда услышит глагол, смущается и глаголет и той пять или и десять глагол за един, и скорбит, яко не рече и другия три горшия, и печалует, и помнит зло, творит же мало дний, и претворяется; другий творит седмицу в сих, и претворяется; и другий творит един день и прелагается; другий досаждает, враждует, смущается, смущает, и абие прелагается. Се колика различия устроений, и обаче под адом суть сии вси, донельже действуют. От таковых и о прочих всех явь познаваемо есть, почто страстный не может очиститися вседневною благодатию Христовою от грехов мнимых малых, и не ко смерти сущих.

Да поступим же на решение, како бывают простительны таковии грехи новоначальным и страстными. Рече бо той же Святый Дорофей: есть егда услышит кто глагол, и скорбит убо в себе, не яко досаждение прият, но яко не претерпе. Сей устроения подвизающихся есть, сопротивляющихся страсти есть. Другий подвизается и труждается, последи же побеждается от стужения страсти. Другий не хощет убо отвещати зле, от бычая же совосхищается. Другий подвизается убо не рещи отнюд что зло, скорбит же, яко досаждение прият: но зазирает себе, яко скорбит, и кается о сем. Другий не скорбит убо, яко досаждение прият, но ниже радуется. Се сии вси сопротивляющейся страсти суть: изволением бо уставиша страсть, и не хотят действовати, но и скорбят, и подвизаются, рекоша же отцы, яко всяка вещь, еяже не хощет душа, маловременна есть.

Глаголю же вам и притчу, кому подобен есть действуяй страсть и приемляй ту: подобен есть человеку устрелену от врага своего, и приемлющу стрелы рукама своима, и влагающу я в сердце свое: а сопротивляйся страсти, подобен есть стреляемому от врага своего, оболченну же во броня, и не приемлющу язвы. Таковый убо, аще и страстен есть, обаче может благодатию Христовою прощение получити в таковых вседневных грехах, не по предложению, но невольно бываемых, о них же Господь заповеда Петру Святому, до седмдесят крат седмерицею прощати на всяк день. И утверждает сие Святый Анастасий Синаит, глаголя: разумеваем и размышляем о приемлющих Святыя Тайны Тела и Крове Господни, яко аще малы некия и удобьпростительныя грехи имут, яко то: языком, слухом, или оком крадоми, или тщеславием, или печалию, или яростию, или чим от таковых, похуляюще себе и исповедающеся Богу, и тако Святые Тайны приемлют, веруем, яко во очищение грехов таковых приятие Святых Тайн бывает им. Подобныя же рече и Святый Пимен: хощу человека согрешивша и кающася, паче не согрешающа и не кающася, и прочая.

А понеже речеся в начале о благоискусном охуждении страстей умною молитвою и заповедьми, должно уже явити откровеннейше и самое действо сражения умного ко страстем.

Находит ли убо прилог вражий каковою либо страстию, или помыслом злым; призывает делатель Христа на сия, и погибает диавол с прилогом его. Падеся ли от немощи мыслию, или словом, или яростию, или пожеланием плотским; молит Христа, исповедаяся Тому и каяся. Обят ли бывает унынием и печалию, стесняющими ум его и сердце; емлется памяти смерти и геенны, и Бога ту суща, и сими мало потрудився, призывает Христа. Таже, обретая мир от рати, паки молит Христа милостива быти ему о гресех, вольных и невольных: и просто в час брани и мира душевного прибегает ко Христу, и бывает ему Христос вся во всех, благих же и злых приключениях. И не повлекается таковым мнением, аки исправляет что моляся, или угождая Богу: все бо его моление от страха мук, и от покаяния во грехах имать начало и конец: понеже ин есть разум внешняго моления, а ин сего внутренняго: оный бо, исполняя числом пение, уповает к Богу, оставляя же сие, осуждает себе; сей же, ударяем бывая своею совестию в повсечасных гресех, о нихже речеся, и терпя нашествия прилогов вражьих, присно вопиет ко Христу, нося во уме речение сие: аще и на всю лествицу совершения наступиши, о оставлении грехов молися. И паки: хощу пять словес умом моим рещи, нежели тму языком. И тако, кроме всякого сомнения, исполняет реченное Святым Дорофеем сопротивление страстем: неглиже и большее что, понеже сей Святый до поскорбения точию уставляет быти сопротивление, и решит притчею: яко подобни суть таковии стреляемым от врага, облеченным же во броню и не приемлющим язвы. Сие же приим Святый от Пророка: се бо, рече, поскорбь, и отыде дряхл, и исцелю пути его. Якоже и Златоустый рече: аще точию посетуеши о гресех, и то тебе будет превеликое врачевство. Зде же не до единого точию поскорбения, но и молитва, и сокрушенье, и покаяние, и предложение благое на хранение заповедей, воздыхание же и исповедание. Якоже и самая молитва на сон грядущим поучает, глаголя: аще именем твоим кляхся, или похулих е в помышлении моем, или кого укорих, или оклеветах кого гневом моим, или опечалих, или о чем прогневахся, и прочая воспоминания простительных грехов и невольных, приключающихся обучающимся во умном делании: к нему же мнози не хощут и очес своих возвести, взирающе на таковая повсечасная грехопадения, и мняще, яко всякому обучающемуся в сем священном делании чисту подобает быти от таковых: еже несть сице, якоже показася. Кроме аще кто волею действует страсти, и тако тыяжде страсти и грехи бывают овому воня в живот, овому же в смерть. Первый бо приходит в смирение от сих, и познаше своея немощи, и покаяше; вторый же во ожесточение и погибель вечную, от продерзания своего. Аще же речет кто, яко мощно есть и кроме умного делания очиститися от грехов таковых, чрез благодать Христову, покаянием: сему повторением написанных зде отвещается сице: постави ми, о таковый, от единыя страны заповеди Христовы, от другия же всегдашнюю молитву, еже оставити нам долги наша. Даждь же ми и предложение истинное, еже не преступати и единыя заповеди, си есть, еже не похотствовати, не гневатися, не осуждати, не клеветати, не лгати, праздная не глаголати, любити враги, добро творити ненавидящим, молитися за творящих напасть: таже уклонятися сластолюбия, сребролюбия, блудных помыслов, печали, тщеславия и презорства, и просто всех грехов и помыслов злых. И с таковым предложением приступи ко обучению умного делания, и внимай прилежно, колико еще на всяк день чрез твое предложение преступиши заповеди, и коликими грехами, страстьми же и злыми помыслы уязвишеся. Поревнуй же и вдовице оной, приседящей судии день и нощь, и начни вопити ко Христу на всяк час, за всякую заповедь, юже аще преступиши, и за всякую страсть и помысл злый, ими же аще победишися. Внемли же к сим советника добра святое писание: и укоснев время в сицевых, прииди и научи мя, что узриши в душе твоей. Еда ли и сам не признавши, невозможную быти вещь, еже вместитися сицевому вниманию во внешнем молении, кроме единого умного делания? Сие бо обучает своего рачителя таковых таинств, и извещает душу его, яко не погубляет своего правила, оставляя многое псалмопение, каноны же и тропари, и все свое тщание обращая на умную молитву, но наипаче умножает сие. Якоже бо закону сила и хотение бе, еже всех приводити ко Христу, аще и мняшеся сим умалятися: тако и многое пение отсылает делателя ко умной молитве, а не на весь живот монашеский простирается; и самый бо искус такового учит, егда сам моляся, познавает некое быти преграждение между нами же и Богом, аки стену медну по Пророку, не попускающее уму нашему воззрети ясно в молитве к Богу, ниже внимати сердцу, в немже вся силы душевныя вместишася, и источник полыслов, благих же и злых.

А понеже сия святая книжица великому опасству хотящих безмолствовати поучает, и вины прелести находящая обнажает: сего ради, отсылая тамо читателя, едино се глаголем.

Святии отцы на три точию чины разделяют все монашеское жительство: первое общество; второе царским путем или средним нарицают, еже в двух или трех живуще, общее стяжание нуждных, общую пищу и одеяние, общий труд и рукоделие и всякое промышление житию имети: над всяже сия, отсекающе свою волю, повиноватися друг другу, в страсе Божии и любви. Третье же уединенное отшельство, еже есть совершенных и святых мужей дело. Ныне же нецыи, не внемлюще сил Святого Писания, изобретоша себе не по воле, не по преданию Святых Отец, четвертый чин, или житие: зиждуще бо келлии всяк, идеже аще хощет, или далече, или по близу, живут уединенно, всяк свою волю предпочитая, и стяжание с попечением гоня, и прочая: и но таковому их чину и жительству уподобляются отшельником, по отречению же Святых Отец и страшному запрещению всем недугующим страстьми душевными и дерзающим единоборствовати отшельнически с бесы, подобни суть самочинником и самопретыкателем: сами бо себе изобретше житие, сами на нем и претыкаются, не могуще мирно и постоянно на нем пожити, аки не по своей их мере и пряслу. Присмотряющийся же люботрудне книзе Святого Григория Синаита, обрящет тамо не иное что нарицаемо самочинием и единоборством, точно уединенное и неприобщительное житие. Наипаче же и списатель жития сего Святого показует, яко ниединому от ученик его попусти, поблизу, или по далече, самому в келлии жити. Но в трех лаврах, и в двоих пиргах⁴² множество иноков, старых и юных, совокупив, предаде им чин отсечения воли и послушания. ихже всех поучаше умному деланию, глаголя: научити же и иных не всех прикладно есть, но грубых и не книжных, послушников сущих; понеже послушаше всех добродетелей имать причастие, смирения ради; непокоривым же не дается, да не прельстятся, любо груби, любо разумични суть. Самочинник бо не может избежати мньшя, и прочая. И сам же сей блаженный старец Нил, многая и страшная словеса на уединенно жити хотящих, страстных сущих, испусттв, и путь царский зело похвалив, глаголет чин и устав сему быти во Святой Горе Афонской, идеже и до днесь самое древнее и новое построение келлий, аки живый образ, всем показует царского пути. Тамо бо келлии, аще с церковью, или кром церкве, все на двух или трех, а не на единого вмещение имут. Аще же бы се царский путь был, еже особь всякому близ, или далече жити; кая нужда или потреба двух или трех воспоминати? По сему бо мнению, любо два и три, или премножество будет, все едино и тожде есть, всяк бо свою волю и разум с собою имать. И сему житию образ есть и прописание юный оный брат, иже вселився един в келлию, вопрошающим отвешаше: се уже отшельствую; егоже сведше отцы от келлии, повелеша всех обходя просити, глаголя: простите мя, отцы, яко несмь отшельник. Посем реша старцы: аще видиши юного на небо восходяща, емь за нозе, восторгни его на землю.

Но что есть слово таковых: да не прогневаю, рече, и не прогневаюся на брата, уклонюся же празднословия и осуждения, един живущь. Не веси ли, друже, яко сия, яже рекл еси, и подобная сим смиряют паче и посрамляют человека, а не возвышают, яко же реша отцы, яко юности полезно есть падати, тщеславие же, и мнение, и лукавство, и сим подобная имут и напыщают? Сего ради лучше есть, живуще с братом познавати свою немощь и меру, и за сие себе зазирая, молитися кающися пред Господом, и очищатися вседневною благодатию Христовою, якоже речеся уже о сем, нежели тщеславие и мнение с лукавством внутрь носящи, прикрывати я и питати уединенным житием, ихже ради ни след безмолвия уединенного видети глаголет Лествичник, со всеми великими ОТЦЫ. И самое же сие уединенное житие не мал вред обыче притворити страстному: безмолвие бо, рече Великий Варсонофий, вину приносить высокоумия. Аще же руководствует немощного безмолвие к высокоумию, еще же и самыя страсти душевныя насильствуют его на сие: то кая есть надежда, на такое единоборство дерзати, и не повинутися учению Святых Отец, еже в двух или трех. Безмолвствовати в пути царском? Аще бо кто крепкою верою привяжет свой помысл и волю совету братнему, таковый воистинну единою постизает кроме труда заповедь Господню, еже не пецытеся душею вашею, что ясте, или что пите, ни телом, во что облечетеся. И делате такового, и сидение, и исхождение, с советом и волею братнею, по единой нужной потреби житию их бываемое, убежит подгнещения прилога и наглости противника, крутящего и трясущего всякого самочинника, аки пшеницу в решете. Самое бо сие общежительное житие едиными точию заповедьми Христовыми подает усердие монаху на всякое дело, ему же и сопротивляется сатана, самолюбию и пристрастию не могущу вместитися зде, яже насильствуют и поджогу вражию приемлют, еже преходити от дела в дело и от попечения в попечение всякому страстному, живущу о себе единому. И чудо воистинну преужасное на таковых в нынешняя времена видено бе: оставлше бо свое уединение, сообщишася братии, не имущей твое или мое, еже нарицается от Отец пекул⁴³ лукавого: иде же ведающе их делавших первее по своей воле и на свое приобретение на всякий день рукоделие числом много и необрочно, уставиша им на всякую седмицу тое точию число делати, еже они на всякий день себе делаша; они же унывше реша: тягостно быти им сие; егда же и еще допол точию попустися им делати, ни сие рекоша быти возможно; обличением же истязаеми отвещаваху, яко им самим на себе делати подает некое усердие и ревность, зде же вместо сих растет роптание и леность. Прочее истинно речеся, яко всяк общительно в двух или триех живущий свобождается самим сожитием самолюбия и пристрастия, и должен есть едиными заповедьми Христовыми подвизати себе на всякое дело. Кроме бо такового поучения и веры, раба себе или наемника, лишаема мзды, вменить быти, и не жительное житие проходити. Якоже бо единствующему немощному и страстному поджога и понуждение на всякое дело внешнее бывает самолюбие и пристрастие: тако и общительному едины заповеди, или Христос, подвижут ycepдие к деланию случающемуся в житии их. Сего ради нужно и должно, нам страстным, царского пути держащеся, в двух пли в триех безмолвствовати: яко да и прелести убежим, самолюбию же и пристрасти не поработимся, и самочиния порока избудем: вместо же таковых всех обрящем удобную стезю и отверстую дверь на делание заповедей Христовых и обучение умного священнодейства.

На уединение же и пустыню, якоже рече святый Кассиан, никтоже да пожелает, но да идет точию совершенный и от всякия страсти очищенный, иже до конца в собрании общеживущих с прочими вся своя неправды вывари и ошумова⁴⁴: сей точию до нея итти может: и сие не по малодушию, или от усердия утекая, но да стяжет Божественное зрение, желая совершенного и светлого видения господа Бога: сие бо точию на уединении бывает достижно совершенным. Страсти не уврачеванны аще инок с собою занесет в пустыню, покрыты точию в нем пребудут, а не истреблены. Пустыня бо точию весть исправленный обычай имущим отверсти вход к веселому зрению, и видения светлых таинств духовных исполнити; вси же онии, иже во обычаях неисправлени суть, в пустыни имут злобу хранити; не точию же сие, но и лютейшая притворяти, или больше умножати, и дотоле возмнится инок терпение имети, Дóндеже к нему во общество никтоже приидет. Егда же сих вину приимет, абие на первый свой обычай возвращается: тогда бо произницают страсти потаенныя, и яко кони необузданнии и долгим стоянием утолстевшии, быстрейше в беду всадника своего понесут. Понеже, аще учение братнее и наказание нами отвержется, прозябают в нас дивия отрасли злобы, аще не будут очищены: и оная стень терпения, юже с бранею обще живуще, ово ради почести их, овоже ради срама и соблазна, хранихом, обеспечалившемся нам, чрез нерадение погибает от нас. Якоже всякий аспид ядовитый, или лютый, зверь, егда в пещере и возгнеждении пустыни утаит себе и покрыет, не бывает ли лют и вредлив ? Обаче во оно время не вредит, и не познавает меры своея, незлобив ли есть, или зол; яко но имать предстоящего ко угрызению: и сие несть от благого растворения аспидова, но место пустынное и бесчеловечное не допускает ему содеяти злое: егда же обретет время вреду, сокровенный яд и горькую лютость от себе изливает. Темже ищущим совершения в пустыни не довлеет еже на человеков точию не гневатися: воспомянув сие, яко, егда на пустыни жихом, и на тростие, кое к деланию толсто или тонко было, такожде и на сечиво тупое и не секущее рогоз вскоре, еще же и на кремень, егда ускоряхом к соборному пению, а не абие искры огненны испущаше, сице горько прогневляхомся, яко, того ради смутившеся мыслию, не точию немое творение, но и самого демона проклинахом. Темже к достижению совершения не довлеет сие, еже с человеки не жити, на нихже гнев исполняет. Понеже, аще первее в себе терпения не стяжем, и на вещи бездушныя и немыя, малыя ради вины, гнев подвижем. Глаголет бо Святый Лествичник: иже душевною страстию недугуяй, и безмолвие начиная, подобен есть в пучину с корабля изскочившему, и на дец безбедно на землю изыти мнящуся.

Елицы еще с калом борются, сим во время свое безмолвие приходит, аще и наставляющего имут: уединение бо ангельския крепости требует, и паки, бeзмoлвие бо неискусныя удавляет.

В триех доблественных устроениях все иноческое житие обдержится: в страдальчестьм отшествии и единении; или со единым, или со двема безмолвствовании; или еже во общем житии терпеливно седети. Не уклоняйся, рече соборник, на десная или на левая, но путем царским гряди. Средний убо предреченных многим полезен бе: единому же, горе, яко, аще впадет или в сон, или разленение, или отчаяние, несть воздвизая его в человецех; а идеже еста два или трие собрани о имени Моем, ту есмь посреди их, рече Господь. Не тако инок, якоже инок иноку: си есть, не тако спасается от преткновения уединенный, якоже имеяй другого инока с собою. Слышах седящих мужей в безмолвии, аки ястребов в клетце, от горести и ярости в себе сварящихся, и на лице аки ту сущу опечалившему наскачущих; сим убо аз особь не седети благочестно советовах, да не от человек беси будут.

Сия же писания от Святых Отец зде мало воспомянушася, единого ради несомнительного показания царского непадательного пути, о немже древнии и последнии Отцы пишут, ублажающе в двух или триех житие. Возмнеся бо некиим, яко еже жити не общежительно, но близь или далече в своих келлиях особь, и сходитися временем на совет, се есть путь средний и царский: но несть тако, несть. Всякое бо необщежительное седение, аще по близу, или подалече будут келлии, несть мера сего средняго пути, но отшельническое се житие и единоборство с бесы: яковое же бе при обители Святого Герасима на Иордане, и на таковом житии древле и ныне многое множество страстных и немощных повредишася. Сего ради повелевают святии, в двух или триех жити общежительно, яко да друг другу во страсе Божии повинующеся, познаваем свою немощь.

Егда бо два снидутся общежительно жити, положат же себе завет, еже бы аще духовное или телесное делание по силе точию своея и нуждной потребе, а не излишне, ни безвременно, наипаче же по разсуждению писания Святых Отец начинати; таже помыслившу единому о коем либо деле, или исхождении, и рекшу брату своему о сем, той же, разсмотрев вещь или безвременну быти, или не по нужде, не соизволит на сия; брат же паки, видя доброе разсуждение его, и не составляя своего помысла и разума, повинется совету оного, аки имущу свидетельство от писания: не се ли будет отречение своея воли и духовный совет? И вспять: егда же усмотрит, яко по потреби, и во время рече таковая ему брат, и согласится разуму и воли его: не се ли вторый отречеся своея воли, и повинуся совету братнему? И тако во всяком деле и начинании, овогда сей, овогда же другий отречением своея воли подая доброе извещение начинанию братнему, или сам приемля от брата сие, доброму и непадательному житию навыкают, имуще предложение и веру тверду, великое быти приобретение души своей, елико аще кто отсчет волю свою пред братом во всяких вещех, в нихже не зрится беда душевная и преступление заповедей Христовых. Аще же когда во оправдание любопрительное от невнятия своего поползнется: и сие веруя падение души своей быти, обращается к Богу и брату с покаянием, получает прощение вседневною благодатию Христовою, яко человек бо падеся, и воста, ничто же сумняся. И се есть путь царский, не падательный, а не он, еже особь жити.

Еще же сей блаженный старец наш Нил, объявляя среднюю меру пищи и пития, приемлет от слова Святого Григория Синаита: яко всякому хотящему Бога обрести, подобает причащатися от всех сладостных с воздержанием. Сия же сладостная многим недоумительна суть, семена ли и овоще, или елей и рыба: обаче мнится, яко несть сие слово о семенах и зелиях, или овощех и меде; сия бо суть постная и сухотная пища, и никому же когда во ошаянии бьша, но всяко о рыбе и елее и вине приемлется. Сие бо недоумение разрешитися может от слова Святого Ираклида Епископа, глаголющаго сице: с разумом убо причащаяся брашен, и с разумом удаляяся сих, не погршит всяко: праведному бо, рече, закон не лежит. Легчайше бо еже с разумом вино пити, нежели с презорством воду. И виждь ми с разумом благочестивым вина пиющих мужей святых бывших, и иже безсловесне с гордостью пиющих воду, человеков скверных и растленных. И ктому да не укориши, ни да похвалиши вещь брашен и пиитя, но да ублажиши или укориши разум или добре, или зле приемлющих сия. Поносиша иногда иудеи Господа, Апостолов ради глаголюще: почто ученицы твои не постятся, якоже Иоанновы? И паки на учеников нападаху и укоряюще глаголаху: учитель ваш с мытари и грешники яст и пиет. Отвеща же им Спас: прииде Иоанн путем правды, не ядый, ни пия (глаголю же, мяса и вина; кроме бо иных жити не можно), и глаголют: беса имат: прииде же сын человеческий, ядый и пия, и глаголют: се человек ядца и винопийца, мытарем друг и грешником. И что убо мы сотворим? Ниже укоряющим, ниже похваляющим да последствуем. Со Иоанном ли разумне да постимся, аще и рекут: беса имате, или со Иисусом вино пием в меру, аще и рекут: сии человецы ядцы и винопийцы? Да вемы, яко ниже снедь что есть поистине, ниже питие, но вера, любовию и делы спростираема. Егда бо всякому деланию последует вера, не осужден есть ядый и пия веры ради: всяко бо еже не от веры, грех есть. Обаче да не речет кто от сластолюбивых, или како любо согрешающих: верою причащаюся пищи; или ино что дея по безсловесному желанию, или растленною совестию, да не мнит верою прикрыватися. Спас бо заповеда от плодов тех познавати: плод же Божественным словом живущих, и духом, и разумом, любовь есть, мир, долготерпение, кротость и воздержание. Прочее же, здравствующей убо плоти, удалятися снедей утучняющих, немоществующей же, или болезнующей, или печалем, или обстоянию приобщающейся подавати тогда пищу и питие, суть яко напоения целебна во врачество печальных. Да отступит же всяк от тех, яже вредят душу: гнева, глаголю, зависти, тщеславия, клеветы и мнения. Явно убо есть, яко по Иоаннову равно-ангельному житию, и зелие, и овоще, и сух хлеб, и вода, пища есть сухая; по Христову же Богомужному жительству, семена, масло, рыба, и вино, пища есть сладостная: сим бо Христос незазорно прежде страдания, яко же и по востании своем, причащался. О сих сладостных брашнах явно показуется и от жития преподобных Отец Симеона юродивого, и Иоанна брата его: сии бо оба принесенную от Ангела пищу, хлеб светел, рыбу же и вино, ядоша и пиша с некиим Христолюбцем, посетившим их в пустыни. От сего же и Святый Григорий Синаит таковую снедь нарече сладостною быти, ей же во время и с разумом причащаются во славу Божию: друзии убо, погрешающе правого разума, на разрешение и сластолюбие сие приемлют: а инии паки, неверием и малодушием недугующе, ошаяваются сих, мняще, яко таковая пища и питие возбранением бывает к достижению совершения. Аще ли же посреде жития Иоанна и Христова и несть сопротивления; обаче разсуднии отцы, не толико за телесну немощь нашу, якоже за душевную, научают Христово паче подражати Богомужное житие, а не Иоанново равно-Ангельное. Яко же страсти, по Лествичнику, овии смиряют нас, овии же возвышают: тако и добродетели ведают немощных смиряти и надымати. Ов бо недугует страстию мнения и лукавства, ов же блуда и слатолюбия: и первому безмерный пост масло есть на огнь возливаемо, а второму разрешение – греяние змия в недрех. Сим же врачевате есть, мерное и разсудное употребление снедных, якоже рече великий Василий: ничимже возразнствует постящогося приемляй пищу в меру; не точно же сие, но и всегдашнее неядение исправил есть таковый, благоразсмотрительным прилежанием о теле. И да не зазриши о сем, всякого зазора исполненный ревнителю, рече Святый Кассиан: яко безмерный пост, или разрешение аще побоя суть от диавола, обаче безмерное и неразсудное воздержание больший вред приносит, нежели до сытости ядение. Не в яму бо нас Святии Отцы наши поревающе, но паче от ямы удаляюще, повелевают нам средний путь гонити, а не на высокий безвременно тещи. И самии бо тии, прошедше вышеестественное житие, разнии и нам всяко недоведомии разумы стяжаша, имиже подвизаеми быша на высокое пощение и труды: нецыи бо от них удручаху свою плоть злостраданием, за едину любовь Христову, подражающе вольному его нас ради страданию: Яков же бе старец великого Пахомия, иже не вкуси когда варения, ни мяса, ни вина, глаголя: Христос мене ради распятся и вкуси желчи: то аз ли хощу прияти масло и вино во уста моя? Инии же грехов ради своих пост и труды безмерныя понесоша: якоже Мария Египетская, и Пафнутия, и подобнии им. Множайшии же целомудрия ради и безстрастия постишася. Нецыи же, по обетованию родившиися, и от чрева матери освящшися Богови, вышеестественныя труды и пост понесоша: якоже великий чудотворец Николай, Феодор Сикеот, и инии таковии. Овых же небесный огнь коснувшися, воспали их души на неизреченные труды и пощение, яко не ощущати сих: яков же бе Симеон Дивногорец, и вси святии мученицы. Во иных же едино чувство, коснувшееся сердца памятию геенны или страшного судища Христова, толико действова, яко не точию болезни и трудов не ощущати им, но и самих себе забыти: яков бе старец он, иже от чувства памяти смертныя оцепеневаше, падая аки мертв, и ини мнози. Сии вси в разуме и добром предложении, благодатию Христовою, высокия добродетели и пощения совершиша, не познавающе себе, аще кую добродетель проходят: но единым разумом кождо их чувство духовное нося, созади себе всякое делание доброе обеси: не пост бо, ниже иныя труды добродетель быти вмениша, но едино тое, еже по естеству поставити себе Христови, якоже и создахомся, предпочтоша. Нецыи же, подобострастии и неразсуднии, и не точию не имущии в себе ни едино поне чувство паче же рещи дарование от предреченных, но ниже познавающии когда таковая, поревноваша пост и труды святых не добрым разумом и предложением, вменяюще сия, яко добродетель проходят. Приседяй же диавол, яко пес к ловитве, повергает во чрево их семя радостного мнения, от негоже заченшися воспитуется внутренний фарисей, и тако день от дне устрабляющися⁴⁵ предает таковых совершенной гордыни, ея же ради попускаются от Бога области сатанинской. Ибо хотя святииш и удивительнии мужи суть Павел и Петр, и прочии им подобные; обаче суть люди; тамже и сами Святии требуют великой предосторожности, во еже не имети поползновения к высокомерию. Ничто бо столь удобно к гордости не побуждает яко сведущая о своих многих заслугах совесть, и душа живущая во уповании на оныя. Неразсуднии же предпочтоша вещь брашен и пития, и отвергоша разум ошающихся или приемлющих сия добре или зле. Добре убо воистинну и благоразсудне предающе нам Святии путь царский, нарекоша сей быти непадателен: кто бо когда, сожительствуя с братом в безмолвии, таков бе, еже бы молитися к Богу открыти ему, коея еще добродетели не исправил? Не вси ли таковии, взирающе на высоту и совершение заповедей Христовых, недостаточных себе видяху, аще и святи и совершении быша? Аще бо, рече Богослов, речем, яко не согрешаем, прельщаем себе; и паки великий Павел: благоволю, рече, в немощех моих, да вселится в мя сила Христова. Уединений же пустынницы мнози и в лепоту сотвориша сие, овии простотою и не лукавым разумом и нравом, овии же с явным мнением: и сего ради и Господь, овых возводя ко смирению, посылаше к мужем добродетельным, сущим во градех: якоже оного пасущогося с буйволы дивиими посла ко Игумену, повелев тому приставити его свинии пасти, и другого предатися общежительному послушанию, яже он немогий стерпети, позна свою немощь и помолися отпущенному быти паки в пустыню; овых же, аки неисцельно недугующих, попущаше области сатанине. Прочее добре рече Лествичннк, яко уединенное безмолвие неискусных уловляет. И Великий Варсонофий: безмолвие, рече, вину приносит высокоумия, и прочее. И да никто же удивится сему, яко всяк, иже проходит пост, метание же и бдение, псалмопение же и на земли легание, и подобная сим, аще мнит, яко исправляет добродетели, сего ради согрешает в предложении к Богу: аще бо кто и от имущих слезы и плачущихся мнит, яко добре творит, наипаче же еще и высится над неимущими слез, суетно трудится, рече Лествичник.

Вопрос: И како, речет кто, творящу кому таковая мощно не помыслити, яко добрая творить?

Ответ: Сего бо ради и речеся выше, яко не точно правого разума и духовного чувства несть в нас, но ниже познаваем словом таковая, и ретимся на уединение и высокое Святых Отец исправление. Есть бо, воистинну есть таковый прикрутный и твердый помысл, яко не точию воззрети, но ниже помыслити добродетель быти всякое исправление свое, яко же уже о сем мало речеся. Аще бо не бы сие тако было, како мощно бы Святым имети себе под всею тварию, или, елико приближашеся кто к Богу, толико зрети себе грешна, и прочая? И се есть трудный алфавит, еже познавати кому прясло свое и меру с каковым разумом и предложением хощет проходити добродетели. Прочее же, аще и от благодати Божия бывает некиим едино чувство, или помысл смиренномудрия ходатай; обаче и естественное есть во всяком движение или помысл, наклоняя ко смирению, или тщеславию, ко страху же Божию, или продерзанию: си есть к десным, или к шуим растворение подая. Аще же речет кто, яко сицевая вся малыми постизаема суть; сему отвещают Святии Отцы, да держится царского пути, средняго и непадательного, еже есть во двоих или триех общительное безмолвие. Множицею бо враг подает усердие на великое пощение и труды святых, рече Святый Исаак: на уединенное же безмолвие и молчание, яко да отсюду уловит послушающих его совета. Подобная же и Святый Кассиан о сих глаголаше: умерщвление, рече, плоти и смыслов воздержание не должно быти паче силы естественныя и дарования от Бога данного, еже многим и знаменитым Святым дарова Господь к подвигом и великой остроте, чрез особливое дохновение их привлек. Тех убо божественных сил аще не имаши, не восхощи Святых наследовати труды острыми и необычными умерщвлениями, но точию их разсмотряй и удивляйся, и смиряй себе, по речению святого Лествичника о нищих: тии бо, глаголет, сокровища царская зряще, множае свое убожество познавают: тако и душа, великия отческия добродетели прочитающи, всяко смиреннейше творит свое мудрование. Глаголет же Святый Иустин: небесная благодать всех достизает, но неравною мерою: хощет Господь всех спасти, но не посвятити. Обаче отсюду да не мнишися неблагополучным быти, яко не можеши во плоти твоей, якоже Святии, остро и подвижно пожити: возможеши бо и ты навершати теплым вожделением и тщанием внутренняго делания со смирением, и сим угодити Богу. Порфироносный бо пророк не рече: алках, или бдех, или на земли легах, но смирихся, и спасе мя Господь вскоре. И паки Святый Кассиан рече: всяким убо тщанием дара разсуждения поищем, сие бо имать крепость сохранити. Источнику убо мати бездна есть, разсуждению же смирение: не сущу бо свету, вся мрачна суть, и не сущу смирению, вся наша суетна. Како же можем сие стяжати? Слыши Господем реченное: без Мене не можете творити нечесоже. Помолимся убо Господу усердне, да подаст нам, во всех наших деланиих имети смирение, еже от веры и страха Божия, кротости же и совершенна нестяжания обыче бывати, ими же и совершенная любовь исправляется, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа. Ему же и слава во веки. Аминь.