Античная философия и формирование тринитарной доктрины в латинской патристике

Содержание

Введение

1. Постановка проблемы и предмет исследования

2. История изучения вопроса в отечественной и зарубежной литературе

3. Цели и задачи исследования

4. Актуальность и новизна исследования

5. Источники и методы исследования

6. Основные результаты исследования и тезисы, выносимые на защиту

7. Апробация и научно-практическая значимость исследования

8. Структура работы

Введение

1. Постановка проблемы и предмет исследования

Как известно, тринитарная доктрина, т. е. учение о троичности Бога, понимаемого как трансцендентное миру, личное и творческое Первоначало, является важнейшей составной частью не только христианского вероучения, но и христианской философии. Хотя эта доктрина основана на библейском Откровении, она была и остается одной из самых сложных теоретических проблем для человеческого разума как с религиозной, так и с философской точки зрения. Впервые тринитарная проблема¹ возникла еще в первые века новой эры, когда христианские апологеты, обратившиеся в христианство из язычества, – Аристид, Иустин Философ, Татиан, Афинагор, Феофил Антиохийский, Климент Александрийский, Тертуллиан, Ипполит и другие, – попытались осмыслить и изложить христианское учение о Боге-троице, используя при этом хорошо знакомый им логико-философский аппарат и метафизические конструкции античной философии. Как верно отметил известный итальянский специалист в области патристической философии Клаудио Морескини, «желая сформулировать тринитарный догмат, раннее христианство было вынуждено прибегать к ресурсам философии в еще большей степени, чем оно делало это, стремясь дать определение понятию “единый Бог”, так как Новый Завет предоставлял очень скупой материал для разработки тринитарной проблематики»². Помимо этого, тринитарный вопрос стал не только одной из важнейших теоретических проблем христианской теологии и философии, но и острейшей церковно-политической проблемой вскоре после христианизации Римской империи в эпоху так называемых «арианских споров» (325–381 гг.), когда отцами и учителями Церкви были сформулированы основные подходы и способы познания и выражения тайны Божественной Троичности, которые утвердились в последующие несколько столетий эпохи патристики (V-VIII вв.) и послужили образцом философствования о Боге-троице для всех последующих поколений христианских мыслителей.

Действительно, в последующие столетия поисками решения тринитарной проблемы с разных точек зрения были увлечены такие великие европейские мыслители, как Иоанн Скот Эриугена, Ансельм Кентерберийский, Фома Аквинский, Бонавентура, Иоанн Дунс Скот, Майстер Экхарт, Якоб Бёме, Ф. Шлейермахер, Ф. В. Шеллинг, Г. Ф. Гегель, В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, Э. Жильсон, И. Конгар, Х. У. фон Бальтазар, К. Ранер, Б. Лонерган, В. Панненберг, К. Барт, Ю. Мольтманн, П. Тиллих, В. Н. Лосский, Х. Яннарас, И. Зизиулас, Р. Суинберн и многие другие. При этом многие из них напрямую обращались к наследию отцов и учителей христианской Церкви эпохи патристики – св. Афанасия Александрийского, Великих Каппадокийцев, Аврелия Августина, Боэция, Псевдо-дионисия, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина и др., поскольку именно в их многочисленных трудах была разработана основная тринитарная терминология и концептуальные «тринитарные модели», опираясь на которые человеческий разум пытался осмыслить и понять библейское учение о Божественной Троичности. Более того, дискуссии по различным вопросам тринитаризма эпохи патристики, возникшие в западной науке среди историков философии и теологии, а также христианских философов и систематических теологов по меньшей мере с конца XIX в. ³ , возобновились в середине XX в. после появления программных трудов видных современных религиозных мыслителей – Карла Барта ⁴ , Бернара Лонергана ⁵ и Карла Ранера ⁶ . И в наше время, в последние десять – пятнадцать лет, тринитарные исследования переживают настоящее возрождение, когда один за другим на Западе появляются все новые и новые трактаты о Троице ⁷ .

В Российской историко-философской и патрологической науке традиционно много внимания уделялось и уделяется изучению трудов греческих христианских мыслителей эпохи патристики, и гораздо меньше внимания обращалось и обращается на латинских авторов. Это в полной мере касается и тринитарного вопроса. Однако мы убеждены, что в трудах западных христианских мыслителей, таких как Тертуллиан, Ипполит Римский, Новациан, Иларий Пиктавийский, Марий Викторин, Амвросий Миланский, Аврелий Августин, Фульгенций, Боэций и некоторых других, тринитарная проблема занимает совершенно особое место. Не отрицая религиозный характер тринитарного догмата, основанного на библейском Откровении, для постижения его содержания они в не меньшей, а иногда и в большей степени, чем греческие отцы Церкви, опирались на предшествовавшую и современную им философскую традицию, используя различные рациональные методы и концепции, характерные для той или иной философской школы, чтобы выразить этот догмат в таких формах, которые могли бы стать приемлемыми для человеческого разума. В результате западный тринитаризм в III-VI вв. приобрел свой особый рационалистический характер, существенно отличающийся от восточного тринитарного подхода (называемого иногда «персоналистским») и оказавший определяющее влияние на осмысление данной проблематики в последующей европейской философии ⁸ . Эта рационалистическая тенденция отразилась и в формулировке известной католической «доктрины Filioque», не принятой Православной Церковью. Как представляется, для выяснения этих и других характерных черт западной тринитарной традиции важно рассмотреть тринитарные учения тех представителей латинской патристики II-VIII вв., которые в сильной степени испытали влияние античной философской мысли. В ранний, или «доникейский» период (150–325 гг.) это были Тертуллиан, Новациан, Арнобий и Лактанций. В период расцвета латинской патристики (325–430 гг.) важнейший вклад в решение тринитарной проблемы внесли, с одной стороны, св. Иларий Пиктавийский, св. Амвросий Миланский и ряд других сторонников Никейского Собора 325 года и его учения о «единосущии», отчасти опиравшихся на раннюю западную традицию (идущую от Тертуллиана), отчасти же перенесших на Запад основные положения тринитарного учения греческих христианских мыслителей (св. Афанасия Александрийского, Маркелла Анкирского, Великих Каппадокийцев, Дидима и др.). С другой стороны, это были Марий Викторин и Аврелий Августин, сформировавшие так называемую «латинскую тринитарную парадигму», опиравшуюся, с одной стороны, на неоплатоническую метафизику и психологию, а с другой – на аристотелевскую логику. Наконец, в эпоху заката латинской патристики, или в «поставгустиновский» период (430–735 гг.), тринитарная доктрина Августина получила свое дальнейшее закрепление в трудах таких западно-христианских мыслителей, как Фульгенций, Клавдиан Мамерт, Фавст Регийский, Кассиодор, Исидор Севильский и особенно Боэций, придавший ей законченную логическую форму. Таким образом, предметом данного диссертационного исследования выступает тринитарная доктрина в латинской патристике II-VIII вв. как единой традиции и влияние античной философии на процесс ее формирования ⁹ . Для лучшего понимания исследуемой в настоящей диссертации проблематики, а также для уточнения ее целей и задач нам следует обратиться к истории изучения данного вопроса в научной литературе.

2. История изучения вопроса в отечественной и зарубежной литературе

В мировой науке существует немало трудов, посвященных истории арианских споров и развитию христианской тринитарной доктрины в эпоху патристики в целом. Это общие историко-философские и историко-догматические работы, в которых наряду с другими вопросами рассматривается тринитарная доктрина отдельных латинских авторов эпохи патристики или ее определенные аспекты. Среди этих работ можно назвать такие классические труды по истории христианских догматов, как работы А. фон Гарнака ¹⁰ , А. П. Лебедева ¹¹ , В. В. Болотова ¹² , А. В. Карташева ¹³ , Ж. Тиксерона ¹⁴ , Дж. Престиджа ¹⁵ , Дж. Н. Келли ¹⁶ и Я. Пеликана ¹⁷ , а также более специальные работы по тринитарному вопросу и тринитарным спорам в патристике: Т. Де Реньона ¹⁸ , В. Самуилова ¹⁹ , А. А. Спасского ²⁰ , Ж. Лебретона ²¹ , А. Палмьери ²² , Г. Барди ²³ , М. Симонетти ²⁴ , Г. Кретшмара ²⁵ , Ф. Бурассы ²⁶ , К. Ранера ²⁷ , К. Барта ²⁸ , Э. Фортмэна ²⁹ , П.Смульдерса ³⁰ , Б. Де Маржери ³¹ , Дж. О’Доннела ³² , Р. Хэнсона ³³ , Ю. Мольтманна ³⁴ , К. Гантона ³⁵ , Б. Бобринского ³⁶ , Г. Эмери ³⁷ , Дж. Бэра ³⁸ , Л. Айреса ³⁹ , Г. Е. Захарова ⁴⁰ и некоторых других. При этом в большинстве этих работ анализ тринитарной доктрины проводится с позиции «истории догматов» (Dogmengeschichte) или «систематической теологии» (Systematische Theologie, Systematic Theology), т.е. с теолого-догматической точки зрения, и, как правило, не уделяется должного внимания философским источникам, методам и концепциям, оказавшим, как мы увидим далее, огромное влияние на развитие тринитарного учения в латинской патристике. Исключение составляют большей частью обзорные исследования таких ученых, как Альберт Штёкль ⁴¹ , Франсуа Пикавэ ⁴² , Этьен Жильсон ⁴³ , Гарри Вольфсон ⁴⁴ , Мишель Спаннё ⁴⁵ , Поль Обэн ⁴⁶ , Клаудио Морескини ⁴⁷ , в которых авторы анализируют философские влияния и факторы, сыгравшие важную роль в формировании различных учений отцов Церкви – тринитарного, христологического, экзегетического, эпистемологического и др. Кроме того, во всех этих работах рассматривается патристическая философия в целом, без разделения ее на латинскую и греческую.

Еще больше зарубежных исследований посвящено тринитарному учению отдельных латинских отцов Церкви и церковных писателей. За последние 150–200 лет за рубежом вышло огромное количество исследований, так или иначе затрагивающих данную проблематику. Поскольку невозможно перечислить здесь все относящиеся к теме статьи и монографии из-за их многочисленности, мы кратко упомянем и рассмотрим лишь те из них, в которых исследуется роль античной логики, онтологии, эпистемологии и психологии в решении тринитарной проблемы у отдельных латинских теологов эпохи патристики. При этом представляется целесообразным, во-первых, разделить все исследования по отдельным патристическим авторам в историческом порядке, и, во-вторых, рассмотреть их в хронологическом порядке появления самих исследований.

Тринитарной доктрине первого латинского христианского теолога и апологета Тертуллиана посвящено немало работ, вышедших из-под пера таких ученых, как И. Штир ⁴⁸ , В. Махольц ⁴⁹ , А. Д’Алэ ⁵⁰ , Б. Варфилд ⁵¹ , Р. Робертс ⁵² , М. Крибель ⁵³ , Г. Барди ⁵⁴ , Э. Эванс ⁵⁵ , Р. Канталамесса ⁵⁶ , Р. Браун ⁵⁷ , Ж. Муэн ⁵⁸ , И. Штайнман ⁵⁹ , Э. Осборн ⁶⁰ , Д. Рэнкин ⁶¹ , К. МакКраден ⁶² и ряд других. Рассмотрим некоторые из них. Так, вышедшие в начале XX века три статьи американского теолога Бенджамина Варфилда посвящены самому началу латинской тринитарной доктрины, положенному трудами Тертуллиана. При этом автор рассматривает доктрину Тертуллиана не только в свете «учения о Логосе-Христе» (Logos Christology), заимствованного им у греческих апологетов ⁶³ , но и в свете учения об «имманентной Троице» как интерпретации regula fidei («правила веры») древней Церкви, проложившей дорогу к учению о «единосущии» Никейского Собора 325 года ⁶⁴ . Варфилд также рассматривает основную тринитарную терминологию Тертуллиана, оспаривая мнение А. фон Гарнака о ее юридическом характере ⁶⁵ .

В монографии французского исследователя Адемара Д’Алэ, появившейся одновременно со статьями Варфилда и посвященной общему обзору теологии Тертуллиана, целая глава отводится его тринитарному учению ⁶⁶ , где автор, в частности, детально сопоставляет учение Тертуллиана о Логосе с учением греческих апологетов, таких как Иустин, Татиан, Афинагор, Феофил и Ипполит ⁶⁷ . Этой же темы касается в своем труде о Тертуллиане и Новациане немецкий исследователь Мартин Крибель ⁶⁸ , который к тому же рассматривает философские истоки понятия «сущность» и «природа» у Тертуллиана и Новациана ⁶⁹ .

Известный издатель и переводчик творений Тертуллиана Эрнст Эванс в своем внушительном предисловии к английскому переводу трактата Тертуллиана «Против Праксея» помимо структуры, содержания и характерных особенностей самого трактата рассматривает такие вопросы, как патристические источники тринитарного учения Тертуллиана (Филон Александрийский, Иустин, Татиан, Феофил, Афинагор, Ириней) ⁷⁰ и его влияние на последующее развитие тринитарного учения на Западе (Ипполита Римского, Новациана, Дионисия Римского, отчасти Илария Пиктавийского) и на Востоке (на Дионисия Александрийского и отцов Антиохийского собора 265 года) ⁷¹ , а также скрупулезно со многими примерами разбирает тринитарную терминологию Тертуллиана (такие важные термины, как субстанция», «лицо», «статус», «степень», «форма», «могущество», «вид») ⁷² .

Итальянский ученый Раньеро Канталамесса посвятил три главы своего исследования по христологии Тертуллиана его учению о Божественности Христа как Божественного Логоса и его философским истокам ⁷³ . Известный французский специалист по патристике Мишель Спаннё в своей общей монографии, посвященной влиянию стоицизма на учения ранних отцов Церкви ⁷⁴ , также рассматривает отдельные вопросы тринитарной доктрины Тертуллиана, делая акцент на его учении о материальности Божественной сущности, о Логосе (в том числе теории «двойственного слова») и пневме как элементах стоического влияния ⁷⁵ . Другой французский исследователь Рене Браун в своем внушительном компендиуме богословской терминологии Тертуллиана, построенном по тематическому принципу, отводит много места анализу таких понятий тринитарной доктрины Тертуллиана, как «субстанция», «распределение», «статус», «лицо», «степень», «форма», «единство», «троичность» и т.п. ⁷⁶ При этом автор стремится проследить философские и теологические истоки этих терминов и показать их трансформацию в учении Тертуллиана. В небольшой, но информативной статье Г. Стеда рассматриваются различные значения термина substatia в тринитарном учении Тертуллиана ⁷⁷ . В 1966–1969 гг. французский ученый Жозе Муэн издал фундаментальный трехтомный труд о тринитарной теологии Тертуллиана, до сих пор остающийся основной монографией по данной теме ⁷⁸ . В нем автор прослеживает эволюцию взглядов Тертуллиана в разные периоды его теологического творчества, разбирает его методы, основные термины и концептуальные схемы, использовавшиеся им при построении тринитарного учения ⁷⁹ . Немало внимания автор уделяет философским предпосылкам учения Тертуллиана. Наконец, в книге, Эрика Осборна, представляющей собой общее исследование по теологии Тертуллиана, отдельная глава посвящена его тринитарному учению ⁸⁰ . В частности, Осборн рассматривает Тертуллиана как автора теории «относительного расположения» (relative disposition) Лиц Божественной Троицы, истоки которой он видит в стоическом учении о категориях ⁸¹ . Некоторые аспекты отношения Тертуллиана к античной философии в целом и стоицизму в частности освещаются в работах Л. Де Шорта ⁸² , Ж. Фредуийя ⁸³ , Х. Б. Тимоти ⁸⁴ и Дж. Данна ⁸⁵ , правда, безотносительно его тринитарного учения.

Тринитарной доктрине Новациана, во многом сходной с учением Тертуллиана, посвящено гораздо меньше исследований. Это работы А. Д’Алэ ⁸⁶ , М. Крибеля ⁸⁷ Э. Амана ⁸⁸ , Г. Кляйбаха ⁸⁹ , М. Симонетти ⁹⁰ , Р. Де Саймона ⁹¹ , Дж. Данна ⁹² и Дж. Папандреа ⁹³ . Среди них выделяются фундаментальные исследования А. Д’Алэ, М. Крибеля, Р. Де Саймона и Дж. Папандреа. В книге Адемара Д’Алэ, посвященной теологии Новациана, его тринитарной доктрине отводится основная 3-я глава ⁹⁴ , где проводится анализ трактата Новациана De Trinitate и последовательно рассматривается его учение о Боге Отце, Сыне и Св. Духе, а также об Их соотношении в Божественной иерархии. Уже упоминавшийся нами в связи с Тертуллианом немецкий исследователь Мартин Крибель в своей диссертации о развитии западной тринитарной доктрины у Тертуллиана и Новациана сопоставил учения этих двух теологов, а также показал их зависимость от греческой философии и теологии апологетов ⁹⁵ . Книга Рассела Де Саймона, переводчика трактата Новациана «О Троице» на английский, представляет собой обстоятельное введение не только в этот трактат, но и во все тринитарное учение Новациана, причем с учетом как философского, так и теологического контекста. Наконец, в новейшей работе Джеймса Папандреа, вышедшей в свет в 2008, подведены итоги предыдущих исследований и рассмотрены основные тринитарные термины, методы и концепции Новациана; однако автор подходит к его учению исключительно с библейской и патристической точки зрения, не уделяя какого-либо внимания философским основаниям этого учения.

Еще меньше исследований затрагивают тринитарное учение Лактанция. Это работы Э. Оверлаха ⁹⁶ , И. Зигерта ⁹⁷ , Э. Амана ⁹⁸ , Э. Мика ⁹⁹ и В. Лоя ¹⁰⁰ . Диссертационное исследование И. Зигерта посвящено влиянию философии стоицизма на теологическое учение Лактанция в целом, а в диссертации В. Лоя специально рассматриваются представления Лактанция о природе Бога и Его атрибутах, а также о значении термина «Дух» (spiritus) в теологии Лактанция ¹⁰¹ . В исследовании Эрмина Мика, посвященном анализу философско-теологических причин расхождения Арнобия и Лактанция в вопросе о «гневе Бога», затрагивается вопрос о Промысле и роли в нем Божественного Логоса ¹⁰² . Ряд авторов рассматривает отношение Лактанция к философии в целом, а также различные философские и гностические тенденции, присутствующие в его творениях. Здесь следует упомянуть работы таких исследователей, как Р. Пишон ¹⁰³ , К. Вильгельмсон ¹⁰⁴ , Л. Томас ¹⁰⁵ , А. Влосок ¹⁰⁶ М. Перрэн ¹⁰⁷ ; К. Морескини ¹⁰⁸ . Среди них следует особенно выделить фундаментальное исследование Рене Пишона, первая часть которого называется «Лактанций – христианский философ» ¹⁰⁹ , в которой не только раскрывается его критика греческих философов и определенная зависимость от них, но и анализируются отдельные пункты его теологической системы, в том числе учение о Боге Отце и Логосе ¹¹⁰ .

Сходные вопросы отношения к античной философской традиции и философствующему гностицизму поднимаются в ряде работ, посвященных сочинению старшего современника и учителя Лактанция Арнобия Старшего «Против язычников». Среди них следует указать работы Ф. Габарру ¹¹¹ , П. Курселя ¹¹² , Г. МакДональда ¹¹³ , А. Зитте ¹¹⁴ , Э. Фортэна ¹¹⁵ , Дж. Мэддена ¹¹⁶ , А. Вичьяно ¹¹⁷ , М. Симмонса ¹¹⁸ и К. Лукарини ¹¹⁹ . Наиболее важным представляется исследование Майкла Симмонса, который в своей монографии, в частности, рассматривает полемику Арнобия с неоплатоником Порфирием ¹²⁰ , а также общий философский фон его учения и вслед за Пьером Курселем и вопреки общепринятому мнению доказывает, что Арнобий, принадлежал к платоновской, а не эпикурейской школе мысли. Он также рассматривает проблему соотношения Высшего Бога и Божественности Христа ¹²¹ .

При переходе от христианских мыслителей раннего доникейского периода латинской патристики к периоду ее расцвета (325–430 гг.) в эпоху арианских споров и Вселенских соборов (Никейского в 325 г. и Константинопольского в 381 г.), мы замечаем стремительный рост числа исследований по тринитарному вопросу на Западе. Так, среди работ, посвященных участию одного из самых ярких западных теологов середины IV века св. Илария Пиктавийского в арианских спорах и его собственному тринитарному учению, прежде всего, следует упомянуть монументальный труд Антона Бека ¹²² , вышедший еще в 1903 году, где изложение теологической доктрины Илария о единосущии Отца как Начала Божественной сущности и Сына как ее «субстанциальной Формы» ¹²³ предваряется подробным анализом его «общего учения о бытии» (Das Sein im allgemeinem), т.е. общефилософских концепций и предпосылок его теологического учения ¹²⁴ . Вслед за книгой Бека вышла обширная энциклопедическая статья о св. Иларии французского исследователя Кс.-М. Ле Башле ¹²⁵ , в которой немало страниц отводится тринитарным взглядам Илария. В 1944 году появилась не потерявшая актуальности и по сей день фундаментальная монография еще одного французского исследователя Пьера Смульдерса ¹²⁶ , специально посвященная тринитарному учению св. Илария. Автор исследует теологический контекст формирования этого учения и его источники ¹²⁷ , а затем излагает учение св. Илария о Сыне, Его Божественном рождении от Отца и единосущии с Ним ¹²⁸ ; он также касается вопроса о Божестве Св. Духа ¹²⁹ . Смульдерс разбирает использовавшиеся Иларием методы аргументации, его концептуальные модели («совершенное отражение», «природное рождение», «взаимопроникновение» и др.), а также основную тринитарную терминологию («сущность», «субстанция», «природа», «лицо», «субсистенция», «особое свойство») ¹³⁰ . Однако автор практически не уделяет никакого внимания выяснению философских источников тринитарной доктрины Илария. Затем, в 1948 году в Папском институте Atheneum была защищена диссертация Антонио Веррастро, посвященная учению о единосущии Отца и Сына в трактате Илария «О Троице», в которой проводилась мысль, что у св. Илария, так же как и у св. Афанасия, основанием «едносущия» является представление о совершенном «природном рождении» (divina nativitas) Сына от Отца ¹³¹ .

После некоторого перерыва, с начала 1960-х гг. появился целый ряд новых исследований по тринитарной доктрине Илария. Прежде всего, это статья П. Лёффлера ¹³² и диссертация А. Якобса ¹³³ , посвященные влиянию восточного омиусианского богословия на Илария. Затем вышла обзорная статья Жозе Муэна ¹³⁴ , специалиста по триадологии Тертуллиана, об итогах изучения тринитарной теологии св. Илария. Три фундаментальные работы об Иларии написал профессор Безансонского университета Жан Дуаньон ¹³⁵ , в которых автор прослеживает эволюцию теологических взглядов Илария в целом, но уделяет слишком мало внимания его тринитарному учению. Затем появились работы К. Борхардта ¹³⁶ и М. Симонетти ¹³⁷ , помещающие учение Илария в контекст арианских споров; книги и статьи Л. Ладария, по преимуществу посвященные пневматологии Илария ¹³⁸ ; работа Э. Мейеринг, сконцентрированная на двух небольших отрывках из трактата «О Троице» ¹³⁹ ; а также статьи Т. Тума ¹⁴⁰ и Д. Уильямса ¹⁴¹ . Наконец, необходимо отметить новейшие исследования М. Уидмана ¹⁴² и К. Бекуита ¹⁴³ . Оба ученых рассматривают исторический и теологический контекст тринитарного учения Илария, прослеживают эволюцию его взглядов, исследуют теологический метод Илария. При этом Уидман рассматривает учение Илария в целом, а Бекуит ограничивается трактатом «О Троице», посвящая немало страниц анализу его структуры и хронологии написания. Однако в большинстве этих исследований не уделяется внимание философской составляющей учения Илария. Исключение представляет собой упомянутый труд А. Бека ¹⁴⁴ , а также статья А. Саффрея ¹⁴⁵ , специально рассматривающая вопрос культурного образования Илария и его отношения к языческой философии, но не касающаяся напрямую его тринитарной теологии.

Не меньший исследовательский интерес вызвало тринитарное учение другого современника св. Илария – Мария Викторина. Первые работы о нем появились в конце XIX в.: это монография Г. Коффмана ¹⁴⁶ и статья К. Гора ¹⁴⁷ . Последний установил, что учение Викторина было неоплатоническим по характеру, и сформулировал основные тезисы его теологической системы ¹⁴⁸ . Затем, большое двухтомное исследование о неоплатонизме Мария Викторина написал Г. Гайгер ¹⁴⁹ , в котором он на основании теологических трактатов Викторина реконструирует целую систему неоплатонической философии, сопоставляя ее с системой Плотина. Вскоре появилось исследование Р. Шмида, посвященное соотношению тринитарного учения Викторина и Августина ¹⁵⁰ . Обладая более точными, чем у Гайгера, сведениями по истории развития неоплатонизма, Шмид сделал вывод, что хотя Викторин был переводчиком Эннеад Плотина, сам он развивал учение, отличавшееся от плотиновского и сходное с учением Ямвлиха и Прокла. В 1932 г. вышел в свет вызвавший дискуссии труд немецкого исследователя Эрнста Бэнца, посвященный вкладу Мария Викторина в западноевропейскую «метафизику воли» (Willenmetaphysik) ¹⁵¹ . В своей книге Бэнц попытался продемонстрировать, как в теологии Викторина совершился переход от «греческого интеллектуализма» к «новому волюнтаризму», т.е. к новой концепции Божественной и человеческой личности, главным элементом которой стала воля ¹⁵² . По мнению Бэнца, в учении Плотина о первоначальных ипостасях и тринитарном учении Викторина есть одна общая фундаментальная идея некоего «мысленного саморазвертывания абсолютного Бытия», которое происходит по образцу «диалектики процесса сознания» ¹⁵³ . После этого неоспоримая связь между учением Плотина и Викторина была также установлена Полем Анри, известным французским ученым и специалистом по неоплатонизму, который также указал и на основные различия между ними ¹⁵⁴ . Другой ученый, специалист по античной философии и профессор Бернского университета Вилли Тайлер, написавший большую работу о Порфирии и Августине ¹⁵⁵ и критическую рецензию на книгу Бэнца, предположил, что различие между Плотином и Викторином следует искать не столько в христианстве последнего, сколько в дополнительном философском источнике. По его мнению, между Плотином с одной стороны, и Викторином и Августином – с другой, следует поместить Порфирия, игравшего роль посредника между мыслью Плотина и «простых смертных» ¹⁵⁶ . Если в своей книге о Порфирии и Августине Тайлер показал, что Августин испытал непосредственное влияние Порфирия, а не Плотина, то в своей рецензии он привлек внимание к роли Порфирия в формировании взглядов не только Августина, но и Викторина, кратко отметив те положения учения Порфирия, которые встречаются в трактатах Викторина ¹⁵⁷ . В частности, Тайлер впервые указал на некоторые специфические термины и выражения Викторина, которые восходят к Порфирию. В своей новой книге, написанной в 1942 г. и посвященной сопоставлению Халдейских оракулов и гимнов Синезия Киренского ¹⁵⁸ , Тайлер приводит множество других мест из сочинений Викторина, в которых, так же как и в гимнах Синезия, заметно влияние комментария Порфирия на эту «неоплатоническую Библию», которой были Халдейские оракулы ¹⁵⁹ . В том же 1942 году вышла книга итальянского теолога Д. Розато «Тринитарное учение Мария Викторина» ¹⁶⁰ , в которой он исследовал антиарианские сочинения Викторина и рассматривал тринитарную концепцию Викторина в теологическом ключе, лишь мельком коснувшись философского образования Викторина и влияния, оказанного на него философией Плотина. Подобной односторонностью страдает и статья французского исследователя П. Сежурнэ ¹⁶¹ , появившаяся в 1950, которая содержит множество ошибочных мнений, основанных на некритическом тексте трудов Викторина и плохом знакомстве автора с неоплатонизмом. Тринитарный аспект онтологической проблематики в трудах Викторина рассматривается в книге немецкого ученого Герхарда Хубера ¹⁶² , посвященной трансформации европейской онтологии в период от Плотина до Августина.

Настоящий переворот в изучении наследия Мария Викторина произошел в 1960 г., когда в известной французской патристической серии «Христианские источники» вышло новое критическое издание латинского текста теологических трактатов и гимнов Викторина, сопровождаемое переводом и подробными комментариями, занимающими целый том. Это издание было подготовлено двумя выдающимися французскими исследователями – Полем Анри и Пьером Адо ¹⁶³ . С момента выхода нового критического издания именно на него стали опираться все последующие исследователи философско-теологического творчества Викторина. Огромный вклад в дело изучения Викторина внес сам П. Адо, который не только написал подробное предисловие и комментарии к упомянутому выше новому изданию ¹⁶⁴ , но вскоре опубликовал две обширные монографии, посвященные Викторину. Первое исследование, называющееся «Порфирий и Викторин» ¹⁶⁵ , посвящено выяснению того, какой неоплатонизм использовал Марий Викторин при разработке своего тринитарного учения и какую трансформацию у него претерпела неоплатоническая философия для того, чтобы соответствовать требованиям христианского учения о единосущии Отца и Сына ¹⁶⁶ . Адо установил, что в теологических трактатах Викторина встречаются чисто философские фрагменты, которые по своему содержанию, внутреннему единству и особенной терминологии значительно отличаются от остальных частей, что позволяет предположить для них существование особого неоплатонического источника – а именно, учение Порфирия, представленное главным образом в анонимном комментарии на платоновский Парменид, авторство которого Адо по разным соображениям приписывает именно Порфирию ¹⁶⁷ . Затем Адо детально исследовал все «порфириевские темы», которые можно обнаружить в философских фрагментах Викторина, и пришел к заключению, что по содержанию эти темы соответствуют указанным фрагментам ¹⁶⁸ . В результате своего исследования Адо приходит к выводу, что Викторин поставил на службу христианскому тринитарной теологии концептуальные структуры философии Порфирия ¹⁶⁹ . Второе исследование П. Адо имеет по преимуществу литературно-исторический характер ¹⁷⁰ ; в нем из «разрозненных частей» воссоздается целостная картина учено-литературной деятельности Викторина. Адо отмечает несомненный вклад, который внес Викторин в последующее развитие метафизики на Западе. По его мнению, тот поворот мысли, в котором возникли и развивались такие философские системы, как система Гегеля и Шеллинга, начался с христианского платонизма Викторина, в своей метафизике тесно связавшего внутреннее движение Божественной жизни с ритмом человеческой истории: жизнь и мышление, нисхождение и возвращение, отчуждение и собирание ¹⁷¹ .

Исследования и переводы П. Адо стали основой для дальнейшего изучения Мария Викторина на Западе. Так, начиная с конца 1960-х, целый ряд статей о Викторине написала американская исследовательница Мэри Кларк ¹⁷² , которая в 1981 г. перевела на английский язык трактаты Викторина о Троице ¹⁷³ . Однако все ее статьи не отличаются оригинальностью и представляют собой плохой пересказ тех результатов, к которым давно уже пришли европейские исследователи во главе с П. Адо. Новый подход к изучению тринитарного учения Викторина использован в монографии немецкого ученого Антона Цигенауса ¹⁷⁴ , который рассматривает концептуальные структуры неоплатонической мысли и развитие тринитарной теологии до Викторина, затем анализирует «две метаморфозы» неоплатонизма – у Кандида Арианина и Викторина; наконец, реконструирует основную тринитарную терминологию и учение Викторина, которое называет «плероматическим или сокращенным образом Бога» ¹⁷⁵ . Вклад Мария Викторина в полемику с арианством и особенности его тринитарного учения рассматриваются в трудах известного итальянского исследователя арианских споров М. Симонетти ¹⁷⁶ . В последнее время появился целый ряд исследований, посвященных соотношению тринитарного учения Мария Викторина и философствующего гностицизма, известного как «сифианский гностицизм», или «сифианство», и представленного в нескольких трактатах гностической библиотеки из Наг-Хаммади. Можно указать работы таких ученых, как Л. Абрамовски ¹⁷⁷ , П. Адо ¹⁷⁸ , М. Тардьё ¹⁷⁹ , К. О. Томмази ¹⁸⁰ . Влияние на тринитарную доктрину Мария Викторина неоплатонизма в целом и учения об «умопостигаемой триаде» в частности рассматривается в работах Д. Бэлла ¹⁸¹ , М. Колиша ¹⁸² , П. Манчестера ¹⁸³ , Р. Мейджерсик ¹⁸⁴ и М. Балтеса ¹⁸⁵ . Из них особенно примечательно обстоятельное исследование Маттиаса Балтеса, немецкого специалиста по платонизму, который реконструирует и анализирует тринитарное учение Викторина с помощью концептуальных схем неоплатонической философии.

Гораздо меньшее внимание ученых привлекла тринитарная доктрина младшего современника Мария Викторина – св. Амвросия Миланского. В 1954 г. в Гейдельберге появилось первое специальное исследование по данному вопросу: это была диссертация Людвига Хермана, посвященная месту тринитарного учения Амвросия в истории арианских споров ¹⁸⁶ , которое автор оценивает очень невысоко, разделяя традиционное мнение о том, что Амвросий не был самостоятельным теологом, но заимствовал идеи у таких христианских мыслителей, как Иларий, Афанасий, Василий и Дидим, не производя над ними глубокого спекулятивного анализа ¹⁸⁷ . Переосмыслению такого восприятия тринитарной доктрины Амвросия посвящена монография Кристофа Маркшиса, опубликованная в Тюбингене в 1995 г.: «Амвросий Миланский и тринитарная теология. Церковно- и теолого-историческое исследование арианства и неоникейства у Амвросия и на латинском Западе (364–381)» ¹⁸⁸ . В ней автор показывает сознательный выбор Амвросия в пользу тринитарной теологии «новоникейского движения». Особенно важной для темы настоящей диссертации представляется первая часть исследования Маркшиса, в которой он рассматривает основные терминологические вопросы арианских споров, а также проблему перевода греческого термина οὐσία («сущность») на латинский язык ¹⁸⁹ . По сути сокращенным вариантом монографии автора является еще одна его статья об Амвросии как тринитарном теологе ¹⁹⁰ . Роль Христа как Слова Божия в творении, а также его отношение к Богу и миру рассматривается в работе Франсуа Чабу ¹⁹¹ . Пневматологии Амвросия, ее источникам, методу и содержанию посвящено введение К. Морескини ¹⁹² к итальянскому переводу трактата «О Святом Духе» и статья С. Хабьяримана ¹⁹³ , написанная в традиционном историко-догматическом стиле. Тринитарное учение Амвросия в контексте арианских споров рассматривается в работах М. Мелэна ¹⁹⁴ , М. Симонетти ¹⁹⁵ , Р. Канталамессы ¹⁹⁶ , К. Морескини ¹⁹⁷ , Д. Уильямса ¹⁹⁸ , которые в своем большинстве ¹⁹⁹ носят скорее исторический, чем теоретический характер. Наконец, в работах Л. Таормины ²⁰⁰ , Пьера Курселя ²⁰¹ и Гульвана Мадека ²⁰² рассматривается отношение Амвросия к античной философии в целом и к отдельным философам (Платону, Аристотелю, Цицерону, Апулею, Плотину и др.), равно как и их влияние на его теологическую мысль, в частности, в антиарианских сочинениях Амвросия, где излагаются его тринитарные взгляды ²⁰³ .

Тринитарному учению современника Амвросия и самого выдающегося западно-христианского мыслителя Аврелия Августина посвящено великое множество исследований. Поскольку охватить их все в нашем кратком обзоре было бы совершенно невероятно, рассмотрим лишь наиболее значимые из них. Начнем с упоминания об исследованиях немецкого ученого второй половины XIX века – Теодора Гангауфа. Ему принадлежат две книги об Августине, тесно связанные с тринитарной проблематикой: первое исследование посвящено «метафизической психологии» Августина ²⁰⁴ , второе – его «спекулятивному учению» о триедином Боге ²⁰⁵ . Обе книги Гангауфа хотя и отличаются своей обстоятельностью, но в настоящее время считаются уже морально устаревшими и не принимаются в расчет современными исследователями. Вслед за книгами Гангауфа вышло небольшое исследование еще одного немецкого ученого Георга Лёше об использовании Августином Плотина в учении о Боге ²⁰⁶ . Однако оно ограничивается общим сопоставлением Плотина и Августина и содержит мало конкретного материала по нашей теме. Важной вехой в изучении не только тринитарного учения Августина, но всего патристического тринитаризма считается 1892 год, когда в Париже французский теолог Теодор Де Реньон опубликовал первый том своего четырехтомного историко-догматического исследования о «позитивной тринитарной теологии» ²⁰⁷ , в котором он попытался показать, что «схоластическая тринитарная парадигма», которую он противопоставил «патристической», уходит своими корнями в учение Августина. В связи с этим он сформулировал основной принцип различения между западным и восточным патристическими тринитарным подходами, суть которого заключается в следующем: если для западных теологов (Августина и следовавших за ним схоластов) Бог – это прежде всего единая сущность, проявляющаяся в трех Лицах, то для восточных – это прежде всего три Ипостаси, обладающие общей сущностью. Другими словами, западная мысль движется от сущности к Ипостасям, а восточная – от Ипостасей к сущности ²⁰⁸ . Эта «парадигма Де Реньона», впоследствии ставшая классической, оказала определяющее влияние на понимание тринитарной доктрины Августина, как минимум, в последующие 100 лет ²⁰⁹ , в том числе и среди православных богословов и философов, таких как прот. Сергий Булгаков, В. Н. Лосский, А. Ф. Лосев, митр. Иоанн Зизиулас и др. Наш российский историк Церкви В. Самуилов практически одновременно с Т. Де Реньоном (с трудами которого он, конечно, не был знаком) написал большую монографическую работу по истории арианства на латинском Западе во втор. пол. IV – пер. пол. V вв. ²¹⁰ В конце своей книги он представил краткий обзор тринитарного учения блаж. Августина, поместив его в контекст антиарианской полемики ²¹¹ и полагая, что даже «его классическое сочинение De Trinitate представляет распространенный свод возражений против ариан, помещенных в его сочинениях, непосредственно направленных против ариан – в большей части омиев (только учение о relatio было направлено против аномея Максима); в них же находим и главные аналогии Августина» ²¹² . Интересно, что независимо от Де Реньона Самуилов пришел к заключению, что в своем тринитарном учении Августин стремился подчеркнуть «сторону единства» в Боге ²¹³ . Он также ясно высказывает мысль о том, что «в учении об исхождении Св. Духа от Отца и Сына (Filioque) Августин отклонился от учения православной Церкви» ²¹⁴ . Но поскольку автор полагает, что тринитарным «аналогиям Августина нельзя придавать решительного значения при оценке его догматических воззрений» ²¹⁵ , мы не находим у него сколь-нибудь удовлетворительного анализа этих аналогий.

Гораздо больше указанному вопросу уделяется внимания в статье другого российского исследователя Н. П. Остроумова, так и называющейся: «Аналогии и их значение для выяснения учения о Св. Троице, по суду Блаж. Августина» ²¹⁶ . В ней он рассматривает Августина как представителя «среднего направления» – такого подхода к постижению христианского догмата о Божественной Троичности, в котором отвергаются крайности как рационалистического направления (в древности – ариане, в Новое время – Ф. В. Шеллинг, Г. Ф. Гегель и др.), считавшего этот догмат совершенно постижимым для человеческого разума и даже его необходимым требованием, так и мистического направления (древние и новые мистики: Иоганн Таулер и др.), совершенно отвергавшего какую-либо возможность такого постижения ²¹⁷ . По мнению Остроумова, «среднее направление», к которому принадлежит Августин и большинство Отцов Церкви, хотя и «признает христианский догмат о Св. Троице тайной, непостижимой вполне для разума, и в то же время, признав библейское учение о богоподобии нашей природы, считает возможным уяснить эту тайну естественным разумом» ²¹⁸ . Далее в своей статье автор разбирает такие тринитарные аналогии Августина, как единство – форма – порядок, мера – число – вес, предмет – образ – ощущение, ум – знание – любовь, память – мышление – воля, любящий – любимый – любовь и др. ²¹⁹ Он также анализирует учение Августина о самопознании, происходящем через рождение «внутреннего слова» из глубины ума, с которыми оно затем связывается посредством любви ума к слову ²²⁰ . Как полагает Остроумов, «замечаемое в самосознании и мышлении человеческого духа Августин переносил на абсолютный Дух, на абсолютное сознание и мысль Божественного Духа. С понятием слова, рождающегося из глубины нашей мысли и выражающей наше познание о себе, он сопоставляет понятие о втором лице Св. Троицы, Божественном Сыне, или Слове, вечно рождающемся от Бога Отца; с понятием же воли или любви сопоставляет понятие о Св. Духе как третьем лице Св. Троицы» ²²¹ . Вместе с тем в статье Остроумова явно не хватает анализа философских и патристических источников, оказавших непосредственное влияние на формирование тринитарного учения Августина, а вследствие этого его анализ представляется слишком поверхностным. Этот пробел отчасти восполняет статья другого русского патролога П. Верещатского ²²² , в основе которой лежит его вступительная лекция, прочитанная на кафедре патрологии в 1910 г. В целом, статья посвящена сравнению учения Плотина о трех ипостасях и тринитарного учения Августина. Однако представления автора о неоплатонической философии весьма приблизительны, а параллели с Августином поверхностны и не выдерживают критики. Сходный характер имеет и монография французского исследователя Л. Гранжоржа ²²³ , посвященная влиянию неоплатонизма на теологию Августина, в частности, на его тринитарное учение ²²⁴ . Однако, несмотря на обстоятельность работы и гораздо более глубокое знакомство автора с неоплатонической философией, в последнем вопросе автор не пошел далее сравнения зрелой триадологии Августина с тем же учением Плотина о трех ипостасях, между которыми он усматривает больше различий, чем сходств ²²⁵ . В авторитетной энциклопедической статье об Августине французского ученого Эжена Порталье, написанной им в 1913 г. для многотомного «Словаря католической теологии» ²²⁶ , отводится определенное место его тринитарному учению ²²⁷ . Следует подчеркнуть, что этот французский автор в целом следует парадигме Де Реньона, утверждая, что Августин помещает Божественную природу прежде трех Лиц, в которых она существует ²²⁸ ; он также останавливается на учении о нераздельном действии Лиц Св. Троицы в творении и на «психологической теории» их происхождения, а кроме того, приводит весьма интересную сводную таблицу основных тринитарных аналогий, использовавшихся Августином ²²⁹ .

Интеллектуальная эволюция Августина, начиная с его увлечения манихейством и скептицизмом и до обращения к сочинениям неоплатоников, стала предметом углубленного исследования сразу двух крупных ученых – отечественного патролога И. В. Попова ²³⁰ и французского историка философии Проспера Альфарика ²³¹ . Однако если в первом исследовании автор просто не доходит до тринитарного вопроса, вероятно, намереваясь посвятить ему второй том своего труда (который так и не был написан) ²³² , то во втором влиянию неоплатонизма на тринитарное учение Августина в отводится всего пару страниц ²³³ . Роль неоплатонизма в формировании христианского мировоззрения Августина исследуется в книге еще одного французского ученого Шарля Буйе ²³⁴ . Более подробно о влиянии плотиновского учения о Едином и Уме на учение Августина о Боге и Его Слове Буйе останавливается в своей второй книге, посвященной истолкованию идеи истины в философии Августина ²³⁵ , где также разбирает терминологический вопрос о совпадении в Боге сущности, ипостаси и природы. В еще одной своей статье Буйе впервые подробно рассмотрел важнейшее для тринитарной теологии Августина учение об «образах Троицы» ²³⁶ , которое впоследствии станет главным предметом исследований целого ряда ученых. Значение основных «психологических тринитарных аналогий», приводимых Августином в третьей части трактата «О Троице» (кн. VIII-XV), рассматривает еще один французский ученый Фульбер Кайрэ в шестой главе своего исследования о принципах духовности Августина, где также разбирает вопрос о мудрости как образе Божием в человеческой душе ²³⁷ .

Одновременно с французскими учеными большой интерес к тринитарной доктрине Августина проявил немецкий теолог из Тюбингена Михаэль Шмаус, в 1927 году издавший капитальное исследование о «психологической тринитарной теории» Августина ²³⁸ , не потерявшее своей актуальности и по сей день ²³⁹ . В своей книге он сначала рассматривает богословские основания для «психологической теории», такие как учение о бытии и сущности Бога, происхождение Божественных Лиц, Их взаимные отношения, Их взаимопребывание, явления в тварном мире, различные физико-космологические аналогии Троицы ²⁴⁰ . После этого он переходит к собственно «психологической теории» и ее составляющим: человек как образ Божий, отражение Троицы во «внутреннем человеке», роль понятия «любовь» и т. п. Автор также подробно разбирает значение таких «психологических триад», как бытие – мышление – воля, ум – знание – любовь, память – мышление – воля, а также значение их отдельных составляющих ²⁴¹ . В заключении автор дает оценку психологическим аналогиям с точки зрения теории познания и уточняет вклад Августина в последующую философско-теологическую традицию ²⁴² . В целом, исследование М. Шмауса при всех его несомненных достоинствах и глубине носит более богословскодогматический, чем историко-философский характер.

Вслед за этим в начале 1930-х некоторые аспекты тринитарной доктрины Августина были рассмотрены в статьях французского ученого Фердинанда Каваллера ²⁴³ и в двух фундаментальных монографиях – В. Тайлера и Л. Леграна. Автор первой монографии ²⁴⁴ , уже упоминавшийся швейцарский ученый Вилли Тайлер, выделил характерные особенности философии Порфирия и затем попытался показать, что Августин испытал непосредственное влияние именно Порфирия, а не Плотина. В частности, Тайлер полагал, что «психологическая теория» Троицы у Августина является «отпрыском» учения Порфирия о самопознании души, которое известно из фрагментов его трактата «О словах: “Познай самого себя”» и «Подступы к умопостигаемому» (Sententiae) ²⁴⁵ . В целом, тезис Тайлера о преобладающем влиянии Порфирия на тринитарную мысль Августина впоследствии имел как своих сторонников ²⁴⁶ , так и критиков ²⁴⁷ . Другая монография, принадлежащая французскому исследователю Луи Леграну ²⁴⁸ , специально посвящена философскому пониманию Св. Троицы у Августина и раскрытию его «тринитарной диалектики». По мнению автора, в философии Августина преобладает «идея Бога, имеющего тринитарную структуру с фундаментальным ритмом Божественной Жизни, которая одновременно есть активность, мышление и эмоциональность» ²⁴⁹ . Автор подробно разбирает философские истоки тринитарного учения Августина, такие как учение Филона Александрийского о Логосе, понятие Первоначала у досократиков, платоновскую теорию идей, учение Плотина о Логосе и учение стоиков о пневме и симпатии ²⁵⁰ . Затем он переходит к тринитарному учению самого Августина, которое рассматривает в такой последовательности: Бог Отец как нерожденное Первоначало и аналог Единого у Плотина; Сын, причастный природе Первоначала как Премудрость и Слово Божие и аналог Ума у Плотина; Св. Дух, связывающий Отца и Сына взаимной любовью как аналог мировой Души у Плотина ²⁵¹ . В последней главе своей книги Легран анализирует основную тринитарную терминологию Августина: единство сущности, различие Лиц и личных отношений, тварные аналогии Троицы ²⁵² . В заключении автор приходит к выводу, что Августин в своем тринитарном учении не только примирил Платона, Аристотеля и Плотина, но и превзошел их «в бесконечной личности Бога, ставшего Человеком» ²⁵³ . Однако, как представляется, автор был плохо знаком с традицией постплотиновского неоплатонизма и игнорирует эволюцию тринитарного учения Августина. Этих недостатков вполне лишена книга немецкого исследователя И. Риттера ²⁵⁴ , посвященная влиянию на Августина неоплатонической онтологии, в частности учения об «умопостигаемом мире». Однако тринитарная проблема в книге немецкого ученого не получила специального рассмотрения.

В начале 1940-х вышли две важные работы швейцарского исследователя Ирене Шевалье, в которых был дан исчерпывающий анализ теории «тринитарных отношений» (relationes trinitaires) ²⁵⁵ на протяжении всего творчества Августина. Автор рассматривает данную теорию преимущественно в контексте антиарианской полемики и развития греческой патристической мысли (в частности, Шевалье доказывает, что источником теории «внутритроичных отношений» для Августина был св. Григорий Богослов – тезис, подвергнутый критике некоторыми современными исследователями), но также касается ее философских истоков, прежде всего, логики Аристотеля, которая, по его мнению, в этом вопросе возобладала над первоначальными неоплатоническими тенденциями, наблюдавшимися у раннего Августина ²⁵⁶ . Той же теме тринитарных отношений посвящены работы итальянского автора Дж. Машиа ²⁵⁷ , ограничившегося в своем исследовании трактатом Августина «О Троице», а также статья испанца И. Морана ²⁵⁸ . Сопоставлению учения Августина о Троице и учения Плотина об Уме была посвящена обстоятельная работа шведского исследователя А. Дала ²⁵⁹ . Знакомство Августина с трудами неоплатоников получило подробное освещение в классических трудах французских ученых Поля Анри ²⁶⁰ , Анри Марру ²⁶¹ и Пьера Курселя ²⁶² , однако без какого-либо отношения к тринитарной проблематике.

В 1951г. вышла в свет монография французского неотомиста Анри Пессака, посвященная сравнению учения о Слове-Логосе у Августина и Фомы Аквинского ²⁶³ . Автор полагает, что понятие о Слове Божием является центральным для тринитарного учения Августина, поскольку в нем имплицитно содержится концепция внутренних отношений в Троице ²⁶⁴ , и рассматривает это понятие в томистской перспективе. Его особенно интересует метод психологического анализа слова как умственного понятия и его приложение к тринитарной проблематике в трактате Августина «О Троице». Именно в этом Пессак видит сильную сторону учения Августина, повлиявшего на последующее развитие тринитарной доктрины на Западе и ее отличие от восточно-христианского учения. Начиная с исследования Пессака, появляется целый ряд работ французских неотомистов, которые, разделяя тезис Де Реньона о том, что существует кардинальное различие между греческой и латинской тринитарными парадигмами, вместе с тем переосмыслили «парадигму Де Реньона» таким образом, что греческое тринитарное богословие, основанное, по их мнению, на концепте «единосущия», стало связываться с пониманием Бога как сущности, а латинское, основанное на «психологической аналогии», – с пониманием Его как личности ²⁶⁵ . Такой точки зрения, помимо Пессака, придерживались французские ученые А. Малэ ²⁶⁶ , Ф. Бурасса ²⁶⁷ , Г. Лафон ²⁶⁸ , М. Ле Гийу ²⁶⁹ и Б. Де Маржери ²⁷⁰ . Известный философ-неотомист Этьен Жильсон в своих трудах также касался различных аспектов тринитарной доктрины Августина, в частности, вопроса о «следах и образах Троицы» ²⁷¹ . Он также принимал «парадигму Де Реньона» и видел в «латинской тринитарной модели», введенной Августином, «явный прогресс [по сравнению с «греческой моделью"]... прямо связанный с выдающейся способностью Августина к психологическому анализу» ²⁷² . Эта «психологическая теория» Троицы у Августина вновь стала предметом исследования в статьях Р. Трембле ²⁷³ . В исследованиях другого французского теолога-иезуита Франсуа Бурасса²⁷⁴ к Августину возводятся такие отличительные черты западной «тринитарной парадигмы», как концепция «аппроприации» (appropriation) и представление о Святом Духе как «общении» (communion) и «личной любви» (amour personnel) между Отцом и Сыном.

Философское учение об абсолютном бытии и его трансформация в теологии Августина, так же как и у его предшественника Мария Викторина, рассматривается в книге упоминавшегося выше немецкого исследователя Герхарда Хубера²⁷⁵. В ней автор, в частности, пытается обосновать переход Августина от «онтологической» (ранней) к «психологической» (поздней) теории Троицы ²⁷⁶ . Зависимость тринитарной доктрины Августина от учения Плотина о трех ипостасях рассматривается в статье Т. Вассмера ²⁷⁷ , который вместе с тем видит и принципиальное отличие Августина от Плотина, заключающееся в учении о «внутренних взаимоотношениях» в Троице ²⁷⁸ .

Настоящий прорыв в изучении тринитаризма Августина произошел в 1960-е годы. Сначала в США в 1963 г. вышло фундаментальное исследование Джона Салливана «Образ Божий: учение Августина и его влияние» ²⁷⁹ . По словам автора, его главной целью было «систематическое представление учения Августина об образе Божественной Троицы в человеке» ²⁸⁰ . Этому посвящена первая и основная часть книги. Прежде чем перейти к общей концепции образа как важнейшей онтологической категории у Августина, автор рассматривает аналогичное представление Плотина, у которого концепция образа или отражения высших онтологических уровней в низших играет совершенно особую роль ²⁸¹ . Далее Салливан прослеживает эволюцию учения Августина, начиная с его ранних философских диалогов, где оно предстает главным образом как учение об отражении единой Божественной природы в человеке, в то время как тринитарный аспект образа Божия появляется лишь в зрелых работах Августина ²⁸² . Прежде чем обратится к ним, автор кратко рассматривает основные «тринитарные подобия» как следствия творческой активности Бога-Троицы, которые Августин находит повсюду в сотворенной вселенной, в том числе в человеке; когда же Августин исследует подобия Троицы в психологической сфере в своих зрелых трудах, автор обращается к трактату «О Троице» как основному источнику учения Августина о «тринитарном образе» в человеке ²⁸³ . Следуя логике трактата, которая, по мнению Салливана, основана на «неоплатонической диалектике» перехода от внешней реальности к внутренней, а в последней – от низшего уровня к высшему ²⁸⁴ , автор концептуализирует и схематизирует такие психологические триады, как ум – знание – любовь и память – мышление – воля, которые сначала рассматриваются в отношении самого человека, а затем в отношении человека к Богу ²⁸⁵ . Он также рассматривает три возможных состояния «тринитарного образа» в человеке: (1) естественное (или «хабитуальное»), (2) обновленное благодаря искуплению Христа и (3) совершенное в будущей вечной жизни. Он также проводит концептуальное различие между «тринитарными образами» как простыми «аналогиями» Божественной Троицы, присутствующими в человеке в качестве его духовных способностей, и «тринитарным образом бытия» человека как его активным уподоблением Божественной Троице посредством памяти, познания и любви к Ней, когда образ возвращается к своему Первообразу ²⁸⁶ . В заключении автор приходит к выводу, что, несмотря на определенную уязвимость и слабость философского инструментария, использовавшегося Августином, оригинальность его гения не проявилась нигде так ясно, как в его доктрине об образе Троицы в человеке ²⁸⁷ . Во второй части книги автор обращается к указанному вопросу об оригинальности учения Августина, которая выясняется путем его сравнения с учением его христианских предшественников и современников как на Западе, так и на Востоке ²⁸⁸ , а также к вопросу об определяющем влиянии Августина на последующую западную традицию вплоть до учения Фомы Аквинского, у которого она достигла своей кульминации ²⁸⁹ . В целом, хотя книгу Дж. Салливана тематически можно отнести к христианской богословской антропологии, в ней содержатся множество ценных идей и концепций, напрямую касающихся интересующего нас тринитарного учения Августина. В частности, он вполне разделял «парадигму Де Реньона», согласно которой восточная тринитарная доктрина идет от утверждения Троицы Лиц к единству Их сущности, а Августин идет обратным путем: он начинает с единства Божественной природы и переходит к различию между тремя Лицами ²⁹⁰ .

В 1965 г. Вене была опубликована книга австрийского исследователя Иоганна Мадера «Логическая структура личностного мышления: из метода богопознания у Аврелия Августина» ²⁹¹ . Хотя это фундаментальное исследование главным образом посвящено психологии Августина, в нем немало места отводится знаменитому методу «аналогии» ²⁹² , а также рассматривается влияние тринитарной терминологии (в частности, таких терминов, как «лицо» и «отношение») ²⁹³ и тринитарных моделей Августина на его учение о структуре человеческой личности. В том же 1965 году в Тюбингене вышла в свет обстоятельная монография немецкого ученого Альфреда Шиндлера ²⁹⁴ , посвященная значению понятия «слово» (Wort) и метода аналогии у Августина, а в действительности представляющая собой подробнейший анализ всего его тринитарного учения. В самом деле, в своей работе Шиндлер сначала рассматривает ранние формы этого учения, различные тринитарные аналогии и их источники как в ранних, так и в поздних трудах Августина (кроме трактата «О Троице»); затем обращается к анализу понятий «образ Божий» и «слово» вне трактата «О Троице»; наконец, переходит к самому трактату, который он делит на три части: в первую часть входят книги I-VII, во вторую – книги VIII-IX, в третью – книги X-XV. Шиндлер подробно рассматривает тринитарное учение Августина в каждой из этих трех частей, делая особый акцент на второй части, где учение о «внутреннем слове» находит свое окончательное выражение, а также на третьей части, где излагается зрелая «психологическая теория» Троицы и используются различные «психологические аналогии» (память – мышление – воля и т.п.). Он также рассматривает вопрос об «анагогическом восхождении» от «образа Троицы» к самой Троице и вопрос о месте Св. Духа в тринитарном учении Августина. При этом важно подчеркнуть, что, по мнению автора, тринитарная доктрина Августина с самого начала складывалась под влиянием идей неоплатонизма (Плотина и Порфирия) ²⁹⁵ .

Идеи, высказанные А. Шиндлером и другими немецкими учеными, вскоре получили дальнейшее осмысление в фундаментальной монографии французского ученого Оливье Дю Руа «Постижение веры в Троицу согласно св. Августину. Генезис его тринитарной теологии до 391 г.» ²⁹⁶ , опубликованной в 1966 году и по сей день остающейся самым авторитетным исследованием в этой области ²⁹⁷ . Отправной точкой исследования Дю Руа является его убеждение в том, что определяющим фактором, оказавшим влияние на формирование тринитарной доктрины Августина, был неоплатонизм, в сравнении с которым все остальные библейские и патристические факторы отходят на второй план. Другими словами, познание Бога как Троицы у Августина появляется и развивается независимо от веры, эпистемологическая функция которой сводится к авторитетному свидетельству и нравственному очищению сердца от привязанности к материальному миру, делающему возможным обращение к внутреннему миру души, а через него – к Богу ²⁹⁸ . В связи с этим в качестве фундаментальной схемы тринитарной теологии Августина автор указывает следующую: «отечество – путь», где «отечество» – это Троица, а «путь», ведущий в него, – это воплощенный Христос ²⁹⁹ . Вместе с тем автор убежден, что стремление Августина к интеллектуальному постижению веры в Троичность Бога не было вызвано у него чисто спекулятивным интересом; это была своего рода интеллектуальная переориентация и личное духовное обращение к Богу ³⁰⁰ . Само исследование Дю Руа строится одновременно по хронологическому и тематическому принципу, поскольку, с одной стороны, в нем рассматривается эволюция тринитарного учения Августина в ранний период его творчества (386–391 гг.), а затем проводится его сопоставление с развитой «психологической теорией» Троицы в сочинениях 397–416 гг. С другой стороны, автор полагает, что тринитарная доктрина Августина любого периода может быть сведена к учению о разного рода триадах, т.е. к «триадологии» в узком смысле слова. В первой части своего исследования Дю Руа рассматривает традиционный вопрос об интеллектуальной эволюции Августина, особенно подробно останавливаясь на его обращении к неоплатонической философии, благодаря которой он избавился от материалистических представлений о Боге и открыл внутри самого себя умопостигаемый мир, частью которого является душа человека ³⁰¹ . Во второй части книги автор рассматривает ранние философские диалоги Августина, написанные в период его пребывания в Кассициаке в 386 г., в которых Дю Руа выделяет основную тенденцию: найденный у Плотина и усвоенный Августином путь обращения человека сначала внутрь себя, а затем интеллектуального восхождения к Богу, или «анагогии» (что, по Августину, составляет подлинную жизнь разумного духа), есть не что иное, как приобщение к тринитарной структуре универсума, который несет в себе отпечатки («следы») своего Первоначала и порожденного Им Ума (intellectus) и Разума (ratio = logos = мировая Душа). Когда же человеческая душа достигает истинного познания Бога, то ее разум и интеллект способны отождествиться со своим Божественным источником ³⁰² . Таким образом, по мнению автора, именно у Плотина Августин обнаружил особый способ познания тайны Троичности и стал рассматривать христианское учение о Троице в свете плотиновского учения о трех ипостасях ³⁰³ . В третьей части своей работы Дю Руа показывает, какие изменения это первоначальное понимание Августином христианской Троицы претерпело в последующие годы, отмеченные полемикой с манихейством (387–391 гг.). По мнению автора, Августин постепенно осознал необходимость уточнить и дополнить свое раннее представление о духовной «анагогии» с помощью так наз. «тринитарной метафизики» или «тринитарной онтологии», т.е. от анагогического восхождения души к непосредственному познанию Бога перешел к представлению о том, что душа может восходить к Божественной Троице посредством созерцания триадической структуры универсума, отражающей в себе творческие и промыслительные действия Троицы, и только потом – к созерцанию самой Троицы. Поскольку Троица Божественных Лиц равно участвует в акте творения, то вселенная в целом и в частях структурирована так, что делает возможным наше обращение к созерцанию самой Троицы. В этом, по мнению автора, Августин следует универсальной неоплатонической схеме: пребывание – исхождение – возвращение, или «циклической тринитарной схеме», с помощью которой он корректирует свою первоначальную «линейную тринитарную схему» восхождения души к Богу ³⁰⁴ . Поскольку все Лица Троицы в установленном порядке играют определенную роль в творении, упорядочении и сохранении мира, эти же Лица, но уже в обратном порядке возводят людей к познанию Бога как Троицы ³⁰⁵ . Такое тринитарное учение возникает в ранних сочинениях Августина против манихеев, в трактатах «О музыке» и «Об истинной религии» ³⁰⁶ . Таким образом, по мнению автора, Августин попытался соединить воедино свое новое понимание триадической структуры универсума, вдохновленное, в частности, Порфирием и его онтологией бытия и небытия ³⁰⁷ , со своим ранним представлением об интеллектуальном восхождении души к Богу, завершающимся в Троице. Это восхождение к Богу теперь дополняется «тринитарной онтологией», позволяющей воспринимать все творение в его зависимости от творящей Троицы, в его исхождении и возвращении к Ней. С этим Дю Руа связывает два основных пути познания Троицы у Августина, взаимодополняющих друг друга: «путь внутреннего просвещения», основанный на плотиновской «анагогии», и «путь размышления над творением», или «тринитарная онтология», также возводящая ум к Троице ³⁰⁸ . По мнению автора, хотя Августин в своих построениях стал опираться на более широкий круг источников, как античных (Варрон, Цицерон, Порфирий), так и христианских, тем не менее, плотиновское учение о восхождении души к Единому остается здесь преобладающим ³⁰⁹ . В заключительной части своего исследования Дю Руа останавливается на том определяющем воздействии, которое ранние работы Августина оказали на его зрелую тринитарную доктрину (397–416 гг.). По мнению автора, с помощью своей знаменитой «психологической теории» Троицы, первоначально предложенной в «Исповеди» и впоследствии развитой в трактате «О Троице», Августин стремился углубить свое изначальное неоплатоническое представление о восхождении души к Богу за счет учения о триадической структуре сознания, или «тринитарного cogito" (сначала в форме: я существую – я живу – я мыслю, затем и в других формах: я существую – я мыслю – я хочу и т. п.), а также благодаря уточненной теории «образа Божия» в человеке как «образа Троицы» и философского истолкования различных антиарианских «символов веры». Тем самым Августин стремился показать, что душа может не только обнаружить в себе «образ Троицы», соответствующий ее «следам» в универсуме, но и через Ее просвещающее воздействие взойти к созерцанию самой Троицы ³¹⁰ . Как убежден Дю Руа, использование Августином «психологических аналогий» и метода внутренней саморефлексии естественным образом побуждало его склоняться к монистическому представлению о Боге как единой сущности, которая раскрывается как Троица во внутренних отношениях самопознания и любви к самому себе ³¹¹ . Это было закономерным результатом приложения неоплатонизма к размышлению над христианской верой в Троицу безотносительно к тайне Боговоплощения Христа, предпринятого Августином еще в ранних сочинениях. Так, по мнению Дю Руа, Августин передал в наследие всей западной традиции такую «догматическую схему», в которой Троица отделялась от Божественного «домостроительства спасения», вера принижалась по отношению к разуму, «психологический самоанализ» использовался для подтверждения догматических истин и переносился непосредственно на бытие Бога по правилам аналогии. Такой способ использования философии для постижения христианского Откровения, характерный впоследствии для схоластики, в конце концов, привел к трагическому разрыву между теологией и философией и их автономизации ³¹² . Более того, по мнению автора, именно Августин с его концепцией Божественного «Я», постигаемого по образу человеческого «я», впервые установил тесную связь между человеческой субъективностью и «тринитарной диалектикой», впоследствии характерную для немецкой классической философии ³¹³ . Однако Дю Руа видит в этом и слабость тринитарной доктрины Августина, таящей в себе «риск модализма», в котором единый Бог, мыслящий и любящий лишь самого себя, предстает как своего рода «великий эгоист», подобно Богу деистов XVIII-XIX веков, что стало закономерным результатом августиновского «постижения веры в Троицу, основанного на одной лишь неоплатонической философии» ³¹⁴ . При всей глубине философского анализа и других неоспоримых достоинствах, исследование О. Дю Руа не лишено определенных недостатков, связанных с его философским методом, неизбежно оставляющим без внимания другие, прежде всего, теологические факторы, также влиявшие на эволюцию тринитарной доктрины Августина ³¹⁵ . Кроме того, Дю Руа делает основной упор на философии Плотина, не уделяя должного внимания знакомству Августина с трудами других неоплатоников, прежде всего, Порфирия и Мария Викторина, влияние тринитарных взглядов которых можно обнаружить в сочинениях Августина.

После монументального исследования Дю Руа в 1970 году вышла книга Эжена Тезелле «Августин – теолог» ³¹⁶ , построенная также по хронологическому принципу и посвященная в целом основным положениям теологии Августина, в числе которых автор останавливается на таких вопросах, как проявления Троицы в творении в ранних работах Августина ³¹⁷ ; структура тварного бытия ³¹⁸ , образ Троицы в человеке ³¹⁹ , Троица и тринитарные отношения ³²⁰ . Влияние неоплатонизма (в том числе Порфирия и Мария Викторина) на Августина освещается в упомянутой выше работе В. Тайлера ³²¹ , а также в исследованиях П. Адо ³²² , М. Сшиакка ³²³ , А.Солиньяка ³²⁴ , А. Пинкерле ³²⁵ , Дж. О’Меара ³²⁶ , Г. Дёрри ³²⁷ , Ж. Пепэна ³²⁸ , Н. Чиприани ³²⁹ и Г. Мадека ³³⁰ . Так, французский философ и специалист по неоплатонизму Пьер Адо уделяет должное внимание влиянию Порфирия на Августина ³³¹ ; вместе с тем, не отрицая знакомства Августина с учением Викторина, он настаивает, что учение Августина о душе как образе Троицы хотя и сходно с аналогичным учением Мария Викторина, испытавшего сильное влияние мысли Порфирия, но имеет и существенные отличия от него ³³² . С другой стороны, в статьях Нелло Чиприани, профессора папского Института патристических исследований «Augustinianum», на конкретных примерах убедительно демонстрируется присутствие идей Викторина как в раннем, так и в зрелом тринитарном учении Августина, хотя зачастую это присутствие сводится к полемике Августина с теми или иными концепциями Викторина и даже их радикальной трансформации ³³³ . Французский ученый Жан Пепэн в своем исследовании, посвященном знакомству Августина с античной философией, посвящает целую главу анализу влияния философии Порфирия на учение Августина о душе и его тринитарную доктрину ³³⁴ . В частности, автор указывает ряд текстов, могущих говорить в пользу того, что учение Порфирия о «неслитном единстве» души и тела и о самопознании души, встречающееся в сочинениях Symmikta zētēmata и Sententiae, повлияло на концепцию «психологической триады»: ум – знание – любовь как образа Божественной Троицы в IX книге трактата Августина «О Троице» ³³⁵ . В другой своей статье ³³⁶ Пепэн указывает на учение Плотина и Порфирия о самопознании ума, повлиявшее на «психологическую теорию» Августина, в частности, на представление о том, что ум в действительности неделим и целиком содержится в каждой своей части. В обобщающей работе другого французского исследователя Гульвана Мадека, посвященной влиянию античной философии, особенно неоплатонизма, на различные аспекты мысли Августина, также поднимается тема человеческого ума как образа Троицы ³³⁷ . Однако автор лишь повторяет уже сказанное на этот счет такими исследователями, как П. Адо, О. Дю Руа и А. Шиндлер, не добавляя к ним чего-либо существенного нового. Наконец, в авторитетном в данной области исследовании Мишеля Фатталя «Плотин у Августина» ³³⁸ помимо традиционных тем (влияние неоплатонизма на «обращение» Августина, «видение в Остии» и т.п.) поднимается ряд вопросов, связанных с тринитарным учением последнего: рождение Сына от Отца, исхождение Св. Духа от Них обоих, сравнение Троицы у Августина с учением о трех ипостасях у Плотина и Порфирия и др. ³³⁹

Из отечественных исследований данного периода следует отметить статью архимандрита Плакиды (Дезея), которая хотя и называется «Блаженный Августин и “Филиокве”» ³⁴⁰ , на самом же деле представляет собой краткий очерк по истории учения о Filioque, в котором Августину отводится более чем скромное место. Автор явно склонен экстраполировать на тринитарную теологию Августина средневековые томистские представления, пытаясь (на наш взгляд, безуспешно) обосновать их текстами Августина, подобно следующим: «Божественные Лица суть отношения», «Дух Святой может исходить от Отца и Сына только как от единого начала», «Отец дает Сыну, вместе со Своей природой, свойство изводить Духа Святого» и т. п. Автор лишь вскользь упоминает, что «Августин старательно исследовал тайну Святой Троицы, исходя из Ее отблесков в твари, и в особенности из жизни человеческого духа, созданного по образу Божию», приводя только одну «психологическую аналогию» (причем, не соблюдая точности): дух – мысль (внутреннее слово) – любовь. Он также упоминает, что у Августина Св. Дух есть «та общая любовь, которой взаимно любят друг друга Отец и Сын», а потому Он является «общением и связью между Отцом и Сыном». При этом автор не задается вопросами о каких-либо философских и патристических источниках учения Августина о Filioque.

Противоположную крайность мы находим у другого русскоязычного автора – священника Георгия Зяблицева, написавшего небольшую статью, посвященную влиянию античной философии на теологию блаженного Августина в целом ³⁴¹ ; правда, тринитарному вопросу в ней отводятся всего две страницы, на которых автор ограничивается указанием на близость между учениями Плотина о Едином и Уме и Августина – об Отце и Сыне ³⁴² . Немного больше внимания тринитарному учению Августина уделяет другой отечественный философ А. Ф. Лосев, который отвел Августину целую главу в последнем томе своего монументального труда «История античной эстетики» ³⁴³ . Остановимся на ней подробнее. Прежде всего, Лосев рассматривает тринитарное учение Августина в перспективе западно-европейского персонализма, возникновение которого он связывает именно с фигурой Августина. Хотя он ошибается в том, что Августин первым ввел в философию и теологию понятие «личность» (persona), которого будто бы не знали не только античные мыслители, но и Великие Каппадокийцы ³⁴⁴ , он предлагает интересную интерпретацию тринитарного учения Августина: «Три Лица являются только энергией личности... Три Лица в Троичности, как бы они ни соотносились одно с другим, есть одна и та же личность, хотя в то же самое время и каждое из Них тоже есть полноценная личность» ³⁴⁵ . Вместе с тем Лосев полагает, что в учении Августина о Боге мы находим сочетание неоплатонического представления о Первоединстве («Едином») и христианского учения о личном Боге, трансцендентном миру, или «абсолютной Личности» ³⁴⁶ . Подобно Де Реньону, он говорит, что Августин делает акцент на «тождестве [Лиц], точнее, на Их самотождественном различии» ³⁴⁷ . Помимо учения о личности Лосев рассматривает учение Августина о воле, в котором, по его мнению, тот также выступал как новатор ³⁴⁸ ; однако это учение Лосев никак не соотносит с триадологией Августина. Он заканчивает свою главу об Августине весьма полезным обзором отечественной литературы по вопросу ³⁴⁹ .

Новый всплеск интереса к тринитаризму Августина наблюдается в конце XX – начале XXI века. Так, в статье итальянского исследователя Мишеле Кутино специально рассматривается вопрос о влиянии тройственного деления философии (логика, физика, этика) на тринитарную доктрину Августина в его ранних диалогах ³⁵⁰ . В двух новых исследованиях по «внутренней психологии» Августина отчасти также затрагивается тринитарная проблематика. Но если в исследовании Филиппа Кэри ³⁵¹ , посвященном учению Августина о «внутреннем я» и его различным философским источникам, ей отводится всего пару страниц ³⁵² ,то в работе Эммануэля Бермона ³⁵³ целая глава посвящена анализу «психологической триады»: память – мышление – воля как конститутивных составляющих cogito у Августина ³⁵⁴ . Ряд исследований по особенностям тринитарной доктрины Августина в его трактате «О Троице» принадлежат профессору папского Института патристических исследований Базилу Штудеру ³⁵⁵ и профессору Тюбингенского университета Фолькеру Дреколлу ³⁵⁶ , обобщившему результаты длительного изучения тринитаризма Августина в специальном разделе нового объемного справочника «Augustin Handbuch» ³⁵⁷ , изданного под его редакцией в 2007 г. Там Дреколл замечает, что тринитарная проблема интересовала Августина начиная с раннего философского периода его творчества и вплоть до поздних сочинений ³⁵⁸ . Он кратко рассматривает такие ее составляющие, как экзегеза библейских текстов, различные триады и тринитарные аналогии и их отношение к учению о трех ипостасях в неоплатонизме, а также разбирает вопрос о доктрине Filioque ³⁵⁹ . Еще один автор указанного справочника профессор Тюбингенского университета Иоганнес Брахтендорф ³⁶⁰ в 2000 году издал свой фундаментальный труд по тринитарной психологии Августина под названием: «Структура человеческого духа согласно Августину. Саморефлексия и познание Бога в трактате “О Троице”» ³⁶¹ , на котором следует остановиться подробнее. По словам автора, его основной задачей было предложить философскую интерпретацию трактата Августина «О Троице» ³⁶² . Для этого он сначала рассматривает философский контекст тринитарной мысли Августина, в частности, «метафизику духа» у Плотина и его учение о самопознании, а также устанавливает линию идейного влияния, ведущую от Плотина через Порфирия и Викторина к Августину ³⁶³ . После краткого обзора учения Августина о самопознании в «Исповеди» и 12-ой книге «Комментариев на Бытие», автор обращается к подробному анализу философского учения о самопознании в трактате «О Троице», который он делит на несколько частей. Первую часть (кн. 1–4), содержащую библейские основы тринитарной доктрины, Брахтендорф опускает и переходит сразу ко второй части (кн. 5–7), в которой рассматривается основной понятийно-терминологический аппарат Августина («сущность», «субстанция», «отношение» и др.) ³⁶⁴ . Затем автор рассматривает переход Августина к «анализу духа» (кн. 8) ³⁶⁵ и исследует предложенные им основные тринитарные структуры человеческого духа (кн. 9, ч. 1) ³⁶⁶ . Здесь он, в частности, проводит сравнение между учением Августина и Аристотеля об отношениях, таких как «часть и целое», а также рассматривает полемику Августина со стоической «теорией смешения». В результате автор приходит к выводу, что у Августина тринитарная структура человеческого духа выражает идею его отношения к самому себе, а не к иному (ad se ipsum relative), т.е. идею его «самосоотносительности» (Selbstbezuglichkeit, Selbstreferenzialität) ³⁶⁷ . Далее автор анализирует представление Августина о генезисе познания и внутреннего слова в человеческом духе (кн. 9, ч. 2) ³⁶⁸ , и подробно останавливается на его учении о тринитарной структуре самопознания (кн. 10–13) ³⁶⁹ . После этого автор переходит к содержанию кн. 14, где речь идет о том, что существенной чертой человеческого духа является его способность быть образом или отражением Бога ³⁷⁰ , а затем – к заключительной 15-й книге, где рассматривается вопрос о единстве и различии человеческой субъективности и Божественной Троичности ³⁷¹ . Здесь же исследуется человеческая речь как «зеркало Троицы» ³⁷² . Последняя часть исследования Брахтендорфа посвящена вопросу об истоках понятия «внутренняя речь» и о семантическом значении этого понятия у Августина ³⁷³ . В целом, работа немецкого ученого, выражающая «континентальное» направление в августиноведении, хотя и учитывает философские влияния на тринитарную доктрину Августина, носит более «психоаналитический» и лингвистический, чем историко-философский или богословско-догматический характер.

Принципиально иное направление в изучении тринитарной доктрины Августина и ее места в патристической традиции представлено целой группой современных англо-американских и австралийских исследователей, объединенных общей идеей неприятия «парадигмы Де Реньона» ³⁷⁴ . Действительно, в трудах Роуэна Уильямса ³⁷⁵ , Майкла Барнеса ³⁷⁶ , Льюиса Айреса ³⁷⁷ , Нейла Ормерода ³⁷⁸ , Ричарда Кросса ³⁷⁹ , Майкла Хэнби ³⁸⁰ , Сары Кокли ³⁸¹ , Мэтью Древера ³⁸² и некоторых других авторов делается попытка, во-первых, освободить тринитарное учение Августина от «пут философии», поместив его в историко-догматический контекст тринитарных споров IV века, и, во-вторых, показать близость этого учения к тринитаризму так называемых «про-никейцев». Термин «про-никейцы» (“Pro-Nicenes”), объединяющий как восточных, так и западных ортодоксальных защитников первого вселенского собора 325 года в Никее и провозглашенного на нем учения о единосущии Бога Отца и Сына, был введен в научный оборот профессором Даремского университета Льюисом Айресом в его нашумевшей монографии «Никея и ее наследие: подход к тринитарной теологии четвертого века ³⁸³ именно для того, чтобы показать единство восточного и западного тринитарных подходов в их общей борьбе с арианством. В своей книге Айрес также отводит специальную главу «фундаментальной грамматике» тринитарной теологии Августина ³⁸⁴ , в которой разбирает аргументы за и против оценки Августина в терминах «парадигмы Де Реньона» и рассматривает тринитарное учение Августина не через призму неоплатонической философии, а в контексте тринитарных споров и предшествующей патристической традиции, в результате чего Августин предстает как строгий «про-никеец», делавший акцент на единстве сущности Отца и Сына, «доктрине нераздельного действия» всех Лиц Троицы при их «нередуцируемости» друг к другу. По мнению автора, в соответствии с этими принципами Августин отвергал идею о том, что Божественная сущность в каком-либо смысле предшествует Божественным Лицам, и полагал, что единственный источник Божественной сущности и ее простоты – это Бог Отец. Согласно Айресу, Августин вовсе не учил о том, что Божественная сущность – это то, в чем «содержатся» Лица, поскольку в Боге существуют лишь три совечных и единосущных Лица ³⁸⁵ .

По сути продолжением и развитием тезисов, изложенных в данной главе, является последняя монография Айреса, вышедшая в свет в 2010 году и называющаяся «Августин и Троица» ³⁸⁶ . Рассмотрим ее содержание подробнее. Прежде всего, автор исходит из того, что тринитарное учение Августина нельзя свести к адаптации неоплатонического учения о трех ипостасях, как полагали многие, в том числе О. Дю Руа, с которым автор ведет полемику на протяжении всей книги. Он полагает, что на учение Августина повлияли сразу несколько факторов: языческая риторико-философская традиция (платонизм, перипатетизм, стоицизм), христианский платонизм (в лице Мария Викторина и Амвросия), латинское антиарианское («про-никейское») богословие (в лице Илария, Фебадия, Дамаса и других), тесно связанная с экзегезой определенных библейских текстов и христологией (в ее икономическом аспекте) ³⁸⁷ . В первой части своего исследования (гл. 1–3) ³⁸⁸ Айрес рассматривает возникновение тринитарной доктрины Августина и доказывает, что даже ранние сочинения, написанные до его крещения весной 387 года, демонстрируют знакомство Августина и с языческим платонизмом, и с латинским «про-никейским» тринитарным богословием. В последующие годы этот изначальный двойной интерес у Августина остается, но к нему добавляется новый фактор – антиманихейская полемика, в ходе которой формируются основные характерные черты тринитаризма Августина, сохранившиеся на протяжении всей его литературно-богословской деятельности. По мнению автора, трактат De fide et symbolo (393 г.), значение которого часто недооценивалось, свидетельствует о глубокой укорененности Августина в «про-никейском» богословии. Далее, во второй части (гл. 4–6) Айрес на примере первой книги трактата «О Троице» (время написания которой точно не известно, но которая, как считается, содержит ранний материал) показывает, что Августин придавал большое значение библейскому тексту как основе доктринальной аргументации при изложении тринитарной доктрины ³⁸⁹ . Автор также рассматривает историко-философский и историко-теологический контекст, обеспечивавший постепенный рост теоретического осмысления Августином христианской веры в Троицу, обращаясь главным образом к его раннему знакомству с традицией классического образования (представленного семью «свободными искусствами»). По мнению автора, именно это знакомство, несмотря на ряд исключений, определило все последующие размышления Августина о тринитарной структуре познания и умозаключениях по аналогии ³⁹⁰ . В частности, здесь Айрес впервые рассматривает такие «психологические триады» Августина, как бытие – жизнь – мышление и бытие – мышление – воля ³⁹¹ . Далее, в гл. 6 автор обсуждает «христологическую эпистемологию», изложенную Августином в первых четырех книгах трактата «О Троице», суть которой заключается в том, что правильное познание внутренней Божественной жизни Троицы возможно только благодаря совершаемому посредством веры познанию того, что в Библии открыто о тайнах вечной, нематериальной и простой жизни Бога посредством понятий и образов, взятых из пространственной, временной и материальной жизни ³⁹² . После этого в третьей части книги Айрес переходит к анализу зрелой тринитарной доктрины Августина, в которой Троица осмысляется как единый Бог (Trinitas quae Deus est) ³⁹³ . Представление о Сыне и Духе как являющих «сокрытую вечность» Отца, по мнению автора, делает возможным восхождение нашего ума к созерцанию Бога. Айрес показывает, что несмотря на традиционную оценку тринитаризма Августина в духе «парадигмы Де Реньона», у него мы встречаем такие характерные для «про-никейского» богословия черты, как учение о монархии Отца, нередуцируемость Божественных Лиц друг к другу, Их нераздельное действие и взаимообщение ³⁹⁴ . Автор анализирует значение у Августина таких терминов, как «бытие» (esse), «сущность» (essentia), «субстанция» (substantia) применительно к Богу в кн. 5–7 трактата «О Троице», рассматривает причины, по которым Августин отказался от использования родо-видовых понятий для объяснения единства и различия в Боге и стал развивать теорию «межличностных отношений», а также учение о «внутреннем слове» ³⁹⁵ . Айрес подчеркивает, что теория отношений должна пониматься в связи с интерпретацией Августином определенных библейских выражений, в частности, указывающих на Св. Дух как принцип единства и связи в Троице ³⁹⁶ . Здесь же рассматривается учение о «двойном исхождении» Св. Духа, или о Filioque ³⁹⁷ , а также проводится сравнение между учением Августина и учением Фомы Аквинского о Лицах Троицы как «субсистентных отношениях» ³⁹⁸ . Наконец, в последней четвертой части своей книги Айрес разбирает содержание кн. 8–10 и 14 трактата «О Троице», где ключевые принципы тринитарной доктрины Августина иллюстрируются посредством анализа тринитарной структуры человеческого духа (mens rationalis) ³⁹⁹ . Автор указывает на экспериментальный и «проблемный» характер предлагаемых Августином аргументов, основанных на аналогии. По его мнению, метод «психологической аналогии» используется Августином не только для того, чтобы обнаружить в человеческом духе отражение Божественной Троицы (например, в человеческой памяти, мышлении и воле), но и как демонстрация верности принципам Никейской веры в единосущие ⁴⁰⁰ . Кроме того, метод Августина предполагает, что данные веры в Троицу должны руководить умственным исследованием, а умственное исследование содействовать познанию данных веры; весь же этот процесс требует совершенствования жизни, направляемой Божественной благодатью. В конце своей книги автор приходит к выводу, что тринитарная доктрина Августина, полностью соответствующая принципам «про-никейского» тринитаризма, претерпела длительную эволюцию и в своих зрелых формах представляет собой глубокий анализ внутренней жизни трех Божественных Лиц, образуемой посредством Их внутрибожественных актов; в своем учении Августин сумел соединить различные библейские и философские данные, отнюдь не рассматривая его как образец философско-теологческих спекуляций о Боге-Троице ⁴⁰¹ .

Вместе с книгой Л. Айреса в последние годы появился целый ряд работ, посвященных анализу особенностей структуры, содержания, методов и аргументации в трактате Августина «О Троице», представляющем собой основное сочинение по тринитарной проблематике во всей латинской патристике. Помимо упомянутых выше исследований Л. Айреса, Р. Уильямса и И. Брахтендорфа в этой связи можно назвать также работы Э. Бэллё ⁴⁰² , Э. Хилла ⁴⁰³ , Р. Круза ⁴⁰⁴ , А.-М. Ванье ⁴⁰⁵ , Дж. Кавадини ⁴⁰⁶ , А. Уильямс ⁴⁰⁷ М. Кларк ⁴⁰⁸ , М. Барнеса ⁴⁰⁹ , Дж. Риста ⁴¹⁰ , Г. Веннинга и Ф. Гезера ⁴¹¹ .

Итоги изучения трактата «О Троице» в XIX-XX столетиях, да и всего тринитаризма Августина в целом подвел профессор Мюнхенского Университета Роланд Кани в своем фундаментальном исследовании под названием «Тринитарная мысль Августина: итоги, критика и перспективы современных исследований трактата “De Trinitate”» ⁴¹² , на котором следует остановиться подробнее. В первых двух главах своей книги Кани рассматривает историю изучения текста трактата, включая рукописную традицию и печатные издания, текстологическую реконструкцию, хронологию написания и структуру трактата ⁴¹³ . В третьей главе автор разбирает все возможные источники трактата: философские (доксографы, платоники, аристотелики, римские мыслители, манихеи как оппоненты), теологические (греческая и латинская патристика, акты церковных соборов, ариане как оппоненты) ⁴¹⁴ . В четвертой главе Кани излагает историю изучения вопроса, разделяя все исследования тринитарной доктрины Августина на обобщающие монографии (выделяя работы Т. Гангауфа, М. Шмауса, А. Шиндлера и И. Брахтендорфа), статьи и сборники исследований (выделяя Ф. Бурасса, Э. Бэллё, Б. Штудера, М. Р. Барнеса и Л. Айреса), краткие введения и обзоры тринитарного учения, а также биографии и трудов Августина ⁴¹⁵ . Пятая глава посвящена литературным и богословским особенностям трактата «О Троице», в том числе таким важным терминам, как «субстанция», «отношение», «лицо», «общение» (communio), а также таким концептам, как Filioque, imago Dei, «психологическая теория», понятие «любовь» и др. ⁴¹⁶ В шестой главе автор останавливается на философских аспектах трактата, выделяя такие концептуальные подходы, как герменевтика, философия языка, теория познания, тринитарная онтология и логика, субъективизм, релятивизм и августиновское cogito ⁴¹⁷ . В седьмой главе кратко рассматривается тринитарное учение Августина, излагаемое помимо трактата «О Троице» (в ранних работах, проповедях и других сочинениях, в том числе тех, авторство которых спорно) ⁴¹⁸ . Следующие три главы посвящены влиянию тринитарного учения Августина на последующую философскую и богословскую традицию: позднюю античность, латинскую патристику, западную схоластику, реформацию, новоевропейскую философию, греко-византийскую и русскую мысль, а также оценку августиновского тринитаризма в классических трудах по «истории догматов» (А. фон Гарнака, Т. Де Реньона, Ф. К. Баура и др.) и в современном западном тринитаризме (в трудах К. Барта, К. Ранера, Х. У. фон Бальтазара, Ю. Мольтмана, В. Панненберга, Л. Ходжсона, К. ЛаКунья, К. Гантона и др.) ⁴¹⁹ . Одиннадцатая глава исследования Кани посвящена обобщению современного состояния исследований тринитаризма Августина: их методам, проблемам и перспективам ⁴²⁰ В заключительной главе автор подводит итоги своего изучения трактата Августина «О Троице», встраивая его в историко-философский, историко­богословский и современный контекст, а также предлагая свое видение структуры и содержания трактата ⁴²¹ .

Перед такой фундаментальной работой немецкого ученого бледно выглядит посвященная той же теме, но более новая монография Луиджи Джойя ⁴²² , в которой автор демонстрирует единство формы и содержания трактата Августина «О Троице», исходя из теории познания Бога. По мнению автора, трактат основан на предположении о невозможности отделять вопрос о личности Бога («Кто есть Бог Троица?») от вопроса о том, каким способом человек Его познает («Как мы познаем Бога?»). Таким способом является тринитарный подход к познанию Бога, в результате которого наше исследование личности Бога-Троицы изменяет и тот способ, которым мы познаем самих себя и свою собственную личность ⁴²³ . Другими словами, «в глубине нашей личности мы обнаруживаем нашу зависимость от Бога и невозможность познать самих себя без размышления об откровении и спасающей любви Божией» ⁴²⁴ . Поэтому, подобно Р. Уильямсу, М. Барнесу, Л. Айресу, Джойя убежден в том, что для правильного понимания тринитарной доктрины Августина необходимо установить тесные связи между ней и другими разделами теологии: христологией, сотериологией, пневматологией, учением об откровении и образе Божием ⁴²⁵ . Таким образом, подход автора к анализу тринитарной доктрины Августина в трактате «О Троице» никак не предполагает соотнесения его с философским контекстом, и во всей книге Джойя вопросу отношения (причем строго критического) Августина к философии отводится чуть более двадцати страниц ⁴²⁶ , что, как представляется, существенно обедняет все исследование в целом.

Более комплексный подход свойствен Чэду Герберу, автору новейшего исследования по тринитарной доктрине Августина под названием: «Дух ранней теологии Августина. Контекстуализация пневматологии Августина» ⁴²⁷ . Подобно О. Дю Руа, Гербер скрупулезно рассматривает историю формирования тринитарного учения Августина в период его увлечения неоплатонизмом и ранней полемики с манихеями (386–391 гг.), делая особый акцент на пневматологии, которую автор считает наиболее важным вкладом Августина в историю христианской мысли ⁴²⁸ . Однако, в отличие от Дю Руа, Гербер отнюдь не ограничивается философским контекстом формирования пневматологии Августина ⁴²⁹ , но, подобно Л. Айресу, встраивает ее в историю тринитарных споров IV века, рассматривая Августина как строго «проникейца» ⁴³⁰ . Особенное внимание Гербер уделяет анализу понимания Августином роли Св. Духа в «икономии творения», которая, по мнению автора, заключается в «упорядочивании творения» и «сохранении форм» вещей, что, в свою очередь, обосновывает роль Духа в «икономии спасения», заключающуюся в «излиянии» на людей любви к Богу ⁴³¹ , что соответствует внутритроичной роли Духа как «Любви Божией» (caritas Dei) ⁴³² .

Наряду с монографическими исследованиями следует также упомянуть несколько сборников статей различных авторов, появившихся во второй половине XX – начале XXI века и посвященных различным аспектам мысли Августина, в том числе и его тринитарной доктрине ⁴³³ . Последнему вопросу специально посвящен сборник, подготовленный упомянутым выше немецким ученым И. Брахтендорфом и вышедший в свет в 2000. Он содержит исследования разных авторов, объединенные общей темой: «Бог и Его образ: трактат Августина “О Троице” в зеркале современных исследований» ⁴³⁴ . Помимо принадлежащих Брахтендорфу предисловия и статьи о человеке как образе троичного Бога ⁴³⁵ , в сборник вошли работы таких исследователей, как Э. Хилл ⁴³⁶ , Ж. Пепэн ⁴³⁷ , Р. Кани ⁴³⁸ , Ф. Дреколл ⁴³⁹ , К. Хорн ⁴⁴⁰ , Дж. Рист ⁴⁴¹  и др. В частности, в интереснейшей статье Кристофа Хорна проводится сопоставление античной философской традиции самопознания (у Платона, Аристотеля, неоплатоников) с учением Августина о тринитарной структуре человеческого сознания (или cogito).

Если обратиться от мощной фигуры Августина к современным исследованиям тринитарной доктрины латинских авторов поставгустиновского периода (430–735 гг.), то нас ждет разочарование. Мы едва ли найдем и одну десятую часть того, что было написано об Августине, гений которого определил дальнейшее развитие тринитаризма на Западе на многие столетия вперед. В самом деле, можно указать лишь на несколько небольших статей о литургическом применении тринитарного учения св. папы Льва Великого, принадлежащих перу А. Ланга ⁴⁴² ; небольшую статью Базила Штудера о концепте «единосущия» в теологии св. Льва ⁴⁴³ , статью Итало Лоретти о его пневматологии (преимущественно в ее экклезиологическом аспекте) ⁴⁴⁴ , наконец, статью П. Штокмайера о связи учения св. Льва о Троице с сотериологией ⁴⁴⁵ ; причем никаких связей тринитарной теологии Льва с философской традицией в результате этих исследований обозначено не было. Более разработанное трининитарное учение Кесария Арльского рассматривается в обзорных статьях П. Лежэ ⁴⁴⁶ , фундаментальной монографии М. Доренкемпера ⁴⁴⁷ , специально посвященной этой теме, а также в статьях Ж. Морэна о трактатах Кесария De mysterio sanctae Trinitatis и Breviarium fidei ⁴⁴⁸ . Немного исследований посвящено тринитарной доктрине Фавста Регийского (статья М. Симонетти ⁴⁴⁹ и монография Дж. Патио ⁴⁵⁰ ) и Фульгенция Руспийского (работы М. Шмауса ⁴⁵¹ , Б. Нистерса ⁴⁵² и А. Исола ⁴⁵³ ). Гораздо больше литературы посвящено так называемому «Афанасиевскому Символу» (или Символу Quiсunque), авторство которого некоторыми исследователями приписывается Кесарию Арльскому ⁴⁵⁴ . Содержание этого вероучительного документа, сыгравшего важную роль в развитии западного тринитаризма, разбирается практически во всех основных монографиях и учебных пособиях по истории догматов и тринитарной доктрине в патристике, а также в специальных работах, таких как монографии А. Е. Берна ⁴⁵⁵ и Ф. Фулькеса ⁴⁵⁶ , статьи Ж. Морэна ⁴⁵⁷ , лекции Дж. Н. Келли ⁴⁵⁸ и др.

Одним из немногих латинских теологов, который не просто воспринял, но и творчески развил некоторые положения тринитарного учения Августина, был Боэций, которому посвящено больше исследований, чем всем остальным латинским авторам поставгустиновского периода. Первое исследование философско-теологической системы Боэция появилось еще в 1860 г.; его автором был немецкий ученый Ф. Нитцш ⁴⁵⁹ . В 1935 г. вышла книга другого немецкого исследователя Виктора Шурра «Тринитарное учение Боэция в свете “теопасхитских споров”» ⁴⁶⁰ . Остановимся на ней поподробнее. В первых двух главах автор рассматривает содержание трех теологических трактатов Боэция, в которых содержится его тринитарная доктрина. Он анализирует такие относящиеся к ней термины, как persona, natura, substantia, subsistentia, essentia, differentia, relatio ⁴⁶¹ Затем в третьей главе автор помещает эти трактаты в исторический контекст так наз. «теопасхитских споров» VI века и показывает близость тринитарного учения Боэция к учению Дионисия Малого и других «скифских монахов» ⁴⁶² . В 1947 г. появилось исследование итальянского ученого Э. Рапизарда «Духовный кризис Боэция» ⁴⁶³ , в котором, в частности, рассматривается вопрос о влиянии Августина на формирование теологических взглядов Боэция, в том числе и по тринитарному вопросу ⁴⁶⁴ . В обстоятельном двухтомном труде другого итальянского исследователя Луки Обертелло, посвященном жизни, произведениям, источникам и мысли Боэция ⁴⁶⁵ , хотя и рассматривается учение Боэция о Боге, Его бытии, сущности, атрибутах, судьбе и провидении ⁴⁶⁶ , но без какого-либо отношения к тринитарной доктрине.

Ряд работ зарубежных исследователей посвящен вопросам подлинности, характера и содержания так называемых Opuscula sacra Боэция: это исследования Э. Ранда ⁴⁶⁷ , У. Барка ⁴⁶⁸ , Г. Чедвика ⁴⁶⁹ , Ф. Тронкарелли ⁴⁷⁰ , Б. Дейли ⁴⁷¹ , Д. Холла ⁴⁷² , М. Ламбера ⁴⁷³ и некоторых других. Из них выделяется работа немецкого ученого Конрада Брудера, посвященная анализу философских элементов в Opuscula sacra ⁴⁷⁴ , таких как понятие философии, ее деление, учение о познании и др. В статье известного французского католического философа Мориса Гюстава Недонселя ⁴⁷⁵ , посвященной учению Боэция о личности в разных контекстах, два параграфа отводятся сравнительному анализу терминов persona и substantia в тринитарном учении Боэция, которое автор рассматривает как важный этап на пути от Августина к западной схоластике ⁴⁷⁶ . В 1969 г. вышла в свет диссертация Кёльнского профессора И. Кремер-Рюгенберга, посвященная концепции «субстанции» в тех же Opuscula sacra ⁴⁷⁷ . В ней, в частности, рассматривается трехчастное деление теоретической философии в трактате Боэция «О Троице», его метод применения аристотелевских категорий в высказываниях о Боге, в том числе, категории отношения как основной для тринитарной доктрины Боэция ⁴⁷⁸ , а также дается общая оценка «субстанциальной метафизики» в данном трактате ⁴⁷⁹ . Кроме того, автор специально разбирает вопрос о христианизации Боэцием неоплатонического учения в трактате Quomodo substantiae ⁴⁸⁰ , а также рассматривает критику Боэцием переводов логических трактатов Аристотеля и Порфирия, выполненных Марием Викторином ⁴⁸¹ . Кое-что о неоплатонических источниках учения Боэция о Провидении и Судьбе сообщает французский ученый Пьер Курсель в своей обширной монографии, посвященной трактату Боэция «Утешение философией» ⁴⁸² . Теме соотношения языческой философии и христианской теологии в «Утешении философией» посвящены несколько книг и статей: книга В. Шмидта-Коля о неоплатоническом учении о душе ⁴⁸³ , статьи Г. Пэтча ⁴⁸⁴ , Э. Хоффмана ⁴⁸⁵ и К. Де Фогеля ⁴⁸⁶ . По одной главе в своих монографиях о Боэции отводят вопросам его тринитарной доктрины такие известные английские исследователи наследия Боэция, как Генри Чедвик ⁴⁸⁷ и Джон Маренбон ⁴⁸⁸ , в которых они сопоставляют учение Боэция с учением неоплатоников, Мария Викторина и «скифских монахов» и рассматривают его логический метод, применяемый для решения теологических проблем. Одним из последних исследований, в котором рассматривается тринитарное учение Боэция в сравнении с учением греческих теологов, является статья Д. Брэдшоу, написанная для Кембриджского руководства к изучению Боэция ⁴⁸⁹ . В ней автор показывает зависимость тринитарной доктрины Боэция от аристотелевской логики и учения Августина ⁴⁹⁰ . Насколько нам известно, не существует специальных исследований, посвященных тринитарной доктрине других латинских энциклопедистов VI-VIII вв. – Клавдиана Мамерта, Кассиодора, Исидора Севильского и Беды Достопочтенного. Есть лишь ряд работ, в которых показывается их положительное отношение к античной образованности и науке, в том числе к философии ⁴⁹¹ . Единственным оригинальным исследованием теологии св. Беды (включая его тринитарную доктрину) продолжает оставаться старая работа Генри Сомса, датируемая 1830 годом ⁴⁹² .

Если мы теперь обратимся к отечественным исследованиям, то сразу обнаружим огромное отставание российской историко-философской и патрологической науки в интересующей нас области. В самом деле, тринитарное учение западных христианских мыслителей эпохи патристики в отечественной научной литературе рассматривалось лишь фрагментарно в составе общих работ и немногочисленных специальных статьях, посвященных отдельным авторам: Тертуллиану (А. А. Спасский ⁴⁹³ , К. Попов ⁴⁹⁴ , Н. В. Штернов ⁴⁹⁵ , Н. И. Сагарда ⁴⁹⁶ , Киприан Керн ⁴⁹⁷ , А. Р. Фокин ⁴⁹⁸ , Ю. В. Максимов ⁴⁹⁹ ), Арнобию (Н. М. Дроздов ⁵⁰⁰ , А. Р. Фокин ⁵⁰¹ ), Лактанцию (А. И. Садов ⁵⁰² , А. Р. Фокин ⁵⁰³ ), Иларию Пиктавийскому (В. Самуилов ⁵⁰⁴ , А. П. Орлов ⁵⁰⁵ , И. В. Попов ⁵⁰⁶ , Г. Г. Майоров ⁵⁰⁷ , А. Р. Фокин ⁵⁰⁸ ), Лукиферу (В. Самуилов ⁵⁰⁹ ), Фебадию (В. Самуилов ⁵¹⁰ ), Григорию Эльвирскому (В. Самуилов ⁵¹¹ , А. Р. Фокин ⁵¹² ), Дамасу Римскому (А. Р. Фокин ⁵¹³ ), Зинону Веронскому (А. Р. Фокин ⁵¹⁴ ), Марию Викторину (В. Самуилов ⁵¹⁵ , А. Ф. Лосев ⁵¹⁶ , Г. Г. Майоров ⁵¹⁷ , А.Р. Фокин ⁵¹⁸ ), Фаустину (В. Самуилов ⁵¹⁹ ), Амвросию Миланскому (В. Самуилов ⁵²⁰ , И. И. Адамов ⁵²¹ , А. Р. Фокин ⁵²² ), Августину (В. Самуилов ⁵²³ , Н. П. Остроумов ⁵²⁴ , И.В.Попов ⁵²⁵ , П. Верещатский ⁵²⁶ , архим. Плакид Дезей ⁵²⁷ , А. Ф. Лосев ⁵²⁸ , Г. Зяблицев ⁵²⁹ , А. Р. Фокин ⁵³⁰ , В. В. Ноздрин ⁵³¹ ), Иерониму Стридонскому (А. Р. Фокин ⁵³² ), Викентию Леринскому (А. Р. Фокин ⁵³³ ), Льву Великому (А. Р. Фокин ⁵³⁴ ), Геннадию Марсельскому (А. Р. Фокин ⁵³⁵ ), Фульгенцию Руспийскому (А. Р. Фокин ⁵³⁶ ), Боэцию (Г. Г. Майоров ⁵³⁷ , А. Р. Фокин ⁵³⁸ ), Григорию Великому (А. Р. Фокин ⁵³⁹ ), Исидору Севильскому (А. Р. Фокин ⁵⁴⁰ ) и Беде Достопочтенному (А. Р. Фокин ⁵⁴¹ ). При этом роль античной философии в формировании латинской тринитарной доктрины в той или иной степени исследовалась только в работах П. Верещатского, А. А. Спасского, Г. Г. Майорова, А. Ф. Лосева, Г. Зяблицева, В. В. Ноздрина и автора настоящей диссертации. Статьи П. Верещатского ⁵⁴² и Г. Зяблицева ⁵⁴³ о тринитарном учении Августина мы уже упоминали. Более весомым является фундаментальный труд А. А. Спасского ⁵⁴⁴ , посвященный истории возникновения и развития тринитарного вопроса в христианской теологии I-IV вв. Большую его часть занимает исследование арианских споров на востоке империи. Из латинских теологов Спасский рассматривает только учение Тертуллиана, которому посвящает несколько страниц своего исследования. Там он делает оригинальную, но неубедительную попытку вывести тринитарную терминологию Тертуллиана из стоической онтологии, в частности, из учения о категориях ⁵⁴⁵ . В монументальном труде А. Ф. Лосева «История античной эстетики» ⁵⁴⁶ и во введении в латинскую патристику Г. Г. Майорова ⁵⁴⁷ по несколько страниц отводится тринитарному учению Илария Пиктавийского, Мария Викторина и Августина, а также их отношению к античной философии в целом ⁵⁴⁸ . Однако обе эти работы носят слишком общий и обзорный (если не сказать поверхностный) характер и не могут рассматриваться в качестве оригинальных и глубоких исследований по интересующей нас теме. Более специальному вопросу посвящена кандидатская диссертация В. В. Ноздрина, озаглавленная «Философско-теологические истоки тринитарной концепции Аврелия Августина» ⁵⁴⁹ . Однако, несмотря на многообещающее заглавие, автор не пошел в своем исследовании далее близкого к тексту перессказа и рационального анализа основных идей трактата Августина «О Троице», доступного ему исключительно в далеком от точности русском переводе, без всякой опоры на латинский оригинал и тем более на другие труды Августина, равно как и без какого-либо мало-мальского знакомства с зарубежной исследовательской литературой по данному вопросу. Поэтому в диссертации Ноздрина помимо абстрактных философских рассуждений не встречается серьезного, основанного на источниках анализа философской составляющей тринитарной доктрины Августина в ее историческом развитии. Тем не менее, обращает на себя внимание предложенная автором концепция «репрезентационизма», лежащая в основе различных «тринитарных аналогий» Августина и предполагающая наличие у творений способности реально отображать в своих свойствах природу своего Творца ⁵⁵⁰ . Таким образом, следует признать, что единственным отечественным исследователем, написавшим целый ряд специальных статьей и разделов в монографиях, посвященных возникновению и формированию латинского тринитаризма как целостного явления и изучению его философских истоков, является автор настоящей диссертации. Поскольку основное содержание этих работ вошло в данное диссертационное исследование в качестве его составных частей, их обзор мы считаем возможным опустить.

Подводя итоги нашему историографическому обзору, можно констатировать, что при наличии множества работ, посвященных влиянию античной философии, ее логики, онтологии, эпистемологии и психологии на формирование тринитарной доктрины отдельных представителей латинской патристики, таких как Тертуллиан, Новациан, Иларий, Марий Викторин, Амвросий, Августин, Боэций, до сих пор ни в отечественной, ни в мировой науке не существует детального и всеобъемлющего исследования по данному вопросу, в котором изучались бы философские истоки, методы и концепции, оказавшие непосредственное влияние на решение тринитарной проблемы в латинской патристике как единой традиции. Не стоит и говорить, что появление такого исследования будет иметь не только научную новизну, но и немалую актуальность, поскольку тринитарное учение западных христианских мыслителей эпохи патристики, прежде всего, Мария Викторина, Августина и Боэция, оказало огромное влияние не только на западную средневековую мысль, но и на развитие всей европейской философии. Вместе с тем такое исследование должно базироваться на тех результатах, которые были достигнуты в рассмотренных выше научных трудах, преимущественно посвященных тринитарной доктрине отдельных представителей латинской патристики. Действительно, учеными было твердо установлено, что, начиная с Тертуллиана и вплоть до Боэция, многие латинские теологи при построении своего тринитарного учения пользовались определенными рационально-философскими методами и концепциями, заимствованными ими из тех или иных философских традиций. При этом в современной науке лучше всего изучены философские аспекты тринитарной доктрины Августина, за ним следует учение Мария Викторина, Боэция и, наконец, Тертуллиана. В связи с этим данным авторам в диссертации будет уделено особое внимание. Приоритетными философскими школами и направлениями, чье влияние испытали указанные западно­христианские мыслители, были, прежде всего, неоплатонизм и аристотелизм, а также, в определенной степени, стоицизм. Особняком стоят религиозно-философские умозрения гностиков, которым также уделяется определенное внимание. Исследователям удалось прояснить значение основных логико-философских терминов и понятий, таких как «сущность» (substantia и essentia), «лицо», «форма», «свойство», «распределение», «отношение» и др., которые латинские теологи использовали в своих тринитарных доктринах, а также показать, какую трансформацию претерпели эти понятия и концепты для того, чтобы быть поставленными на службу христианской теологии. Одновременно исследователями были выявлены основные рациональные методы, такие как категориальный анализ, интроспекция, «философская анагогия», «тринитарная онтология», различные формы умозаключения по аналогии («физическая» и «психологическая аналогия»). При этом остается еще немало вопросов, связанных не только с теми или иными философскими источниками и характерными особенностями тринитарных учений отдельных латинских христианских авторов, но и с проблемой взаимосвязи и взаимовлияния как между языческой философской традицией и христианской теологией, так и внутри самой христианской патристической традиции, а также вопрос о ее рецепции и влиянии на последующее развитие европейской философии и теологии.

3. Цели и задачи исследования

Теперь мы можем сформулировать цели и задачи нашего диссертационного исследования. Его цель – это изучение влияния античной философии, ее логики, онтологии, эпистемологии и психологии на формирование тринитарной доктрины в латинской патристике II-VIII вв. как едином целом. Как представляется, достижение этой цели предполагает решение следующих задач:

Во-первых, установить предпосылки возникновения тринитарной проблематики в библейской, иудео-эллинистической и раннехристианской религиозно-философской мысли.

Во-вторых, рассмотреть в хронологическом порядке и провести концептуальный анализ основных тринитарных доктрин наиболее выдающихся латинских теологов эпохи патристики (II-VIII вв.).

В-третьих, параллельно выделить в этих тринитарных доктринах те философские элементы, включая логику, онтологию, эпистемологию и психологию, которые оказали определяющее влияние на формирование этих доктрин, а также установить те философские школы и направления в античной, эллинистической и позднеантичной философии, из которых эти философские элементы были заимствованы латинскими христианскими мыслителями в своих целях.

В-четвертых, изучить вопрос о взаимосвязях и преемственности развития тринитарных доктрин основных представителей латинской патристики, а также о влиянии на них со стороны греческой патристики.

В-пятых, выяснить характерные особенности западно-христианского (латинского) тринитарного подхода в сравнении как с языческой философской традицией, так и с восточно-христианской (греческой) тринитарной теологией.

В целом, в настоящей диссертации мы не только попытаемся свести воедино основные результаты полуторавековой работы иностранных и отечественных ученых в сфере изучения тринитарной проблемы в латинской патристике II-VIII вв., но и предложим свои собственные ответы на поставленные выше вопросы, проведя оригинальную авторскую реконструкцию процесса формирования латинского тринитаризма и его характерных особенностей и показав влияние античной философской мысли на этот процесс.

4. Актуальность и новизна исследования

определяются тем фактом, что, как это ясно из представленного выше историографического обзора, до сих пор ни в мировой, ни тем более в отечественной науке не существует обобщающего исследования влияния античной философии, ее логики, онтологии, эпистемологии и психологии на формирование тринитарной доктрины в латинской патристике как единой традиции. Появление такого оригинального исследования имеет не только научную новизну ввиду отсутствия упомянутого синтеза в зарубежной науке и крайне недостаточного внимания к западной патристике со стороны отечественных ученых, но и большую научную актуальность, поскольку тринитарное учение западных христианских мыслителей эпохи патристики оказало колоссальное влияние не только на западную средневековую мысль, но и на развитие всей европейской философии и теологии в целом, а западная «доктрина Filioque», имеющая рационалистический характер и не принятая на христианском Востоке, стала одним из доктринальных факторов, приведших к трагическому расколу между Католической и Православной Церквями в XI веке. В целом, как показано в диссертации, тринитарные доктрины латинских христианских мыслителей, таких как Тертуллиан, Лактанций, Марий Викторин, Августин, Клавдиан Мамерт, Боэций, Кассиодор, в не меньшей, а гораздо большей степени, чем учения современных им греческих отцов Церкви, испытали на себе влияние античной философской мысли, что обусловило появление таких характерных черт западной философской традиции, как рационализм, автономия разума, индивидуализм, субъективизм и психологизм, для глубокого понимания которых необходимо изучение истоков западного тринитаризма. Более того, эта задача остается актуальной и по сей день, поскольку многие современные мыслители постоянно продолжают обращаться к патристическому наследию при построении своих собственных философских или теологических теорий. Подробнее научная новизна настоящего исследования и его основные результаты отражены в тезисах, выносимых на защиту.

5. Источники и методы исследования

В качестве основных источников в диссертации используются сочинения главных представителей латинской патристики: Тертуллиана (Adversus Praxean, Adversus Hermogenem, Apologeticum и др.), Новациана (De Trinitate), Арнобия Старшего (Adversus nationes), Лактанция (Divinae institutiones), Фебадия (Contra Arianos), Потамия (Epistola de substantia), Зинона Веронского (проповеди), Григория Эльвирского (De fide orthodoxa), Дамаса Римского (Explanatio fidei), Илария Пиктавийского (De Trinitate, De synodis и др.), Мария Викторина (Adversus Arium, De generatione Divini Verbi, Hymni de Trinitate и др.), Амвросия Миланского (De fide, De Spiritu Sancto, De incarnatione, De sacramentis и др.), Иеронима Стридонского (библейские комментарии, послания), Аврелия Августина (Confessiones, De Trinitate, De civitate Dei, Soliloquia, De ordine, De vera religione, De doctrina christiana, De fide et symbolo и др.), Кводвультдея (Sermones de symbolo и др.), Фульгенция (De Trinitate, Contra Arianos, De fide и др.), Викентия Леринского (Commonitorium), Фавста Регийского (De Spiritu Sancto), Геннадия Марсельского (De ecclesiasticis dogmatibus), Льва Великого (проповеди, послания), Арнобия Младшего (Conflictus de Deo trino et uno), Клавдиана Мамерта (De statu animae), Кесария Арльского (De mysterio sanctae Trinitatis, Breviarium fidei и др.), Боэция (De Trinitate, De praedicatione trium personarum, De fide catholica и др.), Кассиодора (Institutiones, De anima, Expositio in Psalterium), Григория Великого (Moralia, Homiliae in Euangelia и др.), Исидора Севильского (Ethymologiae, Differentiae, Sententiae), Беды Достопочтенного (Hexaemeron и другие библейские комментарии) и некоторых других. При этом, ввиду отсутствия русских переводов многих, если не большинства их сочинений, а также ввиду необходимости регулярно уточнять смысл той или иной фразы или значение того или иного философского термина, мы обращаемся непосредственно к оригинальным латинским текстам этих сочинений, названия и основные издания которых указываются в библиографии. С этим связано использование в нашем исследовании классических историко-филологических методов герменевтики древних текстов. При исследовании тринитарных доктрин различных латинских авторов мы используем методы концептуального анализа и систематической реконструкции, а также прибегаем к наглядным таблицам и схемам. Для установления источников тех или иных философских понятий, методов и концепций, встречающихся в латинской патристике, мы опираемся на методы, принятые в историко-философской компаративистике, такие как сравнительный философский анализ и метод «релевантных контекстов». В связи с этим мы обращаемся к сочинениям различных античных философов: Платона, Аристотеля, ранних стоиков (Зенона, Клеанфа, Хрисиппа и др.), римских стоиков (Цицерона, Сенеки, Марка Аврелия и др.), средних платоников (Нумения, Апулея, Алкиноя и др.), неоплатоников (Плотина, Порфирия, Ямвлиха, Прокла, Дамаския и др.), а также к сочинениям Филона Александрийского, раннехристианских апологетов II-III вв., философствующих гностиков и греческих отцов Церкви IV-VIII вв., таких как св. Афанасий Александрийский, Маркелл Анкирский, Василий Великий, Григорий Назианзин, Григорий Нисский, Псевдо-Дионисий, Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин и некоторых других. В тех случаях, когда эти сочинения отсутствуют в русском переводе, или когда требуется уточнение смысла той или иной фразы или термина, мы также обращаемся к оригинальным греческим и латинским текстам. Более подробный список источников приводится в Библиографии в конце диссертационного исследования.

6. Основные результаты исследования и тезисы, выносимые на защиту

• Тринитарная доктрина в латинской патристике сформировалась под влиянием нескольких факторов: библейского вероучения, иудейской и раннехристианской религиозно-философской мысли, а также античной, эллинистической и позднеантичной философии.

• Можно выделить следующие этапы формирования латинского тринитаризма в эпоху патристики (II-VIII вв.): ранний период (150–325 гг.; ключевая фигура: Тертуллиан); период расцвета латинской патристики (325–430 гг., ключевые фигуры: Иларий Пиктавийский и Амвросий Миланский – с одной стороны, и Марий Викторин и Аврелий Августин – с другой); «поставгустиновский» период (430–735 гг., ключевые фигуры: Фульгенций, Боэций, Кассиодор, Исидор Севильский).

• Роль философской составляющей в латинском тринитаризме, начиная с Тертуллиана и оканчивая Боэцием и Кассиодором, очень существенна. Она сводится не только к заимствованию философской терминологии, но и к привлечению логических методов, терминов и понятий, а также метафизических учений и концепций для решения тринитарной проблемы.

• Основными философскими направлениями, оказавшими непосредственное влияние на развитие латинского тринитаризма, были: стоицизм (на ранних стадиях), платонизм (включая средний платонизм и неоплатонизм) и аристотелизм (на поздних стадиях).

• Главные философские термины и понятия, использованные для решения тринитарной проблемы в латинской патристике, таковы «бытие» (esse), «сущность (substantia, essentia), »лицо» (persona), «предмет» (res), «форма» (forma, species), «особое свойство» (proprium, proprietas), «потенция» (potentia), «акт» (actus, actio), «покой» (status), «движение» (motus, motio, progressus), «явление» (manifestatio) «отношение» (relativum, relatio, ad aliquid), «распределение» (oeconomia, dispostio, distributio), »монархия (monarchia, una potestas), «единосущие» (unius substantiae, consubstantialis, coessentialis), «жизнь» (vita, vivere), «мышление» (intelligentia, intellegere) «самосознание» (cognoscentia) и др.; при этом они претерпели определенную трансформацию для того, чтобы быть поставленными на службу христианской теологии.

• Основные использованные для этой же цели религиозно-философские учения и концепции таковы: стоическое учение о «пневме» и мировом Логосе, а также связанная с ним теория «двойственной речи»; политико-юридическая концепция «монархии»; среднеплатонический «генотеизм»; среднеплатоническое и неоплатоническое учение об иерархии мировых начал (божеств); неоплатоническое учение о трех «ипостасях» и теории «умопостигаемой триады» («бытие – жизнь – мышление») и трехступенчатой эманации («пребывание – исхождение – возвращение»); метафизические принципы «импликации и превалирования»; общеантичное философское представление о внутренней структуре души и самопознании; аристотелевское учение о категориях и типах тождества и различия.

• Основные направления латинского тринитаризма: «Божественная монархия» и «теория Логоса»; «генотеизм»; учение о «единосущии», «персонализм», основанный на понятии «лица» (persona) как «ипостаси» (subsistentia) и на «социальной аналогии»; «эссенциализм», основанный на понятии сущности (essentia, substantia) и на «психологической теории» Троицы.

• Западная тринитарная доктрина в целом отличается сугубо рационалистическим характером. Главные рациональные методы, использованные для ее построения – это категориальный анализ, индукция, силлогизм, интроспекция, различные формы умозаключения по аналогии (физическая, антропологическая, психологическая, социальная и др. аналогии), репрезентационизм.

• Латинский «персонализм», обусловленный влиянием со стороны греческой христианской теологии и аристотелевской философии, был постепенно вытеснен латинским «эссенциализмом» как оригинальным конструктом западно-христианских мыслителей IV-VI вв., обусловленным влиянием на них со стороны неоплатонической философии и аристотелевской логики.

• В основе латинского «эссенциализма», или «латинской тринитарной парадигмы», сформулированной в трудах Мария Викторина, Августина и Боэция, лежат следующие составляющие: (1) учение об абсолютном единстве и простоте Бога как единой, простой, неделимой и неизменной субстанции, в которой растворяется все множество свойств, атрибутов и иных различий, кроме различия Лиц; (2) учение об относительной предикации Лиц, или о Их различии согласно категории отношения (relativum, ad aliquid), которая не нарушает внутреннего единства и простоты Божественной субстанции и означает разные способы отношения единого Бога к Себе Самому; (3) учение об «аппроприации» (appropriatio), т. е. особом способе приписывания общих Божественных атрибутов отдельным Лицам; (4) представление о Св. Духе как принципе субстанциального единства, связи и любви в Троице и тесно связанное с ним учение о Его «двойном исхождении», впоследствии известное под названием «учения о Filioque»; (5) «тринитарная онтология» и «психологическая теория» Троицы (в том числе учение о «внутренней речи», verbum interius, interna locutio).

• Западное учение о Filioque, являющееся органической составляющей «латинской тринитарной парадигмы» и ставшее одним из главных предметов длительных догматических споров между Католической и Православной Церквями, имеет преимущественно философские основания, содержащиеся в тринитарных доктринах Илария Пиктавийского, Амвросия Миланского, Мария Викторина и особенно Августина.

• «Латинская тринитарная парадигма» оказала определяющее влияние на дальнейшее развитие тринитаризма в западной средневековой и новоевропейской философии и теологии. Ее существенные отличия от восточно-христианского тринитаризма были обнаружены только в конце XIX – XX веке.

7. Апробация и научно-практическая значимость исследования

Диссертация прошла апробацию на заседаниях секторов истории западной философии и философии религии Института философии РАН, на теоретических семинарах Института философии РАН – «Философия и богословие Античности и Средних веков» и «Философия религии – Теология – Религиоведение», а также на различных международных конференциях. В частности, по теме диссертации сделан доклад: «Рациональные методы обоснования Божественной Троичности в западной и восточной патристике» на Международной конференции «Философская теология и христианская традиция» (Москва, МГУ, 1–3 июня 2010 г.) и доклад: «Noetic Triad in Neo-Platonism and Patristics» на XVI Международной конференции патриотических исследований (Оксфордский Университет, 8–13 августа 2011 г.). Основные положения диссертации отражены трех монографиях автора: «Латинская патрология». М., 2005, 368 с.; «Христианский платонизм Мария Викторина». М., 2007, 255 стр. и «Иероним Стридонский: библеист, экзегет, теолог». М., 2010, 224 стр., а также в 56 статьях автора, 12 из которых опубликованы в ведущих рецензируемых научных журналах, входящих в список, утвержденный ВАК ⁵⁵¹ . Результаты диссертационного исследования могут быть использованы для углубления изучения истории позднеантичной, раннехристианской и средневековой философии, патристики и европейской интеллектуальной истории, а также при подготовке вузовских курсов по таким дисциплинам, как история философии, патрология, культурология, теология и философия религии.

8. Структура работы

Диссертация состоит из введения, пяти глав (разбитых на параграфы, содержащие подразделы), заключения, списка сокращений и библиографии.