Ответ на недавние известия с Сиона¹⁴²

Судьба русских богомольцев, отправляющихся в Палестину на поклонение тамошним святым местам, весьма не завидна, а иногда бедственна. Нет нужды описывать их неудобства и душевные и телесные страдания во время путешествия в Палестину и в дни пребывания их там, ибо они отчасти уже оглашены. Гораздо лучше и полезнее высказать причины тому. Наши поклонники сами на себя накликают беды. Они по напрасному страху принимают на себя вид нищих и одеваются в лохмотья или в ветхие рубища. Посему турки, арабы и так называемые капитаны греческих судов, перевозящие их нередко с кладью пороха, поступают с ними, как с презренным отребьем человеческого рода, не щадя ни бранных слов, ни угроз, ни толчков. Запретить бы это лицемерное нищенство, унижающее достоинство русского народа. Другие причины злополучия наших поклонников суть:

1) холодность и чуть ли не презрение к ним всех вообще разноверных представителей российской державы на Востоке,

2) странное подчинение их корыстолюбивому греческому духовенству, дерзающему снимать шали и платки с наших беднейших баб на поминовение душ их,

3) совершенное забвение о назначении в Иерусалим духовника и одного или двух проповедников наших и

4) наконец пребывание нашего вице-консула в отдалении от св. Града.

Необходимо нужно водворить там особого консула нашего. Личность его напоминала бы поклонникам о власти над ними и удерживала бы их от разных своеволий. На нём возлежала бы прямая обязанность наказывать виновных временным заключением в Саввинский монастырь и высылкой в Россию, в противность потачке греков всякому пороку пришельцев из видов корыстных. Он освободил бы наших поклонников от принуждённого взноса разных такс на молитвы и установил бы приношения добровольные. Он подписывал бы доверенные письма их для получения пенсий, успособлял бы им семейную переписку и получение процентов по банковым билетам, скреплял бы духовные завещания их и печатал бы имущества, оставшиеся по смерти их, дабы их не расхищало греческое духовенство, под видом поминального вклада в казну гроба Господня. Достаточны и эти побуждения к водворению нашего консула в св. Граде. Желательно, чтобы туда назначен был сановник знатного рода, благочестивый, умный, богатый и щедрый. Но предвидится надобность в некотором подчинении его нашему генеральному консулу в Бейруте по причине связи политико-церковных дел палестинских с высшим турецким управлением в Бейруте и во избежание ошибочного вмешательства в эти дела и даже разлада между этими двумя орудиями нашей силы на Востоке, которую надобно поправлять вдали от местопребывания их, т. е. в Константинополе.

Греческое духовенство в Иерусалиме до последней войны Турции с Россией делало всё возможное для успокоения наших богомольцев, и мы должны быть благодарны ему. Но пора перестать прикрывать личиной единства церквей всестороннее подчинение ему наших богомольцев; ибо единство это состоит не в рабстве, не в унижении, не в зависимости одних христиан от других, а в соутешении их одной верой, одинаковым богослужением и одними достопоклоняемыми святынями. Пора нам явиться хозяевами в Иерусалиме, где малосильные племена, абиссинцы, копты, сириане, армяне, давно водворились и хозяйствуют по-своему. Ведь мы богаче и сильнее их. Если бы в настоящее время Порта не дала иностранцам права приобретать собственность во владениях её, то всё-таки есть возможность строиться на имя туземцев – раиев. Но это право дано. Руки нам развязаны. Пусть же русские поклонники в Иерусалиме будут у себя дома. Пусть все там познают наше величие по четырём могучим силам нашим, по силам веры, слова, международного права и денег.

Проявляли ли мы на Востоке эти жизненные силы?

Христоименитый народ наш осязательно проявлял там всю горячность своей веры. Лепты и полуимпериалы его сыпались там на украшение св. мест. Греческие архиереи говорили нашему арх. Порфирию, что одни русские исповедуются у них искренно, свободно, не ожидая вопросов духовника, и что они одни трогательно прощаются со всеми св. местами, омывая их горячими слезами. И этот народ, глубоко верующий, добрый, терпеливый, самоотверженный, не имеет там ни хороших руководителей, ни надлежащего успокоения.

Русская проповедь о покаянии и исправлении никогда не слышалась у св. мест. Ни первой, ни второй миссии нашей, увы, не вменено в обязанность учить наших богомольцев. А там-то бы и учить их! Ибо у гроба Господня и у подножия Голгофы души как-то ближе к Богу, сердца мягче, слёзы обильнее и горячее. А сколько бы правильных понятий о св. местах получили наши братья и сёстры у кафедры наших витий!

Международное право представляли и отстаивали на Востоке наши дипломатические деятели. Бог и Государь знают, как они исполняли это дело своё от полудня до вечера. Но святая правда велит сказать имеющим уши слышати и сказать от имени восточных иерархов и наших поклонников следующее. Православие там унижено было назначением консулов и агентов наших католиков, протестантов и даже еврея (в Алеппо). Один из них¹⁴³ остался в памяти, как человек со змеями. Другой¹⁴⁴ безвозвратно употребил деньги антиохийского патриарха Мефодия на постройку дома на острове Сире для своей не жены. О третьем¹⁴⁵ говорено было, что если бы возможно было поставить лестницу к престолу Божества, то патриарх пошёл бы жаловаться на него Богу за не попечение об угнетённом православии. В доме российского агента Шасса в Бейруте открыта была первая протестантская школа для обучения детей православного вероисповедания. В Александрии католическая больница получала от нас некое денежное пособие, тогда как там православные имели свою лечебницу и на содержание её не получали ни одной полушки нашей. В Смирне иллирийским и далматинским славянам православным не оказано было наше участие в желании их построить там церковь и молиться в ней на родном языке. Палестинские евреи, русские подданные, неблагоразумно и безжалостно были отданы в новый, турко-англо-австрийский плен. По этому случаю арх. Порфирий принимал депутацию их, видел слёзы (sic) депутатов, убелённых сединами, слышал их искренние речи о том, что они молятся за Государя, любят Россию и дорожат величием её, но ничего не мог сделать и только поплакал с ними, вспомнив псалом: на реках Вавилонских тамо седохом и плакахом. Но за это сочувствие они заплатили ему тайным уведомлением, ещё в марте и апреле 1854 года, о союзе Англии, Франции и Сардинии против России и о высадке (70-тысячного) корпуса в Крыму, о чём архимандрит тогда же уведомил министерство иностранных дел. Наши богомолки находили покровительство скорее у французских и австрийских консулов, чем у наших. Одной из них¹⁴⁶ в Александрии в течение двух недель чиновники наши не успели нанять лодки для отправления её в Каир. Уже арх. Порфирий пособил ей в этом горе. Другую наш консул¹⁴⁷ столкнул с лестницы своего дома, когда она попросила его отправить её в Царьград. Капитан австрийского парохода, родом славянин, принял её и отвёз туда даром, но в присутствии арх. Порфирия за нарядным обедом рассказывал всем иностранцам высшего сословия, как эта бедная женщина кубарем катилась с лестницы русского консула, как кланялась в ноги ему, капитану, и горько рыдая, просила его о помощи. Сам арх. Порфирий, облечённый доверием верховной власти, немало терпел от наших дипломатических заноз. Все эти беды наших евреев и богомольцев происходили от того, что наши консулы и агенты, не предостерегаемые общественным мнением, очень дорожили своим покоем, забывали, что они – спицы, и воображали себя пальмами и кедрами, султанами и мандаринами, свыше предопределёнными давать направление мировым делам из грязных уголков Турции.

Право греческого духовенства владеть св. местами в Иерусалиме и в окрестностях его по возможности отстаиваемо было нашей дипломатией в Константинополе. Доказательством тому служат султанские фирманы, благоприятные этому духовенству, и особенно последний, полученный нами в апреле 1852 года. Конечно, грекам всегда хотелось быть полными обладателями всех святынь; и они не негласно роптали на нас, во-первых, за то, что мы не изгнали латин и армян со всех св. мест, во-вторых, за то, что султан с 1852–1853 года предоставил себе право хозяйства на этих местах. Но такой ропот их несправедлив. Можно ли жертвовать эгоизму и хвастовству их пламенное желание разных христианских племён иметь свои алтари подле евангельских святынь? Даже надобно пожалеть о том, что в 1853 году французской, а может быть и нашей, дипломатией устранено было предложение султана совершенно уравнять права всех христианских вероисповеданий на св. местах. По этому предложению, если бы оно исполнено было, мы теперь имели бы свои алтари, по крайней мере, в Святогробском храме и на Елеоне. Пусть турецкое правительство, которому Провидение отдало св. Землю, починивает на свой счёт главные строения на св. местах. Этим хозяйством его устраняется вековая, достоплачевная и разорительная тяжба представителей трёх вероисповеданий за право возобновить крышу или пол, стены или двери палестинских святилищ. А о сбережении денег в мошнах греков, латин и армян, денег, нужных на другие существенные потребности, и говорить нечего. Охлаждения же к нам иерусалимского патриарха и синода на св. местах бояться не до́лжно. Сойдут со сцены два поколения недовольных, а третье и четвёртое, привыкши к новому, лучшему порядку дел, ещё поблагодарят нас за прекращение прежних тяжб и за сбережение денег во время невольного перемирия соперников.

Право собственности, принадлежащей четырём патриаршим престолам и разным монастырям в Молдавии и Валахии, сильно защищаемо было орудиями нашей державной воли. Этой защитой, успособившей уплату долга святогробской казны в 26 миллионов пиастров и некоторое благоустройство палестинской церкви, довольно было тамошнее властное духовенство. Правда, ему крепко не хотелось из богатых доходов с 24 имений своих в обоих княжествах выделять часть денег в пользу тамошнего правительства и константинопольского патриархата, но оно раскаялось в первой неуступчивости своей известному графу Киселёву, требовавшему от него 250.000 местных левов, и уже уступило второму большему требованию, дабы не потерять всей собственности. Это раскаяние, научившее благоразумию, служит нам ручательством в том, что и впредь восточное духовенство будет уважать наши предположения касательно имений его, коль скоро мы будем отстаивать их. Статься может, ещё раз будет временное охлаждение к нам хозяев-монархов по этому делу; но ещё раз они раскаются и поблагодарят нас за требование малого для сбережения целого. Недальновидность, себялюбие и ропот их никогда не должны удерживать нас от справедливого соразмерения интересов православия в княжествах, в Константинополе, на Афоне и Синае, в Сирии и Палестине.

Денежные пособия наши палестинской церкви ничтожны. Кружечный сбор у нас на гроб Господень, едва ли более 13 или 15 тысяч руб. серебром, не соответствует и тридцатой части всех доходов иерусалимского престола, определяемых круглым числом в 500.000 руб. серебром. Пора же нам перестать у св. Гроба хвалиться щедротами своими и требовать отчётности в употреблении пятнадцати капель золотой воды, когда иерусалимский патриарх занят измерением ливней золотого дождя. А об отдаче помянутого сбора в распоряжение нашей духовной миссии и помышлять не до́лжно. Ибо этим было бы оскорблено самолюбие сего патриарха, выражено недоверие к нему и дано ему право подозревать нас в каком-то нечаянном разобщении с ним для скрытых целей. Нет, пусть мы, по примеру первых иерусалимских христиан, полагаем нашу милостыню у ног преемника апостола Иакова, не желая знать, куда и как он употребит её. Как его блаженство, так и синод его дорожат не нашим тощим кошельком, а огромной численностью православного народонаселения в России и хождением нашим ко св. местам, которое в Порте принимается в расчёт и французской дипломатии ставится в пример, дабы она не требовала палестинских святынь для двух десятков капуцинов, давно не видавших европейских пилигримов; но особенно дорожат защищением богатой собственности их в Молдавии и Валахии. Державное слово русского царя в защиту их ценнее им всех сокровищ. Вот тому доказательство! В 1847 году цареградский патриарх Анфим говорил арх. Порфирию: «Пойди и скажи иерусалимскому патриарху, чтобы он не противился воле Государя Императора, требующего малого выдела из доходов его в пользу общего православия; ибо он, яко лев, стоит на страже нашей церкви, и если отступит от нас, то мы пропали». Это было пересказано и исполнено. Итак, вот что дорого восточным иерархам, наша сила, справедливость и мудрость! Не мы ими, а они одолжены нами; и за такое одолжение наши матросы-богомольцы в разное время, в числе 50–80, пили и ели у них сладко, за наших поклонников в 1854 году уплачены были расходы морского пути от Яффы до Триеста (10 тысяч пиастров), первой миссии нашей построен был дом, нашему вице-консулу в Яффе предоставлен дом. Однако нам, богатейшим и сильнейшим, пристойнее бы довольствоваться одной благодарной привязанностью к нам единоверцев наших на Востоке.

5. О первой миссии

Первая миссия наша послана была в Иерусалим на три года в виде опыта. Что значила такая осторожность? Кто и кому не доверял? Кто и чего опасался? Начальник этой миссии арх. Порфирий, отлично рекомендованный графом Протасовым министерству иностранных дел ещё при определении его к нашему посольству в Вене, потом избранный синодом для собрания предварительных сведений о Востоке, «как знаток греческого языка и как умеющий обращаться с иностранцами», и наконец, назначенный в Иерусалим, не мог ни в ком возбуждать недоверия и опасения; а в поведении сотрудников его, воспитанных в страхе Божием и человеческом, нельзя было и сомневаться. Стало быть, не доверяли святогробскому духовенству; боялись его холодности, или отпора. Должно быть так. Ибо арх. Порфирию поставлено было в обязанность снискивать расположение его. Такая недоверчивость к восточным братиям объясняется тем, что российская церковь с давних пор не встречалась с восточной лицом к лицу и не менялась с нею живым словом.

Три года прошли. Опыт удался. Миссия оставлена была в Иерусалиме на неопределённое время. Но давали ли ей средства и даже возможность действовать благотворно? Ни мало.

Арх. Порфирий требовал гласного признания её Портой, потому что все на Востоке патриархи, наши и чужие, консулы и паши считали его посланником русского правительства. Ему отказано было в этом нужном требовании. Он с сотрудниками своими обязан был заниматься учёными исследованиями. Но в пособие ему прислали один еврейский лексикон. К счастью этот учёный старец имел свою библиотеку в 3.000 томов и всякий лишний рубль свой издерживал на выписку книг из Рима, Парижа и Лейпцига.

Для благолепия славянского богослужения ему выслан был только список утвари и ризницы. А эти священные принадлежности он получил уже в начале пятого года существования вверенной ему миссии. Казалось, эта миссия в сем отношении послана была на посрамление имени русского.

Легко требовать, чтобы русское духовенство чаще служило на св. местах, но трудно исполнить сие требование. Трудность эту может постигнуть только тот, кто был там, и кто знает, что греки неохотно позволят пришельцам священнодействовать отдельно от них, что богослужение там совершается ночью, что храм Святогробский очень сыр и наполнен зловонными миазмами, и что единовременное с другими громогласное служение там запрещено. Наш архимандрит нередко домогался священнодействовать с одной братией своей на гробе Господа и у яслей Его, но не сподобился этого утешения. Святогробцы в этом случае боялись тяжбы с латинами и армянами, которые не преминули бы подсказать Порте, что явился новый хозяин на св. местах, поддерживаемый могущественным кесарем. По той же боязни и латины не допустили униатского патриарха Максима священнодействовать отдельно от них и даже не позволили ему пропеть «Достойно есть» в вертепе Рождества Христова. После сего – что оставалось делать нашему архимандриту? иногда служить вместе с греками, а чаще молиться в своём монастыре.

Другие неудобства были ещё затруднительнее. Деньги на содержание миссии высылаемы были не своевременно, и потому начальник её каждый год заимообразно издерживал на неё из своего кармана до 500 руб. серебром Духовное начальство отпустило его лечиться в Киев, но не выслало ему туда ни обещанного пособия (500 руб. серебром), ни жалованья в течение четырёх месяцев. Напрасно он несколько раз письменно просил его облегчить тяжкую участь свою и успособить возвращение в Иерусалим. Ему не отвечали. В таком злополучии он, выздоровев, подумал, что прошения его не уважаются, и возвратился в Иерусалим к своей должности. Но в С.-Петербурге думали иное. А что? Это неизвестно ему до сих пор. За отъезд к должности по выздоровлении он наказан был лишением жалованья в круглый год, как будто он пономарь какой, которого можно штрафовать вычетом из кружки. Уже министерство иностранных дел вступилось за него и вытребовало все оклады его. После посольства князя Меньшикова архимандриту предписали оставаться в Иерусалиме сколько можно долее, а штатной суммы на содержание вверенной ему миссии не выслали; и он целый год содержал её своим иждивением.

Дело о постройке нового дома для миссии длилось так долго, и ведено было так неприятно, что архимандрит, успев одолеть все препятствия, и, между прочим, назначение на плане комнат в 2,5 аршина длины и ширины, рад был, что за это дело взялся иерусалимский патриарх. Тогда оно было начато и кончено счастливо во время войны турок с нами. Ни паша, ни местные эфендии не только не препятствовали архимандриту строиться, но ещё приходили любоваться его домом. Они очень хорошо знали, что постройка совершается по предписанию великого визиря, позволившего возвести мусафир-хан (гостиницу), а не жилье для русского духовенства; но вероятно думали, что мы вознаградим все издержки иерусалимского патриарха хорошей уплатой за наём нового дома. Французский консул напрасно похвалился участием своим в довершении сего здания. Ибо оно, за исключением мраморной лестницы, было совершенно отделано снаружи и внутри ещё в бытность нашей миссии в св. Граде.

Почти все представления арх. Порфирия были отринуты. Испрашивал он денег на поправку церкви в Архангельском монастыре, на устроение больницы, на печатание арабских поучительных книг, на вспоможение вдовам, сиротам и терпящим неповинные бедствия и на содержание осиротевших учеников арабо-еллинского училища, испрашивал также благословения Св. Синода на подвиг попечительства о палестинских школах, но не удостоен был и ответа. Казалось, его отправили в Иерусалим на похороны православия.

В таких стеснительных обстоятельствах арх. Порфирий не терял присутствия духа и делал всё, что можно было сделать, в пользу палестинской церкви. Действия его подробно описаны в отчёте о шестилетнем управлении его миссией. Замечательные из них были: приобретение масличного сада для Сайданайского женского монастыря в Сирии на собранную им сумму, снабжение семи палестинских церквей ризницей, заведение арабо-еллинской типографии в Иерусалиме, устроение арабо-еллинской семинарии в Крестном монастыре в ответ пропаганде патриарха Валерги, основание девичьего училища в св. Граде, преобразование народной школы там же, открытие народных училищ в Рамле, Лидде, Бет-Сахуре, Назарете и Сцалте, спасение одного православного вифлеемита от смертной казни и примирение сириано-иаковитов с армянами.

Война помешала дальнейшим действиям его. Он предполагал с помощью иерусалимского патриарха учредить в Иерусалиме попечительство о бедных и сиротах, больницу и ссудную казну на чужое имя, в предотвращение неблагоприятных нам толков о раздаче нашего золота; предполагал также выслать архиереев в епархии их и посредством образования туземного юношества возвысить арабскую церковь на степень самостоятельности, а с помощью ссудной казны и при содействии сирийских христиан учредить семинарию либо в Дамаске, либо на Ливанской горе. Но Бог судил ему иное.

Труды его вознаграждены пожалованием пожизненной пенсии в 1.000 руб. Но кипучая деятельность его остановлена, и он затворён в холодной и душной келье Лавры. Его гнетут, но ему не известно за что. Крест его неимоверно тяжёл; и нет никого, кто облегчил бы страдания его.

6. О второй миссии

Первую миссию нашу в Иерусалиме сменила вторая под начальством епископа. Посольство туда епископа ничем не может быть оправдано, разве правом сильного, которое, однако, не терпимо в православно-кафолической церкви. Патриархи греческий, армянский и латинский и епископ английский в святой Земле имеют свои удельные паствы и потому имеют свои кафедры. А у нашего пастыря нет там ни своей пажити, ни своих овец. Паства и кафедра его в Мелитополе. Если же он назначен для наших поклонников, то с ними должен приходить и уходить, что смешно и несбыточно.

Правила св. вселенских соборов запрещают всякому епископу не только распоряжаться в чужой епархии, но и вступать в пределы её. А наш епископ послан в Иерусалим в качестве деятеля. Как же оправдать это канонически? И как после этого желать, чтобы он заседал в иерусалимском синоде? Если бы кто и ввёл его туда, то он не услышит там важных дел, потому что их утаят от него.

История церкви доказывает, что епископы посылались из одной епархии в другую расстроенную, для введения в ней общего порядка, но посылались временно и по окончании своих дел возвращались к своим паствам. А расстроена ли теперь палестинская церковь? Страдает ли она недугом раскола или ереси? И просила ли нашего епископа, яко врача? Нет. Итак, кто же он там? Прелазяяй инуде?

По началу православия, выраженному св. Киприаном и гласящему так: «везде одно епископство, и каждый епископ отвечает за паству другого», по этому началу российская церковь вправе послать не только в Иерусалим, но и в Александрию, Дамаск и Царьград, послать своих постоянных апокрисиариев, т. е. отвечающих за свои и чужие дела церковные. Но апокрисиарий должен быть не епископ, а священник (кто бы он ни был, иеромонах, архимандрит, пресвитер) или диакон, дабы постоянным посольством епископа не нарушались вышеупомянутые правила. Такой порядок искони соблюдаем был в кафолической церкви. Почему же и для чего мы одни решились нарушить его к общему соблазну восточных иерархов, не терпящих никаких нововведений? Забвение прав и приличий церковной дипломатии послужит ли нам оправданием?

Восточные святители, вероятно, молча будут терпеть соблазн наш. Но лучше ли нам от этого?

Если мы послали своего епископа давать направление делам палестинской церкви, то по праву церковного равенства должны принять к себе епископа и оттуда. Но мы не думаем об этом. Посему будет грустно после узнавать, что на Востоке тайне обвиняют нас в праве сильного.

А какова личность посланного епископа? Своей молодостью он докажет всему Востоку, что мы нарушаем правило св. церкви, повелевающее рукополагать даже пресвитера в тридцать лет. Неумение же его говорить и писать по-гречески и по-французски (что весьма нужно) обнаружит всю скудость нашего духовного образования и устранит его самого от благотворного влияния на дела. Ибо кто захочет говорить с ним о важных предметах через переводчика? Кто решится поверить ему тайны при лице постороннем? Скажут: он выучится! Но пока он будет твердить разговоры, дела уйдут вперёд.

Нет нужды говорить о неспособности отправленных с ним иеромонахов проповедовать слово Божие нашим поклонникам. Надо громко сказать нечто поважнее.

Вторая миссия, как и первая, лишена всех средств не только препятствовать успехам римской и протестантской пропаганды, но и помогать угнетённым бедным единоверцам нашим в Палестине и Сирии. Для чего же она послана туда? Привести всех в уныние и может быть в отчаяние? Присутствовать на похоронах православия? Страшно и думать об этом. А если бы вторая миссия была богата, то – как бы ей надлежало сыпать золото в епархиях сирийских и палестинских? При посредстве греков? Отдельно от них? Руками поверенных туземцев? Решены ли эти вопросы на случай тревожного говора турок и западных миссионеров о том, что мы в чужом царстве затеваем что-то в огромных размерах?

Удельный храм, который греки дадут второй миссии, будет почти всегда пуст. Ибо наши поклонники любят молиться на св. местах. А греки, узнают ли они, не узнают ли, что наш епископ послан учить их богослужению, не дозволят ни валахам, ни славянам, ни одноплеменникам своим присутствовать при отдельном служении нашем и не дозволят по благоразумию своему, дабы служение нашего архиерея, резко отличное от служения греческого, не произвело соблазна в этих необразованных племенах, судящих обо всём по привычкам своим. Как же и кого же епископ наш будет поражать там торжественностью служения своего в убогом храме с одним диаконом, без лампадоносца и орлейщика? Какой патриарх по примеру его захочет выходить с крестом во время пения «Св. Боже» и тем давать знать, что сия песнь относится будто бы к Иисусу Христу, а не к Св. Троице, тогда как это и у нас в Христианском чтении (декабрь 1857 г.) опровергнуто? Какой иерарх на Востоке по примеру его решится, после призывания Св. Духа на Дары, произносить молитву: Господи! иже пресвятого Твоего Духа и пр.? Наш епископ должен или священнодействовать по восточному чину или, очертя голову, соблазнять весь Восток нашими недавними нововведениями. Как жаль, что не подумали об этом важном деле!

А решили ли вопрос: служить или не служить нашим на св. местах отдельно от греков? Вопрос этот очень важен там. Кто служит отдельно, тот и хозяйствует у алтаря. А хозяева ли мы в Иерусалиме? Чем мы можем понудить латин предоставить нам право самостоятельного служения на св. местах, тогда как они и униатам своим не дают такого права? Переговорили ли мы об этом с католическими державами?

7. О пропаганде римской и протестантской

Известие об успехах римской пропаганды в Палестине весьма печально. Её действия начались в бытность нашей первой миссии в св. Граде. Арх. Порфирий знал все замыслы патриарха Валерги, его разлады с францисканцами и с консулами австрийским и испанским и предположения и надежды Франции соединить всех православных арабов с римской церковью посредством лазаристов и туземного образованного клира, дабы потом изгнать греческих иерархов со св. мест, яко не имущих паствы своей, знал всё это, писал обо всём том к кому следовало, и старался противодействовать католикам учреждением народных училищ для детей обоего пола и духовной семинарии. По причине натиска западной пропаганды иерусалимский патриарх, напуганный, решился вверить ему устройство этих училищ. Время разлада Валерги с францисканцами и консулами было благоприятно для наших действий на униатов в Галилее. Но, к сожалению, наша первая миссия тогда была нищая; и ей нельзя было и думать об обращении сих униатов, которые потребовали бы от неё больших сумм на постройки новых церквей, потому что принадлежавшие им храмы были бы отняты у них латинами. Отдалённое будущее известно одному Богу. Но по расчёту вероятностей человеческих римской пропаганды в Палестине не должно бояться слишком много, во-первых, потому что туземные католические клирики, молодые и неженатые, произведут соблазны в арабских семьях, выше всего почитающих целомудрие, и тем уронят себя во мнении их; во-вторых, потому что православные арабы в лучших обстоятельствах опять вспомнят свою первую духовную Матерь и возвратятся в объятия её, что бывало неоднократно. Например, деревня Бетжала не раз была добычей латин, но всегда опять поднимала хоругвь православия.

Непостоянство палестинских христиан было причиной тому, что и английский прозелитизм ослабел и остановился ещё в бытность там нашей первой миссии. Английский епископ Гобат открывал свои училища для православных детей в деревне Гамалле и в городе Набулусе и посягал на Лидду и Сцалт; но отовсюду был вытеснен самими туземцами при небольшом содействии им иерусалимского патриарха и нашего архимандрита, с которым за то епископ этот не хотел и знакомиться.

Что касается до австрийской пропаганды в Иерусалиме, то она, действительно, может быть нам вредной, если в тамошних зданиях своих устроит алтарь для славян и валахов-униатов и если допустит к нему подобных нашим раскольников венгерских и молдавских. Пусть не думают у нас, что из России раскольники не ходят к св. местам. Они бывают там и наблюдают греческое богослужение. Арх. Порфирий видал их и говорил с ними. Не безопасно же для нас будет, если они в св. Граде снюхаются с каким-нибудь епископом своей масти, подосланным туда Австрией. Но пропаганда этой державы не расторопна. Вот тому доказательство! После путешествия эрцгерцога Максимилиана по св. Земле поговорили в Вене о поселении колонистов у Кармильской горы и оставили это предприятие, потому что для охранения одной австрийской деревушки от бедуинов надлежало бы держать батальон солдат.

8. О евреях

Наша дипломатия в Константинополе сделала большую ошибку, когда передала наших палестинских евреев чужим консулам. Эти люди весьма нужны нам. Они, как проворные факторы, окажут дешёвые услуги нашему пароходному обществу на всех прибрежных местах Сирии, Палестины, Египта и Малой Азии. Они, состоя в сношениях с кагалами и с богатейшими банкирами, их родичами, во Франции, Англии, Голландии и в других странах, сообщат нам тайны кабинетов, как арх. Порфирию сообщили тайну крымской экспедиции, тогда как в Петербурге почитали её несбыточной. Этих людей надобно ласкать. Наша дипломатия на всякий случай должна бы знать, кто из них зажиточен и смышлён в Иерусалиме, Хевроне, Сафате и Тивериаде. Если нет между ними капиталистов, то не худо бы водворить там богатых русских или польских евреев и оказывать им почёт и покровительство.

9. О мерах к поддержанию всей православной церкви на Востоке и к приготовлению торжества её

Вся восточная церковь, состоящая из разных племён, весьма нужна нам, а мы нужны ей самой. Соединись она с римской церковью, или разложись на общины под знамёнами Лютера и Кальвина, тогда мы перестанем быть христианами кафолическими, все будут считать нас раскольниками или еретиками; и мы сами не поймём в символе веры слов «во едину соборную церковь» и будем принуждены читать; «во едину русскую церковь». За уничтожением восточной церкви неминуемо последовало бы разложение и нашей тем скорее, что у нас есть сильная привязанность к западным идеям, нравам, искусствам и даже к проповедям, да и расколы наши не ослабевают. Наоборот, после разложения церкви нашей скоро бы появилось распадение церкви восточной. Обе они держатся взаимным духовным упором, и обе разложатся на секты или сольются с другими церквами, коль скоро ослабеет и сокрушится этот упор.

Восточная церковь нам нужна. Она – матерь наша, и у неё находятся все евангельские святыни, апостольские кафедры, общенародные монастыри. Всё это драгоценно для нас так же, как и догматы, предания и правила благочиния.

Древле видящие замечали светозарное шествие Бога с Востока на Запад; а ныне они замечают шествие Его с Запада на Восток, зная, что оно началось уже давно, со времени открытий Васко де-Гамы и Америка Веспуция. Бог невидимо шествует среди народов и направляет их общую деятельность по воле Своей. Никто не может противиться Ему. Мы русские шли вместе с Ним, когда освобождали Молдавию, Валахию, Сербию и Грецию от ига мусульман, и теперь идём вместе с Ним, расчищая дремучие леса на Кавказе и образуя тамошние варварские племена. Бог ведёт галлов в Африку и сынов Альбиона в Китай, а нас волей-неволей поведёт в средину Азии. И недаром! Он хочет, чтобы свет Христов просветил всех.

Такая воля Его ныне осязательна, и мы должны покорствовать ей и всеми силами с самоотвержением исполнять мировые намерения Его; иначе, гнев Его расшибёт нас вдребезги, а мудрость Его сложит из нас новые массы.

Но мы – крепкие орудия Бога! Итак, и думы наши о богоспасаемом Востоке должны быть крепкие, и вспоможения наши ему должны быть огромные.

Мало для нас поддерживать там православие, мы ещё обязаны приготовлять торжество его:

1) деятельным участием в судьбе греческого королевства;

2) восстановлением царств сербского, болгарского и влахо-молдавского и устроением взаимного союза их с нами по началам братской правды и любви;

3) воспринятием в кафолическую церковь несториан, армян, сириано-иаковитов, коптов и абиссинцев, весьма близких к православию по догматам, богослужению и проч.;

4) мудрой и бескорыстной опекой над этими христианами и над племенами малоазийскими и сиро-палестинскими;

5) теснейшим и, так сказать, органическим соединением со священным синодом цареградского патриарха и постепенным возвышением его до такого величия, чтобы по смерти Турции Константинополь сделался ни от кого не зависимым городом его, и чтобы из храма св. Софии, этого величественного собора народов православных, свет Христов распространялся во все концы мира.

Такова программа будущего дела нашего во второе тысячелетие нашего царства! Великой державе подобает иметь обширную политику и достигать высоких и отдалённых целей. Нам не должно брать Константинополь с бою; напротив, он должен взять нас мирно. Пойдём туда, как ходили наши предки, со своими догматическими, каноническими и другими вопросами да и сядем там у кафедры Иоанна Златоустого.

Великая церковь Христова в Константинополе есть средоточие общеправославной власти духовной. Там находится постоянный синод – ἡ ἐνδημοῦσα σόνοδος, имеющий, кроме прав общих с другими синодами и патриархами, такое право, какого не имеет ни одно подобное собрание, именно: право давать другим церквам независимость или самостоятельность (автокефальность). Может ли наш Св. Синод властью своей учредить патриаршество в Сербии? Нет. Может ли иерусалимский патриарх властью своей дать синодальное управление церкви влахо-молдавской? Нет. А константинопольский синод вправе это сделать, коль скоро окажется надобность в том. Он дал нашей церкви самостоятельность, он недавно дал её и еллинской церкви. И это право его, буквально выраженное в печатном томе об учреждении независимого синода в Греции, подписал наш Св. Синод, следовательно, признал оное и этим торжественным признанием доказал, что синод вселенского патриарха во всей православно-кафолической церкви есть то же, что ключ в своде купола св. Софии. Этот синод некогда объявил вселенскими творения св. Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого и установил праздник в память сих учителей. Этот синод одобрил катехизис Петра Могилы и Богословие митрополита Платона; и вот по этим книгам, давно переведённым на греческий и арабский языки, поныне учатся все юноши в Греции, Сирии, Палестине и Египте. Не представили мы этому синоду новейшего катехизиса своего; и он не принят в православных училищах (одни униаты на Ливане, переделав его по-своему, признают его классической книгой). Пред константинопольским синодом, не дозволившим ионическим грекам брачиться с иноверками, смирилась гордая Англия. К этому синоду в 1842–1843 году обращались с просьбами о соединении церквей филадельфийские епископы в Америке, парижский пресвитер Тирион и английский диакон Пальмер. У него недавно искали покровительства сириано-иаковиты, в нём скрещены все интересы Синая, Афона, Сербии, Болгарии, Валахии, Молдавии и патриархов александрийского, антиохийского и иерусалимского. К нему эти патриархи отправляют своих апокрисиариев. Таково значение и такова сила этого синода!

Посему не в Иерусалиме, а в Константинополе мы должны быть присущи всей восточной церкви и не через посредство духовной миссии, потому что там некого обращать в христианство, а в лице одного апокрисиария с нужным ему причтом, потому что и другие православные церкви имеют там каждая подобного посредника.

По приличию церковной дипломатии наш апокрисиарий (отвечающий) может быть диакон или пресвитер, но не епископ, разве сам синод цареградский согласится принять его в сане архиерея; но и тогда он не должен иметь епархии, довольно ему носить титул почётным образом in partibus infidelium.

Дело нашего апокрисиария там весьма важно. Он отвечает константинопольскому синоду за целость догмата, предания, богослужения и правил благочиния в нашей церкви, а пред ним этот синод за ту же целость отвечает нашей церкви. Он соутешается с ним единой верой и передаёт ему и выслушивает от него выработанные у нас и в греческой церкви мнения, например, о большом или малом числе спасающихся, о зачатии пр. Девы в первородном грехе и проч. Он представляет ему лучшие духовные сочинения наши, дабы они, по общему одобрению, сделались общеправославными. Он рассуждает с ним о продолжении или прекращении действия разных начал православия в одной и той же кафолической церкви; например, продолжать ли у нас присягу, воссоединение католиков и протестантов без крещения, рукоположение молодых клириков и проч. по снисхождению (κατ’ οἰκονομίαν), или прекратить это по строгости закона (κατ’ ἀκρίβειαν) ради точного единства церквей. Наш апокрисиарий просит константинопольский синод не изменять греческого текста богослужебных книг, дабы это изменение не производило раскола в России, где народ весьма привержен к старине и где даже духовенство боится той свободности, с какой древле, например, распространялись и сокращались литургии и вводимы были в церковь песнопения, сочинённые царями и женщинами.

Из Константинополя наш апокрисиарий отправляет:

1) тезоименитых ему деятелей духовных к патриархам в Александрию, Дамаск и Иерусалим, на остров Кипр к тамошнему независимому архиепископу, и в Черногорию, Сербию, Болгарию, Валахию и Молдавию, и

2) церковный причт в больницы нашего пароходного общества и в домашние церкви наших консулов в Адрианополе, Смирне, Бейруте, отправляет же их после предварительных многосторонних наставлений.

Вот значение, сила и дело его! Само собой разумеется, что такой посредник между российской и восточной церковью должен быть необыкновенно умён и иметь многостороннее образование. Хорошо бы, если бы он был живая Пятидесятница! по крайней мере, умел бы говорить языками мудрости, правды, любви, приличия и проч.

Кипучая деятельность наших апокрисиариев под начальством главного вождя их и труды наших консулов, сестёр милосердия и пароходного общества, при богатых денежных пособиях, вот что нужно для поддержания и возвеличения православия на Востоке! Всё прочее – полумера!

Причты наших духовных деятелей на Востоке не должны быть велики. Ибо там нужна не многочисленная обстановка их и не выставка наших богатых утварей и риз, а наша мудрость, любовь и сердобольная щедрость.

10. О сёстрах милосердия

Наши консулы давно исполняют своё дело на Востоке. А из наших сестёр милосердия ни одна не являлась там. Но они нужны в Иерусалиме, где наши поклонники живут более полугода и во время болезни остаются без всякого призрения. Что касается до Назарета, то не предвидится надобность помещать там сестёр милосердия, потому что наши поклонники в этом местечке останавливаются только на один день. Там нужно девичье училище при церкви, созданной иждивением царя Алексея Михайловича и пожалованной милостынной грамотой его. По этой грамоте мы должны сей церкви едва ли не более 4.000 руб. На эти деньги можно бы устроить сказанное училище и снабдить оное всем нужным.

11. О пароходном обществе

Предположения о благотворных действиях нашего пароходного общества на Востоке так основательны, что ничего больше не остаётся желать, как исполнения их в тех обширных размерах, какие показаны. Это общество через агентов своих доставит нашей дипломатии в Константинополе многие нужные сведения о тех областях Турции, с коими оно имеет сношения, и откроет новые пути для сбыта наших товаров и сырых произведений, если только мы хотим сбывать их через Газу бедуинам ет-тихским и синайским и через Хеврон и Карак за-иорданским и дальнейшим аравитянам. Это общество в глазах Порты подкрепит права единоверцев наших на обладание св. местами, доставляя туда множество поклонников из России и с островов Архипелага и Средиземного моря. Ни Ллойд, ни Messageries не могут доставить францисканцам св. Земли подобной политической выгоды, потому что из Австрии и Франции никто, кроме туристов, не ездит в Иерусалим. Во Франции в 1853 году, по случаю замечания Порты о нехождении католиков к св. местам, составилось было общество доставления поклонников от Марселя до Иерусалима и обратно за 1.000 франков, но в конце сего года явилось туда только сорок человек, и после них другие не приезжали. В следующем году первая миссия наша также не видела подобной комедии. Так равнодушны французы к св. местам!

Не предвидится надобности строить в Константинополе гостиницу для наших поклонников на счёт пароходного общества или правительства. Ежели они прежде останавливались там на несколько дней, то потому что ожидали попутного ветра для нанимаемых ими греческих судов. Когда же будут перевозить их на наших пароходах, то на них и могут они провести два или три дня. Этого времени достаточно им для посещения Живоносного источника и развалин Влахернской церкви.

В Смирне находится большое святогробское подворье. Тут наши поклонники находили и найдут приют. Подобное подворье есть в Бейруте. Под кровом его наши странники могут провести несколько часов или дней.

Гораздо необходимее построить для них удобные гостиницы в Кайфе, Назарете, Набулусе, Вефиле, Иерусалиме и Хевроне близ Мамврийского дуба. А к денежному участию в этих постройках можно допустить дамасских православных купцов, которые, возя в Иерусалим товары свои на продажу поклонникам, крайне нуждаются в складочных зданиях в Назарете и Набулусе.

Постройки пароходного общества на темени Фаворской горы будут остановлены латинами, которые некогда имели там свой алтарь. Да и нет надобности строиться там, потому что наши поклонники на месте Преображения Господня проводят два или три часа, и потому что такие священные места, как Фавор и Елеон, лучше оставлять открытыми, дабы воображение каждого живо представляло себе Преображение и Вознесение Господа в воздушном пространстве. Можно поставить там часовенку в виде колоннадной ротонды; но и та должна быть сквозная на всех сторонах по подобию часовни Елеонской, построенной матерью Константина Великого.

Едва ли установятся пароходные сообщения наши с Афоном, потому что эта гора находится в стороне от прямого пути пароходов, ведущего в Бейрут и Яффу, и потому что некого возить туда. Женщинам не дозволен вход в тамошние монастыри, а мужчины не все желают бывать там по причине безденежья, да и из желающих одни ездят туда прежде богомолья в Иерусалиме, другие после. Торговли же нет на Афоне и быть не может. Посему не нужно там и агентство нашего пароходного общества. Да и учредить его под каким бы то ни было предлогом трудно и даже невозможно. В бытность там арх. Порфирия в 1846 году греческий консул из Солуня прислал было в Карею агента своего под тем предлогом, что греческие торговые суда иногда причаливают к Афону для покупки орехов и строевого леса. Но этот агент пробыл там не долго. Все монастыри встревожились присутствием его и, рассчитав, что Англия, Франция, Австрия и Россия, по примеру Греции, пришлют к ним своих агентов, которые будут укрывать у себя монахов, то избегающих наказания, то любящих составлять тайные общества, и что оттого расстроится монашеское житие, отправили в Константинополь ходатая по сему делу, ксиропотамского архимандрита Дионисия, и он возвратился оттуда с повелением выслать непрошенного гостя и впредь не допускать никаких соглядатаев внутренней жизни святогорцев. Подобный отпор получит и наше пароходное общество. Да мы и не должны соблазнять западные державы водворением служителя мамоны там, где преподобные старцы служат Богу постом и молитвой.

Иное дело водворить на Афоне нашего иеромонаха или архимандрита с малым причтом для богомолья и духовных подвигов и для археологических и учёных разысканий. Святогорцы примут его охотно, потому что принимают всех в свои общенародные монастыри. Он может купить себе любую келью на любом месте с землёй и разными угодьями и постепенно строить монастырь для русских, который впоследствии можно сделать независимым от местного протата и непосредственно подчинить константинопольскому патриарху, имеющему сношения с нашим апокрисиарием у кафедры Златоустого. Такого подчинения протат не устранит; иначе ему его же документами (собранными арх. Порфирием) будет доказано, что монастыри Иверский, Хиландарский и Русский на Афоне некогда пользовались независимостью от власти его и по делам своим относились прямо в Константинополь к царям и патриархам.

Несравненно полезнее для нашего пароходного общества и для наших поклонников учредить консульство в Кайфе и вице-консульство в Назарете по следующим побуждениям. У Кайфы самая лучшая стоянка для пароходов. Тут с оседлыми и кочевыми жителями Ездрелонской равнины и Иорданской пустыни можно иметь торговые сделки. В соседнем Сен Жан д’Акре (Птолемаиде) постоянно пребывает православный митрополит и управляет двумя епархиями, своей и назаретской, в которых находится довольно много православных и униатских арабов. Первых надобно поддерживать, а вторых можно воссоединять с нами, потому что они не стойки в своём убеждении, будто спасение зависит от папы, и своё разобщение с православными приписывают только ссоре попов и архиереев. В Назарете находится церковь, созданная нашим царём. Подле неё, близ источника Марии, мы обязаны устроить девичье училище и тем заплатить ей 4.000 руб. долгу по грамоте сего царя. От Кайфы должно начинаться шествие наших поклонников по св. Земле. Галилея – начало евангелия, Иерусалим – конец его. Там находятся священные места Кармил, Фавор, Аэрмон, гора блаженств, Назарет и Кана, Тивериада и Капернаум с Вифсаидой, Диокесария, родина Иоакима и Анны и Божией Матери, Наин с Аэндором, Скифополь с Тирсой и Гелвуйские горы. На прямом пути оттуда в св. Град поклоняешься гробу Предтечи в Севастии, слышишь беседу Христа с Самарянкой на колодце Иакова близ Сихема, воображаешь ангелов, сходящих и нисходящих к возглавию сего патриарха у развалин Вефиля, и наслаждаешься лучшим видом св. Града и Елеона, ища в небе пути Вознесения Господня. Если бы наши и не захотели идти в Иерусалим этим путём, то надобно принуждать их к тому, дабы они по-прежнему бессмысленно не шатались по Галилее в Великий пост и говели бы и каялись тогда, когда все православные везде плачут о грехах своих дома и в храмах Божиих. Итак, Кайфа нам нужна! Кайфа! Назовём её русской пристанью! Тут и в окрестностях сего местечка есть у нас дело, и дело важное! Да тут и начало воспоминаний евангельских!

На случай открытия нашей торговли с ет-тихскими и синайскими бедуинами через Газу, предлагается пароходному обществу осмотреть якорную стоянку у этого города, которого ворота унёс на плечах Сампсон, и промерять фарватер, ведущий в заводь разрушенного предместья его, Маюмы, где жил священный песнопевец Козма.

В видах увеличения числа поклонников и доходов сего общества, обращается внимание его на то, что наши магометане в числе трёх-четырёх сот ежегодно проходят в Мекку через Дамаск. Не лучше ли отправлять их туда через Нижний-Новгород и Одессу, когда эти города будут соединены железными дорогами?

12. О денежных пособиях к поддержанию и возвеличению православия

В таком богоугодном деле, каково поддержание и возвеличение кафолического православия на Востоке, должны принять участие правительство, Св. Синод, пароходное общество, весь христоименитый народ наш. А так как это дело не может быть благоуспешно без денежных пособий тамошним иерархам, монастырям, церквам, училищам, богоугодным заведениям и бедным семействам; то спрашивается, откуда взять деньги для Востока? Кто сколько должен дать? И где сосредоточить распределение пожертвований?

Наше правительство, обременённое разными нуждами, уже пособляет помянутому делу, поддерживая полезное для Востока пароходное Общество наше повёрстной платой ему по условию. Давать большее пособие оно может разве тогда, когда будет очень богато, или, что то же, когда приход у него будет больше расхода.

Св. Синод наш дал свои деньги на устройство типографий в Бейруте и в монастыре преподобного Иоанна Рыльского в Болгарии, выслал не новую утварь и ризницу с богослужебными книгами на славянском языке в церковь Богословского училища на острове Халки и отправил несколько ящиков с поношенными ризами в нашу императорскую миссию в Константинополе для раздачи бедным церквам. Но все эти пожертвования его так случайны и так малы, что их можно сравнить с подачей немногих маленьких лоскутков на починку большего хитона восточной церкви, который разодран во многих местах и непрестанно раздирается. Синод, отвечающий пред Богом за целость кафолического православия, обязан поддерживать и усиливать оное на Востоке пожертвованиями большими и постоянными. Он немало пособил бы этому делу, если бы ежегодно выделял на оное 50.000 руб. из капиталов своих. Правда, расход его на духовные училища в России равняется приходу; но нашлась бы у него богатая милостыня и для единоверцев наших на Востоке, если бы дела духовно-учебного и хозяйственного управления при нём производимы были не чиновниками, получающими жалованье из сумм его, а духовными и светскими лицами, могущими служить безмездно в чаянии милости Божией и царской.

Не знающему ни капиталов, ни оборотов нашего пароходного общества, имеющего сношения с Востоком, трудно судить о том, какими суммами оно может пособлять успехам нашего политико-религиозного дела в Турции. Кажется, что само оно, по крайней мере, в начале существования своего имеет нужду в поддержке и в запасном капитале для пополнения случайных убытков и потерь. Его дело строить и содержать маленькие больницы для матросов и поклонников в Константинополе, Смирне и Бейруте (в Александрии есть особая лечебница для православных). Но до́лжно ли призвать его к участию в содержании больничных священников с причтом и сестёр милосердия? Пристойно ли ставить этих служащих Богу лиц в зависимость от общества коммерческого? Что с ними будет, когда это общество, имеющее богатых соперников, рушится? Здесь пришлось возвысить голос и сказать, что наше духовенство, по примеру католических миссионеров, должно бы трудиться на Востоке безмездно в чаянии успокоения и иерархического возвышения после трудов. До сих пор правительство и Св. Синод снабжали посылаемых туда духовных деятелей богатым жалованием в ущерб тем, кому бы надлежало помогать, но бросали их, как выжатые лимоны, по миновании надобности в них, тогда как есть крайняя нужда в таких духовных лицах, кои основательно знали бы внутренний и внешний быт восточных церквей и языки греческий, арабский, сирийский, халдейский, коптский и абиссинский и, обладая таким знанием, служили бы живыми орудиями органического единения нашего с церквами греческой и арабской и воссоединения с нами несториан и, так называемых монофизитов, живущих в передней Азии и в Африке. Первобытная христианская церковь увеличивалась, между прочим, и потому, что имела дар языков. А предстоятели нашей церкви такие немые!..

Христоименитый народ наш может и должен поддерживать и усиливать кафолическое православие на Востоке. К этому делу обязывает его не только кафолическая вера и любовь, но и духовное самосохранение, необходимо условливаемое целостью и даже расширением восточной церкви. Ибо без неё он перестанет быть народом кафолическим и, всеми презираемый за отщепенство, лишится благотворного влияния на мировые дела.

Сколько же он может дать? Сорок миллионов христиан по копейке ежегодно дадут 400.000 рублей. Но как получать с него эту сумму? Можно бы получать её через посредство волостных правлений, градских глав, дворянских предводителей, военноначальников и адмиралов. Но такой способ сбора денег, кроме того, что многосложен, затруднителен и гласен, придаст церковному делу вид политический. Тогда гражданское или духовное начальство наше будет получать от народа не добровольное приношение, а подать гробу Господню и четырём патриаршим престолам; и об этой подати везде заговорят, как о динарии св. Петру, который-де втайне от народа можно употреблять и не на богоугодные дела.

Есть другой способ получать народные лепты в пользу кафолического православия на Востоке, способ простой, верный, евангельский. Пусть народ наш в Великий пост, по призыву пастырей своих, влагает в поставленные у иконы Спасителя ковчеги добровольные приношения свои восточным братьям о Господе, но влагает не менее копейки и не более рубля. На этих ковчегах, во всех городских и сельских церквах, можно сделать надпись; «на свечку ко гробу Господню и на пособие матери нашей церкви восточной, не менее копейки и не более рубля». Горячность веры нашего народа даст огромное пособие, лишь бы разумно призвали его к негласному евангельскому благотворению. Вся тайна большего сбора состоит в пастырском призыве многочисленного народа к маленькому пожертвованию, по пословице; с миру по нитке, нищему рубаха. Дать менее копейки многие постыдятся, а дать более рубля иные не могут. Пусть же все – и богатые, и бедные жертвуют копейки единицами и десятками. Ничьи полуимпериалы не надобны! Христос похвалил не приношение богачей, а две лепты вдовицы! Наше духовенство ещё должно всех отговаривать от больших приношений и приглашать к подаяниям малым, имея в виду сбор со всего православного мира.

Скажут: да уже установлены кружки для сбора подаяний на гроб Господень!

Отвечаем; установлены, но в таких тёмных уголках церквей, что некоторые не видят их, а весьма многие и не слыхали о них. Посему-то и высыпка денег из них весьма скудна. Не в кружках дело, а в постановке их на видном месте церкви и в призыве христиан к подаянию нескольких копеек на свечку ко гробу Господню и на пособие матери нашей, церкви восточной, во дни говения их. Когда все увидят новую кафолическую кружку, и когда все узнают, что из малых подаяний составятся большие суммы, тогда эта кружка будет богата. Предложенным способом можно получать ежегодно огромное пособие для восточной церкви, лишь бы наше духовенство приняло живое участие в этом деле. Распределение сего пособия будет зависеть от Св. Синода и министерства иностранных дел.

13. О мерах к увеличению числа наших поклонников

Хождение русских к св. местам в Палестине в духовном отношении доказывает органическое единство нашей церкви с восточной, а в политическом отношении побуждает турецкое правительство отказывать латинам в исключительном обладании этими местами. Посему надобно желать, чтобы наши толпами, и как можно чаще, ходили на поклонение гробу Господню.

Но как устремить туда благочестивый народ наш? Позволить святогробским монахам приходить к нему и зазывать его на богомолье? Избави нас Господи от этих малограмотных, суеверных и корыстолюбивых глашатаев!

По примеру французов приглашать поклонников в Иерусалим с тем условием, что каждого из них отвезут туда и назад привезут за 1000 франков? Но едва ли кто у нас откликнется на такое драгоценное приглашение. Да и как сладить с разными обетами наших богомольцев, из которых одни желают прежде ехать на Афон, а потом в св. Град, другие же отправляются на Синай, потом ко гробу Господню и наконец на св. гору?

Уговорить богатых, чтобы они брали с собой бедных? Но наши богачи ездят в Иерусалим через Париж и возвращаются оттуда через другие весёлые столицы Европы. Где же бедным угнаться за ними?

Объявить во всеуслышание, что пароходное общество даром будет возить бедных в Иерусалим? Но тогда и зажиточные хозяева притворятся бедными, и желающих найдётся так много, что едва ли достанет пароходов для отправления их к берегам св. Земли.

Что же делать? Прежде всего надобно устроить для наших поклонников удобные гостиницы в Кайфе, Назарете, Набулусе и Иерусалиме, а потом придумать в Св. Синоде особенный отпускной лист в Иерусалим, вроде ливеллы первобытных христиан, взамен паспорта, раздать его в большом количестве по церквам через епархиальные начальства и продавать весьма дёшево всем желающим и могущим по достаткам своим посетить св. места, и наконец объявить во всеуслышание, что с помянутым листом можно беспрепятственно и скоро съездить в Иерусалим и воротиться назад на прекрасных русских пароходах за самую дешёвую цену, какой не возьмёт ни один хозяин греческого судна.

Нельзя не предложить, чтобы с подобными отпускными листами на казённый счёт отправляемы были к св. местам лучшие воспитанники всех высших учебных заведений наших. Пусть и они побывают там, где воссиял свет истины.

Придуманный отпускной лист, пожалуй, с рисунками, представляющими главные евангельские события, заохотит весьма многих поклониться св. местам, когда через духовенство будет обнародовано, что с таким листом можно совершить путешествие ко гробу Господню, минуя всех приказных, градоначальников и военоначальников¹⁴⁸.