Василию Тихонравову, священнику Владимирской церкви в Петербурге, от 2 августа 1843 г.

Я думаю, что ты уже давненько перестал ожидать моего письма и обещанного янтаря. Извини, друже, молчальника. Прилежное изучение языков, нужных в моем будущем путешествии, старые и новые знакомства в Одессе, рассеяние с примесью лености и особенно таможенное препятствие к почтовой пересылке безделицы, некогда высокоценимой в дельфийском храме Аполлона, сладце обонявшего курение янтаря, вот причины моего долговременного молчания. Nihil fit sine ratione sufficiente²³. Но теперь представился случай или, лучше, случайный homunculus, отправляющийся в Петрополь для того, чтобы коснуться мизинцем академической мудрости; и вот с ним я посылаю подарок, обещанный доброликой и благоразумной Авигее твоей, а тебе эти строки как предыдущие, так и последующие. Accipias igitur benevole, quod tibi dono et praesto²⁴. Извещаю тебя, а ты, пожалуйста, извести братию мою, праотца Иакова, пророка Аввакума и книгочия Петра подслепого, что я поживаю в Одессе всячески, как Марко Фряческий, и уже собираюсь лететь к востоку. Все вы четверо напутствуйте меня добрыми желаниями и теплыми молитвами. А я для всех вас – память, молитва и любовь. Если кто спросит вас, кто такой архимандрит Порфирий, отвечайте: это наша память, молитва и любовь. Прощайте, друзья. Прощай, друже. До свидания²⁵.