Протоиерею М. К. Павловскому от 22 марта 1846 г.

Ваше последнее письмо застало меня в Царьграде на одре болезненном. Ибо на Афоне я простудил спинную кость и отравился от нелуженой поваренной посуды. Ванны из овса избавили меня от первой болезни, а молоко от второй. Милостью Божией здоровье мое восстановилось, и я завтра опять еду на Афон, где и проведу все лето с преподобными отцами. Когда же в Россию? на покой? за лаврами, или венками? Бог весть. Знает ли машина, когда она перестанет работать? Прекращается ли движение при непрерывном напоре двигателя? Жизнь человеческая походит на сочинение. Как в нем одна мысль рождает другую, другая третью, так в жизни одно дело производит другое. Связь вяжется узлами хитросплетенными, и скоро ли до конца? А вы, мой дорогой, непрестанно плачете и поете панихиды. Жаль мне вас. Еще жертва смерти из среды вашей родни, и какая! Ардалион! Скоро срезано со станка это полотно, по-видимому, крепкое. Сетую вместе с вами и смотрю в небо, где уже нет смерти.

Вы походите на одинокий дуб, около которого растут зеленые кустики. Покрывайте их своею тенью, ибо вы и для них существуете здесь на земле. Для кого вы дуб, а для меня вы друг, и как доброго друга я благодарю вас за присланную мне выметку и митрополитах киевских. Будьте здоровы и пишите ко мне по-прежнему. Я все тот же друг ваш.