Новые веяния в области естествознания

Источник

Оствальд, Несостоятельность научного материализма. 1895.

Годри, опыт философской палеонтологии. 1896.

Сабатье, опыт о бессмертии с точки зрения эволюционного натурализма. 1895.

Судьба всех ошибочных научных теорий бывает одною и той же: они погибают по мере того, как развиваются, процесс их роста есть процесс умирания. Теории, это – рамки, в которые ученые пытаются укладывать факты природы, и если эти рамки сделаны неудачно, то по мере накопления фактов рамки расшатываются и распадаются. Люди второй половины истекающего столетия были свидетелями того, как в естествознании были выстроены грандиозные рамки, в которые натуралисты решили заключить все здание вселенной. Механико-атомистическая и эволюционная теории должны были истолковать весь мир и весь процесс мировой жизни. Многие и во имя различных побуждений выступили против предложенного истолкования богословы, философы, историки, юристы, натуралисты и даже математики, многие горячо и упорно защищали его, с обеих борющихся сторон в течение полустолетия были сделаны некоторые, правда, незначительные уступки, которые однако не привели ни к какому соглашению. Но доселе еще не было случаев, чтобы из лагеря сторонников нового истолкования мира были перебежчики, или чтобы кто-либо из тех, кого этот лагерь причислял к своим, объявил о своей солидарности с чужими. Противоположные случаи (перехода к дарвинизму) бывали в шестидесятых годах. Но вот, теперь в конце девяностых годов мы видим обратное: друзья эволюционизма и атомизма начинают отказываться частью от принципов и частью от выводов этих учений именно от тех, которыми они наиболее отталкивали от себя многих.

Мы выписали в начале нашей статьи заглавия трех книжек написанных тремя натуралистами, мы расположили эти книжки не в порядке их хронологического появления в свет, но по их содержанию: о мертвой материи, о жизни, о бессмертии. Книжки весьма неравны по объёму (книжка Оствальда – собственно маленькая брошюра), но они равно важны по содержанию: в первой из них знаменитый химик отрекается от механико-мистической гипотезы, во второй известный палеонтолог отрекается от механического истолкования истории жизни на земле и видит в судьбах этой истории постоянные следы промышления о земле живого Бога, наконец в третьей не безызвестный биолог проповедует бодрую веру в бессмертие.

«Несостоятельность научного материализма» представляет собою речь произнесенную В. Оствальдом на третьем общем заседании 67-го съезда немецких естествоиспытателей и врачей в Любеке 20-го сентября 1895 года. По мнению Оствальда идеал научного материализма – истолкование природы из движений материи, по сколько им руководятся натуралисты в деле исследования, приносит вред этот исследованию. Факты, утверждает Оствальд, опровергли научный материализм, истина одержала победу над материализмом (Оствальд озаглавил свою речь «Die Ueberwindung des wissenschaftlichen Materialismus»). На место материализма должен стать энергетизм».1 Что мы можем узнать о физическом мире? спрашивает Оствальд. Мне не трудно будет на это ответить. Очевидно только то, что воспринимают наши органы чувств. Какое же условие необходимо для того, чтобы вызвать действие одного из этих органов? С какой бы точки зрения мы ни рассматривали этот вопрос, мы все-таки находим только одно общее начало, выражающееся в следующем: наши органы чувств реагируют лишь на разницу энергий между нами и окружающей средой. В мире, температура которого повсеместно была бы такая же, как и температура нашего тела, мы не чувствовали бы теплоты подобно тому, как не чувствуем постоянного атмосферного давления, под которым живем. Только создавая пространства с другим давлением, мы познаем его. На представляющееся возражение, что носителем энергии является материя, Оствальд отвечает: «не заключается ли уже в понятии энергии то, что мы знаем и высказываем о материи, так что при помощи одной лишь первой величины можем изобразить совокупность явлений? По моему убеждению двух ответов на этот вопрос и быть не может. В понятии о материи заключается прежде всего масса, т. е. емкость для энергии движения (Capacitat der Bewegungsenergie); затем наполнение пространства или энергия объема (Volumenenergie); далее вес, или особый вид энергии положения (Eagenenergie), проявляющийся в силе тяжести, и наконец, химические свойства, т. е. химическая энергия. Как видим, дело идет постоянно только об энергии, и если представим себе материю, от которой отделены различные роды энергии, то ничего не остается, ни даже пространства, которое занимала материя, потому что оно познается лишь по энергии необходимой для того, чтобы проникнуть в пространство. Следовательно, материя есть не что иное, как пространственно соединенная группа различных энергий, и все, что мы хотим высказать о материи, мы высказываем лишь об этих энергиях». «Представьте себе, говорит Оствальд, что вас ударяют палкой, что вы тогда чувствуете: палку или её энергию»? Ответ может быть только один: «энергию»; палка самая безобидная вещь на свете, пока ею не размахнулись. Но, ведь, мы можем удариться и о покоящуюся палку; совершенно верно: то, что мы чувствуем, как уже отмечено, есть лишь разница между состоянием энергии вне пас и её состоянием в наших органах чувств; поэтому безразлично, ударилась ли палка о нас, или мы ударились о палку. Если же наше тело и палка имеют равные и одинаково направленные скорости, то палка не существует для нашего чувства осязания, потому что она не может прийти в соприкосновение с нами и вызвать обмен энергии».

Оставальд указывает случаи того, как научный материализм оказывался в противоречии с фактами природы и как он препятствовал подведению явлений под математическую теорию (в учениях об электричестве). Он приходит к заключению, что наука в настоящее время доросла до того, что научный материализм оказывается для неё негодным методом, и он надеется, что энергетизм, напротив, будет плодотворен для науки. Энергетизм, по мнению Оствальда, дает возможность построить науку о физических и химических явлениях, не обращаясь к гипотезам». Мы, говорит он, более не ищем ни атомов, которых не можем наблюдать, ни действующих между ними сил, которых существование не можем доказать; напротив, каждый раз, когда мы хотим судить о каком-либо процессе, мы стараемся определить лишь род и количество входящей и исходящей энергии. Ее мы можем измерять и все, что нужно знать, может быть выражено в этой форме. Какое громадное преимущество заключается в этом учении в методическом отношении, станет ясно всякому, чья научная совесть страдала под гнетом того постоянного разлада между действительными фактами и гипотезами, который проявляется в современной физике и химии, как пауках рациональных. Энергетика – единственный путь на котором может быть точно исполнено столь часто ошибочно понимаемое требование Кирхгофа заменить так называемое объяснение природы описанием её. С отсутствием допущений в энергетической науке тесно связано такое методическое единство, которое, смело можно утверждать, еще не было достигнуто до сих пор». Видя в учении об энергетизме такой шаг вперед, Оствальд однако не увлекается чрезмерно, он осторожен. Он отмечает, что в истории наук увлечение новыми идеями, которым хотели придать всеобъемлющее значение, принесло чрезвычайно много вреда. Он предостерегает от подобного увлечения по отношению к энергетике и заранее отрицает и её непогрешимость и возможность для неё стать всеобъемлющим началом. В учении об энергии он видит новое приобретение науки, но, заключает он, «в борьбе за новое приобретение глаз не должен оставаться закрытым видеть, что вслед за покоряемой страной простираются обширные владения, которые в будущем также должны быть завоеваны. В прежнее время пыль и Дым сражения удерживали взгляд в узких границах поля битвы. В настоящее время это недопустимо; теперь мы стреляем бездымным порохом, а это, давая возможность, вместе с тем налагает на нас обязанность, не впадать в ошибки прежних эпох».

Главное значение рассуждения Оствальда заключается, по нашему мнению, не в его указаниях относительно новых путей научных исследований Его указания общие, неопределенны и частью неясны, а поскольку они ясны, они не заключают в себе чего-либо существенно нового. Так настойчиво выдвигаемая им мысль о естествознании без гипотез – не новая мысль. Она выдвинута вперед силою вещей и благодаря успехам знания. В первую половину девятнадцатого столетия говорили о теплороде, о световых частицах, исходящих из светящихся предметов, об электрических жидкостях. Во вторую половину века стали говорить, что эти учения суть учения о скрытых качествах и отзываются мистицизмом. Развилось учение, что световые, тепловые, электрические явления суть результат вибрационных движений мирового эфира. Но вот, в конце века выдающиеся физики начали указывать, что вибрации эфира отзываются таким же мистицизмом и метафизикой, как и теплород доброго старого времени. Факты, оказалось, не подходят под мерку этих гипотез, а логический анализ вскрыл, что в основе их лежит логический Круг: первичные атомы наделяли всеми теми свойствами, происхождение которых потом объясняли из движения этих атомов. Так постепенно выяснилось, что новые гипотезы не только не объясняют фактов, но иногда препятствуют их пониманию. Тогда стала развиваться мысль о том, чтобы в естественнонаучных исследованиях обходиться совсем без гипотез. Эту мысль формулировал Кирхгоф, ею руководились Гельмгольц, Клаузиус, Томсон, Герц, Гиббс, Больцман. Ранее в физике было два направления – механическое (Декарта) и динамическое (Ньютона). Новейшие физики, высоко ценя сделанное в области науки исследователями обоих направлений и отдавая должное гению Картезия и Ньютона, примиряют их тем, что отрицают их обоих. Пуанкаре, знаменитейший из современных геометров Франции, говорит: «динамизм Лейбница, Ньютона и Босковича, как и чистый механизм картезианцев, не совместим с термодинамикой за Пуанкарэ с энтузиазмом следуют многие физики. Таким образом Оствальд своим рассуждением о естествознании без гипотез только констатирует факт, а не высказывает что-либо новое. Сам он однако склонен думать последнее и, опасаясь, что его за новаторские идеи упрекнут в самомнении, говорит следующее: «ведь не истолкуют самомнением со стороны марсового матроса, стоящего на вахте, если он криком: «бурун впереди!» заставит изменить путь громадного судна, на котором он занимает такой незначительный служебный пост. Матрос обязан докладывать о том, что видит впереди, и он не исполнит своего долга, не предварив своевременно об опасности. В таком именно смысле я и сегодняшнее мое сообщение понимаю, как исполнение долга. При том каждый из вас не должен изменять своего научного курса исключительно на мой крик: «бурун впереди!» всякий может путем личного опыта проверить и узнать, действительность ли находится перед моими глазами или же меня обманывает мираж». Нам и представляется отрадным и важным, что уже ранее Оствальда раздался призыв к перемене курса и что после проверки основательности этого призыва путем личного опыта многие последовали ему. А сущность этого призыва заключается в том, что естествознание должно порвать свою незаконную связь с материалистической метафизикой и у него должны прекратиться враждебные отношения к религии. Речь Оствальда возвещает это миру и в этом – её важное значение. Оствальд призывает отрешиться от старых грехов. Натуралисты сильно грешили двумя грехами против одной и той же заповеди – «не сотвори себе кумира» и Оствальд метко и авторитетно обличает эти грехи. Ученые прошлого, как и современные, творили себе кумиры из идей, увлекаясь ими, но ученые конца XIX в. явились идолопоклонниками и еще в более прямом и грубом смысле. Развивая учение о том, что явления мира суть только движения атомов, они хотят дать нам такое миропостроение, в котором действительность непосредственно рисовалась бы нашим чувственным глазам. Но все научные завоевания отрицают возможность и разумность такой цели.

Речь Оствальда появилась в русских переводах, и о ней появились рецензии в русских изданиях. Одни (наприм., «Мир Божий») отозвались о ней одобрительно, в отзывах других (наприм., «Русской Мысли») слышится глухая нотка скрытого раздражения против взглядов знаменитого химика. У нас под руками перевод речи Оствальда сделанный под редакцией профессора Рижского политехнического училища Вальдена студентами Эдельманом и Подпалым. На обложке книжки мы читаем, что те же лица приготовляют к печати перевод речи Дю-Буа Реймона «о границах естествознания» и некоторые другие. Для нас представляется интересным и отрадным, что техники начинают обнаруживать наклонность к умозрениям, и что их умозрения принимают такое благотворное направление.

Вторая из названных нами книг принадлежит Альберту Годри, она написана по-французски (Essai de paléontologie philosophique) и посвящена философскому выяснению истории жизни на земле. Со стороны фактической эта история уже выяснена в общих чертах, жизнь направлялась от единства к множеству, от простого к сложному; Годри – эволюционист, он убежден, что ныне существующие животные произошли от ископаемых, он поэтому не разделяет мир живой и мир ископаемый, для него существует только один мир, развитие которого в прошедшие века можно исследовать точно также, как развитие индивидуума. В истории земли2 Годри видит постоянный прогресс, открывающийся во всем. Так, сначала на земле существовали животные, которые не умели защищаться, таковы – полиповые, иглокожие, первые рыбы и некоторые пресмыкающиеся, сама природа наделяла их бронею охранявшею их от врагов – у них были раковины, роговые покровы и т. д. Но затем, эти существа, совершенствуясь, стали способными защищать себя сами, из неуклюжих башен в течение веков они превращались в грациозные создания и наконец явился человек, совершенно лишенный покровов, имеющий обнаженную кожу и однако самый могущественный среди обитателей земли.

Животные в течение веков развивались физически и психически. С физической стороны у них постепенно усовершенствовались органы движения и хватания. Наибольшего развития они достигли у человека. Правда, он двигается не так быстро, как другие животные, но он ходит, как никто из них, смотря перед собою и оглядываясь назад, и он владеет органом хватания столь совершенным, какой только возможен. Для определения степени психического развития Годри исходит из того принципа, что это развитие должно рассматривать, как связанное в некоторой мере с развитием нервного вещества. Если это так, то должно признать, что гигантские животные (от 10 до 12½ сажень длины) вторичной эпохи должны были быть созданиями крайне мало разумными, так как количество мозга у них было весьма ничтожно, только постепенно грубая животная сила уступала место силе интеллектуальной. Так как изучение животных ископаемых открывает, что в мире постоянно являются новые силы, то Годри заключает отсюда, что эти силы не могут являться без причины, т. е. без Бога непрестанно воздействующего на всё.

Но, заканчивает свою книгу Годри, «хотя Бог близок к природе, он перемешивается с нею, ибо история мира открывает нам единство плана, который проходит чрез все века, возвещая о неизменяющемся Организаторе, между тем как палеонтология представляет нам зрелище существ непрестанно изменяющихся. Открывается противоположность между этими неустойчивыми существами и их Творцами, остающимся всегда одним и Тем же... Душа наполняется идеею Существа бесконечного, остающегося неизменным среди перемен мира».

Можно оспаривать многие положения книги Годри, но нельзя не подписаться с чувством истинной отрады под её заключительными строками. В течение полувека мысль о божественном вмешательстве в мировую жизнь находили враждебною интересам истинной науке, и вот человек во всяком случае знающий все открытое наукой по исследуемому вопросу и не имеющий побуждений лгать, говорит, что все факты природы узнанные доселе представляют собою лишь откровение Бога, находящегося недалеко от каждого из нас. Механический принцип истолкования природы, предложенный Дарвином и ревностно и всюду прилагавшийся его последователями, оказался полезным столь же мало, как мало полезными оказались рецепты алхимиков для приготовления золота. Что за причина совершенствования, открывающегося в органическом мире? спрашивали у натуралистов. – Естественный подбор, отвечали они. Но, ведь, подбор подбирает и может сохранять только то, что уже есть, а совершенствование состоит в возникновении того, чего ранее не было, возражали им. На это они сумели только ответить, что подбор сохраняет нововозникающие более совершенные формы, но на вопрос, отчего они возникают, доселе не дано никакого ответа. Исследования самого последнего времени только устранили некоторые общевысказывавшиеся гипотезы (бесконечно малых изменений во всевозможных направлениях, употребления и не употребления органов, воздействия солнечного света и т. п.) о причинах совершенствования, не поставив на их место никакой новой. Многими начинает высказываться предположение, опирающееся на данные палеонтологии и на наличную действительность, что развитие органического мира совершается скачками. Палеонтология показывает нам, что новые формы часто в отложениях являются внезапно и в большом количестве, наблюдаемая действительность открывает нам скачки в развитии насекомых, даже некоторых ящериц (особенно аксалотов, посетители нижегородской выставки в этом году могли видеть в акварии живыми этих некрасивых, но весьма замечательных мексиканских земноводных). Зоотехника знает особый факт, называемый индивидуальной потенцией и состоящий в том, что иногда рождается животное с резко выраженными особенностями, отличающими его от родителей, и с исключительною способностью передавать свои особенности потомству. Они обыкновенно становятся родоначальниками новых пород возникающих таким образом сразу, а не путем суммирования в долгом ряду поколений бесконечно малых изменений. Сторонниками этого взгляда начинают выступать и русские натуралисты. Так проф. Тихомиров в реферате, «борьба за существование и эмбриональное развитие прочитанном 15-го октября нынешнего года в годичном заседании общества любителей естествознания, выставил несколько фактов представляемых эмбриологией, которые решительно расходятся с дарвинистическою теорией происхождения органов. Таким фактом, по мнению референта, является возникновение у шелковичного червя (Bombyx mori L.) в личиночной его стадии хитиновых крючков, вырастающих после линьки животного на его ножках. Крючки эти, как оказывается по исследованиям референта, появляются не постепенно, но сразу в 1½ дня после каждой линьки и такое внезапное возникновение их не может быть объяснено, как результат борьбы за существование. Кроме того крылья насекомого развиваются все время внутри его тела и следовательно никогда не могут быть упражняемы. Все это, по мнению г. Тихомирова, показывает, что орган появляется лишь в то время, когда он нужен, и притом появляется сразу. Так как всякий орган залагается уже в раннюю пору эмбрионального развития, то несомненно, что это состояние оказывает громадное влияние на дальнейшую судьбу органа и следовательно, все приспособления его должны иметь свое происхождение в яйце. Что борьба за существование здесь не причём, видно из примера ланцетника (Amphioxus lanceolatus, простейший тип рыбы, головного мозга и черепа нет, есть бьющиеся сосуды с бесцветною кровью); ланцетник, выйдя из яйца, немедленно начинает борьбу за существование и однако он занимает самое низшее место в ряду позвоночных животных. Тихомиров отсюда делает вывод, что совершенство форм обусловливается не борьбой за существование, а происходит в тиши эмбрионального развития. Что же производит это совершенствование? Что направляет мир per aspera ad astra? Вместе с Годри натуралисты должны отвечать: Творец Промыслитель, Он ведет мир к высшему совершенству.

Но кому же суждено достигнуть этой блаженной цели? Позади нас лежат кости существ живших в течение тысячелетий и послуживших для нас лишь ступеньками, по которым мы добрались до той высоты, на которой находимся; неужели и наше значение ограничится только тем, что мы явимся ступеньками лестницы, по которой последние поколения существ взойдут на небо? На этот вопрос пытается дать ответ Сабатье (Essai sur L'immortalite). Как и Годри, он эволюционист; Годри, мы видели, верит в Бога Промыслителя, Сабатье верит в личное бессмертие. Годри духовное развитие связывает с развитием нервной системы, Сабатье делает тоже самое. Дух существует в материи, уже в неорганической материи можно видеть, по Сабатье, некоторые – хотя и слабые зачатки – духовной жизни, в материи органической духовная жизнь усиливается, нервная система животных представляет собою аккумулятор духа, но для развития духовной жизни, предполагает Сабатье, существует еще более тонкая и более приспособленная среда, чем нервы. Существование этой среды доказывается фактами внушения, гипнотизма, телепатии и другими. В течение жизни дух приспособляется к этой среде и по смерти может начать в ней новую более совершенную жизнь. Развитие духовной жизни состоит в развитии личности. Личность, по представлению Сабатье, не есть индивидуум, но совокупность индивидуумов, низшие индивидуальности в ней находятся в подчинении и строго координированы между собою. Развитие личности состоит в развитии ею своей воли и нравственной природы, нравственно-сильная личность может подчинять и поглощать в себя другие, нравственно слабая или, иначе, безнравственная должна подвергнуться разложению или поглощению. Дух вообще неуничтожим, как неуничтожима и материя, отсюда следует, что неуничтожима и бессмертна и душа животных, но если душевное начало не развилось до сознания своей личности или это сознание у него слабо, то оно вместо того, чтобы развиваться самостоятельно, может стать, так сказать, питательным материалом для развитой личности. Эволюция духа состоит в повышении его самосознания; тот дух, который достиг сравнительно высшей степени его, выживает в борьбе с другими за существование. Благородные и сильные души не погибнут, но будут бессмертны, такова вера Сабатье, эту веру он считает необходимым постулатом эволюции. Последовательный эволюционист, по его мнению, необходимо должен поверить в бытие Творца и в бессмертие добрых людей.

Мы думаем, что более, чем Годри, Сабатье неправ в своих основаниях, по что его выводы заслуживают такого же горячего приветствия, как и выводы Годри. Теория сложности личности, предлагаемая Сабатье, нам кажется, не может быть допущена, ибо представление, что путем сложения психических единиц можно получить какое то высшее психическое целое, не выдерживает ни какой критики и разрушается теми самыми аналогиями, на которых его хотят утвердить3. С другой стороны, эта теория на самом деле содержит в себе выводы роковые для учения о личном бессмертии. Опираясь па аналогии в мире физическом и на факт параллелизма между психическими и физическими явлениями, она не может быть последовательною и не доводит до конца своих оснований. Несколько лет тому назад у нас на Руси некто инженер Ярковский предложил теорию происхождения небесных светил путем их суммирования и поглощения малых большими. Теория эта имеет для себя основание в фактах. Малые тела, двигаясь в небесном пространстве, притягиваются большими и падают на них. На землю ежегодно падает громадное количество метеоритов, па солнце их падает неизмеримо более. Вследствие этого, чем больше небесное тело, тем быстрее оно растет и тем более и более поглощает других тел. Земля упадет на солнце и поглотится им, солнце поглотится затем другим доселе нам неизвестным светилом. В конце концов вся вселенная заключится в одно тело. Теория Сабатье нам представляется совершенно аналогичною теории Ярковского и ведущей к аналогичным выводам. Слабые личности будут поглощаться сильными, из множества неустойчивых и нестойких личностей будут образовываться немногие все более и более могучие психически (сложные) единицы, которые будут поглощать и уничтожать всё слабейшее. Сабатье указывает, что при гипнозе личность экспериментируемого поглощается личностью экспериментатора, но здесь различие в силах личностей незначительное; что же будет происходить при громадном различии в силах? полное поглощение всего слабого и беспомощного. По теории Сабатье, все души должны в конце слиться в одну, как по теории Ярковского все тела должны стать одним телом.

Желает ли такого конца Сабатье? Судя по тону и содержанию его книги, он желает того бессмертия, которого всегда желало человеческое чувство. Правда, он много фантазирует и пытается пролить свет на такие вопросы и задачи, относительно которых человек «здесь на отмели времен» едва ли когда-либо получит удовлетворительные познания. Но все это уже – детали. Его основные положения – признание личного бессмертия и признание, что для достижения доброй участи по смерти нужно заботиться о воспитании совести и нравственном развитии найдут себе отклик во всех верующих сердцах.

На этом мы расстаёмся с Оствальдом, Годри и Сабатье, расстаёмся с добрыми и хорошими чувствами. В их книгах нам слышится трепетание новых научных идей и стремление возвратиться к старым религиозным верованиям. Это подсказывает нам радужные мечты о будущем союзе науки с религию. На пространстве трех последних веков мы видим между учением веры и гипотезами науки много острых и печальных конфликтов. Исчезновение их в будущем – сильнейшее желание всякого верующего ученого. Но несомненно ХIХ-ый век не увидит этого исчезновения, над ним самим уже занимается вечерняя заря. Что-то даст век ХХ-ый?

С. Глаголев

* * *

1

Оствальд употребляет термин «энергетизм», «энергетика», не указывая, откуда он его заимствует, подобным же образом употребляет его физик Ранкин. Вот почему одни считают Оствальда, другие –Ранкина (наприм., известный физик Дюгем. См. его «L'evolution des theories physiques». Revue Questions scientifiques. Octobre. 1896) его изобретателем. Но на самом деле этот термин существовал задолго до них. Позволим себе по этому поводу привести такую историческую справку. Медик Фревсис Глиссон еще в 1672 году издал в Лондоне трактат: «De natura substantiae enerqetica», и котором субстанции рассматривал, как силы. В восьмидесятых годах истекающего столетия возникли некоторые споры (Marion, Stein) относительно того – был ли знаком с этим сочинением Лейбниц и имело ли оно влияние на его монадологию или нет?

2

Относительно истории земли кстати заметим, что в последнее время появилось несколько исследований подтверждающих библейские повествования о катастрофах, происходивших на земле в верное время существования человечества. Таково исследование Раймонда де Жирара «Etudes de géologie biblique, Le déluge devant la critique historique 1893, таково исследование Макса Бланккенхорна «Entstehung und Geschichte des Todten Mecres. Leipzig 1896. Изложение и разбор последнего исследования см. в нашей статье: «новые, данные о Мертвом Море», Русское Слово. Научные письма. 28 ноября. 1896 № 320.

3

См. об этом нашу статью «Вопрос о бессмертии души». Вопросы философ, и психологии. Кн. 19.


Источник: Глаголев С.С. Новые веяния в области естествознания // Богословский вестник. 1896. Т. 4. № 12. С. 490-503.

Комментарии для сайта Cackle