Лицемеры и зачем они нужны

Любимое обвинение критиков Церкви – в лицемерии. «Церковники» не следуют тому, что проповедуют. Они живут в роскоши, проповедуя воздержание, в разврате, проповедуя целомудрие, и в ненависти, проповедуя любовь. «Тот, кто читает проповеди людям, тот есть не должен слаще, чем они!»

Скандалы из церковной жизни охотно разносятся по интернету – «Мы же говорили! И эти люди запрещают нам ковыряться в носу!» – и специально собираются на определенного рода ресурсах.

Многие говорят о том, что именно лицемерие церковников и отвращает их от веры. Что же сказать на это? Несколько вещей.

Реально ли такое явление, как религиозное лицемерие? Да. Читая Священное Писание, трудно не обратить внимание на то, как много места отводится обличению этого явления. Верно ли, что именно оно не дает людям уверовать? Нет. Ссылки на лицемеров сами по себе могут быть лицемерными.

И первый вопрос, который стоит поставить, – зачем мне нужны священники-лицемеры? Какую важную функцию они выполняют в моем душевном мире?

Поясню, что я имею в виду. Существуют программы для управления заметками. Ими пользуются люди, которые работают с информацией. Например, когда я пишу статью, я должен собрать данные, относящиеся к её теме, ссылки на сетевые ресурсы, публицистические высказывания или научные исследования, цитаты из книг и статей и т. д. Они складываются в специальную папку и сортируются по тегам. При этом отбор информации, естественно, определяется моей целью – статьей, которую собрался написать.

Большинство из нас не производит подобного отбора сознательно – но мы автоматически сортируем то, что нам интересно, что зацепится у нас в памяти, что вызовет интерес и внутренний отклик, чем мы, возможно, поделимся с другими. Чем определяется то, на какие факты мы обратим внимание, а какие скользнут мимо нашего сознания? Мы можем не вполне отдавать себе отчет в наших предпочтениях, но они у нас есть.

Мы, осознанно или не вполне, сортируем поступающую информацию. Если человек убежден, что какая-то группа людей – страшные негодяи, и это важно для его мировоззрения, он будет тщательно собирать всё, что будет подтверждать его негативное мнение, и игнорировать (как обман или случайность) всё, что в него не вписывается.

Например, убежденный расист будет старательно складывать в папку все свидетельства глупости и буйства ненавистной ему группы – а все упоминания о её достойных членах отбрасывать.

Отметим, что при этом человек редко занимается обдуманной ложью – такой отбор данных происходит автоматически. В Сети постоянно можно наблюдать, как люди сначала сталкиваются с фейками, порочащими их врагов, радостно их разносят, а потом, когда им предъявляют доказательство того, что они обманулись, ничуть не смущаются. Ведь их враги всё равно негодяи, и это сообщение, если оно и не совсем точно фактически, вполне отражает их ужасную природу.

В итоге представление человека о неприятной ему группе (политической, этнической или религиозной) составляется из: а) реальных случаев; б) реальных случаев, истолкованных крайне односторонне; в) выдумок, которые были подхвачены и получили статус непреложной истины потому, что хорошо вписывались в картину мира и приятно щекотали чувство собственной правоты.

Это не значит, что группа, к которой он имеет такую неприязнь, безгрешна – люди вообще грешны, а в любом большом сообществе мы найдем представителей самых разных нравственных качеств.

Но это значит, что сформировавшаяся у него картина не является объективной. Есть те, кто питают неприязнь к каким-то профессиональным группам – например, врачам или полицейским. Есть целое антипсихиатрическое движение, которое расскажет вам, какими чудовищными злодеями являются врачи-психиатры.

Конечно, среди представителей всех этих профессий могут быть недобросовестные люди (а то и преступники), но нам вряд ли стоит составлять мнение о них по сообщениям тех, кто относится к ним с острой неприязнью.

В отношении любой группы (и не только Церкви) уместно подумать: «не столкнулся ли я с предубежденным и враждебным подбором информации? Не произвожу ли я (неосознанно) такой подбор сам?»

Более того, стоит подумать, почему меня могут заинтересовать именно сообщения о священниках-лицемерах, а не еще какая-то информация из того бесконечного потока, который предлагает интернет?

Если сообщения о лицемерии христиан приносят мне какое-то странное утешение, то почему именно они? Какую боль это облегчает? В какую постройку встраивается?

Например, кришнаиты не едят мяса. Слово «мясоед» в их среде звучит как выражение страшного неодобрения. Будем ли мы утешены, если вдруг окажется, что какой-то кришнаитский наставник был застигнут в ресторане за поеданием стейка? Будем ли мы транслировать это сообщение на весь мир как какую-то благую весть? Нет, нас это просто не заинтересует. Почему?

Странные религиозные люди могут придерживаться своих странных обычаев – или не придерживаться. Нам-то что.

Конечно, если бы кришнаиты взяли такую власть, что попытались бы навязать вегетарианство всем остальным – нас бы это раздражало. Но при этом нас бы всё равно мало волновало, насколько они сами следуют своим установлениям.

Более того, если мы имеем дело с чуждой нам культурой, обычаи которой нам ничего не говорят, мы склонны относиться к тому, что люди нарушают её установления, со снисходительным пониманием. Талиб, тайком празднующий Новый год и хлебнувший шампанского, вызовет у нас скорее снисходительную улыбку. Нам в голову не придет предъявлять ему претензии.

Почему многим людям важны именно христианские, а не какие-нибудь еще лицемеры?

Чужие религиозные запреты никак не тяготят нашу совесть. Мы не испытываем ни малейшего чувства стыда и вины из-за того, что не следуем предписанием кришнаитской религии. Совесть не упрекает нас в том, что мы не вегетарианцы или можем выпить бокал шампанского на Новый год.

Потребность обвинить другого возникает в нас в другом случае, когда что-то внутри нас принимает сторону обвинителя.

Если кришнаит скажет: «Вы должны перестать есть мясо», – мясоеды просто пожмут плечами: «Да с чего бы?» Вряд ли они станут говорить: «А вот у вас один попался, когда котлеты покупал! Да ты небось тайком мясо ешь! Знаем мы вас, веганов! Лицемерие одно!»

Если священник скажет: «Вы не должны изменять женам», – прелюбодеи отреагируют намного более нервно: «Да ты небось сам тайный развратник! Все вы там такие! Вот недавно с одним из ваших был скандал на весть интернет!»

Людей раздражает не человек со странными религиозными запретами, и не лицемер как таковой (его-то как раз легко снисходительно похлопать по плечу). Людей раздражает кто-то, кто живет нравственно – или, по крайне мере, выглядит таковым.

Это похоже на то, как пьяницу раздражает трезвенник, лентяя – человек трудолюбивый, разгильдяя – аккуратист, а в детстве мы могли испытывать тихую ненависть к соседскому мальчику-отличнику, которого ставили нам в пример.

Он показывает нам нашу собственную неадекватность, наши собственные провалы, наши неправильные решения. Даже если он ни слова не говорит – а просто живет рядом с нами совсем другой жизнью, которой могли бы жить и мы.

Он показывает, что все отговорки вида «не мы такие – жизнь такая» не работают. Это именно мы такие.

Мы как будто оказываемся перед судом и выдвигаем встречный иск – да кто вы такие, чтобы обвинять? – даже если никто нас прямо не обвиняет.

Именно здесь истоки желания, чтобы праведник провалился, и нескрываемой радости, если это происходит. Пусть наконец этот ботаник получит двойку и не мозолит всем глаза своей правильностью!

Церковь – сообщество, свидетельствующее о нравственном законе. Даже люди, которые почти ничего не знают о вере, рассматривают священников как своего рода «специалистов по морали и нравственности».

Более того, священник (и Церковь как сообщество) представляются людям фигурой обвиняющей. Такое впечатление возникает сразу же – и усиливается тем, что люди СМИ и сети охотнее подхватывают конфликтные материалы. Такой-то священник выступил против того-то, Церковь считает грехом то, другое и третье.

И вот против того, что человек видит как обвиняющий перст, он и обращает свое контробвинение – да кто вы такие, чтобы обвинять и указывать? Для человека, который сам тяготится некоторыми своими поступками, огромное облегчение узнать, что «все так делают», а те, кто притворяются, что не делают, – просто лицемеры, которые еще не попались.

Но сам поиск такого облегчения говорит о реальной боли. Если у вас ничего не болит, вы просто не будете искать утешения в чужом падении. Оно вас скорее огорчит. Поэтому важно понять – что у нас болит, почему, и что нам делать с этой болью.

Существуют два разных подхода к этике – и они по-разному отвечают на вопросы «что устанавливает нравственный закон?» и «в чьих интересах ему следовать?»

Консервативный подход исходит из того, что существует всеобщий нравственный закон, вписанный в человеческую природу. Мы не являемся его авторами, мы не можем его менять, мы можем только постараться понять его и следовать ему.

Это можно сравнить с медициной: когда врачи говорят о том, что водка разрушает вашу печень, они констатируют не зависящий от них факт. Даже если под давлением какого-нибудь алколобби медицинская ассоциация выступит с заявлением что водка, напротив, чрезвычайно полезна, это ничего не изменит в реальности – это просто сделает их виновными в губительном обмане.

Соблюдать это слово врачей нужно самим пациентам – они причинят вред именно себе, если продолжат пить. Для них самих будет благом, если они обратятся к здоровому образу жизни.

С консервативной точки зрения нравственный закон вписан в нашу природу, и, нарушая его, мы неизбежно разрушаем себя, свои отношения с другими и общество в целом.

Как-то мне попалось выступление неверующего психолога, который призывал свою аудиторию избегать случайных связей, а выстраивать долговременные, преданные отношения с одним лицом противоположного пола. Что побудило его выступить с такой нравственной проповедью? По его опыту такие связи психологически разрушительны, они обещают утешение, но довольно быстро оборачиваются несчастьем.

Почему? Такова наша природа. Мы не созданы для поспешных связей «по-быстрому, без обязательств». Мы нуждаемся в любви, верности и заботе. Это заметно и неверующему психологу.

Наша вера с этим согласна – но она говорит и о чем-то несравненно большем. Мы созданы Богом, у нас есть предназначение – и верная, преданная, заботливая любовь к ближним является его частью. Но оно гораздо больше. Мы созданы, чтобы «познать Бога и возрадоваться Ему во веки», чтобы обрести жизнь вечную и блаженную, по отношению к которой любое земное счастье – только слабый, ускользающий отблеск.

Бог является автором нравственного закона. Следование ему приносит благо именно нам. Добродетель приносит с собой награду и во времени, и в вечности.

Есть другой подход, который видит за нравственным законом чисто человеческое установление, причем отражающее волю одних людей к власти над другими.

Нравственность – это то, что вам навязывают другие люди в их (а не в ваших) интересах. Это средство обеспечения чужих интересов, поддержания власти доминирующих в обществе групп, укрепления того порядка, который им выгоден. Целые политические теории, иногда приобретающие огромное и разрушительное влияние (как, например, марксизм), продвигают тезис, что нравственность – это средство власти и манипуляции.

Конечно, сторонники старого порядка – священники, школьные учителя, представители власти – говорят о том, что она носит естественный характер и ведет к вашему же благу. Но они врут с корыстными целями. «Нет ни рая вверху, ни ада внизу», как пел популярный певец, моралисты водят вас за нос.

И для того, чтобы освободиться от этого обмана, нужно обратить внимание, что сами проповедники нравственности от нее очень далеки. Они не исполняют того, что требуют от других – и это понятно, нравственность-то и придумана для манипуляции другими. Тогда их притязания учить других рухнут, и люди освободятся от их обмана. Поэтому обвинения в лицемерии – важный инструмент политической борьбы.

Значит ли это, что любые обвинения в лицемерии сами по себе лицемерны – люди не ищут правды, а пытаются подавить голос совести? Нет конечно.

Мы это знаем, потому что обличения религиозного лицемерия занимают поразительно много места в Библии.

Одним из парадоксов Евангелия является то, что наиболее резко обличаемая категория грешников – это не воры, не разбойники, не блудницы, не мытари, даже не римские оккупанты, а… фарисеи.

Мы уже успели за две тысячи лет к этому привыкнуть. Для нас слово «фарисей» с самого начала означает плохого человека, лицемера, обманщика, вроде Тартюфа из знаменитой пьесы Мольера.

Но для современников Иисуса это было вовсе не так. Фарисеи (это слово происходит от еврейского «перушим», «отделившиеся») были наиболее религиозно сознательной и усердной частью народа.

Они усердно исследовали закон Божий и прилагали огромные усилия к тому, чтобы тщательно жить по нему. Они стремились к тому, чтобы присутствие Божие пронизывало все аспекты их жизни – и то, как они одевались, и то, как они готовили пищу, и то, как они распоряжались каждой травкой в огороде, тщательно отделяя десятину с каждого насаждения.

Они придавали огромное значение соблюдению субботы – потому что соблюдение субботы было главным способом обозначить свою принадлежность к народу Божьему. Пренебрежение к субботе в истории ветхозаветного Израиля было знаком отступничества, возвращение к её соблюдению – знаком покаяния.

И вот, кажется, эта религиозная элита народа Божьего, лучшие из лучших, подвергаются самым резким обличениям. Ни к кому Иисус не обращается так резко – ни к блудницам, ни к коррумпированным сборщикам налогов, ни к язычникам-римлянам. Фарисеи вызывают Его несомненный гнев. Конечно, мы можем уточнить, что речь идет не о всех фарисеях, но, по крайней мере, о значимой их части.

Почему? В чем их преступление? Если сказать очень коротко, то в злоупотреблении религиозным авторитетом. Эти люди использовали религию для служения самим себе.

Это происходит почти незаметно и автоматически – падший человек превращает в инструмент горделивого самоутверждения абсолютно всё, включая религию, даже религию истинную. Более того, религия оказывается для этого особенно богатым полем – ведь она дает возможность сослаться на высший авторитет Бога. Человек может (почти искренне) счесть свою волю продолжением воли Божьей; он-то точно лучше всех остальных знает, чего хочет Бог. Он-то четко отделен от тех, кто не чтит Бога, или чтит Его неправильно. «Но этот народ – невежда в законе, проклят он» (Ин.7:49)

Такого рода подмена – когда люди ищут возвеличить не Бога, а себя, используя имя Божие – возникает везде, где только есть люди и есть религия, поэтому в Евангелии так много говорится о фарисеях. Это религиозный тип, который возникает снова и снова. При этом лицемерие, то есть притворство, попытки выдать себя за кого-то, кем не являешься, сопровождают такой тип религиозности практически обязательно.

Человек должен поддерживать свой образ человека безупречно и сверкающе благочестивого, ревностно преданного Богу, иначе он потеряет рычаги влияния на других. В то же время он служит не Богу – а самому себе.

Но уничтожают ли такие люди истину веры? Нет.

Господь Иисус говорит о фарисеях: «Итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают: связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их; все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди: расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих; также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах» (Мф.23:3–6).

Эта фраза может показаться странной – зачем же соблюдать то, что велят такие дурные люди? Речь идет о том, что они, несмотря на их очевидное личное недостоинство, являются носителями истины. Закон Божий не отменяется из-за того, что его проповедуют лицемеры, как (вновь прибегнем к этой аналогии) медицинский совет проявлять умеренность в пище и питии не становится ложным из-за того, что врач, который его дает, сам явно не выглядит аскетом.

Лицемерие религиозного учителя может дисквалифицировать его лично, но совершенно не обязательно его проповедь.

Но, может подумать читатель, если религия так склонна к лицемерию, может, стоит просто держаться от нее подальше? Увы, это точно не поможет. Лицемерие – это не религиозная проблема. Это проблема общечеловеческая.

То, что люди не живут по принципам, которые провозглашают, характерно не только для религиозных сообществ, но и для любых вообще групп, провозглашающих нравственные принципы.

Чаще всего говорят о лицемерии политиков. Как писал об этом еще знаменитый политолог эпохи итальянского Ренессанса Никколо Макиавелли, государь должен провозглашать принципы – и изображать из себя человека самого доброго, честного и благочестивого, но быть готовым поступить и против принципов, когда это требует приобретение и удержание власти.

Когда политику приходится выбирать между принципами и государственными интересами, его выбор предсказуем.

Но это так не только в отношении политиков, которые могут начать оправдываться тем, что им в любом случае приходится выбирать из двух зол меньшее.

Это так в отношении любого сообщества, или даже отдельного человека, которые говорят о своих принципах. Я как-то видел репортаж с демонстрации «против ненависти», участники которой осыпали своих оппонентов самыми злобными ругательствами. А люди, требующие терпимости, – одни из самых нетерпимых людей, которых я только знаю.

Профессия врача или учителя провозглашает высочайшие этические стандарты, кто-то им соответствует, кто-то – совсем нет. Если у нас почему-то зуб на этих людей, мы можем обвинить врачебное или учительское сообщество в лицемерии. Мы можем подловить человека, учащего кротости и терпению, в момент, когда он будет невыспавшимся, нездоровым или удрученным какими-то обстоятельствами – и он даст нам отличный повод обвинить его в лицемерии.

О чем это говорит? Мы, люди, живем в постоянном напряжении между тем, какими мы должны быть – и тем, каковы мы на самом деле. Нас осуждает не какой-то странный и надуманный религиозный кодекс, но те принципы, которые мы же и признаем справедливыми. Если у вас есть хоть какие-то этические принципы – вас всегда можно подловить на их несоблюдении. Этот конфликт между тем, каковы мы должны быть и каковы мы есть, – одно из проявлений того, что наша природа повреждена первородным грехом.

Реакция на этот факт может быть двоякой. Мы можем начать отрицать нравственность как таковую – «я сволочь, все сволочи, а те, кто пытаются выглядеть нравственными людьми, к тому же еще и лицемерные сволочи».

Это может принести быстрое (и кратковременное) облегчение, но это – нисходящая спираль. Чем дальше, тем больше вам нужно будет отрицать всякое добро и правду в людях (вообще в людях, не только в священниках), тем острее будет ваша нужда в том, чтобы слышать о других всё самое плохое, и, наверное, не стоит и говорить о том, где эта спираль заканчивается.

Но можно избрать другой путь. Истина, любовь и добродетель существуют – и есть люди, которые прилагают искренние и серьезные усилия, чтобы им следовать. Эти люди несовершенны и ограничены – но они стараются. Я могу присоединиться к ним и стать одним из них.

Церковь представляет собой сообщество людей, которые поверили в Бога и стремятся жить в доверии и послушании Ему. В это сообщество могут (по разным причинам) затесаться люди, которые никогда не имели подлинной веры (Мф.7:23). Более того, вполне искренние верующие могут грешить и ошибаться.

И тут вопрос в том, чего я хочу – идти к свету вместе с моими, как и я несовершенными, товарищами по путешествию, или, наоборот, уходить во тьму.

Если я хочу к свету – я буду искать и найду людей искренних. В частности, я не буду выискивать плохих священников. Я найду искренних и хороших – и это не так трудно, их абсолютное большинство.

Если мне любезнее тьма – я буду искать и найду лицемеров.

Это не вопрос того, как ведут себя другие люди. Это вопрос того, что выберем мы сами.