Источник

Святой и времяСемья отца Сергия

«Служение единого Единому». Жизнь, пастырское служение и духовное наследие священномученика Сергия Мечёва (1892—1942)

Пребывавшие единым сердцем

Жизнеописание отца Сергия Мечёва, вокруг которого в тяжелейшие годы государственного и духовного слома России спасались не десятки даже, а сотни человек самых разных профессий, взглядов и устремлений, не может быть полным, если мы хотя бы вкратце не расскажем о некоторых из этих людей. Священники и миряне, связанные общей жизнью, общим духовным подвигом, они составляли сердце маросейской общины. К ним, «другам своим», обращался отец Сергий Мечёв из северной ссылки: «Вы – мое дыхание, вы – мое радование...» В этих людях обретала полноту устрояемая им покаяльно-богослужебная семья, их судьбы неразрывно переплелись с судьбой пастыря и наставника. К сожалению, наш рассказ не может быть исчерпывающим: о ком-то нет сведений, а чье-то имя и вовсе сокрыто под толщей времени. Значит, впереди – новые открытия, а пока что – знаем и помним...

Протоиерей Константин Ровинский (1862–1942, по другим источникам – 1943)

Родился в селе Спас-Углы Зимицкой волости Духовщинского уезда Смоленской губернии. Из дворян. Отец его служил чиновником финансового ведомства. В 1886 году окончил юридический факультет Петербургского университета со степенью кандидата юридического права. В следующем году отбывал воинскую повинность вольноопределяющимся, получил чин унтер-офицера. Затем К. И. Ровинский служил чиновником в различных ведомствах Тобольской, Тульской, Орловской и др. губерний, имел чин действительного статского советника. Отличался благочестием и твердой верой, избирался членом епархиального совета от мирян.

По состоянию здоровья Константин Ипполитович вышел в отставку в 1918 году. В 1919-м был арестован и, чудом избежав расстрела, отправлен по этапу в Москву. Освободившись, устроился счетоводом в Иверскую общину сестер милосердия на Большой Полянке. К этому времени относится его знакомство со старцем Алексием Мечёвым, духовным сыном которого он стал в 1920 году. По благословению отца Алексия и после беседы с Патриархом Тихоном принял священный сан. Он сам свидетельствовал: «Я прослужил в храме при Иверской общине более трех лет, неся некоторое время обязанности пастыря и по закрытии храма» (Беседы старого священника. М., 1994. С. 180). С 1923 года – на Маросейке. В храме Святителя Николая в Клённиках совершал литургию два-четыре раза в неделю.

Обладая даром слова, отец Константин был ярким проповедником. Его приглашали в разные храмы Москвы. Сохранились записи его бесед, неоднократно переиздававшиеся под названием «Беседы старого священника».

В ночь с 28 на 29 октября 1929 года отец Константин подвергся аресту вместе с отцом Сергием Мечёвым. Поскольку 67-летний священник был инвалидом, его приговорили к ссылке во Владимир, которая продлилась в общей сложности 12 лет. После смерти жены в конце 1930-х годов он переехал в Тарусу, где и скончался 23 августа (5 сентября) 1942 года. Именно эту дату называли старые маросейцы. По другим сведениям, скончался отец Константин в 1943 году; место кончины и погребения неизвестны.

Иерей Лазарь (Семенович) Судаков (?–1923)

Будучи мирянином, имел намерение стать монахом Ниловой пустыни, но отец Алексий Мечёв благословил его принять священный сан и служить вместе с ним. Кроткий и тихий, проявлявший безропотное послушание и очень близкий по духу настоятелю, отец Лазарь прослужил в храме всего два года. Страдая тяжелым пороком сердца, он в своем усердии и любви к богослужению, не соизмеряя с ними своих физических возможностей и не внимая указаниям врачей, в праздник Рождества Христова 1922/23 года, собравшись ранним утром к литургии, упал замертво. Похоронен на кладбище «Введенские горы» (участок № 14). Надпись на его надгробной плите гласит: «Клирик храма Свт. Николая в Клённиках на Маросейке. Любимый сослужитель св. прав. Алексия, старца Московского».

Священномученик иерей Петр Петриков (1903–1937)

Родился в Можайске в семье железнодорожного служащего. Окончил реальное училище и в 1921 году был принят на медицинский факультет 2-го МГУ. В двадцатилетием возрасте отец Петр, по его собственному признанию, пережил «процесс религиозного перерождения»; следствием этого стало принятие им целибатом священства в 1925 году. Вначале (1925–1923) он служил в Ипатьевской церкви бывшего Антиохийского подворья, а затем (1928–1930) совершал ранние литургии в церкви Святителя Николая в Подкопаевском переулке. Дочь священника Сергия Сидорова писала в своих воспоминаниях: «С фотографии отца Петра смотрит прекрасное русское лицо, полное духовного горения, но спокойного и ясного, как неколебимое пламя свечи». Мягкий в обращении, он тем не менее обладал сильным, волевым характером.

В середине 1920-х годов отец Петр стал духовным сыном преподобного Нектария Оптинского и сблизился со священником Сергием Мечёвым. В помощь духовенству Николо-Клённиковского храма отец Петр начал служить на Маросейке в будние дни, а в феврале 1931 года после ареста отца Бориса Холчева стал членом маросейского причта и служил здесь в продолжение всего Великого поста. В приходе отца Петра любили, здесь у него было много духовных чад.

В апреле 1931 года отец Петр был арестован и отправлен в Мариинский лагерь в Западной Сибири, который вскоре ему заменили ссылкой. Находясь в ссылке в Муроме, он вновь подвергся аресту и заключению. В июне 1936-го поселился в Можайске и тайно служил в устроенной им домовой церкви. В 1937 году арестован в третий раз и расстрелян на Бутовском полигоне в один день с отцом Андреем (Эльбсоном).

Включен в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века на заседании Священного Синода 17 июля 2002 года.

Иеромонах Андрей (Эльбсон; 1896–1937)

В миру – Борис Яковлевич Эльбсон, духовный сын преподобного Нектария Оптинского, друг священномученика Петра Петрикова.

Происходил из обрусевшей шведской семьи; отец его был провизором. Борис рос и воспитывался в лютеранской среде. Окончил шесть классов реального училища в 1913 году. В октябре того же года принял православие по примеру своего старшего брата Эрвина (впоследствии православного священника, близкого маросейскому кругу). Десять лет работал в московских банках. С 1922 года стал прислуживать в Ипатьевском храме бывшего Антиохийского подворья, где служил его старший брат священник Стефан Эльбсон. В 1924 году пострижен в мантию епископом Сергиевским Варфоломеем (Ремовым), а затем им же рукоположен во иеромонахи.

В 1928–1931 годах служил в церкви Святителя Николая в Подкопаевском переулке, окормлял тайно существовавшую женскую монашескую общину. В 1931 году был арестован и этапирован в Мариинский лагерь, но вскоре, видимо по ходатайству своей родственницы Т. Н. Ростовцевой, свояченицы председателя ОГПУ В. Р. Менжинского, освобожден из лагеря и выслан в город Муром. В Муроме был вновь арестован и вскоре освобожден. В 1936 году по окончании срока ссылки поселился в городе Киржаче. Так же, как священномученики Сергий Мечёв и Петр Петриков, отец Андрей служил тайно, сохраняя связь с духовными детьми до своего последнего ареста и расстрела на Бутовском полигоне в 1937 году.

По воспоминаниям И. С. Мечёвой, когда отец Андрей и отец Петр появлялись в церковном дворе, все дети с радостными криками бросались им навстречу.

Архимандрит Борис (Холчев; 1895–1971)

Родился в благочестивой семье в городе Орле. Его отец, Василий Михайлович, происходил из мещан; мать, Мария Петровна, была дочерью торговца мучными товарами. Особого достатка не имели, но всем пятерым своим детям дали хорошее образование.

После окончания в 1913 году Орловской гимназии с золотой медалью Борис Васильевич поступил в Московский университет на философское отделение историко-филологического факультета. Одним из лучших своих учеников его считал профессор Г. И. Челпанов, известный психолог, логик, основатель и директор Московского научно-исследовательского института психологии.

В 1915 году стал духовным сыном старца Нектария Оптинского и по его благословению в Москве окормлял ея у старца Алексия Мечёва в Николо-Клённиковском храме.

Революция застала Бориса Васильевича на студенческой скамье. Слабый здоровьем, он смог закончить Московский университет только в 1920 году. По приглашению ректора Орловского университета востоковеда Н. И. Конрада вернулся в Орел и стал секретарем философского отделения университета, вскоре преобразованного в Высший педагогический институт. Б. В. Холчев принимал активное участие в духовной жизни города и в 1922 году в ходе кампании по изъятию церковных ценностей подвергся аресту. В тюрьме его продержали почти два месяца и отпустили, не предъявив никаких обвинений.

В том же 1922 году Г. И. Челпанов, не забывший своего талантливого ученика, пригласил Б. В. Холчева на должность научного сотрудника основанного им Института психологии. Собирая материал для диссертации, Борис Васильевич работал также ассистентом-психологом при Медико-педагогической клинике, которой руководил профессор В. П. Кащенко, и в Первом вспомогательном институте для умственно отсталых детей, где познакомился и подружился с близким ему по духу врачом-невропатологом

Сергеем Алексеевичем Никитиным (будущим епископом Можайским Стефаном).

Перед Борисом Васильевичем как одним из первопроходцев в области экспериментальной коррективной психологии открывалась блестящая будущность ученого. Был назначен день защиты кандидатской диссертации, однако старец Нектарий, прежде одобрявший и даже поощрявший научную деятельность своего духовного сына, неожиданно сказал: «А теперь оставь все это и посвящайся во диакона церкви Николы-Клённики». 3 апреля 1927 года Б. В. Холчев подал прошение епископу Серпуховскому Алексию (Готовцеву), управляющему Московской епархией: «Прошу Ваше Преосвященство рукоположить меня во диакона храма Святителя Николая, что в Клённиках, <... > и разрешить проходить диа- конское служение безбрачным. <...> Благословение на принятие духовного сана имею от Оптинского старца отца Нектария; в 1922– 1923 году был под духовным руководством протоиерея отца Алексия Мечёва, а после его смерти, с 1923 года – духовный сын отца Сергия Мечёва».

Борис Васильевич Холчев был рукоположен в сан диакона 21 апреля 1927 года. В мае 1928-го вместе с отцами Сергием Мечёвым и Петром Петриковым принимал участие в отпевании старца Нектария в селе Холмищи. Летом того же года рукоположен во пресвитеры преосвященным Арсением (Жадановским).

Отец Борис Холчев был ближайшим помощником священника Сергия Мечёва в духовном окормлении прихожан и самым большим его духовным другом. Арестовали отца Бориса в 1931 году. Приговор – пять лет заключения, которые он отбывал сначала в Красновишерске, в Пермском крае, где работал на стройке, а затем в Юрге Новосибирской области. «За ударную работу» лагерный срок сократили на год. В 1935 году он вышел на свободу. Сначала поселился в родном Орле, а потом, по совету отца Сергия Мечёва, переехал в Рыбинск. Снял домик в тихом переулке, получил инвалидность (страдал туберкулезом и сильной близорукостью), числился на иждивении Марии Петровны Лавровой (была келейницей отца Бориса до конца своих дней, умерла в иноческом чине в возрасте девяноста семи лет). Таковы были внешние обстоятельства жизни отца Бориса. И никто, кроме самых близких, не знал, что за стенами этого домика совершается непрестанная молитва.

В 1948 году отец Борис решил выйти на открытое служение и отправился к епископу Ташкентскому Гурию (Егорову). Владыка Гурий назначил его сначала штатным священником, а затем и настоятелем храма Преподобного Сергия Радонежского в Фергане. Сюда к отцу Борису потянулись духовные чада из Москвы. Маросейская прихожанка Мария Николаевна Соколова (в будущем монахиня Иулиания) написала для храма в Фергане иконы на холстах – таким образом, иконостас в Сергиевском храме в Фергане в точности повторил иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, где Мария Николаевна в то время была одним из ведущих иконописцев- реставраторов.

В 1953 году отец Борис был возведен в сан протоиерея и назначен в Ташкентский кафедральный собор. В октябре 1955-го пострижен в мантию, а в ноябре возведен в сан архимандрита. Одним из заметных событий 1956 года стало начало строительства нового кафедрального собора в городе Ташкенте. Это было время «хрущевских» гонений на Церковь, но владыка Ташкентский и Среднеазиатский Ермоген (Голубев) и архимандрит Борис (Холчев), находясь в молитвенном единении, непоколебимо уповали на помощь Божию. Постоянно разрешая непростые вопросы взаимоотношений с властями, закупки строительных материалов и так далее, архимандрит Борис говорил близким: «Отец Сергий в наше время жить не смог бы», имея в виду бескомпромиссность своего духовника и друга.

30 октября (11 ноября) 1971 года архимандрит Борис (Холчев) мирно отошел ко Господу. Имя его ныне широко известно и в научных кругах, и в церковной среде. На основе его трудов составляются методические рекомендации для педагогов и психологов, работающих с детьми, проводятся ежегодные конференции; верующий народ чтит архимандрита Бориса как «благодати Оптинского старчества наследника». (Более подробно биографию отца Бориса см.: Духовное наследие архимандрита Бориса (Холчева). Проповеди, дневниковые записи, беседы и письма. М., 2006.)

Епископ Стефан (Никитин; 1895–1963)

В миру – Сергей Алексеевич Никитин. Родился в Москве в благочестивой семье мещанина Алексея Емельяновича Никитина. Его дед по матери, Любови Алексеевне Воскресенской, был священником, а овдовев, принял монашество с именем Сергий; в 1901 году он был рукоположен во епископа Угличского, викария Ярославской епархии.

По окончании начальной школы Сережа Никитин поступил в Первую мужскую московскую гимназию, а затем на медицинский факультет Московского университета. В порядке врачебной практики в 1918 году работал в Туркмении, в местечке Мерве на малярийной станции под руководством профессора Е. И. Марциновского. В годы Гражданской войны был призван в армию и с 1919 по 1921 год проходил военную службу в госпиталях в качестве зауряд-врача.

После успешного окончания университета в 1922 году Сергей Алексеевич был оставлен ординатором на кафедре нервных болезней, заведовал которой профессор Г. И. Россолимо. Одновременно он работал в Первом вспомогательном институте для умственно отсталых детей, где встретился с Борисом Васильевичем Холчевым (в будущем – архимандритом Борисом), ставшим ему другом на всю жизнь. Именно по предложению Бориса Васильевича молодой врач-невропатолог Никитин, которого называли в Москве «вторым Россолимо», оказавшись перед дилеммой – продолжить научную карьеру или стать практикующим врачом, отправился за советом к старцу Нектарию. Эту встречу он считал одним из чудес, явленных ему в жизни. Она же определила и дальнейший путь в профессии: врач-практик. Опять же Борис Холчев привел Сергея Никитина на Маросейку. Сергей Алексеевич стал духовным сыном будущего священномученика Сергия Мечёва, а в 1928 году – председателем церковного совета Никольского храма.

После ареста в 1929 году отца Сергия Мечёва Сергей Алексеевич дважды навещал его в городе Кадникове Вологодской области. Тогда же он взял на себя заботу о семье своего духовного отца, как впоследствии и о семьях своих друзей – священномучеников Василия Надеждина и Владимира Амбарцумова.

В феврале 1931 года С. А. Никитин и сам подвергся аресту вместе с отцом Борисом Холчевым, протоиереем Сергием Смирновым и еще четырнадцатью «наиболее активными» маросейскими прихожанами. В апреле был вынесен приговор: три года заключения в Красновишерском исправительном трудовом лагере в Пермском крае.

В Красновишерске Сергей Алексеевич работал врачом, по мере возможности старался облегчить участь страдальцев. Освободившись в 1933 году из заключения, сначала прописался в селе Ильинском Можайского района Московской области, затем работал врачом в поликлинике города Карабаново, а затем переселился в город Струнино Александровского района Московской области (с 1938 – районный центр Владимирской области), где и оставался вплоть до своего отъезда в Среднюю Азию в 1950 году.

Вскоре после освобождения из лагеря С. А. Никитин вместе с Марией Николаевной Соколовой (в будущем – монахиней Иулианией) и еще несколькими членами маросейской общины принял участие в переносе с подлежащего ликвидации Лазаревского кладбища на Немецкое (Введенские горы) останков протоиерея Алексия Мечёва.

Невыясненным до сего дня остается вопрос о дате тайной священнической хиротонии С. А. Никитина, совершенной над ним епископом Афанасием (Сахаровым). По свидетельству одних духовных чад владыки Стефана, его рукоположение во иереи состоялось еще в 1920-х годах, и в лагере он уже был тайным священником. Другие же называют временем рукоположения 1934–1935 годы. Так или иначе, в Струнине С. А. Никитин уже был в сане и тайно служил в своей квартире, положенной ему как врачу горбольницы, ночные литургии. На этих службах, в частности, довелось бывать дочери отца Сергия Ирине Сергеевне Мечёвой, а также Л. В. Амбарцумовой (впоследствии монахини Георгии).

Изменения в религиозной политике советского государства во время Великой Отечественной войны и избрание в феврале 1944 года на Поместном Соборе Русской Православной Церкви Патриарха Алексия (Симанского) сделали возможным выход на открытое служение священников, долгое время вынужденных совершать богослужения тайно. Из маросейских священников первым легализовался отец Феодор Семененко – в Ташкенте он стал настоятелем кладбищенской церкви Александра Невского. Следом за ним из Рыбинска в Среднюю Азию поехал отец Борис Холчев. Для беседы с епископом Ташкентским и Среднеазиатским Гурием (Егоровым) в 1950 году туда же отправился и отец Сергий Никитин. Владыка принял его радушно. Первым назначением стал городок Курган-Тюбе, затем Ленинабад, Ташкент. Среднеазиатский климат был тяжел для страдавшего гипертонией отца Сергия, и через пять лет он переехал в Днепропетровск, где служил старшим священником Тихвинского женского монастыря. В январе 1959 года он принял монашеский постриг с именем Стефан.

В том же году после пасхальных дней Тихвинский монастырь был внезапно закрыт. Архимандрит Стефан переехал в Минск, где был назначен в крестовую митрополичью церковь. В 1960 году он был рукоположен во епископа Можайского, викария Московской епархии. Однако на новом поприще владыка Стефан прослужил совсем недолго. Через год он перенес инсульт, правая половина тела оказалась парализованной. Владыка долго лечился. Лишь только он начал оправляться от тяжелейшего недуга, как его в июле 1962 года назначили исполняющим обязанности Калужского архиерея. 28 апреля 1963 года в день Жен-мироносиц епископ Стефан совершил литургию и скончался прямо на амвоне во время произнесения проповеди.

После блаженной кончины владыки Стефана маросейцы бережно сохраняли проповеди, письма владыки, навещали его могилу у алтаря Покровского храма близ платформы Отрадное в Подмосковье. (Подробнее ст.: Димитрий Пономаренко, диак. Епископ Стефан (Никитин). Жизнеописание. Документы. Воспоминания. Издательство ПСТГУ. М., 2010.)

Иерей Сергий Дурылин (1886–1954)

Родился в купеческой семье. Наделенный ярким литературным даром, писать начал рано. Уже в 1902 году сотрудничал с известным символистским издательством «Мусагет» и с основанным Л. Н. Толстым издательством «Посредник». С 1903 года находился под сильным влиянием учения Л. Н. Толстого, приобщился к революционным идеям. В 1904 году ушел из пятого класса Четвертой московской гимназии, так как после смерти отца должен был зарабатывать на жизнь частными уроками. В 1914 году окончил Московский археологический институт. Когда началась Первая мировая война, занял твердую православно-патриотическую позицию.

В 1912–1918 годах С. Н. Дурылин – секретарь Московского религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева; с 1918-го – лектор Богословских курсов, созданных по благословению Патриарха Тихона при Даниловом монастыре. Состоял в близком общении с епископом Феодором (Поздеевским), М. А. Новоселовым (ныне прославлен в лике новомучеников Российских). Ощутив высокую значимость монашества, стал ездить в Оптину пустынь. «Живую Церковь, Живое Тело я учуял только тогда, когда капелька живой воды Церкви капнула на меня с Оптиной пустыни» (дневник «Троицкие записки»; не опубликован) . После смерти матери, кончину которой перенес очень тяжело, просил благословения у Оптинского старца Анатолия (Потапова) на монашеский постриг, но тот ответил: «Носи монастырь в сердце своем». Что монашество – не его путь, подтвердил Сергею Николаевичу и старец Алексий Мечёв, но дал благословение на принятие священнического сана. В марте 1920 года С. Н. Дурылин целибатом был рукоположен епископом Феодором (Поздеевским) во иерея к храму Святителя Николая в Клённиках и служил здесь до середины 1922 года.

В 1921 году иерей Сергий Дурылин стал настоятелем Боголюбской часовни у Варварских ворот в Москве (при этом в «свои» дни совершал литургии в Клённиках). Бытующее мнение, что этот шаг он совершил без благословения старца Алексия Мечёва, опровергается словами С. Н. Дурылина из его письма к И. А. Комиссаровой: «Пойми ты меня, дорогая дочь моя духовная; я горячо Батюшку люблю и уважаю его. <...> По его благословению я не пошел в монахи и принял священство – значит, переменил всю свою жизнь. Все важные шаги моей жизни я не совершал без него» (архив Мемориального дома-музея С. Н. Дурылина).

В Боголюбской часовне иерей Сергий и был арестован в июне 1922 года по трагическому стечению обстоятельств – случайно, вместо другого священника. Приговорен к ссылке на два года. По ходатайству многочисленных друзей, в числе которых были литератор Анастасия Цветаева, архитектор А. В. Щусев, музыкальный деятель Борис Красин, отправили его в Челябинск, где в то время создавался Археологический музей. Здесь отец Сергий смог применить свои обширные научные познания. Так как он был крайне неприспособленным в житейско-бытовом отношении, старец Алексий благословил поехать с ним в ссылку сестру маросейской общины Ирину Алексеевну Комиссарову: «Поезжай с ним, помоги ему, он нужен народу».

С 1924 года С. Н. Дурылин – внештатный сотрудник Государственной Академии художеств в Москве. В 1927 году его вновь арестовали и выслали в Сибирь на три года. По отбытии ссылки с октября 1930 года он жил в городе Киржаче Владимирской области, куда в начале 1931 года к нему, находившемуся на грани нервного срыва из-за ожидания нового ареста, приезжал доктор С. А. Никитин (будущий епископ Стефан).

В 1933 году С. Н. Дурылин зарегистрировал брак с И. А. Комиссаровой. С ноября 1933-го проживал в Москве, в 1936-м переселился в поселок Болшево Московской области, где трудами Ирины Алексеевны был выстроен дом (в настоящее время в нем располагается Мемориальный дом-музей С. Н. Дурылина). Здесь Сергей Николаевич занимался литературной и научной работой. С 1934 года он – член Союза советских писателей, с 1944-го – доктор филологических наук, с 1945-го – профессор, заведующий кафедрой русского и советского театра в ГИТИСе и старший научный сотрудник Института истории искусств АН СССР (сектор истории театра).

Вступление в брак целибатного священника не могло не искусить людей церковных, многие отвернулись от С. Н. Дурылина. Но для сохранения объективности мы должны сказать, что и в те годы, и тем более сейчас, когда доступнее стали находившиеся прежде под спудом архивы, этот поступок некоторыми исследователями объясняется так: необходимость заключения брака была продиктована уже оговаривавшейся выше крайней непрактичностью и беспомощностью Сергея Николаевича в быту, в решении организационных вопросов. И. А. Комиссарова осуществляла все внешние контакты с миром, вплоть до получения гонораров в издательствах, что и потребовало «супружеского» статуса, но отношения их оставались прежними – братскими. Так или иначе, мы оставляем этот вопрос, равно как и вопрос по поводу высказываемых все чаще предположений, что иерей Сергий Дурылин после 1933 года продолжал служить тайно и окормлять кого-то из своего окружения, будущим биографам.

Необходимо также сказать, что не все маросейцы после заключения брака С. Н. Дурылиным порвали с ним общение. В частности, священник Сергий Никитин (будущий епископ Стефан) неоднократно бывал в Болшеве, а после перенесенного инсульта даже жил здесь некоторое время – выхаживала его Ирина Алексеевна Комиссарова. Известно свидетельство владыки Стефана, что

С. Н. Дурылин сана с себя не снимал и от веры не отрекался. По словам С. Г. Дурылина, племянника Сергея Николаевича, в доме открыто висели иконы, но молитвы (скажем, перед едой) не читались. Среди маросейцев бытовало мнение, что разрешение властей на возвращение в родные края Сергей Николаевич Дурьиин получил в обмен на обязательство оставить в прошлом все касающееся веры в Бога.

Перед смертью С. Н. Дурылин завещал И. А. Комиссаровой похоронить его по ее усмотрению – как мирянина или как священника. Скончался он в декабре 1954 года. Похоронен на Даниловском кладбище в Москве, где его отпели как мирянина, а в Киеве (там похоронен его дед) С. Н. Дурылина отпели как священника.

Священномученик Владимир Амбарцумов (1892–1937)

Родился в Саратове в семье учителя, лютеранина по вероисповеданию. В начале XX века семья переехала в Москву.

После окончания гимназии при Петропавловской лютеранской церкви Владимир поступил на математическое отделение Московского университета. В эти годы он стал членом христианского студенческого кружка и из лютеранства перешел в баптизм. После окончания университета все свои силы посвятил организации христианского студенческого движения в России и не оставил этой деятельности после запрещения ее советской властью. В христианских кружках, где вел занятия Владимир Амбарцумов, состоял ряд маросейских прихожан, в том числе будущие священники Валерий Поведский и Василий Евдокимов.

В 1926 году В. А. Амбарцумов, во многом под влиянием бесед с известным проповедником тех лет прот. Валентином Свенцицким, решительно перешел в Православие и через год принял священство. В 1928–1929 годах служил в московской Владимирской церкви в Старых Садех, а после ее закрытия – в храме Святителя Николая в Петровско-Разумовском.

В эти годы отец Владимир сблизился с отцом Сергием Мечёвым и Сергеем Алексеевичем Никитиным – впоследствии епископом Можайским Стефаном.

После ареста своего друга священника Василия Надеждина иерей Владимир в 1930 году возглавил осиротевший приход храма Святителя Николая Чудотворца, что у Соломенной Сторожки, но пробыл здесь настоятелем недолго: в 1931 году, сомневаясь в каноничности местоблюстительства митрополита Сергия (Страгородского), ушел за штат. Служил тайно. Работал в различных учреждениях, помогая семьям сосланных или умерших в заключении священнослужителей.

Первый раз был арестован в 1932 году, но вскоре освобожден, второй раз – в сентябре 1937-го. Расстрелян 5 ноября того же года на Бутовском полигоне под Москвой. Юбилейным Архиерейским Собором 2000 года причислен к лику святых.

Иерей Михаил Шик (1887–1937)

Родился в состоятельной еврейской семье. Его отец был купцом 1-й гильдии, почетным гражданином города Москвы. После окончания Первой московской гимназии в 1905 году Михаил поступил на историко-филологический факультет Московского университета, затем прослушал курс философии во Франкфуртском университете, таким образом в 1912 году окончив университет по двум специальностям – всеобщей истории и философии. Владел десятью языками – древними и современными. Работал в просветительском журнале «Колос», входил в историко-философский кружок Вернадских-Шаховских.

В 1914–1918 годах служил в армии в чине унтер-офицера инженерных войск. В 1918 году принял православие. Вскоре женился на княжне Наталье Дмитриевне Шаховской – известной детской писательнице. Семья поселилась в Сергиевом Посаде, где Михаил Владимирович принимал участие в работе Комиссии по охране памятников искусства и старины Свято-Троицкой Сергиевой лавры, а также преподавал историю в Сергиево-Посадском педагогическом техникуме.

В1925 году митрополитом Петром (Полянским) рукоположен во диаконы; в том же году арестован и сослан в Туркестан. В ссылке в 1927 году рукоположен во священники. Был близок к отцу Сергию Мечёву. После возвращения в Москву с 1928 по 1930 год служил в храме Святителя Николая на Маросейке, где его очень тепло приняли прихожане, а с 1930 по 1931 год – в Никольской церкви у Соломенной Сторожки. Преследуемый властями, вынужден был уехать из Москвы. Поселился в Малоярославце, совершал богослужения в устроенной им домовой церкви. На жизнь (в семье родилось пятеро детей) зарабатывал переводами и литературным трудом.

В 1937 году был арестован и 27 сентября расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой.

Священномученик Василий Надеждин (1895–1930)

Родился в Москве в благочестивой семье служащего Дворцового управления. Предки его ревностно служили на церковных приходах Тамбовщины. В 1910 году окончил Заиконоспасское духовное училище, в 1920-м – Московскую духовную академию. 7 июня 1921 года рукоположен Святейшим Патриархом Тихоном во иерея к церкви Святителя Николая у Соломенной Сторожки в Петровско- Разумовском, приход которой составляла преимущественно научная интеллигенция, сотрудники Петровской (ныне – Тимирязевской) сельскохозяйственной академии. Как пастырь отец Василий имел особое попечение о молодежи, вступавшей в жизнь в богоборческое время. Был дружен со священником Владимиром Амбарцумовым, С. А. Никитиным (будущим епископом Стефаном).

28 октября 1929 года арестован. В Бутырской тюрьме встретился и имел продолжительную беседу с отцом Сергием Мечёвым, с которым был духовно близок. Приговорен к трем годам лагерей. В ноябре 1929 года отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения, но из-за прекращения навигации оставлен до весны в Кеми. 19 февраля 1930 года скончался в лагерной больнице от сыпного тифа и последовавшей гангрены. Прославлен в лике святых на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года.

Протоиерей Сергий Смирнов (1873–1945)

Родился в семье священника села Тропарево (ныне – район Москвы) Василия Смирнова. В 1898 году окончил Московскую духовную академию, кандидат богословия. Был рукоположен во священники. До закрытия в 1929 году московской церкви Иоанна Предтечи на Малой Лубянке – ее настоятель, протоиерей. По месту этого служения маросейцы именовали его «отец Сергий Лубянский».

Был духовником отца Сергия Мечёва и его матушки Евфросинии Николаевны.

В 1929 году после ареста отца Сергия Мечёва стал настоятелем храма Святителя Николая в Клённиках. К этому времени он уже очень плохо видел, заботы о храме взяли на себя отец Борис Холчев и староста Сергей Алексеевич Никитин. Вмести с ними он и был арестован в 1931 году. Ирина Сергеевна Мечёва записала такой рассказ владыки Стефана о пребывании их в Бутырской тюрьме. Отец Сергий вернулся в камеру с допроса крайне возмущенным: «Заставляли подписывать протокол, а сами слово „Бог” написали с маленькой буквы!»

Протоиерей Сергий Смирнов был приговорен к трем годам исправительно-трудовых лагерей, срок отбывал в Вишлаге. О даль

нейшей его судьбе пока известно только то, что из заключения он вернулся. Скончался 29 апреля 1945 года, похоронен на Введенском (Немецком) кладбище.

Иеромонах Савва (Борисов; 1865–1937)

В миру – Сергей Евстратович Борисов. Родился в крестьянской семье в деревне Толстиково Тверской губернии. Занимался хлебопашеством. Был женат, имел семерых детей. После смерти жены решил стать монахом. Прошел курс послушнической школы и в 1906 году принял постриг с именем Савва в Москве на подворье Саввино-Сторожевского монастыря. Здесь же в 1910-х годах был рукоположен во иеромонахи.

Арестован в 1919 году по делу «О вскрытии мощей преп [сдобного] Саввы Сторожевского», приговорен к 10 годам тюрьмы. По амнистии срок ему сократили, а затем по ходатайству Красного Креста и вовсе досрочно освободили. Так как монастырь был уже закрыт, в 1921 году старец Алексий Мечёв принял иеромонаха Савву в своей церкви на Маросейке. Здесь отец Савва прослужил до 1929 года, когда был арестован вместе со священником Сергием Мечёвым. После ссылки поселился в Малоярославце. Вновь арестован 11 ноября 1937 года и через два дня расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой.

Иеромонах Савва (Чиркин; 1881–?)

В миру – Кузьма Дмитриевич Чиркин. Родился в поселке Бутурли- новка Воронежской губернии в крестьянской семье. Окончил двухклассное училище. До 1904 года работал в чайной. О нем маросей- цы сохранили воспоминания как о человеке кротком и смиренном, весьма тихого нрава. Монашеский постриг принял в Саввино- Сторожевском монастыре в 1904 году. В 1918–1920 годах находился в тыловом ополчении при центральном военно-продвещевом складе (дневальный на конюшнях). В 1920 году был принят в Гефсиманский скит Троице-Сергиевой лавры. Рукоположен во иеромонахи. С 1923 года служил в церкви Святителя Николая в Клённиках и других московских храмах по приглашению. Вероятно, был знаком с иеромонахом Саввой (Борисовым), по ходатайству которого и оказался на Маросейке – в большие праздники и воскресные дни служил здесь ранние обедни. Духовный сын отца Сергия Мечёва, замещал его, когда тот уезжал. Фактически являлся вторым священником в храме. В 1928 году принимал участие в отпевании преподобного Нектария Оптинского.

29 октября 1929 года арестован вместе со священниками Сергием Мечёвым и Константином Ровинским, а также О. А. Остолоповой, В. Ф. Евдокимовым и другими «мечёвцами». Приговорен к трем годам ссылки в Северный край. Вернувшись, проживал где- то вблизи границы Московской области. Две маросейские прихожанки навещали его, заботились о нем и принимали участие в его погребении. К сожалению, год смерти не записан. Известно только, что скончался он в день памяти преподобного Феодосия Тотемского –10 февраля.

Иеромонах Александр (Ильин; 1880–1942)

Отец Александра Михайловича Ильина, по некоторым сведениям, владел булочной в московской Старой Немецкой слободе, на Разгуляе. В семье было девять детей, и после смерти матери в 1899 году заботы о шестерых младших братьях и сестрах легли на плечи Александра. По его словам, он получил «городское образование», с 1898 по 1917 год работал конторщиком, а с 1917 по 1929-й – бухгалтером на Северной (Московско-Ярославской) железной дороге.

В 1929 году по благословению Святейшего Патриарха Тихона рукоположен во иеромонахи. С 1929 по 1931 год служил в московской церкви Святителя Николая в Подкопаях, после закрытия которой в апреле 1931 года перешел в храм Святителя Николая на Маросейке. В приходе его любили, и он относился к прихожанам с «любовью всепрощающей». Именовали его «горбатеньким», так как он действительно имел небольшой горб. В 1932 году именно ему довелось совершить последнюю перед закрытием Николо- Клённиковского храма литургию на праздник Благовещения. Это было в апреле, а в августе иеромонаха Александра арестовали по «Делу Звездинского и др [утих]» (суть обвинения – неприятие Декларации митрополита Сергия (Страгородского) и причастность к «Истинно-Православной Церкви»). Приговор – три года ссылки в Западную Сибирь. Из Нарыма отец Александр вернулся в 1934 году и тайно жил у своих духовных чад, нигде не оставаясь даже на вторую ночь. Литургию служил ежедневно. Об этом узнали в органах. В дом к Ильиным нагрянули с обыском и ордером на арест. Но арестовали не скрывавшегося священника, а его младшего брата Сергея Михайловича Ильина (это был третий его арест). Началось следствие. Основные показания дела относились не к Сергею Михайловичу, а к его брату-священнику. Но младший брат ни словом не обмолвился об ошибке. В ноябре 1937 года С. М. Ильин был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян на Бутовском полигоне. Отец Александр более не арестовывался; перед Великой Отечественной войной он поселился в Калуге в частном доме.

В 1942 году в дом попала бомба. Чудом все жильцы успели выскочить на улицу, но стоял холодный апрель – отец Александр простудился, заболел воспалением легких, отчего и скончался.

Протоиерей Петр Константинов

Жил в поселке Загорянка (ныне в Щелковском районе Московской области), а потому на Маросейке именовался «Загорянским». В храме Святителя Николая в Клённиках начал служить еще при отце Алексии, при нем же был арестован. Обстоятельства забылись, следственное дело пока не обнаружено.

После освобождения отец Петр, не имея средств к существованию, одетый в лохмотья, просил милостыню около церкви в городе Ташкенте. Его узнал правящий архиерей, пользовавшийся ранее гостеприимством отца Петра в Загорянке, и назначил на приход. Известна только одна фотография 1949 года, запечатлевшая протоиерея Петра Константинова в Средней Азии вместе с отцами Борисом Холчевым и Феодором Семененко.

14 декабря 1953 года протоиерей Петр Феодорович Константинов указом № 113 епископа Ташкентского и Среднеазиатского Ермогена (Голубева) уволен за штат. Будучи к этому времени уже больным человеком преклонного возраста, он отправился в Глинскую пустынь, где, видимо, и скончался 21 ноября (4 декабря) в двунадесятый праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Год неизвестен.

Протоиерей Владимир Отт (1901–1992)

Родился в Москве в семье немцев по национальности и лютеран по вероисповеданию Вильгельма (Василия, как его звали коллеги – торговые служащие и даже родственники) и Марии Отт. В 1919 году окончил лютеранскую приходскую Петропавловскую гимназию и поступил в Московский университет, однако в связи с Гражданской войной вынужден был оставить учебу и пойти работать конторщиком в коллегию заводов по изготовлению гранат. Затем поступил в Московское высшее техническое училище («Бауманское»), где проучился год, и перешел во Вхутемас (Высшие художественные курсы).

В храм Николы-Клённики на Маросейке Владимир Васильевич пришел в 1921 году – был певчим левого хора, чтецом, занимался уборкой в алтаре, а в декабре над ним был совершен чин присоединения к Православию. В сентябре 1929-го он обвенчался с регентом маросейской церкви Анной Васильевной Тарасовой, а через полтора месяца бьи арестован за «участие в антисоветской группе священника Мечёва» (по делу группы «„Духовные дети” отца Сергия Мечёва»). Три года ссылки отбывал в Шенкурском районе Архангельской области, после чего поселился в Орле, где работал техником-нормировщиком на строительстве завода № 3.

Осенью 1937 года – второй арест. Приговор – 10 лет ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей). Лишь в октябре 1947 года он вернулся к жене и сыну в Орел, устроился на работу в трест «Подстрой» и, быстро продвигаясь по службе, с 1951 года стал главным инженером Нарышкинской конторы. В 1952 году безвременно скончалась матушка Анна Васильевна, а в 1953-м Владимир Васильевич подал заявление на имя епископа Орловского и Брянского Флавиана (Иванова): «Мне удалось наконец получить согласие на увольнение с гражданской службы. Сроком ликвидации Нарышкинской конторы „Водстроя” назначено 20 сентября, после чего я полностью отдаю себя в Ваше Архипастырское распоряжение».

В октябре 1953 года Владимир Васильевич Отт был рукоположен во иереи и назначен настоятелем Троицкой церкви в селе Шахово Брянской области. На первую его литургию пришли 22 человека, на вторую – уже около 50.

Летом 1958 года иерея Владимира Отта перевели настоятелем Воскресенской церкви на Афанасьевском кладбище города Орла. И вновь главным устремлением отца Владимира было создание церковной общины наподобие той, что была в московской церкви Святителя Николая на Маросейке. Литургию служил почти каждый день. К себе был весьма строг.

В местных органах власти нарастало недовольство деятельностью «афанасьевского попа». В итоге отец Владимир оказался «уволенным на покой согласно прошению». Потом был год настоятельства в Знаменской церкви села Жукове Белгородской области, однако начались «хрущевские» гонения на Церковь, и приход в Жукове упразднили.

Последнее место служения иерея, а затем протоиерея Владимира Отта – Ильинская церковь в слободе Ездоцкая (ныне в границах города Старый Оскол) Белгородской области. В 1961 году он получил сюда назначение и поселился в церковной ограде в каменной сторожке. Несмотря на возраст, плохое зрение и перенесенные страдания отец Владимир был полон сил и планов. Вел оживленную переписку, поддерживал связь с «Журналом Московской Патриархии», начал писать воспоминания под названием «Сага о нашей семье», по поводу которых протоиерей Владимир Русин сказал, что это «не просто мемуары, но и своеобразный учебник по истории Русской Церкви XX века».

В мае 1984 года протоиерей Владимир Отт вышел за штат на покой, так как полностью ослеп. Однако до самой своей кончи

ны он оставался душой прихода, живя все в той же сторожке при храме. Принимал посетителей, приезжавших к нему со всех концов страны. Светлые воспоминания о нем сохранили многие его духовные чада – и священники и миряне. Иных он крестил, иных утешил, иных заставил задуматься о своей душе. За несколько лет до кончины протоиерей Владимир пережил еще одну великую скорбь – смерть единственного сына Сергея, названного в честь первого духовника – отца Сергия Мечёва.

Иерей Роман Ольдекоп (1902–1971)

Родился в Санкт-Петербурге в семье служащего, потомственного дворянина. Затем семья переехала в Москву, где после окончания гимназии Общества при реформаторской церкви в 1917 году Роман поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Увлекался философией. По свидетельству историка литературы и филолога А. В. Чичерина, его однокурсники, ставшие близкими друзьями, в том числе и Роман Владимирович Ольдекоп, «шутя, но не без серьезных оснований называли себя последними русскими философами».

Был духовным сыном отца Сергия Мечёва, алтарником храма Святителя Николая в Клённиках, пел и читал на клиросе. Старейший прихожанин маросейского храма В. В. Быков вспоминал, что до 1928 года Роман Ольдекоп на слух записывал проповеди отца Сергия, затем несколько прихожан соборно их редактировали. Так получился большой том проповедей, напечатанный в пяти экземплярах, один из которых был подарен отцу Сергию.

На жизнь Р. В. Ольдекоп зарабатывал частными уроками, литературным трудом. В 1930 году некоторое время работал в «Химпроекте», откуда «был вычищен как участник в церковном служении». В 1931-м арестован вместе с отцами Сергием Смирновым, Борисом Холчевым, С. А. Никитиным (будущим епископом Стефаном) и другими маросейскими прихожанами. Получил пять лет лагерей, которые отбывал в Пермском крае, в Вишерском лагере. После освобождения в 1935 году поддерживал тесную связь с отцом Сергием Мечёвым. В 1938 году был тайно рукоположен во иерея епископом Мануилом (Лемешевским). На открытое служение не выходил.

В 1941–1945 годах воевал в рядах Советской армии. С 1945 по 1950 год проживал в городе Мариуполе, с 1950-го – в Коломне, где работал бухгалтером.

Написал монографию «Богослужение в жизни Православной Церкви» (не опубликована).

Протоиерей Валерий Поведский (1901–1973)

Родился в семье священника села Збоево Ржевского уезда Тверской губернии. Учился в местной начальной школе, а затем в гимназии, после революции преобразованной в школу 2-й ступени. В 1919 году окончил экстерном Егорьевский электромеханический техникум, в 1920-м поступил в Московское высшее техническое училище («Бауманское»), откуда был отчислен с 4-го курса за выступление в защиту Церкви на антирелигиозном диспуте. Валерий Владимирович не боялся никакой работы, трудился электромонтером и грузчиком в студенческой артели, копировщиком- чертежником на московском заводе «Красная Пресня», конструктором на машиностроительном заводе № 3 (Пресненский механический) и некоторых других предприятиях.

В храм Святителя Николая в Клённиках пришел в 1920 году. Обладая красивым тенором, пел на правом клиросе (его младший брат Борис – на левом). Все свободное время отдавал чтению духовной литературы, особенно близок ему был авва Дорофей. По свидетельству В. В. Быкова, Валерий Поведский организовал на Маросейке кружки по черчению, столярному, слесарному и переплетному делу. Благодаря ему многие маросейские сестры получили профессию чертежниц и потом смогли найти работу в конструкторских бюро и на заводах.

В 1924 году Валерий Владимирович был арестован как член «нелегальной контрреволюционной организации Христианский студенческий союз». Приговор – полтора месяца заключения в Бутырской тюрьме.

В 1930 году в ссылке в Вологодской области отец Сергий Ме- чёв обручил В. В. Поведского и певчую правого клироса Николо- Клённиковского храма Надежду Георгиевну Зубкову. В 1933 году семья оказалась в Орле. По некоторым сведениям, переехали туда Поведские не добровольно, а были высланы. Живя в Орле, Валерий Поведский поддерживает тесную связь со своим духовником – отцом Сергием Мечёвым. В 1938 году по благословению отца Сергия в Калининской области он был тайно рукоположен во иерея епископом Мануилом (Лемешевским).

После захвата Орла немцами семья Поведских с пятью детьми (младшей было всего 5 месяцев) бежала по направлению отступления советских войск, но безуспешно. Из записки иерея Валерия (без даты): «Прошел около 12 километров и там, а селении Хутор Степь, утомленный, ночевал и уже больше не смог двигаться, не имея сил и средств тащить дальше детей, а главное – потеряв ориентацию относительно расположения тех и других войск. Так оказались мы во временной оккупации. Все родные остались за линией фронта». И далее из анкеты (1945 год): «Похоронили годовалую дочь Екатерину, умершую 2 августа 1942 года <... > от недоедания на второй день после моего официального открытого служения в церкви села Посолово Орловской области. <...>24 июля 1943 года вместе с населением был угнан отступающими немцами. Шли пешком более месяца. <... > Были во временных лагерях (Почеп и Си- незёрки), 28 августа 1943 года поездом привезены в лагерь Клоога в ЭССР. Опять по какому-то подозрению я с семьей был переведен в барак лагеря № 12 Пыльюола, находившийся под особым надзором и в изоляции от других». В эти годы отец Валерий пережил и арест немецкой полицией, и трагическую гибель при бомбежке шестилетнего сына Николая, и заключение в лагере для перемещенных лиц.

В ноябре 1943 года заботами священника Михаила Ридигера, отца Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, иерей Валерий Поведений был вызволен из лагеря и в январе 1944– го назначен настоятелем Скорбященской церкви прихода Ситси- Таллин; в 1947 году переведен во Введенскую церковь подворья Пюхтицкого Успенского женского монастыря в Таллине, но еще два года продолжал окормлять и приход Ситси-Таллин. С октября 1959 года и до самой своей кончины отец Валерий был настоятелем церкви Святителя Николая Чудотворца в Таллине.

По словам митрополита Таллинского и Эстонского Корнилия (Якобса), отец Валерий Поведений был пастырем всего города Таллина. Его любящее сердце принимало в себя скорби и радости всех обращавшихся к нему. На похоронах протоиерея Валерия Никольский храм был переполнен молящимися, как на Пасху. «Я беру на себя ответственность утверждать, что жизнь отца Валерия – это жизнь в святости. У каждого свой характер, свои изъяны и недостатки. А в нем этого вовсе не ощущалось – только сердечная чистота. Он был и навсегда останется в моем сердце и в памяти как пастырь с „чистым сердцем”, который „узрел Бога”». Сам отец Валерий в одном из писем так сказал о маросейских пастырях и о себе: «Отец Алексий – это был профессор, отец Сергий – врач, остальные – фельдшеры, санитары и т. д. К этим „и т. д.» принадлежу и я грешный».

Иерей Константин Апушкин (1898, по другим источникам, 1899–1965)

Родился городе Чухломе Костромской губернии в небогатой дворянской семье коллежского асессора и уездного пристава Константина Алексеевича и его супруги Ольги Ивановны Апушкиных. После окончания Костромской гимназии с 1918 года служил в Центральном совете Российского пищевого научно-технологического института делопроизводителем, счетоводом. В 1920 году поступил в Петровскую («Тимирязевскую») сельскохозяйственную академию.

На Маросейку Константина Апушкина привел его товарищ по Христианскому студенческому союзу (ХСС) Владимир Чертков. Сначала Константин был духовным сыном старца Алексия Мечёва, а после его кончины – отца Сергия. В 1924 году К. К. Апушкина арестовали вместе с другими членами ХСС, но через три дня освободили под подписку о невыезде. В 1932-м он был вновь арестован и приговорен к трем годам ссылки в Казахстан. В 1936 году женился на маросейской прихожанке Елене Владимировне Быковой.

В 1938 году епископом Мануилом (Лемешевским) по представлению отца Сергия Мечёва тайно рукоположен во иереи. В начале 1940-х в результате показаний, данных епископом Мануилом по поводу совершенных над «мечёвцами» тайных хиротоний, был подвергнут аресту и жестокому допросу, но вскоре освобожден, поскольку твердо отрицал факт рукоположения. Иерейство свое тщательно скрывал: даже зять (заслуженный профессор МДА К. Е. Скурат), в 1958 году женившийся на старшей дочери Апушкина, до самой смерти отца Константина не был посвящен в эту тайну. Постоянно посещал службы в московском храме Илии Обыденного, исповедовался и причащался по мирянскому чину.

По свидетельству В. В. Быкова, родного брата супруги отца Константина, тот «был добрый, отзывчивый, спокойный. Временами полностью погружался в духовную литературу, отрешаясь от окружающей суеты. Служил только в кругу своей семьи».

Иерей Борис Васильев (1899–1976)

Родился в Москве в семье врача. Окончил частную гимназию Адольфа на Арбате (Пятая московская гимназия, директором которой служил педагог и филолог А. В. Адольф). В 1919 году поступил на биологическое отделение физико-математического факультета Московского университета, который окончил в 1925 году по специальности «народоведение» (кафедра антропологии). В совершенстве владел несколькими языками. В студенческие годы был активным участником религиозно-философского кружка, где познакомился со своей будущей женой Татьяной Ивановной Куприяновой. Отец Сергий Мечёв читал лекции в этом кружке. Вскоре Борис Александрович стал прихожанином храма Святителя Николая в Клённиках.

В начале 1920-х годов трижды подвергался обыскам.

С 1925 по 1929 год Б. А. Васильев – старший помощник хранителя Сибирского отдела, затем научный сотрудник Центрального музея народоведения (Румянцевского музея).

В 1925 (1926?) году арестован, четыре месяца провел в Бутырской тюрьме. В 1929-м вновь арестован по делу «„Духовные дети” отца Сергия Мечёва». Приговор – три года ссылки в Северный край. Отбывал срок в Шенкурске, куда к нему приехала его невеста Татьяна Куприянова, брак с которой по благословению отца Сергия Мечёва был заключен в 1932 году. Хотя в том же 1932 году истекал срок ссылки, вместо освобождения Б. А. Васильев был переведен в город Вятку (с 1934 года – Киров). Там он работал научным сотрудником в областном краеведческом музее, преподавал географию в Третьем Кировском педагогическом институте.

Только в 1936 году Б. А. Васильев смог вернуться в Москву. Заведовал отделом научных фондов музея антропологии Московского университета. Связь с духовным отцом не прерывалась. В 1938 году Борис Александрович оказался в числе четырех иереев, тайно рукоположенных по представлению отца Сергия епископом Мануилом (Лемешевским). По обстоятельствам времени на открытое служение не выходил.

В 1941 году арестован в третий раз и приговорен к ссылке в Кировскую область, где находился до 1944 года. Поскольку во второй половине 1920-х годов Б. А. Васильев работал в этнографическом отделе Румянцевского музея и собрал большой научный материал, участвуя в Тунгусской экспедиции (1927–1928), в ссылке написал кандидатскую диссертацию по теме «Медвежий праздник у орочей», которую и защитил в 1946 году.

Этнограф, антрополог, литературовед Б. А. Васильев, трудясь в Институте этнографии АН СССР, готовил к печати «сибирский» том издания «Народы мира» (предпринятого издательством «Советская энциклопедия»). Он также преподавал историю древнего мира в Калининском педагогическом институте (1947), в Рязанском пединституте (1953), с 1953 по 1960 год заведовал антропологическим музеем МГУ, оставил заметный след в научной жизни.

После смерти в 1954 году своей супруги Т. И. Куприяновой женился вторично – на В. Я. Василевской (она училась вместе с Т. И. Куприяновой в университете). Следует заметить, что факт заключения второго брака, не позволившего иерею Борису продолжать священническое служение, ясно указывает на объективную обоснованность тревог и сомнений, владевших отцом Сергием Мечёвым в Кадникове, когда ему пришлось принимать решение, давать ли благословение на брак Б. А. Васильева и Т. И. Куприяновой (явная неоднозначность отношения отца Сергия к данному союзу четко прослеживается в публикуемой в этой книге переписке Б. А. Васильева и Т. И. Куприяновой со своим духовным отцом.)

Будучи на пенсии, Б. А. Васильев написал книгу «Духовный путь Пушкина» (М., 1994), получившую высокие отзывы специалистов. Перед смертью завещал отпевать себя как чтеца, что и было исполнено в храме Илии Пророка в Обыденском переулке.

Протоиерей Феодор Семененко (1902–1975)

Родился в семье рабочего. Окончил Одесскую гимназию и два курса Московского университета. Экономист-плановик по труду. В молодые годы Федор Никанорович Семененко был иподиаконом у епископа Богородского (единоверческого) Платона (Руднева), викария Московской епархии. С 1919 по 1935 год работал по специальности в различных учреждениях Москвы.

В начале 1920-х годов служил алтарником в московском Николо-Подкопаевском храме, окормлял ея у старца Алексия Мечёва в Николо-Клённиках. После закрытия Николо-Подкопаевского храма перешел на Маросейку. В августе 1932 года отец Сергий Мечёв благословил брак Федора Никаноровича Семененко и маросейской прихожанки Александры Александровны Цуриковой. Венчание состоялось в единоверческой церкви на Самокатной улице в Москве. 24 марта 1935 года по благословению отца Сергия и представлению епископа Платона (Руднева) тайно рукоположен во иереи епископом Афанасием (Сахаровым). По свидетельству В. В. Быкова, первое время после рукоположения совершал литургии у него на квартире в Козихинском переулке или у себя дома.

Супруга отца Феодора Александра Александровна происходила из семьи предводителя дворянства Тульской губернии. После революции Цуриковы переехали в Москву, поселились на Бакунинской улице, крайне бедствовали. Брат Александры Александровны, Николай, воевал в Белой армии, оказался в Праге, где состоял в монархической партии. В связи с этим в 1930-х годах на Цуриковых обрушились аресты. В результате семья Семененко в 1936 году была выслана в Рыбинск. Здесь отец Феодор работал начальником планового отдела, а Александра Александровна – начальником отдела снабжения на комбикормовом заводе.

В те же годы в Рыбинске жили отец Сергий Мечёв и отец Борис Холчев, сюда приезжали многие маросейцы.

После войны отец Феодор первым из маросейских священников решил выйти на открытое служение. В 1948 году епископом Ташкентским и Среднеазиатским Гурием (Егоровым) принят в состав клира Ташкентской епархии. Священник, а с 1949 года – ключарь Успенского кафедрального собора города Ташкента, член епархиального совета. С 1951 года–настоятель ташкентской кладбищенской церкви Святого благоверного князя Александра Невского. С марта 1953 года – секретарь епархиального управления.

Как пишет в своих воспоминаниях В. В. Быков, протоиерей Феодор и его матушка к концу жизни «купили или построили дом на станции Немчиновка Белорусской железной дороги, но соседи его подожгли. Похоронены в Подмосковье, в Щелковском районе».

Священник Николай Пульхритудов (1898–1969)

Николай Михайлович Пульхритудов родился в Пензе в семье священника. Окончил Пензенскую духовную семинарию. До своего рукоположения был иподиаконом епископа Пензенского Иоанна (Поммера), являлся его активным помощником в борьбе с обновленческим расколом. Великим постом 1923 года епархиальный съезд духовенства в Пензе признал власть обновленческого Высшего церковного управления. Несколько священников, возглавляемые отцом Николаем, отказались присоединиться к этому решению и были арестованы. Приговор – заключение в СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения), где отец Николай работал фельдшером. После освобождения в 1924 или в 1925 году оказался в Москве. Вероятно, по рекомендации Т. И. Куприяновой, знавшей отца Николая еще по жизни в Пензе, служил на Маросейке. В общине его так и называли – «Пензенский». Вернулся в Пензу, где в 1930-х годах был вновь арестован. В ссылке познакомился с епископом Лукой (Войно-Ясенецким). После освобождения работал сторожем в музее-усадьбе «Кусково» под Москвой. Однажды его зверски избили местные жители за то, что он не разрешал им пасти скот в усадебном парке.

Будучи глубоко и разносторонне образованным человеком, подрабатывал переводчиком в одном из издательств. Интересовался медициной (в особенности гомеопатией) и всегда старался советом и делом помочь ближним в болезни. Тайно служил на дому. Связи с маросейской общиной не прерывал.

По некоторым данным, имел сан протиерея, но документальных тому подтверждений не обнаружено.

Похоронен на Немецком (Введенском) кладбище в Москве на участке Куприяновых.

Протоиерей Георгий Ивакин-Тревогин (1903–1980)

Родился в Москве в семье, которую, по его словам, «нельзя [было] назвать религиозной. Кто хотел – мог молиться, кто хотел – мог не молиться; ходить в церковь не препятствовалось». Георгий же рано начал интересоваться религиозными вопросами, любил бывать в храмах. В конце 1919 – начале 1920 годов он со школьными товарищами отправился в Гефсиманский скит, затем – в Зосимову пустынь. Поездка эта произвела на них неизгладимое впечатление, и в 1921 году они совершили паломничество в Оптину пустынь, где их приняли иеромонах Анатолий и иеромонах Нектарий.

Георгий Николаевич учился в немецкой школе, в которой познакомился со своей будущей супругой Валентиной Карловной Зорге. Поженились они в 1922 году. Вместе стали посещать храм в Клённиках. Отец Алексий Мечёв принял Валентину Карловну из лютеранства в Православие, при миропомазании назвав свое имя в качестве восприемника, а крестной стала Евфросиния Николаевна, матушка отца Сергия Мечёва. Отец Сергий и венчал Валентину с чтецом Георгием 15 апреля 1923 года, так как старец Алексий болел.

Георгий Николаевич был очень близок к старцу Алексию, о чем свидетельствует и такой факт: именно его Батюшка иногда посылал отнести просфору Патриарху Тихону. Алтарнику Георгию Тревогину довелось сопровождать гроб с телом почившего отца Алексия из Вереи в Москву.

В 1928 году Г. Н. Тревогин впервые подвергся аресту. Провел в тюрьме несколько месяцев.

Окончил физико-математический факультет Московского университета и в 1932 году аспирантуру в НИИ математики и механики при МГУ. Преподавал математику в Сельскохозяйственной академии имени С. А. Тимирязева (бывшей Петровской), Учительском институте и Бауманском машиностроительном техникуме.

Вся жизнь семьи Тревогиных была связана с Маросейкой, здесь они стали одними из самых активных прихожан, крестили двух своих сыновей – Серафима и Николая, трагически погибших в годы Великой Отечественной войны.

Георгий Николаевич мечтал стать священником, но по обстоятельствам времени принял сан только спустя десятилетия.

В 1938 году последовал второй арест. На этот раз он был осужден на восемь лет, отбывать которые его направили в Карелию на Пудожстрой. У Георгия Николаевича было больное сердце, в заключении он стал инвалидом и по этой причине был «актирован» (т. е. освобожден как безнадежно больной) на три года раньше срока. В третий раз Г. Н. Тревогина арестовали в 1949 году, и до 1954-го он находился в строительно-трудовых лагерях. После освобождения его пригласил в Ташкент духовный друг еще со времен Маросейки отец Феодор Семененко. Здесь в 1955 году владыка Ермоген (Голубев) рукоположил Георгия Тревогина во диаконы, а затем – во иереи. Пять лет прослужил он в Андижане, где был настоятелем Всехсвятского храма, а затем получил перевод в Ташкент. Здоровье отца Георгия было подорвано в лагерях, он часто болел, но не терял силы духа. Иногда служил в Успенском кафедральном соборе, писал богословские труды, проповедовал.

Поскольку в лагерях отцу Георгию приходилось часто исполнять обязанности бухгалтера, однажды в Ташкенте он сказал о себе дочери протоиерея Сергия Мечёва Елизавете Сергеевне: «Знаешь, я постепенно превращаюсь из бухгалтера в иерея».

Скончался отец Георгий Ивакин-Тревогин в Ташкенте, его матушка, в прежние годы маросейская прихожанка Валентина Карловна (урожденная Зорге), отошла ко Господу 1 февраля 1993 года.

Профессор-протоиерей Петр Гнедич (1906–1963)

Потомок известной дворянской фамилии, давшей русской литературе поэта и переводчика «Илиады» Н. И. Гнедича и автора «Истории искусств с древнейших времен» П. П. Гнедича. Мать Петра Викторовича была учительницей, отец – юристом, до революции занимавшим посты члена окружного суда, члена коллегии защитников.

П. В. Гнедич имел незаконченное высшее образование – два года учился в Московском литературном институте и один год в Калининском педагогическом, – однако был человеком чрезвычайно образованным, начитанным, владел несколькими языками (французским в совершенстве). Каким образом до поступления в названные выше вузы Петр Викторович оказался в Майкопе, неизвестно, но в его личном деле, хранящемся в Московской духовной академии, значится: в 1925–1927 годах работал счетоводом Профтехкассы в Майкопе. Затем были три года учебы. Именно в это время, в 1927–1930 годах, Петр Викторович сблизился со священниками маросейского круга – отцами Владимиром Амбарцумовым и Борисом Холчевым, С. А. Никитиным (будущим епископом Стефаном), высокую духовную дружбу с которыми пронес через всю свою жизнь.

В 1932 году П. В. Гнедича сослали в Алма-Ату. Здесь он встретился с маройсейской прихожанкой Еленой Владимировной Быковой (в замужестве Апушкиной), также отбывавшей ссылку в Казахстане. В 1934 году вернулся в Москву, но через пару недель вновь уехал в Алма-Ату. Как пишет В. В. Быков, «возможно, он привык к этому городу, а может быть, ему просто запрещалось проживать в крупных российских городах».

В 1946 году Петр Викторович поступил в Московскую духовную академию. В архиве храма Святителя Николая в Клённиках хранится его рукопись «В пятницу недели о „мытаре и фарисее” и в день памяти святителя Григория Богослова» (7 февраля /25 января 1947 года) с авторской надписью отцу Борису Холчеву: «Горячо любимому учителю и другу посвящаю начало моего служения Слову – словом». В 1949-м П. В. Гнедич окончил Академию со степенью кандидата богословия. Его сочинение – обзор русской богословской литературы о догмате искупления – получило высокую оценку профессора-протоиерея С. Савинского. В том же 1949 году П. В. Гнедич отправился в Среднюю Азию, где служил отец Борис Холчев. В ноябре епископ Гурий (Егоров) посвятил его в сан диакона, а затем – пресвитера. Некоторое время отец Петр служил в Ташкентском кафедральном Успенском соборе, затем покинул Среднюю Азию и с 1950 года по приглашению митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова, почившего в 1955 году) работал в Ленинградской духовной академии помощником библиотекаря, доцентом по кафедрам догматического богословия и гомилетики. Служил в Троицкой (именуемой «Кулич и Пасха») церкви Ленинграда, а с 1955 года полностью посвятил себя пастырской деятельности.

В 1962 году протоиерей Петр Гнедич защитил магистерскую диссертацию «Догмат искупления в русской богословской науке последнего пятидесятилетия (1893–1944 гг.)» – одну из лучших работ в отечественной богословской науке по основополагающему пункту христианского вероучения – догмату искупления.

10 января 1963 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий (Симанский) утвердил протоиерея Петра в звании профессора МДА, а 19 августа от него в Академию пришла телеграмма: «Узнав о скоропостижной кончине профессора Академии протоиерея Петра Гнедича, разделяю скорбь Академии о усопшем и присоединяю свои молитвы о его душе».

Кончина профессора-протоиерея Петра Гнедича скорбью отозвалась в сердцах всех, кто знал его близко. Архимандрит Борис (Холчев) писал: «Умер мой самый большой духовный друг Петр Гнедич. И мне больно».

Сегодня интерес к трудам отца Петра Гнедича весьма велик. В предисловии к «Догмату искупления...» протоиерей Максим Козлов пишет: «Публикуя труд нашего великого предшественника, надеемся, <...> что [работа эта] явится очень важным мерилом, по которому многие современные молодые авторы смогут проверять не только букву, но и дух своих богословских сочинений».

Как свидетельствовал В. В. Быков, «отец Петр всю свою жизнь чтил память священномученика Сергия Мечёва, считая его великим подвижником и молитвенником». А сам отец Сергий, по воспоминаниям его дочери Елизаветы Сергеевны, «очень любил отца Петра».

Примечательно и то, что после кончины протоиерея Петра Гнедича у него не осталось никаких ценных вещей, кроме замечательной библиотеки, которую он завещал своим друзьям.

Протоиерей Василий Евдокимов (1903–1990)

Родился в городе Козлове (с 1932 года – Мичуринск) Тамбовской губернии в благочестивой семье бакалейщика Федора Михайловича Евдокимова и его супруги Александры Андреевны. В 1914 году окончил первым учеником церковноприходскую школу, но учиться далее в гимназии отец ему не позволил, сказав: «Пусть привыкает к скрипу телег». После экспроприации в 1918 году отцовской бакалейной лавки Василий поступил на службу в картографический отдел штаба Южного фронта Красной Армии. Здесь юноша был посыльным и освоил делопроизводство, что позволило ему в начале 1920-х годов работать делопроизодителем в различных государственных учреждениях Козлова. В 1924 году старец-игумен Иларий благословил его иподиаконствовать у местного архиерея – архиепископа Димитрия (Добросердова). После отъезда владыки в Москву Василий оказался безработным и отправился к оптинскому старцу Нектарию в Холмищи за советом. Старец сказал: «Пойдешь по церковной дороге – постигнет благополучие, не пойдешь по церковной дороге – постигнет злополучие». Так Василий Федорович снова оказался у архиепископа Димитрия, но уже в Москве. Жил у друзей, принимал участие в занятиях кружка по изучению Священного Писания, которые проводил будущий священномученик Владимир Амбарцумов.

В 1926 году В. Ф. Евдокимов вновь побывал у старца Нектария, который благословил его окормляться у отца Сергия Мечёва. Так он стал прихожанином храма Святителя Николая в Клённиках, работал здесь сторожем. В 1929 году был арестован вместе с отцом Сергием Мечёвым и другими маросейцами. Приговорен к трем годам лагерей. Срок отбывал на Соловках и в Лодейном Поле. В1932 году вернулся в Москву на Маросейку, но в 1933-м был вновь арестован. В столыпинском вагоне заключенных доставили в Сызрань, продержали там неделю, а потом отправили в Ташкент на пересыльный пункт. Отсюда Василий Федорович попал на этап, который отправляли на строительство канала Москва–Волга. В 1935 году был освобожден из Дмитровлага и на три года сослан в Ковров. В 1938-м оказался во Владимире, где познакомился с епископом Афанасием (Сахаровым), участвовал в тайной евхаристической жизни небольшой общины, образовавшейся вокруг Владыки. Затем оказался в Калинине, где до 1940 года нелегально жил возле священника Сергия Мечёва, заботясь о своем духовном отце. Работать устроился бухгалтером. Перед началом Финской кампании попал в больницу, а когда выписался, мобилизация уже закончилась. «Это тебя Господь сохранил за то, что ты мне помогаешь», – сказал отец Сергий.

С осени 1940 года жил в селе Орудьево Дмитровского района Московской области. В августе 1941 года В. Ф. Евдокимов обвенчался с маросейской прихожанкой Татьяной Алексеевной Давыдовой, происходившей из дворянского сословия, которая была особенно близка к отцу Сергию – часто ездила к нему в ссылку, передавала письма и продукты, помогала по хозяйству.

Вскоре В. Ф. Евдокимова призвали в армию. Ему присвоили звание техника-интенданта и определили на Калининский фронт

в инженерно-строительный батальон. Демобилизован он был летом 1942 года. С этого времени семья Евдокимовых проживала в Москве, но в 1948 году Василию Федоровичу предложили покинуть столицу как человеку, побывавшему в лагерях. До 1953 года он жил во Владимире, работал бухгалтером, а затем по приглашению отца Бориса Холчев а, знавшего его по Маросейке, переехал в Ташкент.

В 1954 году архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Ермоген (Голубев) рукоположил Василия Евдокимова во диаконы, а затем во иереи. На смущение Василия Федоровича, что он недостоин столь ответственного служения, отец Борис сказал: «Принимайте сан за послушание старцу Нектарию».

В 1954–1955 годах отец Василий был вторым священником храма в городе Фергане Узбекской ССР. С октября 1955 года служил настоятелем церкви Михаила Архангела в городе Ош Киргизской ССР, был благочинным Южной Киргизии. В 1961 году за противодействие властям по закрытию Михайло-Архангельского храма был лишен регистрации и выдворен из Оша, вернулся в Ташкент, состоял клириком ташкентского кафедрального Успенского собора, заведовал епархиальной свечной мастерской.

В 1987 году отец Василий вышел за штат и переехал в Москву. Последние годы жизни он много молился об открытии дорогого ему Николо-Клённиковского храма, но, прикованный к постели, в декабре 1990 года не смог присутствовать на торжестве его освящения. 16 декабря приобщился Святых Христовых Таин, а 18-го, во время всенощной под Николу зимнего – престольный маросейский праздник – мирно отошел ко Господу. Отпевали отца Василия Евдокимова – последнего священника, близко знавшего и горячо почитавшего священномученика Сергия Мечёва – в только что возвращенном Церкви Никольском храме на Маросейке.

Священник Сергий Мансуров (1890–1929)

Родился в русском посольстве в Константинополе, где его отец служил секретарем. Через 12 лет семья вернулась в Москву.

В 1908 году Сергей Павлович окончил московскую Пятую гимназию вместе со своими друзьями – Н. С. Трубецким, впоследствии выдающимся лингвистом, и Д. Ф. Самариным – братом будущей жены С. П. Мансурова Марии Федоровны. Все трое поступили на философское отделение Московского университета.

В студенческие годы в душе Мансурова, с детства склонного к светской жизни, совершается переворот: все больше задумываясь о «личном подвиге», он сближается с людьми церковного круга. Окончив университет в 1912 году, отказывается от предложения остаться при кафедре. По словам М. Ф. Мансуровой, «образ его понимания русской истории, ее связи с Византией ведет его мысль к Церкви Вселенской, явившей и вечно являющей себя в веках как единое целое». Так началась подготовка к работе Сергея Павловича над «Очерками по истории Церкви» – главному труду его жизни, который был впервые напечатан через сорок с лишним лет после его кончины в «Богословских трудах» Московской Патриархии (Сб. 6–7 за 1971 год).

Сергей Павлович и Мария Федоровна (урожденная Самарина) поженились в 1914 году. Венчал их старец Алексий Мечёв. Накануне революции в 1917 году Мансуровы поселились в Сергиевом Посаде. Сюда к Сергею Павловичу как к «учителю» часто приезжал Сергей Алексеевич Мечёв. Их отношения с годами переросли в духовную дружбу.

После революции в материальном плане началась новая жизнь – с лишениями, голодом. Меняли вещи на продукты, Мария Федоровна пекла мятные пряники по заказу магазина, куда отвозила их на салазках, – тем и перебивались.

В январе 1920 года С. П. Масурова арестовали. Четыре месяца он провел в Бутырской тюрьме, где переболел сыпным тифом. Обвинений не предъявляли, свиданий не давали. Из письма Марии Федоровны Мансуровой: «[В мае 1920 года] я очень сильно и с крепким упованием просила св. Николая Чудотворца, чтобы он помог нам. <... > В конце мая была принята человеком, от которого все зависело, и тут свершилось очень редкое: я получила от него на руки ордер на освобождение С. П. Зима 1920–21 гг. была для нас духовно богата. После разлуки моей с С. П. он был возвращен мне как еще более драгоценный дар».

В 1921 году Сергей Павлович получил место заведующего библиотекой Троице-Сергиевой лавры – ценнейшего книгохранилища от времен преподобного Сергия Радонежского. Зимой он часто бывал в Москве, встречаясь с духовно близкими людьми – М. А. Новоселовым, Чулковыми, Вяч. Ивановым, отцом Сергием Мечёвым. Однажды вернулся домой сильно простуженным и надолго слег. Позднее выяснилось, что это была не простуда, а приступ туберкулеза. Приступы стали повторяться довольно часто, но, как писала в своих воспоминаниях Надежда Григорьевна Чулкова, «и в болезни он (С. П. Мансуров. –А. Г.) давал уроки по истории Церкви, читал лекции о подвижничестве св[ятых] отцов. <...> Сын старца о[тца] Алексия [Мечёва] тоже раз в неделю ездил к нему на лекции».

«От 1924 до 1926 г [ода] –„бездомье”, скитания», – записала в дневнике М. Ф. Мансурова. В январе 1925 года – снова арест, Бутырская тюрьма – и опять чудесное освобождение. Оставаться в Посаде дальше нельзя. Весной Мансуровы перебрались в деревню Аносино (ныне Истринский район Московской области), сняли комнату возле тамошнего Борисо-Глебского монастыря. Сергей Павлович работал над «Очерками...», давал уроки Закона Божия. Епископ Серафим (Звездинский) любил Аносинскую обитель, часто бывал здесь. Сблизившись с Владыкой, по его благословению Сергей Павлович Мансуров принял священный сан. 4 и 5 ноября 1926 года состоялись хиротонии, совершенные архиепископом Бийским и Алтайским Иннокентием (Соколовым): во диаконы и во иереи. Назначение отец Сергий получил в Дубровский женский монастырь, находившийся в 12 километрах от Вереи. Жизнь потекла в спокойной лесной тиши, в ритме строгого монастырского устава. Ближе к осени 1927 года пришло распоряжение благочинного о поминовении на богослужениях властей и митрополита Сергия (Страгородского) как Местоблюстителя Патриаршего престола. Иерей Сергий Мансуров не посчитал это возможным и до конца своей короткой жизни продолжал служить по-старому.

В начале 1928 года отец Сергий простудился. Мансуровы выехали для лечения сначала в Москву, а в мае сняли часть дома в Верее. Описание последних двух дней жизни иерея Сергия Мансурова оставила его жена Мария Федоровна:

«1 марта (1929 года, старый стиль. –А. Г.) перед его (отца Сергия. –А. Г.) соборованием приобщились Св[ятых] Таин он и я вместе, в последний раз. Приобщал о[тец] С[ергий] М[ечёв] – знал, понимал, что происходит. Накануне вечером, 28-го, я ходила в дом покойного Батюшки о[тца] Алексея Мечёва и исповедовалась у о[тца] С[ергия] за всю жизнь. <...> В таинстве соборования участвовало пять священнослужителей (отцы Сергий Мечёв, Александр Гомоновский, Борис Холчев, Петр Пушкинский; пятый, предположительно, отец Сергий Никитин, в будущем епископ Стефан. – А. Г.). <...> Кончилось таинство. Поздравили. <...> Все в нем было – покой.

2 марта. Стемнело совсем... Подхожу и наклоняюсь к нему близко. Он еле внятно, с волнением: „Я... хочу причаститься... я послал А[нну] В [асильевну Романову] за о[тцом] Сергием [Мечё- вым]”. <...> Вот хлопнула калитка, дверь сеней распахнулась быстро, о. Сергий вихрем, стремительно прошел к иконам...»

Иерей Сергий Мансуров отошел ко Господу через полчаса после принятия Святых Даров. Похоронен в Верее. М. Ф. Мансурова скончалась 16 ноября 1976 года на квартире друзей в Москве. Отпевали ее в храме Илии Обыденного (кстати, одновременно с Б. А. Васильевым), а похоронили рядом с супругом. И в наши дни, бывая в Верее, маросейские священники непременно посе

щают кладбище, чтобы приложиться к двум большим деревянным крестам, вознести слова молитвы об упокоении душ угодников Божиих – иерея Сергия и Марии Мансуровых.

Священник Владимир Щербаков (1900–?)

Родился в семье мещан в городе Орле. Окончил Орловское духовное училище (1918). Затем до 1927 года служил псаломщиком, с перерывом на отбывание воинской повинности в орловском караульном батальоне (1919–1922). В 1927 году Владимир Александрович был рукоположен в священнический сан скорее всего целибатом, так как женат не был. Место служения неизвестно. Можно предположить, что в Орле он познакомился с маросейскими прихожанами и священниками, образовавшими здесь во время гонений целую «диаспору». Также можно уверенно говорить о знакомстве Владимира Александровича с отцом Борисом Холчевым. Вероятно, этим объясняется то, что отец Владимир Щербаков в январе 1931 года начал служить в храме Святителя Николая в Клённиках на Маросейке.

В1932 году был арестован как «член церковно-монархической к-р. организации „ИПЦ”». Приговорен к трем годам исправительно- трудовых лагерей. Дальнейшая судьба неизвестна.

Монахиня Иулиания (Соколова Мария Николаевна; 1899–1981)

Родилась в семье священника Николая Александровича Соколова, настоятеля московского храма Успения Пресвятой Богородицы на Гончарной улице. Мать, Лидия Петровна, урожденная Некрасова, отличалась спокойным, но твердым характером, трем своим дочерям она стремилась привить любовь к Церкви. В девятилетием возрасте Мария поступила в Пятую московскую женскую гимназию Ведомства1 императрицы Марии Федоровны, а через три года лишилась отца, который был для нее примером и наставником. Остро чувствуя необходимость в духовном руководстве, по чьему- то совету Мария пришла в храм на Маросейке. Отец Алексий Мечёв встретил ее словами: «Давно я ждал эти глаза». Она стала духовной дочерью старца Алексия, с первой же исповеди начала записывать сказанные им слова, которые впоследствии составили основу написанной ею книги «Жизнеописание московского старца Алексея Мечёва», выдержавшей уже несколько переизданий.

В 1917 году Мария Николаевна окончила гимназию и до 1920-го занималась в студиях художников Ф. И. Рерберга и А. П. Хомутова. Затем преподавала рисование в школе. В 1929 году после отказа прочитать детям атеистическую лекцию вынуждена была уйти из школы. До 1954 года М. Н. Соколова работала художником- графиком в разных издательствах. Выполняла издательские заказы на дому – это позволяло Марии Николаевне высвобождавшееся время посвящать маросейскому приходу и делу всей своей жизни – иконописи.

Учиться иконописи у известного художника-реставратора

В. О. Кирикова Марию Николаевну благословил отец Сергий в середине 1920-х годов. В этот период она сделал копию с чудотворной Владимирской иконы Божией Матери, много ездила по северным городам, в том числе и вместе с отцом Сергием, изучая древние фрески и делая копии. В 1929 году на книге «Древний Псков», подаренной М. Н. Соколовой, отец Сергий сделал такую надпись: «Марии „Иконописной”. Любите прошлое, благоговейте перед его святыней, помните о том, что много людей прекрасно прожило свой век здесь на земле и оставило нам памятники, по которым мы можем учиться жизни в Боге и подвиге».

В архиве храма Святителя Николая в Клённиках сохранился небольшой фотоальбом со снимками одной из таких поездок. На фотографии, где запечатлена она сама, Мария Николаевна «вытерла» глаза, чтобы остаться неузнанной: таково было смирение этой великой угодницы Божией.

В 1946 году вновь открылась Троице-Сергиева лавра. М. Н. Соколова получила приглашение принять участие в восстановлении обители. Одной из ее первых больших работ здесь стала роспись Се- рапионовой палаты (или Палаты трех мощей – святителя Иоасафа, митрополита Московского, святителя Серапиона, архиепископа Новгородского и преподобного Дионисия Радонежского, бывших настоятелей монастыря).

Особое место в иконописном творчестве Марии Николаевны занимала тема русских святых. Еще в 1930-е годы по благословению епископа Ковровского Афанасия (Сахарова) она трудилась над созданием иконы «Собор всех святых, в Земле русской просиявших». В 1954 году эта келейная икона Владыки побывала на престольном празднике в Троице-Сергиевой лавре. По просьбе епископа Афанасия Мария Николаевна готовила лицевые святцы русских святых.

В 1974 году Мария Николаевна приняла тайный постриг с именем Иулиания.

В 2009 году на выставке в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени преподобного Андрея Рублева, посвященной 110-летию со дня рождения монахини Иулиании, архиепископ Верейский Евгений очень точно сказал: «На примере матушки Иулиании и той небольшой общины, которая сложилась на Маросейке, <...> прослеживается жизнь всей Церкви. На выставке представлена икона, в которую вставлялся антиминс. В эпоху гонений молодая девушка носила ее с квартиры на квартиру – туда, где служили литургию. Это же живая история нашей Церкви на примере конкретного человека». Еще Владыка отметил, что работы монахини Иулиании стали своеобразным мостом, перекинутым из XIX века к современной иконописи.

Невозможно перечислить все сделанное монахиней Иулианией. Ее трудами в 1958 году в Московской духовной академии был открыт иконописный класс, которым она руководила 23 года, воспитав многих и многих замечательных иконописцев, в числе которых известные мастера – И. В. Ватагина, Е. С. Чуракова. А еще монахиня Иулиания сохранила после закрытия храма Николы-Клённики чудотворный образ Феодоровской иконы Божией Матери.

Именно к ней, своей самой верной и преданной ученице, отец Сергий Мечёв благословил обращаться «нуждающихся в духовной поддержке» – обращаться «с полной откровенностью и доверять ей так же, как ему. Ей было 32 года, и она несла это, и польза от общения была большая, душа оживала», – пишет в своих воспоминаниях Е. А. Булгакова (Машинопись. Архив храма Святителя Николая в Клённиках).

Верная духовная дочь святого праведного Алексия и священномученика Сергия Мечёвых монахиня Иулиания (М. Н. Соколова) оставила нам в наследство бесценный дар – свои иконы и светлый пример личной жизни во Христе. Память об этой великой старице благоговейно чтится на Маросейке.

Добровольский Александр Александрович (1886–1964)

Родился в Москве в дворянской семье. В 1905 году поступил в Московский университет. Учился сначала на юридическом, а затем на филологическом факультете. Окончить университет не успел, так как в 1912 году был выслан в Бердянск на два года за участие в студенческом революционном движении. В 1915-м обосновался в Петрограде, работал секретарем в редакции «Нового журнала для всех». Тогда же под псевдонимом «Тришатов» начал писать стихи и прозу. В 1916 году вышел его сборник рассказов «Молодое, только молодое». В том же году А. А. Добровольский возвратился в Москву. Сотрудничал в издательстве «Всполохи», в журнале «Маковец». В книге воспоминаний «Десять мин» (М., 1961) Александр Александрович подробно рассказал о том, как пришел на Маросейку и стал духовным сыном сначала старца Алексия, а после его кончины – отца Сергия Мечёва.

В 1948 году А. А. Добровольского арестовали по делу поэта Даниила Андреева (вдова которого, Алла Александровна Андреева, позднее передаст писателю Вл. Б. Муравьеву стихи Добровольского для публикации в книге «Средь других имен» (М., 1990)). Александра Александровича приговорили к 10 годам особых лагерей с конфискацией имущества. При конфискации безвозвратно исчезло практически все литературное наследство писатели. Срок он отбывал в Потьминских лагерях. Освобожден в 1954 году. Отошел ко Господу в 1964-м.

Салтыков Александр Борисович (1900–1959)

Родился в Москве в старинной, но обедневшей дворянской семье. После окончания в 1918 году гимназии Общества педагогов поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Будучи студентом, уже работал в Историческом музее, являлся членом Общества истории и древностей российских, существовавшего до 1925 года.

С 1921 года А. Б. Салтыков – действительный член Государственного исторического музея, с которым отныне связана вся его жизнь. Он проводит исследования по русской истории, разрабатывает историю материальной культуры, изучает прикладное искусство, музейное дело и искусство керамики. Историк и искусствовед, мыслитель, тонкий знаток русской культуры, в то время он был неверующим человеком.

В 1922 году А. Б. Салтыков становится активным прихожанином храма Святителя Николая в Клённиках, еще застав в живых старца Алексия Мечёва. Духовный сын отца Сергия, Александр Салтыков тяжело переживал обстоятельства и проблемы церковной жизни во времена все усиливающихся гонений, он не сделал ни одного шага по пути компромисса с совестью. Впервые был ненадолго арестован в 1929 году по обвинению в «церковной контрреволюции», в 1930-м вторично подвергся аресту на квартире своего друга философа А. Ф. Лосева перед всенощной праздника Воздвижения Креста Господня. Просидел в Бутырской тюрьме около года. Несмотря на угрозу расстрела не назвал ни одного имени. Был осужден на пять лет и отправлен в Мариинские лагеря. В 1934 году освобожден без права проживания в Москве и других крупных городах.

После томительных скитаний А. Б. Салтыков получил работу в Гжели, где под его руководством возродился к тому времени пришедший в упадок старый керамический промысел. В Гжели его вновь пытались арестовать, но, предупрежденный хозяином, он успел скрыться. Из Гжели пришлось уехать.

Во время Великой Отечественной войны А. Б. Салтыкова призвали в ополчение, однако вскоре демобилизовали по состоянию здоровья. Ему удалось вернуться в Исторический музей, где он организовал отдел керамики и стекла; читал лекции по истории материальной культуры в МГУ. Человек неуемной энергии, он заслужил всеобщее признание на поприще спасения и развития русских народных промыслов, организации художественного керамического производства. В 1957 году на Первом всесоюзном съезде советских художников Александр Борисович был избран ответственным секретарем СХ СССР по декоративно-прикладному искусству.

Однако главным для Александра Борисовича всегда оставалась вера, молитва. В течение всей жизни он изучал творения святых отцов, сам писал на богословско-исторические темы. «На знавших его людей Александр Борисович неизменно производил впечатление [человека] огромного обаяния. Секрет этого обаяния был, несомненно, в его сокровенной духовной жизни» (Мир Божий. 2001. № 1 (7). С. 32–33).

Романова Анна Васильевна (1873–1968)

Родилась в одном из сел Воронежской области в семье священника Василия Вышневского – властного человека с твердым взглядом, грозного благочинного, перед которым трепетали сельские батюшки. Мать ее, напротив, была очень женственной, с тонкими чертами лица и печальным взглядом. От отца Анна Васильевна унаследовала горячий нрав, правдолюбие, любовь к порядку, от матери – душевное тепло и гостеприимство. Очень рано Анюту отдали в Воронежское епархиальное училище. Она была так мала ростом, что воспитательницы порой брали ее на руки. В училище девочка скучала; единственная отдушина – петь на клиросе или читать Псалтирь.

Когда Анне исполнилось 18 лет, умерла от холеры мать. Отец еще был крепок, но детей упустил, занятый своими служебными делами. Четверо братьев и две сестры оказались предоставлены сами себе. Вскоре все ушли в светскую культуру, читали вольнодумную литературу, увлеклись театром. Еще больше Анна Васильевна погрузилась в светскую жизнь, когда вышла замуж за известного в 1920-х годах писателя Пантелеймона Романова. Они то жили в его имении Яхонтово Воронежской губернии, то разъезжали по России – Романов тогда служил агентом страхового общества. Всю присущую ей веру в человека, всю преданность Анна вложила в мужа, чтила его как гения, помогала ему в творчестве. Он вывел Анну Василвевну в повести «Писатель» в образе «женщины с правдивыми глазами». А вскоре ушел «к балерине, соблазнившей его коттеджем с великолепным кабинетом»...

А. В. Романова стала посещать кружок христианской молодежи, куда привела ее Софья Робертовна Ольдекоп – мать алтарника храма Святителя Николая в Клённиках Романа Владимировича Ольдекопа. Вероятно, через них Анна Васильевна попала на Маросейку, которая отныне стала ее вторым домом. Духовная дочь отца Сергия Мечёва, А. В. Романова каждое лето проводила с маросей- цами в Верее. Когда в 1932 году была арестована Евфросиния Николаевна Мечёва, Анна Васильевна самозабвенно посвятила себя воспитанию четверых детей своего духовного отца – все свободное от работы время проводила с ними, руководила их занятиями, сочетая любовь и строгость. Она и скончалась на руках у старшей из этих детей – Ирины Сергеевны, которая всегда хранила в своем сердце память об А. В. Романовой не просто как о маросейской прихожанке, но как о близком семье Мечёвых человеке.

Расторгуев Сергей Дмитриевич (1902–1938)

Родился в крестьянской семье в деревне Большой Верх Данков- ского района Воронежской области (ныне – в Лебедянском районе Липецкой области). До ареста работал возчиком и учеником токаря в «Союзводстрое». Проживал в селе Покровское-Глебово Красногорского района Московской области (ныне – район на северо-западе Москвы). Семья родителей была раскулачена, а сам он с 1930 года подлежал административной высылке, однако предпочел перейти на нелегальное положение. Считал, что от надзора «органов» скрылся, однако в справке на арест, последовавший 13 января 1938 года, значится: «Активный участник группы последователей ИПЦ Расторгуев Сергей Дмитриевич <...> неоднократно приезжал в Москву для установления прежних связей со своими единомышленниками и почитателями попа [Сергия] Мечёва, ныне осужденного за контрреволюционную деятельность. Расторгуев <...> в г. Москве организовал несколько нелегальных церквей на квартирах у своих единомышленников, где последние совершают тайные богослужения». В справке также говорится о проводившихся С. Д. Расторгуевым «денежных сборах среди почитателей Мечёва» для оказания материальной помощи сосланным и осужденным последователям ИПЦ. На допросе Сергей Дмитриевич показал, что долгое время прислуживал у отца Сергия Мечёва в алтаре, но все обвинения отверг, заявив, что никого из священнослужителей близко не знал. Расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой.

Павлович Надежда Александровна (1895–1980)

Родилась в семье мирового судьи в местечке Лаудон Лифляндской губернии (ныне – Латвийская Республика). В 1912 году окончила псковскую Александровскую женскую гимназию; в том же году в газете «Псковская жизнь» появилась первая подборка ее стихов. Образование продолжила в Москве на историко-филологических и юридических женских курсах В. А. Полторацкой. Познакомилась с С. Есениным, Б. Пастернаком, В. Брюсовым, А. Белым, Вяч. Ивановым. Ее произведения публиковались в альманахах и периодических изданиях. В 1920 году правление Всероссийского союза поэтов поручило Н. А. Павлович организацию своего отделения в Петербурге. Здесь состоялась ее встреча с Александром Блоком. Между ними возникла духовная дружба; весь последний год жизни Блока Надежда Александровна была его соседкой по дому. Блок подарил ей томик «Добротолюбия» с собственными пометками и рекомендовал прочитать «Летопись Серафимо-Дивеевской обители». В 1921 году Блок умер. Несколько дней перед кончиной Надежда Александровна слышала его крики: «Боже! Прости меня!», а потом ночью читала Псалтирь у гроба поэта.

Смерть А. А. Блока стала тяжелейшей потерей для Н. А. Павлович. «Душа моя все время была на грани обоих миров. У меня хватило разумения понять опасность своего душевного состояния, и однажды я от всего сердца стала молиться о ниспослании мне учителя и руководителя». Молитвенная просьба была услышана. Друг детства художник Лев Александрович Бруни и его жена Нина Константиновна Бальмонт, духовные чада старца Нектария, пригласили ее в Оптину. Здесь произошло знакомство Н. А. Павлович со старцем, она стала его духовной дочерью и осталась жить в Оптиной как сотрудница местного краеведческого музея. Впоследствии благодаря активному участию Надежды Александровны были спасены от уничтожения и перевезены в Государственную библиотеку имени Ленина монастырская библиотека и ее рукописный отдел.

Немаловажной была роль Н. А. Павлович и в жизни самого старца. В 1924 году для освобождения преподобного Нектария из тюрьмы Надежда Александровна выдала себя за его внучку и увезла больного старца в село Холмищи под Козельском. Она оставила очень яркие живые воспоминания о преподобном Нектарии, а также собрала рассказы о нем людей из его окружения.

Вероятно, в Холмищах Надежда Александровна познакомилась с отцом Сергием Мечёвым, навещавшим старца, а потом принимавшим участие в его отпевании. Так или иначе, она стала близким к отцу Сергию человеком. Достоверно известно о поездке Н. А. Павлович к отцу Сергию в ссылку, что стало возможным во многом благодаря тому, что она работала в то время в Красном Кресте. Память об отце Сергии Н. А. Павлович сохраняла всю свою жизнь. В марте 1967 года она написала стихотворение, в котором сквозят впечатления о той давней поездке в Северный край:

Медленная горестная память Сердца и сознанья моего:

Морженга под синими снегами,

Северного леса волшебство,

И опилки «Сокола», и стружки,

Сухоны серебряные сны,

Кадникова темные макушки

Средь неумолимой белизны,

Дом, в котором горько начинал он

Лагерный необратимый путь,

Ни о чем – великом или малом

В тех последних встречах – не забудь!

Над его могилою безвестной

Нет креста – лишь снег да капли звезд,

Но туда дорогою небесной Лег Великий пост.

Фортунатов Игорь Константинович (1908–1987)

Внук ученого-агронома Алексея Федоровича Фортунатова и внучатый племянник выдающегося языковеда академика Филиппа Федоровича Фортунатова, сын земского врача Константина Алексеевича Фортунатова. Врачом была и мать Вера Михайловна, дочь художника-передвижника Михаила Золотарёва. В 1914 году отца мобилизовали, а в феврале 1915-го он умер от тифа на фронте в Польше. После смерти мужа Вера Михайловна поселилась с детьми в Москве. Они были прихожанами храмов Петра и Павла в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, профессором которой состоял дед Игоря, и Святителя Николая в Соломенной Сторожке, где духовно окормлялись у священномучеников Василия Надеждина и Владимира Амбарцумова. Из записей отца Василия Надеждина: «Молодежь у меня принимает участие в церковных делах. Всего не более 10 человек. <...> Игорь Фортунатов (внук профессора Фортунатова)».

В середине 1920-х годов Игорь поступил на агрономическое отделение Тимирязевской сельскохозяйственной академии, которую окончил в 1931 году. Был распределен в Мордовию, в совхоз «Садвинтрест», принимал участие в разбивке садов в разных областях России и одновременно продолжал учиться в Научном институте усовершенствования специалистов сельского хозяйства Наркомзема РСФСР. Будучи студентом, посещал христианские кружки, его духовником стал архимандрит Данилова монастыря Георгий (Лавров), благословивший Игоря Фортунатова руководить большим хозяйством в Спасо-Богородицком женском монастыре.

После ареста архимандрита Георгия И. К. Фортунатов стал духовным сыном отца Сергия Мечёва, служил алтарником в храме Святителя Николая в Клённиках. Здесь он познакомился со своей будущей женой Анной Дмитриевной Кузьминой.

В 1933 году последовал арест по «Делу членов кружка христианской молодежи». Срок Игорь Константинович отбывал в Карлаге (Карагандинская область Казахстана), а в 1936 году был отправлен в ссылку в село Долинское (там же). Летом 1939 года он тайно приехал в Москву; 26 ноября отец Сергий Мечёв обвенчал его с А. Д. Кузьминой. Через несколько дней после венчания он снова был сослан в Казахстан.

Находясь в ссылке, Игорь Константинович заочно окончил аспирантуры Плодоводческого института имени Мичурина (1940) и Института почвоведения и ботаники АН Казахской ССР (1946). С 1940 года – член Всесоюзного географического общества АН СССР. По окончании срока с 1943 года жил а Алма-Ате, с 1948-го – в городе Гурьеве Казахской ССР, с 1950-го – в городе Горьком (Нижний Новгород). Научный сотрудник (1951), старший научный сотрудник (1960) ВНИИ лесоводства и механизации лесного хозяйства (ВНИИЛМ) в городе Пушкино Московской области; с 1972 года – ректор Народного университета охраны природы (город Пушкино). Известен как выдающийся специалист в своей области. Автор ряда книг и более сотни научных статей.

Драгунов Сергей Саввич (1899–1994)

В 1917 году с отличием (с правом на золотую медаль) окончил Одиннадцатую московскую гимназию. Был призван на фронт, но уже в феврале 1918 года, так как фронт распадался, вернулся в Москву в чине прапорщика. Без экзаменов, благодаря успешному окончанию гимназии, поступил в Московский университет на естественное отделение физико-математического факультета. Через некоторое время перевелся в Петровскую (впоследствии – Тимирязевскую) сельскохозяйственную академию, не оставляя учебы в университете; одновременно работал начальником семенного отдела агрослужбы Александровской железной дороги (ныне – Смоленское направление Московской железной дороги).

Решающее значение в жизни С. С. Драгунова имело знакомство с маросейским прихожанином Константином Константиновичем Апушкиным. Они много беседовали на духовные темы, а потом Константин привел Сергея к отцу Сергию Мечёву на квартиру. Из воспоминаний С. С. Драгунова (машинопись, архив Н. С. Драгуновой): «Он (отец Сергий. –А. Г.) меня принял в своем кабинете. Повидимому, он очень был переутомлен, так как лежал на кровати, а мне предложил сесть рядом на кресло. Он меня спросил: „Что Вам угодно?” – „Батюшка, я к Вам с просьбой”. – „Когда у меня есть пятачок, я всегда его отдаю просящему”. Моя просьба-жалоба на самого себя состояла в том, что я старообрядец, а курю и не могу своими силами бросить. <...> Все мои попытки бросить курить не привели ни к чему. Я приходил в отчаяние... Батюшка сделал движение рукой, как будто говоря: пришел человек говорить о пустяках, но ответил: „Ну, это Вы бросите”. И действительно, с этого момента я курить бросил. Так состоялось мое знакомство с отцом Сергием».

Началась духовная жизнь на Маросейке. Из старообрядчества в православие С. С. Драгунова принимал священник Петр Петриков.

В 1931 году Сергей Саввич женился на Александре Федоровне Винокуровой (1904–1994), которая была в Николо-Клённиковском храме канонархом на левом клиросе. Родилась она под Челябинском. Узнав от своей духовной матери Марии Кузьминичны Шитовой (монахини Михаилы) о старце Алексии Мечёве, отправилась к нему. Так и осталась в храме Николы в Клённиках. Со временем окончила Институт тонкой химической технологии. Работала у мужа в НИИ удобрений и агропочвоведения им. Д. Н. Прянишникова. Сам Сергей Саввич Драгунов стал профессором, заведовал кафедрой химии в Московском торфяном институте.

Драгуновы поддерживали постоянную связь с отцом Сергием Мечёвым и в те годы, когда он был в ссылках. На квартире сестры Сергея Саввича Надежды Саввичны и ее мужа академика Николая Андреевича Шмелева во время своих тайных посещений Москвы протоиерей Сергий служил литургии. (Здесь уместно сказать, что Н. А. Шмелев принимал деятельное участие в судьбе дочерей отца Сергия: в руководимом им Институте туберкулеза Ирина Сергеевна работала много лет, защитила кандидатскую диссертацию; некоторое время здесь трудилась лаборантом Елизавета Сергеевна. Да и вообще в стенах Института находили себе место многие верующие люди, которым трудно было где-либо устроиться. Есть сведения, что Н. А. Шмелев был духовным сыном еще старца Алексия Мечёва. Так, в воспоминаниях М. А. Крашенинниковой, опубликованных к книге «Московский старец протоиерей Николай Голубцов» (М., 2008. С. 70) читаем: «Директором Института (туберкулеза. –А. Г.) был Николай Андреевич Шмелев, в прошлом духовный сын отца Алексия Мечёва; пел там в хоре, когда был молодой».)

Пестов Николай Евграфович (1892–1982)

Родился в Нижнем Новгороде в семье мещанина (мать – из купеческого сословия). После окончания Нижегородского реального училища (1911) поступил на химический факультет Московского технического училища (с 1928 года – МВТУ). Имел только отличные баллы по всем предметам, но в связи с началом Первой мировой войны в 1914 году прервал учебу в ИМТУ и поступил в Алексеевское военное училище, которое находилось неподалеку, в Лефортове. С августа 1915 по октябрь 1917 года находился в действующей армии. В 1917 году ему присвоили звание поручика. За боевые заслуги был награжден орденами Святого Станислава 3-й степени и Святой Анны 3-й степени.

После Октябрьской революции Н. Е. Пестов вернулся в Нижний Новгород, где в августе 1918 года подвергся аресту как бывший офицер. 16 августа четыреста заключенных выстроили в ряд и приказали каждому десятому выйти из строя. Пестов оказался девятым и таким образом избежал участи сорока человек – их в тот же день расстреляли.

После освобождения из тюрьмы Николай Евграфович для «большей возможности служить Родине» (по его словам) вступил в партию большевиков. В 1919 году в звании военного комиссара и в должности начальника Всеобуча (отдел всеобщего военного обучения трудящихся) Приуральского военного округа он направился на Восточный фронт, развернутый против армии Колчака, где познакомился с Троцким, которого впоследствии назвал «демонической личностью».

В 1921 году в душе Н. Е. Пестова совершается глубокий внутренний перелом: во сне он увидел Христа, прошедшего мимо, но обратившего на него Свой любящий и строгий взгляд. Николай Евграфович уволился из Красной Армии, вернулся в Москву и восстановился в МВТУ, где уже год как действовал Христианский студенческий кружок под руководством В. Ф. Марцинковского. Пестов стал членом этого кружка. Здесь он познакомился с Зоей Вениаминовной Бездетновой. В 1923 году они поженились.

Н. Е. Пестова исключили из рядов ВКП(б) и в 1924 году вновь арестовали. В Бутырской тюрьме он провел сорок дней. В камере познакомился с прихожанином маросейского храма Константином Апушкиным. Говорили об обновленчестве, о Маросейке. По выходе из тюрьмы Николай Евграфович поступил под духовное руководство отца Сергия Мечёва, стал активным членом маросей- ской общины; возможно, даже несколько месяцев перед закрытием Николо-Клённиковского храма в 1932-м исполнял на приходе обязанности старосты. По свидетельству самого Н. Е. Пестова, именно на Маросейке происходит его становление как христианина. Он совершает паломничество в Дивеево, самостоятельно изучает «Добротолюбие», богословскую и философскую литературу, труды Вл. Соловьева и отца Павла Флоренского. Результатом самообразования и строгой церковной жизни стало написание в конце 1950-х годов двухтомника по нравственно-аскетическому богословию под общим названием «Пути к совершенной радости, или Опыт построения христианского миросозерцания». За этот труд во времена, когда духовная литература была практически недоступной, Николай Евграфович получил много благодарных отзывов, в том числе и от Святейшего Патриарха: «Ваши труды очень и очень нужны людям. Спасибо Вам» (Патриарх Московский и всея Руси Пимен. 14 мая 1977 года).

Профессиональная карьера Н. Е. Пестова также сложилась успешно. Являясь специалистом по технологии производства химических удобрений, он работал преподавателем и научным сотрудником в различных московских институтах. Им написано около 160 научных работ, монографий, статей.

Скончался Н. Е. Пестов в ночь под праздник Обрезания Господня и день памяти святителя Василия Великого, которого очень чтил.

Мелихов Дмитрий Евгеньевич (1899–1979)

Родился в Рязани в семье протоиерея Евгения Мелихова и его жены Марии Павловны (урожденной Миролюбовой), также происходившей из духовного сословия. В 1916-м окончил Вторую мужскую рязанскую гимназию с серебряной медалью, в 1917 году поступил в Московский университет на медицинский факультет, но из-за Гражданской войны на два года вынужден был прервать учебу. В 1921-м вернулся в Москву и продолжил учебу; тогда же стал прихожанином Николо-Клённиковского храма, духовным сыном старца Алексия, а затем отца Сергия Мечёвых. По их благословению оказывал необходимую медицинскую помощь нуждавшимся в том членам общины. После окончания университета в 1926 году Дмитрий Евгеньевич был оставлен ординатором у известного психиатра П. Б. Ганнушкина.

Еще в студенческие годы Дмитрий Евгеньевич принимал деятельное участие в работе христианских кружков; подружился с В. Н. Чертковым, Н. Е. Пестовым, И. К. Фортунатовым, 3. Д. Прянишниковой. Впервые был арестован в 1923 году, но вскоре освобожден. Второй арест последовал в 1933 году с обвинением: «Член контрреволюционной организации христианской молодежи, участник нелегальных собраний, антисоветская агитация». Впрочем, и на этот раз дело против него быстро прекратили.

Врач-психиатр, доктор медицинских наук, один из основателей отечественной социальной психиатрии, Д. Е. Мелихов с 1931 по 1972 годы возглавлял отделение экспертизы в Московском институте психиатрии Министерства здравоохранения РСФСР. Автор 170 научных работ, в том числе пять монографий. Незадолго до смерти он начал большой труд «Проблемы духовной жизни в психиатрии», к сожалению оставшийся незавершенным. В этой работе, в частности, анализируется течение душевной болезни у Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского и то, как писатели боролись с недугом. О себе Дмитрий Евгеньевич Мелихов в одном из писем сказал так: «Я – не кабинетный ученый. Я не имею способностей к высоким молитвенным подвигам и выполнению больших келейных правил. Моя основная сфера – повседневный труд, как у монаха – монастырское послушание. <...> Для монахов трудиться – значит молиться. <...> Самое важное в том, что мне не надо было покидать мою клинику или лабораторию, чтобы встретить Христа». Кончина Д. Е. Мелихова была мгновенной – после успешно проведенной операции, когда, казалось, его жизни уже ничто не угрожает. В кармане больничной куртки лежала записка: «Счастлив тот, кто любит все живое, жизни всей трепещущий поток, для кого в природе – все родное, человек и птица и цветок. Вот этого счастья, этой полноты жизни, счастья с Богом я вам всем желаю».

Чертковы

Глава этого семейства протоиерей Николай Феоктистович Чертков (1873–1930) был сыном митрофорного протоиерея Феоктиста Васильевича Черткова, служившего в Казанском храме в Сущеве, и Анны Николаевны (урожденной Виноградовой), также дочери протоиерея. Отец Николай Чертков служил в московском Николо- Котельническом храме. Имел слабое здоровье, страдал сердечным недугом; лечил его доктор С. А. Никитин (будущий владыка Стефан). В 1930 году в ночь на Преображение Господне в дом пришли с обыском и ордером на арест, но лежачего больного забирать не стали. Скончался протоиерей Николай в декабре. Отпевал почившего отец Борис Холчев.

* * *

Матушка протоиерея Николая Надежда Михайловна – дочь видного востоковеда, основоположника отечественной ассириологии (в 1887 году он организовал при Московском археологическом обществе Восточную комиссию) Михаила Васильевича Никольского и Анастасии Феофилактовны (урожденной Кротковой), происходившей из духовного сословия, – была женщиной кроткой и терпеливой. Стояла за ящиком в храме, помогая отцу Николаю. В семье родились пятеро дочерей и сын. Жили скромно, детей воспитывали в строго религиозном духе. С 1923 года все они были духовными чадами отца Сергия Мечёва – на Благовещение брат Владимир привел девочек на Маросейку, и здесь они сразу же «почувствовали, каждый в своей мере, то духовное настоящее живое, чего просила душа, и больше нас никуда не тянуло. Мы стали членами маросейской общины» (из воспоминаний Ирины Николаевны Чертковой).

* * *

Владимир Николаевич Чертков (1899–1930) окончил философское отделение Московского университета. Человек горячей веры и неординарного внутреннего устроения, он неизменно привлекал к себе внимание окружающих. Всех стремился просветить, каждому желал помочь. В 1920-х годах работал в МУРе научным сотрудником – изучал личности преступников, которые его весьма уважали. После освобождения они находили приют в доме Чертковых, что не всегда приветствовалось домашними. Владимир Николаевич водил этих несчастных в храм, некоторых – к отцу Сергию Ме- чёву. На работе он своих убеждений не скрывал, весной 1930 года ему предложили уволиться «по собственному желанию». В поисках новой работы он отправился в Кожухово. Там, ожидая приема у начальства, решил искупаться в реке и утонул, хотя плавал прекрасно. Отпевали В. Н. Черткова его отец протоиерей Николай, а также священники Борис Холчев и Владимир Криволуцкий. Упокоился почивший на Лазаревском кладбище недалеко от могилы старца Алексия Мечёва и маросейской сестры Жени Куприяновой. После закрытия Лазаревского кладбища прах был перенесен на Немецкое (Введенские горы).

* * *

Александра Николаевна Черткова (в замужестве Оводова; 1903– 1991) училась в Институте слова, который не успела окончить, так как его закрыли. Работала бухгалтером в Московском метрополитене. По благословению отца Сергия Мечёва в 1937 году вышла замуж. Родила троих детей. Жизнь Александры Николаевны была трудной, она много страдала, но оставалась мужественной и стойкой. Более того, умела ободрить других, без совета с нею сестры не предпринимали никаких серьезных шагов в жизни.

* * *

Мария Николаевна Черткова (1905–1991) работала сначала машинисткой, затем во время Великой Отечественной войны, окончив медицинские курсы, – медсестрой в стоматологическом отделении вместе с Марией Тимофеевой – регентом правого хора Николо-Клённиковского храма. Мария Николаевна, будучи очень болезненной, тем не менее в любом состоянии стремилась помогать другим, была доброй и терпеливой. За два часа до кончины сподобилась принятия Святых Христовых Таин.

* * *

Антонина Николаевна Черткова (1908–1998) – скромная, застенчивая – всю себя отдавала служению ближним. Неоднократно навещала отца Сергия Мечёва в ссылке. Была дружна с Маргаритой Михайловной Келлер, воспоминания которой публикуются в настоящем издании. По протекции сестры М. М. Келлер Ирины Михайловны устроилась лаборанткой в НИИ, где и трудилась до выхода на пенсию. Умерла от рака, накануне причастившись Святых Христовых Таин.

* * *

Анастасия Николаевна Черткова (1912–1989), не имея возможности устроиться на работу в Москве, уехала в Дубки, где у семьи Чертковых до революции было небольшое имение. Трудилась бухгалтером в колхозе за три километрах от Дубков – ходила туда ежедневно в любую погоду, хотя толком ни обуви, ни одежды не было. Однако всегда оставалась веселой, радушной. «Все для других, а сама уж как-нибудь», – вспоминала сестру Ирина Николаевна Черткова. В 1934 году Анастасию забрал в Минск дядя – академик Николай Михайлович Никольский. Здесь девушка окончила биологический факультет Белорусского университета. В войну, оказавшись на оккупированной территории, вместе с родственниками ушла в партизанский отряд. В 1944 году их вывезли в тыл. Анастасия вернулась в Москву, устроилась на работу в НИИ гельминтологии. В 1953-м защитила кандидатскую диссертацию. Автор более 50 печатных трудов, в том числе трех книг. В ее жизни на первое место вышла наука (сказалось влияние дяди-атеиста), но с верующими церковными сестрами она была очень близка. Не утратив веры в Бога, храм, однако, долгие годы не посещала, пока не стала духовной дочерью протоиерея Александра Куликова (в 1990 году он был назначен настоятелем вновь открытого храма Святителя Николая в Клённиках). Отошла ко Господу чадом Церкви, незадолго до кончины сподобившись Святого Причастия. Из воспоминаний А. Н. Чертковой, написанных в конце 1970-х годов: «Годы, связанные с Маросейкой, остались самыми светлыми в жизни. Они были насыщены общением с богато духовно одаренными людьми. <...> 0[тец] Сергий с таким благоговением совершал богослужения, что радость жизни не успевала покидать нас. <...> Его заботам не было предела. Нас много – он один. И невозможно постичь умом, когда же он успевал познать душу каждого <...> и каждого согревать своей неисчерпаемой отеческой любовью. Он вел каждого вперед. И казалось, что так будет всегда. <... > В 1929 году 29 октября наша семья осиротела. <... > С тех пор прошло 50 лет. За эти годы я видела отца Сергия лишь однажды (в 1936 или 1937 году, точно не помню) – исповедовалась у него в подмосковном лесу».

* * *

Ирина Николаевна Черткова (1911–2002) всю свою трудовую жизнь прослужила бухгалтером. Тихая, скромная, она всю себя отдавала семье и маросейскому братству. Из следственного дела Е. А. Булгаковой узнаем, что незадолго до последнего ареста отца Сергия Мечёва в 1940 году она навещала его в Ярославской области. Вероятно, это случалось и раньше. Племянница Ирины Николаевны Л. Е. Коростелева вспоминает: «С раннего детства помню напечатанные на пожелтевшей бумаге, порой трудночитаемые переплетенные проповеди о[тца] Сергия, а также воспоминания о нем. Это были буквально настольные книги Ирины Николаевны и ее сестер». Когда в 1990 году храм Святителя Николая в Клённиках был возвращен Русской Православной Церкви, И. Н. Черткова приняла самое деятельное участие в возрождении дорогого ее сердцу «розового дома» (так называл храм в своих письмах отец Сергий Мечёв). Чуть ли не в первое же Рождество (1991) она с детьми репетировала праздничную постановку – опять же «по отцу Сергию»; постоянно присутствовала на богослужениях с внучатым племянником Григорием. Прихожанка храма С. И. Кожевникова была свидетельницей такого факта: Ирине Николаевне уже за восемьдесят; она звонит в храм (идет проскомидия) и просит узнать у настоятеля, протоиерея Александра Куликова, не леность ли это – она что-то никак не может подняться с постели... Когда провожали ее в последний путь, отец Александр произнес только три слова: «Она была молитвенница». Из его уст это прозвучало как самая высокая похвала, которой только могла удостоиться новопреставленная. Подвижническая жизнь И. Н. Чертковой была отмечена высокой наградой – в 2001 году она удостоилась медали преподобного Сергия Радонежского 2-й степени.

Запомнились прихожанам и двоюродные сестры Чертковых Вера Ивановна и Надежда Ивановна, много сил отдавшие уходу за больными маросейскими братьями и сестрами.

Хватова Павла Федоровна (Фридриховна) (1899–1992)

На Маросейку пришла в начале 1920-х годов, несла послушание у Феодоровской иконы Божией Матери. В 1928 году вышла замуж за маросейского прихожанина Ивана Николаевича Хватова (1893– 1957), впоследствии посвященного в сан диакона и служившего в подмосковном селе Акулово, где подвизался известный старец Сергий Орлов (в тайном постриге иеромонах Серафим; 1890–1974).

В 1929 году в семье родился сын Сергей, которого крестил отец Сергий Мечёв.

Павла Федоровна вместе с Ириной Антоновной Бондаревой (в храме ее звали «Ирина Черная»), медсестрой по профессии, держали тесную связь с маросейцами, навещали больных, помогали нуждающимся. Их жизнь – пример христианского служения ближним, верности своему духовному братству.

Дилигенская Людмила Александровна (монахиня Серафима; 1905–1990)

В храм Святителя Николая в Клённиках пришла в 1924 году вместе со своей двоюродной сестрой Елизаветой Замятиной. Богослужения не пропускала, старалась быть полезной на приходе и вскоре получила благословение отца Сергия носить косынку.

Окончила Московский университет, затем ГИТИС по классу режиссуры. Довольно долго работала режиссером в провинциальных театрах. Именно ее отец Сергий часто просил посмотреть тот или иной спектакль, чтобы рассказать ему, чем «дышит» интересующаяся театром молодежь.

Был период в жизни Л. А. Дилигенской, когда она «отошла» от Церкви (так сама монахиня Серафима говорит в своих воспоминаниях, публикуемых в этой книге). Однако духовное руководство отца Сергия не могло пройти бесследно: после войны Людмила Александровна вновь вернулась в Церковь – теперь уже без колебаний и отступлений. Часто ездила в Закарпатскую Украину к архимандриту Иову (Кундря). Там архимандрит Иов постриг ее в монашество с именем Серафима.

Прихожанка храма Святителя Николая в Клённиках Вера Юлиановна Никитина (урожденная Селю) встречалась с монахиней Серафимой в Закарпатье. Вот ее рассказ: «Архимандрит Иов каждый день служил литургию в деревянной церкви села Малая Уголька, просторно раскинувшего свои домики на Карпатских горах. Я уже была там, когда приехала матушка Серафима. Архимандрит Иов очень обрадовался своему духовному чаду. Мы прожили под одной крышей неделю. Она хорошо знала богослужение и помогала на клиросе. Мне она запомнилась как очень выстроенная внутренне и внешне – тонкая, изящная, дисциплинированная (как мне тогда казалось, даже до некоторой сухости). Почти 40 лет прошло, а я до сих пор помню удивительно привлекательную личность – матушку Серафиму».

Зайцева Неонила Еразмовна (урожденная Малиновская; 1898–1980)

Родилась на Украине в городе Смела (ныне – Черкасская область) в семье мелкопоместных дворян. После революции, спасаясь от разрухи и преследований, Малиновские решили покинуть родные места. В дороге девушка отбилась от своих. Она пешком пришла в Москву, где, не зная куда податься, забрела в храм Святителя Николая в Клённиках. Старец Алексий, выслушав девушку, сразу же взял ее к себе. Жила она в доме причта на правах члена семьи, всегда была рядом с Батюшкой и присутствовала в 1923 году в Верее при его кончине.

На Маросейке Неониллу звали «Нина верхняя» (скорее всего, потому, что жила на втором этаже дома причта; вероятно, в подвале жила еще некая Нина). Старец Алексий не дал Нине потеряться в большом неспокойном городе; при этом он провидел, что и она будет нужна его внукам, когда те останутся без родителей.

Нина оказалась умелой хозяйкой, хорошо готовила. Когда были арестованы отец Сергий и Евфросиния Николаевна, добрая любящая Нина окружила их четверых детей поистине материнским вниманием и заботой. Внучка отца Сергия Ирина Алексеевна Мечёва рассказывала, что получила от тети Лизы (сестра отца Елизавета Сергеевна Мечёва) такой наказ: «Всю свою жизнь ты должна помнить трех человек – Ольгу Петровну (сестра матушки старца Алексия Анны Петровны. –А. Г.), дядю Глеба (брат Евфросиния Николаевны Мечёвой. –А. Г.) и Нину».

Неонилла Еразмовна окончила медицинские курсы. Работала медсестрой в стоматологической поликлинике, где познакомилась с врачом-стоматологом Зайцевым, за которого вышла замуж (муж вскоре умер). Однако с Мечёвыми Нина не расставалась никогда, проявляя заботу теперь уже о детях Алексея Сергеевича – внуках отца Сергия. В свою очередь, и Мечёвы опекали Неониллу Еразмовну как самого родного человека. В конце жизни она тяжело болела, но проявляла удивительное смирение, безропотно несла свою болезнь и немощь.

Отпевали Неониллу Еразмовну Зайцеву в московском храме Илии Пророка в Обыденском переулке.

Иофф Николай Абрамович (1898–1960)

Мать у него была русская, православная. На Маросейку он пришел с юности, стал алтарником. В 1925 году окончил биологический факультет Московского университета. Веры своей не скрывал: крестился перед началом еды в университетской столовой, проходя мимо храмов. Разумеется, это не могло остаться незамеченным. Арестован был Н. А. Иофф в 1931 году вместе с другими маросейскими прихожанами по групповому «делу отца Бориса Холчева». Получил три года лагерей, но уже через год его освободили досрочно «с зачетом рабочих дней».

После выхода из лагеря Николай Абрамович занимался научно-исследовательской деятельностью в институтах Москвы, Средней Азии (Ташкент), Украины. С маросейцами поддерживал тесный контакт. И. С. Мечева считала, что Н. А. Иоффа постоянно отправляли в длительные командировки именно из-за его религиозных убеждений. По ее же свидетельству, он был не только талантливым специалистом (в 1947 году защитил кандидатскую диссертацию; автор книги по эмбриологии), но и писал хорошие стихи.

В 1950 году известный офтальмолог академик В. П. Филатов пригласил Николая Абрамовича заведовать лабораторией в Украинский научно-исследовательский институт глазных болезней. Но в 1951 году во время командировки в Москву у Н. А. Иоффа отобрали паспорт, и ему был выдан новый, исключающий право проживания во всех режимных городах страны, так как с него не была снята судимость. Ничьи ходатайства, в том числе и академика

В. П. Филатова, не помогли. Более того, УМГБ Одесской области пришло к выводу: «Иофф, являясь по убеждениям религиозным до фанатизма, оказывает вредное влияние на самого Филатова, а также разлагает его семью». «Дело» Николая Абрамовича было прекращено производством только за три года до его кончины.

И еще одно свидетельство И. С. Мечёвой: «Всю жизнь он (Н. А. Иофф. –А. Г.) отличался нестяжательностью. Похороны его оплатил член-корреспондент Академии наук Сергей Иванович Кузнецов, который в молодые годы пел в храме на левом клиросе. Похоронен Коля на Кузьминском кладбище».

Кузнецов Сергей Иванович (1900–1987)

Один из основателей российской экологической пресноводной микробиологии, теоретик и организатор геологической микробиологии, член-корреспондент АН СССР.

По просьбе протоиерея Александра Куликова, назначенного в 1990 году настоятелем возвращенного РПЦ храма Святителя Николая в Клённиках, отец Василий Евдокимов составил список наиболее активных маросейских прихожан до закрытия храма в 1932 году. Там читаем: «Певчие – <...> Володя Коншин, Кира Квашневская, Сергей Иванович Кузнецов». От В. В. Быкова мы знаем, что отец Сергий Мечёв любил Сергея Кузнецова, особо опекая его, помогая духовными советами.

Родился С. И. Кузнецов в Москве в семье художника-архитектора Ивана Сергеевича Кузнецова и дочери фабриканта Бутюгина Надежды Константиновны. В 1923 году окончил Московский университет и остался здесь на только что созданной кафедре микробиологии, в 1942–1943 годах исполнял обязанности заведующего этой кафедрой. С 1942 года заведовал лабораторией в Институте микробиологии АН СССР. Между тем в 1938 году в небольшом поселке Борок в Ярославской области была учреждена Верхневолжская база АН СССР, в 1947-м преобразованная в Биологическую станцию Борок. В 1956 году на ее базе бьи организован Институт биологии водохранилищ, а 1962-м – Институт биологии внутренних вод, получивший позднее имя его руководителя на протяжении многих лет – И. Д. Папанина. Иван Дмитриевич, по свидетельству очевидцев, «по крупицам выискивал по стране квалифицированных специалистов, приглашал в Борок». С. И. Кузнецов получил приглашение одним из первых. С тех пор и до конца жизни Сергей Иванович работал в Борке. Здесь он создал лабораторию микробиологии, написал все свои основные труды, за которые в 1985 году удостоился Государственной премии СССР

С. И. Кузнецов никогда не скрывал своих религиозных воззрений. По словам его племянницы и крестницы О. Б. Михайловой, в 1930 годах он, «отважный человек, <...> отправился в один из лагерей, чтобы помочь знакомому священнику. Сумел проникнуть в зону, отыскал узника – голодного, завшивевшего, поменялся с ним одеждой и вышел из лагеря в его тряпье». Вполне вероятно, что этим священником был кто-то из маросейского клира.

Характерно и такое изустное предание: после получения Кузнецовым Государственной премии некий журналист задал вопрос лауреату, на какой ступени в «лестнице эволюции» находятся микроорганизмы, исследуемые ученым. Получив ответ, что все живое сотворено единым творческим актом Бога, журналист немедленно сбежал, в панике забыв в кабинете ученого свой портфель.

В Борке С. И. Кузнецов окормлял ея у известного старца Павла (Груздева), настоятеля Свято-Троицкой церкви соседнего села Верхне-Никульского. Отец Павел часто гостил в доме Сергея Ивановича, крестил его внучек. Кстати, женат был С. И. Кузнецов на маросейской прихожанке К. К. Апушкиной – родной сестре тайного священника Константина Апушкина, о котором говорилось выше. Клеопатра Константиновна страдала тяжелым недугом, часто лежала в больницах. Дома за ней также требовался постоянный уход, что осложняло жизнь семьи, но Сергей Иванович безропотно переносил все невзгоды.

По воспоминаниям уже цитировавшейся выше О. Б. Михайловой, «на помощь друзьям и родственникам Сергей Иванович никогда не скупился. Тем из них, кому приходилось особенно тяжело, он давал деньги каждый месяц, как зарплату».

Отпевали его в московском храме Иоанна Воина на Якиманке, похоронили на Немецком кладбище (Введенские горы).


Источник: «Друг друга тяготы носите...» : Жизнь и пастырский подвиг священномученика Сергия Мечёва : в 2 кн. / сост. А.Ф. Грушина. - Москва : Православный Свято-Тихоновский гуманитарный ун-т, 2012. / Кн. 1. Жизнеописание. Воспоминания. – 548 с. ISBN 9785-7429-0424-3.

Комментарии для сайта Cackle