«Караганда святая, благословенная». Старец Севастиан и другие подвижники

Необозрима и прекрасна Казахстанская земля! Она простирается от Алтайских гор до Кызыл-Кумских песков, от прикаспийских степей Мангышлака до великих вершин Тянь-Шаня, где над грядами заснеженных гор возвышается почти на 7 тыс. метров над уровнем моря Царь-Гора – Хан-Тенгри. На самом севере Казахстана – лесостепь, центральную часть страны занимает казахстанский мелкосопочник Сарыарка, переходящий на юге в одну из наиболее безводных пустынь Бетпак-Дала. К востоку от нее расположена обширная область Семиречья (по названию семи рек, впадающих с юга в озеро Балхаш).

Город Алматы или Алма-Ата (первоначальное название – Верный), бывший в течение многих лет столицей обширнейшего края ¹, расположен в живописных предгорьях Тянь-Шаня, на равнине, слегка наклоненной к северу.

Между Каспийским и Аральским морями находится плато Устюрт, где в древности пересекались караванные пути. Богатства этой земли неисчерпаемы: неоглядные пастбища, плодородные пашни, уголь, руда, золото. До XVIII века ее населяли казахские кочевые племена, а затем сюда стали переселяться русские казаки и крестьяне, основывавшие станицы и города, возводившие православные храмы и монастыри.

Мало кто знает, но христианство на территорию современного Казахстана и Средней Азии было привнесено в первые века по Рождестве Христовом. По церковному преданию, святые апостолы Варфоломей, Филипп, Матфей и Фома распространяли Евангельское учение в Индии и соседних с нею странах, к которым относятся средне-азиатские земли и территория Семиречья. Еще одним благовестником в азиатском крае стал апостол Андрей Первозванный, который отправился с проповедью северными дорогами Великого шелкового пути: посетил Центральную Азию, Скифию, Согдиану.

По свидетельству А.Р. Бируни ², христианское учение уже через двести лет после Воскресения Христова стало известно в городе Мерве (ныне город Мары в Туркмении). К III веку христианство утвердилось в Фергане, Самарканде, Бухаре, Маргиане. На этих землях, включая район озера Иссык-Куль, впоследствии образовались крупные митрополии. Здесь было создано знаменитое Хорезмийско-Хвалисское архиепископство; огромная Эфталийская империя провозгласила христианство государственной религией, о Евангелии узнали и за Великой Китайской стеной.

Но с V века в Средней Азии стало распространяться несторианское учение о Христе ³. А с ХIII века христианство в этих краях стало постепенно вытесняться исламом. С XIV века о христианах Центральной и Средней Азии нигде более не упоминается. Однако сохранились свидетельства, что на берегу Иссык-Куля в XIV веке стоял армянский христианский монастырь, в котором, по преданию, находились мощи святого апостола Матфея.

Таким образом, христианство в Средней Азии и Казахстане среди тюрков получило распространение с самых первых веков, намного раньше, чем в Киевской Руси среди славян, и просуществовало более тысячи лет.

Русские переселенцы появились на территории современного Казахстана на рубеже XVI--XVII веков, но массовое переселение крестьян началось во второй половине ХIХ века после отмены крепостного права. Основным мотивом этого явления было малоземелье в центральных и южных регионах России.

После сильных неурожаев и голода в России (в 1891--1892 годах) множество крестьян устремилось в Казахстан -- особенно в Тургайскую, Акмолинскую, Уральскую, Семипалатинскую и Семиреченскую области. Дополнительным благоприятным условием переселения стало завершение строительства Сибирской железной дороги.

Новый этап переезда русских крестьян в Казахстан, Сибирь и Среднюю Азию был связан с реформами П.А.Столыпина. Заселение края русскими крестьянами способствовало распространению здесь оседлого образа жизни, развитию земледелия. Россияне, осваивая целинные земли, передавали казахам земледельческий опыт. В то же время и сами крестьяне многое заимствовали у местного населения. Оба народа, живя по-соседству, сохраняли свои традиции, устои, культуру. Так, до наших дней сохранился и повсеместно используется в быту уникальный памятник строительной архитектуры -- казахская юрта. Согласно древним воззрениям кочевников, юрта -- малый космос, повторяющий конструкцию Вселенной.

Вместе с православными воинами и крестьянами-переселенцами был вновь принесен в пределы Казахстанской земли не помраченный ересями свет веры Христовой.

И вот эта древнейшая прекрасная земля в XX веке впитала в себя море слез и обагрилась мученической кровью, став краем изгнания, заточения и кончины многих невинных страдальцев. Безвестно число убиенных в годы репрессий в бывшем Советском Союзе: на его пространстве определены лишь несколько десятков мест массовых захоронений, а им – несть числа.

Но Казахстанская земля занимает особое положение в списке этих скорбных наделов. Вся она покрыта сетью кладбищ, где захоронены расстрелянные и умученные в концлагерях, погибшие в ссылках репрессированные «враги народа» или не вынесшие горьких страданий крестьяне-спецпереселенцы. Эти погребения, подчас не ведомые даже местным жителям, расположены в пустынных степях, в предгорьях и на склонах гор, на окраинах поселков, в предместьях больших и малых городов. Безвестны судьбы пропавших здесь, канувших в вечность людей -- наших соотечественников. Их сотни тысяч, может быть, миллионы -- тех, что издавна жили на этой земле, и тех, что привезены были сюда насильно, оторваны от родного края, дома, семьи...

В числе безвинных жертв особое место занимают пострадавшие за Христа, чья мученическая кончина или исповедническая жизнь явились христианским подвигом и послужили утверждению Русской Православной Церкви.

Накануне революции 1917 года основную часть населения Туркестана составляли казахи-кочевники и русские крестьяне-переселенцы. Промышленность только начинала развиваться, рабочие (в основном русские) были немногочисленны. Неприятие разразившейся революции было очень сильное. Против Советов объединились самые различные и, казалось бы, несовместимые силы: баи, казахская интеллигенция, русское офицерство, духовенство, крестьяне и казачество. Центром революционных событий стал Ташкент.

В ответ на знакомую в России продразверстку, карательную политику и самый примитивный грубый атеизм население Туркестана поголовно восстало против нового режима. У Советов было намерение, укрепившись в городах, огнем и мечом ликвидировать сопротивление. В ответ на беспощадное уничтожение кишлаков население уходило все дальше вглубь страны. Как и в центральной России, здесь практиковалась система заложничества; в тюрьмах не хватало мест для содержания узников, обреченных на бессмысленную смерть.

Несмотря на отчаянное сопротивление, к весне 1918 года советская власть установилась по всей Средней Азии. Сразу после совершения октябрьского переворота и разразившейся затем гражданской войны Туркестан оказался отрезанным от России несколькими фронтами. Начался голод. Появились случаи каннибализма, сделавшиеся в некоторых районах обычным явлением. Помощь, организованная Центральной комиссией по борьбе с голодом в Туркестане, была ничтожной. По данным Комиссии к концу 1918 года вымерла треть голодающего населения.

Как раз в это время, в ноябре 1919 года, в составе комиссии ВЦИКа, СНК РСФСР и ЦК РКП(б) прибыл в Туркестан Ф.И. Голощекин, в прошлом зубной техник, профессиональный революционер и цареубийца. (Прошло чуть более года со дня убийства царской семьи в Екатеринбурге, в котором Голощекин принимал участие.)

В Туркестане была учреждена ЧК и осуществлено несколько запоздалое отделение Церкви от государства и школы от Церкви. С первых дней установления в Туркестане советской власти, как и по всей стране, начались гонения на Церковь и духовенство. Голощекин пробыл в составе комиссии в Туркестане полгода. Не успел он отъехать из Казахстана, как в феврале 1922 года приступил к обязанностям секретаря Семипалатинского, затем Киргизского обкома РКП(б), ставший впоследствии заместителем ответственного секретаря Казахстанского крайкома РКП(б) его друг -- никто иной, как будущий нарком НКВД Ежов. Он пробыл в составе руководителей Казахстана до конца 1925 года. В том же году вновь ступил на Казахстанскую (бывшую Туркестанскую) землю Филипп Голощекин, теперь уже в качестве полновластного хозяина края, Первого секретаря Казахского крайкома ВКП(б). Он занимал эту должность семь с половиной лет. В народе именем Голощекина матери пугали непослушных детей ⁴.

Голощекин начал с того, что расправился сначала с казахами-кочевниками, конфисковав их имущество и скот. Затем были уничтожены национальные партийные кадры, в чем-то не согласные с действиями Центра. Наконец, Филипп Исаевич обрушился на казахскую интеллигенцию, арестовав для начала четырнадцать виднейших казахских писателей и деятелей культуры.

Насильственная оседлость народа, веками ведшего кочевой образ жизни, приводила к катастрофическим последствиям. Изымание хлеба производилось подчистую -- «до последнего зернышка», как с гордостью рапортовал «наверх» Голощекин. Возникавшие при этом волнения подавлялись самым жестоким образом. Но, не видя или не желая видеть результатов своей деятельности, Голощекин докладывал в Центр об успехах сплошной коллективизации: «Мы находимся на новом этапе новых головокружительных побед» ⁵.

Следующим шагом антирелигиозной политики нового социалистического государства было проведение «Безбожной пятилетки». Главный безбожник страны Емельян Ярославский объявил в 1929 году на антирелигиозном совещании в ЦК: «В ближайшие годы нам придется выкорчевывать в СССР капиталистические элементы иного порядка, чем в 1917--1921 годах. <…> Сейчас мы имеем дело с 3--4 миллионами кулаков, составляющих основной актив религиозной организации» ⁶. Это была программа действий. По всей стране начинаются массовые аресты, административные высылки. Самая работящая часть русского и украинского крестьянства высылается «в тундру и болота Севера и Сибири, пустыни и степи Казахстана». Лучшие в стране казахи-скотоводы изгоняются за пределы родного края, перемещаются за тысячи верст. Стада гибнут от бескормицы. Надвигается голод.

Голощекин продолжает посылать в Центр бесстыжие реляции о несравненных успехах в строительстве социализма. А в это время народ вымирает от голода. В Кустанайском районе, более других пострадавшем, в городке, носящем имя самого Голощекина, проверяющая Комиссия не нашла ни одного живого человека -- лишь горы трупов ⁷. (Зато сама Комиссия разъезжала в обшитом бархатом теплом вагоне, набитом всяческой снедью и прекрасными винами – в обществе красивых, разодетых в меха женщин.)

Те же 1931–1933 годы были годами неисчислимых потерь и среди ссыльных: русских, украинцев, представителей других народов. Начиная с 1931 года, эшелон за эшелоном они прибывали на Казахстанскую землю. Чаще всего их оставляли на голой земле, без воды, без пищи, иногда -- в преддверии суровой казахстанской зимы. К весне оставались в живых единицы. В начале 1933 года Голощекин был отозван в Москву, но не для того, чтобы понести заслуженное наказание за свои преступления, а затем, чтобы занять почетный пост Главного арбитра при Совнаркоме СССР, а затем – стать членом ЦК и ЦИК ВКП(б). Он был арестован по совсем иным, надуманным обвинениям в 1939 году и расстрелян в 1941-м.

Голощекина сменил в качестве партийного руководителя Казахстана Л.И. Мирзоян (1933--1938). В честь первого секретаря старинный город Тараз был переименован в город Мирзоян ⁸. В мае 1938 года Л.И. Мирзоян также был арестован, вывезен для проведения следствия в Москву и 26 февраля 1939 года расстрелян ⁹.

В 1938 году успел приложить руку к страданиям и убийствам ни в чем не повинных людей в Казахстане другой могущественный человек из Центра. Это был недавний нарком УНКВД по Москве и Московской области, комиссар безопасности 1-го ранга (и свояк Сталина) Станислав Реденс. Перед переводом в Казахстан он непрерывно подписывал в Москве списки на расстрелы. За пять месяцев 1937 года за его подписью на одном только Бутовском полигоне под Москвой было расстреляно 10 625 человек. Многие убиенные (особенно из пострадавших за веру) уже успели побывать до этого в казахстанских ссылках и лагерях ¹⁰.

В должности наркома внутренних дел КазССР С.Ф. Реденс пробыл всего одиннадцать месяцев -- с января по ноябрь 1938 года. В Алма-Ате через пять дней после выхода Постановления СНК и ЦК ВКП(б) о прекращении массовых арестов и расстрелов он был арестован и под конвоем отправлен в Москву. Следствие продолжалось около года. В апреле 1939-го арестовали Ежова ¹¹. С разницей в десять дней в феврале 1940 года Ежов и Реденс были расстреляны. Такая же участь постигла и недавнего партийного руководителя Казахстана Голощекина. Он был арестован в октябре 1939 года в Москве по личному указанию Берии. Почти два года провел он в тюрьмах под следствием. Голощекина приговорили к высшей мере наказания и расстреляли в октябре 1941 года ¹².

После 1934 года из России в Казахстан хлынул так называемый «кировский поток»: люди из «бывших», дворяне, интеллигенция, простые служащие. Годы 1937--1938, как и во всей стране, были годами массовых арестов и казней. Репрессиям подвергались уже осужденные, отбывавшие «срок наказания» в ссылках и лагерях Казахстана люди разного происхождения, возраста, национальности...

С началом Великой Отечественной войны сюда было выслано более 361 тысячи волжских немцев, 102,5 тысячи депортированных поляков, немного позже -- более 507 тысяч жителей Северного Кавказа: чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы, калмыки, крымские татары, турки, курды, греки.

В числе высланных и убиенных с самого начала большевистского террора было множество священников и мирян. Безвестно число монашествующих, пострадавших за веру в Казахстане, недавних насельников разоренных российских монастырей.

Город Караганда, один из крупнейших городов Казахстана, был построен в 1930-—1950—х годах руками спецпереселенцев и узников Карлага. В конце XIX -- начале XX веков на месте города располагались отдельные поселки, в которых жили переселенцы: русские, украинцы, немцы, представители других национальностей; многие приехали сюда в период проведения Столыпинских реформ. Первые поселки «столыпинцев» назывались в память родных городов и селений: Киевка, Черниговка, Павлодарка. Хозяйства переселенцев были крепкими, население вовсе не стремилось к каким-либо революционным преобразованиям. Поэтому советская власть утверждалась здесь с большим трудом и окончательно установилась лишь в 1922 году.

Караганды еще не существовало, когда в 1921 году в окрестностях будущего города пролилась кровь убиенных мучеников, отдавших жизнь свою за веру и Церковь Христову. Пройдет всего десять лет, и невинным жертвам, пострадавшим в степных пределах, не будет числа, а саму землю Карагандинскую современники и потомки назовут «святой, благословенной».

О первых мучениках Карагандинских -- священнике Леониде Лебедеве и псаломщике Исидоре Решеткине известно немного. Тем удивительней представляется то, что в течение 85 лет сохраняется память о них и почитается место их мученической кончины. Оно расположено на холме, сплошь поросшем душистыми степными травами. Сюда, раздетых красноармейцами донага, привели на казнь священника и псаломщика местной церкви. Лишь необозримые дали, распростертые окрест холма, были немыми свидетелями их христианского подвига.

Зимой 1931 года, в сильную метель на окраину современной Караганды, в местность, называемую Второй Рудник, были привезены первые ссыльные и крестьяне-спецпереселенцы. Жилищем для них служили вырытые ямы в степи, которые покрывали сверху сухой травой и ветошью, чтобы только можно было укрыться от ветра, дождя и снега. Большинство из ссыльных погибли в невыносимых условиях и были здесь же похоронены. Образовалось большое кладбище, посередине которого нашли свое последнее упокоение ссыльные монахини Серафимо-Дивеевского монастыря. На краю кладбища в 1957 году был построен собор Архангела Михаила. До этого времени службы совершались тайно, в землянках, а затем -- в небольшом молитвенном доме, расположенном близ Кировской шахты. Служили освобождавшиеся из Карлага священники, а община состояла из ссыльных и спецпереселенцев. Это место до сих пор называют в народе «Копай-город».

В Михайло-Архангельском соборе имеется много святых икон, в том числе написанных карагандинской старицей монахиней Агнией (Стародубцевой). Но наиболее почитаемым здесь является чудотворный образ Христа Спасителя с отобразившемся на стекле киота Его Пречистым Ликом.

Для освоения целинных земель Центрального Казахстана и разработки Карагандинского угольного бассейна в начале 1931 года в древние степи Сары-Арки стали свозить эшелоны, битком набитые крестьянскими семьями. Шли они под строгой охраной ОГПУ со всего Поволжья, начиная с Астраханской области и кончая Чувашией и Мордовией, из Пензенской, Тамбовской, Курской, Воронежской, Орловской областей, с Харьковщины и Оренбуржья.

52 тысячи семей были привезены летом и ранней осенью 1931 года на территорию будущей Караганды и области и брошены под открытым небом на произвол судьбы: ни жилья, ни хлеба в достатке, ни воды. Жили они так же, как в Копай-городе, -- в вырытых наспех ямах. Антисанитарные условия, недостаток хлеба, воды, холод, цинга и разбушевавшийся тиф стали причиной массовой гибели людей в 1931--1933 годы.

19 декабря 1931 года было принято решение об образовании в Центральном Казахстане филиала ГУЛАГа -- Карлага ОГПУ СССР, громадного лагерного объединения, которое первоначально получило название «Карагандинский совхоз-гигант ОГПУ». Под отделения Карлага было отведено 120 тысяч гектаров пахотной и 41 тысяча гектаров сенокосной земли. Казахстанская степь стала покрываться сетью отделений Карлага, куда вместе с людьми уголовного мира стали попадать многочисленные жертвы политических репрессий. Первый этап численностью в 2567 человек разместился в палаточном лагере, окруженном колючей проволокой. Численность заключенных росла из года в год и вместе с ней рос и развивался совхоз-гигант. Территория его простиралась с севера на юг и с запада на восток на многие сотни километров. Отдельные лагпункты находились на расстоянии 600 километров друг от друга. К 1950 годам площадь Карлага была доведена до 1 миллиона гектаров. Карлаг обладал реальной властью: своим оружием, имел свои почту, телеграф. Это было самостоятельное ведомство, подчинявшееся непосредственно Москве -- Главному управлению лагерей ОГПУ-НКВД СССР (ГУЛАГу), а не местным республиканским властям. К концу 1930-х годов Карлаг уже состоял из двадцати шести лаготделений, в которые входило более двухсот лагпунктов, то есть отдельных лагерей. Самыми крупными отделениями были Долинское, Спасское и Акмолинское.

Одной из задач, поставленых при организации Карлага, было создание крупнейшей продовольственной базы для развивавшейся угольной промышленности Центрального Казахстана: Карагандинского угольного бассейна, Джезганганского и Балхашского медеплавильных комбинатов. Заключенными Карлага успешно осваивались земли крайне сухих степей и полупустыни, приносившие обильные урожаи. Кроме того, узники лагеря работали на шахтах, десяти кирпичных заводах («кирзаводах»), известковых карьерах, восемнадцати электростанциях и ряде крупных и мелких предприятий по переработке сельхозпродукции. В 26-м женском лаготделении, называемом АЛЖИР (Акмолинский Лагерь Жен Изменников Родины), кроме прочего, действовала швейно-вышивальная фабрика; на ней из-за чрезмерно высоких норм выработки женщины быстро теряли зрение. Рабочий день в Карлаге длился 11--12 часов. (Продукцию этой фабрики продавали любили покупать модницы в Москве; акмолинские вышивки продавали тогда в спецмагазинах на Кузнецком мосту.)

«Воротами», куда прибывали заключенные, была железнодорожная станция Карабас; здесь находилась пересылка, которую называли «рынком рабов», «базаром невольников». На Карабасской пересылке порой скапливалось по несколько этапов. «Не хватало места в бараках, -- пишет один из бывших узников Карлага, -- и люди спали вповалку, прямо на земле... Хуже, чем на пересылке, вряд ли где кормили...» После распределения по лагерям и лаготделениям этапы «серой лентой» уходили в степь, расползались среди сопок «под лай собак и крики конвоя».

«Столицей» Карлага был поселок Долинка (в 33 км от Караганды). Здесь находилось Управление Карлага НКВД. Сам поселок существовал с 1909 года. Первыми его жителями были столыпинские переселенцы и обрусевшие немцы. В годы репрессий в поселке, кроме заключенных, проживало лагерное начальство со своими семьями и персонал, обслуживавший почту, школу, прокуратуру, суд и отделение Госбанка. В долинской школе детям управленцев и охранников преподавали заключенные, имевшие ученую степень.

Вся Долинка была опоясана колючей проволокой. Внутри лагерь разделялся еще на две отдельные зоны. До наших дней сохранилось здание Управления Карлага НКВД ¹³. Это большой двухэтажный дом с колоннами и глубокими подвальными помещениями, где хранились документы заключенных. По рассказам бывших охранников здесь же проводились допросы. А вечерами на широких ступенях здания играл оркестр, который состоял из лучших музыкантов -- заключенных Карлага. Это были знаменитые «долинские вечера».

Начальство жило на широкую ногу. В безводной пустыне трудами заключенных была проложена оросительная система арыков, разбит дендрарий наподобие Сочинского -- с водоемами, фонтанами, с парком редких заморских растений. Как о «райском уголке», вспоминают о Долинке бывшие работники Карлага. Дома для начальства и сотрудников Управления возводились по индивидуальным проектам, иногда весьма замысловатым; конечно, и архитекторы и строители были свои – из заключенных. У начальника Управления (в чине генерала ОГПУ-НКВД) имелась своя усадьба – с высокой оградой, просторным домом, бассейном и березовой аллеей за домом, каким-то чудом выращенной в этих неподходящих климатических условиях заключенными специалистами. Обеды генералу носили на дом из соседнего здания Управления. На фасаде генеральского дома красовался портретный барельеф – профиль, на первый взгляд похожий на профиль Дзержинского. Но это был не он, а Ф.И. Голощекин, упоминавшийся уже нами ранее, чьи действия привели к массовому вымиранию местного населения от голода, получившего название в народе «Великий джут» ¹⁴. Как уже говорилось, в 1941 его расстреляли ¹⁵. Барельеф же с его профилем, неузнаваемый теперь никем, до сих пор красуется на фасаде дома начальника Управления Карлага в поселке Долинка.

В отличие от начальства условия содержания заключенных лагеря «Долинка» были невыносимыми. Жили они в сырых, неотапливаемых бараках. Людей мучил голод, взрослые мужчины весили подчас 35--40 килограммов, особенно после этапов. Начальник оперчекистского отдела Карлага писал в рапорте в конце 1930-х годов о «значительной смертности в Карлаге». Лагеря и лаготделения, особенно Долинка, были окружены кладбищами, где в общих ямах хоронили зеков. «Умерших увозили по ночам, -- вспоминает бывшая заключенная Долинки. -- Однажды утром, идя на работу, мы увидели на дороге трупы -- извозчик в темноте потерял»... Зимой умерших не трудились вывозить на кладбища. По шесть-восемь замерзших трупов ежедневно ставили стоймя около туалетов, трупами заполняли сарай около стационара, террасу у выхода. Наваливали столько, что дверь плохо открывалась, приходилось сильно надавливать, чтобы выйти. К этому все привыкли» ¹⁶.

Немного в стороне от Управления находилось здание 1-го отдела Карлага. Это была тюрьма в тюрьме, где заключенных допрашивали по вновь заведенным в лагере делам, подвергали пыткам; там же проходили заседания троек, совершались расстрелы. После закрытия лагеря здание снесли, а на его месте устроили танцплощадку.

В центре Долинки находился «Дом техники». Здесь проводили сельхозяйственные выставки, на которых демонстрировали породистых лошадей, верблюдов, овец, различные кустарные изделия. Начинались выставки фейерверками, жены чекистов одевались в праздничные платья, вечер завершался концертом и танцами. На ЦПО, то есть на Центральных промышленных огородах, находился ипподром, где каждый год проводились показательные скачки, продавались элитные скакуны. Все мероприятия обслуживались заключенными.

Прибывшим из России осужденным было нелегко переносить местный климат: знойную жару летом и лютые морозы с ветрами зимой. Метели случались такие, что в десяти метрах от жилья можно было заблудиться. В столовую из бараков ходили, держась за натянутые канаты.

В лагере «Долинка» находилась большая женская зона -- двенадцать бараков, из которых восемь сохранилось до наших дней. У заключенных женщин в лагере рождались дети. Бывшая церковь поселка была превращена в роддом. Новорожденных забирали у матерей и помещали в детгородок, так называемый «Мамочкин дом», который состоял еще из девяти бараков. Там детей держали до двухлетнего возраста, а затем распределяли по детским домам. Матерей водили на кормление детей под конвоем два раза в день. Ребенка в руки брать не разрешалось, чтобы мать и дитя не привыкали друг к другу. В таких условиях младенцы редко выживали. В холодном коридоре стояли бочки, куда складывали детские трупики. Когда бочки наполнялись, их везли на кладбище и бросали в заранее вырытые ямы. До настоящего времени сохранилось место захоронения младенцев, называемое «Мамочкино кладбище».

В конце 1940-х годов на «Мамочкином кладбище» были разрешены отдельные захоронения. Кресты для детских могилок сооружались заключенными мужчинами на карлаговском ремонтно-механическом заводе. «Мамочки» отдавали за кресты свои скудные пайки.

За период существования Карлага в нем перебывало более миллиона заключенных. Режим лагеря был рассчитан на унижение и полное подавление воли и человеческого достоинства узников. Но и в таких невыносимых условиях заключенные священники находили возможность совершать тайные богослужения. Сохранились документы, свидетельствующие об этом: «3 сентября 1937 г. мы, нижеподписавшиеся сотрудники 3-й части XII Долинского отделения, составили настоящий акт в том, что 3 сентября нами было обнаружено изображение церкви, алтарь и маленькие иконы, сложенные на песке священниками, где они устраивали богослужения, молебны. Мною, комендантом […] были раскиданы камни церкви и киоты, и неоднократно сам лично разгонял с места богослужения».

Карлаг стал уделом страданий и мученической кончины тысяч пострадавших за веру христиан: от маститых архиереев -- до безвестных мирян. Но и в самых тяжелых каторжных условиях эти исповедники оставались верными Христу, во всем видели волю Божию и были утешителями для своих соузников ¹⁷...

Одним из отделений Карлага был лагерь Спасский. Вблизи него возникло кладбище, где захоронены тысячи заключенных. Спасский «каторжный» лагерь был образован в 1931 году и находился в безлюдной степи. Такой эта местность осталась и по сей день.

Задолго до революции на месте будущего лагеря, в котловине между сопками англичанами-концессионерами был построен поселок. Англичане добывали медь и вывозили ее в слитках на верблюдах. Караваны шли до Петропавловска, затем транспортом медь вывозилась из России в Англию. К 1930-м годам в домах поселка продолжали жить рабочие, трудившиеся на рудниках. Начальство проживало в отдельно стоящих домах. С образованием Карлага рабочих выселили, помещения переоборудовали под лагерные бараки, в домах бывшего начальства разместилось лагерное руководство и сотрудники ВОХР¹⁸.

Лагерь Спасский был многофункциональным, соединявшим в себе все виды и типы исправительно-трудовых лагерей сталинской эпохи. Здесь перебывали самые разные категории осужденных: несовершеннолетние преступники, «жены изменников родины», «раскулаченные» крестьяне, священнослужители, люди науки, искусства; сюда направлялись так называемые «люди из бывших» -- представители именитых старинных русских фамилий. В Спасском лагере в конце 1940-х годов были оборудованы специальные лаборатории, где велись секретные научные разработки, в том числе по обеспечению безопасности при ядерных взрывах.

Считалось, что больница Спасского -- лечебница всего Карлага. На самом деле это была не столько больница, сколько полигон для медицинских исследований. В конце 1940-х годов среди узников лагеря находились заключенные с так называемых «безвозвратных» этапов, получившие смертельную дозу облучения на Семипалатинском полигоне. Обреченные на скорую смерть, они использовались как подопытный материал; у них регулярно брали кровь на анализ, изучая ее изменения. Была также оборудована «секретная» лаборатория по изучению раковых заболеваний. Все исследования проводились видными учеными из заключенных.

В этих исследованиях принимал участие ученый с мировым именем, основоположник гелиобиологии, действительный и почетный член тридцати Российских и европейских университетов, академий и научных обществ Александр Леонидович Чижевский ¹⁹.

С 1941 года Спасский стал одним из крупнейших лагерей для военнопленных и интернированных. Приказ о размещении здесь военнопленных вышел через три дня после начала войны -- 25 июня 1941 года. За годы войны через лагерь прошло более шестидесяти тысяч иностранных граждан.

Заключенные были заняты на предприятиях по добыче и выпуску стройматериалов -- кирпича, самана, гипса, добыче бутового камня, на строительных работах.

По рассказам очевидцев, в Спасский лагерь с этапами прибывали монахини из закрывшихся монастырей Центральной России; направляли сюда и «служителей культа». В числе многочисленных узников «Спасского» были московский священник Николай Беневоленский, племянник почитаемого всей Православной Россией старца иеросхимонаха Алексия (Соловьева), который вынул в 1917 году жребий в храме Христа Спасителя при избрании Патриарха. После кончины старца Алексия в 1928 году многие его духовные чада окормлялись у отца Николая, о чем доносили органам всезнающие «свидетели» ²⁰.

Ко времени ареста отца Николая в январе 1940 года в большой священнической семье Беневоленских уже были арестованы несколько человек из его близких родственников: священник Иоанн Кесарийский, служивший в московской церкви Успения в Казачьей слободе, а потом -- селе Быково, отец Андрей Воскресенский, служивший в селе Карпово, и митрофорный протоиерей, настоятель храма иконы Божией Матери на Смоленской площади Владимир Воскресенский. Был арестован также 20-летний сын отца Николая -- Владимир, отсидевший уже один срок и высланный в 1937 году в Иркутскую область на 8 лет. (Как впоследствии стало известно, священники Иоанн Кесарийский и Андрей Воскресенский были расстреляны под Москвой на Бутовском полигоне -- ныне они причислены к лику святых, отец Владимир Воскресенский умер по дороге в ссылку в Алма-Ату, сын священника Николая Беневоленского, Владимир, умер в тюремной больнице города Тайшета в 1944 году.)

После пребывания в московских тюрьмах отец Николай этапом прибыл в Спасское отделение Карлага. Будучи еще студентом Московской духовной академии, в кандидатском сочинении под названием «Первые дни христианства» отец Николай писал: «Теперь, когда так часто люди в погоне за житейскими, земными интересами забывают Христово учение, когда сам нередко погружаешься в эту суету, как-то особенно хочется перенестись мыслию за девятнадцать веков, войти в мысли и чувства первых христиан, хоть немного освежиться и подышать той атмосферой...»

Не мог даже помыслить тогда студент Академии, что он будет удостоен чести не только перенестись душою во времена первых христиан, но и самому, как в те давние века, пострадать за Христа даже до смерти.

В справке о реабилитации значится, что отец Николай умер в лагере 16 мая 1941 года от декомпенсации сердечной деятельности ²¹.

Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года протоиерей Николай Беневоленский прославлен в лике святых.

В семье Николая Базилевского было семеро детей: из четырех сыновей трое стали священнослужителями -- Исмаил, Григорий и Павел. Отец Исмаил свое священническое служение совершал в Воронежской губернии. После закрытия в 1930 году храма в селе Скорняково, где он служил, священник поселился в городе Воронеже и устроился на завод счетоводом. С 1936 года ему пришлось работать маляром, печником, перед самым арестом в 1940 году – бухгалтером в конторе Коопстройлеса. Он обвинялся «в антисемитизме, восхвалении царского строя и враждебном отношении к советской власти». Судебная коллегия Воронежского облсуда от 17 сентября 1940 года приговорила его к 10 годам исправительно-трудовых лагерей.

В марте 1941 года отец Исмаил был этапирован в Карлаг и направлен в лаготделение «Спасское». Через несколько месяцев лагерной жизни он был вновь арестован и на закрытом заседании суда, проходившем в селе Долинка, приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 17 ноября 1941 года. (Брат священномученика Исмаила священник Григорий Базилевский также подвергся репрессиям и был расстрелян в 1937 году в Воронежской обл.) ²²

Известны имена нескольких инокинь Серафимо-Дивеевского монастыря, с 1937 года находившихся в заключении в Карлаге: это инокини Марфа и Пелагея (Тестовы) и еще – Матрона (Власова) ²³. Инокиня Марфа содержалась в Спасском лагере. Не вынеся непосильного труда, она умерла там и была похоронена на кладбище вблизи лагеря. Разлученная с родной сестрой, инокиня Пелагея «отбывала наказание» в Долинке. Там, несмотря на неизлечимые заболевания, она была занята на самых тяжелых работах. После семи лет заключения 3 ноября 1944 года инокиня Пелагея умерла в лагерной больнице и была захоронена в общей могиле на окраине Долинки. Инокиня Матрона (Власова) работала уборщицей в долинской больнице НКВД вплоть до своего освобождения в 1947 году (позже она была вновь арестована и выслана опять-таки в Казахстан, теперь уже в Джамбульскую область, где прожила в ссылке до 1954 года).

Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года священник Исмаил Базилевский прославлен в лике святых. Позднее были канонизированы инокини Серафимо-Дивеевского монастыря преподобномученицы Марфа и Пелагея (Тестовы), с ними -- преподобноисповедница Матрона (Власова). Со временем, возможно, мы узнаем и о других страстотерпцах, пострадавших за веру в лагерных отделениях Карлага.

Город Акмолинск (позднее Целиноград, ныне столица Казахстана Астана) расположен на правом берегу реки Ишим. Акмолинск был основан русскими казаками в 1830 году как крепость Акмолы, которая стала центром торговли и сборным пунктом караванов, шедших из Ташкента и Бухары в Европейскую Россию.

Акмолинск до 1917 года традиционно служил местом ссылки революционеров, он находился на большом расстоянии от других крупных городов. Например, до ближайшей железнодорожной станции -- города Петропавловска насчитывалось около 500 верст. В 1929 году Акмолинск был соединен железной дорогой с Петропавловском, в 1931-м -- с Карагандой.

Одной из первых в 1855 году в степях Прииртышья казаками станицы Акмолинской была построена Константино-Еленинская церковь. В 1930-е годы, когда Акмолинск стал пересыльным пунктом для репрессированных, ссыльные приходили помолиться в этот храм. В 1938 году церковь закрыли, сняли кресты, колокола, разобрали колокольню. Помещение передали под историко-краеведческий музей, при котором организовали антирелигиозный отдел. Другим храмом был великолепный Александро-Невский собор. Здесь, в частности, хранилась переносная икона с надписью: «Икона Святителя и Чудотворца Николая Мирликийского, пожалована в Александро-Невскую города Акмолинска церковь благочестивейшим Государем Императором Николаем Александровичем в благословение Степному краю».

В 1930 году Александро-Невский собор был закрыт. Здание постоянно претерпевало реконструкции, к 1940 году его окончательно разрушили...

Священномученик Павел Гайдай ²⁴ в юные годы окормлявшийся у святого праведного Иоанна Кронштадтского, оказался в Акмолинске в 1934 году после двух ссылок в Туруханский край. За ним, как и в предыдущие ссылки, последовали его матушка, которая была старше его почти на 30 лет, и с которой они, по благословению духовника, жили как брат с сестрой, две приемные дочери и около 20 духовных чад.

О пребывании в Акмолинске с отцом Павлом вспоминает его духовная дочь Прасковья Григорьевна Заикина: «В августе 1934 года я в первый раз приехала к батюшке в Акмолинск. Следом за мной приехал с Украины мой отец и помог построить ему маленький саманный домик. Батюшка говорил: „Георгий, строй, здесь со временем монахини будут жить“. После ареста отца Павла в домике жили его духовные дочери, которых преподобный Севастиан Карагандинский постриг в монашество. Здесь они доживали свои дни и умерли в этом домике».

Отец Павел придерживался строгого устава. Вставал очень рано и перед чтением утреннего правила совершал 1000 Иисусовых молитв с земными поклонами... Посты держали очень строго. Великим постом на первой, Крестопоклонной и Страстной седмицах пищу не вкушали. Молиться с батюшкой было легко, от поклонов не уставали, и есть не хотелось. Все старались придерживаться этих правил».

Отец Павел не благословлял своих духовных чад уезжать из Акмолинска, который в то время состоял из землянок, разбросанных по степи. Батюшка говорил: «А какой здесь город будет большой, да еще монастырь откроется!.. Ваше место только здесь!» В 1970 году действительно при Константино-Еленинской церкви в Акмолинске образовался нелегальный монастырь: его первыми насельницами стали духовные чада священномученика Павла и освободившиеся в 1940-х -- начале 1950-х годов из заключения монахини. Официально монастырь был зарегистрирован лишь в 1992 году и назван в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших». А город Акмолинск отстроился и расцвел. Теперь это Астана, столица Казахстана.

Батюшка говорил, что придет время, когда снова будут строить церкви и монастыри. Его спросили: «А кто же будет строить?» Он ответил: «Кто ломал, тот и будет строить».

17 октября 1935 года отца Павла вновь арестовали. Некоторое время он находился в акмолинской тюрьме. Когда наступил Рождественский пост, батюшка старался держать его. За это над ним издевались и насильно пытались заставить его есть скоромную пищу. В январе 1936 года отец Павел был осужден к 10 годам лагерей и направлен в Карлаг НКВД.

Из лагеря батюшка тайно передавал через верных людей письма духовным чадам с ответами на их вопросы. Иногда отец Павел сообщал сведения, касающиеся лично его: «О себе напишу, что очень слабый стал. Весь организм стал плохой… Сегодня пятница, Феодора Тирона день. Уже пятый день поста. Как это вспомнишь, что я -- лишенный служения, горько плачу. Куда-нибудь скроюсь и там плачу» ²⁵.

31 июля 1937 года отца Павла направили на лагерную «командировку» Караган, где по болезни он уже не мог выходить на работу. Несмотря на это, батюшка был вновь арестован и 31 августа приговорен к расстрелу. Приговор привели в исполнение 5 сентября 1937 года. Духовные чада отца Павла не имели о нем никаких сведений. В 1947 году поехала в Караганду к старцу Севастиану духовная дочь батюшки Анна Ивановна Рыбаченко спросить, как молиться за отца Павла: о упокоении или о здравии. Старец Севастиан благословил ее пожить три дня в Караганде, а через три дня сказал: «Молитесь за упокой. Отец Павел умер насильственной смертью» ²⁶...

Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года священник Павел Гайдай прославлен в лике святых. Священномученика Павла почитают ныне в Астане, в Караганде, в Одессе, в Санкт-Петербурге.

В годы репрессий в сорока километрах от города Акмолинска в селении Малиновка было организовано еще одно из крупнейших отделений Карлага. Называлось оно АЛЖИР. Здесь отбывали срок в основном вдовы расстрелянных военачальников и известных государственных деятелей страны.

Дорога в лагерь была неимоверно тяжелой. Из воспоминаний узницы АЛЖИРа: «В вагоне площадью 25 кв. метров нас помещалось до 70 человек. Нас везли не как скот -- по сравнению с нами коров и свиней возят с комфортом... Иногда конвой бросал нам охапку дров. Топили экономно, чаще сутками не было ни полена, и теплушка грелась лишь нашим дыханием. Потом в лагере рассказывали, что иногда этапы приходили на место назначения не с людьми, а с замороженными трупами...»²⁷

Следование в Казахстан этапом продолжалось иногда по три-четыре месяца. Некоторые, едва выдержав нечеловеческие условия пути, умирали сразу же по прибытии к месту ссылки. Так, после мучительного этапа умерла в Акмолинске игумения Афанасия (в миру Александра Васильевна Лепешкина) ²⁸. Она была из рода знаменитых московских купцов-благотворителей. В 1919 году она постриглась в Зосимовой Троице-Одигитриевой пустыни, через год была назначена -- с возведением в сан игумении -- настоятельницей монастыря. Еще через год Патриарх Тихон наградил ее золотым наперсным крестом. В 1931 году игумению Афанасию и послушницу монастыря Евдокию Бучиневу арестовали и приговорили к 5 годам ссылки в Казахстан. Игумения была слабого здоровья. На второй день по прибытии этапа на место она умерла. День спустя умерла и ее послушница Евдокия. (Впоследствии обе были прославлены как преподобноисповедницы.)

В лагере, кроме упоминавшейся нами ранее работы на вышивальной фабрике, заключенным женщинам приходилось выполнять и другие работы, причем в тяжелейших условиях. В 1938--1939 годах морозы достигали шестидесяти четырех градусов, и это -- при сильнейшем ветре, скорость которого порой превышала сорок метров в секунду. Самой мучительной работой была заготовка камыша, который использовался при строительстве бараков и как топливо, но давал так мало тепла, что температура в бараках не поднималась выше шести-восьми градусов. Заключенных женщин водили строем в сопровождении охраны с собаками. Гнали всех на неокрепший лед, и люди не раз проваливались ²⁹.

В числе заключенных Акмолинского лагеря были монахини из московских и других российских монастырей.

Преподобномученица Евдокия (Андрианова), монахиня, подвизалась в одном из монастырей Московской епархии. Арестована она была в 1932 году и приговорена к лишению свободы сроком на 3 года. После возвращения из мест заключения она работала уборщицей в школе в родном селе, но с начала 1937 года по состоянию здоровья уже не могла работать. Тем не менее, она была вновь арестована и 21 ноября 1937 года приговорена к лишению свободы сроком на 8 лет.

Монахиня Евдокия поступила в отделение Карлага АЛЖИР с московским этапом 20 декабря 1937 года. Здесь в 1942 году она была вновь арестована. Вместе с монахиней Евдокией арестовали еще одиннадцать верующих женщин-заключенных, получивших ранее различные сроки -- от 2 до 10 лет. Все были крестьянского происхождения. Вот их имена: Наталия Семеновна Карих, Анна Антоновна Водоланова, Акилина Степановна Дубовская, Наталия Федоровна Копытина, Александра Михайловна Смолякова, Ирина Лаврентьевна Гуменюк, Ксения Михайловна Радунь, Ксения Ивановна Дударенко, Домна Ефимовна Василькова, Татьяна Игнатьевна Кушнир, Иустина Матвеевна Меланич.

Все они, кроме Иустины Меланич, 20 апреля 1942 года были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны. (Иустина Меланич осуждена на 10 лет лишения свободы и умерла в заключении.)

Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года монахиня Евдокия и все проходившие с ней по одному следственному делу прославлены в лике святых.

Одним из самых почитаемых святых земли Казахстанской стал схиархимандрит Севастиан, старец Карагандинский ³⁰. Его жизнь была продолжением жизни во Христе богоносных Оптинских старцев, от которых он унаследовал духовные сокровища святоотеческой традиции. Но помимо школы старчества преподобным Севастианом была пройдена еще «духовная академия Карлага», где он провел в заключении шесть лет. Страдания, перенесенные в лагере, еще более очистили и закалили его душу, приблизили к Богу, укрепили в нем веру во Христа, научили еще самоотверженнее любить людей. Митрополит Алма-атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов) говорил о старце: «Батюшка Севастиан преподобненький, блаженный Старец, по ночам много плакал и молился. И об этом знал только Бог и он... Он все терпел со смирением, молясь Богу о спасении и вразумлении. И вот за его слезы и молитвы ко Господу благодать Святаго Духа будет на Караганде до Второго пришествия».

Блаженный старец схиархимандрит Севастиан родился в бедной крестьянской семье и был младшим из трех братьев. Из детских впечатлений особенно памятным для него было посещение вместе с родителями в 1888 году старца Амвросия в Оптиной пустыни. Стефану было тогда четыре года, но он хорошо запомнил эту встречу и ласковые глаза старца. Стефан рано осиротел: он лишился отца в четыре года, а матери в пять лет. Старшему брату Илариону было в то время семнадцать лет, среднему, Роману, -- восемь. Чтобы справиться с хозяйством и укрепить семью, через год после смерти родителей Иларион женился. Рано узнав горечь сиротства, будущий батюшка Севастиан впоследствии всегда понимал и жалел сирот, которых немало встречалось на его жизненном пути ³¹.

Стефан был больше привязан к брату Роману за его мягкий нрав и доброе сердце. Роман же избрал путь иноческой жизни и в 1892 году упросил Иллариона отвезти его в Оптину пустынь; он был принят послушником в Иоанно-Предтеченский скит и в 1908 году принял монашество с именем Рафаил. Радостным утешением для Стефана в зимнее, свободное от крестьянской работы время было посещать брата в Оптиной пустыни. Эти свидания оказали большое влияние на Стефана и он, возжелав стать монахом, вскоре тоже поступил в скит Оптиной пустыни. 3 января 1909 года он был назначен келейником к старцу Иосифу.

Находясь при старце, Стефан обрел в нем великого духовного наставника. Впоследствии он вспоминал о том времени: «Жили мы (еще один келейник) со старцем, как с родным отцом. Вместе с ним молились, вместе кушали, вместе читали или слушали его наставления». Старец очень любил Стефана, говорил, что он «нежной души». Но отец Иосиф был уже на закате своих лет и силы оставляли его. Он скончался 9 мая 1911 года. После кончины старца Иосифа в его келию перешел жить старец Нектарий, Стефан стал его келейником. Отец Нектарий также полюбил Стефана, называл его «благодатным». Так под старческим руководством духовно возрастал будущий исповедник веры отец Севастиан. Великая любовь к ближним, милосердие и сострадание привели его к тому, что он принял на себя бремя старчества в исключительно трудное для Русской Православной Церкви время. В 1912 году Стефан был пострижен в рясофор. В следующем году скончался от туберкулеза его любимый брат, монах Рафаил, приняв за день перед кончиной великую схиму.

В 1918 году декретом СНК Оптина пустынь была закрыта, но до 1923 года монастырь продолжал существовать в качестве сельскохозяйственной артели. На пятой неделе Великого поста в 1923 году церковные службы были запрещены. В стенах Оптиной пустыни начала работать ликвидационная комиссия. Скит был также закрыт, на территории монастыря разместился музей. Большинство монашествующих, в их числе и отец Севастиан, перебрались в Козельск и близлежащие деревни. А в марте 1923 года был арестован старец Нектарий и выслан за пределы губернии. Отец Севастиан часто навещал старца в изгнании, а после его кончины в 1928 году стал служить, согласно старческому благословению, на приходе -- в Ильинской церкви города Козлова. Настоятелем Ильинской церкви был протоиерей Владимир Нечаев (отец будущего митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима). Вскоре протоиерея Владимира арестовали. Тогда отец Севастиан, будучи еще совсем молодым человеком, взял на себя попечение об его семье: матушке Ольге и детях. Всю жизнь хранил в своем сердце любовь и благодарность к отцу Севастиану владыка Питирим.

В Козлове отец Севастиан вел активную борьбу с обновленцами, поддерживал связь с бывшей в рассеянии братией Оптиной пустыни. К нему под его окормление приехали сестры по духу -- инокини Шамординского монастыря Феврония, Агриппина, Варвара. В это время в Козлове проживали и другие монахи и монахини из разоренных обителей, а также миряне, посещавшие прежде Оптину пустынь. Это не могло не обратить на себя внимания местных властей.

25 февраля 1933 года отца Севастиана вместе с инокинями Агриппиной, Февронией и Варварой арестовали и отправили в Тамбовское ОГПУ, где они находились под следствием. На допросах следователь выяснял отношение отца Севастиана к советской власти, на что батюшка отвечал: «На все мероприятия советской власти я смотрю, как на гнев Божий, и эта власть есть наказание для людей. <...> Нужно молиться, молиться Богу, а также жить в любви, тогда только мы от этого избавимся». Тройкой ПП при ОГПУ по НЧО 2 июня 1933 отец Севастиан был приговорен к 7 годам заключения в исправтрудлагерь.

Инокини Феврония и Варвара не были тогда осуждены. Матушка Агриппина была выслана на Дальний Восток, но через год ее освободили.

Спустя много лет батюшка рассказывал о своем пребывании в Тамбовском ОГПУ: «Было у меня такое испытание: когда меня принуждали отречься от Православной веры, то поставили в одной рясе на всю ночь на мороз и стражу приставили. Стража менялась через каждые два часа, а я бессменно стоял на одном месте. Но Матерь Божия опустила на меня такой „шалашик“, что мне было в нем тепло. А утром меня повели на допрос и говорят: „Коль ты не отрекся от Христа, так иди в тюрьму“».

Отца Севастиана отправили в Тамбовскую область на лесоповал. Некоторые духовные чада, узнав о месте его заключения, поселились неподалеку от лагеря, приносили батюшке передачи, поддерживали его как могли. А через год отец Севастиан был переведен в Карагандинский лагерь, в поселок Долинка, куда он прибыл 26 мая 1934 года.

Именно в этой юдоли слез, где, казалось бы, нельзя выжить, где невозможно остаться человеком, довелось старцу Севастиану провести шесть лет в заключении. О своем пребывании в лагере батюшка вспоминал, что там били, истязали, требовали одного: отрекись от Бога. Он отвечал: «Никогда». В наказание его помещали к уголовникам.

По слабости здоровья батюшка работал в лагере хлеборезом, сторожем складов. В ночные дежурства он не позволял себе спать, нес молитвенный труд. И начальство, приходя с проверкой, всегда заставало его бодрствующим. В последние годы заключения отец Севастиан был расконвоирован, жил в каптерке, возил на быках воду для жителей Центральных промышленных огородов. Бывало, зимой привезет воду, подойдет к быку и греет об него окоченевшие руки. Ему принесут и подарят варежки. А на следующий день он опять приезжает без варежек (подарил кому-нибудь или отобрали) и снова греет руки о быка. Когда по ночам батюшка замерзал в своей ветхой каптерке, то забирался в сарай к животным и согревался их теплом.

Жители поселка полюбили батюшку и стали приносить ему продукты -- пироги, сало. Постное он кушал, а сало отвозил заключенным в отделение. Посты не нарушал: если давали баланду с кусочком мяса, он это не ел, а менял на лишнюю пайку хлеба.

В 1936 году, освободившись из ссылки, с Дальнего Востока к отцу Севастиану приехала инокиня Шамординского монастыря Агриппина. Батюшка благословил ее купить саманный домик в поселке Большая Михайловка на окраине Караганды. Домик был куплен на Нижней улице -- амбарик старенький с прогнувшимся потолком. В 1938 году приехали инокини Феврония и Варвара. Потом съехались и другие матушки, которые поселились в соседнем поселке Тихоновка.

Духовные чада батюшки в воскресные дни навещали его в Долинке. Кроме продуктов и чистого белья, они привозили Святые Дары, поручи, епитрахиль. Все вместе выходили в лесок для исповеди и причастия. Со временем и заключенные, и даже лагерное начальство полюбили батюшку. Многих заключенных отец Севастиан привел тогда к вере. Так любовь и смирение побеждают вражду и злобу.

Батюшку освободили 29 апреля 1939 года -- накануне праздника Вознесения Господня. Старец поселился с матушками в Большой Михайловке. В доме вставали очень рано, вычитывали положенное правило, потом сестры шли на работу, а батюшка оставался дома, занимался хозяйством.

В 1944 году общинкой по благословению батюшки был куплен на Западной улице дом побольше, в нем сразу же оборудовали домовую церковь для тайных богослужений. Матушки недоумевали, зачем нужно устраиваться в новом доме, «ведь не век же здесь вековать». «Вот кончится война, -- говорили они, -- и поедем на родину». «Нет, сестры, -- отвечал батюшка, -- здесь будем жить. Здесь вся жизнь другая и люди другие -- душевные, хлебнувшие горя... Мы здесь больше пользы принесем, здесь наша вторая родина». Так и остались все рядом с батюшкой -- до конца, до самой смерти.

Шло время. Жители Михайловки, узнав об отце Севастиане, стали приглашать его в свои дома. Разрешения на совершение треб не было, но батюшка ходил безотказно. Народ в Караганде был верный -- не выдадут. Почти ежедневно старец вставал в три часа утра и шел со своими послушницами по пустынным улицам Караганды служить Литургию. Окна в доме, где проходило богослужение, плотно завешивались одеялами. Поддерживая традиции, унаследованные в Оптиной пустыни, батюшка совершал богослужения по монастырскому уставу, ничего не сокращая. Впоследствии в беседе со своими духовными чадами преподобный Севастиан рассказывал, что Господь неизреченно утешал своих верных рабов «сущих во узах», и те благодатные службы, которые тайно совершались в лагере или в шахтерских землянках, запомнились всем исповедникам на всю оставшуюся жизнь.

Не только в Михайловке, но и в других районах полюбили батюшку, поверили в силу его молитв. Со всех концов России в Караганду стали съезжаться духовные чада старца -- монашествующие и миряне, ищущие духовного руководства. Он всех принимал с любовью и помогал устроиться на новом месте. Жизнь верных чад старца Севастиана была примером порядка. Их называли «батюшкины», говорили, что добрая половина Михайловки -- негласный монастырь. Отец Севастиан собирал вокруг себя остатки крестьянских семей, в основном, вдов и детей-сирот, уцелевших после трагедий насильственного переселения, лагерей, ссылок.

Преподобный Севастиан был строг и добр, проникновенен и своеобразен. Он испытывал сердца приходящих к нему, давал им не только утешение, но и наставлял на путь подвига. Он смирял и ставил человека перед духовными трудностями, не боясь и не жалея его малой человеческой жалостью, потому что верил в достоинство и разумное свойство души, в великую силу благодати Божией. Всем православным карагандинцам хорошо известны слова преподобного старца: «Возлюби чистоту, яко зеницу ока, да будешь храм Божий и дом вожделенен. Невозможно бо без целомудрия присвоиться с Богом».

Батюшка часто ездил в поселки Дубовка, Сарань, на Федоровку, в Топар. На дому крестил, на дому отпевал. Бывал он и в поселке Долинка, где прежде отбывал срок заключения. Там сохранился крест на дереве, который батюшка своей рукой вырезал. Потому что в Долинке, «почти под каждым деревом человек похоронен, заключенный, почти под каждым деревом могила» ³².

Но особенно батюшка любил бывать в поселке Мелькомбинат. Он говорил, что в Михайловке у него «Оптина», а на Мелькомбинате -- «Скит». Туда он направлял своих сирот и вдов, покупал им домики и опекал их. И когда он приезжал на Мелькомбинат помолиться, люди бросали все свои дела и заботы и спешили туда, где находился батюшка.

Он часто ходил с монахинями на кладбище, что располагалось за поселком Тихоновка. Там посередине кладбища находились захоронения спецпереселенцев, по 150–200 человек в одной могиле. Их, умерших от голода и болезней, зарывали без отпевания, не было над захоронениями ни насыпей, ни крестов. Старец, стоя у этих могил, сказал как-то: «Здесь день и ночь, на этих общих могилах мучеников, горят свечи от земли до неба». И был батюшка молитвенником за всех них.

Население Караганды в те годы составляли прикрепленные к угольным шахтам с пометкой «навечно» спецпереселенцы, а также освобождавшиеся со справкой «вечная ссылка в Караганду» бывшие узники Карлага. Более двух третей населения города не имело паспортов. Жили эти люди в темных чуланах, землянках и сарайчиках, совершенно непригодных для жилья, и каждые десять дней обязаны были ходить отмечаться в комендатуру.

Но, несмотря на все усилия безбожных властей, направляемые на разрушение Церкви, люди, окружавшие старца, своей жизнью и смертью утверждали торжество Православия. Ибо «истина тогда ликует, когда за нее умирают», -- говорил преподобный Севастиан. Именно святоотеческие традиции привились в Караганде, дали всходы и принесли плоды. В ноябре 1946 года по благословению старца православные жители Большой Михайловки подали в соответствующие местные органы власти заявление о регистрации религиозной общины и, конечно, получили отказ. В течение нескольких лет верующие добивались открытия храма: писали в Москву, ездили в Алма-Ату, но все усилия их оставались тщетными. Только в 1953 году был зарегистрирован в Большой Михайловке на Западной улице молитвенный дом (без права совершения Божественной литургии). Литургию батюшка мог служить только тайно на частных квартирах верующих. Но, наконец, в 1955 году было получено разрешение и на открытие церкви.

Сразу же приступили к переоборудованию дома в храмовое здание. На крыше соорудили маленькую главку с крестом. Власти запретили поднимать здание даже на сантиметр. Тогда батюшка благословил в одну ночь тайно собраться и углубить на один метр пол в церкви. В ту же ночь настелили досками пол, и утром в храме уже был совершен молебен. А в день великого праздника Вознесения Господня церковь освятили в честь Рождества Пресвятой Богородицы.

Священников батюшка подбирал сам. Сначала приглядывался к человеку, потом призывал и говорил: «А вам бы надо быть священником». Так было с Александром Павловичем Кривоносовым, занимавшим руководящую должность по аграрному хозяйству при Облисполкоме. Потом батюшка пригласил к служению отца Серафима Труфанова, отца Павла Коваленко.

К началу 1950-х годов относится приезд в Караганду двух подвижниц, с которыми отец Севастиан был знаком еще по Оптиной пустыне, -- монахини Анастасии (Шевеленко) и инокини Агнии (Стародубцевой). Мать Агния была духовной дочерью Оптинского старца Варсонофия. Она родилась слепой, но по молитвам родителей у святых мощей святителя Митрофана Воронежского девочка прозрела. Господь не только исцелил ее, но и наградил даром художника. С юных лет она обучалась искусству иконописи в Знамено-Сухотинском монастыре и со временем стала прекрасным иконописцем. В нoябре 1919 года Знaменo-Cухoтинский мoнастырь был рaзогнан бoльшевиками, и мaть Агния пoселилась в гoроде Нoвопехорске Воронежской области. Впоследствии матушка писала в cвoeм днeвникe: «Гocпoди, пoмoги пeрeжить вce нaстоящее, дaй мнe cилы и тeрпeния. Тeпeрь мнe нужнa мудрocть, чтoбы caмoй рeшaть ceрьeзныe вoпрocы, ocтaвaяcь oднoй нa чужoй cтoрoнe. 1929 гoд, фeврaля 18 дня».

Старец Севастиан вызвал ее из России, чтобы мать Агния написала иконы для основанного им мoлитвeннoгo дoмa. Ею было написано большинство икон, которые до сего дня находятся в Богородице-Рождественской церкви: образ Спасителя с Евангелием, Пресвятой Троицы, Вознесение Господне, Бегство в Египет, Воскресение Христово и другие. Матушка Агния написала иконы и для других храмов Казахстана: церкви Архангела Михаила в Караганде, церквей в поселках Щучинское, Боровское, Осакаровка. По просьбе владыки Иосифа (Чернова) она написала много икон для алма-атинских храмов. В 1956 году инокиня Агния, по благословению Святейшего Патриарха Алексия I, была пострижена в мантию. 17 мaртa 1976 года пocлe принятия Cвятых Христовых Тaин мaть Aгния мирнo отошлa ко Гocпoду.

Ее сподвижница, монахиня Анастасия, была духовным чадом Оптинского старца Нектария. По его благословению матушка приняла подвиг юродства: она часто совершала поступки, противоречащие здравому смыслу, значение которых открывалось только впоследствии. В гoды гoнeний мать Анастасия несколько лет провела в лaгeрях. Пocлe ocвoбoждeния ee выслали в Кoкчeтaв нa пoceлeниe. Обе старицы были наделены благодатными дарами, многое прозорливо предсказывали, но, имея глубокое смирение, продолжали жить под старческим водительством преподобного Севастиана. Мать Анастасия умерла 13 апреля 1977 года. Перед смертью она была пострижена в схиму. Обе старицы похоронены на Михайловском кладбище города Караганды.

Неутомимое подвижническое служение отца Севастиана Православной Церкви продолжалось в течение пятидесяти семи лет -- с 1909 по 1966 год.

22 декабря 1957 года архиепископом Петропавловским и Кустанайским Иосифом (Черновым) отец Севастиан был возведен в сан архимандрита, а в 1964 году награжден архиерейским посохом (случай беспрецедентный). Перед блаженной кончиной старец принял от своего духовного сына епископа Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева) постриг в великую схиму. Он же, владыка Питирим, проводил старца в последний путь. Схиархимандрит Севастиан почил о Господе на Радоницу 19 апреля 1966 года и был погребен на Михайловском кладбище на окраине Караганды.

В духе любви воспитывал батюшка всех своих чад -- как монашествующих и священников, так и мирян. После блаженной кончины преподобного они продолжили его духовное делание. Большемихайловский храм, собравший под свой кров людей подвижнической жизни, в 1998 году был обращен в Богородице-Рождественский женский монастырь. Один из преемников старца, архимандрит Петр (Горошко), исполнял послушание духовника этого монастыря. Настоятельница монастыря игумения Севастиана (Жукова) также возрастала под старческим руководством. Воспитанный преподобным Севастианом протоиерей Александр Киселев – ныне настоятель Свято-Введенского собора, построенного по пророческому благословению старца недалеко от Мелькомбината. Все эти люди являются хранителями духовных традиций и ревностными исполнителями заветов любви, завещанных преподобным Севастианом.

Митрополит Иосиф (Чернов), не раз посещавший Караганду уже после кончины старца, говорил: «Батюшка насадил здесь виноград, который потом и слезами вырастил». Действительно, не только в Караганде, но и почти во всех поселках Карагандинской области, которые окормлял старец Севастиан, ныне образованы приходы, обустроены церкви, совершаются богослужения. В Караганду со всех концов Казахстана и России приезжают многочисленные почитатели преподобного Севастиана, чтобы по молитвам у его святых мощей получить совет и духовную помощь.

В октябре 1997 года по решению Синодальной комиссии по канонизации святых и благословению Святейшего Патриарха Алексия II состоялось местное прославление в лике святых преподобноисповедника схиархимандрита Севастиана Карагандинского. В том же году 22 октября были обретены святые мощи старца и положены в большемихайловском храме Рождества Пресвятой Богородицы. Второго мая 1998 года мощи преподобного торжественным крестным ходом были перенесены в Свято-Введенский собор, ставший главным храмом города Караганды. В августе 2000 года на Юбилейном Архиерейском соборе Русской Православной Церкви имя преподобноисповедника Севастиана было внесено в списки Собора новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.

«Кому уподобим тя, Севастиане, отче наш? Сергию ли, землю Русскую якоже кокош под криле собравшему? Серафиму ли, всякий подвиг подъявшему и любовию сердца огорченная воспламенившему? Амвросию ли, словесы медоточными напитавшему души? С ними ныне помяни град Караганду и страну, юже зело возлюбил еси» ³³.